Багровые волны

1

Яркое летнее солнце заливает своим светом колышущуюся от горизонта и до горизонта океанскую зыбь. Редкие облака отбрасывают на волны легкую тень. Небо пустынно, ни черточки, ни следа от самолета. Только одинокий альбатрос парит над океанским простором. Птица расправила крылья и плывет над восходящим потоком воздуха. Глаза морского охотника ощупывают катящиеся по серой водяной шкуре волны. Не плеснет ли где рыба? Не мелькнет ли в волнах плавничок?

Нет. Все вокруг тихо, мирно и пустынно. Слышна только вечная разносящаяся над волнами песнь ветра. Океан кажется безжизненным, лениво дремлющим под жарким экваториальным солнышком.

Вдруг глаза альбатроса замечают нечто плывущее против поперек волн. Гребень из трех труб режет волны, оставляя за собой короткие, затухающие буруны. Птица лениво шевелит крылом, подправляя курс по направлению к непонятному морскому обитателю.

Странное существо продолжает свое неторопливое, совершенно независимое от волн, ветра и течения движение. Нет, альбатрос никогда раньше не встречал такое существо. Невиданный, совершенно незнакомый морской зверь. Птица издает громкий полный возмущения и разочарования крик и взмахивает крыльями. Нет, рыбкой тут не разжиться. Морской зверь продолжает свое неторопливое движение. Над третьей, более низкой и толстой трубой зверя вьется легкий почти незаметный дымок. К небу поднимается теплая струя воздуха от тяжелого дыхания морского животного.

Если бы альбатрос мог видеть сквозь водную толщу, он бы понял, что трубы это только тонкие усики, растущие на высоком горбу огромного стального зверя. Когда этот обитатель морских глубин всплывает на поверхность, любому видно, что он крупнее самого большого кита, превосходит по размерам любого, когда-либо жившего на земле морского обитателя. Да и плавает он куда быстрее кита, и может держать 17-и узловый ход сутками напролет.

Естественно это не зверь, а подводная лодка. Океанский странник, построенный людьми охотник, истребитель подводным водоизмещением в 2300 тонн, несущий в своем стальном чреве 72 человека экипажа. Корабль носил имя Б-27, всего 2 года назад он родился на стапелях Северного Машиностроительного Предприятия в Молотовске и вошел в состав Северного флота СССР. В списках североморцев подводная лодка продержалась восемь месяцев. Ровно столько времени, сколько потребовалось экипажу освоить корабль. В начале 1950го года субмарину перевели в Плимут и включили в состав советского Атлантического флота.

— Как обстановка? — бодрым голосом прогудел командующий первой бригадой подплава Виктор Котлов, заглядывая на центральный пост.

— Порядок, товарищ контр-адмирал, — отрапортовал старпом.

Капитан-лейтенант Зубко отложил в сторону судовой журнал и вытянулся по стойке смирно. В этот момент на лице старпома отразилась целая гамма противоречивых чувств: это и досада оторванного от дела человека, и раздражение на не вовремя появившегося на центральном посту адмирала, и невольное чувство уважения, возникающее у подводника при встрече со знаменитым героем войны. Всего доля секунды, и старпом взял себя в руки, сейчас на Котлова глядело лицо чуточку уставшего, занятого, уверенного в себе и своих людях человека.

— Вольно. И расслабьтесь, молодой человек — улыбнулся контр-адмирал, проводя рукой по своему гладко выбритому подбородку. Это счастье, невиданное в молодости удовольствие бриться на подводной лодке и умываться каждый день.

Виктор Котлов хорошо понимал чувства вахтенного командира, сам был таким в молодости. Тридцатилетний командир над экипажем молодых бесшабашных парней. В тридцатые годы в званиях росли быстрее, больше была ответственность, риск, а техника наоборот, хуже.

— Гидроакустики докладывают, контакт. Дистанция 46 кабельтовых, пеленг 2 румба влево, подводная лодка — доложил командир БЧ-4, не снимая наушников.

— Лейтенант Бергадзе, продолжайте наблюдение — реагирует старпом, и добавил — это "Махновский бегемот" топает. Простите, товарищ контр-адмирал, предположительно идет наша Б-32 под командованием капитана второго ранга Махнова — поправился Станислав Зубко.

— Бегемот, говорите — хмыкнул Котлов.

Меткое народное прозвище лучше всего характеризовало проведенную с Б-32 операцию. Корабль еще иногда называли "беременной «Букой». Совершенно секретная разработка, первый советский носитель атомного оружия. И уродец, каких еще поискать.

Как командующий бригадой слышал, урановые бомбы штука страшная, необычайной разрушительной мощи. Одна такая бандура равноценна армаде тяжелых бомбардировщиков, выжигавших в 44–46 м годах японские города. И как у любого супероружия, достоинства атомной взрывчатки компенсируются ее недостатками. Боевая часть получается очень большой и тяжелой. Бомбу может нести только сверхтяжелый многомоторный бомбардировщик наподобие наших Ер-6 и Ту-4, американских Б-29 или немецких Ме-278. И делается такая бомба долго и сложно, на нее идут остродефицитные материалы.

Подводная лодка Б-32 еще на стапеле стала жертвой наших оружейников, решивших любой ценой впихнуть новое оружие в подводную лодку, не считаясь ни с ценой, ни со здравым смыслом. В итоге с новенькой большой подлодки серии 611 сняли почти все торпедные аппараты, убрали запасные торпеды, сняли одну артиллерийскую установку, а к подводной части легкого корпуса пристыковали два внешних торпедных аппарата калибра 1430 мм.

Характеристики торпеды Т-14 поражали воображение: чудовищный калибр, длина в 24 метра, дальность хода 21 морская миля на скорости 34 узла. Предназначалось это болезненное детище НИИ «Гидроприбор» для ударов по вражеским портам и эскадрам с предельной дистанции.

К сожалению, когда строили это чудо, всей научной братией насиловали нормальную субмарину, учесть мнение моряков забыли. В итоге Б-32 оказалась тихоходной, неустойчивой на курсе, приобрела отвратную привычку к рысканью на перископной глубине. Для экипажа выходы в море превратились в сущее мучение. Дальность плавания тоже резко упала.

Виктору Котлову искренне было жаль своего старого сослуживца Эммануила Махнова. Бедняга так надеялся получить боевой корабль, стать полноправным командиром, и вот тебе! Назначили на "беременную «Буку». Любой от такого подарка судьбы призадумается о смысле бытия и тщетности своих потуг принести пользу обществу. Иной может запить, наплевать на службу, опуститься.

Кто угодно, но не Махнов. Нулила Махнов — как его называли близкие друзья — в свое время быстро поднялся по политической части, во время Английской войны служил помполитом на подлодке Д-3. Немало он тогда попил крови Котлову, все больше не из вредности, а по неграмотности и своему неуемному энтузиазму. Был ранен, долго лечился. В госпитале Махнов и взялся за ум, попросил друзей прислать хороших книг, тетради с лекциями наставников военных училищ и серьезно занялся своей подготовкой.

К знаменитому двадцатому партсъезду 46-го года отменившему руководящую роль партийных органов, Махнов уже был достаточно грамотным и опытным офицером-подводником, получившим допуск к самостоятельному несению вахты и управлению подводным кораблем. Он безболезненно перевелся командиром БЧ-2-3 на североморскую С-26 и продолжил службу.

В отличие от других помполитов Эммануилу, повезло, вместо перевода в тыловые части или увольнения остался на подплаве. Прошло совсем немного времени, и Махнова вновь перевели, на этот раз в Плимут, главную базу Атлантического флота и назначили старпомом корабля С-88 новой подводной лодки 613го проекта. И вот весной 50го года Махнову присвоили капитана второго ранга и вызвали в Ленинград принимать свой корабль. До встречи с заводчанами бедолага и не подозревал, какое чудо с подбрюшьем ему досталось. А потом стало поздно.

— Мы искать U-бот? — в тесном помещении центрального поста появился фрегат-капитан Дитрих Борхерт проходивший в судовой роли как помощник штурмана, в действительности являвшийся военным наблюдателем Кригсмарине.

— Еще один — еле слышно прошептал старпом.

С точки зрения капитан-лейтенанта Станислава Зубко в этом походе на борту корабля было слишком много высокопоставленных гостей. Плохая примета. Или экипаж замучают придирками, или командир устроит показуху с утренними построениями на палубе, подъемом флага, и прочими формальностями, или вообще фортуна повернется к подводникам своим задним лицом, и тогда жди беды. Нет, что ни говори, а подводники не любят когда их назначают адмиральским кораблем со всеми вытекающими последствиями. Хуже бывает, только если на борту находятся иностранцы, и не в качестве пленных, а как друзья-союзники.

— Подходим к точке рандеву, гидроакустики слышат чужую подлодку — просветил немецкого коллегу Котлов.

— Гер контр-адмирал, «чужую» это есть означает американско, или советская?

— Выясним — кивнул в ответ командующий бригадой. — Подойдем поближе и выясним. А вахтенному начальнику не мешает вспомнить положения касающиеся порядка действий при обнаружении неизвестного корабля.

— Так точно, товарищ контр-адмирал — покраснел старпом не забывая вдавить кнопку.

По отсекам Б-27 зазвучала тревожная трель боевого сигнала. Готовность N2. Это означает — на боевых постах находится только вахтенная смена. Обе остальные смены отдыхают в непосредственной близости от постов, оружие и технические средства готовятся к немедленному использованию.

Вскоре на центральном посту стало тесновато. Через люки отсека протискивались спешащие по своим постам моряки. Один за другим прибежали те, кому по расписанию положено находится в третьем отсеке. Одним из первых пролез через комингс люка командир подлодки капитан второго ранга Дмитрий Самойлов. Как и положено командиру, он выслушал рапорты вахтенных и лично переговорил с гидроакустиками по внутрикорабельной связи.

— Поворот влево на один румб — скомандовал Самойлов и как бы невзначай включил громкую связь. С этого момента доклады всех постов передавались через установленные в отсеках динамики.

Хороший психологический прием. Виктор Котлов сам ввел это метод боевого управления и требовал того же самого от своих командиров подлодок. Опыт войны. Зажатые в тесноте отсеков моряки не видят и не слышат, что там творится над головой. Нервы не всегда выдерживают напряжение, пытку безвестностью. Людям остается только вслушиваться в шумы за бортом подлодки гадать, что же собираются делать командиры?

Возможность же слышать тоже самое, что и офицеры, получать информацию с наблюдательных постов, от гидроакустиков и радистов создает атмосферу причастности, сплачивает экипаж в один многоголовый и многорукий организм. Ошибки отдельных товарищей тоже становятся достоянием гласности, что заставляет моряков работать аккуратнее и внимательнее. Одно дело, когда забывшему проверить автоматику безпузырьковой стрельбы матросику сделает внушение старшина, и совсем другой оборот, когда его после боя вразумят такие же обитатели подвесных коек, матросы-срочники. Погибать то из-за чужого разгильдяйства никто не хочет.

— Сорок кабельтовых. Шумы раздваиваются. Пеленгуется вторая цель.

— Щелкните его гидролокатором — требует командир.

Пока идет сближение с неизвестными, Виктор Котлов берет немца за плечи и увлекает его за собой во второй отсек. Нечего мешать, людям работать. На центральном посту и так не повернуться.

Понг-понг-понг. Неприятный противный звон заставляет людей втянуть головы в плечи. Облучение вражеским гидролокатором. Мы уже на прицеле.

— Локаторное пеленгование подтверждает данные шумопеленгатора — бодро рапортует рубка акустиков — две подводные лодки. Лидирующая водоизмещением до полутора тысяч тонн, вторая крупнее, сигнал глухой, нечеткий. Амплитуда скачет.

— Как нечеткий? Включить фильтра — требует Самойлов.

— Дважды просвечивали, товарищ капитан второго ранга — обижается акустик, Котлов узнал голос: мичман Петренко, одно время плавали вместе на К-22.

— Сигнал расплывается.

— К черту сигнал! — вмешивается старпом, смущение, вызванное несвоевременным визитом контр-адмирала, прошло, сейчас это спокойный, ответственный, владеющий ситуацией офицер. — Пора всплывать, товарищ командир.

— Боевая тревога! Всплытие! Расчетам зенитных автоматов приготовиться!

В это время развалившийся на пристенной скамье в кают-компании, Котлов радостно улыбаясь, извлек из кармана трубку и кисет с табаком.

— Я понял! Это был противопокрытие — с этими словами немец постучал по декоративной панели облицовки.

— Противопокрытие? — Виктор Котлов недоуменно посмотрел на свою трубку.

— Покрывать корпус U-бот — пояснил Дитрих — мешает локатору, делает тише.

— Понял.

Речь шла о специальном покрытии корпусов подводных лодок. Флотские специалисты возлагали на это новшество большие надежды. Толстый слой мастики действительно рассеивал эхосигнал и немного сокращал дистанцию уверенного обнаружения подлодки локатором.

Одним из первых кораблей с антилокаторным покрытием была Б-32. Немцы тоже обливали свои новые подлодки упругим компаундом. И их покрытие было долговечнее и прочнее нашего. Что до американцев, то по данным флотской разведки, они еще до такого не додумались. Все экипажи докладывали, что эхосигнал от американских субмарин четкий, звонкий, идет без искажений.

Через три минуты люди почувствовали негромкий хлопок, и легкую качку. Слышно было, как во втором отсеке открыли люк, по трапу прогрохотали ноги артиллеристов. Включилась вентиляция отсеков, в помещениях сразу запахло морем.

— Пошли, проветримся — Котлов рывком вскочил на ноги, распахнул дверь кают-компании и поспешил в торпедный отсек.

Гость держался за контр-адмиралом след в след. Фрегатен-капитан Борхерт быстро освоился на советской подлодке. Дело житейское. Но в присутствии командира бригады, по-немецки эскадры, срабатывала приобретенная еще в кадетские годы привычка к чинопочитанию. Сам Котлов старался быть проще, авторитетом без необходимости не давил, но как-то само получалось, что молодые офицеры в его присутствии прекращали неуставные разговоры и вытягивались по стойке смирно. Касалось это и иностранцев, особенно не обремененных великими заслугами, высокими званиями и хорошими знакомствами.

Поднявшись на палубу, Виктор Николаевич первым делом закурил. Табачок хорошо успокаивает, прочищает мозги, немного расслабляет и помогает найти контакт с людьми. Пусть врачи ворчат, бурчат и капают на мозги, дескать — вредная привычка. А что в нашей жизни не вредно?! Зато от затяжки доброго трубочного табака жизнь кажется веселее и дышать легче.

На поверхности слабое волнение. Солнце светит. Облака по небу плывут. Вольготно и благостно так, что хочется наплевать на приличия и бултыхнуться в море с разбегу. Жаль, нельзя — люди не поймут, да и правилами безопасности пренебрегать нельзя. Остается наслаждаться редкими минутами прогулки на свежем воздухе, хорошим табаком и морскими пейзажами.

В последние годы многое изменилось. Подлодки больше ходят под РДП, люди с опаской смотрят на небо. А уж на палубу выйти — редкое дело. На новых кораблях даже рубки полностью закрытые. Новые времена, новые корабли, новые враги и новые способы борьбы за море. Воспоминания о прослушанных в академии лекциях вызвали на лице Виктора Котлова многозначительную ухмылку. Взаимодействие с авиацией, оборона транспортов, прикрытие соединений подводных лодок крейсерами и авианосцами — раньше о таком и помыслить не могли, фантастика.

Перекурив, контр-адмирал тщательно выколотил трубку о стойку леера. Пора спускаться вниз. Немец в это время с любопытством разглядывал носовую 57-мм спарку. Да, есть чему удивляться, на немецких подлодках ставят один 20-мм автомат с радарным наведением и все. Считают, что подлодка все равно не сможет отразить воздушный налет, а значит, нечего перегружать корабль.

Заглянув на центральный пост, Виктор Котлов первым делом поинтересовался обстановкой. Гидроакустики сохраняют контакт, оба объекта приближаются, повернули навстречу нашей подлодке. На радаре пока чисто. Что ж, через пару минут узнаем — «бегемот» это топает, или кого из чужаков нелегкая принесла.

Квадрат для сбора подлодок второго дивизиона контр-адмирал Котлов выбирал лично. Экваториальные воды, хорошая в это время года погода, пересечение морских путей связующих Южную Америку с Северной и с Европой — самый лучший район для разворачивания охотничьих завес. Самый лучший район для сбора ударной группы Атлантического флота.

Сегодня 23 июля 1951года командование флота объявило днем начала больших маневров "Линия терминатора". Это знали все участники маневров. Немногие же, в том числе и командующий второй бригадой подплава Атлантического флота контр-адмирал Виктор Котлов были в курсе, что "Линия терминатора" это только прикрытие крупнейшей за последнее время операции советского и германского флотов по срыву американской агрессии против Аргентины.

Командующий бригадой не знал, как нашему руководству стали известны планы американской военщины, не его уровень. Ему только сообщили, что в Аргентине зреет антиправительственный заговор, подогреваемый американскими магнатами, «ястребами» и местными наполеончиками. Законное правительство президента Хуана Перона не может справиться с опасностью своими силами, не может надеяться выстоять в случае прямой агрессии североамериканцев, а провокации очень вероятны, и по сему было вынуждено обратиться за помощью к СССР и национал-социалистической Германии.

Наши приняли предложение, согласились поддержать южноамериканскую демократию. Естественно, развязывать большую войну никто не собирается. Требуется только продемонстрировать решимость защитить свои интересы и при необходимости перехватить суда с американскими наемниками, под видом учений помешать концентрации американских флотов у берегов Аргентины.

Ради этого дела, сейчас на транспортном узле в районе острова Сан-Паулу разворачивался дивизион подлодок, еще два дивизиона вытягивались в поисково-ударные завесы в восьмистах милях южнее. Это ударное соединение. Основные силы флота, разделившись на авианосную и линейную эскадры, шли параллельными курсами к островам Мартиника и Гваделупа. Еще одна крейсерская эскадра направлялась с официальным визитом в Рио-де-Жанейро.

Немцы тоже не сидели без дела. Сейчас три линкора, в том числе сверхтяжелый "Фридрих Барбаросса", два легких авианосца и целая свора крейсеров подходили к заливу Ла-Плата. Следом за ними шла "эскадра обеспечения" с элитной дивизией СС на борту. Подводные силы Кригсмарине несли дальний дозор и прикрывали эскадры надводных кораблей. Отдельная эскадра из двух линкоров и трех авианосцев крейсировала в районе Огненной Земли.

Странное дело. Внутри Виктор Николаевич не понимал сути происходящего. Кадровый военный, не мыслящий себя без военного флота, дальних походов и торпедных атак внутренне противился полученному приказу. Он не представлял себе, как подводные лодки могут найти войсковые транспорты среди бороздящих воды Атлантики десятков и сотен торговцев. Всплывать по курсу и проводить досмотр? Но это противоречит морскому праву. Это пиратство, по сути. Да и риск для кораблей. Подводная лодка должна действовать скрытно, в этом ее единственное преимущество.

Не понимал Котлов, и зачем мы лезем в Аргентину? Странным было резкое сближение с нацисткой Германией после периода охлаждения отношений в конце сороковых. В правительстве Гиммлера слишком много людей, не испытывающих теплых чувств по отношению к Советскому Союзу. Эсесовцы это не кадровые военные, поднявшиеся и пробившиеся к власти в последние годы жизни Гитлера, это страшные люди, считающие всех вокруг, даже русских людьми третьего сорта.

Однако жизнь не стоит на месте. Даже казавшиеся такими незыблемыми, неизменными явления, как политика Правительства и Партии постепенно менялись. Говорить в слух о таких вещах не стоило, но Котлов на память не жаловался. Советский Союз тридцатых годов, времен первого этапа индустриализации и Советский Союз начала пятидесятых это две большие разницы.

Контр-адмирал помнил, что творилось с людьми, когда два года назад Сталин на внеочередном съезде вдруг объявил, что уходит на покой, а на свое место председателя Совета Министров СССР советует выбрать товарища Жданова. Это был удар. Никто не мог понять: как жить дальше? Что будет? Людям казалось, что без завтра Сталина рухнет Мир. Империалисты объединятся с Германией и нападут на СССР. Тем более, всего как год назад советское правительство объявило о создании оружия невероятной разрушительной силы.

На флоте знали, что их оснащают атомными торпедами. Разработчики обещали резко уменьшить размеры и массу зарядов, так чтобы ими можно было снаряжать снаряды для главного калибра линкоров и тяжелых крейсеров. Дело хорошее, пусть не только стратегическая дальняя авиация и подводный флот, но и надводные корабли получат новое оружие. Чем сильнее флот, тем крепче наши рубежи, тем миролюбивее империалисты.

Допущенные к секретам знали, что новое оружие есть только у нас и немцев, американцы опоздали с началом разработки. Редкое дело! Мы оказались первыми! Не только в газетах и речах ответственных товарищей, но и в жизни. Большинство же сограждан допуска к секретам не имело, и по стране ходили слухи, что североамериканцы давно уже построили сотни атомных бомб и снарядов и готовы в любой момент обрушить свою мощь на Советский Союз.

Время шло. Мир не стоял, небо не собиралось падать на землю. Товарищ Сталин хотя и редко появлялся на публике, отошел от дел, но старался быть в курсе всех событий. Знающие товарищи говорили, что Хозяин может вернуться в любой момент. И Андрей Жданов не забывает заезжать на Дачу советоваться с Вождем. Даже недавний, почти никому неизвестный заговор партийцев не прошел мимо всевидящего ока Хозяина, первого заместителя предсовмина Лаврентия Берии и главы МГБ Абакумова.

Когда было нужно, Сталин реагировал, реагировал четко, быстро и эффективно. В результате группа товарищей, готовившаяся сместить руководство СССР, сама была смещена со всех постов и отправилась знакомиться с народным хозяйством на местах, а некоторые из них сели, лет на десять.

Нет, Советский Союз сильная держава. Народ и партия едины, не смотря на отмену руководящей роли. Руководство страны как всегда принимает мудрые решения, трезво оценивает обстановку и не выпускает из рук штурвал. Все идет хорошо. С каждым годом страна живет все лучше и лучше. Строятся новые заводы, колхозы снабжают горожан продовольствием, реализуется молодежная программа, благосостояние народа растет. Все хорошо, а будет еще лучше. Вот только на душе контр-адмирала Котлова не спокойно, и не с кем опасениями поделиться.

2

Странное дело, в последнее время Чарли Стоун все чаще ловил себя на мысли, что забывает Англию. Вроде еще молодой, до склероза рано, на память никогда не жаловался, а воспоминания о молодости, той войне, ребятах из 54-го эскадрона тускнеют, теряют четкость. Многое забывается.

А вчера утром Чарли с ужасом понял, что совершенно не помнит лица капитана Дэна Мазефильда и лейтенанта Уилли Барнета. Старые добрые друзья, верные товарищи с которыми Чарли просиживал ночи в пабах, ухлестывал за молоденькими девицами, дрались в небе Британии. Тот самый Дэн, сгоревший в бою над Ла-Маншем. Верный ведомый Уилли человек спасший Чарльза ценой своей жизни. Всего то прошло одиннадцать лет, а проклятая память затерла его лицо.

Много воды утекло. Чудом, Господним провидением вырвавшись с охваченных пламенем Британских островов, Чарльз Стоун осел в Америке. Ему и бежать было больше некуда. Да, приходилось тяжело. Деньги быстро кончились. Без паспорта в армию не брали, а мирной профессии у Чарли не было. Приходилось выкручиваться. Чарли и выживал, хватался за любую работу, экономил каждый доллар.

Когда совсем прижало, Стоун согласился на предложение серьезных ребят из Бунда убить одного итальяшку. Какой-то хлыщ, возомнивший о себе яйцеголовый умник, ненароком оскорбил уважаемого человека из синдиката. Как там его звали? Кажется Энрико Ферми. Застрелив несчастного, Чарли ни разу в жизни не сожалел о содеянном. Выбор был прост: умереть с голоду или выжить. И Чарли Стоун выжил. Заплатили ему хорошо, хватило снять квартиру в приличном районе, обновить гардероб, немного поправить здоровье, и даже осталось, что положить в банк на черный день. Со временем он получил официальное гражданство.

Кем только Чарли не работал: официантом, таксистом, строительным рабочим, одно время устроился коммерческим агентом. Все изменилось 23 мая 1942-го года. Война с Японией. Удары авианосных соединений по базам американского флота в Перл-Харболе и Маниле. Удивительно, но долго готовившаяся к войне Америка пропустила первый удар. Национальная катастрофа, так писали в газетах. Трагедия для страны и шанс для иммигранта Чарльза Стоуна.

Соединенным Штатам потребовались солдаты, в том числе и летчики. На мобилизационном пункте долго изучали документы англичанина, расспрашивали: почему он хочет служить? Наконец, пройдя все круги бюрократического ада, Чарльз Стоун получил мобилизационное предписание, направление на учебную базу Варент-Хилл и подтверждение своего воинского звания. Правда, заносчивые янки понизили его до старшего уорент-офицера. Обидно, но поправимо.

В учебной эскадрилье Стоун задержался не на долго — опыт штука великая и полезная. Для человека летавшего и дравшегося на «спитфайре» освоить П-40 «Вархавк» не велика проблема. Инструктора только качали головами и грозились снять с полетов "этого чертова англичанина" за нарушение летной дисциплины, пренебрежительное отношение к технике, систематическое невыполнение летных заданий и прочие грехи.

Чарли же просто было тяжело вновь раз за разом отрабатывать «детские» упражнения, он не понимал учебную программу, пару раз срывался, пытаясь доказать, что так летают только на парадах, а не на войне. Со стороны казалось, что ершистый курсант ходит на грани, рискует быть в любой момент отчисленным и переведенным в пехоту. В действительности инструктора понимали Стоуна, с интересом наблюдали за его маневрами на учебной спарке, подмечали особенности пилотирования, но и позволить себе признать его правоту они не могли.

Как потом оказалось, учебный полигон был раем, ад начался, когда старшего уорент-офицера Стоуна перевели в действующее 14-е авиакрыло, базировавшееся на атолле Уэйк. Сражение за атолл шло две недели, за это время американская базовая авиация сгорела как восковая свеча в камине. Люди гибли один за другим. Старуха с косой обрушилась на несчастный островок, аэродром, свежее построенные укрепления штормовым ураганом, закаленных в боях, великолепно подготовленных, беспощадных самураев. Многие тогда погибли, а Стоун опять выжил.

В последний день сражения, когда японские СМДЧ уже высаживались на остров, укрепления и постройки перепахивались градом снарядов корабельных орудий, а горсточку уцелевших в боях истребителей бросили в безнадежную атаку на японские бомбардировщики Чарли Стоун, расстреляв почти все патроны, догадался не возвращаться на Уэйк, а искать американское авианосное соединение.

И опять ему повезло. Мало того, что вовремя заметил потрепанную эскадрилью «Девастайторов» и пристроился к ним в хвост, так еще умудрился сесть на авианосец на необорудованном сухопутном самолете. Как потом выяснилось, старший уорент-офицер Чарльз Стоун оказался единственным выжившим из пятитысячного гарнизона крепости.

Короткий отдых в Перл-Харборе, присвоение заслуженного офицерского звания, небольшая премия от финчасти за спасение самолета и опять в бой. На этот раз Стоуна бросили на Гуадалканал. Прибывший в расположение 374-й истребительной эскадрильи 48-го авиакрыла второй лейтенант Стоун попал к таким же, как он молодым ветеранам, успевшим пообгореть в пламени войны. Эскадрилья повоевала на Филиппинах, и самое главное — личный состав успел эвакуироваться на одном из последних транспортов с Палавана.

Соломоновы острова до конца 42-го года считались относительно спокойным местом. Японцы пока ограничивались набеговыми операциями, раз за разом откатываясь, как только натыкались на более-менее организованное сопротивление. Основные бои шли гораздо западнее. Летчики и гарнизон острова с тревогой следили за событиями, жадно впитывали новости и слухи, гадали — когда наши остановят японцев? В марте 43-го Старуха с косой добралась до Соломоновых островов.

Адмирал Ямамото серьезно относился к войне, он не оставлял слабостей в своей обороне. И естественно после очередного разгрома американского флота на этот раз у острова Мидуэй, взор японского главнокомандующего обратился на юго-восточный фланг. Впрочем, и американцы постепенно набирались опыта, а строили и ремонтировали корабли они гораздо быстрее противника. Североамериканская империя могла терпеть поражения, могла сдавать заокеанские позиции, но войны она выигрывала.

В кровавой каше сражения за Соломоновы острова погибли десятки кораблей и сотни самолетов, из списков были вычеркнуты тысячи, десятки тысяч бойцов с обеих сторон. Личный состав и материальная часть американской базовой авиации сменилась несколько раз. Авианосцы возвращались на Гавайи с пустыми ангарами, с торпедными пробоинами в бортах, с искореженными бомбами палубами. Два американских и один японский линкоры, немало крейсеров и эсминцев пошли на дно с большей частью своих команд.

Сражение продолжалась до середины лета. В этой мясорубке был перемолот наступательный потенциал Японии. Победа далась ценой значительной части авиации и флота Соединенных Штатов. В августе 43-го года наступило затишье. Обе стороны копили силы. Японцы спешно готовились к обороне, укрепляли периметр "Зоны Благоприятствования". Американцы в очередной раз сменив командование флотами все не могли прийти в себя, понять, как им удалось выстоять, но на крайний случай, по инерции копили наступательный потенциал, наращивали резервы.

Чарльз Стоун опять выжил. Последние залпы сражения отгремели, когда он был командиром эскадрильи. И единственным летчиком из тех, кто отражал первые налеты японцев на Соломоны. Все остальные погибли. Пришедшие им на смену молодые парни, зеленое пополнение, переброшенные на авиатранспортах и авианосцах вместе со своими машинами тоже по большей части ушли на закат, другими словами не вернулись из боя.

С 44-го года Америка перешла в наступление. Великолепная промышленность возродила армию и флот из пепла. Новые авианосцы, линкоры и крейсера превосходили японцев не только числом, но и боевой мощью. Учебные части выдавали на гора тысячи молодых летчиков, сразу же садившихся на новые самолеты. Количество вновь сформированных частей росло.

Чарльз Стоун прошел Тихоокеанскую войну до конца. Несколько раз горел, терял боевых друзей, два раза его вылавливали из воды. Он привык к смерти и не боялся ее. Росли опыт и боевой счет летчика.

В последние годы войны 183-му авиакрылу майора Стоуна приходилось встречаться не только со старыми знакомцами «Зеро», но и с новейшими машинами немецкого и русского производства. Немецкие наемники на реактивных Ме-262 и Хе-280 наводили на американских пилотов ужас. Закаленные в боях над Европой, прошедшие огонь и воду, налетавшие тысячи часов "Черные бароны" жгли американцев десятками.

Майор Стоун сам наблюдал, как пара Ме-262 играючи развалила строй эскадрильи Б-25 «Митчелл», разогнала прикрытие «Корсаров» и спокойно удалилась, оставив на земле костры из полутора десятков самолетов. К счастью, немцев было мало. На каждого наемника на реактивном истребителе приходилось по сотне американских самолетов.

Японцы на русских высотных перехватчиках МиГ-5 тоже творили дела, выходили победителями из схваток против двукратно превосходившего их противника. Говорили, будто русские самолеты выделяли только самым лучшим летчикам, потому МиГи и Ла-7 и выходили победителями из боев с числено превосходящим противником. Прекрасный самолет с опытным, умывшимся кровью пары десятков воздушных противников, пилотом штука страшная.

Пережив войну, Чарльз Стоун не оставил военную авиацию. Он продолжал служить своей новой родине. Небо стало его профессией. Америка достойно оценила заслуги бывшего иммигранта, а ныне полноправного гражданина Чарльза Стоуна. Звание подполковника, солидный налет и командование авиакрылом приносили неплохой дивиденд в виде жалования. Дом в Филадельфии, молодая жена, любимая работа, хорошая машина — что еще нужно мужчине от жизни? Чарли получил все. Не получил, а заслужил, вырвал у судьбы зубами, отобрал у Старухи с косой — так будет вернее.

Жизнь шла, техника не стояла на месте, страна, победившая в Великой войне, не хотела повторения позора Перл-Харбора и Манилы. Америка вышла из тихоокеанских битв с сильнейшим в мире флотом и всесокрушающими воздушными силами. Война закончилась, но враги у молодой державы оставались. Старый Свет находился во власти нацисткой Германии и коммунистической России. Сильные, опасные враги. Опасные своей чуждостью, непримиримостью к самим принципам, на которых строились Соединенные Штаты.

Многие американцы ждали, что вскоре русские и немцы нападут на Америку. Чтобы этого не произошло, следовало крепить оборону. Появилась реактивная авиация — следовало строить новые самолеты. Появились зенитные ракеты — пришлось создавать наземные ракетные батареи и перевооружать корабли ПВО. Русские победили в атомной гонке — Америка напрягла мышцы, мобилизовала свои лучшие умы и получила атомную бомбу в 50-м году, всего через два года после русской, почти в одно время с немцами.

Перевооружение армии не прошло мимо командира 183-го истребительного авиакрыла, прославленных "Ржавых вампиров" полковника Стоуна. Пришлось осваивать новую технику, принимать на вооружение реактивные самолеты. А самое главное — новые самолеты приходилось учить летать. Реактивные моторы оказались ненадежны и пожароопасны. Не все летчики справлялись с управлением скоростных и неустойчивых машин.

После того как число катастроф перевалило все допустимые рамки, пришлось менять систему подготовки летного персонала. Чарльз Стоун справлялся. Он первым в авиакрыле облетывал реактивные «свистки», дотошно расспрашивал заводских специалистов, общался с конструкторами и головастиками из технических комитетов. Незаметно у летчиков исчез страх перед новой техникой. Снизилось число аварий. Благодаря своему командиру "Ржавые вампиры" одними из первых получили истребители Ф-86 "Сейбр".

Время шло, незаметно подкрадывалось, чтобы в один прекрасный момент ошарашить добрым ударом по голове. На рождественские праздники перед новым 1951-м годом Чарли вдруг понял, что молодость давно прошла. Остановился перед зеркалом, да так и застыл, глядя на серьезное, испещренное морщинами и шрамами, с побеленными серебром висками лицо тридцатипятилетнего мужчины. Молодость прошла, сгорела в огне воздушных схваток, юность осталась в далеком, туманном прошлом, в Стране-которой-нет. А что осталось? Что осталось? — спрашивал себя Чарльз, вглядываясь в отражающиеся в зеркале серо-голубые, светящиеся ледяной сталью глаза.

Ответ был рядом. В гостиной двухэтажного каменного коттеджа суетилась жена, совсем еще молоденькая, длинноногая, эффектная брюнетка с тонкими чертами лица и скрываемым в обычной обстановке умом. Да, ум у Кармы был не девчоночий. Иначе выпускница школы, мечтавшая о колледже не разглядела бы в случайно подошедшем к ней с дурацким вопросом, выглядящим на все сорок, побитом жизнью, украшенном шрамами мужчине перспективного офицера, уверено стоящего на ношах человека и свою судьбу.

Свадьба состоялась всего через три месяца после знакомства. А еще через год у Чарли и Кармы родился сын, еще через два года дочурка. Старая детская мечта воспитанника припортового района Ливерпуля о домашнем тепле и уюте начала сбываться. И как часто бывает, Чарльз этого не заметил. Герой Америки, человек сделавший себя сам не понял, что молодость была приемлемой, достаточно скромной ценой за право жить и наслаждаться мирным семейным счастьем.

Проклятое зеркало! Оно все изменило. Чарли впал в депрессию. Жена предлагала ему обратиться к специалисту, был у нее на примете хороший психолог, но Стоун не привык жаловаться на жизнь, даже врачам. Стрессы лечились по-старинке ударной дозой неразбавленного виски. Долго так продолжаться не могло, Чарльз Стоун это понимал, но справиться с хандрой не получалось.

Помощь пришла неожиданно, и откуда не ждали. В один прекрасный день к полковнику Стоуну якобы по делам заглянул один малознакомый мистер из разведывательной службы. Человеком майор Кевин Крайтон был неплохим, хотя и служил в не самой популярной у кадровых военных фирме.

Поговорив с полковником о малозначительном непонятно каким боком касавшемся "Ржавых вампиров" деле, Крайтон незаметно перевел разговор на недавние события в Африке, припомнил инцидент с парой «заблудившихся» самолетов над Северной Японией. Незаметно, само собой так получилось, что дела были забыты, а два ветерана Тихоокеанской войны продолжили беседу в тихом уютном баре за воротами военной базы. Угощал Крайтон, будучи человеком стеснительным и немного сентиментальным он сам предложил Чарльзу Стоуну компенсировать потерянное время парой стаканчиков хорошего пойла.

Разговор получился теплый, дружеский, как и положено между настоящими мужчинами. На следующий же день Крайтон опять заглянул на военно-воздушную базу, и на этот раз разговор был совсем другим. Сотрудник спецслужбы предложил боевому ветерану немного развлечься и развеяться за счет правительства.

Предложение было заманчивым. Из разряда — только для близких друзей и хороших людей. Отказаться от него было сложно, особенно для страдавшего от депрессии Стоуна. Тем более все оформлялось почти официально — оплачиваемый годовой отпуск, лечение и реабилитация за счет заказчика, очень хорошее жалование, плюс премиальные, страховые и прочие выплаты, на случай ранения или каких непредвиденных неприятностей. Сама работа несложная, а уж для Чарли еще и связанная с возможностью немного расплатиться за первую родину и погибших на той давней европейской войне друзей.

Вот так и вышло, что летом 1951-го года полковник авиации Чарльз Стоун нежданно-негаданно стал участником морского круиза на борту потрепанного «Либерти» в далекую Аргентину. Плыл он не один, на борту наскоро переоборудованного под войсковой транспорт сухогруза находились еще пятьсот ветеранов и просто крепких, умеющих постоять за себя парней, готовых защищать свою страну на дальних рубежах.

Может быть, общение с близкими по духу людьми, может предвкушение доброй драки, может быть морской воздух или еще что, но депрессия у Чарльза Стоуна незаметно прошла. Настроение изменялось от хорошего к прекрасному. Жизнь хороша, и жить хорошо!

Делать на борту нечего, посудина неторопливо ползла к экватору без заходов в порты. Возглавлявший группу полковник Честер Першинг, благоразумно ограничил потребление спиртного среди добровольцев и тщательно следил за исполнением своего приказа. Человек он был сильный, немало потрепанный, пообтертый жизнью, поэтому желающих оспаривать решения Першинга не находилось.

После первых организационных дней, когда люди знакомились друг с другом, привыкали к кораблю и своей роли добровольцев, полковник Першинг исподволь начал готовить контингент к грядущей операции. Участие разведывательной службы в акции было настолько своеобразным, носило такой специфический запашок паранойи, что большинство завербованных военных имели весьма смутное представление о своих задачах и обязанностях на новой работе.

Тех, кто слишком настойчиво интересовался условиями, географией, и прочими "военными секретами" отсеяли в процессе утверждения штатного расписания. По словам полковника Першинга, руководство побаивается утечки информации и вражеских шпионов. Озвучено это, конечно, было несколько другими словами, с другими интонациями, но смысл сказанного был именно таким.

Пока «Камбения» неторопливо топала по Карибскому морю, Першинг разбил своих подопечных на отряды, кратко ввел в курс дела, и занялся подготовкой. Любой военный старше сержанта прекрасно знает, что самый страшный враг личного состава это безделье. Именно от бесцельно проводимого времени и возникают все беды, горести, несчастья и ЧП. Старый танкист это знал и всеми силами заботился о благополучии своих людей, сиречь гонял их как новобранцев.

В первые дни нашлись недовольные правдоискатели, заявлявшие, что дескать не дело технических специалистов прыгать как макаки и нарезать круги по шлюпочной палубе. Ерунда. Командиры команд и отделений, сами все как один прошедшие горнило Тихоокеанской войны ветераны, быстро выбили из пустых голов инженеров гражданскую чушь. Отслужившие же в армии не пищали, они сразу поняли на чьей стороне сила, уразумели, что славных обычаев гражданской милиции времен войны за независимость полковник Першинг не допустит.

Заодно выяснилось, что мирные годы не пошли на пользу знаменитой американской системе снабжения, так прославившейся во время войны. Полковник Стоун должен был не месте возглавить истребительную эскадрилью. Так вот: из восемнадцати летчиков на борту «Камбении» плыли только 11 человек, остальные попали на другой транспорт. Да и из этих пилотов у двоих не было навыков работы на реактивных истребителях. Тогда как в Аргентине эскадрилью должны ожидать "Шутинг Стары". Примерно такая же картина наличествовала среди технических специалистов аэродромного обеспечения.

Беседуя вечерами с другими командирами подразделений за баночкой пива — не более трех на человека — Чарли выяснил, что не он один пострадал от перестраховщиков и разгильдяев. Честер Першинг объяснял это прискорбное происшествие сложностями комплектования команды, необходимостью забирать людей из разных портов, «Камбрения» вышла из Майами, и риском задержки одного из транспортов на переходе. Сказано это было таким тоном и с такой мимикой, что любому стало понятно — Старик Честер сам не верит своим словам.

Зато к своему удивлению Чарли познакомился с земляком. Роберт Шойман, потомственный британец иудейского вероисповедания бывший рядовой территориальной дивизии, в свое время успевший повоевать под Лондоном. Слушая неторопливый рассказ Роберта о минувших днях, Чарльз Стоун заново переживал те горячие дни лета и осени 40-го года.

Энтузиазм мобилизованных, готовых грудью остановить врага молодых парней. Первые разрозненные панические слухи о вражеской высадке. Слухи успевшие обрасти нелепыми подробностями. Даже странно, что мы им тогда верили. Марш-бросок к линии фронта, атаки на немецкие плацдармы. Горечь потерь, страшная солдатская правда войны: висящие над головой «мессеры», удары «Хейнкелей» и ДБ-3 по тылам и узлам обороны, горящие железнодорожные станции.

Рядовому Шойману немало выпало пережить, он до дна испил горькую чашу поражений. Бессмысленные атаки на вражеские пулеметы, огонь вражеской морской артиллерии, выстрелы в лицо, заваленные телами брустверы окопов. Одна винтовка на двоих. Безнадежное ожидание неминуемой смерти. Безнадежное потому что смерть тогда казалась меньшим из зол.

Шойман был таким же везунчиком, как и Стоун. Он умел выживать. Попав в Лондонский котел, парень не отчаялся, не погиб под развалинами зданий, а сумел пересидеть штурм и уйти из города, когда все кончилось. Рассказывая о своем бегстве, Роберт всего в двух словах упомянул путь до Шотландии. Они и понятно, не всегда можно ворошить прошлое, есть вещи, о которых лучше забыть. Оккупированная немцами территория вообще не лучшее место для бывшего английского солдата, особенно черноглазого и с характерным носом.

Дальнейшая судьба Роберта как один повторяла историю Чарли Стоуна. Набитая людьми яхта, встреча в море с английским крейсером. Америка. Выживание в чужой, равнодушной к иммигранту стране. Новая война, снова выживание, карьерный рост и как финал хорошая пенсия, свой дом, купленный на федеральной распродаже, неплохая работа и ностальгия, тягостная душевная боль по давно минувшим дням.

Надо ли говорить, что Чарли и Роберт быстро сдружились. Слишком похожие были у них судьбы, чтобы просто так отказаться от прошлого. Даже вербовщики обоих поймали на одну и ту же приманку. Острый приступ ностальгии, депрессия, острое желание вернуть, реанимировать сгоревшую, растертую гусеницами танков, растреляную авиационными пушками молодость.

3

Над Москвой вставало яркое ослепительное солнце. Прекрасная летняя погода. Не смотря на ранее утро, на улице уже жарковато. В такой день хорошо махнуть за город, на дачу или в дом отдыха, также неплохо слетать в Ленинград провести день на Сестрорецком разливе. Простые немудреные места отдыха простых граждан, но недоступные сильным мира сего.

Председатель Совмина СССР Андрей Жданов грустно вздохнул, глядя на проносящуюся за окном машины Москву. Летний отдых не для него, только если удастся разгрести дела и вырвать у работы денек на поездку в Ленинград. Фантастика. Такое только товарищ Беляев, который писатель, может придумать.

Раньше в свою счастливую бытность секретарем ЦК Ленинградского горкома товарищ Жданов и не думал, что придется во второй половине жизни переезжать на работу в Москву. Все изменил тот самый двадцатый партсъезд. Никто и помыслить не мог что Коба даже не посоветуется со старыми партийными товарищами, а поручит проработку бывшему энкэвэдешнику Берии, сам все переиначит и самоличным решением отменит главенствующую роль Партии. Неприятная новость для партийного работника.

К счастью Коба не забыл своего старого верного друга и пригласил в Москву заместителем председателя Совнаркома, вскоре ставшего Совмином. Пришлось Андрею Александровичу срочно расширять кругозор и вникать в суть хозяйственных проблем. Рабочий день у Жданова незаметно увеличился, а редкие дни отдыха стали еще реже. С работой новый заместитель справился, директора заводов и руководители облсоветов приняли своего куратора и даже помогали осваиваться на новом месте. Впрочем, новые обязанности мало чем отличались от прежнего руководства Ленинградом и областью. Только масштаб изменился, а так та же самая работа с людьми, те же самые проблемы, заботы и все это надо решать. И незамедлительно!

Новый удар Жданов получил в 49-м году на двадцать первом съезде Партии. Пусть значение ВКП(б) изменилось, но все равно большинство ответственных работников и руководителей советского государства коммунисты и съезд был для них событием. И опять съезд оказался эпохальным, в не лучшем значении этого слова. Первым делом по предложению Сталина партию переименовали в КПСС. Это мелочи, это незначительное событие, суть от названия не меняется. Куда хуже были события третьего завершающего дня партсъезда — товарищ Сталин поднялся на трибуну, взял слово и объявил о своем решении уйти на покой.

Шок. Ужас. Катастрофа. Рухнувший мир. Как еще можно описать поразивший депутатов шок?! Да, Хозяин любил эффектные жесты, сказывалось юношеское увлечение театром, любил разыгрывать целые сцены и представления с участием членов Совмина и приближенных товарищей, но это его выступление было самым громким за все его время работы на ответственных постах. Люди слышали и не верили своим ушам.

Вначале после слов Сталина как всегда раздались аплодисменты, короткая, внезапно оборвавшаяся овация. Как можно аплодировать после таких слов?! Разве можно не аплодировать после слов Сталина?! Потом зал, да что там зал — весь огромный недавно построенный Дом Советов пришел в движение. Люди рвались к микрофонам, просили слова, кричали из зала. Все просили, кричали, требовали только одно — чтоб Сталин, Великий Вождь и Учитель остался.

Еще минута и началась бы паника. Охрана не тщетно пыталась восстановить порядок. Бедный Власик носился по залу с белым перекошенным лицом и лично успокаивал депутатов. Спас положение Сталин. Он постучал пальцем по микрофону, выдержал паузу и произнес четыре слова: "Товарищи, я вас прошу…".

Сталин говорил, и люди успокаивались. Они слишком привыкли внимать словам Вождя. Люди слишком привыкли к тому, что у них есть Великий и Непогрешимый Учитель, Вождь, Лидер. Только он мог одним словом, мановением руки подчинять людей и посылать их на великие дела. Ему верили и его любили.

Все остальное было как в тумане. Многие потом рассказывали, они не могли вспомнить, что было после того как Сталин заявил…. Сам Жданов только через несколько дней после съезда, когда внезапно навалившиеся на него новые дела и заботы немного отступили, понял смысл сталинского решения. Люди привыкли к Вождю, люди привыкли к роли ведомых. Это хорошо для умного, сильного и справедливого лидера, это страшно для мудрого вождя.

Прошло два года, Андрей Александрович свыкся с новой работой и ответственностью, привык к каждодневному нечеловеческому напряжению сил. Все более-менее устаканилось, вошло в колею. Естественно, окружение не сразу приняло нового руководителя СССР. Были интриги, была попытка партийного реванша, провалившаяся, не всегда ровно складывались отношения с заместителями.

На Жданова даже жаловались Сталину. Спасибо Кобе, нашел время приехать в Москву и вручил Жданову пачку доносов. Что делать с кляузниками, председатель Совмина разобрался сам: кого просто понизил и сослал в глубинку, кого простил, а кого и пришлось передать в руки МГБ. С этими, как и с космополитами, оказавшимися агентами США, не церемонились — 15 лет или высшая мера. Однозначно и без права на обжалование.

Жданов незаметно для себя много перенял у Кобы, он научился стравливать между собой противников, вовремя реагировать на угрозы, иногда и превентивно. Научился товарищ Жданов проводить многочасовые совещания и удерживать в голове сотни имен, десятки дат и событий, одновременно вести несколько несвязанных между собой дел. Привык всегда быть в курсе всех событий. Он даже создал свою личную внутреннюю разведку. Освоил высокое искусство внешней политики, оказавшееся на самом деле не таким высоким, как о нем пишут, а наоборот весьма грязным делом.

К чему не мог Жданов привыкнуть, так это работать ночами. Новый хозяин Кремля приучил министров и ответственных товарищей к утренним совещаниям и старался не звонить людям после полуночи. Так же, не смотря на все просьбы начальника охраны, товарищ Жданов не переехал в Кремль, а жил в правительственном доме на Смоленской Площади. В том самом, желтом с башенкой.

Кремлевский кабинет для Жданова естественно тоже был не сталинский. У Андрея Александровича рука не поднялась на такое святотатство, как потом выяснилось, сработал инстинкт самосохранения.

Каждый день на работу в Кремль. Каждый день работа до позднего вечера. Иногда поездки по стране, редкие визиты за рубеж. Сегодняшний день 23 июля 1951-го года не был исключением.

— Здравствуйте — Жданов коротко кивнул дожидавшимся его в приемной товарищам — пройдемте, пора за работу.

Зная любовь нового предсовмина СССР к утренним часам, все собрались еще до восьми. Секретарь Жданова товарищ Белоусов как всегда пришел на работу в начале восьмого и успел разобрать почту, подготовить документы и составить график приема.

Хорошо, список сегодня маленький. Кроме утреннего совещания, два товарища записались на послеобеденные часы: это Молотов и министр легкой промышленности Алексей Косыгин. Странно, Молотов вот он, специально приглашен для разговора по аргентинской проблеме. Значит, есть у Вячеслава Михайловича еще один вопрос, который он хочет обсудить лично. Старый прожженный аппаратчик, лучший в мире дипломат и руководитель правительства, известный товарищам как "каменная задница". Вполне заслуженное прозвище, между прочем.

Пройдя в кабинет и пододвинув к себе лист чистой бумаги, Жданов молча махнул рукой, дескать, садитесь, без церемоний. Пришли все, задержавшихся нет. Успели понять, что манкировать своими обязанностями не стоит, у Жданова, как и у Сталина, всегда есть под рукой люди способные заменить любого «незаменимого» товарища.

— Приступим — Андрей Александрович взял в руки карандаш — меня интересует вопрос: почему наше министерство внешней торговли так заинтересовано в контактах с Аргентиной? — вопрос провокационный. В действительности проблема была поднята совсем другими товарищами, связанными с внешней политикой и обороной.

— А почему именно торговля? — притворно обиделся Анастас Микоян — Почему бучу поднимают одни, а отвечать приходится другим?

— Потому что, если мы потеряем Аргентину, твоих людей выгонят из страны. Торговать будет не с кем — парировал маршал Жуков.

— Скажите, каковы наши торговые интересы в этой стране? — медленно по слогам произнес Жданов.

— Мы очень дешево покупаем сельскохозяйственное сырье, шкуры, шерсть. Сейчас продавливаем концессию на разработку рудных месторождений. Товарищи металлурги подтвердят. Продаем — тут Микоян запнулся — много разного продаем. Все сразу не вспомнить.

— Хорошо. А они нам так нужны, эти руды?

Андрей Александрович ждал, что на вопрос ответит Молотов или Микоян, но огонь на себя принял министр тяжелого и среднего машиностроения Берия.

— Очень нужны, товарищ Жданов. Сырье для победитовых сплавов. Без них наше машиностроение уже не обойдется. Это рост производительности труда, обработка таких металлов и сплавов, какие без победита невозможно резать.

— Немцы тоже не прочь наложить лапу на Вашу руду. А влияние Германии в Латинской Америке сильнее нашего. Не получится ли так, что нам выпадет таскать каштаны из огня, а съедят их немцы?

— Им придется делиться — пробурчал Молотов — Вы же сами знаете.

— Повод усилить наше влияние в Аргентине — поддержал товарища Лаврентий Берия — это повод намекнуть Хуану Перону на необходимость плодотворнее сотрудничать с Союзом и не забывать о наших интересах.

Берия пока сдерживался, он не понимал, зачем нужно это совещание, когда все уже обговорено и решено? Новый кремлевский хозяин пытается еще раз показать и доказать свою значимость? Работать надо, а не амбиции строить.

— Я хочу увидеть, что все присутствующие понимают смысл и цели нашей поддержки режима Перона — Жданов не стал затягивать прелюдию.

— Нам надо уяснить себе, до какого предела мы можем позволить затянуть себя в немецкие игры, где тот рубеж, преступать который выйдет себе дороже. Я не зря пригласил товарища Микояна, от него зависит, что выиграет советский народ от этой авантюры — Жданов не скрывал своего отношения к операции флота в Латинской Америке. Будучи человеком практичным, он больше интересовался условиями присоединения СССР к Европейской таможенной и промышленной Унии.

Возможность получить доступ к немецкой экономической зоне, размещать заказы на шведских, немецких и французских заводах напрямую без связанных контрактов и необходимости согласовывать каждую сделку на высшем уровне, возможность продавать наше сырье, химическую продукцию, металлопрокат без пошлин и лимитов были для товарища Жданова дороже всей Южной Америки. Ради присоединения к Европейскому Союзу он и летит через два дня в Вархау на встречу с Гиммлером. Давно пора переделать договора о сотрудничестве и двусторонние торговые соглашения на более выгодные для Советского Союза соглашения. Конечно, придется в ответ пустить в СССР европейские фирмы, но это не страшно. Плановая экономика — великая вещь! Позволяет легко управлять внутренним сбытом.

К сожалению, еще одним из немецких условий была поддержка нашим флотом прогерманских режимов в Аргентине и Уругвае. Разумеется, поддержка не бесплатная, Молотов и Громыко урвали хороший, жирный кусок, обговорили наши интересы в этом регионе. Также связанными с Аргентиной оказались и переговоры о поставках урановой руды из Бельгийского Конго.

— Я не понимаю смысл и цели нашей поддержки режима Перона — мрачным тоном пробасил маршал Жуков, хотя минуту назад его слова носили противоположный смысл.

Министр обороны намерено копировал слова Жданова. Известный факт: взаимная неприязнь между Жуковым и главкомом флота Николаем Кузнецовым постоянно приводила к конфликтам. Сталин в свое время умело направлял эту неприязнь в нужное русло, как бы невзначай подливал масло в огонь, прилюдно хваля или порицая флотских и армейских начальников и тут же ставя им в пример противников. Сейчас Сталин ушел, а конфликт остался. И с этим надо было что-то решать. Жданов все чаще ловил себя на мысли, что Жуков намерено прет на рожон, специально оспаривает не только решения Кузнецова, но и руководства СССР. Таким образом, маршал намекал, на свое право и желание получить еще больше власти, чем сейчас.

Назревший гнойник пора вскрывать. Жданов уже исподтишка готовил преемников на оба поста, приглядывался к людям и с интересом изучал прежние грешки обоих главнокомандующих. В этом деле Жданов хотел обойтись без Берии, нечего лишний раз давать Лаврентию козыри в руки, он и так сильнее чем нужно. Но ведь нужен, поганец! Атомный и недавно начатый ракетный проекты не обойдутся без хорошего организатора, владеющего собственными конструкторскими бюро и резервами спецслужб. Берия пока нужен, но и усиливать его не надо.

— Тоже самое говорил Тимошенко в сороковом году — кротко улыбнулся Николай Герасимович. — Он тоже не понимал смысл и цели нашего участия в Битве за Британию.

— Дурак! — коротко бросил главком авиации Голованов. Этот маршал наоборот поддерживал флотских, особенно сильно сблизились позиции моряков и летчиков после гибели Валерия Чкалова в авиакатастрофе 44-го года. Тогда же благодаря Кузнецову и Трибуцу Александр Голованов выдвинулся на руководящие посты в наркомате. Сталинский сокол не забывал друзей и всегда действовал заодно с моряками.

— Хорошо, что Вы, товарищ Кузнецов, напомнили о прошлой войне — Жданов наклонил вперед голову и упер в моряка тяжелый взгляд из-под густых черных бровей. — Я надеюсь, в этот раз наши морские начальники избегут прошлых ошибок.

— Соотношение сил примерно такое же, как в операции «Гроза», но у нас нет поддержки авиации, наоборот американские авианосные группировки превосходят возможности наших и немецких авианосцев, у американцев за плечами опыт тяжелой кровавой и победоносной войны. У нас такового опыта нет.

— Вы хотите сказать, что если в Северном море потеряли половину флота, то в Атлантике пустите на дно все свои кораблики? — съязвил Жуков.

— Я хочу сказать, что наш флот в случае полномасштабной войны сможет прикрыть Европу, передовые базы и устроить американцам крейсерскую войну в океане. Переброску механизированных корпусов в Америку мы не обеспечим. Командование флота сделает все возможное и невозможное для защиты Родины….

— Но не рекомендует трогать империалистов — перебил Жуков.

— При Хозяине такого бардака не было — задумчиво протянул Молотов, глядя в потолок.

— Интересы нашей внешней политики требуют защиты наших дальних рубежей и демонстрации флага — Лаврентий Берия попытался вернуть разговор в деловое русло.

— Зарубежный опыт говорит о необходимости защиты торговых интересов и мирных инициатив армией и флотом — заметил Микоян.

— Ты за войну? — поинтересовался Жданов.

— Я за вооруженный мир, я за нашу легкую промышленность и металлургию, я за наших тракторостроителей, готовых продать аргентинскому пролетариату пять тысяч тракторов и сельскохозяйственную технику.

Это горячая фраза Микояна невольно вызвала улыбку на устах Берии — "аргентинский пролетариат" покупает трактора — смешно. Покупают воротилы-оптовики и перепродают крестьянам под кабальные кредиты и по бешенным ценам. А создавать свои торговые представительства, строить ремонтные мастерские, везти технику напрямую к крестьянам мы не можем, мы не члены европейского торгового союза.

— Все говорят о кризисе правительства Перона, о готовящемся перевороте — задал неожиданный вопрос Голованов, — если о перевороте известно, почему аргентинцы не могут арестовать заговорщиков и навести порядок?

— У них своя специфика — мягко поучительным тоном, как двоечнику на уроке, проговорил Молотов — заговор зреет, почти открыто поддерживается североамериканцами. При попытке нанести упреждающий удар по хунте полыхнет по всей стране. Начнется гражданская война, в которой проиграют все, кроме США.

— Социалистическая революция?

— Нет кадров. Позиция компартии слаба, популярностью пользуются пероновские полусоциалисты с кулацким уклоном, националисты и хунтисты. Последние ориентируются на США.

— Даже если революция победит, результат будет хуже, чем в Ираке — добавил Берия.

Товарищи заулыбались. Всем были известны "национальные особенности" иракского социализма с полукрепостными крестьянами, мусульманскими фанатиками, держащейся на штыках Национальной Гвардии властью и дичайшей азиатской коррупцией. В соседнем Иране дела шли на порядок лучше. Надир-шах прижал фанатиков, взял под свой контроль крупный капитал и реально улучшил положение трудящихся. Впрочем, эти азиатские страны мало интересовали руководство СССР, поперек Москвы не лезут, нефть качают, наши военные базы исправно снабжают, порядок на дорогах, нефтепромыслах и в районе военных баз поддерживают. А куда они тратят нефтерубли — это их дело. Лишь бы не против СССР.

— В Ираке есть нефть — заметил Жуков — а что есть в Аргентине кроме пастбищ? И почему наша разведка не докладывает о влиятельной просоветской силе в этой стране?

— Георгий Константинович, это не та сила, на которую можно возлагать определенные надежды — Жданов поддался вперед.

Незаметно для себя председатель Совмина повысил голос. В этот момент он уловил легкий кивок Берии. Короткий почти незаметный жест Лаврентия красноречиво говорил, что пора менять министра обороны. Такие ошибки не прощают. Мало того, что Жуков перешел границы дозволенного, так он еще озвучил информацию о контактах ребят Сурдоплатова с русской диаспорой в Аргентине. Всего два слова, два слова способные много сказать умеющему слышать и думать, строить аналогии.

По глазам товарищей Жданов понял, что все кроме Голованова догадались об истинном смысле слов Жукова. Диаспора. Потомки белогвардейцев, люди бежавшие от советской власти, но не забывшие о родине. В Аргентине действует сплоченное и влиятельное землячество, способное отстаивать свои интересы и если надо, влиять на Буэнос-Айрес.

В свое время наши специалисты поддержали не только японских марионеток, но и русскую диаспору в Харбине и получили устойчивую позицию в Манчжурии. Белоэмигранты вместе с японцами отбили китайское наступление на Гирин. Благодаря чему удалось увеличить территорию Монголии, создать и удержать в фарватере советской политики независимую Манчжурию и усилить свое влияние в Северной Японии. Шахматная партия — один верный ход, и позиция противника сыплется как карточный домик.

В Аргентине люди Берии готовили нечто подобное Харбинскому варианту. Контакты с диаспорой установлены, помощь оказывается. Благо пример лояльного отношения Советской Власти к бывшим подданным Империи перед глазами.

Надо ли говорить, что операция секретная, о ней знали далеко не все члены Верховного Совета СССР, не говоря о привлеченных к работе второстепенных исполнителях. В случае утечки информации могли пострадать люди, могли начаться целенаправленные репрессии против сочувствующих нашей политике, все могло быть. По этому наша разведка и специалисты МГБ так ревниво относились к своим секретам.

— Разговор зашел не в ту сторону — разумно заметил Кузнецов — а время идет. Наши соединения заняли районы ожидания в центральной и южной Атлантике. Начинаются большие флотские учения "Линия терминатора". Разведка докладывает об усилении активности американского флота в интересующем нас районе. Немцы готовы приступить к блокаде Аргентины.

— Вы ждете решение ответственных товарищей? — Жданов попал в точку, несмотря ни на что, не смотря на определенные намеки, главком флота не собирался брать на себя ответственность за возможные последствия наших маневров. Ради этого Андрей Александрович и пригласил сегодня всех причастных к операции.

— Авантюризму на флоте не место, мы привыкли работать совместно с генштабом и Совмином.

— Решение давно принято, осталось решить: до какой степени распространяется ответственность командующего учениями и операцией прикрытия. Как вы думаете, товарищи?

— Не доводить дело до большой войны, не подставлять союзников и не позорить наш флаг — высказался Голованов.

— Война нам не нужна, у страны нет ресурсов на войну — заметил Берия — наоборот, мы выдвигаем предложения по сокращению армии и перепрофилировании части оборонных заводов. Стране не нужны 18 мехкорпусов в западных округах.

Жуков угрюмо покосился на первого заместителя председателя Совмина и молча отвел глаза в сторону. До него начало доходить, что не все в этом мире так хорошо, как казалось. Эх, недооценил этого интеллигентишку в пенсне, пропустил интриги мокрозадых кузнецовских выкормышей, ошибся: посчитал ленинградского козла слабаком — теперь придется платить по счетам. Интересно, куда сошлют?

В том, что дело ограничится публичной поркой, выявлением недочетов и понижением до командующего округом Жуков был уверен. В последнее время опала крайне редко сопровождалась политической статьей, расстрелом или тюрьмой. Были и реабилитации, тот же Кузнецов счастливо пересидел недовольство Сталина на Дальнем Востоке и вернулся в Москву на прежнюю должность.

— Зачем воевать? Мне каждый день докладывают с мест о дефиците отдельных товаров. Легкая промышленность нужна, сырье для кожевников, лен и хлопок — Микоян безусловно поддерживал высказавшихся первыми товарищей.

— А Вы, товарищ Кузнецов? — Жданов видел, что главком флота выжидает, и намерено поинтересовался его мнением.

— Лично я против излишне агрессивной политики, но и уронить честь флага не дам. У меня просьба, ускорить переброску дополнительных дальнебомбардировочных дивизий на Корнуолл.

— Товарищ Голованов? — взгляд Жданова повернулся в сторону летчика.

— Можно ускорить. По нашему графику, тылы развернутся к пятнадцатому августу, а вот самолеты с экипажами можно перегонять прямо сейчас. На первое время подсядут на довольствие к английскому корпусу.

— Товарищ Жданов, надо ли освещать в прессе Ваш предстоящий визит в Варшаву? — Вячеслав Молотов всегда называл столицу бывшей Польши ее историческим именем, напрочь не принимал современное германизированное название.

— Освещайте, товарищи редакторы уже получили указания — ответил Берия — и не забудьте связать деловую поездку товарища Жданова с переговорами по предоставлению большей самостоятельности Израилю. Мы заинтересованы в создании положительного образа еврейских борцов за свободу, особенно в свете последнего этапа борьбы с космополитизмом.

Больше вопросов по аргентинскому вопросу не возникало. Сразу перешли к обсуждению проблем судостроительной промышленности. На этот раз досталось морякам, Жданов и Берия выступили единым фронтом, навязав решение высвободить часть судостроительных мощностей на нужды гражданского флота. Программу военного кораблестроения придется ужать.

Товарищу Кузнецову предложили подумать — какие именно заказы можно отменить, а без чего флот не обойдется. Николай Герасимович давно был готов к такому разговору и отреагировал совершенно спокойно, сразу отказавшись от строительства новых линкоров «супер-республик» и согласившись подумать над сокращением программы обновления подводного флота. Все равно, по мнению флотского командования, новые малые подлодки нам не нужны, хватит имеющейся дюжины типа М-XV, пяти экспериментальных «зажигалок» с единым двигателем и двух десятков кораблей более ранних проектов. Средних субмарин в советском флоте тоже хватало, можно сократить серию, а вот обрезать программу больших подлодок 611-го проекта и новые крейсерские субмарины Кузнецов не собирался.

4

Дивизион собрался в назначенном месте в назначенное время в полном составе. Контр-адмирал Котлов переговорил с командирами подлодок по звукоподводной связи. Все дошли до точки рандеву благополучно, корабли исправны, готовы к бою, моральный дух личного состава высок, больных нет.

Учения начинаются. Командир дивизиона капитан второго ранга Дмитрий Самойлов распечатал пакет с приказами и инструкциями. Присутствовавшие при этом торжественном и радостном событии офицеры расписались в журнале, подтвердив тем самым, что печати были целы, внешних повреждений на конверте не видно.

— Что там, товарищ командир? — протянул мичман Петренко.

— Не по Уставу обращаешься — зыркнул на гидроакустика Самойлов.

— Виноват. Товарищ контр-адмирал, разрешите обратиться к капитану второго ранга Самойлову!

— Да, обращайся, чего уж там — махнул рукой Виктор Котлов.

Официально контр-адмирал и немец находились на корабле в качестве посредников, наблюдающих за тем, чтоб моряки не заигрывались, придерживались легенды учений и не начали бы палить в «синих» боевыми торпедами. Так что на подводной лодке его как бы не было. Этакая роль рефери, спокойно отсиживающегося весь матч на скамейке и выходящего на ринг, когда что-то идет не так.

— Тихо всем! — громкий, уверенный, командный голос Самойлова заставил отступить напирающих на него младших командиров.

— Товарищи, разрешите Вас поздравить с началом больших флотских учений "Линия терминатора"!

— Ура!!! — прогремело по отсекам Б-27.

— С этого момента наш второй дивизион входит в эскадренные соединения «красных». Боевая задача: скрытный переход в заданный квадрат, поиск и перехват авианосного соединения «синих». К сведению, ядром соединения являются "Красный октябрь" и «Фрунзе». В обеспечении идут «Сталинград», два 68-х и десяток эсминцев, почти все 34-го проекта.

Слушая командира подлодки, Виктор Котлов задумался, на его губах появилась легкая улыбка: если все пойдет по плану, после короткого учебного боя с подлодками эскадра развернется в поисковый гребень и пойдет на правом фланге линии подлодок.

На «Октябре» — в девичестве «Индефатигейбл», захваченный осенью 40-го на верфи и достроенный для советского флота — базируются дальние разведчики Ту-2к. Неплохая машинка, способная держаться в воздухе несколько часов и вести поиск на удалении до тысячи километров. Кроме того, ангары «англичанина» вмещают те же Ту-2к в бомбардировочном и торпедоносном вариантах и реактивные истребители МиГ-9. Всего 64 самолета и четыре вертушки. Неплохо, даже по сравнению с тяжелыми американскими суперавианосцами.

Младший собрат авианосного гиганта, «Фрунзе» несет только 28 самолетов. По большей части поршневые истребители Ла-11 и штурмовики Су-6. Небольшие размеры переделанного из легкого крейсера авианосца не позволяют, пока не позволяют кардинально обновить авиагруппу. Что ж, «Фрунзе» изначально проектировался как вспомогательный корабль. Такова его судьба — быть во втором эшелоне, обеспечивать действия старших товарищей. Этакий мальчик-паж в пятнадцать тысяч тонн водоизмещения.

В Плимуте говорили, что «Фрунзе» собираются поставить на модернизацию, приспособить под обслуживание реактивных самолетов. Либо, об этом Котлову по большому секрету после хорошего, растянувшегося за полночь банкета рассказал один товарищ из управления материально-технического обеспечения, переделают в противолодочный авианосец, или десантный корабль.

Да, корабль пора отправлять на завод, контр-адмирал Котлов был с этим согласен, даже если первый советский авианосец лишат его украшения в виде двухсотметровой летной палубы и перестроят в десантный корабль, это будет лучше, чем держать в составе флота авианосец с морально устаревшей авиагруппой. В чем там загвоздка, почему нельзя уже сейчас перебазировать на «Фрунзе» нормальные МиГ-9, Котлов не знал. Выросший и воспитанный на подводном флоте, контр-адмирал плохо разбирался в проблемах командиров надводных кораблей. Всё руки не доходили изучить для себя этот вопрос.

Сейчас же поршневые истребители и древние штурмовики «Фрунзе» вполне соответствовали поставленной задаче. Им предстоит поиск, разведка, тот вид боевой деятельности, с которым винтовые старички, ветераны авиации справляются лучше сверхсовременных скоростных "летающих труб".

Котлов искренне надеялся, что если и придется с кем драться, так только с бразильскими припевалами Североамериканского пахана. Здесь самолетов «Фрунзе» хватит за глаза. Если же добавить авиагруппы "Красного октября", "Советской Прибалтики" и "Червонной Украины", то у нас подавляющее преимущество. Все равно, бразильский флот это одно плавучее недоразумение, а их авиация есть летающая кунсткамера и музей воздухоплавания с горячими и редкотрезвыми летчиками.

Костяком работающего у берегов Бразилии соединения является тяжелый крейсер «Сталинград». Неплохой корабль проекта 69бис, гроза легких и вашингтонских крейсеров, достойный соперник американских супрекрейсеров типа «Аляска». Введен в состав флота всего три года назад, командир у него хороший, команда корабль знает. «Сталинград» в прошлом году получил переходящий вымпел отличника боевой подготовки. Кому-то покажется формальностью и ерундой, а военный моряк знает, как достаются такие вымпелы и знамена, знает, как ценятся командиры, умеющие добиваться от людей результата, знающие истинное значение выражения "порядок на корабле".

Учения начались. Сейчас дивизиону капитана второго ранга Дмитрию Самойлова предстоит пройти пятьсот миль к югу, стараясь при этом не привлечь к себе внимание самолетов с «Октября» и «Фрунзе», развернуть подлодки поисково-ударной завесой и ждать когда Виктор Котлов объявит об очередном этапе учений. Планируется, что это будет перехват авианосцев на переходе по данным авиаразведки. Хорошо, если так оно и выйдет. И хорошо если хоть одной из пяти подлодок удастся увидеть в перископ авианосцы пока ее не «пометят» гидроакустическими буями бомбардировщики или эсминцы.

На "махновского бегемота" никто и не надеялся, в расчет брались только три большие подлодки проекта 611 и две средние 613-е. Контр-адмирал искренне недоумевал: на кой кнехт в штабном клюзе командование погнало Б-32 в море? Пользы от "беременной «буки» в предстоящей операции как от козла молока, только мешает, охрану требует, ползает чуть быстрее весельной шлюпки, да еще считается секретным кораблем.

А любой моряк скажет, что от этой секретности одни горести — не дай кто, случится авария, потом особисты до смерти запытают, заставят целые тома отчетов и объяснительных писать, будут допытываться: почему не смогли избежать, да мог ли кто из иностранцев неположенное увидеть?

Если наши рассчитывают на прямое боестолкновение с американцами, тогда да — «бегемот» ой как пригодится. Два удара мегатонными торпедами будут весьма неприятными сюрпризами. Как минимум можно будет с дальней дистанции потопить пару тяжелых кораблей и как следует повредить еще с дюжину всякой разнокалиберной мелочи. Пока американцы разберутся, что это за фантасмагория, почему океан вскипает, и небо рушится вниз, получат наших горяченьких. И надводный флот, и палубная авиация, и подводники наведут им шороху.

Другое дело, перед выходом в море контр-адмирала Котлова предупреждали о нежелательности прямого столкновения с потенциальным противником. Не надо — говорили ему — устраивать большую войну. Ни какая Аргентина вместе со всей Латинской Америкой не стоят цены, какую придется заплатить за победу над янки. Тем более, мы только поддерживаем союзника, демонстрируем нашу решимость, не более того.

Переход прошел без приключений. Большую часть пути подводники проделали на перископной глубине под РДП. Только на второй день перехода с С-164 заметили на горизонте неопознанный самолет. Корабли шли походным ордером, сохраняя дистанцию уверенной звукоподводной связи. Получив сигнал тревоги, все подлодки ушли на глубину. Самолет прошел над совершенно пустынным участком морской поверхности и скрылся за горизонтом.

По истечении двух суток с момента начала учений, кавторанг Самойлов распорядился рассредоточиться, оставшийся участок маршрута подлодкам предстояло идти самостоятельно. Выход на связь строго по расписанию. В случае обнаружения кораблями или самолетами «синих» уходить от погони, сигнал тревоги давать, только если совсем прижмут.

— Работайте без наставников, волчата — произнес в микрофон Дмитрий Самойлов, — но если не выйдете вовремя в квадрат — командир дивизиона выдержал паузу — пеняйте на себя: всем экипажем запрягу на хозработы, вместо увольнительных раствор месить и овощехранилище чистить.

— Маленькая ошибка, — недовольно буркнул находившийся рядом Котлов — никогда не обещайте сделать то, что не можете. А сил привести угрозу в исполнение Вы, Дмитрий Сидорович, не имеете. Права командира дивизиона не распространяются на санитарные и медицинские нормы. Учтите на будущее.

— Понял — командир подлодки невольно втянул голову в плечи. Мягкий, нравоучительный тон комбрига действовал на подчиненных сильнее начальственного рыка. Хороший психологический прием. Когда-то этот метод воздействия Котлову порекомендовал один хороший друг, долгое время работавший главным инженером крупного завода.

— Докладывает пост гидроакустиков — загремело в динамиках — контакт с надводным судном. Направление юго-запад. Скорость семь-восемь узлов. Дистанция восемь миль.

— Уточнить характеристики по шумовому портрету — отреагировал вахтенный офицер командир БЧ-2-3 старший лейтенант Владимирский.

— Одновинтовая лохань. Каботажник топает.

— Куда его несет — бурчит себе под нос Самойлов. — Как будто нарочно.

— Удивительно, что мы до сих пор ни кого не встретили — парирует старпом — атлантическая магистраль. Здесь торговцев, как собак нерезаных должно ошиваться.

— На сотню миль западнее так и должно быть — подключается штурман.

— Все равно, оживленный район. Прямая трасса до Европы — каплей Зубко упрямо сжимает губы и наклоняет вперед голову.

Котлов со смешанными чувствами наблюдал за спором офицеров. Салака. Горячие, молодые парни пытаются строить из себя просоленных, многое повидавших морских волков. Со стороны это кажется смешным, и одновременно контр-адмиралу немного завидно.

Молодежь. Почти никто из них не воевал. Самойлов в 40-м году служил командиром отделения на балтийской «малютке» и участвовал в одном боевом походе. Никого они тогда не потопили, в Северном море попали под глубинные бомбы, получили течь корпуса и вернулись на базу. Из младшего состава, кажется, только мичманы Петренко и Забубенный хлебнули той войны. Все остальные офицеры и мичманы войну видели только в кино и на страницах газет. О матросах и говорить нечего — свежий призыв, год на флоте, из них полгода в учебке.

Из командиров остальных подлодок дивизиона Виктор Котлов был уверен только в капитане второго ранга Махнове, командире Б-30 капитан-лейтенанте Анатолии Серебрякове и командовавшем Б-24 кап-три Борисе Донцове. Со всеми тремя Котлов служил еще на Д-3 «Красногвардеец», ходил с ними в море, прорывался через покрасневшие от крови воды Ла-Манша.

В этих людях командир бригады был уверен как в самом себе. Недаром он постарался свести всех троих в одном дивизионе. Так спокойнее, в случае чего, любой из них легко может заменить нынешнего командира дивизиона. Кавторанг Самойлов блестящий офицер, моряк, но огнем не проверен, неизвестно, как поведет себя под бомбами.

В свое время Котлов был против назначения этого человека командиром дивизиона, и в качестве поисково-ударной группы на этих учениях он хотел назначить первый дивизион капитана первого ранга Лунина. К сожалению, мнение вице-адмирала Виноградова перевесило. Дмитрий Самойлов в свое время чем-то приглянулся командующему подводными силами Атлантического флота, тот его и продвигал по службе, да еще в пику рекомендациям своих командиров бригад и дивизионов.

Впрочем, командует дивизионом капитан второго ранга Самойлов уверено, дело знает, море и флот любит, корабль у него в порядке, командиры средних С-164 и С-178 подтягиваются за более опытными товарищами и не визжат, когда служба прижимает. Может Виноградов прав? Может, выйдет из Димы Самойлова толк? — поживем, увидим, решил про себя Котлов. Сам же решил отпустить поводья, дать командиру дивизиона проявить себя, не давить начальственным авторитетом.

За время перехода к району учений Самойлов успел привыкнуть к присутствию на корабле контр-адмирала, по началу он немного смущался, чувствовал неловкость, но быстро свыкся с постоянным контролем и держался, как положено полновластному командиру. Разумеется, это не касалось уставных отношений с младшими по званию, иногда Самойлов сам напоминал подчиненным, кто контр-адмирал, а кто всего лишь капитан второго ранга.

Получив доклад из рубки гидроакустиков, командир позволил офицерам пару минут поспорить о характеристиках судна и причинах его нахождения в районе учений, затем распорядился подвсплыть на перископную глубину и проложить курс с таким расчетом, чтоб пройти в двух милях от неизвестного корабля.

— Посмотрим, кого это там несет — пояснил командир подлодки.

Остальные корабли дивизиона получили приказ продолжать выполнять поставленную задачу, на второстепенные цели не отвлекаться. К таковым целям, прежде всего, относилась разведка. Командование нашего флота всегда интересовалось всем происходящим в мировом океане. Старшие офицеры каждого вернувшегося из похода корабля были обязаны составить отчеты по специальной форме, расписать по пунктам, что, кого и где наблюдали, приложить выписки из бортового журнала и лично все сдать в разведотдел дивизиона, бригады или эскадры.

Гидроакустики доложили о прекращении контактов с подлодками дивизиона. Последней в океанской глуби растворилась Б-32. Не смотря на специальное покрытие корпуса, шумы «бегемота» улавливались на дистанции в пять миль, особенно хорошо слышно было, когда Эммануил Махнов пытался идти под РДП. Подлодка на перископной глубине все норовила или выскочить на поверхность, или провалиться на десяток метров. Сущее мучение для вахтенного командира и боцманской команды. Доставалось и мотористам, капитан второго ранга Махнов докладывал, что во время перехода через Атлантику у него дважды заливало дизеля.

В отличие от толстопузого Махновского уродца, Б-27 уверено держалась на курсе, могла идти под РДП при волнении до четырех балов. Дальше начинались проблемы с заливанием воздухозаборников водой. Сейчас на поверхности колыхалась легкая зыбь около двух балов. Идеальные условия для большой подлодки. Командир подлодки и пользовался природными условиями, корабль скользил под поверхностью океана на скорости 7 узлов. Над водой выступали только перископы, трубы РДП и усик антенны. Легкое волнение скрывало, размывало буруны от перископов. Засечь подводную лодку сейчас можно было только радаром, да и то с ближней дистанции.

Через час хода, дежуривший у торпедного перископа, старшина доложил о замеченном на горизонте судне. Гидроакустики давно слышали и пеленговали шумы каботажника. С периодичностью в десять минут на центральный пост докладывались пеленг и дистанцию цели. Всем было ясно, что это мирный торговец, но слышать одно, а увидеть судно в перископ совсем другое дело.

— Однотрубный пароход. Встречным. Идет в балласте. Семь-восемь тысяч тонн — с губ старшины Марклена Саблина слетали короткие рубленые фразы.

— Какой у него флаг? Дай сам гляну — с этими словами кавторанг Самойлов подошел к зенитному перископу.

— Что писать в журнал? — деловым тоном поинтересовался штурман.

— Что слышал, то и пиши. Флаг у него немецкий.

Встречное судно прошлепало мимо подводной лодки, никто на его палубах и мостике даже и не понял, что всего в двух милях по левому траверсу встречным курсом прошел подводный крейсер. Привычное и обычное дело для подводников. Контр-адмирал Котлов с удовлетворением отметил, что никто из находившихся в отсеке моряков не предложил всплыть и запросить у союзника свежие газеты, к примеру. Привычку к скрытности в головы подводников вколачивали еще в первый год учебы в военно-морском училище, или на срочной, буде кто из офицеров успел отслужить рядовым матросом.

Уточнив национальную принадлежность встречного судна, командир подлодки Б-27 распорядился вернуться на прежний курс. Следовало как можно быстрее идти в район сбора дивизиона. Дмитрий Самойлов чувствовал, что высокопоставленный посредник хоть и не вмешивается в командование кораблем и дивизионом, вежливо пропускает вперед командира, но при этом отмечает все правильные действия, решения и промахи экипажа. Особенно промахи.

Это сейчас контр-адмирал Котлов сама вежливость, по возвращении в Плимут он устроит экипажу и лично Самойлову профилактический разнос, мало не покажется. Подводники знали, что командир бригады любит подмечать мелочи, малейшие ошибки и недочеты в работе экипажей. Бывало, такое углядит, что хоть вешайся от позора. Выставит командиров подлодки как последних бездарей, сухопутных Ванек и бездельников. Правда, в большинстве случаев устраиваемые Котловым погромы звучали устно и в рапорта не превращались. И за то спасибо.

Молодой командир дивизиона еще не понимал, что придирки начальника справедливы, в первую очередь Котлов заботится о своих людях. Командир бригады в свое время на собственной шкуре познал, что за такие вот мелочи зачастую приходится платить кровью и сейчас пытается это донести до нового поколения подводников.

Оставив за кормой немецкий сухогруз, Б-27 продолжила свой путь на юг. Во время очередного планового сеанса связи со штабом, контр-адмирал Котлов передал свой доклад и получил в ответ именную шифровку.

В сообщении говорилось, что разворачивание сил флота идет полным ходом, немцы выходят на рубежи дальней блокады Аргентины. Американские авианосные соединения и линейные флоты покидают Карибское море и полным ходом идут по направлению к экватору. Контр-адмиралу Котлову рекомендовалось усилить бдительность, быть готовым переориентировать действия второго дивизиона по плану N3. В случае осложнений разрешалось по своему усмотрению применять обычное оружие.

Раздумывать о нюансах текущего политического момента и почему в приказе сделали акцент на применении обычного оружия, было некогда. На Б-27 объявили боевую тревогу. Наблюдатели засекли двухмоторный самолет. Последовало срочное погружение. Восемь минут, и гидроакустики засекли звук удара тяжелого предмета о водную поверхность. Затем еще, и еще один. Пеленг на правую кормовую раковину.

Командир подлодки благоразумно сбавил ход до малого и дал кораблю лево руля. Начинается охота. Малоприятное для подводника дело. Ибо дичью в таких случаях выступает подводная лодка.

— Что за самолет? — гремел на центральном посту голос Самойлова.

— Большая летающая лодка. Похоже на «Маринер» — отвечал Марклен Саблин.

— Сразу надо было интересоваться — тихонько проворчал контр-адмирал.

Деливший с Котловым каюту, Дитрих Борхерт отложил в сторону и опасливо покосился в сторону двери.

— Мы грузнуть? — осведомился немец?

— Я, натюрлихь — кивнул головой контр-адмирал.

— Говорите на русски. Это маневры?

— Не похоже.

Вслед за этой фразой Котлова, корабль накренился на нос. Подлодка погружалась.

— Черт! — выругался командир бригады. Воздух в отсеке ощутимо густел. На лбу появилась испарина. Самойлов продолжал погружение. Винты неутомимо толкали подлодку в морскую пучину.

— Всплеск по левому борту.

— Право руля.

— По отсекам смотреть в оба. Держать ход в три узла — через открытый люк слышны уверенные команды Самойлова и капитан-лейтенанта Зубко. Подлодка пытается уйти от кружащего над морем и периодически сбрасывающего противолодочные буи гидроплана.

Откуда-то донесся высокий, еле слышный противный скрежет. Поунг. Запищала струна неведомой скрипки прочного корпуса. В унисон ей отозвались переборки и шпангоуты. Полминуты, и скрипы стали громче. К разноголосью корпусных конструкций добавился тревожный шорох в трубопроводах.

Виктор Котлов невольно стиснул кулаки. Проклятье, он всю жизнь ненавидел эти звуки. Протяжный, потусторонний стон сжимаемого чудовищным давлением корпуса подводной лодки. Слышать это невозможно, человеческая психика не рассчитана на такую пытку.

Наконец палуба под ногами выровнялась. Погружение прекратилось. Корабль медленно, на малых оборотах уходил от преследования. Буквально крался на глубине. С момента объявления тревоги прошло двадцать минут. Новых всплесков не слышно. Гидроакустики скрючились над шумопеленгаторной станцией, внимательно прослушивают весь доступный диапазон. Нет, ничего не слышно.

Котлов пригладил руками волосы и вышел в коридор. Пора поинтересоваться происходящим. Сейчас контр-адмирала больше всего интересовал вопрос: что это была за летающая лодка? И какого черта с нее сбрасывали буи? Для наших патрульных самолетов слишком далеко. У Союза нет баз в западном полушарии.

Американцы или местные бразилейрос? Первым нет смысла провоцировать советских моряков. Последний вооруженный конфликт с янки приключился в 47-м году, когда американская базовая авиация с Исландии завязала драку с истребителями авианосца «Фрунзе». Якобы наши залезли в исландские территориальные воды, или американцы слишком агрессивно вели себя в зоне ближней ПВО авианосца. Черт их сейчас не разберет. Тогда обе стороны потеряли по паре истребителей, флоты и дальняя авиация были приведены в состояние повышенной готовности. Дело замяли дипломаты. Да и немцы помогли урегулировать конфликт — Гитлер публично заявил, что Германия придерживалась и впредь будет придерживаться условий Договора о взаимопомощи 40-го года.

5

Через три часа после инцидента с гидропланом Б-27 посчастливилось напороться на пару палубных бомбардировщиков. Сигнальщики вовремя заметили опасность, и подлодка успела погрузиться и сменить под водой курс. Наблюдавший за действиями команды, Виктор Котлов как бы невзначай проронил в слух:

— Скорей всего выжили.

— Стоп машинам. Акустикам бдить! — скомандовал старпом.

Похвала контр-адмирала польстила капитан-лейтенанту Зубко. Тем более, происшествие выпало на вахту старпома. Командир корабля в это время отдыхал от дежурства. Вся ответственность за корабль, экипаж и выполнение учебных задач лежала на вахтенном офицере.

— Слышен приглушенный сигнал на норд-норд-вест. Шумы быстроходного корабля, дистанция не менее десяти миль — положительно Зубко сегодня везло. Второе интуитивно принятое решение и опять верное. Если в первый раз офицер приказал погружаться, даже не дослушав до конца рапорт наблюдателя, как и положено по уставу. То сейчас идея заглушить моторы и дать акустикам "минуту тишины" полностью принадлежала капитан-лейтенанту.

— Малый вперед. Акустикам щелкнуть цель гидролокатором.

— Есть, малый вперед — ответили из кормовых отсеков — заряд аккумуляторов пятьдесят процентов.

— Вот так, и не следовало спешить с гидролокатором — проворчал Котлов.

Наблюдателю было ясно, что если на поверхности идет эсминец, и у него работает станция, то сейчас начнется охота. Почувствовав звуковые волны от гидролокатора, акустики противника будут очень злы, и посчитают делом чести подвести нахальную подлодку под свои бомбометы.

— Акустики, где доклад? — старпом нервно рыкнул в микрофон.

— Эхо слабое. Предположительно, большой сторожевик или эсминец, скорость 17 узлов. Повторяю простукивание.

— Отставить гидролокатор! — выпалил влетевший на центральный пост командир корабля — погружение.

— Мы на глубине 60 метров — невозмутимым тоном ответствовал боцман.

Старший мичман Окунев стоял возле манометров и стрелочных указателей положения рулей, внимательно разглядывая пузырек кренометра, да с таким видом, будто от этого зависела судьба подводной лодки и всего экипажа. Заслуженный, приросший к флоту боцман иногда посматривал на своих командиров с некоторой долей снисходительности. Дескать, молоды еще командовать.

— Нырять на сто метров. Командиру БЧ-5 доложить ситуацию в пятом и шестом отсеках.

— Заряд аккумуляторов пониженный — немедленно отозвались из дизельного отсека — машины и оборудование в порядке. Можем идти малым ходом пять часов.

— Хреново. Не успели зарядить — с этими словами старпом вытер со лба испарину.

Подводная лодка быстро погружалась с креном на нос. Как только стрелка глубиномера достигла отметки сто метров, боцман стабилизировал корабль рулями. Двое краснофлотцев в это время выравнивали лодку перекачкой балласта между цистернами.

Акустики докладывают, что быстроходная цель приближается. Корабль идет прямо на подлодку. Ситуация критическая. На центральном посту на мгновение повисла тяжелая гробовая тишина. Обстановка в буквальном смысле слова давила на плечи. Моряки, насупившись, склонились над своими рабочими местами. Чудовищное забортное давление камнем тяготело над людьми.

— Полный ход — в глазах Дмитрия Самойлова сверкнули искорки.

— Право руля! Стоп машине.

Разогнавшись до шести узлов, подлодка резко сменила курс и легла в дрейф.

— Эсминец по левому борту. Удаляется — в голосе акустика звучали отчетливые нотки восторга.

— Рано радуетесь. Меня так в сороковом эсминец три часа подряд мурыжил — пробурчал Виктор Котлов.

Державшийся рядом с контр-адмиралом немецкий наблюдатель согласно кивнул и вдруг быстро перекрестился. Жест фрегатен-капитана Дитриха Борхерта не остался незамеченным офицерами советской подлодки. Старпом ехидно усмехнулся и отвернул голову в сторону. Командир БЧ-4 лейтенант Бергадзе пробормотал что-то по-грузински.

— Остановился. Шумы стихли — звучит громкий шепот акустика.

— Отрубить вспомогательные механизмы — реагирует капитан второго ранга Самойлов.

Стих привычный гул вентиляции. Одновременно погасло основное и включилось аварийное освещение. «Дед» по-своему расценил приказ командира, и решил экономить электроэнергию.

— Шум. Он приближается. Левый борт. Пеленг….

Гидроакустика оборвал глухой рокот подводного взрыва. Брум. Брум. Пауза и еще один удар. Подлодку чувствительно качнуло ударной волной.

— Твою мать! — одновременно слетело с губ Котлова и Самойлова. Остальные слишком поздно поняли, что происходит.

Боцман громко ойкнул и присел, закрывая голову руками. Палуба под ногами дрогнула, качнулась, подлодка подпрыгнула, старший мичман опрокинулся набок и чувствительно приложился головой об угол кожуха блока контроля. Командир БЧ-2-3 прыгнул к пультам управления торпедной стрельбой. В голове старшего лейтенанта Владимирского была только одна мысль — найти эту гадину, и засадить ей пару приветов под киль. Только переключив приборы на режим залповой стрельбы, он вспомнил, что вообще-то говоря, идут учения. Наверху должны быть наши.

— Найн. Это не маневры — отчетливо произнес Дитрих Борхерт.

— Потом будем разбираться. Самойлов, командуй — контр-адмирал Котлов нехорошо прищурился. По его напряженному лицу и сведенным судорогой скулам было видно, что вскоре кому-то сильно не поздоровится.

Три бомбы, и тишина. Акустики напряженно вслушивались в шумы эсминца. Неприятель прошел в пяти кабельтовых за кормой подлодки, развернулся и начал удаляться. Шум винтов опять затих. Самойлов медленно обвел взглядом отсек, громко вздохнул и потянулся к микрофону связи с постом старшего механика. На плечо командира подлодки легла тяжелая рука контр-адмирала.

— Не надо — одними губами прошептал Виктор Котлов.

— Ждем? — так же тихо отозвался Самойлов.

Полчаса показались подводникам целыми сутками. Наконец после долгих тягучих, свинцовых минут напряженного выжидания гидроакустики доложили, что эсминец дал ход и удаляется.

— Малый вперед — капитан второго ранга Самойлов прищурился, выпячивая вперед нижнюю челюсть. Он остро переживал свою ошибку. К счастью рядом оказался командир бригады и вовремя остановил молодого командира.

— Бывает — кивнул бровями контр-адмирал, он чувствовал состояние подчиненного и не хотел, чтобы тот корил себя за надуманный проступок.

Неоднократно попадавший под глубинные бомбы, Котлов знал, что решение Самойлова тоже могло быть верным. Здесь нет однозначного ответа. Опытные повоевавшие подводники действовали по большей части интуитивно, не раздумывая. Уход от корабля ПЛО это ведь поединок, дуэль двух человек с завязанными глазами, ничего не знающих друг о друге. Все делается на слух, маневрируя пытаешься предугадать встречный маневр противника. Де-факто выигрышных рецептов нет. Противник может оказаться умнее, разгадать твою хитрость, или наоборот — не понять, что ты ему за медузу подкладываешь, и тупо ударить, где не ждешь.

Только убедившись, что на поверхности чисто, командир Б-27 разрешил всплыть. Поднявшись на перископную глубину, подводники минут десять осматривали горизонт и небо через окуляры, и только затем Самойлов приказал продуть балласт. Первым делом боевая часть наблюдения и связи включила радар.

Невидимый луч обежал окружность в 360 градусов, сканируя горизонт. На экране электронно-лучевой трубки чисто, ни одной отметки. Только сейчас кавторанг Самойлов почувствовал, что с его плеч свалился тяжелый груз. Командира качнуло так что он был вынужден схватиться за планшетный столик. Сердце в груди бешено колотилось. Не смотря на свежий воздух, затягиваемый в чрево подлодки вентиляторами, в отсеке было нестерпимо душно.

Самойлов оглянулся в поисках командира бригады, но тот уже ушел в радиорубку. Котлов спешил. Он понимал, что это были не учения. И это не ошибка. Шифрование радиограммы не заняло много времени, благо сейчас есть специальные машинки. Короткий доклад о ЧП, запрос об изменениях обстановки, согласование перехода на дополнительный график радиосвязи и все это адресовалось главкому Атлантического флота адмиралу Головко.

Виктор Котлов будучи человеком опытным прекрасно знал, когда можно и нужно раздвинуть рамки инструкций, превысить свои полномочия, а когда нельзя. Сейчас был именно первый случай. Шифровка улетела в эфир и, минуя непосредственное начальство контр-адмирала Котлова в виде командующего подводными силами флота вице-адмирала Виноградова, была поймана паутиной антенн флагманского линкора "Советская Россия" и, пройдя все положенные инстанции, легла на стол командующего флотом.

В тот момент, когда адмирал Головко читал сообщение с Б-27, подлодка полным ходом шла к точке рандеву с дивизионом. Корабль отставал от графика движения, и кавторанг Самойлов решил рискнуть пробежаться в надводном положении не жалея дизелей. Не все были согласны с этим решением, старлей Владимирский тихонько пробормотал что, дескать, лучше аккуратненько, под РДП чапать, так оно спокойнее.

Бурчание командира БЧ-2-3 долетело до ушей Самойлова и не вовремя. Раздосадованный неудачно начавшимися учениями, встречей с чужим гидропланом, атакой какого-то эсминца полупиратского происхождения, а больше всего тем, что все эти безобразия творились на глазах командира бригады и немецкого гостя, командир подлодки устроил подчиненному публичный разнос. Бедного начальника минно-артиллерийской части разложили по полочкам, проперчили, пропесочили, торжественно поимели самым извращенным способом и послали в первый отсек.

— Твои бурундуки тавот жалеют, «рыбок» не смазывают вовремя, того и гляди, ржа проступит, контакты позеленеют. Вольно. Можете идти — завершив этой фразой профилактическую смазку клюзов, капитан второго ранга проводил бедного старлея уничижающим взглядом и молча повернулся к пульту управления насосами. Взгляд командира уперся в свежие сколы краски.

Теперь настала очередь боцмана. Бедняга не успел смениться с вахты, за что и пострадал. Досталось старшему мичману Окуневу за все и про все хорошее. Как заподозрил, с восхищением глядевший на неповторимое зрелище, Котлов в первую очередь за нотки превосходства, иногда проскальзывавшие в голосе Окунева и за недостаточно уважительное отношение к командирам.

По мнению Виктора Котлова, досталось людям зря, на авторитет командира они не посягали, все делали, как надо или как положено. Но вмешиваться в конфликт, принижать своим авторитетом командира корабля последнее дело. За подлодку и экипаж отвечает в первую и последнюю очередь кавторанг Дмитрий Самойлов. Ему и держать дисциплину на борту.

К району встречи Б-27 вышла с задержкой на полчаса против назначенного. Последние тридцать миль пришлось идти на перископной глубине. Хотя переход завершился благополучно, небо над головой было не так солнечно, как хотелось, над подлодкой ощутимо нависала тень угрозы. Опрос командиров подлодок по звукоподводной связи подтвердил худшие опасения Виктора Котлова. С-164 и Б-30 подверглись воздушным атакам. Капитан третьего ранга Серебряков доложил, что опознал в бомбардировщике «Авенджер». Самолет сбросил по курсу подводной лодки серию мелкокалиберных бомб.

Тревогу и неуверенность добавила шифровка с "Советской России". Полученное в назначенное время, радиосообщение адресовалось контр-адмиралу В. Н. Котлову лично, и было подписано адмиралом флота Арсением Головко. "Усилить бдительность. Возможны провокации со стороны флота США. Продолжать выполнять поставленной задачи". Коротко всеобъемлюще и понимай, как знаешь.

Наше командование умеет ставить задачи, да так, что и народная смекалка не поможет. К счастью, за успешное решение вопроса, у нас премируют ненаказанием за все то, что ты совершил, выполняя приказ. Котлову вспомнился Плимут голодного сорок первого года. Д-3 тогда стояла на приколе в плимутском порту, ждала очереди на капитальный ремонт. Экипаж жил на берегу в пригороде Плимута. Эх, насмотрелся тогда Виктор Котлов на английскую жизнь. Впечатлений надолго хватило.

Город сохранился неплохо. Бомбили его мало, при штурме не пострадал, ибо был взят за один день лихой атакой неполного полка десантников. Командовавший десантурой капитан госбезопасности Анатолий Верхотин догадался не разбрасывать свои силы в безнадежной попытке окружить город, а бил сжатым тяжелым кулаком по прямой, заставив англичан поверить, что город атакует минимум стрелковая дивизия. Говорят, у Верхотина даже было два-три танка. Разумеется английские «Валентайны». Если бы десантники не поспешили бы с атакой, то англичане быстро бы выяснили, что превосходят наступающих по численности в 3–4 раза, у атакующей стороны почти нет танков и артиллерии. Тогда десантникам в лучшем случае пришлось бы перейти к обороне. Это в лучшем случае.

После войны и подписания договора на аренду полуострова Корнуолл Плимут стал базой сначала передовой эскадры Балтийского флота, а с 44го года отдельного Атлантического флота. Бессменным комендантом базы был полковник Кривошеев, как получивший это назначение в декабре 40го, да так и приросший к городу и порту. Много воды утекло, многое поменялось в стране и мире, но ни у кого из командующих рука не поднималась сменить ставшего неотъемлемой частью Плимута заслуженного ветерана.

Много пришлось пережить коменданту и его немногочисленному гарнизону. Командование требовало: поддерживать порядок на вверенной территории, обеспечить лояльность местного населения, выловить и ликвидировать весь криминальный элемент, наладить работу порта, доков и ремонтных мастерских да еще обеспечить противодесантную оборону Плимута. Каждый пункт требовал серьезной кропотливой работы, требовал немалых средств и людских ресурсов, да еще нередко противоречил остальным требованиям.

Владимир Кривошеев выкручивался, как мог. Помогала крестьянская смекалка, умение работать с людьми, да резервы балтийской эскадры. Капитан первого ранга Левченко сам получил задачу закрепиться на Корнуолле и поддерживал сухопутный гарнизон всеми своими силами и резервами.

В городе и окрестностях было неспокойно. На полуострове скрывались дезорганизованные остатки разгромленных английских частей, больше похожие на оборванцев, партизан, но все с оружием. Население косо смотрело в сторону «оккупантов». Ночами на улицах царствовали банды грабителей и налетчиков, с ними не справлялись даже армейские патрули. Да ко всему прочему на Англию обрушился голод.

Раньше большая часть продовольствия завозилась с континента и из колоний. После разгрома Британии все изменилось. Если что и везли на остров, так это только оружие и американских наемников. Сильно поредевшие после битвы за Британию советский и германский флоты не могли обеспечить блокаду, авиация тоже не справлялась с защитой острова.

Голод был страшен. Враз выросли цены на продовольствие, фермеры спешно вооружались и не спешили продавать излишки со своих хозяйств. Склады в городах быстро опустошались, а по большей части разворовывались ушлыми дельцами и английской администрацией. Оккупация привела к остановке промышленности, тоже питавшейся за счет импортного сырья. Выброшенные на улицу люди потеряли свои накопления, фунт стерлингов обесценился. Немногие сохранившие работу счастливчики еле сводили концы с концами, но им хотя бы не грозила голодная смерть. Обеды в заводских столовых порой ценились выше любых денег.

В это страшное время, когда в Англии убивали за буханку хлеба, комендант Плимута принял неординарное решение, разом избавившее его от многих проблем. Началось с мобилизации всех желающих поработать на судоремонтных предприятиях, все плимутские мастерские получили заказы от советского флота. Одновременно советская власть установила контроль за владельцами предприятий, чтоб те не воровали у рабочих и вовремя платили зарплату. Заказы комендатура оплачивала полновесными советскими рублями и продовольствием. Были организованы общественные работы, за которые тоже платили, причем продовольствием по флотским нормам довольствия.

Флотское командование быстро поняло суть проблемы и обеспечило снабжение советской зоны, пусть и не как в Союзе, но терпимо. Проблема голода отступила на второй план. Зато население очень быстро поняло, в чьей руке миска с похлебкой и само навело порядок на полуострове. Повстанцы и бандиты без разговоров выдавались военным патрулям либо расстреливались самими обывателями.

К весне 41го года о самоуправстве коменданта стало известно в Москве. В Плимут вылетела комиссия во главе с наркомом Николаем Кузнецовым. Сопровождавшие моряков специалисты НКВД быстро разобрались в ситуации и увеличили лимиты на снабжение Корнуолла с учетом нужд местного населения. Также были рассмотрены и удовлетворены заявки местной промышленности на сырье, топливо и материалы. Полковник Кривошеев вместо нагоняя получил орден и немалые права почти полновластного хозяина военно-морской базы.

Слухи о корнуольском островке благоденствия быстро распространились по всей Англии. Весной советским пограничникам уже приходилось отбиваться от толп голодающих, стремящихся любыми путями попасть в советскую контрольную зону. Опять помогло НКВД и товарищи из трофейных комиссий. Прямо на границе организовали фильтрационный лагерь. Теперь все желающие могли предложить Советскому Союзу свои услуги. Специалистов, высококвалифицированных рабочих, ученых трудоустраивали в советской зоне или вместе с семьями вывозили в Союз.

Летом 41го было достигнуто соглашение с Германией об английских репарациях. Получивший несколько недостроенных кораблей СССР взял под свою опеку часть судостроительных заводов и быстро загрузил их работой. При этом советские управляющие платили рабочим и специалистам в полтора раза больше, чем немцы, организовывали при заводах столовые и общежития. Понятно дело, местные и потянулись к нашим.

Вот так, буханка хлеба помогла нашему флоту, спасла немало человеческих жизней и закрепила за Союзом Корнуолл. Плебисцит среди местного населения способствовал установлению советского протектората и закреплению аренды полуострова на 99 лет. Арендная плата была установлена в размере одной копейки за квадратный километр в год и пересмотру не подлежала.

Воспоминания о делах полковника Кривошеева незаметно повысили настроение Виктора Котлова. Жизнь уже не казалась такой мрачной и безысходной, да и в отсеках подлодки вроде стало светлее.

— Переживем — буркнул себе под нос контр-адмирал.

Под рукой Виктора Котлова целый дивизион подлодок, а рядом крейсируют еще два. Это сила, это 18 добротных средних и больших подводных лодок с крепко сколоченными экипажами и прошедшими огонь и воду офицерами. Многих своих командиров контр-адмирал знал не один год. Со многими он делил место в кают-компании, обед и глоток воздуха в тесных отсеках субмарин. В своих людях Котлов был уверен.

— Я понимать, мы драться с янки? — опять этот немец не вовремя пристал.

— Да, они пытаются нам помешать.

— Но мы в тельняшках — лицо фрегатен-капитана Борхерта расплылось в широкой улыбке.

— Товарищ контр-адмирал, с Б-24 передают, что у них внештатная ситуация — доложил старпом.

— Что?!

— Вышел из строя радиолокатор.

— Когда смогут починить?

— Сейчас уточню.

— Подожди, я сам переговорю с кап-три Донцовым — с этими словами Котлов сунул в карман бланк шифровки и поспешил в рубку гидроакустиков.

Подлодки дрейфовали на перископной глубине одной плотной группой. Связь была устойчивой. Контр-адмирал Котлов по дороге к гидроакустикам успел привести мысли в порядок и разговор вел спокойно. Повлиял на него и деловой тон командира Б-24. Борис Донцов вкратце пояснил, что из-за скачка напряжения в корабельной сети перегорели два каких-то там блока.

— Связисты и электрики устраняют повреждения, ищут причину скачка. Радиолокатор починить можно, но для этого нужны новые детали.

— Позови своего командира БЧ-4 и пусть он поспрошает коллег.

— Мы уже связались с «бегемотом». Они обещали передать нужный блок — отозвался Донцов.

— Вот и добре, сами со всем разобрались, и нечего было меня тревожить — добродушно проворчал командир бригады.

В действительности он сам вызвал на связь командира подлодки, но такие мелочи имеют обыкновение забываться.

Операция по передаче запасных частей с борта на борт прошла без сучка и задоринки. Легкое, почти незаметное волнение не мешало морякам. Заодно подводники получили редкую в походе возможность размяться на палубе, подышать свежим воздухом. Наблюдавший за коллегами в перископ, Виктор Котлов отметил, что капитан третьего ранга Донцов лихо выполнил маневр причаливания к атомоносцу Б-32. С корабля на корабль перекинули мостки, связисты обменялись мешками с аппаратурой.

А вот с отчаливанием вышла заминка. Котлов был готов поспорить на коробку кубинского табака, что задержка искусственная. Просто, моряки упросили командиров подлодок не спешить с погружением. Знакомое дело. Высыпавшие на палубы моряки осмотрели надводные части легких корпусов, проверили зенитные установки. На Б-32 успели разобрать и вновь собрать кожух РДП.

Операция с обменом ремкомплектами таким образом растянулась на два часа. Дмитрий Самойлов уже собирался дать командирам Б-24 и Б-32 сигнал к срочному погружению и потребовать отчет о проделанных работах, то те и сами вовремя догадались не испытывать начальственное терпение свыше допустимого. Три минуты, и подлодки ушли на глубину, над гребнями волн остались только тонкие трубы перископов и РДП.

6

Дивизион шел курсом на восток. Строй подлодок вытянулся поисковой сетью. Погода по-прежнему радовала любителей загорать под жарким тропическим солнцем. Легкий ласковый ветерок, редкие облака, теплое море — курорт. Настоящий курорт. Для пассажиров круизного лайнера сущая благодать. К сожалению, командир второго дивизиона капитан второго ранга Самойлов не относил себя к участникам морского круиза.

Разномастная полуодетая публика, принимающая солнечные ванны на прогулочной палубе огромной пассажирской «Нормандии», и не подозревала, что кто-то может мечтать о затянутом тучами небе, шквалах и бушующих волнах. А между тем всего в пяти кабельтовых от белоснежного лайнера прошел подводный корабль.

Капитан корабля получил предупреждение, что в этом районе проводятся маневры советского флота, но не придал этому факту большого значения. Полная ерунда. Новый навигационный радар предупредит о кораблях и самолетах. Быстроходный лайнер в любой момент может изменить маршрут и обойти опасный район. И естественно, само собой разумеется, иного и быть не может — русские не будут стрелять по пассажирскому лайнеру, тем более под флагом члена Европейской Унии.

— Радиограмма из компании — пробурчал третий помощник, протягивая капитану бланк.

— И что пишут?

— Напоминают о русских маневрах. Предупреждают, что в районе Ла-Платы и Огненной Земли собираются немецкие эскадры. Американцы заявили о своих учениях.

— И все в Южной Атлантике? Безумный век, безумные сердца — продекламировал капитан, стряхивая невидимую пылинку с рукава белоснежного кителя.

Радиограмма так и осталась не прочитанной, командирам «Нормандии» было не до параноидальных предупреждений представителя компании. Куда важнее следить за морем, погодой, контролировать отдых пассажиров, чтоб никто и не подумал жаловаться на сервис. Да, меню в корабельных ресторанах занимало капитана куда больше, чем маневры русских варваров и неотесанных бошей.

Тропик Рака щедро одаривал людей небесной благодатью, теплой, солнечной погодой с легким освежающим ветерком. В южном полушарии сейчас зима, но субтропический океан сглаживает температурные колебания. Здесь в Атлантике всегда вечное лето. Главное вовремя получить штормовое предупреждение, разминуться с циклоном, уйти от шквала и можно ни о чем не беспокоится. А война? Какая право глупость! Война закончилась десять лет назад. Немцы ушли из Франции, оставили Париж. Правда, они оттяпали Эльзас и Лотарингию, но это небольшая цена за членство в Унии, право беспошлинной торговли и защиту колоний.

Пассажиры и команда французского корабля не подозревали, что они целых пять минут находились под прицелом океанского подводного крейсера. Нежившиеся на прогулочных палубах лайнера люди и помыслить не могли, что кто-то сейчас, здесь, всего в полумиле от них может мечтать о штормах, затянутом тучами небе, грозе, перекатывающихся через палубу валах, стене дождя на горизонте.

Такова жизнь — безветренная солнечная погода сущее проклятие для подводного флота и небесный подарок для сил ПЛО. К вражеским авианосцам можно подобраться только в шторм, под прикрытием тропического ливня. Это когда даже сумасшедший не рискнет поднять самолет в воздух. Буруны от перископов маскируются пеной на гребнях волн. На радарах видится всевозможная хрень. Команды эсминцев больше обеспокоены борьбой за живучесть, а не поиском подлодок. Несильный шторм, вот что нужно было командирам второго дивизиона второй бригады флота ведущего сейчас поиск авианосной эскадры.

— Нежатся — злобно пробормотал себе под нос старлей Владимирский — лимонад пьют. Вона, холуи с подносиками бегают. Кофей с коньяком разносят — вид наслаждающихся круизом буржуев невольно заставил офицера вспомнить своего отца, комиссара красной армии времен Гражданской войны.

— Что за посудина? "Нормандия"? — контр-адмирал Котлов с наслаждением разогнул спину, потянулся, заложив руки за голову.

Последние полчаса командир бригады корпел над разложенными на штурманском планшетнике картами. Рассчитывал ходовые часы, курсы, рисовал зоны уверенного обнаружения. Что-то у него не получалось, и тогда Виктор Котлов с раздражением бросал на стол логарифмическую линейку, негромко матерился и лез в карман за трубкой. Вахтенные на центральном посту с интересом следили за контр-адмиралом — закурит или нет? Пока комбриг вовремя останавливался. Один раз он даже успел извлечь зажигалку, но опомнился. Он сам всегда придерживался жесткого правила: не курить на подводной лодке, только на палубе или на мостике. И другим никогда не позволял дымить в герметичных отсеках корабля.

— Знаменитый корабль, эта «Нормандия» — дело не шло, цифры отказывались складываться в что-то вразумительное, и командира понесло. — Самый лучший, самый быстроходный и красивый лайнер тридцатых годов. Да и нашего времени тоже. Обладатель "Голубой ленты Атлантики". Сам видишь: красивое судно, водоизмещение суперлинкора, а корпус изящный как у крейсера.

"Нормандия" в первом же своем рейсе побила рекорд скорости на трансатлантическом маршруте. Потом, к сожалению, проиграла в состязании англичанке "Куин Мэри" полузла. Но у «Машки» машины на четверть мощнее, и выглядит она как плавучий бордель.

— Красавица. Обошла нас тридцатиузловым, только волной перископы захлестнуло. А корма у нее высоченная, как тяжелый авианосец. Вот бы на такую махину ночную атаку провести. Думаю, надо полным носовым залпом садить, да и то, мало ей будет — восхищенно протянул Антон Владимирский.

— Ты, вахтенный, не отвлекайся, не зевай — подначил старшего лейтенанта Котлов — или ставь к перископу мичмана, вон двадцатый раз стекла манометров протирает, и займись своими обязанностями. Штурманские прокладки проверь, акустиков и механиков шевельни, чтоб носом не клевали.

— Гордый корабль — продолжал контр-адмирал — в плену побывал, но вырвался, сбежал от звезднополосатых прохвостов.

— Это как? Расскажите!

— Молодежь! Мать вас так и раз так — в уголках прищуренных глаз Виктора Николаевича играли озорные искорки — Такие вещи надо с пеленок знать. В 41-м о побеге «Нормандии» все газеты писали. Ладно, слушайте, балбесы. Перед началом войны лайнер готовился выйти в море из Нью-Йорка. Очередной рейс. Но американцы намерено задержали рейс, надеялись погреть руки на европейской войне. Франция, как вы знаете, не долго сопротивлялась. Нокаут. Чистая победа.

В мае 41го года уже после того как наши заключили с французами и англичанами мир, американы арестовали все французские, бельгийские и голландские суда в своих портах. Жалко было возвращать чужое, искали повод прибрать к рукам. Особенно им «Нормандия» понравилась. Судно хорошее, дорогое. Американцы решили его перегнать в Филадельфию и перестроить под свои нужды.

Так как своих моряков способных освоить французский лайнер не нашли, или времени не было искать, то перегон поручили французскому экипажу. Но тут наши лягушатники не сплоховали, взыграл галльский гонор. Стоило судну выйти в море, как французы разоружили охрану, вышвырнули полицейских за борт и дали полный ход. Не все коту масленица. «Нормандия» оторвалась от сторожевиков, одного чуть было не протаранила, недомерок успел увернуться, и пошла прямиком на родину.

Вот так, настоящие моряки действуют. Учитесь, парни — на этом Виктор Николаевич завершил свой рассказ. Чуточку помолчал и добавил — с тех пор «Нормандия» ни разу не заходила, ни в один североамериканский порт. Корабельными правилами запрещено, дабы не оскорблять флаг корабля присутствием всякой швали.

— Так и сказано?! — не поверил мичман Забубенный.

— Не имеет права заходить в порты стран, не соблюдающих международное морское право — продекламировал контр-адмирал.

Завершив лекцию, Виктор Котлов ушел в свою каюту. Пора было отдохнуть, постараться заранее выспаться, да и в гальюн заглянуть не мешает. Нечего людей смущать словоизлияниями на отвлеченные темы. Это у контр-адмирала на подлодке работы практически нет — ни забот, ни хлопот. А парням приходится трудиться в поте лица. Причем, в буквальном смысле слова.

Это все «Нормандия» виновата. Романтика морских походов. Училище. Первое знакомство с морем. Вспомнилось, захотелось выговориться, напомнить ребятам, что есть не только военно-морской флот, и по большому счету мы военные моряки защищаем моряков гражданских. Ну и топим их, если жизнь заставляет.

В тесной конуре, по недоразумению названной каютой, на нижней койке посвистывал Дитрих. Настоящий подводник, прошедший суровую школу жизни на «айнбауме», на большой подлодке чувствовал себя как в салоне океанского лайнера. Флот научил ценить редкие минуты отдыха, реагировать на бытовые неудобства специфическим черным юморком и всегда быть готовым к авралу.

Вот и сейчас Дитрих Борхерт спит в брюках и рубашке, натянув шерстяное одеяло до подбородка. Носки он благоразумно запихнул под нижнюю койку. Запомнил урок, полученный тогда в первую ночь на Б-27. Вынужденный делить каюту на троих с немцем и командиром подлодки, контр-адмирал к своему изумлению обнаружил брошенный на столик носок. Пришлось бесцеремонно растолкать фрегатен-капитана и на сносном немецком объяснить человеку, что ежели еще раз такое повторится, то сей предмет одежды будет аккуратно свернут трубочкой и впихнут в глотку неряхи. Помогло, с тех пор Борхерт вещами не раскидывался и койку во внеурочное время не занимал.

Виктор Николаевич повесил китель на крючок, расстегнул верхние пуговицы рубашки, хотел было стянуть вязаную жилетку, но махнул рукой и запрыгнул на койку так. Въевшаяся в кровь и плоть привычка спать на корабле в одежде. От этого никуда не уйти. В случае тревоги, лишние секунды, потраченные на поиск штанов и одевание, могут стоить жизни.

Несмотря на усталость, сон не шел. Духота, спертый воздух мешали расслабиться. В голове роились и никак не могли успокоиться, прийти в систему суетные мысли. Неожиданно вспомнилась, казалось бы давно выветрившаяся из памяти обида на того капитан-лейтенанта, разглагольствовавшего под сорокаградусным балластом о флотской кастовости и врожденном морском характере.

Как там того дурака звали? Кажется Шубин. Забавно, но после той дурной дружеской посиделки Котлов пару раз встречался с Шубиным в интендантстве и штабе флота. Ничего личного, только служба. А потом после войны Виктор Котлов случайно узнал, что капитан-лейтенант Шубин погиб на «Марате». Погиб как мужчина, срезало осколком при тушении пожара. Он пробивался через груды искореженного металла к снарядным погребам. Корабль спас, а себя не успел.

Вот и финал дурацкого спора. Совсем не дурацкий итог. Прирожденный моряк доказал свою правоту своей смертью на посту. А Виктор Котлов? Вроде тоже стал моряком. Начальство ценит, подчиненные уважают. Звезды на погонах большие, и заслуженные. Чувствовать себя на подводной лодке как дома невозможно, что бы ни писали на этот счет газетчики. Море оно такое, его не только любить, его уважать надо. Море не допускает панибратского обращения, это тебе не приятель, не сосед по квартире.

В океане, на мостике подлодки ощущаешь себя как в величественном вселенском храме. Восхищение, преклонение перед безграничностью, невообразимой мощью стихии, нестерпимое желание кричать от восторга при виде грозного буйства штормовой стихии, неописуемое наслаждение от единения с океаном, когда ты один на один с древней божественной силой моря.

Мысли в голове Виктора Котлова жили своей собственной независимой от хозяина жизнью. Неведомая прихоть памяти выбросила на поверхность воспоминания о бабе Але. Бабушка говорила, что дескать если Витя Котлов не погибнет из-за круглолицего рыжего человека, то станет большим человеком.

Интересно, время идет, уже за сорок перевалило. Войну пережил, прошел через огонь и воду. Выжил. Всегда возвращался в порт. Не один раз сталкивался со Старухой в белом, и всегда ему везло, взгляд смерти скользил мимо, только один раз краем глаза мимолетом скользнул по подлодке Котлова.

Когда-то Котлов думал, что это злодейка-судьба подкинула ему испытание в виде Нулилы Махнова. Упертый как танк, звезд с неба не хватает, лицо круглое, нос картошкой, волосы мало того что темно-рыжие, так еще вьющиеся — один к одному тот роковой червонный валет из предсказаний бабы Али. Однако, Нулила Эммануил оказался неплохим человеком, вырос из помполита в боевые офицеры подплава. Не зря контр-адмирал Котлов рекомендовал Махнова командиром большой подлодки. И в штабе подводных сил возражений не было, что даже не странно, учитывая послужной список рыжего Нулилы.

Судьба дама интересная, любит она подкидывать задачки, сталкивать между собой людей, которые вроде не хотели друг другу ничего плохого. Вон живой пример, дрыхнет на нижней койке. Грозной осенью 40го года командовал подлодкой U-24, работал в Северном море. Дитрих Борхерт отличился, потопив пару английских кораблей береговой обороны. Выжил в кровавой бане сражения за Ла-Манш. И навсегда запомнил встречу с советской Д-3 и выменянную на салат и укроп банку поваренной соли.

Море любит сводить друг с другом хороших людей. Не удивительно что, встретившись в Плимуте с немецким наблюдателем, контр-адмирал Котлов расплылся в широкой улыбке и поблагодарил немца за мешок с зеленью. Штабные понять не могли, с чего это оба с такой теплотой пожали друг другу руки, обнялись, и о чем это они говорят? Какая еще соль?! Какая суповая зелень?!

Пока контр-адмирал отсыпался, подлодке пришлось уходить от воздушных разведчиков. На этот раз действительно были самолеты с нашей эскадры. Вахтенный легко опознал знакомый силуэт Ту-4К. Пришлось уходить на глубину, пережидать пока небо не очистится.

Время шло к ночи. Дивизион уверенно шел к району местонахождения авианосцев. По крайней мере, координаты указывались в радиограмме с "Красного октября". По легенде учений, это были данные авиаразведки. В 18–2 °Cамойлов решил всплыть в позиционное положение и включить радар. Всплыть подлодка успела. Но стило только включить и прогреть радар, как из радиорубки раздался громкий мат, затем по внутренней связи голосом лейтенанта Беградзе доложили, что наблюдают 12 воздушных целей. Дистанция 10–14 миль.

— Погружение! — взревел командир подлодки.

— Закрыть люки! — успел выпалить старший лейтенант Владимирский.

Возникло секундное замешательство. Проблему разрешил сам командир БЧ-2-3, ударив кулаком по кнопкам управления гидравликой рубочного люка. Повезло. Механики работали куда слаженнее персонала центрального поста. Стармех меланхолично, как по инструкции, остановил дизеля, перекрыл воздухозаборники, выхлопные трубы и опустил заслонки шнорхеля. Только затем включил электромоторы.

Подлодка провалилась на глубину 50 метров. Здесь капитан-лейтенант Самойлов остановил погружение. Дальше они шли на электромоторах. Гидроакустики прослушивали океан. Курс зюйд-зюйд-ост. Скорость 6 узлов. Не стоит спешить, подкрадываясь к противнику. Чем выше скорость, тем больше шумит подлодка, тем легче ее засечь пеленгаторами. И чем выше обороты электромоторов, тем быстрее расходуется заряд аккумуляторов, а они не бесконечны. Очень даже не бесконечны.

Через полчаса хода акустики засекли всплески по правому борту. Последовал поворот налево. Командир Б-27 решил оторваться от преследования на полном ходу. Следующие двадцать минут подлодка разогналась до 15-и узлов подводного хода, затем сбросила скорость до шести узлов. Шумопеленгаторы на скорости не работали, мешали собственные шумы, поэтому подлодка была практически глухая и слепая.

— Слышу шумы винтов. Два румба по правому борту — докладывает рубка гидроакустиков.

— Самым малым — реагирует командир.

Начинается война нервов. Противник засек кого-то из дивизиона. Противолодочные силы соединения с азартом гоняют подлодку. Хорошо если не нас. При групповой атаке не всегда можно понять, что охотятся именно на тебя, а не товарища.

Акустики опять засекают шумы. Надводный корабль. Приближается. Эсминец. Прет двадцатиузловым. Еще пять минут, еще один всплеск на поверхности. Гидроакустический буй. Проклятые самолеты кружат над головой. Засекли? Или просто оконтуривают подозрительный квадрат? Все может быть.

Проснувшиеся при резком погружении на глубину, Котлов и Борхерт примостились у уголке центрального поста и наблюдают за работой экипажа корабля. Контр-адмирал невозмутимо пишет что-то в блокноте. Иногда поглядывает на часы. Все ясно — ведет хронометраж, дублирует для себя сценарий атаки. Подводники стараются в свою очередь не замечать наблюдателей. Сейчас Котлова и Борхерта как будто нет. На сцену они выйдут только если что-то пойдет не так, при чрезвычайном стечении обстоятельств, либо в случае грубой ошибки командиров подлодки.

— Эсминец на носовых углах. Скорость 12 узлов. Дистанция 14 кабельтовых.

— Гидролокатор? — задумчиво тянет Самойлов и резко обрубает — отставить! Право руля на три румба. Держать четыре узла.

— Есть четыре узла — рапортуют механики.

— Посторонний шум. Неразборчиво. Как будто лопатой шлепнули — недоумевает старшина гидроакустиков.

— Дистанцию и курс!

— Так точно. Шесть румбов по левому борту. Примерно…. Ориентировочно 17 кабельтовых.

— Гидроплан — восклицает каплей Зубко.

— Буи собирает — щерится Владимир Окунев. — Они подотчетные. За потерю на берегу по головке не погладят.

— Отставить болтовню — недовольно бросает Самойлов.

Кавторанг отметил про себя, ежели гидросамолет собирает гидроакустические буи, то это точно наши. У американцев сбрасываемые буи держатся на воде 4–5 часов, затем самозатапливаются. Наши проектировщики решили сэкономить на тонкой электронной начинке автоматических станций и смонтировали их в прочных корпусах, раскрасили в яркие цвета и оснастили грузовыми захватами.

Идея интересная, но вызвавшая в ответ необычайно бурную реакцию военных моряков, и именно тех, кому по делу службы приходится собирать эти злосчастные буи. Оно и понятно, если на учениях все красиво, гладко и по инструкции, то в случае реального боестолкновения ни один здравомыслящий командир не будет задерживаться в опасном районе дольше необходимого, и не будет посылать гидросамолеты и эсминцы на поиск автоматических станций.