Баллада Рэдингской тюрьмы

В тюрьме крепки в дверях замки

И стены высоки.

За жизнью узников следят

Холодные зрачки,

Чтоб Он не вздумал избежать

Карающей руки.

Здесь каждый отдан день и ночь

Тюремщикам во власть,

Чтоб ни забыться Он не мог,

Ни помолиться всласть;

Чтоб смерть добычу у тюрьмы

Не вздумала украсть.

Здесь смертной казни ритуал

Правительство блюдет.

Здесь врач твердит Ему, что смерть

Естественный исход,

И дважды на день капеллан

О боге речь ведет.

Курил он трубку, пиво пил,

Выслушивал врача,

Он стиснул страх в своей душе

И запер без ключа,

И говорил, что даже рад

Увидеть палача.

Чему же все-таки Он рад,

Никто спросить не мог:

Надевший маску на лицо

И на уста замок,

Тюремный сторож должен быть

Безжалостен и строг.

Но если б кто и захотел,

Сочувствуя, прийти,

Какие мог бы он слова

Для смертника найти,

Чтоб душу брата увести

С тернистого пути?

Бредет, шатаясь, через двор,

Дурацкий маскарад,

Тяжелых ног и бритых лбов

Изысканный парад,

Нам всем дана судьба одна,

Нам всем дорога в ад.

Мы чистили сухим песком

Холодный блеск перил,

Мели полы, скребли столы

И драили настил,

Таскали камни через двор

И падали без сил.

Трепали мы сухой канат

До крови на ногтях,

Орали мы весь день псалмы

С мочалками в руках,

Но в сердце каждого из нас

Всегда таился страх.

И в страхе облетали дни,

Как листья в октябре,

Мы забывали, что Его

Повесят на заре,

Пока не увидали вдруг

Могилу во дворе.

Там крови ждал сухой асфальт,

Разинув желтый рот,

И каждый ком кричал о том,

Кто в этот час живет,

Переживет и эту ночь,

А на заре умрет.

И каждый шел, познав душой

Страданье, Смерть и Рок,

И каждый в номерном гробу

Был заперт на замок,

И, крадучись, пронес палач

Зловещий свой мешок.

В ту ночь во тьме по всей тюрьме

Бродил и бредил страх,

Терялся зов и гул шагов

На каменных полах,

И в окнах пятна бледных лиц

Маячили впотьмах.

Но, словно путник у реки,

Уснул под утро Он,

И долго стражу удивлял

Его спокойный сон

В тот час, когда пришел палач

И жертвы ждет закон.

А к нам, мерзавцам и ворам,

Не приходил покой.

А нас, рыдавших в первый раз

И над чужой судьбой,

Сквозь ночь гнала чужая боль

Безжалостной рукой.

Тяжелым грузом грех чужой

Ложится на сердца,

И кем-то пролитая кровь

Жжет каплями свинца

И меч вины, калеча сны,

Касается лица.

Скользила стража вдоль дверей

И уходила прочь,

И, распростершись на полу,

Чтоб ужас превозмочь,

Молились богу в первый раз

Безбожники всю ночь.

Молились богу в первый раз

Проклятые уста,

Могильным саваном в окне

Шуршала темнота,

И обжигала, как вино,

Раскаянья тщета.

Свет звезд потух, пропел петух,

Но полночь не ушла;

Над головой во тьме ночной

Сходились духи зла,

Да ужас, разевая пасть,

Смеялся из угла.

Минуя нас, они, клубясь,

Скользили по полу,

Цепляясь щупальцами рук,

Струились по стеклу,

То в лунный круг вплывали вдруг,

То прятались во мглу.

Следили мы, как духи тьмы

Вились невдалеке:

В тягучем ритме сарабанд,

Кружась на потолке,

Бесплотный хор чертил узор

Как ветер на песке.

Нас мрак не спас от их гримас,

А день не приходил.

Их стон, как похоронный звон

Под сводами бродил,

На зов их души мертвецов

Вставали из могил:

«О, мир богат! — они вопят,

Да ноги в кандалах!

Разок-другой рискни игрой

И жизнь в твоих руках!

Но смерть ждет тех,

Кто ставит грех

На карту второпях!»

Тем, кто закован в кандалы,

Чей мир и дом — тюрьма,

Толпой людей, а не теней

Полна казалась тьма.

О кровь Христова! Их возня

Сводила нас с ума.

Вились вокруг, сплетая круг

Бесплотных рук и глаз,

Жеманным шагом потаскух

Скользили, зло смеясь,

И на полу, склонясь в углу,

Молясь, дразнили нас.

Заплакал ветер на заре,

А ночь осталась тут,

Зажав в тиски кудель тоски,

Сучила нить минут.

Мы в страхе ждали, что к утру

Свершится Страшный суд.

Рыдая, ветер проходил

Дозором над тюрьмой,

Пока развязку торопил

Бег времени слепой.

О, ветра стон! Доколе он

Приставлен к нам судьбой?

Но вот настиг решетки свет,

По стенам их гоня,

Вцепились прутья в потолок

Над койкой у меня:

Опять зажег жестокий бог

Над миром пламя дня.

К шести успели подмести

И стихла в семь тюрьма,

Но в трепете могучих крыл

Еще таилась тьма:

То нас дыханьем ледяным

Касалась Смерть сама.

Не в саване явилась Смерть

На лунном скакуне

Палач с мешком прошел тайком

В зловещей тишине:

Ему веревки и доски

Достаточно вполне.

Как тот, кто падая, бредет

По зыбким топям зла,

Мы шли, молитвы позабыв,

Сквозь муки без числа.

И в сердце каждого из нас

Надежда умерла.

Но правосудие, как Смерть,

Идет своим путем,

Для всех времен людской закон

С пощадой незнаком:

Всех — слабых, сильных — топчет он

Тяжелым сапогом.

Поток минут часы сомнут

На гибель и позор,

Восьмой удар как страшный дар,

Как смертный приговор:

Не избежит своей судьбы

Ни праведник, ни вор.

И оставалось только ждать,

Что знак нам будет дан,

Мы смолкли, словно берега,

Одетые в туман,

Но в каждом сердце глухо бил

Безумец в барабан.

Внезапно тишину прервал

Протяжный мерный бой,

И в тот же миг бессильный крик

Пронесся над тюрьмой,

Как заунывный стон болот,

Как прокаженных вой.

Порой фантазия в тюрьме

Рождает смертный страх:

Уже намылена петля

У палача в руках,

И обрывает хриплый стон

Молитву на устах.

Мне так знаком предсмертный хрип,

На части рвущий рот,

Знаком у горла вставший ком,

Знаком кровавый пот:

Кто много жизней получил,

Тот много раз умрет.