Банджо

Глава седьмая

Зимой Гэс занимался делами “Клуба Ирландского Петуха”, собирал деньги и доставлял их Фитцджеральду; ему платили значительно больше прежнего, и время от времени он получал дополнительный конвертик. Его репутация спокойного и надежного человека укрепилась.

Он предложил Фитцджеральду, чтобы Бесси пела в клубе. Поначалу тот не соглашался, но, в конце концов, Гэс сумел его убедить. Бесси пела в сопровождении небольшого оркестра. А потом Гэсу удалось затащить в клуб самого Фэтса Кинга, блестящего пианиста, чтобы он аккомпанировал Бесси. Фэтс, который, помимо всего прочего, играл классическую музыку на органе, знал джаз Канзас-Сити как свои пять пальцев и часто играл не за плату, а из чистой любви к музыке. Человеком он был энергичным и увлеченным, и когда услышал пение Бесси, то оценил ее природный дар и помог ей найти приятный оригинальный стиль, который она могла развивать в любом направлении. Бесси легко схватывала сложные ритмы, а в каждую песню, которую пела, вкладывала некоторое меланхолическое настроение. Даже в такие радостные и веселые песни как “Вовсе не шалю” и “Сижу, глотаю виски”. Эту скрытую печаль, которая иногда прорывалась на поверхность, она хотела разделить с другими.

Гэс не организовывал для Бесси пышного дебюта — все-таки их клуб был известен прежде всего как незаконное питейное заведение. Но он сообщил всем, кому считал нужным, что в клубе начинает выступать певица, которую стоит прийти послушать. И через несколько недель в дни, когда пела Бесси, народу набивалось в клуб столько, что многим приходилось стоять.

К весне она завоевала себе достаточно широкое признание и наработала солидный опыт выступлений. Несмотря на свою молодость, она могла бы уже выступать на профессиональной сцене. Она даже записала пару пластинок — в сопровождении оркестра Фэтса Кинга — в студии фирмы “Меллифоун”, но фирма была слишком малозаметной, и тираж пластинок был небольшим. Так что широкая публика не смогла еще познакомиться с таким явлением как джаз-блюз Канзас-Сити.

Во время выступлений Бесси полностью отдавалась пению, и к концу ночи она очень утомлялась. Во сне она иногда дрожала и прижималась к Гэсу, словно боялась, что невидимые демоны, которые разлучают возлюбленных, унесут ее прочь от любимого.

Но особенно Гэс радовался тому, что она прекратила употреблять наркотики. После того как Бесси полностью осознала, что ее любит настоящий мужчина, и поняла, что всякий раз, когда мрачные монстры прошлого подымали головы, она может искать у него поддержки, может положиться на силу и на решительность, с которой он отгонял он нее продавцов наркотиков и наркоманов с затуманенными глазами, бросить кокаин оказалось не таким уж трудным делом.

Зима закончилась, снег почернел и растаял; по воскресеньям люди выбирались из своих каменных коробок, чтобы поприветствовать весну.

В тот день, когда Фитцджеральд пригласил Гэса к себе в кабинет, стояла прекрасная весенняя погода; все зеленело, даже на закопченных улицах Канзас-Сити. Когда Гэс вошел, Фитцджеральд расхаживал из угла в угол.

Гэс попытался успокоить старика:

— Все в порядке, мистер Фитцджеральд. Надежный Гэс на месте. Все устроим, как обычно. Не волнуйтесь!

— Да, хорошо, что ты здесь, Гэс... Знаешь, я хочу попросить тебя провернуть одно сложное дельце. — Голос Фитцджеральда выдавал не просто обеспокоенность. — Ты можешь отказаться, и я не буду за это к тебе в претензии.

— Мистер Фитцджеральд, вы знаете, как я отношусь к применению оружия. Но если надо — то все будет сделано, как требуется.

— Я знаю, и за хорошие деньги я мог бы нанять кого следует. Но в этой операции понадобятся прежде всего мозги, а не просто умение метко стрелять. Ну и, конечно, везенье.

— О чем идет речь? — спросил Гэс.

— Мы расширяем дело. Открываем точки в западном Канзасе. Это далеко не самый богатый район в стране, но мне сообщили, что ребята Мики Зирпа начинают снова давить на нас из Денвера.

— А как там насчет местных бутлегеров?

— Они хотели бы присоединиться к нам, а не к Мики.

— Вы обратились ко мне, потому что я родом из западною Канзаса?

— Да, Гэс, и поэтому тоже. Но может быть, тебе туда совсем не хочется возвращаться? Скажи мне, я должен знать.

— Съездить туда я могу, но оставаться там надолго не хочу, — сказал Гэс.

— Нет, оставаться там не нужно. Речь идет о разовой поездке. Нужно сопровождать грузовики, шесть больших грузовиков с виски. Рядом с каждым водителем будет сидеть вооруженный охранник. Еще один грузовик, поменьше, повезет бензин, масло, запасные детали, шины, ну, и все такое прочее. Груз нужно будет доставить в Додж-Сити. А там уже позаботятся о нем как надо и доставят куда нужно. Я все уже организовал.

— А что, по дорогам, кроме мальчиков Зирпа, можно ожидать еще каких-то встреч?

— Конечно. Полицейских. У тебя будет достаточно денег, чтобы раздавать их кому следует, но учти, придется с деньгами обходиться жестко — иначе растратишь все, еще не добравшись и до Вичиты. Каждый раз, когда это понадобится, платишь только одному.

— А если одни и те же типы будут появляться и в других местах и снова требовать денег?

— На этот случай наши крепкие ребята должны им растолковать, что и как.

— Хорошо. А что, если нас по дороге будут останавливать люди из налогового управления или казначейства?

— Этих придется как-то перехитрить.

— Да, теперь я понимаю, что это совсем не увеселительная прогулка, — сказал Гэс, улыбнувшись. — Через весь штат открыто провезти столько виски... При этом иметь приятные встречи с ребятами Зирпа, полицейскими штата, местными шерифами, и впридачу объясняться с чиновниками из казначейства!

— За это ты получишь вознаграждение в десять тысяч долларов.

— Но это очень много!

— Это не много, если нам удастся обойти Зирпа. А если не удастся, то нам грозит настоящая война за Канзас... Да, и еще одно. Бесси с собой брать не нужно. У тебя будет слишком много разных других дел.

— Я и сам не хотел бы, чтобы она была там, где будет пахнуть порохом, — сказал Гэс. — Но вы присмотрите за ней, ладно? Мне бы очень не хотелось, чтобы ей опять кто-нибудь предлагал наркотики.

— Сделаю, как просишь.

— Когда отправляться?

— Чем скорей, тем лучше. Я достал совсем новенькие грузовики. Они уже загружаются на складе. Там собрались все водители и охранники. Мы старались все сделать так, чтобы никто ни о чем не пронюхал, но и среди наших людей есть стукачи.

— Я сам буду выбирать маршрут и поеду впереди грузовиков на своей машине, — сказал Гэс. — Но мне нужен будет кто-нибудь еще, какой-нибудь надежный человек, чтобы ехал со мной в машине. Мало ли что может понадобиться.

— Лучше Солтца-Соленого никого для этого не сыщешь.

— Да, наверное. Он уже староват, но дело свое знает.

Фитцджеральд открыл сейф и достал кучу долларовых пачек.

— Здесь почти все однодолларовыми и пятидолларовыми бумажками, — сказал он, улыбнувшись. — Не будешь же в какой-нибудь дыре просить у шерифа сдачи!

— Понятно, сэр. — Гэс рассовал пачки по карманам. У самой двери он повернулся и спросил: — Так вы присмотрите за Бесси?

— Да, конечно, Гэс. Все будет в порядке! Не могу сказать, правда, что женщины следуют моим советам, но все, что от меня зависит, я сделаю.

— Больше мне ничего и не надо. Я надеюсь вернуться недели через две.

— И я тоже надеюсь, что все пройдет благополучно.

Когда Гэс сообщал Бесси о своем предстоящем отъезде, то постарался представить дело так, будто речь шла о необходимом, но вполне безопасном путешествии. Он успокаивал ее, говоря, что на деньги, которые он получит, они смогут купить дом, что потом он наверняка получит повышение. И что отсутствовать будет всего две недели.

— Ну что ж, думаю, что пришло время проверить, смогу ли я сама, без твоей помощи, удержаться, — медленно проговорила Бесси, но по всему было видно, что она весьма обеспокоена его отъездом. — Две недели я продержусь, я буду очень стараться. Но Гэс, пожалуйста, не задерживайся! Я буду очень беспокоиться.

— Я еду в те места, откуда родом. Там я буду в полной безопасности, — сказал Гэс. — Может быть, когда вернусь, я смогу купить даже какую-нибудь небольшую граммофонную компанию. Или поедем в Нью-Йорк, чтобы там послушали, как поет мой дрозд из Канзас-Сити.

И он нежно поцеловал ее. Уходил он так, будто собирался вернуться через несколько минут.

Приехав на склад, расположенный около реки, Гэс тщательно проверил груз. Каждый грузовик был загружен ящиками с джином и виски, доставленными по реке из Нового Орлеана. Он приказал, чтобы ящики укрыли двойным слоем брезента, и проверил, прочно ли они закреплены — ящики не должны болтаться во время движения. Но он понимал, что караван из шести черных больших грузовиков, двигающийся по дорогам штата, обязательно будет привлекать излишнее внимание. И наверняка найдутся те, кому захочется, проявив немного геройства, отбить себе хотя бы часть груза.

Гэс знал почти всех водителей — людей выносливых, вечно измазанных в мазуте, которые любили машины больше женщин. Они могли сидеть за баранкой много часов кряду, ночью и днем; они не боялись самых плохих дорог. Они были потомками техасских погонщиков скота.

Шестеро охранников представляли собой совсем иной тип людей. Они росли на городских улицах, и совершенные ими преступления были типичны для большого города: убийства, ограбления, изнасилования. Каждый из них жил по законам улицы всю свою жизнь, наполненную риском и превратностями. С четырьмя из них Гэс был уже знаком, был знаком с их женами или подругами, знал, что у некоторых из них есть дети, а некоторые заботятся о престарелых родителях. У всех них была какая-то своя личная жизнь, проходившая под знаком вечной опасности, среди грязи и мерзости большого города. Два охранника, которых Гэс знал только в лицо, получили приблизительно такое же “уличное воспитание”, но их “послужной список” был не таким длинным, как у других, и они торопились наверстать упущенное. Все они были одеты в костюмы, очень плотно на них сидящие, очень темные и очень дешевые; на ногах были слишком блестящие туфли с резиновыми каблуками, а на головах — мятые серые мягкие шляпы; передняя часть полей была у всех завернута и низко опущена, — так, что прикрывала бегающие глаза.

— Все знают, куда мы едем и для чего? — спросил Гэс.

Все кивнули.

— Тогда давайте проверим оружие.

Все были вооружены пистолетами и револьверами, в кабине каждого грузовика находился крупнокалиберный многозарядный обрез. Гэс был удовлетворен осмотром оружия. Но он знал, что обойти Мики Зирпа можно прежде всего с помощью какого-нибудь неожиданного хода, и отправился к телефону и позвонил Фитцджеральду.

— Мы отправляемся.

— Когда?

— Прямо сейчас. Для всех это будет неожиданностью. К тому же никто из водителей и остальных не успеет ни с кем пообщаться.

Наступило долгое молчание — Фитцджеральд обдумывал неожиданное решение Гэса. Наконец он сказал:

— Ладно. Всем этим делом распоряжаешься ты.

— Передайте Бесси, что я должен был поступить именно так. Кто рано встает, тому Бог дает. А в нашем случае этим даром может быть жизнь.

— Удачи тебе! — Спасибо, сэр. — Гэс повесил трубку.

Он вернулся к своим людям, которые прохаживались вокруг огромных неуклюжих грузовиков.

— Двадцать долларов тому, кто выстрелом разобьет вон ту лампочку. Стреляем по очереди.

У дальней стены склада тускло светила подвешенная к потолку одинокая лампочка. Дополнительных приглашений не потребовалось.

— Начнет Соленый, а потом по очереди, как стоите, справа налево, — сказал Гэс.

Старина Соленый положил свой тяжелый короткоствольный “бульдог” на согнутый локоть левой руки и выстрелил шесть раз, наполняя помещение гулким эхом; пули звонко цокали о стену.

— Позволь ему подойти вплотную, босс! — выкрикнул кто-то, и все рассмеялись.

Левша Стритер был следующим; он стрелял быстро, уверенно, но с тем же результатом. Потрох Мердок, круглый, как пивная бочка, с длинными руками, методично выпускал пулю за пулей из своего “люгера”. Малютка Фелдкэмп, огромный и волосатый, как медведь, стрелял размеренно, его пули ложились очень близко к цели, но и он не попал. Казалось, в эту лампочку невозможно попасть с такого расстояния из такого оружия.

— Глядите, ребята, как это делается, — сказал Фид Мулхаузен; его лицо было бледным, словно он недавно вышел из тюрьмы, а выражение на нем напряженное и решительное. — Я в последнее время не очень-то практиковался, но мне всегда везет.

Слегка присев, он произвел шесть выстрелов, очень быстро, один за другим, из автоматического пистолета, который был на вооружении полиции, но в этот раз его везенье ему изменило.

Змей Миллер, молчаливый, угрюмый, такой же бледный, как и Фид, передернул плечами и стал стрелять, будто выполнял скучную обязанность. После одного из выстрелов лампочка качнулась — пуля пролетела совсем близко. Крекер Зак, со впалыми щеками, никогда не снимавший темные очки, тщательно целился из своего короткоствольного крупнокалиберного пистолета. Но и он не смог поразить цель.

Огромное помещение склада наполнилось голубым дымом и едким запахом пороха.

— Гэс, похоже, что твои денежки останутся при тебе, — сказал, посмеиваясь, Потрох. — В эту сраную лампочку нельзя попасть с такого расстояния.

Гэс пошел к своему автомобилю, вытащил из тайника за сиденьем автомат, который был последним достижением в деле производства стрелкового оружия. Все стрелявшие любили оружие, они зарабатывали себе на жизнь с помощью оружия, их жизнь зависела от умения владеть оружием. И они с интересом смотрели на незнакомый им еще автомат в руках Гэса.

Гэс проверил, правильно ли вставлен диск с патронами, щелкнул предохранителем, взвел затвор и тут же стал стрелять с бедра. Пули густым роем полетели сквозь сизый туман. Лампочка, патрон и провод, в брызгах электрического огня, разлетелись на мелкие кусочки, и все окуталось едким дымом.

Никак не прокомментировав свою стрельбу, Гэс со щелчком вернул предохранитель в прежнее положение, а потом позволил всем подержать автомат в руках.

— Бог ты мой, — воскликнул Левша, — эта штука говорит, поет и танцует!

— Пора в дорогу. Прямо сейчас, — сказал Гэс громко, и это прозвучало как приказ.

— Сейчас? — удивился Потрох.

— Да, прямо сейчас.

— Фу ты, — сказал Малютка своим тоненьким голоском, — а я думал, мы поедем завтра утром!

— А я даже не попрощался со своей новой подругой, — пожаловался Змей.

— Будет лучше, если мы никому не сообщим, когда выезжаем. Сегодня вечером, и если будет такая возможность, позвоните по телефону всем тем, кому считаете нужным. Мы все хотим добраться до места в целости и сохранности. И чем меньше будут знать о наших перемещениях, тем для нас лучше.

— Правильно, — сказал Крекер Зак. — А мне все равно некому сказать “пока”, кроме меня самого.

— А планы не изменились? — спросил Левша.

— Нет. Мы едем на запад штата, — ответил Гэс. — Шесть грузовиков поедут один за другим. Потом пикап с бензином и всем прочим. А сзади пока буду ехать я сам. Надо посмотреть, не сядет ли Зирп нам на хвост. Первая часть маршрута — по шоссе в Олаф.

— Я готов, — сказал Лейф, старший водитель. Он залез в кабину и завел мотор.

Через минуту помещение склада уже содрогалось от рева мощных двигателей.

Гэс и Соленый открыли огромные створки дверей склада и проверяли еще раз каждый грузовик, выезжающий на улицу. Гэс внимательно осмотрел дома на противоположной стороне улицы.

— Трудно поверить, что Зирп позволит нам вот так запросто отъехать, — сказал он Соленому. Караван грузовиков с грохотом двигался по улице. — Пускай они отъедут подальше, а потом и мы двинемся.

Гэс медленно и тщательно перезарядил автомат. Глянул на часы. Соленый уже сидел в машине. Гэс сам уселся за руль, выехал на улицу — и машина помчалась вслед за грузовиками.

Они проехали по грязным улицам, вдоль которых стояли однообразные кирпичные дома, потом переехали через мост, проехали через жилые кварталы, где жили люди с некоторым достатком. Потом дома стали редеть, уступая место фермам и коровникам. Потом и они исчезли. Гэс ехал на юго-запад.

Как только город и фермы остались позади, Гэс прибавил скорости. Он уже начинал беспокоиться, что позволил грузовикам так далеко уехать вперед.

— Похоже, что головной, Лейф, прекрасно знает дорогу на Олаф, — пробормотал он.

— Мы их скоро догоним, — успокоительно сказал Соленый, расслышав обеспокоенность в голосе Гэса.

Вскоре Гэс увидел вдалеке массивный грузовик, уже исчезающий за холмом.

Он облегченно улыбнулся. Но тут же заметил подозрительный “линкольн”, пристроившийся в хвост их пикапу.

— Похоже, что в том “линкольне” сторожевые собаки Зирпа. Гэс немного сбавил скорость; ему не хотелось привлекать пока внимание к своей машине.

— Соленый, опусти ветровое стекло, — сказал Гэс немного погодя и увеличил скорость. Они стали догонять “линкольн”, упрямо следующий за караваном грузовиков.

Солтц открутил крыльчатые гайки и опустил ветровое стекло. Держась за руль левой рукой, Гэс взял с сиденья автомат и положил его на приборную доску; ствол едва возвышался над капотом.

— А что делать мне, Гэс? — спросил Соленый хрипло.

— Пока ничего. Стрелять еще рано. К тому же, вдруг мы ошибаемся и это не Зирповы ублюдки!

— Лучшего шанса может и не представиться, — заметил Солтц. Они взлетели на холм и понеслись вниз. Гэс резко увеличил скорость и почти вплотную приблизился к большому “линкольну”. Приподняв автомат правой рукой, он со словами “была не была!” выпустил очередь по задним шинам идущего впереди автомобиля.

Сидевшие в “линкольне” повернулись и посмотрели назад; мелькнули бледные лица итальянского типа; “линкольн” замедлял ход-Водитель пытался сохранить управление машиной на гравиевой дороге, но это оказалось невозможным. Машину занесло в сторону, она зависла на краю канавы, которая шла вдоль дороги, а потом медленно перевернулась.

Гэс не притормозил, чтобы посмотреть, что произошло с “линкольном”. Он мчался вперед на полной скорости, быстро приближаясь к грузовичку, который со скоростью не больше пятидесяти километров в час двигался по направлению к Олафу.

— Бедный мистер Зирп. Похоже, он потерял нескольких своих сторожевых собак, — сказал Соленый, усмехнувшись.

— Как жаль, — отозвался Гэс, прищелкнув языком.

Через полчаса они прибыли в небольшой городок Олаф; головной грузовик свернул к краю дороги. Гэс прибавил газу, и когда они проезжали мимо головного грузовика, крикнул:

— Соленый, передай им, чтоб не останавливались и ехали за нами.

Соленый махнул Лейфу, высунувшемуся из кабины:

— Езжай за нами!

Лейф кивнул головой; мотор взревел, водитель переключил сцепление, и грузовик снова стал набирать скорость.

Проезжая по центральной улице городка, которая не была вымощена даже булыжником, Гэс вынужден был снизить скорость, но как только они выехали за окраину, снова прибавил газу.

— Соленый, я хочу заехать в Болдуин-Сити, — сказал Гэс, глядя на карту. — Боюсь, правда, дорога туда не очень гладкая.

— Я хорошо знаю эти места. Мог бы проехать здесь с завязанными глазами. Не раз возил здесь товар. До поворота на Болдуин-Сити мили три отсюда.

Солтц оказался совершенно прав. Проселочная дорога, свернувшая направо, вообще не заслуживала названия дороги. Гэс решил полагаться на Соленого, который подсказывал, куда ехать. Тяжелые грузовики с трудом взяли крутой поворот; моторы оглушительно ревели. Гэсу пришлось снизить скорость до тридцати километров в час.

— Далеко еще ехать? — спросил Гэс, когда они проезжали ферму, одиноко стоящую посреди широкого поля, засаженного рядами кукурузы.

— Одиннадцать миль по такой дороге, потом будет легче. Дорога там гладкая и ровная, как стрела, — ответил Соленый. — Прямо на запад.

— Прекрасно. Чем дальше мы от Канзас-Сити, тем лучше. Кто догадается, что мы забрались в такую глубинку?

Поля были в прекрасном состоянии; на плодородной почве росла отменная, высокая кукуруза, среди которой они видели фермеров, их жен и детей, занимавшихся своим делом.

Гэс вспомнил о тех временах, когда ему самому приходилось целыми днями, в липкую жару, погонять лошадей, двигаясь по полю из одного конца в другой, из одного в другой. И так до бесконечности, чтобы способствовать “приумножению”; вспомнил о культиваторе, который убил отца, вспомнил... Забудь обо всем этом, сказал он себе, забудь; загони все эти воспоминания в яму и привали каменной плитой...

Когда состояние дороги — как и предсказывал Солтц — улучшилось, Гэс прибавил газу. Пылающий шар солнца, уже начавший скольжение к западу, слепил водителей, но они не снижали скорости, распугивая кур, бродивших в некоторых местах вдоль дороги. А иногда при их приближении с дороги лениво сползали, как отжившие толстые веревки, большие черные змеи.

На одной из развилок Гэс съехал на обочину и остановился. Грузовики, следившие за ним, сделали то же самое. Теперь они напоминали поезд — впереди ярко-желтая машина Гэса, словно паровоз, а за ней, чуть ли не впритык, тяжелые, как товарные вагоны, грузовики.

— Отдохните немного. Разомнитесь! — крикнул Гэс водителям. — Левша! Поглядывай вокруг!

Водители и охранники устало выбрались из кабин грузовиков и стали ходить вдоль них, потягиваясь и притоптывая, ударяя ногами по шинам, зажигая трубки и сигареты. Гэс обводил внимательным взглядом дорогу, по которой они приехали.

— Ты думаешь, что ребята Мики могут и сюда добраться? — спросил Малютка Мадкэмп. — Я видел, как ты их классно перекинул. Чтоб очухаться и отправить кого-нибудь другого, им и недели не хватит.

— Лучше поостеречься, — сказал Гэс. — Я всегда настороже. Пускай мистер Мики Зирп прибудет сам, собственной персоной. Мы с ним поговорим. Думаю, что после нашего разговора беспокоить он нас больше не будет.

— Ты его когда-нибудь видел? — спросил Соленый.

— Нет, а ты?

— Видел раз. Как вспомню — мурашки по коже! Соедини самое худшее, что есть в ирландцах, итальяшках и жидах — и получишь Зирпа. Нос как у вороны, сам рыжий, патлатый. Глазки как у ящерицы. Он выше Малютки и такой какой-то скособоченный. С пером творит чудеса, пушку выхватывает — моргнуть не успеешь. И все время чего-то там думает, соображает, мозги сушит, как бы какую-нибудь пакость устроить!

— Говорят, у него бзик такой есть — людей резать, — сказал Левша. — Доставляет ему большое удовольствие. Метит всегда в низ живота. Говорят, подпускать его к себе и на три метра нельзя. Не успеешь рукой двинуть, а его железка у тебя уже в кишках. А еще говорят, что он многим яйца пообрезал, так, просто со зла.

— Со зла?

Левша утвердительно кивнул.

— Говорят, он как жеребец-производитель, которого взяли и выхолостили. Когда-то он своими яйцами пулю поймал. Поэтому он стал таким сволочным. Его ничего не трогает, кроме сына — сделал этого выродка, пока яйца были еще целы.

— И как это ему еще не пустили пулю между глаз? — спросил Потрох.

— Ха, его не раз накачивали свинцом, но ему всегда везло. Говорят, его возьмет только серебряная пуля.

— Всади в него заряд медвежьей дроби, а ему хоть бы хны, — добавил Крекер Зак.

— Ладно, поехали дальше, — сказал Гэс. — Поедим на следующей остановке.

Гэс размышлял о долгоносом, рыжем скопце, замышляющем очередное нападение; может быть, он уже где-то рядом. И нельзя подпускать его к себе близко — а не то действительно всадит в тебя свой кривой нож так быстро, что и моргнуть не успеешь. Но рано или поздно встретиться им придется — Мики Зирп должен расплатиться за смерть Джима.

Не открывая дверцы, Гэс перелез через борт своей машины и сел за руль. Махнул рукой — поехали!

Рев моторов нарушил предвечернюю тишину полей, и огромные грузовики, один за другим, двинулись вперед.

Темнота быстро сгущалась. И это беспокоило Гэса. В темноте что увидишь? Разве разглядишь, есть ли в руках людей в подъезжающей машине оружие? Или ящик с гранатами на сиденье? Увидишь фары — и все. А что прячется за фарами?

Мимо них проехало несколько машин, двигавшихся с запада, и каждый раз Гэс хватался за автомат. Но это были просто фермеры, возвращавшиеся домой на своих стареньких “фордах”.

Через час караван грузовиков подъехал к какой-то маленькой деревушке. Гэс не увидел никакого щита, на котором было бы написано название и приглашение посетить ее, но Солтц сказал, что она называется Овербрук.

На главной и единственной улице, где не стояло ни единой машины, ни единой телеги, горела одна лампочка, висевшая над вывеской “Столовая”.

— Вроде тихо, — сказал Гэс. — Если тут открыто, то можно и поесть чего-нибудь.

Он свернул к бордюру и поставил машину параллельно тротуару так, чтобы не тратить лишнего времени на выруливание, если понадобится отъезжать немедленно, хотя знал, что в этих местах сохраняется правило: транспортное средство нужно ставить носом к тротуару, под углом — и привязывать лошадь к поручню.

— Соленый, пойди принеси мне бутерброд или что-нибудь такое, — сказал Гэс. — Накупи бутербродов и для остальных, но пива не бери.

— А как же ты? Один посидишь пока?

— Ничего. И я буду не один, а со своим “банджо”.

Соленый криво усмехнулся и отправился в столовую. Она была открыта, и он, собрав водителей и охранников, повел их толпой, которая выглядела весьма необычно, в пустую, заспанную столовую.

В самом начале улицы и в самом ее конце горели два тусклых фонаря. Гэс прошелся вдоль грузовиков, проверяя, плотно ли брезент покрывает ящики, не ослабли ли веревки. Ему бы очень не хотелось, чтобы грузовики привлекли чье-либо внимание, но это было невыполнимо: всякий оказавшийся на улице в это время обязательно бы подивился веренице огромных черных машин, стоящих у края тротуара. Такое не спрячешь. Все равно, что попытаться спрятать на улице слона. Что тогда остается делать? Вести себя так, будто все это в порядке вещей.

Гэс подумал о том, что и в Канзас-Сити наступил вечер, что Бесси, готовясь к выступлению в клубе, уже одевает свое вечернее платье. Его охватил приступ тоски и одиночества, но он отогнал от себя печальные мысли. Сейчас ему нужно думать лишь о том, что ждет впереди — на каждой развилке дорог, у каждого моста их может подстерегать засада. И ни о чем другом.

Когда Гэс подошел к грузовику, который вез бензин и другие припасы, из дверей одного из домов вышел человек. Им оказался деревенский констебль, сутулый, щуплый, с большими седыми усами; на бедре у него болтался в кобуре старый “кольт” с костяной ручкой.

Гэс остановился, ожидая, что скажет констебль.

— Далеко едете? — спросил старик, засунув большие пальцы рук в карманы древнего жилета.

— Да, довольно далеко, — сказал Гэс. — У вас тут такой уютным городок, что хотелось бы даже остаться. Но мы только перекусим и поедем дальше.

— Да, вы прямо осчастливили Реда Уолфорда. За последние семнадцать лет, с тех пор как он открыл свою забегаловку, ему еще не приходилось обслуживать столько людей сразу, да еще на ужин.

— Я уверен, что наши ребята хорошо заплатят вашему Реду, и кое-что прибавят сверху.

— Однако забавно вы тут поставили свои машины.

— Забавно?

— Ну, вы их так поставили, что нарушили закон. У нас в Овербруке, как и во всех других городах штата, кстати, мы ставим машины и все остальное, что ездит, под углом к тротуару. А что вы везете в этих своих грузовиках?

— Особое посевное зерно. На запад штата. Им будут засевать поля для нового урожая.

— А, это такое, что хорошо растет в засушливых районах, да? — Старый констебль слегка улыбнулся. — Но может, я все-таки взгляну, что у вас там в грузовиках, а?

— Знаете, слишком много времени уйдет на то, чтобы развязать все эти веревки и снять брезент, — сказал Гэс.

— Ну... вот вы все-таки поставили машины не так, как нужно. Нарушили закон. Похоже, придется вам платить штраф.

— Хорошо. У нас шесть грузовиков, пикап и легковая машина. Сколько с нас?

— Ну, два доллара за каждое транспортное средство, — сказал старик. — Ну, это, понимаете ли, за то, что нарушили закон. Поставили машины неправильно.

— А не многовато? Мы никого не беспокоим, к тому же ваш Ред Уолфорд хорошо заработает.

— Реду Уолфорду не нужны деньги, потому что он их не тратит. Я был когда-то ковбоем в Техасе, перегонял скот в Абилен. Денежки не солил — всю получку тут же тратил. Если деньги не тратить, они заваниваются в кармане.

Гэс улыбнулся и вытащил из кармана сто долларов одной купюрой.

— Я тоже так считаю, шериф, и мне кажется, что вам может пригодиться небольшое пожертвование на нужды вашего города от человека, который здесь мирно проезжал.

— Да, наверное, пригодится. — Констебль принял деньги. — Очень даже прекрасное пожертвование. А теперь вот, мне, наверное, следует спросить вас, не имел ли к вам отношения такой большой синий автомобиль, “пиерс-эрроу”. В нем сидело пять человек. Один такой рыжий, с большим носом. С ними было еще две машины, тоже большие, но они не сделали таких пожертвований, как вы.

— Да, я кое-что о них слышал, — сказал Гэс, — и очень благодарен, что вы мне о них рассказали.

— Дело вот в чем — я бы хотел, чтобы ничего плохого у меня в городе не произошло. А ежели вам захочется порезвиться, то делайте это за пределами моей юрисдикции, ладно?

— Да, сэр, конечно, — заверил его Гэс. — Мы постараемся, чтобы все было тут у вас в порядке. И я бы очень хотел, чтобы все обошлось совершенно мирно.

— Жаль, что я уже не могу играть в эти игры, — сказал старик. Кончики его больших висячих усов дрогнули, слезящиеся глаза слегка затуманились — он вспоминал свою молодость. — Эх, быть бы снова молодым!

— Тогда я бы хотел, чтобы в случае какой-нибудь заварушки вы были на моей стороне.

Из столовой стали вываливаться люди Гэса, наевшиеся и напившиеся кофе, отдохнувшие и готовые отправляться дальше. В ночь, по дороге, на которой, возможно, большие опасности.

— А может быть, — начал вдруг констебль очень тихо и просительно, — а может, все-таки, я бы с вами... Нет, нет, мне нужно оставаться здесь. Толком я не знаю, что мне тут, собственно, делать. Но когда старый рысак сходит с беговых дорожек и отправляется мирно себе пастись, назад к бегам ему уже нечего возвращаться.

— Как не знаете, что делать? У вас тут есть работа, вы делаете нужное дело, — сказал Гэс мягко, утешительным тоном. — Вы еще когда-нибудь понюхаете пороху.

— Нет, такого уж здесь никогда не будет. Эти фермеры — что с них взять! Тупые как бараны, или даже еще глупее.

Гэс вместе с констеблем вернулся к своему автомобилю; возле него уже стоял Соленый — в руках он держал большой бумажный кулек.

— Как только вы уедете, мистер, пойду и я выпить чашечку кофе и стаканчик молочка, — сказал констебль.

— Еще раз спасибо вам!

Взяв кулек у Солтца, Гэс наклонился к нему поближе и прошептал:

— Передай всем: Мики Зирп поджидает нас где-то впереди.

Довольное выражение человека, который только что насытился, словно ветром сдуло с лица Соленого; в его глазах мелькнул страх, но он быстро совладал с собой.

— Понятно, — сказал он и отправился к группе водителей и охранников, стоявших у грузовиков, ковыряющих в зубах зубочистками, достающих сигареты.

Гэс пока не мог придумать, как защититься ночью от неожиданного нападения. В темноте, да еще с такими тяжелыми и неповоротливыми грузовиками, не приходилось и думать о стремительных действиях.

Вытащив из кулька бутерброд с мясом, Гэс откусил большой сочный кусок и пошел к двери столовой; она была открыта, и свет, падающий изнутри, освещал старого вислоусого ковбоя; из-под низко опущенной на лоб старой шляпы он смотрел на приближающегося Гэса.

— К вам иногда приезжает бродячий цирк? — спросил Гэс.

— Да. А что?

— А где они обычно останавливаются?

— С западной стороны кладбища есть такое ровное местечко. Там они и разбивают свой шатер, — сказал констебль очень серьезно.

— А вы не могли бы мне показать, где именно? Мы бы там встали на ночь. Но для этого, наверное, нужно ваше разрешение?

— Никакого разрешения не нужно. То место принадлежит уже не городу, а графству. Поедете прямо, никуда не сворачивая. Проедете милю, не больше. Слева увидите холм, похожий на ботинок. Ровная площадка будет как раз справа. Никаких там нет заборов, никаких ям или канав. Можете заезжать туда и размещаться, как нравится.

Гэс вложил в скрюченную артритом руку старика, на которой не хватало безымянного пальца, еще одну купюру.

Вернувшись к автомобилю, он сказал Соленому:

— Садись за руль. А я буду глядеть по сторонам.

— Все уже готовы. — Солтц сел за руль.

Улица наполнилась ревом мощных двигателей, и караван грузовиков медленно тронулся.

Гэс помахал рукой констеблю, и лицо старика, задубевшее под ветрами прерий, на мгновение осветилось внутренним огнем, словно снова пришло время кому-то выхватывать из кобуры шестизарядные револьверы и умирать в пыли улицы. Но старые кости тут же дали знать о себе, разрушив видение юности и напомнив, что он реликт другой эпохи, когда все было иначе. Когда энергия и страсти били через край, когда мужчины были воплощением мужества, когда техасский погонщик скота, после многих стаканов выпитого виски, громко оповещал о себе мир: “Я наполовину конь, наполовину аллигатор! Воспитан средь зарослей тростника, вскормлен медведицей, взращен у свиного корыта! А колыбельную мне пели шестизарядники! Я фиалка гор Гингэм! Где сын грома, отвечающий на мой призыв и склоняющий передо мной свои рога?..”

Гэс держал автомат обеими руками, а когда Соленый вывел машину из города, поднялся с сиденья и стал на подножке. Машина медленно двигалась вперед; Гэс готов был в любую секунду открыть огонь.

Ему все время казалось, что спину ему сверлит чей-то взгляд, что из темноты на него вот-вот кто-то бросится. Но странные ночные силуэты оказывались деревьями и сараями. И тут, вдалеке, он увидел желтые пятна фар машины, взбирающейся по дороге на невысокий холм. Кто это едет: фермер, возвращающийся с поля домой, или длинноносый головорез?

Мимо машины Гэса протарахтел маленький грузовичок; фермер, сидевший за рулем, и не подозревал, как близко он был от смерти.

В ночи раздавался лай собак, ухали совы, шелестела колеблемая теплым ветерком кукуруза.

Слева от дороги Гэс увидел забор кладбища, покосившийся столб с прибитой к нему доской, на которой было написано: “Оливковая Гора”.

— Сворачивай где-то здесь направо! — крикнул Гэс.

Выбрав место поудобнее, Солтц свернул на ровную площадку, заросшую травой; никаких следов жилья нигде не было видно. Через дорогу, с одной стороны, возвышался холм, который действительно, как говорил констебль, напоминал своими очертаниями ботинок.

— Развернись, — сказал Гэс. — Тут и остановимся.

Гэс спрыгнул с подножки и побежал к подъезжающим грузовикам. Каждому водителю он объяснил, как надо поставить машины — по кругу, впритык друг к другу, буфер в буфер. Водители поняли, что от них требуют, и поставили грузовики именно так.

— Можете пока отдыхать. Оружие держать в руках, — выкрикнул Гэс. — Ты, Потрох, и ты, Малютка, — вы заступаете в караул первые.

Люди уже достаточно хорошо знали Гэса и понимали, что он делает все не ради пустой предосторожности.

На земле расстелили одеяла, и люди попытались заснуть. Но обстановка для этих городских жителей была слишком необычная: непривычно свежий воздух, яркие звезды, усеивающие небесный свод над головой, пение цикад, уханье сов, слишком твердая земля под боком. Некоторые, испытывая врожденный страх перед змеями, остались в кабинах.

Гэс ходил вокруг грузовиков по внешнему периметру, всматриваясь в ночь, но ничего подозрительного не видел. Неподалеку белела куча наваленных друг на друга столбов из известняка, которым так и не нашли применения; кое-где на земле валялся мусор, оставленный теми, кто время от времени останавливался на этом месте; в небе мирно мигали звезды.

В полночь Гэс поднял Левшу и Фида — они должны были сменить Потроха и Малютку, которым он приказал отправляться к куче столбов, не позволив вернуться внутрь круга грузовиков.

Гэс был почти уверен в том, что Мики Зирп нападет незадолго до рассвета. Зирп наверняка считает, что обладает преимуществом неожиданного нападения, и скорее всего бросит в бой все свои силы сразу. И действовать будет очень жестко — никто и никогда еще не мог обнаружить в Зирпе каких-либо признаков добродушия или жалости.

В четыре часа ночи Гэс разбудил Змея и Зака, но не позволил Левше и Фиду отправится отдыхать:

— Не спускайте глаз с кладбища, что на той стороне дороги. Если они сунутся, то именно оттуда.

— Сколько, ты думаешь, у него людей? — спросил Фид шепотом.

— Констебль сказал, что видел три большие машины. Значит, их не меньше пятнадцати, а может, и все двадцать.

— Интересно, как он нас вычислил? — спросил Соленый.

— Это я тоже очень хотел бы знать. — Гэс был мрачен.

— Странно, что они прикладывают столько усилий, чтобы отбить не так уж много ящиков бухла, — сказал Солтц.

— Они, конечно, хотят завладеть нашим грузом, но это для них не главное, — объяснил Гэс. — Прежде всего они хотят не пропустить нас. Если при этом им удастся разжиться парой тысяч ящиков виски — они будут только рады. Но все-таки главное для них — не позволить нам освоить новую территорию...

Гэс не договорил — в темноте что-то звякнуло, донеслось приглушенное ругательство. Они бросились под укрытие грузовиков — ив то же мгновение ночную тишину разорвал грохот выстрелов; в темноте вспыхнули новые звезды — вспышки оружейного огня.

По их количеству и расположению Гэс попытался определить число нападавших. Не менее двенадцати-пятнадцати. Количественное преимущество было на их стороне, но зато у Гэса была крепкая оборонная позиция, и одолеть ее будет очень не просто — для этого Зирпу придется задействовать всех своих людей. Как только Гэс определил, где приблизительно, в каких местах находятся нападающие, он расположил своих людей на самых выгодных позициях. Они теперь лежали за огромными колесами или прятались за массивными моторами и вели огонь, который наверняка должен был остановить любую отчаянную вылазку. По приказу Гэса Малютка и Левша оставались за кучей столбов, но стрельбу не вели, ничем не выдавая своей засады. Гэс пытался отгадать, где бы мог размещаться сам Зирп. Скорее всего, он прячется за одним из бронированных автомобилей, и почти наверняка за тем из них, что стоит в центре, оттуда было легче всего руководить нападением.

Гэс выжидал, высматривая, откуда ведется по ним огонь. Определив место, где вспышки выстрелов были самыми частыми, он, положив автомат на капот грузовика, дал очередь. Трассирующие пули прочертили огненные следы. Он поливал врага горячим свинцом, и результат стрельбы был весьма впечатляющим — раздались крики и стоны. Гэс соскользнул на землю — рой пуль пронесся над тем местом, где он только что стоял.

— Ты в кого-то из них попал, — крикнул Фид.

— Но вряд ли это Зирп, — сердито проворчал Гэс, прекрасно понимавший, что если бы удалось поразить Зирпа, сражение бы тут же закончилось.

Он, плотно прижимаясь к земле, переполз на другое место, и дал очередь по тому участку, откуда велся особо интенсивный огонь.

Не уловка ли это? Может быть, кто-то высунул ствол пистолета над машиной и стреляет куда попало, а он, Гэс, стрельбой по этому месту лишь раскрывает противнику свое расположение? Это было бы вполне в духе Зирпа. И дав очередь влево от источника стрельбы, он откатился в сторону и спрятался за колесами. В шину вонзились пули но резина остановила их.

— Сдавайся, Гилпин! — выкрикнул кто-то из темноты. — Сдавайся, и мы отпустим тебя с миром.

Гэс в это время уже перебегал в другое место; он проверял, отстреливаются ли его люди, находятся ли они под надежным прикрытием, не ранен ли кто-нибудь. Оказалось, что даже водители, которым выдали запасное оружие, вели ответный огонь.

— Хрю-хрю! — закричал Гэс в темноту так громко, что его должны были услышать все. — Иди, хрюша, сюда, мы тебя на колбасу пустим!

Его люди рассмеялись, но со стороны противника огонь усилился. Стреляли уже явно из ружей и винтовок, не только из пистолетов. Пули гулко ударяли в грузовики; в воздухе запахло виски, который выливался из разбитых бутылок; над полем висел острый запах пороха.

Из темноты донесся какой-то новый шум. Бронированный лимузин “пиерс-эрроу” ринулся на их оборонительный рубеж; его прикрывали залпом из нескольких точек.

— Огонь по машине! Все! — прокричал Гэс, вскочив на ноги и открывая огонь из “банджо” по приближающемуся автомобилю. Вдруг бронированная дверь автомобиля открылась, мелькнула чья-то рука, и в один из грузовиков полетел пылающий факел. Лимузин притормозил, сделал крутой разворот и устремился назад к своей первоначальной позиции. Гэс всаживал в удаляющуюся машину очередь за очередью, не обращая внимания ни на пули, которые разрывали воздух вокруг него, ни на горящий факел. Не мог же быть этот лимузин совершенно неуязвимым! Гэс вогнал в него еще одну полную обойму, в которой на каждые четыре патрона с пулей с особо твердым наконечником приходился один патрон с зажигательной пулей. И Гэс видел результаты своей стрельбы. Солтц бросился к грузовику, чтобы загасить огонь, упал, раненый; но вместо него у грузовика тут же оказался Лейф.

Именно в тот момент, когда Гэс уже отчаялся нанести серьезный вред бронированному автомобилю, раздался взрыв.

Взметнулся фонтаном вверх столб пламени горящего бензина. Машина была объята огнем. Сидевшие в ней люди страшно кричали. Прогремел второй взрыв. Машина подскочила в воздух и превратилась в огненную гробницу для всех, кто в ней находился. Никто не спасся. Гэс стоял и, опустив автомат, потрясенный, смотрел на пылающий остов машины. И тут его щеку оцарапала пуля, которая ударила в дверь грузовика прямо перед ним. Пуля прилетела сзади.Гэс прыгнул в сторону, упал на землю, успев при этом вытащить свой пистолет, перевернулся и выстрелил.

Человек, который лежал в нескольких шагах от него, конвульсивно приподнялся, встал на колени, а потом завалился вперед. Гэс бросился к нему и перевернул на спину. Змей Миллер! Продался! Но и поплатился за свою измену!

Однако тратить время на размышления о превратностях человеческой судьбы не было. Зирп наверняка попробует устроить еще одно представление, и сделает это скорее всего прямо сейчас, пока не стало светать — вид обуглившихся тел в машине вряд ли придаст боевого духа его людям.

И они бросились в атаку на своем уязвимом участке в обороне Гэса — там, где располагались раненый Солтц и уже мертвый Змей. Человек десять-двенадцать с криками бежало к грузовикам, стреляя на ходу. “Господи, сколько же им Зирп платит?” — подумал Гэс, открывая по ним огонь.

Нападавшие уже почти добежали до грузовиков, когда несколько других человек из команды Зирпа начали атаку, но уже с другой бороны. Гэс, ведя стрельбу уже из обоих пистолетов, крикнул во всю мощь своих легких:

— Малютка!

И Малютка и Левша сделали то, чего так терпеливо ожидали: из своего укрытия они открыли огонь по нападавшим, стреляя им во фланг. Это внесло полное замешательство в ряды людей Зирпа; они растерялись и в темноте начали стрелять по своим же. Ночь огласилась криками, стонами и ругательствами.

Гэс, увидев, что атака второй группы захлебнулась и нападавшие отступают и бегут, направил свой огонь на первую группу, которая тоже остановилась и теперь пыталась спастись в темноте. Но лишь немногим это удалось сделать.

Гэс и его люди выстояли.

Стало неожиданно тихо. Занимался серый рассвет. Взревели восьмицилиндровые моторы — два бронированных автомобиля Зирпа покидали поле битвы. Еще мгновение — и они умчались на запад.

Гэс подошел к раненому Солтцу и увидел, что плечо у него уже аккуратно перебинтовано.

— Не беспокойся, со мной все в порядке, — сказал Соленый. — А сейчас я хочу посмотреть, крепко ли им досталось.

Гэс взглянул на лежащего на земле Змея и сказал:

— Этот был одним из них. Стрелял в спину. При нем должно быть много денег. Поделите их между собой.

В сожженном лимузине, который все еще догорал, Гэс и его люди увидели обугленные тела.

— Так, тут четверо, — сказал Гэс.

Подойдя к Малютке и Фиду, которые стояли там, где захлебнулась вторая атака, он увидел еще четыре трупа, распростертых на земле, залитых кровью; на них были одинаковые серые костюмы. Живыми они наводили на людей ужас, а сейчас валялись на примятой зеленой траве как жалкие куклы в изодранной окровавленной одежде.

Поискав еще немного, обнаружили еще два трупа. Один из них чуть ли не буквально был раскрошен автоматной очередью на куски.

— Да, это твое “банджо” — зверь! — Солтц мрачно улыбнулся.

К горлу Гэса подкатила тошнота.

— Возьмите лопаты и закопайте их. Это все не для чужих глаз!

Взяв лопаты, люди Гэса принялись за работу — им самим хотелось поскорее захоронить изуродованные пулями тела.

— Лейф, — позвал Гэс. — Посмотри, какой из грузовиков на ходу и столкни им этот металлолом в тот овраг. Его, конечно, рано или поздно найдут, но определить, что это была за машина и кто в ней находился, никто не сможет. А когда-нибудь в ней будут играть местные пацаны.

Лейф вывел наименее пострадавший грузовик из круга, подъехал к дымящейся, раскаленной стальной руине автомобиля и, толкая ее буфером, сбросил в небольшую лощину, заросшую кустами. На земле остались выжженное пятно и длинный взрытый след.

Трупы были зарыты у кучи каменных столбов; землю выровняли, а сверху положили несколько, по числу убитых, столбов, напоминавших поваленные менгиры.

(С течением времени это поле приобрело мрачную славу места, где появляются привидения. О них рассказывали все более и более невероятные истории; потом сюда приходили искатели сокровищ, но выкопали они лишь кости, черепа и пряжки).

Теперь Гэсу не терпелось как можно скорее двинуться дальше. Но часть людей копала могилы, а водители занялись починкой грузовиков. К тому же, надо было как-то закамуфлировать пулевые пробоины на них.

Наконец, поменяли простреленные шины, заделали кое-как пробоины, отремонтировали моторы, в которых, к счастью, не обнаружили серьезных повреждений, и грузовики были готовы отправляться в дорогу.

— Все готово, — доложил Гэсу Лейф.

— Хорошо, — ответил Гэс. — Я хочу прочитать небольшую молитву по погибшим. А потом сразу поедем.

Водители поставили грузовики на выжженном месте и вдоль следа, оставленного на земле сгоревшей машиной. Потом все водители и охранники, сняв свои шляпы с загнутыми краями, собрались в группу у того места, где были захоронены трупы.

— Господи Боже, — сказал Гэс, — мы верим, что Ты печешься о всех, и о хороших и о плохих, за что мы возносим благодарность Тебе и просим помиловать души этих людей, которые лежат здесь, и тех, что сгорели в машине. Они были смелыми и верными людьми, и если они сражались за неправое дело, у них, наверное, и выбора не было. Поэтому, Боже, если у Тебя найдется где-нибудь там местечко для них, мы молим Тебя — открой свои небесные врата для этих людей, которые храбро сражались, но которым немного не повезло. Аминь.

Подняв голову Гэс увидел старого, щуплого, сутулого констебля, который направлялся к ним, ведя под уздцы такого же старого пони.

— Добрый день, — сказал он, медленно обводя все вокруг пристальным взглядом. — Я правильно услышал? Вы вроде бы сказали “аминь”.

— Да, сэр, правильно, — ответил Гэс. — Мы всегда творим молитву перед тем, как отправиться в путь.

— Да? Ну, наверное, это еще никому не повредило. — Констебль кивнул. — Как спалось?

— Как честным людям, уставшим от дневных трудов, — ответил Гэс.

— Мне послышалось, что здесь какой-то шум стоял.

— Да-да, мои ребята очень сильнохрапели, — сказал Гэс, улыбаясь. Морщинистое, обветренное лицо констебля расплылось в улыбке, а в глазах вспыхнули озорные огоньки.

— Да уж, сэр, ваши ребята здорово храпят! Храпят не хуже, чем эти Йерпы храпели в “Добром Коррале” сколько-то там годочков тому назад.

— Сэр, нам пора отправляться. Мы едем на запад. Меня зовут Гэс Гилпин. Если вдруг вам когда-нибудь понадобится помощь, приезжайте в Канзас-Сити, поспрашивайте, где найти Гэса Гилпина. И я, чем могу, — помогу.

— Спасибо, мистер Гилпин. — Констебль снова рассмеялся. — Да, доложу я вам, ваши ребята храпят вовсю! Так когда-то храпел Джонни Хардин в Абилене!

— До свиданья, констебль. Сегодня нам нужно проехать еще много миль.

— Ладно. Но вам, наверное, нужно было бы эту царапину на щеке намазать йодом, — сказал констебль как бы между прочим. И, коснувшись края своей большой шляпы кончиками пальцев в знак приветствия, взобрался на своего пони серо-стального цвета и пустил его в уверенную, быструю рысь; он проскакал по высокой траве к дороге и повернул в сторону своего тихого, маленького городишки — одинокий всадник, свидетель другой эпохи.

Гэс подумал о том, что, наверное, многое повидал на своем веку этот голубоглазый человек.

— Ладно, пора отправляться! — крикнул Гэс. — Заводите моторы — и поедем.

Он сел за руль своей машины, Соленый с ружьем в руках сел рядом. Проехав по траве, на которой еще оставались следы от машин Зирпа, спешно покинувших место сражения, они выехали на дорогу.

— Как ты думаешь, он вернется? — спросил Солтц.

— Ну, ему понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя. К тому же, ему придется послать за подкреплением. Но он, конечно, не успокоится. Может быть, он даже наймет кого-нибудь, чтобы за него сделали грязную работу.

— Кого?

— Местных полицейских, например.

Караван грузовиков неспешно двигался на запад. Гэс почувствовал, цто его одолевают усталость и сонливость. Ночь выдалась очень долгой и бессонной.

— Может, давай я поведу машину? — спросил Соленый. — А ты бы поспал немного.

— Спать буду ночью, — сказал Гэс.

— Мы поедем через Вичиту?

— Нет, — сказал Гэс. — Я знаю, что так было бы ближе, но поедем через Грейт-Бенд и там переправимся через реку.

— Да Грейт-Бенд дыра дырой!

— Именно поэтому мы туда и поедем. В Вичите слишком много тех, кто связан с Зирпом.

Они остановились недалеко от какой-то фермы и заправили баки грузовиков бензином, который вез пикап; жена фермера угостила их кофе. Ферма находилась недалеко от небольшого городка Макферсон; в полях, засаженных пшеницей, были видны деревянные буровые вышки.

— Наверное, на нефти разбогатеете, а? — спросил Гэс женщину.

— Нет, от нефти мы ничего не получим, — ответила та устало. — Мы продали свои права на добычу нефти Рокфеллеру. Когда продавали, то и не подозревали, что эта нефть вообще на что-то годна и имеет такую ценность.

— Жаль, что так получилось.

— Похоже, что все эти машины, которые сейчас делают, будут жрать очень много нефти, — сказал Лейф. — Придумывают все новые и новые, без конца. Тракторы всякие, грузовики, комбайны. Бог весть что — и всем нужен бензин. А бензин откуда? Из нефти. Так что те, кто сообразил прикупать участки, на которых обнаружили нефть — толковые ребята!

— Все равно, это грязное дело, — не согласился Гэс. — Вот этот самый Джон Рокфеллер — он будет королем Соединенных Штатов, прицепит на башку золотую корону, а что там с простыми людьми будет — ему и другим таким же начхать! Почему такие фермы, вроде вас, должны страдать от жадности тех, кто и так много нахватал?

— Но этот Рокфеллер заработал себе кучу денег, — сказал Соленый.

— Ну и что из этого? Знаешь, что он оставит своим наследникам, когда помрет?

— Ну, не знаю... А что?

— Всю страну, — сказал Гэс.

Караван двинулся дальше. Никаких существенных задержек в пути не было. Механики, ехавшие в пикапе, быстро меняли спустившиеся шины, проводили мелкий ремонт, обеспечивали всех едой и кофе.

— Этим ребятам из нашего грузовичка с припасами надо будет хорошо заплатить за их труды, — сказал Гэс. День выдался жарким и казался нескончаемым.

— Мы двигаемся быстрее, чем планировалось.

— Но это же хорошо, разве нет? — Соленый удивлялся нотками беспокойства, которые услышал в голосе Гэса.

— Ну, мы вроде как идем по тросу, натянутому над Ниагарским водопадом. Если идешь слишком медленно — наверняка потеряешь равновесие. Если идешь слишком быстро — на другой стороне встретишь того, кого встречать вовсе не желательно... Но ничего, все нормально. Еще там, на складе, когда мы только отправлялись в дорогу, я все думал — где нам найти в пути место, чтоб спокойно отдохнуть? Теперь я знаю, где.

Гэс старался избегать городов, но когда это сделать было трудно или невозможно, проводил караван своих грузовиков через город медленно, но без остановок. Гэс предполагал, что сообщения об их передвижении передаются из города в город. И наверняка, в конце концов, в одном из городков найдется достаточно местных полицейских, обработанных Зирпом, которые будут готовы остановить Гэса, придравшись к какому-нибудь незначительному нарушению.

Когда они въехали в Ларнед, центральный город графства, Гэс сразу обратил внимание на то, что улицы пустынны; на тротуарах никого не было видно. В одном месте, возле бордюра, он увидел одинокого маленького ребенка. Из магазина дамских шляпок выскочила женщина — очевидно, его мать, — стремительно бросилась к ребенку, схватила и затащила в магазин. Наверное, ей казалось, что она, проявляя невероятную смелость, спасает свое чадо от страшных чудовищ.

— Похоже, нам здесь приготовили встречу, — обратился Гэс к Соленому. — Этим местным ребятам тоже захотелось кусочка пирога. Если меня задержат, ты знаешь, что делать. Так, Соленый?

— Так точно, — сказал Солтц. — Я вывожу грузовики из города, и если тебя нет в пикапе, мы возвращаемся, устраиваем фейерверк, разгоняем легавых.

— Правильно. Но смотрите, чтоб никто, кроме легавых, не пострадал!

На главном перекрестке стоял розовощекий полицейский, одетый в плотно облегающую синюю форму, на голове форменная фуражка с козырьком. Все вполне современно, никаких тебе констеблей из прошлых времен. Слева от него стоял местный житель в старой армейской форме, которую когда-то носили капитаны. Справа от полицейского, на прилегающей улице, расположилась группа местных жителей, членов Американского Легиона. Они выстроились словно для парада. Хотя на головах у всех были одинаковые голубые кепки с золотым ободком и кокардой, одеты все были в гражданку. И среди собравшихся можно было увидеть и халат окулиста, и передник мясника. В руках они за стволы держали древние, будто бутафорские, ружья и винтовки, упертые прикладами на землю.

Глядя на их дряблые, испитые лица, Гэс подумал: “Интересно, знают они о том, как нелепо выглядят?”

— Что бы ни случилось, ни в коем случае не останавливайся, — сказал Гэс. — Если остановишься, двинуться дальше будет очень сложно.

Машина Гэса ехала очень медленно. Соленый придвинулся к Гэсу вплотную, готовый перехватить у него управление машиной, как только тот выпрыгнет на тротуар.

Гэс, соскочив на асфальт, быстро направился к полицейскому. Его губы растягивала широкая улыбка, которую полицейский мог воспринимать двояко: либо как указание на то, что этот огромный светловолосый человек готов к схватке, либо что он собирается сообщить нечто приятное. Полицейского уже достаточно впечатлили размеры грузовиков и их количество. Это было совсем не то, что он ожидал увидеть. И он сожалел, что принял у мистера Зирпа пятьдесят долларов за труды, связанные с “акцией по предотвращению перевозки незаконно произведенного спиртного”.

Полицейский отступил немного в сторону, чтобы дать проехать желтой машине, Гэс стал рядом с ним. Потом полицейскому пришлось попятиться еще немного, пропуская караван грузовиков. Сквозь рев моторов он не слышал, что ему говорил Гэс. Наконец, он собрался с духом и сказал:

— Во имя закона — остановитесь!

Гэс был сама любезность. Глава полиции города Ларнеда и капитан легионеров, глядя на Гэса, и вообразить не могли, какую опасную игру затеяли. Гэс, улыбаясь, говорил, обращаясь к капитану в очках и красноносому и розовощекому полицейскому:

— Здравствуйте, здравствуйте! Я так и предполагал, что славный город Ларнед будет нас приветствовать! Ведь мы везем груз отличного именного зерна на запад.

Гэс медленно засунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил десять стодолларовых купюр, и по одной стал вкладывать их в пухлую руку полицейского, демонстрируя этим пожертвованием свое восхищение организованной встречей; принимающая рука немного дрожала, как у хронического алкоголика. Гэс, глядя полицейскому прямо в глаза, тихо сказал:

— Я всегда считал, что кота лучше закормить сливками, чем накачать свинцом.

А полицейский проклинал себя за то, что организовал это дурацкое шоу. И теперь все видят, как он получает деньги, — а это значит, что ему придется делиться с остальными. Мимо них медленно, с грохотом, проезжали тяжелые грузовики; водители смотрели только прямо перед собой; из окон торчали стволы; словно предупреждая всех вокруг о том, что любой подвох со стороны встречающих может иметь неприятные последствия. И только тогда полицейского осенило, что через подведомственный ему город провозят не пару ящиков, а очень большую партию спиртного. И шутки шутить сопровождающие не будут: малейшая неосторожность — и схлопочешь пулю в лоб. Когда полицейский осознал все это, его стала бить дрожь, с которой, под взглядом стальных глаз Гэса, он не смог совладать. Полицейский выронил одну купюру — та юрко летала туда-сюда в воздухе, сотрясаемом проезжающими грузовиками. Полицейский пытался схватить ее, она ему упорно не давалась. Купюра упала на пыльную дорогу, и полицейскому пришлось наклониться, чтобы поднять ее. Гэс спокойно стоял рядом, готовый ко всему, такой же мощный, огромный, угрожающий, как и его грузовики; рукоятки его тяжелых пистолетов были на виду, напоминая о том, что оружие может быть пущено в ход в любой момент. А на лице Гэса по-прежнему играла широкая, открытая улыбка деревенского простеца.

— Да, да, да; конечно, сэр, отличное зерно везете, — выдавил из себя полицейский. — Очень рады, сэр, что вы решили посетить наш город. Приезжайте в любое время. Всегда найдем, где вам остановиться. Да, сэр, всегда рады, сэр.

— Я позабочусь о том, чтобы этим бравым легионерам прислали ящик... эээ... напитков, которые их смогут подбодрить. Приятно видеть, что легионеры, как всегда, в первых рядах защитников закона и порядка, — сказал Гэс.

А мимо них уже проезжал пятый грузовик; водитель, жуя свою табачную жвачку, смотрел только прямо перед собой; у Крекера Зака, сидевшего в кабине рядом, был скучающий вид; на его лице было выражение человека, мечтающего о чем угодно — например, об отпуске, конных скачках, — что могло бы нарушить монотонную скуку.

— Счастливого пути, сэр, удачи вам, сэр, — бормотал полицейский срывающимся голосом, слегка заикаясь. — Проезжайте, пожалуйста!

— Спасибо, шеф. Передайте от меня привет всем остальным верным гражданам и, конечно, мистеру Зирпу.

— Кому-кому? Кто... кто...

— Как меня зовут? Гэс Гилпин. Жил когда-то на ферме, недалеко отсюда.

— Гилпин? О, конечно, я знаю Гилпинов! Замечательная семья!

Наконец, проехал шестой грузовик, а за ним пикап, напоминавший служебный вагон в товарном поезде.

Гэс уверенным прыжком заскочил на его подножку, и повернувшись к шеренгам легионеров, обвел их оценивающим взглядом, как генерал, совершающий объезд войск. И по всем правилам отдал военную честь, выставив вперед свою массивную челюсть. Гэс выглядел настолько по-военному, что все собравшиеся оказались захваченными этим военным духом, и капитан легионеров, на поясе которого висела кобура с пистолетом, вытянулся, выпятив грудь вперед, щелкнул каблуками и заорал: “На караул!” Легионеры исполнили приказ, а капитан лихим движением, и тоже очень по-военному, отдал честь.

Гэс сурово смотрел на шеренги лавочников, взявших оружие на караул, и одновременно с капитаном резко опустил руку. Объезд войск был закончен; можно было командовать “вольно!” и распускать войска.

Гэс посмотрел на Порки, водителя пикапа, и широко улыбнулся:

— Теперь давай, жми. Я хочу поскорее добраться до своей машины.

Когда они догнали караван и Гэс садился в машину, Соленый сказал:

— Генерал, мы иногда замедляем наше движение, но никогда не останавливаемся!

Рассмеявшись, он уступил Гэсу место за рулем.

— Но все-таки придется остановиться. Через два часа мы должны уже прибыть в Додж. По так просто взять и вкатиться туда мы не можем, — сказал Гэс.

Он раздумывал над тем, как лучше всего поступить; если немного рискнуть, то все можно устроить довольно просто.

— У моих родителей была ферма, совсем недалеко отсюда, — сказал Гэс задумчиво. — Я думаю, теперь там ведет хозяйство мой брат. Места хватит поставить все машины. И вряд ли кто-нибудь догадается, где мы.

— А как у тебя с братом?

— Ну, с тех пор, как я ушел из дому, прошло много времени, — ответил Гэс. — Он любит деньги значительно больше, чем родственников, но можно и ему чего-нибудь сунуть в лапу.

— Да, в Додже у нас будут проблемы, — сказал Соленый. — Зирп наверняка уже там. Продает и покупает людей.

— Ты имеешь в виду — покупает наших людей? — спросил Гэс зная, что именно это имел в виду Солтц.

— А кого еще? — Соленый провел рукой по своему покрытому шрамами лицу. — А если ты не доставишь груз вовремя...

— Сегодня уже поздно. И передавать груз в темноте мне совсем не хочется.

— Как знаешь, Гэс, тебе решать. — Соленый был доволен, что не ему принимать решение.

— Знаешь, мы не поедем на ферму к моему брату. Может быть, это ужасно, но я не доверяю ему, — сказал Гэс. — Мы разобьем лагерь в холмах Гошен. Я хорошо знаю эти места.

Гэс свернул с шоссе и повел караван на север, в те места, где не было никаких поселений и где он когда-то охотился на кроликов. По пути им встретился небольшой каньон, заканчивающийся тупиком; на холме стояла ветряная мельница и маленький сарай. Место было идеальным для того, чтобы остановиться на ночь.

— Поставь грузовики так, чтобы в случае чего легко было смыться, — сказал Гэс.

После того, как грузовики были поставлены нужным образом, Гэс сказал своим уставшим людям, что поедет и разузнает, какова обстановка, и привезет чего-нибудь свеженького на ужин. Левшу и Мердока он поставил в караул. Вместе с Соленым и в сопровождении пикапа он вернулся к развилке дорог, на которой не было никакого опознавательного знака, и свернул направо.

— Я думаю, мой брат будет только рад продать нам какой-нибудь еды, — сказал Гэс.

На следующей развилке проселочной дороги, так хорошо ему знакомой, он снова свернул направо и поехал по дороге, по которой столько раз ездил на своем пони и на повозке с родителями. Дорога пошла немного в гору, и с вершины невысокого холма он увидел желтый шпиль церкви Святого Олафа, вздымающийся к небесам. А вокруг, насколько хватало глаз, простирались поля пшеницы. Проезжая мимо кладбища у церкви, огражденного забором со столбами из известняка, он увидел, что свободного места там оставалось все меньше.

Они проехали мимо фермы Маккоев, заросшей сорняками, мимо других ферм, которыми когда-то владел — по крайней мере, на бумаге, — его отец. И Гэс ощутил душевную боль — неужели так нужно возвращаться в родной дом, где прошли детство и юность? И с этой болью он ничего не мог поделать; такое возвращение — всегда погружение в прошлое, в те бездумные годы, когда все наполнено чувством, а не разумом. И безвозвратно ушедшее терзает душу, наполняя ее загадкой бытия, прошлого, настоящего и будущего.

Наконец, они, спустившись с холма, подъехали к центральному дому фермы Гилпинов. Гилпины оказались в этих местах очень давно; они были среди первопроходцев, которым потом пришлось бороться за свою землю с крупными дельцами, как в свое время их предкам приходилось бороться с индейцами, а тем, в свою очередь, — с неисчислимыми стадами бизонов. А теперь кто будет зариться на эту землю? Джон Рокфеллер? Пендергаст? Генерал Першинг? Кто заберет эту, с такими трудами отвоеванную землю?

Перед конюшней стоял красный трактор со стальными колесами. Дом выглядел запущенным — краска во многих местах облезла. Двор зарос травой — этого мама никогда бы не допустила! Возле трактора стоял человек в комбинезоне и раздраженно и пристально смотрел на подъезжающие машины. Скрыться от этих глаз было невозможно: взгляд был невероятно цепкий — так язык ящерицы хватает муху.

Гэса потрясло, как выглядел Мартин — он за эти несколько лет очень постарел. Если бы не глаза, которые приобрели хищный взгляд рыси — кроличьего в них ничего не осталось, — он ничем не отличался от тысяч других фермеров, выращивающих пшеницу в необъятных прериях. Но глаза оставались молодыми, сверкающими. Гэс выучился читать по глазам и легко определял, лгут ли они, глаза ли это убийцы, говорят ли они правду, простую, без прикрас, есть ли в них уважение, достоинство, чувство чести. Но он не смог ничего увидеть в зеленых глазах Мартина, не смог проникнуть в их глубину и подсмотреть — что же у брата на уме?

— Привет, Мартин, — сказал Гэс, выбираясь из машины. — Это я, Гэс.

— Я узнал тебя, Гэс, — ответил Мартин. — Похоже, что у тебя дела идут хорошо. Все приумножаешь...

Его голос был сухим, как высохший початок кукурузы; когда они пожимали друг другу руки, его рука показалась Гэсу маленькой и какой-то заржавелой.

— Как все наши? — спросил Гэс.

— Да так себе. Мамаша мозгами совсем тронулась. Пришлось отослать ее в заведение, тут неподалеку. Кейти превратилась в свинью. Приносит помет каждый год. Все графство полно ее ублюдками! Я взял в упряжку Лили Вайтгенгрубер. Ну, вот, пожалуй, и все.

— Да, дела вроде бы в гору не пошли с тех пор, как я уехал. — Гэсу казалось, что мрачное настроение Мартина душит его, как густая пыль.

— Да нет, дела не так уж плохи, — сказал Мартин. — Мне удалось удержать пару ферм. Цена на пшеницу снова пошла вверх. Может, я даже стану членом правления банка.

— А как там Хундертмаркс поживает? Он тогда заявил, что я ограбил банк.

— Ну, поговаривали тут, что в банке обнаружили большую недостачу. Вроде Хундертмаркс какие-то свои махинации проворачивал. Ну, вот он и попытался спихнуть недостачу на кого-то другого. Но потом провели ревизию. Вроде все сошлось. Теперь он большой человек в наших краях. Уважаемый.

— Не беспокойся, — сказал Гэс, — я зла не держу.

— А что тебя сюда привело? — спросил Мартин, подозрительно поглядывая на желтую машину и на пикап.

— Нам нужно жратвы человек на пятнадцать. Голодных как волки. Хорошие, толстые бифштексы, картошечку, кофе. Рано утром мы едем дальше — в город.

— А я вот как раз на прошлой неделе зарезал свинью... но не знаю — продавать что-нибудь таким вот... — осторожно сказал Мартин. — Мне не нужно неприятностей.

— “Такие вот” — это я и мои люди. И нам тоже не нужны неприятности, как и всем остальным.

Гэс заметил нечто вроде презрительной ухмылки, мелькнувшей на обветренном, хитром, недоверчивом крестьянском лице. Гэсу стало ясно, что брат ни за что не поймет того мира, в котором Гэс теперь живет.

— Знаешь, мама передала владение всей этой землей мне. Теперь тут все принадлежит мне.

— Я не буду предлагать тебе больших денег, — сказал Гэс, — но кое-что выделить могу. Лили сможет купить себе стиральную машину или что-нибудь еще.

— Пятнадцать человек! Целая армия! — Мартин опустил голову; казалось, он внимательно рассматривает свои тяжелые поношенные ботинки, покрытые коровьим навозом.

— Ладно. Двадцать пять долларов, — сказал Гэс. — И к мясу и всему остальному ты можешь прибавить свое благословение.

— Но это будет в первый и последний раз?

Напряжение Гэса неожиданно спало, и его смех прокатился по двору. Его охватило величайшее облегчение. Боже, как ему повезло, что он убежал от этой однообразной, скучной, иссушающей душу жизни! И теперь никто не может внушить ему страх — ни Мики Зирп, ни шериф по имени Гроувер Дарби. Он понял, что оставил страх и отчаяние далеко позади, и что возврата к ним нет. Что он может вести такую жизнь, которую считает достойной человека.

Чем больше смеялся Гэс, тем кислее становилось выражение на лице Мартина.

— На, возьми сотню, — сказал Гэс, вынимая из кармана пачку денег. — Кстати, ты знаешь, как в нашем деле поступают с доносчиками?

— Не знаю. Как?

— Их отправляют в путешествие, из которого не возвращаются.

— Лили сейчас принесет все, что ты просил, — сказал Мартин, поворачиваясь на каблуках; потом быстро пошел к заднему крыльцу дома.

Гэс понял, что отнюдь не случайно его не пригласили зайти в дом. Уже стоя у дверей, Мартин повернулся и, уже почти невидимый в наступившей темноте, громко сказал:

— А я-то думал, что ты спросишь, как поживает та девица из семейства Маккоев, которую ты испортил.

— Ну и как она поживает?

— Она шлюха из шлюх. Промышляет в “Честерз-Плейс”. Берет сорок центов за один раз. Не брезгует ни всякой швалью, ни черномазыми!

Гэс отвернулся; его не охватили ни гнев, ни отчаяние — больше всего его поразило то, насколько злым может быть человек...

...Маленькая, веснушчатая Сэлли... порванное платьице... веселая, смеющаяся, как мальчишка... и не он, Гэс, ее “испортил”, а тот вонючий банкир...

Гэс направился к машине, к поджидавшему Соленому.

— В чем дело, босс? — спросил Солтц. — Тебе плохо?

— Мне нужно съездить в город, — сказал Гэс тихо. — Ты знаешь Додж?

— Ну, немного знаю. — На лице Соленого отразилось беспокойство — он почувствовал, что возникла какая-то непредвиденная проблема.

— Рядом с Фронт-стрит есть большой склад. Действительно большой.

— Я знаю это место.

— Все, что тебе нужно сделать — загнать грузовики на этот склад. Рано утром, на рассвете. И разгрузить их. Человека, который заведует складом, зовут Хесс. Это наш человек.

— А проблем с полицией не возникнет?

— Закон там в руках шерифа Дарби. Он, вроде бы, подкуплен, но Фитцджеральд не очень ему доверяет. Поэтому его и не очень теребили. Выжидали, как он себя поведет.

— Понятно, — сказал Соленый.

Гэс отдал ему часть денег.

— Если я не объявлюсь — ты знаешь, что делать дальше.

— Может, тебе не надо ехать одному, а, босс? — В голосе Соленого слышалось явное беспокойство. — Жратву Порки может привезти ребятам сам.

— То, что я собираюсь сделать, я должен сделать сам, один, — сказал Гэс. — Но я тебе рассказал, что делать, просто так, на всякий случай. Думаю, что вернусь в лагерь часа через два.

Гэс обогнул дом, потом, выехав на дорогу, повернул к городу. Длинный, тяжелый путь, который они проделали, утомил его, но откладывать поездку в город он не мог.

Он хорошо знал, что за место “Честерз-Плейс”. Еще до того, как он уехал в Канзас-Сити, “Честерз-Плейс” был гадким притоном, который пользовался самой дурной репутацией.

Гэс поставил машину у кромки тротуара, засыпанного ржавыми консервными банками и битым стеклом. Медленно огляделся, высматривая, не устроена ли где-нибудь на него засада. У двери “Честерз-Плейс” стояли попрошайки и, судя по их поведению, ничего необычного вокруг не происходило. Он раздал всю мелочь, что была в карманах, и вошел в дом. Когда-то тут находили прибежище заезжие одинокие, уставшие от жизни ковбои. А теперь со всего города сюда стекалось всякое опустившееся жулье. Как только Гэс вошел, на него пахнуло вонью грязного туалета и дешевого пива, которое так часто здесь разливалось на пол. Словно от старого козла воняло.

За стойкой бара стоял крошечный человечек в очках, над которыми торчал зеленый целлулоидный козырек. Пристально присматриваясь к нему, Гэс попытался определить, на чьей стороне мог бы быть этот человек: Фитцджеральда или Зирпа? И решил, что скорее всего такой тип продастся Зирпу.

— Чего угодно?

— Девочки есть свободные?

— Парочка есть. Можете даже выбирать. Сорок центов. Платить здесь.

— Я бы хотел... — начал Гэс, но потом решил, что ничего объяснять не стоит. Он швырнул на прилавок доллар и сказал: — На сдачу дайте выпить тем, кто у вас тут есть.

И стал подниматься по лестнице на второй этаж. Гном взял доллар со стойки, положил его в карман. И нажал потайную кнопку.

В небольшой нише коридора сидели две женщины: одна — расплывшаяся, крайне вульгарного вида мексиканка; вторая — худая, с веснушками на лице, на котором видны были следы постоянного беспокойства и усталости; ее волосы были ярко выкрашены хной, на лоб спадали маленькие завитки.

Гэс боялся, что в любую секунду он может передумать, повернуться и убежать. И поэтому он очень быстро проговорил:

— Пойдем, Сэл.

— Привет, парниша! — заверещала она. — Тебе повезло. Ты получаешь свеженькую девственницу! А откуда ты знаешь мое настоящее имя? — тараторила она по пути в крошечную комнату, в которой едва помещалась кровать. В комнате стоял запах гниющей рыбы.

Сэлли прижалась к Гэсу, обхватив его одной рукой за талию, а другой проводя по бедру.

Гэс посмотрел в ее пустые глаза. Вряд ли она поймет что-нибудь из того, что я хотел ей сказать, подумал Гэс. Но она, по крайней мере, хоть не сидит на героине — скорее всего, какие-нибудь стимулирующие таблетки или что-нибудь еще в таком роде.

— Сэл, — сказал он, — это я, Гэс. Гэс Гилпин. Собери все свои вещи. И пойдем отсюда.

— Гэс?! — взвыла она дрожащим, резким голосом. — Ах-ах, добрый старина Гэс объявился! Мой милый! С детским личиком... — А потом уже нормально: — Боже, Гэс, это ты! Трудно поверить.

— Сэл, у меня мало времени. Пойдем отсюда. Я помогу тебе с этим всем покончить.

— Неужто? — насмешливо сказала она. — Слыхала я про такую помощь... Помогли уже один раз... когда цена на пшеницу упала и пришел банкир за своими денежками! — Ее голос снова сорвался на визг. Она была близка к истерике — смеялась так, будто услышала невероятно забавную шутку.

Гэс стоял потрясенный, не зная, что сказать, что сделать.

— Послушай, дорогуша, — продолжала она, немного успокоившись, — не бери дурного в голову. Ты ни в чем не виноват. Понимаешь? Хундертмаркс требовал деньги... Ну, я и подумала — может, чем-то смогу помочь семье... А дальше — пошло-поехало. Так часто бывает в жизни!

Она взвизгнула и зашлась безумным смехом.

— Сэлли... я ничего не знал, — наконец выдавил из себя Гэс. — Твои родители уехали так неожиданно... вроде земля разверзлась и поглотила их... Я взял кнут, поехал в город, хотел отстегать Хундертмаркса, за сестру... за тебя... Ничего большего тогда я не мог сделать...

— Да не мучай себя, красавчик, — сказала Сэлли, усмехнувшись. — Все прошло, все в прошлом. У меня все в порядке. Мой дружок собирается купить небольшую гостиницу... совсем скоро, как только скопим деньжат.

— Сэл, я не собираюсь выкупать тебя у здешнего сводника... но я дам тебе тысячу долларов прямо сейчас, если ты соберешься и уедешь со мной в Канзас-Сити. А там я найду тебе приличное жилье, пойдешь учиться в какой-нибудь колледж.

— О, а может, ты прибавишь к денежкам и свидетельство о браке? — Она снова хихикнула. — Я просто так не даю.

— Если ты поедешь со мной, вместе мы жить не будем. Ничего такого не будет.

— А, у тебя есть подружка! Так, Гэс? — Она улыбалась во весь рот; ее лицо с ярко накрашенными губами, румянами на щеках и осыпающейся с ресниц тушью являло собой жуткое зрелище. — Не надо мне никуда ехать. Дай мне просто свою тыщу — и покувыркаемся в постели. Давай так и сделаем, дорогуша, а?

— Нет, спасибо, уже слишком поздно... я... то есть слишком поздно — тебя отсюда уже не вытащить.

— А ты что, хотел увидеть свежую, красивую лошаденку? А увидел кусок гнилого купленного и проданного мяса... Да пошло оно все к черту, дорогуша!

— Сэлли, Сэлли, — сказал Гэс тихо, смиренно. — Мне очень-очень жаль, что все так получилось... поверь!

И эти слова прорвались к ее сердцу. Мутные глаза прояснились, обрели прежнюю голубизну — и она вернулась к реальности.

— Гэс, я тут много чего наговорила, — ответила Сэлли так же тихо, — но одного я не сказала... Тебе подготовили встречу... тебя ждали...

— Кто?

— Полицейские всякие, и из нашего штата, и из федеральной полиции. Дружок твой — и мой тоже — Гроувер Дарби, и еще кое-кто — похуже, чем все они, вместе взятые... Все это гадко, очень гадко... — Ее голос снова пополз вверх, превращаясь в визг. — Но мы все, рано или поздно, куда-нибудь да вляпаемся, а?

— Сэл, отсюда есть еще какой-нибудь выход? — спросил Гэс.

Но она не слышала его — она снова бессмысленно хихикала и гладила его по ноге.

Гэс открытой ладонью сильно ударил ее по лицу.

— Есть отсюда еще какой-нибудь выход? — крикнул он.

— Нет, нету, — сказала она глухо. — У хозяев нет денег даже на то, чтобы соорудить пожарную лестницу.

Гэс подошел к окну, выходившему на глухую, темную улицу. Высоко. Слишком высоко.

Гэс услышал тяжелые шаги обутых в сапоги людей, поднимающихся по лестнице. Выбора у него не оставалось.

— Пока, Сэл. Спасибо... Извини.

Гэс открыл окно и вылез в него ногами вперед. Держась руками за подоконник, он носками туфель водил по стене в надежде найти какую-нибудь трещину или выступ на старой кирпичной стене. Ничего. Оставалось лишь разжать руки и лететь вниз, надеясь, что у стены стоит какая-нибудь хибарка, крыша которой замедлит или остановит его падение.

Услышав сухой стук в дверь комнаты Сэлли, Гэс разжал руки.

Он упал на цемент среди мусорных ящиков и почувствовал острейшую боль, пронзившую ногу. Уже теряя сознание, он увидел лицо с длинным, блестящим носом, ястребиными глазами, кривым ртом — лицо Мики Зирпа. Гэс попытался приподняться, броситься на горбатого стервятника, защитить себя, но на его голову обрушился удар дубинкой. И мир погрузился в черноту.

— Осторожнее, осторожнее, — сказал Гроувер Дарби. — Не убей его сразу.

Горбатый убийца еще раз ударил по светловолосой голове, словно демонстрируя, что вполне может это сделать.

— Попался, попался! — заорал Зирп; его крик сплелся с истерическим визгом Сэлли, стоявшей у открытого окна. — Эй, там! Заткните эту суку! — крикнул Зирп, и мгновение спустя крик Сэлли неожиданно прервался, сменившись хрипом человека, которому сдавливают горло.

Гэс пришел в себя — и тут же вернулась боль; он увидел, что вокруг него собирается группа каких-то людей.

— Вставай! — приказал кто-то ледяным голосом, и острый носок ботинка врезался ему в ребра. — Вставай-вставай!

Даже не ощупывая себя, Гэс понял, что пистолеты у него уже отобрали; понял он и то, что левая нога была в таком состоянии, что стоять он не сможет.

Острый носок ударил его в живот.

— Вставай! Вставай!

Гэс немного приподнялся на локтях и сказал:

— Ладно, в чем дело? Что вам от меня нужно?

Гэс внимательно посмотрел на человека, который пинал его ногами. Такое запоминается на всю жизнь: нос, похожий на пенис, глаза рептилии, скособоченные тонкие губы; Гэсу показалось даже, что от него исходит зловоние, как из вскрытого склепа.

Гэс перевел взгляд на других людей, стоявших вокруг него: три громилы Зирпа, Гроувер Дарби, жующий зубочистку, с нечищенной, криво подвешенной звездой шерифа на груди; два полицейских в сапогах и шляпах, какие обычно носят бойскауты, и еще четверо полицейских в серой форме. Они казались еще гнуснее громил Зирпа. Мафия, шериф и полицейские в одной упряжке...

— Где грузовики? — спросил Зирп.

— Забавно, что вы все снюхались, — сказал Гэс. — Но воняете одинаково.

Зирп ударил его по голове ручкой пистолета; голова дернулась в сторону, и Гэс снова потерял сознание.

Пришел в себя он в тюремной камере. Старый Винкельман уже собирал свои инструменты в чемоданчик. Гэс почувствовал, что его сломанную ногу крепко сжимает шина.

— Спасибо, док, — сказал Гэс.

— Не стоит благодарностей. Я давал клятву Гиппократа. Я бы и собаку лечил.

— Я не собака, док!

— Может, и не собака, но ты связался с бандитской сворой. — Старый сельский доктор осуждающе покачал головой; у него были маленькие бегающие глазки, и с первого взгляда был виден любитель выпить. И Гэс догадался, как ему следует вести себя с Винкельманом.

— Док, мне нужно кое-чего кой-кому передать. Вам это не составит труда, а за услугу вы получите пять тысяч долларов.

— А если меня убьют? — Глаза врача слезились, а на лице сохранялось осуждающее выражение.

— Не бойтесь, не убьют. Мне нужно передать несколько слов человеку, который ждет вместе с несколькими грузовиками недалеко от города. Место называется Буффало-Хамп. Вы знаете, где это?

— Конечно, знаю. Я недалеко оттуда принимал роды. Двойня была. Зимой. Снегу намело столько, что моя лошаденка едва тащила повозку...

— Вам нужно поехать туда и сказать этому человеку, чтобы он сматывался. Вот и все. Скажите ему, что меня упрятали в тюрьму. Пускай везет груз назад на восток. И быстро.

— Ладно, это не сложно запомнить. А кто мне заплатит?

Гэс засунул руку в карман — там было пусто.

— Этот человек вам заплатит. Его зовут Солтц. Скажите ему, что я приказываю заплатить вам.

— Ну что ж, Гэс. Я постараюсь сделать то, что ты просишь.

Добродушного вида врач, сутулый, словно придавленный тысячами ошибок, которые он допустил в своей врачебной практике за свою долгую жизнь, пошел к двери камеры. Он постучал, и дверь открыл Гроувер Дарби.

Гэс притворился, что смотрит на пол, но прекрасно видел, как врач подмигнул Дарби; дверь закрылась, в замке повернулся ключ.

Гэс почувствовал, что может вздохнуть свободнее: Мики Зирп и легавые отправятся в Буффало-Хамп — место, противоположное тому, где стоят грузовики; на рассвете Соленый заедет в город с севера, а после того, как груз будет доставлен, отбить его уже не удастся — разве что по президентскому приказу пригонят войска.

А ему нужно продержаться до рассвета. Всего лишь до рассвета.

Но в тот момент он еще не подозревал, что для него будет значить “продержаться до рассвета”.

Когда дверь открылась, в камеру вошли горбун Зирп и его огромный телохранитель, от которого так же сильно пахло чесноком и оливковым маслом, как от Зирпа несло тленом и гниением. Гэс рассматривал шину, наложенную на левую ногу ниже колена. Он демонстративно не поднял голову.

Вслед за ними вошел толстый человек в дорогом костюме; на жилетке, облегающей выпирающий живот, болтались золотые цепочки. А, сам Хундертмаркс пожаловал.

— Послушай, Гиплин, — сказал Зирп, — мои ребята поехали проверить, стоят ли грузовики там, где ты сказал. Но я не верю ни одному твоему слову.

Гэс посмотрел на часы. Полночь. До рассвета часа четыре. Как продержаться это время?

— Ты слушаешь меня, Гилпин, — крикнул Зирп, — или, может, прочистить тебе ушки?

— Слушаю, — сказал Гэс. — И удивляюсь — как тебе удалось так подружиться с легавыми?

— Очень просто. Эл Капоне заключил с министром юстиции соглашение. Все заметано. Везде, где нужно, наши ребята из Сицилии. Нас не перешибешь! Твое дело труба, Гилпин.

А что, вы прибрали к рукам и армию, и флот, и морских пехотинцев?

Зирп фыркнул:

— Ты даже не поверишь, насколько у нас все отлажено! Если нам понадобятся услуги Национальной гвардии — пожалуйста, гвардейцы сделают все, что нам надо. Большой Эл держит всю страну в кармане!

— А кто держит твоего Большого Эла в кармане?

— Догадайся.

— Рокфеллер?

— Твоего Фитцджеральда сотрут, мальчик, — сказал Зирп. — Но тобой займемся первым. Ладно, говори, где груз?

— Отправился назад на восток.

— Брехня! А ну-ка, встряхни его немного, Бонзо!

Бонзо нанес Гэсу быстрый и сильный удар кулаком в живот. Ощущение было такое, будто внутри взорвалась бомба. Он едва успел добраться до параши — его стошнило.

— Уловил, что с тобой будет? — спросил Зирп. — Бонзо ловит кайф когда обламывает красавчиков вроде тебя.

— Нет, не уловил.

— Гилпин, я не собираюсь делать из тебя стукача, — сказал Зирп. — Ты просто скажешь нам, где грузовики. Это же не значит на кого-то стучать. Людей мы отпустим.

— Нет, — ответил Гэс. — Я не продам тех, на кого работаю.

— Ну, посмотрим. Времени у нас достаточно, — сказал Зирп, растягивая в ухмылке тонкие белесые губы. — А пока ты думаешь, я пойду жарить ту рыжую шлюху во все дырки. А ты думай, думай!

Гэс понял, что Зирп вовсе не шутит: горбун отправится к Сэлли, будет развлекаться с ней, а тем временем Бонзо будет обрабатывать Гэса. И от этой мысли у него сжалось сердце; его охватила бессильная ярость. Душевная боль казалась сильнее боли физической.

— Забавно, — сказал Бонзо, — так все забавно! У старины Мики сифилис. У него пунктик такой — награждать им других. Клевый парень этот Мики!

Гэс попытался парировать удар, но даже его могучая рука не смогла остановить огромный кулак, который обрушился на его скулу. Гэс изловчился и нанес удар правой прямо в челюсть Бонзо, но лишь повредил себе руку. Он попытался нанести еще один удар, но стоя на одной ноге сделать это было очень трудно; к тому же после всех побоев у него сильно кружилась голова. Бонзо улыбался, подставляя челюсть и приглашая Гэса ударить снова. И Гэс ударил, вкладывая в удар все силы, какие еще оставались. Бонзо удовлетворенно кивнул, будто отведал хорошего вина, и пробормотал:

— Прекрасно, просто отлично.

И в следующее мгновение нанес прыгающему на одной ноге Гэсу мощнейший удар снизу вверх. Гэс отлетел и, ударившись о стену, сполз на пол. Лицо у него было залито кровью. Вместе с кровью Гэс выплюнул зуб. Он попытался подняться, чтобы сохранить в драке хоть какое-то достоинство. Стоя у стены, он получил еще один удар в лицо, который чуть не выбил ему глаз. Пока он сползал вниз, Бонзо обрушил на него целый град ударов, сыпавшихся со всех сторон. Гэс пару раз слабо ткнул кулаком Бонзо в живот.

Глаза Бонзо сияли; слюна в уголках рта то появлялась, то, когда Бонзо делал вдох, затягивалась назад в рот. Он продолжал методично избивать уже почти бесчувственного Гэса и правой и левой рукой. Гэс завалился боком на цементный пол. Бонзо вздохнул и вытер рот.

На Гэса вывернули ведро холодной воды, и он пришел в себя. Во рту был вкус крови и блевотины. А в голове — одна мысль: продержись, продержись, уже немного осталось.

Перед глазами висел кровавый туман. О Господи, как у него все болит! Боль в ноге была просто нестерпимой. Лицо превратилось в бесформенную кровавую маску...

— Ладно, парень, — сказал кто-то добрым голосом, — все теперь будет в порядке.

Гэс попытался открыть глаза. Открылся один. Рядом с ним сидел Гроувер Дарби и влажной губкой обтирал ему лицо.

— Нога, — выговорил Гэс. — Очень болит нога.

— Да, эти ребята не церемонятся. А этого быка мне пришлось просто оттаскивать от тебя. Я ему заявил, что как шериф не потерплю в графстве Форд такого насилия.

— Спасибо, Гроувер. Я знал, что вы никому не продадитесь.

— Скажу тебе, что нелегко — ой как нелегко! — не поддаться ни тем ни другим, — сказал Гроувер, — но я стараюсь. И я постараюсь больше не подпускать к тебе этих не в меру резвых ребят. Но при условии, если ты будешь со мной честен.

— Честен? Что вы имеете в виду?

— Ну, понимаешь, ведь я ничего толком не знаю. Не понимаю, что, собственно, происходит. Против тебя выдвигают всякие, знаешь, весьма серьезные обвинения. Я хотел бы быть на твоей стороне, но я не знаю, что правда, а что нет.

Голос у Дарби был такой, какой, наверное, бывал у шерифов маленьких городков Дикого Запада в те времена, когда эти городки только начинали свое существование; казалось, он предлагает гостеприимство, свежезажаренный бифштекс... Ну прямо добрый, старый дядюшка Гроувер!

— Я понимаю, но если я вам что-то расскажу, они же за вас примутся!

— Ну, им вовсе не обязательно знать, что ты мне рассказал.

— Нет, будет все-таки надежнее, если вы не будете ничего знать. К тому же, может, они уже уехали, — сказал Гэс задумчиво.

— Уехали куда?

— Ну, между нами был такой договор: если я не возвращаюсь к полуночи, они должны были отправляться дальше на запад, вдоль реки, в Нортон, а потом развернуться и двигать на восток, в Линкольн-Сентер.

— Да, Гэс, занялся ты негодным делом, — сказал Гроувер печально. — Я еще и Лютеру, твоему брату, говорил когда-то — боюсь я, как бы этот парень — то есть ты — не встал на плохой путь.

— Гроувер, вытащите меня отсюда! Я же ничего у вас в городе противозаконного не сделал. Мне не предъявлено никаких обвинений. По какому праву меня здесь держат? Вы должны отпустить меня.

— К сожалению, это не в моей власти.

— Но по закону меня не имеют права здесь держать, Гроувер! Вы же представляете закон, а, Гроувер?

— Да, конечно, Закон и Порядок. Только не надо тут выступать. Вроде адвокат какой-то! Я свои обязанности знаю и выполняю.

И он вышел из камеры, тщательно заперев за собою дверь.

Может быть, теперь уловка Гэса позволит ему выиграть несколько часов? А этот Дарби, для деревенщины, сыграл свою роль совсем неплохо.

Гэс попытался заснуть, чтоб хотя бы немного восстановить силы; к тому же — что еще ему оставалось делать? Выбраться из тюрьмы он все равно не мог.

Через пару часов шериф Дарби снова открыл дверь камеры и сказал гробовым голосом:

— Ну, сынок, напрасно ты так. Это очень дурная привычка — лгать представителям закона.

— А у меня другого выбора не было, шериф, — ответил Гэс.

— Ладно, пойдем. Тебя ждут федеральные полицейские. И знаешь, они говорят, что могут очень быстро выдавить из человека все что угодно.

— Напрасная трата времени, шериф, — сказал Гэс. — Я все равно не выдам ни своих людей, ни своего босса.

— А может, и выдашь. А может быть — и сломаешься. Мне заплатили и с твоей стороны, и с другой, но мне очень любопытно посмотреть, как применяются эти новые методы по поддержанию Законности и Порядка. Я о них слышал, но не видел в действии.

Гэсу никто не помогал, и ему пришлось прыгать по коридору на одной ноге. Дарби открыл какую-то дверь и впустил Гэса в комнату, где ждали три полицейских из федерального управления. Тяжелые челюсти, гладко выбритые, до синевы, щеки, взгляд исподлобья. Гэса усадили на стул с высокой прямой спинкой. Полицейские выглядели до того похожими друг на друга, что Гэсу было трудно отличить одного от другого. Он говорил себе, что они все-таки человеческие существа, что, может быть, когда-то в них было что-то человеческое, и что даже если они теперь ощущают себя лишь вымуштрованными полицейскими собаками, с торчащими ушами и пустым, темным взглядом, они могут на какое-то время снова стать людьми, вспомнить о своей человечности и таким образом прийти к спасению.

— Сигарету?

— Нет, спасибо, — сказал Гэс. — Я не курю.

— Замечательно. — И один из полицейских затушил сигарету о руку Гэса.

Гэса охватила бессильная ярость: как же так? Он свободный американец, в свободной стране, а с ним обращаются таким зверским образом! И кто?! Те, кто должны являть пример добропорядочности! Эти скоты, живущие за счет налогоплательщиков!

Вспыхнул слепящий свет так близко от его лица, что он ощутил жар, исходящий от лампы. Он закрыл глаз, второй так заплыл, что вообще не открывался.

Его ударили по лицу.

— Открой глаза.

Один глаз открылся — второй нет. Еще одну сигарету затушили о его руку.

— Где груз? Где груз? Где груз? — повторяли полицейские один за другим скучными голосами. Их убедили, что федеральный агент всегда должен добиваться своего. И не важно, каким образом это будет достигнуто. И полицейские действовали в соответствии с этой убежденностью.

Гэса поддерживала его ярость, она была для него как питательный бульон; у него оставалось достаточно самоконтроля, чтобы не проговориться и при этом остаться в живых. Его истерзанная плоть дымилась, его глаз просто ослеп от света, бьющего прямо в лицо; от изощренной пытки, казалось, болел даже мозг. Но ярость его, человека, воспитанного в понятиях деревенской порядочности и честности, держала на плаву.

Через пару часов полицейские утомились, а дух Гэса оставался все таким же сильным.

Они стали зевать, развязывать узлы на галстуках, почесываться, даже перестали спрашивать без передышки: “Где груз”?”

В комнату зашел Зирп. Одного взгляда на полицейских ему было достаточно — он понял, что от Гэса пока ничего не добились. Зирп подскочил к Гэсу и ударил его ручкой своего пистолета по голове.

Придя в себя, он увидел, что снова в камере, но уже другой, подземной. Сколько времени прошло, он определить не мог. Он вспомнил, что, уже теряя сознание, расслышал, как кто-то сказал: уже начало четвертого. А который теперь час? Может быть, рассвет уже, наконец, пришел?

Гэс лежал на полу с закрытыми глазами; он старался дышать хрипло и притворяться, что еще без сознания. Но долго они ждать не будут... Приоткрыв один глаз, он увидел краги. Так, теперь за него примутся местные полицейские.

— Играешь в бейсбол? — спросил чей-то голос.

— Да, немного. Мне нравится “Йенкс”. Этот Рут классно подает! А ведь совсем еще молоденький.

— Надо бы этого болвана запустить в игру. Погонять его от одного к другому, — сказал другой голос.

— Да, я ему хочу пару раз хорошенько врезать — торчу из-за него здесь всю ночь! Но бей его, не бей — все без толку. Ничего из него все равно не вытянешь!

— Засунуть бы ему дубинку в жопу.

— Да ну его к едреной матери! Поздно уже. Возиться с ним — только форму испачкаем.

Гэса ударили в бок ботинком. Потом в голову ему бросили стул, который с хрустом сломался.

— Видишь? Ничего из него не выжмешь. Знаю я таких тупоголовых! В голове мозгов у них нет — сплошная кость. Чем больше бьешь — тем меньше толку.

— А может быть, ему в жопу соли напихать? Все вычистит из него.

— Послушай, Гриздик, что тебя так к жопе тянет? Интересно. А ты не этот, а?

— Я просто хотел выполнить то, что мне поручили.

— Знаешь, лучше всего было бы выкинуть его во двор и пристрелить. А потом сказать, что он пытался бежать.

— А который час? — неожиданно спросил Гэс.

— Пятнадцать минут седьмого, — ответил скрипучий голос гомосексуалиста, прежде чем полицейские сообразили, что отвечать было не нужно.

— Все, ребята, — сказал Гэс, — мы все равно выиграли. А вы проиграли!

— Выиграл? — Кто-то противно рассмеялся. — Мистер, тебе сидеть и сидеть в тюряге. Очень долго сидеть. И это ты называешь выигрышем?

Гэс попытался догадаться, кто это сказал: один из местных полицейских? Может, сам Дарби? Один из федеральных агентов?

Этот же голос продолжал:

— Мы все устроим так, как нам нужно. — А может быть, это сам вонючка Зирп? — Ты отправишься в тюрьму Левенворт. Пожизненно. Вот так, мистер Чарльз Белински.

— Белински? — пробормотал Гэс. — Это не тот, что... убивал маленьких девочек?

— Теперь — ты.Белински.

Гэс терял сознание. С одной стороны, он испытывал облегчение от осознания того, что он сделал свое дело, продержался; с другой стороны, его мучила боль во всем теле, терзал ужас — неужели он действительно проведет всю оставшуюся жизнь в тюрьме? Все это навалилось на него и понесло в черноту.

— Я не Белински, — успел он прошептать. — Я — Гэс Гилпин.

— Теперь ты уже не Гилпин, — сказал голос совсем рядом, и Гэс ощутил тлетворный запах. — Теперь ты Чарльз Белински, насильник и убийца маленьких детей. Твой тюремный номер 907862. И с этим номером ты и подохнешь!