Байки о "скорой”

«КАК МЕНЯ ВЫГНАЛИ ИЗ ОБЩЕЖИТИЯ»

Весеннюю сессию на четвертом курсе нам разрешили сдавать по свободному расписанию, то есть не вместе со всей своей группой, а каждый должен был записаться на кафедрах на тот день, который его больше устраивает, и волен сдавать экзамены в том порядке, в каком ему удобно. Мои соседи по комнате предпочли «отстреляться» побыстрее, чтоб раньше уехать на каникулы, а я максимально растянул сессию, отложив самый сложный экзамен по топографической анатомии и оперативной хирургии, которого я, честно говоря, побаивался, чуть ли не на самый последний день.

В комнате со мной остался только Коля Паутов по кличке Путя, когда-то выгнанный из общежития за «художества» по пьянке и проживавший у нас нелегально на койке своего дружка Сереги Крыжановского по кличке Крыжа, который недавно женился и жил со своей женой в комнате девушек за занавеской двумя этажами выше.

В отдельной комнате рядом с нами жил с женой и ребенком ассистент- стоматолог Рехачев. Ему никак не давали квартиру, а проживание вместе с беспокойной студенческой братией мало радует семейных людей с детьми. Нужно ли говорить о том, что сдачу каждого экзамена студенты любят шумно отмечать, как свою очередную победу. При этом в застолье они почему-то часто упоминают нелатинские названия половых органов и способа их взаимодействия, а также матерей и девушек веселого нрава, говоря языком науки – инвективную лексику. Рехачев в прошлом уже неоднократно просил моих соседей по комнате вести себя потише и сетовал на то, что сын пристает к жене с просьбой объяснить ему значение вышеупомянутых слов.

В тот злополучный день нам с Колькой было не до веселья. Уже несколько дней мы безвылазно сидели небритые в своей комнате и добросовестно зубрили ненавистную «топочку», пытаясь объять необъятное, а день решающего экзамена неумолимо приближался. Около полуночи к нам заявились радостные подвыпившие Вавила, Хвича и Геча и стали бурно выражать свой восторг по поводу сдачи ими последнего экзамена и успешного окончания сессии. Мы постарались выпроводить их поскорее. В три часа ночи у Пути началось обильное кровохарканье. Он страдал тяжелым пороком сердца, от которого погиб вскоре после окончания института. Спокойно смотреть, как он исходит кровью я, конечно, не мог. Сказав, что я пошел вызывать «скорую», я побежал звонить на первый этаж – на вахту, а жили мы на третьем. Колька, выскочив следом за мной из комнаты, громко крикнул мне в лестничный пролет: «Каганцов, не надо!». Кровохарканье нам удалось остановить самостоятельно. У Крыжиной жены, часто страдавшей маточными кровотечениями, оказалось под рукой все необходимое.

То ли этот ночной шум был последней каплей, переполнившей чашу терпения Рехачева, то ли просто удобным поводом для него доказать невыносимость его проживания в общежитии, но факт, что с утра пораньше он помчался с жалобой в деканат. В его изложении всю ночь в нашей комнате происходила пьянка, закончившаяся грандиозной дракой, в которой особенно зверствовал Каганцов, не смотря на жалобные крики избиваемого, молившего о пощаде: «Каганцов, не надо!». А должен вам сказать, что я за всю свою жизнь ни разу никого не ударил, что все в институте хорошо знали.

Вскоре к нам явилась комиссия во главе с преподавателем военно-морской кафедры капитан-лейтенантом Березовским, известным под кличкой Пиндюренко-Пшиздецкий, которую он сам придумал для героя своих устных морских рассказов. Первым делом комиссия полезла в стенные шкафы – искать следы ночной оргии. В одном из шкафов Пиндюренко обнаружил бутылку из под вина «Рубин» с остатками жидкости на дне.

- Ага, - радостно закричал он, - «Рубин»!

- Не «Рубин», а бензин, - возразил ему я.

В этой бутылке мы действительно держали бензин, как пятновыводитель. Пиндюренко открыл пробку и недоверчиво понюхал.

- Действительно, бензин, - разочарованно констатировал он, - Ладно, посмотрим, что в другом шкафу!

В другом шкафу была обнаружена пустая коньячная бутылка, оставшаяся еще с празднования Нового года. Тогда мы в крутом безденежье заняли ее в одной из комнат, чтоб было в чем принести дешевого разливного алжирского вина.

- Ну что, - торжествующе сказал Березовский, - это тоже бензин?!

Улика была налицо. Я пытался все объяснить. Мне не поверили.

Позднее мне рассказывали, как он живописал результаты расследования комиссии:

- Лежат на кроватях две небритые хари и кровохаркают. А в шкафах у них полно пустых бутылок из-под коньяка, и еще врут, будто это бензин!

Меня вызвал декан:

- За такие подвиги полагается гнать из института. На твое счастье, ты еще нам нужен – как сценарист. Приближается Ленинский юбилей. А с общежитием тебе придется расстаться, так что подыскивай себе квартиру в срочном порядке.

Мне было очень трудно объяснить маме, к тому времени она уже два года вдовствовала и тянула меня с братом на свою более чем скромную медсестринскую зарплату, почему я не хочу больше жить в общежитии и ушел на частную квартиру.