Белокурый циклон

Глава шестая

Эдди вытер слезы, отвязал стоявшую неподалеку лодку и направился обратно, на другую сторону озера. Высадившись на берег, он зашагал прямо к вилле. Вокруг нее собралось уже все население Мюглиам-Зее. Молодой человек бросился прямо к толпе.

— Он был уже у меня в руках! — выкрикнул Эдди. — А потом мы свалились в воду и оказалось, что плавает он все-таки лучше меня.

Все с восторгом и уважением смотрели на смелого иностранца.

— О, вы настоящий герой! — с ослепительной улыбкой проговорила Грета. — Я потому и не испугалась, услышав крики: я знала, что вы там.

— Насколько я могу судить, вам нанесены внешние увечия, — заметил судебный врач, внимательно разглядывая разбитую губу Эдди. — Вот с таких губ получаются великолепные гистологические срезы…

— Могли бы вы описать внешность нападавшего, мистер Рансинг? — официальным тоном спросил полицейский.

— А как же! Высокий мужчина с усиками, лицо угреватое, справа под мышкой — шрам.

— Никаких особых примет?

— От него очень сильно несло спиртным

— Ну, это, увы, трудно назвать особой приметой, — заметил полицейский и закурил трубку. Он ее терпеть не мог, но считал, что настоящий сыщик просто обязан курить трубку.

— Никаких других подробностей? Какая на нем была обувь, была ли на рубашке вышита какая-нибудь монограмма, крепкого ли он телосложения?

— Такого силача мне еще не приходилось видеть, — ответил Эдди. — Настоящий Геркулес.

— Тогда мы быстро найдем его, — уверенно проговорил полицейский.

Эдди не стал высказывать своих сомнений на этот счет и поспешил удалиться к себе в комнату. Весь этот день он провел в постели, непрерывно чихая и сморкаясь. Виктория, жена старшего садовника Кратохвила, под вечер принесла больному чашку настоянного на целебных травах чая, от которого Эдди стало только еще хуже.

Эдди не пугали приключения, но тут обстоятельства то и дело складывались так неудачно, что и самому Арсену Люпену захотелось бы спокойной жизни. Из-за обычных трудностей Эдди переживать не стал бы. Всего два года назад он лазил по громоотводу к дочери одного смотрителя маяка в Дувре, причем делал это в ненастные ночи, когда отец девушки но долгу службы не мог покинуть свое рабочее место. Хар-рингтон, этот самый смотритель маяка, был грубым человеком и строгим отцом, так что Эдди пришлось с помощью девушки выучить азбуку Морзе. Между восьмью и девятью вечера в маленьком окошке комнатки на башне начинал то с большими, то с меньшими промежутками гаснуть свет. А Эдди, набравшийся уже чуть ли не профессионального опыта, читал с берега: «папа… с восьми… на дежурстве… приходи… вермут… кончается… целую…»

Вот так любовь научила Эдди читать азбуку Морзе и взбираться по громоотводам. В этом, однако, была романтика. Пусть даже с привкусом опасности. А здесь какие-то гнусные лакеи запирают его в чулане, преследуют его и загоняют в пруд.

Что — то, тем не менее, делать с Буддой надо. Лежа в постели, Эдди основательно все продумал и составил новый план. Да, на этот раз все должно сработать!

Идея была несомненно гениальной. Вечером Эдди отправился к местному врачу, доктору Рюдигеру.

— А! Рад с вами познакомиться! Как чувствуете себя?

— Не могу уснуть.

— Чему тут удивляться? Я бы всех здешних котов просто перестрелял.

— Вы меня не так поняли. У меня бессонница.

— Гм… И в чем она проявляется?

Эдди, уже начавший понемногу покрываться желтыми пятнами от подсунутой ему лечебной отравы, с вежливой улыбкой объяснил, что главным симптомом бессоницы в его случае является невозможность уснуть, хотя спать хочется.

— Тяжелый случай, — вынес свое суждение врач. — Причиной является, видимо, малокровие, приводящее к расстройству нервов, ухудшению памяти и галлюцинациям.

— Я хотел бы, чтобы вы прописали мне какое-нибудь снотворное.

— Прекрасная мысль!

Врач выписал рецепт, и Эдди, расплатившись, вышел.

В кондитерской он купил несколько пончиков с кремом. Известно ведь, что деревенские девушки любят сладости больше всего на свете. После ужина, выждав момент, когда никого поблизости не было, он предложил пончики Грете. Девица, как всегда, только отщипнула кусочек от одного пончика, а остальные забрала с собой, сказав, что угостит ими свою кошку.

Эдди был уверен, что Грета съест пончики еще на лестнице, и не ошибся. А в каждый из пончиков была добавлена доза того самого снотворного, которое прописал ему доктор Рюдигер. Через час Грета храпела так, что ее кошки, изогнув спины и вздыбив шерсть, попрятались по уголкам спальни.

Стояла темная, душная ночь.

Приближался решающий момент. Неудач больше не должно быть. С собой Эдди прихватил рулончик клейкой бумаги, которую собирался наклеить на оконное стекло перед тем, как начать его вырезать. Иначе без излишнего шума не обойтись. Помимо того Эдди захватил с собой длинную прочную веревку.

Погода была как нельзя более подходящей! С Альп дул ветер, принесший с собой крупный дождь, небо было плотно затянуто тучами. По винтовой лестнице наш герой поднялся на башню, из окна которой можно было без труда перебраться на крышу.

Хей — хо!

Ему хотелось перекричать ветер, такое у него было сейчас решительное, дерзкое, готовое на все настроение.

Хей — хо!

С развевающимися волосами, мотком веревки на плече и рулоном клейкой бумаги в руках он выглядел безумным ковбоем, с лассо и лирой несущимся по прерии.

В одно из колен тянувшегося вдоль крыши водосточного желоба был вделан прочный крюк, на который Эдди не раз поглядывал, прогуливаясь по саду. Прямо под крюком было круглое глухое окно, а еще ниже балкон Греты.

Все словно специально устроено для взломщика, стремящегося проникнуть в комнату своей одурманенной жертвы.

Закрепив конец веревки тугим морским узлом, Эдди начал опускать ее вниз. Раскачиваясь на ветру, веревка опустилась намного ниже уровня балкона. Немного подтянув ее, Эдди начал осторожно спускаться, зажав под мышкой рулон клейкой бумаги.

Черт бы побрал эту липучку!

Сначала конец липкой ленты приклеился к его рукам, а когда Эдди попытался отодрать ее, лента облепила ему лицо. Сейчас он смахивал на ку-клукс-клановца в балахоне. Счастье еще, что глухое окно было рядом и он мог на минутку присесть на край неглубокой круглой впадины. Двумя этажами ниже был балкон Греты. Отпустив веревку, Эдди содрал с лица клейкую маску.

В паре метров от него гудела на ветру крона гигантской сосны.

Глухое окно, в котором сидел Эдди, имело форму правильного круга. Просто впадина в голой стене, не глубже кастрюли. Зачем кому-то понадобилось делать его? Пару мгновений Эдди размышлял над этим, а потом мороз пробежал у него по спине.

Где веревка?

Силы небесные!!!

Он отпустил веревку, и порыв ветра снес ее на ветви сосны. Совсем немного, так что сейчас она неуверенно покачивалась, зацепившись за тонкую веточку. Вполне возможно, что она вот-вот сорвется обратно, но дожидаться этого, сидя на узеньком выступе, прислонившись спиной к голой стене на высоте пятого этажа, занятие не из приятных. Этого никто отрицать не станет.

Достаточно было бы протянуть руку, чтобы достать веревку. Только как при этом удержаться самому?

Остается единственный выход — ждать следующего порыва ветра, который сбросит веревку. Ну, этого-то долго ждать не придется. Вот уже снова ветер загудел в кронах деревьев!

Хей — хо!

Веревка качнулась.

Ну же!

Веревка взвилась вверх…

И опустилась, зажатая, словно тисками, в развилине двух веток. Чтобы вырвать ее оттуда, понадобились бы циклон, торнадо или еще какое-нибудь экзотическое стихийное бедствие.

Положение, в котором очутился Эдди Рансинг, было в высшей степени отчаянным, достойным сожаления и мрачным!

Обхватив руками колени, похожий издали на огромный моток каната, он изогнулся, стараясь вписаться в периметр круглого углубления. Он промок, его бил озноб, а до рассвета оставались еще долгие часы.

И что принесет ему рассвет? Как он объяснит…

Заскрипел гравий. Внизу кто-то шел! Эдди разглядел широкополую шляпу.

Это же Максль! Местный поэт, певец Вильгельма Телля! Что ему здесь надо?

Прошлым вечером Эдди видел его прогуливающимся вдоль изгороди с Викторией, женой старшего садовника Кратохвила. Ну, конечно же! Садовник отправился сегодня в Эрленбах и наверняка останется там на ночь. Что же делать? Другого выхода не было, и Эдди, откашлявшись, крикнул:

— Добрый вечер… герр Максль…

Поэт поднял сначала глаза, а затем и шляпу.

— Рад вас видеть, господин Рансинг. Что вы скажете насчет этой мерзкой погоды?

— С Альп дует. Наверное, будет потепление, — с принужденной улыбкой ответил из своего гнезда Эдди.

— Извините за нескромность, но что вы делаете там наверху?

— И сам не знаю…

— Ну, тогда не стану вам мешать, — ответил поэт и вновь приподнял шляпу, явно собираясь уйти.

— Герр Максль! Вы не могли бы оказать мне помощь?

— К сожалению, у меня сейчас нет ни гроша. Однако, барон Острау, директор сберегательной кассы…

— Я имел в виду не финансовую помощь. Я хотел бы спуститься отсюда.

— Там неудобно?… Скажите, а чего ради вы решили изображать по ночам статую на фасаде виллы?

— Потому что не могу спуститься.

— Это еще не причина, чтобы забираться туда.

— Ветер снес веревку, и она зацепилась за сосну. Вы без труда можете помочь мне, герр Максль.

— Это уж как мне заблагорассудится. Вообще-то я склонен помочь вам, но сначала сбросьте мне сюда одну вещицу. У вас очень симпатичные часы и цепочка к ним.

— Послушайте, это же шантаж! — ужаснулся Эдди.

— Этот вопрос предоставьте моей совести. Так будете бросать или нет? — Часы Рансинга с короткой, толстой цепочкой с первого взгляда очень понравились Макслю. Вопрос только — из настоящего ли все это золота? В Цюрихе ему однажды продали трость с серебряным набалдашником, а потом обнаружилось, что серебра там столько же, сколько в водопроводном кране. С тех пор Максль стал осторожнее. Он вновь сделал вид, будто уходит.

— Подождите!

Полным презрения жестом Эдди швырнул часы, с глухим стуком свалившиеся на клумбу.

— Постыдились бы! — крикнул Эдди. — Поэт и такой материалист!

— Ошибаетесь! Как поэт я не материалист! За свои произведения я ни разу не получил ни гроша… Где эти чертовы часы?

Теперь Максль никак не мог найти часы. Завывал ветер, накрапывал дождь, и Эдди не сомневался, что подхватит воспаление легких. Наконец часы нашлись.

— Ну, давайте же!… — поторопил поэта Рансинг.

— Послушайте, однажды я был уже обманут. Если не возражаете, я сначала покажу часы специалисту.

Эдди чуть не свалился со своего насеста.

— Но послушайте же! Я каждое мгновенье могу упасть…

— Закройте глаза и молитесь. Я только сбегаю к Хеграбену, это не займет и четверти часа. Прекрасный часовщик. Сестра у него, между прочим, замужем за художником. Он взглянет на часы и, если золото не фальшивое, я помогу вам…

— Герр Максль! Вы…

— Не надо благодарностей! Я поспешу вернуться вам на помощь, потому что тот, кто дает быстро, дает вдвойне.

Эдди непрочь был бы дать кое-что поэту и быстро, и вдвойне, но тот уже убежал.

Ветер немного утих, но зато дождь шел теперь с мокрым снегом. Начавшая подмерзать одежда потрескивала, словно засахаренная…

Хеграбен то ли жил не так уж близко, то ли крепко спал, потому что поэт вернулся только через полчаса.

— Все в порядке! Вам нечего бояться! Золото самое настоящее! Скоро вы будете внизу…

— Лестницу… Принесите лестницу… — прокрякал Эдди.

— Это лишнее. Пожарники привезут ее с собой. Издалека послышался звук горна.

— Мерзавец! Вы вызвали пожарников?

— Не полицию же мне было вызывать!

— Здесь есть лестница… Умоляю… Прежде чем они приедут…

— Просто замечательно! А потом меня обвинят в ложном вызове. Скажите — а на скольких камнях те часы?

…Пожарная охрана поднялась по тревоге! Во главе с брандмейстером Цобельманом! Застучали копыта четырех лошадей и мула, запряженных в экипаж с насосом и лестницей.

Узнав о случившемся, Цобельман прежде всего затрубил в горн. Пусть у жителей поселка будет достаточно времени, чтобы собраться на месте великого события. Затем брандмейстер быстро переоделся в бело-синюю парадную форму. Что еще сделать? Такой редкий случай! До сих пор эту проклятую дыру даже пожары обходили стороной.

— Все готово?

Вперед! Застучали колеса, запел горн, бешено зацокали копыта!

Вокруг виллы уже и впрямь собралось порядком народу. Все с любопытством разглядывали сидящую в глухом окне жалкую фигурку, с одежды которой, словно из водосточных труб, капала вода.

Но, ура, прибыли пожарники!

Последовали недолгие маневры с лестницей. Сначала ее придвинули поближе, потом вновь отодвинули. Один из пожарников взобрался на лестницу приветственно махнул рукой толпе.

Это было феноменально! Все дружно зааплодировали.

— Давай! — крикнул Цобельман.

Лестница уперлась в стену. Теперь уже все население Мюглиам-Зее собралось вокруг виллы.

Операцию по спасению иностранца чуть не сорвал, однако, господин Воллисгоф. Он уже крепко спал, когда дочь разбудила его. Дело в том, что и часу не прошло, как Грета проснулась от спазм в желудке, а причиной их была прописанная доктором от бессонницы сода. Доктор, решив все-таки, что у Эдди просто разыгрались нервы от малокровия, позвонил в аптеку и попросил, чтобы вместо обозначенного в рецепте веронала пациенту выдали бикарбонат натрия. Итак, разбудив отца, Грета испуганно сообщила ему, что перед домом в присутствии всех жителей поселка пожарная команда проводит какие-то странные маневры.

Накинув халат, Воллисгоф выбежал в сад, глянул ввысь, куда была устремлена лестница, вновь вернулся в дом и выбежал снова — уже с мелкокалиберкой в руках. Вскинув ее, он прицелился в скорчившегося над балконом Греты Рансинга.

Сшибить засевшего в глухом окне гостя было бы, с какой стороны ни смотреть, простейшим выходом из создавшегося положения. Не исключено, что даже Рансинг согласился бы с этим, но в последний момент Цобельман подбил руку изготовившегося стрелка.

— Наденьте что-нибудь, а то простудитесь! — проорал он в ухо Воллисгофу.

— Я его застрелю!

— Не раньше, чем мы его оттуда снимем! Что же, по-вашему, мы зря сюда приехали? — Тут же последовала команда: — Господина советника держать и не отпускать!

Вслед за этим началась спасательная операция. Не прошло и получаса, как иностранец спустился на землю среди взлетавших в воздух шляп и приветственных криков толпы. Голосом, похожим на хриплый вопль сирены, Эдди объяснил советнику, которого двое пожарников все еще продолжали держать за руки, что безумно влюбился в его дочь и намеревался просить ее руку и сердце.

— Я мечтал о романтической сцене у балкона…

— Какой еще сцене? — перебил Воллисгоф.

— Ночью под балконом появляется молодой человек, чтобы сказать о своей любви. Это так прекрасно! Об этом писали великие поэты!

— Я, например, — пробормотал господин Максль. — В поэме о Вильгельме Телле.

— Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней, — заплетающимся языком проговорил Эдди.

— Что он говорит? — спросил советник у стоявшего рядом с ним пожарника.

— Он любит вашу дочь, — рявкнул пожарник так, что в окнах виллы задрожали стекла.

— Любит вашу дочь… — хором подхватила толпа.

— Ночь?… Дождь?… — ошарашенно пролепетал старик, подняв глаза к небу.

В этот момент Грета, до сих пор стоявшая чуть позади, шагнула вперед и приняла Эдди на свою грудь. Теперь старик наконец-то все понял и отправился домой — спать.

В предрассветных сумерках на горизонте видны стали окутанные облаками вершины Альп…

На следующий день Эдди Рансинг телеграфировал своему дяде:

«Помолвлен Буддой. Немедленно приезжай. Эдди.»