Нить шестая.

В сетях привычек

Нежится ленивый дух.

Спит? Нет, лишь дремлет.

Ксантер и Дарис ухитрились не опоздать, и в девять утра наша троица, позёвывая и потягиваясь, усаживалась в любезно присланную hevary Нелией карету – несколько кособокое сооружение, пугающе поскрипывающее при каждом обороте колёс. Но оно защищало нас от пронизывающего сырого ветра, и уже этим заслуживало всяческого почтения.

Поздняя осень, плавно переходящая в зиму, в Нэйвосе и его окрестностях – гиблая пора не только для природы, но и для хорошего настроения: даже самые жизнерадостные люди (такие, к примеру, как Ксантер, с лица которого счастливая улыбка сходит весьма редко), в осенние дни становятся раздражительными и хмурыми. Что уж говорить о Дарисе, угрюмом от рождения! А вот мне это время года нравится так же сильно, как и весна, наверное, тем, что является переходным от тепла к холоду. Летом душно и пыльно, зимняя стужа, щедро сдобренная влагой с залива, тоже к себе не располагает, а вот оставшиеся времена года... Вполне.

Весна хороша тёплым солнцем, рассыпающим блики по прозрачным кружевам сосулек, и зелёными всплесками первой травы на голой земле. Осень одаривает парки и окрестные леса золотым нарядом, а яркость неба смягчает жемчужной дымкой. Правда, многие скажут, что осенью в Нэйвосе серо и сумрачно, а весной – слякотно и скучно... Они тоже правы. По своему. Всё зависит от точки зрения и от настроения, которое одолевало вас в минуты размышлений о красотах окружающего мира. Конечно, если жалованье задерживается, жена пилит из-за позднего возвращения домой, а дети шумят так, что голова раскалывается, никакие прелести природы не смогут вас увлечь. Но неприятности имеют свойство проходить... чтобы смениться ещё большими, это верно. Поэтому надо ловить момент между их сменами – единственное подходящее время для любования жизнью. Наверное. Может быть.


Возница высадил нас у Городской управы и отбыл в неизвестном направлении, вызывав своим поступком наше искреннее неудовольствие: придётся ножками по городку пройтись. Не то, чтобы Кенесали был очень протяжённым, но лишний раз вязнуть по щиколотку в глине, которой на улицах было довольно для полного погребения под собой каменных мостовых, не входило в наши скромные планы. Впрочем, служба – она и есть служба. Прорвёмся.

– У вас всегда так грязно или только осенью?

Служка, по указанию Нелии переписывавший для нас нужные адреса, ответил на мой вопрос со степенностью, совершенно не подходящей своему юному возрасту:

– И осенью, и весной, и летом, и зимой. Это пыль с мельниц приносит, она с водой смешивается, отсюда и грязь.

– И много пыли?

– Хватает. Вы к нам по морозу приезжайте: когда снег станет сухой, а не мокрый, он весь красным налётом покроется... Красиво будет.

– Может, и приедем. Если понадобится.

Дарис скривился, всем видом показывая: «Ни за что». Ксантер равнодушно пожал плечами, мол, «надо, так надо», но всё же усомнился:

– Вряд ли. Здесь дел-то ювеки на две, не более.

– Хорошо, если так. Любезный, долго ещё ожидать?

– А вы меня не подгоняйте! – Огрызнулся служка, старательно выводивший округлые буквы.

Скорость письма удручала настолько, что я предпочёл бы сам выполнить эту работу, вот только по правилам посторонние лица к бумагам управы не допускались. И всё же, ссориться со служкой не следовало:

– У нас не так уж много времени – только до наступления сумерек, чтобы успеть вернуться в Нэйвос, потому мы и волнуемся... Честно говоря, мы предполагали, что hevary Нелия отдаст распоряжение загодя, и к нашему приезду всё уже будет готово.

– И без вас дел много, – отрезал служка.

Ну да, конечно. Дел. Насмешил, право слово... Скорее всего, управительница городка сразу по возвращении велела подготовить все списки: раз уж карты поступили ко мне вовремя, в том сомнений нет. Но видно расторопность распределялась среди подчинённых Нелии неравномерно, и если архивист исполнил порученное ему дело споро (наверное, потому, что других поручений не было, а человек истосковался по работе), то этот писарь отложил исполнение на последнюю минуту. Я тоже люблю так поступать, в спешке и расстроенных чувствах громоздя одни ошибки на другие. Правда, ошибок получается всё меньше и меньше: опыт накапливается, и одно и то же дело становится настолько привычным, что можно выполнять его с закрытыми глазами.

– Вот, возьмите.

О, наконец-то! Дарис пробежался взглядом по строчкам списка.

– Понятно... Сначала посетим магика?

– Почему бы и нет? Где он живёт?

Дарис сверился с надписью и поправил:

– Она. На набережной, в восьмом от начала доме.

***

Дом был большой, сложенный всё из тех же кенесальских глиняных блоков, только не красных, а подкрашенных известью, от чего те становились белыми. Лавка магички располагалась в одной половине, а другую, судя по сведениям, любезно предоставленным управским служкой, занимала семья heve Кнедена, одного из вьеров, присматривающих за добычей глины.

Ксантер постучал бронзовым кольцом о дверь. Мы ожидали чего угодно: от могильного гласа, приглашающего войти, и самостоятельно распахивающейся двери (любимый фокус нэйвосских магиков) до явления чёрного кота или громадной летучей мыши в качестве привратника, но встреча с чародейством произошла вполне обыденно: скрипнув, дверь приоткрылась, и на нас взглянули чуточку усталые светлые глаза худощавой hevary.

– Что вам угодно?

Ксантер, как мастер обхаживать женщин, не преминул одарить вопрошавшую улыбкой, в равной мере сочетающей уважение и восхищение:

– Простите великодушно за беспокойство! Вас должны были предупредить из управы о нашем появлении. Мы описываем средоточения магических ортисов в Кенесали.

– А, средоточения... Проходите.

Она повернулась и пошла вглубь дома, беззаботно оставляя незащищённой спину. Конечно, у магиков свои причуды, но мало ли кто явится под прикрытием государственного дела? Разве только, она напичкала весь дом ловушками и капканами... Мы переглянулись, вздохнули и отправились за хозяйкой.

Да, лавка не столичная: ни тебе порхающих под потолком полупрозрачных крылатых фигурок, ни бегающих по стенам, стульям, столам, а иногда и по вам самим верениц огоньков, ни неразборчивого шёпота, источник которого не поддаётся определению, ни прочих неизменных атрибутов места, отмеченного печатью высокой магии. Всё просто, привычно и понятно. Стены, обтянутые шерстяным сукном – для тепла. Шкафы со стеклянными дверцами – чтобы можно было видеть, что лежит на какой полке и не тратить время на поиски. Для посетителей – кресла с кожаной обивкой: такую легче отчищать, если попадётся чересчур впечатлительная персона. Стол для подписания договорённостей, на котором скучают в ожидании заказчиков чернильница, одинокое перо в бронзовом стаканчике и некоторое количество листков бумаги, недостойное, впрочем, называться даже «стопочкой». Ковра на полу нет, поэтому скрип половиц ничем не приглушается. Самый обыкновенный дом. И хозяйка ничем не примечательна: женщина средних лет, одета в простое, без вышивок и кружев платье, тёмные тусклые волосы свёрнуты в узел и сколоты шпилькой.

– Что вам требуется с моей стороны?

Дальнейший разговор взял на себя Дарис:

– Вы производите taites для нужд Кенесали?

– Да.

– Ксан, будешь записывать?

– А что, Тэйл не может?

– Сегодня твоя очередь.

Ксантер недовольно сморщился, но уселся за стол.

– Позволите воспользоваться Вашими письменными принадлежностями?

Разумеется, у нас имелись свои бумага, перо и чернила – в объёмистой сумке, висящей на моём левом плече, и отказ ничем не грозил, но магичка кивнула:

– Как пожелаете.

Тоймен взял чистый лист с верха стопки, откинул крышку бронзовой чернильницы, выполненной в форме причудливо закрученной ракушки, и вооружился пером. Дарис, убедившись, что всё для ведения записей готово, продолжил опрос:

– Ваше имя и ранг?

– Варита. Творящая[16] второй ступени.

Негусто. Теперь становится понятной усталая злость на привлекательном, в сущности, лице: магичка не поднялась до уровня Созидающей и потому вынуждена довольствоваться «каплями» и прочей мелочёвкой. А ведь когда узнала, что одарена, наверняка, мечтала о большем... Но прошло время, и мечты разбились ледяным крошевом, оставив в душе только тупую обиду и вопрос: «Почему?» Как я её понимаю!

– Сколько «капель» и как часто Вы извлекаете?

– Как часто? Как закажут. А сколько... Я не веду подробный учёт, heve.

– И напрасно! – Наставительно заявил Дарис. – Учёт нужен в любом деле. Хорошо, установим количество опытным путём. Это возможно сделать прямо сейчас?

Варита растерянно повела бровями:

– Да, конечно, но... Куда я их дену? Мне, знаете ли, просто так с Силой играться ни к чему!

– Я куплю их у Вас.

И тоймены, и магичка с удивлением воззрились на меня.

– Купите?

– Почему бы и нет?

– Вы из «плетельщиков»? – Догадалась женщина.

– Да, время от времени балуюсь. Так что не волнуйтесь: я возьму всё, что получатся.

– Не боишься разориться, Тэйл? – Подмигнул Ксантер.

– Не думаю, что их количество будет для меня разорительным, – в тон тоймену ответил я, и Варита обиженно, но тихо, чтобы не казаться невежливой, фыркнула. – Почём берёте?

– Два сима за штуку.

– Отлично! Приступим? Мне не терпится узнать, на сколько монет облегчится мой кошелёк!

Женщина кивнула и начала приготовления, а я снова почувствовал себя ребёнком на праздничном представлении. Уверен, что и мои сослуживцы испытывали подобные чувства, потому что извлечение taites это... истинное чудо.

Варита выдвинула кованый треножник, не в самый центр комнаты, а чуть правее, водрузила на него чашу из прозрачного стекла, такую широкую, что для её обхвата едва хватило бы моих рук, и наполнила сосуд водой из кувшина примерно до половины. Потом подумала, что-то проговаривая про себя, и долила ещё на полтора пальца. Как следует из теоретических описаний, количество воды необходимо вымерять с особенной точностью, иначе «капли» могут получиться недостаточно устойчивыми и будут рассыпаться от малейшего прикосновения нити, поэтому старательность магички была нам вполне понятна.

Завершив приготовления, Варита сняла с пальцев все кольца, а также – браслет с правого запястья, положила побрякушки на стол, распустила волосы и подошла к треножнику. Встала рядом, протянула руки, словно собиралась обнять чашу, но остановила ладони в нескольких волосках от стеклянных боков. Закрыла глаза и расслабила черты, от чего её лицо приобрело спокойное и немного мечтательное выражение. В наступившей тишине слышно было только наше дыхание, но и оно затихло, когда началось извлечение.

Я почувствовал его ещё на подходе, за миг до того, как восторженно расширились глаза тойменов: по еле уловимому всплеску в потоке Силы, предшествующему прорастанию зёрен Хаоса, которые непременно должны были увеличиться в размерах, потому что и упорядоченного становилось всё больше...

Дно чаши медленно начало покрываться пузырьками, меленькими-меленькими. Потом они начали разбухать и отрываться от стекла, поднимаясь вверх, словно вода закипала, хотя её теплота в эти минуты только уменьшалась. Ниточки пузырьков протянулись со дна, коснулись поверхности жидкости и... Разлетелись в стороны, на вдох замутив воду так, что происходящее в чаше невозможно было разглядеть. А когда вернулась прозрачность, на стеклянном дне уже лежали разноцветные бусинки taites. Варита закатала рукав и, несколько раз погружая в воду руку, достала все извлечённые «капли» и разложила на серебряном подносе, сушиться. Дарис, кивнул, словно стряхивая наваждение чуда, и начал привычно диктовать:

– Irh и Senh по четыре штуки, Anuh и Nieh по две, Arh – пять штук, Kieh – восемь, Kouh – семь, Inh и Anh – по три штуки, Louh – двенадцать, Meh – восемь штук, Sarh – три. Прочих видов taites не имеется вовсе. Это обычный набор, hevary?

Магичка кивнула, кутаясь в пушистую шаль.

– В этом месте получается только так.

– А в других?

– Я имела в виду место Потока, – рассерженно пояснила женщина.

– Кроме Вас в Кенесали ведь больше нет извлекающих?

– Насколько знаю, нет.

– И как же заказчики работают с неполным набором? – Продолжал долбить вопросами Дарис.

Варита презрительно сузила глаза:

– Это их проблемы. Если чего-то недостаёт, пусть едут в другую лавку, в Нэйвос.

– Да, да, конечно... Могу я посмотреть список Ваших заказчиков, hevary?

В голосе женщины проступила настороженность:

– Это ещё зачем?

– Мне для расчётов нужны даты заказов и... У Вас забирали все извлечённые «капли»?

– Нет, только те, которые требовались.

– Тогда попрошу описать, что оставалось.

– Всё бы вам рассчитывать и описывать, – пробормотала магичка, доставая из шкафа толстую тетрадь в кожаной обложке. – Не понимаете, что такое Поток, и никогда не поймёте...

Она не особенно старалась приглушать голос, но мы сделали вид, что не обиделись. В самом деле, никогда не поймём, такими уж уродились. И наша вина может состоять лишь в тщательном исполнении договорённости, заключённой между ллаваном и управительницей Кенесали.

– Сколько всего я Вам должен?

Варита ответила мгновенно, но это и понятно: она же считала «капли» ещё пока собирала их по дну чаши.

– Лой и двадцать два сима.

Я отсчитал требуемую сумму и получил мешочек со свежими taites в руки.

– Ладно, парни, заканчивайте, а я пока подышу воздухом. Хорошо?

– Угу, – буркнул Дарис, увлечённый изучением списка заказчиков. – Только далеко не уходи: карты-то у тебя.

– Не уйду, не бойся.

Оставив тойменов заниматься делом, а магичку тяжело вздыхать, я вышел в придомный садик – на лужайку, разбитую в промежутке от ограды до крыльца. Бурые останки цветов, кое-где торчащие из порядком сгнившей травы, красноватый песок дорожки, посеревшие от влаги стены дома. Над головой – тёмно-серые снежные облака, закрывшие небо плотной пеленой. Картинка умиротворяющая и настраивающая на философствование.

Запускаю руку в мешочек, черпаю горсточку «капель» и раскладываю на ладони. Розовые, светло-жёлтые, голубые, тёмно-вишнёвые. Taites. Струи Потока, скатанные в шарики. Ещё тёплые, ещё совсем живые, они сохранят свою полезность в течение трёх с половиной, четырёх ювек, а потом тихо угаснут, став самыми обычными бусинами. Вы правы, hevary Варита: те, кто не одарён в полной мере, никогда не поймут, что такое Поток. Да и Вы сами не больно-то представляете, с чем имеете дело всякий раз, как соберётесь извлекать. Я мог бы рассказать, но станете ли Вы слушать? Решите, что сошёл с ума и несу чушь, невесть откуда пришедшую в голову. И никогда не поверите. Поэтому промолчу и сам не стану копаться в памяти: глядишь, когда-нибудь вовсе всё забуду.

Как забавно устроен мир: то, что с виду кажется чудесным и красивым, описывается донельзя скучными словами, и если ни разу не наблюдал за извлечением собственными глазами, не поверишь в его волшебность. Да, вода используется, как вещество, способное поглощать, усиливать и передавать волю извлекающего. Да, стекло, как плод переплавки песка, несёт в себе его кристаллы и служит концентрирующей усилия линзой. Да, Поток, проходящий сквозь воду и сталкивающийся с препятствием в виде мага и его желания, начинает сопротивляться, прорубать себе путь дальше. Да, вырываясь на свободу, в расплату он оставляет свои частички, отсечённые и закольцованные, а потому способные сохранять своё наполнение в течение некоторого времени: говорят, что taites особо умелых магов могут храниться десятилетиями, не утрачивая Силы. Всё просто и обыденно, не так ли? Но одно дело читать пособие, и совсем другое – вернувшись в детство, смотреть, как жемчужины пузырьков превращаются в разноцветные бусины. Можно даже прослезиться от восхищения. Но уж ни в коем случае не рыдать, как... Как это делает кто-то справа от меня!

Девочка лет десяти, притулившаяся на скамье под одним из окон. Платье с оборкой по подолу, курточка, отороченная меховыми полосками, шёлковые ленты в тёмно-русых косах – по виду не служанка (тогда её горе легко объяснялось бы недовольством хозяев). Впрочем, неважно, кто она, плакать нехорошо: от слёз глаза краснеют, лицо опухает, а настроение портится. Или наоборот, сначала портится настроение? Да какая разница?

Ставлю сумку на скамью рядом с девочкой, а сам присаживаюсь на корточки.

– Почему Вы плачете, hevary?

Она испуганно отнимает от лица ладошки. Какие большие и яркие глазёнки, только посмотрите: летнее небо посреди осени. Но такое печальное.

– Кто Вы? – Любопытство заставило слёзы отступить.

– Прохожий. Я заходил в лавку прикупить немного «капель».

– А, к Варите! – Обрадованно кивнула девочка. – Она отдаёт мне те, которые испортились, а я из них бусики и браслеты всякие делаю. Вот, взгляните: правда, красивые?

Она показала мне ниточку бус, охватывающую запястье. Да, красиво, вот только...

– Лучше было бы нанизывать их в таком порядке: розовый, светло-жёлтый, тёмно-красный, чёрный с золотом, а потом всё сначала.

– Почему?

– Потому что тогда круг будет правильным.

– Какой круг?

– Эти «капли» каждая имеет своё название и значение. Розовая, Irh – это утро, начало, зарождение, весна. Светло-жёлтая, Anuh – это день, рост, развитие, лето. Тёмно-красная, Nieh – это вечер, обретение, созревание, осень. И наконец, чёрная с золотыми искрами, Senh – это ночь, накопление, завершение, зима. Теперь понятно, почему они должны следовать именно так, а не иначе?

– Да! Потому что не бывает весна перед зимой, а после – осень.

– Верно. Яблони должны расцвести, покрыться листвой, принести плоды и только потом снова оголить свои ветви, подставляя их снегу.

– Вот Вы понятно объясняете, а папа вечно...

Тут она снова всхлипнула.

– Что с вашим отцом? Вы из-за него плакали?

Девочка молчала, и я пообещал:

– Никому не скажу ни слова. Из-за отца?

– Да.

Ответ прозвучал еле слышно.

– Он чем-то Вас обидел?

– Он...

– Лийса, вот ты где! Слава богам!

Высокий, немолодой уже человек, запыхавшийся от быстрого шага, сжал девочку в объятиях.

– Прости, милая, сам не знаю, как это вышло... Словно в голове помутилось. Я не сержусь на тебя, ни капельки не сержусь! Зачем ты убежала?

– Я знаю, па, – несмело произнесла девочка. – Я хотела подождать, пока тебе станет лучше.

– Всё уже прошло, милая. Идём в дом, я велю, чтобы кухарка подогрела тебе молока.

Тут моё присутствие всё-таки было замечено.

– Могу я узнать, что Вы здесь делаете, heve? Это личное владение.

– Я посещал лавку, а сейчас жду своих приятелей, которые заканчивают покупки.

– А, покупки... – Тревога во взгляде мужчины пропала, и всё внимание снова было подарено дочери. – Идём поскорее, а то замёрзнешь.

Воссоединённая семья обогнула дом, видимо, направляясь ко второму крыльцу, а меня окликнул Ксантер:

– Эй, ты там не заснул, часом?

– Всё, управились?

– Да, в этом доме нам больше делать нечего. Теперь осталось только пройтись по всем местам, где «капли» используются в работе. Ну-ка, доставай свой альбом!

***

Вернувшись домой засветло, чему немалым образом способствовали старания тойменов завершить дела как можно скорее, я первым делом затопил плиту, чтобы нагреть воды для умывания и согреться самому, а пока дрова весело трещали, отдавая себя на съедение огню, разобрал сумку.

Так, выверенные фрагменты карты с уточнёнными названиями и пропорциями теперь следует собрать воедино, сделать ещё одну копию, и на ней, уже цветными чернилами и начисто изобразить средоточение Кенесали. Могу начинать хоть завтра: Ксантер раздал лавочникам и служкам управ, в которых мы были, опросные листы, и все клятвенно заверили нас, что пришлют сведения ещё до конца ювеки. У меня как раз будет время, чтобы разметить улицы и контуры домов и... Что-нибудь соорудить из купленных taites.

Я высыпал содержимое мешочка на блюдо, выложенное мягкой салфеткой. Зачем покупал, спрашивается? Потратил кучу денег в один присест... А вот зачем: один опознавательный браслет у меня имелся, но если трактирщик пришлёт очередного нуждающегося в жилье, понадобится ещё одна нитка бус. О матушке можно не думать: ей пропуск за охранительные порядки дома выписан давным-давно, как и мне, и даже не выписан, а вырезан, можно сказать, на теле, а вот братьям и всем прочим... Да, придётся постараться.

Что мне требуется?

Три нити, соединённые вместе – именно так, втроём, дружно и весело они пройдут через первую из «капель», через Irh, потому что начинать всегда нужно «с начала»... Завершающей, соответственно, станет Senh, потому что иным образом невозможно отметить границы рукотворного заклинания. Две другие taites остова, Anuh и Nieh, используются только для управления действием, потому и считаются в четвёрке младшими. Дальше по нитям побегут...

– Доброго вечера!

О, Кайрен вернулся со своей службы и явно не в духе: карие глаза смотрят совершенно измученно. День не задался?

– Доброго! Вы как насчёт омовения, heve? Я грею воду, могу и на Вашу долю оставить.

– Да, благодарю.

Он ответил, но вряд ли осознал, что именно спрашивалось. Я тоже бываю таким углублённым в себя, особенно если служба никак не хочет исполняться, и непонятно, с какой стороны к ней подступиться.

– Как прошёл день?

Кайрен, направлявшийся к кухонному шкафу, замер на месте, потом повернулся ко мне, глядя настороженно и подозрительно:

– Вашими молитвами.

– Простите, если вмешиваюсь не в своё дело... а именно в него я и вмешиваюсь, но... У Вас дурное настроение, верно?

– И что с того?

– А у меня, признаться, вполне хорошее, и потому старательно делаю глупости. Например, собираюсь узнать, что Вас расстроило.

– Зачем?

– Когда Вы выговоритесь, Вам станет существенно легче и проще смотреть на возникшие проблемы. Никогда не пробовали поступать подобным образом?

Дознаватель, по всей видимости, окончательно уверившийся в мысли, что моя голова не просто потёмки, а ночь настолько глухая, что лучше в неё и не залезать, передумал греметь посудой, вернулся к столу и уселся напротив.

– Вот смотрю я на Вас...

Киваю:

– Смотрите.

– И думаю...

– Это полезно.

– Вы дурак или как?

Хороший вопрос, и хорош именно тем, что на него невозможно ответить ни утвердительно, ни отрицательно. Если сказать: «не дурак», всякий здравомыслящий человек мигом решит, что я слишком высокого о себе мнения. Если сказать: «да, дурак», непременно возникнут подозрения, потому что в своей глупости можно признаваться только с умыслом. А умысел никогда не бывает добрым, не так ли?

– Это имеет значение?

Кайрен качнул головой:

– Да в сущности, никакого.

– Почему же Вы задали именно такой вопрос? Не знали, с чего начать разговор?

Карие глаза виновато сверкнули.

Конечно, не знал. Мне проще: я – хозяин дома, к тому же, вправе требовать к себе почтительного отношения после того, как по беспечности и поспешности едва не был обвинён в государственной измене. А вот что чувствует молодой человек, сидящий через стол от меня? Растерянность, разумеется. Вину. Раздражение: мол, и так тошно, а он ещё и пытается замучить меня разговорами. Да, всё это и, возможно, что-то ещё. Хаос свивается кольцами вокруг неприкаянного сознания, и достаточно одной неосторожно брошенной фразы, чтобы его объятия стали губительными... Но я буду осторожен. Наверное. Может быть.

– Лучше скажите, пригодились ли Вам сделанные мною карты?

Правильно выбранное продолжение способно привести неудачное начало к счастливому завершению. Вот и Кайрен обрадованно ухватился за предоставленную возможность изменить направление беседы:

– Конечно, пригодились! Мне несказанно повезло, что они у Вас были.

– Ну, такое везение вряд ли повторится: Вы ведь по большей части несёте службу в Нэйвосе, а мы описываем средоточения всё больше за его пределами, подальше от больших городов.

– Жаль, если так.

– Жаль. Но столицам наши услуги не требуются. Пока. А может, и вовсе не потребуются. Но я рад, что смог помочь.

– Кстати о помощи... – Он снова помрачнел, как делал всякий раз, переходя к неприятным вещам. – Я всё-таки оплачу Ваши старания.

– Я же сказал: не нужно.

– Но...

– Впрочем... – Подмигиваю. – Пожалуй, знаю, что спросить с Вас в качестве платы. Расскажите, какие дела потребовали Вашего присутствия в Кенесали? Кто-то сломал глиняные мельницы?

– Мельницы? – Кайрен недоумённо вздрогнул. – Какие мельницы? Нет, всё просто... и непонятно.

Поскольку далее последовала долгая пауза, уточняю:

– Это служебная тайна?

– Нет, вовсе нет. Дело самое обыденное. Кража.

– Ну, если обыденное, так в чём же проблема?

– В её бессмысленности.

Удивляюсь:

– Как может кража быть бессмысленной? Если кто-то что-то крадёт, значит, оно ему надо, не так ли?

– В обычном случае, да.

– Значит, Ваш случай – необычный?

Дознаватель подпёр подбородок рукой.

– Хотел бы и я это знать.

– Так расскажите! Помните, как говорят? Одна голова – хорошо, а две...

– Утомительнее, – мрачно закончил Кайрен.

Соглашаюсь:

– И так бывает. Но не всегда. Кстати, вы пробовали излагать факты и соображения по какой-либо проблеме устно или письменно? Очень помогает расставить всё по порядку, и сразу становятся видны слабые места или детали, требующие уточнения. Я всегда так поступаю, если дело ставит меня в тупик: не нужно пытаться одним махом все решать, надёжнее двигаться мелкими шажками, но неустанно и непрерывно.

– В самом деле?

Дознаватель о чём-то подумал и кивнул:

– Пожалуй, я не нарушу никаких правил, если расскажу. Можно ведь обойтись без имён?

– Разумеется! В именах нет никакого интереса: всего лишь несколько звуков, к которым мы привыкаем с рождения настолько, что не мыслим для себя другого обозначения. Но важнее не то, каким символом мы занесены в книгу мира, а то, что этот символ скрывает под собой. Вы со мной согласны?

Он помедлил и сказал:

– Я об этом не думал.

Вот что мне нравится, так это честные ответы на сложные вопросы! Сам, если не понимаю, о чём идёт речь, не поленюсь переспросить или пожать плечами и признаться, что ничегошеньки по указанному поводу не думаю. Кайрен молодец: после первого промаха не торопится с выводами. Что ж, одним разумным тойменом в «покойной управе» стало больше, и это не может не радовать.

– Ну и славно! Так что же стряслось в глиняном городе?

Дознаватель улыбнулся и начал рассказывать.

– Стряслась кража. Точнее, несколько краж. Они начали происходить примерно полгода назад и... Виновник был установлен почти сразу же.

– Почему тогда Вы сейчас вернулись к следствию?

– Потому что кражи продолжаются снова и снова. По необъяснимой причине.

– Кто их совершает и что, собственно, крадёт?

– Самое забавное, что вор, то есть воровка – женщина из богатой семьи, ни в чём не нуждающаяся, но, тем не менее, время от времени заходит в какую-нибудь лавку и утаскивает... да что попало утаскивает! Может унести куриное яйцо, яблоко, стянуть гирьку с весов или даже метлу, которой хозяин лавки подметает пол. Предмет не имеет никакого смысла!

– Для Вас – да. А для неё? Вы разговаривали с воровкой?

Утвердительный кивок:

– Не далее, как вчера.

– И как она объясняла свои действия?

– В том-то и дело, что никак! – Горячо воскликнул Кайрен. – Она даже не помнит, что делала! Собственно, поэтому и следствие было прекращено ещё летом: убытка почти никакого, к тому же её супруг щедро оплачивал причинённое беспокойство, и торговцы стали даже радоваться появлению этой женщины...

– О да, ещё бы! Но если все были довольны, с какой тогда стати ваши нынешние трудности?

– Ну, довольны или нет, не берусь утверждать, но она бы себе тихо подворовывала, не причиняя никому вреда, если бы не её мамочка. Ведьма старая!

Он едва удержался от плевка на пол.

– Ведьма? Настоящая?

– А кто её знает? Но настырная до невозможности. Приехала из имения к дочурке, навестить, погостить и прочая, местные сплетницы быстренько рассказали всё в красочных подробностях, и матушка схватилась за голову, а потом... Явилась в управу и потребовала нового следствия.

– На основании?

– Якобы на её девочку навели порчу или что-то там ещё, и невинный цветочек страдает... Глупость неслыханная! Какая, к аглису, порча? Если у девицы плохо с головой, причём тут мы?

– А в самом деле, причём? Порча, как воздействие магического характера, должна проходить не по вашей управе, а по Управе надзора над магическими ортисами.

Кайрен зло скривился:

– Эти кабинетчики даже задницы от кресел не оторвут. Тащиться в захолустный городок, чтобы искать источник порчи? Ха! Подхватились и побежали! Это ж придётся всех жителей переписывать на предмет, одарённые они или нет, а потом выяснять, кто из них и что мог «напортить». Работы на полгода, а то и целый год, а прибыли никакой, потому что взятки брать не с чего: матушка, кстати, приволокла с собой ворох свитков, подтверждающих, что её покойный супруг – ветеран многих войн, и его потомкам до пятого колена государственные управы должны оказывать услуги не по обычной ставке, а по малой. Пронырливая попалась бабёнка...

– Да уж. Впрочем, я на её месте тоже добивался бы поблажек в оплате, благо повод есть: лишние деньги платить кому охота?

– Точно, никому. Поэтому следствие спихнули на нас.

Я понимающе улыбнулся.

Да, беда служек государственных управ в том, что жалованье им платится из казны, дабы исключить возможность влияния чьей бы то ни было воли, кроме императорской. На деле, конечно, выходит иначе: и взятки берутся, и глаза на многие вещи закрываются, но не все управщики – ушлые люди, попадаются и честные. Хотя моё скромное мнение на этот счёт гласит: честных людей не бывает, бывают те, которым не несут мзду. Потому что нельзя о себе говорить, что ты честный и благородный, если за всю жизнь рядом с большими деньгами ни разу не оказывался. Если возникает возможность обогатиться за чужой счёт, мы чаще всего ею пользуемся. Конечно, нужна определённая смелость и чёрствость, но трудно только первый раз, а потом всё идёт куда как легче... Лично мне, скажем, взяток никогда не несли и не понесут: не из того яйца вылупился, но назвать себя честным... Не возьмусь. Потому что честен на самом деле. Наверное. Может быть.

– Так Вы думаете, девица попросту не в себе?

Кайрен пожал плечами:

– Судите сами: надобности воровать у неё нет и не было, потому что нужды ни она, ни её родители, ни даже близкие предки не знали.

– Она хоть что-то говорит об этом?

– Вот именно, «что-то»! Вроде, боль в висках появляется, дышать становится трудно... Чушь какая-то!

– А как часто она ворует? Есть какая-то закономерность?

– Что Вы имеет в виду?

– Скажем, положения луны: многие люди очень сильно подвержены влиянию ночного светила, особенно женщины, и, скажем, в полнолуние способны на странные поступки.

– Положения луны? – Дознаватель задумался. – Это надо будет проверять: список краж по дням у меня есть, осталось только сверить его со Звёздной лоцией. Но это ведь и будет удостоверять, что девица больна!

Подмигиваю:

– Но именно такой ответ Вас устроит?

В карем взгляде появилось понимание:

– Конечно, устроит! А Ваша голова варит, да ещё как! Честно говоря, если бы Вы не рассеяли мои подозрения, сейчас я бы ещё с большей уверенностью считал Вас...

– Лазутчиком? Полноте! У меня просто имеется опыт отписок от назойливых заказчиков. Нужно ведь не солгать, но и не ответить, верно? Вот я и выстраиваю запутанные цепочки из понятных всем и каждому сведений... О, вода уже нагрелась! Пойдёте умываться?

– Не откажусь!

Заметно повеселевший Кайрен, прихватив с собой ведро, наполненное кипятком, ушёл в соседнюю комнату, предназначенную для помывки и стирки в холодное время года, а я остался сидеть, перебирая пальцами цветные бусины «капель».

Помешательство рассудка? Почему бы и нет: сойти с ума может всякий, и богатый, и бедный. Иногда для того, чтобы утратить понимание происходящего, достаточно небольшого потрясения, и вовсе не телесного. А как только оно происходит, стоит больших усилий снова вернуться в равновесное состояние, и, как правило, самому «помешавшемуся» это недоступно. По очень простой причине: удержаться на одном месте в лодке на быстрой реке можно только, закрепившись якорем за дно. Но беда сумасшедших как раз и состоит в том, что якорь срывает с места, и он оказывается совершенно свободен. К тому же, снимаясь с якоря, сам человек уже не видит смысла в том, чтобы останавливать лодку, потому необходимо вмешательство извне. Вмешательство мастера, иначе... Река превратится в бурный поток и закончится водопадом, на котором утлое судёнышко больного разума разобьётся вдребезги.

Сумасшедшая девица... А если нет? Если матушка с её звериным чутьём права? Навести порчу несложно: с этим справится и полуодарённый, не говоря уж о полноценном маге. Достаточно совпадение дурного настроения, желания причинить зло и подходящей струи Потока, чтобы перевести мысль в форму приказа, который будет доставлен на место назначения и исполнен. Правда, сил полуодарённых хватает лишь на недолгие по времени «порчи»: от суток до ювеки, не более. А если верить Кайрену, девицу потребность воровать посещает частенько. Либо ей кто-то желает зла с упорством, достойным лучшего применения, либо... Порчу наводил одарённый, и тогда матушка совершенно права в своих требованиях, потому что магическое вмешательство в волю свободного человека карается законами Империи. Точнее, одним законом, введённым в обиход ещё несколько сотен лет назад и мало сейчас использующимся. Вот прежде, когда маги, огорчённые невозможностью пробиться к источникам Силы, пытались захватить над ними контроль путём насильственного подчинения, «Уложение о разделении воли чужой и собственной» действовало успешно и жёстко, изрядно выкосив ряды одарённых. Потом, конечно, все успокоились, пришли к согласию, примирились и начали вполне мирно сосуществовать, но закон никто и не подумал отменять. Во избежание повторения печальных событий.

Но если порча наведена, Кайрен не сможет установить её присутствие, не обладая необходимыми инструментами. В управе ему никакого амулета не дадут: поди ещё докажи, что оный потребен, поэтому... А что? Мне труда почти никакого, а парню будет легче. Где у меня болтались ниточки?

Я перешёл с кухни в свою комнату и обосновался за рабочим столом. Что нужно определить? Только присутствие и ничего более: вид, силу и направленность порчи пусть устанавливают сами, если пожелают. Да и с тычка сообразить, как сплести потребное заклинание, всё равно не смогу.

Присутствие, чуждое и насильственное. Чем его описать? Разумеется, будет красная «капля» Dieh, означающая влияние, будут лазурная Meh – «связь» и зелёная Inh, указывающая на внешнюю природу изменений. Будет строфа, звучащая, как...

Ветер перемен

Луком сгибает тростник.

Звенит тетива.

Да, именно так. И достаточно всего лишь двух цепочек, переплетающихся друг с другом. Я отрезал от мотка нить нужной длины, сложил пополам, понёс сложенные кончики к розовой бусине Irh.

При приближении нити «капля» начала подрагивать, а когда касание состоялось, блестящая, словно от лака, поверхность бусины подалась, прогнулась внутрь, увлекая за собой нить, выпустила с другой стороны и свободно скользнула к петле начала, как будто и в самом деле обзавелась отверстием. Но это только видимость: taites являются совершенно цельными образованиями, без малейших дырочек и трещин, и только нить – особым образом обработанный шёлк, чьи волокна магическим образом соединены с самыми настоящими водяными струйками – способна проложить дорогу через «каплю», создавая маленький искусственный Поток. Это позднее, когда taites утратят заключённую в них Силу, потому что она просочится наружу, и станут лишь пустыми оболочками, в них можно проковырять отверстия и насадить, как обычные бусины, на шнурок – для украшения. А пока... Пока они живые, тёплые и сильные: как раз то, что и требуется.

Senh завершила заклинание, и я свёл вместе «начало» и «завершение»: кончики нитей снова вошли в розовую «каплю», замыкая ряд бусин в круг. Как только соединение произошло, по блестящим бокам пробежали искры, шарики начали оплывать, и не прошло нескольких вдохов, а у меня на ладони лежало кольцо, но не металлическое, а словно выточенное из камня, прозрачно-серое с голубыми прожилками. Что ж, осталось только проверить, способно ли оно показать ссору внутреннего и внешнего. На ком бы проверить? На себе, разумеется!

Колечко получилось таким громоздким, что было велико даже моим большим пальцам (можно было бы провести опыт с пальцами ног, но разуваться не хотелось, к тому же, я ещё не совершал омовение), но размер важен не всегда: в данном случае требовалось лишь окольцевать поток внутри тела. Я нацепил серый ободок на правую руку и с удовлетворением пронаблюдал, как он наливается белизной, а прожилки из голубых становятся тёмно-синими, почти чёрными. Что и требовалось доказать!

Подкараулив возвращающегося к себе в комнату Кайрена, я протянул ему кольцо. Дознаватель приподнял брови:

– Что это?

– Игрушка. Но весьма полезная!

– Кому?

– Вам.

– И в чём же она может быть мне полезна?

– Вы будете ещё встречаться с той девицей?

Кайрен вздохнул:

– Конечно. Завтра подготовлю отчёт, а потом снова поеду в Кенесали.

– Когда будете с ней разговаривать, попросите надеть. На ту руку, которой она воровала, полагаю, правую.

– Я-то попрошу, но что случится потом?

Осторожность – замечательное качество, не правда ли?

– Если девица душевнобольна, кольцо станет светлее, почти побелеет, а голубые прожилки наоборот, должны потемнеть.

– А если всё останется, как есть?

– Тогда причину краж нужно искать не в больном разуме, а в другом месте.

Дознаватель прищурился:

– Вы ещё и плетельщик?

Киваю и поясняю:

– В основном, для собственного удовольствия.

– Велико удовольствие «капли» на нитку собирать! – Буркнул Кайрен, но кольцо взял. – Попробую воспользоваться Вашим трудом. Как скоро мне нужно его вернуть?

– О, не торопитесь! Можете вообще не возвращать.

– Но ведь...

– Я зарисовал порядок следования taites, и мне ничего не стоит снова его повторить.

– Они всё же стоят денег, и...

– Считайте это подарком. Я сам захотел его соорудить, не спрашивая Вашего мнения, потому сам и буду расплачиваться. Справедливо?

Он кивнул, но до конца не принял моё объяснение. И совершенно зря: время от времени нужно позволять не только самому себе, но и другим людям делать ошибки, потому что, только ошибаясь, можно чему-либо научиться. Если каждое ваше действие будет изначально правильным и не вызывающим сомнений, вы никогда не сможете отличить добрые помыслы от злых в поступках других людей. Конечно, можно любое искреннее действие считать добрым, но и зло зачастую творится «от души»! А самые талантливые злодеи, кстати, свято верят в свою правоту, и вера помогает им совершать чудеса. На свой лад, конечно же.

Загрузка...