Безжалостные Существа - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Джей Ти Джессинжер (ч. 2)

— Я чувствую себя плохо из-за того, как мы расстались прошлым вечером. Думаю, что был в некотором роде придурком.

О. Это. Я уже и забыла.

— Не глупи. Ты был настоящим джентльменом.

Крис молча изучает моё лицо.

— Да? Потому что ты выглядишь расстроенной.

Удивительно, как мужчины предполагают, что любая эмоция, которую испытывает женщина, должна быть каким-то образом напрямую связана с ними. Уверена, что однажды, через двадцать лет, когда я буду страдать от очередного приступа менопаузы, какой-нибудь идиот в очереди за мной в продуктовом магазине подумает, что я покраснела и вспотела, потому что он слишком сексуальный, и я не могу с этим справиться.

Стараясь не показаться грубой, я говорю:

— Обычно в эти выходные я каждый год расстраиваюсь, Крис. Вчера была бы пятая годовщина моей свадьбы.

Он моргает, затем его глаза расширяются.

— О. Дерьмо. Я даже не…

— Не беспокойся об этом. Серьёзно, я в порядке. Но спасибо, что справился обо мне. Это очень заботливо с твоей стороны.

Крис морщится, как будто только что пнул что-то и сломал большой палец на ноге.

— Если бы я знал, что это было в эти выходные, как вчера, я бы не стал… Я имею в виду, что я бы… Черт. Это было действительно неподходящее время.

— Ты не мог этого знать. Ты не жил здесь, когда это случилось, и я никогда тебе не говорила. Так что, пожалуйста, не кори себя за это. Всё в порядке, я обещаю.

Мы неловко стоим, пока он не замечает конверт в моей руке.

Я убираю его за спину и сглатываю, сжимая пальцами ключ.

Когда Крис снова смотрит на моё лицо, приподняв бровь, я знаю, что выгляжу виноватой.

Дерьмо.

— Я просто, гм, рылась в некоторых ящиках и нашла этот, гм, ключ, который, думаю, оставили мои родители. — Пожимаю плечами, пытаясь выглядеть беспечно, но, вероятно, смотрюсь чертовски хитренькой. — Пыталась понять, от чего он может быть.

— Ты могла бы отправить им фотографию, посмотреть, узнают ли они ключ.

— Это действительно хорошая идея! Я так и сделаю. Спасибо.

— Хотя, возможно, это просто запасной ключ от дома. У тебя есть замок Kwikset и засов врезного замка. — Он кивает на дверь. — Все их ключи стандартного размера и формы. Ты уже пробовала его?

— Нет. Я буквально только что нашла его.

— Дай мне взглянуть. — Он протягивает мне руку.

Если я не хочу выглядеть смешной и виноватой в чём-то в придачу, – у меня нет выбора, кроме как дать ключ ему.

Крис берет его у меня и поднимает вверх.

— Нет. Он не от твоей входной двери.

— О. Хорошо. — Я тянусь к нему. — Тогда я просто заберу его обратно…

— Он от банковской ячейки.

Моя рука застывает в воздухе. Голос звучит высоко и напряжённо.

— Банковской ячейки?

— Ага. Ну, знаешь, в банке?

Моё сердце бешено колотится. Желание выхватить ключ из рук Криса и захлопнуть дверь у него перед носом почти становится непреодолимым. Вместо этого я заправляю волосы за ухо, пытаясь выглядеть так, будто у меня ещё не поехала крыша.

— В банке. Ага. И откуда ты это знаешь?

— У меня есть точно такой же. Того же размера и формы, с квадратным верхом. Даже цифры на голове одинаковые, — хихикает он. — Ну, не то точно такие же. Они обозначают номер ячейки.

Поскольку мне трудно сосредоточиться на том, чтобы не сойти с ума от нетерпения, когда Крис уйдёт, я издаю звук, который должен означать: «О, я полагаю, это весьма интересно».

— На самом деле, он, вероятно, из того же банка, что и мой. Wells Fargo. Хотя, может быть, другой филиал. Но такие ключи являются стандартными для любого банка.

Моё бешено колотящееся сердце замирает.

У Дэвида не было счёта в банке Wells Fargo. Он обслуживался в банке Bank of America.

Даже если бы вы могли арендовать ячейку в банке, в котором у вас не было счёта… зачем вам это?

Крис протягивает мне ключ. Я беру его у него, мои мысли несутся со скоростью миллион миль в час.

— Отлично, спасибо. Я позвоню своим родителям и сообщу им, что нашла его. Они, наверное, даже не помнят, что у них была банковская ячейка. Когда они переехали, у моего отца было немало проблем со здоровьем.

— Да, ты определённо должна сообщить им об этом прямо сейчас. Если пошлины за банковскую ячейку не оплачиваются достаточно долго, руководство банка открывает ячейки и отправляет содержимое государственному казначею или выставляет его на аукцион, — хихикает Крис. — Я имею в виду, если предположить, что это не просто куча грязных фотографий. А потом их просто разорвут на куски.

Я не спрашиваю, откуда он знает всё о правилах, регламентирующих содержание банковских ячеек. Буду выступать с тридцатиминутным монологом. Просто киваю и пытаюсь выглядеть впечатлённой и благодарной.

— Позвоню им прямо сейчас. Ещё раз спасибо, Крис. Было приятно тебя видеть.

Я собираюсь закрыть дверь, но Крис останавливает меня, выпаливая:

— Думаю, что совершил ошибку.

Боже, за что ты меня так ненавидишь? Неужели я где-то согрешила? Ты не одобряешь все вибраторы?

Я медленно выдыхаю. Крис тяжело выдыхает.

— Честно говоря, я думал, что расставание с тобой может, ну, знаешь, разжечь огонь между нами. Заставить тебя понять, что, возможно, тебе не следует принимать нас как должное. Я имею в виду, мы очень, очень хорошо ладим.

Ага, верно. Я также очень хорошо лажу со своей собакой, моим парикмахером-геем и восьмидесятилетней школьной библиотекаршей. Но ни с кем из вышеперечисленных я не заинтересована в интимных отношениях.

— Я думаю, что ты отличный парень, Крис. И это чистая правда. Ты был прав, когда сказал, что я живу в прошлом… — мягко произношу я.

Он закрывает глаза и вздыхает.

— Это было так по-идиотски с моей стороны.

— ...и я не виню тебя за то, что ты не хочешь тратить своё время на кого-то столь… настолько повреждённого вроде меня. На самом деле, я подумала, может быть, я могла бы познакомить тебя со своей подругой Мэрибет.

Крис открывает глаза и, прищурившись, смотрит на меня.

— С той, которая чем-то напоминает амишку?

Мне нужно серьёзно поговорить с этой женщиной о её гардеробе.

— Она не амишка. Она действительно великолепна. Она умная и милая, и я думаю, что вы, ребята, поладили бы. Как думаешь, тебя это может заинтересовать?

Крис как-то странно смотрит на меня. Я не могу определить это, пока он сердито не говорит:

— Нет, Нат. Меня это не интересует. Я пришёл сюда, чтобы сказать тебе, что у меня всё ещё есть чувства к тебе, и что я совершил ошибку, порвав с тобой.

Вот дерьмо.

— Мне так жаль. Хм. Я не знаю, что сказать.

— Ты можешь сказать, что позволишь мне пригласить тебя на ужин сегодня вечером.

Мы смотрим друг на друга в неловком молчании, пока я не говорю:

— Думаю, мне придётся отказаться.

— Тогда завтра вечером. Во вторник вечером. Просто скажи когда.

— Крис… — тихо говорю я.

Прежде чем успеваю закончить это предложение, он делает шаг вперёд и целует меня.

Или, во всяком случае, пытается это сделать. Мне удаётся повернуть голову в последнюю секунду, так что его губы касаются моей щеки, когда я задыхаюсь от удивления.

Я отшатываюсь, но Крис сжимает мои плечи руками и не позволяет мне отстраниться. Вместо этого он прижимает меня к своей груди и удерживает там.

— Просто дай мне ещё один шанс. Я не буду торопиться, дам тебе столько, сколько нужно времени. Знаю, что ты через многое прошла, и я хочу быть рядом с тобой… — грубо произносит мне на ухо Крис.

— Отпусти меня, пожалуйста.

— ...для всего, что тебе нужно. У нас есть связь, Нат, особая связь…

— Крис, прекрати это.

— ...и тебе нужен кто-то, кто позаботится о тебе…

— Я сказала, отпусти меня!

Я толкаю Криса в грудь, начиная паниковать, чувствуя, как на моей плоти образуются синяки там, где он так крепко сжимает меня, но замираю, когда слышу, как кто-то говорит:

— Убери от неё руки, брат, или потеряешь их.

Голос низкий, мужской и смертоносный.

Крис оглядывается через плечо и видит ощетинившегося Кейджа, стоящего в нескольких футах от него и смотрящего ровным убийственным взглядом убийцы.

Взволнованный, Крис резко отстраняется от меня.

— Кто ты такой?

Кейдж игнорирует его и смотрит на меня.

— Ты в порядке?

Я скрещиваю руки на талии и киваю.

— Я в порядке.

Кейдж молча оглядывает меня с ног до головы, его взгляд жёсткий и оценивающий, ищущий доказательства того, что я не пострадала. Затем его ледяной взгляд возвращается к Крису.

Он издаёт низкий рычащий звук:

— У тебя есть две секунды, чтобы сойти с крыльца, прежде чем ты не сможешь уйти самостоятельно.

Крис поднимает подбородок и выпячивает грудь.

— Я не знаю, кто ты, черт возьми, такой, но я…

— Покойник, если ты не отвалишь. Прямо. Сейчас.

Крис смотрит на меня в поисках помощи, но в данный момент он в моём чёрном списке. Когда я смотрю на него, качая головой, Крис снова смотрит на Кейджа.

Он внимательно и долго смотрит, разглядывая мощные плечи, сжатые кулаки, убийственный хмурый взгляд. Затем поступает разумно.

Крис поднимает свою шляпу с того места, где уронил её на землю, снова надевает её на голову, говорит мне:

— Я позвоню тебе позже, — и ретируется.

Я складываю конверт в три раза и кладу его вместе с ключом в задний карман.

Наблюдая, как Крис спешит к своей машине шерифа, припаркованной у обочины, я сухо произношу:

— Ты оказываешь очень интересное воздействие на людей, сосед. Даже на тех, у кого есть пушка.

Кейдж подкрадывается ближе, его челюсть так же тверда, как и глаза.

— Ему повезло, что я не оторвал ему башку. Ты уверена, что с тобой всё в порядке?

Я улыбаюсь Кейджу.

— И ты утверждаешь, что не рыцарь в сияющих доспехах.

— Дальше всего от этого, — произносит он низким голосом. — Но нет – это нет.

— Крис безобиден.

— Каждый мужчина опасен. Даже самый безобидный.

— Неужели ты такого низкого мнения о своём собственном поле?

Кейдж приподнимает плечо.

— Всё дело в тестостероне. Природа никогда не создавала более смертоносного наркотика.

Или более сексуального. От всех мужских феромонов, которые он излучает, у меня кружится голова. Я отвожу взволнованный взгляд.

— Поэтому я подумала о том, что ты сказал. Прошлым вечером. — Я прочищаю горло. — Ты знаешь.

Его голос становится хриплым.

— Знаю. И?

— И... — я делаю вдох, собираю всё своё мужество и встречаюсь с ним взглядом. — Я польщена. Ты, наверное, самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо встречала. Но я ни с кем не была после моего жениха, и сейчас у меня странное настроение, и я не думаю, что интрижка с горячим незнакомцем пойдёт мне на пользу. Будет весело и удивительно, но, в конечном счёте, не очень хорошо для меня.

Мы пристально смотрим друг на друга. Кейдж выглядит серьёзным и напряжённым, взгляд его тёмных глаз прикован ко мне.

Как раз в тот момент, когда я боюсь, что разражусь истерическим смехом от явного стресса, Кейдж бормочет:

— Хорошо. Я уважаю это. Спасибо тебе за то, что ты была честна со мной.

Почему я потею? Что происходит с моим сердцем? Мне, что, пора вызывать неотложку?

Вытирая вспотевшие ладони о джинсы, я говорю:

— Значит, мы будем просто соседями.

Кейдж глубоко вздыхает, проводит рукой по волосам и смотрит в сторону своего дома.

— Это ненадолго. Дом будет выставлен на продажу в ближайшие несколько недель.

Понятия не имею, почему это вдруг заставляет меня чувствовать себя такой опустошённой. В конце концов, ты не сможешь отмыть деньги, если не продашь недвижимость, через которую пытаешься их отмыть.

Я подумаю о том, почему это знание не беспокоит меня, позже.

— В любом случае, я уезжаю отсюда сегодня вечером.

— Сегодня вечером? А как насчёт твоей работы?

Кейдж встречается со мной взглядом. В его собственном я вижу тепло, тьму и слишком много секретов, чтобы их можно было сосчитать.

— Работа сделана.

— А? — Если я ещё больше сдуюсь, буду похожа на спущенную покрышку. — Тогда думаю, на этом и распрощаемся

— Думаю, да.

Я протягиваю руку.

— Было очень приятно познакомиться с тобой, Кейдж.

Он на мгновение смотрит на мою руку, его губы изгибаются в улыбке. Затем Кейдж берёт меня за руку, посмеиваясь про себя.

— Ты продолжаешь повторять это слово.

— Оно подходит.

— Да, верно. Мне тоже было интересно познакомиться с тобой, Нат. Береги себя.

— Я так и сделаю, спасибо.

Кейдж делает паузу на мгновение, затем говорит:

— Подожди.

Кейдж достаёт ручку из внутреннего кармана своей кожаной куртки, визитную карточку из другого кармана. Перевернув карточку, он что-то пишет на обороте, затем протягивает её мне.

— Мой номер. На всякий случай.

— На случай чего?

— На всякий случай. На случай, если у тебя протечёт крыша. На случай, если твоя машина сломается. На случай, если этот придурок-помощник шерифа снова попытается поцеловать тебя и ему придётся надрать задницу.

Стараясь не улыбаться, я говорю:

— Ты справишься с протекающей крышей, а?

— Я могу справиться с чем угодно.

Кейдж очень серьёзен, когда говорит это, серьёзен и немного меланхоличен, как будто его сила – это бремя, которое он несёт.

У меня возникает странное чувство, что его жизнь не была такой уж лёгкой. А также то, что он смирился с тем фактом, что этого никогда не будет.

Или, может быть, это просто мои гормоны, зашкаливающие от его близости.

Кейдж поворачивается и начинает уходить, но останавливается, когда я выпаливаю:

— Подожди!

Кейдж не оборачивается. Он просто поворачивает голову в сторону, прислушиваясь.

— Я... я…

О, к черту всё это. Я подбегаю к Кейджу, хватаю его за куртку спереди, встаю на цыпочки и целую в щеку. Мои слова вырываются с придыханием.

— Спасибо.

После паузы он хрипло спрашивает:

— За что?

— За то, что заставил меня что-то почувствовать. Прошло много времени с тех пор, как кто-то мог это сделать. Я больше не была уверена, что смогу это сделать.

Кейдж смотрит на меня сверху вниз, его тёмные глаза горят. Он обхватывает моё лицо своей большой ладонью и нежно проводит большим пальцем по моей скуле. Кейдж медленно вдыхает, его грудь поднимается. Кейдж хмурит брови, пока на лице не появляется выражение, как будто он испытывает физическую боль.

Затем Кейдж выдыхает, убирает руку с моего лица и уходит по направлению к своему дому, не говоря больше ни слова. Он захлопывает за собой входную дверь.

Пять секунд спустя я слышу равномерный стук его кулаков по боксёрской груше, доносящийся изнутри.

Кейдж

Общение с заключённым федеральной тюрьмы – сложный процесс.

Входящие звонки не принимаются. Телефонные звонки могут быть сделаны только изнутри и совершаются за отдельную плату. Сотовые телефоны не могут принимать платные звонки, поэтому их необходимо перенаправлять на стационарную линию.

А это значит, что кто-то должен быть там, чтобы принять звонок. Это означает, что нужно заранее назначить согласованное время.

Продолжительность разговора ограничена не более чем пятнадцатью минутами. Когда отведённое время закончится, звонок просто оборвётся без предупреждения. Заключённый не может перезвонить снова.

Сохранить конфиденциальность общения ещё сложнее.

Охранники прослушивают все телефонные звонки. Они сидят всего в нескольких футах от нас в зоне для посещений, наблюдая, словно ястребы. Они отслеживают все входящие и исходящие письма и электронную почту, последняя из которых ограничена и разрешена только при особых обстоятельствах. Затем тщательно анализируют каждое слово.

Так что в целом общение с заключённым федеральной тюрьмы – это та ещё заноза в заднице.

Если только этот заключённый не заплатил всем в тюремной системе, чтобы получить особые привилегии.

И хорошо им заплатил.

— Ты позаботился об этом?

Голос на другом конце провода мужской, хриплый и с сильным акцентом. Макс курил по две пачки в день с тех пор, как я его знаю, и это слышно и по его голосу, и видно по его лицу. Это заметно и по зубам, которые уже не так красивы.

— Да.

Одним этим словом я произнёс самую опасную ложь в своей жизни. Макс убивал людей и за гораздо меньшее.

Мне ли не знать. Я был тем, кто нажимал на спусковой крючок.

Макс хмыкает.

— Отлично. Я не люблю незаконченных дел. Она что-нибудь знает?

— Нет. Она ничего не знала. Она бы сказала мне, если бы знала.

Его смешок низкий и невесёлый.

— Вот почему я поручил именно тебе эту работу. Все говорят, когда ты задаёшь вопросы.

Это правда. Я лучший в своём деле.

Обычно такой комплимент вызывал у меня определённое чувство удовлетворения, если не откровенной гордости. Однако сегодня он вгоняет меня в депресняк.

Мне не нужно задаваться вопросом почему. Я знаю причину.

У этой причины иссиня-чёрные волосы, полные красные губы и глаза цвета моря в лютый шторм, серо-голубые и угрюмые. Эта причина милая, забавная, острая и сексуальная. И честная. И храбрая.

И чертовски крепче, чем она думает.

С первого взгляда, как я увидел Натали, эта причина ударила меня прямо под дых. Или, во всяком случае, заставила меня так себя чувствовать.

— Спасибо.

— За что?

Эти десять секунд разговора повлияли на меня больше, чем что-либо другое за последние годы. Десятилетия. Они выжжены у меня в мозгу. В моих ушах. В моём сердце.

Я не думал, что у меня всё ещё есть сердце, но оно есть. То пустое пространство в моей груди, которое у меня было так долго, заполнено диким биением.

Из-за неё.

— Я прослежу за другими зацепками. Перезвоню тебе, как только у меня что-нибудь будет.

— Ты сделаешь это. А Кейдж?

— Да, босс?

— Я рассчитываю на тебя. Я рассчитываю на тебя.

— Знаю. Знаю.

Представляя лицо Натали, я закрываю глаза.

Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, что я не выполнил работу, на которую меня послали, мы оба покойники.

Нат

Я не могу уснуть в ту ночь. Беспокойно ворочаюсь, преследуемая мрачными мыслями о том, что могло быть в банковской ячейке Дэвида, почему он не сказал мне, что у него она есть, и почему он пошёл на странные меры, отправив мне ключ по почте, вместо того, чтобы просто отдать его мне.

Самое странное, почему не было приложено никакой записки с объяснениями.

Типа, что, я просто должна вот так просто взять и понять? Если бы Крис не просветил меня, я не знаю, как бы я это определила.

Всё это тревожно и таинственно. У меня было предостаточно загадок, чтобы хватило на всю жизнь, большое спасибо.

Также внутри моего черепа скребутся, как голодные маленькие крысы, мысли о Кейдже.

Коллекционер долгов? Что именно это вообще значит?

Я не уверена, что хочу это знать. Часть меня хочет знать, но другая часть меня – более здравомыслящая часть – говорит мне медленно отступать.

Теперь Кейдж уехал, так что это всё равно не имеет значения.

Я слышала, как его большой внедорожник с рёвом умчался в ночь, наблюдала за его красными задними фарами из кухонного окна, пока он не свернул за угол и машина не скрылась из виду. Именно тогда я поняла, что не знаю, откуда он приехал и куда направляется, и почему меня это должно волновать в первую очередь.

Я имею в виду, мне всё равно.

Я думаю.

Ведение занятий в понедельник – сущий ад. Я смотрю на часы, как хищная птица, отсчитывая каждую секунду, пока не смогу уйти и пойти в банк.

В городе есть только один филиал Wells Fargo, так что мне не придётся ездить по всему штату в поисках подходящего. Это не проблема.

Реальная проблема заключается в получении доступа к сейфу.

Мы с Дэвидом не были официально женаты, когда он исчез. У нас было разрешение на брак, но чтобы брак был зарегистрирован официально, церемонию должно провести уполномоченное на то лицо.

Будучи его невестой, а не женой, мне не позволят получить доступ к ячейке, если моего имени не будет указано в бумагах. Что совершенно естественно, учитывая, что мне пришлось бы быть там с ним и предоставить удостоверение личности на этапе подписания договора аренды банковской ячейки.

По крайней мере, так написано в Google.

Также ситуацию осложняет отсутствие свидетельства о смерти.

Хотя Дэвид считается мёртвым по законам штата, потому что он пропал без вести и не найден в течение пяти лет, свидетельства о смерти нет. Я также не могу обратиться в суд с ходатайством о его получении. Это может сделать только супруг, родитель или ребёнок, а я никто из вышеперечисленных.

Если бы у меня было свидетельство о смерти, я могла бы убедить сочувствующего банковского работника разрешить мне доступ, особенно если бы я также предъявила наше свидетельство о браке.

Тем более, если человек жил в городе пять лет назад. В течение нескольких месяцев никто не говорил ни о чём другом.

Я бы наверняка получила бонусные баллы за грустную мину на морде лица.

Кроме того, у Дэвида не было завещания, так что я тоже не являюсь душеприказчиком его имущества... Не то чтобы там было какое-то имущество, о котором можно было бы говорить. Когда он пропал, на его расчётном счёте было меньше двух тысяч долларов. У Дэвида не было никакой собственности. Скромные инвестиции, которые мы делали, были сделаны на брокерском счёте исключительно на моё имя. План состоял в том, чтобы добавить его в качестве получателя на все мои счета, как только мы вернёмся из нашего медового месяца, но этого так и не произошло по очевидным причинам.

Так что я не его жена, я не его семья, и я не его душеприказчик. Я в значительной степени не что иное, как дерьмо, которому не повезло.

Но попытаться стоит.

В десять минут пятого я паркуюсь на стоянке банка, глушу двигатель и смотрю на двойные стеклянные двери входа, подбадривая себя. Я не обслуживаюсь в Wells Fargo, поэтому у меня нет связи ни с кем, ни с дружелюбным менеджером по работе с клиентами, ни со знакомым кассиром, с которым я могла бы попытать счастья. Я иду совершенно вслепую.

Колеблюсь у дверей, оглядываясь по сторонам, чтобы посмотреть, узнаю ли я кого-нибудь из кассиров. Их трое, но это не те, с кем я мало-мальски знакома. Кассир, к которому я решаю подойти, – молодая рыжеволосая девушка с дружелюбной улыбкой.

Я знаю, что попаду в ад за то, что надеялась, что у неё может быть трагическое романтическое прошлое и она сжалится надо мной, когда мне придётся поведать ей свою печальную историю.

— Добрый день! Чем я могу вам помочь?

— Мне нужен доступ к ячейке, пожалуйста.

— Конечно. Позвольте мне проверить карточку с подписью. На чьё имя счёт?

Приятно улыбаясь, я говорю:

— Дэвид Смит.

— Подождите минутку, пожалуйста. — Она весело стучит по клавиатуре компьютера. — Вот оно. Дэвид Смит и Натали Петерсон. — Она смотрит на меня. — Это вы, я полагаю?

Моё сердце бешено колотится. Моё имя указано в счёте. Как оно может быть там. Может быть, Google ошибся.

— Да, это я.

— Мне просто нужно взглянуть на ваше удостоверение личности, пожалуйста.

Я роюсь в сумочке, достаю бумажник и протягиваю ей водительские права, надеясь, что кассир не заметит, как сильно у меня дрожат руки.

Если она и видит это, то не упоминает об этом. Её жизнерадостная улыбка будто пришпилена на цемент.

Девушка подносит моё удостоверение к экрану своего компьютера, затем кивает.

— Да, это вы, всё в порядке! Боже, как бы я хотела, чтобы у меня были такие же волосы как у вас. Они хорошо смотрятся даже на водительских правах. На моей фотографии с водительскими правами я выгляжу как труп.

В банке есть копия моих водительских прав.

Дэвид достал мои права из бумажника и открыл банковскую ячейку, не сказав мне ни слова.

Что, черт возьми, происходит на самом деле?

Когда она возвращает мне удостоверение личности, я небрежно спрашиваю:

— Моя кузина тоже хочет арендовать ячейку. Что ей нужно, чтобы открыть её?

— Ей просто нужно принести две формы удостоверения личности, подписать договор аренды и внести залог за ключ и арендную плату за первый год. Ячейки поменьше стоят от пятидесяти пяти долларов в год.

— Она также хочет, чтобы её мама участвовала в аренде ячейки. Ей нужно прийти лично, или моя кузина может просто вписать имя своей мамы в договор аренды?

Кассирша качает головой.

— Все, кто хочет арендовать ячейку, должны присутствовать во время оформления договора, поставить свою подпись и представить две утверждённых формы удостоверения личности.

Значит, Google все-таки был прав. Интрига закручивается.

— Отлично, я дам ей знать.

Сияя, она говорит:

— Вот моя визитка. Просто скажите ей, чтобы она спросила меня, когда придёт, и я прослежу, чтобы обо всех формальностях позаботились. Подойдите сюда, и я впущу вас в хранилище.

Я засовываю визитку в сумочку и следую за кассиршей на противоположную сторону стойки, пока она направляется в сторону вестибюля. Девушка нажимает кнопку на своей стороне стойки. Дверь открывается с мягким механическим щелчком.

Благодарная за то, что этим утром я нанесла антиперспирант усиленной защиты, я следую за ней по небольшому коридору, вдоль которого расположены кабинеты сотрудников, затем мы сворачиваем в другой коридор.

— Вот мы и на месте.

Она открывает дверь. Мы входим в отделанную деревянными панелями прихожую. Из держателя с зажимом, прикреплённого к петле на поясе, она достаёт связку ключей, затем отпирает другую дверь, и мы оказываемся внутри хранилища.

Это длинная прямоугольная комната, с трёх сторон, от пола до потолка, уставленная металлическими ящиками различных размеров. У голой стены на другой стороне комнаты стоят пустой деревянный стол и офисное кресло на колёсиках.

В комнате ледяной холод, но не от этого мои зубы в буквальном смысле стучат.

— Номер ячейки, пожалуйста?

Я роюсь в сумочке, нахожу ключ и считываю цифры сверху. Кассир идёт в противоположную сторону зала. Она останавливается перед одной из ячеек, вставляет другой ключ из своего набора и достаёт изнутри длинную деревянную коробку.

— Занимайтесь с ней столько, сколько нужно, — говорит она, ставя деревянную коробку на стол. — Когда закончите, просто нажмите на эту кнопку, и я вернусь, чтобы запереть хранилище.

Кассирша кивает на маленькую красную кнопку, установленную на металлической пластине рядом с главной дверью. Затем девушка уходит, забирая с собой остатки моего самообладания.

Я падаю на стул, роняю сумочку на пол и смотрю на закрытую деревянную коробку на столе передо мной. Я закрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов.

Наличные? Золото? Бриллианты? Что люди хранят в этих секретных ящиках?

Что здесь хранил Дэвид?

— Есть только один способ узнать, — шепчу я.

Я вставляю свой серебряный ключ в замок.

Мне требуется три попытки, чтобы открыть крышку, потому что мои руки так сильно дрожат. Когда мне, наконец, это удаётся, всё дыхание, которое я задерживала до этого момента, вырывается одним огромным, громким порывом.

Внутри коробки всё было просто. Облицована металлом. Невзрачная, как и сам ключ. Я не знаю точно, чего я ожидала, но то, что я нахожу, – это явно не то.

В ней нет ничего, кроме конверта.

Один-единственный белый деловой конверт, идентичный тому, в котором был ключ.

Если я найду там ещё один ключ, я потеряю самообладание.

Однако, когда я беру конверт, то могу сказать, что внутри нет никакого ключа. Он весит иначе. Лёгкий, как воздух. Я провожу ногтем под клапаном и выуживаю из конверта один-единственный лист бумаги.

Это письмо, сложенное втрое.

Задыхаясь от волнения, дрожа всем телом, я разворачиваю его и начинаю читать.

«Нат

Я люблю тебя. Прежде всего и всегда помни об этом. Ты – единственное, что когда-либо делало мою жизнь достойной жизни, и я каждый день благодарю Бога за тебя и твою драгоценную улыбку.

Завтра мы поженимся. Что бы ни случилось потом, это будет лучший день в моей жизни. То, что ты моя жена, – это привилегия, которой я не заслуживаю, но за которую я так благодарен.

Я знаю, что годы принесут много приключений, и мне не терпится поделиться ими всеми с тобой. Ты вдохновляешь меня во многих смыслах. Твоя красота, сердце, доброта и талант всегда поражали меня. Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя поддерживаю.

Как сильно я поддерживаю твою страсть к искусству.

Ты как-то сказала мне, что всегда находишь себя в искусстве. Ты сказала, что когда чувствуешь себя потерянной, то находишь себя в рисовании.

Моя прекрасная Натали, я надеюсь, что ты тоже найдёшь меня там.

Никогда не прекращай рисовать или смотреть на мир своим уникальным взглядом художника. Я надеюсь, что наши дети пойдут в свою замечательную мать. Я надеюсь, что наше будущее будет таким же совершенным, какой была наша совместная жизнь до сих пор.

Больше всего я надеюсь, что ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Ни один мужчина никогда не любил женщину больше.

От всего сердца до скончания века.

Дэвид».

Мой взгляд затуманился, я уставилась на дрожащий листок бумаги в моей руке.

Затем я разразилась рыданиями и рухнула лицом вниз на стол.

Прошло немало времени, прежде чем я снова смогла прийти в себя.

По дороге из банка я интересуюсь у милой кассирши, которая помогла мне, может ли у меня быть текущий баланс на наших чековых и сберегательных счетах. Озадаченная, она ответила, что на наши имена в их банке нет никаких счетов.

Значит, Дэвид хранил только один секрет. Один странный, ненужный секрет. Сейф в банке, которым он не распоряжался, с адресованным мне письмом, которое он мог бы просто вручить мне и избавить нас от всех проблем.

Когда я прихожу домой и звоню Слоан, она в таком же замешательстве, как и я.

— Я ничего не понимаю. Зачем посылать тебе ключ по почте?

Я лежу на спине на диване. Моджо лежит поверх меня, как одеяло, его морда на моих голенях, он виляет хвостом перед моим лицом. Я так эмоционально истощена, что чувствую себя, словно могла бы лечь в постель и проспать десять лет.

— Кто знает? — тупо говорю я, потирая кулаком глаз. — Что ещё более важно, как, по-твоему, как он убедил банковского служащего открыть договор аренды ячейки без моего присутствия? Это кажется неясным.

Голос Слоан становится сухим.

— Этот человек мог убедить кого угодно в чём угодно. Всё, что людям нужно было сделать, это посмотреть ему в глаза, и они бы растаяли.

Это правда. Он был интровертом, но в нём было что-то особенное. Способ очаровать тебя без твоего ведома. Способ заставить тебя почувствовать себя особенной, замеченной, как будто он знает все твои секреты, но никогда не расскажет о них ни одной живой душе.

— Ты собираешься показать письмо полиции?

— Пуф-ф. Это ещё зачем? Эти следователи точно не были командой «А». И я всё ещё думаю о том, что одна страшная женщина-полицейский думала, что я имею какое-то отношение к его исчезновению. Помнишь, как она всегда искоса поглядывала на меня и всё время спрашивала, уверена ли я, что нет ничего такого, о чём я им не рассказывала?

— Ага. Она точно думала, что ты похоронила его труп у себя на заднем дворе.

Подавленная от этой мысли, я вздыхаю.

— В любом случае, в письме нет ничего, что могло бы им помочь. Мой настоящий вопрос... почему?

— Зачем иметь сейф, в котором нет ничего, кроме письма?

— Ага. — Слоан на мгновение задумывается. — Ну, я имею в виду, что после того, как вы бы с Дэвидом поженились, у вас, вероятно, были бы всевозможные важные документы, которые могли бы там оказаться. Свидетельство о браке, свидетельства о рождении, паспорта, что угодно.

— Я думаю, да. Я не получила бы свой маленький сейфик после этого.

То есть, после того, как он исчез. После того, как моя жизнь закончилась. После того, как моё сердце перестало биться навсегда.

Воспоминание о том, как Кейдж пристально смотрел на меня через стол «У Майкла», напоминает мне, что, в конце концов, это было не к добру. Я так не думала, но, возможно, в старом вибраторе ещё теплится жизнь.

Кейдж. Кто ты?

— Да, это всё, — говорит Слоан. — Это должно было стать сюрпризом.

— Дэвид ненавидел сюрпризы. Ему даже не понравилось бы, если бы он зашёл за угол дома и обнаружил меня стоящей там. Он бы наполовину выпрыгнул из своей кожи.

— Но этот сюрприз был не для него. Он был для тебя. И если бы кто-то мог подумать, что сейф станет приятным сюрпризом для его новой невесты, это был бы Дэвид. У него была душа счетовода.

Это замечание заставляет меня улыбнуться.

— Он действительно сделал это.

— Ты помнишь тот раз, когда Дэвид подарил тебе бумажник на день рождения?

— С купоном на двадцатипроцентную скидку на массаж ног внутри? Как я могла об этом позабыть?

Мы смеёмся, потом замолкаем. Через мгновение я тихо говорю:

— Слоан?

— Да, детка?

— Ты думаешь, я сломлена?

Её ответ твёрд.

— Нет. Я думаю, что ты крутая сука, которая прошла через такое дерьмо, через которое никто никогда не должен проходить. Но сейчас это уже позади. С тобой всё будет в порядке.

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Будем надеяться, что она права.

— Отлично. Если это говоришь ты, то нет причин сомневаться.

— Я уже много лет твержу тебе, что ты должна меня слушать, остолопина. Я намного умнее тебя.

Это замечание заставляет меня усмехнуться.

— Ты даже ни на йоту не умнее меня.

— Умнее.

— Не-а.

Звуча самодовольно, Слоан отвечает:

— Да, да, да, и у меня есть доказательства.

— Мне не терпится это услышать, — бормочу я.

— Ваша честь, я представляю суду следующее неопровержимое доказательство: влагалище обвиняемой.

Я усмехаюсь.

— Как мило. У вас имеются наглядные пособия для подтверждения этого вещественного доказательства?

Она игнорирует моё замечание.

— Которое обвиняемая безостановочно долбила с помощью личных устройств для удовольствия, настроенных на высокие вибрации, с тех пор, как она встретила некоего Кейджа... или как бы его там ни звали. Скажи мне, что я ошибаюсь.

Я сердито говорю:

— Что у тебя за навязчивая идея относительно состояния моей вагины?

Теперь голос Слоан звучит ещё более самодовольно.

— Так я и думала.

— К вашему сведению, Адвокат, я не пользовалась никакими устройствами на батарейках с тех пор, как повстречала этого человека.

— Хм. Только свои пальцы, да?

— Убирайся, злая ведьма.

— Извини, но ты застряла со мной.

— Почему каждый телефонный разговор с тобой заканчивается тем, что я хочу найти здание повыше, с которого можно сигануть вниз?

Слоан смеется.

— Это любовь, детка. Если это не больно, значит, оно ненастоящее.

Забавно, как небрежное замечание может оказаться в будущем, как какое-то ужасное пророчество, такой совершенно точной правдой.

Нат

Проходит месяц. Затем ещё один. Проходит День благодарения. Преподавание занимает меня днём, а Слоан, Моджо и моё искусство занимают всё моё время по вечерам.

Я снова начала рисовать. Не те тщательно выверенные пейзажи, которые делала раньше. Я переключилась на абстракции. Смелые, яростные штрихи цвета на холсте, эмоциональные и безудержные. Пейзажи – это всё о том, как я вижу, но эти... это всё о том, как я чувствую.

Я никому их не покажу. Они больше похожи на духовную рвоту, чем на искусство. Предполагаю, что это этап, который пройдёт, но сейчас я полностью в нём.

Это намного дешевле, чем терапия. Да и работает лучше.

Письмо Дэвида на какое-то время выбило меня из колеи, но к тому времени, как наступит декабрь, я окажусь в таком месте, где буду благодарна за эту последнюю весточку от него. Это последнее послание из загробного мира.

Я наконец-то смирилась с тем, что Дэвид никогда не вернётся.

Слоан была права: с ним произошёл несчастный случай. В то утро он отправился в поход и оступился. Тропы были неровными. Местность крутая. Каньоны Сьерры были изрезаны древними ледниками, прорезавшими гранит, и некоторые из них уходят глубоко вниз на четыре тысячи футов с самых вершин.

Каким бы опытным ни был Дэвид в дикой местности, это не могло спасти его от одного узкого участка каменистой тропы, которая осыпалась под его весом и открыла ему путь в бездну забвения.

Другого правдоподобного объяснения этому нет.

Мне потребовалось пять лет, чтобы принять это, но теперь, когда это сделала, я чувствую себя... ну, не совсем спокойно. Не уверена, что когда-нибудь смогу побывать там. Возможно, приму это. И буду благодарна.

Благодарна за всё, что у нас было, даже если этому не суждено было длиться всю жизнь.

Во всяком случае, всю мою жизнь.

И если временами я уверена, что чувствую, как кто-то наблюдает за мной, то списываю это на то, что ангел-хранитель присматривает за мной сверху.

Единственный альтернативный вариант заключается в том, что я страдаю паранойей, а я и вправду не готова иметь с этим дело.

Когда за две недели до Рождества в мою дверь звонят, уже шесть часов вечера. На улице темно, снег идёт, не переставая, а я никого не жду, поэтому удивлена.

А ещё я как раз собираюсь вынуть печенье из духовки. Ещё минута, – и они будут готовы, две, – и они сгорят до хрустящей корочки. Плиту не меняли с тех пор, как дом был построен в шестидесятых, и я почти уверена, что в неё вселился дьявол.

Я спешу к двери, снимая с крючка прихватки для духовки. Когда открываю дверь, отвлекаюсь. Я опускаю глаза вниз, поэтому первое, что я вижу, – пара больших чёрных ботинок, припорошенных снегом.

Я поднимаю взгляд от ботинок, чтобы увидеть ещё больше чёрного: джинсы, рубашку, шерстяное пальто с поднятым воротником. Глаза, смотрящие на меня, на тон светлее, чем чёрные, но они могли бы быть и чёрными, потому что в них горит тьма.

Кейдж.

Моё сердце ухнуло вниз и застряло где-то в районе коленных чашечек.

— Ты, — громко произношу я.

— Да. Я.

Его голос – тот же низкий, приятный гул, бархатное поглаживание по моей коже. Этому парню следует найти вторую работу в качестве диджея на порнорадиостанции, если такая есть.

Когда я просто стою и смотрю на него как сумасшедшая, Кейдж говорит:

— Ты уронила свои прихватки.

Это правда. Мои весёлые красные рождественские прихватки с оленями и Сантой валяются на пороге между нами, брошенные по причине моего шока при виде Кейджа.

По крайней мере, я не проглотила язык.

Прежде чем успеваю оправиться от удивления, Кейдж наклоняется, подхватывает прихватки одной из своих больших лапищ и выпрямляется. Но он не возвращает их мне. Кейдж стоит и держит их так, словно это ценная вещь, и он отдаст их только взамен на цену подороже.

— Ты вернулся. То есть, ты здесь. Что ты здесь делаешь?

Не совсем по-соседски, но я думала, что больше никогда не увижу Кейджа. Я думала, что мне никогда не придётся иметь дело с истерически визжащими гормонами, которые он всегда разжигает одним своим присутствием.

Неотрывно глядя на меня, Кейдж говорит:

— У меня были дела в Вегасе. Решил заскочить и поздороваться. Я только что приехал.

— Заскочить? Вегас находится в восьми часах езды отсюда.

— Я прилетел.

— О. Думала, что только что слышала в новостях, как они отменили все рейсы в международный аэропорт Рено-Тахо из-за плохой погоды?

— Верно. Но только не мой.

Кейдж смотрит на меня с такой силой, что у меня подскакивает сердцебиение.

— Почему же?

— Я сам пилотировал самолёт. И проигнорировал сообщение диспетчера изменить маршрут.

Я моргнула, глядя на него.

— Ты пилот?

— Да.

— Ты же говорил, что сборщик долгов.

— Так и есть.

— Это сбивает с толку, знаешь ли.

— Я всесторонне развит. Это не имеет значения. Главное, что я держался подальше, сколько мог. Немного грёбаного снега не помешает мне добраться сюда.

От этих слов меня прошивает электрический разряд.

Хочу притвориться, что не понимаю, что Кейдж имеет в виду, но я понимаю.

Этот красивый, странный, магнетический человек только что сообщил мне, что он думал обо мне столько же, сколько я о нём, что он пытался бороться с желанием вернуться сюда, куда бы он ни поехал, и что он считает возвращение плохой идеей по какой-то непонятной причине, но, тем не менее, смирился с этим.

Мы смотрим друг на друга, пока я не прихожу в себя и не приглашаю Кейджа войти в дом.

Я закрываю за ним дверь. В комнате становится тесно, потому что он такой большой. Интересно, Кейджу приходится заказывать всю мебель на заказ? И одежду. И презервативы.

Лучше не думать об этом сейчас.

Мы стоим лицом друг к другу в моём маленьком коридорчике, который стал ещё меньше из-за его громоздкости, и просто смотрим друг на друга.

— Что-то пахнет горелым, ― наконец, произносит Кейдж

— Похоже, это от меня. Ты не выставлял свой дом на продажу.

— Нет.

— Ты говорил, что выставишь его на продажу в течение нескольких недель после своего отъезда.

— Да.

— Что случилось?

Кейдж понижает голос:

— Ты случилась.

Уверена, что то, как я сглотнула, было явственно слышно. Умоляю свои руки перестать дрожать, но они игнорируют меня.

— Ты не звонила, — произносит Кейдж

— У меня крыша в порядке.

Тень улыбки приподнимает уголки губ Кейджа. Она исчезает, когда он говорит:

— Что случилось с помощником шерифа Мистером Ничтожество?

— Мы не разговаривали с того дня, когда ты чуть не оторвал ему башку. — Я делаю паузу. — Я уже говорила, как благодарна тебе за это?

— Не стоит благодарности. Это мужская работа – защищать… — Кейдж резко обрывает разговор и бормочет: — Черт. — Затем отводит взгляд и говорит хрипловато: — Мне пора.

Кейджу неловко. Никогда не видела, чтобы ему было некомфортно.

Это странно привлекательно.

Я мягко говорю:

— Ты не можешь просто появиться ни с того ни с сего и уйти через десять секунд. Останься хотя бы на печенье.

Взгляд Кейджа возвращается к моему, и теперь он горячий.

— Я не хочу тебя задерживать.

Кейдж говорит это так, будто именно это он и хочет сделать: удержать меня.

Если моё лицо станет ещё краснее, Кейдж подумает, что у меня лопнул сосуд.

Затем он идёт на попятную.

— Ты печёшь печенье?

— Да. Ну, оно, наверное, уже превратилось в хоккейные шайбы, потому что моя духовка – кусок хлама, но у меня готова ещё одна партия на всякий случай.

— Ты печёшь?

Укол раздражения заставляет меня нахмуриться.

— Почему это так тебя удивляет? Неужели я выгляжу так, будто не в состоянии совладать с кухонными приборами?

— Никогда не встречал красивых женщин, которые пекут.

Меня это замечание раздражает ещё больше. Потому что, во-первых, я не люблю комплименты за спиной, во-вторых, умение печь не имеет абсолютно никакого отношения к внешности женщины, а в-третьих, он говорит так, будто красивые женщины штабелями укладываются перед Кейджем, куда бы ни наступила его нога.

Возможно, так оно и есть, но всё же. Мне не нравится эта идея.

Я резко говорю:

— А я никогда не встречала сборщика долгов ростом в восемь футов, который отмывает деньги через недвижимость и летает на самолёте в закрытый аэропорт во время снежной бури, так что мы квиты.

Теперь уже ухмыляется Кейдж. От него дух захватывает.

— Шесть футов шесть дюймов. А ты ревнивица? — произносит Кейдж.

Задумываюсь.

— Понятия не имею. У меня никогда не было мужчины, который сделал бы что-то, что заставило бы меня ревновать. А ты из тех, кто любит сводить с ума своих подружек, флиртуя с другими женщинами?

В его паузе я ощущаю, как меня затягивает океан тьмы.

— У меня нет подружек, — хрипло говорит Кейдж.

Как мы оказались стоящими так близко? Не помню, как двигалась, но мои ноги, должно быть, обладают собственным разумом, потому что внезапно мы оказались стоящими всего в нескольких дюймах друг от друга.

Святой призрак прошлого Рождества, этот мужчина пахнет божественно. Моё сердце бешено бьётся.

— Ты женат? — спрашиваю я.

Глядя мне на губы, Кейдж отвечает:

— Тебе прекрасно известно, что нет.

Да, мы уже обсуждали это, но я хотела убедиться, что он не обзавёлся миссис Опасная Альфа с тех пор, как я видела его в последний раз несколько месяцев назад.

— Работа отвлекает?

— Что-то в этом роде.

— Хм. Значит, для тебя это только секс на одну ночь?

Его взгляд снова перемещается на меня. Кейдж не торопится, изучая мои черты лица, пока наши взгляды снова не пересекаются.

Это похоже на то, как если бы меня подключили к розетке.

Гортанным голосом Кейдж говорит:

— Никаких отношений на одну ночь. Никаких подружек. Ничего с тех пор, как я впервые увидел тебя.

Мы смотрим друг на друга в гробовой тишине, пока не начинает орать дымовая сигнализация.

Поскольку мои нервы и так натянуты до предела, я подскакиваю от этого звука. Затем бегу на кухню. Она заполнена дымом. Кашляя, я открываю дверцу духовки и отмахиваюсь от дыма, который хлещет мне в лицо.

— Отойди, — говорит Кейдж позади меня.

Он бросил своё шерстяное пальто на кухонный стул и надел прихватки для духовки. Обтягивающая чёрная футболка с короткими рукавами демонстрирует его впечатляющую коллекцию татуировок и мускулов настолько, что мне приходится отвернуться, чтобы он не поймал мой взгляд.

Отхожу в сторону и позволяю Кейджу взять лист для выпечки с дымящимся, почерневшим печеньем из демонической духовки, а затем с восхищением наблюдаю, как он спокойно закрывает дверцу духовки, нажимает кнопку вытяжки на верхней панели и ставит лист для выпечки на плиту.

— Мусорка?

— Под раковиной.

Пока дым засасывается в вытяжку, он открывает шкафчик под раковиной, достаёт мусорное ведро и берет лопаточку из подставки, стоящей на столе. Затем он соскребает всё подгоревшее печенье с листа для печенья в мусорку.

— Тебе стоит использовать алюминиевую фольгу для выстилания противня. Это облегчает уборку.

Может быть, он смотрит канал «Кухня» в перерывах между избиением своего боксёрского мешка, полётами сквозь снежные бури и нелепой сексуальностью.

— Спасибо, Гордон Рамзи. Я обязательно попробую это в следующий раз, — произношу я.

Кейдж на мгновение замирает над мусоркой, затем возвращает пустой лист для печенья на плиту, снимает прихватки для духовки, бросает их на столешницу и поворачивается ко мне.

Приближаясь ко мне, он мягко говорит:

— Прерывать меня – это первое, за что ты окажешься у меня на коленях, красавица. Нахальство – второе. — Кейдж смотрит на мой рот и облизывает губы.

Вы можете упасть в обморок при этом стоя прямо на ногах?

В равной степени встревоженная и возбуждённая, я отступаю назад, пока мой зад не упирается в кухонный стол. Затем я стою там, широко раскрыв глаза. Кейдж подходит всё ближе и ближе, пока мы не оказываемся нос к носу, и я уже смотрю ему в глаза.

Кейдж молчит. Выжидает. От него исходит тепло, как от печки.

— Он же шеф-повар, отмеченный звездой Мишлен. Так что это был своего рода комплимент, — лепечу я.

Видя моё беспокойство, Кейдж произносит:

— Пожалуйста, не бойся меня. Я сказал тебе, что никогда не причиню тебе вреда. Это была правда.

Я дышу так, будто только что пробежала спринт с таймером, поэтому мне немного трудно ответить.

— Это не страх. Это нервы. Ты очень…

Не могу подобрать подходящее слово, пока не вспоминаю, как Слоан назвала его в ночь нашего знакомства.

— Неотёсанный.

Улыбка Кейджа появляется медленно.

— Вот это был комплимент.

— Так назвала тебя моя подруга в тот вечер в «Даунрингерс», когда ты сказал мне, что ты не рыцарь в сияющих доспехах.

— Твоя подруга... та самоуверенная брюнетка?

— Ага, она самая.

Кейдж наклоняет голову и изучает меня.

— Она не забыла сказать тебе, что приударила за мной, когда ты отходила в туалет?

— Да.

— И что я не был заинтересован?

— Да. И если честно, никто из нас не мог в это поверить.

— Она красивая девушка. Но в мире миллион красивых девушек. — Кейдж поднимает руку и легонько касается моей щеки. Его голос становится мягче, он говорит: — Но для меня существует только одна из вас.

Я тяжело выдыхаю и закрываю глаза.

— Ты убиваешь меня прямо здесь.

— Скажи мне уйти, и я уйду.

— Я, в самом деле, не понимаю, что происходит.

— Нет, понимаешь.

— Я говорила тебе, что не думаю, что интрижка пойдёт мне на пользу.

— Я не хочу интрижек.

Когда я открываю глаза, Кейдж смотрит на меня с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.

— Я хочу всё, что ты можешь дать, Натали, до тех пор, пока ты хочешь дать это мне, — прошептал Кейдж.

Колени, приказываю вам не подвести меня сейчас.

— Мы едва знаем друг друга, — в отчаянии выпаливаю я.

— Мы знаем друг друга достаточно. И мы будем знать лучше, чем больше времени мы проведём вместе.

Когда я не отвечаю, Кейдж говорит:

— Но тебе придётся сделать первый шаг.

Моргаю так медленно, что со стороны это выглядит комично.

— Подожди. Что?

— Ты меня прекрасно слышала.

— Не считаешь, что всё, что ты сказал мне с тех пор, как я открыла дверь, – это первый шаг?

Забавная улыбка искривила его губы.

— Справедливо. Тогда тебе придётся сделать второй шаг. Не буду давить на тебя. Всё будет происходить по твоему расписанию, не моему.

— Всё что?

— Мы.

Кейдж произносит это так, словно это абсолютно. Неизбежность. Как будто он побывал в будущем, хорошо осмотрелся и теперь вернулся сюда, ожидая, пока я приму участие в программе.

Если мне что-то и не нравится, так это то, что меня принимают как должное.

Смотря прямо в глаза Кейджа, я говорю:

— Заранее извини, если это оскорбит тебя, Ромео, но если бы твоё высокомерие было ядерной энергией, оно могло бы напитать собой всю Вселенную.

Через мгновение Кейдж откидывает голову назад и смеётся.

Меня это так поражает, что я падаю прямо на кухонный стол.

А он всё смеётся и смеётся, его широкая грудь трясётся, руками Кейдж обхватывает живот, пока, наконец, не вздыхает и не смотрит на меня, качая головой.

— Ты очаровательна, когда злишься.

— Не заставляй меня бить тебя в голень. У меня вспыльчивый характер, да будет тебе известно.

Наклонившись, чтобы опереться руками на стол по обе стороны от моего тела, Кейдж пристально смотрит мне в глаза.

— Отлично. Хочу, чтобы ты говорила всё, что думаешь, когда ты со мной. Говорила мне, когда мне дозволено будет переступить черту. Надери мне зад, если посчитаешь это необходимым. Потому что одно я могу тебе гарантировать: я не простой человек. Я определённо выведу тебя из себя.

Мило улыбаюсь ему.

— Серьёзно? Шокирующе.

— Умница.

— На сто процентов. Думаю, это то, что ты должен знать обо мне. Кроме того, раз уж мы так откровенны и всё такое, я не уверена, как я отношусь к идее «перегнуть тебя поперёк колен». Мне не нравится сама идея быть отшлёпанной.

— А если бы я мог гарантировать, что тебе это понравится?

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза.

— Это так похоже на то, что сказал бы мужчина.

Кейдж лишь улыбается. Это выглядит опасно.

— Пока оставим это на потом. Есть ещё какие-нибудь придирки, о которых я должен знать?

Его взгляд полон животного желания, что я едва могу сосредоточиться.

— Составлю тебе список.

— Уверен, так и будет, — хихикает Кейдж.

Мы смотрим друг на друга, пока он не наклоняется ближе и не приближает свой рот к моему уху.

— У тебя всё ещё есть мой номер? — шепчет Кейдж.

— Д-да.

— Отлично. Воспользуйся телефоном.

Кейдж втягивает в себя мой запах в районе моей шеи, издаёт низкий горловой звук удовольствия, затем выпрямляется и берёт своё пальто со спинки стула, где он его оставил.

Затем Кейдж уходит так же внезапно, как и появился, закрыв за собой мою входную дверь.

Когда через несколько минут Моджо, зевая, заходит на кухню, я всё ещё сижу там, где меня оставил Кейдж, чувствуя биение своего сердца каждой частичкой тела, ощущая лёгкое прикосновение его губ к моей шее каждым дюймом своей плоти.

Нат

На следующий день я звоню Слоан во время обеденного перерыва на работе и пересказываю ей всю историю. Она молчит, когда я заканчиваю, пока, наконец, на линии не раздаётся тихий свист.

— Ух ты. Этот парень действительно что-то с чем-то.

— Как ты думаешь, что мне следует делать?

— У меня есть для тебя два слова. Первое слово начинается с «Трахни», а второе начинается с «Его».

— Такой тонкий намёк, — сухо произношу я.

— Тогда ладно. Что ты хочешь сделать?

Взволнованная, я разворачиваюсь и шагаю в другую сторону в учительской. Сэндвич с индейкой, который я принесла на обед, лежит нетронутым на столе рядом со мной. Я даже не знаю, зачем сделала его сегодня утром. Наверное, я думала, что к этому времени мой желудок успокоится.

Но это не так. У Кейджа есть какой-то неведомый способ нарушать нормальное функционирование моего организма. Я уверена, что если бы я когда-нибудь увидела его голым, то упала бы замертво от сердечного приступа ровно через две секунды.

— Он просто... очень. Ты понимаешь, что я имею в виду? — Слоан издаёт сочувственный вздох. — И он очень загадочный. И великолепный. Он, наверное, самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

— Короче, он не из твоей лиги, если ты мне это пытаешься сказать. В этом городе ты могла бы заполучить любого мужчину, которого захочешь. Даже тех, кто женат.

— Не совсем понимаю, почему ты в конце упомянула об измене, но спасибо за комплимент.

— Я имею в виду, что ты из тех девушек, которые обычно заставляют здравомыслящих мужчин сходить с ума. Ты можешь превратить папу римского в сексоголика.

— Ты явно упустила своё истинное предназначение в криминальном чтиве.

— Я говорю серьёзно. Это всё из-за девственницы с телом, созданным для греха. Мужчины сходят с ума от этого дерьма. Ты – одна из их десяти стандартных фантазий.

— Мне неприятно разрушать твой пузырь, но я перестала быть девственницей с тех пор, как Опра ушла из телевизионного эфира.

— Достаточно близко. Сколько членов ты видела воочию?

— Тебе отлично известен ответ на этот вопрос. И почему это звучит так, будто у тебя на самом деле есть список из десяти стандартных мужских фантазий?

— Потому что он у меня есть. Ты хочешь их услышать?

— Нет, — решительно заявляю я.

Игнорируя мой категоричный ответ, Слоан начинает отмечать галочками список.

— Секс втроем, конечно, номер раз. Мужчинам просто нравится эта фантазия. Если забыть о том, что большинство из них будут разочарованы двумя женщинами, а не одной, это их любимое занятие. В самый раз для дрочеров. Затем у нас по списку секс в людном месте, вуайеризм, девственницы...

— В любое время, когда ты захочешь вернуться к моей проблемной личной жизни, я буду ждать тебя здесь.

— ... ролевые игры, глубокий минет, связывание...

— У нас уже десять набралось? У меня сразу после обеда встреча, которую я не могу пропустить.

— ... порка, доминирование и анальный секс.

Когда я некоторое время ничего не говорю, Слоан спрашивает:

— Ты всё ещё там?

— Да. Просто эти последние три...

— Что? — спрашивает Слоан. Я почти вижу, как она сгорбилась, сжимая телефон в ожидании.

— У меня такое чувство, что эти три – любимые варианты Кейджа.

Следует её низкий и взволнованный вздох.

— Боже мой. Я знала, что он идеален.

— Анальный секс? Нет, спасибо. Эта дырочка только для выхода.

— Детка, слово на букву «А» потрясающее.

Сильно сомневаюсь.

— Как ты вообще понимаешь, что испытываешь оргазм сквозь всю эту раздирающую плоть боль?

Она усмехается.

— Ты не позволяешь ему просто засунуть его в себя, дурочка! Ты должна смазать этот маленький бутончик и подготовить его!

Один из моих коллег-мужчин проходит мимо, улыбаясь и кивая мне. Я улыбаюсь в ответ, скрещивая пальцы, чтобы громкий голос Слоан не пронёсся слишком далеко. У меня и так хватает проблем.

Понизив голос, я говорю:

— Двигаемся дальше. Порка? Как будто я непослушный пятилетний ребёнок? Мне это кажется глупым.

— Тебе так не покажется, когда ты будешь лежать лицом вниз на его коленях с покрасневшим задом и мокрой киской.

Я начинаю смеяться и не могу остановиться.

— Смейся сейчас, подружка, потому что я могу гарантировать, что ты не будешь смеяться, когда он будет вытворять с тобой не самые хорошие вещи, пока он привязывает тебя к своей кровати.

Я застонала, положив руку на лоб.

— Это чересчур для меня. Моё представление об извращении – это оставить свет включённым во время миссионерской позы.

— Тьфу. Знаю. Это трагично.

— Мне нужно идти. Моя встреча начнётся через несколько минут.

— Счастливый час сегодня вечером? Я буду в «Ла Кантина» со Ставросом и его приятелями в пять. Ты должна привести Кейджа. Увидеть, как этот бульмастиф ладит с другими собаками.

Собираюсь отказаться, но на самом деле это хорошая идея.

Я никогда не видела, чтобы Кейдж общался с кем-то, кроме Криса, да и то не при идеальных обстоятельствах. Вероятно, я смогу многое узнать о Кейдже, увидев его в окружении других людей. Как он себя ведёт, что говорит…

Чего он не говорит.

— Отлично. Я спрошу его. Я напишу тебе, если мы приедем.

— Круто. Не могу дождаться встречи с тобой, детка. И твоим соблазнительным мужчиной. Не ненавидь меня, если я надену что-нибудь развратное.

— Я была бы разочарована в крайней степени, если бы ты этого не сделала.

Как только мы разъединяемся, я набираю номер Кейджа.

Не то чтобы я призналась бы Кейджу в этом, но я знаю его наизусть.

Я провела постыдное количество времени, глядя на визитную карточку, которую он дал мне с нацарапанным на обратной стороне номером телефона. На оборотной стороне – контактная информация мастера по пошиву костюмов на заказ на Манхэттене.

Кейдж был бы великолепен в костюме. Я надеюсь, что никогда не увижу его в одном из них, потому что, какая бы сила воли ни была у меня рядом с этим человеком, она мгновенно рассыплется.

Красивый мужчина в идеально сидящем костюме – мой криптонит.

Всего через один гудок на том конце линии поднимают трубку. Никто ничего не говорит, поэтому я нерешительно говорю:

— Алло? Кейдж? Это Натали.

— Ты позвонила, — произносит он.

При этом у Кейджа хриплый голос. Он одновременно довольный и удивлённый.

А я-то думала, что мой выбор предрешён.

— Да. Так и есть. Привет.

Я должна сейчас засунуть в рот свой сэндвич с индейкой, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость. Чувствую, как это происходит. Кейдж заставляет мой мозг превратиться в кашу, словно это какое-то пережаренное ризотто.

— И тебе привет. Я как раз думал о тебе.

Сердце, успокойся. Возьми себя в руки. Господи, ты жалкая.

— А? — говорю я, стараясь говорить небрежным тоном.

— Да. Мой член твёрд как камень.

А-а-а вот и жар приливает к моим щекам. Замечательно. Я пойду на встречу с таким видом, будто меня только что перекинули через стол и оттрахали до потери пульса.

— Могу я попросить тебя об одолжении?

— Всё что угодно.

— Не мог бы ты сбавить обороты на несколько тысяч делений?

— Что?

— Твою взрывную грубую и наглую самоуверенность. Это выбивает меня из колеи. Честно говоря, я не знаю, как правильно реагировать на использование слова «член», произнесённого в течение пяти секунд после начала разговора. Особенно, когда оно сопровождается выражением «твёрдый как камень». Должно быть, я пропустила этот день на уроке этикета.

Наступает пауза, затем он смеётся. Звук глубокий, насыщенный и в целом замечательный.

— Ты забавная.

— Это означает «да»?

— Это значит «да». Прошу прощения. Ты просто заставляешь меня...

— Я знаю это чувство.

— Ты не знаешь, что я собирался сказать.

— На взводе? Расстроен? Выведен из равновесия? Смущён?

Ещё одна пауза.

— Ты знала, что я собирался сказать.

— Я спец по разгадыванию смыслов.

— Читаешь мысли?

— Определяю эмоции. Всё из-за той терапии, которую я проходила.

Я останавливаюсь и закрываю глаза, качая головой от собственного идиотизма. У меня никогда не было такой проблемы ни с одним из мужчин, которых я знала, но рядом с Кейджем, когда я раскрываю рот, мне нельзя доверять. Глупые штуки летят во все стороны.

— Тебе это помогло?

Кейдж кажется заинтересованным, поэтому я отвечаю честно.

— Не совсем. Я всё ещё чувствовала себя дерьмово, просто теперь лучше подбирала прилагательные, чтобы описать это состояние.

Я слышу какой-то шорох на другом конце линии, как будто он двигается. Затем Кейдж выдыхает.

— Мне жаль, что тебе пришлось так тяжело.

— О, боже. Пожалуйста, не жалей меня. Терпеть не могу жалость больше всего на свете.

— Это не жалость. Это сочувствие.

― Не уверена, что они так уж отличаются.

— Отличаются. Одно из них – снисхождение. Другое – понимание того, что кто-то переживает, потому что ты был там. И ты бы не пожелал таких страданий никому другому. И ты хотел бы облегчить это.

Кейдж понижает голос.

— Мне бы хотелось облегчить твои страдания.

Эмоции бурлят в моей груди, поднимаясь вверх и формируя комок в горле. Сглотнув несколько раз, я тихо говорю:

— В таком случае, спасибо.

Через мгновение, когда я больше ничего не говорю, Кейдж бормочет:

— Если ты не против, я бы хотел поцеловать тебя, когда увижу в следующий раз.

— Я думала, что я должна была сделать первый шаг.

— И ты сделала. Ты позвонила мне. Теперь мяч на моей стороне. Что скажешь?

Мне нравится, что Кейдж спрашивает разрешения. Он не похож на человека, который у кого-то спрашивает разрешения.

— Я говорю... возможно. Но я не могу этого гарантировать. Мои чувства к тебе довольно непредсказуемы. В одну минуту я могу захотеть поцеловать тебя, а в другую – столкнуть на оживлённое шоссе. Нам придётся действовать на слух.

Кейдж хихикает.

— Вполне справедливо.

— Итак... — Я делаю вдох и собираю всё своё мужество. — Звоню, чтобы узнать, свободен ли ты сегодня вечером.

В его паузе я чувствую, как он удивлён.

— Ты приглашаешь меня на свидание?

Я издаю стон.

— Да ладно, серьёзно? Я в этом не сильна!

— Ну, не знаю, кажется, что ты в этом очень даже хороша. Даже профессиональна.

Я ощетиниваюсь от его озорного тона.

— Ты дразнишь меня?

— Может быть, немного.

— Ну, прекрати!

— Извини, — говорит Кейдж, и в его голосе совсем не слышится сожаления. — Дразнить – одно из моих любимых занятий.

Намёк в его голосе заставляет меня похолодеть.

— Мы же договорились, или нет, что ты сбавишь обороты?

— Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, — невинно произнёс Кейдж.

Да, верно.

— Вернёмся к сегодняшнему вечеру. Ты согласен?

Голос Кейджа становится задумчивым.

— Понятия не имею. Всё зависит... Куда ты меня приглашаешь?

Я откладываю телефон в район талии, откидываю голову назад и закрываю глаза. Через мгновение я снова подношу телефон к уху.

— Что случилось? Я потерял тебя?

— Всё ещё здесь. Просто мне жаль каждого мужчину, который когда-либо приглашал женщину на свидание.

— Не весело выставлять себя на всеобщее обозрение, не так ли?

— Это и правда ужасно. Я не знаю, как вы, ребята, это делаете.

— Мы настойчивые. — Кейдж понижает голос. — А в моем случае – безжалостные.

Учительская опустела. Обед закончился, и через две минуты я должна была быть на собрании преподавательского состава.

Но мне в этот момент было почти всё равно.

— Я заметила это в тебе. Сразу после того, как я заметила, что у тебя есть склонность к таким поворотам, от которых девушке может стать так больно, как от удара хлыстом.

— Да, но ты заметила мои бицепсы? Мне говорили, что они впечатляют.

Игривость в его голосе заставляет меня наклонить голову.

— Ты флиртуешь со мной?

— Ты говоришь так же удивлённо, как я, когда узнал, что ты печёшь печенье.

— Просто твоё настроение меняется так же быстро, как я меняю туфли. Я никогда не встречала кого-то, кто мог бы так быстро превратиться из знойного типа в разом поглупевшего.

— Поглупевшего? — В голосе Кейджа звучит отвращение. — Я никогда в жизни не был глупым.

— Слишком мужественный для этого, да?

— Слишком мужественный. Как ты смела заметить.

Я вынуждена засмеяться, потому как он снова флиртует со мной. Беззаботный Кейдж – это не то, чего я ожидала.

— Ты сегодня в хорошем настроении.

— Ты позвонила. Ты пригласила меня на свидание. Ты, очевидно, беспомощна против моих чар...

— Давай не будем увлекаться.

— ...что означает, что мой план работает идеально.

— Что за план?

Кейдж делает ещё один поворот, превращаясь из игривого в обжигающе сексуального так быстро, словно по щелчку пальцев.

— Сделать тебя своей, — рычит он.

Я решаю, что сейчас самое подходящее время присесть. Я опускаюсь на стул за столом и облизываю губы. Мой пульс – это рёв, подобный грохоту океанских волн в ушах.

— Ты ничего такого не говоришь.

— Просто зондирую почву. Ты уже знаешь, что я очень прямолинеен.

— Чего я не знала, так это то, что твоя прямолинейность наступает без предупреждения. Никогда не могу к этому подготовиться. Мы будем двигаться с нормальной скоростью, разговаривая, как два почти незнакомых человека...

— Мы это уже обсуждали. Мы не чужие друг другу.

— ... а потом из ниоткуда – бац! Появляется Кристиан Грей и начинает щелкать своим кожаным хлыстом для верховой езды и выкрикивать команды.

Мгновенная пауза, затем Кейдж говорит:

— Без понятия, кто такой этот Кристиан Грей, но, похоже, он бы мне понравился.

Это именно то, чего я боюсь.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, прежде чем мы отправимся на наше свидание.

— Звучит зловеще.

— Просто ты очень настойчив, Кейдж. Ты очень... провокационный. Настойчивый. — По моим щекам разливается жар. — Сексуальный.

Кейдж ждёт большего. Когда я не продолжаю, он нетерпеливо спрашивает:

— И?

— А я нет.

После паузы Кейдж говорит тихим голосом:

— Не могу сказать наверняка, говоришь ли ты, что тебе это не нравится, или тебе это нравится.

— На самом деле это немного сложно.

Я колеблюсь, не зная, как много рассказать, но решаю, что уже слишком поздно отступать. Если бы я не хотела говорить об этом, мне не следовало бы поднимать эту тему.

— Если быть до конца честной, мне это действительно нравится. То, что ты говоришь, шокирует меня, но также...

Его голос понижается ещё на октаву.

— Что?

Мой пульс учащённо бьётся, я шепчу:

— Это заводит меня.

Тишина потрескивает. Я слышу, как дышит Кейдж. Его дыхание отличается от того, каким оно было раньше. Грубее.

— Мне нужно, чтобы ты знала, что я никогда не причиню тебе вреда. Мне нужно, чтобы ты доверяла мне. Доверяла мне без всяких оговорок. Пока ты мне доверяешь, всё в твоих руках. Ты принимаешь решения. Ты устанавливаешь правила. Даю тебе слово, я не сделаю ничего такого, о чём ты меня специально не попросишь.

Я отбрасываю мысль о том, чтобы специально просить Кейджа о чём-либо.

— Видишь, в том-то и дело. Я не, эм...

Будь уже взрослой девочкой, Натали. Просто скажи ему правду.

Стараясь говорить как можно ровнее, я говорю:

— Не уверена, что смогу быть такой же прямолинейной, как ты. По правде говоря, я довольно консервативна. — Я откашлялась, чтобы избавиться от комка в горле. — В постели.

Хриплым голосом Кейдж произносит:

— Ты думаешь, я этого не знаю?

Мой желудок сжимается.

— Это так очевидно?

— Что очевидно, так это то, что ты такая чертовски милая, я просто хочу отведать каждый дюйм твоего тела. Если ты боишься, что разочаруешь меня, не стоит. Ты идеальна. Ты – мой ночной горячий, мокрый сон. Если тебе не нравится то, что я говорю или делаю, скажи мне. Я хочу, чтобы ты говорила мне только правду, потому что не хочу неосознанно сделать что-то, что всё испортит. Это означает, что тебе придётся общаться со мной, хорошо это или плохо. ― Кейдж хихикает. — В чём, до сих пор, ты была очень хороша.

Я совсем запыхалась, и единственное, что делаю, это сажусь.

Мне явно стоит обратиться к врачу, чтобы проверить свою сердечно-сосудистую систему.

Кейдж должен знать, что в данный момент я не в состоянии дать вразумительный ответ, потому что он проявляет милосердие, становясь деловым.

— Хорошо, мисс Петерсон. Я принимаю ваше предложение о свидании. Во сколько вы заедете за мной?

— Я? Заеду за тобой? Подожди...

— Ты права, машину должен вести я. Людям, которые так сильно сжигают печенье, нельзя доверять водить машину.

Я смеюсь.

— О, так ты хочешь, чтобы я с тобой общалась? Вот где я говорю тебе не проявлять свои шовинистические замашки.

— Ты не шутила, что пропустила тот день, когда у тебя был урок этикета.

— Я также пропустила и тот, на котором нас учили не быть маленькими остроумными придурками.

И снова Кейдж выжимает сто восемьдесят, переходя от светлого к тёмному, перетекая на другую тему, словно ртуть.

— Не волнуйся, — говорит Кейдж твёрдым, властным голосом. — Я исправлю это плохое поведение. Я буду исправлять его снова и снова, положив ладонь на твою голую задницу, пока ты не будешь извиваться у меня на коленях и умолять позволить тебе кончить.

Затем Кейдж говорит, что заедет за мной в шесть, и вешает трубку.

Нат

К тому времени, как Кейдж стучит в мою дверь в шесть, я спокойна и собрана.

Ха!

На самом деле я нервничаю, но твёрдо решила этого не показывать.

Когда я открываю дверь, он стоит на моём крыльце в своём фирменном наряде а-ля аристократ вне закона, состоящем из джинсов, чего-то кожаного и роскошного пальто. Пальто, которое он носит, наверное, стоит дороже моей машины.

Непослушные волосы укрощены. На его лице застыло суровое выражение. В одной из своих больших лапищ он держит букет изящных белых цветов, обёрнутый белой атласной лентой.

Это неожиданно милый жест. Галантный. Мне трудно представить Кейджа у флориста, составляющего букетную композицию, но букет явно не из тех, что продаются в продуктовых магазинах. Он больше похож на его гардероб: простой, но дорогой.

Это человек, который тщательно подходит к выбору вещей.

— Привет, — говорю я, чувствуя себя скованно. — Ты отлично выглядишь.

— Не так хорошо, как ты.

Кейдж протягивает цветы.

Я беру их у него и приглашаю его войти.

— Только поставлю их в воду, возьму пальто, и мы можем идти.

Кейдж закрывает дверь, а я направляюсь на кухню на поиски вазы. Нахожу её в шкафу над холодильником. Наполняю водой, снимаю полиэтиленовую плёнку и ленту с букета и подрезаю стебли цветов.

Затем стараюсь не дёргаться, расставляя цветы в вазе, а Кейдж стоит в двух шагах и смотрит на меня так, словно он кактус в засушливой пустыне, а я для него – первый весенний дождь.

Я настолько ошеломлена интенсивностью его взгляда, что у меня челюсть отвисает.

— Ты бросил трубку, прежде чем я успела сказать тебе, что Слоан присоединится к нам со своим парнем. Вообще-то, я не уверена, что технически он её парень. Просто я так его называю, потому что нет благопристойного определения для «аромата месяца». Она перебирает мужчин, как перчатки. Не то чтобы я её осуждала. Вовсе нет. Просто говорю, что он будет там. Тот парень. О, и несколько его друзей, видимо, тоже. Надеюсь, это нормально. Знаю, что это должно было быть наше свидание, но фактически, это двойное свидание. То есть, это всё ещё наше свидание, просто на нём будет чуть больше людей...

Кейдж протягивает руку и нежно берет меня за запястье.

— Успокойся, — пробормотал он. — Вдохни.

Я закрываю глаза и делаю, как велит Кейдж.

— Прости. Как правило, я более расслабленная.

— Знаю. Я тоже.

Когда я открываю глаза и смотрю на Кейджа, то замечаю, как он смотрит на меня с таким желанием в глазах, что на долю секунды я перестаю дышать.

Кейдж берёт кухонные ножницы из моей руки, кладёт их на стойку и притягивает меня к себе, не ослабляя нежной хватки на моём запястье. Уговаривает, а не требует.

Просьба, не приказ.

Кейдж обвивает мои руки вокруг своих плеч, затем обхватывает меня за талию, притягивая меня вплотную к себе, и смотрит на меня сверху вниз, говоря низким голосом:

— Я не переставал думать о тебе с того дня, как мы встретились. Я не из тех, кто зацикливается на чём-то, но я зациклился на тебе. До такой степени, что моё внимание рассеивалось. До такой степени, что это мешало моей работе. Я не могу выбросить тебя из головы, и я пытался. Честно-честно. Но всё без толку. Поэтому я оставил попытки. Я не собираюсь играть с тобой в игры. Не буду пытаться держать тебя в неведении. Я сказал тебе, что чувствую и чего хочу. Буду делать это до тех пор, пока ты не почувствуешь себя в безопасности, чтобы сделать следующий шаг, или пока тебе не надоест это, и ты не скажешь мне, чтобы я отвалил. Не нужно нервничать рядом со мной. Я самый непредсказуемый человек, которого ты когда-либо встречала. То, что я хочу от тебя, не изменится, если ты скажешь что-то не то. Моё желание в отношении тебя останется неизменным, даже если ты наберёшь вес, подстрижёшь волосы или решишь стать вегетарианкой. Оно не изменится, даже если ты скажешь, что больше никогда не желаешь меня видеть, и мы разойдёмся в разные стороны. Я выполню твою просьбу, но это не заставит меня перестать хотеть тебя. Но ты должна знать... — Кейдж колеблется. — Ты должна знать, что я не очень хороший человек.

Я заключена в его объятия. Моё сердце бьётся, как молот о наковальню. Мне кажется, что пол ушёл у меня из-под ног, или что я падаю в свободном падении сквозь пространство, и всё это из-за слов Кейджа, его запаха и тёплого, сильного тела, прижатого ко мне.

Если и когда он поцелует меня, я воспламенюсь.

— Плохой парень никогда не предупредит женщину, которую он хочет, о том, что он плохой.

Разочарованный моим замечанием, Кейдж качает головой.

— Это не гипербола. Это правда.

— Я тебе не верю.

— А стоило бы.

— А если я скажу, что мне всё равно?

— Тогда я бы сказал, что ты ведёшь себя глупо.

Мы смотрим друг на друга, стоя нос к носу. У обоих дыхание сбивчивое. Достаточно слегка наклонить шею, чтобы его губы оказались на моих.

Внезапно я хочу этого так сильно, что у меня перехватывает дыхание.

— Ты обещал, что никогда не причинишь мне вреда. Ты говорил мне правду?

Кейдж отвечает незамедлительно.

— Да.

— Значит, то, что ты плохой... это касается только других людей?

Кейдж мгновение молча борется с собой, его брови сведены вместе, он выглядит таким красивым, что это причиняет боль.

— Это связано с моей работой. Моим образом жизни. Моей жизнью.

— Иными словами ты преступник.

И снова он отвечает мгновенно.

— Да.

Если моё сердце будет биться ещё быстрее, я упаду замертво.

— Насколько преступник?

— Самый большой. Самый плохой. Наихудший из всех.

— Какая-то бессмыслица. Какой преступник будет ходить и рекламировать, что он злодей?

Его голос становится жёстким.

— Такой, которому нужно, чтобы женщина, которую он хочет, понимала, во что она ввязывается.

Я еле сдерживаю смешок, смущённая и расстроенная.

— Так теперь ты пытаешься меня отпугнуть?

— Пытаюсь просветить тебя.

— Могу я узнать, почему?

Его голос становится грубым.

— Потому что как только ты окажешься в моей постели, ты принадлежишь мне. И всё. Как только ты станешь моей, я никуда тебя уже не отпущу. Даже если ты попросишь меня об этом.

Мы пристально смотрим друг на друга. Через мгновение я говорю:

— Ого. У нас с тобой даже ещё первого свидания не было.

Кейдж рычит:

— Я такой, какой есть. То единственное плохое, что я не делаю, – я не лгу. Я никогда не буду тебе врать, даже если знаю, что тебе это чертовски не понравится.

Кейдж взволнован, я это ясно вижу. Он взволнован и раздражён, он вот-вот взорвётся.

Но это не пугает меня. Наоборот, интригует до чертиков. Как и всё, что он сказал.

Вся та хренова туча бабла, которую я выложила за курс терапии... какая пустая трата денег.

— Ладно. Допустим, я принимаю то, что ты мне говоришь. Допустим, мы будем двигаться дальше, исходя из того, что я знаю, что ты в списке непослушных у Санты, — произношу я.

Кейдж вздыхает, закрывая глаза.

— Всё гораздо хуже, черт возьми.

— Прошу, прекрати ругаться на меня. Вообще-то я пытаюсь кое-что сказать.

Кейдж открывает глаза и смотрит на меня, взгляд его при этом пылает. В его стиснутой челюсти, словно сумасшедший, дёргается мускул.

Очарованная этой непокорной мышцей, я провожу по ней кончиком пальца.

Кейдж замирает от моего прикосновения, настолько, что кажется, будто он перестал дышать.

Я тихо признаюсь:

— Всю свою жизнь я была пай-девочкой. Я принимала только правильные решения. Не делала глупостей или каких-либо дикостей. Даже будучи ребёнком, я чётко следовала всем правилам. Но всё это не защитило меня от худшего из того, что могла предложить мне жизнь. То, что я была хорошей, не уберегло меня от боли, депрессии и желания поскорее покончить с собой, чтобы избавиться от боли.

— То, что ты достаточно честна, чтобы рассказать мне о том, что ты только что и сделала... Полагаю, это должно заставить меня бояться, но вместо этого я чувствую себя в большей безопасности. Это заставляет меня доверять тебе. Потому что правда всегда намного сложнее, чем красивая обёртка. Я предпочту уродливую правду, чем красивую ложь.

— Поэтому давай просто пойдём на наше свидание, как два нормальных человека. Давай просто насладимся обществом друг друга. После этого мы будем проживать по одному дню за раз. По часу за раз, если понадобится. Нет необходимости решать всё сегодня вечером. Хорошо?

Кейдж смотрит на меня в напряжённом молчании в течение долгого момента. Я могу проследить по взгляду, как в его мозгу крутятся шестерёнки. Затем он неохотно кивает, как будто согласие продолжать встречаться со мной противоречит его здравому смыслу.

И от этого я чувствую себя с ним в большей безопасности.

Никто, будучи плохим, не будет ставить благополучие другого человека выше своего собственного.

Нарциссы и психопаты так не поступают.

Чувствуя себя смелой, я снова обхватываю его плечи руками и прижимаюсь к нему, словно кошка.

— Итак... тот поцелуй, о котором ты упоминал ранее в телефонном разговоре.

Его взгляд воспламеняется. Кейдж скрежещет зубами и ничего не говорит.

Я улыбаюсь ему, точно зная, как повлияли на него мои слова, чувствуя пьянящий прилив сил от мысли, что что-то настолько незначительное может выбить у такого, как он, почву из-под ног.

— Если я правильно помню, ты сказал, что я должна прямо попросить тебя о том, чего хочу.

Кейдж прикрывает глаза. Он выдыхает, делая это очень медленно. В его груди грохочет звук, напоминающий рёв дикого медведя.

— Это то, о чём ты просишь? — грохочущим голосом произносит Кейдж.

Я делаю вид, что задумалась на мгновение, поджав губы.

— Я не знаю. Разве?

Его глаза становятся чёрными. Убийственно чёрными. Чёрными, как у сумасшедшего.

Единственное, как я могу на это отреагировать, – улыбнуться чуть шире.

Убийственно нежно Кейдж говорит:

— Осторожно, красавица.

Мне нравится, когда он так меня называет. Это заставляет все мои пустоты наполниться трещащим белым светом и начать петь.

Глядя в его горящие глаза, я шепчу:

— Нет. Думаю, что с меня хватит осторожности. Поэтому я бы хотела, чтобы ты поцеловал меня...

Кейдж прижимается своими губами к моим.

Его поцелуй дикий, требовательный, почти пугающий своей интенсивностью. Как будто он хочет заползти в мою душу прямо через рот. Кейдж запускает руку в мои волосы и держит мою голову, впиваясь в мой рот глубоким поцелуем, издавая негромкие стоны удовольствия, его большое твёрдое тело прижимается к моему.

Мой пульс учащается, а кожа горит, я запускаю руки в его волосы и позволяю ему взять то, что он так жадно требует.

Поцелуй длится бесконечно, пока я не убеждаюсь, что не смогу устоять на ногах.

Затем Кейдж резко отстраняется и стоит, обнимая меня, с закрытыми глазами и вздымающейся грудью, не ослабляя крепкую хватку, которой удерживает мои волосы, ни на дюйм.

Его выдох превращается в стон.

Я тоже хочу застонать, но в данный момент я не способна связно мыслить.

Меня никогда, никогда в жизни так не целовали.

Я даже не представляла, чего мне не хватало.

Кейдж скользит рукой по моей талии к бедру, которое затем сжимает. Потом он скользит рукой от бедра к моей заднице и берет её в охапку, сжимая. Кейдж притягивает меня ещё ближе, так что наши тела находятся максимально близко, что я чувствую каждый дюйм его возбуждения.

Тяжело дыша, Кейдж прижимается ртом к моему уху.

— На хрен поход в ресторан. Я просто жажду отведать тебя сегодня.

Возможно, потому что у меня голова идёт кругом, я начинаю нервно смеяться.

— О, нет, Ромео. Ты не сможешь пропустить часть ухаживаний. Тебе придётся оплатить мне ужин или два в дорогом ресторане, прежде чем ты доберёшься до второй фазы. Если ты ещё не заметил, я старомодна.

Кейдж кусает кожу на моей шее.

Не сильно, но от этого я задыхаюсь. Затем он перекрывает укус мягким поцелуем, всасывая кожу на моей шее и издавая при этом звук, очень похожий на мурлыканье.

Губы Кейджа словно бархат. Его язык изысканно тёплый и мягкий. От прикосновения его грубой бороды к моей коже у меня по коже бегут мурашки. Я дрожу, чувствуя себя одновременно горячей, ледяной и очень живой.

Кейдж снова находит мой рот, накрывая своими губами мои. На этот раз поцелуй нежнее, но от этого не менее страстный.

В том, как он целует, прослеживается удивительная глубина эмоций. В том, как Кейдж прижимает меня к своему телу, словно не хочет отпускать.

Думаю, Кейдж сказал правду о том, что не был с другой женщиной с тех пор, как встретил меня.

Он так изголодался по мне, что вот-вот разорвётся на две части.

Кейдж первым снова разрывает поцелуй. После чего он зарывается лицом в мои волосы и делает глубокий вдох, а затем выдыхает со вздохом.

Я шепчу:

— Для парня, который утверждает, что он такой плохой страшный преступник, ты большущая неженка.

— Только для тебя.

Его голос густой, а руки дрожат, и, черт возьми, я никогда в жизни не чувствовала такого напряжения. Кейдж заставляет меня чувствовать себя так, будто я – особый сорт наркотика. Как будто в моих венах вместо крови течёт огонь.

Как будто всё возможно.

— Кейдж?

— Что, детка?

Детка. Я убита наповал.

— Какая у тебя фамилия?

— Портер.

— Спасибо. Посмотри-ка на нас, мы уже делаем успехи. Очень скоро я буду знать все твои самые сокровенные секретики.

Кейдж поднимает голову и смотрит на меня. На моих губах расцветает широкая и счастливая улыбка.

Выглядя очень серьёзным, он смахивает мои волосы со щеки и хрипло произносит:

— Мне придётся заставить тебя влюбиться в меня, прежде чем я расскажу тебе все свои самые потаённые секреты.

Заставить тебя влюбиться в меня. Кейдж продолжает повышать градус в этом разговоре. Думала, что десять секунд назад была мертва, но теперь я и впрямь похоронена на глубине шести футов¹ под землёй.

— О, серьёзно? С чего бы это?

— Чтобы ты не смогла бросить меня... как бы сильно тебе бы этого не хотелось.

Когда я пристально смотрю в его глаза, моя улыбка меркнет. Через меня проходит горячее, колючее чувство, похожее на разряд электрического тока. Кажется, что земля уходит из-под ног.

Я шепчу:

— Так что, либо не раскрывай мне свои секреты, либо не заставляй меня влюбиться в тебя. Потому что если я влюблюсь, то даже смерть не сможет заставить меня разлюбить.

Кейдж долго и пристально смотрит на меня, его желваки ходят ходуном. Когда он, наконец, говорит, его тон отрывистый.

— Две вещи.

— Какие?

— Первая: Я заставлю тебя влюбиться в меня. И это не обсуждается.

Я издаю небольшой, изумлённый смешок.

От наглости этого человека. От имени феминисток всего мира я хочу сказать ему, чтобы он засунул свои высокомерные предположения себе в задницу.

Но также... вау. Просто вау.

Потому что я знаю, что это чистая правда. Он собирается заставить меня влюбиться в него.

И я не думаю, что могу что-то сделать, чтобы помешать этому.

— Наряду с тем, что я не буду тебе лгать, это значит, что я не буду особо распространяться о себе. Считай это честным предупреждением, — произносит Кейдж.

Я закрываю глаза и выдыхаю.

— Боже, ты сильно давишь.

— Второе.

Когда Кейдж замолчал, я открыла глаза и посмотрела на него. Он смотрит на меня в ответ жёстким, ожесточённым взглядом, как будто мысль о чём-то очень его злит.

Думаю, что это я, пока он не говорит:

— Он тебя не заслужил.

Удивлённая этим, я смеюсь.

— Мы не были вместе. Имею в виду, мы встречались всего восемь недель...

— Я не о том ушлёпке помощнике шерифа.

Он говорит не о Крисе? Тогда о ком же...

Когда я понимаю, кого он имеет в виду, моё сердце учащённо бьётся.

Видя выражение моего лица, Кейдж кивает.

— Да. Твой пропавший жених. Он не заслужил той преданности, которую ты проявила по отношению к нему.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду такую женщину, как ты, пять лет своей жизни потратившую на ожидание? — Он покачал головой, как если бы испытывал отвращение. — Ни один мужик не заслуживает этого.

— Поверь мне, если бы я могла отключить это, я бы это сделала. Наверное, я просто верная девушка.

— Так это ещё не конец? Ты всё ещё любишь его?

Кейдж смотрит на меня так пристально, что мне кажется, будто он видит все потаённые уголки моей души.

Я шепчу:

— Все кончено. Знаешь, откуда я знаю?

— Откуда?

— Потому что, если бы это было не так, я бы не чувствовала ничего из того, что чувствую к тебе.

Кейдж смотрит на моё лицо. Он напряжён и молчалив, не двигается, пока, наконец, не выдыхает, а затем прижимается грубым поцелуем к моим губам.

— Хорошо, — говорит Кейдж хрипло. — Потому как я, блядь, не привык делиться. А теперь пойдём поужинаем, пока я не вырвал тебя из этого платья.

Он берёт меня за руку, я беру своё пальто с кухонного стула, и мы едем в ресторан.

На входе мы сдаём пальто. Хостесс говорит нам, что другие члены нашей компании уже прибыли, и ведёт нас к нашему столику.

Как только мы входим в главный обеденный зал и Кейдж замечает троих мужчин, сидящих со Слоан, я понимаю, что вечер обещает быть интересным.

Я и раньше видела, как его глаза становятся черными, но это нечто совсем другое.

Нат

Как и подобает Слоан, выглядит она просто фантастически. На ней короткое облегающее белое платье, обнажающее целые километры декольте, и пара красных туфель на шпильках в стиле леди-вамп, которые позволяют полюбоваться её ногами.

Все мужчины рядом с ней одеты в одинаковые чёрные костюмы с белыми рубашками и чёрными галстуками.

Все они молоды и хорошо сложены. У всех них тёмные, зачёсанные назад волосы. Не могу точно сказать, чьи золотые часы массивнее.

Если бы не одинаковые татуировки на костяшках пальцев и тыльной стороне рук, я бы подумала, что они биржевые маклеры.

Или гробовщики.

— Ты в порядке? — спрашиваю я Кейджа, напряжённо стоящего рядом со мной у входа в ресторан.

Он так пристально смотрит на троих мужчин, что я удивляюсь, как они не взрываются под силой его взгляда.

— Ты их знаешь? — спрашивает Кейдж.

— Нет. Я никогда не встречала никого из них раньше. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что от них одни неприятности.

Но, по-видимому, для Кейджа это не слишком большая проблема, потому что он уже тянет меня по направлению к их столику.

Когда Слоан замечает меня, она улыбается и машет рукой. Мужчины, окружающие её, смотрят на нас.

Затем происходит нечто странное.

При виде Кейджа каждый из них замирает на месте. Их взгляд становится пристальным. Несмотря на то, что ни у кого из них не дёрнулся даже мускул, они вытягиваются как по стойке смирно, будто уже сейчас готовы к бою.

— Эм... Кейдж?

— Что бы ни произошло, позволь мне с этим разобраться. С тобой всё будет в порядке.

— Почему у меня возникает такое чувство, будто мы входим в логово льва?

Кейдж издаёт мрачный, напрочь лишённый юмора смешок.

— Мы нет. А вот они – да.

Почему-то это меня не успокаивает.

Ещё до того, как мы подходим к столу, все трое парней уже повскакивали со своих мест. Почувствовав внезапную перемену в воздухе, Слоан переводит взгляд с них на нас и обратно, удивлённо приподняв брови.

— Привет, детка, — говорит она мне нейтральным тоном. Даже если бы она нервничала, а это не так, Слоан никогда не теряет самообладания, никто из присутствующих не узнал бы об этом. — Ты выглядишь потрясающе. Кейдж, рада снова тебя видеть.

Слоан улыбается ему. Кейдж бросает ей беглый кивок.

Она поворачивается к парню справа от неё. Он кажется лидером из трёх, хотя я не понимаю, откуда это знаю. Просто в нём чувствуется некая сила. Как будто он привык командовать.

— Нат и Кейдж, познакомьтесь со Ставросом. Ставрос, это Нат и Кейдж, — произносит Слоан.

— Привет, Ставрос. Приятно познакомиться, — произношу я.

Он не отвечает. Он и Кейдж слишком заняты странной игрой в гляделки. Поэтому Слоан поворачивается к парням с другой стороны от неё.

— А это Алекс и Ник.

Тот, что пониже, поправляет её:

— Алексей.

Другой также делает уточнение:

— Коротко от Николай.

Они оба смотрят на Кейджа, когда произносят это.

Слоан бросает на меня озадаченный взгляд, как бы говоря: «Для меня это новость».

Наконец, Ставрос отрывает взгляд от Кейджа. Краем глаза я вижу ухмылку Кейджа.

Я знаю, о чём он думает: он заставил Ставроса моргнуть первым.

У меня такое чувство, что этот вечер обещает быть долгим.

Крайне официально и серьёзно Ставрос говорит мне:

— Натали. Мне очень приятно познакомиться с тобой. Слоан так много рассказывала мне о тебе. Мне кажется, что я заочно уже очень хорошо тебя знаю.

В его голосе звучит слабый намёк на недосказанность, когда он произносит последнюю фразу. На губах спутника Слоан при этом играет лёгкая, провокационная улыбка. Он оглядывает меня с ног до головы, не торопясь, наслаждаясь этим.

Слева от меня раздаётся звук, похожий на треск. Его издаёт ощетинившийся Кейдж.

Я сжимаю его руку и вежливо говорю:

— Спасибо, Ставрос. Слоан тоже рассказывала мне о тебе.

Я поворачиваюсь к двум другим парням.

— Я также рада познакомиться с вами двумя.

Они в унисон наклоняют ко мне подбородки, но не сводят глаз с Кейджа.

Ради всего святого. В мгновение ока я теряю терпение от этой странности.

Я обращаю свой вопрос к Ставросу.

— Какие-то проблемы? Потому что я с радостью сяду за другой столик, если таковые имеются.

Слоан протестует, в то время как во взгляде Ставроса вспыхивает удивление. Он быстро подавляет его, затем мягко произносит:

— Конечно, нет. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.

После чего садится. Двое других следуют его примеру. Затем Кейдж выдвигает мой стул, наклоняется надо мной, когда я сижу, и бормочет:

— И ты говоришь мне, что я прямолинеен.

Я бормочу в ответ:

— Жизнь слишком коротка, чтобы выслушивать претензии.

Кейдж пытается подавить улыбку, но я не упускаю её из виду.

В тот момент, когда все рассаживаются по своим местам, снова начинают происходить странности. Мне ещё даже не предложили меню, а Ставрос уже интересуется у Кейджа:

— У тебя здесь семья?

Какой странный вопрос. И почему, собственно, он начал именно с этого? И почему это звучит так, будто он действительно спрашивает о чём-то другом?

Ситуация становится ещё более странной, когда Кейдж отвечает на поставленный вопрос.

— Здесь. В Бостоне. В Чикаго. В Нью-Йорке.

— Нью-Йорке? — спрашивает Ставрос, его голос становится чуть резче. — Где именно?

— Во всех пяти районах. Но в первую очередь в Манхэттене. — При этом мягкая улыбка трогает его губы. — Вот откуда я.

Вырос? Разве он не имеет в виду, что он там вырос?

Алексей и Николай переглядываются.

Мы со Слоан обмениваемся взглядами через стол.

Кейдж и Ставрос больше ни на кого не смотрели.

Голос Кейджа лишён каких-либо эмоций, когда Ставрос произносит:

— Я тоже родом с Манхэттена. Возможно, я знаком с твоей семьёй. Как твоя фамилия?

Будучи сытой по горло всем, что, черт возьми, непонятного здесь происходит, решаю ответить за него.

— Портер. Верно, Кейдж?

Немного помолчав, Кейдж тихо произносит:

— Портер – это англизированный вариант. Когда мои родители перебрались в эту страну из России, их фамилия была Портнов.

Внезапное оцепенение, напавшее на Ставроса, Алексея и Николая, подобно арктическому холоду.

Ставрос шепчет с побелевшим лицом:

— Казимир?

Кейдж не отвечает. Лишь улыбается.

Через мгновение с белым, словно мел, лицом, Ставрос произносит по-русски придушенным голосом:

— Я извиняюсь. Я не хотел вас оскорбить.

Кейдж отвечает царственным кивком головы.

— Извинения приняты. Давайте, наконец, поедим.

Я слишком занята складыванием двух с двумя, чтобы просто есть.

У меня всегда было не очень хорошо с математикой, но это уравнение слишком очевидно, чтобы упустить его из виду, даже для меня.

Когда Кейдж признался мне, что он преступник, он уж точно не имел в виду обычного преступника. Среднестатистический преступник не покупает дома за наличные, не управляет собственным самолётом и не пугает до смерти трёх чуваков, которые выглядят так, будто пугают до смерти всех остальных.

Среднестатистический преступник не понимает по-русски.

Преступность, с которой связан Кейдж, является организованной.

И, судя по всему, он руководит организацией.

Я облизываю губы, сердце бешено колотится. Заметив моё внезапное беспокойство, Кейдж протягивает мне стакан с водой и командует:

— Выпей.

Я залпом выпиваю содержимое стакана, жалея, что это не водка.

Тем временем Слоан наблюдает за разворачивающимися событиями так, словно сидит в первом ряду на бродвейском спектакле, билеты на который она успела урвать за несколько месяцев до премьеры.

Нет ничего, что девушка любит больше, чем драму.

Кроме, разве что, мужского члена. Плюс немного драмы.

Слоан радостно говорит:

— Ну, разве это не весело! Вы, ребята, знаете друг друга! Мир тесен, не правда ли?

Трое русских не издают ни звука.

Кейдж усмехается.

Я сижу неподвижно и стараюсь не допустить, чтобы мои мозги растеклись по всему платью.

Кейдж состоит в мафии.

Первый мужчина, к которому у меня возникли чувства за последние пять лет, – русский мафиози.

Если бы не неудача, то об удаче можно было бы вообще забыть.

Подходит официант, чтобы принять наши заказы на напитки. Кейдж велит ему принести карту вин. Затем он заказывает два бокала каймусского шардоне для меня и Слоан. Это то же самое вино, которое мы пили в «Даунриггерс» в тот вечер, когда я впервые встретила его.

У меня складывается впечатление, что он мало что упускает из виду.

Такое качество весьма полезно в его работе.

Когда официант спрашивает Ставроса, что бы он хотел выпить, он говорит ему, что он и его спутники будут пить то же, что и Кейдж.

Когда официант уходит, за столом воцаряется тишина. Я бы сказала, что повисает неловкое молчание, но русские и я – единственные, кто кажутся неуверенными. Кейдж выглядит как король на вечеринке своих придворных, а Слоан выглядит так, словно проводит лучшее время в своей жизни.

Она опирается локтем на стол и улыбается ему.

— Мне нравятся твои кольца, Кейдж. Этот череп крутой.

Он пристально смотрит на неё. Через мгновение Кейдж делает короткий выдох через ноздри. Это смех, но такой, который, кажется, говорит о том, что он понимает, что она – проблема.

— Спасибо.

— А это что? Этот, с печаткой.

Кейдж снимает перстень с пальца и протягивает ей. Слоан берет его, затем рассматривает, скривив губы.

— Memento mori, — читает она. — Что это значит?

— Помни о смерти.

Поражённая, она поднимает на него глаза. Русские по обе стороны от неё сидят совершенно неподвижно, их лица ничего не выражают, а позы напряжены.

Я тоже сижу неподвижно, но моё сердце определённо не в порядке. Оно вот-вот вырвется прямо из моей груди.

Слоан морщится.

— Помнить о смерти? Это отвратительно.

— Это латынь. В буквальном переводе это означает «Помни, что ты должен умереть». Легенда гласит, что древнеримские императоры нанимали рабов, которые шептали это им на ухо во время парадов победы, чтобы напомнить им, что земные удовольствия мимолётны. Что каким бы могущественным или великим ни был человек, смерть, в конце концов, настигнет его.

Кейдж переводит взгляд на Ставроса. Его губы приподнимаются в лёгкой улыбке.

— Смерть, в конце концов, находит нас всех.

— Предполагалось, что это изречение станет мотивировать на ведение более осознанной жизни. Оно же положило начало обширному художественному течению, которое достигло своего расцвета в шестнадцатом веке.

Все смотрят на меня.

Я сглатываю. У меня в горле пересохло, словно там застряла кость. Всё моё тело ощущается как скульптура memento mori, так как я теперь точно знаю, кто такой Кейдж.

Кто он такой.

— Черепа, разлагающаяся еда, увядающие цветы, пузыри, песочные часы, оплывающие свечи... В произведениях искусства memento mori присутствует символика быстротечности жизни.

Я перевожу взгляд на Кейджа. Мой голос слегка дрожит.

— Все те же символы, которые ты вытатуировал на своём теле.

Когда Кейдж смотрит на меня, его взгляд мягкий, как и его голос, когда он отвечает.

— Среди прочих.

Да, я видела остальные. Когда через окно своей гостиной подглядывала за тем, как он колотит боксёрскую грушу.

— Как эти звезды у тебя на плечах. Что они, кстати, означают?

— Высокий ранг.

Я шепчу:

— В мафии.

Его дыхание остаётся ровным.

— Да.

О боже. Как это может происходить в моей жизни?

Выглядя заинтересованной и нисколько не удивлённой таким странным развитием событий, Слоан перекатывает кольцо Кейджа между пальцами.

— Что мафия будет делать на озере Тахо? Кататься на снегоходах?

Кейдж говорит:

— Азартные игры. Снимать деньги в казино здесь и в Рино. Проворачивать незаконные операции, связанные с азартными играми.

С лёгкой, убийственной улыбкой он смотрит на Ставроса.

— Разве не так?

Ставрос напряжённо сидит на своём стуле, выглядя так, словно хотел бы оказаться где-нибудь не здесь.

— Исключительно онлайн.

Когда Кейдж приподнимает брови, Ставрос прочищает горло и поправляет галстук.

— Я владею компанией по разработке программного обеспечения.

— А.

Когда он больше ничего не добавляет и только продолжает бросать на Ставроса испытующий взгляд, Ставрос опускает взгляд на стол.

При этом бормоча:

— Мы будем рады выплатить Максиму любую сумму, которую он сочтёт справедливой для беспрепятственного продолжения работы.

— Включая задолженность.

Мускул на челюсти Ставроса напрягается.

— Конечно.

— Замечательно. Рада, что мы всё это уладили. Пожалуйста, извините меня на минутку, — говорю я.

Я отодвигаю стул и иду к входу в ресторан, мои щёки пылают, а пульс учащается. Не знаю точно, куда направляюсь, знаю только, что мне нужно было уйти от этого стола.

Я так и знала.

Я знала, что он опасен, с того самого момента, как увидела его.

Вопрос в том, почему я не убежала?

У стойки администратора я резко поворачиваю направо в сторону уборных. Коридор помимо двух дверей уборных заканчивается ещё одной дверью, в которую я протискиваюсь.

Я оказываюсь в комнате отдыха для сотрудников. Посреди комнаты стоит квадратный стол, окружённый стульями. У одной стены вереница металлических шкафчиков. На другой висит телевизор. Кроме меня, здесь никого нет.

Прежде чем я успеваю рухнуть в ближайшее кресло, Кейдж врывается в дверь.

— Остановись, — твёрдо говорю я, грозя Кейджу пальцем, когда он приближается. — Стой на месте. Больше ни шагу. — Он игнорирует мой приказ и подходит ближе. — Я серьёзно, Кейдж! Или мне лучше звать тебя Казимир? Я не хочу сейчас с тобой разговаривать!

— Я тоже не хочу с тобой разговаривать, — рычит он и хватает меня.

Мой возглас удивления прерывается жёстким, требовательным поцелуем.

Кейдж оттягивает мою голову назад, запустив руку в мои волосы, и высасывает из меня весь воздух, пока я не начинаю задыхаться. Кейдж завёл одну мою руку за спину, крепко держа меня за запястье, но моя вторая рука упирается ему в грудь.

Это бесполезно. Он слишком силён.

Кейдж целует меня, пока я не издаю тихий, умоляющий горловой звук. Затем он отстраняется, дыша так же тяжело, как и я.

— Ты знала, что я не был мальчиком из церковного хора, — рычит он.

— Если ты думаешь, что это снимет тебя с крючка, подумай ещё раз.

— Я говорил тебе, что я не был хорошим парнем.

— Но и не сказал, что руководишь русской мафией.

— Я и не руковожу. — Кейдж делает паузу. — Тот, кто руководит, отбывает срок. Я второй по старшинству.

— Господи!

— Никто из нас не без греха.

Я издаю едкий смешок.

— Серьёзно? Это твой аргумент в пользу того, почему я должна продолжать встречаться с тобой?

Взгляд Кейджа горит огнём. Есть в его взгляде нечто опасное. Что-то животное.

Никогда не видела ничего более прекрасного.

— Нет. Это мой аргумент в пользу того, почему ты должна продолжать встречаться со мной, — рычит Кейдж.

Он снова целует меня, так жадно, что мои колени подгибаются.

Часть меня хочет вырваться. Хочется прикусить ему язык и сказать, чтобы он убирался обратно в ту адскую дыру, из которой он явился, и оставил меня в покое навсегда.

Большая часть меня – более глупая часть, по-видимому, – хочет всего, что он может мне дать, и ей наплевать на всё остальное.

Это и вправду ужасно, что у меня так долго не было секса. Я думаю, что моя грустная и одинокая вагина теперь захватила всё моё тело.

Кейдж прижимает меня к стене. Его поцелуй горячий и требовательный. Его большие ручищи блуждают по мне, сжимая и лаская, заявляя о своих правах.

Руками обнимаю Кейджа за широченные плечи. Я целую его в ответ, так же жадно, как он целует меня, отодвигая в сторону двойственность своей натуры. Чистое удовольствие от его вкуса и ощущения Кейджа рядом со мной внезапно становится важнее всего остального.

Я же могу возненавидеть его позже. Прямо сейчас я не в своём уме.

Вот почему люди принимают плохие решения, влюбляясь.

Всему виной чувство эйфории. Это пульсирующее, обжигающее кожу, обнажающее душу ощущение того, что ты жив. По-настоящему жив. Это удовольствие, которое начинается с боли и взрывается фейерверком от чего-то такого простого, как прикосновение.

Это грубое, пронизывающее до костей чувство, что независимо от того, насколько это неправильно, это всё равно в подавляющем большинстве правильно.

Кейдж засовывает руку мне под платье, разом оказываясь у меня между ног.

Прямо мне в ухо он хрипло говорит:

— Продолжай. Скажи мне, что ты меня не хочешь. Скажи, что больше не хочешь меня видеть. Скажи мне любую ложь, какую захочешь, но твоя сладкая киска скажет мне правду. Твои грёбаные трусики уже насквозь промокли.

Мне хочется кричать от отчаяния.

И только потому, что он прав.

Когда Кейдж снова касается моих губ, я издаю стон ему прямо в рот. Он издаёт ответный рык. Кейдж глубоко целует меня, потирая рукой мои трусики, пока моё тело не берет верх, и мои бёдра не начинают двигаться в такт движениям его пальцев.

Щеки горят, тело дрожит, я шире раздвигаю бёдра и покачиваюсь по мановению его руки.

Он сексуально произносит мне на ухо:

— Ты хочешь мои губы там, не так ли, красавица? Ты хочешь, чтобы я поедал эту мокрую маленькую киску, пока ты не кончишь мне на лицо.

Я бормочу нечто, похожее на отрицание. Это лишь заставляет его смеяться.

— Нет, хочешь. — Когда Кейдж щиплет мой набухший клитор через ткань трусиков, я дёргаюсь и стону. От этого он заводится ещё больше.

— Да, ты, блядь, этого хочешь. Ты хочешь мой язык, мои пальцы и мой член одновременно. Ты хочешь меня точно так же сильно, как я хочу тебя. Ты хочешь отдать мне всю себя, и это сводит меня с ума, потому что я знаю, что ты не дашь этого никому другому, — шепчет он.

Кейдж скользит пальцами под мои трусики, поглаживая мои влажные складки, дразня бутон моего клитора большим пальцем.

— Скажи только слово, и я встану на колени и заставлю тебя кончить. Я заставлю тебя кончить своим ртом, потом я трахну тебя у этой стены и заставлю кончить на мой член, пока я буду сосать твои идеальные сиськи.

Я задыхаюсь. От восторга.

— Кто-нибудь нас увидит. Кто-нибудь войдёт...

— Я запер дверь.

Кейдж вводит свой палец глубоко в меня.

Я выгибаю спину, задыхаясь и хватаясь за его плечи.

— Кейдж...

— Да, детка. Произноси моё имя, когда я заставлю тебя кончить.

Его голос звучит хриплым рокотом у моего уха. Я вдыхаю в себя его запах. Он большой и горячий, он окружает меня со всех сторон, подавляет меня, заставляет моё зрение затуманиваться, а кровь гореть огнём.

Когда он снова целует меня, я сдаюсь.

С лёгким стоном я сгибаю колено и скольжу ногой вверх к его бедру. Это открывает меня шире. Он отвечает одобрительным ворчанием из глубины своей груди и целует меня так сильно, что у меня кружится голова.

Затем Кейдж начинает двигать большим пальцем внутрь и наружу, описывая маленькие круги по моему клитору шершавой подушечкой большого пальца.

Это не занимает много времени. Я слишком изголодалась. Слишком нуждаюсь в этом. Слишком отчаянная для него.

Когда меня накрывает оргазм, я теряю себя.

Моя голова откидывается назад. Я кричу. Содрогаюсь в его объятиях, мои плечи прижаты к стене, а таз дёргается под его рукой. Сильные, ритмичные сокращения в глубине моего естества сотрясают меня снова и снова.

Кейдж грубо шепчет:

— Черт, да, детка. Я это чувствую. Ты кончаешь так чертовски сильно. В следующий раз ты дашь мне почувствовать это каждой клеточкой моего члена.

Из моего горла вырывается всхлип. Длинная и твёрдая, как камень, его эрекция впивается в моё бедро. Возможно, я схожу с ума от удовольствия.

Затем раздаётся выстрел, напрочь отбивающий всякую охоту.

Кейдж

Когда раздаётся второй выстрел, глаза Натали удивлённо распахиваются. Тёплая и податливая в моих объятиях каких-то пару секунд назад, она замирает и в ужасе смотрит на меня.

— Что это было?

— Стрельба.

— Что? О боже... Слоан!

Я вытаскиваю руку из её трусиков и борюсь с желанием пососать свои пальцы. У меня ещё будет предостаточно времени для этого позже.

— Оставайся здесь, пока я не вернусь. Никуда не выходи из этой комнаты. Поняла?

— Но...

— Поняла?

Натали облизывает губы, кивает, при этом выглядит такой красивой и раскрасневшейся. Её взгляд всё ещё окутан поволокой после недавнего оргазма.

Ах ты ж, блядь, мой член просто болит. Ощущение того, что она вот так кончила для меня, просто опустошило меня, отчего я не могу мыслить здраво.

Я быстро и крепко целую Натали, затем пересекаю комнату и открываю дверь, поправляя напряжённый член в штанах. Из коридора доносятся крики, топот ног, звон бьющегося стекла. Во всём этом гомоне и гаме кто-то выкрикивает приказы по-русски.

Раздаётся ещё один выстрел, затем выстрелы следуют очередью, отчего становится слышно ещё больше людских криков. Я слышу ещё больше отрывистых приказов, только на этот раз уже на гэльском.

Похоже, я не единственный, кого разозлил Ставрос.

Хотя, какого хрена ирландцы здесь делают, можно только догадываться. Согласно нашему соглашению с главой их семей, они обязаны проворачивать свои игорные операции строго на Восточном побережье.

Может быть, они решили пересмотреть условия нашего с ними соглашения.

Я вытаскиваю пистолет 45-го калибра из кобуры на липучке, пристёгнутой к лодыжке, и осторожно выхожу в коридор, держа оружие наготове. Людской поток проносится мимо меня до конца коридора по направлению к выходу. При этом люди напирают друг на друга в панике.

Слоан среди них нет.

В конце коридора я высовываю голову из-за угла и осматриваю столовую.

Стулья перевёрнуты. Столы перевёрнуты. Рядом с одним из них на полу неподвижно лежат несколько тел.

Я узнаю тех двоих, что были со Ставросом. Алексей и Николай.

Судя по количеству крови, впитавшейся в ковёр вокруг их тел, и тот и другой уже отдали концы.

Рядом с ними лежат неподвижно ещё два тела, лицом вниз на полу. Оба парня в костюмах. Отсюда я не могу наверняка сказать, гражданские ли они, павшие жертвами перекрёстного огня, но у меня такое чувство, что если бы мне довелось перевернуть тела, то эти двое оказались бы ирландцами.

Я тихо чертыхаюсь. Не самое подходящее время выбрали они для перестрелки, последствия которой, без сомнения, будут подробно освещаться во всех новостях.

Меня не должно быть здесь.

Здесь, с Натали, которая в этот самый момент должна покоиться на дне озера Тахо с пулей в голове.

Если Макс как-то пронюхает о том, что я не выполнил работу, нам обоим крышка.

Замечаю Ставроса и Слоан. Они прячутся за большой подставкой с пальмами в горшках у стены на другом конце комнаты.

По крайней мере, он защищает её. Присел перед ней на корточки с пистолетом наготове, когда она съёжилась на полу позади него.

Нет... не съёживается. Она подтянула под себя ноги и наклонилась ближе к полу, но при этом оглядывается по сторонам, выражение её лица настороженное и сосредоточенное, а не испуганное.

Слоан встречается со мной взглядом, затем наклоняет голову влево и поднимает два пальца, показывая, со сколькими вооружёнными людьми мы имеем дело и где они находятся.

У неё-то уж точно есть яйца, у этой девчонки.

Неудивительно, что они с Натали дружат.

Я киваю, давая ей понять, что понимаю. Затем разворачиваюсь и иду в другую сторону по коридору.

Напротив туалетов есть выход наружу. Он ведёт во внутренний дворик, который сейчас оказывается пустынным, если не считать россыпи сухих листьев на тонком слое снега. Бегом пересекаю внутренний дворик по направлению в другую часть ресторана, вхожу через другую заднюю дверь на кухню и подношу палец к губам, приказывая помалкивать трём испуганным сотрудникам, сгрудившимся под столом из нержавеющей стали.

Одна из девушек сжимает в руках свой крестик. Все они молча смотрят на меня широко раскрытыми, полными ужаса глазами.

Проходя мимо них, я направляюсь к вращающимся дверям кухни. Они такие, у которых круглые стеклянные окна на уровне глаз, чтобы официанты могли видеть, куда идти с нагруженными подносами с едой. Прислоняюсь плечом к стене и смотрю, что происходит в столовой.

Двое ирландцев присели на корточки прямо за дверями.

Они скрыты от столовой низкой стеной, которая проходит по периметру ресторана, верхняя часть которой украшена десятками искусственных папоротников. Сжимая оружие, они ведут напряжённые дискуссии о том, что делать дальше, бесконечно споря друг с другом на своём шипящем гэльском наречии.

Некоторое время я занимался изучением их языка, так что я без труда понимаю, что они солдаты. Не очень высокого ранга. Не привыкшие отдавать приказы.