Пролог

Это было давным-давно, когда мужчины все сплошь были сильными и смелыми, женщины красивыми и нежными, а люди в целом – прямодушными, и ещё не научились лгать.

Победоносный император Антипий, расширяя границы своих владений и силой оружия принуждая к повиновению всех, не желавших идти под его руку, дошёл со своим непобедимым войском до прекрасной горной местности. Прозрачная неширокая река текла с высоких гор, пробивая себе меж каменистых берегов дорогу к морю, синеющему вдали. Разведчики донесли императору, что за этой рекой начинаются владения маленького народа истов, которыми правит женщина, называющая себя царицей. Говорят, она очень хороша собой и умна. Подданные её почитают, любят и беспрекословно выполняют все её повеления.

Это было как раз то, чего так не хватало могучему императору. Ему подчинялись, но и только. Он хорошо знал, что если его сила хоть немного ослабнет, половина его империи сразу выйдет из повиновения. И потом женщина… Как может слабая женщина управлять целым народом, каким бы маленьким он ни был. Место женщины возле сильного мужчины, её обязанности – вести его дом и рожать ему детей для продолжения рода. Всё. Другого не дано и быть не может. А тут – царица! Император грозно нахмурился, и приближённые притихни. Они хорошо знали, как страшен их повелитель, когда его охватывает гнев, – не одна голова слетела с плеч ни в чём не повинных подданных, когда император гневался.

– Эта земля не стоит даже того, чтобы говорить о ней, мой повелитель, – выступил вперёд первый советник императора, старый и мудрый Клеон. – Сплошное нагромождение скал и ничего больше. И кучка дикарей под рукой слабой женщины. Разве это достойная добыча для могучего и непобедимого императора Антипия? Весь мир трепещет перед тобой, мой повелитель. Размеры твоей империи поражают воображение. Зачем тебе эти голые скалы? Мы только потеряем людей, карабкаясь на них.

– Людей у меня больше, чем песчинок на морском берегу, – высокомерно ответил на это император, – и если когорта-другая поляжет в этих скалах, я даже не почувствую ущерба. Посему повелеваю начать вторжение в эту землю и привести мне эту женщину как пленницу. Я покажу ей, кто на самом деле может называть себя правителем. Я научу её покорности.

Он призвал к себе своего главного военачальника, сильного мужчину и непобедимого воина Ингридия и велел ему лично возглавить эту военную операцию и доставить пленницу.

– Если хочешь сохранить свою голову на плечах, Ингридий, то сделаешь так, как я велю, – хмуро закончил свою речь император и отвернулся.

Военачальник, прославившийся не одной победой, был ещё молод и, конечно, хотел жить. Поэтому он быстро отобрал три сильных когорты воинов и немедленно отправился на покорение маленького горного народа. Они легко переправились через реку и стали продвигаться вглубь скалистой местности. Странно, но нигде не было видно людей, готовых оказать им сопротивление. Вокруг было тихо и безмолвно, только слышался недовольный клёкот орлов, доносившийся из их поднебесных гнёзд.

Непонятное и ужасное началось, когда воины принялись карабкаться на становящиеся всё выше и круче скалы. Один за другим они стали падать в глубокие ущелья. Воздух наполнился криками страха и боли. Силы нападавших катастрофически быстро таяли, хотя вокруг не было видно ни одного человека. Никто не нападал на них, а воины гибли десятками и сотнями. Опытному в военных делах и сильному стратегу Ингридию стало страшно. Он приостановил наступление, собрал своих людей в небольшой долине между скал, где разбил лагерь, и отправил гонца за подкреплением. Ингридий велел привести к нему ещё шесть когорт и доставить его старого воспитателя Домокла, который когда-то научил его держать меч в руках и потом прошёл рядом с повзрослевшим учеником все сражения и войны. Оглядевшись вокруг, военачальник отметил, что от трёх когорт, которые уверенно и с шутками выступили в поход не далее как вчера, осталась горстка перепуганных мужчин, с ужасом поглядывающих на высящиеся перед ними горы. А над ущельями стаями кружили грифы, чрезвычайно довольные устроенным для них пиром.

Ингридий, как мог, успокоил своих людей и пообещал им сильное подкрепление. Отступить он не мог – жажда жизни побеждала всё остальное. Ночь в лагере прошла тревожно. Часовые сменяли друг друга каждые два часа и проявляли необыкновенную бдительность. Но никто их не побеспокоил. Как только взошло солнце, люди были уже на ногах и с надеждой поглядывали в ту сторону, откуда должно было появиться подкрепление. К полудню волна новых воинов заполнила маленькую долину, а военачальник уединился со своим мудрым воспитателем, чтобы разработать стратегию наступления.

Долго совещались Ингридий и Домокл. И, наконец, был разработан хитроумный план. Основная масса воинов должна была повторить вчерашний штурм. А под их прикрытием небольшой отборный отряд наиболее опытных и сильных воинов, возглавляемых самим Ингридием, направлялся в обход с тем, чтобы захватить горных жителей врасплох и взять в плен царицу.

Этот план удался. На главном направлении штурма воины по-прежнему гибли десятками и сотнями. Но малый отряд пробрался в сердце горной страны и захватил высокородную пленницу. Правда, это была не сама царица, а её дочь и наследница принцесса Тамаринда. Девочке было не больше трёх лет, и она являла собой образец ангельской красоты. Захватив пленницу, Ингридий сделал объявление, что не причинит ущерба ни ребёнку, ни кому- либо другому из захваченных пленников, если царица добровольно сдастся в плен и позволит доставить себя к императору. В противном случае ребёнок будет подвергнут мучительной смерти. Девочка смотрела на завоевателей большими, синими, как море, глазами и, казалось, понимала всё, что говорил могучий воин со знаками высокого отличия. Но страха в глазах ребёнка не было.

Через некоторое время явилась сама царица Тамарис. Увидев её, опытные и много повидавшие на своём веку воины замерли в восхищении. Да и сам военачальник не сразу обрёл дар речи. Стоявшая перед ними женщина была потрясающе красива. Тонкие черты лица, синие-синие огромные глаза, золотого цвета роскошные волосы и изящное, гибкое и стройное тело. Но даже не это поражало в царице. Ей было свойственно какое-то необыкновенное величие. От неё исходила сила, перед которой хотелось преклонить колени.

– Ты обещал отпустить с миром мою дочь, военачальник, если я приду к тебе добровольно, – сказала царица чистым и звонким, как журчание горного ручья голосом. – Я пришла. Сдержи и ты своё слово.

Ингридий с трудом взял себя в руки и поклонился царице.

– Всё будет, как я сказал, если ты пойдёшь с нами, царица, – хрипло проговорил он. – Моё слово крепче камня.

Царица Тамарис кивнула головой и подошла к дочери. Взяв её на руки, нежно поцеловала и сказала несколько тихих слов, после чего передала девочку старой няне и повернулась к пришлым воинам:

– Я готова, военачальник.

Ингридий сдержал слово и не стал чинить препятствий захваченным в плен людям, которые вскоре как будто растворились в окружающих горах. А отряд отправился в обратный путь, стремясь соединиться с оставленными у подножия гор силами. Когда достигли долины, где был разбит лагерь, Ингридия приветствовал его старый учитель и с болью в глазах показал, что осталось от непобедимого войска. Из девяти тысяч отправившихся на штурм воинов жалкие две-три сотни остались в живых. Остальные стали пищей для хищных животных и птиц, которые пировали сейчас на их останках. Вышедшие живыми из этого ужаса воины были полностью сломлены духом и думали лишь о том, чтобы поскорее перебраться на свой берег.

Военачальник не стал испытывать их терпение и отдал приказ о возвращении в расположение армии императора. Для царицы были сооружены носилки, и она сидела на них, закутанная с головы до ног большим покрывалом. Будет лучше, если мужчины не увидят раньше времени эту потрясающую красоту, подумалось Ингридию. Четыре сильных воина несли носилки, меняясь каждый час, чтобы царица не испытывала никаких неудобств.

Остатки императорского войска, посланного на завоевание истов, спокойно перебрались через реку и вскоре достигли своей цели. На них смотрели с изумлением. Никогда ещё императорская армия не терпела такого сокрушительного поражения – в поход отправилось девять когорт, а обратно вернулась кучка измученных и сломленных людей, в глазах которых застыл ужас.

Изумление достигло предела, когда перед императором поставили носилки, и Ингридий, подав с поклоном руку царице, помог ей подняться на ноги, а потом снял с её головы покрывало. Вздох восхищения одновременно вырвался из сотен мужских грудей и мягко окутал царицу, придавая ей силы. Только сам Антипий смотрел на женщину жёстко и неприветливо. Всем было известно, что их император – мужеложец, и возле него всегда вьётся стайка красивых юношей, пробивающих себе дорогу в жизни через ложе повелителя. Но такая красота не могла оставить равнодушным никого.

Император, однако, смотрел на женщину глазами, полными ледяного холода.

– Слушай меня, женщина, называющая себя царицей, и хорошо запомни мои слова, – начал он громким голосом, в котором звучал металл. – На этой земле может быть только один повелитель, и это я. Сейчас ты громко признаешь это и преклонишь передо мной колени. И после этого я отпущу тебя, но твой народ будет регулярно платить мне дань.

Антипий выжидательно смотрел на пленницу. Присутствующие замерли, и в звенящей тишине раздалось тихое, но твёрдое:

– Нет!

Император грозно нахмурил брови:

– Ты играешь с огнём, женщина. Ты даже не представляешь себе, что я могу с тобой сделать.

– Что бы ни измыслил ты, человек, называющий себя императором, это не изменит моего решения. Царицы истов никогда не преклоняли колени перед чужеземцами и не станут делать этого впредь. Мой ответ – нет, нет и ещё раз нет.

Царица стояла перед императором с гордо поднятой головой – невысокая хрупкая женщина, которую, казалось, можно переломить одной рукой. Но дух её оказался столь силён, что вызывал уважение и даже преклонение. Антипий вскочил на ноги, лицо его налилось угрожающей краснотой.

– Что ж, ты сама выбрала свою участь, несчастная, – зло проговорил он. – Непокорные рабы заслуживают вразумления. А я знаю только один способ как следует вразумить женщину. Сейчас ты здесь, на глазах у всех собравшихся будешь подвергнута наказанию через насилие.

Царица побледнела, однако не произнесла ни звука. А император выбрал из своих воинов двенадцать самых сильных и велел приготовиться к экзекуции. Воины смущённо поглядывали друг на друга, но ослушаться не посмели. Их колебания были, однако, сразу же забыты, как только по знаку императора с женщины сорвали одежды. Она стояла перед ними, прекрасная в своей наготе, и гордо смотрела на своих мучителей. Глаза её метали синие молнии, но она молчала.

– Начинайте, – велел Антипий и сел на своё кресло, готовясь к интересному зрелищу. Он был полон предвкушения победы, когда эта гордячка преклонит, наконец, перед ним колени.

Первый из выбранных императором воинов, уже полностью возбуждённый видом обнажённой женщины, подошёл к царице, одним ловким движением повалил её на ковёр у ног императора и впился в прекрасное тело, извиваясь и стеная. Когда он завершил своё дело и, весьма удовлетворённый, поднялся на ноги, по знаку Антипия женщину вновь поставили перед ним, и он повторил своё требование.

В ответ раздалось тихое, но непреклонное «Нет!», и экзекуция продолжилась. После восьмого из мучителей, огромных размеров и дикого вида воина, который трудился над предоставленным ему телом дольше других, царицу не смогли поставить на ноги – она потеряла сознание.

– Что ж, – сказал на это император, хищно улыбаясь, – мы продолжим наш разговор завтра. А сейчас отнесите её в шатёр, где сложены наши запасы, и стерегите самым строгим образом. И ничего не давайте, кроме воды.

Потрясённые всем увиденным люди разошлись, тихо переговариваясь между собой о необычном происшествии. Не успевшие получить своё воины из дюжины избранных императором палачей жадно расспрашивали более везучих товарищей об их впечатлениях.

– Это ни с чем не сравнимое блаженство, – ответил за всех дюжий Осмин, бывший последним в очереди. – Поверьте мне, я много женщин подмял под себя за свою жизнь, но такого удовольствия не получал ни от одной, клянусь. Она мягкая как бархат и одновременно тугая как хорошие новые ножны для моего меча. И горячая.

Остальные дружно закивали головами, глаза их замутились от сладких воспоминаний. Четверо оставшихся не у дел воинов решили развлечь себя доброй выпивкой в ожидании завтрашнего удовольствия – чтобы время быстрее прошло.

Утром следующего дня, когда поднялось солнце, люди снова собрались у шатра императора. Удовлетворённый проведенным вечером и слегка смягчившийся Антипий уселся в своё кресло в предвкушении предстоящего зрелища. Полночи он, возбуждённый всем увиденным вчера, развлекался с двумя своими любовниками сразу. Оба старались изо всех сил, и доставили ему массу наслаждений.

Каково же было изумление всех собравшихся, когда посланные за пленницей воины вернулись ни с чем и заявили, что царица из шатра исчезла. Император не мог поверить в это и послал целый отряд, чтобы они всё перевернули и нашли беглянку. Но и эти воины вернулись с тем же результатом. Царица как будто в воздухе растворилась. Призвали воинов, стороживших шатёр с пленницей. Четверо дюжих мужчин в один голос клялись, что всю ночь не спускали глаз с шатра и никуда не отлучались. Всё было тихо, и ничто не вызывало беспокойства. Взбешённый император велел тут же казнить их и послал на поиски беглянки две когорты воинов во главе с опытными и сильными командирами. Те вернулись ближе к вечеру и сообщили, что не смогли даже перебраться на другой берег – тихая река превратилась в бешено ревущий поток, в который даже войти невозможно. Император сгоряча снёс головы обоим командирам, не сумевшим угодить ему, и принялся думать, как выйти из этого положения – он чувствовал себя униженным и оскорблённым.

Никто из окружающих не решался даже приблизиться к пребывающему в гневе Антипию. Наконец тот подозвал к себе верного Клеона и спросил, что он думает обо всём этом. Клеон был уже стар и не так боялся смерти, как другие. К тому же он привык говорить императору правду.

– Я думаю, что ты уже одержал свою победу, повелитель, – сказал советник, – ты показал этой женщине, что сильнее её. Но само небо встало на её защиту и не позволяет уничтожить этот маленький народ. Перед этой силой придётся склониться даже тебе, о сильнейший из сильных и храбрейший из храбрых. Оставь в покое этот дикий клочок земли и наслаждайся тем, что имеешь.

Поразмыслив немного, Антипий согласился с мудростью своего советника и отдал распоряжение снимать лагерь и двигаться к своей столице. Ему самому порядком надоели эти походные условия.

Всю обратную дорогу люди перешёптывались между собой о странных событиях, которым были свидетелями. Куда девалась царица? Как могла она исчезнуть без следа из огромного и хорошо охраняемого лагеря? И что случилось с тихой рекой, превратившейся в непреодолимое препятствие на пути воинов императора? Правда, те, кто был послан в карательную экспедицию, ни минуты не сожалели о том, что не смогли переправиться через реку. Им вовсе не хотелось разделить участь множества погибших в тех горах товарищей. Понемногу разговоры стихли, происшествие стало забываться.

Прошло несколько лет. Антипий всё так же жёстко управлял своей огромной империей, не щадя ни сил, ни жизней своих подданных. С годами характер его стал ещё тяжелее. Он не терпел никаких возражений, требовал полного и безоговорочного подчинения и всё чаще жестоко наказывал не угодивших ему юношей, которые не сумели дать ему полного наслаждения на ложе. В окружении императора появились тревожные настроения. Давно не было в живых мудрого Клеона, который один умел справляться с гневом своего повелителя и смягчать его нрав. Люди боялись приближаться к императору, а он становился всё требовательнее, всё злее.

Как-то в начале лета праздновался день рождения императора. Было устроено великое торжество. Антипий сидел в своём шикарном кресле под великолепным балдахином и принимал поздравления и подарки от своих подданных. Что только не подносили ему ищущие его благосклонности приближённые! Однако угодить императору становилось всё труднее. Он пресытился богатствами, и удивить его было нечем.

Когда день начал клониться к вечеру и даров вокруг императора собралось видимо-невидимо, к трону Антипия приблизился дорого одетый старик, рядом с которым шёл очаровательный юноша. Тот был не слишком высок, строен, светловолос и красив. Глаза императора загорелись – это был как раз такой тип, что давал ему наивысшее наслаждение. Антипий окинул взглядом всю фигуру юноши, задержал глаза на крепких бёдрах, дорисовывая в воображении упругие ягодицы, и задрожал от нахлынувшего вожделения.

– Моя хозяйка шлёт тебе в дар этого милого юношу, который готов служить тебе верой и правдой, повелитель, – склонился в глубоком поклоне старик.

Юноша же смотрел на престарелого императора таким нежным, таким ласкающим взглядом, обещавшим море наслаждения, что Антипий забыл обо всём.

– Передай своей хозяйке благодарность от меня, старик, – небрежно бросил он дарителю. – А ты, красавец, подойди ко мне и сядь рядом.

Юноша послушно опустился на ковёр у ног императора, продолжая нежно улыбаться ему. Антипий ощутил, как его могучий мужской орган, который мог бы произвести на свет много сильных воинов, если бы использовался по назначению, пришёл в полную готовность. А когда юноша облизнул губы и как будто потянулся к нему, терпение императора оборвалось, и он объявил, что устал от праздника и желает отдохнуть. А вечером ждёт всех приглашённых на большой пир. И велел не беспокоить его, пока не придёт время праздничного застолья. После чего ушёл в свои покои, уводя за руку свою очаровательную добычу.

Собравшиеся на площади перед дворцом люди потихоньку разошлись. Служители стали готовиться к пиру. Дворец затих, не рискуя мешать отдыху повелителя. Когда подошло время пира, распорядитель дворца отправился к императору. Он неслышно вошёл в покои повелителя, сделал несколько шагов и замер, потрясённый тем, что увидел. Возле широкого императорского ложа сидел на ковре подаренный повелителю юноша. Обняв свои колени, он неотрывно смотрел на императора. А тот скорчился на шикарном шёлковом покрывале, лицо его посинело и выражало крайнюю степень муки, а руки как будто пытались разорвать грудь, чтобы впустить в лёгкие воздух. Повелитель был мёртв.

– Что ты наделал, несчастный?! – вскричал потрясённый распорядитель.

– Я – ничего, – спокойно ответил юноша, – это он пытался воспользоваться мною и не выдержал, умер, как видите.

Распорядитель, крича, выбежал из покоев императора, и вскоре там собрались все самые важные персоны из приближённых Антипия. Юноша всё так же спокойно сидел на ковре, глядя на вошедших безмятежными синими глазами.

– Что здесь произошло? – требовательно спросил главный советник императора.

Распорядитель дворца сбивчиво принялся рассказывать о том, что увидел, войдя в покои. Но ту же картину видели и все остальные. Ничего не прояснилось после слов старого слуги. И главный советник обратил свои вопросы к юноше.

– Я охотно расскажу вам всё, что знаю, – заявил юноша, нисколько не смутившись ситуацией. – Видите ли, много лет назад этот человек ужасно унизил и оскорбил мою мать, царицу Тамарис. Вернувшись из плена, куда пошла добровольно, полагаясь на честь императора, царица обнаружила, что тяжела после совершённого над ней насилия. И тогда она приняла решение наказать обидчика. Она вскормила меня отравленным молоком и взрастила на ядах. И я стал ядовитым сильнее любой фаланги, укус которой смертелен. От моего дыхания даже вянут цветы и гибнут насекомые. Любое прикосновение ко мне смертельно опасно. А он целовал меня и даже пытался ворваться в моё тело, но я не позволил. Моя мать сказала, что вырастила меня как живой меч возмездия для тирана, и погубить его – цель моей жизни. Свою задачу я выполнил, и что будет дальше, мне безразлично. Но я желал бы уйти отсюда.

– Ты можешь идти, юноша, – сказал на это главный советник, который был в своё время вместе с императором во время попытки покорения горного народа и видел своими глазами, что сотворил их повелитель с доверившейся ему царицей.

Этот человек, как и многие из окружения императора, не одобрял действий своего правителя. Однако противоречить повелителю было опасно для жизни, и это хорошо знали все в огромной империи. То, что произошло сейчас, высокий сановник расценил как справедливую кару для сластолюбивого и жестокого правителя. Откровенно говоря, с его смертью многие вздохнут свободнее. А с управлением империей отлично справится прославленный воин и мудрый политик Ингридий, имеющий нормальную семью и трёх сыновей, как и положено любому высокопоставленному вельможе.

Никем не остановленный, юноша, не спеша, вышел из дворца и двинулся по направлению к морю. Страшная новость бежала впереди него, и люди широко расступались, давая дорогу ядовитому человеку, одно дыхание которого способно убить.

Никто не знает, что стало потом с этим отравленным ядами юношей, как прошла жизнь его матери царицы Тамарис, но с тех пор в сознании и речи людей появились три новых слова – Ложь, Коварство и Месть.

Загрузка...