Ближний бой

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

— Вон там, между двух труб, — Останкинская телебашня, — показывала Лена. — Ты был там?

Беляев смотрел на свою спутницу, улыбался и отрицательно качал головой.

— А вон Кремль, во-он там…

Они стояли на смотровой площадке Воробьевых гор. Лена, наконец, осуществила свое давнее намерение показать Олегу Москву. Он терпеливо слушал ее объяснения, посматривал на залитую вечерним солнцем панораму города, но чаще — на своего экскурсовода.

— Ну что ты уставился? — не выдержала она. — Успеешь наглядеться. Ты на Москву смотри! Он облокотился на парапет.

— А мне больше на тебя нравится смотреть. Краска залила ее щеки. Олегу показалось, что от этого она еще больше похорошела.

— Спасибо за комплимент, — сказала она нарочито сухо. — Но давай все-таки смотреть на Москву.

— Давай.

— Вон там, справа, где железнодорожный мост, — новое здание Академии наук… Да ты не слушаешь меня! О чем ты все время думаешь?

Он улыбнулся.

— О тебе, конечно. И о себе… А еще, если честно, о том телефонном номере. Ты попросила соседку узнать, кому он принадлежит?

Беляев имел в виду номер, который набирал блондин на фазенде Картавого. Вернувшись в Москву, Олег записал его и отдал Лене, чтобы она передала его соседке, которая работает на АТС. По этой ниточке он должен выйти на блондина. Теперь, когда он точно знал, кто убил Андрея, он не находил себе места, горя желанием вычислить его и отомстить.

— Да, отдала, — ответила Лена, и в ее голосе проскользнуло недовольство. — Она с неохотой обещала сказать адрес завтра вечером. Это, кажется, подмосковный номер…

— Завтра вечером? — Олег нетерпеливо вздохнул. — Долго!

— Эти отлучки тебя когда-нибудь доконают! — заговорила Лена с укором. — Посмотрел бы на себя, на кого ты был похож, когда вернулся позавчера. На тебе живого места не было!

— Ерунда, царапины. Не бери в голову, — Олег заставил себя непринужденно улыбнуться. — Просто я разыскиваю одного парня… Надо вернуть ему долг. Так уж я устроен, что если кому должен, то обязательно возвращаю все сполна. — Олег повернулся к панораме Москвы. — Ну, что ты там говорила про телебашню? Где она?

Но у Лены почему-то пропал весь ее экскурсоводческий пыл. Они стояли у парапета и молча любовались видом на Лужники, на зеленые склоны Воробьевых гор, круто сбегающие к реке…

На смотровой площадке было шумно и оживленно. Сюда подкатывали автобусы с иностранцами, желающими взглянуть на Москву. Гостей из-за границы поджидали торговцы сувенирами, чьи столы растянулись вдоль всего парапета. Подъезжали и свадебные кортежи.

Лена и Олег прошли вдоль торгового ряда. Посмотрели на матрешек, изображавших Ельцина и Горбачева, на шапки-ушанки, майки, часы, лаковые шкатулки. Лена с любопытством оборачивалась на невест в белых кружевных платьях. Одна из них в окружении жениха и друзей позировала перед кинокамерой.

— Ты еще наденешь такое платье, — перехватив ее взгляд, заметил Олег.

— Не стоит сейчас говорить об этом.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Северо-Уральск, — неожиданно сказал он.

Лена не ответила. Сердце гулко стучало в ее руди. Украдкой, сквозь полуопущенные ресницы, oна посмотрела на своего спутника. Его голубые лаза светились нежностью.

— Может, пойдем к реке? — предложила она.

По металлической лесенке, проложенной сбоку от трамплина, они спустились на лужайку и оттуда, мимо домика лыжников, по крутой тропе сошли на набережную. Здесь было немноголюдно. Кое-кто загорал, но никто не купался: вода в Москве-реке чистотой не отличается.

— Посмотри, — Олег, остановившись, протянул девушке перстень. — Нравится?

— Какая красивая вещь! — восхитилась Лена. — Неужели это настоящее золото?

— А то как же. Бери, это тебе подарок. Подняв было руку, чтобы взять вещицу, Лена снова опустила ее. Улыбка медленно сошла с ее губ.

— Откуда это у тебя? Олег смутился.

— Ты мне не поверишь… — Он пожал плечами. — Но я это нашел.

Лена вдруг отчаянно замотала головой, в глазах ее мелькнул испуг.

— Нет, я не могу принять такой подарок. Даже если камень искусственный, все равно это стоит безумных денег!

Он сник, хотя по инерции продолжал улыбаться.

— Вряд ли камень искусственный… Ну, чего ты? Бери. Я же люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей. Моей навсегда.

Ее глаза потемнели.

— Я не верю, что ты его нашел, — тихо, с дрожью в голосе сказала она. — Скажи правду, где ты его взял? Может, ты спутался с бандитами, и эта вещь — краденая? Да это наверняка так! — вдруг почти выкрикнула она. — Скажешь, разгружал вагоны с картошкой, чтобы подзаработать денег на золотой перстень? Тебе лучше уехать к себе! Правда, так для тебя будет лучше! Москва на тебя очень плохо влияет!..

— Я не уеду без тебя.

— После своих отлучек ты возвращаешься весь в крови! — не слушая его, продолжала она с горечью. — Ты дерешься с кем-то… Может, ты… еще и убил кого-нибудь?.. — Она умолкла, не в силах говорить. Ее душили рыдания.

Олег с силой сжал перстень в кулаке.

— Да, — сказал он сквозь зубы. — Я убийца. Кто прошел через войну, тот никогда не сможет жить, как другие. У меня, наверное, что-то отключилось в башке. Меня тянет туда, где убивают, где кровь. Не случайно многие наши ребята, с кем я служил, пошли в бандиты или в охранники… Мне тоже предстоит выбор между этими дорожками, другого пути у меня нет…

Его голос стал хриплым и сорвался. Он замолчал. Лена тоже молчала, глядя на него как-то странно, с испугом, не зная, что ответить.

Он разжал кулак, с ненавистью посмотрел на перстень, потом размахнулся и зашвырнул его в реку. Лена проводила перстень изумленным взглядом.

— Ты странный человек, — сказала она очень тихо. — И совершенно не похож на Андрея.

— Ты любила его?

— Он был хорошим парнем…

— Да, очень хорошим. Андрей был настоящим другом. Наверное, я не должен был говорить тебе все это… Ну, там, что я тебя люблю и все такое… Мы ведь его только похоронили.

Она пошла по набережной. Он двинулся за ней.

— Мне кажется, то, что осталось в тебе от войны, — это болезнь, — сказала она после долгого молчания. — Ты справишься с ней. Я… буду помогать тебе в этом…

Олег отвел глаза. Он не хотел, чтобы она увидела вспыхнувшую в них радость.

Первым делом Геннадий перенес кейсы в свою комнату. Потом принял душ и как следует выспался. Вечером он немного побоксировал с парнями в спортзале, а перед ужином заглянул на корты. Здесь его тотчас окружила толпа молоденьких девушек требовавших, чтобы он включился в игру. Штруп сыграл один сет в паре с Сусанной Кричевской против Ирочки Новосильцевой и Маши Деминой.

Антонина Петровна, отодвинув занавеску у окна своей комнаты, с любованием следила за своим молодым кумиром. Сидевшие на террасе пожилые дамы, давно вышедшие из бальзаковского возраста, опустили свои книги и устремили взгляды на теннисную площадку.

Спустя четверть часа возле кортов собралась добрая половина женского населения лагеря. Гена не обращал ни на кого внимания. Он не отрывал глаз от бегавшей перед ним с ракеткой Ирочки Новосильцевой. Как она хорошо сложена и как, должно быть, аппетитно выглядит без этого платьица! В конце концов, он вернулся сюда именно из-за . нее! Он непременно должен заняться этой смазливой девчонкой и добиться с ней близости.

После ужина в спортлагере начиналась веселая жизнь — дискотека, кино, игры. Маленький домик обслуживающего персонала, стоявший на отшибе, в эти часы пустел. Поднявшись к себе, Штруп заперся в своей комнате. Достал из шкафа один из кейсов — тот, что полегче, и положил на кровать. Шифра замков блондин не знал, пришлось использовать слесарный инструмент.

Через некоторое время, орудуя шилом, плоскогубцами и пилкой, Гена наконец откинул крышку «дипломата». У него захватило дух, он даже присвистнул от восторга. В портфеле, забитом доверху, лежали аккуратно упакованные пачки стодолларовых купюр!

Вот за какой добычей охотился Гаврила! Месть за смерть Кисы — предлог, на самом деле ему нужны были баксы Картавого. Из-за этих денег схлестнулись две бандитские группировки, и обе практически в полном составе отправились на тот свет.

Улыбаясь, Штруп взял одну пачку и тщательно пересчитал купюры. Сто штучек, одна к одной. Значит, в пачке — десять тысяч. Они лежали стопками по пять пачек, а таких стопок было тридцать. Гена прикинул в уме — полтора миллиона! Он засмеялся, повалился на кровать и блаженно вытянулся. Скоро у него таких персиков, как Ирочка, будут десятки. Он вообразил себе сразу трех милашек, лежащих с ним в одной кровати. Он тискает их нежные бедра, гладит мягкий пушок на лобке и целует мягкие податливые губы…

Штруп задумался. Знакомый сутенер с Тверской за баксы достанет любых телок, даже малолеток. Так стоит ли терять время на Ирочку? Может, завтра сразу слинять в Москву?..

Тут мысли Гены приняли более здравое направление. Нет, вряд ли он уедет завтра. На угнанной машине его зацапают гаишники. Надо будет одолжить машину у одного здешнего парня. Оформить доверенность, все чин чином. На эти дела уйдет дня два. Зато потом он сможет без помех раскатывать по Москве…

Блондин аккуратно уложил деньги обратно в кейс и поставил его в шкаф рядом с другими.

Наутро Гена встал в превосходном настроении. Он молод, хорош собой, и у него уже есть полтора миллиона баксов (это при том, что он еще не заглядывал в два других саквояжа!). Впереди его ждет прекрасное будущее. Он переведет деньги за грани-цу и быстренько смотает туда сам. Малолеток можно купить везде, и даже дешевле, чем на Тверской. А с блатной жизнью пора завязывать. Умение быстро забывать о своих «подвигах» было одним из достоинств Штрупа, позволявших ему без всяких угрызений совести смотреть вперед и наслаждаться жизнью.

После завтрака Гена играл один против Ирочки и Сусанны. Собравшееся у площадки дамское общество восторженными криками приветствовало каждый выигранный им мяч. Он играл резко и сильно, без всяких скидок на возраст девушек. К концу третьего сета, проигранного «всухую», они уже стояли неподвижно, с расстроенными лицами, опустив руки.

Гена небрежно подошел к сетке.

— За целый месяц вы так ничему и не научились, — сказал он, обворожительно улыбаясь. — Наверное, я неважный тренер.

Глядя на него, они не могли не улыбнуться в ответ.

— И все же в один прекрасный день мы вас все-таки побьем! — воскликнула Сусанна.

— Я очень надеюсь на это! Всегда приятно проигрывать красивым девушкам, — и он игриво посмотрел на свою пассию.

Ира простодушно смотрела на него. Ее улыбка показалась Гене многообещающей.

Часом позже, увидев ее в холле раздевалки, он кивнул ученице головой, предлагая следовать за ним. Он вошел в пустующую маленькую кладовку. Когда следом за ним вошла Новосильцева, он закрыл дверь на задвижку.

— Короче, малышка, ты мне нравишься, — без долгих предисловий сказал Гена.

Лицо девушки залило краской. Стыдится, подумал Гена. Значит, она не такая испорченная, какой кажется. Это немного усложняет дело, ну да ладно…

Он взял ее под мышки и притянул к себе. Она не сопротивлялась, когда он впился в ее рот. Отпустив ее, он уловил на ее лице оттенок радости и затаенной гордости. «Я не ошибся в ней, — мысленно усмехнулся он. — Эта телка даст. Трахну ее завтра вечером».

А вслух сказал:

— Ты клево целуешься. У тебя, наверное, есть парень?

Она неопределенно пожала плечами. Гена улыбнулся.

— Хочешь, я буду твоим парнем? Только ты держи язык за зубами, а то нам обоим несдобровать.

Он снова прижал ее к себе, только на этот раз крепче и всем телом. Пусть заранее просечет, что он не пятнадцатилетний сопляк и не собирается ограничиваться одними поцелуями.

Когда он оторвался от нее, она, вся пунцовая, прыснула в кулачок, сделала ему глазки и опрометью выбежала из кладовки.

Вечером Штрупа ждал второй кейс. Он заперся и, не торопясь, взялся за дело. Первый же взгляд на содержимое кейса заставил его мечтательно улыбнуться. Содержимое этого «дипломата» не отличалось от первого. Разве что суммой — миллион двести тысяч. Гена удовлетворенно потирал руки. Открыть, что ль, заодно и третий саквояж? Нет, оставим это удовольствие на следующий вечер. Завтра последний день его пребывания в лагере, и он должен устроить себе двойной праздник. А послезавтра с утра можно будет дергать отсюда.

…День прошел довольно скучно. После ужина пассия охотно уединилась с ним в укромном местечке позади столовой, ожидая новой порции поцелуев. Но Штруп жаждал большего.

— Пойдем прогуляемся до реки, — предложи он. — А то тут нас могут застукать,

— Гулять по лесу… — Она капризно поморщи лась. — Я помру от страха гулять там вечером! — И все же видно было, что она кокетничает.

— Ну, сейчас еще светло, а потом — я же тобой! — улыбаясь, произнес Гена.

Девушка больше не колебалась. Прогулка с кра сивым мужчиной, поцелуи и нежные слова пред ставлялись ей верхом блаженства.

— Мы слиняем через заднюю калитку, чтобы нас не засекли, — прибавил он. — А вернемся через часок-полтора, как раз к концу дискотеки.

Выйдя из лагеря, они направились по лесной дорожке к мелкой, заросшей камышами речушке. Вокруг тропы смыкались сосны, далеко за их стволами догорал закат. Небо было еще совсем светлым, но в лесу, среди деревьев, сгущались сумерки. Пассия тихонько напевала — ее чудесный сон продолжался, а совращенец рыскал глазами по сторонам, выискивая подходящее местечко.

Если бы он оглянулся назад, то увидел бы знакомую фигуру, неторопливо идущую за ними той же дорогой. Олег заметил Штрупа у калитки, когда обходил лагерный забор. Находясь на приличном расстоянии, Беляев в первую минуту засомневался. Штруп ли это, тем более что блондин вышел из калитки с какой-то девушкой. Однако, пройдя за парочкой некоторое расстояние, Олег понял, что не ошибся. Наконец-то он сквитается с должником.

Беляев нагнал парочку у самой реки. Какое-то время он держал их в поле зрения, не решаясь приблизиться. Олега смущало присутствие девушки, ему не хотелось сводить счеты с бандитом при посторонних. Потом вдруг эта парочка пропала. Лишь подойдя к самой реке, он увидел их лежащими в граве под большой изогнутой ивой, листва которой образовывала нечто вроде шалаша.

… — Ты будешь в полном порядке, малышка, не оойся, — сказал Штруп, увлекая ее на травку.

Она смотрела на него с неуверенной улыбкой и чacтo дышала. Еще когда они шли к реке, ее посетила мимолетная мысль, что Гена собирается овладеть ею. Но она старалась не думать об этом, находясь во власти романтических грез. Сейчас ей вдруг снова пришла в голову та же мысль, и по ее спине пробежала холодная дрожь.

Гена обольстительно улыбался Новосильцевой, его настойчивые руки обвили ее талию, нырнули под шорты, коснувшись резинки ее трусиков, В душу девушки вполз страх.

— Ты же будешь очень довольна, — хрипло проговорил Гена, оторвав рот от ее губ. — Я все сделаю нежно…

Ира не сопротивлялась, когда он снимал с нее блузку, все в ней замерло, сердце учащенно колоти-дось. Она изо всех сил старалась казаться спокойной, даже полузакрыла глаза, но бледность и дрожащие губы выдавали ее волнение.

Штруп задрал на ней майку, обнажив девственную грудь, затем уверенной рукой спустил с нее трусики. Показался упругий белый живот и маленький лобок, покрытый еще реденькими волосами.

— Такая ты мне больше нравишься, — сказал он. Гена окончательно избавил ее от майки и трусов. Она лежала перед ним голая. Он оглядел ее полным вожделения взглядом.

Взглянув ему в глаза, Ира испугалась. Лицо его скривилось в какой-то звериной усмешке, рот оскалился. Навалившись на свою пассию всем телом, он просунул руку ей под зад и больно сжал ягодицы, одновременно раздвигая коленями ее ноги.

— Нет! — пискнула она. — Не надо! Девушка заплакала, схватила обеими руками красивые волосы Гены и потянула его голову назад.

— Ты же этого хочешь, сучка, — прохрипел бандит. — Трахалась с парнями, признайся!

— Мама… — только и могла пролепетать она, вздрагивая от ужаса.

— Да ты настоящая телка! Наверное, уже потекла?..

Он судорожным движением отвел было в сторону ее бедро, нацеливая разбухший член в девичьи апартаменты, как в этот момент чья-то рука стальными клещами схватила его за плечо и с силой отбросила в сторону.

Штруп остолбенел от изумления, он даже не почувствовал боли от удара спиной о корягу. Перед ним стоял парень, с которым он уже дважды встречался. Один раз — на даче Сопилы, второй — в доме Картавого. Теперь он стоял и презрительно усмехался, глядя Штрупу в глаза. Он даже дал блондину время подняться на ноги и застегнуть брюки. Как видно, незнакомец чувствовал свою силу. В руках у него не было ни пистолета, ни даже ножа.

Штруп тревожно огляделся. Похоже, они были в лесу одни. Маленькая сучка, разумеется, в счет не шла.

Он перевел дыхание, отступил на шаг, расправляя плечи и принимая стойку каратиста. Олег наступал на него с опущенными руками, с беспредельной ненавистью во взгляде. Казалось, он собирался просто подойти к убийце и плюнуть ему в рожу, больше ничего.

— Слушай, браток, тебе надоело жить? — Напрягшаяся ладонь Штрупа поднялась для замаха.

— Глохни, гнида, — ледяным голосом сказал Олег. — Сейчас ты у меня за все ответишь.

— Давай побазарим спокойно, — бандит отступил еще на пару шагов. — Мы можем договориться.

— Договориться? — Беляев мрачно усмехнулся. — Договариваться будешь на том свете с дьяволом.

В этот момент он сделал резкий и быстрый бросок ногой, дотянувшись ею до груди блондина. Удар был настолько неожиданным, что убийца не гепел среагировать и, не удержавшись на ногах, упал. Олег мог бы сейчас прыгнуть на него, подучив ощутимое преимущество в ближнем бою. Штруп полагал, что его противник так и сделает. Бандит даже не стал подниматься с земли — лежал, готовясь к схватке. Но Беляев стоял с опущенными руками, дожидаясь, пока ошарашенный противник поднимется на ноги.

Штруп, вскочив, засунул руку в задний карман брюк. Через секунду в его руке блеснуло лезвие. Нож был маленьким, рукоятка утопала в ладони, но все же это было оружие.

На губах убийцы заиграла мстительная улыбка, в глазах засияли озорные огоньки.

— Что, обоссался? — сказал он. — Ну, давай подходи!

Олег стал надвигаться. Неожиданно он сделал ложный замах ногой — Штруп дернулся, и тотчас Беляев выкинул кулак, целясь бандиту в лицо. Тот успел уклониться и перехватить руку нападавшего, пытаясь одновременно ударить ножом в грудь. Но Олег был начеку — лезвие лишь скользнуло по его ребрам. В следующий миг он вырвал руку и всем телом навалился на врага, приложив его слегка коленом в пах. Короткий, почти без замаха, аперкот правой в живот поверг бандита в нокдаун. Штруп тяжело задышал, попытался отпрянуть, но Олег перехватил его локоть и резкой подсечкой свалил на землю.

С минуту блондин беспомощно барахтался на спине, тщетно пытаясь высвободить прижатую к земле руку с ножом, норовя нанести сопернику удар головой. Беляев не предпринимал никаких действий, только глядел убийце в глаза и улыбался своей презрительной, мрачной улыбкой.

— Твоя рожа была в черном чулке, когда ты стрелял в Андрея… — хрипло проговорил Олег, но досказать свою мысль не успел.

Убийца, собравшись с силами, все же вывернулся и отпрянул в сторону, оставив в руках противника клок порванной рубашки. Это вызвало у Беляева зловещий смех. Тяжело дыша и уже не помышляя о нападении, Штруп отмахивался ножом от наступавшего Олега. Он пятился, озираясь и выжидая удобный момент, чтобы убежать.

Олег внимательно следил за его действиями. Нож в руке бандита казался жалкой игрушкой, и он сам понимал это.

Беляев, надвигающийся на соперника, неожиданно оступился, и Штруп, воспользовавшись этим, побежал. Олег бросился вдогонку.

В первую минуту блондин бежал без оглядки, напролом, не смея оглянуться.

Тяжелое дыхание преследователя не давало убийце расслабиться. В мозг бандита как будто вселилась бесноватая крыса — настолько его сковал неудержимый страх. Однако быстрый бег и пронизывающий ветер немного привели его в чувство.

Впереди, за деревьями, мелькнула белая фигурка. Поначалу Штруп не понял, кто это, но интуи тивно ринулся в ту сторону.

Испуганная Ирочка, оказавшись свидетелем схватки между парнями, бросилась бежать к лагерю. Заслышав позади себя хруст шагов и хриплое дыхание, она оглянулась, но было уже поздно. Штруп подскочил к Ирине, прижал к себе, приставив нож к ее горлу. Девушка панически завизжала. Бандит, не устояв на ногах, повалился с ней на землю.

— Перережу ей горло! — задыхаясь, крикнул он подбежавшему Олегу. — Отвали, слышь, чего те говорят? Лучше отвали по-хорошему!

Беляев остановился. Лезвие ножа убийцы касалось нежной девичьей шеи.

— Отпусти девочку, — приказал Олег.

— Давай поговорим, — прохрипел Штруп. — Сколько тебе нужно? Если я замочил твоего братана, то давай отмажусь. Сколько?

— Отпусти девочку, ты, гнида.

— Чего захотел, — бандит зловеще усмехнулся. — Она отправится на тот свет, если ты не свалишь отсюда…

Он разорвал на девушке блузку и провел лезвием по ее груди. На порезе, между пунцовых сосков, выступила кровь. Олег шагнул к нему.

— Еще шаг — и я выпущу из нее кишки! — звизгнул Штруп.

Беляев стремительно просчитал ситуацию. Он ног бы сейчас ногой дотянуться до руки, сжимающей нож, но Штруп держал лезвие так, что удар Олега только помог бы ему осуществить свой гнусный замысел. Ничего не оставалось, как прыгнуть вперед и попытаться перехватить нож руками.

— Гад, — прошептал он, бросаясь вперед. Штруп словно ждал этого момента. Пропустив момент удара ножом, нападавший ахнул. Лезвие вошло Олегу в бок. Спустя секунду бандит, оттолкнув девушку, рывком выдернул нож из кровоточащей раны соперника. Беляев пошатнулся, но блондина не выпустил.

Издав торжествующий вопль, Штруп вырвался и Ударил Олега ногой в голову. У раненого перед главами поплыли круги. Соперник, решив добить Беляева, подпрыгнул и нанес ему пяткой мощный удар в грудь.

Лицо Олега заливала кровь, но он стоял, не cделав ни шагу назад, и только нагибался, пытаясь встретить врага голыми руками.

Согнувшись после очередного аперкота в живот, Беляев все-таки рухнул на землю. Штруп, как в недавнем случае с деревенским мужиком, поставил ногу на голову поверженного соперника.

— Мафия бессмертна, знай, гаденыш, — сказал он, с силой вдавливая голову Беляева в землю.

И в этот миг тишину леса разорвал пронзительный крик:

— Убийца! Убийца!

«Девчонка! — вспомнил Штруп. — Она вернется в лагерь и поднимет шум, а у меня в шкафу три лимона баксов!»

Мысль о деньгах, которые могут пропасть из-за этой соплячки, обожгла его сознание. За ней! Нельзя терять ни секунды!

Он рванулся было на крик, но на мгновение замешкался, оглянувшись на распластанного Олега. У Штрупа не было уверенности, что он добил врага; парень скорее всего только ранен. Его надо бы прикончить контрольным ударом ножа (как назло, он его выронил на землю), но времени нет, девчонка может уйти, лагерь близко! В досаде сжав кулаки, убийца помчался сквозь заросли за беглянкой. На карте лежало три миллиона, тут уж не до какого-то раненого раздолбая.

Потеряв в сумерках девушку из виду, Штруп побежал к калитке. По его расчетам, он должен был оказаться там раньше беглянки. Так оно и вышло. Тяжело дыша и вытирая рукой пот, обильно выступивший на лице, бандит затаился в зарослях. Девчонка должна вот-вот появиться. Она и пикнуть не успеет, как его пальцы сомкнутся на ее шее.

Блондин ждал. Беглянка не появлялась. Тревога в душе убийцы росла с каждой минутой. Отсутствие пассии становилось подозрительным. Может, она пошла за помощью в поселок? Или, наложив от страха, побежала в лес? Этот вариант был бы наилучшим для Штрупа, так как у него оставалось бы время собраться и быстро слинять из лагеря.

Он не подозревал, что Ира видела, как он подбежал к калитке и скрылся в кустах. Кровь еще текла из порезов на груди и шее, девочке было больно и страшно. Заметив Штрупа, она попятилась и, временами оборачиваясь, побежала назад, в лес. Она знала, что через лес проходит дорога, по которой можно попасть в поселок. Но теперь беглянка боялась любого открытого места, чтобы не попасться на глаза бандиту.

Плача, она брела в темноте между деревьями. Из лоскутьев блузки она сделала себе тампон. Порезы начали понемногу зарубцовываться, но боль не утихала. Она возникала всякий раз, стоило Ире вздохнуть полной грудью или повернуть голову. Выбившись из сил, девушка села под какой-то сосной и дала волю слезам… Штруп наконец понял, что, сидя в кустах, он попусту теряет драгоценное время. Надо убираться из лагеря как можно быстрее, пока девчонка не на— делала шума.

Бандит вылез из кустов и вошел в калитку. На дорожках лагеря было безлюдно. Штруп взглянул на часы: половина одиннадцатого. Слава Богу, дискотека еще не кончилась, весь народ там. Он быстрым шагом прошел мимо столовой, пересек пустынную площадку с теннисными кортами и спустился по дорожке, освещенной скупым светом одинокого фонаря. Две минуты пробежки — и он у Домика обслуживающего персонала.

Тут же находились гаражи. Штруп выкатил «Москвич», который ему одолжили на неделю, затем поднялся к себе. Чемодан с вещами был приготовлен к отъезду заранее и дожидался его на кровати. В шкафу стояли кейсы. Гена открыл два из них и убедился, что доллары на месте. Он быстро вынес их из дома и запихнул под сиденье машины. Затем вернулся за чемоданом и третьим саквояжем. «Тяжелый, зараза», — подумал он, укладывая его вместе с вещами в багажник «Москвича».

Штруп знал, что Картавый когда-то интересовался золотыми монетами и царскими орденами. По заказу вора обчистили квартиру одного крупного коллекционера.

«Золото, особенно старинное, реализовать не так просто, тем более если оно краденое, — с неудовольствием подумал Штруп. — Ладно, что-нибудь придумаем».

Он сел за руль и покатил по дороге, ведущей к воротам, которые в этот поздний час были уже заперты. Штрупу не понадобился ключ, чтобы элементарно справиться со старым висячим замком. Он выехал за ворота, остановился, закрыл их за собой и повесил замок на место. Проехав метров пятьдесят, бандит свернул направо и миновал мост через мелкую безымянную речушку.

При свете луны вдали хорошо просматривалась прямая как стрела дорога. Ни единой машины, ни единой живой души не было вокруг. Штруп прибавил скорость.

Олег вздохнул и с трудом разлепил налившиеся свинцовой тяжестью ресницы. Голова раскалывалась. Несколько минут он силился разглядеть окружающее сквозь висевшую перед глазами красную пелену.

Беляев попробовал шевельнуться, и тотчас бок обожгла острая мучительная боль, отозвавшая ся в груди. Состояние Олега казалось плачевным. Вместе с болью вернулась память. Его пальцы, процарапав землю, сжались в кулак. Где эта паскуда?

Вспыхнувшая ярость притупила боль и придала eму силы. Он широко раскрыл глаза и, задыхаясь от приступов тошноты, попытался встать. Белая рубашка Олега полиняла, став алой.

Беляев поднимался минут десять, цепляясь за cтвол ближнего дерева. Наконец он выпрямился во весь рост и, кряхтя от жуткой боли, сделал шаг во тьму.

— Ты, сволочь!, — хрипло выкрикнул он. — Выxоди! Мы еще недоговорили!

Олег сделал еще шаг и еще, дошел до следующего дерева и с минуту постоял, переводя дыхание. Его слух в тишине уловил журчание воды. Вода! Сухая гортань горела огнем. Пить ему сейчас хотелось больше всего на свете.

Он двинулся на звук. Деревья расступились, и показалась небольшая, метров пять шириной, речка. Блестели и переливались ее струи, разбиваясь у прибрежных камней. Олег, качаясь, подошел к ней и рухнул на колени. Губы жадно вобрали прохладную влагу.

Он умыл лицо, и кровавая пелена спала с глаз. Несмотря на жгучую боль, сознание его прояснилось. Он огляделся — на этот раз более внимательно, настороженно. Ни блондина, ни девочки нигде не было. Похоже, его никто не преследовал. Почему эта сволочь не добила его? Как бы там ни было, надо уходить отсюда. Олег разорвал на себе рубашку и, как мог, промыл рану в боку. Еще раз глотнув воды, он поднялся на ноги и нетвердо зашагал туда, где, по его расчетам, должно быть шоссе. Если очень повезет, он остановит попутку. Хотя шансов, что его в таком виде кто-то посадит в машину, было немного.

Раненый пошел через лес, сцепив зубы и стараясь не обращать внимания на боль. Смотреть вперед уже не было сил, он едва успевал замечать, куда ставит ноги. Эти проклятые коряги, кажется, специально рассованы повсюду, чтобы остановить его, погрузить в сон. «Не дождетесь», — упрямо думал Олег.

Лес снова расступился — так неожиданно, что Олег даже решил, что опять вышел к реке. Он поднял голову и оглянулся. Это была довольно широкая грунтовая дорога, по которой могли ездить машины. По обочинам теснился лес. С минуту Беляев соображал, в какую сторону идти. Здесь где-то должен находиться поселок городского типа, центральная колхозная усадьба. Но где это? Дорога ему незнакома, а из-за ранения и блужданий по лесу Олег потерял всякие ориентиры.

Он наугад пошел налево. Дорога была безлюдна. Беляев то и дело останавливался передохнуть. Снова закровоточила рана на голове. Боль то утихала, то вдруг начинала сверлить так, что впору было кричать. Бок ассоциировался у раненого с раскаленной и мягкой, как желе, массой, до которой невозможно было дотронуться. Во время одной из остановок Олег на какое-то время потерял сознание…

Сначала вернулась боль, и только потом, вместе с головокружительной, тошнотворной волной, память. Олег поднялся на ноги и двинулся вперед. Там, в ночи, полыхал пожар, трассирующие пули прочерчивали в воздухе огненные дуги. Возле Беляева, низко пригибаясь к земле, пробежали с автоматами двое десантников. Временами они останавливались и, припав на колено, стреляли куда-то в сторону полуразрушенных домов. «Там „духи“! — догадался Олег и попробовал было побежать вслед за десантниками, но ноги плохо слушались. В черном окне ближайшего здания застрочил автомат, очередь прокатилась в раскаленном мозгу Беляева звенящими вспышками боли. На минуту звезды заслонил темный силуэт вертолета, небо прочертила огненная дуга летящего снаряда. Взорвалось совсем рядом, у Олега за спиной. Он пробует бежать, но одеревеневшие ноги еле двигаются. Впереди, навалившись спиной на импровизированную баррикаду из каких-то ящиков, лежит молодой лейтенант с дыркой над глазом. Его меловое лицо ярко освещено, словно на него направлен прожектор. А в темноте, за баррикадой, крадутся тени.

— Эй, мужик! — кричит ему кто-то. Среди подбирающихся к нему «духов» показалась рожа блондина. Олег вздрогнул, дыхание его участилось. Теперь-то он его обязательно достанет!

Компания парней и девушек, возвращавшихся со свадьбы по ночной улице поселка, остановилась, увидев вышедшую из леса одинокую фигуру. Незнакомец был весь в крови. Он брел как лунатик, озираясь по сторонам и пригибаясь, словно от кого-то прятался.

— Стой, тебе говорят! Куда топаешь? Туманным взглядом он посмотрел в сторону, откуда донесся голос, и с его сухих губ слетел нечленораздельный хрип.

Олег вперился взглядом в блондина, словно боясь потерять его в темноте, и вовсю матерился, давая выход охватившей его ярости. Все вокруг тонуло в кровавой мгле — развалины домов, горящий танк, воронки в асфальте, трупы, через которые приходилось перешагивать. Беляев, напрягая оставшиеся силы, старался сосредоточить внимание только на одной цели — на блондине. Одетый в форму чеченского боевика, тот вызывающе открыто стоял посреди улицы, а у его ног лежал убитый Андрей. Блондин, смеясь, поставил ногу ему на голову.

— Ну, падла, погоди у меня, — скрипнул зубами 'Олег.

— Наширялся, — сказали слева. — Ничего не соображает.

— Здорово его уделали, — сказал другой голос.

Беляев шаг за шагом приближался к ненавистному убийце. Тот даже не думает убегать. Наверное, надеется, что ему удастся так же легко завалить и Олега. Нет, врешь. Чьи-то пальцы обхватили запястья его рук. Проклятые «духи»! Они повсюду! Олег попытался развернуться и ударить, но ничего не получилось, он лишь закричал от резкой боли.

Блондин усмехнулся и исчез за чьими-то спинами. И вдруг там, где стояла эта сволочь, полыхнул беззвучный взрыв. Олег расхохотался: снаряд лег в самую точку, от блондина и его чеченской банды остались лишь кровавые ошметки! Он попытался подойти к тому месту, где разорвался снаряд. Он должен своими глазами удостовериться в гибели убийцы. Так и есть: оторванная голова блондина откатилась и теперь лежала набоку, разметав свои грязные космы. Олег попытался ударить по ней ногой, но не дотянулся. Нога уперлась во что-то мягкое, и он потерял равновесие.

Падение лишило его последних проблесков сознания. Мгла сгустилась, и Беляев погрузился в темноту.

Через сорок минут неторопливой езды Штруп вырулил на Волоколамское шоссе. До МКАД оставались считанные километры. Волнение, вызванное неудачей с девчонкой и поспешным бегством из лагеря, улеглось, осталась лишь легкая досада. Глупо все получилось, менты теперь будут его искать, хотя могло обойтись и без этого. Ничего, за границу он все-таки вырвется, поддельный паспорт давно готов. Олега он в расчет не брал. Тот тип, если и остался жив, оклемается теперь не скоро. Гена к тому времени будет далеко отсюда.

Мимо проносились поля, перелески, поселки. На шоссе стало оживленнее. Чувствовалась близость большого города. Впереди показался пикет ГАИ: два «Форда» с включенными мигалками и два милиционера на тарахтящих, готовых сорваться с места мотоциклах.

Обогнавшую блондина иномарку заставили свернуть к обочине и остановиться. Бандит слегка напрягся и сбавил скорость. Задрипанный «москвичок», в котором сидит один человек, вроде бы не должен их заинтересовать…

У Штрупа екнуло сердце, когда стоявший посреди дороги милиционер сделал решительную отмашку своим полосатым жезлом, требуя, чтобы он свернул к обочине. Блондин повиновался. Остановив машину, он торопливо вылез и зашагал навстречу неспешно приближавшемуся к нему блюстителю порядка.

У Штрупа тряслись поджилки, мысли путались в мозгу. Лишь бы дело не дошло до шмона! Стоило ему подумать о кейсах с миллионами, как его прошиб ледяной пот.

— Вот мои права, — он подал бумаги гаишнику, — машину вожу по доверенности, здесь документы…

— Оперативный план перехвата «Сирена», — сообщил милиционер. — Ищем преступника.

«Меня!» У Штрупа сдавило в горле, но он продолжал улыбаться.

— Я видел там, километрах в пятнадцати отсюда, «Вольво» с перебитым крылом, — запинаясь, выговорил он. — Багажник открыт, а в машине никого…

— «Вольво», говорите? — Взгляд милиционера сделался настороженным, он так и вперился в Штрупа.

«Наверное, не то брякнул», — подумал бандит. У него пересохло во рту.

— Разберемся, — сказал гаишник. С документами блондина он подошел к двоим коллегам, стоявшим у одного из «Фордов».

— Откуда едете? — снова обернулся к Штрупу блюститель порядка.

— Из спортлагеря «Сокол». Я там работаю. Тренер. Бокс и теннис… — Геннадий старался не выдавать своего волнения. — Взял отпуск на денек, чтобы съездить в Москву…

В десяти метрах от бандита водитель иномарки открыл багажник, демонстрируя патрульному его содержимое. К Штрупу подошел невысокий коренастый капитан лет сорока, с большими усами, почти закрывавшими верхнюю губу. Видимо, старший в наряде. На груди у него висел автомат.

— Тренер по боксу, — уважительно кивнув на блондина, сообщил первый мент. Он просматривал документы и, видимо, собирался вернуть их владельцу.

— По боксу? — переспросил старшой и, скептически ухмыльнувшись, пошутил: — А кого тренируем? Братву?

Убийца побледнел как мертвец.

— У нас детский лагерь, подростки… — Он с надеждой посмотрел на шоссе. Хоть бы одна машина проехала, отвлекая их внимание! Нет, как назло, пусто. А ментам, видно, делать нечего, стоят тут, зевают от скуки. Конечно, для них каждая машина — развлечение…

Милицейский «Форд» плавно откатил от обочины и поехал в указанном Штрупом направлении. Бандит проводил его глазами. Если он до возвращения ментов не успеет отвязаться от назойливого капитана, то ему конец. Никакого «Вольво» они, конечно, не найдут.

Усатый заглянул в кабину, посветил фонариком на переднее, потом на заднее сиденье. До Штрупа вдруг дошло, что вряд ли план «Сирена» введен из-за него, иначе он бы давно сидел в наручниках между двумя рослыми детинами с автоматами. Это соображение прибавило ему уверенности. Он заискивающе улыбнулся.

— Наверное, надо заплатить штраф? — спросил Штруп очень тихо, так, чтобы мог слышать только один усатый. И потянулся рукой к заднему карману брюк, где у него лежал бумажник.

— Нет, — сказал усатый, — нарушений с вашей стороны не было, это оперативная проверка автотранспорта, въезжающего в город.

«Тьфу ты, какой честный!» — мысленно сплюнул блондин.

— Так что? — Первый мент вопросительно посмотрел на старшого, явно собираясь вернуть Штрупу документы.

— А багажник? — Усатый обошел «Москвич» и остановился у заднего крыла.

— Открыть? — засуетился бандит.

— Могли бы сами догадаться, — раздраженным тоном ответил усатый.

— Да он почти пустой, — Штруп поднял крышку багажника.

— А там что? — Усатый кивнул на саквояж.

— Портфель моего знакомого, — ответил блондин предательски задрожавшим голосом.

— Вроде бы оружия нет… — сказал первый мент, но усатый был непреклонен.

— Откройте, гражданин, чемоданчик, — сказал он нарочито безразличным голосом, хотя чувствовалось, что портфель его заинтересовал.

Гена понял, что влип окончательно. С тоской он поглядел на пустынное шоссе, на стоящий невдалеке милицейский «Форд» с включенной мигалкой и двух мотоциклистов. От «Форда», не торопясь, к его «Москвичу» подходили еще трое блюстителей порядка.

— А-а… вы знаете, ключей у меня от него нет, — пролепетал он. — Портфель не мой, ну что я буду в него лазать…

Бандит из последних сил выдавливал из себя улыбку. Все это становилось похоже на страшный сон.

Усатый взял кейс за ручку, слегка приподнял.

— Килограммов десять будет, — сказал он и вернул кейс на место. — Самойленко! — крикнул он. — Давай сюда с инструментом. Замок открыть надо.

Штруп пытался было возражать, однако капитан интуитивно учуял что-то неладное.

— Ручки, пожалуйста, — приказал усатый блондину.

— Что? — утратив способность соображать, чисто автоматически переспросил Штруп.

— Ручки, — повторил капитан. В руках у него зазвенели наручники.

Спустя минуту бандит, расставив ноги, стоял в наручниках возле «Москвича». Молодой гаишник с автоматом деловито обыскивал его. Другой мент наклонился над портфелем.

Штрупом овладел ужас. Так бездарно влипнуть! Остановившимся взглядом он следил за тем, как Самойленко ловко управляется с замками. У «Москвича» собрались все гаишники, задействованные в пикете, пришел даже водитель «Форда».

— Готово, — сказал Самойленко.

— Открывай, — приказал усатый.

Блондин повернул голову, ожидая увидеть блеск золотых монет…

В портфеле Картавый действительно хранил золото, но оно находилось только в одном отделении портфеля. В другом лежало три кило аммонита со взрывателем, хитроумно соединенным с замками. Портфель таил в себе ловушку, которую старый вор заготовил для возможных похитителей своего добра…

Никто из сгруппировавшихся около старого автомобиля людей даже не успел понять, что произошло. Все дружно и сразу отправились на тот свет. Шарахнуло так, что обломки «Москвича» и куски человеческой плоти далеко разлетелись по шоссе. Пламя взметнулось почти вровень с верхушками деревьев, а грохот взрыва докатился до Тушина.

Когда подъехал второй «Форд», так и не нашедший никакого «Вольво» с раскрытым багажником, у обочины, где недавно стоял «Москвич», зияла огромная воронка. Немного в стороне горела перевернутая милицейская машина. Клочья человеческих тел забросило даже на деревья. Среди обугленных останков, усеивавших шоссе, находилась искореженная взрывом голова. Вся ее лицевая часть представляла собой кровавое месиво. О хозяине головы напоминали только спутавшиеся на затылке, слегка обгорелые белокурые волосы.

За окном было уже почти темно. Олег приподнялся на кровати и всмотрелся в позднего посетителя.

— Лена?.. Как ты меня нашла?

— Не я, а Николай Петрович. Мы только час назад узнали, что-ты лежишь здесь. Хотели приехать завтра с утра, думали, что сегодня уже поздно… Но я решила все-таки съездить, и оказалось, что не зря.

Беляев улыбнулся. Все его тело было забинтовано, рядом находилась капельница.

— Присаживайся, — сказал он, стараясь говорить нормальным, твердым голосом. — Ну и как я выгляжу?

— Да похуже, чем в твои прошлые возвращения… Она поправила на нем одеяло, присела на табурет у изголовья. Разглядывая ее силуэт на фоне окна, Олег мог вволю любоваться ее высокой грудью.

— Ты не забыла, о чем я тебе говорил тогда, на набережной?

— О чем? — Лена почувствовала, как краска заливает ее щеки, но в полутьме палаты это, кажется, было незаметно…

— О том, что я не уеду без тебя.

— Сначала тебе надо поправиться.

— Ничего, я живучий, — он дотянулся рукой до ее ладони. — Знаешь, о чем я сейчас подумал'? О том, что ты не такая, как те девушки, с которыми я встречался до тебя. Мне хорошо с тобой.

И он умолк, переводя дыхание. Разговор давался ему с трудом.

Лена пробормотала, потупившись:

— А мы с Николаем Петровичем страшно перепугались, когда ты пропал. Три ночи почти не спали.

— Я сегодня тоже не спал. Представь, слушал радио. Там только и говорят, что про взрыв на шоссе… Тебе что-нибудь об этом известно?

— О, это такой ужас! — запричитала Лена. — Взорвалась милицейская машина и еще какая-то легковушка, а перед этим у ее водителя документы проверяли! Он вез взрывчатку, и она неожиданно взорвалась. Там была еще одна милицейская машина, так вот, она уцелела. Милиционеры видели водителя легковушки. Это молодой человек лет двадцати пяти. Они даже фамилию его запомнили. Какая-то иностранная… Забыла…

— Штруп, — подсказал Олег. — Фамилию сообщили по радио.

— Да, точно, Штруп!

— А что пишут об этом в газетах? , — Начали разбираться, кто он такой, и выяснили, что он работал тренером в спортлагере и был связан с организованной преступностью…

— Тренером в спортлагере? — живо переспросил Олег.

— Да. По телевизору показали его фотографию. Очень симпатичный молодой человек. Блондин.

— Блондин, правильно… — словно в ответ на свои мысли, тихо произнес Олег. — Но откуда там взялась взрывчатка?

— Она вроде бы лежала в портфеле, вместе с золотом…

— Золотом?

— На месте взрыва нашли драгоценности и деньги. Следствие еще будет разбираться… Кстати, его фотографию в газетах напечатали. Просят обращаться в милицию всех, кто что-нибудь знает о нем.

— Ты принесешь мне газету с его рожей?

— Завтра принесу. А ты… — Лена насторожилась. — Разве ты его знаешь?

Олег улыбнулся как можно беззаботнее. — Нет. И знать не хочу. Давай не будем больше говорить об этом… Лучше поговорим о том, что я скоро поправлюсь и мы поедем ко мне. Ты ведь выйдешь за меня замуж?

Лена опустила голову и как-то машинально принялась поправлять на нем одеяло.

— А как же быть с ребенком?.. — запнувшись, спросила она.

Олег встрепенулся. Взглянув на него, ей показалось, что в его глазах сверкнул гнев. Лена даже испугалась. От резкого движения его пронзила боль, и он, морщась, снова откинулся на подушку.

— Не надо никакого аборта, — почти простонал он. — Это ребенок Андрея, как ты не понимаешь? Это единственное, что осталось от него на свете, это память о нем. Он будет нашим ребенком… самым любимым… самым… — повторил Олег очень тихо и добавил после молчания: — И еще я хочу, чтобы у него появились братья и сестры, с которыми он мог бы играть.

Он притянул ее к себе. Лена осторожно, боясь ненароком причинить ему боль, прижалась щекой к его небритому подбородку.

— Не знаю, что я буду делать, если мы расстанемся, — прошептала она. — Я люблю тебя.

Ее пальцы скользнули в его ладонь.

Больше всего на свете ей хотелось унять его страдания — не столько физические, сколько душевные. Ей казалось, что терпение и время позволят ей сделать это…

Она коснулась губами его небритой щеки. Олег смотрел на Лену нежным, любящим взглядом. Она целовала его еще и еще…

По этим жарким, лихорадочным, смешанным со слезами прикосновениям ее губ он понял, что сказанное ею правда.