Божественные истории

Действующие лица

Большой праздник на небесах; сюда прибыли гости из преисподней. У центральных райских ворот гостей встречают отцы церкви ИОАНН ЗЛАТОУСТ, БЛАЖЕННЫЙ АВГУСТИН, БЕДА ДОСТОПОЧТЕННЫЙ; мать церкви ДЕВА МАРИЯ; церковные папы УРБАН ВТОРОЙ и ИННОКЕНТИЙ ТРЕТИЙ, а также другие официальные лица.

С минуты на минуту должен прибыть АПОСТОЛ АНДРЕЙ.

Он, как Первозванный, всегда задерживается.

КЛАВДИЙ НЕРОН — глава делегации — представляет своих спутников — бесов. Объятия, целования.

— А мы вас у себя ждали… Что ж это вы?

Святые смущаются:

— Да так все… дела…

СИМЕОН СТОЛПНИК хватается за привычную тему:

— Да, дела… Я при жизни сорок лет на столпе просидел. Поверите, ни одной свободной минутки!

Симеона поддерживают:

СВЯТОЙ АНТОНИЙ — первый отец монах — и

СВЯТОЙ ДОМИНИК — первый отец инквизитор.

БЕС АНТИПАПА предлагает сметать банчок.

— На что играем?

— Как всегда — на души.

Делаются первые ставки:

— МИГЕЛЬ СЕРВЕТ — великий испанский ученый!

— ГАЛИЛЕЙ!

— ЯН ГУС!

— ЖАННА Д'АРК!

Душ в банке все прибывает и прибывает. Рядом с душами праведников ложатся души грешников, рядом с душами христиан — души язычников. В числе язычников АРИСТОТЕЛЬ и ДЕМОКРИТ — простые смертные, а также ГЕЛИОС, ДАЖДЬБОГ и СВАРОГ — боги, бессмертие которых взято под сомнение.

Исключение составляет ПЕРУН — языческий бог, сумевший вовремя принять христианство.

Банк растет. Поступают все новые и новые души:

ГАМЛЕТ — известный литературный герой!

ФАУСТ — известный литературный герой!

РОБИНЗОН — известный литературный герой!

КВАЗИМОДО — известный литературный герой!

ПРОТОПОП АВВАКУМ — известный старовер и раскольник!

БЕС КАЛЬВИН и АПОСТОЛ ВАРФОЛОМЕЙ, промотав каждый свое, продолжают играть в складчину:

— Три гугенота и два католика!

— Один католик и два гугенота!

Возле стола вертится мелкий бес — ФОН ПАПЕН:

— А почему вы ставите так помалу? Одна-две души — слишком мелкая ставка по нынешним временам.

— Справедливо! — подхватывает отец инквизитор. — Ставлю тысячу и одну!

— Десять тысяч! — щедро бросает папа Урбан.

— Сто тысяч! — объявляет бес Антипапа.

— Сто тысяч и одна!

— Двести тысяч!

— Миллион!

— Миллион и одна!

— Триста миллионов!

— В банке живые души всей земли! — объявляет бес Нерон. — Банк стучит.

Папа Урбан Второй подмигнул бесу Кальвину. Бес Кальвин подмигнул отцу инквизитору. Отец инквизитор подмигнул бесу Нерону. Бес Нерон подмигнул папе Иннокентию. Папа Иннокентий подмигнул мелкому бесу фон Папену…

— Банк стучит! Слушайте, слушайте!

— Слушайте, как стучит банк!

Слово

Человек простой и неученый, всей душой хозяина любя, Пятница поверил в Робинзона. Робинзон уверовал в себя. Он уверовал в свое начало и в свои особые права. И — впервые Слово прозвучало. Робинзон произносил слова. Первое — пока еще несмело, но смелей и тверже всякий раз. Потому что, став превыше дела, слово превращается в приказ. И оно становится законом, преступать который — смертный грех. Ибо должен верить в Робинзона Пятница, туземный человек.

Сон Нерона

И приснился Нерону вещий сон.

Будто сидит он, по обычаю, на своем престоле и пускает, по обычаю, кровь христианам. Вдруг один христианин подходит к нему и говорит:

— Кровушку пускаешь, император?

— Пускаю, — отвечает Нерон. — Ничего не поделаешь, такая наша работа.

Христианин прищурился:

— А ведь я, между прочим, папа. А? Как ты на это смотришь?

— Подумаешь, я и сам папа. Только что мне папа, если я свою маму убил. Наплевать мне на родственные отношения!

— Клавдий Цезарь Нерон Друз, ты меня не понял, — сказал христианин. — Я папа совсем не в том смысле. Не в родственном, а в духовном и, если хочешь, в социально-политическом. Меня зовут Урбан Второй.

— Не слыхал, — пожал плечами Нерон.

— Ты не мог обо мне слышать, ведь между нами больше тысячи лет. Мое время придет, когда твое давно кончится.

Нерон был задет бестактностью собеседника.

— Посмотрим, чье время кончится раньше, — кивнул он в сторону палачей, которые скучали, лениво прислушиваясь к разговору. — Но пока суд да дело… впрочем, суда не будет, — тут же поправился он, — расскажи мне, что значит папа и что значит Урбан.

Папа Урбан взошел на эшафот: он привык говорить с возвышения.

— Папа, — сказал он, — это наместник бога на земле, его первый друг и единомышленник. Папа хочет того, что хочет бог, а бог, — Урбан сделал ударение на этих словах, — хочет того, чего хочет папа. Всякий, кто хочет иного, подлежит истреблению.

— Очень любопытно, — заинтересовался Нерон, — я сам не люблю тех, кто не согласен с моим мнением. Продолжай, пожалуйста.

— Главное, чтобы люди верили в бога, — продолжал папа Урбан. — Если они верят в бога, значит, они верят в меня, а если они верят в меня, то управлять ими не представляет трудности.

— Да, конечно, — согласился Нерон. — Ну, а если они все-таки не верят как ты поступаешь в таком случае?

Папа Урбан сошел с эшафота. Он приблизился к Нерону и тихо сказал:

— Крестовые походы.

— Что?

— Крестовые походы. Но раз ты не знаешь меня, значит, ты не знаешь, что я тот самый папа, который первый ввел крестовые походы. Мое войско прошло много стран и покорило много народов. Христианская церковь стала самой крупной империей.

— Ты подумай! — восхитился Нерон. — А внутри страны? Как ты поступаешь с неверующими внутри страны?

Папа Урбан изменился в лице. Он настолько изменился в лице, как будто это был совсем другой человек.

Нерон нахмурился.

— Кто ты такой? — строго спросил он.

— Я папа, — ответил этот человек. — Папа Иннокентий Третий. Я появлюсь через тысячу двести лет после вас.

— Папа — это уже хорошо, — просиял Нерон. — Я тут как раз говорил с одним папой, и он не успел мне ответить…

И Нерон повторил Иннокентию вопрос, на который не успел получить ответа.

— С неверующими? — сказал папа Иннокентий. — Мы называем их еретиками. С твоего позволения, — представился он, — я именно тот папа, который организовал инквизицию.

— А это еще что?

— Долго объяснять. Но все сводится к этому, — Иннокентий показал на эшафот.

— Понятно, — расхохотался Нерон. — Значит, всех, кто не верит… Ловко же это у тебя получается! Вот бы мне такого генерала!

Иннокентий Третий преобразился. Перед Нероном стоял незнакомый человек в форме генерала.

— Ты тоже папа? — спросил император, на сей раз не удивившись превращению.

— Смею доложить, не папа, а Папен. Фон Папен, — по-военному отрапортовал генерал. — Но с папой мы были в контакте. При его поддержке мы привели к власти Гитлера.

— Кто такой Гитлер?

— Вы не знаете Гитлера?! — воскликнул фон Папен. — Ну, конечно, ведь он будет через две тысячи лет. О, Гитлер! Он зальет кровью весь земной шар (в наше время уже не будут бояться называл Землю шаром), перед ним содрогнутся все нероны настоящего, прошлого и будущего.

Нерон содрогнулся. Потом сказал палачам:

— Не троньте этого христианина. Это наш человек. Освободите его и уведите… подальше… подальше от эшафота!

Иоанн Златоуст

Был большой диспут между книжниками и фарисеями.

Приглашенный на него в качестве гостя Иоанн Златоуст внимательно слушал, но больше смотрел, ибо диспут был по преимуществу рукотворный. Потом ему захотелось вмешаться.

«Блаженны миротворцы!» — подбодрил он себя словами Иисуса Христа и сказал словами Луки-апостола:

— Братья, вы не ведаете, что творите!

Братья молча диспутировали. Каждый считал, что он ведает.

— Ныне отпущаеши! — сказал Иоанн словами того же Луки.

Никто никого не отпускал. Диспут продолжался. Тогда, махнув рукой на Луку, Иоанн сказал словами апостола Матфея:

— Братья, не мечите бисера перед свиньями!

И сразу все успокоились.

— Золотые слова! — сказали книжники и с презрением посмотрели на фарисеев.

— Золотые слова! — сказали фарисеи и с презрением посмотрели на книжников.

Иоанн сел на место, отирая золотые уста.

Место под солнцем

Бог солнца, могучий Гелиос, боролся за место под солнцем.

— Эллины! — кричал он громче других. — Во славу нового бога нашего крестись!

И Гелиос первым бросился в воду.

Старый, опытный бог, он, как никто, умел бороться. Когда другим еще было по щиколотку, ему уже было по пояс, когда другим было по пояс, ему было по шею, а когда другим было по шею…

— Эллины! Во славу нового господа… аминь!

Борясь за место под солнцем, древний греческий бог утонул во время крещения…

Перун

Служил Перун Сварогу, служил Перун Даждь-богу, а теперь он служит Иисусу Христу.

— Если вы в меня верите, — говорит он рядовым христианам, — зовите меня Ильёй. Это как-то больше по-христиански.

— Илья! — зовут христиане. — Илья Пророк!

Гремит в небесах новый Илья — старый Перун, гремит, как гремел и при Свароге, и при Даждь-боге. Только прежде он язычников охранял, а теперь он поражает язычников.

Воздушные замки

Лета 430 от рождества Христова Блаженный Августин достиг высшего блаженства: наскоро простившись со своими учениками и послушниками, сей отец церкви отправился к праотцам.

Праотцы слонялись по небу и судачили о земных делах.

— Послушайте, где я могу видеть бога?

— Бога нет, — пожали плечами праотцы.

Святой отец насторожился:

— Кто сказал, что бога нет?

Праотцы покосились на него и замолчали.

— Ну что, так и будем молчать?

Праотцы молчали в знак согласия.

— Видишь, милый, какое дело, — заговорил старенький праотец. — Бог-то у нас вездесущий, ему всюду надо поспеть. Вот и мотается по всему свету.

— Мотается? Ну, это другой разговор… — Августин огляделся вокруг. — Значит, вы здесь живете? Так, так… Прямо на открытом небе?

— Прямо на нем, милый, прямо на нем…

— Вы что ж, не слыхали моей последней проповеди?

— Не слыхали, милый, не слыхали. До нас все поздно доходит.

— Я говорил в ней о строительстве в воздухе. О том, что, что б мы ни делали на земле, для полного счастья нужно строить воздушные замки.

— Что верно, то верно, — закивали вразнобой праотцы.

— Ага, значит, вы согласны? Тогда чего же нам больше ждать? Ну-ка, берись за работу?

И закипела на небе работа. Небожители больше не судачили о земных делах — не до того было. Чуть свет они продирали глаза и — принимались за дело. Трудились охотно, строительство шло вовсю, хотя замков не прибавлялось: ведь они строились из воздуха. Но все вели себя так, будто замки были, повторяя вслед за Августином его знаменитую, принесенную с земли фразу: Верю, ибо это нелепо!

Отец Августин, который тоже стал уже праотцом, руководил строительными работами.

Одно только смущало его: а вдруг появится бог? Как он отнесется к строительству в воздухе?

Но время шло, бог не появлялся, и Августин понял, что его нет. Нет вовсе, нет нигде; ни на земле, ни на небе. Однако, чтобы не мешать своей братии строить воздушные замки, Августин держал эту мысль про себя, а вслух продолжал твердить, что бог мотается по свету.

— Верю, — говорил он, — ибо это нелепо.

И братия верила вслед за ним. Ибо это поистине было нелепо.

Киты

— Земля держится на трех китах!

Три кита были с этим вполне согласны. Понимая серьезность своего положения, они лежали рядком и молчали, как рыбы, хотя по всем статьям относились к отряду млекопитающих.

— Ответственная работа, — молчал один кит. — И главное — никуда не уйдешь от ответственности…

— Что делать? — молчал второй кит. — На нас ведь все держится.

А третий кит молчал по известной формуле Архимеда:

— Дали б мне точку опоры. Уж я б это дело перевернул!

Так подумал третий кит и вдруг ощутил под собой точку опоры.

— Не понимаю, — продолжал он молчать. — Не понимаю, при чем здесь три кита? Земля держится на одном, это же каждому ясно!

И, чувствуя, что он именно тот кит, на котором держится земля, третий кит стал оттирать боками своих товарищей.

Два кита молча сопротивлялись.

Они так упорно сопротивлялись, что в конце концов пошли на дно, потянув за собой третьего кита. Пошли на дно, совершенно забыв, что на них держится Земля.

А Земля осталась. Потому что, как теперь стало известно, не Земля держится на китах, а киты держатся на Земле.

Если, конечно, умеют держаться.

Наука и религия

Аристотелю повезло: он причислен к святому лику.

Каждый шаг его, каждый слог — откровение, поелику христианству они не во зло, а, напротив, в его защиту…

Аристотелю повезло больше, нежели Демокриту.

Аристотелю повезло: церковь хвалит его сочинения,

Его мнение в силу вошло, уничтожило все сомнения, и его, как начало начал, зазубрили зубры науки:

— Аристотель учил…

— Аристотель сказал…

— Ты возьми Аристотеля в руки… «Пишет», «учит», «гласит», «говорит», «утверждает в своей работе»…

Жив непризнанный Демокрит. Умер признанный Аристотель.

Монастырь

Пришел Беда — отворяй ворота.

Отец церкви достопочтенный Беда пришел в монастырь со своим уставом.

А в монастыре том страшные дела творились. Монахи жали, где не сеяли, подводили друг друга под монастырь и вообще не ведали, что творили.

Но пришел Беда — отворяй ворота.

— Которые тут грешники? — осведомился святой отец. — Вот ты, брат Иоанн, скажи!

Иван кивнул на Петра.

— Хорошо, — согласился Беда. — Послушаем, что брат Петр скажет.

Петр кивнул на Степана.

И ведь подумать только: грешили так, что как только монастырь выдержал, а тут никто не хочет брать на себя греха!

Но святой отец был тоже не промах. Вытащил он свой устав, полистал.

— Братия, — говорит, — кто из вас без греха, первый брось в меня камень!

Пришел Беда — отворяй ворота. От монастыря не осталось камня на камне.

Нечистая сила

Не стало бесам житья: отовсюду их изгоняют. Только вселится бес в человека, а тут уже целая куча праведников:

— Чур тебя, нечистая сила! Изыди!

Изошли бесы кто в чем стоял и удалились в изгнание.

Бредут они по грешной земле, на судьбу свою плачутся.

— Совести у них нет, — плачется Бес Совестный.

— Черствые сердца, — плачется Бес Сердечный.

И вдруг чуют бесы — идет им навстречу праведник. В темноте не видать, но у бесов на это особое чутье.

— Наше вам почтение! — поклонился Бес Церемонный. — Позволено будет спросить, откуда путь держите?

— Из города.

— А что вы делали в городе, позволено будет спросить?

— Изгонял бесов, — говорит праведник.

Притихли бесы, опустили глаза, чтобы в темноте не так блестели.

— А это хорошее дело — бесов изгонять? — осторожно спросил Бес Совестный.

— Видно, хорошее, если за него деньги платят, — сказал праведник и пошел своей дорогой.

Призадумались бесы: вот ведь как устроился человек. Кого-то там погонял — и деньги в кармане. И сердце у него не болит, и совесть его не мучит…

— Я бы так, наверно, не смог, — вздохнул Бес Церемонный.

Бесы отводили глаза и старались не смотреть друг на друга.

— Платят, видно, на совесть, — между прочим сказал Бес Совестный. — А работа ничего. Чистая работа.

Бес Сердечный молчал. Он долго молчал, а когда заговорил, то сразу высказал общее мнение:

— Хватит! Айда в город, бесов гонять!

По дороге запаслись одежонкой, чтоб принять человеческий вид, подзубрили кой-какие молитвы. И — закипела работа!

Поначалу было трудно: известно, дело непривычное. Но потом изловчились, во вкус вошли. Иного беса можно б и не изгонять, а они и того изгоняют.

— Нечего с ними церемониться! — говорит Бес Церемонный.

— У нас работа на совесть! — заявляет Бес Совестный.

А Бес Сердечный только сплюнет в сердцах да еще на руки поплюет для надежности.

Раздобрели бесы, остригли хвосты, животы отпустили — такие тебе стали праведники!

— Чур тебя! — говорят. — Изыди, нечистая сила!

Раз, два сказал — и деньги в кармане, так почему б не сказать?

Любит нечистая сила чистую работу!

Святой Доминик

Окончив земные дела, святой Доминик отправился к богу.

— Ну, что там у нас? — встретил его господь бог. — Я, понимаешь, оторвался от земли: руки не доходят.

— Слава богу! — сказал Доминик. — Святая инквизиция не дремлет.

— Слава богу! — согласился господь.

— У нас теперь порядок, — докладывал Доминик. — Чуть что — и готово!

— Готово? Это хорошо. Ну, а как нравится тебе у нас, на небе?

Доминик промолчал.

— Говори, говори, не стесняйся!

— Разрешите донести, — стесняясь, заговорил Доминик. — Тут я встретил одного… уж очень какой-то веселый…

— Веселый? Ну, это не беда! Они у меня все пьяны от счастья.

— Разрешите донести, этот был не от счастья. Он на меня дохнул. Ох, я знаю, чем это пахнет!

Господь насторожился:

— Действительно!.. Мало ли что… Я, понимаешь, оторвался от неба…

— На все воля божья, — напомнил ему Доминик. — Прикажи, господи!

И господь приказал.

Тихо-тихо стало на небе. Приумолкли силы небесные, и одно только слышалось тут и там:

— Разрешите донести…

— Разрешите донести…

— Разрешите донести…

— Вот теперь у нас полный порядок! — потирал руки святой Доминик. — Слава богу!

— Слава богу! — эхом вторили силы небесные.

— Слава богу! — повторял в свою очередь господь бог.

И попробовал бы он не повторить! Интересно, как бы он тогда выглядел!

Праздник на улице Варфоломея

В жизни каждого Варфоломея есть своя Варфоломеевская ночь. Была такая ночь и у святого Варфоломея.

Она пришла с большим опозданием, где-то в середине средних веков, когда о самом апостоле уже почти забыли. Но он не унывал, он знал, что и на его улице будет когда-нибудь праздник.

И вот наконец…

Варфоломей побрился, надел свой лучший костюм, доставшийся ему в наследство от распятого учителя, и вышел на улицу.

На улице была ночь. Варфоломеевская ночь.

— Спасибо, родные, порадовали старика, — бормотал апостол, глядя, как братья во Христе уничтожают друг друга, — господь не забудет ваше святое дело!

Варфоломей прослезился. Потом выпрямился и крикнул громко, впервые за всю свою безответную жизнь:

— Так их! Истинно так! А теперь — этих!

К нему подошли двое.

— Именем Варфоломея! — сказали они и взяли святого за шиворот…

Была ночь. Варфоломеевская ночь. Варфоломеевская ночь, но уже без Варфоломея.

Памятник Мигелю Сервету

Кальвин сжег Мигеля Сервета. Кальвинисты воздвигли ему памятник.

— Вот здесь, — говорили кальвинисты, — на этом самом месте, безвременно сгорел великий Сервет. Как жаль, что он не дожил до своего памятника! Если б он так безвременно не сгорел, он бы сейчас порадовался вместе с нами!

— Но, — говорили кальвинисты, — но он недаром сгорел. Да, да, друзья, великий Сервет сгорел не напрасно! Ведь если б он здесь не сгорел, откуда б мы знали, где ему ставить памятник?

Тень отца Гамлета

— Отец, от тебя осталась только тень!

Тень отца Гамлета кивнула в знак согласия.

— А ведь еще недавно ты был человек… И какой человек! Одного твоего слова было достаточно, чтобы привести в движение целое королевство!

Тень махнула рукой: ей не хотелось предаваться воспоминаниям.

— Все это как-то странно: живет человек — и вдруг… Может, лучше не жить, может, лучше покончить сразу?

Вокруг тишина, и в этой тишине повис последний вопрос:

— Отец, быть или не быть?

Часы пробили половину первого. Прошло еще полчаса — полчаса жизни одного и полчаса смерти другого…

— Будь, Гамлет, будь… Но только старайся держаться в тени… Если не будешь в тени, то сам станешь тенью… Это я говорю тебе, как тень твоего отца.

— Ты говоришь, как тень. А что бы сказал отец?

Слабая тень улыбки, тень вздоха и еле слышные тени слов:

— Отец?.. О, отец!.. Он бы, конечно, сказал другое…

Доктор Фауст

Доктор Фауст все же нашел средство, как сохранить свою молодость. Он ходил по знакомым, и все они восклицали:

— Ах, доктор, вы чудесно выглядите!

Фауст смущенно улыбался:

— Это уже не то. Посмотрели бы вы, как я выглядел сорок лет назад!

И все было очень хорошо.

Однажды Фауст пришел к своему старому приятелю Мефистофелю, с которым они в молодости занимались кое-какими делами. Мефистофель уже давно отошел от дел и на досуге устраивал соседям мелкие неприятности.

— Как жизнь, старина? — приветствовал его Фауст.

— Слава богу! — сказал Мефистофель. — А у вас что слышно? Есть новенькие изобретения?

Фауст махнул рукой.

— Я давно бросил это дело. Знаете, уходит много времени, а я не хочу, чтобы время уходило.

— Все корпите над своими книгами? Ну, и что хорошего вы в них вычитали?

— Я теперь не читаю книг, — сказал Фауст. — На это уходит много времени.

— Так-так… Ну, а Маргарита как поживает? Все еще встречаетесь с ней?

— Э, где там! Бросил. Жалко времени.

— Так какого же дьявола вы живете?!

Фауст сел и стал думать, зачем он живет. Он опустил голову, согнул плечи и тяжело дышал. Потом встал и побрел домой, а Мефистофель смотрел ему вслед и дьявольски улыбался.

Философский камень

Были когда-то мудрые люди — алхимики. Свои досуги они посвящали тому, что искали философский камень — камень, способный все что хочешь превращать в золото.

Считалось, что это превращение может сделать счастливыми всех людей.

Сидел однажды такой алхимик на берегу и философски перебирал камки. Подходит к нему купец.

— Что делаешь, добрый человек?

Алхимик объяснил.

— Ничего, — говорит купец, — стоящее занятие. Только средство такое найдено давным-давно. Вот погоди, я разгружу свой корабль.

Разгрузил купец корабль. Весь берег завалил товаром.

— Ну, гляди: сейчас я это превращу в золото.

А тут и народ подвалил. Ходит, присматривается к товару.

Достал купец из кучи мешок гвоздей, спрашивает алхимика:

— Это что?

— Гвозди.

— А теперь?

Махнул рукой в сторону одного покупателя — и сразу в руке вместо гвоздей золотая монета. Алхимик только глаза открыл. Взял купец бочонок вина.

— Это что?

— Вино.

— А теперь?

И опять у него в руке золото. Чудеса, да и только!

Алхимик смотрел на эти чудеса и философски перебирал, камни. «Ишь ты! — соображал он. — Тут стараешься, изводишь себя, а оно — вон что! Совсем простая философия…»

Квазимодо

Сколько стоит душа? Ни гроша. На нее не придумана мода. И живет на земле, не греша, золотая душа — Квазимодо.

Он живет, неприметен и сер, в этом мире комфорта и лоска, в этом веке, где каждый нерв обнажен, как Венера Милосская.

Недоросток, уродец, горбун, Красоты молчаливый свидетель, тащит он на своем горбу непосильную ей добродетель.

Антипапа

Жил-был антиквар. Он такого насмотрелся в своих древностях, что ему стало тошно жить на свете. И тогда он махнул на все рукой, написал завещание и отправился в антимир.

В те далекие времена антимир находился на седьмом небе, но это мало радовало его обитателей.

— Ох, — тихомолком вздыхали они. — Ох, ох, ох!

Зато правил антимиром неунывающий человек — король Антиох.

События происходили в 9341 году — 1439 году по земному летоисчислению. Как вы помните, в этом году Базельский собор, недовольный правлением папы Евгения Четвертого, выдвинул в пику ему своего антипапу. Но так как для антипапы, по мнению некоторых, больше подходил антимир, то его вскорости туда и переселили.

Вот так они все и встретились — антипапа, антиквар и король Антиох, веселый правитель антимира.

— Ну, что у вас новенького? — спросил Антиох.

— Хорошего мало, — покачал головой антиквар. — Говорят, прикончили Цезаря. (Цезаря прикончили давным-давно, но для любителя древностей это было самым новым событием.) Ох, что творится!

— Как вы сказали?

— Я говорю, прикончили Цезаря.

— Да нет, что вы сказали потом?

— Я говорю — ох…

— Ай-ай-ай! — воскликнул Антиох. — Такое говорить! Вы забываете, что вы на седьмом небе.

— Извините, просто сорвалось.

— Вот так у всех срывается. Дворник Антип, моя правая рука, уж на что верный человек, а и тот порой не удержится. Недавно мы с ним охотились на антилоп… — Антиох рассмеялся. — Вот, я вам скажу, была потеха! Клянусь антихристом, мне никогда не было так весело!

— А как у вас с антихристом? — включился в разговор антипапа. — Верят? Не сомневаются?

— Сомневаться у нас нельзя: мы же на седьмом небе. А насчет того, чтобы верить… этого тоже нет.

— Нехорошо. Ох, нехорошо!

— Не говорите «ох», — попросил Антиох.

— Ладно, не буду. Но другие будут. Вот увидите, будут. Там, где забыли антихриста, всего можно ждать. Если б моя воля…

— Воля ваша, — немедленно согласился Антиох. — Ваша воля, только не говорите этого… и другие пусть не говорят. Мы все-таки на седьмом небе…

— Слава антихристу! — сказал антипапа и стал выполнять свою волю.

Прежде всего он решил ознакомиться с обстановкой, поскольку антимир был для него новой областью. Для этого он призвал к себе местного человека Антипа.

— Слушай, дворник, ты здесь крутишься при дворе. Посвяти меня в дела антимирские.

— Наше дело десятое, — отмахнулся Антип.

— Не гневи антихриста, дворник. Объясни толком, как и что.

— Наше дело десятое…

Прогнал его антипапа и призвал антиквара, человека ученого.

— Ты, антиквар, ученый человек, а мы, ты знаешь, университетов не кончали. Покопайся там в своих книгах, вычитай — что оно такое: антимир?

Легко сказать — покопайся. В книгах слова такого нет, и неизвестно, когда еще будет. Но антиквар не стал возражать. Пошел, стал копаться.

Антипапа между тем не терял времени. Выпросил у короля престол, сел на него и задумался.

«Антимир… — размышлял он. — Антимир… антимир… Ага… Мир — это мир, а анти… Есть! Надоумил антихрист! Антимир — значит война! Война! Война! Война во славу антихриста!»

— Война? — помрачнел Антиох. — Ох, что ж это будет?

— Не говорите «ох»! — одернул его антипапа. — Вы что, забыли, где вы находитесь?

— На седьмом небе, — спохватился король. — Ох!.. простите, я хотел не ох… Ох, я совсем запутался…

— Выпутывайтесь сами, — сказал антилапа, — а я иду объявлять войну. Некогда разводить антимонии.

Три монаха

Три нищих монаха входили в богатый город.

— Сейчас посмотрим, крепка ли вера у здешних жителей, — сказал один монах. — Вы пока помаленьку устраивайтесь, а я пойду поговорю с населением.

Вышел монах на базарную площадь, где обычно собирался народ, и возгласил:

— Братия, я пришел, чтобы научить вас надевать штаны через голову!

Вера у жителей была крепка:

— Слава тебе, господи!

— Справедливая мысль!

— И как мы сами до этого не додумались?!

Монаха щедро вознаградили, и жители города стали осваивать новый метод.

Нелегкое это дело — надевать штаны через голову, да и получается как-то не так… Но жители не видели, как оно получается, потому что глаза у всех были закрыты штанами.

Прошло несколько времени, и решил второй монах посмотреть, крепка ли вера у жителей города.

Вышел он на базарную площадь и возгласил:

— Братия, я думаю, что, надевая штаны через голову, не следует забывать о ногах.

Вера у жителей была крепка:

— Слава тебе, господи!

— Справедливая мысль!

— И как мы сами до этого не додумались?

Ну, это уж и вовсе трудно — надевать штаны сразу и на ноги, и на голову. Жители города забросили все дела и с утра до вечера только и знали, что возились со своими штанами.

А монах вернулся к товарищам — он свое получил.

Прошло еще несколько времени, и говорит третий монах:

— Пора и мне посмотреть, крепка ли вера у здешних жителей.

Сказал — и туда же, на базарную площадь.

— Братия, я знаю, как надевать штаны!

Вера у жителей была крепка по-прежнему:

— Как?

— Как?

— Расскажи!

— Научи!

— Посоветуй!

— Слушайте, братия, — сказал третий монах. — У кого голова на плечах, тот не станет тянуть штаны через голову, а будет надевать их прямо на ноги.

Переглянулись жители — у всех вроде голова на плечах. Как же это так получилось?

И тут каждый вспомнил, какие муки пришлось ему пережить, надевая штаны через голову.

— Слава тебе, господи!

— Справедливая мысль! — И как мы сами до этого не додумались?

Наградили монаха, и уж хотели надевать штаны по старому доброму методу, да только в городе не нашлось штанов.

…Три богатых монаха уходили из нищего города…

Симеон Столпник

— Эй, дядька Семен, ты чего залез на столб?

Молчит Семен. Не отвечает.

— Слазь, тебе говорят! В недобрый час свалишься!

Не слазит Семен. Оно, конечно, место неудобное, на нем не рассидишься, так ведь зато высокое место. С какой стороны ни глянь, отовсюду видно Семена.

Когда человек наверху, к нему относятся с уважением. Сошлись соседи, удивляются:

— Ишь ты, как низко был человек — и куда забрался!

Стали Семена Симеоном звать. От лишней буквы язык не отвалится.

— Симеон, — говорят, — научи, как жить. Тебе там сверху виднее.

Учит Семен, а у самого душа в пятках: а ну как сорвешься со столба?

— Святой Симеон, помоги, протяни руку помощи!

Как же, ждите, протянет он вам, когда у него обе руки заняты. Сидит Семен, вцепился в столб, держится за свое место.

Говорят, сорок лет так просидел. А толку-то что?

Лучше б по земле ходил — глядишь, протоптал бы какую тропинку…

Отречение Галилея

— Между нами говоря, дорогой Галилей, я и сам думаю, что она вертится. — Отец инквизитор покрутил пальцем, показывая, как вертится Земля. — Но одно дело — думаю, а другое дело — говорю. Вы ученый человек, неужели вы до сих пор не поняли разницы?

— Нет, я понял, — сказал Галилей, — и именно поэтому я говорю, а не только думаю.

— В таком случае говорите так, чтобы вас никто не слышал. А то ведь — я не хочу вас пугать — у вас могут произойти неприятности… Вспомните Джордано Бруно.

Галилей вспомнил.

«Я уже стар, — подумал он, — и у меня впереди большая работа. Это очень важная работа, и не хочется умереть, не закончив ее…»

Святая церковь пышно праздновала отречение Галилея. Рекой лилось вино, приготовленное из крови спасителя. А когда был провозглашен тост за дружбу науки и религии, отец инквизитор подмигнул Галилею и шепнул:

— А все-таки она вертится!

Простая старушка

Старушка подошла к костру, на котором сгорал Ян Гус, и сунула в него вязанку хвороста.

— О святая простота! — воскликнул Ян Гус.

Старушка была растрогана.

— Спасибо на добром слове, — сказала она и сунула в костер еще вязанку.

Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:

— Что ж ты молчишь? Почему не скажешь: «О святая простота»?

Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.

Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.

Житие протопопа Аввакума

— Помоги, господи Исусе!

Перед патриархами всея Руси стоял маленький протопоп. Он смело смотрел им в глаза и говорил:

— Помоги, господи Исусе!

— Не «Исусе», а «Иисусе», — поправляли его. — Хоть буква эта давно умерла, но в делах веры сильна именно мертвая буква.

— Господи Исусе! — не сдавался протопоп. — На чем стояли, на том и будем стоять!

Вот в этом-то Аввакум и ошибся. Очень скоро он стоял уже совсем в другом месте, на холодной сибирской земле. Потом, гонимый верою, а пуще церковной властью, он пошел — из острога в острог, сам не зная кому неся свою правду.

— Помоги, господи Исусе!

…В мире много пылало костров. Джордано Бруно сгорал за науку, за свободу сгорал Ян Гус. А упрямый мученик протопоп Аввакум сгорел за мертвую букву…

Жанна д'Арк

— Дева Жанна причисляется к лику святых! Какие будут вопросы? Святой Антоний, вы что-то хотите спросить?

— Я хочу спросить, как дева Жанна умерщвляла свою плоть? — сказал тощий святой Антоний. — И была ли она верна монашескому обету?

— Святой Антоний, дева Жанна не была монашкой.

— Значит ли это, что она кого-нибудь родила? — спросила дева Мария.

— Святая Мария, вы забываете, что Жанна — дева.

— Ну и что? Я тоже дева.

— Святая Мария, не все такие девы, как вы.

— У меня два вопроса, — сказал Андрей Первозванный. — Во-первых, призывал ли деву Жанну наш учитель Иисус Христос, и, во-вторых, если призывал, то в какую очередь?

— Святой Андрей, девы Жанны не было среди учеников Христа, она родилась значительно позже.

— Больше вопросов не имею. Я только к тому, что есть и такие, которых призывал наш учитель, и далеко не в последнюю очередь, — сказал Андрей Первозванный и с достоинством сел на место.

— Братья святые, я попрошу говорить по существу, а не только о собственных подвигах. Какие еще вопросы? Пожалуйста, святой Симеон!

— Значит, так… — Симеон заглянул в бумажку. — Прежде всего насчет грехов — имеются в виду взыскания.

— Взыскание у девы Жанны одно: ее сожгли на костре.

— Понятно… — Святой Симеон сел и стал думать над следующим вопросом.

— В порядке справки: кто ее сжигал? — бросил с места Иоанн Златоуст.

— Мы сжигали, кому же еще? Святая церковь.

— У меня тут еще… — поднялся Симеон со своей бумажкой. — За какие грехи — имеются в виду нарушения? И по какому поводу — имеются в виду мотивы?

— Мотив один: дева Жанна защищала родину.

По рядам прошел осуждающий ропот.

— Спокойно, спокойно, я еще не все сказал! После того как деву Жанну сожгли на костре, она вот уже пятьсот лет ни во что не вмешивается и ведет тихий, праведный образ жизни.

Осуждающий ропот перешел в ропот одобряющий.

— Вот за это дева Жанна причисляется к лику святых.

Иезуиты

Горят костры, костры горят — Христа распятого наследство. Иезуиты говорят, что цель оправдывает средства. Что, если ты наточишь нож для высшей цели, значит, прав ты. Что на земле святая ложь куда надежней грешной правды… Пусть сгинут все до одного, пусть станет прахом все земное!..

Ложь во спасенье… Но кого? Кого спасать такой ценою?

Трясуны

Надоело богу карать трясунов и созвал он их, чтобы явить свою милость.

— Что, испугались? Ну ладно, я пошутил. Это чтоб вам не повадно.

Стоят трясуны, трясутся.

— Да вы что, шуток не понимаете? Слышите? Вменяю вам не трястись! Не слышите? Вменяю вам слышать!

Не слышат трясуны, трясутся. Попробуй им вменить, когда они невменяемые…

Свидетели Иеговы

— Иегова против Сатаны! Иегова против Сатаны! Приглашаем свидетелей!

Свидетели не идут. С Сатаной у бога свои дела, но при них обычно никто не присутствует.

— Тем, кто будет свидетельствовать в пользу Иеговы, обещается: живым вечная жизнь, мертвым — воскрешение и далее то, что живым. Тем, кто не будет свидетельствовать, обещается смерть и все, что с нею связано.

Весьма существенное разъяснение. Публика зашевелилась. («Послушай, я, правда, ничего не видел, но если я скажу, что видел… а? Как ты думаешь?» «Я тоже не видел, но — один черт!»)

Один черт подходит к столу обвинителя.

— Я буду свидетелем, — говорит черт. — Какие нужны показания?

За первым чертом подходит второй, потом дьявол — и вот уже у стола выстраивается длинная очередь.

— Что нужно показывать?

— На кого?

— Мы готовы — вы только скажите!

Последним подходит Сатана, соблазненный перспективами вечной жизни.

— Эх, была не была! Давайте и я покажу!

Иегова колеблется: Сатана против Сатаны? Это как-то не того… неудобно… А впрочем, не беда! Лишний свидетель не помешает!

— Иегова против Сатаны! Иегова против Сатаны!

— Я против Сатаны? Да что вы, я против него ничего не имею!

— Ах, да. Сатана — свидетель Иеговы. Постойте, а кто же тогда обвиняемый?

— Придется поискать. Может, вон та ведьма?

— Я свидетельница! — быстро отзывается ведьма.

— Ну, тогда бесенок…

— Я свидетель! — заявляет бесенок.

— Вон там еще человек, — подсказывает Сатана.

— Эй, человек! Ты свидетель или не свидетель?

— Да нет, что вы, я честный человек.

— Ага, значит, тем более. Итак, продолжаем процесс: Иегова против человека!