Боги должны уйти

— 11 —

Раздался шум, стук дубинок, девчоночий визг. Ловили игуану. Она забежала в деревню и застряла шеей в терновой изгороди. Дети и женщины, вооруженные, кто скалками, кто дубинками или просто камнями, выскочили на зов:

— Еда сама к нам пришла!

— Большая игуана!

— Окружай!

Громче всех вопила, размахивая кривой дубиной, Крученая Губа. От волнения она раскраснелась, глаза горели, на закушенной губе выступила кровь.

Необыкновенно крупная игуана размером с двух матерых аллигаторов в ужасе металась внутри живой изгороди. Вылезший из земли корень тиса крепко схватил ее за лапу. Несчастная дергалась и вертелась вьюном, но освободиться не могла. От каждого рывка петля затягивалась туже. Животное глубоко расцарапало землю, искромсало ствол.

— Какая сильная! — перешептывались охотницы.

— А когти — смерть! Голову отсечет — моргнуть не успеешь.

На таких ящериц даже бывалые воины опасались охотиться, потому что в ловкости и силе нет этим тварям достойного соперника. Мелькнет молнией коготь — и потроха горе-охотника вывалятся под ноги, не соберешь.

— Пока мужчины развлекаются на празднике, поймаем чудовище и накормим детей, — решили женщины.

— Поймаем? Она чудовище.

— Справимся. Мужчине бог дал силу. А женщине ум. В трудные времена ум важнее силы.

— Обойдем игуану против солнца. Только тихо.

Игуана замерла, пытаясь слиться с оградой, ее изумрудные бока медленно перекрасились в цвет жухлой осоки. Лишь изредка из щели рта молнией взлетал, пробуя воздух, раздвоенный блестящий язык.

Шаг за шагом охотницы, крадучись, сокращали расстояние до жертвы. Голод ослабляет руки, зато зрение, обоняние и слух при этом становятся острее.

Если двигаться медленно-медленно, как изменяются облака в безветренную погоду, ящерица не заметит врага. Поэтому даже моргнуть на полресницы нельзя, а если невидимой паутиной резанет по зрачку — плачь, но терпи, иначе добычи не видать. Шаги нужно делать мелкие и бесшумные. Такой походке учится каждый годовалый ребенок, иначе не стать ему удачливым воином.

Ближе и ближе подходили охотницы к игуане. Она их заметила, но с места не двинулась, лишь изменила окрас на спине.

Резко взлетела дубинка Крученой Губы, удар пришелся по хвосту. Я добавила чуть выше.

Позвонки громко щелкнули и длинный, в полтуловища хвост с каменным хрустом отвалился к нашим ногам. Он извивался, размазывая темную кровь по траве. Мощная струя густым фонтаном окатила охотниц. Они отступили, вытирая лица.

Игуана беспомощно оглянулась. В неподвижных синих глазах я разглядела себя, кровавую убийцу, отраженную тысячу раз.

Тысяча убийц держала в руках тысячу дубинок. Вот такими глазами смотрела игуана на меня.

Синий взгляд пронзил душу.

Мама всегда восторгалась ловкостью и умом этих животных. Она говорила, что в ящерице живет два существа. Одно — морское, а другое — небесное. Поэтому у них два сердца и два мозга, а тайный разум спрятан в косточке, которая надламывает хвост.

Но обмануть охотников игуана так и не смогла. Кто польстится на хвост, тому мозгов не видать. Так у нас говорят о лентяях. Охота продолжалась.

Медленно — медленно над головой игуаны поднялась заслоненная ветками дубинка Крученой Губы.

— Беги, глупая! — вдруг закричала я и, подцепив петлю, ослабила захват на когтистом пальце. — Беги, не оглядывайся! Кыш! Кыш!

Отекшая лапа дернулась, выскользнув из ловушки. Игуана протиснула обрубок туловища сквозь расшатанные прутья и, тяжело стуча когтями, скрылась за валунами.

Крученая Губа бросилась следом, вопя:

— А-а-а! Бей, уйдет!

Но никто из охотниц не тронулся с места. Кто не знает, что за ящерицами бегают только ящерицы!

Смешно ловить молнию или бегущую игуану.

Крученая Губа вернулась, проклиная мгновение, когда моя дурная голова прорезалась в этот мир. Она в раздумье остановилась над сброшенным хвостом. Он лежал перед ней, как огромный кусок мяса, и в месте надлома еще дымился, будто его только что отварили.

Крученая Губа попробовала поднять подарок, но тяжелый хвост выскользнул в грязь. Она посмотрела на меня, что-то обдумывая.

— Грохнуть бы тебя вместо ящерицы — и на вертел! — ее голос заскрежетал, как скребок по чешуе каймана. — Если бы не твоя жалкая трусость, у нас было бы еды в пять раз больше.

— Если б ты убила ее сейчас, через месяц игуан уменьшилось бы ровно в тысячу раз, — ответила я.

— Думаешь, она оставит приплод в камнях? Как бы ни так! Засуха спечет ее тухлые яйца.

— К тухлым яйцам тебе не привыкать.

Крученая Губа вскрикнула что-то вроде: «Уйю-пуйю!», и кривая дубинка с шумом описала круг над моей головой:

— Пусть твой отец вождь, зато мой — Старший жрец. Мы равные.

— Наше равенство, как у скунса с кетсалем.

Моя дубинка тоже умела рисовать свистящие фигуры. На этот раз я изобразила что-то вроде жалкого скунса.

Крученая Губа раскрутила дубинку солнышком:

— Не зазнавайся, — сказала она. — Мой отец — страж смерти. Он мастер пыток. Если захочет, твоя мать сама отдаст ему хрустальный череп.

Ее взлетевшая дубинка рассказала всему свету о черепе, о великой тайне.

— С какой радости Жабий жрец заберет сокровища моей матери?

— С той радости, что принцесса родилась с трубкой в зубах и постоянно храпит, закатив синие манго под лоб.

Дубинка Крученой Губы нарисовала, как пар над котлом устремляется к небесам.

Тут в спор вмешалась Маленькая Лилия и пропищала:

— В секретном сундуке свернулись сорок ядовитых змей. Если Жабий жрец откроет его, они плюнут в глаза и откусят длинный нос.

— «Длинный нос»? Я знаю, как вас обеих накажет «Длинный нос». Слышала.

Дубинки скрестились.

— Что ты могла слышать, из того, что мы не знаем? Главные новости племени рождаются в голове моей матери, и лишь потом вождь собирает совет.

— Ненавижу тебя, Синевласая! Из-за твоей глупости погибли Кенар и Оцелот. Мне и Серой Мышке не досталось жениха к празднику Новобрачных.

— Лучше посчитай, сколько женихов в прошлом году не захотело сорвать с тебя повязку невинности? Неужели ты думаешь, что братья Храброго Лиса польстились бы на невесту скунса? Или сварливую Серую Мышь? Ты убежала в болото, и шипела там всю ночь, как болотная крыса.

Мой язык тоже умел больно жалить.

— Неправда!

— Правда-правда! — запищала Маленькая Лилия. — Я слышала! Она обзывала Пернатого Змея затраханной вороной. Обещала повесить глазами на сук и говорила: «Чтоб ты долго мучился, проклятая клоака попугая»!

— Замолчи, ябеда!

Дубинка Крученой Губы описала над головой сразу десять! О, нет — двадцать!.. И даже тридцать кругов! Это было высочайшее достижение даже для Оцелота, чемпиона Говорящих Дубинок.

Все ахнули: «Тридцать два!» Но голос соперницы дрогнул:

— Не смейся над тем, что было. Лучше поплачь над будущим. За вранье жрец отрежет принцессам языки. Я слышала, как он сказал вчера на тайном сходе: «Судьба Синевласой Лани не должна соединять яд греха и сладость праздника, боги не позволят».

— Из Жабьего жреца всегда сыплется много непонятных слов. Но слова не шоколадные бобы.

— Ну что ж, скажу, чтобы ты, принцесса, знала: совет племени уже решил, что Храбрый Лис будет моим мужем.

Моя дубинка дрогнула и перестала свистеть. Сердце оборвалось.

Крученая Губа усмехнулась:

— Старейшины долго спорили, но пришли к выводу, что Хитрый Лис нарушил закон и потерял право выбора. «Грязь души отмоет чистая вода», — сказал отец. — Догадайся, что он имел в виду.

Дубинка в руках Крученой Губы снова солнышком запела над головой. — Скажу больше. Так как в племени теперь не хватает мужчин, тебе, глупая голова, подобрали жениха из безусых мальчишек, — она отыскала глазами сестру. — Слышишь, Крошка Лилия, если твоего дружка женят на Синевласой Лани, с кем будешь лепить мячи из гуавы?

Маленькая Лилия закричала:

— Врешь! Врешь! Врешь! Даже попугаи кричат о вранье!

Дубинка Крученой Губы со свистом пронеслась мимо моего лица. Но я не отшатнулась. Дубинки скрестились. Потом разлетелись и снова ударили друг друга. Дубинка лгуньи несносно визжала, не обрывая сплошную линию издевок. Уж в чем-чем, а в искусстве унизительных фигур Крученая Губа превзошла великих мастеров.

Но я тоже не уступала:

— Клоака стервятника, ты, как всегда лжешь! Отец не причинит боли тому, кто ради меня разбил омельгонов. Погляди: какой пояс он подарил ко Дню Новобрачных. Значит, празднику — быть!

— Дерьмо ленивца, — не унималась Крученая Губа, — теперь посмотри на мой пояс. Мне его тоже отец подарил. Смотри-смотри! Пусть лопнут глаза от зависти!

Крученая Губа убрала побрякушки с живота, и потрясла бедрами, обхваченными неприглядным пояском из крокодильей кожи.

— Фу, без камней! — скривила губы Маленькая Лилия.

— В этот пояс вшиты зубы мертвой омельгонки. Отец сам у нее вырвал для меня.

Подруги бросились рассматривать чудо. Крученая Губа позволила им потрогать руками острые красноватые резцы.

— Я буду плодовита, как дикарка, и подарю мужу двенадцать сыновей, — хвасталась она.

Подруги цокали языками, проверяя на свет вырванные клыки.

— Настоящие, омельгонские, — постанывали они, мечтательно закатывая глаза.

— Значит, у дочери жреца будет двенадцать сыновей.

Маленькая Лилия, скорчив рожу, пропищала:

— Не забудь приплоду после рождения омельгонские хвостики оторвать, иначе дерьмо наметут.

Дубинка Крученой Губы снова со свистом взлетела. Крошка с визгом спряталась за моей спиной.

— Подняла дубинку на сестру? Драться — так драться. Биться будем насмерть!

— Да! — ответила Крученая Губа. — Будем драться, пока твои мозги не брызнут на землю. И я растопчу их пятками, вот так!

Я или она. Жизнь или смерть.

Дубинки скрестились.

Раздался крик:

— Девочки! Охотницы! Пора! Хвост зажарен. Все ждут Победительниц Большого Хвоста.

— 12 —

Сплошная музыка любви…

Наверно, ребра богов, написавших древние книги, были специально выпилены, чтоб обнаженные сердца клокотали, сотрясая планету.

Или это:

Боги страдали как мы. Но разве они люди? Прекрасные крылатые существа. Они улетели в хрустальные замки, уснули и ждут, когда люди перестанут воевать, и на всей земле начнется праздник большого перемирия.

Мать научила меня читать. И словно второй раз меня родила, но только в другом, ярком и неповторимом мире.

Прожить жизненный срок землеройкой или брехливым койотом, значит что-то на своем пути пропустить. Мир вокруг мелких тварей пуст. Он холодная река. Но по заброшенному руслу через сотни поколений в пустыню прилетит бесстрашный герой на летящем корабле. Это будет не тот дикарь, изображенный на скалах с кривой дубинкой, пронзающей драконов и птиц. Герой из будущего будет силен и смел, а глаза его сумеют на лету различить полет стрелы.

Но если у героя в голове не найдется места ни для одной мечты, его судьба уподобится судьбе говорящего какаду. Болтливый язык способен перемалывать лишь пустой воздух у костра. Мудрецы говорят: «Чириканье не изменит в этом мире ничего. Зато любопытство годовалого ребенка передвинет с места горный хребет».

Древние художники не изображали книг. Табу. Такое же несокрушимое, как запрет заглядывать в глаза богов.

Принято лица небожителей рисовать лишь сбоку, скрывая вторую половину в тени заповедных тайн. Древние художники подглядывали за божествами украдкой, скрываясь за скалами в густых кустах. Возможно, лишь по этой причине они уцелели и смогли поведать миру правду о всесильных крылатых существах.

Древние мудрецы хранили и берегли рукописи от дурного глаза, как колыбель высокородного ребенка. Они хотели предупредить потомков о возможной опасности. Ожидаемый Конец Мира — вот что могло навсегда смести следы человека с нашей планеты. Можно сказать, что древние книги, как таинственные сосуды, заполнены криком: «Люди, спасите себя от себя!»

Точная дата Конца не обозначена. Это, говорят, случится не скоро, в том будущем, где нас нет, но отсчет начат с тех пор, как знание о нем высекли в камне.

Предсказание стало частью мира и вечным приговором, так как написанное на скалах не поддается тлению. Знаками предначертаний украшены стены рассыпанных мегалитов. Они давно предупредили, что по земле идет никем не остановленная смерть.

У нее может быть лицо плодовитой омельгонки, мечущей из бездонного лона людоедов. Они легко сметут со своих троп любителей шоколадных лепешек. А может быть, Конец Мира начнется, когда любители печеных початков увидят смерть с лицом Засухи. Она зажарит на раскаленном песке последних кайманов, превратит корни леса в пыль и навсегда сметет с каменных троп следы человека.

Также Конец принесут миру знания древних, случайно попавшие в руки жестоких племен.

Книги помнят о том, что смерть однажды явилась в виде высокой волны. Ревущий поток слизал жадным языком тысячи городов, леса, миллионы чудесных птиц и зверей. Бездонная глотка выпила прекрасный мир богов. От них остались книги и предупреждения: «Спеши, человек, уйти».

Уйти? Куда? О кого? Почему?

Мать нюхом учуяла спрятанную книгу под набедренной повязкой.

— Постой, Синевласая Лань, — ласково прохрипела она. — Не в том месте и не слишком надежно ты прячешь краденое. Эта книга — наследие храма Уснувших Богов. Бесценное сокровище.

Она бесцеремонно извлекла нагретое животом сокровище. Дунула на обложку, тронула ногтем петельку зажима, раскрыла веером пластинки.

— Не бойся. Взбучки не будет. Если б ты знала, как я рада, что книга нашлась!

Странно, что мать не надрала мне задницу. С воровками в деревне обходились очень строго. Однажды Жабий жрец поймал на краже браги раба, который за долги месил на дворе глину для стен. Жрец собрал народ на большой сход и показал, какое придумал наказание для вора. Он засунул руку раба в высохший тыквенный кувшин, полный кротокрыс, и грызуны по локоть содрали с нее мясо.

Мать обняла меня.

— Как ты выросла! Стала красавицей, такой же, как я пятнадцать лет назад. Но, не в пример мне, ты умница и знаешь цену вещам. Не браслет и не серьги украла, а невзрачную на вид книгу. Она с виду неприглядна, кожа затерта до дыр, лишь мышам пришлась бы по вкусу, но твои зоркие глаза разглядели среди сокровищ именно ее. Мимо глаз не ускользнуло главное. Разговор с прошлым дороже побрякушек из нефрита. Тайна этого мира — сам мир. Владеть знаниями — значит владеть судьбой.

— Я взяла книгу, чтобы разгадать рисунки на развалинах храма, прости, мама.

— Садись, милая, рядом, расскажу, что спрятано внутри знаков, и как легко можно распутать спирали, сотканные из древних тайн. Посмотри. Всего таких книг шестнадцать. В каждой — жгучие секреты прошлого. Дай пальчик. Знаки можно не только видеть. Прикоснись — и навсегда запомнишь рисунок рельефа. Смотри, этот знак означает — «бог — добрый». А этот: — «бог — злой». Видишь хитрый крючочек? Словно крылья орлана взмахнули вдали. По нему ты узнаешь символы неба, ветра и птиц, а по «волне» догадаешься, что книга повествует о море, о бездонных загадках глубин. «Овал» — туловище рыб и кайманов. «Острые зигзаги» — зубы зверей, игуан, ягуаров, тварей, внушающих страх даже храбрецам. Знак воина ты запомнишь по знаку «глаза на стреле». А это — женский знак: «сосуд с запечатанным горлышком» — еще одна заповедь Дерева Мира…

Я быстро освоила азбуку и погрузилась в чтение. Мать позволила брать книгу в любое время, и я, спрятавшись в заброшенном гнезде синепера, уложив книгу на колени, отправлялась в страну мечтаний. Читала с утра до ночи, качаясь в ветвях среди пленительной музыки слов.

В последнее время я пропускала мимо сердца рассказы о гибели древних племен в котлах вражды. Меня интересовала только Любовь. Горячее неистовое чувство, однажды пробудившись, сжигает душу дотла.

(здесь не смогла разобрать)

(Дальше тоже не понятно, с угла отломился кусочек пергамента)

Какая прекрасная смерть!

Это была уже моя история. Я сумела втиснуть между стертыми знаками неизвестного автора несколько своих, так, что самый зоркий глаз не отличил бы их от остальных.