Бойся меня

12

Тем вечером в комнате отдыха в блоке С растлитель малолетних по имени Нил Гивенс сидел и читал Библию, пытаясь выяснить, как заставить бога простить мужчине насилие над одним из его агнцев.

— Я понял, — тихо произнёс Гивенс, — мы приходим в этот мир несовершенными и поэтому грешим.

Тощий чернокожий паренёк Скив кивнул, не отрывая взгляда от журнала:

— Как скажешь.

Каждый день в Долине Шэддок был для Гивенса одинаковым.

Он по несколько часов сидел и молился, не замечаемый входящими и выходящими зеками. Вот и сегодня ему везло.

Никто из обычных бандитов не цеплял его, не замечал и не оскорблял. Никто.

Словно он был невидим.

Не существовал.

И Гивенса это полностью устраивало.

Он не отрицал того, что совершил.

Большинство ночей он лежал в темноте и в подробностях вспоминал произошедшее. Никто не знал: он раскаивался или ему нравилось вновь и вновь ощущать удовольствие от преступления. Никто не знал. А Гивенс не рассказывал.

Всё, чего он хотел, это отсидеть свой срок, не вляпаться в неприятности и снова выйти на свободу… Хотя по законам штата это случиться ох как нескоро. Если вообще случится.

— Помолишься со мной? — поинтересовался Гивенс.

— Не, не буду, — ответил Скив.

Скив сидел за приставание к нескольким американским мальчишкам во время преподавания в школе.

Гивенс чувствовал над ним своё превосходство, потому что его жертвы были женщинами. А Скив, в свою очередь, считал себя в тысячу раз выше Гивенса, потому что его жертвы, по крайней мере, остались живы; он не похитил маленькую девочку, не изнасиловал её жестоко, а потом не закопал в ближайшем подлеске.

Может, Скив и напугал до смерти нескольких мальцов, но… Эй, он же никого не убил!

Он оба поглядывали на ещё одного человека в комнате. Палмквиста. Забавный паренёк.

Он не пытался сойтись с кем-то из других зеков или зависнуть с такими же неудачниками.

Он полностью уходил в себя, и, если с ним кто-то начинал говорить, Палмквист едва ли замечал его присутствие.

Гивенс попытался заставить его читать Священное Писание, но Палмквисту это было неинтересно.

Когда в комнату вошёл зек по имени Поппи, Гивенс, и Скив напряглись.

Поппи был простым парнишкой с угреватой кожей, кривыми зубами и бесцветно-серыми глазами, которые постоянно выискивали во дворе новую рыбёшку, с которой можно поразвлечься.

Он был из тех зеков, что моментально бросятся наутёк, если к ним направятся парни вроде Ромеро, Чёрного Пса или Риггза. Он не хотел узнавать, что такое боль; он хотел сам её причинять.

Палмквист равнодушно смотрел перед собой.

Гивенс и Скив бросили быстрый взгляд на Поппи и вернулись к чтению.

Поппи это понравилось, он счёл это забавным. Словно если они его проигнорируют, он свалит. Ага, держите карман шире.

— Похоже, здесь собрание насильников, — произнёс Поппи. — Куда ни кинь взгляд, везде одни педики и извращенцы. Я чувствую себя ребёнком в магазине сладостей.

Он улыбнулся, обнажая жёлтые зубы, а потом пронзительно захихикал, и от этого смеха мурашки пошли по коже.

— Раз, два, три, четыре, пять -

негра я иду искать…

Он подошёл к Скиву, упёрся ладонями в подлокотники его кресла и навис над ним, так близко, что Скив явно слышал вонь изо рта Поппи.

— Моя дражайшая мамочка всегда говорила мне, чтобы я мог за себя постоять. Но тебе повезло…

Его губы двигались всего в паре сантиметров от лица Скива. Скив выронил журнал, сильно дрожа.

— Слышал? Тебе повезло! — повторил Поппи. — Сходи к автомату с конфетами. Принеси парочку батончиков, понял?

Скив кивнул, но него так сильно дрожали руки, что он выронил все деньги. Он знал, что сейчас произойдет. С ним тоже такое произошло в первый день в Долине Шеддок.

И с Гивенсом такое случалось. И не раз. Наверно, пришёл черёд Палмквиста.

«Спасибо, Господи, что на этот раз не моя очередь. Спасибо, Господи…»

В комнату вошёл Жирный Тони, заполняя собой полностью дверной проём и ковыряя зубочисткой в зубах. Тони был таким огромным, что ему приходилось нагибаться, чтобы не ударяться о косяк, и поворачиваться боком, чтобы пролезть в дверь.

Его голова была размером со шлакоблок, на макушке — короткий «ёжик», а всё лицо испещрено шрамами от порезов и оспинами, настолько глубокими и большими, что в них можно было погрузить подушечку пальца.

Шеи у него не было вообще. Массивная голова покоилась сразу на широченных плечах, которые по размеру не уступали стоящим в линию двоим крепким мужчинам.

Он стоял в проёме двери в безразмерном оранжевом комбинезоне и мертвенным взглядом оценивал пополнение своего гарема. Ни у кого не было сомнений, что он именно так видит своих жертв.

Все они были его сучками, которых он будет трахать, когда ему заблагорассудится, и лучше никому не вставать у него на пути.

«Любой насильник, входящий в эти ворота — мой, — сказал он как-то Поппи. — Я его сломаю, трахну, займусь воспитанием, а потом могу продать».

Тони увидел дрожащего в углу Скива и направился прямиком к нему.

— Прошу вас, мистер Тони, я…

Жирный Тони резко ударил его открытой ладонью по щеке, оставляя на коричневой коже парня горящий след. Скив упал на колени, рыдая и вспоминая — о, как ясно он сейчас помнил, как те мальчишки точно так же рыдали в углу!

— Поднимайся, черномазый, — произнёс Тони. Его глаза поблёскивали, как грязные медяки. Тони усмехнулся, и у него на зубах блеснула кровь — он зубочисткой расцарапал себе дёсны, но, похоже, даже не заметил этого. — Давай батончики.

Скив поднялся, протянул Тони шоколадные батончики, и тот аккуратно, почти нежно, развернул обёртку.

Жирный Тони засунул оба батончика себе в рот один за другим, сминая их в однородную массу из шоколада и карамели, и начал медленно жевать. Всё это время он не сводил взгляда со Скива.

Проглотив батончики, он схватил Скива за грудки и подтянул близко-близко, проводя испачканным в шоколаде языком по его лицу. Скив затрясся так, что у парнишки застучали зубы, под ногами растеклась лужа.

Тони отшвырнул его в сторону.

Затем перевёл взгляд на Гивенса, тот попытался дёрнуться и сбежать, но Поппи обхватил его сзади и прижал к дивану.

— Ты — тот, кто изнасиловал маленькую девочку и потом её задушил, — произнёс Тони. — О, мне понравилась твоя милая задница. Но твоя очередь пока не пришла. Дамы, валите отсюда.

Поппи усмехнулся.

Гивенс всхлипнул.

— Убирайтесь отсюда на хрен, — повторил Жирный Тони. — И прикройте за собой дверь. А если скрысятничаете — я буду драть вас каждый день целый месяц!

Скив и Гивенс выскочили за дверь, захлопнув её за собой с громким стуком.

Жирный Тони повернулся к Палмквисту, который мёртвыми глазами смотрел на толстяка. В этих глазах не было страха. Если честно, там вообще не было ни одной эмоции.

Тони усмехнулся. А вот и он. Папаша Джо хотел, чтобы именно этот пацанчик немного пострадал. О, Боже, какое это будет удовольствие! О, да!

— Ну что, Палмквист. А я тебя искал. Пришло время кое-чему научиться. Туши свет, ублюдок, туши свет…

Палмквист уставился на своего мучителя. Поведение Тони его нисколько не удивляло.

Он ждал, как ждал до этого в Брикхейвене. Его глаза поблёскивали в полумраке, как зеркала, а на дне них плескалась чернота, как жидкая грязь на дне колодца. Палмквист молча смотрел на обоих мужчин.

— Вы уверены, что хотите этого? — моргнув, спросил у них Денни.

Поппи зашёлся смехом.

Он слышал, как многие неудачники мололи чепуху, перед тем как Тони их имел, но этот парень побил все рекорды, и Поппи всё ржал и не мог остановиться.

— Во-первых, — начал Тони, — я люблю, когда мои сучки меня поумоляют чуть-чуть в начале, так что включайся в процесс, и тогда тебе будет не так больно.

— Ты совершаешь огромную ошибку, — произнёс Палмквист.

Но у Жирного Тони были другие мысли на этот счёт.

Двигался он быстро для такой громадной туши.

Палмквист только успел произнести свои слова, как Тони уже схватил его ручищами, приподнял над полом и грубо поцеловал мальчишку, всунув тому язык в рот.

Никакой романтики. Лишь животное, смакующую свою будущую пищу. Ничего более.

И тут открылась дверь, и внутрь ворвался Ромеро.

— Эй! — крикнул Поппи, но Ромеро двинул ему дважды, один ударом сломав нос и превратив лицо в кровавое месиво, а вторым — уложив Поппи на пол.

Затем Ромеро схватил Поппи за длинные сальные волосы и пнул в живот.

Парень инстинктивно сжался в комок, и тогда Ромеро изо всех сил приложил его локтем по загривку. У Поппи закатились глаза, и он рухнул на землю.

Жирный Тони отшвырнул Палмквиста в сторону.

— Чёртов латинос, — прошипел он. — Вы, грёбаные латиносы, хуже нигеров.

Он двинулся на Ромеро, и тот прыгнул вперёд. Каждая частичка ярости, разочарования и лишений в этой жизни, которая ядом кипела в нём до сего момента, выплеснулась наружу.

Ромеро опередил Тони и нанёс ему три молниеносных удара по лицу, которые тот, похоже, даже не заметил. Он дотянулся до Ромеро и сжал его железной хваткой.

Ромеро ткнул Жирного Тони пальцами в глаза, и Тони ответил ударом головы, который сразу отправил бы человека, габаритами меньше Ромеро, в отключку.

Палмквист, мать его, попытался вмешаться, и Тони отбросил его одним ударом руки, как поваленное деревце.

Ромеро выпрямился, вытирая с лица кровь. Он понимал, на что идёт — на животное, вроде Жирного Тони нельзя идти без свинцовой трубы или биты в руках.

Тони снова бросился на него, но Ромеро поднырнул под его руку и дважды ударил по корпусу, а затем приложил толстяка коленом в пах.

Тони зарычал, как гризли, которого стегнули ремнём, но не более того.

Он ударил Ромеро и повалил его на пол.

И прежде чем Ромеро смог справиться со звоном в голове, Тони приподнял его и швырнул метра на три вперёд. Ромеро шмякнулся об стену.

Когда он снова открыл глаза, в комнате уже было пятеро охранников, избивавших Жирного Тони дубинками.

Когда Тони увели в карцер, где ему предстояло отсидеть ближайший месяц, сержант Варрес помог Ромеро подняться на ноги.

— Всё начал тот жирный кусок дерьма, — произнёс Палмквист.

— Я знаю, сынок. Зачинщик всегда он.

Варрес придерживал Ромеро, пока тот сам не смог стоять на ногах.

— Наверно, это самая самоотверженная попытка самоубийства, что я когда-либо видел, Ромеро. Точно. Ладно, давай отведу в больничку, там тебя подлатают.

Когда Ромеро уводили из комнаты отдыха, у входа толкались зеки; всем хотелось знать, что здесь произошло.

А Ромеро терзал только один вопрос: он только что подписал себе приговор от Папаши Джо, или что-то гораздо более опасное уже подписало приговор для Жирного Тони?