Бриллианты Forever, или Кто не носит Tiffani

2 февраля, четверг

Пакет с одеждой принесли прямо в магазин. Я не люблю мерить вещи в чьем-то присутствии. Честно сказать, я не слишком много внимания уделяю своей внешности. Знаю, что не урод, понимаю, что, стоя в ювелирном магазине, нужно выглядеть прилично. Но на этом все заканчивается. Моя униформа — черный свитер с глубоким вырезом и черные брюки — продиктована скорее удобством, нежели красотой. У продавца ювелирного магазина должны быть свободны руки и шея (если вдруг попросят что-то померить), и цвет одежды не должен бросаться в глаза. Опять же из соображений удобства стараюсь покупать хорошие вещи классического покроя: они дольше носятся и не устаревают так быстро, как модные. Сказывается швейцарская привычка: у меня никогда не было большого гардероба, но некоторые вещи я ношу много лет.

Майка при виде пакета оживляется больше меня.

— Ой, можно посмотреть?

Не дожидаясь ответа, она запускает руки в пакет.

— Какая прелесть! Я видела такую блузку на Ксюше Собчак!

Спасибо, что сказала. Теперь я ее ни за что не куплю. Выбираю вещицы своего репертуара — неброские темные вещи. И вдруг ловлю себя на том, что не могу оторваться от потрясающего шифонового платья весенней расцветки. В таком платье могла бы блистать Одри Хепберн или Жаклин Кеннеди. Я никогда не чувствовала себя прекрасным цветком — скорее колючим кактусом. Но мне вдруг так захотелось сбросить старую оболочку, что я не удержалась. Интересно, кто тому причиной? Василий? Павел? Или кто-то, кого я еще не знаю, но кто уже где-то рядом?

Откладываю в сторону кучку того, что могу себе позволить. Сверху, как экзотический цветок, лежит шифоновое платье. Даже если я ни разу его не надену, пусть будет. Я буду иногда на него смотреть и радоваться.

Звонит Валера.

— Куда ты пропала? У тебя были же какие-то проблемы? Тебе по-прежнему нужны деньги?

— Нет, спасибо, все разрешилось. Ты бы к нам зашел как-нибудь!

— Ты же знаешь, у меня стойкая неприязнь к ювелирным магазинам. Мои девушки меня туда силком тащат, как будто это непременное условие успешного продолжения отношений. Я настолько четко знаю, кто на что тянет, что мне это даже неинтересно.

— Ну, зайди просто так, без девушки.

— А без девушки зачем? Я же не собираюсь копить бриллианты на старость.

— Валера, не будь занудой. Зайди просто повидаться.

Я вырываю у него обещание зайти сегодня после обеда. Я помню о своем намерении познакомить его с Майкой.

У нас сегодня редкий гость — наш хозяин, Лев Сергеич. Катя предвкушает его визит с утра, начинает покрикивать, велит нам заново перечистить украшения, протереть витрины. Лев Сергеич не очень интересуется процессом. Его волнует выручка и поездки на международные выставки, где его все знают и оказывают максимальное уважение. Еще бы — русский рынок сегодня один из самых лакомых. В нашу любовь к драгоценностям и способность их покупать верят все — от итальянцев до китайцев.

Хозяин появляется около полудня. Катя рапортует о вчерашнем набеге олигарха, хотя Лев Сергеич все и так знает: деньги уже у него. Он явно доволен, хотя смотрит все равно грозно. Это его манера — никого никогда не хвалить, чтобы мы не расслаблялись.

— В этой покупке никакой вашей заслуги нет, — говорит он своим низким тягучим голосом. — Ну, зашел человек случайно, купил что попало. Это не значит, что он станет постоянным клиентом. Вы его хоть чем-то зацепили? Хотя бы телефон спросили?

Катя начинает объяснять, что визит был столь коротким, что мы ничего не успели. К тому же такие люди редко расположены к разговору — они привыкли задавать вопросы, а не отвечать на них. Я бы добавила — под прицелом охраны как-то не очень хочется спросить у мужчины телефончик.

Лев Сергеич наш магазин любит, хотя всячески это скрывает. Ювелирное дело становится в Москве все более женским — мужчинам редко бывает интересна сравнительно маленькая прибыль. Вот нефть, газ или игровые автоматы — совсем другое дело (я уж не говорю об оружии и наркотиках — но у нас же речь идет о приличных людях). Лев Сергеич недавно завел другой, более прибыльный бизнес, но от украшений оторваться не может. Все-таки артистическая часть его натуры рвется к прекрасному. Ему кажется, что друзья-бизнесмены посмеиваются над этой его слабостью. Поэтому он частенько надевает маску полной пресыщенности бриллиантами. О том, как он пытается всей Москве продать наш магазин, уже ходят анекдоты. Вот и сейчас, отчитав нас за то, что не поймали олигарха, он заводит излюбленную песню:

— Как же мне надоел этот бизнес! Разгоню вас всех к чертовой матери, продам магазин.

По заведенному ритуалу мы должны упасть ему в ноги.

— Что вы, Лев Сергеич! Что мы будем без вас делать?

Он польщено ухмыляется, велит обзвонить постоянных клиентов, чтобы те не забывали дорогу в магазин. На этом сеанс руководства заканчивается. Хозяин садится в машину и уезжает — видимо, руководить своим вторым, более прибыльным, но менее красивым бизнесом.

Мы облегченно вздыхаем. Никто нас не купит. Разве что какой-нибудь муж захочет порадовать жену изящным делом и сделает ей подарок. Правда, мужья обычно опасаются пускать жен в бизнес: осмотрится, осмелеет, глядишь, самостоятельные деньги пойдут, а там и любовник появится. И тут — конец бизнесу. Жена в лучшем случае водворяется назад в деревню, к детям, в худшем — развод. Кран перекрывается при любом раскладе. Так что каким бы ни был Лев Сергеич, а мы на него молимся — он убежденный холостяк. Хоть какая-то стабильность.

Валера врывается в магазин вместе с морозным воздухом. В распахнутой длинной дубленке он похож на Шаляпина на известном портрете работы Кустодиева — этакий русский барин, широкая душа. Приносит нам моченых яблок. Катя морщится — запах тут же проникает во все закоулки. Выветрить его будет не так-то легко.

— Ну, что, служительницы гламура? Скучаете тут без меня?

Кажется, он заполняет собой все помещение. Становится как-то тесно. Я бросаю взгляд на Майку — она зарумянилась и еще похорошела. Валера не остается равнодушным: я вижу, как он распускает павлиний хвост своего прославленного остроумия. Шутки-прибаутки льются из него потоком. Майка хохочет в голос.

У Майи звонит мобильный телефон. Валера хватает его раньше владелицы и начинает разговаривать, почему-то с кавказским акцентом.

— Да. Это кто? Вам кого? Я кто? Как это кто? Я — это я. Да нет, телефон не мой. Я в ресторане, «Галерея» называется, слышали? Тут девушки две сидели, а телефон оставили. Вам какую из них надо? Одна такая рыжая, страшненькая, а другая — черная, красивая. Значит, вам черную? Я вас понимаю. Мне она тоже больше понравилась. Да вы не бросайте трубку! Как вашу подругу зовут? Майя? Вы знаете, где она живет? Ну, я ей хочу телефон передать! Да вы не бойтесь, я ничего такого не имею в виду!

Мы помираем со смеху. Майка уже плачет — тушь течет по щекам. Она взглядывает на себя в зеркало и бежит в подсобку. Балерина импровизация заканчивается так же внезапно, как началась. Он лишился главного зрителя, для которого игрался спектакль. Я понимаю, что дело сделано.

Валера уходит. У самой двери он оборачивается и говорит Майке:

— Хочешь, я тебя сегодня на машине покатаю? Майка, зажмурившись, кивает.