Броневая рапсодия

В АКАДЕМИИ ПОЛКОВОДЦЕВ

Преподавателя тактики А. И. Готовцева знобило. «Не тиф ли?» — сверлила его тревожная мысль. Поплотнее запахиваясь в изрядно поношенную шинель, профессор постукивал костяшками пальцев по столу вовсе не из строгости: в пустой аудитории замерла тишина. Очень хотелось согреться. За узкими, разрисованными искрящимися ледяными узорами окнами вторую неделю трещали морозы.

Потирая ладонью о ладонь, Готовцев еще раз внимательно всмотрелся в нанесенную на карту обстановку — очередную контрольную работу слушателя своей группы. На всхолмленной, рассекаемой в нескольких местах речками и глубокими оврагами равнине, между кудрявыми массивами лесных урочищ, судя по нанесенным условным знакам, разгоралась напряженная борьба противостоящих сторон. «Синие» торопливо готовились к наступлению. Они прочно удерживали позиции, опираясь на железнодорожный узел. «Красные» находились, как говорится, в незавидном положении, ибо по расчетной шкале соотношения сил и условий, обычно применяемой профессором— знатоком военного искусства, у них не оставалось достаточно времени для переброски и развертывания резерва — собственного бронеотряда (бронепоезда и четырех танков).

— Ну-ну, — сдержанно улыбнулся Готовцев. — Как выкрутится из нелегкой ситуации Лизюков, командир «красных»?

Да, с точки зрения испытанных в прошлом постулатов военной тактики для Александра Ильича получалось: куда ни кинь, повсюду клин, то есть неминуемое поражение или в лучшем случае организованное отступление. Однако следующий лист, посвященный развитию событий на поле сражения, не подтвердил мрачного прогноза. Совсем напротив, опровергая привычные представления о ведении боевых действий, он менял кризисную ситуацию на иную, более благоприятную для «красных».

Профессор тщательно протер стеклышки пенсне: не ошибка ли вкралась в задачу? Откуда здесь, в самом неуязвимом месте обороны «синих», неожиданно появились танки «противника»? Как они смогли в исключительно короткий срок (по мнению преподавателя, практически нереальный) совершить столь стремительный марш-маневр? Фантастика! Интересно послушать, как будет оправдываться этот коренастый, большелобый крепыш.

На другой день, несмотря на недомогание, Готовцев пунктуально явился в академию. Не терпелось задать вопросы слушателю, чрезмерно, по мнению многих педагогов, увлекающемуся новациями.

Герой Советского Союза Александр Ильич Лизюков.

Лизюков спокойно выслушал замечания. Не вывел его из равновесия и смешок, прокатившийся по холодной аудитории.

— Вы полностью правы, товарищ профессор, в том, что характер местности, технические возможности танков не позволяли им так быстро переместиться, — негромко начал объяснения Александр Ильич. — Однако нельзя не учитывать, что в распоряжении «красных» имеется бронепоезд, который способен не только нанести противнику огневой удар, но и при необходимости перевезти свои танки в указанное место, чтобы в нужный момент ошеломить врага их появлением там, где этого никто не ожидает. Что касается намерений «синих», то разгадать их можно, если учесть; примерно подобным образом складывалась диспозиция немецких войск против французских на одном из участков боев в районе Амьена.

Далее следовали расчеты комбинированного марша, убедительно подтверждавшие сложившуюся ситуацию и предложенный выход из нее.

— Сравнение обстановки с эпизодом на реке Сомме мне кажется неподходящим, — возразил преподаватель. — Его еще надо осмыслить.

Видимо, он считал, что самое время разжечь спор, скрестить шпаги разных мнении.

— Пожалуйста, — продолжал Лизюков. — Есть и другие аргументы. В ходе боев против Деникина и белополяков наши войска редко, но применяли подобный прием…

— И когда Колчака громили, — добавил кто-то из дальних рядов аудитории.

— Вредная это выдумка, — разгорячился высокий комбриг в черной кожаной тужурке с орденом Красного Знамени на груди. — Пока танки на платформах, их довольно легко уничтожить! Неоправданный риск.

— Прошу, товарищи, — вновь вставил профессор, — непременно учитывать такую весьма важную деталь: речь идет не просто об эшелоне, а о подвижном составе, охраняемом непосредственно пулеметами и артиллерией. Кроме того, прошу вас рассматривать свои задачи с позиций будущего…

Завтрашний день Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Его даль не заслоняли тяготы первых послевоенных лет, разруха, голод и холод… Молодая Республика Советов едва поднималась из пепла и руин, а вдоль ее границ снова сгущались грозовые тучи нашествия. Генералы Англии, Франции, Германии, Японии и других империалистических государств опять мерили расстояния до жизненно важных центров большевистской России, определяли направления сокрушающих ударов, но их мнению, теперь уже неотразимых и окончательных. Прицеливались. Военные теоретики большие надежды возлагали на технику, новые средства нападения. Бредили чудо-оружием.

Молодые командиры Красной Армии внимательно следили за выступлениями яростных антисоветчиков, с предельным цинизмом заявлявших о том, как быстрее стереть с лица планеты «большевистскую заразу»; досконально изучали тактику, вооружение вероятных противников, среди которых все чаще появлялись специалисты из Германии. Побежденные наставляли своих победителей, как избежать ошибок прошлого при новом нашествии на Республику Советов.

Александр Ильич, как и многие его коллеги, сверх установленной программы упорно занимался английским и немецким языками, пробовал силы в переводе газетных, журнальных военных материалов, отдельных брошюр, выпускаемых армейскими и флотскими издательствами за рубежом.

Однажды ему попался свежий сборник статей немецких офицеров. Среди них запомнилось выступление капитана Гейнца Гудериана, превозносившего исключительные возможности бронетанковых войск. Чувствовалось, что автор глубоко знает технику, тактические способы управления частями, подразделениями стальных крепостей в различных условиях местности. Вместе с тем этот капитан выдавал себя за сторонника нового сверхоружия, убежденного в том, что остальные рода войск должны на поле боя действовать исключительно в интересах продвижения танков.

На полях конспектов недавнего командира бронепоезда появлялись короткие пометки: «Изучить статьи В. И. Ленина „Революционная армия и революционное правительство“», «От обороны к нападению», «Уроки Московского восстания»; «Составить таблицы тактико-технических данных бронесил Франции, Англии, Италии»; «Принять участие в диспуте на тему „Человек и боевая техника в будущей войне“»; «Проконсультироваться у специалистов-инженеров о путях развития противотанковых средств на ближайший период»… С накоплением знаний росла потребность их обобщить, выстроить в определенную систему.

Еще когда гремели бои, у Лизюкова исподволь родилось желание записывать наиболее яркие впечатления, анализировать наилучшие варианты решения задач. Чаще всего мысль краскома обращалась к тем, кто водил бронепоезда, бронеавтомобили, танки, сокрушал неприятеля грозной мощью стальных подвижных крепостей.

Учась в академии, Александр Ильич объединил разрозненные заметки в одну рукопись, систематизировал их. Получилось более двухсот страниц «сырья». Почти каждый день выкраивал он время, хотя бы часок, для внесения дополнений, изменений. Листы пестрели перекрестиями сокращений, «усами» вставок.

Как-то на самоподготовке Лизюков склонился над рукописью.

— Перепахано на совесть, — раздался рядом звучный баритон. — Чувствую, что это очень интересно…

Александр Ильич увидел перед собой заместителя начальника Военной академии Р. П. Эйдемана. Атлетически сложенный, с двумя орденами Красного Знамени на груди, он ободряюще опустил руку на плечо слушателя, дескать, не вставайте, взял записи. Прочитал страницу, другую, третью…

— Тема архиважная, — подытожил Роберт Петрович. — Бронесилы в настоящее время все больше выдвигаются на самый передний план военного строительства. Хорошо бы создать книжку. Ваши стихи в журнале «Красные зори» я не раз читал. Бьют в цель. Кстати, прозу тоже надо осваивать. Если на первых порах будет трудновато, не унывайте — поможем.

Словно подслушал сокровенное. Как в незабываемом девятнадцатом, по-фронтовому вспыхнуло в груди Лизюкова: «Даешь книжку!»

После той памятной встречи Роберт Петрович нередко приглашал к себе начинающего «прозаика», интересовался:

— Не трудно ли?

— Очень, — признавался Лизюков. — Пятый раз переделываю отдельные главы.

— Муки слова вы преодолеете. Вот только с учебой конфуза не случилось бы…

Первая Военная академия Страны Советов привлекла к себе самые лучшие силы партии, молодого социалистического государства. Здесь, без преувеличения, сосредоточился цвет советской военной мысли. Перед слушателями выступали с лекциями, докладами М. В. Фрунзе, К. Е. Ворошилов, М. И, Калинин. Кафедру стратегии возглавлял заместитель народного комиссара военно-морских дел М. Н. Тухачевский, начальником кафедры бронетанковых войск был командующий бронетанковыми и механизированными войсками РККА А. К. Коленковский, кафедрой оперативного искусства руководил заместитель начальника Генерального штаба РККА В. К. Триандафиллов, кафедрой инженерного дела — Д. М. Карбышев…

Армия и флот посылали сюда учиться самых достойных. Сокурсниками Лизюкова были Г. Д. Гай, А. И. Тодорский, В. Д. Енукидзе, М. П. Кирпонос, К. Н. Галицкий и многие другие, имена которых знали во всей стране. 93 процента слушателей имели за плечами опыт гражданской войны, почти треть из них удостоилась самой высокой тогда награды Родины — ордена Красного Знамени. Не потому ли об академии с гордостью и любовью говорили: «Наша Краснознаменная!»

Очень нелегко покорялись вершины советской военной науки тем, кто совсем недавно командовал полками, бригадами, поднимал вчерашних рабочих и крестьян в «последний и решительный бой». Не хватало учебных пособий, бумаги. Приходилось жить буквально впроголодь, мерзнуть в почти не топленных аудиториях, общежитиях, латать износившуюся форму.

В таких условиях Александр Ильич, взявшись за работу над книжкой о бронесилах, скоро почувствовал огромную тяжесть дополнительной нагрузки. Когда после занятий в поле, на стрельбище, едва согревшись кружкой кипятка, слабо напоминавшего чай, он садился за рукопись, перед глазами начинали роиться светлячки, в ушах тоненько попискивало. «Лишь бы не свалиться от усталости, — думал он с досадой на самого себя, — Неужели не выдержу?»

В минуты сомнений всякое лезло в голову: «Зачем мне корпеть над бумагой ночи напролет? Получится ли книжка, бабушка надвое сказала. Найдутся писатели поискуснее и расскажут лучше меня про походы и бои, про применение бронепоездов, танков, бронеавтомобилей».

Не исключено, что бросил бы, если бы не одна лекция о перспективах развития военного дела. Прочитал ее М. В. Фрунзе. Точнее, поделился своими размышлениями, почти не заглядывая в основательный конспект. Негромкий голос Михаила Васильевича подчеркивал полную тишину, напряженное внимание просторного зала.

— Мы с вами, — говорил он, — не должны замыкать свою мысль в узкие рамки текущей повседневной работы, мы должны подниматься над нею, должны помнить, что, может быть, скоро настанет момент, когда все достижения в нашей повседневной работе придется проверить на полях сражений.

Многое передумал, переоценил после той лекции молодой командир. Понял, что отказаться от завершения начатого труда о бронесилах означает не только уменьшить напряжение, но и замкнуть «свою мысль в узкие рамки», опуститься, а не подняться над практикой.

Конечно, ему не стало легче. Однако уверенность в своей правоте несомненно возросла, вместе с тем сил прибавилось. Подобно путнику, увидевшему четкий ориентир, Лизюков напрямик двинулся к поставленной цели. У него словно появилось второе дыхание.

Издательство торопило: «Вашу книгу мы надеемся выпустить по плану раздела „Библиотека командира“ и 1927 году. Просим не задерживать пересылку рукописи в редакцию». Теперь откладывать, медлить было совестно. Работа спорилась, совершенно не отвлекая от учебных заданий.

Наконец увесистый пакет, в котором были старательно запечатаны начисто переписанный текст, а также десятки схем, рисунков, чертежей, отправлен в Ленинград. Потянулись дни ожидания, до отказа заполненные учебой: выходами на тактические поля, недавно введенными по указанию ставшего после смерти М. В. Фрунзе начальником академии Р. П. Эйдемана, строгими контрольными зачетами, итоговыми и проверочными военными играми. В этот период создали кафедру политической работы в армии. У Александра Ильича появился один из любимых предметов — курс партийно-политической работы в войсках.

Именно тогда в коллективе развернулась борьба против троцкизма. Один из слушателей вспоминает тот период: «Никогда не забыть наших бурных партийных собраний, на которых мы распознавали за цветистыми фразами демагогов-оппортунистов, враждебные антисоветские силы. Вместе со всей партией наша академическая партийная организация отстояла ленинизм, защитила идейное и организационное единство своих рядов».

Партийное бюро академии тогда возглавлял А. И. Тодорский, известный своей брошюрой «Год — с винтовкой и плугом». Автор неоднократно встречался с Владимиром Ильичей Лениным, добровольцем ушел на фронт, принимал участие в разгроме Деникина, в борьбе за установление Советской власти в Закавказье и Средней Азии.

Тодорский, будучи по совместительству заведующим отделом военно-научного общества в редакции журнала «Красные зори», постоянно интересовался творчеством своих слушателей, нередко редактировал их стихи, заметки, статьи. Лизюкова он в шутку называл не иначе как поэтом «Красных зорь», ибо почти в каждом номере этого издания помещались стихотворения бывшего командира бронепоезда. Только в трех номерах журнала за 1925 год были опубликованы стихотворения: «Броневик», «Из недавнего прошлого», «В кочегарке», «Школьнику», «9-е января», «В ленинском уголке» и другие.

Проникновенно, с подкупающей искренностью выражены отцовские чувства в небольшом стихотворении, посвященном маленькому сыну Александра Ильича Юрию:

После того как Лизюков получил от издательства несколько авторских экземпляров своей книжки «Борьба с бронесилами», Тодорский одним из первых поздравил его:

— Ну вот, тезка, поэт «Красных зорь» вырос до прозаика солидного ленинградского издания. И не простого, а военного. Не забудь о родном журнале, об одном из его редакторов. Подари на память книгу с автографом!

— С удовольствием, Александр Иванович, — улыбнулся Лизюков. — Только, чур, в обмен на «Год — с винтовкой и плугом»…

Не в одиночку пришла первая удача. Прочитав «Борьбу с бронесилами», многие из сокурсников высказались за то, чтобы сделать материал популярнее, сократить пространные ссылки на иностранные источники, сосредоточиться главным образом на борьбе с танками противника. На этой основе у автора появился новый замысел— написать брошюру для молодых бойцов о том, как противостоять на поле битвы стальным крепостям.

К концу 1927 года она была выпущена в серии «Библиотека красноармейца». Построенная в форме увлекательного диалога командира танкового полка с молодым курсантом Московской пехотной школы Каро, книжка послужила хорошим пособием для воспитания у личного состава, прежде всего у новичков, смелости, решительности, помогла им в определенной степени преодолеть танкобоязнь.

Заключая «Беседу о тапках и борьбе с ними», автор обращался к читателям: «Дружное сопротивление и совместная работа всех родов войск создадут для танков противника такое препятствие, через которое они прорваться не сумеют. А если и прорвутся, то вряд ли выйдут целыми назад, скорее будут уничтожены».

Нельзя не обратить внимания на то, что приведенные строки написаны в 1927 году, когда многие военные специалисты на Западе доказывали: для стальных крепостей, применяемых сосредоточенно на узком пространстве, не существует никаких преград. Буржуазные теоретики хотели видеть в технике, в первую очередь в танках, то необычное, могущественное оружие, с которым удастся перекроить карту Европы и других континентов…

Молодые красные «академики» думали о другом.

В защитнике социалистического отечества они видели главную силу, подлинного творца грядущих побед. Вот почему упорно искали, как органичнее, теснее соединить технику с человеком, одухотворенным коммунистическими идеалами, готовым ради их торжества на любые испытания.

Только не отстать, не опоздать! Тревожное время не давало покоя. Лизюков вместе с другими товарищами по курсу не испытывал полного удовлетворения от занятий по общевойсковой тактике. На них не всегда использовался опыт гражданской войны. Отдельные преподаватели открыто высказывали свое отрицательное отношение к нему. Не пользовались у слушателей популярностью задачи с решением за одну сторону, без противника. Эти задачи вольно или невольно внедряли «схему мышления».

Сторонники шаблонного подхода упорствовали. Тогда Александр Ильич вынес принципиальный вопрос на трибуну партийного собрания. Он на конкретных примерах показал, какой вред причиняет схоластический подход.

— Нам нужна методика, построенная на динамике двухсторонних действий, — подчеркнул он. — Нам нужна диалектика революционного ведения войны!

Большинство коммунистов поддержало его. Решение собрания дополнили конкретными пунктами. Уже через две недели руководство академии приняло меры для того, чтобы перенести центр тяжести обучения по этому предмету на самостоятельную работу со слушателями. Уменьшилось количество лекций. Значительно возросло число практических занятий, групповых упражнений.

День ото дня Лизюков ощущал прилив энергии. Порой ему казалось, что деятельность на самой высокой степени напряжения, когда учеба, общественная работа, писательский труд сливаются в один поток, не исчерпывает человеческие силы. Эти силы как будто удваиваются, утраиваются! Хотелось ворочать горы, скорее вернуться в войска, туда, где куется металл боевой готовности.

«Может быть, мне удалось, — думал молодой командир, — открыть закон возрастания энергии? Сколько ее ни трать, она только прибавляется! Для чего? Конечно, для дела, для людей».