Бутлегеры

Самую главную часть операции Вязов пропустил. Но зато у него состоялось одно очень любопытное знакомство. Едва "уголки", журналистка и он устроились в ресторане за столиком возле стойки бара и сделали заказ, как женщина-метрдотель подошла к их компании и сказала:

- Извините, Виталий Иванович, наш учредитель просит вас подняться к нему. Если не возражаете, я вас провожу.

- С тобой только на дело и ходить. Оказывается тебя тут каждая собака знает, - недовольно буркнул Зуев.

- Никогда не замечал за собой особой популярности, - пожал плечами Вязов.

Однако предложение его весьма заинтриговало. Он поднялся и двинулся вслед за метрдотелем. Женщина провела его через служебный ход на второй этаж, постучала в дверь без какой-либо таблички и предложила Вязову зайти. Он решительно шагнул внутрь. В кабинете находился только один, пожилой невысокого роста, человек, сидящий за столом в офисном кожаном кресле. Вязова он встретил, как родного:

- Какие люди! Проходи, Виталий Иванович, гостем будешь. Проходи, присаживайся.

Лицо хозяина кабинета показалось Вязову неуловимо знакомым, хотя он с уверенностью мог сказать, что никогда не видел его в жизни. Следуя приглашению, Виталий не спеша приблизился и молча опустился в мягкое кресло сбоку от стола. И тут он вспомнил, где видел этого человека. На портрете. А портрет его Вязов внимательно изучил в кабинете одного из владельцев оптового рынка, поскольку выяснил, что на нем изображен не кто иной, как Тимофей Васильевич Пахомов, известный в городе под криминальным псевдонимом "Колчедан". Вообще-то, Тимофей Васильевич старался не афишировать свою личность и не популяризировать физиономию на страницах газет и телеэкране. Однако браткам рекламировать свои персоны не препятствовал. А уж тем козырнуться перед народом было в кайф. В последние годы братки всерьез озаботились созданием собственного имиджа деловых людей, чуть ли не спасителей Отечества. Они активно участвовали в деятельности одной из общероссийских партий, создали собственный местный общественно-политический союз, развесили по всему городу рекламные щиты, что их ОПС обещает народу "Спокойствие и процветание", а так же не упускали случая сделать красивый популистский жест, например, спустить под землю бастующим метростроевцам мешок денег. Вообще, желание козырнуться у братков в крови. Ну, любят ребята красиво выглядеть. Скажем, под рукоплескания трибун стадиона подарить машину лучшему бомбардиру российского чемпионата по футболу Матвееву. А вот такие вещи, как, например, организация нападения бригады хулиганов с железными прутьями на другую футбольную "звезду" Веретенникова, ускользнувшего из- под их опеки и уехавшего играть за команду другого города, предпочитают делать в тихушку. Говорят, история повторяется уже в виде фарса. При советской власти обязательным атрибутом партийной номенклатуры являлось иметь за своим служебным креслом портрет генерального секретаря ЦК. У бандитской номенклатуры вошло в привычку вешать в кабинете портрет пахана. Таким образом, Вязов, ознакомившись недавно с настенным полотном с изображением Колчедана, теперь имел честь лицом к лицу встретиться с живым прообразом портрета.

Между тем, господин Пахомов, пытаясь завязать светскую беседу с гостем, невзначай поинтересовался:

- Какими судьбами к нам на огонек, Виталий Иванович? По делам или просто отдохнуть, расслабиться решили?

- Просто так, Тимофей Васильевич. Шли мимо, дай, думаем, завернем к вам в гости.

Дружелюбная маска на лице хозяина кабинета сохранилась, но глаза из бесцветных, ничего не выражающих, вдруг превратились в острые буравчики.

- Ну, коли ты меня знаешь, то нет нужды и знакомиться, - усмехнулся он. - Хотя, думаю, Виталий Иванович, нам с тобой раньше следовало встретиться, посидеть, поговорить. Глядишь, и многих недоразумений бы не произошло.

- Это что же, Тимофей Васильевич, понимать под недоразумением? Уж не то ли, как Валера мою подружку в заложницы взял и пытался на меня наехать?

- И это тоже, - кивнул Пахомов.

- Так, насколько я в курсе, он по твоей указке работал, Тимофей Васильевич.

- Нет. Тут тебя, Виталий Иванович, неправильно проинформировали. Наоборот я Валеру предупреждал: не прессуй мента, не за что, он только свою работу делал и делал ее на совесть. Если Джавдет с бабками прокололся, то это еще не повод, чтобы с ментами в конфликт вступать. Однако Валера всегда себя крутым считал. Не послушал меня, вот и накосорезил. А сейчас менты в городе беспредел чинят из-за его ошибки.

- Что-то я не пойму тебя, Тимофей Васильевич. Ты уж выражайся как-то ясней. Получается, когда у меня деньги вымогали и грозили убить, это ошибка, а, когда милиция законным образом с преступностью борется, беспредел?

- Да нет, Виталий Иванович, ты не так понял. Или я не так объяснил. Ты не обижайся на меня, старика. Я ж в университетах не обученный. Иной раз и объяснить толком не могу, что думаю.

- А ты, Тимофей Васильевич, объясняй проще. Можешь по фене, я пойму.

- Шуткуешь? Язвишь над старичком. Только напрасно это. Я ведь почему в этой жизни сумел со смертью разминуться и над людьми малость приподняться? Да потому, что никогда не считал себя умнее других и всегда старался учиться. А людей я много всяких повидал и понял, что нет среди них совсем плохих. В каждом можно что-то хорошее найти, только подход нужен верный. Это я к тому, чтобы ты во мне не биографию мою видел и не сплетни, которые недруги распускают, а человека, который тебе добра желает. Если хочешь знать, когда люди прознали, что ты у Джавдета денежки общаковские увел, кое-какие горячие головы тебя порешить за то хотели, да я не позволил.

- Вот как? Так ты, Тимофей Васильевич, оказывается мой благодетель. Может мне тебе еще и в ножки поклониться?

- Что ты, Виталий Иванович, господь с тобой. Никакой твоей благодарности я не прошу и не жду. Я это для того сказал, чтобы ты понял, что я не враг тебе. А если ты на Валеру зуб имеешь, так я тут ни при чем. Он сам все дела с самолетом и твоим похищением замутил, и меня не спрашивал. Я может для него авторитет, но далеко не указ. У него свои дела, у меня свои. Но одно могу обещать тебе конкретно - больше ты его не увидишь. Уехал он отсюда.

- На Луну? - усмехнулся Вязов.

На криминальном жаргоне отправить человека на Луну, значило - в мир иной.

- Не на Луну, но очень, очень далеко. Думаю, ни тебе, ни мне его больше не сыскать, - развел руками Колчедан. - Так что лучше нам обоим теперь о нем забыть. Как говорится, с глаз долой и из сердца вон!

- Ну, хорошо. Предположим, я же забыл о нем, и что дальше?

- А дальше, Виталий Иванович, предлагаю и вам, и нам успокоиться. Нам работать надо, бизнес делать, деньги на налоги государству зарабатывать, да и у вас, наверное, другие дела есть, поважнее, чем наши предприятия проверять. Признаю, что за эту неделю вы нам крепко насолили, силу свою показали. Но мы же нашей милиции не враги. В одном городе живем, и вы, и мы переживаем: какой он будет, как нам здесь детей своих и внуков растить. Мы ж тоже за порядок. Как вы этого не поймете?!

- Наверное, мы просто за разный порядок, Тимофей Васильевич. Тот, к которому вы стремитесь, нам не нравится, а наш - вас не устраивает.

- Э, нет, Виталий Иванович, порядок разным не бывает. Он или есть, или его нет. Ни вам, ни нам не нужно беспредела на улицах. А то довели страну, понимаешь. Люди боятся из дому выходить, чтобы чего не вышло. Того и гляди или обкуренные наркоманы шапку сдернут, или дикие отморозки по башке треснут. Нельзя ни квартиру, ни машину спокойно без присмотра оставить, обязательно какие-нибудь козлы вскроют и залезут. Ты, наверное, думаешь, что только вы, менты, заявлениями о криминале завалены. Хочешь верь, хочешь нет, но я каждый день жалоб не меньше вашего получаю. У одного тачку угнали, у другого хату поставили, и все ко мне - помоги. Только власти глубоко начхать на то, что вокруг творится. У тех, кто наверху одна мысль - добраться до бюджетных денег и набить ими личный карман. Вот, обо мне много всяких слухов ходит. Мол, мафиозник, криминальный лидер и тому подобное. Только туфта - все эти базары. Вы же менты за каждым моим шагом бдите. Если бы я в чем замешан был, сразу повязали. Но нет у вас ничего на меня. Потому что я - честный бизнесмен. И деньги, в отличие от тех, кто во власти, честно зарабатываю, а не ворую у государства. Так что лучше вы теми займитесь, кто вам зарплату не платит, а не меня пасите.

- Знаешь, Тимофей Васильевич, позволь уж нам самим решать кем заниматься!

- Ладно, Виталий Иванович, не обижайся. Я же понимаю, что вы бы рады иного зарвавшегося чиновника посадить, да вам по рукам дают. А я вот он, на виду, да еще с репутацией мафиозника. Вас и подталкивают - ату его, держи, хватай! Вот ты, Виталий Иванович, скажи честно, наверняка сегодня здесь не случайно оказался?

И тут Вязов вдруг понял, что Колчедан элементарно боится, что милиция появилась в "Галактике" по его душу. Виталий усмехнулся и произнес:

- Ну, если честно, то, действительно, заглянул не водочки попить. Знаешь, Тимофей Васильевич, говорят, сколько веревочке не виться, а конец все равно будет. Кое-кому скоро придется ответить за свои делишки.

- Ты меня имеешь в виду? - напрямик спросил Пахомов.

- Извини, Тимофей Васильевич, но пока я не могу сказать кого имею в виду. Я же опер, должен соблюдать режим секретности.

- Блефуешь? - недоверчиво произнес Колчедан, буравя Виталия взглядом. - У вас на меня ничего нет и быть не может! Я чист перед Законом, как стеклышко, и вам до меня в жисть не добраться.

- Кто знает, Тимофей Васильевич. Лично у меня особое мнение относительно твоей чистоты перед Законом. Такое же, как у Феликса Эдмундовича, который однажды сказал примерно следующее: "То, что вы до сих пор на свободе - не ваша заслуга, а наша недоработка".

В это время в кабинет буквально ворвалась женщина-метрдотель в крайне возбужденном состоянии и выпалила:

- Извините, Тимофей Васильевич, у нас неприятность. Там, в зале, менты .......

Взглянув на Вязова, она осеклась, но тут же продолжила:

- Вернее, сотрудники милиции бармена Ашота вяжут!

Пахомов, резко поднялся с кресла и поднял жалюзи с окна. Тут же выяснилось, что это весьма необычное окно. Оно выходило не на улицу, а в зал ресторана и имело только одностороннюю пропускную способность по типу стекол в комнатах для опознания преступников в американских управлениях полиции. Через него отлично просматривалось все, что происходило в ресторане, зато было непроницаемо для глаз посетителей.

Виталий присоединился к Колчедану и взглянул вниз. Отсюда хорошо было видно, как Зуев возле бара держит за шиворот молодого парня и что-то говорит, размахивая пистолетом, а младший опер в это время застегивает сзади наручники бармену в белой рубашке, лежащему лицом на стойке. Рядом с ними суетилась Ольга с видеокамерой, запечатлевая хронику милицейских будней.

- Что там происходит? - спросил Пахомов, хмуро покосившись на Вязова.

- Операция захвата преступников, - отозвался тот. - Похоже, Тимофей Васильевич, что в вашем ресторане процветала торговля наркотиками. Вы знали об этом?

- Понятия не имел!

- Очень плохо. Неважно у вас организована кадровая политика. То ваши люди женщин похищают, то поддельную водку выпускают, то наркотиками торгуют. А вы меня убеждаете - мы за порядок, мы честные бизнесмены! Конечно, вы скажете, что к их противоправным делам отношения не имеете, но надеюсь, выводы для себя сделаете. Ладно, пойду, помогу коллегам. Интересно было с вами познакомиться и побеседовать, Тимофей Васильевич. Думаю, нам еще придется встретиться.

Покинув кабинет, Вязов спустился вниз к "уголкам". Те попросили приглядеть его за барменом и посредником, пока они производят обыск бара. Задержанные, взглянув на массивную фигуру Вязова, беспрекословно встали к стене и смирно наблюдали за работой оперов из ОУР. А те, прошерстив стойку бара, вскоре обнаружили в ней тайник откуда извлекли полиэтиленовый мешок с таблетками "Экстази". Зуев достал из мешка гость разноцветных "колес" с вдавленными рисунками серпа и молота, торгового знака "Мерседес" и плейбоевского зайчика, поднес их к носу бармена и угрожающе спросил:

- Ашот, твое добро?!

Тот промолчал, но быстро, быстро замотал головой в знак отрицания. Серега, зажав таблетки в кулаке, размахнулся. Бармен не мог защититься, поскольку руки его были прочно скованы за спиной, поэтому просто зажмурился. Но удара не последовало. Когда Ашот открыл глаза, то увидел перед собой довольно ухмыляющегося Зуева. Тот похлопал бармена по плечу и тихо произнес:

- Не ссы, тут я тебя бить не буду. Но если ты и в райотделе станешь запираться, так морду лица разукрашу, что мама родная не узнает! А теперь пшел на выход!

Из-за задержанных мест в служебной машине "уголков" для Виталия и Ольги не хватило. Впрочем, ни он, ни она не расстроились по этому поводу. Время было еще не позднее, общественный транспорт функционировал нормально.

- Виталий Иванович, а вы не могли бы меня проводить? - спросила девушка.

- Мог бы, - кивнул он.

- Понимаете, сейчас на улицах так неспокойно, а у меня при себе видеокамера, которую я с большим трудом выпросила в редакции. Не дай Бог с ней что-нибудь случиться, мне во век не рассчитаться.

- Нет проблем, - улыбнулся Вязов. - Святой долг и первейшая обязанность всякого милиционера заботиться о безопасности граждан. Особенно таких молодых и симпатичных. Сейчас я поймаю машину и доставлю вас, куда скажете.

- Виталий Иванович, а давайте прогуляемся пешком. Такая погода замечательная стоит.

- Давайте прогуляемся.

- Раз мы гуляем, то я возьму вас под руку. Спасибо, Виталий Иванович, что вы организовали мне участие в такой интересной операции. Я первый раз, в жизни, а не в кино видела, как милиция задерживает преступников. Ужасно интересно! А главное, я еще все это засняла. Материал должен получиться высший класс. Сегодня ночью я еще поработаю над ним, подготовлю текст, а завтра утром представлю на суд редактору. А куда вы потерялись, когда мы наркодельцов брали?

- Проверял одну версию.

- Какую? Ой, извините, Виталий Иванович, может быть, вам не положено рассказывать про свои дела, но я ужасно любопытна. Знаете, говорят, что все женщины любопытны по натуре, а все журналисты - в силу профессии. Получается, что я любопытна в квадрате.

Вязов рассмеялся и произнес:

- Похоже, это правда. Ладно, чтобы вы спокойно спали, а не терзались муками любопытства, расскажу, чем я занимался, пока вы боролись с преступностью. Помните "Портрет Дориана Грея" Оскара Уайлда? По версии писателя или внешность человека, или его портрет должны запечатлевать пороки и грехи, стать зеркалом души. А сегодня я убедился, что ерунда это на постном масле. Недавно мне удалось ознакомиться с парадным портретом одного крупного криминального авторитета. На полотне он получился таким представительным, важным, словно академик. Ну, думаю, значит в жизни он точно страшный урод с каиновой печатью на лбу. А сегодня посмотрел на него - обычный дядька с заурядной внешностью, никогда не подумаешь, что полгорода в страхе держит. Так что версия Уайлда оказалась ошибочной.

- Как журналист, вам заявляю: не верьте всему, что пишут, улыбнулась Ольга. - Кстати, когда я училась классе в седьмом, прочитала "Балладу Редингтонской тюрьмы" Уайлда, помню, она произвела на меня такое душещипательное впечатление, что плакала над ней навзрыд. И очень мне было жалко тех, кто сидит у нас в тюрьмах. А сейчас, будь на то моя воля, отменила бы у нас в стране мораторий на смертную казнь. Столько всяких подонков развелось, что порой жить страшно, кругом маньяки мерещатся.

- Оленька, да выбросьте вы такие черные мысли из головы, и жизнь сразу покажется лучше. Зачем вам сдались эти маньяки? Думайте лучше о развлечениях, о мальчиках.

- Меня к мальчикам не влечет.

Вязов закашлялся, не зная, что сказать на такое заявление, но Ольга тут же уточнила:

- Меня привлекают взрослые мужчины. Знаете, такие крепкие, уверенные в себе. Как вы, Виталий Иванович.

Вязов закашлялся еще сильнее. Девушка постучала его по спине, а потом сказала:

- Мы уже почти пришли. Может быть, зайдете в гости. Я вас с папой познакомлю.

- Как-нибудь в другой раз, ладно, - улыбнулся Виталий.

Потом чмокнул на прощание Ольгу в щечку и отправился домой.

Репортаж о милицейском захвате бармена-наркоторговца вышел на следующий день. По телевизионным меркам для него отвели довольно много эфирного времени в вечернем криминальном выпуске. По крайней мере Зуев с пистолетом в руках успел засветиться в самых разных ракурсах. На один день он стал самой настоящей "звездой" телеэкрана и ощутил бремя популярности. Каждый коллега считал своим долгом подойти, похлопать его по плечу и сказать что-нибудь такое: " Зуич, видел тебя по ящику. Ну, блин, ты даешь!".

А Ольга позвонила нам после выхода передачи и с радостью в голосе сообщила, что ее зачислили в штат репортером криминальных новостей. Оказывается не только в сказках, но и в жизни все порой бывает хорошо - зло наказано, страна узнала своего героя, а юное дарование достигло желанной цели.

ВЯЗОВ - ДОБРАЯ ДУША

Как на море прилив сменяется отливом, шторм - штилем, так и в жизни после периода повышенной активности наступает относительное затишье. Несмотря на желание высокого руководства, чтобы подчиненные постоянно трудились в режиме повышенной активности, время от времени у сотрудников возникает спад физических и моральных сил. Никакие новые строгие указания не способны заставить вымотанных людей поддерживать работоспособность на постоянно высоком уровне. Человеческая природа берет свое.

Недельная массированная атака на криминальную империю принесла свои плоды. Организованной преступности был нанесен ощутимый удар, но на развитие наступления уже не осталось сил. К тому же у всех накопилась масса текущей работы по заявлениям, необходимость проверки которых никто не отменял. Даже Вязов, выплеснув свою злость на жуликов, похитивших его и Жанну, малость поутих. Ему удалось установить, что Валера действительно уехал из города, а один из бандитов, получивший огнестрельное ранение, скончался от потери крови. Жулики настолько перепугались, когда Вязов и Васькова вырвались из их рук, что даже не оказали своему раненому товарищу первую помощь. Просто отвезли его из коттеджа на снятую квартиру, где его холодное тело и обнаружила хозяйка, вернувшаяся с дачи. Информация о трупе попала в сводку и дошла до нас. Когда Виталий узнал о смерти одного из похитителей, он не на шутку расстроился. Даже учитывая, что с его стороны стрельба была необходимой самообороной, он сознательно лишь ранил противника, хотя мог направить ручку ему в голову и завалить наглушняк. Однако, Вязов, как всякий нормальный человек, считал жизнь главной ценностью в этом мире, а потому слабо поддавался моим утешениям.

Вообще, Виталий за маской своей холодной невозмутимости гораздо внимательнее относился к людям, чем многие ответственные товарищи, на словах выражающие большую заботу о народе. Лишний раз он доказал это через неделю после нашей операции на оптовке, когда подобрал в коридоре райотдела и привел к себе в кабинет неприкаянного старика.

Пожилые люди, действительно, порой бывают словно малые дети, поэтому зачастую становятся удобным объектом для разного рода мошенников. А еще они нередко выдают желаемое за действительное и ошибочно полагают, будто их обманули. В прежние годы операм БХСС-БЭП систематически приходилось разбираться с заявлениями стариков по поводу хищений у них пенсии сотрудниками собеса и почтальонами. Факт хищения почти никогда не получал подтверждения. Ветераны труда или запамятовали, что получали пенсию или сами убеждали себя в обратном. Графологическое исследование подписи в карточках обычно выдавало заключение, что бабушка или дедушка самолично расписывались за получение пенсии, только заявители не хотели верить экспертам, ругали оперов и продолжали обивать пороги всевозможных инстанций с жалобами. С момента введения нового уголовного кодекса из-за невысоких размеров пенсий обязанность разбираться со стариками по таким заявлениям со службы БЭП сняли, но память у наших сотрудников о том, что это малоперспективное занятие осталось.

Дедушка, которого привел в кабинет Вязов, пришел в райотдел жаловаться, как раз, по поводу похищенной у него пенсии. Он сразу производил впечатление, пользуясь юридической терминологией, лица с уменьшенной вменяемостью, монотонно тряс головой и в разговоре перескакивал с пятого на десятое. Насколько я понял из его малосвязных речей, прежде чем обратиться в милицию, дедушка уже побывал со своей бедой везде, где можно, и всюду получил от ворот поворот. Я так и не понял, кому он излагал суть проблемы в райотделе, старичок не мог внятно объяснить, но и тут его отфутболили. Не зная кому еще идти жаловаться, он в растерянности уселся на скамеечку в фойе возле дежурной части и провел там пару часов, пока Вязов, проходивший мимо, не приметил в нем чего-то этакого, выдававшего признаки серьезного горя.

С большим-большим трудом Виталию удалось выстроить рассказ дедушки в единую связную линию, но от этого он не стал понятнее. Со слов старичка получалось будто бы он одновременно и вдовец уже шесть лет, и в тоже время женат, а еще будто бы по документам умер, в то время как сидел перед нами и имел на руках паспорт, в котором соответствующая отметка отсутствовала.

Виталий эту галиматью записал, напоил дедулю чаем, заверил, что сделает все возможное для него, а в довершение еще выпросил у Петровичу машину и отвез посетителя домой.

Да, служба милосердия в лице Вязова лишилась ценного сотрудника. Правда, зато служба БЭП приобрела "охотника за кидалами".

Доставив дедушку домой, Виталий прокатился до районного Центра социальной защиты и обратно в райотдел вернулся уже с какой-то женщиной. Пенсионера, недавно бывшего у нас, она отлично помнила и сильно упирала на его старческий маразм. Однако оказалось, что за время отсутствия Вязов успел раскопать кое-какие документы, доказывающие, наличие у дедули своего ума и твердой памяти. И объяснил даме, что уж она должна лучше других быть осведомлена о дееспособности старика, поскольку состояла с ним в законном браке и прижила от него трех детей.

Виталий разошелся не на шутку и резко, на повышенных тонах "наезжал" на женщину и даже предложил ей прокатиться на кладбище. Я в это время брал объяснение по рядовому материалу о невозврате денег с гражданина, который сразу стал больше прислушиваться к репликам Вязова, чем к моим вопросам. Наверное, он слышал муссирующую в народе сказку о том, как менты вывозят несговорчивых жуликов на кладбище, ставят их перед свежевырытой могилой и под угрозой пистолета предлагают честно поколоться или принять смерть, а потому не усомнился, что мой сосед по кабинету предлагает даме прокатиться на погост именно с этой целью. Однако вскоре выяснилось, что на кладбище сотрудница центра социальной защиты всего-навсего должна была показать дедушкин памятник, чего она, естественно, сделать не могла по причине отсутствия оного. В общем, дама ехать на погост отказалась, и, припертая доказательствами к стенке, созналась в мошенничестве.

А дело было так. В служебные обязанности женщины, которую привез Вязов, входило начисление и перерасчет пенсии, поэтому все ветераны района проходили через нее. Лет пять назад она положила глаз на нашего дедушку. Он как раз тогда обращался к ней по поводу перерасчета пенсии. Рассчитала она психологически верно: старичок - божий одуванчик и, главное, смахивает на не вполне нормального, поэтому, если чего вызнает и пойдет жаловаться, то никто ему не поверит. В общем, сняла она со всех дедушкиных документов ксерокопии и у себя в отделе оформила бумаги будто бы вступила с ним в законный брак да еще и прижила от него трех детей. А спустя какое-то время она его, опять же на бумаге, похоронила, после чего стала получать пенсию по случаю потери кормильца. Долгое время так и продолжалось: старичок получал свою пенсию по возрасту, а его фиктивная вдова - свою. Каким-то образом информация просочилась и дошла до дедушки. Как всякий нормальный человек, он возмутился, только не мог никому доходчиво объяснить суть своих претензий. Так бы все и продолжалось, не прояви Вязов участие к пожилому человеку и не распутай клубок аферы, искусно запутанный сотрудницей Центра социальной защиты населения.

Арестовывать столь бессовестную женщину Виталий не стал, но уголовное дело в отношении нее по факту мошенничества возбудил. Оно получило огласку. Во всех Центрах социальной защиты провели соответствующие проверки и постарались принять меры, чтобы не допустить аналогичных обманов в будущем.

Петрович отметил инициативу, проявленную Вязовым, но еще раз напомнил, что основная задача Виталия - борьба с изготовителями "паленки" и не примнул дать три своих традиционных указания на букву "у": улучшить, усилить, углубить.

Н А Ш В Т О Р О Й Ц Е Х

От оперов при любой власти ничего не зависело и всегда, главным образом, требовалось одно - работать. Поэтому смена руководителя областного управления напрямую никого из нас не касалась и была воспринята спокойно. Прежнего начальника УВД перевели в Москву, а на его место прислали "варяга", прежде руководившего милицией небольшой области, по численности населения сравнимой с одним районом нашего города. Среди слухов о причинах его назначения чаще всего звучала мысль, что специально искали нейтрального человека со стороны, не связанного здесь ни с какими финансовыми группами.

По большому счету нам внизу, "на земле", ни холодно, ни жарко от всех перестановок в верхах, поэтому смена главного милиционера области воспринималась с таким же равнодушием, как смена премьер-министра в Гвинее Бисау. Единственно Бородянский попытался придать этому событию значимость и запустил в массы слух будто бы новый начальник распорядился выписать всему гарнизону премию, чтобы на местах смогли обмыть его вступление в должность, однако, в виду полнейшей абсурдности такой информации, в бухгалтерию никто не пошел. Для нас всю вышестоящую пирамиду власти олицетворял Петрович, который выполнял функции конечного проводника и министерской, и президентской воли. От него одного зависело решение таких особо важных вопросов, как получение премий и званий, выбор времени для отпуска, а главное - общее благополучие службы. Петрович сознавал свое величие в нашем маленьком мирке, поэтому старался быть справедливым, но хвалил редко, чаще из его уст звучали три привычных требования на букву "у", и название пьесы Шатрова "Дальше, дальше.....".

А "дальше" было то же, что и вчера, подтверждающее фразу "вся жизнь борьба". Каждодневная борьба за показатели и с обстоятельствами. Даже работа наша называется борьбой с экономическими преступлениями. Удручает то, что, в отличие от спортивного состязания, победа в этой борьбе невозможна. Пересилить человеческую природу нельзя, экономические преступления существовали и будут существовать всегда, пока существуют люди. Каким бы совершенным не было человеческое общество, всегда найдется тот, кто наплюет на правила и законы ради обогащения. Но, если мы не в силах искоренить зло, то должны постараться хотя бы ограничить его.

Это в полной мере относится и к нашей с Вязовым работе по борьбе с бутлегерами. И хотя эта деятельность напоминает сражение с гидрой, у которой вместо отрубленной неизменно вырастает новая голова, но рубить их нужно. Хотя бы из принципа. После введения в действия Указа Президента N 1199 в России ежемесячно объявлялось о ликвидации сотен подпольных цехов по выпуску фальсифицированных спиртных напитков. Однако возникает впечатление, что меньше их не стало. Выгодный криминальный бизнес вербует в ряды бутлегеров все новых и новых волонтеров. Мы с Виталием тоже внесли свою скромную лепту в милицейскую статистику по выявленным цехам и вскоре после первого, на Лесоторговой базе, сумели накрыть еще один. И в этом нам опять помог Профессор.

После того, первого цеха, Иванов получил от Вязова небольшую денежную премию, которую посчитал своим долгом немедленно пропить. Принять участие в этом процессе он предложил и нам, однако мы с Виталием вежливо, но твердо отказались. Регулярно и крепко пьющие люди, типа Профессора, обычно отказам от угощения только рады, считая, что им больше достанется. Поэтому Иванов на нас совсем не обиделся, накупил на всю премию водки и с превеликим удовольствием употребил ее один. Конечно, на это потребовалось время. Почти неделю, Профессор, словно настоящий ученый, ставил на своем организме опыты, выясняя какое количество сорокоградусной жидкости он сможет осилить за сутки. Естественно Иванов не успокоился, пока не выдул все, а потом несколько дней мучительно выходил из запоя. Но зато, когда вышел, снова активно включился в работу по поиску дешевой водки и денег на нее.

Есть в алкоголиках нечто романтично-первобытное. Первые люди на земле проводили все свои дни в охоте, чтобы насытить утробу. Забьют мамонта, устроят пиршество, а на следующий день снова копье в руки, и вперед. Так и жизнь нынешних язычников, приверженцев Бахуса, сводится к постоянному поиску алкоголя. Добудут бутылку, выпьют, отведут душу и вновь выходят на промысел. Эх, сколько же у нас по стране таких охотников, и какие огромные суммы наваривают на них бутлегеры.

В тот день Профессору не везло. Сначала он безрезультатно прогулялся по знакомым торговым точкам. Киоскеры считали, что все дивиденды за полученную от него информацию о ментовских подлянках уже выплатили, да к тому же сами после очередных штрафных санкций сидели на мели. Халявное угощение Иванову обломилось, а денег на законную конвертацию их в алкогольную продукцию не было.

Потом Профессор прогулялся возле гастронома. Встретил двух старинных приятелей с типичной для алкоголиков тоской в глазах. Они позвали Иванова с собой на дело - пошустрить по дворам и, если повезет, стянуть какое-нибудь бельишко, вывешенное на просушку. Однако, он не зря имел "погоняло" в виде ученой степени, до уголовщины никогда не опускался, а потому отказался. Правда, легальных способов раздобыть денег имелось не много. К тому же, во всех сферах, будь то погрузочно-разгрузочные работы у коммерсантов или сбор стеклотары, царила жесткая конкуренция. Штрейкбрехерство чревато жестоким битьем, а насилия миролюбивый Профессор не любил, особенно когда оно применялось к нему. Поэтому, поразмыслив, решил не рисковать и попытаться изыскать деньги каким-либо другим образом.

В тяжелых раздумьях он бродил по городу и повстречал еще одного старого знакомого по прозвищу "Чинарик", полученном им в незапамятные времена за привычку подбирать окурки. Чинарик давно уже опустился на низшую ступень социальной лестницы, превратился в бомжа, и теперь собирал не только окурки. Иванов застал его за занятием, когда тот тщательно рылся в помойке в поисках пропитания.

- Привет, - поздоровался Профессор. - Как улов?

- А, чего тут путнего найдешь, - пренебрежительно махнул рукой Чинарик. - Сейчас люди экономят. Ничего путнего не выбрасывают. Чтобы приличной хавки добыть, нужно в центр ехать, где "новые русские" живут. Вот там, сказывают, лафа, на помойке чего только не сыщешь: и бананья чуть подгнившие и йогурт просроченный нераспечатанный и банки вздувшиеся со всякими консервами заморскими. Но тама своя мафия. Сказывают, один мужик с зоны откинулся, а жить негде, ну и сунулся за хавкой на одну помойку на Московской горке. Так местная мафия тама ему башку отрезала и в контейнер сбросила. А ты чегось, гуляешь?

- Гуляю. Трубы горят, а остудить нечем.

- Ну так, чегось, пойдем похмелимся, - неожиданно предложил Чинарик.

- А есть чем? - с надеждой воззрился на него Профессор.

- По твоему рецепту гуталином хлебушек помажем, оно глядишь и полегчает.

Чинарик достал из холщевой сумки необходимые ингредиенты, найденные им на помойке, - железную банку крема для чистки обуви и заплесневелый в полиэтиленовом мешке хлеб. Да, было дело, действительно давным-давно в трезвые горбачевские времена именно Профессор научил его извлекать спиртосодержащую жидкость из сапожного гуталина. Процесс не представлял сложности. Требовалось лишь изготовить сэндвич в виде двух кусочков хлеба с прослойкой гуталина и положить его на батарею парового отопления. Потом, когда средство для чистки обуви пропитает хлеб, срезать почерневшую его часть, а остальную с содержанием спирта можно употреблять в пищу. В качестве негативных моментов такого вида пьянства отмечались: отвратительный сапожный вкус хлеба и пугающий черный окрас губ, которые потом трудно было отмыть. Поэтому способ не получил широкого распространения. Сам Иванов даже в самые тяжелые дни никогда им не пользовался, лишь демонстрировал другим. Тем более не захотел прибегать к нему теперь.

После знакомства с Вязовым Профессор ощутил, что поднялся над собратьями по стакану и приобрел значимость в глазах окружающих не только умением добывать спирт из средств бытового назначения, но и за счет очень ценных связей в милиции и торговле. Терять свой авторитет и опускаться до уровня Чинарика ему показалось унизительным, поэтому он гордо отказался от угощения.

Расставшись с приятелем-бомжом, Иванов пошел гулять дальше. Пошатнувшееся без своевременной дозы алкоголя здоровье настойчиво требовало поправки. Когда нет насущной пищи для тела, появляется пища для ума размышления где раздобыть первую. Профессор хмуро морщил лоб и напрягал извилины, прикидывая у кого можно разжиться деньгами. Обращаться к Вязову не имело смысла, тот твердо дал понять, что нянчиться с ним не станет и предоставит субсидию только в обмен на информацию. Приятели-собутыльники заведомо были некредитоспособны. Оставалась надежда только на Зинку. Любовница была худо-бедно трудоустроена - мыла полы в подъезде, а значит имела постоянный источник дохода. Правда, в период последнего запоя Иванова между ними пробежала черная кошка, по какому-то незначительному поводу они повздорили. Но абстинентный синдром сильней мужской гордости, и Профессор решил отправиться на поклон к даме сердца.

Зинка оказалась дома. С женской чуткостью она сразу распознала фальшь в покаянии Иванова, но смилостивилась и снизошла к его проблеме. Вот только финансовые возможности ее оказались ограниченными. Собрав всю наличность в доме, она с трудом наскребла 15 рублей с копейками. Впрочем, это было уже что-то, и Профессор начал размышлять, как наиболее эффективно использовать данные денежные средства. И тут Зинка снова пришла на помощь. Она сообщила, что знает место, где на 15 рублей можно выпить, да еще и закусить пельменями. Якобы одна из ее подруг устроилась работать в частный пельменный цех, рядом с которым имеется забегаловка, где водку по демпинговым ценам продают на розлив вместе с дешевой закуской. Вот только ехать туда нужно с пересадкой на окраину города. Но такими трудностями настоящего пьяницу не испугаешь. Профессор воспрял духом. В общественном транспорте он блистал красноречием. В результате их высадили из автобуса всего один раз, и они бесплатно добрались с Зинкой до нужного места.

Дешевая забегаловка располагалась у черта на куличках, зато оказалась не сказкой, а самой настоящей явью. Меньше чем за десятку Иванов и Зинка получили два по сто водки, да еще и по горсти пельменей на бумажных листочках на закусь. Это был настоящий праздник души, а то, что водочка явно паленая и пельмени жестковаты - сущая ерунда. Гораздо хуже, что для повторения праздника в том же объеме не хватало всего около двух рублей. Профессор принялся уговаривать Зинку поискать подругу, которая трудилась где-то рядом, и перехватить у нее недостающую сумму в долг. Любовница мялась недолго. Она подошла к продавщице и спросила, где ей можно увидеть подружку из пельменного цеха. Продавщица пытливо оглядела ее, но, не обнаружив в облике посетительницы ничего подозрительного, сказала, что малость освободится и позовет. Действительно, примерно через четверть часа в забегаловке нарисовалась подруга. Зинке она обрадовалась. Согласилась добавить ей недостающую сумму и сама изъявила желание принять стопочку, только от пельменей отказалась, сославшись, что не любит их.

На обратном пути Профессор не мог нахвалиться на такую замечательно дешевую распивочную. Зинка, похоже, малость приревновавшая его к подруге, усмехнулась и заметила:

- Как баба, раскудахтался. Дешево, дешево! Поди не в убыток себе торгуют. Водку, если хочешь знать, они на заднем дворе льют. Мне подруга сказывала.

Профессор призадумался. Перед ним появилась дилемма: или оставить эту точку для себя, в надежде навестить ее снова, или же сдать ее Вязову. В конце концов, он доказал, что достоин ученой степени и принял поистине соломоново решение - решил дать наводку Вязову, получить от него за это на водку, и, пока опера не накрыли цех, успеть напиться еще раз дешевой "огненной водички" в этой забегаловке. Сказано - сделано. Галантно, проводив даму-спонсора до подъезда, Профессор ринулся к телефонной будке звонить Вязову.

Судя по информации, цех на окраине не был большим, поэтому мы не стали привлекать другие службы и решили обойтись своими силами.

На дело отправились втроем: Бородянский, Вязов и я. Первый был незаменим при проверке торговых точек, а поскольку мы знали, что паленкой потчуют местных жителей в распивочной, то имелись все основания заняться и ею.

Сначала мы проехались мимо забегаловки и осмотрелись. Распивочная находилась в небольшом деревянном доме, типа сарая. Я нисколько не удивился, если бы узнал, что раньше на ее месте располагался пункт по приему стеклотары или утильсырья. За торговой точкой проходил длинный, высокий забор, поверх которого виднелся второй этаж коттеджа из красного кирпича и две крыши больших надворных построек.

Закончив короткую рекогносцировку, мы вылезли из машины и направились в распивочную. Внутри нее царили антисанитария и полнейший пофигизм в отношении установленных правил торговли. Явно, что строгие инспектора санэпиднадзора и других контролирующих органов не ведали о столь экзотической точке общественного питания, где самым натуральным образом плевали на все. Как на пол, так и на нормативные акты контролирующих ведомств. У продавщицы не было никаких документов, о санитарных книжках и сертификатах качества она не имела ни малейшего представления и, вероятно, считала главным назначением бумаги - заменять одноразовые тарелки.

В арсенале у Бородянского имелся традиционный прикол. При проверке общепитовских заведений он любил хмуро вопрошать:

- А почему у вас вилки для рыбы отсутствуют?

Обычно заведующие производством сразу начинали оправдываться и лишь спустя какое-то время до них доходило, что проверяющий шутит.

Здесь бы такой номер в принципе не прошел. Столовые приборы: вилки, ножи и ложки в обиходе закусочной не использовались вообще! Правда, их здесь и мыть было негде, а посетители отлично обходились руками.

Продавщицу наш визит, похоже, не на шутку напугал. Она растерялась, побледнела и только толдычила, мол я не я и хата не моя. Все стрелки она перевела на хозяйку заведения по имени Фаина, которая с ее слов в настоящее время находилась в коттедже за забором.

Бородянский напевая: "Фаина, Фай-на-на, ой получишь у меня!", направился к черному ходу, ведущему во внутренний двор. Он резко распахнул дверь, но тут же быстро закрыл ее обратно и, обернувшись, сообщил нам:

- Там собачки гуляют.

- Ну и что? - спросил Вязов.

- Но они кушают лошадь!

Виталий не стал больше ничего выяснять, а отодвинув Пашку с дороги, решительно за дверь. Мы с Бородянским последовали за ним.

Обстановка во дворе вполне бы могла послужить декорациями к какому-нибудь фильму ужасов. Весь двор был испещрен лужами крови. А в центре его валялась конская голова, в которую с аппетитом вгрызалась пара бультерьеров. Заметив нас, они подняли оскаленные морды, с которых капала на землю кровь, и угрожающе зарычали. Мы все трое, словно по команде, полезли к подмышечным кобурам. Вид пистолетов не произвел на песиков абсолютно никакого впечатления. По-видимому, они просто еще не знали, что это такое, а потому не боялись. Продолжали скалиться и рычать, вероятно, раздумывая что вкуснее: конина или мы. Мы тоже не спешили предпринимать активные действия, но что-то делать было нужно, не век же торчать на одном месте.

Виталий с легким щелчком снял табельного "макарова" с предохранителя и распорядился:

- Ладно, пошли. Если псы бросятся, будем бить сразу на поражение.

К счастью, губить живых тварей не понадобилось. Из коттеджа вышла хозяйка, которая пинками и матерками загнала собак в конуру.

Ну а потом ей пришлось устроить экскурсию непрошеным гостям, то бишь нам, по своему имению. Коттедж ее в сравнении с дворцами многих руководителей предприятия нашего города, выглядел скромно, поэтому мы оставили его на потом и предложили начать осмотр с надворных построек.

Наверное, эти постройки раньше использовались под склады, поэтому вид имели основательный и добротный, а окна в них отсутствовали. С явной неохотой Фаина завела нас в первую.

И мы сразу нашли то, за чем пришли. В помещении стоял густой пьянящий спиртовый дух, а два угрюмого вида мужичка посредством пластмассовой трубки и воронки наполняли прозрачной жидкостью батарею бутылок. В наличии присутствовал весь обычный антураж, свойственный подпольному бутлегерскому производству: 50-литровые пластиковые бочки со спиртом, стеклотара в ящиках, примитивный ручной станок для укупорки. В сравнении с автоматизированным производством на Лесоторговой базе это представляло собой убогое зрелище, но свою функцию выполняло. Ящиков десять мужички до нашего прихода успели изготовить.

Вязов с Бородянским оставили меня описывать словами увиденную картину в протоколе осмотра места происшествия, а сами проследовали с хозяйкой в другое помещение.

Хорошо, что я не пошел с ними. Иначе моя чувствительная натура могла подвергнуться очень негативным эмоциям. Во втором помещении тоже располагался цех, только не водочный, а пельменный. Несколько женщин сноровисто раскатывали сочни и лепили приятные на вид изделия традиционной русской кухни. Фарш готовили там же, пропуская через мясорубку, не что иное, как конину. Голова лошади валялась во дворе, а остальные разделанные части животного находились в пельменном цехе в качестве сырья для фарша.

Когда Вязов рассказал мне о втором цехе и предложил полюбоваться на него, я на отрез отказался. Сказал, что утром вкусно плотно позавтракал, поэтому не хотел бы, чтобы это оказалось напрасным.

Закончив осмотр помещения, мы наскоро опросили тружеников пельменного и водочного участков, выписали им повестки на завтра, опечатали цеха, забрали с собой хозяйку и отбыли в РОВД для дальнейшего разбирательства.

Фаина в отношении своей незаконной предпринимательской деятельности практически не запиралась. У меня сложилось впечатление, что у женщины накипело на сердце, поэтому ее рассказ напоминал собой настоящую исповедь, которая длилась не один час. В вкратце смысл ее сводился к следующему:

Родилась Фаина в небольшом казахском городке. Там же выросла и замуж вышла. Жили они с супругом, поживали, добра наживали и никому не мешали. Только злоба людская и зависть к их достатку многим спать мешали. А еще после развала СССР в городке этом развилась система притеснений по национальному признаку. Фаина с мужем хоть были татарами и мусульманами, а все равно считались русскими. Сначала мужа подвели на работе под сокращение, а потом и ее. Решили они перебраться в Россию. Деньги, слава аллаху, у них были, а после продажи в Казахстане квартиры, машины и дачи еще прибавились. Хватило на покупку коттеджа у нас городе и на обустройство на новом месте. Все бы ничего, да вот мужа перемены повергли в депрессию. Затосковал он и начал крепко закладывать за воротник. Пока Фаина крутилась, как белка в колесе, налаживая хозяйство и быт, мужик превратился в тихого алкоголика. Она его душевных переживаний не поняла и предложила развод. Муж разводиться не стал, только в один прекрасный день в отсутствие жены собрал чемодан, все личные деньги в доме и перебрался к другой женщине. Той, которая поняла. Фаина не стала плакать и рвать на себе волосы от горя, а еще пуще ударилась в работу. Ее деловая активность могла бы вызвать уважение, если бы не одно "но". Она слишком жадно любила деньги. Получать лицензию? Зачем выбрасывать на ветер кровно заработанные. Платить налоги? Хрен вам! Экономить она старалась на всем. На рабочих, на домработнице, которая мало того, что готовила еду и прибиралась в доме, так еще торговала в распивочной. Идея с кониной в качестве сырья для пельменей была из той же оперы. Фаина, не жалея ни сил, ни времени, моталась по деревням и скупала конину. За счет того, что в народе этот вид мяса не пользовался спросом, приобретала она его за копейки, что существенно снижало себестоимость пельменей. Экономия - хорошее качество, но когда она становится самоцелью, то неизбежно обрекает весь бизнес на неудачу. Топорно изготовленную фальсифицированную водку у Фаины отказывались брать на продажу даже самые непритязательные коммерсанты. Поэтому она вынуждена была ограничить рынок сбыта местным поселком и торговать водкой на розлив. Причем, для конкурентноспособности продукции пришлось снизить цену на нее до минимума. Пельмени по чужим сертификатам она пыталась сдавать в магазины города. Там брали, но вскоре после многочисленных нареканий покупателей, отказывались с ней работать. В общем, из-за жадности Фаина сначала создала себе трудности с реализацией, а потом - проблемы с законом.

Такого вопиюще незаконного предпринимательства в нашей практике еще не было. Скорая перспектива для Фаины оказаться на скамье подсудимых сомнений не вызывала. А пока, чтобы она спокойно смогла поразмыслить и понять, что с таким пофигизмом бизнес делать нельзя, а экономить на лицензиях и разрешениях - себе дороже, Бородянский отправил ее в камеру на трое суток.

Фаину увели в ИВС, а у нас троих, причастных к этому, спонтанно возникло желание расслабиться и посидеть за бутылочкой качественной водки. Неважно, кто первый внес данное предложение. Важно, что оно выражало общее настроение и было принято без процедурных проволочек.

После всех тех мерзопакостей, которых насмотрелись в хозяйстве Фаины, мы очень внимательно подошли к оценке качества выпивки и закуски. Водка и колбаса перед употреблением были подвергнуты нами тщательному визуальному и органолептическому исследованию. Да и потом, в процессе застолья не раз поминали задержанную.

- Ну, блин, надо же мне было с вами поехать. Я на кухню стараюсь не заходить, когда жена рыбу или птицу разделывает, а тут на такое безобразие нарвался! Теперь мне воспоминания о ее пельмешках надолго аппетит подпортят. Как бы вообще в вегетарианца не превратиться. Я раньше в магазине предпочитал брать домашние пельмени, а после сегодняшнего дня буду брать только фабричные! - заявил я.

- Не известно еще из чего их на мясокомбинате делают, - усмехнулся Вязов.

- Но не из конины же!

- А что ты имеешь против конины? - спросил Бородянский.

- Я против нее ничего не имею. Просто я ее не ем.

- А свинину? - снова задал вопрос Пашка.

- Свинину ем. И с большим удовольствием. Даже, можно сказать, люблю ее.

- Вот видишь. А мусульмане наоборот свинину не едят, а конину любят. Свинью они считают грязным животным. Кстати, не без оснований. А лошадь, напротив, очень чистое животное. Она, например, воду из грязной лужи пить не станет.

- У каждого народа свои привычки. Ежели бы Фаина казахов своими пельменями потчевала - это одно, а русских не надо, у них кухня имеет свои традиции. Не зря Кутузов обещал заставить французов конину жрать, имея в виду, что в этом есть нечто унизительное.

Мне показалось, что Бородянского я переспорил, но тут вмешался Вязов:

- Знаешь, Игорь, конину я ел и ничего унизительного в ней не заметил. Как-то по молодости я ездил отдыхать в Казахстан на турбазу и попал там на какой-то местный праздник. Главное блюдо на ковре (столы отсутствовали) было бешбармак из конины. Посреди комнаты стоял большой казан, в нем по краям большие куски вареного теста, а в середине не менее большие куски вареной конины. Кушать это блюдо положено руками, а добрый хозяин еще берет, прямо скажем, не очень чистыми пальчиками из середины самые жирные куски мяса и подкладывает их поближе дорогим гостям. Признаю, что перед тем, как попробовать, пришлось преодолеть некий внутренний барьер. Но зато потом оказалось, что бешбармак из конины - отличный закусон. Под него водочки можно принять немеряно.

- Да ну вас, конеедов, - махнул рукой я. - Давайте лучше выпьем.

Домой я пришел довольно поздно. Жена уже легла в постель и при моем появлении сонливо буркнула:

- Если будешь ужинать, свари себе пельмени.

- Не хочу пельменей! - отрезал я.

- Чего так, - удивилась жена.

- Да так, кое-что вспомнил.

Сон у жены уступил место любопытству. Она включила ночник и уставилась на меня:

- Что вспомнил?

Рассказывать ей страшные истории на ночь не хотелось, и я брякнул первое, что пришло на ум:

- Юмореску одну вспомнил. Идет джентльмен по улице, вдруг ему на цилиндр падает пельмень. Он поднимает глаза вверх и видит в окне третьего этажа симпатичную леди. Она, извиняясь, говорит: "Простите, сэр. Я варю пельмени, а они, заразы, такие скользкие!" Джентльмен приподнимает головной убор и учтиво говорит: "Какое счастье мадам, что вы не варили лошадь, иначе мой цилиндр пострадал бы сильнее.

Жена английского юмора не оценила. Подозрительно взглянула на меня и процедила:

- Опять напился!

Потом выключила ночник и отвернулась к стене.

ВИЗИТЕР И ВИЗИТЕРША

Чего греха таить, действительно милиция часто футболит заявления граждан. Но дело тут не в том, что такая игра нравится тем же операм ОБЭП или они полные бездельники, увиливающие от работы. Перспективное заявление, в котором усматриваются реальные признаки состава преступления, никто пинать в другое подразделение не станет. Но таких "заяв", в лучшем случае, из десяти одно. А поскольку остальные девять представляют собой банальную жалобу на бессовестного должника и содержат лишь гражданско-правовые отношения, то все они для опера ОБЭП бесперспективны. А потому превращаются для него в подобие общественной нагрузки, которую лучше переложить на плечи соседа. Вот и начинается футбол. Сначала происходит быстрая перепасовка заявления от одного райотдела к другому. Благо, партнера для паса найти нетрудно. Основания для переадресовки заявления по территориальности можно отыскать почти всегда. Обычно пострадавшая фирма расположена в одном районе города, фирма-должник зарегистрирована в другом, а фактически находится в третьем, передача денег или товара осуществлялась в четвертом. Красивую распасовку, присущую московскому "Спартаку", переброска заявления из одного райотдела в другой совсем не напоминает. Это, скорее, нудное тренировочное упражнение "квадрат", в котором четыре опера, шлифуя технику, перепасовывают материалы друг другу, а между ними беспомощно мечется заявитель.

Конечно же, это нехорошо. Некрасиво. И заявителя жалко. Только оперов тоже можно понять и пожалеть. Их сотня на полуторамиллионный город. При нынешнем повсеместном бардаке они все равно физически могут разобраться с тысячами конфликтных ситуаций, ежемесячно возникающих между субъектами предпринимательской деятельности, а им при этом нужно заниматься и своей основной работой - выявлять преступления. В датском королевстве не все ладно, а у нас - все не ладно.

Вернувшись от секретаря и получив от него пачку заявлений, я уселся за стол и начал раскладывать из них пасьянс. "Так, это можно отправить туда, это нужно запулить сюда, м-да, а это прошло полный круг и остановилось на мне. Кто последний, тот и папа. Придется им заниматься самому". В этот момент мое занятие прервал телефонный звонок Петровича. Он просил найти Вязова и вместе с ним зайти к нему в кабинет. Едва я положил трубку, как на пороге возник Виталий, тоже вернувшийся от секретаря с кипой материалов.

- Пойдем, шеф к себе зовет, - сказал я.

В кабинете у начальника сидел незнакомый мужчина в "зеленой" форме армейского образца с майорскими погонами.

- Присаживайтесь, - кивнул нам Петрович и ввел в курс дела:- Вот к нам товарищ приехал из Управления материально-технического и хозяйственного обеспечения по поводу изъятой водки. Виталий Иванович, опишите в двух словах ситуацию с ней.

Вязов вздохнул и начал описывать:

- Ситуация с изъятой водкой оставляет желать лучшего. Мы вывозим ее на базу по улице Малахитовой, отведенную распоряжением городской Администрации для хранения изъятой алкогольной продукции, и сдаем там на ответхранение до принятия решения по материалу. В последнее время мы эту базу своей водкой, можно сказать, завалили. Пока там водку на ответхранение еще берут, но скрепя сердце. Для руководства базы это лишняя обуза. В общем, проблемы есть, и много. Ликероводочный завод "самопал" на переработку тоже не горит желанием принимать. Ему проще новую изготовить, чем с этой возиться.

- Понятно, - деловито отметил майор и повернулся к Петровичу.

Но в это время зазвонил прямой телефон начальника РОВД и тот вынужден был отвлечься от беседы. Он снял трубку и начал объяснять какой-то материал. Пока наш шеф был занят, я полюбопытствовал у майора:

- Говорят, ваш начальник УМТиХО большой шутник и любит накладывать на документы прикольные визы?

Гость с недоумением взглянул на меня и пожал плечами. Странно. Фоменко мог кое-что присочинить для красного словца, но его байки всегда имели под собой основу реальных событий. Между тем, Петрович закончил телефонный разговор, положил трубку и повернулся к нам с Виталием:

- Так вот, ребята, к нам приехал начальник склада УМТиХО, - шеф кивнул в сторону гостя, - чтобы избавить вас от забот. Он предлагает отвозить конфискованную водку к себе на склад, а так же перевезти туда и уже изъятую вами. Вязов внимательно оглядел майора и неожиданно произнес:

- Владимир Петрович, извините, а вы документы у товарища видели? Вопрос стоит о солидных материальных ценностях, и лично я хотел бы точно знать - с кем мы имеем дело?

Гость обиженно поджал губы, а потом высокомерно глянул на Виталия и положил перед собой на стол открытое удостоверение. По документам он значился майором внутренней службы Бруевичем, начальником военного склада УМТиХО.

- Можно узнать, какое отношение имеет военный склад к водке, задал резонный вопрос Петрович.

- Пришлось гостю обьясняться. В результате выяснилось много интересного. Оказалось, что товарищ Бруевич работает в нашем УМТиХО только третий день, поэтому еще не успел познакомиться с чувством юмора своего теперешнего шефа, а еще, что он является человеком из команды нашего нового генерала и приехал по его приглашению из города N-ска. Также выяснилось, что наш новый генерал - большой души человек. Едва приступил к своим обязанностям, а уже проявил заботу о личном составе. Чтобы каждый сотрудник гарнизона в отдельности не маялся думой куда ему пристроить изьятую фальсифицированную водку, генерал решил взять эту заботу на себя и организовать ее централизованное хранение на складе УМТиХО. А для решения этого вопроса специально перевел к нам в город Бруевича и поставил его начальником военного склада. Вообще-то, УМТиХО подчиняется непосредственно Москве и все назначения руководителей в данную систему осуществляются из столицы, но должность начальника военного склада благодаря каким-то инструкциям составляет исключение, кандидатов на ее замещение утверждает начальник нашего УВД. Данный склад располагает большой площадью, раньше он был под завязку набит разным добром, но в последние годы все материальные ценности куда-то разошлись, и теперь пустовал. Генерал принял решение использовать его под изьятую водку и возложил на Бруевича обязанности решать все проблемы по ее вывозу, хранению и сдаче на переработку.

Разобравшись в сути вопроса, мы не могли не поблагодарить товарища Бруевича, который уже на третий день своей работы в нашем городе нашел время и лично приехал, чтобы облегчить наш труд, а также выразили мнение, что новый генерал начинает свою деятельность здесь весьма толково и дай бог ему и дальше действовать в том же ключе.

Бруевичу наши комплименты пришлись по сердцу, он остался доволен встречей и пообещал, что сам организует вывозку и погрузку-разгрузку изьятой нами водки с базы по улице Малахитовой, чтобы не беспокоить нас и не отрывать от важной работы по борьбе с экономической преступностью.

В этот день заняться разбором полученных заявлений мне так и не удалось. Едва мы с Вязовым вернулись в кабинет, как к нам заявилась Жанна в сопровождении подруги, к которой весьма подходила поговорка: "ни что так не украшает женщину, как перекись водорода". Это я к тому, что подруга была блондинкой, но явно не по природе, а по желанию, о чем свидетельствовали черные корни волос. Сама Жанна куда-то торопилась, поэтому рассиживаться не стала. Попросив нас оказать Виолетте (так звали подругу) всяческое содействие, она вскоре отбыла, одарив на прощание Виталия страстным поцелуем. То был показушный жест, предназначенный для демонстрации Виолетте чьей собственностью является данный мужчина, поскольку та сразу положила на него глаз. Впрочем, сам Вязов вряд ли давал последнее время Жанне повод для ревности. Происшествие, когда она оказалась в заложниках из-за интереса жуликов к его персоне, создало у Виталия определенный комплекс вины. Он всячески старался заботиться о Жанне и оказывал ей повышенное внимание.

После ухода Васьковой, Виолетта быстро освоилась в милицейских стенах. Похоже, в любой обстановке она чувствовала себя уверенно и раскованно. Вихляющей походкой манекенщицы она прошлась по кабинету, изучила календари на стенах, вид из окна и принялась рассматривать фигурку иностранного полицейского в бочке на сейфе у Вязова. Естественно, у нее сразу возник вопрос: почему полицейский сидит в бочке? Не мудрствуя лукаво, она попыталась извлечь его из нее. И тут случился обычный в таких случая казус. Мало того, что полицейский оказался без штанов, так он еще выпустил струю и обильно оросил одежду нашей гостьи. Виолетта с визгом интуитивно отпрянула от писуна и свалилась на колени к Вязову. Тот невозмутимо предложил ей пересесть и изложить цель визита.

Виолетта начала издалека. С начала 90-х, когда она променяла работу нормировщицы на заводе на профессию челночницы. Я не знаю всех сложностей, с которыми приходится сталкиваться торгующим на наших рынках китайским и вьетнамским челнокам, но о проблемах российских челноков слышал не единожды, поэтому отношусь к представителям этой профессии с уважением. Но все эти драматические перипетии своей судьбы рассказывались гостьей в сущности лишь для того, чтобы настроить нас на нужный лад. Хотя надо признать, Виолетте это удалось. Мы прониклись сочувствием к ней, продравшейся через тернии дальних дорог до материализации мечты - обладания маленьким павильончиком на нашем местном вещевом рынке. Теперь она непосредственно перешла к делу и живописала, как воплощение ее мечты оказалось под угрозой краха из-за козней администрации рынка. Особенно от нее досталось директору по фамилии Зубарский. Ее гневную тираду, посвященную произволу данного господина для краткости можно свести к цитате из песни Александра Новикова, точнее, словам, вложенным им в уста некоего кавказского торговца: "Дыректор рынка надо сразу рэзат! Совсэм нэт совэсть, сколько нэ давай".

В общем, проблема Виолетты сводилась к следующему: директор рынка поставил ей ультиматум убирать свой лоток к чертям собачьим или переезжать в построенный им модуль и спокойно торговать дальше. Модуль - это, можно сказать, уже маленький магазин, а свой магазинчик - это то, к чему стремилась душа Виолетты всеми своими фибрами. Вот только зараза-директор зарядил в качестве платы за павильон 75 тысяч рубликов, что, по мнению челночницы попахивало беспределом, так как красная цена ему была минимум в два раза меньше.

Нужно отдать посетительнице должное. Расписав свои челночные мытарства, она психологически верно воззвала к нашим мужским сердцам, которые по идее должны учащеннее забиться от праведного гнева за несправедливо обиженную женщину и от желания ей помочь. Увы, Виолетта попала не в то место, где благородные чувства ставятся во главу угла. Скажем, если бы она попала вместо ментовского кабинета в Корнуольский замок на собрание рыцарей Круглого стола, то, без сомнений, после ее драматического повествования, все воины, от бесстрашного сэра Ланселота до хвастливого сэра Кея, бросились бы седлать коней, чтобы пронзить копьем негодяя Зубарского.

Но мы с Вязовым не первый год носили погоны и отлично знали золотое правило ментовки: не поддаваться эмоциям и не брать слов на веру. Лично я четко уяснил для себя это правило в первую же неделю своей работы в райотделе. Тогда еще существовала порочная практика - периодически направлять оперов исполнять обязанности помощников дежурного. О том, какая буря человеческих страстей ежесуточно разыгрывается в дежурных частях райотделов, разговор особый, а урок относительно недоверия я извлек из одного не особо значительного эпизода.

Около полуночи в нашей дежурке появилась девушка. Прекрасное юное создание, хрупкое и непорочное, словно божественная неяда, с большими голубыми глазами, полными слез. Дрожащим от горя тоненьким голоском девушка поведала, что ее изнасиловали два негодяя. Я с молодым пылом вскочил и предложил дежурному самолично поехать за подонками и размазать их по стенке.

- Погоди, - осадил меня дежурный, поседевший за долгие годы, проведенные за своим пультом. - Машины все на выезде. Ночники вернуться с "грабежа", съездишь с ними и привезешь насильников. А пока возьми с потерпевшей заявление и объяснение. Я усадил несчастную девушку за стол, принес ей стакан воды и помог ей изложить на бумаге, как два подлых "кобелино" - сторож и грузчик молочного магазина насильственным образом обесчестили юную продавщицу, нашу потерпевшую.

- Написали? - спросил дежурный.

Я кивнул.

- Ну, давай сюда, посмотрим.

Я протянул ему листы бумаги.

- Так, 18 лет уже исполнилось, - деловито отметил дежурный, и вдруг, мягко, по отечески обратился к потерпевшей: - Дочка, и как же так тебя угораздило?

Ощутив исходящую от него волну доброты, девушка вновь всплакнула и, размазывая слезы по щекам, опять начала пересказывать обстоятельства происшедшего, только более подробно и жалостливо. А в какой-то момент неожиданно брякнула:

- Они же мне даже расписку дали! А сами обманули!

И безутешно зарыдала.

Дежурный ласково погладил ее по головке:

- Ладно, дочка, успокойся. Накажем мы их по всей строгости советских законов. А что за расписка-то такая?

Девушка, всхлипывая, извлекла из сумочки клочок бумаги и положила перед ним. Он прочитал, тяжело вздохнул и протянул расписку мне. Я не зразу вник в смысл текста, пришлось перечитать раза на три, чтобы вся картина происшедшего стала мне ясной и понятной.

Два обалдуя - сторож и грузчик засиделись вечером в молочном магазине с молоденькой продавщицей. Наверняка, и бутылочку чего покрепче кефира раздавили, а потом со скуки принялись флиртовать с девчонкой. Примерно так:

- Крошка, а слабо тебе с нами переспать?

- Слабо!

- А за деньги?

- А за сколько?

- За полтинник.

- Слабо!

- А за стольник?

- Слабо!

- А за стольник с каждого?

- Ладно. Только пишите расписку.

Обалдуи, не долго думая, нацарапали, что они - такой-то и такой-то обязуются переспать с такой-то и оплатить ее сексуальные услуги в размере ста рублей каждый. Конечно они выполнили только первую часть договора и заявили, что на счет оплаты пошутили. Однако девушка посчитала, что такими вещами не шутят, и поспешила в милицию.

Дежурный наряд, вернувшись с "грабежа", скатался все же в молочный магазин, доставил грузчика со сторожем, всыпал им по первое число и закрыл в камере. Только я с "ночниками" не поехал, испарился куда-то мой благородный порыв. Обалдуи поступили, конечно, подленько, но не настолько, чтобы сгнить в тюрьме. Только расписка спасла их от вилки между пятью и пятнадцатью годами лишения свободы, которую предусматривала тогда санкция статьи 117 УК РСФСР за групповое изнасилование.

Недоверие и черствость ментов давно уже стали притчей во языцех, но когда дело касалось Вязова, тут никогда нельзя было загадывать наперед. Подводить Виталия под схемы и рамки - занятие заведомо неблагодарное. А если дело касается пары прекрасных женских глаз, то его поведение становится просто непредсказуемым. Он может превратиться в благородного паладина, готового на все, чтобы спасти даму или в холодного бездушного мента, если вознамерится отправить ее в тюрьму. Поэтому я с любопытством поглядывал на Вязова, ожидая, как он прореагирует на рассказ и чары нашей гостьи. Виталий помолчал, подумал и произнес:

- Виолетта!

- Можно на "ты" и просто Виола, - заметила она.

- Виола! Так что же ты от нас хочешь?

Сложнее всего отвечать на прямые вопросы. Блондинка так и не смогла доходчиво объяснить чего она хочет, зато смогла конкретно сказать чего не хочет. Не хочет крови Зубарского, не хочет прекращать свою деятельность на рынке, не хочет писать официальное заявление, а самое главное - не хочет платить семьдесят пять тысяч за модуль. После этого нам уже не составило труда уяснить, что же она ждет от нас - мы должны неофициально надавить на администрацию рынка, чтобы она скостила Виолетте плату за павильон, а еще лучше совсем отказалась от таковой, чай не обеднеет.

Но самое интересное началось дальше. Вязов неожиданно вступил в торг с профессионалкой по этой части, поднаторевшей в искусстве сбивать и поднимать цену на рынках многих стран. Я просто открывал новые таланты у своего товарища. Он торговался с прижимистостью габровца, напором кавказца и хитростью еврея. Но Виолетта была весьма и весьма достойной соперницей. Они оживленно спорили около получаса, после чего достигли консенсуса и, похоже, оба остались довольны. Виталий заполучил перспективного свидетеля, а Виолетта заручилась обещанием, что уплаченные ею деньги за павильон, которые пройдут "черным налом", будут ей возвращены.

КОММЕРЧЕСКИЙ ПОДКУП ДИРЕКТОРА РЫНКА

Существует старая восточная поговорка, которая звучит примерно так: "сколько ни говори слово "халва", а во рту слаще не станет". В России с разных высоких трибун обожают гневно произносить слово "коррупция" только горько от этого никому не становится. Государственная дума рожает закон о коррупции уже 9-й год, и, судя по всему, в ближайшем обозримом будущем этот процесс не завершит. Таким образом, законодательно оформленного такого явления, как коррупция у нас нет. Примерно так же, при социализме отсутствовала проституция.

Законодательство у нас вообще имеет привычку запаздывать лет эдак на "дцать". В результате даже появился термин, характеризующий положение дел в конце 80-х-начале 90-х - "правовой беспредел". Отсутствие правового регулирования в те годы со стороны государства можно проиллюстрировать на одном небольшом примере. Государство, выпустив из под своего крыла банки и заводы, фактически предоставило их руководителям индульгенцию от греха взяточничества. Управляющий коммерческим банком или директор приватизированного предприятия мог сколько угодно много и часто "брать на лапу", заведомо зная, что ему за это ничего не будет. Так продолжалось до введения в 1996 году нового уголовного кодекса, который ограничил мздоимство руководителей коммерческих предприятий и организаций статье 204 "Коммерческий подкуп".

Закон - главное оружие для борьбы с преступностью. Но нужна еще политическая воля, чтобы привести его в действие и умелые руки, чтобы обращаться с ним.

Парадокс, но в оживленном многолюдном месте не всегда лучше вести наблюдение за объектом, нежели в пустынном. Мы трое: Вязов, Кузнецов и я стояли на вещевом рынке и следили за небольшим двухэтажным зданием администрации, куда зашла Виолетта. И как ни странно, ощущали, что торчим на этом шумном торжище, словно три тополя на Плющихе. Дело в том, что весь народ, за исключением продавцов, находился в движении. Люди, подобно ручьям текли мимо лотков и торговых модулей, время от времени лишь замедляя движение, чтобы прицениться и сделать покупку, а нам нельзя было покидать занятую позицию, чтобы не упустить момент, когда Виолетта выйдет. Близстоящие лотошники, цепко просеивающие взглядами покупателей, стали уже давить косяка на нас, а Виолетта будто провалилась. А тут еще, как на зло, перед нами возник Эдька Каминский.

В жизни Эдика имелся незначительный период, когда его занесло на работу к нам в отделение. Именно занесло, поскольку вся остальная его трудовая биография была тесно связана со спортом. До милиции он был инструктором по физкультуре и спорту на одном из заводов, а после - вырос до директора спорткомплекса. Предыдущая наша встреча имела место год назад, и помнится, что мы тогда расстались крайне недовольные друг другом, можно сказать, врагами. Поэтому теперь нарочитая радость, которую выражал Каминский от встречи с Вязовым и мною выглядела противоестественной. Впрочем, фальши в его чувствах, может быть, и не было. Просто Каминский принадлежал к той породе людей, которые сегодня подкладывают вам свинью, а завтра лезут обниматься, причем делают и то и другое совершенно искренне.

Не обращая внимания на нашу холодность, Эдик начал рассказывать о новых поворотах своей судьбы. Пожаловался на то, что из директоров спорткомплекса его выперли. Ничего удивительного в том для нас не было. Он поставил не на ту лошадь и проиграл. Руководить спорткомплексом его трудоустроил Джавдет. Поэтому относительное благополучие Каминского всецело зависело от благополучия этого вора в законе. После того, как Колчедан установил контроль над всеми предприятиями Джавдета, все их прежние руководители были уволены без выходного пособия. Не стал исключением и Эдька, его вышвырнули на улицу одним из первых. Каминский не пошел на биржу для безработных и решил, что, раз деятельность, связанная со спортом, не приносит ему удачи, вновь направить свои стопы к поприщу по охране порядка. Мы с удивлением узнали, что теперь он директор частного охранного предприятия и по совместительству начальник службы безопасности вещевого рынка. Администрация явно сделала большую ошибку, хранитель безопасности из Эдьки был никакой. Но причину ее промашки мы понимали - Каминский всегда умел себя подать в лучшем виде и обожал козырять своим ментовским прошлым.

Чтобы отвязаться от Эдика, Виталий сослался на неотложные дела. Каминский вдруг насторожился.

- А вы это, по работе здесь или просто так? - спросил он.

- Просто так. Штаны пришли Игорю покупать! - отрезал Виталий.

- Втроем? - удивился Эдька.

- Ага. Игорь покупает, я помогаю выбирать, а Виктор (он кивнул в сторону Кузнецова) сбивает цену, он классно торгуется. Купить штаны при нашей зарплате - это очень ответственный поступок. Тут ничего нельзя пускать на самотек.

- Совершенно верно, - согласился Каминский. - Однако, ребята, вам очень повезло, что вы встретили меня. Пошли, сейчас все организуем в лучшем виде.

Эдик чуть ли не насильно увлек нас к торговым рядам и подвел к столику с турецкой джинсой. Смуглый, торговец лет сорока при виде Эдьки преувеличенно радостно заулыбался. А тот, наоборот, вдруг стал строг и высокомерен, и даже свою просьбу изложил в приказном тоне:

- Ара, обслужишь моих друзей. Поможешь им товар выбрать, самый лучший. И смотри, денег много не заряжай. Все ясно?

Торговец закивал. Каминский повернулся к нам и произнес:

- Ну, вы тут занимайтесь. Мне пора. Если что-нибудь еще нужно будет, найдете меня. Я здесь каждый день бываю. Пока, ребята. Счастливо. Приятно было вас снова увидеть.

Эдик ушел, а мы остались. И сразу же превратились в объект повышенного внимания. У ары-продавца оказалось множество молодых ар-помощников. Вязов на счет покупки пошутил, но торговцы-то этого не знали. Они обступили меня, усиленно нахваливая свой товар. Устоять перед их напором было довольно трудно. Поддавшись уговорам, я согласился померить какие-то джинсы. На рынке не было кабинок, но со времен Шувакиша спекулянтской мекки в эпоху застоя, наш народ привык без стеснения заголяться посреди толпы. Правда, Вязов и Кузнецов пытались загородить меня от снующих вокруг людей, но ширмочка из них получилась жидковатая. Я встал на картонку, стянул с себя брюки и натянул навеливаемые джинсы. Они оказались маловаты. Старший ара досадливо крякнул, а один из младших ар сорвался с места в карьер и принес другие. Те оказались великоваты. Я хотел было уже под этим предлогом одеться и уйти, но торговцы горели таким страстным желанием услужить, что не желали слышать никаких отказов от покупки. В общем, я перемерил штук десять. Одни попадались слишком узкие, другие - слишком широкие, третьи - маленькие, четвертые чересчур длинные. Младшие ары резво, но бестолково куда-то бегали за штанами, и у меня возникло впечатление, что они специально приносят не то, дабы приплюсовать километраж к стоимости товара.

В это время Вязов увидел, как из здания администрации рынка вышла Виолетта. Она остановилась у крыльца, достала зеркальце и помаду, подвела губы. Это был условный сигнал.

- Пора! Давай за мной! - скомандовал Виталий и рванул к зданию.

Кузнецов тут же устремился за ним с моими брюками в руках. Ширма убежала, предоставив возможность всему рынку любоваться моими голыми ногами. Торчать одному, как перст, и переминаться с ноги на ногу на картонке дальше представлялось идиотским занятием, поэтому я выхватил у ближайшего ары первые попавшиеся джинсы, наспех натянул их на себя, сунул продавцам деньги и припустил за товарищами.

Когда я забежал в фойе здания, то сразу ощутил едкий запах "Черемухи". Возле входа сидел на корточках, плакал и тер глаза здоровенный амбал в униформе охранника. Судя по всему, он стал жертвой слишком ретивого исполнения обязанностей вахтера, ошибочно посчитав, что указание руководства рынка никого не пущать без их ведома распространяется и на ментов тоже. А у ментов работа такая - приходить незвано и портить людям жизнь. Поэтому, вероятно, Вязов, считая свое дело правым и очень срочным, устранил преграду в виде охранника спецсредством "Черемуха". Я немного задержался возле пострадавшего. По рации вызвал нашу оперативную машину, находящуюся за воротами рынка, сообщил ребятам, что операция началась и попросил их подъехать к зданию администрации, блокировать вход, а так же оказать первую помощь охраннику, промыть ему глаза и прочистить мозги. После чего поспешил в директорский кабинет.

Пропустил я совсем немного. Представление только началось и Вязов еще не закончил свою речь, предлагая господину Зубарскому выдать незаконно полученные им денежные средства. Кроме них и Кузнецова в кабинете находились еще в качестве понятых две женщины. Как я узнал позднее, секретарша и бухгалтер. Когда я вошел, все внимание почему-то переключилось на меня.

- Я тоже из милиции, - пояснил я.

Но почему-то внимание к моей персоне не ослабевало. Возникла непонятная пауза. Виталий отошел от Зубарского, приблизился ко мне и шепнул:

- Игорь, закрой магазин.

Я сперва подумал, что он называет магазином какой-то торговый модуль на рынке и хочет, чтобы тот был немедленно закрыт и опечатан. Но на рынке их было не менее десятка. Поэтому решил уточнить и тоже шепнул:

- Какой именно магазин? С обувью? С мехами? Скажи точнее.

Вязов демонстративно закашлялся и скосил глаза вниз на уровень моего пояса. Я тоже опустил очи долу и смутился.

Я так спешил на помощь к товарищам, что, натянув джинсы, забыл застегнуть молнию на ширинке. Но это еще не все. В данную прореху попала яркая бумажная этикетка от джинсов, которая теперь свешивалась оттуда на короткой леске. Неудобно-то как!

Я поспешно отвернулся и устранил недостатки в своем новом гардеробе, после чего подозрительно оглядел присутствующих. Не улыбается ли ехидно кто-нибудь из них. Но Вязов и Кузнецов хранили невозмутимость, а всем остальным было не до смеха.

Между тем Виталий снова предложил директору рынка добровольно выдать незаконно полученные денежные средства. Зубарский, видимо, делил деньги только на рубли и валюту, а о легальности их происхождения никогда не задумывался, поэтому красноречиво развел руками. Словно преподаватель нерадивому ученику, Вязов задал наводящий вопрос:

- У вас имеются в кабинете крупные суммы наличных денег?

Наконец, до Зубарского дошло, чего от него ждут. Он с готовностью открыл верхний ящик стола и продемонстрировал наваленную в нем груду банковских упаковок купюр различного номинала.

- Сколько здесь? - спросил Виталий.

- 75 штук, - отозвался директор.

- Откуда они у вас?

- Один человек долг вернул.

- Что за человек?

- Какая разница, Деньги мои. Я давал их в долг, мне вернули, Все законно.

- Ну, если вы считаете, что эти деньги получены законным образом, давайте посмотри что на них написано.

- А что на них может быть написано? "Билет банка России" и все такое прочее.

- Вот мы и посмотрим.

Вязов повернулся к Кузнецову и попросил:

- Витя продемонстрируй господину директору и понятым надписи.

Кузнецов достал из сумки лампу инфракрасного излучения и осветил ею банковские упаковки. На всех упаковках проступила невидимая при обычном освещении надпись "Это подкуп!".

Зубарский не выдержал и выдал в сердцах грязную матершинную тираду. Наверное, трудно найти нормальные человеческие слова, когда понимаешь, что капитально влетел. С поличным. Пока мы с Вязовым обыскивали директорский стол, Зубарский, словно голодный тигр клетку, мерил шагами комнату, взад-вперед, взад-вперед. Вероятно, он и чувствовал себя в своем кабинете, как в клетке. На всякий случай Кузнецов блокировал двери и внимательно бдил за ним, чтобы пресечь любую его попытку вырваться на волю в пампасы.

Закончив осмотр стола, мы наскоро изучили содержимое шкафов, занимавших собою полностью одну из стен комнаты и наткнулись на сейф.

- Дайте, пожалуйста, ключи от сейфа, - попросил Вязов.

- У меня нет ключей, - беззастенчиво соврал Зубарский.

Виталий усмехнулся.

- Тем хуже для вас. Нам придется забрать сейф с собой в райотдел и там вскрыть автогеном. Но перед этим мы вынуждены будем произвести личный досмотр, то есть обыскать вас.

- Не имеете права! - возмутился Зубарский.

- Имею. Раздевайтесь! - приказал Вязов и очень сурово посмотрел на директора.

- Это провокация! - завопил тот и беспомощно оглянулся на своих сотрудниц.

Но те, как и положено понятым, сидели тихо и ни во что не вмешивались. Осознав, что помощи ждать не от куда, Зубарский чуть подумал и вспомнил, что ключи мирно покоятся его в кармане. Бывает, переволновался человек, запамятовал куда ключики дел, а теперь вспомнил, сам достал их и положил на стол.

Мы осмотрели сейф. Изъяли кое-какие документы, черновые записи, внесли их в протокол осмотра места происшествия и предложили пану директору проехать с нами.

Карета, то бишь наша оперативная машина, ожидала у подъезда. Может быть, имело смысл провести директора рынка в наручниках под конвоем меж торговых рядов, но мы не изверги, не стали подвергать его такому позору. Просто вышли вместе с ним из здания и посадили в машину, даже услужливо закрыли ему дверцу. Со стороны выглядело будто Зубарский укатил куда-то по делам со своими знакомыми.

На выезде из рынка мы увидели Каминского, который разговаривал с охранником у ворот.

- Рома, останови, - попросил водителя Вязов.

Тот притормозил. Виталий опустил окно в машине и громко крикнул Каминскому:

- Спасибо, Эдик, ты нам очень помог. Что бы мы без тебя делали?

Каминский вальяжно махнул рукой, словно говоря: "Какие пустяки, не стоит благодарности", и мы поехали в РОВД.

Стекла в нашей оперативной машине тонированы, поэтому Эдик не видел, сидящего на заднем сидении, Зубарского, зато тот очень хорошо видел руководителя своей службы безопасности. Каминский принял слова благодарности Вязова на счет оказанного содействия в покупке джинсов, а директор рынка явно связал их со своим задержанием.

Год назад Эдик пытался подложить нам с Виталием свинью, в виде "барашка в бумажке", и отправить туда, "куда Макар телят не гонял". Теперь Вязов не удержался от маленькой мести, и подставил его перед шефом. Судя по всему, Каминскому следовало начинать беспокоиться о поисках нового места работы, только он еще не знал об этом.

В райотделе Зубарский первым делом потребовал себе адвоката. И не первого попавшегося, а своего личного и очень известного. Мы не возражали. В результате вскоре встретились еще с одним старым знакомым. Просто день встреч какой-то получился!

Минут через сорок у нас в кабинете нарисовался адвокат Зигельбаум Михаил Абрамович. Его всегда отличала этакая нервная, дерганая система поведения. В своем стиле, он резко распахнул дверь, решительно шагнул внутрь и вдруг застыл на месте, увидев Вязова.

- Ба, Виталий Иванович, какими судьбами? - расцвел улыбкой адвокат. - А я слышал, что вы уволились из органов.

- Судьба играет человеком, Михаил Абрамович, а нам лишь остается потакать ее капризам. Было дело - уволился. А теперь, как видите, вернулся обратно, - развел руками Вязов. - Проходите, присаживайтесь. Кофе будете?

Зубарский ошарашено наблюдал, как адвокат, не обращая на него никакого внимания, мило болтает с опером. Похоже, у него начали зарождаться мысли о мировом заговоре против его персоны. Мало того, что попался с поличным, так еще и ближайшее окружение, которому он платил деньги за обеспечение безопасности, предает. Лыбятся ментам, словно радуются его аресту.

Впрочем, адвокат поспешил успокоить подзащитного и объяснить ему ситуацию:

- Не удивляйтесь, Семен Маркович, что мы тут любезничаем. С Игорем Владимировичем мы тыщу лет знакомы, а Виталия Ивановича я бы даже назвал своим другом. Знаете, я однажды вытащил его из тюрьмы. Виталия Ивановича арестовали за превышение служебных полномочий, и он попросил меня представлять его интересы. Мне удалось убедить органы прокуратуры в необоснованности вынесенной меры пресечения, и его освободили из под стражи. Виталий Иванович, ничего, что я это рассказываю?

- Ничего, Михаил Абрамович, все нормально. Мы здесь люди свои. Друг друга знаем и понимаем, - ухмыльнулся Вязов, который отлично помнил, что выбрался из СИЗО благодаря себе, а совсем не Зигельбауму.

Зубарский сразу успокоился, смекнув, что близкое знакомство адвоката с ментами поможет тому отмазать его, и повеселел.

В общем, допрос директора рынка протекал в непринужденной атмосфере. Нам это было на руку, так как Зубарский не особо запирался, а Зигельбаум не вредничал. Впрочем, карты у нас на руках имелись сильные и противникам трудно было бы их побить без применения шулерских приемов. В официальном договоре дирекции рынка с Виолеттой о приобретении последней торгового павильона стоимость объекта указывалась в размере пяти тысяч рублей, а фактически она заплатила 75. Значит, 70 тысяч составили сумму коммерческого подкупа. А показания потерпевшей и обнаружение денег доказывали наличие состава преступления.

После того, как протокол допроса подозреваемого был прочитан и подписан, Вязов сообщил, что намерен задержать господина Зубарского на трое суток. Это повергло в шок, как подозреваемого, так и его адвоката. Такого развития событий они не ожидали. Семен Маркович выразительно посмотрел на Михаила Абрамовича, будто бы тот был виноват в ограничении его свободы. Зигельбаум живо принялся убеждать Виталия не делать столь опрометчивого шага. Дело кончилось тем, что, недавно расточавшие друг другу улыбки и комплименты, адвокат и опер не на шутку разругались. Вязов оформил задержание Зубарского в порядке ст. 122 УПК РФ, а Михаил Абрамович пообещал накатать на Виталия жалобу в прокуратуру.

На том и расстались. Зубарский отправился в камеру, Зигельбаум отбыл писать жалобу, а мы с Вязовым занялись изучением изъятых документов и черновых записей.

О ФИЗИКАХ И ЛИРИКАХ

В 60-х годах существовало милое соперничество между физиками и лириками. Позднее жизнь капитально обломала лириков и теперь старательно добивает последних представителей этой породы. Зато число физиков прогрессирует бурными темпами. Особенно физиков-практиков, приверженцев превосходства мускульной силы над всеми другими. Спрос на них имеется во многих организациях, начиная от налоговой полиции, где созданы подразделения физической защиты, и заканчивая многочисленными криминальными формированиями, где физические тела бодибилдеров в большом почете.

Но, если судить по печатной периодике, физики-теоретики также пользуются спросом. Число их растет, равно, как и количество открытых им законов. К примеру, последователи греческого ученого Архимеда вывели в развитие его теории еще с десяток законов. Как известно, Архимед, озадаченный сиракузским царем Гиероном проверить качество изготовленной золотой короны, погрузился в ванну, после чего крикнул: "Эврика!", сформулировал свою знаменитую теорему, вывел на чистую воду жуликоватого золотых дел мастера и написал трактат "О плавающих телах". Лавры знаменитого грека и ныне многим не дают спокойно спать. В результате в развитие теоремы Архимеда появилось еще и такие, как: "Дерьмо не тонет", "Золотой телец, погруженный в мутную воду, пропадает бесследно", "Пиво погруженное в тело, выталкивается книзу со страшной силой", "Жидкость, погруженная в тело, может через 7 лет и девять месяцев пойти в школу" и другие.

Аналогичная ситуация произошла и с открытиями других известных ученых. Скажем, большое развитие получили законы Исаака Ньютона. В дополнение к силе тяжести открыта сила денег, которая прямо пропорциональна их массе.

Милиция никогда не стояла в стороне от научного прогресса, в том числе от процессов, происходящих в физике. Достижения этой науки нередко впервые апробировались именно при раскрытии преступлений, как было в описанном случае с Архимедом. Вообще, физики принимали активное участие в развитие криминалистики и обогатили эту науку массой ценных изобретений. Например, физик Джон Х.Фишер принял участие в создании первого в мире Бюро судебной баллистики и сконструировал геликсометр - разновидность медицинского цитоскопа, но только используемую для обследования стволов ружей и пистолетов.

Нередко милиция использовалась и для демонстрации открытий. И не только в качестве оцепления взрывоопасной лаборатории. В качестве иллюстрации эффекта Доплера часто приводят пример, как гаишник остановил физика, проскочившего на красный сигнал светофора, а тот сказал: "Машина шла очень быстро.... Из-за этого красный свет показался мне зеленым".

Одним словом, милиция неразрывно связана не только с законами Права, но и с законами Физики. Из последних весьма актуален такой: "Любое действие милиции встречает активное противодействие". Причем противодействие бывает не только со стороны обвиняемых, но зачастую - свидетелей, а иногда прокуратуры и суда.

И Вязов, и я не первый год работали в конторе, поэтому вполне реально отдавали себе отчет в том, что встретим самое активное противодействие в расследовании уголовного дела по факту коммерческого подкупа Зубарского со стороны самого задержанного, группировки, к которой он принадлежит, его адвоката и еще очень многих людей, по разным причинам желающих "отмазать" Семена Марковича. Мы не сомневались так же, что не найдем понимания и желания помочь прекратить поборы на рынке со стороны тех, кто на нем торгует.

Как известно, когда сила действия равна силе противодействия, тело находится в покое. Покой нам с Вязовым только снился. За счет фактора неожиданности мы сумели удачно провести задержание Зубарского. Теперь необходимо было закреплять полученные доказательства и собирать новые. И делать это очень быстро. Поместив Семена Марковича в камеру, мы сами загнали себя в цейтнот, поскольку на третьи сутки нужно предъявлять ему обвинение для получения санкции на арест.

Преодолеть противодействие можно только действием. Препроводив Зубарского в КВС, мы, задействовав подкрепление - четырех человек из группы БЭП МОБ и Бородянского, вновь отправились на рынок.

Говорят, что на Западе вложить ближнего своего - святое дело. К примеру, если какой-нибудь тамошний гражданин перебрал на дружеской вечеринке и покандыбал домой пешком, то найдется не меньше десятка доброжелателей, которые позвонят в полицию и сообщат, что по такой-то штрассе-стрит двигается кривой, как турецкая сабля, мужчина. По их понятиям его вид, понимаете ли, позорит город и высокое звание человека.

У нашего народа менталитет другой. У нас в доску пьяному человеку и место в общественном транспорте уступят, и переложат с асфальта на скамеечку, дабы не простудился.

Со школы россияне на истории о легендарном уральском мальчике Павлике Морозове и реальных примерах, связанных с одноклассниками хулиганами знают, что жаловаться небезопасно. А еще наш народ в массе своей не любит милицию. Ну не любит и все. Впрочем, та тоже относится к нему без особенно теплых чувств. И это при том, что существовать друг без друга они не могут. И что еще очень важно - их стремления и чаяния в целом совпадают.

Уголовные дела по общеуголовным преступлениям порой успешно проходят в суде на одних косвенных доказательствах. К экономическим преступлениям суд и прокуратура относятся весьма придирчиво. Мы знали: для того, чтобы доказать вину Зубарского в получении коммерческого подкупа, одной Виолетты не хватит.

В голливудских боевиках нередко приходится слышать из уст детектива вескую фразу: "У нас есть свидетель!". В нашей правоохранительной системе по обэповским делам веско звучит только: "У нас есть десять свидетелей!". И системе совершенно наплевать где этих десять свидетелей добудут.

Второй раз мы поехали на рынок за свидетелями. Чтобы убедить торговцев выполнить свой гражданский долг в содействии правосудию, пришлось сначала найти грешки у них самих.

Молодые мобовцы, словно эскадрон гусар летучих, совершили лихой кавалерийский наскок на рыночные павильончики. В таких рейдах очень важны стремительность и натиск. Нередко приходилось убеждаться, как информация о проверке неведомым путем разносится среди торговцев со скоростью ветра. Пока первые неудачники роются в своих бумажках в поисках отсутствующих у них документов, другие спешно прикрывают свои лавочки. Еще недавно бойко торгующие павильончики быстро пустеют и делают технический перерыв, будто бы их работники все разом "ушли на базу". Пока мобовцы "неслись галопом по Европам", чтобы успеть охватить побольше торговых точек, и сеяли панику, Вязов, Бородянский и я завершали работу с деморализованными арендаторами павильонов, составляя на них протоколы и выписывая повестки.

"Дайте мне рычаг, и я переверну мир!" - сказал Архимед. Мы гигантизмом не страдали и мир переворачивать не собирались. Разве что могли перевернуть киоск какому-нибудь нагло ведущему себя торговцу. Но, чтобы уговорить человека стать свидетелем, нам тоже нужен был рычаг.

Уговорами мы занялись на следующий день с утра. Согласно выписанным повесткам, арендаторы подтягивались, словно заготовки на конвейере. Обработка каждого проводилась примерно по одному и тому же сценарию. Сначала гражданину или гражданке подробно разъяснялась суть выявленных нарушений и размер штрафных санкций за каждое из них. Потом подводилась сумма. Благодаря заботам законодателей о собственном народе сумма даже по минимуму получалась очень и очень внушительной. После этого павшим духом владельцам павильонов говорилось, что штрафа можно избежать, и их глаза сразу зажигались радостью. Большинство откровенно спрашивало: "Сколько?". Приходилось объяснять, что взяток мы не берем, а ждем в замен лишь откровенный рассказ о стоимости аренды. Коммерсанты сразу опять скучнели и начинали напряженно соображать какую из двух зол выбрать: то ли платить штраф, то ли заложить дирекцию рынка. На этой стадии был незаменим Вязов. Его подход к владельцам павильонов рознился в зависимости от их пола. Но и мужчин, и женщин он умел зажечь своими речами. В людях на глазах росло чувство собственного достоинства. Они начинали раскаиваться, что, подобно покоренным народам, регулярно платили своими кровно заработанными денежками дань Зубарскому и выражали готовность пособить его посадить Большинство коммерсантов уже знало, что он находится в камере и это убеждало их в серьезности наших намерений.

Вязову при помощи рычага в виде угрозы штрафных санкций удалось таки нарушить незыблемость постулата основного закона милицейской физики. Действия милиции уже не встречали противодействия граждан, а напротив находили их поддержку.

И все же мне показалось, что освобождение от штрафов не стало главной причиной, побудившей коммерсантов перейти на нашу сторону. Когда мы посидели, откровенно поговорили с арендаторами, то уяснили для себя, что система поборов на рынке уже давно вызывает у них возмущение. И только недоверие, что кто-либо в силах сломать ее, заставляло их мириться с ней. А теперь у них появилась надежда, что с этой задачей справимся мы.

Рыночная администрация действительно бессовестно обирала их. С одного павильона месячная арендная плата составляла 10 тысяч рублей, а если у торговцев документы были не в порядке, то она достигала 14-15 тысяч, хотя официально оформлялась в размере только 300-400 рублей. Таким образом, фактически все деньги за аренду торговых мест шли прямиком в карман Зубарскому и иже с ним. А в месяц такие платежи составляли около 500 тысяч рублей. Коммерсанты, отдавая деньги "черным налом" сами вынуждены были добывать его и "химичить" с бухгалтерской документацией. При такой системе, когда официально оформляется меньше 0,05% доходов жулики жировали, а торговцам приходилось пускаться на различные увертки, чтобы выжить. Олицетворением зла для коммерсантов, конечно, был Зубарский, которому они и отдавали свои кровные. Но они сознавали, что он лишь выполняет функции сборщика податей, а основная масса денег уходит дальше в общак колчедановской группировки. Нередко при приеме арендной платы в кабинете Зубарского присутствовали два-три накаченных бритоголовых хлопца, которые одним своим видом ясно давали понять торговцам, что, если те хотят сохранить в порядке свое здоровье, то платить им придется, а так же, возможно, контролировали директора рынка, дабы тот не перепутал собственный карман с общаковским. Большинство арендаторов отмечали, что у жуликов четко отлажена инкассация "черного нала". Ежедневно под закрытие рынка на нем появлялся джип с колчедановскими "быками", которые, судя по всему, забирали в администрации собранную наличку. То, что деньги любят учет и контроль жулики уяснили для себя еще лучше, чем государственные чиновники.

Мы хотели как лучше. Чтобы дело было большим и красивым. Но соблюсти гармонию в сроках и качестве дела нам оказалось не по силам.

После того, как мы с использованием небольшого шантажа уговорили нескольких владельцев рыночных павильонов дать показания о вымогательстве с них коммерческого подкупа Зубарским, совершенно неожиданно оказалось, что многие арендаторы желают дать аналогичные показания добровольно. Коммерсанты с рынка валом повалили к нам в райотдел, чтобы рассказать какой данью их обложили. Проявление народной принципиальности конечно радовало, только на каждого посетителя приходилось тратить время: помочь ему написать заявление, допросить в качестве свидетеля. В результате времени-то нам и не хватило. Трое суток содержания Зубарского под стражей пролетели, как один день. Мы просто не успели предъявить ему обвинение, и, чтобы не выпускать его из ИВС, возбудили в отношении него еще одно уголовное дело по новым фактам и вновь оформили задержание на трое суток. Увы, позже оказалось, что это было нашей ошибкой.

Дополнительного срока нам хватило, чтобы закончить со свидетелями. Теперь вина Зубарского подтверждалась показаниями не одной Виолетты, а человек 15-ти. Было с чем ехать к прокурору. Правда, к нему отправились подписывать постановление об аресте не мы, а следователь Вера Феоктистовна, которая приняла дело в отношении Зубарского к своему производству. И вернулась весьма расстроенной. Прокурор прочитал ей нотацию о том, что следственный изолятор у нас и так переполнен, содержащихся в нем людей нечем кормить, и посоветовал быть гуманней. В общем, санкции на арест Зубарского он не дал и рекомендовал избрать ему другую меру пресечения. На следующий день директор рынка вышел на свободу.

ИН ЗЕ ФОРЕСТ ПО ГРИБЫ

Отказ в аресте Зубарского, нужно признать, малость выбил нас с Виталием из колеи. Хотя никаких личных мотивов гноить его в тюрьме у нас не было. Просто идиотская привычка радеть душой за государство не позволяла равнодушно взирать, как кого-то без зазрения совести обирают жулики.

Прокурор не смотрел в глаза коммерсантам с рынка, не слушал их, пронизанных возмущением, речей, не чувствовал их, возлагаемых на власть, надежд. Коммерсанты тоже не разговаривали с прокурором. Свою боль они выплеснули на нас. Теперь получалось, что власть, которую в их глазах олицетворяли мы с Вязовым, обманула их ожидания. То есть мы и обманули.

Оставалось только рассчитывать, что Зубарский, помня о своем статусе подследственного, побоится мстить арендаторам. Но надежда на это была весьма слабой. До решения суда Семен Маркович по-прежнему оставался директором рынка и имел массу возможностей доставить фрондерам неприятности.

В этой ситуации неожиданную душевность проявил наш начальник. Узнав от Веры Феоктистовны, что прокурор отказал в аресте Зубарского, он зашел к нам в кабинет и, оглядев наши понурые лица, с усмешкой спросил:

- Братцы, чего-то запамятовал, когда вы последний раз отдыхали в выходные? Вы не напомните?

- Грешно издеваться над своими сотрудниками, - сделал замечание начальнику Вязов.

- У меня и в мыслях не было издеваться над вами, - принялся уверять Петрович. - Просто я подумал: Виталий с Игорем пашут, пашут без продыху. Лето уже заканчивается, а они его за работой почти и не видели. Как суббота-воскресенье, так у них то рейд, то реализация. В общем, решил я вас, парни, премировать отгулом. Отдохнете завтра денек, расслабитесь. Рекомендую съездить в лес за грибочками.

Мы с удивлением уставились на начальника. Реалии нашей жизни таковы, что за любым по человечески добрым чувством мнится подвох. Однако Петрович больше ничего не сказал и вышел из кабинета.

- А что? Идея на счет грибочков мне нравится, - заметил Вязов. - В этом что-то есть, чтобы в рабочий день побродить по лесу, подышать воздухом, отрешиться от всех забот. Ты как?

- Я за. Только я грибных мест не знаю.

- Ерунда. Важен процесс, а не результат. Предлагаю просто сесть на электричку и выйти на первой попавшейся станции, которая приглянется.

Перспектива оставить машину в гараже и сделать отдых полноценным мне понравилась. Я сказал:

- Отлично.

Вязов уловил мою невысказанную мысль и заявил:

- Давай условимся сразу. Мы едем за грибами, а не на пикник. Поэтому спиртного возьмем самый минимум.

- Это сколько? - решил уточнить я.

- Чисто в лечебных целях для сугреву возьмем бутылочку. Нет, пожалуй, обычной бутылки даже будет много. У меня есть пузырек "Финляндии" емкостью 0,33 литра, нам хватит.

- Ты уверен? - спросил я.

- Уверен! - отрезал Вязов. - Выезд завтра в 7 часов утра.

- Почему так рано?

- Кто рано встает, тому бог подает. Покимарим еще в электричке.

- Я так рано не проснусь.

- Не волнуйся, я тебе позвоню, разбужу.

Человек предполагает, а погода располагает. Еще накануне вечером стояла замечательная сухая солнечная погода, но ночью без какого-либо предупреждения синоптиков разверзлись хляби небесные. Будильник, согласно своим вытянувшимся в струнку стрелкам, разбудил меня ровно в шесть. За окном барабанной дробью стучал по подоконнику дождь. В квартире было сухо и свежо, поэтому покидать нагретую постель совершенно не хотелось. Я выключил ночник, потом, не вылезая из под одеяла, дотянулся до телефона и позвонил Вязову. На том конце провода долго не отвечали, наконец, раздался хриплый спросонья голос Виталия:

- Алло. Кто?

- Стенд ап! Гоу ин зе форест по грибы! - распорядился я.

- Какие к черту грибы?! Ты посмотри что за окном делается, раздраженно отозвался он.

- А что там делается?

- Льет, как из ведра. В такую погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, а ты по грибы, по грибы! Поход в лес отменяется до прекращения атмосферных осадков.

- О*кей, - согласился я.

Потом, положив трубку, сладко потянулся в постели, намереваясь немедленно снова отойти ко сну.

Надоедливый зуммер телефона разбудил меня около девяти. Теперь Вязов звонил мне.

- Привет, соня. Хорош дрыхнуть. Дождь закончился. Быстренько собирайся, и за грибами!

- А, может быть, ну их, эти грибы? Возле магазина купим пару кучек на закуску, и ехать никуда не надо.

- Не расслабляйся, Игорь. Раз договорились сегодня ехать, значит надо ехать. Возможно, такого случая больше не представится. Поднимайся. Через полтора часа встречаемся на вокзале возле пригородных касс.

Накануне, когда мы с Вязовым обсуждали сколько взять с собой выпивки, условились ограничиться одной маленькой бутылочкой "Финляндии", однако позднее каждый решил создать стратегический резерв спиртного на всякий пожарный. Виталий прихватил двухлитровый пластиковый баллон пива, а я взял нормальную поллитровку водки.

Стратеги из нас получились никудышные. Пивной резерв мы оприходовали еще в электричке. Зато дорога показалась нескучной.

Вышли мы на первой попавшейся станции, но не по зову сердца, а по призывам мочевого пузыря. Вместе с нами спустились на землю около десятка человек пенсионного возраста с большими корзинами и ведрами, из чего мы заключили, что вышли все же правильно, вблизи грибных мест. Наши спутники тут же устремились в лес за добычей. Вслед за ними двинулись на грибную охоту и мы, да только вскоре поняли, что являемся скромными любителями, вступившими в состязание с суровыми профи. Пенсионеры умчались далеко вперед, оставив на нашу долю только поганки и срезанные червивые грибы. В довершение неудач зарядил неслабый дождик. Одежда быстро пропиталась сыростью Ожидаемая приятная прогулка по лесу превращалась в какую-то садомазохистскую процедуру с перспективой простуды.

Используя свое конституционное право на свободу волеизъявления, я со всей ответственностью заявил:

- Все! Я дальше не пойду! Здоровье дороже грибов. Давай вернемся на станцию.

- На станцию нет смысла сейчас идти. Электрички в город не будет до вечера. Предлагаю сделать шалаш и переждать дождь.

- Предложение принимается, - кивнул я.

Мы нашли пригнувшуюся к земле березу. Наложили на нее веток, сверху забросали их лапником, и получилось вполне сносное укрытие от дождя. Новоселье следовало отметить. Мы на скорую руку разложили взятые из дома припасы, приняли грамм по пятьдесят и решили развести костер. Однако это оказалось далеко не простой задачей. Мало того, что все дрова были сырыми, так еще напрочь отказалась воспламеняться моя зажигалка. Я пытался обтереть ее рубашкой, майкой, но поскольку к тому времени вся моя одежда уже промокла до нитки, она только еще больше увлажнялась. Но я не желал мириться с отказом техники и упорно продолжал чиркать. Вдруг в какой-то момент на зажигалке появился язычок пламени. Вязов, терпеливо дожидавшийся этого момента, поднес к нему кусочек бересты. Мы оба затаили дыхание. И когда уже казалось, что вот-вот наша борьба за огонь закончится успехом, с козырька моей кепки скатилась одинокая капля дождевой воды и упала точнехонько на колесико зажигалки.

Тишина леса огласилась нашими неприличными ругательствами. Ну надо же какая непруха! С горя мы приняли еще по пятьдесят грамм. Это помогло успокоиться. Я еще раз протер зажигалку, посушил ее собственным дыханием и снова начал чиркать колесиком. Удача приходит к упорным. Минут через пять зажигалка отплатила за заботу и ласку огоньком. Вскоре мы с удовлетворением уже могли отметить, что наш костер горит-разгорается, тухнуть не собирается. По такому поводу грех было не принять еще по пятьдесят капель. После этого непогода перестала казаться большой неприятностью. Мы душевно провели время в своем шалашике и даже сделали шашлык из нескольких найденных нами белых грибов, сала и лука. Отличный, надо сказать, получился закусон. От тепла внутреннего и внешнего - от костра и водки сморило. Незаметно для себя оба мы уснули.

Проснулся я от холода. Костер потух, сосуды сузились, а непросохшая полностью одежда забирала последние остатки тепла. Я начал расталкивать лежащего рядом Вязова. Он открыл глаза, спросонья недоуменно огляделся по сторонам и вдруг выпалил:

- На электричку не опоздали?!

Мы оба, словно по команде, посмотрел и на часы. После чего, не сговариваясь, вскочили и быстро принялись собираться. А потом припустили галопом на станцию. К счастью, электричка опоздала на несколько минут, за счет чего, а так же финишного спурта, совершенного из последних сил, мы на нее успели.

В город мы приехали, когда уже начало смеркаться. Такой необычный день жалко было заканчивать просто так, и мы заглянули в забегаловку возле вокзала, где взяли по кружечке пивка. Народа в пивной было немного, человек пять, которые тоже забрели сюда за "посошком", да еще один невзрачного вида мужичонка в потрепанной одежонке. Он тихо сидел в уголочке и жевал корочку хлеба, запивая ее маленькими глотками пива. Мужичонка напоминал собачонку, безобидную и жалкую, прибившуюся к кухне, куда ее время от времени пускали погреться и потчевали объедками. Впрочем, удостоив мимолетного взгляда, мы с Вязовым тут же забыли о его существовании. Взяли два по сто и уселись за столик. Однако мужичонка сам проявил к нам интерес. Выполз из своего угла, приблизился, по-дурацки расшаркался перед нами и сказал:

- Господа, позвольте один вопрос?

На господ мы в испачканной походной одежде явно не тянули, поэтому Вязов ответил по рабоче-крестьянски просто:

- Пошел нахер!

- Пардон, - снова расшаркался мужичок, но вопрос все же задал:

- Девочек не желаете. Есть очень приличные. Минет делают божественно. И недорого.

Похоже, дядя нанялся рекламным агентом к местным вокзальным лярвам.

- Пошел нахер! - повторил Вязов, не повышая голоса.

- Ну тогда, может быть денежкой на пиво поможете,

- Пошел нахер! - в третий раз произнес Вязов и теперь особенно грозно.

- Все понял. Ухожу, - закивал мужичонка и попятился на свое место.

Но спокойно посидеть в этой забегаловке нам так и не довелось. Едва отвязался попрошайка, как в зале появились два новых любопытных персонажа. Вообще-то, в их внешности ничего заслуживающего внимания не было - два совершенно статичных братка, с претензией на крутизну. Но их манеры - это что-то! Просто Бивис и Батт-Хед по плоти.

Один из них, усевшись за стол, громко крикнул парню за стойкой:

- Эй, чувак, две кружки пива, типа, подгони!

- И не буксуй. Время - баксы! - добавил второй.

Тут их взгляд упал на мужичонку в углу.

- О, Чинарик, и ты, типа, здесь. Клево, щас приколемся. Чинарик, баклан, тащи свою задницу сюда.

Мужичонка покорно поднялся, подошел, встал рядом.

- Чинарик, ты воняешь как мешок дерьма. Полный пинцет! Пива хочешь?

- Не отказался бы, - жалко улыбнулся тот.

- Ну, ты - основательный упырь! На халяву решил пивом разжиться. Нет, ты заработай.

- А как?

- Очень просто, пельмень, шарик надуй.

Один из парней достал из кармана презерватив, вскрыл упаковку и бросил его на стол.

Чинарик взял презерватив в руки и уже в самом деле собрался было надуть его, как парень замотал головой и сказал:

- Да нет, нет так, не ртом. Так каждый баклан сможет. Ты задницей надуй!

Его товарищ засмеялся с поросячьим хрюканьем, восхищаясь удачной идеей кореша, потом хлопнул себя по ляжкам и восхищенно произнес:

- Ку-у-у-л! Полный пинцет!

Между тем второй распорядился:

- Чинарик, пельмень, чо ждешь? Давай снимай штаны, заголяй задницу и надувай. Литр пива за мной!

Смотреть на то, как два придурка издеваются над жалким бродяжкой, было противно. Вязов не выдержал и вмешался:

- Эй, кретины, оставьте мужика в покое. А ты, дядя, топай сюда, я тебе десятку на пиво дам без всяких условий.

Обычный сценарий для такого рода ситуаций предусматривает разборку с выяснением вопроса "А ты кто такой?" и вероятный последующий мордобой. Однако ни мне, ни Вязову не хотелось заканчивать столь замечательный день руганью и банальной салунной дракой. Поэтому я достал ксиву, а он ствол. Подражатели МТV-шным придуркам Бивису и Батт-Хеду переглянулись и решили с представителями власти не связываться. Они поднялись из-за стола и направились к выходу, но на ходу один из них отчетливо буркнул:

- Полный отстой! Пива негде выпить, чтобы на ментов не напороться!

С ОБЫСКОМ В ГОСТИ ЕЗДЯТ НЕЗВАННО

Отгул внес приятное разнообразие в трудовые будни, но, как все хорошее, он пролетел слишком быстро. Следующий день вновь был привычно рабочим.

Едва мы с Виталием утром успели провести короткую летучку-перекур с отчетом перед коллегами о поезде за грибами, как к нам нагрянула в гости Виолетта. Она вошла, прижимая носовой платок к левому глазу, словно бы ей туда попала мошка. Но когда, уселась на стул возле стола Вязова, то убрала руку от лица и продемонстрировала нам солидный бланш вокруг своего левого ока и с претензией в голосе заявила:

- Спасибо вам! Подсобили. Я, как последняя дура, поверила Жанне, что среди ментов есть честные парни, которые мне помогут и в обиду не дадут, в вот что получилось.... Полюбуйтесь!

Мы полюбовались ее фингалом, и Виталий спросил:

- Кто это тебя так?

- "Крыша" Зубарского, кто же еще! Вчера днем ко мне подошли два охранника на рынке и попросили пройти в здание администрации. Сказали для перерегистрации. Ну, я и пошла. Заводят они меня в кабинет директора. Гляжу, а там Зубарский собственной персоной сидит вместе с тремя бугаями с бандитскими харями. Охранники вышли, а директор давай сразу на меня орать: "Ты, падла, сучка, такая-сякая, подставила меня! Я тебя сейчас за это кончу, и мне ничего не будет, у меня в милиции все схвачено". Ну и все такое подобное. Я не удержалась и тоже его обозвала. Козлом вонючим. Тут один из бугаев встал и как врежет мне в глаз! Думала, искры посыпались, так больно было. Короче, не понимаю я ничего. Вы меня просили Зубарскому бабки передать, я сделала. А теперь вы его отпустили, и я оказалась в полном дерьме.