4

После захода солнца стало прохладно. С большими церемониями были зажжены светильники, раздуты жаровни — огонь считался священным.

Раб распростерся перед ним и провозгласил, что обед подан. Эверард последовал за рабом через длинный зал, стены которого были украшены фресками с изображением Солнца и великого Митры. Мимо двух склонившихся стражников он прошел в небольшую комнату, ярко освещенную, окутанную ароматом благовоний и устланную коврами. У стола, согласно греческим обычаям, было два ложа; вопреки этим обычаям блюда подавались только на золоте и серебре, рабы неслышно сновали взад и вперед, разнося пищу, и откуда-то доносилась далекая, похожая на китайскую, музыка.

Крез Лидийский благожелательно кивнул головой. Его лицо с правильными чертами было когда-то красиво, но он сильно состарился по сравнению с тем временем, когда его слава, богатство и могущество вошли в поговорку. Он носил кудрявую бороду, длинные волосы и был одет в греческую хламиду.

— Будь гостем, Меандр из Афин, — сказал он по-гречески, глядя на Эверарда.

Согласно обычаю, хозяин подставил Эверарду щеку для поцелуя. Было очень любезно со стороны Креза приветствовать его так, тем самым ставя почти на одну доску с собой; неважно, что от него пахло чесноком.

— Приветствую тебя, господин мой. Благодарю за твою доброту.

— Да не унизит тебя, что за трапезой мы только вдвоем, — произнес бывший царь. — Я решил… — Он заколебался. — Я всегда считал себя близким к роду греков, и мы сможем поговорить серьезно…

— Я не достоин столь высокого уважения господина моего.

Исполнив положенный ритуал обмена любезностями, они принялись за еду. Эверард рассказал заранее выдуманную историю своих приключений; иногда Крез задавал неожиданные вопросы, на которые непросто было ответить, но Эверард скоро научился избегать их.

— Да, времена меняются, и счастлив ты, что пришел к нам на заре новой эры, — сказал Крез. — Никогда еще мир не знал более великого царя, чем…

— И так далее, и тому подобное, безусловно, для тех слуг, которые попутно были и царскими шпионами. Впрочем, на сей раз царь был действительно велик… j — Сами боги отметили нашего царя, — продолжал Крез. — Знай я раньше, что они на его стороне, взаправду, а не согласно легенде, как думал я, никогда бы не решился я восстать против него. Потому что он, несомненно, избранник богов.

Эверард, продолжая изображать из себя грека, разбавил вино водой и внутренне пожалел, что не избрал для себя народ, менее приверженный к трезвенности.

— Какова же история царя, господин мой? — спросил он. — Я слышал только, что Великий царь — сын Камбиса, который стоял во главе этой провинции как подданный царя мидийского Астиага. Больше ничего.

Крез йаклонился вперед. В колеблющемся свете глаза его приобрели странное выражение: страх и энтузиазм отражались в них одновременно — люди эпохи Эверарда просто разучились так смотреть.

— Слушай же и расскажи своему народу, — сказал он. — Астиаг выдал дочь свою Мандану замуж за Камбиса, так как знал, что персы ненадежны под его тяжким игом, а он хотел привязать их вождей к своему дому. Но Камбис был болен и слаб. Если бы он умер и его малолетний сын Кир сел на трон в Аншане, персидские вельможи устроили бы регентство, неподвластное Астиагу. Толкователи снов предупредили мидийского царя, что Кир положит конец его власти. Тогда Астиаг приказал своему придворному Аурвагаушу (Крез произнес это имя на греческий манер — Гарпаг — как, впрочем, он произносил все местные имена) убить Кира. Несмотря на сопротивление царицы Манданы, Гарпаг забрал ребенка. Камбис был слишком болен, чтобы помешать этому, а Персия не могла поднять восстания без подготовки. Но Гарпаг не нашел в себе сил убить мальчика. Он обменял его на другого, мертворожденного сына пастуха, который поклялся молчать. Мертвого ребенка завернули в царские одежды и оставили на склоне холма. Придворные мидийского царя подтвердили, что это — Кир, и его похоронили. Наш повелитель вырос пастухом. Камбис жил еще двадцать лет, но у него не было больше сыновей. Он был слишком слаб, чтобы отомстить за убийство своего первенца. У него не осталось наследника, власти которого персы считали бы себя обязанными подчиниться. Страна снова оказалась под угрозой восстания. В это время и появился Кир, которого узнали по многим знамениям и знакам. Астиаг, сожалея о своем поступке, приветствовал его и объявил наследником Камбиса. Кир оставался подданным Астиага целых пять лет, но в конце концов не смог больше терпеть тирании мидян. Гарпагу в Акбатанах тоже было за что мстить: ведь он ослушался своего царя и не убил Кира. Астиаг за это подверг его чудовищному наказанию: заставил умертвить и съесть собственного сына. Гарпаг договорился кое с кем из мидийской знати. Они выбрали Кира своим вождем, Персия восстала, и после трехлетней войны Кир стал царем двух народов. С тех пор, конечно, он прибавил к своим владениям много новых земель. Когда еще боги яснее выражали свою волю?

Эверард некоторое время молчал. За окном в саду осенний ветер шелестел сухими листьями.

— Все это правда или просто слухи? — спросил он.

— Я слышал подтверждения этой истории достаточно часто, с тех пор как живу при персидском дворе. Ее рассказывал мне сам царь, а также Гарпаг и другие, кто участвовал в этом деле.

Лидиец не мог лгать, раз он ссылался на слова своего царя. Высокородные персы были фанатиками в отношении правды. И все же Эверард не слышал ничего более невероятного за все время своей работы в Патруле.

Потому что это было точное изложение рассказа, записанного Геродотом, засвидетельствованное с некоторыми изменениями и в персидской Шах Наме, и всем было абсолютно ясно, что это — самый обычный миф.

Примерно такие же легенды создавались о Моисее, Ромуле, Сигурде и множестве других великих людей. Не было никаких оснований верить в то, что все это правда и что Кир не вырос обыкновенным образом в доме своего отца, не получил трон по праву рождения и не поднял восстание по самым обычным причинам.

Но все дело в том, что у этой легенды были очевидцы, готовые присягнуть, что она правдива. Здесь была какая-то загадка, и она напомнила Эверарду о цели его пребывания в Персии.

После соответствующих случаю выражений удивления он спросил:

— До меня дошли слухи, что шестнадцать лет назад в Пасаргады пришел человек в простой пастушьей одежде, который на самом деле был волшебником и умел творить чудеса. Может быть, он и умер здесь. Слышал ли мой досточтимый хозяин что-нибудь об этом?

Весь напрягшись, он ожидал ответа. У него было предчувствие, что Кейта Денисона не могли просто убить какие-нибудь проходимцы, он не мог свалиться со скалы и сломать себе шею или вообще попасть в какуюнибудь переделку, иначе патрульные обязательно нашли бы его скуттер.

Возможно, они недостаточно прочесали местность, чтобы отыскать самого Денисона, но как они могли не запеленговать машину времени своими чувствительными детекторами?

Значит, подумал Эверард, здесь что-то другое. И если Кейт еще жив, он должен находиться где-то среди людей.

— Шестнадцать лет назад?

Крез запустил руку в бороду.

— Меня тогда здесь не было. Но действительно в этот год случилось много чудесных знамений, так как именно тогда Кир спустился с гор и законно возложил на себя корону Аншана. Нет, Меандр, я ничего об этом не знаю.

— Я хотел отыскать этого человека, — сказал Эверард, — потому что оракул повелел мне… — И так далее, и тому подобное.

— Ты сможешь расспросить слуг и горожан, — предложил Крез. — Я представлю тебя царскому двору. Ты ведь поживешь здесь немного?

Возможно, сам царь пожелает увидеть тебя, ему всегда интересны чужеземцы.

Вскоре их беседа прервалась. Крез объяснил с довольно кислой улыбкой, что персы придерживаются правила «рано ложиться и рано вставать», и что он должен быть в царском дворце с наступлением зари. Раб проводил Эверарда обратно в его комнату, где его ждала хорошенькая девушка с обещающей улыбкой на губах. Он заколебался, припомнив ту, которая живет через две тысячи четыреста лет. Но… к черту! Человеку надо пользоваться всеми благами, которые дают ему боги, а боги не так уж щедры.

Загрузка...