Час до конца сентября (СИ)

— Май-

(14 мая,

п

онедельник, +23)

— Это Вы у нас по Озерной дом москвичей купили? А чего не зайдете, не обозначитесь? — женщина лет сорока остановила машину на обочине, резво спрыгнула с порога внедорожника.

Невысокая, резкая, порывистая, с короткой прической каштановых волос, практически в два сантиметра, компенсировала недостаток роста устойчивыми высокими каблуками.

Простые джинсы, футболка, минимум косметики на лице, от того и выглядела женщина моложе своих сорока семи, порой бравируя и вгоняя в неловкое положение мужчин, что пытались познакомиться с очаровательной дамой, заметив отсутствие кольца на безымянном пальце. Хотя и была замужем, давно и прочно, ну что делать, не любила Мария украшения. И не кольцо держит брак.

Подошла магазину, пока Ира с Натой болтали-курили на крыльце:

— Здравствуй, Наташа, здравствуйте, девица-краса, давайте знакомиться.

— Здравствуйте, меня зовут Ирина, — непонимающе та взглядом спросила Нату, что происходит.

— А я — Мария Альбертовна, заведую этим всем поселком, — женщина широко повела рукой, обозначая свои полномочия, хитро улыбнулась. — Вчера мне про Вас рассказали, что Вы, Ира, петь любите?

— Ой, Мария Альбертовна, у Ирки такой голос! Заслушаешься! — не дала ответить новой подружке Ната, затараторила новостями. — Вот бы вместо тети Кати к нам, запевалой!

— Да я просто… — смутилась девушка.

— Вот мы как решим, Ирочка, — не обращая внимания на смущение рыжей, Мария принялась рассказывать свои планы. — Через часик Вы в клуб зайдете, я позвоню Сергею Ивановичу, привезу его сейчас, прослушает Вас, оценит возможности, и от этого и топтать дорожку будем. Ирочка, Гырон Быдтон[1] на носу, выступить надо, а у нас запевалы нет. Каравон[2] мы уже в этом году пропускаем, заявку не подали, только в следующем. Вы же совсем у нас обосноваться хотите?

— Думаю, да, Мария Альбертовна.

— Вот и отлично. Еще замуж Вас выдадим, есть кандидатуры, — пообещала на прощание дама, села в машину и унеслась по дороге на дальнюю улицу.

— Что за навязчивое желание меня замуж отправить у всех, кому не лень? — пожаловалась Ира приятельнице, подкурив новую сигарету.

— Деревня, что ты хочешь, — меланхолично откликнулась продавщица. — Странно им, что девка одна с хозяйством управляется. Поможешь нашим бабусям выступить?

— О, выйду за вашего деда знаменитого, то-то подавятся местные кумушки, — заметила Ира приближающегося к магазину нетвердой походкой местного скомороха в трикошках вытянутыми коленками назад, и в рубахе, явно с чужого плеча. — Помогу, если подойду им. Да и самой попеть охота на публику, мне нравится.

— Насмешила, за Агутю! Ох, сейчас опять в долг бутылку просить будет, смотри. Причем, деньги его, ровно на пропой, здесь лежат, у меня, сам так завел, но представление устроить, если зрители есть — святое дело!

— Натулечка, звездюлечка, дай беленькой граммулечку! Запиши в тетрадочку, уважь старика! Две беленькой вынеси, а я вам песню спою душевную, — дед молодцевато притопнул калошами на босу ногу на пару размеров больше, дрыгнул ногой, трясясь в жутком похмелье. Грязная калоша сорвалась с ноги и улетела в канаву, сделав переворот в воздухе.

Ира спустилась с крыльца, спрыгнула следом за обувью старика, без тени брезгливости подняла, одним шагом выскочила обратно на тропинку, поставила калошу на землю к босым пальцам деда.

— Девочка ты золотая, благодарствую! — Агутя, наверное, впервые за долгие годы почувствовал к себе человеческое отношение, и удивился естественному порыву помочь ему, забулдыге.

— Не за что, Агу… А как Вас зовут, дедушка? Неудобно вас так по-дурацки звать.

— Леонидом звать, да забыли все, ты зови Агутей, не стесняйся, — дед вообще обалдел от городской девахи.

— А по отчеству? — не унималась настырная.

— Матвеичем. Тебе-то зачем?

— Это нормально, Леонид Матвеевич, человека Вашего возраста звать по имени и отчеству, — просто ответила Ирина. — Я так привыкла.

— Трудно тебе у нас будет, девка… Тебя-то хоть как звать?

— Ира.

— Хорошее имя, правильное. Подходит тебе, — смущенный дед и забыл, зачем пришел, пока не увидел в руках продавщицы вожделенную тару. — Эх, девки, споем?

И затянул фальшиво козлиным тенорком, притопывая и прихлопывая себе в такт, не отрывая взгляда от бутылок, песенку любимого исполнителя:

— Было время много лет назад,

Был мальчишка тот счастливей всех на свете.

Было время, кто-то был богат,

Кто-то был свободен словно южный ветер.[3]

— Ох, Леонид Матвеевич, да Вам на сцену надо! — засмеялась Ирка, впервые увидев показательное выступление выпивохи.

— Это что, Ир, сейчас налакается, до ночи будет орать по поселку. Весь репертуар уже выучили, — Наташа с неудовольствием осадила восторги приятельницы. — Давай, дед, забирай водку, записала я тебе, и килльмандуй отседа!

— Злая ты, Натка, это потому что живешь не с тем, с кем сердце поет, — схватив бутылки, не остался в долгу Агутя. Показал девушке язык и бегом упылил по тропинке.

— Вот пень старый! Попробует он теперь у меня чего взять! — покраснела Ната, спрятав глаза. — А, дело прошлое…

— Ого, а времени сколько! Вон, и Мария Альбертовна приехала, — Ира сделала вид, что не расслышала последние слова Леонида Матвеевича.

И правда, к клубу подъехала глава администрации, помогла с костылями мужчине в годах, осторожно вылезшему с пассажирского сиденья. Мария Альбертовна, заметив, что девчонки еще стоят на крыльце магазина, махнула рукой, подзывая Иру.

— А кто это у вас?

— Сергей Иванович, худрук наш. Мировой мужик. ДЦП у него, ноги не ходят с детства, но талантливый! Рисование и черчение преподает в школе, пение, английский, с бабками носится нашими по конкурсам, детям кружки организовывает. Своих четверых вырастил уже, дочь и двое сыновей старших сюда вернулись, парни и жен привезли. Стоматологи. Младший, Кирюшка, в художественной академии учится. Говорят — гений.

— А я, если честно, удивлялась, что у вас поголовно у всех зубки отличные, вон, даже у деда Лени, — обрадовалась Ира. — Я как раз собиралась в Казань на осмотр, а тут под боком, оказывается.

— К ним с соседних районов приезжают! Цены нормальные и руки легкие. Решад им современное все оборудование выбил, где сам что купил, заходишь в кабинет — как космическая станция!

— Робин Гуд… — процедила Ира тихонько, услышав имя соседа.

— Катюха, дочь Иваныча, тоже вернулась, нажилась в городе, развелась, и к родителям, куда еще с ребенком. Учительницей работает, библиотеку в этом году взрослую придумала, к школьной в довесок, будто кто будет книжки читать!

— Я буду. В школе, говоришь?

— Да, в школе, на первом этаже, налево. Там книг еще — с гулькин нос, две полки, — внезапно Ната скривилась, повернув голову. — Свекруха моя чешет…

— Пойду я, ладушки? — попросилась Ира от словоохотливой подруги. Ей только дай рассказать про кого, не остановить.

— Я пока прикину, какой сарафан на тебя ушить, завтра зайдешь в клуб, я там машинку швейную держу, чтоб Сашка мой не пропил.

— Ладушки! До завтра!

[1] Гырон Быдтон — Праздник окончания посевной у этнических групп удмуртов. В Татарстане проводится в Мамадышском районе.

[2] Каравон — местная традиция, Всероссийский фестиваль русского фольклора, русский народный праздник в Республике Татарстан. С 2003 года по Указу Президента Республики Татарстан является государственным праздником и ежегодно проводится в селе Никольское Лаишевского района.

[3] «Босоногий мальчик» 1992. Автор и исполнитель — Леонид Агутин.

После клуба не хотелось идти домой, и Ира решила проведать начинающую библиотекаршу, посмотреть, познакомиться. На крыльце школы, подложив газету на ступеньку, сидела женщина, отпивая чай из широкой кружки. Волосы, давно забывшие руки парикмахера, небрежно собраны в пучок, майка и брюки заляпаны, не отстирать, стоптанные старые босоножки взывали пристроить их в мусорку, моля о последнем пристанище. «Уборщица, наверное» — решила Ира, спросила вежливо:

— Здравствуйте, мне бы Екатерину Сергеевну найти.

— Я Вас слушаю, — женщина подняла на незнакомку усталые глаза.

— Можно записаться в библиотеку?

— Пф-ф, библиотека… Название одно, девушка. Не стоит оно того, — махнула рукой женщина, смутившись своего затрапезного вида перед яркой девицей. — Да и мне пора домой.

— Хорошо, можно прийти завтра?

— Ну, идем, посмотрите, двух минут хватит, — поднялась со ступеней Катя, стряхнула равнодушно с некогда красивых брюк налипшие крошки. — Не читают наши односельчане книг, девушка.

— Может, помочь? — Ира зашла следом за дамой в гулкий коридор школы.

— Чем? Заставите их читать? — Катя рассмеялась от абсурдности своего предположения, открыла дверь библиотеки.

— Приобрести новые книги, — предложила Ира. — Вы только список напишите, Екатерина Сергеевна.

— У нас нет средств, девушка, чтоб оплатить.

— Нет, я серьезно! Взрослая библиотека нужна в поселке!

— Кто их нам купит. Нет таких филантропов, вымерли.

— Екатерина Сергеевна, я…

— Да зовите просто, Катей, — улыбнулась женщина горячности странной девицы.

— А я — Ира. На Озерной живу.

— Очень приятно, Ира с Озерной.

— Катя, напишите список, пожалуйста, не стесняйтесь в количестве. Я через несколько дней поеду в Казань, привезу книги. Вы начали хорошее дело, почему бы его не развить?

— Ирочка, Вы серьезно?

— Конечно! Может, у кого в округе еще выкупим домашние библиотеки, ведь часто так бывает, что старшее поколение собирает, а молодежь потом выкидывает книжки. Грустно, но это — жизнь.

— Бывает.

— А мы потихоньку выкупать станем, да? Это же здорово!

— Я не против, Ира, — согласилась Катерина неожиданно для себя на уговоры рыжей энтузиастки.

— И ладушки! Тогда вот номер моего телефона, ватсап, не стесняйтесь, когда список будет готов, свистните, я заберу.

(18 мая, пятница, +27)

— Шли-и-има-а-ан! — Ирина уже второй раз обходила участок, зовя любимца на все лады. — Шлиман, миленький, ну где ты, морда рыжая? Вылезай, не приедет Данька, не бойся!

Зря она утром сказала коту, что к ужину ожидаются гости, которых он терпеть не может. Видимо, в кошачьей голове что-то отложилось, раз и в квартире он исчезал, когда Данька приходил в гости, и здесь кота сдуло ветром из дома, стоило назвать имя сына подруги.

И ведь слышно, орет где-то, но из-за ветра звук относило в сторону.

— Дочка, у нас твой кот! — к калитке спешила соседка, указывая на раскидистое старое дерево перед своими окнами. — Я ж еще не поняла, где он мяукает, с работы пришла, не заметила, он молчал, а сейчас заплакал! Тень его на рябину загнала, пойдем!

На рябине соседей, на самой макушке, сидела, покачиваясь в такт ветру, пропажа, сипло призывая на помощь, а под деревом лежала серая собака с темными подпалинами, и скалила такие клыки, что и подойти было страшно. Котяра, увидев подмогу в лице хозяйки, зарыдал еще жалобней, откуда силенки взялись.

— Дочка, я Тень загнать в вольер не смогу, не справлюсь. Решад скоро придет, я уже позвонила.

— Я сама, не надо Решада звать, пожалуйста! — Ира не знала, чего испугалась больше: собаку, за кота, или увидеть соседа, от которого благополучно партизанила с той ночи целую неделю.

— Тень тебя не пустит на участок, кызым, бесполезно, — вздохнула Наиля.

— Я знала, что у вас собака есть, но не думала, что она такая агрессивная.

— Ох, Ирочка, кого только сын не притаскивал в дом!

В отчаянии девушка опустилась на корточки перед собакой, от которой ее отделяла сетка-рабица, заглянула в умные, янтарные глаза.

— Ну что ты, Тенюшка, ты же хорошая собачка, зачем моего Шлимана обидела? Кот вредный, понимаю тебя, он на твою территорию зашел, но маленький же, ну и гнала б его обратно… до канадской границы. Как я сейчас за ним полезу, если ты меня не пустишь? А я ведь полезу, чего твоего хозяина ждать. Я постараюсь быстро, хорошо?

Серая зверюга будто поняла просьбу, ткнулась в ладонь девушки мокрым носом, лизнула руку сквозь металлическую сетку, поднялась и исчезла за домом.

— Надо же, кызым, послушалась тебя! — всплеснула руками женщина. Обернулась на тропинку, увидела спешащего к ним сына. — Ой, Решад, Решад, улым[1], ну где ты ходишь, у нас тут такое!

Такое. Да такое проблемное появилось в поселке еще двадцать пятого апреля, он эту дату черным закрасил в календаре. Стоит на тропинке, только поднялась с корточек, волосы смешными кудрявыми хвостиками над ушами, сарафан коротенький, не прикрывает ни черта, ресницами жалобно хлопает, вот-вот разревется, рыжая проблема. И какие двадцать шесть ей, лет на семь Леший ошибся.

А глаза у нее все-таки странные. Прозрачные кристаллики сверкающего льда, удивленные на весь мир, вызывающие не поддающийся логическому объяснению эмоции, душа наизнанку от этих глаз… Нечисть лесная.

И не гоняла Тень никогда котов, сама воспитанная старой кошкой, спокойно относилась к чужой живности, пока не появилась проблема. То, что именно соседский дурной кот — зачинщик конфликта, Решад не сомневался. Несколько раз видел наглеца на заборе, демонстративно прогуливающегося перед Тенью, а сегодня, видимо, отвернулись от наглеца кошачьи боги, шмякнулся на чужую территорию, ну и получил отлуп.

Придется теперь по забору колючей проволоки намотать, чтобы не сдергивали с работы в самые неподходящие моменты, напоминая о своем существовании. Две рыжие проблемы.

[1] Сын (тат.)

— Привет, — не останавливаясь, буркнул мужчина девушке, ушел вглубь своего участка. — Тень, ко мне! Моя хорошая, зачем кота гоняла, скучно? Посиди пока в вольере, потом обниматься будем. — Мам, дай чистую тряпку.

Вынув из кармана джинсов пузырек темного стекла, Решад точными движениями скрутил крышку, зубами вытащил пробку, вылил содержимое на платок, поданный матерью. В воздухе поплыл запах валерьянки.

— Ну, кошара, иди сам сюда, чуешь, чем пахнет? — для верности Решад поднял вверх руку с тряпкой, помахал, залез повыше. — Еб твою мать!

Ошалевший от запаха кот, вместо того, чтобы спуститься по стволу дерева, мешком свалился на спасителя, затормозив падение своей драгоценной тушки на руках вкусно пахнущего человека, попутно распахивая ему кожу выпущенными, как шасси, когтями.

— Кус-сается еще, падла! Весь в хозяйку, — Решад вынес кота в обнимку с вожделенной тряпкой за ворота, практически бросив его на траву. Закатанные по привычке рукава пропитывались кровью, красные капли собирались бусинами в глубоко разорванных ранках, шлепались с темных волос на тропинку, но это не заботило мужчину. — Забирай своего лишенца. Одинаковые оба.

— Спасибо тебе, огромное! Пойдем, обработаю руки перекисью, а?

— Ты смеешься? Есть у меня перекись.

— Тогда рубашку потом куплю такую же, можно? Даже лучше куплю!

— Ты совсем сдурела? — то, что она допустила мысль о его несостоятельности, выбесила больше, чем ее наглый любимец. — Я похож на нищего?

Пьяненький кот на миг оторвался от десерта, и сунулся было опять к соседской калитке, но, получив ускорение под пушистый зад мужским ботинком, сменил траекторию, подхватил платок в зубы и, пошатываясь, поскакал к своим воротам.

— Идите уже домой, оба. Вот скажи мне, за каким… ты здесь появилась, нечисть лесная? Уезжай, а? Забирай своего шерстяного дебила, и уматывайте в даль светлую, к Куклачеву в труппу, кошки кусачие. Вам там самое место.

От возмущения от его слов и пинка коту, Ирка забыла, что вот только что за спасение Шлимана сама себе пообещала никогда-никогда не огрызаться на самые откровенные намеки соседа. Что минут пять назад промелькнула мысль дать ему маленький шанс, даже не скрестила пальцы за спиной.

— Тебя не спросила, что мне делать, хамло деревенское! Обидели мальчика, не дали новую игрушку, ой, сопли пузырями! Считаешь, что если член вырос, то все женщины в радиусе пятидесяти метров должны лежать, раздвинув ноги? Целоваться он полез, мачо сельского разлива! А ты меня спросил, хочу ли я твои слюни пробовать на вкус? Вдруг у тебя герпес бушует буйным цветом?

— Чего? — от удивления у мужчины глаза на лоб полезли. — Ты с головой дружишь? Пикамилон пропей, поможет.

— Да пошел ты со своими советами в лес, подальше в чащу, и там потеряйся, самовлюбленный болван!

— Так себе игрушка, я теперь вижу, не стоит и связываться, — презрительно подытожил сосед. — С твоим характером тебе светят только сорок кошек лет через двадцать, таких же… диких.

— Слюну втяни, Нострадамус хренов! — и уже уходя, добавила в адрес соседа крепкого словца на втором родном языке. — Сукси виттуун[1]…

[1] Идиоматическое выражение, очень неприличное в приличном обществе (фин.)

Опять сорвалась. Нет, ну какой! Прыщ на ровном месте! Женщина должна быть счастлива, что на нее обратили внимание? А если женщина отказала — дура! Да с какого перепугу она должна быть с кем-то? Не важно, нравится ей человек или нет — должна? Нет, времена изменились, дорогие мужчины, вот!

Яростно перемывая посуду, доказывала самой себе, что она прекрасно проживет в одиночестве, и даже если заведет сорок кошек — это будет ее решение.

В праведном гневе девушка намыла полы, поменяла постельное белье, загрузила стиралку, периодически проверяя спящего в блаженном дурмане любимца, и успокоилась только тогда, когда тереть и чистить было нечего. Заварила ромашку, вылила в горячую воду набранной ванной, и целый час валялась в душистой пене, подливая горячую воду.

А жалко соседа, сколько теперь царапины заживать будут…

Да и сама наговорила лишнего, мог бы и не приходить, не снимать кота с дерева, ведь глупость какая — кота выручать! Но, бросил все дела, помог, сам пострадал, добавив к своим шрамам новых, пусть таких глупых, от кошачьих когтей.

Какие у него красивые руки, темные волосы от запястий, не ужас-ужас, а ровно для съемки рекламы дорогих часов, пальцы чуткие, музыкальные… И прекрасно знает, что ему идут небрежно закатанные рукава белоснежных рубашек и пользуется этим! Ресницы длинные… Когда улыбается, даже красив. Действительно, на Гару похож. И шрамы не так и уродливы, если не приглядываться. Тьфу, не хватало еще начать любоваться этим хамлом!

По устоявшейся традиции, вечером Ира вышла на террасу, проводить день кружкой какао. Шлиман проснулся, замяукал жалобно, прося опохмелиться, но понял, что означает сложенный хозяйкой кукиш, оскорбленной невинностью исчез в кустах.

— Привет. Мать послала варенья, у тебя когда еще ягоды будут, — Решад неожиданно появился у террасы с пакетом, поставил на столик, как будто ничего не произошло. — Можно, Тень тебя обнюхает? А то не зайдешь к нам. Я как-то не успел вас познакомить.

— Ты как зашел, я же закрыла калитку на ключ!

— Хм-м, по забору между нашими участками есть вторая, хитрая, не знала? Наткины родители еще сделали, чтоб в обход к нам не бегать.

— Нет. Надо заколотить, чтоб такие гости не шастали, — Ира вдруг представила, если бы он пришел чуть раньше, когда она нежилась в ванной, и покраснела от такой возможности.

— Не бойся, без приглашения не приду.

— Как руки? Очень больно?

— Терпимо. Нашивку не дадут.

Тень скользнула на террасу, ткнулась носом в руку девушки, положила морду ей на колени.

— Хорошая девочка, не будешь больше моего кота гонять? — Ира с удовольствием погладила зверя, потрепала за холку. — Удивительная собака у тебя. Не гавкает. И уши странные, не двигаются совсем.

— Ага. Только эта собака — волк.

— Ого. Серьезно? — но рук не отняла, продолжила пропускать сквозь пальцы блестящую серую дымчатую шерсть. — Я думала, помесь какая-нибудь.

— Четыре года назад нашел ее полудохлую в дальнем лесу, думал, щенка новорожденного кто-то выкинул. У кошки как раз котята мертвыми родились, ну я и подложил Муре подарок, — просто, не рисуясь, объяснил он. — Хотел потом в лес обратно отпустить, когда в командировку уезжал, не ушла моя Тень, как не гнал. Да и кому она там нужна, после человека. Так и живет.

— А можно ей перепелку дать? Мне с утра привез дядя Ренат свежих.

— Можно. Ты не испугалась?

— А чего такую лапушку бояться? Ты — страшнее. Пойдем, Тенюшка, я тебе вкуснятину дам! — Ира поднялась со ступеней, ушла на кухню, гость чуть поколебался, но шагнул следом.

— Чего это я — страшнее? Из меня, если чаем напоить, да вон с теми пирожками, можно любые веревки вить, — кивнул он на деревянный поднос в центре стола с малюсенькими, на пару укусов, пирожками, выглядывавшими из-под салфетки румяными боками. — Матушка на меня разозлилась, что я тебе нагрубил, без ужина сейчас к тебе отправила. Вот кого весь поселок и близлежащие деревни боятся.

Тень, получив на кухне обещанное угощение, аккуратно унесла добычу в кусты, походя рыкнув на бесстрашно подбежавшего котяру.

— Проходи, чего на пороге встал. Сейчас заварю свежий. — Ира вымыла руки, достала еще одну кружку опалового стекла, щелкнула кнопкой на чайнике. — А почему Наилю-апу боятся?

— Учительница она у меня, чего ты хочешь. Заслуженная. Директором школы двадцать лет как. М-м-м, где такие пирожки купила? — Решад проглотил один, цапнул второй, совершенно не стесняясь. — О, с мясом, как я люблю.

— Сама пеку. Борщ будешь, голодное Поволжье?

— Буду! Ачешуеть, ты еще и борщ готовить умеешь?

— Я еще и вышивать могу. И на машинке тоже, — фраза кота Матроскина окончательно прогнала неловкость глупой ссоры, заставив обоих засмеяться.

Пока неожиданный гость мыл руки, Ира положила на стол широкую, крепко накрахмаленную салфетку, поставила глубокую тарелку, до краев наполнила ее густым огненным борщом, подцепила туда же увесистый кусок говядины. Достала соусник с деревенской сметаной, ловко нарезала зелень и хлеб. Услышав ароматы, с террасы прискакали под стол звери, объявив перемирие на время ужина.

— Боги, женщина, ты — идеальна! Кто на тебе женится — как сыр в масле кататься будет, — похвалил Решад ужин, опустошив тарелку. Потянул еще пирожок из изрядно ополовиненного подноса, но положил обратно, не влезет. — Это ты так каждый день готовишь?

— Нет, конечно. Обещали быть гости, Женька хотела сына привезти до воскресенья, но не сложилось. Хорошо, что ты зашел. Еще половина кастрюли осталась. Добавки?

— Впервые откажусь. Не влезет.

— Тогда Лешке отнесу, надеюсь, не откажется.

— Не откажется.

— Чай горячий, осторожно, — предупредила Ира, убирая пустые тарелки в раковину. — А творожную панна котту будешь на сладкое?

— Спрашиваешь. Хотя не представляю, что это.

Хозяйка достала с верхней полки холодильника два десерта в изящных широких креманках. Очищенные от пленки дольки апельсина застывшие в воздушном сливочно-творожном суфле, были посыпаны шоколадной крошкой и украшены крохотными листочками свежей мяты. Этот десерт был достоин быть поданным в ресторане столицы, вызывая восторженные вздохи гурмана, хотя, и на уютной кухне он получил свою порцию восхищения.

— Тебе плеснуть ликера?

— Апероль? — усмехнулся Решад, вспомнив разговор в магазине.

— И он есть, — Ира потянулась за крохотными рюмочками на высокой витой ножке, передала бутылку мужчине. — У вас в магазине выбор спиртного на любителя, пришлось в Казани в винотеку заехать.

— Ты на повара училась?

— Нет. На ландшафтного дизайнера. Готовить научилась рано, мама с отчимом на работе все время пахали, оба только-только имя нарабатывали в адвокатуре, два младших брата были на мне. К отцу забегала после школы — у него вообще в холодильнике мышь регулярно вешалась. Мне как раз подарили книгу «Академия домашних волшебников», я ее до дыр зачитала. Все хочу купить такую же, но видела в другом формате. А ту, синюю, квадратную, найти не могу. Вот по этой книжке и начала готовить, с яичницы, каш, простых драников, и так здорово получилось, что теперь, как заезжаю к маме домой, семья требует тереть картошку. Братья даже согласны чистить без возражений, в армии будто не надоело.

— У тебя большая семья. Мне так не повезло, — меньше всего он любил рассказывать о себе, хотя, раз с Наткой подружилась, многое услышит рыжая и без его участия.

— Родители рано поженились, сразу на первом курсе, меня родили и разбежались. Со стороны отца огромная куча родни, с маминой — не меньше. Мама потом замуж вышла за дядю Витю, еще прибавилось родственников, а отец так и остался один. Нет, не один, конечно, но не женился больше. Все детство мотылялась по бабушкам-дедушкам-теткам подкидышем на плечах папиного друга, начальника его охраны, может, поэтому и мечтала о собственном доме, — Ира внезапно остановилась, удивившись самой себе, почему она так разоткровенничалась с соседом.

Казалось бы, пару часов назад она была готова его прибить чем-нибудь тяжелым, а сейчас спокойно разговаривают, ужинают вместе, и совершенно не хочется, чтобы он уходил.

— Благодарю за ужин, очень вкусно. Пойдем на террасу, покурим?

— Только бросать собиралась. Но идем.

— Надо тоже бросить. Пока учился — не курил, потом, в первой командировке начал.

Наблюдая за соседкой, Решад достал сигареты, похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Ловко перемыв посуду, Ира задвинула стулья, убрала в холодильник сметану, украдкой, думая, что гость не заметит, сунула в пасть волчице кусок овечьего сыра.

— А мы на первом курсе. Такими взрослыми себя почувствовали, первым делом косы отрезали и закурили. Сейчас вспоминаем с девчонками, что творили, ржем.

— В юности мы все дурные, — по своему росту Решад отодвинул ротанговое кресло, уселся, закинул ноги на пуфик. Шлиман тут же взлетел на колени, игнорируя предупреждающий рык снизу, потоптался, принюхиваясь, и растекся под мужской рукой. Тень, поворчав на наглеца для профилактики, улеглась у ног хозяина.

— Ир, ты прости меня, наговорил ерунды сегодня.

— Я тоже.

— Кстати, а почему — Шлиман?

— П-ф-ф, ты бы видел, какие он раскопки в лотке проводит, такое серьезное выражение морды, налицо археологические способности!

— Понял, Шлиман же Трою раскопал. Смешно. Заведи еще одного, Картером назови, — оба опять засмеялись. — Породистый?

— Из осенников, садово-подзаборных. Самая шикарная порода, когда дачники наиграются летом с котятами-щенками, и, уезжая на зиму, выкидывают их, кто куда…

Решад замолчал, наслаждаясь идиллией вечера. Он и не помнил, когда было так хорошо, чтоб все сошлось в одной точке — запах свежескошенной травы, пение сверчков, мурлыканье кота, обрамленное шорохом листвы, негромкий джаз из колонок по углам террасы, вкусный ужин лег приятной тяжестью в желудок. Даже его личный пунктик — раздражение от чайных пакетиков вместо листового чая, и разной посуды на столе, был не потревожен.

И юная женщина рядом, разделившая с ним этот вечер. Женщина, которая занимает его мысли в последнее время.

Некстати вспомнился взгляд Марселя, полный любви и нежности, которым друг смотрел на свою жену, что бы она ни делала. Решад усмехнулся. Его душе таких ощущений не отсыпано.

Да, существует один шанс на миллион, что есть где-то та, что станет смыслом жизни, та, в чьей власти приручить его, та, с которой он захочет в старости качаться на соседних креслах на веранде общего дома, увитого зелеными побегами. И кофе по утрам, и свежайшие булочки на завтрак из духовки, и телефоны отложены в сторону, и не интересует больше, что творится вокруг.

Но это будет спокойная, не повышающая голос женщина, уступающая ему во всем, жизнь с ней будет без ссор и скандалов, без потрясений. Решад иногда жалел, что сестра Лешки вышла замуж, пока он отсутствовал по службе. Светик — идеальная жена любому, с такой …удобно, надежно, не искрит.

А с соседкой он рано или поздно развлечется, может и не один раз. И что-то было знакомое в абрисе капризных губ, будто он уже видел и глаза ее, слишком светлые, странные. Скорее всего, в толпе где выхватил взглядом, живя в Казани. Хотя, вряд ли эта девица пешком ходила, и там, где он. Ее круг никогда не пересекается с его кругом, простым и понятным, даже здесь, в поселке, она не станет частью его.

В его окружении девушки не водят играючи тяжелый Хаммер, не слушают вечерами Эллу Фицджеральд, не порхают по дому в шелковых коротких халатиках и узких туфельках на каблуках с пушистыми помпонами, не балуют домашних изысканными десертами в будни, не имеют в детстве личной охраны. Чужой мир. Большая проблема.

Может, поэтому и тянет к ней, как к экзотике, да и к отлично сложенному телу, чего скрывать. Просто нужно применить другую тактику, раз старые, проверенные методы на нее не действуют, вот только какую, Решад пока не знал.

— Чуть не уснул. Ну что, Ириш, мир?

— Мир, сосед.

— Скажи номер, ватсап же есть?

— Есть. А зачем?

— Пригодится. Да, и я тебя в наш чат добавлю, Леха просил, там всех уже знаешь. Пойду я, завтра рано вставать. Спасибо за ужин. Теперь буду мечтать о драниках, — мужчина с сожалением поднялся с кресла, записал номер, сделал дозвон. — Запиши мой. Тень, домой!

И исчез в сумерках так же, как и появился, неслышно.

Даже странно, ни слова о своих намерениях, разговаривал спокойно, не верилось, что он может нормальным быть. Надо же, и ум использует по назначению, кто Трою раскопал, а кто — пирамиды, легко вспомнил. И вдруг, всего на мгновение, Ире стало жаль, что сосед остыл к ней.

А он лежал поперек своего дивана, закинув руки за голову, и улыбался, вспоминая вечер. Неужели она не осознает, как действует на мужчин? Ведь секс в чистом виде, неосознанно дразнящие жесты, эта линия шеи под кудрями, длиннющие ноги, грудь, наверняка точно по его ладоням… Панна котта рыжая…

И съезжает крыша от ее смеха, ее тонкого запаха. Весь вечер он не мог вспомнить этот запах, такой знакомый, но сейчас понял — так пахнут спелые ягоды ежевики, нагретые слепящим солнцем, брызгающие сладким соком от малейшего нажатия.

В детстве, прячась от пьяных злобных выходок отца, когда дед был в отъездах, убегал на дальнюю улицу, к старой тете Кате на участок. Там, в колючих зарослях ежевики, каждое лето делал себе тайное убежище, таская туда книги из школьной библиотеки и кабинета деда. Сколько раз попадало ему за испачканные сладким соком этих ягод страницы!

А голос у нее… Зов русалки в полнолуние, мелодичный, завораживающий, манит в самую чащу, в непролазную топь, обещая неземное блаженство усталому путнику. И если поддашься колдовским чарам, не внемля разуму, поверишь, откликнешься на призывный взмах изящной ладошки, бросишься сквозь туман, не замечая предупреждений испуганных веток, хлещущих по ободранным в кровь рукам, ждет тебя, глупец, от обещаний коварной ундины верная гибель, в обмен на несколько мгновений крылатого счастья.

И ледяной омут покажется пуховой периной, и туман выстелит шелк простыней, а ветер скроет легкой рябью ряски по воде твой последний крик и хрустальный девичий торжествующий смех.

Согласен?

ИДИ КО МНЕ…

С трудом стряхнув наведенный неуемной фантазией морок, Решад сдался яростным призывам своего организма, осторожно, чтобы не разбудить мать, ушел в душ.