Частный детектив. Выпуск 1

ГЛАВА I

I

Жаркий июньский день; я сижу в своем кабинете за письменным столом, благодушно относясь ко всему миру и питая иллюзию, что на сей раз и мир вполне лоялен ко мне. Но вот Паула просовывает свою обаятельную головку в дверь и рушит мои слабые надежды.

— Вы должны завершить дело Уингрова, — напоминает она.

Порой я жалею, что втянул в это дело агентство “Юниверсал Сервис” (Девиз: “Какие бы ни были препятствия, мы их одолеем!”). Для пополнения нашей кассы это, пожалуй, и неплохое дело, и если бы кто–то другой разработал принципы решения этого вопроса, к снял бы перед ним шляпу. Но поскольку я сам должен копаться в этой неразберихе, то у меня возникает желание обратиться к психиатру: как я мог вляпаться в такую историю?!

Дело Уингрова — это из тех поручений, которых следовало бы любой ценой избегать, но оно как–то само проскользнуло в наше бюро, сопровождаемое авансом в пятьсот долларов, и именно в тот день, когда я более всего в деньгах нуждался. Паула приняла гонорар и известила, что дело принято нами к производству.

Дочь Джастина Уингрова, одного из наиболее влиятельных граждан нашего города Орчид Сити, смылась из дому, а ее папаша возложил на меня миссию убедить ее вернуться к семейному очагу.

У меня не нашлось аргументов убедить его на иные действия. Уингров — человек толстый, старый и противный. Он содержит танцовщицу от Ральфа Банистера, которая проживает в роскошной квартире с террасой, выходящей на Фелман–стрит. Это крупная блондинка, чьи взгляды на жизнь могли бы смутить даже обезьяну. К тому же Уингров деспотичен и эгоистичен. У его жены был роман с шофером, парнем вдвое моложе ее, что явно не прочь поживиться за ее счет. Сын Уингрова лечился от алкоголизма — дезинтоксикации — в одной из частных клиник. Короче говоря, семейная атмосфера никак не становилась мне союзницей убедить дочку вернуться в родное гнездышко. Надо заметить, что я никогда и в глаза не видел его дочери. Насколько я знаю, она слеплена из того же теста, хотя если это и в самом деле так, то, возможно, моя работа будет даже упрощена. По заметкам Паулы, внесенным в досье, девчонка живет с неким Джеффом Бэррэттом, бездельником, известным своими распущенностью и порочностью.

Девчонка — несовершеннолетняя, следовательно, Уингров имеет право вернуть ее в лоно семьи, пользуясь правом отца. Впрочем, Бэррэтт — не из тех, кто за здорово живешь упустит свое, да и девчонка, в свою очередь, станет противиться. В общем, работенка эта довольно канительная, скорее всего, по плечу полиции. Но Уингрову подобный вид рекламы ненавистен. Он прекрасно знает, что если дочку приведет домой полиция, то дело это обязательно просочится в газеты. Вот он и поступил, как многие другие, оказавшись в такой сомнительной истории, то есть подкинул дело мне.

Уже три дня я притворялся, что забыл об этом деле, надеясь, что и Паула запамятовала его. Увы, уловки были тщетны!

— Ну, так как?

Я приоткрыл один глаз, смотря на нее с упреком.

— Дело Уингрова, — повторила она строго и вошла в кабинет.

Я выпрямился:

— Сколько раз должен я вам повторять, что не желаю заниматься этим делом? Возвратите деньги, сообщив, что я очень занят…

— Насколько я понимаю, вы отказываетесь от пятисот долларов?

— Они мне не нужны, если речь идет об этой работе.

— И чем же эта работа разонравилась вам? — спросила она, не утрачивая терпения. — Оно займет у вас не больше часа. По–моему, было бы просто преступлением отказываться от такого дела.

— Ну, если это преступление, тогда я лучше буду преступником. Словом, больше меня по этому вопросу не беспокойте. Отправляйтесь к этому… Уингрову и объясните ему, что мы слишком загружены работой и не имеем возможности заняться…

— Я иногда себя спрашиваю: зачем вы открыли это агентство, — кисло произнесла Паула. — Надеюсь, вы не забыли, что накопилось довольно много счетов, которые следует оплатить к концу месяца. В частности, за эту вот мебель…

Я понял, что если ее вовремя не остановить, она втянет меня в крупные дебаты.

— Ладно, направьте туда Кермэна. Он справится с этой задачей. Не вижу никаких оснований, чтобы только мне следовало возиться с этими грязными делами. Если кто–нибудь посмотрит, как ко мне здесь относятся, то никогда не скажет, что фирма принадлежит мне. Короче говоря, передайте это дело Кермэну.

— Но ведь он обучает искусству вождения мисс Райтер.

— Как?! До сих пор?! Неужели он все еще занят этой мисс Райтер?! Да где же видано, чтобы два полных месяца по шесть часов в день кряду обучать вождению автомобиля! Неужели она такая тупица?

— Она находит Кермэна обаятельным… — прокомментировала Паула с плохо скрытой улыбкой. — Дело, конечно, вкуса… Но она утверждает, что сидеть рядом с ним в машине — это изумительное ощущение, которое каждая женщина должна испытать хотя бы раз в жизни. Боюсь, не могу согласиться с ее точкой зрения. Не желая прослыть сплетницей, все же должна заметить, что мисс Райтер немного истеричка. Впрочем, это не имеет никакого значения, так как платит она щедро!

— Единственное, что вас интересует — гонорар! Следовательно, из–за того, что мисс Райтер — истеричка, а Кермэн — обаятелен, я один и должен заниматься этими грязными делами? Это вы хотите мне внушить?

— Ну что вы! Ведь всегда есть возможность подыскать себе другого помощника!

— О ком сейчас можно сказать, что деньги ему нипочем? Ладно, договорились. Но уже завтра я примусь обучать мисс Райтер искусству вождения. А если она находит Кермэна суперменом, то пусть приходит на него поглазеть.

— Дать вам адрес? 247, Джефферсон Авеню… — начала было Паула.

— Адрес я знаю! Нет особой необходимости напоминать его. Когда я умру, изъявляю свою волю, чтобы вы оба присутствовали при вскрытии, и вы увидите этот адрес выгравированным на моем желчном пузыре. За минувшие пять дней я слышал его тысячу раз.

Я надел шляпу и распахнул дверь.

II

247, Джефферсон Авеню — что меблирашка. Громоздкое, почти квадратное бетонное строение, приметное зелеными ставнями и внушительным навесом над главным входом.

В вестибюле царит успокоительный полумрак. Тут не заметно фресок, статуй или даже цветных сбоев, на которых могли бы отдохнуть взоры пьянчужек, возвращающихся запоздно домой. Ковер из прорезиненной ткани покрывает плитки пола, и я ощущаю его эластичность, под подошвами, устремляясь через холл к лифтам.

За кордоном пальм в медных горшках скрывается стойка портье, она же и телефонный коммутатор. Какая–то девица читает тут иллюстрированный журнал, положив телефонную трубку на грудь Ей все это либо надоело, либо попросту она не слыхала, как я вошел, поскольку даже не подняла головы, что в подобном сомнительном заведении казалось необычным. Бывает, тебе даже не позволят близко подойти к лифтам, прежде чем не выяснят, куда ты направляешься и не позвонив, чтобы убедиться: тебя там ждут.

Но как только я коснулся двери лифта, внезапно из–за колонны возник новый персонаж, одетый в невзрачный черный костюм; на голове у него был котелок, натянутый чуть не до ушей. Он направлялся ко мне.

— Вы хотите кого–нибудь навестить или вы позволяете себе эту прогулку, чтобы подшутить над кем–либо?

Лицо его, круглое и жирное, покрыто тонкой сетью сосудов, глаза запавшие, взгляд — тяжелый. Рот, скрывающийся под густыми усами, тонкий и злой. У него вид отставного сыщика, который для пополнения своей пенсии занимается вышиванием случайных посетителей из этого дома.

— Я хотел бы кое–кого повидать, — говорю я в ответ с изящной улыбкой, но мое природное обаяние не производит на него никакого впечатления.

— Посетителей просят извещать о своем приходе портье. А кого… собственно, вы хотели бы навестить?

Он выглядит не гнуснее любого другого сыщика из Орчид Сити, но этого вполне достаточно, чтобы произвести должное впечатление.

(Я совсем не стремлюсь предупреждать Бэррэтта о своем визите. Мне кажется, забавнее появиться у него неожиданно. Поэтому я извлекаю кошелек и достаю из него пятидолларовую банкноту. Его тяжелый взор уже не оставляет купюру без внимания, а язык его, похожий на потертую подошву, ощупывает заросли усов. Я протягиваю ему деньги. Его пальцы, желтые от никотина, накрывают исчезающую купюру — по–видимому, жест–рефлекс, выработанный за долгие годы опыта).

— Я как раз намереваюсь совершить прогулку, — говорю я, лишний раз обнажая перед ним два ряда своих зубов, включая, разумеется, и золотые коронки.

— Я вам советую поторопиться, — пробормотал он. — Но не подумайте, что вам удалось купить мое расположение. Дело лишь в том, что я попросту не видел, когда вы прошли.

Затем он возвратился в свой тайник за колонной, приостановившись только для того, чтобы бросить косой взгляд на дежурную. Той уже надоел иллюстрированный журнал и она смотрела на мужчину с ехидным намеком.

Уже прикрывая дверь лифта, я заметил, как он шел через вестибюль к портье, несомненно, чтобы поделиться барышом.

Я поднялся на четвертый этаж, проследовал длинным коридором. Квартира Бэррэтта значилась под номером 4 “В” — 15. Я повернул направо и обнаружил ее в глубине мрачного тупика. Радио ревело и лишь только я вознамерился нажать кнопку звонка, как услышал грохот битого стекла.

Надавливаю большим пальцем кнопку и жду. До меня долетают пронзительные звуки джаз–оркестра, но никак не голос, приглашающий меня войти. Я опять давлю на кнопку со всей силой. Трель звонка накладывается на резкий голос кларнета. Затем внезапно музыка обрывается, а вот и двери открыты.

Крупный белокурый парень в ярко–красном купальном халате возникает на пороге, улыбается мне. Его тонкое светлое лицо может показаться красивым тем, кому нравятся “медальные” профили. Усы, напоминающие гигантскую гусеницу, увенчивают его губу. Зрачки его янтарных глаз размером где–то с центовую монету.

— Хэлло! — голос его низок и протяжен. — Это вы звоните?

— Если это не я, — отвечаю, не выпуская его из поля зрения, — то тогда у вас в доте завелись призраки.

(По виду его зрачков, я вряд ли согрешу, предположив, что он уже принял свою дозу марихуаны. Надо быть начеку).

— Я уже встречался с подобными делами, — произнес он с нежностью. И тут его рука резко выпросталась из–за спины и у моего лица молниеносно мелькнул бутылочный осколок.

Мне удалось увернуться. Но здесь скорее всего сработал фактор везения, чем техника. От предпринятого усилия его занесло вперед, довольно удобно для того, чтобы я мог угостить его апперкотом справа. Стук кости о кость и короткое щелкание его челюстей оказались приятными моему слуху.

Парень растянулся на полу, не выронив опасного осколка. Я не спешил отобрать это у него и, соблюдая осторожность, проследовал вглубь комнаты. Воздух был насыщен запахами виски и марихуаны, совсем неудивительными в жилище такого типа, как Бэррэтт. На каменной плите у камина навалено множество разбитых бутылок из–под виски. По углам поваленная мебель с каркасами из хромированной стали — впечатление было такое, как будто здесь произошла пьяная драка. Стол длиной около трех метров царил у окна среди осколков.

Если не считать всего этого, в остальном комната была пустой. Я пошел в еще одну приоткрытую дверь, бесшумно ступая по красному, как кровь, ковру. В этой комнате шторы были опущены и светили лампы. На кровати возлегала юная блондинка платинового оттенка. На ней было ожерелье из слоновой кости, еще тонкая золотая цепочка вокруг левой лодыжки — и больше ничего. Она весьма недурственно сложена, но среди хаоса спутанных простынь выглядит вовсе непрезентабельно. Рот у нее распух, словно ее только что били, да еще несколько кровоподтеков — зеленых и синих — безобразят ее руки и грудь.

Мы смотрим друг на друга. Она не шевелится и вроде даже не слишком удивлена моему появлению. Но вот она повернулась ко мне с блаженной тупой улыбкой, какая бывает только у приверженцев марихуаны, когда они хотят показаться любезными, но и это робкое усилие дается ей с трудом. Кажется, она просто не способна выслушать меня. Стало быть, придется самому решать: оставить ее здесь или же отвести домой. Безусловно, ее отец вряд ли может послужить примером для молодежи, но, во всяком случае, на первый завтрак подаст ей уж никак не гашиш. Поэтому и решаю ее забрать.

— Здравствуйте, мисс Уингров, не отправиться ли нам к вашим родителям?

Она не отвечает. Улыбка словно застыла на ее ярких устах. Не думаю, чтобы она меня слышала, хотя полностью уверен: она и малейшего представления не имеет о том, что творится вокруг.

Мне противно к ней дотронуться… Но, с другой стороны, абсолютно ясно, что своими силами она не сможет покинуть комнату. Ее придется нести. Естественно, я задался вопросом, что мне сообщит то чудовище в котелке, когда увидит, как я тащу в охапку через вестибюль девушку.

У окна еще одна кровать. Я срываю с нее покрывало и набрасываю его на маленькое порочное тело.

— Если вы сможете идти сами — скажите мне, а, если нет, то я понесу вас.

Она впялилась в меня невидящим взором, улыбка исчезла, и она тщетно пыталась восстановить ее. Никаких соображений с ее стороны не последовало.

Я нагнулся над ней и попытался приподнять. И вдруг она очнулась. Ухватив меня за шею, устремилась обратно на кровать. Потеряв равновесие, к упал. Она продолжала цепляться за меня и выпутаться никак не удавалось.

Я не желал делать ей больно, но она крепко прижимала меня, а мне были противны касания ее теплого мягкого тела. С ухмылкой юродивой она обхватила меня руками н ногамя, а ногти ее царапали по моей шее.

Я сжал ее запястья, пытаясь ослабить хватку, но девица оказалась до невероятности сильной, а мне недоставало разгона, чтобы высвободиться. Мы соскользнули с кровати на пол, она ударила меня головой и попыталась укусить.

Мы боролись на полу, роняя мебель. Я получил несколько ударов по лицу и, разозлившись не на шутку, двинул ее по животу — у нее перехватило дыхание. Изнемогая от боли, она откатилась от меня. Я кстал и осмотрел себя: воротничок утерян, лацкан куртки оторван, из царапин на щеке сочится кровь.

Но девчонка не сдалась. Она свернулась калачиком, пытаясь восстановить дыхание, чтобы продолжить досаждать мне. И тут появился Бэррэтт. Он вошел тихо, очень осторожно, с тусклой холодной улыбкой на лице. В правой руке он сжимал нож с длинным лезвием, скорее всего кухонный.

Из–за расширенных зрачков он был похож на слепца, но, наверное, меня видел хорошо, так как взгляд вперял прямо мне в глаза и шел, не уклоняясь, ко мне.

Эти мертвенные глаза, застывшая улыбка и нож, предназначавшийся для разделки баранины… Меня окатило холодным потом.

— Брось нож, Бэррэтт! — заорал я, пятясь в поисках какого–нибудь оружия.

Он придвигался медленно, как лунатик, и я понял, что его необходимо остановить, иначе я окажусь пригвожденным к стенке. Я резко отпрыгнул в сторону кровати, схватил подушку и запустил ему в лицо. Он отшатнулся, а я использовал это мгновение, чтобы схватить стул. Он тотчас же ринулся ко мне. Но ударился о ножки стула, выставленного мною впереди себя. Мы оба едва удержались на ногах. Я, обретя устойчивость, снова схватил стул, чтобы опустить на его голову, но тут на меня бросилась девчонка и принялась меня душить. Почувствовав, что дело плохо, так как Бэррэтт устремился на меня со вздетым ножом, я рухнул на стенку вместе с девчонкой, не выпускавшей мое горло. Заметив, как сверкнул нож, я с громким криком метнулся в сторону.

Девчонка и я рухнули на пол. Она так крепко стискивала мое горло, что в висках бешено застучало.

Но вот мне удалось разжать ее руки, но тотчас Бэррэтт склонился надо мной. Я почувствовал, что пришел мой конец. Я попытался достать его ногой, но промахнулся. Бэррэтт взмахнул ножом. Я изворачивался, пытаясь спастись, но вскоре убедился в тщетности этой затеи. Девчонка, распластавшись на мне, всячески стремится помешать. Я не могу ни высвободить руку, ни повернуться. Нож нацелен в мой живот… и вдруг слышатся быстрые шаги. Бэррэтт оборачивается. Теперь его нож устремлен в некую точку пола, совсем рядом с моим телом. Плотный человек с квадратными плечами появляется неведомо откуда и с силой обрушивает на голову Бэррэтту что–то типа мешка с песком!

Бэррэтт пригнулся, внезапно отскочил в сторону и распластался на полу. Он еще попытался встать, но снова упал, еще раз поднимается — ему почти удается сесть, но широкоплечий наносит ему второй удар по iолове.

Все это длилось не более пяти секунд. Девчонка все еще не оставляет надежду меня задушить, издавая звуки, схожие с клекотом орла. Но мне удается повернуться и отстранить от себя девушку. И тут могучие руки отрывают ее от моего тела. С трудом поднимаюсь на ноги. Девчонка с воплями бросается на коренастого незнакомца.

Он невозмутимо отстраняет ее руки от лацканов своего пиджака и спокойно бьет по голове все тем же узким мешком. Она валится к его ногам, как животное на бойне.

Тогда он наклоняется, поднимает ее веко, распрямляется и улыбается мне.

— Привет! Похоже, вы не слишком радужно настроены… Я слышал ваши крики. Он и в самом деле хотел вас зарезать, или это была шутка?

Я отер платком лицо и затылок, а затем сказал:

— Он был несколько возбужденным. Мне кажется, что он не понимал, что творит. Он нагрузился до предела. — Я посмотрел с опаской на кучку голых рук и ног на ковре. — У вас это здорово вышло. Надеюсь, с ней ничего плохого не случится. Я обещал возвратить ее моему клиенту.

Непринужденным жестом он отмел мои подозрения.

— О ней не беспокойтесь. Поклонники кокаина не так уж стремятся умереть. Да и мне, признаться, чертовски надоела эта пара. Вот уже три дня они беспрерывно ссорятся, вопят, а мне хочется спокойно спать.

Я продолжаю вытирать свое лицо и затылок — весь залит потом. Вид кухонного ножа похоже произвел на меня должное впечатление.

— Вы тут живете? — поинтересовался я.

— К сожалению, да. Моя дверь как раз напротив. Мое имя Ник Перелли, если это вам, конечно, интересно.

Я тоже представился:

— Крайне признателен вам. Если бы вы не уложили этого безумца, он бы в полном смысле слова вспорол мне живот.

Перелли рассмеялся. Его смуглое тонкое лицо осветилось славной улыбкой. На этого парня было приятно поглядеть, он чем–то напоминал мне Джорджа Рафта. На нем был добротный костюм и он носил его с достоинством.

— А, так это вы глава Юниверсал Сервиса? Весьма интересное дело. Окажись я на вашем месте, не стал бы жаловаться.

— Не всегда бывает занятно. Доказательства тому налицо. Впрочем, это само собой разумеется, если я смогу оказаться вам полезен в чем бы то ни было, сейчас или когда–либо еще, стоит только кликнуть меня. Мы вам гарантируем в нашей конторе обслуживание по первой категории, и все, естественно, за счет фирмы.

— Договорились, — сказал он, расплываясь в широкой улыбке. — В настоящее время такой помощи не требуется, ну а в будущем — кто знает? — Кончиком туфли он коснулся бока девицы. — Тут действительно задачка, не правда ли?!

— Да, и разумеется, я ей не слишком рад. Моя задача вернуть ее отцу.

— И вы всерьез полагаете, что его порадует такой возврат? На его месте я бы этого не слишком жаждал. Даже если бы меня за это премировали яхтой.

Я отыскал одеяло и накинул его на обнаженное тело девушки.

— Только не думайте, что ее отец хоть немного приличнее! Однако же, черт побери, что скажет этот сторожевой пес внизу, когда обнаружит меня, шествующим через вестибюль с эдаким “пакетиком” под мышкой?!

— Макси? — Перелли расхохотался. — Да он праздничный фейерверк устроит! Он бы давно хотел избавиться от всего этого, но боится Бэррэтта. Впрочем, я как раз намеревался выйти, мне надо повидать одну приятельницу. Так что мы спустимся вниз вместе. Я устрою, чтобы он вам не препятствовал.

— Итак, за дело, — говорю я. — Не хватало еще только, чтобы меня приняли за похитителя.

Он махнул рукой в сторону одной из дверей:

— Ванная там. Вам надо привести себя в порядок. Видок у вас сейчас… Ну а я понаблюдаю пока за этими.

Я отправился в ванную и потрудился над собой: вымыл лицо, закрепил булавкой оторванный лацкан пиджака. Но все же это слабо помогало избавиться от впечатления, будто я дрался с дикой кошкой.

Покинув ванную, я упаковал девчонку, так и не вышедшую из обморока, в одеяло я взвалил эгу ношу на плечо.

— Только бы она не оклемалась в машине!

— Тут вы можете не беспокоиться, — уверенно ответил Перелли. — Мое вмешательство — долговременное.

По дороге к лифту нам никто не повстречался.

А когда мы опускались лифтом, я поинтересовался:

— Вы всегда прихватываете с собой биту, когда идете на свидание к своей подруге?

В ответ он улыбнулся.

— Я не расстаюсь с ней. К тому же я профессиональный игрок и знаю, что нет ничего лучшего для прекращения недоразумений, чем добрый удар битой. Она меня не раз уже выручала.

— Главное то, как вы умеете этим пользоваться.

— Тут нет ничего загадочною. Достаточно наносить удары резко и сильно. Если удар слабый — он ничего не даст, кроме вспышки ярости у противника.

Но тут лифт остановился и мы оказались в холле.

Девушка–портье привстала со своего места и смотрела на нас, разинув рот. Ее рука между тем лихорадочно шарит вдоль стола. Она находит кнопку и придавливает ее указательным пальцем. Надзиратель в котелке возникает, как бог из машины. Он замечает меня, обнаруживает сверток с девушкой на моем плече, крякает и решительно направляется к нам.

— Все хорошо, Макси, не волнуйся, — сказал Перелли. — Мы просто должны убрать кое–какой кухонный мусор. Успокойся.

Макси резко остановился. Он нагнулся, чтобы разглядеть лицо девушки, узнал ее и моментально сбросил маску безразличия.

— Это она! И куда же это вы тащите ее?!

— А тебе, собственно, какое дело, куда ее уносят? — спросил Перелли.

Макси усердно закивал головой, потом лишь заговорил:

— Так–так. Но неужто Бэррэтт позволил вот так сбежать?

— Пока мы там судили да рядили, он дрыхнул, — ответил я. — Мы подумали, что не стоит его будить.

Макси еще раз глянул на мое оцарапанное лицо и присвистнул:

— Угу. Будем считать, что я вас не видел, ребята, — и обратился к портье. — Слышишь, Грейс, мы никого не видели!

Девушка согласно кивнула и снова погрузилась в чтение. Макси махнул на прощание рукой:

— Осторожно, тут у нас полно сыщиков…

Озаренный солнцем тротуар. Сыщиков вокруг что–то не видать.

Я укладываю так и не очнувшуюся пока девчонку на заднее сидение машины и захлопываю дверцу.

— Ну что ж, еще раз премного благодарен. Не кривя душой, вы спасли мне жизнь. — Я вручаю Перелли свою визитную карточку. — И я ваш должник. Прошу об этом помнить. И всегда к вашим услугам.

…Все это теперь легко рассказывать, но, тем не менее, если проследить события последних дней, я сам себе кажусь обезьяной с привязанной к собственному хвосту кастрюлей. А ведь минуло всего несколько недель, как я оказался вынужденным сдержать слово.

III

Джек Кермэн, длинный и тощий, растянулся во весь рост на моем диване — четкий силуэт в костюме из бутылочно–зеленой фланели, шелковая рубашка кремового цвета, туфли из замши каштанового оттенка. На груди у него упрочился бокал с разбавленным виски. Вяло и не вполне уверенно он аккомпанирует пальцами в такт какому–то джазовому сочинению, которое передают по радио. А я развалился перед ним в одном из тех кресел, что оседают чуть ли не до самой земли, и наблюдаю в проем окна, как разливается лунный свет над Тихим океаном. И все никак не могу сделать выбор: принять ли ванну, либо же налить и себе порцию виски.

Дочка Уингрова уже перешла в разряд древней истории, я даже не без труда мог бы вспомнить, кто такой Перелли. Вот уже десять дней, как юная наркоманка, пусть в бессознательном состоянии, но возвращена семье, следовательно, что касается меня, то дело сделано.

— Я так думаю, что пора бы уже в отпуск, — заговорил вдруг Кермэн. — Из–за этой адской работы я наживу себе язву желудка. Что сейчас надо? Запереть нашу лавочку на несколько месяцев и рвануть на Бермудские острова или Гонолулу. Я пресыщен местными аттракционами. Мне хочется чего–нибудь попикантнее: например, юбки из банановых листьев, вместо традиционных пляжных костюмов. Словом, чего–то более увлекательного. Что ты думаешь об этом, Вик? Поедем? Можем же мы себе это позволить!

— Ты — возможно и да, но я — увы. И, к тому же, как быть с Паулой?

Кермэн отхлебнул виски, вздохнул и закурил сигарету.

— Ну Паула — это твоя забота. Эта девушка просто опасна для общества. Она думает только с работе и о деньгах. Кстати, ты не мог бы ей сказать чтобы она не придиралась ко мне? Послушать ее, так можно решить, что я не стою денег, которые мне платят.

— А по–твоему, стоишь? — говорю я, прикрывая веки. — Полагаешь, мы все их стоим? Такие вот как сейчас! Во всяком случае, не приходится рассчитывать на отпуск, Джек. Мы почти на пределе и неплохо бы там удержаться. Если мы закроем агентство, то неделю спустя все о нас позабудут. При нашей профессии,.

Кермэн пробормотал:

— Может, ты и прав. Но, должен сказать, у меня есть маленькая рыжая девчушка, что дороже мне моих глаз. Я не знаю, что она обо мне думает. Наверное, она решила, что я печатаю деньги. Учти, она хорошая девушка и не заставляет долго себя упрашивать, а я это ценю. Но что меня донимает…

Зазвонил телефон.

Кермэн приподнял голову, искоса глядя на телефонный аппарат.

— Не отвечай, — посоветовал он. — Вдруг это клиент.

— В десять минут одиннадцатого? Придумай что–нибудь получше! — бросил я, удобнее располагаясь в кресле. — Скорее уж, несколько грациозных призраков из моего прошлого желают напомнить о себе.

— Тогда будет лучше, если ты передашь трубку мне. Беседовать с женщинами — эго моя стихия.

Я швырнул в него подушкой и снял трубку.

— Алло?

Мужской голос поинтересовался:

— Это господин Мэллой?

Голос, способный повергнуть в трепет женскую душу. Голос, рисующий в мозгу мужественную фигуру, красивое загорелое лицо, с владельцем которого славно выпить по чашечке кофе особенно в отсутствие мужа… Возможно, я тут и не справедлив, но что поделаешь, именно такой образ явился мне, едва я услышал этот вибрирующий баритон.

— Да, это я, — отвечаю. — С кем имею честь?..

— Меня зовут Ли Дедрик. Пытался отыскать вас в вашем агентстве, но никого там не застал.

— Весьма сожалею! Но конторы закрываются в шесть часов.

— Это уже неплохо, — бормочет Кермэн, взбивая подушку. — Скажи ему, что мы заболели скарлатиной — и лежим в постели.

Голос становится отрывистее:

— Но есть у вас налаженное ночное дежурство?

— Вы и разговариваете с ночным дежурным, господин Дедрик.

— Да?! Ладно. Я вижу…

Затем последовала пауза и:

— Могу ли я попросить вас немедленно приехать? Это в самом деле срочно.

Несмотря на его властный тон, у меня создается впечатление, что он испуган. Голос его как–то странно неровен, даже с задышкой. Не обращая внимания на мимику Кермэна, убеждающего меня знаками повесить трубку, я интересуюсь:

— Не могли бы вы, мистер Дедрик, хоть немного охарактеризовать дело, которое хотите поручить мне?

Вначале полное молчание, я внимательно вслушиваюсь в шум дыхания на другом конце провода.

— Несколько минут тому назад мне позвонили. Кто–то предупредил меня, что я этим вечером буду похищен. Возможно, это и пошлая шутка. Однако, лучше быть готовым ко всему. Сейчас я дома сам, если не считать шофера. Он филиппинец и, мне кажется, что в случае опасности толку от него будет немного.

История показалась мне довольно странной.

— Строите ли вы сами какие–то предположения о причинах возможного похищения?

Опять пауза, прерывистое дыхание. Все это действует на меня до странности неприятно. Словно я воочию вижу его лицо, искаженное страхом.

— Я муж Серены Маршланд, — наконец он ответил. — Я бы очень просил вас не терять зря времени на вопросы. Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство, когда вы прибудете сюда.

Я не признаю подобного обращения, но я понимал, что он попросту в ужасе. Вообще–то я не испытывал и малейшего желания приниматься за эту работу. Я трудился весь день и не прочь скоротать вечер за парой бокалов в обществе Кермэна. Но бизнес есть бизнес, если хочешь преуспеть. Сказалось, конечно же и то, что Серена Маршланд — владелица четвертого по величине состояния в мире.

— Где вы находитесь, мистер Дедрик?

— Дом “Оушн энд”. Вам наверное он знаком. Буду премного благодарен, если вы поторопитесь.

— Да, я знаю этот дом. Мы встретимся через десять минут.

— Там есть такая неприметная аллея, которая выходит на дорогу. Ворота будут открыты. Я совсем недавно переехал сюда, и вот…

Он вдруг смолк. Я все ждал, но ничего не слыхать:

— Алло?!

Опять донеслось прерывистое дыхание — и ничего более.

— Алло? Мистер Дедрик?!

Теперь не слышно даже дыхания. Длительное молчание, затем щелчок. Связь прервана.

IV

“Оушн энд” расположен на песчаных дюнах километрах в пяти от моего бунгало. Возводить era начали в 1930 году для одного миллионера, не жившего там и дня. Он обанкротился и покончил жизнь самоубийством задолго до того, как дом был готов. Затем многие годы дом простоял необитаемым, пока его не приобрело какое–то акционерное общество. Оно изрядно нажилось на нем, сдавая проезжим богачам или иностранным аристократам, которых не мог удовлетворить “Орчид Отель”. Теперь это одна из самых известных достопримечательностей нашего края. Если доверять рекламным проспектам — просто голубая мечта миллионеров.

Сады, разбитые в виде террас, занимают почти сорок гектаров. Бассейн для плавания наполовину скрыт под землей, а наполовину открыт небу. Дом в стиле итальянского барокко, где сочетаются бетон с каменными орнаментами. Внутри изукрашен фресками и шедеврами изобразительного искусства.

Мой “бьюик” проследовал указанной аллеей, которая растянулась почти на три километра. Дорога просторная, основательная, с растущими по сторонам королевскими пальмами.

— Я давно терзаюсь желанием увидеть эту… хижину, — говорит Кермэн. Он слегка наклонился вперед, пытаясь что–то рассмотреть в бегущем свете фар. — Я даже мысленно развлекался, представив себе, что снял этот дом на неделю…

— Твое жалование за десять лет.

— Да, ты, как всегда, прав. Мне лучше продолжать мечтать.

— Слушай, Джек, что–то мне неспокойно по поводу этого субъекта. Почему он повесил трубку далее не закончив фразу?

— Ты ведь знаешь этих мерзавцев. Они настолько ленивы, что их способно утомить лишнее слово.

— А мне почему–то кажется, что кто–то вошел во время нашего разговора и ему не хотелось, чтобы его слышали.

— Ну ты обладаешь особым даром везде видеть тайны. Готов держать пари, что ему попросту надоело болтать с тобой. Они все на одно лицо, эти вельможи. Им не обязательно слыть вежливыми. Не то что нам с тобой.

Мы очутились перед парадным въездом в усадьбу. Они были распахнуты настежь. Я не умерил скорости. Мы смерчем влетели в парк, двигаясь по широкому шоссе, вдоль которого произрастали гигантские рододендроны.

— Что это, посмотри! В доме нигде не светится! — охнул Кермэн.

— Этот тип показался мне обезумевшим от страха, мне кажется, что он в тяжелом состоянии.

Я развернулся и вдруг в неярком свете автомобильных фар возник вход в дом, неуклонно надвигающийся на нас. Я надавил на тормоз; Кермэн в ужасе завопил. Полысевшие шины завизжали, однако мне удалось удержать наш “бьюик” в нескольких сантиметрах от балюстрады.

— Непонятно, зачем ты вообще останавливался? — съехидничал Кермэн, утирая лицо. — Ты ведь мог попасть в дом, не оставляя руль своей колымаги. Я бы ничего не имел против — не люблю ходить пешком.

Я чувствовал себя немного оглушенным, но все же ответил:

— Ты нервничаешь, не имея на то причин. И вообще, чересчур суетишься.

Выхожу из машины, он за мной. Слева, у парадного подъезда, стоит машина с включенными фарами: огромная и сверкающая, как теплоход. И если не считать одной стеклянной двери в самом конце террасы, весь дом погружен во мрак.

— Будем звонить или пройдем в эту дверь? — спросил Кермэн, указывая на веранду.

— Сперва надо оглядеться. Если никого не встретим, позвоним. Револьвер у тебя с собой?

— На его тебе, — предложил Кермэн, как бы в порыве великодушия и тотчас сунул мне в руку оружие. — Он только мнет мне костюм.

— Так уж повелось, что тот у кого револьвер, следует первым.

— Как ты все перекручиваешь! Честно говоря, я не раз задавался вопросом, как это я до сих нор еще работаю с тобой. Зачем?

— Ну хотя бы для того, чтобы всякий раз получать в конце месяца свое жалование. Впрочем, ты чересчур преувеличиваешь, называя это “работой”.

Мы бесшумно взбираемся на террасу, изредка лишь подавая шепотом реплики. Когда приблизились к освещенной двери, я сделал знак Кермэну умолкнуть. Он меня легонько подтолкнул вперед. Делаю еще несколько шагов, а он обеспечивает тылы. Заглядываю вовнутрь. Большая прямоугольная комната оформлена в мексиканском стиле: роскошные ковры покрывают паркет, седла и уздечки висят по стенам, широченные диваны расположились у окон и вокруг камина.

На столе — телефон и наполненный стакан, похоже виски с содовой. Окурок сигареты выпал из пепельницы и прожег пятно на полированном столе.

В комнате никого.

Зову Кермэна.

— Да, довольно шикарно, — оценивает он, разглядывая из–за моего плеча. — Ты мог бы представить себя, живущим в этакой халупе?! Ну, что предпримем?

Вхожу в комнату. Меня немного смущают окурок и налитый стакан виски. Кермэн проводит за мной и пытается обойти один из диванов, чтобы ближе рассмотреть какое–то мексиканское седло на стене. Он делает всего несколько шагов, и вдруг так резко останавливается, что волосы, зачесанные назад, закрывают ему глаза.

— Черт побери!

Подбегаю к нему.

Человек, облаченный в черную шоферскую форму, распростерт на полу. Мне даже не надо убеждаться, что он мертв. Темно–красная дыра по центру лба, сильно пропитанный кровью мексиканский ковер. Его желтовато–коричневые руки одеревенели, пальцы сведены, как когти, и на коричневом лице с тонкими чертами сохранилось выражение ужаса.

— Черт побери! — вполголоса говорит Кермэн. — Странные, однако дела…

Наклоняюсь, чтобы коснуться руки. Она хранит тепло. Приподнятая мною рука со стуком падает на ковер. Жизнь в этом человеке угасла совсем недавно.

— Это плохой знак о судьбе Дедрика, — говорю я. — Вероятно, они застали его за разговором со мной.

— Полагаешь, его все–таки похитили?

— Похоже на это. Ну-с, придется вызывать полицию, Джек. Сами мы ничего больше сделать не сможем. Ты ведь знаешь, Брэндон к нам относится без особой любви. А если ему стукнет в голову, что мы проводили свое маленькое частное расследование раньше, чем известили представителей власти, он учинит скандал неимоверный.

Уже берясь за телефонную трубку, Кермэн вдруг остановился и, склонив голову на плечо, вслушался:

— Вроде шум машины…

Я выхожу на террасу.

И в самом деле, автомобиль, который летит на полной скорости. Я различаю гудение мощного двигателя и визг шин на поворотах.

— Погоди–ка, — говорю я.

Сквозь деревья замечаю отблески автомобильных фар, а еще какое–то мгновение спустя появляется и сама машина, тормозя в нескольких метрах от “бьюика”.

Я преодолеваю террасу и останавливаюсь у лестницы, ведущей в сад, отсюда сподручнее наблюдать за молодой дамой, выходящей из машины.

В призрачном свете луны и пересекающихся огней фар я отчетливо различаю силуэт. Отмечаю, что прибывшая — женщина высокая и стройная, и она не носит шляпы.

— Ли…

И смолкла, вглядываясь в меня.

— Это ты, Ли?

— Мистер Дедрик, похоже, отсутствует, — откликаюсь я и опускаюсь по ступенькам ей навстречу.

Вначале она замерла, затем полуобернулась назад, словно намереваясь убежать, но ей удается подавить в себе испуг и заговорить ко мне.

— Кто… кто вы такой?

— Меня зовут Вик Мэллой. Мистер Дедрик позвонил мне где–то с четверть часа тому и попросил приехать.

— О–о–о!.. — кажется, она удивлена и растеряна. — Итак, вы утверждаете, что его нет у себя?

— Во всяком случае, мне так кажется. Из всего дома только вон та комната освещена. Но мистер Дедрик там отсутствует. А в прочих комнатах царит темень.

Продолжая так вот беседовать, я потихоньку продвигаюсь вперед, чтобы получше ее рассмотреть. Итак, брюнетка, довольно молода, вечернее платье. Она мне показалась хорошенькой.

— Но он должен находиться здесь, — резко бросает она.

— Вправе ли я поинтересоваться… С кем имею честь?..

Она немного помялась, но затем отрекомендовалась:

— Я Мэри Джером, секретарь миссис Дедрик.

— Тогда вынужден сообщить вам пренеприятнейшую весть. Я обнаружил шофера мистера Дедрика… вон там (показываю на освещенное окно). Он мертв.

— Мертв?! — она сжимается.

— Он застрелен. Прямое попадание.

Она зашаталась и мне показалось, что вот–вот грохнется в обморок.

Я ухватил ее за руку, чтобы поддержать:

— Если вы не возражаете, то сядем на минутку в машину?

Она отстраняет меня.

— Нет, нет, все нормально. Это наверняка, что он был убит?

— Похоже, что так. Во всяком случае, это никак не может быть самоубийство.

— А что с Ли… с мистером Дедриком?

— Без понятия. Он позвонил мне, чтобы сообщить: от анонимного информатора ему стало известно, что должен стать жертвой похищения. Я тотчас прибыл сюда и… обнаружил мертвого шофера.

— Он похищен? О–о–о! — Она вздрогнула, дыхание ее участилось. — Он вам сам звонил? Вы уверены в этом?

— Да, конечно. Мы как раз собирались обыскать дом. Всего минуты три, как мы приехали. Если хотите, то обождите нас в своей машине.

— Нет! Я с вами! С чего бы это они вздумали его похищать?

— Я задавал ему этот вопрос. А он только и ответил, что он муж Серены Маршланд.

Она резво обошла меня, взбежала по ступенькам и торопливо прошла террасой. Я поспешил за ней. Кермэн выпрыгнул из окна и преградил ей дорогу.

— Лучше, если вы не станете входить, — сказал он мягко.

— Вы видели когда–нибудь мистера Дедрика? — сухо спросила она, глядя на него в упор.

Свет из окна сейчас ярко освещал ее лицо. Она очаровательна, но есть в ней что–то и жесткое, холодное. Очень красивые глаза, энергичный рот и подбородок. Ей примерно лет тридцать, но я никак не мог представить себе ее в роли секретаря миллионерши. Одета она была в пурпурное платье без бретелек с шелковой накидкой. Изящное и, уж во всяком случае, дорогое.

Кермэн отрицательно покачал головой.

— Так отыщите его, прошу вас. Можете отправляться на поиски вдвоем… обшарьте дом сверху донизу!

Делаю знак Кермэну:

— Но сначала позвони–ка ты в полицию, Джек.

Кермэн идет звонить и девушка, воспользовавшись этим, проникает в комнату. Она склоняется над телом шофера. Я замечаю, как она бледнеет, и подхожу к ней, но ей самой удается взять себя в руки и она отходит от меня.

— Давайте выйдем на террасу, — предлагаю. — Пусть Кермэн поищет мистера Дедрика.

Я возложил ладонь на ее руку, но она с. каким–то содроганием стряхнула ее и пошла к выходу.

— Это все ужасно, — сказала она. — Лучше бы вы занимались поисками мистера Дедрика, вместо того, чтобы следовать за мной по пятам. Почему он позвонил вам? Вы знакомы?

— Я — директор “Юниверсал Сервис” По–видимому, он наткнулся на наши рекламные объявления.

Она поднесла руку к лицу, опершись спиной на балюстраду.

— Я не совсем понимаю… Что, собственно такое “Юниверсал Сервис”? Я нахожусь в Орчид Сит всего лишь несколько часов.

— Мы беремся за любые дела, которые только можно себе вообразить: от бракоразводных расследований и до причесывания пуделей. Мистер Дедрик попросил нас его охранять. Боюсь, правда, мы явились слишком поздно.

Отрицающий жест:

— Я отказываюсь поверить в это. Я прошу вас убедиться, что его действительно нет в доме. Я уверена, вы обнаружите его здесь, на каком–то другом этаже.

— Этим и занимается Кермэн. Как информировал меня мистер Дедрик, он только–только обосновался и был здесь один, ну еще шофер. Это действительно так?

— Мистер Дедрик снял этот дом на лето. Он задержался на несколько дней в Нью—Йорке. Вместе с миссис Дедрик, — поспешно добавила девушка. — Они возвратились из Парижа. Мистер Дедрик прилетел из Нью—Йорка самолетом несколько дней тому назад. Он прибыл сюда раньше, чтобы подготовить дом. Л госпожа Дедрик должна приехать завтра. Что касается меня, то я покинула Нью—Йорк вместе с мистером Дедриком, чтобы помочь ему. Мы остановились в “Орчид Отеле”. Мистер Дедрик намеревался сегодня посетить этот дом, мы должны были встретиться с ним вечером.

— Вижу…

На террасе появился Кермэн:

— В доме никого, — сообщил он.

— Может, глянешь что там в саду?

Он окинул Мэри Джером быстрым оценивающим взглядом, опустился по лестнице и растворился во мраке.

— Он никогда вам не говорил об угрозах похищения?

— Нет!

— Когда он покинул гостиницу?

— В половине восьмого.

— Он мне звонил в десять минут одиннадцатого. Вот и спрашиваю я себя: чем он тут занимался два часа сорок минут? Нет ли у вас на этот счет каких–нибудь соображений?

— Наверное, осматривал дом… Однако, не лучше ли бы и вам присоединиться к своему коллеге, дабы облегчить ему поиски? Может быть, мистер Дедрик где–то здесь в тяжелом состоянии?!.

Я стал понимать, что она пытается любой ценой избавиться от моего присутствия.

— Считаю более правильным до прибытия полиции находиться при вас. Вовсе не исключено, что и вас тоже попытаются похитить.

— Я этого уже больше не могу терпеть. Я возвращаюсь в гостиницу, — произнесла она внезапно охрипшим голосом. — Можете так и сообщить полицейским, если это вам угодно. Ну, а если им потребуется со мной побеседовать — пусть приезжают в гостиницу.

— По–моему, лучше подождать, — спокойно говорю я.

— Нет, я тщательно все обдумала и решила уйти… Может быть, и он сейчас в гостинице. Я пойду.

Она повернулась, но тут я придержал ее. запястье.

— Сожалею, но вы должны оставаться здесь до приезда полиции.

Она в упор посмотрела на меня, глаза ее в лунном сиянии жестко сверкнули.

— Ну раз вы считаете, что это необходимо.

— Да, я так полагаю.

Она открыла сумку.

— Сигарета сейчас не повредит.

Дальнейшее она проделала с безупречной непринужденностью. Щелкнул затвором револьвер 25 калибра. Дуло смотрело мне в диафрагму.

— Живо в дом!

— Но видите ли…

— Проходите! — ее голос не обещал ничего доброго. — Если вы не войдете в дом, я выстрелю!

— Ну это уже чересчур! Впрочем, если вы настаиваете…

Я зашел в вестибюль. И тут же раздались скорые шаги — она опускалась по лестнице. Я ринулся к балюстраде и громко крикнул в ночь:

— Следуй за ней, Джек! Но будь начеку, она вооружена!

А затем и сам поспешил вслед за ней.

Прозвучал выстрел и пуля калибра 25 просвистела почти у самой моей головы. Я укрылся за вазонами пальм. Прогремели новые выстрелы на фоне возбужденных воплей Кермэна. Затем взревел мотор, еще раз тявкнул револьвер — и машина во всю прыть рванулась во мрак.

Я стремглав помчался к краю террасы, намереваясь преследовать Мэри на своем “бьюике”. Но, как оказалось, она учла и эту вероятность: последний выпрел пришелся на долю одного из задних колес…

Из мрака вынырнул Кермэн:

— Что тут творится? — Закричал он в ярости. — Она хотела сбить меня машиной!

V

Уютные кресла здесь в библиотеке. Мы расположились в них возле камина, а от дверей невозмутимый сыщик исподтишка следит за нами.

Мы сделали краткое сообщение главному инспектору Мак Гроу и теперь ожидаем уже Брандона. Когда мы поставили Мак Гроу в известность о том, кто таков Дедрик, он высказал предположение, что комиссар непременно пожелает допросить нас самолично. Вот мы и ждем.

В соседней комнате суетятся мальчики из уголовной полиции, отыскивая отпечатки пальцев, запечатлевая на фотографии тело убитого и вид помещения, обшаривая все вокруг в поисках хоть каких–нибудь следов. —

Телефон трезвонил беспрерывно, прибывали и уезжали автомобили. Но вот я услышал громкий сварливый голос и подтолкнул локтем Кермэна:

— Это Брандон!

— Он будет просто счастлив обнаружить здесь нас, — с улыбкой сообщил Кермэн.

Сыщик кинул на него суровый взгляд и засуетился. Он машинально одергивал свою форменную куртку и изучал пуговицы, явно с критической позиции. Комиссар Брандон, начальник местной полиции, прослыл изрядной сволочью. Он терроризировал всех подряд, не делая тем более исключений для своих подчиненных.

На комнату облаком пыли опускается безмолвие. Прошло с полчаса. Мои часы утверждают, что после наступления полночи миновало еще четверть часа Кермэн задремал. А я мечтаю о том, что не худо бы пропустить стаканчик чего–либо крепкого.

Внезапно двери распахиваются и в сопровождении офицера полиции Миффлина (он из уголовной бригады) входит Брандон.

Расталкиваю Кермэна, он продирает глаза. Брандон оглядывает нас с брезгливостью великого князя, обнаружившего отпечатки чьей–то обуви на своих простынях.

Брандон небольшого роста, но коренаст. Его круглое лицо — бледно–розовое и толстощекое — обрамлено густой белоснежной шевелюрой. Взгляд — холодный, ищущий. Он не весьма умен, но достаточно тщеславен. И чтобы совместить первое с последним, плодотворно использует идеи Миффлина, пожиная лавры. Он служит начальником полиции уже добрый десяток лет, разъезжает на “кадиллаке”, в доме у него семь спальных комнат, у жены — норковая шуба, дочь и сын обучаются в университете. Сомнительно, чтобы всего этого он мог достичь, живя лишь на одно свое жалование. Ходят упорные слухи, что он не прочь дать себя подкупить, но до сего дня, насколько мне известно, никто не смог предъявить на сей счет сколько–нибудь убедительных улик. Поговаривают, в продолжение его долгой карьеры он не раз припрятывал те или иные вещественные доказательства. Но, во всяком случае, от своих сыщиков он требует беспощадности. Это очень сильный и опасный противник.

— Так–так, и вы здесь? — поинтересовался он своим жестяным, лишенным интонаций, голосом. — В качестве первооткрывателей трупов вы могли бы натянуть нос целой своре шакалов.

Мы молчим. Некстати оброненное слово при Брандоне и, можешь быть спокоен, отдых за решеткой тебе гарантирован.

Он смерил сыщика взглядом. Тот стоял не шевелясь — точь–в–точь манекен.

— Вон отсюда!

Сыщик ретировался на цыпочках, прикрыв дверь с такой осторожностью, словно она была сделана из папиросной бумаги.

Миффлин по–сообщнически подмигнул мне из–за спины Брандона.

Комиссар уселся, вытянув свои короткие толстые ноги. Затем переместил в область затылка свою черную фетровую шляпу и принялся рыться по карманам в поисках неизменной сигары.

— Ну что ж, потолкуем, — наконец сказал он. — Есть несколько моментов, которые мне хотелось бы уточнить. Давайте, Мэллой, повторите все, что вы рассказывали Мак Гроу. Я остановлю вас, когда подойдете к тому, что меня заинтересовало.

И я скороговоркой стал повторять:

— Мы с Кермэном коротали вечер в моем бунгало. В десять минут одиннадцатого зазвонил телефон. Человек на другом конце провода сообщил, что его зовут Ли Дедрик и потребовал моего немедленного приезда сюда. Он сказал, что ему позвонил какой–то аноним и предупредил его, что его попытаются похитить.

— Он так и сказал вам? Вы в этом полностью уверены? — переспросил Брандон, сдирая целлофан с сигары ухоженным ногтем большого пальца.

— Да, конечно.

— Установлено, что в продолжении всего дня сюда никто не звонил. Что вы по этому поводу думаете?

— Возможно, ему звонили в гостиницу.

— Нет. И эта версия проверена.

— А отсюда, кроме как ко мне не звонили еще куда–нибудь в город?

— Звонили. Спрашивали номер одного телефона–автомата… Продолжайте.

Миффлин заговорил внушительным басом:

— Не исключено, что в какое–то время ему предложили позвонить по заранее условленному. Возможно, что именно таким образом он и узнал об угрозе…

Брандон обернулся, скорчив при этом такую мину, словно не догадывался о присутствии здесь Миффлина. Он не только присваивал идеи Миффлина, но еще и постоянно пытался внушить, что того держат в полиции только благодаря ему.

— Возможно, что так, — процедил он. — Но столь же велика вероятность, что Мэллой попросту рассказывает нам байки. — Тут он глянул на меня, демонстрируя правильный прикус своих мелких зубов. — Не так ли, Мэллой?

— Я не вру.

— Скажите, а почему Дедрик обратился к вам, а не вызвал полицию?

На кончике моего языка вертелся готовый ответ, но он явно пришелся бы Брандону не по нутру. И посему я удовольствовался репликой:

— Полагаю, что он не исключал и возможности глупого розыгрыша со стороны какого–нибудь любителя неумных шуток, и не хотел, в результате, стать посмешищем.

— Ну ладно, допустим. Продолжайте. Что было дальше? — спросил Брандон, прикуривая сигару.

Он покрутил ее своими тонкими губами и направил на меня потяжелевший взгляд.

— Где–то посредине разговора возникла пауза. Я его окликал, но он не отвечал. Еще какое–то время я слышал в трубку, как он дышал, а затем — полная тишина. Потом он положил трубку.

— Вот тут–то вы и должны были известить полицию, — проскрежетал Брандон. — Могли бы уж догадаться, что здесь не все в порядке.

— Я подумал, что Дедрик возможно повесил трубку, заметив, что вошел шофер. Его он не собирался посвящать… К тому же я еще не совсем спятил, чтобы беспокоить полицию, если клиент такового желания не изъявлял, тем более, когда его имя Дедрик.

Брандон метнул в меня яростный взгляд и сбил пепел с сигары.

— Что уж наверняка не вызывает сомнений, так это то, что вы никогда не испытываете недостатка в аргументах, — съехидничал он. — Ну-с, продолжайте! Итак, вы явились сюда и обнаружили Суки. Так?

— Суки? Это фамилия шофера?

— Да, если верить письмам, найденным у него в карманах. Не встретился ли кто–нибудь вам по дороге? Не обратили ли внимания, скажем, на машину?

— Нет. Лишь только мы обнаружили убитого, я велел Кермэну позвонить в полицию. Но едва он направился к телефону, как появилась девушка.

Брандон потрогал свой мясистый нос:

— А дальше что? Кто эта девушка? Как она себя назвала?

— Мэри Джером.

— Мама миа! Мэри Джером!

Он выпустил облако дыма, которое на мгновение окутало его лицо, и продолжил:

— Она отрекомендовалась секретарем миссис Дедрик? Так было?

— Да.

— Она не останавливалась в “Орчид Отеле”.

Я промолчал.

— Она походила на секретаря?

— Нет.

— Как по–вашему, она находилась в сговоре с преступниками?

— Я так не думаю. Она казалась по–настоящему удивленной, когда я ей рассказал о происшедшем. Да и зачем бы ей возвращаться сюда после похищения Дедрика, если предположить соучастие?!

— Вполне достоверно, Мэллой, — произносит Брандон с угрожающей улыбкой. — Вы на верном пути. Как вы полагаете, она была взволнована?

— Похоже, что да.

Брандон поудобнее устроился в кресле, взглянул на потолок и погрузился в свои мысли. Спустя какое–то время он опять заговорил:

— Внемлите тому, что я вам скажу: как только пресса пронюхает об этой истории, она их раззадорит и поднимется жуткий тарарам. Супруга Дедрика — это фигура заметная! Более того, личность! Опять лее, у нее множество влиятельных друзей. Мы рискуем попасть впросак: и вы, и я — если мы не проявим чрезвычайную осторожность. Я постараюсь быть благоразумным, а вы поступите гак, как вам будет сказано.

Мы с ним обменялись взглядами.

— Готов прозакладывать, что эта девица Джером — любовница Дедрика, — продолжал Брандон. — Это очевидно, как дважды два — четыре. Он приехал сюда, чтобы снять дом. Мадам Дедрик оставалась в Нью—Йорке. Мы слишком мало знаем об этом Дедрике. У нас не хватило времени, чтобы собрать досье. Но кое–какие справки навели. Их бракосочетание было тайным. Дедрик познакомился с будущей женой два месяца том\ з Париже, там они и обвенчались. Даже старик Маршланл, отец миссис Дедрик, вплоть до их прибытия к нему в Нью—Йорк, уже мужем и женой, ничего об этом не знал. Мне непонятно, почему они держали все это в секрете… Я не исключаю, что Дедрик мог оказаться сомнительной кандидатурой. И тогда, разумеется, его жена сочла за лучшее поставить Маршланда перед фактом, чем представлять, как претендента на ее руку, да еще нуждающегося в поручительстве. Это, конечно, не более чем гипотеза и вообще к делу отношения не имеющая… Однако говорит за то, что Дедрик путался с другой женщиной и женщина эта — Мэри Джером. Само собой, они намеревались провести ночь в этом доме. Однако, Дедрика похитили. Он не успел предупредить свою подругу. Все прекрасно сходится. Теперь становится понятно, почему она избегала допроса в полиции, почему она в вас стреляла, и отчего она дала деру, не дожидаясь нашего появления? И мне не стыдно признаться, я рад, что она ускользнула.

Он сделал паузу в ожидании, как я отреагирую. Но мне нечего было добавить к его словам. Я находил, что он, вне всякого сомнения, прав. Факты, как он выразился, прекрасно сходились.

— Вот потому я хотел провести с вами угу небольшую беседу, Мэллой, — снова заговорил он, не отрывая своего холодного взгляда от моего лица. — Дедрик похищен. Ну, что ж. Это в какой–то мере относится к моей компетенции. Но все прочее нас не касается. Я вам приказываю хранить в тайне этот инцидент с Мэри Джером. Если же вы станете о нем распространяться, то весьма об этом пожалеете. Я вызову вас обоих как свидетелей и все то время, что вы будете находиться у нас, мои ребята поупражняются с вами… в грубости. В общем, догадываетесь, что вас ожидает, если имя этой девицы просочится в прессу. В этом деле самое главное обходить грязь Я хочу, чтобы миссис Дедрик была, по возможности, ограждена от любых кривотолков. Уже достаточно того, чтобы потерять мужа при таких обстоятельствам. Следовательно, надо во что бы то ни стало скрыть от нее грешки молодого человека. Ясно?

Я раздумывал об огромных связях миссис Дедрик. Губернатор, вероятно, ни минуты не колеблясь, отстранил бы от должности Брандона, замолвь она лишь слово. Начальник полиции не столько заботится об интересах молодой женщины, охранении ее чести, как обеспечивает себе тылы.

— Ну что ж! — говорю я.

— О’кей! — говорит Брандон, поднимаясь. — Постарайтесь заткнуть ваши глотки, иначе вам несдобровать. А теперь проваливайте оба, чтобы ноги вашей здесь не было. Если вы сунете свой нос в эго дело, я уж постараюсь, чтобы вы пожалели о том, что вообще появились на свет.

— Это не станет семейной сенсацией, — томно произносит Кермэн, направляясь к двери. — Я \же давно высказываю подобные сожаления, поднимаясь утром.

— Вон отсюда! — Заорал Брандон.

И мы покинули помещение.

ГЛАВА II

I

После описанных событий прошел день. Было уже около десяти часов вечера и я решал — то ли отправиться спать, то ли откупорить бутылку шотландского виски, и тут зазвонил телефон.

Настойчивый, приказывающий звонок этот заставил меня вздрогнуть.

Снимаю трубку.

— Алло?

Сквозь тихое жужжание линии доносится музыка. Звучание трубы напоминает о стиле довольно известного ансамбля. Похоже, звонят из Кантри клуба…

— Мистер Мэллой?

Низкий протяжный женский голос. Как бы специально предназначенный соблазнять мужчин. По крайней мере, в моем представлении.

— Да. Это я.

— Меня зовут Серена Дедрик. Сейчас я в Кантри клубе. Не смогли бы вы со мной встретиться? Хочу предложить вам работу. Разумеется, если только она вас заинтересует.

Я спросил себя: неужели она не могла дождаться дня, чтобы сообщить об этом, и пришел к выводу, что, по–видимому, Дедрикам по вкусу принуждать других трудиться в нерабочее время. Впрочем, как раз это меня не слишком волновало. Мне очень хотелось, чтобы она ста та моей клиенткой.

— Конечно, миссис Дедрик. Я немедленно приеду. Справиться о вас при входе?

— Я буду ждать вас на стоянке машин. Это черный “кадиллак”. Сколько времени вам понадобится на дорогу?

— Минут пятнадцать.

— Хорошо. Буду ждать ровно четверть часа.

Ее голос утратил свою протяжность.

— Уже выхожу…

Она не стала ожидать конца фразы и повесила трубку.

Захожу в ванную, чтобы поглядеться в зеркало. Отмечаю, выгляжу довольно прилично, хотя не сльшком изысканно. Поправляю галстук и все это время задаюсь вопросом, чего все–таки хочет от меня Серена. Скорее всего, узнать от почти очевидца подробности о похищении. Судя по ее фотографиям, голосу, она не из тех женщин, кто довольствуется расхожими версиями.

Вывожу из гаража свой “бьюик” и качу по авеню Россмор, тянущейся вдоль площадки для гольфа, где при лунном свете двое психов с ожесточением колотят по фосфоресцирующим шарам. Сворачиваю на авеню Глендон и подъезжаю на четыре минуты раньше обусловленного времени к импозантному входу Кантри клуба. Деревянная эстрада вовсю расцвечена огнями и пока я поднимаюсь по аллее, замечаю немало полуобнаженных мужчин и женщин возле бассейна; ансамбль “Глен Бус и К°” в ярких разноцветных лучах прожекторов кажется выступающим в каком–то сказочном туннеле.

Стоянка расположена позади здания клуба. Сворачиваю туда и втискиваю свой “бьюик” в какую–то, кажется, единственную незанятую щель. Выхожу из машины, бросаю взгляд на длинные шеренги автомобилей и прихожу к выводу, что легче отыскать пресловутую иголку в стоге сена, чем обнаружить нужный мне “кадиллак” в этой роскошной автомобильной коллекции. Тут их сотни три, а уж “кадиллаков” никак не менее ста.

Где–то слева от меня то вспыхивают, то гаснут фары какой–то машины. Поворачиваю голову в ту сторону. Световая сигнализация не прекращается, я приближаюсь к черной сверкающей машине — той, которую я видел вчера неподалеку “Оушн Энда”.

Заглядываю внутрь машины.

Она сидит на водительском месте, курит сигарету, холодный свет луны падает на ее лицо. Первое, что бросается в глаза, это сверкающие бриллианты, рассыпанные по ее волосам. Они напоминают светлячков. В лунном свете ее кожа отливает алебастровой белизной. Шитое золотом сильно декольтированное платье без бретелек. Все в ней подчеркивает: я наследница четвертого состояния в мире — все от бриллиантов в прическе и до холодного, надменного лица, чуть удлиненного и, несомненно, очаровательного.

Отмечаю также, что у нее огромные глаза и шелковистые ресницы — они уж, безусловно, даны ей от рождения. Вот она поворачивает лицо ко мне. Несколько секунд взаиморазглядывания с нескрываемым любопытством.

— Я прибыл на несколько минут раньше, миссис Дедрик, — выдавливаю наконец из себя, — и все же огорчен тем, что вынудил вас ждать. Хотите разговаривать здесь или где–то в другом месте?

— А куда мы смогли бы отправиться?

— Есть здесь подходящий уголок на берегу реки, неподалеку от площадки для гольфа. Во всяком случае, там нам никто не сможет помешать.

— Хорошо. Поедем туда. — Она подвинулась. — Если вы не против, то машину поведете вы.

Усаживаюсь за руль и между маневрами, предпринимаемыми для выезда на аллею, украдкой наблюдаю за соседкой. Она отвернулась от меня в сторону, задумчива, мыслями далеко отсюда и лицо настолько бесстрастно, что более похоже на маску, вырезанную из слоновой кости.

Проскакиваю ворота, сворачиваю направо, мчусь ярко освещенной улицей до самого моста и сворачиваю на дорогу, ведущую вдоль реки. Несколько минут спустя почти у места. Замедляю ход, разворачиваю машину лицом к реке, переливающейся под светом луны, и, наконец, торможу. Кроме судорожного лягушачьего кваканья в камышах и плеска волн, бьющихся о крутой берег, к нам не долетает никаких звуков. Я решаюсь нарушить гнетущее молчание:

— Не хотите ли выйти из машины?

Она резко выпрямилась — похоже, что мысленно она находилась в тысячах лье отсюда — швырнула окурок в реку и отрицательно покачала головой:

— Нет. Поговорим лучше здесь. Это вы нашли Суки?

— Да. Нет ли известий о вашем супруге?

— Они мне звонили сегодня вечером. Требуют пятьсот тысяч долларов. Сказали, что муж чувствует себя прекрасно и жаждет увидеться со мной. — Ее холодный ровный голос все же не смог до конца скрыть ее страхи. — Надо вручить им деньги послезавтра вечером. Они освободят его, как только получат назначенную сумму.

Я слушал безмолвно. Выждав долгую паузу, она повернулась и пристально взглянула на меня.

— Кто–то должен передать эти деньги похитителям. Мне хотелось бы, чтобы этим кто–то оказались вы. Естественно, что ваши труды будут вознаграждены по достоинству.

Как раз то, чего я больше всего боялся! Глупец, который передает выкуп, гибнет в каждом втором случае.

— Вы с ними уже конкретно договорились?

Она покачала головой:

— Нет, известны только дополнительные условия. Вся сумма — бывшими в употреблении банкнотами достоинством в двадцать долларов. Их надлежит упаковать в три свертка из промасленного полотна. В последнюю минуту мне укажут место, где и состоится передача денег. — Она повернулась ко мне и опять посмотрела прямо в глаза. — Вы ведь не побоитесь возложить на себя эту задачу, правда?

— Я приму решение, когда станут известны окончательные условия.

— Думаете, это очень опасно?

— Не исключено.

Он открыла сумочку, достала портсигар и протянула его мне.

— Как по–вашему, они отпустят его? — спросила она и голос ее чуть–чуть дрогнул.

Я взял сигарету, постучал ею машинально о большой палец и, наконец, произнес:

— Есть некоторая надежда.

Я поднес огонь к ее сигарете и несколько секунд мы курили молча.

— Я хочу услышать от вас правду, — сказала она резко. — Они отпустят его?

— Откуда я могу знать. Это зависит, в частности, от того, видел ли он их? Если нет, то они не имеют оснований его… задерживать.

— А если видел?

— Зависит от их настроения. Похитители, как правило, столь же беспощадны, как и шантажисты, миссис Дедрик. Похищение с целью получения выкупа карается смертной казнью. Они не хотят рисковать.

— Я сделаю все возможное, я заплачу столько, сколько они потребуют, лишь бы только снова увидеть его. Все происшедшее — целиком моя вина. Если бы не мое состояние, они бы никогда его не похитили! Надо, чтобы они его отпустили!

Я не нашелся, что ей ответить. Меня не оставляла мысль, что она больше не увидит молодого Дедрика, во всяком случае, в живых. Обладая такой большой суммой, они вряд ли станут усложнять себе жизнь. Большинство похитителей предпочитают убивать свою жертву. Так меньше риска. Слишком многие из отпущенных жертв сообщали полиции данные, которые позволяли обнаружить похитителей.

— Вы известили полицию о новом повороте событий?

— Нет. И не собираюсь. Человек, который мне звонил, предупредил, что они следят за всем, что я делаю и где бываю. Он также сказал, что если обращусь в полицию, Ли тотчас будет убит. К тому же, от полиции и так мало толку. Все еще топчутся на месте.

— У нас вполне достаточно времени, чтобы устроить им ловушку. Можно незаметно пометить купюры. Тогда у полиции будет хоть какой–то шанс обнаружить преступников. Естественно, после того, как ваш муж окажется на свободе.

— Нет! — с твердостью сказала она. — Я дала им слово, что все будет без обмана. Если же я поступлю так, как советуете вы, они об этом проведают, первым пострадает Ли, а я себе этого никогда не прощу. Плевать на деньги! Я хочу возвратить Ли!

— Кто вам звонил? Не смогли бы вы попытаться определить по голосу ну хотя бы социальное происхождение вашего давешнего собеседника? Я имею в виду: культурный ли он человек? Заметны ли в его речи какие–нибудь специфические особенности? Быть может какие–то диалектные особенности? Словом, смогли бы вы узнать этого человека, если представится такой случай?

— У меня создалось впечатление, что он прикрыл трубку платком. Голос звучал приглушенно. Никаких особенностей мне не удалось заметить…

— Он произвел на вас впечатление грубияна?

— Нет! Скорее уж он был отменно вежлив!

Я в задумчивости смотрел на реку. Вполне вероятно, что они избавились от Дедрика лишь только покинули его дом. Раз уж они безо всяких колебаний убили шофера, то, ничуть не усомнившись, прихлопнут и меня, едва лишь получат выкуп. Откровенно говоря, работенка эта меня совсем не вдохновляла.

Серена оказалась достаточно проницательной, она словно прочитала мои мысли:

— Если вы откажетесь, то я абсолютно не представляю, к кому бы я могла еще обратиться. Я буду вас сопровождать, если вы возьметесь за это дело.

— Ну, нет уж. Если я пойду, то только сам.

— Вы меня не поняли. Я обязательно должна присутствовать при передаче выкупа. Если вы не поедете со мной, то я отправлюсь одна.

Удивленный ее горячностью я повернулся и взглянул ей в глаза. Несколько секунд, не отрываясь, смотрели мы друг на друга. По ее глазам я прочел, что напрасно буду стараться склонить ее к перемене решения.

— Раз так, — сказал я, — будем считать, что договорились. Я поеду с вами.

И опять мы молча посмотрели друг на друга.

— Хочу вам задать еще один вопрос, — вдруг сказала она. — Что представляет собой та молодая женщина? Ну, которая выдавала себя за моего секретаря?

— Внешне?

— Да.

— Ну, я бы ей дал лет тридцать. Хороша собой и богато одета. Я даже невольно подумал, что она не слишком похожа на секретаршу.

— Она очень красива?

— Она способна произвести впечатление, кроме того, в ней заметен характер. И я не обнаружил в ней того ощущения пустоты, присущего большинству красивых девчонок.

— Она звала моего мужа по имени, это правда?

— Да.

Серена стиснула кулаки.

— Этот толстый кретин комиссар вообразил себе, что она — любовница Ли, — с трудом, сквозь зубы выдавила она из себя. — И вы того же мнения?

— Неужели мое мнение тут что–нибудь определяет?

— Я спросила вас: разделяете ли вы мненье комиссара?

Голос ее стал хриплым, приглушенным от волнения.

— Трудно сказать. Я не знаком с вашим мужем. То, что на поверхности лежит, вроде бы свидетельствует в пользу официальной гипотезы, но вполне вероятно и иное — у него были с этой женщиной отношения чисто дружественные…

— Он не влюблен в нее, — Серена сказала это так спокойно и тихо, что я едва ее расслышал. — Я наверняка знаю! Он никогда и не помышлял привести какую–нибудь женщину в дом. Он не был человеком, способным на такую бестактность.

Она смолкла и резко отвернулась, поднеся руку к лицу.

— Полиция нашла ее? — спросил я.

— Нет. Даже не ищут. Они просто уверены, что она любовница Ли. И посему считают за лучшее не впутывать ее в это дело. Но я — то думаю иначе. Она кое–что должна знать…

Я молчал.

После тягостного, долгого молчания Серена вдруг попросила:

— Не могли бы вы доставить меня обратно, в клуб? Похоже, что до послезавтрашнего вечера нам говорить пока не о чем. Приезжайте ко мне к шести часам! Быть может, нам и придется какое–то время ждать, но надо быть готовыми двинуться в путь в любую минуту.

— Я приеду.

Вплоть до самого торможения у здания клуба мы не разговаривали. Она буквально выскочила из машины и на прощание сказала, сверкнув пустой, почти механической улыбкой:

— Итак, послезавтра в шесть часов вечера.

Я глядел вслед ей, пока она поднималась ступеньками к клубу: утонченный, изысканный абрис в обрамлении злата и сверкающих бриллиантов, а ее сердце истерзано ужасом и ревностью.

II

Я с трудом вскарабкался по каменной лестнице, ведущей к кабинету Миффлина на четвертом этаже полицейского управления.

Миффлин сидел, повернув голову к окну, в шляпе, надвинутой на глаза. К нижней губе приклеился окурок. Его лицо, красное и хмурое, несло на себе печать задумчивости и внутренней собранности.

— И опять вы, — произносит он мрачно, лишь переступил я порог его кабинета. — Это смешно, но я сейчас подумал именно о вас. Проходите, присаживайтесь. Сигареты и не просите — моя пачка уже опустела.

Я выбрал твердый стул с прямой спинкой и уселся на него верхом.

— Ну и что слышно по поводу того дела с похищением?

— Кошмар, — ответил он со вздохом. — Никаких представляющих интерес новостей. Да еще этот Брандон, мечущийся как угорелый. Он надеется, что… его назначат главным комиссаром полиции, если только сможет досадить похитителям.

Роюсь по карманам своего пиджака, отыскиваю сигареты и протягиваю пачку Миффлину. Он берет одну, подносит мне огонь и мы продолжаем размышлять.

— А что с той девчонкой Джером?

— Вас привело сюда только желание что–нибудь выведать?!

— Что вы. Я хочу поделиться с вами не слишком значительными, но вполне достоверными сведениями.

Лицо Миффлина светлеет:

— Есть новости?

— Не совсем так. И сугубо между нами. Вчера вечером миссис Дедрик пригласила меня. Вы, несомненно, уже догадались…

— Гангстеры потребовали выкуп и она попросила вас вручить его? Так?

Я согласно кивнул:

— Она не желает, чтобы об этом стало известно полиции.

— Вполне естественно, — сказал Миффлин не без горечи в голосе. — Она ведь еще не утратила надежды заполучить назад своего мужа… Ну и когда же?

— Завтра вечером. Ей позвонят, чтобы дать последние инструкции.

— Надо предупредить Брандона.

Я пожал плечами:

— Дело ваше. Но боюсь, что он тут бессилен что–либо предпринять. Разве только, что он самочинно вмешается, схватит парня, принимающего выкуп. А это и станет залогом смерти Дедрика.

— Бьюсь об заклад, что он и так уже мертв, этот Дедрик…

— Вполне вероятно, но ничего не дает нам права на подобное утверждение.

— Все же следует предупредить Брандона.

— При условии, что он не проговорится миссис Дедрик о моем визите сюда. Если так, то ничего не имею против. Что вы намереваетесь предпринять? Установите наблюдение за телефонными разговорами?

— Вероятно, и это тоже, — подтвердил Миффлин. Он зажмурился и нахмурил брови. — Если эта дама не желает посвящать полицию в это дело, вряд ли Брандон осмелится вмешаться. Он слишком уж боится где–либо допустить промашку. Как только выкуп достанется адресату, мы успокоимся: дело перейдет в руки федеральной полиции.

— Но вернемся все же к Мэри Джером. Есть ли тут что–нибудь новенькое?

— Брандон тверд в решении не трогать ее, но я тем не менее отыскал ее колымагу. Один из агентов обратил на нее внимание, когда она отъезжала из “Оушн энда” и даже заприметил номер. Он доложил, лишь только узнав о совершенном похищении. Мэри Джером арендовала машину в гараже “Акм”. Вам он, конечно, известен? Его содержит некий Лют Феррис. Мы время от времени учиняем над ним надзор по подозрению в контрабанде марихуаны. Но ни разу не удалось накрыть. Когда я звонил, он находился в Лос—Анджелесе, пришлось потолковать с его женой. Она припомнила девицу Джером. Та заявилась позавчера, незадолго до похищения, что–то около восьми часов. Лют предоставил ей машину на прокат. Ока внесла залог — пятьдесят долларов. А еще разъяснила, что машина ей потребуется не менее чем на двое суток. Она сообщила также, что проживает в “Орчид Отеле”.

— Подозрительно доверчив этот Феррис. Сдает автомобиль напрокат невесть кому, даже не пытаясь удостоверить фамилию и адрес.

— А ему на это наплевать. Машина — застрахована. Так он нам объяснил и мы с ним больше не разбирались.

— А вы не предпринимали розыски в аэропорту, на вокзале? Надо же выяснить, когда она в самом деле прибыла?

— Разумеется! Но никаких следов не обнаружено там.

— Это все, что удалось узнать?

— Больше никогда никто ничего не узнает, — произнес Миффлин, гася окурок. — Дела о похищениях — это для нас малоприятная штука. Если они расправились с жертвой, а банкноты не были помечены, то… Единственно, на что остается надежда, так это, если кто–нибудь из бандитов посчитает себя обиженным при дележе и выдаст всех, чтобы отомстить. А поскольку Брандон не очень–то стремится проявлять инициативу, дело усложняется еще больше. Перспективный след, по которому я мог бы пойти, эта упомянутая Мэри Джером, но туг я и вовсе связан по рукам и ногам.

— Ну что ж, возможно, случится новое убийство — и поднимет настроение, — вымолвил я с горечью. — Я получу завтра роковую пулю, что, собственно, меня ничуть не удивит.

Миффлин в задумчивости уставился на меня:

— Вот я впервые за эту неделю и услышал обнадеживающие слова! — сказал он. — Что ж, если хорошенько пораскинуть мозгами, именно это и ожидает вас завтра.

Покидая кабинет, взглянул напоследок на Миффлина: он потирал руки, напевая “Похоронный марш” Шопена.

III

— Ты уже написал завещание? — поинтересовался Джек Кермэн, наблюдая за тем, как я, сидя у письменного ствола, достаю патроны из коробки, чтобы зарядить револьвер. — Надеюсь, ты сделал меня своим единственным наследником. Это было бы весьма кстати. Моя рыжая подруга воображает, что я — министр финансов.

— Помолчите хоть немного, Джек, — приструнила его Паула. Она тщетно пыталась скрыть свое беспокойство: выдавала тревога в ее глазах. — Вы очень уж нетактичны!

Тут уж я прикрикнул:

— Да прекратите же спорить! — и взглянул на них мрачно. — Вы вселяете в меня страх. Ладно, Джек, давай еще повторим. Дом будет, вероятно, под наблюдением, так что тебе необходимо оставаться вне их поля зрения. Я сообщу тебе направление буквально в последний миг. Ты выжидаешь пять минут, после чего следуешь за нами. Проверишь, чтобы никто за тобой не увязался. Было бы слишком обидно провалить все из–за пустячной небрежности. Ни при каких обстоятельствах тебя не должны видеть, ну разве что–то чрезвычайное. Тогда и только тогда ты можешь стрелять…

Кермэн сглотнул слюну:

— Как ты сказал?

— Я сказал — ты сделаешь свой выстрел.

— Угу, именно то, что я и боялся услышать. По размышлении, мне тоже надо составить завещание.

— И, ради бога, целься поточнее.

Бросив взгляд на свои наручные часы, я встал и спрятал свой револьвер под мышкой.

— Ну что ж, пора. Паула, ее ни в полночь от нас не поступит никаких известий, отправитесь к Миффлину и расскажете ему обо всем.

— Я позвоню Пауле, — произнес с озабоченным видом Кермэн. — Черт побери, во всяком случае, я на это надеюсь.

— Будьте осторожны, Вик, — напутствовала Паула голосом, полным тревоги.

Я потрепал ее по плечу:

— В ваших поступках напрочь отсутствует логика. Вы переживаете из–за трюка с похитителями, но вы же сами, ничуть не колеблясь, посылаете меня в притон наркоманов. Не будьте ребенком, Паула. Думайте лучше о деньгах, которые мы заработаем.

— Во всяком случае, храните благоразумие, — сказала она, пытаясь улыбнуться, — и не слишком изображайте из себя храбрецов, чтобы прельстить эту… белокурую наследницу.

— Вы заставляете меня нервничать, — ответил я. — Идем, Джек.

Мы проследовали коридором и вошли в лифт.

— Как ты думаешь, у нас хватит времени пропустить по рюмке? — взмолился Ксрмэи, едва лифт остановился.

— Нет, но в машине есть фляга. И еще, Джек, не следует самообольщаться. Скорее всего, придется нам горячо.

Кермэна передернуло.

— Это уж чересчур для меня.

Он забрался в салон “бьюика” и растянулся там на полу. Я накрыл его одеялом.

— Ого! Ожидается восхитительное путешествие, — сказал он, высунув голову из–под одеяла. — Сколько мне придется преть под этой штукой?!

— Где–то с три четверти часа, не более!

Завожу машину.

— В твоем распоряжении непочатая бутылка шотландского виски, чтобы не соскучиться. Но об одном прошу, не кури!

Мы проезжаем километра три по аллее на скорости более разумной, чем намедни. Круто, с большой осторожностью разворачиваюсь и останавливаюсь в метре от балюстрады.

И при мягком свете заходящего солнца дом не показался мне более приветливым, чем любое другое здание, в которое было бы угрохано пятнадцать миллионов. У парадного входа стоит большой черный “кадиллак”. Чуть в стороне двое китайцев–садовников срезают поникшие цветы с похожего на зонтик куста роз. Они трудятся с медлительным старанием, словно этот куст даст им приличную ренту на ближайшие девять месяцев. Хотя, возможно, так оно и будет. Просторный бассейн сверкает в солнечных лучах, но купальщиков что–то не заметно. На краю лужайки мягкого зеленого цвета, разбитой у самой террасы, шесть фламинго ярко–розового цвета смотрят на нас, изогнув шеи и стоя на несгибающихся ногах.

Оборачиваюсь на дом. Ярко–зеленые ставни закрыты. Тент над входной дверью из зелено–кремовой полосатой ткани полощется на ветерке.

— Ладно. Пока, — как можно теплее говорю Кермэну. — Я пошел.

— Попутного тебе ветра, — донесся горестный голос из–под одеяла. — Не напивайся, разбавляй виски водой.

Пересекаю террасу и давлю на кнопку звонка. Через оконное стекло замечаю просторный вестибюль и темный коридор, ведущий в глубь дома.

В холле показывается высокий лудой старик, он и открывает мне дверь. Он взирает на меня сверху вниз, но взгляд его вполне дружелюбный. Мне даже показалось, что он оценил мой пиджак и хотел бы предложить мне другой, более подходящий для этих мест. Но, скорее всего, ошибаюсь. Он меня едва замечает.

— Миссис Дедрик ожидает меня.

— Нельзя ли узнать ваше имя, сэр?

— Мэллой.

Он все еще преграждает мне дорогу.

— Могу я попросить вашу визитную карточку, сэр?

— Нет, благодарю. Обойдемся без формальностей!

Легкая вежливая улыбка появляется на его лице, как у старого дядюшки, который не хочет спорить с юным отроком — надеждой семьи:

— Эти господа из газет способны на все, лишь бы добиться встречи с миссис Дедрик. Поэтому мы должны принимать меры предосторожности, сэр.

Я начинаю догадываться, что если я не предъявлю ему (какое–нибудь удостоверение, то буду торчать здесь до новых веников. Вынимаю из бумажника и вручаю ему свою визитную карточку — ту, где моя профессия не названа.

Он освобождает проход:

— Не угодно ли вам обождать в салоне, сэр?

Вхожу в комнату, где смерть настигла шофера Суки. Мексиканский ковер чист. Меня не встретил ничей труп, чтобы поприветствовать, я не заметил никакого стакана: ни с виски, ни без него, не лежит и сигаретный окурок, чтобы прожечь отреставрированную поверхность стола.

— Если бы вы могли предложить мне двойной виски с большим количеством льда, я был бы признателен.

— Разумеется, сэр.

Он проплыл по комнате, как влекомая течением соломинка, и засуетился возле буфета, на котором воцарились бутылка марочного виски, бокалы, ведерко со льдом и сельтерская.

Он отлично смешивает коктейли. Напиток, предложенный мне, мог заставить покачнуться даже конную статую.

— Если вам угодно полистать журналы, сэр, то я сейчас же принесу.

Я умостился в кресле, вытянул ноги и с осторожностью поставил бокал.

— Долго ли придется ждать?

— Я не слишком опытен в такого рода делах, сэр, но полагаю, что мало вероятности, чтобы они позвонили нам до наступления ночи.

Он стоит навытяжку передо мной и я не могу отделаться от мыслей о фламинго, которых я только что наблюдал в саду. Но вместе с тем, его облик говорил и о жизни, наполненной трудом и преданностью. Ему явно более семидесяти лет, но его голубые глаза — осмысленные и ясные, а медлительность движений с лихвой компенсировалась компетентностью: это верный камердинер, прямо из голливудских фильмов. Он до неправдоподобности соответствовал этому образу.

— Пожалуй, вы правы. Надо рассчитывать часа на три, а то и больше.

Я вынул из пачки сигарету и едва успел поднести ее ко рту, как он поднес зажженную спичку.

— Не назовете ли вы мне свое имя? — попросил я.

Он изумленно поднял свои седые брови:

— Уодлок, сэр.

— Вы служите у миссис Дедрик или у мистера Маршланда?

— У мистера Маршланда. Он одолжил меня на некоторое время миссис Дедрик, и я рад, что могу оказать ему эту услугу.

— А вы давно уже в этой семье?

Он с нежностью произнес:

— Пятьдесят лет, сэр. Я служил у мистера Маршланда–старшего в течение двадцати лет, а затем у мистера Маршланда–младшего тридцать.

Эта беседа как бы располагала к дружеской откровенности, и я рискнул спросить:

— Вы познакомились с мистером Дедриком только во время его приезда в Нью—Йорк?

Как по волшебству, с его лица стерлась теплая улыбка.

— Да, сэр. Он пробыл несколько дней у мистера Маршланда.

— Понимаете ли, я никогда его не видел. Мы с ним разговаривали по телефону, и я только слышал его голос. Почему–то мне кажется, что не существует его фотографий. Как он выглядит?

Мне показалось, что синие глаза Уодлока блеснули упреком, хотя это лишь предположение:

— Хорошо сложен, брюнет, высокого роста, широкоплечий, черты лица правильные. Я не сумею лучше описать вам его, сэр.

— Он вам не нравится?

Старик напрягся, выпрямил свою спину, согнутую годами.

— Вы, кажется, желали полистать свежие журналы, сэр? Ожидание не будет казаться вам таким долгим!

Это было равнозначно ответу: абсолютно ясно, что Дедрика старик недолюбливает.

— Не стоит беспокоиться. Я немного отдохну, сидя в кресле и ничего не делая.

— Как вам угодно, сэр. — Голос уже не звучал дружелюбно. — Я вам сообщу, если появятся какие–либо новости.

Он удалился на своих длинных подагрических ногах с достоинством архиепископа во время службы, оставив меня в одиночестве в этой комнате, напичканной мрачными воспоминаниями. В метре от моей левой ноги окровавленная голова Суки испачкала ковер. Возле камина, в другом конце комнаты, телефон, с которого доносилось ко мне учащенное, взволнованное дыхание Дедрика. Я повернулся к наружной застекленной двери, которую гангстеры, скорее всего, проследовали с револьверами в руках.

Невысокий худощавый мужчина в панаме и колониальном костюме стоял на пороге. Он наблюдал за мной. Я не услышал, когда он вошел. Собственно, я и не рассчитывал на встречу с ним. В голове моей роились только гангстеры и преступления — потому, завидев этого человека, я едва не подскочил до потолка.

— Я совсем не хотел застигнуть вас врасплох, — тон его был мягок, но несколько пренебрежителен. — Я попросту не знал о том, что вы здесь.

Говоря это, он вошел в комнату и, сняв с головы панаму, положил ее на стол. Я догадался, что появившийся не кто иной, как сам Франклин Маршланд, и принялся разглядывать его уже внимательнее, стремясь обнаружить хоть отдаленное сходство с дочерью. Но так и не нашел У отца крупный, как орлиный клюв, нос, тяжелый подбородок, карие задумчивые и презрительные глаза и полные, почти как женские, губы. Сеть морщин на загорелом лице, густая бахрома белых блестящих волос вокруг бронзовой лысины делали его похожим на Санта—Клауса свежевыбритого и довольно добродушного.

Я счел необходимым подняться из кресла, но он жестом остановил меня.

— Не беспокойтесь. Я хотел бы выпить глоток виски в вашем обществе. — Он взглянул на запястье — тонкий золотой корпус часов. — Четверть седьмого. Как вы на это смотрите?

Я ответил, что это отличный принцип, но иногда надо идти на нарушение правил, чтобы подчеркнуть свою независимость.

Он не придал значения моим словам. Его лицо изображало полную апатию, что позволило предположить: он вообще никогда не слышит своих собеседников.

— Вы — тот самый молодой человек, которому поручено передать выкуп, — сказал он скорее утвердительно, чем спрашивая.

Я подтвердил, что это действительно так, а он в это время уже принес виски и обосновался в кресле напротив моего. Усевшись, он принялся разглядывать меня через бокал, как некое занятное животное.

— Она сообщила мне, что едет с вами.

— Да, она так сказала.

— Я предпочел бы, чтобы она держалась в стороне от подобного дела, но… говорю я ей о чем–то или не говорю — без разницы…

Я пригубил виски, а глаза мои уставились на его белые шевровые туфли. В жизни еще не видел таких маленьких ног у мужчин.

— Мне никогда не удавалось заставить ее прислушиваться к голосу разума. И это печально. Разумеется, старики всегда мелют вздор, но порой это оказывается мудрыми советами, если бы молодежь захотела прислушаться.

У меня складывалось впечатление, что он скорее беседует сам с собой, чем рассказывает мне, потому я и не пытался ему перечить.

Он погрузился в длительное раздумье, на сей раз молча. Я еще закурил и постарался придать своему лицу умное выражение: на случай, если у него снова возникнет желание общаться со мной.

Наблюдаю издалека китайцев–садовников, которые, по всей видимости, решили, что на сегодня работать хватит. Они долго изучали кусты роз, на касаясь их, и, наконец, удовлетворенные увиденным, отправились с чувством исполненного долга отдыхать.

— У вас есть револьвер? — спросил вдруг Маршланд.

— Да, но не думаю, что мне придется пускать его в ход.

— Хочется надеяться. Вы уж проследите, чтобы она не слишком подвергала себя опасности. Договорились?

— Само собой разумеется.

Он залпом выпил полбокала, но было не похоже, что это ему в удовольствие.

— Эти господа, по–моему, хватили через край! Пятьсот тысяч долларов — это же колоссальная сумма!

На сей раз он, кажется, ждал ответа на реплику, и я повиновался:

— Собственно для этого они его и похитили. Тут тоже не меньший риск.

— Несомненно. Вы полагаете, что они склонны выполнить свои обязательства?

— Этого я не могу знать. Как я уже объяснял миссис Дедрик, если Дедрик их не видел…

— Да-м, она мне рассказывала. Тут вы, конечно, правы. Я изучил отчеты о самых громких похищениях за последние годы. Создается впечатление, что чем значительнее сумма выкупа, тем меньше остается шансов у жертвы.

И вдруг я почувствовал, что вся его мягкость и все безразличие улетучились, он устремил на меня напряженный и даже несколько странный взгляд.

— Все зависит и от того, с какими гангстерами нам придется иметь дело, — ответил я, вынеся ею взгляд.

— У меня такое предчувствие, что нам уже не приведется увидеть моего зятя. — Он не спеша поднялся, прошелся по комнате с озабоченным видом, словно что–то потерял. — Естественно, я этого не говорил при дочери, но не буду чересчур удивлен, если его уже убили. — Брови его вопрошающе поднялись. — А вы что думаете об этом?

— Такой исход вполне возможен.

— И даже более — вероятен?

— Боюсь, что да.

Он раскрылся передо мной добровольно, и его нескрываемая удовлетворенность и успокоенность меня буквально ошеломили.

Он бодро вышел из комнаты, что–то напевая вполголоса.

IV

Стрелки моих часов подобрались к одиннадцати, когда, наконец, раздался телефонный звонок. Ожидание тянулось пять бесконечно долгих часов и я был в такой степени напряжен, что даже не сразу потянулся к трубке. Меня опередили где–то в другой части дома.

За эти пять часов я не раз исходил вдоль и поперек эту комнату, сидел на диване, смотрел в окно ч курил сигарету за сигаретой.

Меня посетил Уодлок, доставив мне обед на сервировочном столике, но так и не сказав ни полслова, покинул комнату, оставив меня наедине с закусками.

Где–то в начале девятого я вышел во двор, чтобы ободрить Кермэна и просунуть ему в окошечко на дверце машины солидный кусочек цыпленка. Это отняло у меня не больше минуты — ведь кто–нибудь в самом деле мог устроить засаду в кустах и я боялся, тобы он не запеленговал поток проклятий, обрушенных на меня Кермэном…

Теперь в ходе событий наметился хоть какой–то поворот. Даже я, не проявляющий к Дедрику особого интереса, все это время изрядно понервничал. Что же тогда сказать о чувствах Серены! Она, несомненно, была как на иголках.

Прошло несколько минут и л, заслышав какой–то шум у двери, выглянул в вестибюль.

Серена, одетая в черные брюки и в короткой темной цеховой куртке, наброшенной на плечи, торопливо сбегала по лестнице. За ней следовал Уодлок, неся три пакета из промасленного полотна.

Серена казалась бледной и нездоровой. Лицо ее надменно и помято — легко увидеть, чего ей стоили эти исполненные драматизма бдения.

— На шахте Монте—Верде… вы знаете, где это? — спросила она низким и надломленным голосом.

— Да, по пути на Син—Диего. Если сейчас там не слишком большое движение, то мы прибудем к месту минут через двадцать.

Бесшумно подошел Франклин Маршланд.

— Где? — поинтересовался в свою очередь он.

— На шахте Монте—Верде, — ответил я. — Это заброшенный рудник, раньше там добывали серебро. Они облюбовали укромный уголок. — Я взглянул на Серену и заметил, что губы у нее дрожат. — Есть какие–либо новости о вашем супруге, миссис?

— Он… будет освобожден вроде бы спустя три часа после получения выкупа. Они позвонят сюда, чтобы сообщить его местонахождение.

Я переглянулся с Маршландом. Серена ухватила меня за руку.

— Вы думаете, они солгали? И как только деньги скажутся у них, мы утратим всякое влияние на них?!

— Но вы, миссис, и так никакого влияния на них не имеете. Вы полностью во власти гангстеров. Выбора попросту нет. Остается только довериться им.

— Ты не хочешь доверить мистеру Мэллою самому вручить им выкуп, дорогая? А самой дожидаться здесь второго телефонного звонка? — обратился к ней Маршланд.

— Нет!

Она даже не посмотрела в его сторону.

— Серена, будь умницей. А вдруг они хотят похитить и тебя? Нельзя ничего предугадать заранее. Я уверен, что мистер Мэллой вполне способен сам..

Она резко повернулась к нему. Лицо ее еще сильнее исказилось болью. Чувствовалось, что сейчас она на грани нервного срыва.

— Я отправлюсь с ним. И какие бы доводы ты не приводил мне, ничто не заставит меня изменить свое решение! — крикнула она с яростью. — Тебе уже можно не притворяться! Я и без того знаю, что ты будешь просто в восторге, если Ли не удастся выскочить живым из этой авантюры! Я знаю, ты его ненавидишь! Ты будешь потирать руки от удовольствия, когда узнаешь, что с ним что–то случилось! Но я, я привезу его домой! Ты слышишь меня! Я верну его!

— Ты несешь чушь… — произнес Маршланд.

Лицо его слегка покраснело. Глаза глядели сурово и печально.

Серена повернулась ко мне:

— Так вы едете со мной?

— Да, раз вам так угодно.

— Тогда берите деньги и идемте!

Она подбежала к дверям, открыла их толчком и выскочила на террасу.

Уодлок протянул мне пакеты с деньгами:

— Поберегите ее, — попросил он.

Я сказал ему, криво улыбнувшись:

— Еще бы!

Маршланд удалился, не глядя на нас.

— Она очень возбуждена, сэр, — шепнул Уодлок, который и сам казался безмерно расстроенным.

Я пробежал по террасе, затем по ступенькам и очутился возле “кадиллака”.

— Машину поведу сам, — сказал я, — укладывая пакеты на заднее сиденье. — Простите меня, я отлучусь буквально на секунду, только прихвачу свой револьвер.

Пока она усаживалась в “кадиллак”, я подбежал к “бьюику”:

— Шахта Монте—Верде, — шепнут я. — Выждешь пять минут и гляди в оба, Джек!

Из–под одеяла раздались неясные звуки, но я не стал задерживаться. Я поспешил к “кадиллаку” и занял место за рулем. Съежившись в уголке. Серена плакала.

Я завел мотор и машина мягко покатилась.

— Не предавайтесь унынию, — сказал я.

Но она все всхлипывала. Я подумал, что, в конце концов, это может принести ей утешение. Я надазил на акселератор, не превышая однако дозволенной скорости, и старался не обращать на нее внимания.

Но как только мы въехали на Орчид Бульвар, я снова обратился к ней:

— Вам надо взять себя в руки. Вы ведь мне так ничего еще и не рассказали о телефонном разговоре. Не стоит забывать, что, допустив какую–либо ошибку, мы поставим под удар вашего мужа. Похоже, похитители еще более встревожены, чем мы. А потому успокойтесь и расскажите мне обо всем подробно. Итак, что же вам они сказали?

Понадобилось еще несколько минут, чтобы совладала с собой; и только уже на повороте к авеню Монте—Верде она сказала:

— Надо положить деньги на крышу навеса, что у входа в старые шахты. Вы знаете, где это?

— Да. Что еще?

— Пакеты должны быть расположены на одной линии с промежутком тридцать сантиметров один от другого. Мы должны тотчас уехать, как только выполним все это.

— Все?

Ее передернуло.

— Да, если не считать угроз насчет репрессий в случае, если мы им подстроили какую–нибудь ловушку.

— Они не предоставили возможности поговорить с вами вашему мужу?

— Нет. Да и сама мысль об этом мне кажется несколько странной.

— Тем не менее, иногда они это делают.

Сам факт, что они не позволили Дедрику произнести несколько слов по телефону, не предвещал ничего хорошего. Но ей об этом я не сказал.

— Вам звонил тот же тип, что в первый раз?

— Вроде бы.

— У него был такой же приглушенный голос?

— Да.

— Отлично. Теперь план действий: я останавливаю машину у входа в шахту; вы остаетесь в машине; я беру деньги и раскладываю их на крыше. Вы должны следить за правильностью моих действий. Выполнив все это, я возвращаюсь в автомобиль. Теперь машину поведете вы. Как только мы выедем на авеню Вантюр, вы тормозите — и я высаживаюсь. А вы возвращаетесь домой.

— Зачем вы хотите сойти?

— Если нам повезет, я, возможно, что–либо замечу.

— Нет! — она ухватила меня за руку. — Вы что, хотите его гибели? Мы оставим там деньги и будем неуклонно соблюдать все их условия. Вы должны дать мне в том слово.

— Хорошо, договорились. В конце концов — это ваши деньги. Но раз вы уже впутались в эту историю, нам больше никогда не представится шанс их опознать. Гарантирую вам, что они меня не заметят.

Она повторила:

— Нет! Я не желаю со своей стороны давать им ни малейшего предлога не выполнить обещания

Я круто повернул длинный черный “кадиллак” и мы поехали дорогой на Сан—Диего.

— Ну что ж, резонно. Хотя и этот выход не из лучших.

Серена ничего не ответила.

Движение было весьма интенсивным и потребовалось несколько дополнительных минут, чтобы попасть на дорогу, ведущую к шахтам. Машина подпрыгивала на неровностях. Ландшафт был мрачен и пустынен, фары освещали островки густых кустарников и холмики отработанной породы. Мы всего лишь в нескольких сотнях метров от оживленной трассы, но мрак и глушь, парящие здесь, создают ощущение, что ты где–то на дне могилы.

Перед нами вход в шахту. Один створ внушительных деревянных ворот портала сорван с петель. Другой на месте, но устойчивость его вызывает сомнения. Торможу у дощатого забора. Фары освещают потрескавшуюся поверхность бетонированного шоссе, ведущего к главной шахте.

Замечаем навес. Его высота не более двух метров. Это ветхий, покосившийся барак, некогда служивший приютом надсмотрщику, который отмечал выход рудокопов на работу.

— Ну, что ж, — говорю я, — приехали. Ждите меня здесь. Если запахнет жареным, выходите из машины и бегите: чем быстрее, тем лучше.

Она сидит, вперив свой взгляд на старый навес, словно надеясь, что там вот–вот появится Дедрик. Лицо ее казалось высеченным из льда.

Я вышел из машины, открыл дверцу и достал пакеты. Взяв их под мышку, ощупал свой револьвер 38–го калибра и направился к шоссе, в сторону навеса.

Тишину нарушал только отдаленный гул машин на шоссе. Здесь же ничего. Никто не набросился на меня с оружием. Путь к навесу казался мне чересчур длинным: в ярком свете фар я представлял из себя превосходную мишень для любого желающего спустить курок. Я был счастлив, когда наконец достиг навеса. Моя правая рука скользнула под пиджак к револьверу, я сам я в это время заглядывал в приоткрытую дверь.

Я видел только сломанный стул, кучки мусора и какие–то бумажки, валявшиеся на полу. Фары нарисовали на стене, сплошь в клочьях паутины, два нечетких световых круга.

Даже мысль о том, чтобы положить деньги на крышу барака была мне совершенно нг по нраву. Меня мучило предчувствие, что Серена приноси, напрасную жертву, что ее надежды вернуть мужу свободу обречены. Но мне было поручено положить деньги на крышу, и ничего другого не оставалось, как выполнить задание. Итак, я кладу пакеты на ржавую жесть навеса, в соответствии с указаниями аккуратно размещаю их с интервалом в тридцать сантиметров. И все. Я предполагал спрятаться где–нибудь неподалеку, дожидаясь дальнейших событий, но если меня обнаружат и вследствие Дедрик будет убит, смерть его ляжет на мою совесть. Пожалуй, Серена права. Остается только один шанс, что похитители сдержат свое слово.

На обратном пути опять волнения: для гипотетического охотника я превосходная мишень.

Интересно, следят ли они за моими передвижениями. Укромных нор на этом полуразрушенном руднике отыскалось бы немало.

Торопливо дергаю дверцу машины и усаживаюсь на прежнее место.

Серена продолжает тихо всхлипывать. Не поворачиваясь к ней, спрашиваю.

— Если вы по–прежнему не хотите, чтобы я проследил за ними, то могу отвезти вас домой.

— Отвезите, — каждое слово давалось ей с трудом.

Едва мы миновали ворота входа, я заметил, как что–то промелькнуло за горкой отживших свое стропил. Я подумал, что это наверное Кермэн. Если и в самом деле это так, то он, вне сомнения, схоронится где–нибудь в надежном месте, чтобы разведать все до конца. Я поспешно взглянул на Серену, но она все еще возилась со своим носовым платком: явно ничего не заметила.

Я воспрянул духом — машина на всех парах летела к дому “Оушн энд”.

V

Часы над камином показывают четверть третьего. Я потягиваю мелкими глоточками виски с содовой, изучаю затуманенными глазами мексиканское седло с золотыми и серебряными украшениями, висящее как раз напротив меня.

Серена ушла в какую–то другую комнату.

Ожидание длится уже более двух с половиной часов.

И вдруг я непроизвольно вздрагиваю от раздавшегося откуда–то из–за спины еле слышного посвистывания. Виски выплеснулось из моего бокала.

— Право, ты последнее время стал чересчур нервным, — заговорил Кермэн, входя в комнату. — Это ты переводишь виски?

— Да, но здесь его вдосталь. Налей себе. По–моему, тебе сейчас в самый раз обратиться к помощи бодрящих напитков.

— Это уж точно. — Он подошел к буфету и приготовил себе большой бокал коктейля. — Вот досада, — сказал он. — Как ты думаешь, этой ночью нам удастся хоть немного поспать?

— Это к делу не относится. Ты кого–нибудь увидел?

Он уселся в кресло напротив меня:

— Нет. Во всяком случае мне не довелось встретить людей, но зато наблюдал, как деньги сбежали!

— И ты не видел, кто их взял?

Он покачал головой.

— Ну они не такие простачки! Их человек притаился в темном углу за опорой. Затем он перебрался в какое–то другое место над бараком и, очевидно, воспользовался удилищем. Мое воображение нарисовало, во всяком случае, довольно внушительное удилище, способное выдержать сопротивление крупной рыбины. И нашему персонажу оставалось только зацепить крючком пакеты и перепрятать их в свой тайник. Не было ни малейшего шума, не видел я и самого человека. Это прямо какая–то мистика, когда при лунном свете стали взлетать один за другим пакеты — на душе было муторно, особенно до того момента, пока я не смог разъяснить для себя происходящее.

— Да, придумано недурственно. А тебя–то он видел или нет?

— Ну что ты такое говоришь?

— Не бахвалься. Я же тебя видел.

— Готов держать любое пари, что меня ты не видел. Ведь я приехал, когда ты катил уже обратно. Я проводил взглядом красные огоньки задних сигналов. А к шахте я приближался ползком, как индеец.

— Да? Но я и правда кого–то обнаружил как раз когда отъезжал.

— Но не меня — тут я абсолютно уверен.

Я попытался детальнее вспомнить тот смутный силуэт, виденный мной ночью. Он ассоциировался у меня с Кермэном, это сомнения не вызывает. Что же именно? Мужчина: крупный, широкоплечий и узкобедрый. Увы, слишком уж общие приметы, но лучше хоть такие, чем никаких.

— Это, несомненно, был кто–то из банды похитителей. Жаль, конечно, что мне не удалось увидеть с более короткого расстояния. — Я посмотрел на часы. — Еще четверть часа — и они должны позвонить, если вообще позвонят!

Кермэн с удрученным видом тер глаза.

— Я буквально валюсь с ног, — сказал он. — Эти пять часов в машине меня доконали. Ты всерьез думаешь, что они его выпустят?

— Ничего я не думаю. Не очень похоже, чтобы они его освободили в нынешней ситуации. Если же это случится, он может считать себя баловнем судьбы.

— Брандон будет рад, если Дедрик не вернется, — произнес Кермэн, скрадывая зевок.

— Он уж как–нибудь выпутается, благодаря Серене.

— Но ведь мы помощники Серены. Он не позволит себе никаких нападок на наследницу, но с нами… он церемониться не станет!

— Ну что ж! Бог ему судья, — сказал я.

Я пересек комнату, чтобы долить свой бокал, но лишь только коснулся бутылки, как неслышно возник Франклин Маршланд.

— Итак, вы вернулись живы и невредимы, — констатировал он, — Должен признаться, я здорово перенервничал.

Он вопрошающе повернулся к Кермэну.

Я представил их друг другу.

— Слишком тягостное ожидание, не правда ли, — продолжал Маршланд. — Хотелось бы верить, что телефонный звонок не запоздает!

— Через пять минут истекут обусловленные три часа, — сказал я, протягивая бокал Кермэну. Я опять обосновался в кресле. — Если они его отпустят, то они постараются оказаться как можно дальше от города к тому моменту, когда Дедрик вернется домой.

Маршланд повернулся вполоборота, глядя в упор на меня:

— Слишком мала вероятность, что они его отпустят, — сказал он. — Если в ближайшие полчаса мы не увидим его здесь, по–моему, придется приглашать полицию.

— Тут уж вам решать, — ответил я, — но поскольку мы и так уже долго ждали, лучше бы потерпеть до утра. Особенно сейчас, когда какая–нибудь ошибка может оказаться для него роковой.

— Думаю, он давно мертв.

Я слишком устал, чтобы бесцельно жонглировать фразами. Потому и перехожу в атаку:

— Что же он вам такое должен был сделать, Ли Дедрик, что вы его так возненавидели?!

Он не удостоил меня ответа и прошел на террасу. Пробыл там три или четыре минуты, затем возвратился и проследовал к двери, ведущей в вестибюль.

— Пойду–ка я лучше проведаю дочь, — сказал он, ни к кому не обращаясь, словно про себя. — Это ожидание, видимо, для нее все равно, что пытка.

На пороге он задержался, повернулся к нам и выпалил:

— Человек, который женится не на молодой девушке, а на ее деньгах, во все времена заслуживает презрения, мистер Мэллой!

С тем и оставил нас. Мы слышали, как он поднимался по лестнице.

Лицо Кермэна исказила гримаса.

— Это правда? Он женился на ней ради денег? — спросил он тихим голосом.

— Не знаю… — большим пальцем указываю на настенные часы. — Они уже просрочили пять минут…

— Я в этом не наблюдаю ничего утешительного, а ты?

— Нам не остается ничего иного, как ждать, — ответил я, устраивая ноги на подлокотнике дивана. — Мне по душе эта девушка. Хотя у нее и манеры избалованной девчонки, но сердце у нее есть.

Кермэн пробурчал сквозь зубы, закрывая глаза:

— Предпочитаю более доступных…

Настенные часы отсчитывали минуту за минутой. Нас одолел сон…

Первые лучи солнца разбудили меня как бы внезапно. Я бросил взгляд на часы: четверть восьмого. Кермэн спал, сжав кулаки. Издалека доносился шум прибоя, в бухточке из красных скал, у самого сада.

Я сбросил ноги с дивана и вышел на террасу.

Двое китайцев–садовников погружены в работу: они созерцают розовый куст, подстриженный в виде зонтика. Фламинго обосновались вокруг пруда, поросшего водяными лилиями, и завтракают. У самого края террасы, по–прежнему одетая в черные брюки и меховую куртку, Серена Дедрик вглядывалась в морские дали. Не бледное лицо, ее рассеянный взор красноречивее слов убеждают меня, что за время моего сна никто не звонил и не возвратил Дедрика в лоно семьи!

Я бесшумно вернулся в вестибюль, оставив Серену наедине с ее печалью.

ГЛАВА III

I

Последующие четыре дня походили на корриду, причем столь увлекательную и захватывающую, что весь город Орчид, обычно такой невозмутимый, был потрясен до самых основ.

Информация получила огласку: все узнали, что выкуп в пятьсот тысяч долларов был передан банде похитителей, но та не выпустила жертву из когтей. Как и следовало ожидать, весь регион, от Сан—Франциско на севере и до Лос—Анджелеса на юге, был встревожен.

В первые часы Брандон творил, что хотел, вволю наслаждаясь властью. Он предпринял широкий розыск, но не успел размахнуться, как из Сан—Франциско явились несколько проворных федеральных агентов и отняли у него это дело.

Государственная полиция, части регулярной армии, авиация, телевидение и радио — вое оказалось вовлеченным в игру.

Кермэн и я немало часов проторчали в полиции, где нас подвергали всяческим допросам и контрдопросам под руководством побагровевшего от ярости Брандона, сопровождавшего свои вопросы увесистыми ударами кулака по столу. Несколько позже двое агентов федерального бюро расследований с кроткими физиономиями разрывали нас на куски, разнимали на части, выспрашивали с инквизиторским видом, а затем все эти кусочки соединяли вместе, как попало.

С нами были грубы, нам угрожали, нас осыпали бранью. Размахивали кулаками перед нашими носами. Шеи надувались, лица багровели, и рты их источали слюну. И все это для того, чтобы выжать из нас еще сведения. Но увы, нам нечего было больше рассказать.

Я не мог пройти по улице и двух шагов, чтобы не столкнуться с фотокорреспондентами. Кермэн — “человек, видевший, как взлетел выкуп”, — подвергался атакам от зари и до заката: к нему цеплялись всевозможные охотники за автографами, любители сувениров; с одичавшими глазами они вымаливали у него хоть что–нибудь: пилочку для ногтей, прядь волос или там лоскут от его костюма. Естественно, если он набирался смелости покидать агентство.

Огромные решетчатые ворота “Оушн энда” были на запоре, телефоны отключены. Дом погрузился в кладбищенскую тишину. Прошел слух, что пораженная отчаянием Серена не на шутку больна.

Весь день в небе гудели самолеты, неся наблюдение за дюнами и холмами в окрестностях города. По улицам курсировали патрули. Полицейские вели расследование чуть не в каждом дворе, задерживая подозрительных для допроса. В Корал Гэйблс, восточной части города, была проведена широкомасштабная операция полиции по проверке алиби различных сомнительных элементов.

В общем, велась грандиозная деятельность, но, не взирая на усилия федеральных агентов, муниципальной полиции, государственной полиции, армии и сотен добровольных сыщиков, ни сам Ли Дедрик, ни его похитители обнаружены не были.

На пятый день Серена прервала свое мучительное заточение и приняла участие в охоте. Местная печать и радио сообщили, что она учредила награду: двадцать пять тысяч долларов тому, кто предоставит сведения, которые помогут арестовать похитителей, и тысячу долларов за любую информацию, имеющую отношение к этому похищению.

И как результат, чуть ли не каждый житель Орчид Сити — разве что исключая слишком богатых, — стал доморощенным детективом, а город — адом.

Пришел шестой вечер с момента вручения выкупа, и я решил укрыться в моем маленьком тихом бунгало, до чертиков довольный тем, что я наконец–то вырвался из тисков этой воющей корриды. Я хотел запереться на все замки и пораньше лечь спать.

Мое бунгало, выстроенное на дюнах, обращено фасадом к морю, и до ближайшего другого дома расстояние не меньше километра. При доме есть небольшой сад, правда, поросший бурьяном, хотя Тони, мой единственный работник по дому, получает жалование и за то, чтобы сад был ухоженным. Имеется тут и веранда с уже выцветшими ставнями, гостиная, две спальни, ванная комната и кухня величиной с телефонную будку.

И все же я люблю этот утолок за его уединенность и тишину. Не слышно воплей соседского радио, можно петь, сидя в ванной, не опасаясь, что кто–нибудь запустит камнем в окно. Однако, уединенность моего бунгало может и поощрить типчиков, вынашивающих по отношению ко мне черные планы: ведь призывы о помощи будут тщетны.

Я было вставил ключ в замочную скважину, как вдруг услышал за собой крадущиеся шаги. Вообще–то, нервы у меня, как канаты, но треволнения последних пяти суток сказались. Я, затаив дыхание, резко оборачиваюсь: прямо передо мной расплывчатый силуэт.

Сжимаю правую руку в кулак, заношу ее для удара, но тут же останавливаюсь, поскольку моим ночным визитером оказалась женщина. С жадностью насыщаю легкие теплым ночным воздухом и спрашиваю голосом, которому стараюсь придать твердость:

— Вы хотели меня испугать, и потому подкрались вот так по–волчьи?

— Вы Мэллой?

Пытаюсь разглядеть черты лица маленькой стройной визитерши, но на веранде слишком темно. Впрочем, даже то, что я смог рассмотреть, меня вполне устраивает.

— Да. А кто вы?

— Мне надо с вами поговорить. Может быть, войдем? Так, наверное, будет лучше…

Сопровождаю свою гостью в гостиную, думая с сожалением о твердости ее голоса, подобной ореховой скорлупе. Мы топчемся в темноте, в опасной близости друг от друга, пока я пытаюсь нащупать выключатель. Наконец, я его нахожу, вспыхивает свет, и я встречаю взглядом два больших глаза, смотрящих на меня в упор. По всему видать, что они могли бы ответить на множество вопросов.

Девушке года двадцать четыре–двадцать пять. Она привлекательна. Ее блестящие густые волосы разделены пробором, лицо довольно милое, могло показаться лаже банальным, если бы не необычная бледность и не вяжущаяся с возрастом суровость выражения. Ее губы подкрашены ярко–красной помадой, подчеркивающей опущенные уголки губ, а глаза ее, с легкой поволокой, как–то приманивают. На ней шелковая кофточка цвета пожухлой зелени и брюки в обтяжку. А фигура ее по праву могла бы украшать рекламные щиты.

— Привет, — сказал я, продолжая ее разглядывать. — Именно я вам нужен?

— Да, если вы действительно Мэллой, — ответила она, подойдя к камину. Затем она обернулась, не вынимая рук из карманов, и заглянула мне в глаза. — Мне поручил отыскать вас Ник Перелли.

— Вот и отлично, — сказал я, все еще смотря ей в глаза и пытаясь угадать, с кем имею дело. — Как он поживает? Он часто употреблял в последнее время свой мешок с песком?

— Нет. У него неприятности, — сообщила девушка. Она вытащила из кармана смятый пакет “Лаки Страйк”, чиркнула спичкой о ноготь большого пальца и закурила. — Его арестовали за похищение Дедрика.

Воцарилось молчание, слышно было только тиканье настенных часов да раздражающее гудение холодильника на кухне.

Девушка, неотрывно следя за мной, слегка склонила к плечу голову, чтобы дым от сигареты не попал ей в глаза.

— Перелли? — переспросил я безразличным тоном.

Она утвердительно кивнула.

— Он уверяет, — продолжала она, — что вы толковый человек. Так вот! Надо, чтобы вы помогли ему найти выход из тупика. Не следует терять времени, если мы хотим его оттуда вызволить.

— Когда его арестовали?

— Час тому назад. — Она глянула через плечо на настенные часы. — Или точнее — час пять минут.

— Федеральная полиция?

Она пожала плечами.

— Его пришел арестовать хорошо одетый холеный толстяк. С ним были также две мерзкие рожи — сыщики, а еще двое поджидали у автомобиля.

— Уж не сам ли Брандон это был!? Низенький, коренастый, седовласый…

— Да, похоже на описание. А кто это такой?

— Начальник полиции.

Она затянулась и, нахмурив брови, принялась разглядывать свои ногти.

— Я и не знала, что начальнику полиции самому надо утруждаться для ареста кого бы то ни было.

— Подобное с ними случается, когда им приходится столкнуться с солидными деньгами и хорошей шумихой. К тому же Брандон обрадовался случаю утереть нос своим федеральным коллегам, перебежав им дорогу.

— Видимо, это ему удалось! — Она отошла от камина и опустилась на диван. — Ник уверил меня, что вы можете спасти его. Это так?

— Я пока не знаю. Я перед ним в долгу, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы его выручить. Что ему надо?

— Он мне ничего конкретно не сказал. Он был тогда сильно потрясен. Я впервые видела его таким. Когда они его уводили, он велел мне разыскать вас.

Открываю стенной шкаф, достаю бутылку шотландского виски и два бокала и выставляю на стол. Затем иду к холодильнику за графином с водой.

— Итак, приступим, — говорю я наконец. — Это облегчит нашу работу. Вам с водой или чистое виски?

— Для толкового парня вы не больно умны. Неужели вы не понимаете, что Нику грозит опасность, и не время сейчас смаковать виски.

Я плеснул в свой бокал и устроился поудобнее в кресле.

— Прежде всего, вы ведь ничего не знаете, да к тому же тем, что вы суетитесь, никак ему не поможете

Она резко поднялась, сделала несколько шагов, затем крутанулась на своих каблуках и опустилась на диван. Стиснув кулак, она ударила по ладони левой руки.

Я спросил:

— И все же, кто вы такая?

— Я Мира Тореска, подруга Ника.

— Очень приятно. Сейчас подумаем, что мы сможем предпринять. В общем, расскажите обо всем подробно, но без лишних эмоций.

— Я пришла одновременно с сыщиками, — поспешно приступила она к рассказу. — Мы с Ником хотели пойти в кино. Оказалось, что он еще не собрался. Я позвонила ему снизу, и он попросил меня подняться и подождать, пока он оденется. Ну я и пошла. В лифте я увидела каких–то парней и почему–то сразу поняла, что это сыщики. На четвертом мы все вместе вышли. Они завернули за угол коридора, я шла за ними. Они остановились перед дверью Ника. У двоих оказались в руках револьверы. Я за ними следила, а они меня не видели. Толстяк постучал. Ник открыл сразу, думая, очевидно, что это я. Они набросились на него, и он мгновенно оказался в наручниках, раньше, чем смог понять, что здесь происходит. Затем они стали обшаривать квартиру. Дверь в коридор была полуоткрыта. Я могла наблюдать за тем, что творится внутри. Ник стоял у стены и смотрел, как они переворачивают все вверх дном. Потом вдруг глянул в мою сторону и сделал мне знак уходить. Но я не послушалась и осталась за дверью. Они вытащили револьвер из–за диванной подушки. Брандон ликовал. Он сказал, что этим оружием был убит шофер Дедрика. Тут уже Ник испугался. Мы с Ником профессиональные игроки и научились понимать по губам. Это может пригодиться в некоторых сложных обстоятельствах. Вот так он и приказал мне разыскать вас. Сыщики орали благим матом, когда я уходила.

— Откуда Брандон узнал, что револьвер принадлежит именно убийце шофера?

Она покачала головой:

— Понятия не имею.

— И что потом?

— Я спустилась вниз и подождала у дома. Где–то через полчаса они вышли вместе с Ником. Он едва передвигал ноги, а лицо и одежда его были в крови…

Она поднялась и загасила в пепельнице сигарету.

— Они увезли его на полицейской машине. Ну а затем я пришла к вам.

Какое–то мгновение я сидел неподвижно, пристально глядя на нее. Затем спросил.

— Вы что–нибудь слыхали о похищении?

Ее темные глаза выдержали мой взгляд.

— Только то, о чем сообщили газеты.

— И все?

— Да.

— А Ник?

— И он не более меня. Ни за что в жизни он не ввязался бы в такую историю. Мы, возможно, и не всегда играем честно, но и все — больше нас нечем попрекнуть.

— Ник раньше попадал в такие переделки?

Ее глаза стали жесткими.

— Да, один или два раза.

— Он на примете у полиции?

— Возможно. Он оттрубил два года в Сан—Франциско и всего лишь четыре месяца, как вышел на свободу.

— А до того?

— Вы не находите свое любопытство чрезмерным?

— Мне надо знать обо всем, что может содержать его досье. Необходимо.

— За последние восемь лет он был осужден на шесть месяцев, затем на год и на два года.

— За жульничество в карточной игре?

Она утвердительно кивнула головой.

— А у него никогда не случались неприятности из–за мешка с песком?!

— Нет. Во всяком случае, на это никто не жаловался.

— А в отношении похищения, вы на все сто ручаетесь за свои слова? Не мог ли он каким–то образом участвовать в нем, не обмолвившись вам?

— Боже упаси! Ни за что! Эта работа не по нем. Вы мне не хотите верить?

Я поверил ей:

— Ладно, — сказал я. — Поглядим, что тут можно сделать.

Я снял телефонную трубку и набрал номер. Тотчас отозвался вежливый голос:

— Квартира мистера Франкона.

— Мистер Франкон у себя? Это Вик Мэллой…

— Да, сэр, сейчас передам трубку.

Спустя секунду я услышал Франкона:

— Алло, Вик, чем могу быть полезен?

— Час тому Брандон, в сопровождении двух сыщиков провел вылазку в одном из домов на авеню Джефферсон и арестовал некоего Перелли. Они учинили обыск и обнаружили револьвер, принадлежавший, если верить Брандону, убийце шофера Ли Дедрика. В общем, они арестовали Перелли по обвинению в организации похищения. Я просил бы вас, Джастин, принять на себя его защиту. Какой гонорар вы сочтете необходимым назначить, таким он и будет. Я прошу вас отправиться в полицию и изучить его дело. Они намерены его погубить и тут нельзя остаться в стороне. Ну так что, возьметесь, Джастин?

— Он принимал участие в похищении?

— Не знаю. Но его подруга, находящаяся в курсе всех его дел, уверяет, что нет. У меня сложилось впечатление, что все это подстроено. Каким образом Брандон, едва глянув на револьвер, смог определить, что это орудие преступления. Не исключено, что он притащил его с собой и подбросил или же попросту болтает наугад, хотя это же глупо!

— Ну это уж вы слишком! — Франкон был шокирован.

— Это частная беседа, мой давний друг. Вы ведь отдаете себе отчет, какой мощный козырь окажется в руках Брандона, если он сам решит задачу и натянет нос федеральным агентам! Тут уж его не остановить.

— Но все же расскажите мне, кто такой этот Перелли?

— Это карточный шулер–профессионал, на него имеется в полиции досье.

— Это осложняет дело. А почему вы им занимаетесь?

— Он однажды выручил меня в очень стесненных обстоятельствах. Если вы согласитесь его защищать, го этим окажете мне большую услугу, Джастин. Я прошу вас отправиться туда и не дать свершиться полицейскому произволу.

На другом конце провода воцарилось длительное молчание. Франкон, по–видимому, обдумывал ситуацию. Я решил предоставить ему такую возможность. Наконец, он сказал:

— Я не вполне уверен, что эта работа по мне. У Брандона, по всей вероятности, имеются в запасе более весомые аргументы, чем этот револьвер.

— Вполне возможно, но суть не в том. Вы не позволите ему навесить на парня убийство только лишь потому, что некогда он находился под судом.

— Естественно, нет. Ладно, Вик, договорились: я сейчас туда направляюсь. Но должен вас предупредить, если я сочту его причастным к похищению, то немедленно выхожу из игры. Эта история наделала слишком уж мною шума, и мне бы не хотелось оказаться на стороне проигрывающих.

— У меня отчетливое ощущение, что Перелли — жертва чьей–то злой шутки. И не поддавайтесь на уговоры… Со своей стороны, я тоже не оставлю своим вниманием это дело, Джастин.

— Ну хорошо. Посмотрю, что я тут могу сделать. Словом, жду вас завтра утром у себя.

— Я позвоню еще сегодня вечером, — и повесил трубку, не дав ему, на всякий случай, возразить.

Мира очень внимательно следила все это время за мной.

— Кто это?

— Джастин Франкон. Адвокат в суде присяжных — самый, пожалуй, умный среди коллег на всем побережье Тихого океана. Если он поверит, что Перелли обвиняют незаконно, он не успокоится, пока тот не окажется на свободе.

— Так он идет в полицию?

— Конечно! И Брандону тут несдобровать!

Она подкурила сигарету. Руки у нее дрожали.

— Ник поступил мудро, направив меня к вам.

Я скромно посчитал это комплиментом, допил виски, встал и поинтересовался:

— Где я могу вас найти?

— Авеню Монте—Верде, 245. Небольшой зеленый домик — поднимайтесь наверх, а затем — влево. Я живу там одна.

Пока я записывал адрес, она задала, в свою очередь, вопрос:

— Очевидно, потребуются значительные расходы?

— Я дал Перелли слово, что буду рад ответить услугой за услугу, как только это потребуется. Я — хозяин своего слова.

— Спасибо.

— И давайте больше к этому вопросу не возвращаться. Если бы не его помощь, мне бы выпустили кишки в полном смысле этою слова. Теперь я направляюсь в полицию. Ничего мало–мальски существенного я не смогу предпринять, пока не буду знать в точности все имеющиеся против него доказательства. Может быть, если очень повезет, мне удастся его повидать.

— Вы полагаете, вам разрешат это?

— Тут никаких гарантий дать не могу. Но один офицер из уголовной полиции — мой друг. Если он окажется в настроении…

На какую–то долю секунды глаза ее сделались мягче, а подбородок, испачканный в помаде, мелко задрожал.

— Поцелуйте его за меня, — только и сказала.

II

Весть об аресте Перелли уже облетела город, что мне стало ясно лишь только я очутился в районе Принцесс–стриг и Сентр Авеню.

Приблизиться машиной ближе, чем на полкилометра до здания полиции, просто немыслимо. Пытаюсь все же прорваться, но какой–то нервный шпик, багровея лицом, настаивает, чтобы я повернул назад, к Сентр Авеню. Еще трое сыщиков заняты остальными машинами, проскользнувшими в запретную зону.

Замечаю бурлящую толпу, запрудившую тротуары, и разворачиваюсь — на шоссе Принцесс–стрит, а затем добираюсь до Орчид Бульвар.

Оставляю здесь машину и возвращаюсь на прежнее место. Толпа перед зданием полиции разрастается буквально на глазах. Полицейские, с которых пот катит градом, громко ругаются и тщетно пытаются оттеснить людей. Они ведь пришли поглазеть на спектакль и сукиным детям полицейским им не помешать.

Солидная группа полицейских, с тщанием подобранных Брандоном, с дубинками наголо охраняет вход. Не вижу малейшего шанса проникнуть вовнутрь.

Поработав локтями, заскакиваю в аптеку. Там никого из посетителей, один лишь ночной служащий в белой блузе, который стоя у двери с завистью наблюдает за толпой.

— Мне надо позвонить, — говорю ему. Он с большой неохотой покидает свой пост.

— Вот это сенсация! — воскликнул он, облизнув губы. — Говорят, Брандон схватил похитителя. Как вы думаете, это тот, что заграбастал уйму денег? Ей–богу, я бы не прочь оказаться на его месте. Я‑то уж придумал, как бы их получше использовать!

В ответ из меня вырвались какие–то нечленораздельные звуки, и я поспешно заперся в кабине.

Я попросил дежурного по коммутатору соединить меня с полицией.

— Это просто невозможно, — сказала телефонистка. — Все линии заняты. Вот уже двадцать минут, как я безуспешно пытаюсь перехватить хоть одну. А что, собственно, творится?

— Кому–то из полицейских стукнуло в голову надраить до блеска все свои пуговицы, а прочие в ответ на это забастовали! — мрачно пошутил я прежде чем повесить трубку.

Выхожу из кабины. В магазине свежо и покойно. Продавец вскарабкался на табурет, чтобы лучше видеть то, что происходит. Толпа уже запрудила улицу и близка к тому, чтобы выдавливать собой витрины. Похоже, выбраться отсюда мне будет не так уж легко.

— Прибыли федеральные агенты, — комментирует взволнованно аптекарь. — На этот раз они свое получили! Этот парень, Брандон, — большой хитрец! Лучший начальник полиции из всех, которые тут были.

После того, как я предпринял безуспешные попытки пробиться сквозь сплошную стену из спин, уже чисто риторически поинтересовался:

— Что надо делать, чтобы выбраться отсюда?

— А зачем вам это? Становитесь на табуретку. Тогда вам будет лучше видно.

— То есть что лучше видно?

Он окинул меня взглядом с ног до головы, удивленно нахмурив брови:

— Возможно, что они переведут его куда–то. А то вдруг сюда заявится эта Дедрик, взглянуть на его рожу. Все может быть. Как жаль, что моей девчонки здесь нет. Вот была бы ей потеха!

— У вас тут есть черный ход?

— Можете выйти через эту дверь. Она ведет на Орчид Бульвар.

— Спасибо.

Я толкнул двери, и в тот же миг толпа начала выливаться на Орчид Бульвар. Жуткий звон бьющегося стекла ясно показал, что витрина не выдержала сильного напора.

Я не стал задерживаться для выяснения размеров причиненного ущерба, а удалился этаким коридором меж домами, что начинался как раз за магазином, и вскоре очутился на довольно мрачной улочке, ведущей к бульвару.

Миффлин обитает в небольшом домике на Уэст—Вуд Авеню. Кроме него там еще живут его жена и двое детей, собака из породы “боксер”, две белые кошки и снегирь. Едва он оказывается за порогом здания полиции, стремглав летит домой и даже, говаривают злые языки, он свою супругу боится значительно больше, чем даже Брандона.

Потому я и решил ждать его возле дома. Когда заканчивается его рабочий день, я не в курсе, но, учитывая кавардак, творящийся ныне в полиции, рассчитывал задержаться тут надолго.

Итак, я расположился в своей машине и закурил. Светилось только одно зашторенное окно в бельэтаже, и порой там мелькал женский силуэт.

Без чего–то одиннадцать свет в этом окне погас, но появился в комнате этажом выше, а спустя минуту весь дом погрузился в темноту.

Закрыв глаза, я пытался раздумывать о Перелли, но мне не очень хотелось строить теории на песке. Прежде необходимо познакомиться с фактами. Франкон, несомненно, прав, предполагая, что, кроме револьвера, по–видимому, Брандон располагает и иными уликами. Что до меня, то я почти убежден, что какой–нибудь кандидат на вознаграждение уведомил по секрету полицию. Стремление отхватить такую кучу денег может любого прохвоста вдохновить на досужие измышления.

Какая–то машина с натужным ревом двигалась в эту сторону. А через минуту меня ослепил свет фар, гул мотора прекратился.

Во мне проснулась надежда. И в самом деле, это был Миффлин. Он наклонился к дверце моей машины, лицо у него насупленное.

— Уберите эту груду металлолома с дороги, — сказал он, — и можете отправить ее в море. Вы же не даете мне попасть в собственный дом.

— Привет, Тим, — говорю я, выходя из “бьюика”.

Он смерил меня взглядом:

— Что вы здесь делаете?

Открыв дверцу его машины, я сел рядом с Миффлином.

— Скучаю в одиночестве. Мне подумалось, что ваше общество скрасит его.

— Подите прочь! На сегодня с меня и так довольно! Я хочу спать.

— Потерпите, Миффлин, только одну минуту. Почему Брандон слопал Перелли?

— Ага, уже и вы в курсе дела? — пробурчал Миффлин. — Вам стоит дожидаться утра, чтобы прочитать свежие газеты, а не донимать меня расспросами. У меня сегодня был веселенький вечер. Люди совсем потеряли голову.

— Это–то я знаю. Видел. Но, видите ли, Тим, так уж вышло, что Перелли — мой приятель. Он и не думал похищать Дедрика. Такой бизнес его не прельщает.

Миффлин сказал брюзжа:

— Дайте сигарету. Моя пачка пуста.

Я протянул ему сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Вы подозреваете, что он действительно похититель?

— Я ничего не знаю наверняка. Это возможно, хотя и мало вероятно. Сознайтесь, это вы подослали Франкона?

— Естественно! Он дошел до него?

— Не родилось еще такого храбреца, который сумел бы его остановить, раз уж он решил куда–либо проникнуть. Разумеется, он его видел. И полагаю, даже спас ему, этому Перелли, жизнь. Его намеревались основательно “поразмять”!

— Видимо, кто–то по своей охоте навел на него полицию?

Миффлин согласно кивнул:

— Конечно. Вот поэтому я и не испытываю никакого доверия к этой информации. Позвонили и потребовали Брандона — непременно лично его. Говоривший даже не захотел назвать свое имя, похоже, что ему наплевать на вознаграждение. Это мне показалось и вовсе несуразным. Только сумасшедший может отказаться от получения такой суммы. Следовательно, он чего–то опасался, маскируя свою особу. Да, так вот он рекомендовал Брандону немедленно отправиться к Перелли, он же сказал ему, что оружие, которым совершено преступление, находится за диванной подушкой, а также об иных вещах, которые могут оказаться в квартире. В сущности, все необходимое для предъявления обвинения Перелли. Брандон попытался выяснить, с кем он говорит, но его собеседник рассердился и повесил трубку. Мы сумели отыскать телефон, с которого звонили. Это телефон–автомат в квартале Корал Гэйблс. Больше ничего установить не удалось.

— Похоже, этот человек ненавидит Перелли.

— Либо так, либо же это один из подструсивших похитителей. Не знаю. Во всяком случае Брандон сам отправился по указанному адресу. И как вы думаете, что он там обнаружил?

— Револьвер?

— Совершенно верно. Но, кроме того, он нашел еще и три пакета из промасленной ткани на сто тысяч двадцатидолларових банкнотов и рыболовную удочку, несомненно ту самую, которой выуживали пакеты с крыши.

Я присвистнул:

— И где же все это находилось?

— Деньги хранились в чемоданчике, а тот — в глубине шкафа. Упаковки из промасленной ткани были закинуты под нижний ящик шкафа же. А удочка лежала себе под кроватью.

— Надо быть полным идиотом, чтобы держать явные улики в собственной квартире! Неужели Брандон хотя бы даже не усомнился, что все это подстроено?

— Послушайте, единственное, чего Брандон действительно желает, так это чтобы федеральные агенты поскорее оставили наш город в покое. А тут еще у Перелли весьма неблагонадежное досье. Все один к одному. Даже если бы у Брандона и были сомнения, то, хоть с головы на ноги переверни это дело, ему иных концов не найти.

— У Перелли есть алиби? Где он был во время похищения?

— Его алиби тоже с душком. Он утверждает, что играл в карты с Джо Бетилльо, заняв отдельный кабинет в баре “Дельмонико”. Мы допросили Джо. Он заявил, что играл с Перелли до половины десятого вечера. А почему он с такой точностью помнит время, так это потому, что Перелли выиграл и прекратил игру, мотивируя тем, что у него назначено свидание. Джо был весьма недоволен, поскольку надеялся хоть немного отыграться. Перелли же, напротив, утверждает, что они продолжали игру до половины одиннадцатого. Преступление же, как вам известно, совершено в десять минут одиннадцатого.

— Кто–нибудь видел Перелли, когда он выходил из бара?

Миффлин покачал головой:

— Он воспользовался служебным входом.

— Вообще–то, свидетельства такого прохвоста, как Бетилльо, мне представляются не слишком заслуживающими доверия.

— Однако Брандон ему поверил. Он готов поверить во что угодно, лишь бы это помогло ему избавиться от коллег из федеральной. Более всего, Вик, меня смущают в данной истории деньги. Уж слишком все смахивало бы здесь на подлый трюк, если бы не они. Мало кто рискнет пустить по ветру сто тысяч долларовых бумажек лишь для того, Чтобы скомпрометировать кого бы то ни было. Хотя тут и несколько тысяч сделали бы свое дело…

— Поэтому–то финт и кажется подозрительным. Если по большому счету, то у похитителя осталось всего каких–то четыреста тысяч монет на леденцы! Подбросив сто тысяч в квартиру Перелли, он нанес ему мастерский удар. Доказательство тому именно наши сомнения.

— И все же деньги, пущенные на ветер! У меня в голове не укладывается, чтобы преступники пошли на такой шаг.

— Только потому, что вы труженик, Тим, и зарабатываете себе на жизнь своим потом. В Орчид Сити сыщется немало ребят, которые, и глазом не моргнув, выложат сто тысяч.

— Да, но присяжные тоже не больно много зарабатывают. Им в это, боюсь, никогда не поверить.

Я выбросил окурок и пожал плечами. Конечно, он прав.

— Как он себя чувствует, Тим?

— Перелли? Вообще–то держится он неплохо. Им так и не удалось заставить его говорить, хотя с ним, естественно, не цацкались. Думаю, что он бы все–таки заговорил, не объявись там Франкон. Мак Гроу и Хартселл, эти два подонка, давно уже действуют мне на нервы. Самое большое наслаждение для них — это измываться над человеком, когда он в наручниках.

— Что да то да! Однажды и мне привелось испытать… Как вы думаете, есть у меня шанс повидать его?

— По–моему, ни малейшего. Брандон считает его своим персональным узником. Даже агентам федеральной пришлось здорово нажимать, чтобы заполучить его для допроса.

Прикуриваю новую сигарету и протягиваю пачку Миффлину.

— Не похоже, чтобы он действительно был виновен, Тим.

— Увы, вы останетесь единственным, кто так думает, когда дело подойдет к суду. Впрочем, в этом вы сможете убедиться не далее чем завтра, пролистав газеты. Журналисты уже вынесли свой приговор Следовательно, нет иного пути к его спасению, как найти всамделишного похитителя.

— Ну что ж, эту кашу придется мне расхлебывать. Каковы планы у Брандона?

— У него их попросту нет. Для него следствие закончено. Он тормознулся на Перелли, располагая множеством улик. Дело, как говорится, в шляпе!

Я открыл дверцу и вышел из машины.

— Ну тогда у меня развязаны руки — полная свобода действий. Остается лишь закатать рукава — и за дело.

— Желаю успеха, — сказал Миффлин. — Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте… С чего вы собираетесь начать? Есть ли хоть какие–то наметки?!

— Не очень густо. Попытаюсь отыскать Мэри Джером. У меня сложилось впечатление, что ей известно несколько больше, чем мы предполагаем.

— Не исключено, хотя есть и поводы для сомнений. Если бы она была соучастницей похищения, то не вернулась бы к месту преступления.

— А вдруг она потеряла в комнате что–либо ее компрометирующее. К тому же, она не ожидала встретить там меня. Может быть, она действительно ничего не знает, но все же я попытаюсь: хоть какая–то вероятность.

— О’кей. Сообщите, если я вам понадоблюсь. Я тоже считаю, что Перелли невиновен, но это только между нами!

— Спасибо, Тим. У меня, надеюсь, вскоре окажется информация для вас. До скорого!

Я влез в “бьюик”, помахал рукой на прощание и двинулся в сторону Сентр Авеню. Вдруг где–то на полдороги замечаю телефонную будку и торможу. Затем набираю номер Джастина Франкона.

Адвокат сам снял трубку.

— Ну и каково же ваше мнение, Джастин?

— Думаю, что касается данного дела, то тут его совесть чиста, — ответил Франкон, чеканя слова. — Но одного моего мнения слишком мало для того, чтобы его извлечь из этой пропасти. Я предприму все, что в моих силах, но пока дела плохие. Все подстроено мастерски. Тот, кто срежиссировал эту мизансцену, добился всего, чего хотел. И в довершение всего — эта пачка денег!.. Не могли бы вы встретиться со мной завтра? Обсосем детали, подумаем, как быть дальше. В десять утра, вас устроит?

— Вполне.

— Но не питайте, Вик, слишком радужные надежды. Грустно об этом говорить, но меня не покидает ощущение, что мы присутствуем на похоронах, обставленных по высшему классу.

— И все же Перелли пока еще дышит, — отрезал я и повесил трубку.

III

Джастин Франкон сидел за своим письменным столом, продев большие пальцы рук в проймы жилетки, зажав погасшую сигару в уголке рта.

Это невысокого роста худощавый мужчина, его тронутое загаром скуластое лицо украшают черные с отливом усы, крупный костистый нос, черные поблескивающие глаза. Он почему–то всегда напоминал мне хорька. Глядя на него, трудно было сказать, что это один из искуснейших адвокатов на всем тихоокеанском побережье, но тем не менее дело обстоит именно так. Он не без основания мог бы похвастать, что ни у кого больше в нашей стране не сыщется среди клиентов столько миллионеров, как у него.

Паула, Кермэн и я уселись вокруг стола и со скуки созерцаем профиль хозяина дома. В просторном кабинете царит благостное молчание, пока мэтр размышляет над положением дел.

Наконец, он передернул плечами и повернулся к нам:

— Ничего нет такого, что могло бы убедить присяжных в непричастности Перелли к убийству Суки и похищению Дедрика. Мне требуются аргументы повесомее. То, чем мы располагаем сейчас, все равно что ничего. Основываясь на материалах обвинения по делу Перелли, суд присяжных признает его виновным, даже не удаляясь на совещание. Посмотрим правде в глаза. Страсти разбушевались. И не следует особенно полагаться на беспристрастность судей. Да и прошлое Перелли никак в его пользу не истолковав. Если вы не предоставите мне неопровержимые доказательства, способные впечатлить даже прокурора, то единственное, что мне удастся сделать для Перелли — так это произнести свою речь с особым пафосом. Но толку от этого не будет никакого. Они предъявят ему обвинение в убийстве Суки, а если к тому времени будет найдено тело Дедрика, то обе смерти припишут, естественно, ему же, и Перелли обречен присесть на электрический стул.

Вскинув брови, он внимательно посмотрел на свою давно погасшую сигару и затем швырнул ее в корзину.

— Попробуем, — продолжал он, — проанализировать аргументы обвинения. В квартире у Перелли найден револьвер. Возможно, приложив все усилия, мне удастся убедить присяжных, что оружие было подброшено злоумышленниками. То же касается и удочки. Но деньги… никто не рискнет поверить, что их подбросили лишь для того, чтобы скомпрометировать Перелли. И вот тут–то все коварство замысла режиссера этой мизансцены. Сто тысяч долларов — ведь колоссальная же сумма. Это–то ни у кого не вызовет возражений?

Я согласился.

— Вот именно! Учитывая это обстоятельство, я далек от мысли, что присяжные заседатели захотят поверить, что эти деньги — лишь способ отвести подозрение от настоящих преступников. Я буду продолжать аргументировать, но если присяжные не получат убедительных доказательств, что деньги подложил кто–то третий, все мои козыри — револьвер, удочка и промасленные пакеты — будут биты. Вы согласны?

— Конечно, но мы–то знаем, что деньги подкинули Перелли. Может, удастся убедить присяжных, что похититель, в первую очередь опасающийся за свою грязную шкуру, охотно пожертвовал бы и четвертью своей добычи.

Франкон покачал головой.

— Сомневаюсь. Это слишком рискованно! Если бы у Перелли имелось достоверное алиби, еще куда ни шло. Но ведь его алиби — пшик. Более того: на револьвере есть отпечатки его пальцев.

— Мне говорили об этом, но я не мог поверить.

— И тем не менее, это так. Я лично видел их.

— Но Перелли не касался револьвера!

— По словам Перелли, Брандон вложил в его руки револьвер, спрашивая, признает ли он это оружие своим. Следовательно, он к нему прикасался, хотя и после обыска.

— Черт побери! Вы же не допустите, чтобы Брандону прошли даром эти дешевые трюки!

— Я располагаю только словами Перелли — против утверждения начальника полиции. Как вы думаете, что перевесит?

Он на минуту умолк, затем продолжил:

— Вот таково положение. Мне необходимы по–настоящему сенсационные факты, чтобы круто изменить ход мыслей суда. Если вы мне их не предоставите, я отказываюсь от выступления. Такова ситуация. Добудьте факты — это ваша задача.

— Я найду их, чего бы это ни стоило, — пообещал я. — А для этого я вижу только один путь: вернуться к истокам дела и перебрать по косточкам все детали, пока не выйдем на след. Мне кажется, в этом деле мы сталкиваемся не с профессиональными похитителями. Возможно, я и ошибаюсь, но уверенность в этом крепнет во мне с каждым днем.

— Я не улавливаю сути, — сказал Франкон, вскидывая брови.

— Я и сам пока еще не понимаю, — ответил я с улыбкой, — но мне кажется, что Франклин Маршланд до чертиков доволен, что может считать Дедрика погибшим. Я приложу все усилия, чтобы выяснить, почему этот факт его так радует. Старик, на первый взгляд, вроде и безобидный, но иногда в его взоре мелькают какие–то огоньки… Свадьба Серены была втайне от него. Почему? Представьте на миг, что это Маршланд вдохновил похитителей. Он мог выяснить, что дочь его вышла замуж за негодяя, интересующегося только ее состоянием. Тогда старик решил избавиться от зятя и организовал что–то вроде лжепохищения. Я вовсе не настаиваю, что именно так все и было, но ведь и это не исключено. Затем можно предположить, что и Мэри Джером некогда играла не последнюю роль в жизни Дедрика. Вы догадываетесь, к чему я клоню? Если это обычное похищение и его участники — настоящие преступники, тогда мы терпим поражение. Но если это семейное дело и все нити к нему находятся в руках Маршланда, шанс не утерян!

Франкон заинтересовался.

— Ваше предположение, Вик, может быть, и не так уж абсурдно. Во всяком случае, тут есть над чем поразмыслить.

— У нас нет выбора. Прежде всего я должен отыскать Мэри Джером. Ее первый след найден в гараже “Акме”. Оттуда я и поведу свой поиск. Если мне удастся выяснить, где она провела время между своим появлением в гараже и визитом в “Оушн энд” в ночь, когда произошло преступление, я смогу узнать много любопытного. Затем я хочу разведать прошлое Суки. Никто этим до сих пор не озаботился. Ну и займемся самим Дедриком. Я хочу отправить завтра же в Париж Джека, поручив ему собрать сведения о прошлом Дедрика

— Линия Мэри Джером мне кажется заслуживающей того, чтобы ею заняться вплотную, — промолвил Франкон, коснувшись своего костлявого носа, — что же касается прошлого Суки, то вряд ли это может представить хоть какой–то интерес.

— И все же следует поинтересоваться и им. Никто не занимался Суки. А ведь найден его труп! Я не могу позволить себе пренебречь этим обстоятельством.

— Все это так, но нельзя попусту терять время. Что вы знаете о врагах Перелли? Тот, кто сыграл с ним эту мрачную шутку, должен его по меньшей мере ненавидеть.

— Да, я тоже так считаю. По–моему, есть один парень, способный на подобную шутку. Это отъявленный хулиган по имени Джефф Бэррэтт, курильщик марихуаны и отпетый негодяй. Он живет прямо напротив квартиры Перелли.

Я поведал Франкону о своем визите к Бэррэтту и о волшебном вмешательстве Перелли.

— Брандон в курсе этого? — с явным интересом спросил Франкон.

— Нет, но даже если бы и знал, это ни на йоту его не поколебало бы. Я проведу расследование в отношении Бэррэтта. Ту удочку ведь довольно сложно спрягать. Кто–то же должен был ее внести в квартиру Перелли. Надеюсь, что я этого кто–то найду, или хотя бы того, кто видел того человека. — Я встал. — Словом, пора приступать к делу. Как только у меня будут какие–нибудь новости, я тут же вас извещу.

— Чем скорее, тем лучше, — подчеркнул Франкон.

В коридоре Кермэн обеспокоенно поинтересовался:

— Что это ты говорил насчет поездки в Париж?

— Я хочу, чтобы ты отправился немедленно. Паула обо всем позаботится. Можешь не стесняться в расходах, но, конечно, в пределах разумного. Ты ведь не прочь съездить в Париж, не правда ли?

Кермэн округлил глаза, пытаясь замаскировать свою радость.

— Я смиряюсь с этим, — сказал он. — Раз так надо для дела.

IV

Миссис Марта Бендикс, глава агентства по трудоустройству Бендикс, соседствующего с нами на этаже, довольно крупная жизнерадостная женщина с короткой стрижкой, чей смех напоминает артиллерийскую канонаду.

Она вышла из своей конторы, как только я ступил за порог своей, и я вспомнил, что мне надо ее кое о чем расспросить.

— Эй, привет, Вик! — заорала она во всю глотку. — Где это ты прячешься? Сто лет уже тебя не видела.

— Хочу потолковать с тобой, Марта. Ты не сможешь уделить мне несколько минут?

Она взглянула на часы, огромные, как колесо телеги, и, убедившись, что временем располагает, открыла двери своей конторы.

— Заходи. Тебе надобно добыть у меня какие–то сведения? Бьюсь об заклад, что это так. У меня назначено свидание, но это может подождать.

Она вошла первой в свою зелено–кремовую контору, а я следом.

— Запри на ключ, — сказала Марта громовым голосом, который, похоже, долетал до самого конца коридора. — У меня тут припрятана бутылка недурного арманьяка, и только и ждет того, чтобы ее откупорили.

Она извлекла бутылку из какого–то ящика, пока я усаживался в кресло. Марта выплеснула в бокал чуть не треть содержимого бутылки и поставила передо мной.

— На, прополощи глотку, — сказала она.

— Ну и манеры у тебя, — констатировал я, поднося ко рту бокал. — Интересно, где тебя воспитывали? Ладно, за все хорошее!

— Смотри не захлебнись! — пожелала она, прежде чем проглотить содержимое своего бокала одним глотком. — Хорошо! Выпьешь еще?

Я отказался, предпочтя три зернышка кофе, лежавшие передо мной на промокашке.

— Ну что там у тебя не выплясывается? — поинтересовалась она, тоже принявшись грызть зернышки кофе. — Каких тебе сведений не хватает?

— Нужна информация об одном филиппинце, Тоа Суки, шофере Серены Дедркк. Она наняла его в Нью—Йорке, и я думаю, воспользовавшись твоим нью–йоркским отделением.

— Бедняжка, тебе не следует влезать в эту историю!

Пришлось сознаться, что я в этой истории уже замешан.

— Так как же мне получить необходимые сведения о Суки?

Марта почесала голову ножом для разрезания бумаг, изображая мыслительный процесс.

— Выходит, что я должна тебе предоставить эти данные, — сказала она наконец. — Если мое агентство ими не располагает, придется обратиться за ними к Сиду Сильверу — это его специализация, трудоустройство цветных.

Он мой приятель! Ты что–то можешь заплатить за эти сведения?

— Сто долларов.

Марта широко распахнула глаза:

— Да за такую цену он продаст отца и мать впридачу.

Я принялся подшучивать: пусть его родители благоденствуют, а все, что мне требуется, это подробная информация о Суки.

— Она уже у тебя в кармане. Обожди два дня и я дам тебе то, в чем ты нуждаешься. Идет?

— Плачу сто пятьдесят, если сведения будут завтра.

— Хорошо, ты их получишь, — сказала Марта, вставая.

— Спасибо, Марта, ты — настоящее сокровище. Я и не представляю, что бы я без тебя делал.

Марта усмехнулась:

— Скажи–ка мне, Вик, когда ты женишься на той прелестной брюнетке, что по твоей милости томится у тебя в конторе?

— Если ты говоришь о Пауле, то лучше давай не будем об этом. Ты меня очень обяжешь, если не будешь приставать с подобными вопросами. Я ведь говорил тебе, что ей этого не хочется!

Марта хлопнула меня по плечу, едва не переломив позвоночник, и расхохоталась так, что задребезжали оконные стекла.

— А ты поинтересуйся сначала у нее, прежде чем говорить! Девушек, которые бы не желали выйти замуж, во всем мире не существует. Если какая–то девушка не замужем, то это свидетельствует только о том, что никто не просил ее руки.

V

Оставив свою машину у того дома на Джефферсон Авеню, я вошел в пустынный холл.

В окошечке портье сегодня уже другая девушка в наушниках. Она жует резинку и листает комикс. Угрюмое выражение ее лица говорит о том, что он столь же неинтересен, как и тот, что был в руках ее предшественницы.

Всевидящий Макси в своем неизменном котелке появляется из–за колонны, с надменностью озирая меня.

— Привет, — говорю я, весь освещаясь улыбкой. — Где мы сможем потолковать?

Его глазки на лице, покрытом красными пятнами, поблескивают недоверчиво и удивленно.

— Потолковать? О чем бы это? — бормочет он, ощетинивая усы. — Мне нечего вам сказать. Да и занят я.

Я догадался, что надо предоставить ему весомые аргументы. Вытаскиваю из кармана бумажник, достаю оттуда десятку.

— Неплохо бы просто поговорить где–нибудь в укромном уголке.

Он задумчиво разглядывает купюру, ковыряя при этом грязным указательным пальцем в гнилых зубах. Наконец он вытирает палец прямо о свои брюки и поворачивается к девушке.

— Хэлло! — кричит он. — Я внизу, если вдруг понадоблюсь. Наверх не пускать никого!

Она, не отрываясь от журнала, едва наклоняет голову в знак того, что она слышала и не возражает.

Макси, грузно ступая, направляется к лифтам.

Заходим в кабину, и пока лифт опускается в подвал, мы молчим, дыша друг другу в лицо.

Макси проводит меня вдоль какого–то коридора со стенами, облицованными белыми фаянсовыми плитками. Освещают коридор лампочки, забранные металлической сеткой. Вслед за ним захожу в маленькую конторку, где находится стол и пара стульев. Над забитым золой камином висит фотография Джека Демпсея с какой–то надписью.

Макси усаживается за стол, сбивает на затылок котелок и поудобнее умащивается на своем стуле. Его глаза неотрывно следят за десятидолларовой купюрой.

Протягиваю ее ему, поскольку понимаю, что он не сумеет сосредоточиться на моих вопросах, если не получит чаевых.

Его толстые, пожелтевшие от табака пальцы жадно хватают банкнот и мгновенно прячут его в карман.

Произношу одно–единственное слово:

— Перелли.

Он утирает нос тыльной частью рукава и вздыхает, обдавая меня густым затхлым духом смеси пива с чесноком.

— Черт побери! Снова о нем!

— Вполне естественно. А почему бы, собственно говоря, и нет?

— Все шпики города являлись ко мне расспрашивать о Перелли. Я уже рассказал все, что только знал.

— Мне это без разницы, я же не знаю, о чем вы рассказывали. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, спросить кое о чем таком. Уверен, что полиция вам эти вопросы поставить не догадалась.

— Ладно. Согласен, — сказал он, впрочем без особого восторга. — Коль уж вы заплатили мне за беспокойство…

Я бросил ему сигарету через стол, чтобы показать, что абсолютно не тороплюсь и беречь его время не намерен. И сам закурил сигарету.

— Как вы считаете, Перелли мог похитить Дедрика? Он принялся часто моргать своими маленькими глазами. Подобного вопроса он явно не ожидал.

— Неужели для вас имеет хоть какое–то значение мое мнение по этому вопросу?

— Меня это интересует и, следовательно, не будем даром тратить время. Если вы не хотите отвечать на мои вопросы, то верните назад деньги, и я обращусь к кому–нибудь другому.

Мы пристально посмотрели друг на друга и он, наконец, понял, что я и не думаю шутить.

— Не хотите ли пива? — спросил Максик. Он старался вести себя непринужденно.

Затем он принес кружки и бутылки, откупорил и одну из них предложил мне.

— За ваши успехи!

— И за ваши.

Выпиваем, удовлетворенно вздыхаем, дружно ставя пустые кружки на стол.

— Мне кажется, что это не его работа, — вымолвил он. — Не его это бизнес.

— Мне он сказал то же самое. Я хотел бы помочь ему. Возможно, вам известны кое–какие мелочи, которые могли бы оказаться для меня чрезвычайно полезными.

Макси опять принялся ковыряться в зубах, но вдруг переменил намерения и взялся за прочистку ушей.

— Он неплохой парень. Широкая натура, не дешевка, одним словом, И его приятельница тоже весьма мила. Вы знакомы с ней?

— Да, видел.

Он прикрыл свои глазки, затем снова отверз их.

— У нее самая замечательная фигура на свете. А вы считаете эту историю правдоподобной?

— Кто его знает? Вы видели, как он проносил удочку к себе домой?

Он покачал головой.

— Нет. Да у него в жизни не было удочек. Я расспрашивал девчонку, которая прибирается у него в комнате. Она никогда ничего такого у него не замечала.

— Она заглядывала и под кровать?

— Да, ведь она подметает пол и под кроватью тоже.

— Сыщики обнаружили удочку вчера вечером. Заглядывала ли она под кровать вчерашним утром?

Он кивнул, подтверждая.

— Когда это было?

— Она несколько запоздала. Перелли ушел из квартиры в половине первого. Так что до этого она не могла заняться уборкой.

— А полиция? В котором часу она обнаружила удочку?

— В половине восьмого вечера.

— Следовательно, удочку подбросили где–то между половиной первого дня и половиной восьмого вечера? Верно?

— Да, если ее и в самом деле подложили.

— Не будем придираться к словам. Допустим, что в некий промежуток времени между половиной первого и половиной восьмого Перелли или кто–либо иной принес эту удочку в дом. С этим вы согласны?

Не найдя повода усомниться в данной редакции фразы, Макси произнес:

— Да.

— Есть ли еще входы в помещение, помимо главного?

— Имеется еще служебный ход, ведущий в подвал.

— Можно ли попасть на этажи через этот ход?

— Нет.

— Вы уверены?

— Конечно. Так уж спланирован этот дом, что можно пройти через главный или служебный вход, в подвал, но затем вы неминуемо окажетесь в холле, а там уж мы видим, кто именно идет.

— А где находились вы вчера между половиной первого и половиной восьмого?

— В кино.

— Вы что, почти весь день отсутствовали? — Я был в кино.

— У вас был выходной?

— Да

— Но кто же подменял вас на дежурстве?

— Грасия Леман.

Макси опять наполнил свою кружку и прибавил:

— А сегодня она выходная.

— Полиция ее допрашивала?

— Зачем?

— А что, удочкой они не интересовались? Они не пытались выяснить, как эта удочка оказалась в комнате Перелли?

— Да кому это нужно?

Я отпил пива. Естественно, он прав. Нашли удочку в комнате Перелли, а больше им и не требуется. Им вовсе незачем ломать себе голову над тем, как удочка туда попала.

— Наверное, она могла видеть типа, который принес удочку?

— Если кто–то ее принес, то, безусловно, она его видела.

— Но если в этот момент не выходила куда–нибудь… например вымыть руки…

Макси покачал головой:

— Ей запрещено оставлять холл даже на минутку. Таковы правила. Сразу за ее столом расположена туалетная комната. Когда она туда выходит, то поворачивает рукоятку, управляющую звонками на обеих дверях. Если кто–то входит через главную дверь или служебную, автоматически включается звонок. Одно время у нас процветало воровство. Потому решили принять меры предосторожности. Если кто–нибудь эту удочку принес, Грасия должна была его видеть.

— Следовательно, делаем вывод, кто бы ни принес удочку: Перелли, либо кто еще, Грасия непременно это видела.

— Совершенно верно.

Я допил свое пиво и закурил. Я начинал немного волноваться.

— Думаю, теперь лучше всего повидать Грасию, она может стать свидетелем номер один.

— Здесь она будет завтра. Но будьте с ней осторожны. Все должно иметь свою цену.

— Где она живет?

Макси задумался на мгновение, но затем с сожалением покачал головой.

— Я не могу сообщить вам ее адрес. Это у нас строго запрещено.

Несколько секунд я крутил в раздумье свою кружку с пивом. Затем пересек комнату и остановился у портрета Джека Демисея.

— Готов биться об заклад, что эту удочку принес Джефф Бэррэтт.

Макси, как раз пивший из горла бутылки, захлебнулся. Я должен был стукнуть его пару раз по спине, чтобы помочь. Правда, ударил я его несколько сильнее, чем требовалось для этого дела.

— Бэррэтт? — воскликнул он охрипшим голосом, как только к нему вернулся дар речи. — Что это вы говорите?!

— Бэррэтт ненавидит Перелли, как и должен бы тот парень, что пристроил удочку. Бэррэтт проживает как раз напротив Перелли. Бэррэтт — это негодяй и подонок. Но всего этого, к сожалению, слишком мало, чтобы убедить суд присяжных, хотя мне не требуются иные доказательства.

Он перемалывал моя слова жерновами своих мозгов, а затем высказался:

— Это и в самом деле не так уж невероятно.

Мы подали друг другу кружки с пивом.

— Но если вы полагаете, что Грасия так и разгонится выкладывать вам интересные историйки о Бэррэтте, то вы глубоко ошибаетесь, — сказал он уже доверительно. — Как это ни странно, но к нему она весьма расположена.

Наконец–то мои деньги начали приносить мне хоть какой–то доход.

— И все же объясните мне, что такому парню как Бэррэтт, до такой девушки как Грасия?!

— Домовладелец желает, чтобы тут все было пристойно. И вот что получается из этого. По правилам, женщины, приходящие с визитом, обязаны покинуть дом до часа ночи, а если же этого не происходит, то на следующий день подается докладная. Грасия дежурит по ночам через неделю, и вот когда девчонки задерживаются после положенного времени у Бэррэтга, то от нее рапорт не поступает.

— Как же он так ловко устроился, Бэррэтт? Наверное, он платит ей пять долларов за молчание? Ну и я согласен уплатить по таксе!

Макси допил пиво, отряхнул пепел с брюк и поднялся со стула.

— Пора на службу, — сказал он.

— Сядьте и предъявите свой багаж. До сих пор вы мне не сказали ничего такого, что стоило бы десяти долларов.

— А по мне, так вы достаточно получили за свои деньги. Но если прибавите еще десятку, то я вам сообщу нечто такое, что вас огорчит.

— Пятерку.

— Десять.

— Семь пятьдесят.

Столковались мы на восьми. Я вручил ему деньги.

— Она наркоманка, вы понимаете? Бэррэтт достает ей кокаин. Так что тут вам ничего не упадет.

Я на миг задумался и решил, что, пожалуй, он прав, хотя нельзя упустить шанс попытаться.

— Выкладывайте ее адрес.

Полученная прибавка к гонорару заставила его нарушить запрет.

— 247, улица Фелмана; это дом с меблированными комнатами.

Поднимаюсь.

— Рот на замок, Макси. И если вас кто–нибудь спросит, то вы меня никогда не видели.

Макси что–то пробурчал, ударяя себя в грудь, и посмотрел на меня с презрением.

— Что вы обо мне думаете, — сказал он. — Мне–то какой интерес?

Я покинул комнату, оставив его наедине с пивом.

VI

Входная дверь дома 247 на улице Фелман оказалась зажатой между витриной торговца табаком и террасой третьесортного кафе. На медной доске надпись: “Сдаются комнаты для одиноких дам, лиц свободных профессий и административных служащих. Обслуживание не производится. Собаки не допускаются”. Карточка со следами грязных пальцев приколота над дощечкой: “Все занято”.

На террасе кафе четыре круглых одноногих столика, за которыми наблюдает пожилой мужчина с длинным тощим лицом и невообразимо печальными глазами. При ярком солнечном свете его одежда кажется зеленоватой. Он взирал на меня с надеждой все время, пока я пристраивал свой “бьюик” у входа в дом, и даже расстелил какую–то грязную скатерку на одном из столиков, но я пренебрег приглашением.

Я преодолел три каменные ступеньки и оказался возле застекленной двери, на которой красовался номер 247, толкнул дверь и вошел в темный вестибюль, пахнущий молчанием и запустением. На стенке слева замечаю длинный ряд почтовых ящиков. Подхожу и принимаюсь знакомиться со здешними обитателями. Среди трех дюжин имен изрядное количество “Лулу”, “Белл” и “Мими”, что я усомнился, соблюдаются ли в этом доме хоть какие–то правила. На четвертом ящике справа я увидел: “Мисс Грасия Леман, комната 23, этаж II”.

Перила лестницы увиты каким–то плющом. Быстро пробегаю три ступеньки и оказываюсь на первом этаже. Длинный коридор, многочисленные двери, возле которых бутылки молока и газеты. Так как время уже около половины десятого, я прихожу к убеждению, что все эти дамы — служащие или принадлежащие к иным профессиям, проявляли достойное огорчения легкомыслие, если они и в самом деле трудились — впрочем, последнее мне представлялось скорее сомнительной гипотезой.

Я уже было стал подниматься лестницей на второй этаж, как вдруг на верхней площадке показался какой–то невысокого роста тип с жестким лицом. Он был одет во фланелевый костюм цвета ржавчины, белую фетровую шляпу, а на носу темные очки. Заметив меня, он вздрогнул и остановился в нерешительности, как бы решая: вернуться или продолжать свой путь, но мгновение спустя пошел мне навстречу с напускным безразличием на лице.

Я не двигался.

Проходя мимо меня, он почесал большим пальцем небритую щеку. Мне показалось, что за темными стеклами в его глазах мелькнуло беспокойство.

— Собаки не допускаются, а мужчинам входить не дозволено, — произнес я чуть слышно, когда он приблизился к площадке первого этажа.

Он глянул на меня через плечо и остановившись спросил: “Что, что?!”

Я покачал головой.

— Нет, я ничего не говорил.

Я пошел по лестнице, с минуту он смотрел мне вслед, затем неспешно повернулся и исчез.

Второй этаж оказался точной копией первого: бутылки с молоком и газеты. Стараясь неслышно ступать, вглядываюсь в номера на дверях. Отыскиваю комнату 23. Останавливаюсь на миг, обдумывая, с чего начать разговор. Если Макси не соврал, а я склонен ему верить, эта девушка может засвидетельствовать невиновность Перелли. Главное, суметь убедить ее отречься от Бэррэтта.

Я уже приготовился постучать, как вдруг услышал за собой легкое покашливание. Я осторожно взглянул через плечо.

Дверь, как раз напротив моей спины приоткрылась, и я увидел крупную телом рыжеволосую красотку с обольстительными формами, она небрежно опиралась на дверную коробку и слала мне многообещающую улыбку. Халат из зеленого шелка подчеркивал округлость ее бедер. На обнаженных ногах — красивые комнатные туфли. Ее тонкие пальцы, по всей вероятности не изведавшие тяжкого труда, легко касались медно–золотистых волос, а тонкие брови выгибались дугой, посылая мне красноречивый и старый, как сам мир, зов.

— Здравствуйте, симпатичный брюнет. Кого–то ищете?

— Гм… — выдавил я из себя. — Уже нашел… Как бы ваш завтрак там не остыл.

Ее улыбка стала еще ярче:

— Не тратьте на нее времени. Она ведь еще даже не проснулась. А я уже поднялась, и все на месте. Я готова.

Я приподнял в знак признательности шляпу и вежливо ее отвадил:

— Мисс, я польщен вашим предложением, но, к сожалению, я здесь по делу. Может быть, в другой раз? Я помечтаю о вас, а вы можете помечтать обо мне. И смиритесь с этим, как смиряюсь я. Да и завтра будет день…

Улыбка соскользнула с ее лица, а взгляд ее зеленых очей приобрел жесткость.

— Вы попросту болтун, — проговорила она с отвращением и хлопнула дверью.

Я вздохнул и постучал к Грасии. Обождал секунд тридцать. Затем постучал сильнее. Никакого впечатления. Двери не открывали. Оглянувшись по сторонам, я мягко нажал на ручку. Двери распахнулись.

Довольно просторная комната: кровать, два кресла, комод и туалетный столик с большим зеркалом. И никого. Постель разобрана, и, судя по всему, белье не меняли месяцев шесть. Зеркало пряталось под слоем пыли, ковер густо усыпан сигаретным пеплом, на простынях какие–то сероватые пятна. Весьма грязная, неприятная комната, в которой чувствуешь себя довольно неловко.

Возле кровати еще одна дверь, ведущая, по–видимому, в ванную. Я подумал, что, наверное, девушка находится там и еще раз постучал. Безрезультатно. Чтобы не возбуждать любопытство рыжей красавицы, я прикрыл дверь и вошел в комнату.

На одном из кресел небрежно разбросана одежда: платье, чулки, пояс с подвязками грязно–розового оттенка и лифчик, скорее серый, чем розовый.

Комната прочно пропиталась легко узнаваемым запахом марихуаны. Не похоже, чтобы курили только что, но запах наркотика месяцами впитывался в стены, занавеси, белье.

Подхожу неслышно к ванной и стучу. Никто не отвечает. Пот каплями стекает по моему лицу.

Нажимаю на ручку и толкаю дверь. Она приоткрывается с натугой, не до конца. Что–то там мешает ей распахнуться. Я слышу стук своего сердца. Сквозь щель вижу грязную раковину, смятые полотенца, мыльницу и наполовину использованный тюбик зубной пасты.

Я знаю, она за этой дверью. Наверняка…

Налегаю на дверь, сжавшись от внутреннего напряжения. Девушка действительно здесь — висит на одежном крюке. На ней смятый купальный халат, колени подогнуты, голова свесилась набок так, что виден веревочный узел, затянутый у правого уха. Она безжизненна и холодна.

ГЛАВА IV

I

Я выглянул в коридор. Он пуст. Но отдаленный шумок свидетельствует, что за этими многочисленными дверями дамы полусвета решили наконец–то начать новый день.

Осторожно покидаю квартиру № 23 и закрываю за собой дверь. Снимаю шляпу, обтираю лицо носовым платком, закуриваю, с жадностью глотая дым. Это немного помогает мне прийти в себя. И все же ощущаю острую потребность в глотке виски.

Перехожу в коридор и останавливаюсь перед дверью квартиры рыжей красотки. Слева пришпилена булавкой карточка: “Мисс Джой Дредон бывает дома ежедневно после пяти вечера”.

Легонько стукнул в дверь — почти поскребся, как мышь. Но долго ждать не пришлось. Дверь приоткрылась сантиметров на десять, и мисс Дредон разглядывала меня в эту щель. Прежней приветливости как не бывало.

— Что вам угодно?

Ее большие зеленые глаза светились недоверчивостью. Я решил, что не следует расточать времени на уговоры и применил самый убедительный метод.

— Мне нужны кое–какие сведения и за них я склонен неплохо заплатить, — сказал я, протягивая ей свою визитку. — Мой тариф — за десять минут разговора двадцать долларов новыми, хрустящими банкнотами. Полная гарантия неразглашения.

Она изучала карточку с той долей озабоченности, что присуща людям, не слишком много времени уделяющим чтению, и которых некоторые термины могут повергнуть в смущение. Затем по складам прочитала низким голосом все, что там было написано.

Раздвинула дверь еще на несколько сантиметров и возвратила мне карточку.

— Покажите деньги!

“Вот, — подумал я, — простая и чистая душа, идущая прямиком к своей цели, не прячущаяся за никому не нужными формулами!”.

Вынув из кармана бумажник, я продемонстрировал ей два новеньких десятидолларовых бамкнота.

Она посмотрела на них с восхищением, как маленькая девчонка на витрину с игрушками, и настежь распахнула двери.

— Ладно, проходите. Мне малоинтересно, кто вы есть, но очень уж хочется пощупать эти купюры. Вы убеждены, что кроме сведений, вам больше ничего не требуется?

Переступив порог, я оказался в квартире несколько просторнее, чем комната 23. И значительно комфортабельнее. Тут стояли софа, кушетка, пара кресел. Были еще два не слишком дешевых ковра. Красные и желтые огоньки бегонии светили из большой вазы на столе.

Я положил свою шляпу на стол и подтвердил девице, что я к ней явился только лишь за информацией.

Она протянула ко мне свою холеную белую ручку, украшенную ногтями темно–красного цвета:

— Дайте пока половину денег. Не потому, что я вам не доверяю, а так, из принципа.

Протягиваю купюру, раздумывая над тем, что это расследование влетает мне в копеечку. Все утро я неустанно раздаю деньги.

Она сложила десятку вдвое и сунула за лиф. Я ей намекнул, что глоток виски отнюдь не повредит нашей беседе.

Она не заставила себя долго упрашивать, принесла бутылку и бокал, предложив обслужиться самому.

— Я удалюсь на минутку, — сказала она, — только приготовлю себе чашечку кофе, и полностью к вашим услугам.

Когда она вернулась, я уже пил виски.

Она поставила поднос на столик и опустилась на софу, демонстрируя стройность своих длинных ног, которые, возможно, и подтолкнули бы меня к каким–то действиям, не окажись я целиком во власти других проблем. Она проследила за моим взглядом, оправила халатик, вздернула брови:

— Кто же вы в самом деле такой? Частный сыщик?

— Да, где–то так.

— Я так и подумала. Едва я вас увидела, как тотчас Же поняла: вы не типичный клиент. Мне понравились ваши глаза… Вам не хотелось бы сперва немножко поразвлечься?

Я было начал вежливо и чуть взволнованно оправдываться, но она остановила меня жестом. Ее улыбка была открытой и дружелюбной:

— Не беспокойтесь, душечка, я пошутила. Довольно редко бывает, чтобы меня навестил симпатичный мужчина, не склонный хватать быка за рога, лишь только отворится дверь. Это для меня в новинку и даже, честно говоря, нравится… Так что бы вы хотели узнать?

Я плеснул себе еще виски.

— Мое расследование касается Грасии Леман. Вы с ней знакомы?

Черты лица мисс Дредон опять приобретают жесткость.

— Вот оно что! Так вы сорите деньгами, чтобы собрать о ней сведения?

— У одного из моих клиентов вышли неприятности с полицией. Грасия могла бы ему помочь. Вот и все.

— Не понимаю! Тогда и ступайте беседовать к ней. Зачем вы явились сюда?

— В данный момент она уже ничем не сможет мне помочь. Она мертва.

Женщина резко вскочила, пролив кофе себе на ноги. С трудом сдерживая рвущиеся из нее ругательства, она поставила чашку и вытерла колено платком.

— Это уже чересчур! — выкрикнула она.

Но так как я молчал, глядя ей прямо в глаза, она переспросила:

— Это же неправда? Она ведь жива?

— Увы, бездыханна. Я только что видел ее висящей на дверях ванной.

Она вздрогнула, скорчила гримасу, опять содрогнулась и потянулась за бутылкой с виски.

— Она была маленькой дурочкой, — сказала рыжеволосая, — но у меня и в мыслях не было, что она настолько глупа. Вся беда в том, что она уже не могла обходиться без наркотиков.

— Это я понял. К тому же в ее комнате просто–таки разит марихуаной.

Достаю портсигар и протягиваю мисс Дредон. Она берет сигарету, прикуривает, за1ем наливает виски в чашку из–под кофе и залпом выпивает.

— Вот и снова неприятности, — с горечью произносит она. — Терпеть не могу подобных историй.

— Вы видели ее вчера вечером?

— Да. Я часто сталкиваюсь с ней на лестнице.

— В котором часу вы ее встретили?

— Как раз я выходила пообедать, а она пришла, затем мы повстречались, когда я возвращалась. Она, по–видимому, еще куда–то уходила, пока я обедала. Мы вернулись, можно сказать, вместе.

— В котором часу это было, вы говорите?

Мисс Дредон попыталась, но безуспешно, подавить зевок.

— Довольно поздно. Где–то часа в три дня. Я как–то не смотрела специально…

— Она была одна?

— Нет, с ней был, как всегда, какой–то мужчина. Я всегда задаюсь вопросом, что они находят в этой маленькой грязной шлюшке. — Она осеклась, нахмурив брови. — Впрочем, уже нельзя говорить о ней плохо — она ведь мертва…

— Как выглядел этот человек?

— Слишком хорош для нее. Парень, в которого я сразу влюбилась: похож на Клэрка Гэйбла. Не то чтобы полное сходство, но одного типа.

— Во что он был одет?

— Фланелевый пиджак цвета сухих листьев, белая фетровая шляпа, красивый галстук и очки от солнца с большими, как блюдца, стеклами. Наверное, он их нацепил, чтобы его никто не узнал рядом с Грасией. И чего только не напридумывают эти мужики!

Я сидел на краешке стула, старался сохранить на своем лице спокойствие.

— Не было ли у него тонких черных усиков? Лицо худое и суровое?

— Да! Вы с ним знакомы?!

— Я встретил сто буквально только что, когда поднимался по лестнице.

— Только что?! — Ее глаза расширились от ужаса. — Но раз она мертва…

— Да. И к тому же давно. По моим подсчетам, не менее восьми часов…

— Вы хотите сказать, что она повесилась в ванной, пока он ждал ее в комнате?

— Он спускался по лестнице примерно минут двадцать тому назад. Грасия же умерла приблизительно в четыре утра. Выходит, что он либо находился с ней рядом в это время, либо ушел до того, а учром для чего–то вернулся.

Она откинулась на спинку софы, замахав рукой:

— Может быть, он убийца? Черт побери! А я — то недотумкала сходу!

Тут я вспомнил, что мужчина был небрит. Если он ушел поздно ночью, то почему перед уходом не побрился? Вполне вероятно, что он заготовил убедительный ответ на этот вопрос. Пока же все говорит о том, что ночь он провел в комнате Грасии.

Этими фактами нельзя пренебречь. Хватит уже мне довольствоваться одними гипотезами.

— Держите еще десятку, которую я вам обещал. Вы мне очень помогли. И, если вам угодно последовать доброму совету, постарайтесь оказаться в стороне от этих событий. Я думаю, что этого человека отыщут.

— Бр–р–р! Я не смогу спать, зная, что она там, напротив моей двери!

— Ваш сон будет еще хуже, если какой–нибудь наглый шпик поволочет вас на допрос в полицию. Так что не лезьте во все эти дела.

— А вы, вы что, не собираетесь поднимать шум?

Я покачал головой.

— Не могу терять время на это самоубийство. Впрочем, о ней вскоре вспомнят, и даже значительно скорее, чем вы думаете. — Я вынул из бумажника третий десятидолларовый банкнот. — Если они вас будут расспрашивать, вы ничего обо мне не знаете. Расскажете им о том парне, но и то если они вас спросят.

Она приняла деньги, и купюра тут же была отправлена за пазуху.

— Не волнуйтесь, я вас не выдам.

Переступая порог, я обернулся — она не сошла с места, сидела, покусывая нижнюю губу и хмуря брови. Выражение беспечности исчезло с ее лица.

Выхожу в коридор, оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что никто за мной не следит, снова оказываюсь в квартире 23. Притворяю дверь и принимаюсь обыскивать комнату, спешно, но стараясь ничего не упустить.

Мне надо обнаружить пусть ничтожнейшее, но доказательство того, что лже-Клэрк Гэйбл провел ночь в этой комнате. Я не знаю, что именно пытаюсь найти, но упорно ищу.

Для начала обследовал постель и обнаружил на подушке два черных волоска. Грасия — блондинка, но увы, то, что посетитель лежал на ее простынях, еще не свидетельство того, что он пробыл в этой квартире всю ночь. Хотя и это уже что–то.

После того, как я старательно обшарил все углы да закоулки, решил уже было оставить свои намерения и тут же обнаружил искомую улику! В кухоньке есть два стенных шкафа: в одном место чашек, блюдец и салфеток, в другом же располагается более солидная утварь — кружки и кастрюли. И вот во втором шкафу я выявил заблудившиеся чашку и блюдце! Они были не на месте! Их я должен был встретить в первом шкафу. Это натолкнуло меня на мысль обследовать мусорный ящик. Поверху отбросов я заметил горку кофейной гущи — и она еще хранила тепло! Вот оно, очевидное доказательство: сегодняшним утром кто–то очистил фильтр кофеварки. Грасия не могла приготовить себе утром кофе. Это уж вне всякого сомнения. А если бы этот худощавый вернулся сюда, чтобы забрать какую–то забытую им ночью вещь, то он не терял бы времени на приготовление кофе. А вот если он всю ночь торчал в это? комнате, то вполне мог перед уходом сварить себе чашечку. Видимо, этот человек достаточно хладнокровен, так как мимо него никак не мог ускользнуть факг повешения в соседней комнате Грасии. Более того, он непременно знал, что она мертва уже в тот момент, когда улегся в постель отдыхать… У этого парня, наверное, стальные нервы…

И вдруг словно луч прожектора в темной мгле промелькнула истина: это не самоубийство. Это — убийство.

II

В дальнем углу вестибюля расположилась телефонная кабина — туда я поспешил. Здесь отвратительно воняло старым козлом.

Отдышавшись, я прикрыл старомодную трубку носовым платком и набрал номер.

Спустя мгновение до меня донеслось:

— Полиция… у аппарата инспектор Харкер.

— Позовите полицейского офицера Миффлина, — попросил я, стараясь держать трубку подальше ото рта.

— Кто вы?

— Гарри Трумэн. Поскорее, пожалуйста. Я очень спешу.

— Не кладите трубку, — приказал инспектор.

Слышу, как он говорит кому–то:

— Он там, а его спрашивает какой–то парень. Назвался Гарри Трумэном. Прямо не знаю как быть…

Донесся чей–то голос, наградивший Харкера не слишком лестным эпитетом. Наконец к телефону подошел Миффлин.

— Говорит офицер полиции, — ответил он строгим голосом. — С кем имею честь?

— Некто повесился в комнате 23, второй этаж дома 247, что на улице Фелман. Если вы приедете достаточно оперативно, то найдете любопытный след в мусорном ящике. Избегайте скоропалительных выводов о самоубийстве и решительно возбудите расследование по поводу этой девушки. Не пожалеете.

— Кто вы такой?

Я услышал, как заскрипело его перо, записывавшее данные, и ответил: “Этот же вопрос интересует и меня самого”. И повесил трубку.

Спрятав платок, я бесшумно вышел на улицу. В запасе у меня было не более трех минут. Надо уехать из опасной зоны. Муниципальная полиция не слишком поворотлива, но иногда, если очень нужно, может проявить и оперативность.

Влезаю в “бьюик”, хлопаю дверцей и вдруг какой–то мальчишка в грязных, изорванных рубашке и штанах, вскакивает на подножку, просовывает в окошко свою чумазую мордашку:

— Эй, мистер, вам надо срочно приехать на Корал Роу номер 2. Очень срочно.

Я завел мотор и всматривался в зеркало, ожидая с минуты на минуту появления полицейской машины.

— Кто это тебе такое сказал?

— Какой–то парень дал мне доллар за то, что я выполню это поручение. Он просил передать, что дело очень срочное и вы в курсе.

Он соскочил с подножки и помчался по улице. Мне некогда было его догонять. Конечно, я был не прочь его задержать, но предпочтительнее оказалось как можно быстрее драпать от дома 247 на улице Фелман. Издалека уже доносилась полицейская сирена. Я тронул с места и ураганом полетел в направлении Бич Род.

Название Корал Роу было мне совершенно незнакомо, правда, теплилось предположение, что это микрорайон в квартале Корал Гэйблс. Меня повлекло туда любопытство. Мысли буквально роились в моей голове. Я спрашивал себя: обратил ли на меня внимание тот старик из кафе, не записал ли он номера моей машины. Мне совсем не хотелось очутиться в лапах Миффлина. Он и без меня начнет следствие об убийстве Грасии, а у меня и так дел невпроворот. Хотя, если он догадается допросить официанта, ему сообщат мои приметы. И ему весьма не понравится, что я оставил место происшествия, не дождавшись его.

Оказавшись на Бич Род, я повернул налево, поехал вдоль реки и, наконец, припарковал свой “бьюик” на свободном месте среди всяких труб, рыболовных снастей и замасленных бидонов.

Корал Гэйблс — район, не располагающий к визитам, особенно в одиночку и без оружия. Даже сыщики здесь патрулируют только по двое и все же редко выпадает месяц, чтобы на одной из здешних улочек не подобрали какого–нибудь бедолагу, распростертого в луже крови, с торчащим промеж лопаток ножом.

Я выбрался из машины и оглянулся на гавань, где теснились во множестве рыболовецкие суденышки. И увидел, что привлек внимание гревшихся на солнышке рыбаков в многоцветных фуфайках. Я подошел к добродушному на вид парню, вытачивавшему в одиночестве кораблик из обломка доски.

— Вы не скажете, где расположена Корал Роу?

Он оглядел меня, затем повернулся, чтобы сплюнуть в расцвеченную мазутом воду, и большим пальцем руки ткнул в сторону нескольких бистро и столиков, облепленных ракушками, здесь же на набережной.

— За баром “Истер”, — только и сказал он.

Баром “Истер” оказалось деревянное одноэтажное сооружение, где вам предлагалось отведать разнообразные дары моря и старый эль, от которого можно легко захмелеть, если не сделать поправки на его крепость. Естественно, если вы не слишком переборчивы в отношении соседей по столу. Раз или два я бывал уже здесь с Кермэном. Впрочем, это такой уголок, где вы можете рассчитывать на все что угодно, и, как правило, разочарование вас тут не постигнет.

— Спасибо, — поблагодарил я и направился к бару.

Деревянный дом примыкает боком к пассажу. Дощечка, приколоченная довольно высоко на стене, указывает: “К Корал Роу”.

Я остановился закурить и одновременно с подозрением и без малейшего энтузиазма осмотрел улочку. Высокие стены преграждали путь солнечным лучам и в глубине пассажа образовалась сплошь затененная зона. Грязная и молчаливая, она производила самое неприятное впечатление.

Запускаю руку под пиджак, чтобы убедиться: в случае чего, мне не составит труда извлечь свой “38”, и медленно направляюсь к мрачной зоне. Стена вдруг заканчивается, и улочка неожиданно совершает поворот под прямым углом, выводит к темному тупику, с трех сторон огражденному обветшалыми зданиями, некогда служившими складскими помещениями, но сейчас это трущобы, населенные крысами.

Притормозив у входа во двор, я разглядывал здания, спрашивая себя, не позволяю ли я заманить себя в западню? Замечаю трухлявую, держащуюся на одной петле дверь. Сохранилась потускневшая медная табличка. Я не ошибся: это и есть номер 2, Корал Роу. Оставалось только решить: войти или отправиться восвояси. Оглядываюсь на все стороны. Внутри, по всей видимости, как в туннеле, пол, конечно, гнилой, и мне не удастся избежать шума. И все же я решаюсь.

Отшвыриваю сигарету, прохожу через двор и толкаю покосившуюся дверь. Хоть сердце у меня и колотится неистово, я все же иду избранной дорогой. У меня свои принципы и я, между прочим, считаю, что иногда следует подавлять свои условные рефлексы.

Не нарушая тишины своими каучуковыми подошвами, я убыстряю шаг, пытаясь разглядеть хоть что–нибудь в царящей тут темноте. Передо мной вырастает лестница. Нескольких ступенек нет, перил не видать… Тут явно попахивает притоном, а потому я решил не рисковать. Но, на всякий случай, намереваюсь обследовать коридор.

Пол скрипит и стонет под тяжестью моих шагов, пока я осторожно продвигаюсь во мрак, пропитанный затхлостью. Я слышу, как попискивают крысы, разбегаясь из–под ног. Я останавливаюсь: сильное сердцебиение, волосы на голове встали дыбом. Чтобы быть готовым к любым сюрпризам, а в особенности для самоободрения, достаю револьвер.

И вот я в самом конце коридора у какой–то отворенной двери. Снова останавливаюсь, пытаясь хоть что–то рассмотреть в темноте. Безрезультатно. Я не спешу входить. Постепенно начинаю различать слабенькие лучики света, проникающие сюда сквозь щели в стенах, но это все.

Осторожно ступая, продвигаюсь на один–два шага и оказываюсь по другую сторону двери. Спрашиваю себя: какого черта я здесь торчу, что меня удерживает в этом бараке. Если кто–нибудь устроит тут засаду, то я его в темноте все равно не увижу, впрочем, и у него немного шансов заметить меня… Но в этом–то я как раз и просчитался.

Вдруг совсем рядом со мной треснула доска. Слышу свист летящего предмета. Пригибаюсь и отскакиваю в сторону. Что–то твердое с силой ударяет меня в плечо — револьвер выскальзывает из моей руки. Метили в голову, и, если бы попали в цель, думаю, я погрузился бы в глубокий сон, лишенный всяких сновидений.

Очнулся я на четвереньках. Меня задевают чьи–то ноги, чьи–то пальцы продвигаются по моей руке, ощупывают лицо, подбираются к шее: влажные, холодные, тонкие, но сильные пальцы.

Втягиваю подбородок в воротник, вскакиваю и посылаю вперед кулак. Мои пальцы ощущают ткань пиджака, затем округлость тренированного бицепса. Теперь я могу рассчитать, где находится голова. Мой короткий и твердый удар обрушивается туда, где, по моим предположениям, должно быть ухо.

Мой незримый противник как–то хрюкает и тут же на меня наваливается где–то так килограммов восемьдесят пять и я, не удержавшись, падаю на спину. Его пальцы впиваются в мою шею, и я слышу прямо у лица разгоряченное дыхание.

Но на сей раз ему пришлось иметь дело не со слабенькой девчонкой. Ему, конечно, не составило труда прикончить Грасию, но со мной — тут другое дело.

Я ухватил его за большие пальцы рук и с силой вывернул кисти назад. Донесся приглушенный стон. После незначительной борьбы он освободил свои пальцы, но лишь потому, что я ему позволил. Едва лишь он выпрямился, я угостил его свингом по лицу, и он провалился куда–то в ночь. Исступленный вопль срывается с его губ.

Пытаюсь подняться; мои пальцы еще касаются земли, когда он снова набрасывается на меня. Мне удается разглядеть его расплывчатый силуэт, несущийся на меня. Не теряя времени, поднимаюсь и устремляюсь навстречу. Столкновение выходит мощным: его отбрасывает назад, и я получаю возможность ударить его в живот. Мой удар не рассчитан на нокаут, но он забивает ему дыхание — воздух вырывается из него с шипением, как из лопнувшей автомобильной камеры.

Продвигаюсь вперед, нанося удары справа и слева. И хотя они не всегда достигают цели, но эффект чувствуется солидный. Я также получил неплохой удар по челюсти, который едва не лишил меня головы.

Я слышу, как мой противник задыхается и начинает переходить к отступлению. Мне нельзя медлить, так как он вскоре исчезнет во мраке — до меня уже едва долетает его спазматическое дыхание.

На несколько секунд мы оба замираем в неподвижности, готовые отразить внезапную а гаку.

Мне кажется, что слева я различаю расплывчатую тень, но, может, это мне только привиделось. Бью ногой и тень мгновенно отскакивает. Не давая противнику времени собраться с силами, наскакиваю, наношу удар, попадая чуть ниже уха.

Его дыхание становится сплошным хрипом. Он падает на спину, вскакивает и начинает искать пути к отступлению. У меня складывается впечатление, что им руководит только желание прекратить эту разминку и убраться восвояси. Я забегаю вперед, намереваясь воздать ему по заслугам, но гнилая доска пола подламывается подо мной, и я полуоглушенный валюсь с ног.

Тут я полностью в его власти. Но моя персона его уже не интересует. Он помышляет лишь об одном: как бы поскорее исчезнуть.

Я слышу, как он проносится к выходу.

Пытаюсь подняться, но щель, в которой оказалась моя нога, не спешит ее отпустить.

Я еще успеваю заметить на фоне дверного проема силуэт высокого мужчины с косой саженью в плечах — но это и все.

Когда мне, наконец, удается высвободить ногу, я понимаю, что преследовать незнакомца бесполезно. Надежных тайников в Корал Гэйблс немало.

Прихрамывая и потихоньку ругаясь, я достигаю дверей и тут какой–то предмет обращает на себя мой взгляд. Я поднимаю его.

Это белая фетровая шляпа.

III

Бармен в “Истере” смахивает на отставного борца.

Он подал мне сэндвич из ржаного хлеба с горячей ветчиной и кружку пива, а теперь наблюдает, как я ем, опершись своими волосатыми руками на стойку.

Здесь в это время дня еще спокойно. Большой круглый столик на одной ножке стал пристанищем для полудюжины посетителей, похожих на рыбаков. Им–то до меня никакого дела, а вот бармен не спускает с меня глаз, словно я его чем зачаровал:

— Вроде я тебя где–то встречал, парень, — положил он начало беседе, теребя свой перебитый нос. — Ты уже бывал здесь?

Я ему ответил, что бывал. Он покачал своей обритой головой, почесал место, где когда–то у него было ухо, и продемонстрировал два ряда неестественно красивых белых зубов.

— Никогда не забываю своих клиентов. Вы куда–нибудь смоетесь, потом вернетесь лет через пятьдесят — и все равно я вас узнаю! Это уж точно!

Я подумал, что не часто представится случай, чтобы поставить такой опыт, но предпочел не делиться с барменом своими пессимистическими мыслями, а сказал:

— Это ведь прекрасно — иметь такую память на лица! И я бы не прочь. А то, скажем, познакомился с кем–нибудь, а повстречай я его через день — уже и не припомню, кто таков! Для делового человека это весьма прискорбно.

— Ну да, естественно, — подхватывает бармен. — Вчера вот пришел один парень. Три года ноги его здесь не было. И подаю я ему кружку старого эля, не дожидаясь даже заказа! Он и раньше всегда так заказывал. Вот что называется хорошей памятью.

Если бы он подал мне кружку старого эля, то и я бы не чинил шума. Бармен производил впечатление человека, не любящего скандалов.

— Да?! А нельзя ли предложить вашей памяти небольшую проверочку, парень крупный, но худощавый, с квадратными плечами. Одет в костюм цвета ржавчины и белую фетровую шляпу. Он не заглядывал в этот уголок?

Тяжелое приземистое тело бармена словно окаменело. Плохо выбритое искалеченное лицо его внезапно обрело жесткость.

— Я бы тебе не советовал, приятель, о чем–либо расспрашивать в этой хибаре, — сказал он, сильно прикрутив звук. — И если вам хочется сберечь свои передние зубы, то лучше бы заткнуть глотку, — попытался он перейти на официальный тон.

Я сделал несколько глотков пива, продолжая наблюдать за ним из–за края бокала.

— Это не ответ, — сказал я, оставляя кружку и выуживая на свет пятидолларовую бумажку.

Купюру я держал на ладони так, чтобы никто, кроме бармена, не мог ее видеть.

Он повертел головой по сторонам, затем все еще колеблясь, опять внимательно огляделся вокруг:

— Сделайте вид, что предлагаете мне закурить, — шепнул он, едва шевеля губами.

Я протянул ему сигарету и деньги. Он попытался взять их, как ему показалось, незаметно, но чересчур неуклюже. Его манипуляции мог не заметить только один клиент, находившийся к стойке спиной.

— Это типчик из банды Бэррэтта, — проинформировал экс–борец. — Не связывайтесь с ним. Очень опасен.

— Еще бы, конечно, в каком–то смысле и комар опасен…

Расплачиваясь с ним за эль и сэндвич, я задал еще один вопрос:

— Как его зовут?

Он глянул на меня, нахмурив брови, затем перешел к другому концу стойки. Я немного обождал, дабы убедиться, что он не намерен возвращаться, и поскольку он там задержался довольно основательно, слез со своего табурета и вышел на улицу.

Джефф Бэррэтт… вполне может быть… правда, я и не догадывался, что у него своя банда… Следовательно, у него были весьма серьезные причины заставить Грасию замолчать навеки. Я опросил себя: а не является ли он организатором похищения? Уж слишком все говорило в пользу этого. Но слишком уж просто, чтобы оказаться правдой…

Пересекая набережную, чтобы оказаться рядом со своим “бьюиком”, я размышлял также и о Мэри Джером. Какая связь между ней и Бэррэттом? Пожалуй, самое время этим заняться. Решаю отправиться в гараж “Акме” и навести справки там.

Возвращаюсь на Бич Род, поворачиваю на улицу Хауторн и еду слева по бульвару Фут–хилл.

Солнце здорово припекает и я опускаю щиток. Свет, проходя через синее стекло, становится мягким и успокаивающим и у меня возникают ощущения, что я плаваю в аквариуме.

Гараж “Акме” расположен на пустынной развилке бульвара Фут–хилл и улицы Голливуд. Это не слишком фешенебельное здание и я не раз уж задавался вопросом: почему Лют Феррис облюбовал такое уединенное место для установки своих бензоколонок?

Всего бензоколонок шесть, они выстроились в ряд перед большим металлическим навесом, что–то вроде ремонтной площадки. Справа находится довольно неприглядный зал ожидания с баром. Чуть подальше, полузаслоненный навесом, низенький неказистый домик под плоской крышей.

У одной из колонок стоит длинный и породистый “бентли”, весь черный, сияющий в солнечных лучах. Под навесом притаился четырехтонный грузовик.

Вокруг ни души. Медленно подъезжаю к одной из колонок и торможу. Буфер моей колымаги в каком–то метре от “бентли”.

Сигналю, внимательно озираясь вокруг. Но не замечаю ничего интересного. Спустя несколько минут из мастерской неторопливо выходит мальчишка в синей засаленной спецовке. Он минует “бентли”, останавливается возле меня и пренебрежительно глядя на меня, ждет. Ему должно быть лет пятнадцать–шестнадцать. Маленькие зеленые глаза беспокойно снуют.

Я говорю, закуривая:

— Десять литров. И можно не слишком торопиться. Впереди у меня вся жизнь.

Он холодно кивнул и обошел машину. Наблюдаю за счетчиком, чтобы он меня не надул.

Вскоре он опять появляется, протягивая грязную руку. Я расплачиваюсь.

— А где сам Феррис?

Он бросает на меня оценивающий взгляд и тут же отворачивается:

— В отъезде.

— А когда он вернется?

— Понятия не имею.

— А миссис Феррис? У себя?

— Она занята.

Показываю пальцем на домик.

— Там?

— Там или еще где, но она занята, — отрезал уходя паренек.

Только было я собрался окликнуть, как из–за угла мастерской вырос новый персонаж: крепкий, хорошего телосложения мужчина в летней клетчатой куртке и шляпе с узкими полями, надвинутой на глаза. В петлице куртки красовалась кроваво–пурпурная гвоздика. Это был Джефф Бэррэтт.

Я не подавая вида хладнокровно слежу за ним. Да и к тому же я знаю, что он не может меня разглядеть через светозащитный щиток.

Небрежно взглянув на “бьюик”, он усаживается в свой “бентли” и укатывает в направлении Бичвуд авеню.

Мальчишка возвратился в мастерскую. Но у меня такое ощущение, что он продолжает за мной наблюдать, хотя я его и не вижу. Минуту–другую выжидаю, раздумывая. Посещение Бэррэттом гаража — совпадение? Слишком мала вероятность. Вспоминаю, Миффлин мне однажды рассказывал, что Феррис подозревается в торговле марихуаной. Бэррэтт же — потребитель наркотиков. Как минимум уже одна точка соприкосновения. Так ли уж случайно Мэри Джером избрала именно этот уединенный гараж для аренды автомобиля? Это также неправдоподобно. И тут я начинаю понимать, что мое расследование вроде как начинает сдвигаться с мертвой точки. Решаю нанести визит миссис Феррис.

Выхожу из машины и следую цементированной дорожкой вдоль ремонтной мастерской к домику.

Замечаю неподалеку от ворот гаража укрывшегося в тени мальчишку. Он глядит на меня в упор, отвечаю ему тем же.

Он не двигается с места, не произносит ни полслова, тогда я продолжаю свой путь, обхожу гараж и поднимаюсь по тропинке к домику. Поперек небольшого садика на натянутой веревке сохнет белье. Нагибаюсь, чтобы проскочить под висящей парой носков, и стучусь в покосившуюся, растрескавшуюся дверь.

Подождав минуту, снова стучу, и тогда дверь отворяется. Девица — коренастая и растрепанная — на пороге. Нелегко даже приблизительно определить ее возраст: ей можно дать с равным успехом и двадцать, и тридцать лет. Глядя на нее можно сказать, что в жизни ей доставались одни шипы и потому она не верит в существование роз. Светлые волосы, но крашеные, и довольно неумело, они жесткие, более напоминают мочало, отекшее лицо, глаза красные от недавно пролитых слез. И лишь только упрямо сжатые губы свидетельствуют, что она еще не окончательно смирилась с положением вещей.

— Ну? — спросила она, смерив меня с головы до ног полным недоверия взглядом. — Что вам нужно?

— Мистер Феррис дома?

— Нет. А вы кто?

— Мне сказали, что он сдавал мисс Джером в аренду автомобиль. Я хотел бы с ним об этом побеседовать.

Она не спеша делает шаг назад и рука ее нащупывает дверную ручку. Еще минута, и она хлопнет дверью перед моим носом.

— Его нет дома, а мне вам сообщить нечего.

— Я привык платить за сведения, которые получаю, — поспешно сказал я, следя за движением двери.

— Сколько?

Она вперилась в меня глазами, так голодная собака смотрит на кость.

— Это зависит от сведений. Может потянуть и на сто долларов.

Кончиком бледного языка она облизывает губы.

— И что же за сведения?

— Можно мне войти? Долго я вас не задержу.

Она колеблется, обуреваемая властью демонов страха, недоверия и жадности. Но, как всегда, верх берет жажда денег. Женщина отодвигается в сторону.

— Ладно. Можете зайти. Правда, у нас тут беспорядок, у меня были другие заботы.

Она провела меня в безумно грязную и захламленную комнату, расположенную в глубине дома. Женщина с размаху опустилась в кресло, моментально просевшее под ней, и стала вглядываться в меня с тревогой и подозрительностью. Я перешел в атаку:

— Мальчишка сказал, что ваш муж в отъезде. Но я ему не поверил.

— Я не знаю, где он… — Ее глаза неожиданно наполнились слезами и она отвернулась. — Мне кажется, он попросту свалил.

— С чего это вам приходят в голову такие мысли?

Она утерла глаза тыльной стороной руки.

— А деньги?! У меня ни ломаного гроша. Он мне оставил только долги. Мне не на что даже купить жратвы.

— У вас будут деньги. Но, конечно, если вы мне предложите стоящую информацию.

Ее лицо обрело твердость.

— Я располагаю множеством сведений, которые могу предоставить вам. Естественно, они разрозненны, ведь меня не посвящали в курс дел, и все же они стыкуются между собой. Ведь у меня есть глаза и я не оглохла. К тому же мне все это, весь этот бардак осточертел. Если я получу от вас необходимую сумму, чтобы убраться отсюда, то расскажу о них все.

— О ком, собственно, речь?

— О Люте и Бэррэтте.

Достаю бумажник. Он показался мне сильно отощавшим. Осталось всего тридцать долларов. Вынимаю двадцатку и размахиваю перед ее носом.

— Будет еще. Назовите вашу цену.

Она наклоняется и выхватывает деньги у меня из рук.

— Пять сотен — и я все выкладываю.

— Вы не спутали меня случайно с Рокфеллером? Вам перепадет сотня.

Она взглядывает на меня холодно, почти безжизненно.

— Пятьсот — это окончательная цена. Или — да, или — нет. Я сделаю вам собственноручное письменное заявление, лишь бы покончить с их рэкетом. А потому: или — да, или — нет.

— Но прежде всего я хотел бы увидеть ваш товар. Если вы мне сообщите интересные факты, то и получите свои деньги. Идет?

Она мнется и смотрит на меня оценивающе.

— Кто вас нанял?

— Перелли… А теперь послушаем вас.

— Я вам сообщу несколько деталей, — наконец–то решается она, — а когда в моих руках будет вся сумма полностью, я вручу вам пакет сведений. Лют, Бэррэтт и Дедрик ведут самый крупный контрабандный промысел на всем побережье! Они поставляют марихуану миллионам клиентов не только на здешней территории, но и в Париж, Лондон, Берлин. Лют опекает Лос—Анджелес и Сан—Франциско, Бэррэтт — контролирует рынки Нью—Йорка и Лондона, а Дедрик — Парижа и Берлина. Хватит для начала?

— Вы не ошибаетесь в отношении Дедрика? По ее лицу скользит саркастическая улыбка.

— Уверена. Я слышала их разговоры. Они меня держат за идиотку, но тут они глубоко заблуждаются. Если бы они вели со мною честную игру, я бы не раскрыла глотку. Я знаю, где они хранят свой гнусный товар. Я в курсе всех их дел. Я продаю вам весь пакет сведений за пятьсот долларов — вы на этом еще можете заработать.

— Что вам известно о Мэри Джером?

— Я знаю все. Даже то, где она сейчас находится.

— И где же?

— Она останавливалась в “Бич Отеле”, но сейчас ее там уже нет. Больше я ничего вам не скажу, пока вы не дадите мне денег. Мне известно, почему похитили Дедрика. В общем, можете быть уверены, того, что я знаю, хватит, чтобы накрыть всю их шайку.

— О’кей. На улице меня ждет машина. Я отвезу вас в свою контору, вручу вам деньги — и там мы сможем спокойно поговорить.

— Я отсюда ни на шаг. После всего, что я вам доверила, у меня возникают сомнения насчет того, куда вы хотите меня отвезти…

— Мы отправимся в мою контору. Поехали…

— Нет. Не такая уж я дура!

— А что хотел от вас сегодня Бэррэтт?

— Не знаю. Он приходил к мальчишке. Вот как в этом доме ко мне относятся. Он даже не потрудился зайти поздороваться со мной. Он пошушукался с парнем и был таков. Лют не показывался здесь с тех самых пор, как подвернулась та краля.

— Вы имеете в виду Мэри Джером?

— Не знаю. Может, и она. Я не видела ее. Она позвонила и я слышала, как Лют ей ответил. Он только и сказал: “Алло, милая, не надо так… Я еду!” Даже не попрощался со мной. Уселся в свою колымагу и был таков. С тех пор я его больше не видела.

— Когда это случилось?

— В тот вечер, когда похитили Дедрика.

— А по времени?

— Немногим раньше восьми.

— Бэррэтт имеет отношение к похищению Дедрика?

Она одарила меня хитрой улыбкой.

— Оставьте попытки разом выудить у меня все, молодой человек. Привозите деньги и тогда перед вами раскроется эта история. Мне она известна от и до, но я не произнесу ни слова, пока не пощупаю деньги.

— А если я приглашу сыщиков? Уж они отыщут средства, чтобы заставить вас заговорить!

Она расхохоталась:

— Хотела бы я встретить человека, который сумел бы вынудить меня заговорить! Если бы не деньги, то ни черта вы бы от меня не услышали.

— И все же лучше бы вам поехать со мной. Если вы останетесь, то не исключено, что кто–нибудь из них попытается расквитаться с вами. Как с Грасией Леман. Ей тоже многое было известно.

— А я не боюсь. Я смогу защититься. Отправляйтесь за деньгами!

Я понял, что зря теряю время. Больше мне из нее ничего не вытянуть, пока в ее руках не будет желаемого.

— Каких–нибудь полчаса — и я здесь.

— Буду ждать.

Выбравшись из этой грязной комнаты, я заторопился к своему “бьюику”.

IV

Я молнией влетел в контору. Паула, перебиравшая какие–то бумаги, наваленные на столе, вскинула голову.

— Пятьсот долларов, — выпалил я не переводя дух. — Наше расследование идет довольно забавно. Хватайте поскорее чем писать — и за мной. По дороге я введу вас в курс дела.

Паула ничуть не растерялась. Она по обыкновению невозмутима. Встает, открывает сейф, отсчитывает двадцать двадцатипятидолларовых бумажек, достает из ящика свои причиндалы для стенографии, берет сумку и эту пилотку, которую она почему–то называет шляпой, и шествует к дверям. Все это, впрочем, занимает секунд пятнадцать. Догоняю Паулу уже в коридоре.

— Эй!

Оглушительный голос Марты Бендикс взрывает уши.

Оборачиваюсь:

— Некогда! В другой раз!

— Но это по поводу вашего клиента, Суки! Только что мне доложили. Ничего загадочного! Вроде бы порядочный тип. Он состоял на службе у Маршланда уже десять лет! — выкрикивает Марта. — Когда я могу получить обещанное вознаграждение?

Я кричу: “Вы его непременно получите!”, — и заталкиваю Паулу в кабину лифта.

— Еще пятьдесят выброшенных долларов, — загрустил я. — Я ведь надеялся раскопать в прошлом этого шофера ужасающие преступления. Ну да ничего страшного. Тем более, если удача еще хоть немного будет сопутствовать мне, я вскоре разгадаю эту загадку.

Слишком многословно рассказывая, гоню “бьюик” на скорости по Орчид Бульвару, Бич Роду и авеню Хауторн. Это, конечно, глупо рассказывать чуть ли не все сначала Пауле, если вспомнить, что мы с ней совсем недавно виделись!

Наконец выезжаю на бульвар Фут–хилл, продолжая комментировать разоблачения мадам Феррис.

— Это все–таки уму не постижимо! Утверждать, что Дедрик — торговец марихуаной! Невероятно! И за каких–то пятьсот долларов она готова предоставить мне письменное заявление!

— Но никто не может поручиться, что все сказанное ею — правда, — Паулу ничем не проймешь.

— Как только она вручит мне заявление, я передам его и полицию. Она, естественно, получит свои деньги, но каждое слово ее заявления будет проверено чуть ли не под микроскопом.

Замедляю ход и торможу у колонки. Паренек не появляется. Выхожу из машины. Паула вслед за мной. Идем аллеей мимо ремонтной мастерской. Приостанавливаюсь, заглядываю вовнутрь. Парня не видно. Чувствую, как сдавливает желудок, и бегу к домику. Когда Паула меня нагоняет, я уже стучу в дверь

Никто не отзывается. Полная тишина.

— Ну я же предупреждал ее… — раздражаюсь я.

Отхожу и с броска наваливаюсь плечом на дверь. Ее не сооружали с целью устоять против тарана и она распахивается.

Мы с Паулой оказываемся в крошечном мрачном вестибюле. Кричу:

— Миссис Феррис! Миссис Феррис!

Тишина.

— Все понятно. Эти негодяи действуют расторопно. Вы оставайтесь на месте, Паула, а я гляну, что там внутри.

— А вы не думаете, что она переменила свои намерения и попросту скрылась?

Я с сомнением покачал головой.

— Вряд ли. Ей слишком нужны были деньги. Скорее всего этот мальчишка ее выдал.

Оставляю Паулу в вестибюле и поочередно обхожу все комнаты. Миссис Феррис нет нигде. Возвращаюсь.

— Пусто. Возможно, они ее увели с собой или она напугалась и сбежала.

Вспоминаю скрючившуюся фигурку в синем пеньюаре, что висела на дверях ванной. Если и в самом деле миссис Феррис настолько осведомлена, как она это утверждала, то сейчас за ее жизнь я не дал бы и ломаного гроша.

— Взгляните там, в ее комнате, взяла ли она вещи, — прошу Паулу. — Впрочем сомневаюсь, чтобы у нее был шикарный гардероб.

Паула направляется в комнату хозяйки, а я обыскиваю прихожую, не находя ничего такого, что подсказало бы причину ее исчезновения.

Спустя минуту возвращается Паула.

— По–моему, она ничего не брала с собой. Шкафы битком набиты и в ящиках все аккуратно сложено.

— Эх, если бы того паренька поймать и… заставить его говорить…

— Вик!

Паула уставилась в окно. Подхожу к ней.

— Что это там такое, возле хижины? Это не…?

В глубине убогого садика что–то похожее на сарай для инструментов. Двари его приоткрыты. На полу виднеется что–то белое.

— Обождите меня здесь. Пойду взгляну.

Выхожу через заднюю дверь, пересекаю садик. Приближаюсь к сараю, достаю револьвер, распахиваю дверь и всматриваюсь в полумрак.

Это миссис Феррис. Лежит, уткнувшись лицом в землю, руки на затылке, словно защищаясь. Она заметила, как они двигались главной аллеей, и, теряя голову, помчалась прожогом в сарай. Они стреляли прямо с порога дома, даже не утруждая себя перейти садик, чтобы убедиться, что она мертва. Я крутанулся на каблуках и стремительно варнулся к Пауле.

V

В холле “Бич Отеля” сидели несколько упитанных молодых людей, отличавшихся полувоенной выправкой и хорошо сшитыми костюмами. Они пристально и дружно наблюдали за движением каблуков–шпилек на туфлях Паулы, пока мы пересекали зал, направляясь к столику портье.

Служащим, который принимал нас, оказался высокий молодой человек: вьющиеся светлые волосы, утомленное, но не утратившее от этого природную розовость, лицо и бледно–голубые пресыщенные жизнью глаза.

— Добрый вечер, — приветливо произнес он, слегка склонившись перед Паулой. — Вы заказывали номер?

— Нет, нет, мы совсем по другому поводу, — говорю я, просовывая свое удостоверение в окошко. — Мы надеемся получить у вас несколько ответов на интересующие нас вопросы…

Светлые брови изумленно поднимаются. Молодой человек заглядывает в удостоверение, решается его внимательно прочитать, но и исполнив намерение, снова принимается разглядывать его.

— О, мистер Мэллой, так чем могу служить? — наконец выдавливает он из себя. Он по–прежнему смотрит на Паулу, машинально поправляя узел галстука.

— Мы ищем одну молодую особу, которая, это доподлинно известно, останавливалась здесь двенадцатого или, возможно, одиннадцатого числа этого месяца.

— Нам не позволено давать справки относительно клиентов, мистер Мэллой.

— Весьма похвально. Но дело в том, что молодая особа, о которой идет речь — сестра мадам, — киваю на Паулу, а та одаряет служащего сквозь опущенные ресницы неотразимым взглядом. — Она убежала из дому и вот мы пытаемся ее разыскать.

— О… тогда… — В его голосе колебание. — Что ж, раз такой случай, быть может, я смогу… Вы не подскажете ее имя?

— Скорее всего она назвала вымышленное имя. Но, наверное, не так уж и много одиноких женщин попадается среди ваших клиентов…

Он с сожалением покачал головой.

— Безусловно, нет. Впрочем, мне кажется, я знаю, о ком вы спрашиваете… Мисс Мэри Хендерсон, если я верно запомнил. — Он перелистывает большую конторскую книгу, пробегает холеным наманикюренным пальцем по списку фамилий и останавливается. — Вот — мисс Хендерсон. Крупная такая молодая дама, брюнетка, очень красивая. Не ваша ли это сестра, миссис?

— Может быть, словесный портрет вполне похож. Вечером двенадцатого на ней были бордовое платье и накидка черного шелка.

Он утвердительно кивнул, промокнул губы белоснежным платком и послал Пауле ослепительную улыбку.

— Тогда это точно мисс Хендерсон.

— Превосходно. Какого числа она прибыла?

Он заглянул в книгу.

— Двенадцатого в шесть вечера.

— Она оставила адрес, куда пересылать ее почту?

— Боюсь что нет.

— А когда она выехала из гостиницы?

— Тринадцатого. Как сейчас помню, потому что был несколько удивлен этим ее решением. Дело в том, что она снимала номер на восемь дней.

— Она была с машиной?

Молодой человек нахмурил брови и взглянул на очаровательное, исполненное тревоги лицо Паулы. Этого, по–видимому, оказалось достаточно, чтобы развеять возникшие было сомнения, поскольку он сразу ответил:

— По правде говоря, у нее не было машины. Во всяком случае, когда она только прибыла. Но даже раньше, чем подняться в свои апартаменты, она попросила устроить ей машину напрокат, поскольку вечером намеревалась куда–то съездить.

— Машину ей заказывали вы?

— Да. Мы обычно пользуемся услугами гаража “Акме”. Вам знакомо это название?

— Да, — ответил я, — знаю.

— Феррис подал мисс Хендерсон машину где–то в половине седьмого–семь.

— Он виделся с вашей клиенткой?

Клерк вновь вскинул брови.

— Нет. В этом не было никакой необходимости.

— Вы полностью уверены, что он с ней не виделся?

— Абсолютно.

— А машина, что с ней?

— По всей видимости, она находится в нашем гараже. Хорошо, что вы напомнили. Обычно Феррис сам забирает свои машины. Надо будет ему позвонить…

— Вы не позволите нам взглянуть на нее?

— Пожалуйста.

— Что за марка машины?

— Черный “линкольн”. Механик вам ее покажет.

Выглядел он теперь несколько ошеломленно.

— Спасибо, огромное вам спасибо. Но позвольте еще последний вопрос: в то время, когда мисс Хендерсон проживала здесь, кто–нибудь приходил к ней?

Он задумался.

— Да, один человек приходил. Абсолютно точно. Он был где–то около полудня тринадцатого здесь и как раз вскоре после его ухода она и уехала.

Я закурил сигарету и опять спросил:

— Вы его видели?

— Да, конечно. Он представился портье.

Собеседник снова промакнул платком губы и одарил Паулу быстрым восхищенным взглядом.

— Вы не могли бы описать его нам?

— Немолодой мужчина. Отлично одет, несомненно богат. Он просил доложить, что пришел с визитом мистер Франклин Маршланд.

Я глубоко вздохнул:

— Невысокого роста, с сильным загаром, орлиный нос и просто крошечные ноги?

— Я не обратил внимания на его ноги, а вот все прочее описано в точности.

— И мисс Хендерсон покинула гостиницу вскоре после его визита? Так? Она не показалась вам ну, взволнованной, что ли?

— Взволнованной — нет, чересчур сильно сказано, но вот несколько возбужденной — да. Она очень спешила. Это–то меня и удивило, ведь она оплатила номер за неделю вперед.

— Она села в такси?

— Скорее всего. Можно поинтересоваться у швейцара.

— Если бы нам удалось найти шофера такси, то мы бы узнали, куда она держала свой путь…

Клерк, казалось, только теперь вроде как бы стал понимать всю сложность ситуации.

— Сейчас спрошу. Обождите, это недолго.

Пока он ходил, мы с Паулой обменялись впечатлениями.

— Мы, бесспорно, продвигаемся вперед, — сказал я. — Очень меня интересует, что понадобилось от нее Маршланду. Я начинаю думать, что был не так уж далек от истины, предположив: “Маршланд замешан в похищении”.

— Установлено, где он находился тем вечером, когда было совершено похищение?

— По–моему, это абсолютно не существенно. Это же очевидно, что непосредственного участия в нем он не принимал. Просто перепоручил своим подручным.

Портье вернулся.

— Не повезло. Швейцар хорошо запомнил мисс Хендерсон, чего нельзя сказать о такси, которое ее увезло. Какая–то случайная машина.

— Ну что ж! Позвольте еще раз поблагодарить за вашу необычайную любезность. Сейчас сходим взглянуть на “линкольн”. Гараж расположен позади гостиницы?

— Да, надо обойти здание… Думаю, вы найдете, — прибавил он, обращаясь почему–то к Пауле.

Она ответила ему такой улыбкой, что у него просто дух захватило. Он провожал нас взглядом, теребя машинально свою курчавую светлую шевелюру.

Работник гаража подвел нас к большому черному “линкольну”.

— Вот она и есть, — сказал он. — И чего это Феррис никак не приходит ее забрать? Чего ждет?

— Вы не смогли бы вспомнить, в котором часу машина возвратилась в гараж той ночью?

— Что–что, а это запросто. Мы регистрируем все колымаги, которые сюда въезжают.

Он отошел к своему с голу справиться в бумагах, а я в это время обыскал машину. Осмотрел кармашки, поднял подушки сидений, обшарил пол. Но поиски не дали ничего.

Работник вернулся:

— Машина приехала сюда вечером, без двадцати одиннадцать.

— Вы видели молодую даму, сидевшую за рулем?

— Разумеется, но я ее не разглядел.

Было бы гораздо лучше, если бы запомнил.

— О’кей, — поблагодарил я, вручая за труды ему доллар. — Спасибо.

Усаживаемся в наш скромный “бьюик”. На часах уже половина седьмого.

— Я отвезу вас в контору, — предложил я Пауле.

— А вы?

— Хочу переговорить с Маршландом.

ГЛАВА V

I

Несусь на всех парах к “Оушн Энду”, перебирая мысленно все свои находки за последнее время.

Говоря по правде, я не намного приблизился к тому, чтобы вызволить Перелли из тюрьмы, но появилась уверенность, что если и в дальнейшем не прекращу просеивать сквозь сито все факты и каждого человека, то, в конце концов, я обрету необходимые доказательства.

Грасию убили, потому что она знала, кто упрятал Перелли в тюрягу. А это лишнее свидетельство тому, что Перелли — невиновен.

Если верить словам миссис Феррис, Дедрик снабжал Париж марихуаной задолго до того, как познакомился с Сереной. Не это ли послужило истинной причиной похищения? Возможно, что после женитьбы на Серене он отказался ишачить на Бэррэтта. И тот с ним за это посчитался? Тогда и псевдопохищение могло быть организовано Бэррэттом ради одного лишь — выманить у Серены как можно больше денег.

И, наконец, возьмем Маршланда. В какой степени причастен он к похищению? Представим, что Суки изобличил, Дедрика в подпольной деятельности и поведал об этом Маршланду. Тут скандал неизбежен: одна из завиднейших невест в мире выходит замуж за торговца наркотиками! Маршланд готов пойти на все, лишь бы оградить дочь от возможных невзгод. Он мог нанять любого негодяя, чтобы избавиться от Дедрика. Не исключено, что именно он, а вовсе не Бэррэтт срежиссировал мизансцену похищения. Вполне вероятно, Дедрик, может, давно успокоился где–нибудь в “Оушн Энде”… Никто ведь не подумал перекопать парк.

А Мэри Джером? Какова ее роль во всем этом? Да и кто она? Брандон попытался было весьма неохотно, правда, разыскать ее, но Маршланду это удалось вроде без особых усилий! Как это ему удалось сделать? Зачем он наносил ей визит? Почему она улизнула тотчас же после встречи?

Вот я уже и на аллее, которая ведет к “Оушн Энду”. Предзакатное солнце бликует на ветровом стекле.

Как и в первое мое посещение, замечаю у террасы большой черный “кадиллак”.

Отворяет мне Уодлок. Он насупливает брови, глядя на меня с укоризной.

— Привет, — говорю ему. — Мне бы надо потолковать с мистером Маршландом. Не смогли бы вы доложить обо мне?

— Можете войти, мистер Мэллой, — ответил он, освобождая проход. — Но не думаю, чтобы мистер Маршланд оказался на месте.

Захожу в вестибюль, кажущийся мне после долгого пребывания на жарком солнце наполненным свежестью и прохладой. Отводя свой взгляд от мажордома, добавляю:

— Пароль — “Бич Отель”. Будьте так любезны, сообщите его хозяину.

— “Бич Отель”?!

— Совершенно верно. Я полагаю, когда вы увидите, вы будете поражены его реакцией на эти слова. Так я обожду в салоне?

— Пожалуйста.

— Как самочувствие мадам Дедрик?

— Если сделать поправку на все случившееся, то довольно неплохо.

Придирчиво изучаю собеседника: на его покрытом морщинами лице ни тени волнения. Прохожу в салон. Закуриваю сигарету и выпускаю кольца дыма в направлении мексиканского седла, висящего как раз напротив меня. Ощущаю прилив усталости.

Незначительное время спустя, минут этак десять, слышу шаги по лестнице. Распахивается дверь и входит Серена Дедрик.

На ней простого покроя платье из белого полотна, в волосах заколота роза. У нее появились под глазами круги, а у рта образовалась глубокая складка страдания. Пока я поднимаюсь с места для приветствия, она внимательно вглядывается в меня, но тут же холодно улыбается и жестом приказывает мне не вставать.

— Не трудитесь… Может быть виски?

— Благодарю вас, чуточку позже. Мне надобно свидеться с вашим отцом. Разве Уодлок не сказал вам?

Она подходит к бару на колесиках и наливает два бокала виски. Один из них подает мне; указывая также рукой на шкатулку с сигаретами, затем устраивается напротив меня.

— Отец вчера отбыл в Нью—Йорк, — сообщает она, отворачивая лицо. — А для чего, собственно, он вам понадобился?

— Я хотел кое–что спросить у него, миссис Дедрик, но раз он в отъезде, тогда и говорить не о чем. Не могли бы вы сообщить мне его нью–йоркский адрес?

— Что–то очень важное?

— Я просто хотел бы задать ему один вопрос. И это вполне можно сделать по телефону.

После продолжительной паузы она, наконец, говорит:

— Он будет в Нью—Йорке только проездом. Вся эта история очень сказалась на нем. Не думаю, чтобы вам удалось с ним связаться.

Делаю большой глоток виски, ставлю бокал и встаю.

— Ладно. Не суть важно. С этим, собственно, можно и обождать.

Теперь уже она взирает на меня с удивлением:

— А мне вы не хотите рассказать, в чем тут дело?

— Ради бога! Пожалуйста. На следующий после похищения день, мистер Маршланд побывал с визитом у молодой женщины, отрекомендовавшейся вашим секретарем, то есть Мэри Джером. Свидание происходило в “Бич Отеле”, где останавливалась эта особа. Я, собственно, хотел поинтересоваться у вашего отца содержанием их разговора, а также откуда ему стал известен адрес мисс Джером.

— Отец?!

Она как–то оцепенела.

— Да. Он назвал свою фамилию администратору гостиницы, чтобы о нем доложили даме. Этот служащий его опознал.

— Но просто не укладывается у меня в голове… это никак не мог быть мой отец. Он же не знаком с той женщиной…

— И все же это нисколько не помешало ему посетить ее и разговаривать. Мне необходимо узнать, о чем они беседовали. Если ваш отец откажется отвечать, я буду просто вынужден передать эти сведения Брандону.

Глаза Серены вспыхнули.

— Это шантаж?

— Можете называть это как вам будет угодно, но…

— Вечером отец направляется самолетом в Европу. Скорее всего уже уехал. Я абсолютно не в курсе того, где именно он остановится. Он часто так уезжает, не оставляя адреса, если ему требуется отдых.

— Не слишком удачный момент для отдыха… Она отошла к окну и принялась изучать сад.

— Вы и правда не знаете, для чего он встречался с Мэри Джером?

— Не знаю.

— И у вас нет никаких предположений?

— Нет.

Я тоже подошел к окну, стал рядом с Сереной.

— Миссис Дедрик, есть еще один вопрос. Его мне хотелось бы адресовать именно вам.

Ее глаза по–прежнему обращены к саду.

— Слушаю.

— Вы уверены, что похититель вашего мужа — Ник Перелли?

— Безусловно.

— Но почему же “безусловно”? Откуда такая убежденность?

Она начинает выказывать нетерпение.

— Мне совсем не хочется это сейчас обсуждать. Если вам более ни о чем не угодно спрашивать, то я вынуждена откланяться…

— Нет основания считать Перелли похитителем, — говорю ей. — Вы никогда не задумывались о том, что у вашего отца имелись достаточно серьезные причины желать избавления от Дедрика?

Она резко поворачивается: лицо без кровинки, ужас отражается в ее огромных глазах.

— Как вы посмели! Я не желаю вас больше слышать. Кто вам дал такое право — явиться сюда, в этот дом лишь затем, чтобы строить оскорбительные предположения и задавать дурацкие вопросы?! Я пожалуюсь в полицию. — И выскакивает из комнаты. Я слышу, как она рыдает, поднимаясь по лестнице.

Я задерживаюсь у окна: наступающие сумерки принесли с собой новую заботу — почему Серена испугалась? Неужто она давно подозревает, что Маршланд замыслил и организовал похищение?

Слышу за своей спиной легкое покашливание. Оборачиваюсь: на пороге Уодлок.

Оставляю окно в покое и подхожу к нему:

— Наверное, мистер Маршланд уже уехал в Европу, — говорю я.

Его утомленные глаза ничего не выражают. Он соглашается:

— Похоже на то, сэр.

— О том, что Дедрик — торговец наркотиками, вы прознали от Суки, или как–нибудь сами выяснили?

Он был пойман врасплох, как я и рассчитывал. Быть может, и не совсем красиво с моей стороны так поступать — он чересчур стар, чтобы не потерять способность управлять своими эмоциями, но очень уж мне необходим был ответ.

Челюсть у него отвисла, зрачки расширились:

— Нет, это Суки…

Тут он спохватился, но было уже поздно. Его лицо слегка покраснело, но в его возрасте уже как правило, недостает сил для настоящего гнева…

— Ваша шляпа, мистер…

Принимаю из его рук шляпу, водружаю на макушку.

— Я искренне огорчен, что так вышло, — произношу я с чувством. — Не придавайте этому событию слишком большое внимание и не терзайтесь.

Он запер за мной дверь. Немного отойдя, оглядываюсь на дом: он наблюдает за мной через оконное стекло. Пока я не сошел с террасы, меня не покидало ощущение, что он так и провожает меня взглядом. Влажу в свой “бьюик” и медленно качу по аллее, размышляю.

Раз Суки рассказал Уодлоку, то и Маршланд, несомненно, был в курсе дела. Мое расследование не привело к стремительной победе, но спортивные очки я постепенно набираю.

Перелли сказал Франкону, что в вечер похищения он картежничал с Бетилльо в баре “Дельмонико”. Он утверждает, что простился с Бетилльо в половине одиннадцатого, а Бетилльо настаивает, что была половина десятого. Почему возник этот разнобой показаний? Бетилльо, он кто — соучастник или, может, потом его подкупили?

Приближается вечер. В общем, неплохо бы проверить алиби Перелли. Настроение у меня подходящее. Две женщины оказались убитыми в один и тот же день. Неизвестный в черных очках сделал все возможное, чтобы отправить меня в лучшие миры. Наследница четвертого состояния на нашей планете натолкнула меня на ряд новых идей. Ощущая в себе силы ринуться в бой, торможу у бара “Дельмонико”, дурная слава о котором прокатилась по всему Побережью.

II

На другом конце провода слышу бодрый голос Паулы:

— Добрый вечер… “Юниверсал Сервис”…

Спрашиваю:

— Вы одна?

— Да, Вик, одна! Как там у вас?

— Ничего особенного… но есть кое–какие задания для вас… Не смогли бы вы отправить Джеку телеграмму? Передайте ему, чтобы он там пошевеливался.

Паула пообещала телеграфировать немедленно.

— А что вы собираетесь делать сейчас? — интересуется она.

— Отправиться на поиски еще чего–нибудь заслуживающего внимания. Время еще раннее.

— Сохраняйте благоразумие, Вик, прошу вас.

Обещаю, что буду предельно осторожен и поспешно вешаю трубку, чтобы избежать очередной порции ее вопросов.

Сажусь в машину и отправляюсь на авеню Монте Верде. Вот и номер 245, как и описывала Мира Тореска, — небольшой зеленый домик, подворье вымощено плиткой да еще изгородь, способная повергнуть в глубокое уныние любопытствующих. При первых звуках моих шагов в одном из окон вспыхивает свет и за шторой обрисовывается силуэт.

Стучу. Двери едва приоткрыты и из этой щели доносится голос Миры:

— Кто там?

— Мэллой.

Звякает цепочка и двери распахиваются настежь. Неосвещенный коридор.

— Проходите. Я ждала вас.

Оказываюсь в маленьком, залитом светом зальчике и с большим удивлением обнаруживаю, что хозяйка этого дома все еще во власти детских грез: тут множество каких–то китайских масок и причудливо разодетых кукол.

На ней те же, что и тогда, блузка и брюки, глаза опухшие, лицо поражает своей бледностью. Похоже, что она и не пыталась уснуть с момента нашей встречи.

— Ну, как наши дела? — спрашивает она, принося бутылку виски, стаканы и лед. — С прошлой ночи я чувствую себя, как лев, попавший в клетку!

Да, прошлой ночи! Уму непостижимо, столько событий за каких–то двадцать четыре часа! Умащиваюсь в кресле.

— Новости–то есть, вот только не уверен, что они сработают на нас. Нам предстоит сейчас небольшое дельце, я просто уверен, что вы не откажетесь мне помочь… но прежде чем мы им займемся, расскажу вам о том, что мне удалось установить…

Все то время, что я посвящаю описанию событий минувшего дня, она, не двигаясь, простоит перед бутафорским камином, держа руки в карманах, не выпуская сигарету изо рта, с лицом еще более холодным и белым.

— У меня целый набор разрозненных деталей, — резюмирую. — Но ни одна из них не доказательство, а нам необходимо именно доказательство. Я должен составить букет аргументов, способных произвести впечатление на присяжных. Факты, которые я вам сейчас назвал, имеют определенный интерес, но Франкону не построить на них защиту. Во–первых, нам необходимо чем–то подкрепить алиби Ника. Он сообщил Франкону, что играл с Джо Бетилльо от половины девятого до половины одиннадцатого вечера. Отправляюсь сейчас в бар “Дельмонико” и попытаюсь найти свидетеля, видевшего, как Перелли уходил. Вполне возможно, что такой человек есть, а молчит он, боясь, скажем, испортить отношения с Бетилльо. Если я его сыщу. то, надеюсь, смогу убедить. И он поможет разобраться в этих фантастических путешествиях во времени. Как выдумаете?

По ее лицу скользнула мимолетная, но от этого не потерявшая налета сарказма, улыбка:

— Превосходно, — сказала она. — А если вам не удастся заставить его говорить, то, быть может, такой шанс выпадет мне.

— Ладно, попытаем счастья вдвоем. Есть ли у Ника друзья? Я имею в виду человека влиятельного, могущего оказать какое–нибудь давление на Бетилльо? Я понял, что такая потребность возникнет.

Мира покачала головой:

— Ник тяжело обзаводится друзьями, да и поселился он в нашем городе недавно. Но я надеюсь, смогу быть вам здесь полезной.

Я посмотрел на нее внимательно и сказал:

— Поймите меня правильно. Речь не о том, чтобы уничтожить парня: вполне достаточно заставить его заговорить.

Она метнула такой взгляд, что при иных обстоятельствах мог бросить собеседника в дрожь.

— Притащите его ко мне сюда и вы увидите, как он заговорит.

Поднимаюсь с места.

— Хорошо. Поехали.

Она выдвигает ящик письменного стола, достает оттуда револьвер двадцать пятого калибра, загоняет туда обойму и оружие исчезает в недрах ее сумки. Затем она допивает виски, мельком смотрится в зеркало и восклицает:

— Черт побери! Как паршиво я выгляжу! Благо что хоть Ник меня сейчас не видит!

— Он был бы счастлив даже просто вас видеть, — заметил я, направляясь к дверям.

— А что если отыскать Бэррэтта? Ведь и его можно разговорить… — предлагает Мира, садясь в “бьюик”.

— Вовсе не уверен. Очень уж нелегко заставить говорить его за просто так, — отвечаю, решительно снимая машину с места. — Такой финт может пройти с Бетилльо, но никак не с Бэррэттом. Бэррэтт слишком крупная фигура! Он может даже признаться во всем, а уже находясь на скамье подсудимых, станет присягать на Библии, что эти показания у него добыли с помощью пыток. И все наши усилия пойдут насмарку.

— Если вы не спасете Ника, то я сама займусь Бэррэттом, — произнесла она твердо с ледком в голосе. — Я дала себе клятву.

Припарковываю машину в укромном местечке, совсем рядом с баром “Дельмонико”.

— Но прежде всего займемся опасением Ника, — отрезаю я. — У нас будет предостаточно свободного времени для поджаривания Бэррэтта на медленном огне, если мы не сумеем добиться справедливости на законных основаниях. Вы когда–нибудь бывали в этом притоне?

— Разумеется. Ник убивал здесь чуть ли не все свои вечера.

— Хотелось бы осмотреть ту комнату, где Ник и Бетилльо играли тогда. Вы не можете это устроить?

— Смогу, если, конечно, этот зал не окажется занятым.

— Ну что ж, зайдем, а там будет видно.

Преодолеваем пять деревянных ступенек, ведущих к бару. Зал ярко освещен, тут полно народу. Музыкальные автоматы оглушают зал ультрасовременными мелодиями. Здоровенные парни в не слишком удобных позах разместились у стойки.

Сгрудившиеся возле круглых одноногих столиков облаченные в шорты девицы пытаются втолковать своим кавалерам, что было бы гораздо больше толку, если бы они поднялись этажом выше, а не застревали бы в этом прокуренном зале, глотая сивуху. Впрочем, редко когда мольбы этих девиц достигают цели.

Мира ведет себя абсолютно непринужденно. Она пересекает зал, пол которого густо посыпан опилками, приближается к стойке и подает знак одному из барменов.

Держусь за нее, пытаясь перенять ее манеры. Четверо мужчин, облокотившихся на стойку бара, все как на подбор — могучие и широкоплечие, замолчали, глядя на нее.

Они пристально рассматривают меня из–за ее плеча, затем корчат пренебрежительные гримасы в мой адрес. Их больше интересует Мира.

— Привет, малышка, — говорит один из них басом.

Размышляю: “Ага, я опять сгодился для скандала. Надо быть крупным идиотом, чтобы привести ее сюда”.

И тут Мира поворачивается к ним лицом, меряет взглядом с головы до пят поочередно всех четверых чудищ и произносит четыре чрезвычайно непристойных слова. Парни, стушевавшись, погрузились в созерцание бара.

Мира что–то прошептала со вниманием слушавшему ее бармену, кивнула согласно головой и указала пальцем на лестницу.

— Идемте, — сказала она. — Можно.

— Однако вы ловко умеете обращаться с нахалами, — восхитился я, пока пересчитывали ногами ступеньки.

— Я смогу постоять за себя. Да и к тому же, чем они крупнее, тем легче командовать ими. Я пропутешествовала с такими типами всю свою жизнь и вроде научилась их понимать. — Лицо ее по–прежнему холодно и задумчиво. — Через полчаса наверх явится играть в покер Бетилльо. Об этом мне сообщил бармен.

— Он его не предупредит?

— Нет, это наш приятель. Как поступим? Может, подождем, а когда он поднимется, возьмем его в работу?

— Сперва надо провести рекогносцировку на местности.

Выходим на лестничную площадку. Перед нами простирается длиннющий коридор с рядами дверей по обе стороны.

— Пятнадцатый номер, — подсказывает Мира.

Она подходит к одной из дверей и толкает ее.

Большая комната. Под зеленым абажуром большой стол с колодами игральных карт, с жетонами для покера, покоящимися в деревянных ящиках с перегородками на нем. Дюжина аккуратно расставленных стульев и несколько плевательниц довершают обстановку.

— О’кей, — говорю. — А теперь не мешало бы взглянуть на служебный ход, которым уходил Ник.

Мы проследовали до конца коридора. Вот и дверь, выходящая на веранду. Недолгий путь по крутой лестнице с деревянными ступеньками — и вы оказываетесь на простершейся внизу улочке.

— Ясно. Будем ждать Бетилльо внутри здания. Если он попробует сопротивляться, я уложу его прямо на месте. Но сначала мы все–таки постараемся убедить его, что в его же собственных интересах следовать за нами на своих двоих… Он же не в весе пера.

Возвращаемся. Я спрашиваю:

— Да, вы случайно не знаете, возможно тут еще одна пустая комната?

— А вот сейчас поглядим…

Она распахивает ближайшую к нам дверь и щелкает выключателем. Гневные вопли и проклятия были ответом на эту ее инициативу. Она поспешно погасила свет.

— Эта комната занята, — констатировала Мира, направляясь к следующей двери.

— Минуточку, — остановил я ее, ухватив за руку. — Если вы намерены и дальше применять подобные методы, то здесь вспыхнет революция. Рискнем лучше проверить комнату, что напротив пятнадцатой.

Мы прошли немного вперед и остановились у нужной нам двери. Я тихонько постучал. Там кто–то завозился, но дверь все же открылась.

Крупная блондинка с усталым лицом, облаченная в сомнительной свежести пеньюар, изучает меня. Ее ярко размалеванное лицо понемногу проясняется, а крикливо нарисованные губы пытаются улыбнуться.

— Бонжур, милый, не меня ли ты ищешь?

И тут она замечает Миру — и мгновенно преображается.

— Что вам надо?

Ее лицо кажется мне знакомым. И вдруг в памяти всплывает один из вечеров примерно годичной давности, когда я оказался в весьма затруднительном положении… Я метался по коридору, куда попал через разбитое окно, и именно эта блондинка тогда меня спасла. Я спросил:

— Вы меня помните? Мы с вами как–то провели увлекательный вечерок… — Я подставляю лицо к свету, чтобы она могла меня получше рассмотреть. — Я запрыгнул к вам в окно, когда за мной по пятам гнались шпики с Корал Гэйблса.

Она еще раз взглянула на меня, насупив брови, а затем глаза ее расцвели улыбкой:

— Это же надо! Как я могу забыть вас! И даже очень хорошо помню. Вы мне тогда еще испортили шикарную драпировку, когда ввалились через окно! А здесь вы зачем? Снова какие–то неприятности?

— Вы не позволите нам войти? Так было бы удобнее разговаривать.

Блондинка смерила оценивающим взглядом Миру.

— И она тоже?

— Непременно! Мы ведь по делу.

Наверное, она вспомнила, как я щедро оплатил ее услуги тогда, и посторонилась:

— Проходите. Хотя здесь и не место устраивать приемы…

По всей видимости, эта колкость адресовалась Мире.

Комната, действительно, слишком мала, плохо проветриваемая и скудно меблированная. Кровать, комод, умывальник да потертый до основы ковер — это и все.

— Я не спросил тогда вашего имени, — начал я, облокачиваясь на стену.

— Лола, — коротко ответила блондинка, усаживаясь на кровати.

Сразу стало понятно, что присутствие здесь Миры ее сковывает.

Мира стояла, прислонясь к умывальнику. Она разглядывала каморку с нескрываемым интересом. Лола напряженно следила за ней, явно ожидая какого–то подвоха.

— Я ищу Бетилльо, — проинформировал я спокойным голосом. — Если вы помните, в тот раз я собирался угостить его дубинкой.

— Он опять что–то учудил? — заинтересовалась Лола. — Терпеть не могу этого пройдоху.

— Лично мне он ничего плохого не сделал, но он упек за решетку ее друга, — я показал на Миру. — Ника Перелли.

Глаза у Лолы стали абсолютно круглыми от изумления.

— Это тот парень, что похитил Дедрика? Вот это да! Я прочитала об этой истории в газетах. — Она смотрела на Миру уже с явной завистью. — Так это ваш дружок погорел на пятистах тысячах?!

Маленькое бледное лицо Миры сморщилось. Я поспешил вмешаться:

— Не торопитесь! Перелли тут ни при чем. Он — жертва кем–то придуманного трюка. Он играл в карты с Бетилльо как раз в то время, когда случилось похищение, но Бетилльо запродал его сыщикам. Вот мы его и ищем.

— Эта скотина готова продать родную мать, если ему положат за нес подходящую цену, — произнесла Лола с нескрываемым отвращением.

У меня появилась надежда:

— А вы случайно не заметили, когда Перелли в этот день уходил?

— Откуда уходил? Что вы хотите этим сказать?

— Он играл в карты с Бетилльо в пятнадцатом номере. Перелли утверждает, что оставил Бетилльо в половине одиннадцатого вечера. А тот, напротив, говорит, что была половина десятого. Похищение же произошло немного раньше десяти.

Лола прикрыла глаза, пытаясь что–нибудь вспомнить.

— Нет, наверное, я его не видела, — сказала она наконец. — Впрочем, это и не мудрено, у меня в тот день было самое настоящее шествие.

— На нем была белая полотняная куртка и белый же галстук, голубая сорочка.

Лола застыла на месте, разинув рот.

— Так это же он! Я его хорошо знаю! Он мне сказал, что его зовут…

Вдруг она замолчала и покраснела, быть может, впервые за последние двадцать лет.

Гнетущее молчание с пробегающими искорками электричества воцарилось в комнате. Атмосферу разрядила Мира:

— Продолжайте, можете не стесняться. Он приходил тем вечером к вам?

Лола взвилась со своего места, лицо ее по–прежнему багровое приобрело выражение враждебности и суровости:

— Убирайтесь отсюда оба! Что–то слишком я разговорчива стала. Катитесь! От меня вы больше не дождетесь ни слова!

— Не надо нервничать! — говорю я умиротворяюще. — Это очень важно. Перелли очень серьезно влип. А у вас могут оказаться сведения, способные ему помочь. В таких вещах нельзя колебаться! Если вы можете засвидетельствовать, что он ушел из “Дельмонико” в половине одиннадцатого, то тем самым сохраните ему жизнь. В тот вечер он находился с вами?

Лола испытующе смотрит на Миру.

— Потрепались — и достаточно, — выкрикнула она. — Топайте отсюда, ну, вы, оба!

Пересекаю комнату, отворяю двери и показываю пальцем на коридор.

— Вот такие дела, Мира, — говорю ей. — Обождите меня в машине. Мне надо уладить одно дельце личного характера с Лолой. Я скоро приду к вам.

— А Бетилльо? — встревожилась Мира. — Он здесь должен появиться с минуты на минуту!

— Насчет Бетилльо не беспокойтесь. Ожидайте меня в машине.

Необычайно бледная, она выходит, подчеркнуто расправив плечи. Запираю за ней двери и вздыхаю:

— Что за невезение!

Вытаскиваю сигареты, протягиваю пачку Лоле. Она смотрит на них с гримасой, но все же берет сигарету.

— В другой раз вы хорошенько подумайте, прежде чем повести женщину в подобный притон, — она явно раздражена. — Я оказалась в совершенно дурацком положении!

— Я принимаю ваши упреки и искренне сожалею о случившемся. Но кто же мог предвидеть такое? И все же, хоть как ни посмотреть, нам крупно повезло! Отбросьте ложную скромность, Лола! У вас были добрые отношения с Перелли?

— Да, конечно, и в тот день он был у меня. Он играл с Бетилльо, а потом пришел сюда. Это мой постоянный клиент, можно даже сказать, свой человек…

— Вы не помните, в котором часу он расстался с вами?

— Где–то в половине одиннадцатого, если я и ошибаюсь, то буквально на несколько минут.

— Превосходно, — говорю я и в голосе моем проскальзывают нотки сарказма. — Следовательно, Бетилльо не соврал. А сам же Перелли все и запутал.

Она промолчала.

— Он беспокоился, очевидно, что эти сведения не пройдут мимо Миры и, вероятно, рассчитывал, что Бетилльо подтвердит его показания. Возможно вас вызовут в качестве свидетеля, Лола. Надо обязательно подтвердить его алиби.

— Мне–то плевать на это, — она пожимает плечами, — но ей каково. Она же верит, что если такой мужик неровно дышит к ней, то так будет продолжаться до скончания века. Но жизнь не такая простая штука, здесь все сложнее.

Достаю стодолларовый банкнот.

— Компенсация за испорченную мной драпировку. И никому ни слова о Перелли! Я дам знак, когда потребуется ваше участие в судебном разбирательстве.

Она взяла бумажку, аккуратно сложила и сунула в чулок.

— Все мужчины — свиньи, — подытожила она, отшвырнув с презрением окурок.

III

Открываю дверцы “бьюика”, сажусь за руль, включаю зажигание.

Мира курит в задумчивости.

— Похоже, что мы не станем нарушать покой Бетилльо?! — вдруг спрашивает она как–то глухо, абсолютно бесцветным голосом.

— Нет причин сомневаться, — отвечаю, не поворачивая к ней головы, — что он дал правдивые показания. Ник в самом деле оставил его в половине десятого.

Поднимаемся неторопливо по авеню Монте—Верде.

— Если уж брать по большому счету, то ведь он рискует жизнью, не желая предавать огласке свои маленькие шалости. И это плюс ему.

— Какая самоотверженность, — голос Миры срывается. — Не надо его оправдывать. Я ведь готова для него на все, вы слышите меня, на все?! Все что угодно! Когда он сидел в тюрьме, я его ждала. Когда он выходил на свободу, я встречала его у ворот, чтобы приласкать. Когда он оставался без гроша, г. это случалось частенько, я его выручала. Всю прошлую ночь я металась по комнате, как львица в клетке. И вот выясняется, он мне изменяет да еще с какой–то потаскухой, в этой омерзительной грязной каморке. За деньги изменяет!

— Вы просто разрываете мое сердце на части, — восклицаю. — Ну хорошо! Он изменил. И что из этого? Позволите ему погибнуть? Конечно, вы вольны поступать как вам заблагорассудится. Уверен, сыщется немало других мужчин, которые пожелают сделать вас счастливой.

Она резко поворачивается ко мне: дыхание забито, лицо пашит от гнева.

А я в ответ улыбаюсь:

— Итак, не следует пороть горячку, мой ангел. Это плохо сказывается на цвете лица.

Она выдерживает мой взгляд, закусывает губу, чуть заметно улыбаясь:

— Наверное, вы правы. Все они одинаковы. Лучше бы мне не любить этого негодяя. Но когда он выкарабкается из этой беды, я ему скажу пару слов. У него появится стойкий иммунитет к блондинкам до конца дней его!

Останавливаюсь перед ее жилищем. И тут Мира спрашивает:

— А что, собственно, мешает нам известить полицию об откровениях этой девицы? После ее показаний Ник будет вне подозрений.

Качаю головой:

— Увы, на это рассчитывать не приходится. Во–первых, они ей не поверят. Девицы такой категории не являются тем, что принято именовать свидетелем, достойным доверия. А мы пока не можем подкрепить ее слова еще чем–то существенным. Видимо, Ник подумал и об этом.

— И как итог, мы впустую ухлопали сегодняшний вечер?

— Да. Именно так. Я должен определить новое направление поиска. Буду держать вас в курсе событий.

Наклоняюсь, открывая ей дверцу машины.

— Не стоит огорчаться. Пусть и не слишком ощутимо, но мы продвигаемся вперед. А завтра принесет что–нибудь новое. Спокойной вам ночи.

Она накрывает мою руку своей:

— Спасибо вам за все, что вы для нас сделали. И не отступайте. Мне хочется заполучить назад этого оборванца.

Наблюдаю, как она подходит к своему маленькому темному домику, и лишь тогда жму на педаль.

IV

Еду по широкой колее в песке между дюнами, тянущейся до моего жилища. И вдруг у самого забора фары моего “бьюика” выхватывают из темноты большой автомобиль, скорее похожий на теплоход, чем на средство передвижения по суше.

Замедляю ход и мягко, не глуша мотор, останавливаюсь. Затем выхожу из машины, направляясь к той. В свете приборного щитка вижу бледное, напряженное лицо Серены Дедрик. Она поворачивается ко мне и какое–то время мы молча разглядываем друг друга.

— Надеюсь, что я не слишком долго заставил вас ждать, — говорю все еще не переставая удивляться.

— Не страшно. Мне надо поговорить с вами.

— Проходите, пожалуйста.

Открываю дверцы автомобиля. Она выходит, кутаясь в накидку ярко–красного шелка. При свете луны она выглядит прекрасной, как сама мечта.

Молча проделываем недолгий путь к веранде моего дома. Отхожу в сторону, пропуская ее, не переставая терзаться вопросом что привело ее сюда.

В гостиной включаю торшер, стоящий подле дивана, и спрашиваю:

— Что будем пить? Спиртное? Кофе?

— Ничего! — коротко отвечает она.

Когда она садилась, с ее плеч сползла накидка. Отмечаю, что одета она без поправок на свои печальные обстоятельства: белое атласное платье, шитый золотом подол его скорее уместен на каком–нибудь придворном балу, чем здесь. Шея сверкает бриллиантами, бриллиантовые же браслеты шириной сантиметров десять обнимают ее запястья.

Наливаю себе неразбавленное виски и усаживаюсь в своем любимом кресле. Ощущаю себя усталым и даже немного разбитым.

Но мою бдительность так легко не усыпить, набираюсь сил, встаю, топаю в другой конец комнаты и щелкаю выключателем на стене. Возвращаюсь и снова сажусь.

Серена наблюдает за мной, с беспокойством поигрывая бровями.

— Я отключил телефон в спальне, чтобы если кто–нибудь позвонит, снять трубку здесь, — объяснил я. — И теперь, миссис Дедрик, к вашим услугам.

— Хочу, чтобы вы прекратили заниматься делом о похищении, — говорит она.

Пью мелкими глоточками виски, глядя на нее с деланным изумлением.

— Это вы так шутите?

Ее губы стягиваются в жесткую складку:

— Серьезнее не бывает. Вы — человек, абсолютно лишенный такта, расспрашиваете о вещах, которых вам и вовсе касаться не следует. Полиция арестовала подозрительного типа. У меня нет и тени сомнения в том, что именно этот человек похитил моего мужа. Но вам почему–то необходимо усложнить это дело.

Прикуриваю сигарету, швыряю обгоревшую спичку в камин и посылаю в потолок целое облако дыма.

— Тот, как вы выражаетесь, тип, арестованный полицией, не имеет ни малейшего отношения к данной истории, миссис Дедрик. И так уж случайно вышло, это мой приятель. А посему не прекращу расследование до тех пор, пока не смогу доказать его непричастность.

Ее лицо побелело, глаза полыхнули гневом, а руки, лежащие на коленях, судорожно сжались.

— Я готова заплатить вам при условии, что вы отказываетесь от ваших намерений, — отрывисто произнесла она.

На что последовало возражение:

— Если бы вы только знали, сколько прекрасных женщин с солидными счетами в банке и не обремененных моральными принципами пытались меня купить, то вы были бы немало удивлены. Но, к сожалению, я в эти игры не играю.

— Вы можете сами назвать сумму, — продолжала она упорствовать.

— Я все прекрасно понял, но, повторяю, меня это совершенно не интересует. И если вы больше ничего не хотите мне сообщить, вынужден перед вами извиниться. Я просто погибаю от усталости.

— Пятьдесят тысяч долларов, — отчеканила она, пытливо глядя на меня.

Моим ответом была улыбка до ушей:

— А на другой чаше весов — жизнь человека, миссис Дедрик. Если я прекращу расследование, Перелли неминуемо казнят. Вы ведь не желаете ему смерти?

— Не знаю никакого Перелли. И знать не желаю. Если суд признает его виновным, значит, так оно и есть. Я заплачу вам пятьдесят тысяч, если вы всего на месяц уедете из этого города. Согласны?

— Я не могу уехать даже на месяц, миссис Дедрик. Я слишком занят. И прежде всего выявлением преступника, похитившего вашего мужа…

— Семьдесят тысяч.

— Но вы–то, чего боитесь вы? Почему вы хотите помешать восторжествовать истине?

Она повторила:

— Семьдесят тысяч.

— Так что же произошло с Дедриком? Может быть, его ударили с чрезмерной силой — наповал? Или вы узнали, что всю эту историю подстроил ваш отец и потому пытаетесь его спасти? Или еще какие–то эгоистические побуждения движут вами? Например, хотите утаить, что вышли замуж за торговца наркотиками?

Ее обескровленные губы произносят:

— Сто тысяч!

— И даже миллионом меня не прельстить, — сказал я и поднялся с места. — Так что можете не тратить даром слова. Я продолжу свои поиски до победного конца! Прощайте!

Она встала. Такая неожиданная ее покорность вынудила меня быстро оглядеться: не прихватила ли она с собой чего–либо наподобие сумки. Слава богу. Сумки нет. В ее теперешнем состоянии, имея оружие под рукой, она выстрелила бы, не раздумывая.

— Это окончательное решение? — переспросила она.

— Я ведь сказал: “Прощайте”. И не надо думать, что все готовы потакать вашим капризам. Пожалуйста, миссис Дедрик, поезжайте домой. Вы меня утомили.

— Ну что ж, отыщутся и другие способы утихомирить вас, — пообещала она холодно и с печальной улыбкой. — Даю вам последний шанс: двести тысяч.

Я закричал:

— Подите прочь! — и пошел открывать двери.

Она подскочила к телефону, набрала номер и спустя секунду принялась визжать так пронзительно, что я невольно вздрогнул:

— Полиция! На помощь! Срочно приезжайте.

Она бросила трубку на рычаг и повернулась ко мне, омерзительно улыбаясь.

— Браво! — восхитился я, снова садясь в кресло. — Что вы такое разыгрываете? Сцену изнасилования?

Она поднесла руку к лифу и резким движением разодрала платье. Затем расцарапала ногтями свои плечи. Четыре длинных красных следа украсили ее кожу. Она взъерошила волосы, ударом ноги опрокинула стол, толкнула диван к камину, сбила ковер. Затем она прошлась по комнате, ища как бы эффектнее обставить эту сцену. А я тем временем подошел к телефону и набрал номер.

— Алло? — голос Паулы на другом конце провода.

— У меня неприятности. Приезжайте скорее ко мне. Вы знаете, что вам надо сделать. По дороге захватите Франкона и немедленно известите полицию. Через каких–то пять минут мне предъявят обвинение в попытке изнасилования. Миссис Дедрик наносит уже последние мазки.

— Еду, — коротко ответила Паула и тут же дала отбой.

Я повесил трубку и закурил.

— На вашем месте, — говорю как можно вежливее, — я бы еще чулки порвал: вполне реалистичная деталь.

— Вы еще не раз пожалеете, что не согласились на деньги, жалкий глупец, — посочувствовала мне Серена. — Вас упекут года на два.

— Зря вы расцарапались, — говорю, сочувственно покачивая головой. — Совершенно напрасно. У меня под ногтями не смогут обнаружить частиц вашей кожи, а это первейшая улика.

За окном взвизгивают тормоза, хлопают дверцы машины. Серена с истошными воплями выскакивает на веранду.

Я не двигаюсь с места.

Послышались тяжелые шаги.

Затем чей–то крик:

— Держитесь, моя милая, мы уже рядом!

Сержант Мак Гроу, ухмыляясь, остановился на пороге. В руках у него револьвер.

— Ни с места, а то тебя не станет, — пролаял он, меча в меня молнии.

— Не надо мелодрам, приятель, — сказал я, стряхивая сигаретный пепел на пол. — Со мной сыграли злую шутку.

— Неужто? Шутку… Встать, руки вверх.

Я встал и поднял руки.

Он вошел крадущейся походкой.

— Так–так… Полюбуйтесь–ка на этого козла… Я и раньше подозревал, что ты тот еще типчик…

Появляются одетый в форму сыщик и поддерживаемая им под локоток Серена. Она бессильно падает в кресло. Ее царапины кровоточат и две красные струйки измазали ее лифчик и платье. Она неплохо знает свою роль.

— Сволочь! — выдохнул Мак Гроу. — Да это же миссис Дедрик! Наденьте наручники на этого зверя.

Сыщик подошел ко мне, наручники сухо защелкнулись, затем он презрительно оттолкнул меня.

— Немало воды утечет, пока тебе удастся увидеть хоть какую–то девку, — пригрозил он вполголоса.

Мак Гроу хлопотал вокруг Серены. Она всхлипывала, вся дрожа. Он подал ей бокал виски да так и остался стоять, склонившись, лицо багрово, глаза растеряны.

С короткими интервалами он бормотал: “Каков подлец!” — почесывая при этом подбородок.

— Подайте мне накидку, — встрепенулась вдруг Серена. — Мне уже лучше. Я пришла поговорить с ним о муже, и тут он без слов стал домогаться меня, как животное.

Я ехидничаю:

— Наверное, не часто какие–нибудь животные соблазняются вами, разве только что пресыщенные жизнью.

Мак Гроу резко поворачивается и с силой бьет меня по губам тыльной стороной руки.

— Ничего, ничего, вот приедешь к нам. Я давно уже ладу подходящего случая.

— Ну, тогда пользуйтесь моментом, — отвечаю ему, — у вас не так уж много времени осталось.

— Вы поедете с нами в отделение, миссис? — поинтересовался Мак Гроу. — Вообще–то вам совершенно не обязательно. Может быть, вам это неприятно…

— Нет, нет, я непременно должна увидеться с комиссаром Брандоном. Этому типу надо преподать хороший урок.

— И он его получит, — обещает Мак Гроу, скаля в предвкушении зубы. — Тогда если вы готовы, миссис, то будем ехать…

Агент хватает меня за руку и подталкивает к двери.

— Двиньте его, как следует, если он начнет из себя что–то строить, — советует Мак Гроу.

Расселись: агент и я позади, Серена и Мак Гроу впереди.

Мы уже сворачивали на Орчид Бульвар, когда я заметил маленькую машину Паулы, едущую к моей хижине.

V

Миффлин было уже собирался уходить, когда мы ворвались в следственную часть. Он стоял уже одетым в шляпу и пальто и, облокотившись на стол, отдавал последние наставления дежурному инспектору.

Когда он заметил на мне наручники, глаза его едва не выпрыгнули из орбит, и смотрел он испытующе то на меня, то на Мак Гроу.

— Что это вы за кашу заварили? — спросил он, наконец, хрипя. — Зачем вы арестовали этого парня?

Мак Гроу вне себя от возмущения:

— Он обвиняется в попытке изнасилования, шеф, — доложил он. — Эта обезьяна напала на миссис Дедрик. Я пришел как раз вовремя…

Миффлин ошеломлен. Глаза его уже величиной с блюдце.

— Это правда, миссис? — переспрашивает он, вперяясь в Серену с неприкрытым изумлением. — Вы заявили на Мэллоя?

— Да, — подтвердила она. — Где я могу видеть комиссара Брандона?

— Он сегодня не дежурит, — отвечает Миффлин и я улавливаю нотку надежды в его голосе. — Подайте стул миссис Дедрик!

Она усаживается, концы ее накидки разлетаются, и это позволяет Миффлину и дежурному сержанту воочию засвидетельствовать наличие телесных повреждений. Миффлин с шумом втягивает воздух и во взгляде его перемешиваются укоризна с ужасом.

— Это ваша работа?

— Нет, это действительно не я

Мак Гроу намеревается врезать мне кулаком по лицу, но Миффлин вдруг с завидной резвостью, которую трудно ожидать от человека подобной комплекции, оттолкнул его. Мак Гроу пошатнулся и отступил на шаг.

— Прекратить! — скомандовал Миффлин. — Что это вы себе позволяете?

Мак Гроу кровожадно посмотрел на меня:

— У меня руки чешутся исколотить эту грязную свинью.

— Я сказал прекратите! — крикнул Миффлин.

Он повернулся к Серене:

— Как это произошло?

— Я приехала, чтобы узнать, как продвигаются поиски местонахождения моего мужа, — Серена давала пояснения спокойным и ровным голосом. — Я пробыла там не более пяти минут, как вдруг он набросился на меня. Я отбивалась, мне даже удалось как–то вырваться и добежать до телефона. И тут он, воспользовавшись моментом, разорвал на мне платье и нанес раны. К счастью, этот инспектор появился очень вовремя. Силы уже готовы были покинуть меня!

Миффлин сбил шляпу на затылок и отер лоб носовым платком. Он явно обалдел от всего этого.

— Не ломайте себе голову, — посоветовал я как можно безмятежнее. — Она врет напропалую. Предлагаю перебазироваться в какую–нибудь другую комнату, где людей поменьше: она, вы и я. В первую очередь, сама миссис будет очень огорчена, если журналисты прознают о том, что я вам расскажу.

— Требую пригласить представителей прессы, — вскричала Серена. — Я намереваюсь довести все до конца. Желаю, чтобы это дело получило широкую огласку. Я подтверждаю свое заявление. Этому типу место в тюрьме, его должны лишить права работать по такой профессии!

И тут входит Паула с кожаным чемоданом в руках. Она никак не может отдышаться и впервые за время нашего знакомства ее волосы в таком хаотичном состоянии. Непослушные пряди торчат во все стороны, ее легкое пальто застегнуто не на те пуговицы, а брюки похожи на два сросшихся аккордеона.

— Я не смогла привезти Франкона, поскольку не застала его дома, — пролепетала она с задышкой. — Вам еще не предъявляли никаких обвинений?

Мак Гроу схватил ее за руку:

— Вам здесь находиться нельзя! Выйдите отсюда!

— Оставьте ее, пусть, — проворчал Миффлин.

Затем он обратился к Пауле, которую Мак Гроу отпустил с большой неохотой:

— А вам что угодно?

Паула поставила квадратный чемодан на ближайший к ней стол, откинула крышку, под которой прятался переносной магнитофон.

— Если вы припомните, миссис Дедрик, — в моем голосе не было и тени самодовольства, — в самом начале нашей увлекательнейшей встречи я щелкнул выключателем. Вам я тогда объяснил, что отключил телефон. А на самом деле я включил магнитофон. Когда мне во внеурочное время наносят визиты богатые наследницы, я вынужден принимать меры предосторожности, чтобы избежать обвинения в попытке изнасилования.

Серена наградила меня убийственным взглядом.

— Он все лжет! — закричала она. — Его надо привлечь к ответственности! Чего вы ждете?

Я распорядился:

— Ну, что ж, Паула, включайте музыку!

Паула достает магнитофон.

Все невольно вздрогнули, когда с поразительной четкостью мой голос прозвучал из этой коробки.

Затем послышался голос Серены: “Вы можете сами назначить цену”. И тут миссис Дедрик вскакивает и устремляется к аппарату. Паула заслоняет собой его.

— Остановите! — вопила Серена. — Я не желаю этого слышать. Прекратите!

— А может быть, лучше дослушать, — очень мягко предлагает Миффлин… — Или вы отказываетесь от своей жалобы?

Серена распрямляется с видом оскорбленной королевы. Еще несколько секунд она пристально смотрит на меня и в глазах ее мелькают злые искорки, затем она шагает за порог и, даже не утруждая себя закрыть двери, исчезает.

Никто не шелохнулся и не произнес ни слова, пока звук шагов Серены доносился из каменного коридора.

Нарушает молчание Миффлин:

— Снимите с него наручники, — приказывает он.

Мак Гроу снимает. Глаза его, как у тигра, у которого прямо из–под носа сволокли завтрак.

— Да, вы неплохо позаботились, чтобы не попасть впросак, — Миффлин не скрыл своего восхищения. — Комическое переплелось с трагическим!

— Естественно, — говорю, поглаживая запястья. — А теперь хотелось бы посетить ваш кабинет. Есть о чем поговорить. — Обращаюсь к Пауле, упаковывающей магнитофон. — Однако вы молодцом, быстро управились! Мне, конечно, нет никакого прощения! Похоже, что я поднял вас с постели!

— Нет, вы вытащили меня из ванны, — отвечает Паула. — И если у вас на сегодня не запланированы другие эксцессы, я бы предпочла снова оказаться в ванной.

— Отправляйтесь, Паула, и еще раз большое вам спасибо! Вы меня буквально вырвали из когтей хищников!

Я повернулся, улыбаясь, к Мак Гроу.

Он уже выходил из комнаты, когда прозвучали последние слова моей реплики, и споткнулся о порог, словно получив подзатыльник.

После ухода Паулы мы с Миффлином сели за его захламленным письменным столом.

— Это дело должно получить неожиданную развязку. И если все окажется так, как я предполагаю, то общественность будет ошарашена рядом разоблачений весьма неприглядного свойства.

Миффлин судорожно перерывал свои карманы, ища сигареты. Так и не найдя, он обернулся ко мне, воздев брови:

— Дайте–ка мне сигаретку… А что, собственно, кроется под этим “неприглядного свойства”?

— Все говорит за то, что сам Маршланд устроил историю с похищением. Дедрик — торговец марихуаной, работающий на Бэррэтта. Он отвечает за насыщение парижского рынка. Для меня это почти очевидно: Маршланд узнал о преступной деятельности своего зятя и соответственно нанял человека, чтобы избавиться от Дедрика. Потому–то миссис Дедрик и намеревалась меня подкупить.

Миффлин явно ошеломлен.

— Но, черт побери, где же все–таки сам Дедрик?

— Именно это я и пытаюсь выяснить. И, похоже, никто кроме Бэррэтта не сможет нам этого разъяснить. Есть в этой шайке еще один персонаж, осведомленный не хуже, пожалуй, самого Бэррэтта: крупный парень с квадратными плечами, облаченный в костюм цвета ржавчины и белую фетровую шляпу.

— Он у нас тоже в розыске. Кстати, не вы ли нам сообщили о его похождениях?

— Да, просто у меня были еще спешные дела, а то я непременно бы дождался вас на месте. Да, вы обратили внимание на мою находку в мусорном ведре?

— Это вы насчет того, что он провел там ночь?..

— Факты говорят.

— Ладно, мы постараемся отыскать его. Но все же, что натолкнуло вас на мысль о причастности Маршланда ко всему этому?

Пришлось рассказать о визите в “Бич Отель”.

— По словам миссис Дедрик, он драпанул в Европу, но что–то не слишком верится в это.

— Может, не помешало бы мне отправиться к нему и снять показания вполне официально?

— А не смогли бы вы потерпеть с этим до завтрашнего вечера? Как вы думаете? Если к означенному времени у вас в руках окажутся доказательства того, что Бэррэтт — торговец наркотиками, сможете ли его расколоть?

Лицо Миффлина расплывается в многообещающей улыбке:

— Да уж постараемся.

— Вы не смогли бы как–нибудь крутануться и раздобыть хоть немного марихуаны? Сигарет, скажем, двести?

— У наркобригады должны быть. А зачем это вам?

— Попытайтесь у них одолжиться. Не только лишь Бэррэтт способен на всякие штучки. Завтра днем вам сообщат, что у Бэррэтта в комнате спрятаны несколько сот сигарет марихуаны. Вы его пощупаете, проявите немножко настойчивости, и, я думаю, он сломается — заговорит.

Глаза Миффлина округлились:

— Это совершенно невозможно. Если Брандон узнает…

— А что, кто–то собирается ему об этом докладывать?

Он пристально посмотрел на меня, почесал в задумчивости затылок и недовольно покачал головой.

— Мне это не очень–то по вкусу, Вик.

— Да и мне не больно нравится, но это, увы, единственный шанс подцепить его на крючок. Вы уж постарайтесь раздобыть наркотик.

— Ну что ж, согласен. Правда, если он не заговорит, мы окажемся в дурацком положении.

— Это уже ваши заботы. Вам только и надо, что спустить на него Мак Гроу. Он ведь чувствует себя обделенным после того, как вы не дали ему провести на мне разминку!

Миффлин вышел. Отсутствовал он минут двадцать, а когда, наконец, вернулся, то нес маленький деревянный ящичек.

— Пришлось рассказать комиссару наркобригады, для чего мне понадобились наркотики. Оказывается, и он уже не первый месяц пытается накрыть Бэррэтта. Ваша идея ему понравилась. — Миффлин негодовал. — Встречаются еще такие полицейские, для которых понятие “профессиональная этика” — не более чем пустой звук, — таким было резюме.

Беру ящичек и поднимаюсь.

— А для меня тем более пустой, когда речь заходит о такой мрази, как Бэррэтт.

— Будьте осторожны, Вик. Эта красотка Дедрика как–то странно на вас поглядывала. И это встревожило меня не на шутку.

— Я учту. А как дела у Перелли?

— Движутся потихоньку. Франкон встречался с ним сегодня утром. На его счет можно быть спокойным. Во всяком случае, сейчас.

— Нельзя ли мне переговорить с ним?

— Категорически нет. Брандон приставил к нему личную охрану. Только Франкону не возбраняется приходить к нему.

— Когда сцапаете Бэррэтта, заставьте его говорить, Тим. Я буквально чувствую, что в его руках все нити этого дела.

— Если он хоть что–нибудь знает, то я заставлю его расколоться, — обещает Миффлин.

Забираю магнитофон из комнаты для подследственных, выхожу на улицу и ловлю такси.

Времени уже без десяти одиннадцать.

Это был невероятно утомительный день.

ГЛАВА VI

I

Тем утром мне еще до завтрака предстояло подогнать текущие дела. Мне явно недоставало Кермэна, поскольку у него накопилось немало незавершенных, правда, и не слишком важных дел, но учитывая, что сейчас он в Париже, мне приходится разгребать все это самому. Было уже где–то около часа дня, когда я покончил со всей этой мелочевкой и смог вернуться к похищению Дедрика.

— Схожу–ка я сегодня к Бэррэтту, — информирую Паулу, уже заканчивая завтракать на скорую руку прямо здесь, в конторе. — Есть у меня для него небольшой подарочек…

Я поделился с ней нашими с Миффлином задумками.

— Как только мы возьмем с поличным Бэррэтта и приклеим ему хоть крохотное обвиненьице, вполне вероятно, он станет чуточку уступчивей. Миффлин, во всяком случае, знает свое дело.

Наш план отнюдь не был встречен Паулой с восторгом. Но не следует забывать, что Паула суровый противник любых методов, пусть самую малость, но противозаконных. Она поинтересовалась:

— Ну, а лично вы что должны сделать? Намереваетесь проникнуть к нему в квартиру, когда его не будет?

— Совершенно верно. Придется ему кое–что подбросить. С недавних пор у меня вошло в привычку транжирить деньги. Подкуплю Макси и попрошу у него отмычку.

— Вик, будьте осторожны!

В ответ на это я мог только улыбнуться.

— Вы постоянно советуете мне соблюдать осторожность. И это все, чему вы здесь научились за все это время? Два года тому назад вы такой не были.

Невольная улыбка мелькнула на ее лице.

— Конечно, вам лучше знать, что следует и чего не следует делать, но мне хочется, чтобы вы поскорее вернулись к привычным занятиям, Вик. Все эти рискованные походы ничего хорошего не предвещают…

— Не ради удовольствия погряз я в этих делах. Если бы Перелли не спас мне жизнь, я ни за что не согласился бы! Но теперь выход только один: сражаться до конца.

В половине второго я остановил свою колымагу у дома на Джефферсон Авеню.

Макси сидел, развалясь в кресле за конторкой, и я поспешил к нему. Сейчас у щитка с ключами больше никого не видно — наушники лежат перед Макси.

Спрашиваю его прямиком:

— Хотите заработать? Мои деньги станут вашими, если согласитесь мне помочь.

Поглядывает с легким недоверием.

— Я всегда не прочь запастись звонкой монетой. А что вам надо?

— Всего лишь ваш ключ–отмычку.

Наверное если бы я тут же выстрелил из пушки, то не смог бы удивить его сильнее.

— Мои… чего?

— Вашу отмычку — и побыстрее. И за это я отсчитаю вам ровно пятьдесят долларов!

Его глазенки жадно заблестели.

— Пятьдесят долларов? — переспросил он чуть ли не со стоном в голосе.

Я выложил рядком пять десятидолларовых банкнотов на столе. (Если подобные приступы щедрости продлятся еще пару дней, я окажусь нищим и очень даже скоро).

Он кинул взгляд на банкноты, облизнул губы, почесал ногтем кончик носа.

— Вы берете меня на мушку, — прошептал он. — Нет, я не смогу вам помочь…

Я достал еще две пятидолларовые бумажки и наклонился к нему.

— И ни центом больше, — подчеркнул я. — За такую цену я хочу приобрести вашу отмычку на десять минут.

— А куда вы пойдете?

— В комнату Бэррэтта. Он ведь ушел?

— Да, смылся что–то около часа тому.

— Тогда чего же вы боитесь? Или вы с ним друзья?

— За такое дело я могу лишиться работы, — говорит он мрачно. — Ас шестьюдесятью долларами далеко не уедешь.

— Шестьдесят долларов — это последняя цена: или да, или нет.

Какое–то время он еще ведет переговоры со своей совестью, пробормотав что–то, согласно кивает:

— Ключ на доске. Но деньги вперед.

Придвигаю к нему банкноты и они моментально исчезают в его карманах.

— Вы уверены, что Бэррэтта нет дома?

— Еще бы! Я сам видел, как он выходит. Там никого. — Он украдкой оглядывается. — Я пойду выпить пива. А вы заканчивайте там по–быстрому, да так, чтобы никто не заметил, как вы входите!

Дав ему время исчезнуть, перегибаюсь за стойку и снимаю с гвоздика ключ.

Лифт привозит меня на четвертый этаж. Прохожу по коридору и останавливаюсь перед комнатой № 4 В-15. Из соседней квартиры доносится радио. В конце коридора раздается громкий женский смех. Прикладываю ухо к двери квартиры 4 В-15, но оттуда ни звука. Стучу, снова прислушиваюсь, выжидаю несколько секунд, но все тихо. Осматриваюсь по сторонам — никто за мной вроде, не следит. Неслышно вставляю ключ, мягко поворачиваю и толкаю дверь.

Прямо передо мной сидит в кресле человек в костюме ржавчины. В его руке сорокапятка, и нацелен револьвер прямо в меня. На лице его тонкая и ничего хорошего не предвещающая улыбка.

— Что ж вы, входите, — “пригласил” он. — А то уж я было засомневался: вы ли это?

Уже с первых его слов, произнесенных басом, я сразу догадался, с кем имею дело. И как это я раньше не додумался?

— Привет, Дедрик, — говорю.

Прохожу в комнату, закрывая за собой дверь.

II

— Избегайте резких движений, Мэллой, — посоветовал человек в костюме цвета ржавчины, приподняв дуло. — Никто на этом этаже не подумает беспокоиться, услышав выстрел, а я буду рад случаю стереть вас в порошок. Да вы присаживайтесь.

Свободной рукой он гостеприимно указал на кресло с противоположной стороны камина.

С такого расстояния ему будет трудно промазать, следовательно, угроза — не блеф. Не остается ничего иного как присесть.

— Что и говорить, вы везунчик, — сказал он, бережно ощупывая затылок. — Еще недели две не смогу повернуть шею, вот скотина! — Он разглядывает меня своими черными и жестокими глазами. — Очень удачно, что вы сами сюда пришли. Мы как раз решили, что вас надо убрать, да поскорее. Вы стали слишком назойливым.

— Вы так думаете?! Беда в том, что предположений хватает, а вот чтобы полная уверенность… Серена знает о том, что вы здесь?

Он с усмешкой качает головой:

— Нет, и даже не догадывается. Можете не стесняться — сигареты рядом с вами. У нас есть чуток времени: Бэррэтту будет приятно перекинуться с вами парой слов. Если жизнь еще вам дорога, то оставьте попытки показать мне какой–нибудь из ваших фокусов. Надеюсь, все понятно?

Закуриваю под его пристальным взглядом. Он не снимает палец с курка револьвера, дуло которого по–прежнему направлено в меня.

— Вы уж поосторожнее с этой пушкой, — замечаю вслух. — Ее позиция не внушает мне доверия.

Он рассмеялся.

— Не волнуйтесь, револьвер не будет пущен в ход, если вы не станете хитрить.

Он погасил окурок и тут же закурил новую сигарету. Я за ним наблюдал, не двигаясь. Его черные глаза достаточно красноречивы: выстрелит, не раздумывая.

— Если бы я только знал, что вы окажетесь таким надоедой, и не подумал бы вас приглашать, — продолжал он свою мысль. — Но тогда мне казалось это ловким ходом. Я недурственно сыграл свою роль по телефону. Правда? А полный бокал виски и непогашенный окурок?.. Довольно тонкая работа!

— Все было весьма любопытно, — подтверждаю. — Но вот убийство Суки вроде как лишнее…

— Согласен. — Тут он нахмурил брови. Мне даже показалось, что само воспоминание об этом ему неприятно. — Но тут он сам виноват.

— А не вы ли это захомутали Перелли в эту историю?

— Нет. Эту идею подбросил Бэррэтт. У них какие–то старые счеты, вот Перелли и получил по заслугам. Но вышло весьма удачно. Поначалу были сомнения, но теперь, когда Перелли в яме, из которой ему не выкарабкаться, все идет как по маслу.

— Не спешите радоваться. Полиция разыскивает вас по делу об убийстве Грасии Леман.

— Не вам обо мне беспокоиться, — тон у него был развязным. — Пока что по–настоящему влипли вы.

Открывается дверь — Бэррэтт.

Какое–то мгновение он смотрит на меня не двигаясь, потом запирает двери, входя в комнату уже не скрывает радости на своем красивом лице.

— Как он здесь очутился? — поинтересовался вскользь.

— У него есть ключ, — пояснил мой недавний собеседник, вставая. — Неплохо бы его обыскать — мало ли что.

— Встаньте! — скомандовал Бэррэтт.

Поднимаюсь. Он подходит сзади и ощупывает одежду. Находит револьвер и вытаскивает его из кобуры под мышкой. Затем приходит черед появиться на свет коробке.

Он отходит, рассматривая ее содержимое, и поворачивается, на его губах играет саркастическая улыбка.

— Богатая идея! — оценивает он. — И куда же вы намеревались это пристроить?

— Ну какое это имеет сейчас значение? В конце концов вы не обладаете монополией на подбрасывание ложных улик. Во всяком случае, насколько мне известно…

Он швыряет коробку на стол, приближается ко мне, наставив мой же револьвер мне в спину.

— Как вам удалось войти?

— Я взял ключ. Внизу на доске… Вы что, не знали о нем?

Он еще раз обшаривает мои карманы, достает ключ и тоже отправляет его на стол. Затем смотрит на Дедрика:

— Наверняка все врет. Несомненно, ключ дал ему Макси. Ну что ж, я не прочь рассчитаться и с Макси.

Бэррэтт достает серебряный портсигар, приклеивает сигарету к нижней губе, прикуривает — проделывает он все это, ни на секунду не спуская с меня глаз:

— За мной числится должок, Мэллой, — напоминает он. — Но я благодарный должник — вы в этом убедитесь!

— Я не очень хорошо понимаю, о чем речь, — говорю, — но я вам верю.

— Так что будем делать? — интересуется Дедрик.

Бэррэтт останавливается перед зеркалом, укрепленным над камином, и откровенно любуется собой.

— Разумеется, отвезем его на шахту, самое что ни на есть подходящее место. Я тебе обещаю, нам достанет времени расплатиться с ним.

Лицо Дедрика исказилось гримасой.

— А не лучше ли просто пулю в висок? Перспектива опять спускаться в подземелье меня не только не прельщает, но даже бесит.

— Ты будешь делать так, как тебе велят, — отрезает Бэррэтт, поглаживая пальцем тонкие усики. — Свяжи ему руки.

Дедрик выходит и тут же возвращается, неся моток изоляции.

— И без шуточек! — предупреждает меня Бэррэтт, наводя револьвер. — Руки за спину!

За неимением выбора подчиняюсь. Дедрик наматывает ленту вокруг моих запястий. Делает он это умело.

— Зажми ему также рот, — командует Бэррэтт.

Дедрик запечатывает мой рот липкой лентой.

Бэррэтт останавливается передо мной со злобной улыбкой.

— Вы еще ой как пожалеете, что потоптались в моем огороде, — обещает он и резко бьет, рассчитанно и сильно.

Я отшатываюсь, кресло ударяет меня под коленки и я валюсь с грохотом.

— Тише, — призывает растерянно Дедрик. — Не хватало еще кому–нибудь заявиться сюда.

Бэррэтт с каким–то хрюканьем бьет меня ногой по ребрам. Удар силен — я слышу, как хрустнули мои кости. Затем он поворачивается к Дедрику.

— Ладно, можешь уводить его, но смотри… ни малейшей оплошности… В случае чего — прикончи его!..

— Что это ты придумал? Я не хочу сам заниматься этим делом!

— А почему бы и нет? Мне еще надо рассчитаться с Макси, а затем сматывать удочки. Что ты себе ломаешь голову, если он начнет выпендриваться, пристрелишь его.

— Чтобы все сыщики устремились потом по моим следам?!

— А ты и с ними расправься, — советует хохоча Бэррэтт.

Дедрик какое–то время еще колеблется, ну а затем пожимает плечами:

— Ты не дашь мне пальто, чтобы прикрыть его руки? Я верну, как только покончим с этим.

Бэррэтт уходит в ванную комнату и тут же приносит легкое пальто.

Дедрик поднимает меня:

— Поедем на вашей колымаге, — констатирует он. — Но если вздумаете шутки шутить со мной — пристрелю.

Бэррэтт накидывает мне на плечи пальто и укутывает шелковым шарфом нижнюю часть моего лица так, чтобы не видно было изоляции.

— Мы больше с вами не встретимся, Мэллой, — говорит он на прощанье. — Я‑то вас, может быть, еще и увижу, но вы меня уж точно нет… — затем подталкивает меня к Дедрику. — Идите.

Дедрик хватает меня под руку и выводит в коридор.

Никто не видел, как мы вошли в кабину лифта. Мы спустились в подвал и Дедрик приставил револьвер к моему боку.

— Помните: чуть что — и я вас прикончу, — обещает он.

Пот струится по его щекам. На улице две девчонки шли по направлению к нам по тротуару, но лишь скользнули безразличным взглядом. Дедрик распахнул заднюю дверцу “бьюика”.

— Залазьте!

Я наклонился к машине и тотчас Дедрик чем–то сильно ударил меня по затылку.

III

Когда я оклемался, мне казалось, что я то ли выкарабкался из глубокого колодца, то ли очнулся после запойной ночи. В голове болезненно пульсировало. Открываю глаза и выясняю, что лежу на спине, а прямо в лицо мне бьет луч электрического фонарика. Я что–то бормочу и поворачиваю голову, пытаясь сесть. Чья–то рука толкает меня в грудь.

— Лежать! — со злобой в голосе командует Дедрик. — Сейчас я вас обработаю!

Он берется двумя пальцами за конец липкой ленты, залепившей мой рот, чуть оттягивает, а затем резко дергает, полностью срывая. Было очень больно, и я застонал.

Свет фонаря беспокоил меня, но холодная тьма, царившая вокруг, тревожила еще больше.

Я поинтересовался:

— И что же дальше?

— Об этом вы скоро узнаете.

Чувствую, что что–то больно сдавливает живот. Наклоняю голову и вижу, как Дедрик накручивает вокруг моего пояса массивную цепь, на конце которой висячий замок. Над головой различаю грубо обтесанные каменные стены, подпертые почерневшими балками.

— Где это мы? В шахте?

— Точно, — подтвердил Дедрик, — пятьдесят метров под землей. — Он закончил греметь замком и, распрямившись, отступил на шаг. — Это не моя идея, Мэллой. Но вы же слышали, что сказал Бэррэтт? Мне, собственно, нет до вас никакого дела. Если бы я должен был решать, то пустил бы вам пулю в лоб — и вся недолга, но завтра он притащится сюда полюбоваться на вас.

— Он что, намерен держать меня здесь, пока я не умру от голода?

(Пытаюсь ослабить связанные за спиной руки, но тщетно).

— Вы не умрете с голоду, — отвечает он. И замолкает, чтобы закурить сигарету и тут я замечаю, что руки у него дрожат. — Вы даже не успеете проголодаться.

— То есть?

— Скоро сами увидите. Если вы пообещаете вести себя паинькой, я развяжу вам руки. Хоть защищаться сможете…

Меня постепенно охватывает панический страх.

— Но если у меня окажутся свободными руки, то, мне кажется, я этим воспользуюсь, чтобы вас задушить, — угрожаю я. — Я легко утрачиваю самообладание, но не до такой же степени.

— Не болтайте. Вы ведь не знаете, что вас здесь ожидает. Повернитесь, я развяжу вам руки.

Поворачиваюсь, он становится на одно колено и снимает изоленту. Затем скоренько отходит в сторону, до того, как я успел бы его схватить.

Мне удается сесть, но и все — удерживающая меня цепь слишком коротка. Впрочем, я счастлив уже тем, что могу пользоваться руками.

— Я оставлю вам фонарь, — в каком–то благом порыве говорит Дедрик. — Но это предел того, что я могу для вас сделать.

— Похоже, вас мучают угрызения совести.

С интересом рассматриваю его, массируя свои одеревеневшие запястья:

— Что меня ждет?

— Не знаю…

Он повернулся в сторону мрачного туннеля, поднял свой фонарь и послал его луч в непроглядную ночь.

— Взгляните сами и вы поймете все без моих объяснений.

Луч сфокусировался на чем–то, имеющем отдаленное сходство с грудой тряпья. Я пытался хоть что–то рассмотреть. Мне даже показалось, что я заметил лохмотья какого–то пиджака.

— Под этими тряпками валяется скелет, — в дыхание Дедрика ворвался какой–то присвист. — Труп находился здесь десять–двенадцать часов — и вот что от него осталось: тряпье да кости.

— Кто это? — поинтересовался я сиплым голосом.

— Не имеет никакого значения.

Подумав, что это может быть только Лют Феррис, я спросил:

— Это Феррис?

— Скажем так: это был человек, который совал свой нос в то, что его совсем не касалось, — ответил Дедрик, вытирая лицо носовым платком. — Растерзан неизвестно кем. — Он с беспокойством вглядывался в окружающий нас мрак. — Скорее всего какой–нибудь зверь ютится здесь. Быть может рысь.

Дедрик достал из кармана еще один фонарь и швырнул его мне:

— Это вам поможет скоротать досуг. Вдруг вы услышите, что приближается Бэррэтт, спрячьте фонарь, он меня убьет, если только узнает, что его оставил вам я…

— Спасибо и за это, — сказал я, направляя свет моего фонаря ему в лицо. — Но почему вы не хотите сделать доброе дело до конца. Вы не хотите освободить меня? Ведь ваши занятия не приносят вам ничего, кроме отвращения, Дедрик… Вот и появился шанс освободиться от него. Если вы меня сейчас отпустите, я сделаю все возможное и даже невозможное, чтобы помочь вам.

— Можете на небо даже не рассчитывать, — отрезал он. — Вы не знаете Бэррэтта. Надо просто быть сумасшедшим, чтобы становиться с ним на тропу ссоры. Пока, Мэллой. Надеюсь, все произойдет быстро.

Я не двигаясь провожал взглядом свет его фонаря, который с каждым шагом Дедрика все слабел. Но вот он исчез совсем и меня поглотил мрак, густой и удушающий. Холодный пот заструился вдоль позвоночника, и я поскорее включил фонарь. Яркий свет отодвинул непроницаемую, казалось, тьму. Но я чувствовал, как мрак, тот что за гранью света, готов меня схватить.

Для начала я обследовал цепь, приковавшую меня. Она оказалась слишком массивной, чтобы оставить хоть слабенькую надежду ее порвать, да и замок…

Перебирая звенья, приближаюсь к стене и обнаруживаю, что цепь пропущена через вмурованное в стену кольцо. Хватаю цепь обеими руками, упираю ногу в стену и напрягаюсь. Ни с места. Повторяю это упражнение еще и еще. Суставы мои трещат, запыхавшись падаю на каменный пол. Сердце мое колотится бешено. Я обязан выбраться отсюда. Я должен вырвать кольцо. Никому и в голову не придет искать меня здесь. Возможно, Пауле и вздумается искать меня в доме на Джефферсон Авеню, но там она наткнется на преграды. Она отправится повидать Миффлина, но и Миффлин ей ничем не сможет помочь. Ничто не подтолкнет ее отправиться именно в эту штольню старой заброшенной шахты…

Меня объял ужас. Мне представилось, что я погребен заживо. Глаза мои неотрывно глядели на груду лохмотьев, скрывающую останки Люта Ферриса.

“Какой–то зверь ютится здесь”…

Я не стыжусь признания: хотелось лишь одного — забиться в угол и рыдать навзрыд. Но я не мог достичь угла. Я и рад бы вопить, взывая о помощи. Но нет здесь никого, кто бы мог слышать мои призывы. Не раз за время своей работы мне бывало страшно, но никогда еще не оказывался так беспомощен.

С минуту я провел в неподвижности, пытаясь возвратить самообладание, заклиная себя не предаваться отчаянию, стремясь избавиться от панических настроений, душащих меня. Мне это удалось, пусть и не в полной мере. Но эти нравственные усилия измотали меня почти физически.

Достаю из кармана сигареты, пальцы плохо меня слушаются — повредил несколько сигарет, пока смог достать из пачки одну. Закуриваю и вдавливаюсь в стену, вдыхая дым и устремив глаза на белый конус света, защищающий меня.

Я не знаю, сколько мне придется пробыть здесь. Батарейки хватит на час–другой, не более, если фонарь будет включен все время. Надо экономить батарейку, даже с учетом угроз тьмы…

Пересчитываю сигареты. Семнадцать. Пока я курю, крохотный огонек сигареты скрасит мое существование и можно будет выключить фонарик.

Решаюсь погасить свет.

И тут меня окутывает ночь, душная и гнетущая, такая густая, что ее, кажется, молено потрогать! Ужас вновь поселяется в душе моей и пот обильно заливает мой лоб.

И возникает ощущение, что я уже больше часа терзаюсь этой жуткой ночью, пыхкаю сигаретой, созерцая ее пламенеющий огонек, все пытаясь позабыть о черных стенах, пленивших меня.

Нет больше сил. Включаю фонарик. Моя одежда насквозь промокла от пота, а часы показывают, что я пребывал в темноте каких–то восемь минут!

Вот те на: если я испугался, пробыв во мраке восемь минут, то что же станется со мной через час? А если двадцать четыре, сорок восемь часов?! Кладу фонарь на землю и опять хватаюсь за цепь. Дергаю ее рывками со все нарастающим исступлением. Вскоре ловлю себя на том, что ругаюсь на чем свет стоит, и прекращаю свои тщетные попытки освободиться.

Прихожу в себя с таким ощущением, словно пробежал километр. Икроножные мышцы судорожно подрагивают.

И вдруг слышу какие–то звуки!

До этой минуты в этой обветшалой штольне на глубине пятидесяти метров под землей я не слышал иного шума, кроме моего дыхания, гулких ударов моего сердца да слабого тиканья моих часов. Но это совсем другие звуки. Они понуждают меня до болевого предела наклонить голову вперед, всматриваясь во мрак…

Настораживаюсь, сдерживаю дыхание, полуоткрыв рот, сдавив грудь. Ничего… Медленно поднимаю фонарь и посылаю луч в глубину туннеля. Ничего не видать. Выключаю фонарик и жду, отсчитывая про себя минуты. И вдруг шум раздается опять — какое–то еле различимое царапание, шуршание движущегося тела, шелест скатывающегося в тишине камешка… Эти жалкие звуки обладают здесь ужасающей силой.

Нажимаю на кнопку фонарика.

Луч острым ножом рассекает тьму.

На какую–то долю секунды передо мной возникают две светящиеся точки, как раскаленные уголья, могущие быть и глазами зверя, затаившегося среди тьмы. Затем они гаснут. Я тут же выпрямляюсь, с трудом становлюсь на колени, склонившись вперед, пытаюсь рассечь мрак, различить недоступные глазу очертания.

“Я благодарный плательщик, вот увидите!”

Бэррэтт не врал. Это самые страшные секунды, которые пришлось мне вынести за всю мою жизнь. Одна лишь мысль, что это только начало кошмара, вызывает у меня легкую тошноту.

Закуриваю новую сигарету, но фонарь не выключаю. Я решил не экономить батарейку — пусть себе разряжается. Когда она исчерпает свои ресурсы, тогда буду думать, что предпринимать дальше, а пока можно благодаря ей удерживать зверя на почтительном расстоянии.

Продолжаю курить, вслушиваясь в биение собственного сердца, напрягая извилины в поисках способа вырвать кольцо, но увы. Я не в состоянии разобраться в ходе своих мыслей, лишен возможности действовать и оцепенел от страха.

Два докрасна разжаренных уголька опять вспыхивают прямо на границе освещенной зоны. Не шевелюсь, не выпуская из виду эти светящиеся точки, подстерегающие меня во мраке.

Время течет. Не могу понять: то ли светящиеся точки приближаются ко мне, то ли это мое воображение подгоняет их сюда. Решаю выжидать. Я буквально окаменел от страха и холода. Задерживаю дыхание насколько удается, стараясь выдыхать воздух беззвучно ртом.

Зверь осторожно приближается. Начинаю различать какие–то очертания. Сперва плоскую заостренную морду, затем гладкошерстную спину. Я совершенно неподвижен. По ногам побежали мурашки, но я стараюсь не замечать. Я должен разглядеть своего врага. Мои ожидания оказались не долгими. В светлом конусе электрического фонаря возникла крыса. Но нет, не заурядная крыса, а какой–то монстр, порожденный кошмаром, величиной почти как взрослая кошка.

Крыса входит в освещенную зону, уже забыв об осторожности, не отрывая от меня своих глазок, ее гладкая коричневая шерстка блестит на свету.

Рука вдруг нащупывает довольно приличный камень. Обхватываю его пальцами. Крыса останавливается. Вскидываю руку и швыряю камень, увы, размах не получился.

Слышу шуршание, замечаю блеск коричневой молнии — крыса исчезает раньше, чем камень падает на землю.

Ладно, теперь я хоть что–то знаю. Теперь понятно, что обратило тело Ферриса в кучку костей под лохмотьями. И вспоминаю, что когда эти жуткие зверьки голодны, их ничем не испугать.

Начинаю собирать камни. Внимательно изучаю пол и откапываю из–под слоя земли и пыли деревянную палку. Не такое уж и надежное средство защиты, но все же лучше, чем совсем ничего. Если мне придется сражаться только с одной крысой, то, уверен, — сумею ее одолеть даже закованный в цепи. Но тут же спрашиваю себя: а нет ли здесь и других крыс? А если есть, то сколько? И снова взор мой обращен к груде тряпья. Похоже, что такая работенка не иод силу одной крысе.

Сжимаю палку в одной руке, фонарь — в другой и прислоняюсь к стене.

Жду. И где–то среди тьмы, совсем рядом — крыса. И она тоже ждет.

IV

Светящиеся стрелки на моих часах показывают двадцать минут пятого. Итак, я уже больше двух часов в шахте. У меня еще есть пять сигарет, но свет фонарика постепенно становится оранжевым. Последние полчаса я через каждые пять минут включаю и выключаю его. Я все время настороже, но стараюсь продлить по возможности жизнь батарейки.

Никакой шум до меня не долетает, никакие очертаний не вырисовываются из мрака. Влажный, горчащий воздух навевает сон. Но мне пока удается держать глаза открытыми, я заставляю себя курить, следя за алой точкой сигареты. Вокруг горла я повязал платок, чтобы защититься от внезапной атаки крысы. Меня даже заполняет нелепое ощущение успокоенности. Я победил ужас, впрочем, скорее всего, исчерпал его. В любом самом опасном деле обнаруживается кульминационный момент страха, и после часа пребывания здесь я его переборол, но вместе со страхом меня оставила и надежда выбраться живым из этой западни. Мной движет только одна мысль — убить крысу раньше, чем она убьет меня. На этом сосредоточены все мои чувства и внимание. Минувшие два часа были для меня как два месяца. Я только и могу что курить, выжидать, прислушиваться и думать о крысе. Стрелки моих часов безудержно несутся вперед.

Затем опять донесся шум: шуршание голого крысиного хвоста по земле. Целясь на звук, бросаю камень, животное убегает. Ну что ж, не все пока потеряно: крыса не голодна. Швыряю еще один камень, чтобы отогнать ее подальше. Меркнущий свет фонаря омрачает мне настроение. Опять выключаю фонарь. Темнота. Стараюсь бесшумно дышать, напрягая свой слух.

Проходит еще минут десять, невольно закрываю глаза и с каждой секундой все более явственно ощущаю, что меня одолевает сон. Но вот нечто заставляет кровь отхлынуть от сердца, резко выдергивая меня из сонного оцепенения: зверь, крадучись, задевает мою ногу.

Нажимаю кнопку электрического фонаря и ледяная дрожь пробегает по позвоночнику, пока нашариваю левой рукой палку: в нескольких сантиметрах от себя я обнаруживаю крысу. Она ползет, прижимаясь к земле. Ее красные глазки сверкают злобой. Выхваченная желтоватым лучом фонарика она вдруг прыгает в сторону и исчезает. Судорожно хватаю ртом гнилостный воздух. Оцепеневшее тело мое все залито потом.

И вдруг из тьмы сразу же, где кончается освещенная зона, вспыхивают четыре пары искр, как бы обрисовывая полукруг вокруг меня. Следовательно, здесь по крайней мере четыре крысы, а не одна.

Принимаюсь орать, но мой голос, хриплый и визгливый, не производит никакого впечатления на крыс — они не отступают ни на шаг. Хватаю несколько камней и зашвыриваю в темень. Красные искорки исчезают, но… спустя какое–то мгновение появляются опять… и, по–моему, они уже ближе. Снова кричу.

— Вик!

Я, как натянутая струна.

Этот далекий зов откуда–то из глубины мрака — не плод ли он моего воспаленного воображения?! Что есть сил напрягаю голос и поднимаю такой вой, что он проносится по штольне раскатами грома.

— Вик! Где вы?

— Здесь, в туннеле!

Я настолько счастлив, что даже забываю о крысах. Я ору, как ненормальный, и тут мой крик внезапно пресекается. Гладкая коричневая тушка вскакивает в луч света и зубы защелкиваются на платке, защищающем мою шею.

Грудью чувствую вес зверя, слышу смрад от него. Влажная морда касается моего подбородка, а острые зубы кромсают платок, пытаясь достать горло.

Я на грани умопомрачения. Хватаю это скользкое жирное омерзительное тело и с силой отдираю от горла. Крыса пытается вырваться из мертвой хватки моих рук. Отвратительная остроконечная морда ее неожиданно наклоняется и иглы зубов вонзаются мне в запястье. С неистовой яростью запускаю пальцы в ее шерсть, стараясь захватить позвоночник. Крыса пронзительно визжит, выпустив на миг запястье. Не дав ей опомниться, ломаю хребет, слышу, как хрустят ее кости сухой древесиной. С омерзением отшвыриваю грязную тварь подальше от себя.

— Вик!

— Сюда!

Из моего горла вылетает какое–то странное карканье.

— Иду!

Это голос Паулы — нежная, незабываемая музыка!

Свет приближается — с каждым мгновением он все ближе, ярче. И вот Паула опускается на колени рядом со мной, берет мои руки в свои.

— Вик!

Судорожно пытаюсь заполнить легкие воздухом, а еще пробую улыбаться ей, но лицо меня не слушается.

— Паула! Вы просто не представляете себе, как я рад вас видеть! Как вы здесь оказались?!

Она касается рукой моей щеки.

— Объяснения потом… Вы ранены?

Смотрю на руку. Кровь хлещет ручьем. Не догадайся обвязать шею платком, был бы уже мертв.

— Да так. Ничего страшного. Просто ко мне привязалась крыса…

Она снимает белый шелковый шарфик и перевязывает мне рану.

— Настоящая крыса?

— Да. Я прикончил ее. Вон там она, за вашей спиной валяется.

Она оглядывается через плечо, ее фонарик выхватывает мерзкую тварь. Паула вскрикивает:

— Ого! И что здесь, таких много?!

— Несколько штук. Эта была самая хищная. Теперь вы понимаете, почему я был буквально в шоке?

— Это ужасно. Идемте–ка отсюда поскорее.

— Я прикован к стене. Так решил Бэррэтт, чтобы разделаться со мной.

Пока она осматривает цепь, я вкратце пересказываю ей события минувшего вечера.

— У меня с собой револьвер, Вик. Как вы думаете, нельзя ли с сто помощью разорвать цепь?

— Надо попытаться. Давайте сюда револьвер и отойдите, а то пуля может срикошетить.

Паула вручает мне свою двадцатипятку и удаляется на несколько шагов. С третьим выстрелом цепь не выдерживает. Шум от стрельбы получился внушительный.

Медленно, с трудом поднимаюсь. Паула меня поддерживает.

— Сейчас все будет нормально, еще минутку… Я долго пробыл без движения. Вот и порядок…

Прихрамывая из–за нарушенного кровообращения, пытаюсь сделать хоть несколько шагов…

— Да, вы мне еще не рассказали, как вам удалось меня найти. Откуда вы узнали, что я сижу в этой дыре?

— Позвонила какая–то женщина, не пожелавшая назвать себя. Она сказала: “Если вы хотите спасти Мэллоя, то делать это надо поскорее. Его отвезли в шахту Монте—Верде”. И повесила трубку. Я даже не успела спросить ни кто она такая, ни источник информации. Я схватила фонарь и револьвер и помчалась как оглашенная… — Тут подбородок Паулы сокрушенно нырнул вниз. — Безусловно, мне надо было предупредить Миффлина, но я совершенно потеряла голову, Вик. Я уже плохо соображала, что делаю…

— Все прекрасно. Вы здесь, я — свободен. Чего еще желать?

— Но ведь это очень важно. Я блуждала этим кошмарным лабиринтом не один час. Просто повезло, что я услышала крик. Я уже сама взвыть собиралась… Вы даже не представляете, насколько все эти галереи похожи одна на другую.

— Ничего, распутаем и этот клубок, мы выберемся. В общем, пошли.

— А это что такое?

Она заметила лохмотья.

— Это Лют Феррис, — ответил я, приближаясь на негнущихся ногах. Освещаю останки — даже череп изглодан. На лбу маленькая круглая дырочка. Значит они его предварительно убили. Спрашивается, зачем?! Да, придется притащить сюда Миффлина.

Паула разглядывает кучку костей.

— Это крысы? — спросила она неожиданно низким и хриплым голосом.

— Крысы или еще какие–нибудь животные. Идемте! В путь!

Она смотрит на туннель, не скрывая страха.

— А на нас они не нападут, Вик?

— Нет. Нас они не тронут. Идемте же.

Идем, светя моим фонарем. Луч слишком тусклый, но кто знает, сколько нам потребуется времени, чтобы отыскать выход? Фонарь Паулы нам еще пригодится.

Примерно на середине туннеля вдруг слева появляется еще один проход. Вспоминаю, что Дедрик здесь поворачивал.

— Сюда, — командую.

— А почему не прямо?

— Дедрик сворачивал здесь.

Поворачиваем и проходим метров пятьдесят. И вдруг оказываемся перед очередной галереей, ведущей и вправо, и влево.

— А теперь что делать?

— Выбирайте вы. Мне трудно отдать предпочтение той или иной.

— Тогда идемте направо.

Сворачиваем вправо. Земля под ногами неровная. И тут я замечаю, что галерея постепенно углубляется вниз.

— Стойте. Мы опускаемся под землю. Лучше вернуться и продолжить путь в обратном направлении.

— Теперь вы понимаете? — В ее голосе появились тревожные нотки, что бывало у нее крайне редко. — Я вот так же сбивалась несколько раз с дороги. Я проблуждала не один час…

— Пошли!

Возвращаемся к знакомому перекрестку и идем влево. Но минут через пять упираемся в каменную стену.

— М-мне кажется, что вы такой же невезучий, как и я, — произносит с задышкой Паула.

— Не расстраивайтесь…

Стараюсь быть заботливее по отношению к Пауле. Обычно она невозмутимо спокойна, прекрасно владеет собой. Но сейчас, похоже, она на грани нервного срыва…

— Второй туннель может сначала опускаться, а затем вести на поверхность, — выдвигаю предположение. — Сейчас поглядим…

— Ну какая же я дура, что пришла сюда одна. — Она вцепилась мне в руку. — Как это я не додумалась привести Миффлина? Мы заблудились, Вик. И можем бродить вот так неделями…

— Идемте, — в моем голосе сухость. — Сейчас не время заниматься глупостями. Еще минут десять — и мы окажемся на поверхности.

Она пытается подавить свою нервозность и когда опять заговаривает, голос ее уже обретает твердость.

— Мне стыдно, Вик, что я дала волю эмоциям. Но меня страшит наше блуждание под землей. Такое ощущение, словно мы тут замурованы.

— Понимаю. Но сейчас надо набраться мужества. Если мы начнем предаваться скорби по своей судьбе, то мы пропали. Идемте…

Беру ее за руку — и дальше в путь.

Наклон все круче, кажется, что мы опускаемся в бездонный колодец.

Вдруг мой фонарь гаснет.

Паула впивается в мою руку с каким–то придушенным воплем.

— Да ничего особенного не случилось, — говорю как можно спокойнее. — Включите ваш. Рано или поздно батарейка должна была иссякнуть. Даже удивительно, что она протянула столько времени.

Она подает мне фонарик.

— Надо поторапливаться, Вик, фонаря надолго не хватит.

— Главное не волнуйтесь. Он прослужит нам ровно столько, сколько потребуется.

От одной мысли, что Пауле нужна моя поддержка, я ощутил прилив гордости. Убыстряем шаг, понимая, что если фонарь и в самом деле погаснет, то положение наше будет аховое.

Но чем дальше мы идем, тем разреженнее становится воздух. Да и своды галереи с каждым шагом опускаются все ниже.

Вдруг Паула останавливается.

— Мы идем не в том направлении… — В ее голосе появились истерические нотки. — Я просто чувствую, что вышла ошибка. Давайте вернемся!

— А мне кажется, что идем мы правильно: Дедрик свернул налево там, где заканчивается первый туннель. Я это видел своими глазами. Еще немного вперед…

— Вик, я боюсь…

Она отходит в сторону. Слышу ее прерывистое дыхание. Луч высветил ее бледное лицо и глаза безумной…

— Я… я больше не могу этого вынести. Я возвращаюсь к началу пути! Я задыхаюсь…

Мое дыхание тоже затруднено. Каждый вдох причиняет боль.

— Еще сто метров, — прошу. — Но если не обнаружим выход, вернемся обратно.

Веду ее, как ребенка, за руку. Еще пятьдесят метров и перед нами очередная галерея. Воздух, кажется, здесь еще больше сгустился.

— Ну вот, я же говорил, что мы куда–нибудь да придем. Пойдем направо и если впереди окажется спуск, повернем на 180 градусов.

Паула покорно следует за мной.

На каждом новом перекрестке возникают галереи точь–в–точь как те, что мы проследовали уже. Нас не покидает ощущение, что мы крутимся на одном месте! Вокруг сплошная стена тьмы — и силы постепенно оставляют нас. Ноги у меня как ватные и каждый следующий шаг дается с трудом. Паула задыхается и мне приходится поддерживать ее.

Единственная отрада, мы уже не спускаемся вниз, и, даже кажется, что постепенно приближаемся к поверхности.

— Убежден, что мы идем правильно, — я едва в силах выговаривать слова. Галерея поднимается вверх!

Паула в изнеможении повисает у меня на плече:

— Воздух здесь совершенно непригоден для дыхания. Я… не могу идти больше!

Обнимаю ее за талию и мы плетемся дальше. Своды становятся все ниже, и мы вынуждены пригибаться. Еще метров двадцать мы преодолеваем согнувшись пополам.

Изнемогая от усталости, останавливаемся.

— Надо возвратиться, Вик!

Она вырывается из моих объятий и делает несколько робких шагов в сторону. Спотыкаясь бегу за ней и заставляю вернуться.

— Вы же не ребенок, Паула. Идемте и не поддавайтесь панике.

— Умом все понимаю. — Она сжимает мою руку. — Но поделать ничего не могу. Эта непролазная темень сводит меня с ума.

По ее телу пробегает дрожь.

— Посидим чуточку, отдохнем. Главное — не волноваться — мы обязательно выйдем на свет! Но если сохраним самообладание.

Садимся. И вдруг выясняется, что слой воздуха у земли чище. Ложимся прямо на пол.

Проходит буквально несколько минут и мой тонус повышается. Уже не ощущаю той страшной тяжести в ногах.

— Ну как, полегчало?

— Да, спасибо! — Она приподнимается, откидывая волосы с лица. — Я находилась на грани истерики. И теперь мне снова стыдно. Я постараюсь держать себя в руках.

— Ладно, не стоит об этом, — поглаживаю ее руку. — Вы несколько подвержены клаустрофобии, но, похоже, кризис уже миновал. И дальше, наверное, попытаемся продвигаться ползком. Старайтесь не очень высоко подымать голову. Я пойду первым…..

Земляной пол здесь неровный, часто попадаются острые камни, раздирающие в кровь наши руки и колени. Вскоре снова делаем привал. Я изрядно вспотел да еще горло разболелось. Паула совсем обессилела.

— Вы взаправду верите, что нам удастся отсюда выбраться? — спрашивает она чуть слышно.

— Конечно же мы выберемся, — снова мои слова прозвучали не слишком убедительно. — Вот отдохнем чуток — и в путь.

Сам я почти уверен, что Дедрик шел не этой дорогой. Скорее всего, на одном из перекрестков мы свернули вовсе не туда. Одна лишь мысль провести в этой шахте еще какое–то время едва не повергла меня в шок.

Вдруг пальцы Паулы судорогой сомкнуло на моем запястье.

— Что это?

Прислушиваюсь.

Откуда–то снизу — более определенно сказать затруднительно — доносится какой–то плеск, очень похожий на шум ливня.

— Что бы это могло быть, Вик?

— Без понятия.

— Вроде как дождь…

— Да быть того не может?! Давайте помолчим.

Замираем.

Шум становится ближе: это топот множества маленьких когтистых лап. Мне уже довелось слышать нечто подобное, но только это уже не одиночные крысы, и даже не четыре — сотни.

Крысы бросились в погоню.

V

Вскакиваю как ошпаренный.

— Надо торопиться. Вот и узнаем, как вы умеете быстро бегать.

— Да что же это такое? — спрашивает Паула, кое–как поднимаясь.

Хватаю ее руку:

— Крысы! Надо убегать… но только чур не бояться. Мы ускользнем от них.

…Мы бежали по туннелю в полусогнутом состоянии. Шум погони все нарастал. Мы спотыкались, больно ударялись о камни, наталкивались на стены, но кое–как двигались вперед. Но вот поворот вправо — свод галереи взметнулся на нормальную высоту.

— Надо спешить, — подгонял я, стараясь ускорить шаг, волоча Паулу. Тяжело дыша, мы вслепую пересекали ночь.

— Все, — прошептала Паула. — Я не могу и шагу…

— Нет, вы должны.

Я обнял ее за талию и так вдвоем преодолели еще метров сто, как колени у нее подогнулись и она опустилась на землю.

— Дайте мне минуту. Сейчас все пройдет. Только одну минуту посидеть!..

С трудом я прислонил ее к стене. В ушах шумело и я судорожно пытался отдышаться. Погоня вроде прекратилась, но по опыту я уже знал: передышка будет недолгой.

Надо уходить.

Где–то далеко опять застучали по земле когтистые лапы. Паула, пошатываясь, встает.

— Вперед!

И потрусили в обнимку дальше.

Где–то на полпути к Пауле пришло второе дыхание и мы побежали. Шум от погони нарастал, вселяя тревогу.

Мы выбежали к очередному перекрестку, и я автоматически повернул направо. Мы оказались в длинной галерее с высокими сводами.

Туннель стал сужаться и я посветил фонарем, пытаясь разглядеть, что там вдали.

Вдруг замечаю какую–то арку, нет, скорее пролом в стене.

— Сюда, — хриплю я.

Вталкиваю Паулу в пролом и сам тут же за ней. Мы оказались в подземном зале. В свете фонаря виден высоченный штабель ящиков.

— Здесь нет прохода, Вик! — вскрикивает в ужасе Паула.

Да. Она права. Мы — в тупике. И уйти нельзя. Крысы уже заняли туннель.

— Надо скорее заложить проем ящиками — это наш последний шанс!

Едва лишь мы успели возвести первый редут, как стал доноситься крысиный смрад. А из далей галереи слышался уже рокот наступающего крысиного войска.

— Скорее, как можно скорее!

Хватаю разом два ящика, протягиваю их через весь зал и водружаю поверх первого ряда. Паула тоже таскает ящики. Включаю фонарь. От увиденного меня обдало холодом.

Узкий коридор полностью забит густой волнующейся коричневой массой. Крысиный визг, шуршащие хвосты и лапы — все было похоже на порождение кошмара.

Выхватываю револьвер и дважды подряд стреляю. Оглушительное многократное эхо разносится под сводами.

Жуткое коричневое море дрогнуло, по нему пробежали волны, обозначились вихревые потоки, но отступать крысам было некуда.

Нескольких крыс настигли пули и отвратительнейшее в мире зрелище явилось нашим глазам: прочие твари набросились на них — пожирать. Кровожадный визг заполняет собой все вокруг.

Но скорее, скорее… Хватаю один из притащенных Паулой ящиков, укрепляю баррикаду, затем — к штабелям, еще два ящика.

И тут, пока Паула возилась со вторым ящиком, одна из крыс пробралась через какую–то щель, сбив Паулу с ног.

Бегу на ее крик. Она лежа на земле двумя руками отбивается от гнусной твари, норовящей вцепиться ей в горло.

Бью что есть сил по этой коричневой дряни, а затем с омерзением зашвыриваю тушку за ящики. Нет ни минуты даже, чтобы убедиться, что Паула невредима. Главное сейчас — ящики.

Паула шатаясь поднимается с земли и спешит мне на помощь. Уже почти возведен второй ряд и наша баррикада высится уже метра на полтора. Но этого все равно мало. Надо заткнуть все щели, чтобы иметь хоть какую–то надежду уцелеть. Увы, ничтожную, если учесть их численность и общий вес. При должном напоре наша “цитадель” не выдержит.

— Так не пойдет, — констатирую скороговоркой. — Будем ставить третий ряд.

Снова за работу: таскаем ящики, поднимаем их на вершину штабеля — и так без конца.

Из галереи долетает кошмарный шум, и хлипкое наше сооружение пошатывается при крысиных атаках.

Вдруг Паула роняет ящик и пятится, закрывая обеими руками шею.

Включаю фонарь — и тут вдруг резкий скачок — и крыса повисает на моей руке.

Подлая тварь прокусила лишь рукав и, зацепившись зубами за ткань, пытается вонзиться когтями в меня.

Невольно выпускаю фонарь, тщетно пытаюсь ухватить ее за загривок и вдруг крысиные зубы вонзаются в руку. Она еще раз пытается укусить меня и тут мне удается переломить ее хребет. Обвисшую как тряпка тушку бросаю на съедение собратьям через последнюю щель и забиваю ее последним ящиком. Все, баррикада воздвигнута!

Паула поднимает с пола фонарь, и мы внимательно осматриваем сооружение. Крысы пытаются прогрызть ящики, но наша конструкция похоже обладает некоторым запасом прочности.

— Вполне, — говорю, — еще бы один ряд — и мы спасены.

— Вы же истекаете кровью!

— С этим можно подождать. Надо ставить новый ряд.

Приволакиваем еще кучу ящиков, громоздя их один на другой. Мы вконец вымотаны, но кое–как доводим все до конца. И лишь тогда в изнеможении валимся на землю. Но вскоре Паула находит в себе силы и приподнимается.

— Ну–ка, доставайте платок, перевяжем вам рану.

— Эх, чего бы я только не отдал сейчас за бутылку шотландского виски! — вздыхаю. — И все же теперь вы уже не станете утверждать: не бывает, мол, непредвиденных обстоятельств!

— Я бы лучше обходилась без них, — голос у Паулы задрожал. — Я ведь не столько за себя боялась… Как вы думаете, крысы отсюда уйдут?

(Если верить тому адскому шуму, поднятому по ту сторону баррикады, осажденным надеяться не на что).

— Не знаю. Трудно называть какие–то сроки, но пока им сюда проникнуть не удастся.

— Вик, но мы же не сможем отсюда выйти! И даже если они, будем надеяться, уйдут, мы все равно не знаем, какой дорогой следовать, да и фонаря хватит ненадолго.

Пока она стенала, включил фонарь и принялся тщательно разглядывать наше убежище.

Наконец мое внимание привлекли ящики. С неохотой поднимаюсь:

— Надо же хоть посмотреть, что там внутри ящиков. Вы отдыхайте, а я попытаюсь открыть какой–нибудь из них…

Кое–как мне удается отодрать приколоченную крышку от одного ящика, поднимаю ее и вижу аккуратно сложенные сигареты. От неожиданности я даже вскрикнул:

— Марихуана! Похоже, что это и есть тайник Бэррэтта! Вот так находка! Да здесь же миллионы!

Паула тяжело встает с земли:

— Но он ведь не мог тащить сюда весь этот, с позволения сказать, товар по всем тем закоулкам и туннелям, которыми шли мы! — начинаю нервничать. — Следовательно, выход на поверхность должен быть где–то здесь! И мы его отыщем.

Похоже стены ничего в себе не прячут. Может быть, пол таит разгадку?

И Паула обнаруживает хорошо замаскированный люк. Поворотная плита скрывает его от посторонних глаз. Действует она по принципу рычага: когда надавливаешь на один край — другой поднимается, приоткрывая крышку.

Совместными усилиями нам удается люк открыть. В склад врывается струя свежего воздуха.

— Ну вот и выход! — радуюсь я, но покуда мир тьмы простирается и у наших ног.

Шагаем, спотыкаясь, по неотесанному камню. Я впереди. Подходим к какому–то повороту и вдруг… забрезжил свет!

Чуть ли не вприпрыжку мчимся по коридору. Яркий свет на мгновение ослепляет нас. Перед нами незнакомая местность, поросшая кое–где кустарником. Похоже мы находимся где–то в боковой части глубокого карьера. Тропинка зигзагом ведет в лощину.

Наслаждаюсь светом солнца, чуть–чуть заслонив собой Паулу, и тут раздается ее сдавленный крик.

Лишь теперь я заметил два тяжелых грузовика, прячущихся в кустарнике. Они довольно далеко, в глубине карьера, А возле них суетятся какие–то люди. Они увидели меня.

Отступая назад, вижу, как они направляются к тропе.

ГЛАВА VII

I

— Это команда Бэррэтта, — шепчу, подталкивая Паулу к туннелю. — Вас они наверняка не заметили. Я сейчас выйду отсюда, чтобы отвлечь их внимание на себя. Как только они окажутся далеко, вы должны что есть духу мчаться вниз, вскочить в одну из машин. Попытайтесь добраться до телефона и вызвать Миффлина! И скажите ему, чтобы летел сюда на всех парах!

— Хорошо.

Когда дела плохи, Паула споров не затевает. Она пожала мне руку в знак того, что все, дескать, поняла. А я поспешил к выходу.

Какие–то типы вовсю карабкались по тропе. Они так поспешали, что были бы уже здесь, если бы не крутой подъем. Они что–то кричали, но мне было не до них: самое время сориентироваться на местности.

Тропа не заканчивала свой бег у выхода, а устремлялась вверх. И даже не думая прятаться, я припустил вверх.

Передо мной раскинулись пески, подернутые кустарниками, да еще пустынный холм начинался прямо за шахтой Монте—Верде. Слева от меня пробегает большое шоссе на Диего. В общем, для меня это был единственный шанс ускользнуть, но тогда нет пути для спасения Паулы.

Если я побегу в этом направлении, то Пауле останется лишь идти по пятам моих преследователей. А это не входит в мои планы. Надо увести их как можно дальше от нее. Итак, остается только свернуть вправо и пересечь песчаную полосу.

Впрочем, там есть где спрятаться.

Бегу и песок осыпается под моими ногами, петляю от одного куста к другому, пытаясь как можно скорее исчезнуть из поля зрения моих преследователей.

Пробежав метров сто, останавливаюсь, чтобы посмотреть назад. Они еще не забрались наверх, и я было заволновался, что они засекли Паулу, но внезапно долетевшие их голоса меня приободрили. Я прикинул, что они появятся здесь с минуты на минуту.

Залегаю в зарослях кустарника и жду.

Вскоре показывается голова первого. А еще миг спустя вырастают на отроге холма четыре мужских силуэта.

Остановившись, они оглядываются по сторонам. Затем к ним присоединяются еще трое спутников.

Такие из себя здоровяки, одеты не весьма респектабельно. Четверо из семи в полосатых красно–белых матросках, что–то наподобие рыбацких, что популярны в доках Корал Гэйблса. Остальные же напялили на себя дешевые костюмы спортивного типа, как большинство детей подворотен в нашем городе.

Невысокий коренастый парень был у них вроде руководителя группы. Во всяком случае, распоряжения отдавал он. Четверо “рыбаков” свернули влево, остальные же двинулись по направлению ко мне.

Сложившись чуть ли не вдвое, я переметнулся к другому кустарнику. И опять оглядываюсь. Парни стоят и словно раздумывают, в каком направлении меня искать.

Так они еще чего доброго могут, махнув на меня рукой, поворотить назад, к карьеру, и обнаружить там Паулу.

Тогда я покидаю свое убежище, выходя на открытую местность.

Раздается вопль: ясно, меня заметили. Прибавляю шагу. Солнце уже заходит, заливая пустыню красноватым отсветом, но жара не спадает, песок горяч — и бежать тяжело.

Часто оглядываюсь. Рыбаки тоже включились в охоту. Семеро преследователей пытаются меня окружить, чтобы помешать выскочить на шоссе. Похоже они хотят загнать меня подальше в пески. Но дистанция не сокращается. Кажется, они страдают от жары еще больше меня. Если смогу удержать преимущество до наступления сумерек, то у меня появляется шанс уйти от погони.

Похоже такая мысль появилась и у них — раздался выстрел и пуля просвистела рядом с моей головой.

Меня этим не слишком испугаешь — надо быть превосходным стрелком, чтобы с такого расстояния попасть в движущуюся мишень, но на всякий случай принимаюсь петлять.

Оглянувшись обнаруживаю, что мои преследователи отстали. Нет, они не оставили своих намерений, хотя дистанция между нами здорово увеличилась. Замедляю бег, чтобы немного отдышаться. Я словно только что из парилки…

Меня беспокоит Паула. Если кто–нибудь из банды остался охранять машины, то дела Паулы неважнецкие. Но, увы, единственное, чем могу помочь ей, так это бежать дальше.

К превеликой своей досаде замечаю справа гряду холмов. Еще немного — и преимущество будет у них. Единственная преграда позволит этим мальчикам окружить меня слева. Если я ничего не придумаю, то окажусь в ловушке.

Решаюсь попытать счастья: мне надо проскочить между ними до того, как мы окажемся на пересеченной местности. Предпринимаю скачок, резко повернув налево.

И тут же слышу за собой улюлюканье.

Трое преследователей бросаются мне наперерез. Пытаюсь ускорить бег, но хватит ли сил? Путь предстоит проделать еще довольно большой, а я запыхался да и ноги оскользаются на песке.

Один из рыбаков, крупный широкоплечий длинноногий парень, просто превосходный бегун. Он словно парит над землей.

Мы оба стремимся достичь ложбинки между холмами. Если придем туда одновременно, то мне удастся выйти на равнину, но если в поединке победит он, то я окажусь в узком ущелье и стану легкой добычей для преследователей.

Пытаюсь определить расстояние, но замечаю, что рыбак прибавил в скорости. Стискиваю зубы, собираю все свои силы для броска. Результаты налицо.

Остальные безнадежно отстали, но лидер не склонен уступать мне. Ложбинка уже совсем рядом, и я уже вижу соперника воочию. Его суровое лицо налилось кровью и пот ручейками стекает из–под его фуражки. Подобие улыбки застыло на его губах. Он устремляется ко мне со слепой ненавистью быка.

Пытаюсь увильнуть, но он готов ко всяким неожиданностям. И вот уже руки хватаются за мой пиджак и он повисает всей тяжестью на мне.

Мгновенно уклоняется от удара, тут же руки его обхватывают меня. Все равно что объятия медведя. Мы теряем равновесие и, не прекращая борьбы, валимся на песок.

Целю кулаком в висок, но он резко отдергивает голову, и удар получается слишком слабым.

Он выскальзывает из моих объятий и лишь только я приподнимаю голову, посылает прямой удар. Успеваю пригнуться и сильно бью кулаком по животу — от боли он складывается пополам.

Кос как поднимаюсь — и удар в лицо. Голова его запрокидывается, и я обхватываю противника обеими руками.

Еще удар по челюсти, свинг справа — и враг повержен на землю.

Теперь у меня опять есть преимущество, но что толку, если я еле–еле дышу и с трудом переставляю ноги.

— Руки вверх!

Оглядываюсь на эту команду. Это вожак. Догнал. Револьвер целится в меня. Останавливаюсь.

— Подними свои лапы да поскорее, ну!

Поднимаю руки. Хоть маленькое утешение — можно отдышаться. Если мой план удался, то Паула уже должна быть далеко отсюда.

Нокаутированный рыбак очухивается и подходит ко мне. Какая–то дурацкая улыбка скользит по его лицу.

— Обыщи его, Мак, — приказывает коренастый.

Мак нашаривает револьвер и перебрасывает его шефу.

— Больше ничего нет, Джо! — докладывает он, отступая на шаг.

Джо приближается ко мне, его маленькие глазки сверлят меня взглядом.

— А ты кто? Что–то я тебя раньше не встречал, — в голосе у него удивление.

— Мэллой, если вам угодно.

— Это тот самый парень, о котором она говорила нам, — внезапно оживляется Мак.

Джо зло смотрит на меня.

— Должно быть так оно и есть.

— Так это ты помешал Бэррэтту, ну?

Он вдавил ствол револьвера в мои ребра.

— Да, если это тебя интересует, — отвечаю. — Он и тебя собирался убрать…

Джо усмехнулся.

— Ошибаешься, сын мой! Мы не из шайки Бэррэтта. У нас своя команда.

…Пятерка отставших подошла, тяжело дыша. Они окружили меня с угрожающим видом, но Джо остановил их порыв жестом.

— Мак, пойдешь с ними. Надо завершить наше дело. А я отведу этого на хавыру. Там и встретимся потом.

Мак кивнул и подал знак пятерке. И все они потопали обратно к шахте. Мы остались вдвоем с Джо.

— Послушай, приятель, — сказал Джо, с угрозой поигрывая револьвером. — Если будешь делать все как тебе велят, то ничего плохого с тобой не случится. Мне вовсе не хочется продырявить твою башку, но если ты меня к этому вынудишь, пеняй на себя.

Хладнокровие вернулось ко мне, и я принялся разглядывать своего конвоира. Лет сорок, круглое мясистое лицо, маленькие глазки и тонкие губы, синий из–за трехдневной щетины подбородок, размах плечей, внушительные шея и руки свидетельствуют о незаурядной силе.

— Ну, — командует он. — Давай, топай. Я скажу, когда остановиться. — Неопределенным жестом он указывает на холмы. — Тут шагать и шагать, так что разомнешь ноги… Но советую быть умницей и даже головы не поворачивать! Иначе конец. Ясно?

Я подтвердил, что понял.

— Ну тогда пошел!..

Иду, не зная куда. Слышу за собой его шаги. Он слишком далеко, чтобы я мог что–нибудь с ним сделать, но достаточно близко, чтобы наверняка не промазать.

Остается только спрашивать себя: кто же, в конце концов, главарь этой шайки? И что за дельце собираются они обделать? Не без тайного ехидства размышляю, что они уже вполне могут оказаться в лапах Миффлина.

“Это тот самый парень, о котором она нам говорила”.

Кто же это “она”?!

Карабкаемся на холм. Подъем довольно крутой. Время от времени Джо бормочет: “Тропинка справа” или “Поворачивай налево!” — дистанцию он сохраняет, и я вынужден подчиняться.

Солнце зашло и быстро темнеет. Скоро уже ночь. Может, появится шанс оторваться от своего охранника, хотя это и непросто. Похоже, что этот Джо так и родился с револьвером в руке. Как минимум, надо дождаться полной темноты.

— Ладно, приятель, — говорит он вдруг. — Надо хоть малость передохнуть! Поворачивайся и садись…

Оборачиваюсь.

Джо стоит в полутора метрах от меня — весь мокрый от пота. Восхождения на гору в жарищу — это явно не его хобби.

Он показывает мне на большой камень, а сам садится напротив.

Усаживаюсь и я. Ноги словно деревянные. И я, естественно, рад возможности отдохнуть.

— Закуривай, — говорит он, доставая из кармана пачку “Лайк”.

Берет себе сигарету и передает мне пачку:

— Ну и как там, в шахте? — интересуется он, выпуская дым через ноздри.

— Сомневаюсь, что облюбовал бы этот уголок для отпуска. — Закуриваю и возвращаю ему пачку. — Там кишит крысами. Настоящие чудовища…

Глаза его округляются:

— Крысы? Мне говорили, что там их много, но самому не приходилось… — Он опускает глаза, изучая сигарету. — Ты там, случайно, не находил марихуаны?

— С добрых полтонны, — отвечаю. — Собственно, я не взвешивал, но думаю, если и ошибаюсь, то не намного.

Он ухмыльнулся, показав мелкие порченые зубы:

— Правда?! Я же говорил ей, что товарец в шахте, а она не верила. А в чем он?

— В ящиках… Кто это она?

Он с раздражением посмотрел на меня:

— Спрашивать, голубчик, буду я! А твоя забота — отвечать!

Вдруг меня осеняет:

— А что это ты так нервничаешь? Ты перекупил бизнес Бэррэтта?

— Верно рассуждаешь, приятель. Мы конфискуем его запасы марихуаны. У нас своя тесная независимая группа.

Он встает:

— Хватит, пора идти! Вставай — и вперед!

Продолжаем восхождение. Уже такая темень, что приходится здорово напрягать зрение, глядя себе под ноги. Но у Джо глаза, как у кошки. Он так ловко подсказывает мне путь: где какой камень, где куст, — невольно подумаешь, что он и ночью видит как днем.

— Стой! — вдруг командует он.

Останавливаюсь.

Он пронзительно свистит, а спустя минуту в нескольких метрах от нас вспыхивает свет. Замечаю хорошо замаскированную деревьями к кустарником деревянную хижину, прилепившуюся к склону холма.

— Ну как?! — спрашивает Джо. — Это мы построили. Найти можно, да войти не просто: незваный гость превратится в сито, даже не успев подняться. Ну, вперед! Не бойся!

Прохожу.

Дверь отворена. Я очутился в большой, скудно меблированной комнате. У камина, заложив руки за спину, с сигаретой в ярко накрашенных губах стоит Мэри Джером.

II

Белая ночная бабочка порхает то вокруг лампы, то вдоль стен. Джо сбивает ее на лету и давит ногой. Я разглядываю Мэри Джером. Вот уж кого никак не ожидал встретить тут.

На ней ковбойская рубашка в красную и желтую клетку, велюровые брюки пронзительно–канареечного цвета, а темные волосы прикрыты лимонным шарфом. Лицо еще бледнее, чем во время нашей первой встречи, но все так же прелестна.

— Привет! — говорю я. — Хотите — верьте, хотите — нет, но я разыскивал вас по городам и весям!..

— Заткни пасть, мальчик, — советует Джо. — Прибереги свое красноречие для другого случая. Сядь и не возникай.

Револьвером он подтолкнул меня к креслу у камина. Я сел.

— Где ты его подобрал? — поинтересовалась Мэри Джером.

Джо широко улыбнулся. Он был явно доволен собой.

— В шахте. Мы его обнаружили, когда он выползал из верхнего туннеля. Пытался закопаться в песках, но мы его поймали.

— Он был один?

— Ну да.

— Тогда непонятно, зачем ему понадобилось скрываться в песках?

Джо, нахмурив лоб, запустил руку в свою курчавую шевелюру.

— И что же ты хочешь этим сказать?

— Если бы он действительно намеревался уйти от вас, то должен был свернуть к магистрали. Разве не так? — спокойно переспросила она.

Джо помрачнел и рявкнул:

— Что ты там замыслил? Ты что, был не один?

— Нет. Со мной была девушка. Она отправилась за полицией.

Мэри передернула плечами, словно смиряясь.

— Я выхожу из дела, Джо, — сказала она. — Твоя тупость безгранична!

— Вот дерьмо! — крикнул Джо, багровея от гнева. — Да откуда же мне было знать!

— Тем хуже. Но надо же было хоть попытаться думать!

Со злобной гримасой на лице он посмотрел на меня.

— Иначе говоря, я должен лезть обратно в ту гнусную шахту. А ты не сможешь присмотреть за ним?

— Да уж как–нибудь справлюсь с ним. Но и ты пошевеливайся, Джо.

— Тебе подойдет мой револьвер?

Она взяла мощную сорокапятку, взвесила в своей ручке:

— Давай, Джо, двигайся!

Он посмотрел на меня.

— Только не тешь себя иллюзиями: она выстрелит, не задумываясь, а рука у нее меткая.

С тем и вышел.

Ему понадобится никак не менее получаса, чтобы добраться к шахте. Миффлин, видимо, уже будет на месте.

Мэри Джером отошла от камина и устроилась в кресле на другом конце комнаты, не выпуская меня из вида. Револьвер лежит у нее на коленях, а голова покоится на спинке кресла.

Я лихорадочно размышлял: стоит ли пытаться вырваться. Но пришел к выводу, что в итоге заработаю пулю в висок.

— Давненько мы с вами не встречались, — пытаюсь завязать разговор. — Не вы ли это сообщили Пауле, где я нахожусь.

— Я. Но до сих пор сама не знаю, зачем я это сделала. Наверное, становлюсь сентиментальной.

Голос у нее усталый.

— А кто этот Джо? Ваш друг?

— Не совсем так. — Она поднимает голову и пристально смотрит мне в глаза. — Вы просто горите от нетерпения засыпать меня вопросами. Ладно, приступайте! Давайте сюда ваши вопросы! Мне надоело постоянно выкручиваться. Пора завязывать с этим. Я надеялась, что с Джо мне удастся выпутаться, но, увы…

— А если нам уйти вдвоем?

Она покачала головой.

— Нет. Я не могу себе позволить такой роскоши: поссориться с Джо. Немного подождем. Если он не вернется, то я вас отпущу.

— А если он вернется? Что меня ждет тогда?

Она пожала плечами:

— Вам он не причинит вреда. Это не в его стиле. Он будет вас держать здесь, пока сам не соберется уйти. В общем, бояться вам нечего. — Она подняла револьвер и направила на меня. — Расслабьтесь, отдыхайте… Вы отсюда не уйдете, пока не придет Джо.

(Я и не особенно волнуюсь, поскольку уверен, что Джо не вернется).

— Но как вы вообще попали в эту карусель?!

На ее уста легла горькая улыбка:

— Так вы еще не знаете? Я — жена Ли.

Наклоняюсь, глядя на нее ошеломленно;

— Вы — жена Дедрика?!

— Совершенно верно.

— Но ведь он женат на Серене Маршланд!

— Мы женаты значительно раньше.

Она закуривает и мрачно вглядывается в огонек:

— Двоеженство. Этим Ли не слишком–то испугаешь.

— Значит, замужество Серены не более как фикция?

— Разумеется. Она, конечно, этого тогда не знала. Но уже знает все. — Она снова горько улыбнулась.

— Вы сами ей рассказали?

— Нет, ее отцу.

— Это когда вы встречались с ним в “Бич Отеле”?

Она вскидывает удивленно брови:

— Откуда вам это известно?! Впрочем, ладно. Да, именно тогда я ему все и рассказала. Я нуждалась в деньгах. Мой кошелек был абсолютно пуст. Он предложил мне тысячу долларов с тем условием, чтобы я исчезла.

— Не спешите. Может быть, попробуем от начала. Когда вы вышли замуж за Дедрика?

— Где–то года четыре тому назад. Точной даты не помню. Это не слишком теплые воспоминания. Жизнь вовсе не кажется раем, когда замужем за таким типом, как Ли Дедрик. Мы познакомились в Париже — и я увлеклась им. Этот негодяй не пропустит ни одной юбки. Я иногда спрашиваю себя: почему он на мне женился? А что меня к нему влекло? У него всегда было полно денег и никто никогда не видел, чтобы он что–то делал. Может быть, именно деньги меня и привлекли. Но как бы там ни было, я жестоко наказана. — Она швыряет окурок в камин, тут же прикуривая новую сигарету. — Затем я выяснила, что он промышляет торговлей наркотиками в Соединенных Штатах и в Париже. Джо работал на пару с ним. Потом Ли уговорил и меня вступить в шайку. Вы даже не можете представить себе, каким он бывает красноречивым, когда хочет чего–то добиться! В один прекрасный день он познакомился с девчонкой Маршланда. Сначала я ничего не подозревала. Сначала он пропадал где–то неделями, но я этому не придавала значения. Затем он попросту исчез. Ни Джо, ни меня он никогда не посвящал во все детали бизнеса. Джо пытался наладить наше дело, но мозгов у него для этого маловато. Однажды мы здорово влипли и только чудом каким–то успели покинуть Францию. А по приезде сюда я узнала о браке Ли с Сереной Маршланд. Я отыскала Бэррэтта. Вы с ним знакомы?

— И даже слишком.

— Этот подонок заверил меня, что Ли заключил брак с Сереной Маршланд лишь для того, чтобы прибрать к рукам ее состояние и возвратиться ко мне, едва операция будет завершена. Он убеждал меня быть умницей и не только не бросать Ли, но и помочь ему довести дело до конца. И я, как последняя дура, ему поверила. Поселилась в гостинице “Шандо”. Выйдя от Бэррэтта, я отправилась туда, но по пути меня обстреляли. Не оставалось сомнения, что Бэррэтт задумал от меня избавиться. Вот тогда я и переехала в “Бич Отель”.

Она скользнула по мне взглядом и спросила:

— Ну и как вам моя история?

— Что–то не очень, — отвечаю. — Я рассчитывал услышать нечто иное. Впрочем, это не суть важно, продолжайте…

— Так что ж вы хотели услышать?

— Чуть позже. Сперва завершите свой рассказ.

— Осталось совсем немного. Я надеялась, что если мне удастся встретиться с Ли, то я опять его завоюю. Проведав, что он поселился в “Оушн Энд”, я и отправилась туда. Вот так мы с вами и встретились. Вы говорили, что, судя по всему, Ли был похищен. Но ведь это не так?

— Нет. Он довольствовался тем, что, инсценировав похищение, заграбастал выкуп. Пятьсот тысяч долларов уплатила Серена. Кругленькая сумма. В последний раз я виделся с ним у Бэррэтта.

— Я следила за этим делом по газетам. Честно говоря, нисколько не удивлюсь, если Дедрик скроется. Ну вот по сути и весь рассказ! Я знала, что Бэррэтт держит свой товар в шахте. Джо и я решили снова объединиться. Я поставила перед собой цель рассчитаться с Бэррэттом. Задумала сжечь все его запасы. Его убытки составили бы много тысяч долларов. Но у Джо другие планы: хочет забрать товар и перепродать его с выгодой. Мне же попросту противна эта торговля наркотиками. Да и шансы Джо довести дело до конца ничтожны. Он не создан для такого рода бизнеса. В общем, я решила выйти из игры. Не последнюю роль здесь сыграло и то, что Джо имеет виды на меня. — На ее лице появилась гримаса отвращения. — Женщине нелегко жить под одной крышей с подобным типом. Раньше ли, позже ли, но это становится противным.

— Ну да! Есть ведь женщины, которые к этому легко приспосабливаются, — говорю я с улыбкой.

Вдруг где–то вдали раздается выстрел.

Мы вскакиваем.

— Что такое? — спрашивает резко Мэри.

Она подбегает к окну.

— Возможно, сыщики охотятся на Джо, — отвечаю, исполнившись надежд. — На всякий случай, не помешало бы погасить свет.

Только щелкаю выключателем, как опять раздаются выстрелы, на этот раз уже ближе.

— Это Джо и Мак, — сообщает Мэри, открыв двери.

Только вспышки выстрелов разрывают тьму ночи. Со стороны долины доносится беспорядочная пальба, пули свистят уже рядом с нами.

Джо и Мак вбегают, запыхавшись, и поспешно захлопывают за собой дверь.

III

Еще какой–то миг они молча восстанавливают дыхание, прислонясь к стене. Пули долетают до наружных стен домика, а в долине стоит треск автоматных очередей.

— Доставайте карабины, — командует, наконец, Джо — Это Бэррэтт!

Мэри, спотыкаясь, проходит по комнате. Слышно, как она открывает шкаф. А вскоре уже возвращается, неся два карабина, передает их Джо и Маку.

— А вы играете в эти игры? — нарочито спокойно интересуется она у меня, словно радушная хозяйка, предлагающая отведать чашечку чая.

— Еще бы. Раз уж это Бэррэтт, то я полностью ваш.

Она снова отправляется к шкафу и приносит еще два карабина и сумку с патронами.

— Что случилось, Джо?

— Наши ребята натолкнулись на банду Бэррэтта. С ним около дюжины людей. Они заметили наши машины, ну и набросились.

— Ты не совсем правильно излагаешь, — проворчал Мак. — Во–первых, тебя с нами не было, когда они появились. — Он стоит на коленях у окна, а тут повернулся, чтобы увидеть реакцию Мэри. — Они — сверху, а мы в самой глубине. Они видели нас, как на ладошке, а мы — словно кролики в клетке. Они сразу свалили Гарри, Лю и Жоржа. Те, кто уцелел, спрятались за машинами. Затем они сомкнули кольцо вокруг карьера и здорово прижали нас. В общем, они достали всех, кроме меня. Я вжался в землю, дожидаясь своего конца. Когда они сочли, что никого из нас уже нет в живых, спустились пересчитать покойников. Гарри и Жорж были еще живы. Они истекали кровью, но дышали. Бэррэтт прикончил их выстрелами в голову. Пока они занимались ими, я и рванул. Вскарабкался наверх. Вот там–то я и встретил Джо. Он стоял, пыхкая сигаретой, — его можно было увидеть за километр. Так оно и вышло. Я уговаривал Джо не стрелять, но удержать его не смог. Потом они припустили за нами в погоню Я надеялся, что темнота нас укроет, но разве спрячешься, если Джо беспрестанно поливал их свинцом. Ну и видимость отсюда — на десять километров вокруг. Вот мы и вернулись, и они за нами следом. Эх, и жаркое же тут будет дельце, помянете мои слова.

— А все же двоих я скопытил, — упрямится Джо. — Разве это дело, что эти сволочи в меня стреляют, а я им не ответь!

Пока они спорят, я осматриваю расстилающуюся под нами долину. Там не очень–то просто укрыться. Пожалуй, только на склоне холма затеявшие на нас охоту люди Бэррэтта, могли бы подыскать укрытие. Когда они примутся взбираться на гору, тогда уже будет поздно. Они смогут подойти к хижине, без риска быть увиденными.

Заряжаю карабин, высовываю его в окно и, целясь в ночь, нажимаю курок. В ответ немедленно загремели выстрелы из кустарника в глубине долины — пули рикошетят о стены хижины.

— Они еще по ту сторону равнины. Но если мы позволим им перейти на эту сторону, нам крышка.

— Еще немного и взойдет луна, — говорит Мак. — Мы их будем видеть, как на ладони.

Мне показалось, что в долине какое–то шевеление. Прицеливаюсь и давлю на курок. Крошечная, едва различимая тень подпрыгнула и спряталась за кустом. Джо и Мак выстрелили одновременно и, когда стих гром выстрелов, до нас донесся затухающий крик. Эти приятели, хоть и не годятся в чемпионы по бегу, но, похоже, стрелки первоклассные.

— Одним меньше, — Джо просто сиял.

Кладу руку на плечо Мэри, притягиваю ее к себе и шепчу:

— Есть ли здесь еще какой–нибудь выход, кроме этой двери?

Мэри качает головой.

— А через крышу?

— Есть лестница, чтобы туда подняться, но и только.

— Вы в этом уверены?

— Ну, разве что спуститься на канате.

— Надо бы взглянуть, — говорю я. — Не найдется ли здесь подходящей веревки?

— Должна быть на кухне. Джо опять стреляет.

— Двадцать два! — вопит. — Они уже совсем близко!

И в самом деле, можно различить, как семь или восемь силуэтов передвигаются по долине. Спешим нажать курки: две фигурки падают, а остальные залегают в кустарнике.

— Давайте сюда канат, — командую Мэри, — да откройте люк. Возможно, нам придется скоропостижно драпать.

— Это что за похоронное настроение, — спрашивает с подозрением Джо.

— Готовим путь к отступлению, — отвечаю. — Будем уходить через крышу.

— Ох, какая богатая мысль, — в нем заговорила ирония. — Да они же тебя при лунном освещении расколят пулей, как цветочный горшок.

— А вдруг нам не останется из чего выбирать. Кстати, вот и луна появилась!

Еще каких–то три минуты — и долина залита бледным светом.

— Утешает одно лишь — они в таком же положении, как и мы, — вздыхает Мак, сидя на корточках. — Мы не имеем права их выпустить. Что они там замышляют, как ты думаешь? Ни выстрела за последние пять минут!

— Они же не полные идиоты, ждут, наверное, пока луна засветит вовсю, чтобы уверенно целить в хижину. Все к тому идет. Еще немного, и они смогут разглядеть нас через окна.

— Нашла веревку! — крикнула из соседней комнаты Мэри.

— Ладно, полезу на крышу, — говорю. — Будьте бдительны.

— Это тебе надо быть повнимательнее, — иронизирует Джо. — Только не рассчитывай, пожалуйста, что я стану носить цветочки на твою могилу.

Удаляюсь во вторую комнату.

В руках у Мэри карманный фонарик. Увидев меня, она светит на лестницу, ведущую к люку.

— Это опрометчивый шаг, — сетует она. — Они наверняка вас заметят.

Кричу парням:

— Вы не смогли бы затеять перестрелку, чтобы прикрыть меня?! Иду на крышу!

— Желаю тебе приятно провести там время! — смеется Мак.

Они открывают огонь. Прислушиваюсь, ответных выстрелов не следует…

— Знать бы, что они там затевают?! — шепчу про себя. — Ладно, будь, что будет. Может, сверху виднее.

Взбираюсь по лестнице и осторожно приоткрываю крышку люка. Рассматриваю ровную крышу. Она купается в свете. Видно, как днем. Замечаю над собой утес, взметнувшийся над долиной. Увы, он сулит слишком мало шансов на спасение. Чтобы прыгнув с крыши карабкаться по нему при таком освещении, надо быть потенциальным самоубийцей. Единственно возможное решение тут — ждать, пока луна зайдет за утес и он окажется в тени. Но, по–моему, мы таким временем не располагаем.

Спускаюсь вниз.

— Ничего обнадеживающего. Веревка нам пока совершенно ни к чему.

Слишком светло. Если бы мы могли продержаться хотя бы час, тогда бы появилась надежда, но в данный момент об этом нечего и думать.

— Через час мы будем уже кушать корни маргариток, — весело кричит из соседней комнаты Джо.

Предлагаю Мэри:

— Может быть, выпьем кофе? Кто знает, сколько нам придется здесь торчать? А пока вы приготовите кофе, я пойду понаблюдаю.

Возвращаюсь в большую комнату. Мак пожевывает погасшую сигарету, пристально вглядываясь в долину. Джо сидит на краешке стула, защищенный лишь оконной рамой.

Спрашиваю Мака:

— Вы там, в карьере, не заметили молодой девушки?

— Нет, а что такое?

— Со мной была девушка, ну, когда вы меня встретили. Я отправил ее за полицией.

— Нам это не поможет, — сообщает Джо. — Они ведь не стреляют. Не знаю почему, но факт есть факт. Если сюда не прибудет целого полицейского взвода, то они и не прознают, что здесь драчка. К тому же, я самолюбив и не жажду встретиться с полицией.

— Думаю, что в наших обстоятельствах я вполне готов позабыть о своем самолюбии, — говорит Мак, заходясь смехом. — Предпочитаю, чтобы меня сцапали легавые, нежели лапы Бэррэтта.

— Как ты думаешь, здесь опасно курить? — спрашивает Джо.

— Если ты так сильно хочешь курить, сядь на пол, а я стану на твое место.

— Ты настоящий друг, парень. Откровенно говоря, я даже рад, что не прикончил тебя.

— Я тоже.

Он садится на пол и закуривает.

— Что–то эти сволочи не чересчур активны, — сетует Мак. — Может, потому, что здорово обожглись?

— А ты бы вышел взглянуть на них, — советует Джо, — готов держать пари, что они готовят очередную пакость.

— Да и я так думаю. Пока в долине светло — они притаились, но как только опять стемнеет, они, несомненно, ринутся в атаку.

Входит Мэри с чашечками и кофе. Джо достает из кармана флягу, прикладывается к ней.

— А может, кому рому? — предлагает он.

Мак отпивает и протягивает флягу мне, но я отказываюсь.

— Черный кофе мне больше по вкусу.

— Ты что, надеешься выйти целым из этой переделки?! — спрашивает Джо, с шумом втягивая в себя то кофе, то ром.

— Конечно.

— Заткни пасть, Джо, — советует, нервничая, Мак. — Ты сеешь панику. Впрочем, понятно, ведь никто не пожалеет, если ты здесь лишишься своей шкуры.

— Врешь, — ответил с жаром Джо. — Моя старушка мама пожалеет меня. — Он поднимается, наливая себе еще чашечку кофе. — А еще остается немало девчат, которые станут меня оплакивать…

Раздается пулеметная очередь, и гулко разносит ее по долине голос эхо. В отдалении вспыхнул кустарник, и автоматы затянули свою песнь смерти.

Я крикнул:

— Всем лечь! — и сам упал на пол.

Джо делает на подкашивающихся ногах два шага к двери, затем медленно поворачивается к нам и валится на пол.

Мы замерли. Пулемет беспрестанно стучит. Пули со свистом влетают в окна, насквозь прошивают дверь, щелкают по стенам. И вдруг пулемет замолк!..

Говорю Маку:

— Гляди в оба!

И подползаю к Джо. Он встретил пулеметную очередь грудью.

— Убит? — спрашивает Мэри.

Голос ее взволнованно дрожит.

— Да.

— Такова судьба! Надеюсь, что выберусь отсюда и сообщу печальную новость его матери, — говорит Мэри. — Держу пари, что она только обрадуется! Она терпеть не могла этого негодяя!

— Не стойте перед окнами и не поднимайтесь! — предостерегаю.

Подползаю к Мэри, сидящей на корточках у окна. Пулемет снова принимается строчить. Пули носятся по комнате.

— Тревога! Они идут на прорыв! — вопит Мак.

Замечаю скачущие в лунном свете тени. Бегут они зигзагом и — в них попасть сложно. Мак снимает одного. Но остальные пятеро проскальзывают мимо холма и скрываются в зарослях.

— Плохо дело, — констатирую. — Они преодолели этот рубеж и теперь легко могут подойти прямо к нашим дверям, не опасаясь быть замеченными!..

— Как бы там ни было, но живыми они сюда не попадут, — клянется Мак. — А где ром Джо? Глоточек живительной влаги отнюдь не повредил бы мне.

На четвереньках подбирается к Джо, переворачивает его и достает из кармана флягу.

Треск пулемета прекратился. Использую эти минуты, чтобы перезарядить карабин и трижды выстрелить, целясь в куст, за которым таится пулеметчик.

Оттуда выскакивает человек и, не выпуская пулемет из рук, валится лицом в землю.

— Знай наших! — кричит Мак, вернувшийся на свою позицию у окна. — Теперь, если кто–либо из этих мерзавцев захочет поиграться той игрушкой, ему придется показаться в полный рост.

Стрельба становится все масштабнее. Пули безудержно проносятся сквозь дверь.

— Они уже где–то рядом, — шепчу Мэри, — ступайте в другую комнату.

— Зачем? — Ее глаза, кажется, стали еще больше, лицо бледно до невероятности.

— Не задавайте лишних вопросов.

Она уползает на четвереньках.

Шепчу Маку:

— У тебя есть револьвер?

Он утвердительно кивает.

— И еще один у Джо.

Подползаю к Джо, достаю его револьвер и по–пластунски возвращаюсь к Маку.

— Слушай, я лезу на крышу. Как только услышишь, что поднялась стрельба, мигом распахивай двери. Если тебе повезет, то ты проскочишь, когда они тебя заметят — будет уже поздно. Стрелять надо не раздумывая, но метко. Не забывай, их пятеро!

— Не успеешь ты оказаться на крыше, как они тебя оттуда снимут!

— Попробуем рискнуть.

Из темноты кто–то кричит:

— Выходите сами, хуже будет, если мы к вам пойдем!

На четвереньках пересекаю комнату и оказываюсь в той, где меня ожидает Мэри.

— Я полезу наверх. Они окопались у самого дома и их можно взять только внезапностью нападения. Будьте здесь и смотрите в оба! Может случиться самое скверное.

Стараясь не шуметь, открываю крышку люка и прислушиваюсь. Затем не спеша продвигаюсь. Вот уже голова и плечи мои на крыше. Никаких признаков жизни с той стороны. Интересно, додумались ли они оставить кого–то следить за крышей. Хочется верить, что нет. Ставлю ногу на поверхность крыши, а сердце мое просто рвется из груди. Ложусь на крышу животом и принимаюсь медленно ползти, вслушиваясь в долину.

Путь кажется мне бесконечным. Приближаясь к краю крыши, я еще более осторожничаю — ползу с черепашьей скоростью.

Раздаются звуки выстрелов, но вроде бы целят не в меня, а по фасаду дома. Под этот шумок быстро приближаюсь к самому краю крыши и смотрю вниз. К крутому откосу холма прилепилось довольно много деревьев и кустов. Сперва ничего не могу разглядеть. Но вот замечаю одного, притаившегося на корточках, в пяти или шести метрах от хижины за скалой. Всматриваюсь внимательнее, почти не дыша. А вот и прочие. Они полукругом заняли огненные позиции у домика. Не так уж они стремятся выставляться — окопались за скалами и кустарником. Прикидываю, что мог бы уложить двоих, но оставшиеся трое несомненно с радостью разделаются со мной, если, конечно, Мак не поспешит вмешаться. Решаю, что разумнее сообщить Маку о вражеской дислокации, прежде чем открывать огонь.

Начинаю со всей осторожностью отступать, но один из стана все же обнаруживает меня. Он вопит и тут же стреляет. Слышу возле своего лица горячее дыхание пули… Надавливаю на курок и человечек падает. Прицеливаюсь в его соседа. Но он успевает откатиться в сторону и я едва успеваю вжаться в крышу — раздается очередь — и меня осыпает град щепок, еще минуту назад бывших водосточным желобом, на который я опирался.

Прикрывая голову, подползаю к люку. На той стороне долины снова стреляют. Пули жужжат прямо над моей головой, пока я скольжу вниз по лестнице.

— Вы не ранены? — взволнованно спрашивает Мэри.

— Нет.

Не задерживаясь, бегу в ту комнату, где Мак. Он стоит прямо у настежь открытой двери и стреляет, ну точь–в–точь герой ковбойских фильмов.

В тот самый миг, когда я приближаюсь к нему, он прекращает стрельбу и заскакивает в дом.

— Ну мы им показали, приятель, где раки зимуют! — отметил он с нескрываемым удовлетворением. — Все пятеро! Что ты думаешь насчет молниеносной вылазки, пока остальные не подошли?

В комнату забегает Мэри.

— Идемте, — решаюсь. — Рискнем попытать судьбу. Мак пойдет первым, вы — за ним, я — замыкающим.

Мак соглашается:

— Пошли!

Мак мощно отталкивается в прыжке от порога и приземляется уже в кустарнике.

IV

Мы отлеживаемся в сумерках кустарника, почти рядом с хижиной, тщательно вглядываясь вглубь долины. Ни малейших признаков жизни по ту сторону холма. Перестрелка замерла да и голосов не слыхать.

Мак ссутулился и безудержно растирает щеки. От песков повеяло свежестью, да и ветер с холмов порывистый.

— Какая идиллия! — хихикает Мак.

— Что–то вроде того, — принимаю у него из рук уже наполовину опустошенную флягу и предлагаю Мэри: — Глотните чуток, а то Мак прикончит все.

Она качает головой:

— Спасибо, пока что–то не хочется.

Тогда сам запрокидываю флягу, пропуская несколько обжигающих глотков в пищевод. Это, конечно, не напиток богов, но от холода помогает.

— Вообще–то не мешало бы нам продолжить путь, — замечаю вскользь. — Незачем нам здесь прохлаждаться, дожидаясь, пока явятся остальные.

— Вы думаете, они вернулись на шахту? — сомневается Мэри.

— Не исключено. Можем отправиться взглянуть на них. Скорее всего, Бэррэтт счел за лучшее спасать свой товар, чем множить жертвы в своих рядах. Если все нормально, полагаю, что полиция уже на месте и оказала им достойный прием.

— Если только они не поймали вашу приятельницу, — подчеркнул, вставая, Мак.

— Вот на месте все и узнаем.

Иду во главе группы, не прекращая наблюдать за лесом.

У холма останавливаемся, тщательно изучая пространство. Луна хорошо высвечивает песок и малейшее движение видно за километр.

— Если они еще между холмами, то не преминут выстрелить нам в спину, — рявкает Мак. — Ну как, рискнем?

— Пожалуй. Оба оставайтесь здесь. Если пройду благополучно — давайте за мной.

— Вот это я понимаю! Что называется — “испытывать судьбу”! — восхитился Мак, дружески хлопнув меня ладонью по спине.

Размеренно и очень спокойно высказалась и Мэри:

— Не думаю, чтобы они дожидались нас там, наверху. Наверняка вернулись на шахту.

Наши мнения совпадали, но лишняя предосторожность не помешает. Я спустился вниз крутой тропинкой. Когда же достиг песка, то побежал зигзагом, втянув голову в плечи, двигаясь большими скачками. Все было спокойно. Так я продолжал метров двести. Затем взглянул назад. Мак и Мэри следовали за мной. Дожидаюсь их.

— Они на шахте. Рассредоточимся на всякий случай. Если вдруг услышите выстрелы, падайте на землю, не раздумывая.

Продолжаем бежать в направлении шахты. Время от времени мы останавливаемся для коротких передышек. Я постоянно всех тороплю. Меня очень беспокоит Паула: вырвалась ли она тогда? Абсолютная тишина на шахте сеяла в душе моей тревогу. Ведь если бы Миффлин появился там, должна вспыхнуть такая суматоха!

Вскоре перед нами открылся карьер. Знаком прошу моих спутников приблизиться.

— Думаю, что оставшийся путь мы проделаем ползком, — прошептал им я. — Бэррэтт наверняка выставил охрану и было бы слишком неразумно с нашей стороны поднимать тревогу, обнаруживая себя. Следите за тылами, — командую Мэри, — а Мак пойдет со мной впередсмотрящим.

Продолжаем двигаться: медленно, в полном молчании, используя малейшую щель в земле как укрытие.

Вдруг Мак показывает куда–то пальцем. Внимательно приглядевшись, различаю очертания человеческой головы. Человек притаился на корточках за кустом и вроде бы всматривается в нашу сторону.

— Я им сейчас займусь, — шепчет мне на ухо Мак.

Даю добро и слежу глазами, как Мак подползает к часовому, описывая широкий полукруг. Мэри лежит рядом со мной. Она тоже заметила голову.

Ждем. Но ни звука. Может быть, просто почудилось?

И вдруг часовой приподнимается в полроста, заходится хриплым кашлем и валится головой на песок.

Замечаем Мака. Он жестикулирует и исчезает за кустом. Ползу к нему, Мэри — за мной.

— Он далее не успел понять, что с ним произошло, — шепчет Мак, когда мы встретились. — Мне уже как–то веселее!..

Подползаем на край обрыва и пристально вглядываемся вниз.

В ярком свете фар двух грузовиков вырисовывается лихорадочная работа. Часть грузит ящики, другая освобождает проход в туннель, перенося товар. Одна машина уже загружена, вторая — где–то наполовину.

Бэррэтт жестами и криком подгоняет их.

Рука Мака невольно поднимается и его револьвер целится в грудь Бэррэтта, но я останавливаю его порыв.

— Постой! Наверное, моя подруга все же там, внизу! Скорее всего, они ее схватили. Отправлюсь на поиски. Если они меня обнаружат, стреляй куда хочешь, но первым должен умереть Бэррэтт…

Мак соглашается и я начинаю долгий и небезопасный спуск в карьер. Каждую минуту под моими ногами срываются тучи мелких камешков, хорошо, что люди Бэррэтта слишком заняты, чтобы услыхать этот шум.

Держась в тени, спрыгиваю на дно ущелья. Земля здесь вокруг ощетинилась кустарниками, и я незаметно подбираюсь к грузовикам.

Слышу голос Бэррэтта: он на чем свет клянет своих людей, требуя ускорить погрузку. Я оказался возле груженой машины, подбираюсь к кабине водителя и заглядываю через стекло.

Паула там, у нее во рту кляп, руки и ноги связаны. Она поворачивает голову, наши взгляды встречаются. Открываю дверцу и усаживаюсь рядом. Она бледна и здорово испугана, но улыбается, едва лишь я освобождаю ее от кляпа:

— Я так рада вам, — голос у нее осип.

— Тогда мы оба счастливы! — распутываю веревки. — . Что случилось? Вы так сразу наткнулись на них?

Она кивает, массируя руки и ноги.

— Они уверены, что вы все там же, в шахте! У них не возникло и тени сомнения в том, что я возвращалась одна. Бэррэтт думает, что мне так и не удалось отыскать вход в галерею. Как только они погрузятся, собираются отправить и меня в шахту.

— Ладно, пусть помечтают! Попытаемся вскарабкаться наверх! Там нас ждут друзья.

Прямо за машиной, прикрывающей нас от постороннего взгляда, с большой предосторожностью начинаем взбираться по обрыву.

Мы уже преодолели половину пути, когда резкий крик заставил нас замереть. С противоположной стороны карьера, почти напротив нас, у входа в шахту стоит Бэррэтт, В скудном свете фар мы видим, как он нетерпеливо показывает рукой в нашу сторону, одновременно извлекая из–под жилета револьвер.

Но упредив Бэррэтта на какую–то долю секунды, над нашими головами раздается серия выстрелов. Вдавив Паулу в каменную стену, прикрываю ее своим телом. Доносятся еще два выстрела, а затем наступает тишина. То есть стрельба прекращается, но из самого карьера долетает шум: панические выкрики, беспорядочный топот, глухой грохот ящиков, сбрасываемых на землю. Держась за жесткие стебли какого–то растения, оглядываюсь.

Люди Бэррэтта бегут по тропе из шахты, побросав свои ящики, катящиеся в ущелье. Один из ящиков разбился и из него вытекают белой струйкой сигареты. Двигатель одного из грузовиков уже заведен. В общем, картина ясная — “спасайся, кто может!” Тело Джеффа Бэррэтта преграждает выход из шахты, и люди, не раздумывая, перешагивают через него, пинают ногами. Еще несколько трупов валяются у края тропинки. Мак, несомненно, превосходный стрелок.

— Идемте, дорогой, надо воспользоваться этой паникой! Если они очухаются, то живыми нам отсюда не уйти!

Спотыкаясь, цепляясь за ветки и выступы, мы продвигаемся метр за метром. И вот над нашими головами край обрыва, поросший густым кустарником. Мы спасены!

ГЛАВА VIII

I

Било полночь, когда Мэри Джером, Франкон, Паула и я заходили в кабинет Брандона.

Миффлин с багровым и задумчивым лицом завершал нашу процессию.

Брандон, сидя за столом, разглядывает нас с нескрываемым отвращением. Выглядит он хуже, чем обычно: Миффлин вытащил его из постели, чтобы заставить выслушать меня.

— Садитесь, — бормочет Брандон, указывая нам на кресла, стоящие полукругом у его стола. Затем поворачивается к Миффлину, глядя на него с иронией. — Так что же вы там увидели эдакое?

— Две машины, загруженные марихуаной, и четыре трупа, — отвечает Миффлин. — Бэррэтт убит. Захвачено несколько бандитов, они заговорили. Впрочем, допрос вел Мэллой. Может быть, лучше, чтобы он вам сам обо всем рассказал?

Брандон метнул в меня тяжелый, исполненный недоброжелательства взгляд, открыл ящик стола и достал коробку сигар. Покопавшись в ней, выбрал сигару, но и не подумал предложить еще кому–нибудь. Затем, поерзав, устроился в кресле.

— Наверное, для этого он и находится тут? — наконец изрек он. Потом, ткнув пальцем в Мэри Джером, поинтересовался:

— А это кто такая?

— Жена Ли Дедрика, — отвечаю.

Он вздрагивает и поворачивается ко мне:

— Что вы там бормочете?

— Я говорю: жена Ли Дедрика.

— Это правда? — соизволил он обратиться к Мэри Джером.

— Совершенная, — холодно отвечает она.

— Ну и когда же вы вышли за него замуж?

— Почти четыре года тому назад.

Он кладет сигару на свой стол и наманикюренными пальцами принимается поглаживать свою белоснежную шевелюру.

— Следовательно, ко всему прочему, вступив в брак с дочерью Маршланда, он стал двоеженцем? — апломб исчез из его голоса.

— Совершенно верно, — подтверждаю я, очень довольный произведенным эффектом. — Как, по–вашему, предпочтительней построить нашу беседу: вы станете задавать мне вопросы, или же мне рассказывать все по порядку?

Он опять берет сигару:

— А миссис Дедрик… то есть Серена Маршланд знает об этом?

— Да.

Углы его губ опускаются. Он недоуменно пожимает плечами и, смиряясь, делает какой–то неопределенный жест…

— Ладно, давайте свою историю, но предупреждаю, у меня нет оснований верить вам на слово.

— Большинство фактов установлены дедуктивным методом, — говорю я, сдвигаясь на край кресла. — И кое–что, естественно, мне удастся подкрепить доказательствами. Хотя уже сейчас мы можем с уверенностью утверждать, что Бэррэтт возглавлял международную банду торговцев наркотиками. Ли Дедрик и Лют Феррис были его ближайшими помощниками. Дедрик снабжал Парижский сектор, а Феррис доставлял товар из Мексики. Все это легко проверить. Факт следующий: Дедрик женился на этой молодой женщине, — указываю на Мэри Джером, — ни сном ни духом не ведавшей о его преступной деятельности. Затем он втайне женился на Серене Маршланд, с которой они приехали в Нью—Йорк. Цель, которую он перед собой ставил, — владеть состоянием Серены. Что касается всего остального, то тут я вынужден ограничиваться пока гипотезами: видимо, Суки разоблачил Дедрика. Может быть, он даже пытался его шантажировать. Тут мы ничего наверняка не знаем, но, похоже, он здорово досаждал Дедрику. И тот, опасаясь компрометации, а пуще, что состояние Серены выскользнет из его рук, убил Суки, заставив его замолчать навеки.

Тогда он и придумал эту историю с похищением. Убивались сразу два зайца: можно было списать под это дело убийство Суки, ну и выкачать из Серены солидные деньги. Его авантюра удалась просто блестяще: никто и не подумал заподозрить его в убийстве шофера, да и сомнений насчет похищения не возникло. К тому же Бэррэтт спрятал его под свое крылышко. Он укрыл его в своей квартире и взялся получить выкуп, а также отвести все возможные подозрения, скомпрометировав Перелли. Это, пожалуй, было самым простым. Квартира Перелли расположена как раз напротив жилища Бэррэтта. К тому же у Бэррэтта были основания ненавидеть Перелли. Он подбросил в комнату Перелли удочку, крупную сумму денег, улики того, что они получены в виде того самого выкупа, и револьвер. Затем позвонил в полицию. У Перелли произвели обыск — и арестовали.

Брандон, что–то ворча, скользнул взглядом по Миффлину.

— Ну и как вы прикажете мне расценивать ваши объяснения? — поинтересовался он, повернувшись ко мне и с силой стукнув кулаком по столу. — Это рождественская сказка, в которой сильно заметно авторство нашего дорогого Мэллоя. По сути, все сводится к попытке любыми средствами облегчить участь Перелли. Вот для этого вы и рассказали мне занимательную историйку, но из нее я пока так и не уяснил: почему Перелли не мог похитить Дедрика. Или, может быть, у вас в запасе есть еще что–нибудь?

— Телефонистка по имени Грасия Леман, служащая при меблированных комнатах в доме, где проживал Бэррэтт, видела, как он проносил удочку. Она пыталась его шантажировать, после чего Дедрик и убил ее.

С Брандоном случился приступ иронического смеха.

— Кто–кто ее убил? Это ваше мнение?

— Дедрик, человек в костюме цвета ржавчины. Тот, которого Джой Дредон встречала в обществе Грасии Леман.

— Может быть, и так, но версия не выдерживает критики. Девица Леман покончила жизнь самоубийством. Что касается вашей свидетельницы, то она, если не ошибаюсь, — проститутка. Вы полагаете, что ее слова заслуживают доверия? Да и вообще, все ваши свидетели сомнительны.

Я пожал плечами.

— Ну а как вы, кстати, узнали, что человек в костюме цвета ржавчины — Дедрик?

— Я узнал его по голосу. Он мне позвонил, если вы соблаговолите вспомнить, в тот вечер, когда инсценировал похищение. У него голос, который трудно спутать с другим.

— Расскажите об этом присяжным и вы увидите, какое это произведет на них впечатление, — голос Брандона был полон сарказма. — Единственное, что вы действительно установили, — Бэррэтт главарь шайки торговцев наркотиками. Тут мне возразить нечего. Но только тут. Все же прочие ваши выводы — не более чем фантастика.

В коридоре мы обменялись удрученными взглядами.

— Увы, все так! — подытожил Франков. — Он прав, Вик, ваша версия этого дела весьма соблазнительна. Но для суда она ничего не стоит. Надо искать Дедрика,

В конце коридора нас нагоняет Миффлин.

— Пошевеливайтесь! — ворчит он. — Можно подумать, что вы здесь спать собираетесь!

Я поинтересовался:

— Вы ищете Дедрика?

— У нас в розыске парень в костюме цвета ржавчины, — осторожничает Миффлин. — По делу о смерти девицы Леман. Не поддавайтесь на происки Брандона. Он знает, что Грасия Леман убита. Он попросту продолжает свою игру.

— Но если вы его ищете, чем же объяснить то, что до сих пор вы его не нашли?

Миффлин краснеет:

— Если его возможно найти, то он будет задержан. А пока приберегите свои неуместные замечания. Вряд ли он сейчас в городе, иначе мы бы его уже взяли…

— Если он не залег в своем логове, единственный путь его найти — облава.

У Франкона на лице была написана скука.

— Ну ладно, отправлюсь–ка я спать, — говорит он. — Впереди у меня кошмарно напряженный день. Что касается нашего дела, то напоминаю: через неделю начинается процесс. Еще два дня и я вам вручаю мой отказ. Я не намерен предстать перед судом с голыми руками, Вик. Я вас предупреждал, так что, думаю, это не окажется для вас сюрпризом.

Он ушел, не дав мне даже возможности ответить.

Подавленные, уставшие Паула, Мэри и я выходим на улицу.

— Я приглашу миссис Дедрик к себе? — полувопросительно сообщила мне Паула.

— Неплохая мысль. Встретимся завтра в конторе. Может быть, меня и осенит.

Я посадил их в такси, попрощался и направился к своему “бьюику”. Подходит Миффлин.

— Я и сам огорчен, Вик, но сейчас ничего сделать не могу.

— Понимаю. — Облокачиваюсь на машину и закуриваю. — Так, по–вашему, Дедрик вне города?

Миффлин пожал плечами.

— Хотел бы я знать. Мы патрулируем дороги, аэропорты и вокзалы. Если ему удалось скрыться, то это просто невероятное везение. Тут могут быть только две версии: либо ему удалось проскользнуть через наше сито, либо же он нашел такое убежище, где никто не вздумает его искать.

Вот тут–то меня и осенило:

— Это точно, — говорю. — Держу пари, что он все еще в городе. Подождите меня, Тим. Есть у меня одна идейка. Не укладывайтесь пока спать. Я, наверное, скоро позвоню. Вы будете у себя?

— Да, — ответил Миффлин. — Что вы там еще замыслили? Где вы полагаете его убежище?

Влезаю в свой “бьюик” и завожу мотор.

— В том месте, где вы ни за что не посмеете его искать, — выкрикнул я в окошко машины. — Он в “Оушн Энд”, мой друг!

Давлю на стартер и отъезжаю, чтобы не слышать возражений.

II

Мой “бьюик” въезжает в аллею, ведущую к “Оушн Энд”.

Эта резиденция, по всей видимости, и есть то идеальное убежище. Так сказать, методом исключений.

Если Маршланд и в самом деле оставил дочь одну в этом поместье, то Дедрику не так уж трудно было бы убедить Серену предоставить ему убежище. Не составило бы труда выдумать какую–нибудь невероятную историю, чтобы обосновать необходимость держать его возвращение в тайне.

Это, разумеется, не более чем предположение, но, несмотря на жуткую усталость, я не смогу спокойно спать, пока его не проверю. На полпути останавливаю свою машину. Наверное, разумней будет дальше отправиться пешком.

Большие решетчатые ворота заперты. Припоминаю, что сложная сигнальная система охраняет усадьбу от посягательств незваных гостей. Двигаюсь вдоль ограды и нащупываю довольно внушительный побег плюща.

Вскарабкиваюсь по нему до верха ограды и осматриваю сад, купающийся у моих ног в лунном свете. Ничего не обнаружив подозрительного, спрыгиваю в сад и бесшумно приближаюсь к террасе. Бельэтаж погружен в сон, но одно окно на первом этаже высвечивается светлым прямоугольником. Штурм фасада не кажется мне сложным, так как перед окном есть балкон. Перемахиваю через перила террасы, подтягиваюсь на руках и вот я уже на балконе.

Мне трудно поверить своей удаче! Человек в костюме цвета ржавчины развалился на кровати, держа в одной руке бокал, в другой — раскрытый журнал. В его тонких губах дымится сигарета Он увлечен чтением

Но лучше все–таки не встречаться с ним один на один- нужны свидетели. Потихоньку спускаюсь с балкона.

Пытаюсь вспомнить, нет ли поблизости телефонной кабины, но так и не припоминаю. В мои планы никак не входит оставлять дичь без присмотра. Если бы Дедрик спал, я, возможно, и рискнул бы дать задний ход, но поскольку он бодрствует, то в любую минуту может смыться.

Вспоминаю о телефонном аппарате в холле. Но мне не улыбается проникнуть в этот дом со взломом.

В общем, обхожу здание в надежде увидеть хоть одно открытое окно. Это явно ночь везения! Одно из окон забыли закрыть на шпингалет! Открываю и, склонившись в темноту, прислушиваюсь. Ни звука…

Достаю из кармана фонарь Паулы, батарейка уже села, но и чуть различимый свет помогает мне сориентироваться. Окно как раз в коридоре, ведущем к холлу.

Очень осторожно влезаю, спрыгиваю вовнутрь и неслышным шагом двигаюсь к холлу.

В доме стоит мертвая тишина. Еще какое–то время прислушиваюсь. Затем прохожу в холл и плотно закрываю за собой двери.

Телефон как раз возле дивана. Тихонько сажусь и набираю номер.

Гудок, а затем раздается голос Миффлина:

— Алло?!

— Я нашел его, — шепчу, вдавив губы в микрофон трубки. — Он и в самом деле в “Оушн Энд”. Можете приехать немедленно?

— Но это точно? — переспрашивает Миффлин дрогнувшим голосом.

— Абсолютно. Я сам его видел. Теперь вот еще что, Тим: прихватите по пути Паулу и миссис Дедрик. Они будут свидетелями. Оставьте вашу машину у парадного въезда и постарайтесь не касаться ворот. Как только подойдете к дому, поднимитесь на террасу, но незаметно. Я сам окликну вас.

— Вы полностью уверены, что он там? — интересуется Миффлин. — Меня же вышвырнут со службы, если я окажусь в доме этой леди без ордера…

— Прекратите терзаться сомнениями! Я сейчас предупрежу обеих дам, чтобы они были готовы к вашему приезду. Хорошо бы вам там оказаться минут через двадцать,

Вешаю трубку, не оставляя ему времени для протестов, и набираю телефон Паулы.

— Скоренько одевайтесь, — шепчу лишь только Паула сняла трубку. — Попросите и миссис Дедрик собраться. Миффлин заедет за вами через минут десять. Жду вас в “Оушн Энд”. Я нашел Дедрика.

Паула отчеканивает, что они будут готовы и даже ни о чем не спрашивает.

Вешаю трубку и закуриваю. Пот заливает мне глаза, настолько я взволнован.

Где–то неподалеку настенные часы монотонно отсчитывают минуты. Поднимаю ноги на диван и пытаюсь обрести спокойствие. Если мне повезет, то уже этой ночью я услышу разгадку всего дела. И Перелли окажется на свободе.

Прикрываю глаза. Мне кажется, что я не спал уже целую вечность. Столько событий с того момента, как Макси передал мне ключ! Но хоть есть надежда, что не более чем через час мне станет известна развязка всей драмы!..

И вдруг где–то на первом этаже оглушительно звучит одинокий выстрел.

Мгновенно вскакиваю и открываю двери.

Стою на пороге, вглядываюсь, вслушиваюсь. Где–то загорается свет. Кто–то бежит по первому этажу. Мелькает и тут же исчезает женский силуэт в накидке голубого шелка. Хлопает дверь и разносится пронзительный вопль, крик ужаса.

Бросаюсь вверх по лестнице, перепрыгиваю через четыре ступеньки кряду и едва лишь достигаю площадки этажа, как снова слышу крик. Он доносится из освещенной комнаты в глубине коридора.

Подбегаю и уже с порога узнаю: комната Дедрика.

Серена склонилась над кроватью, она неистово трясет за плечи мужчину. Но он не внемлет ей…

— Ли! — голосит она. — Что же ты наделал?! Ли, дорогой мой! Ну хоть слово скажи мне, молю тебя!

Я прохожу в комнату. Достаточно даже беглого взгляда, чтобы убедиться — мужчина мертв. Его висок пробит и кровь струится по щеке, напитывая белую сорочку.

Беру Серену за руку.

— Успокойтесь, пожалуйста. Ему уже никто не сможет помочь.

Она резко поворачивается, в лице у нее ни кровинки, глаза полны ужаса. Из ее горла вылетает глухой стон. Она простирает руки, как бы силясь оттолкнуть меня, но тут глаза ее закатываются и она валится мне на руки без сознания.

Кладу ее осторожно на пол и приближаюсь к трупу.

Рядом с рукой его “Кольт” 38–го калибра. Его ствол еще горячий. Жуткая улыбка застыла на губах покойника.

— Что здесь происходит?

Оборачиваюсь.

В дверях стоит Уодлок. На нем вылинявший красный халат, волосы взъерошены.

— Он покончил с собой, — коротко объясняю я. — Надо увести миссис Дедрик из этой комнаты.

Поднимаю ее, так и не пришедшую в себя, на руки и с этой ношей выхожу в коридор. Серое морщинистое лицо Уодлока подергивается тиком.

Схожу в холл и укладываю Серену на диван.

Уодлок включает свет.

— Откройте окна, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха! — командую я.

Пока он возится с окнами, выходящими на террасу, я разбавляю содовой виски и возвращаюсь к Серене. Она приоткрывает глаза.

— Возьмите себя в руки, — говорю ей. — Выпейте, пожалуйста.

Она отталкивает мою руку и вскакивает с дивана:

— Ли!

— Послушайте, вы уже ему не поможете. Слишком поздно!.. Постарайтесь успокоиться.

Она опять падает на подушку и закрывает лицо руками.

— Ли, зачем ты это сделал? — стонет она. — Ну зачем ты это сделал, мой дорогой?!

Уодлок подходит ближе, глядя на нее растерянно.

— Вызовите полицию, — продолжаю распоряжаться. — Скажите, что здесь произошло. И не задавайте мне вопросов.

— Ничего не понимаю, — он ошеломлен. — А вы–то что здесь делаете?

— И не пытайтесь понять. Зовите полицию!

Он, видимо, хотел еще что–то сказать, но, похоже, передумал и медленно удалился из комнаты.

Слышу, как он тяжело взбирается по лестнице.

Наклоняюсь к Серене.

— Выпейте это, вам станет лучше… Полицейским не очень понравится, что вы его прятали здесь.

Она отпивает несколько глоточков виски и вздрагивает.

— Но почему же? Он взял у меня слово никому ничего не сообщать. Ему удалось вырваться. Он пришел сюда позавчера. Он объяснил мне, что если похитители его обнаружат, то убьют. Он просил меня ничего не говорить о нем даже Уодлоку.

— Он не называл имен похитителей?

— Назвал. Бэррэтт и Перелли, — выпалила она без заминки. — Он сказал, что Бэррэтт заплатил Перелли, чтобы он все это провернул, Бэррэтт мстил моему мужу за то, что он хотел порвать со своим прошлым.

Такая развязка меня явно не устраивала.

— Вы полностью уверены, что он назвал именно Перелли?

Она повернулась ко мне:

— А почему вы считаете, что я выдумываю?

Я подошел к застекленной двери: Миффлин, Паула и Мэри Джером поднимались на террасу. Знаками приглашаю Миффлина войти, а дам прошу немного подождать.

Миффлин входит с холл с осторожностью охотящейся кошки.

Серена резко оборачивается, глядя на него.

— Дедрик там, наверху, — говорю Миффлину. — Он мертв. Покончил жизнь самоубийством!

Миффлин что–то проворчал, быстро пересек комнату, направляясь к лестнице.

Прослеживаю его путь глазами через открытую дверь.

— Как… Откуда он здесь взялся, — спрашивает Серена, поднося руку к горлу.

— Я догадался, что Дедрик прячется здесь. Приехал, увидел Дедрика через окно и позвонил Миффлину.

— Вы… вы звонили отсюда?

Киваю в подтверждение ее догадки.

— Да… Вот оно что… Ли услыхал, как вы пробирались, в дом, подслушал ваш разговор, подключив свой аппарат к линии.

Я пристально посмотрел Серене в глаза:

— И из–за этого стреляться?

Она отвернулась.

— Полиция разыскивала его, кажется, по делу об убийстве? Разве не так?

— Это правда. Но все же не думаю, чтобы ваша гипотеза подтвердилась. Я осмотрел его комнату. Там нет телефона.

Она промолчала.

И вдруг меня снова озарило. Несомненно, что в эту ночь моя головушка потрудилась на славу, Спрашиваю эдак ненавязчиво:

— А вы знали, что у него уже есть одна жена, когда вступали с ним в брак?

Ее лицо буквально каменеет:

— Я не желаю говорить об этом!

— Мне показалось, что вам было бы любопытно познакомиться с ней. Она здесь, на террасе.

Серена вскакивает:

— Я не желаю ее видеть! Нога ее не ступит в этот дом!

Ее лицо стало пепельным, а огромные блестящие глаза словно ввалились в орбиты.

— Я любила его! — продолжала она, истерически крича. — Я не позволю этой женщине приблизиться!..

Прохожу в другой конец комнаты и приглашаю Мэри Джером:

— Входите! Я прошу вас опознать труп Дедрика. На нее не обращайте внимания. Я прослежу, чтобы…

И тут я осекся.

Серена бросилась в противоположный конец комнаты и выдернула ящик буфета. И, мгновенно обернувшись, наставила на меня дамский револьвер.

— Она не войдет сюда!

Мэри остановилась на пороге. Она сохраняет спокойствие и взирает на Серену с холодным презрением. Мягко ступая, направляюсь медленно к наследнице:

— Ну чего вы так испугались?

— Ни с места!

Заметив, как ее палец сгибается на курке, останавливаюсь:

— Не надо делать глупостей! — советую.

— Уведите отсюда эту женщину. Я запрещаю ей даже приближаться к нему.

И тут появляется Миффлин.

— Что здесь такое? — интересуется он.

Со двора доносятся скрежет тормозов и звук шагов по террасе. Инспектор Мак Гроу и еще двое агентов в форме врываются в комнату.

Вдруг Серена попятилась назад. Она поднимает свой револьвер, целя себе в сердце. Ужас и страх в ее глазах. Это то, чего я ожидал. Подскакиваю к ней и, резко толкнув, опрокидываю ее на пол. Вот тут и прозвучал выстрел.

Подбегает Миффлин и, падая на колени, вырывает револьвер из ее рук. Я отхожу в сторону. Она лежит на боку, сотрясаясь в рыданиях, лицо прикрыто рукой.

— Она ранена? — взволнованно спрашивает Миффлин.

Качаю головой, показываю на дыру от пули в полу.

— Что здесь, черт побери, творится! — взревел Мак Гроу.

— Покажите этой даме труп Дедрика, — попросил я, кивнув на Мэри Джером. — Она знает ответы на все ваши вопросы, хотя и сама еще об этом не догадывается.

— То есть… как это?! — вмешивается Миффлин.

— Пойдите с ней. Лучше чтобы вы от нее, а не от меня услышали.

Он пожал плечами и показал Мэри большим пальцем в сторону двери.

— Идите, — разрешил я. — Все будет в порядке. Вам бояться нечего.

Вслед за Миффлином она пошла к лестнице. А я снова укладываю Серену на диван.

Она сжалась в комок. Лицом уткнулась в подушки, а тело сотрясают рыдания.

Мак Гроу пялится на меня, свирепо улыбаясь:

— Ну ты, проныра, все никак не можешь не лезть в чужие дела?! — В его голосе звучит неприкрытая злоба. — И как это вы устраиваетесь, чтобы оказаться на месте происшествия именно под занавес, да еще объяснять нам, грешным, как это все происходило?!

— Но ведь хоть кто–то должен же заниматься делом! Подхожу к Пауле, стоящей в другом углу комнаты.

— Ну, Вик, что дальше?

— Держитесь, Паула. Думаю, что в этот раз мы добьемся реабилитации Перелли.

Терпеливо ждем.

Проходит несколько минут. И вот в сопровождении Миффлина появляется Мэри.

— Вы знаете, — голос Миффлина звучит глухо, — тот парень наверху не Дедрик! Она говорит, что это Лют Феррис. — Он поворачивается к Мак Гроу. — Вы же его знаете, этого Ферриса? Ну–ка, взгляните.

Мак Гроу уходит.

— А она утверждала, что это Дедрик? — спрашивает Миффлин, указывая подбородком на обессилевшую Серену.

Киваю.

Сверху кричит Мак Гроу:

— Это Феррис!

— Тогда где же, черт возьми, прячется Дедрик? — недоумевает Миффлин.

— Поинтересуйтесь у Серены. Вам она скажет. Но готов держать пари, что вы его сыщете в шахте: жалкая кучка костей и несколько лоскутов одежды.

Вдруг Серена встает. Лицо ее бледно, глаза горят.

— Я его убила, — сознается она хрипло. — Я же убила Ферриса. Можете делать со мной все, что хотите. Мне уже все равно. Поступайте, как вам будет угодно…

III

Прошли сутки. Время что–то около пяти часов. Миффлин распахивает дверь и останавливается на пороге моего кабинета, созерцая сценку:

Я развалился в кресле, Кермэн — на диване, Паула рядом с ним. Кермэн только что возвратился из Парижа и тщетно пытается обосновать свои, ну очень уж солидные расходы.

— На двадцать долларов шампанского за одну ночь! — кипятится Паула, размахивая перед носом Кермэна счетом. — А какая была польза для дела?!

Кермэн пытается улыбнуться.

— Не пилите меня, — простанывает он. — Я же, честное слово, не деревянный!

— Проходите, Тим, — приглашаю Миффлина. — Я так и думал, что вы заглянете к нам. Устраивайтесь поудобнее. Хватит, Джек, тешить нас небылицами! Лучше приготовьте виски нашему другу!

— Это единственная работа, которую он может выполнять квалифицированно. — Паула полна презрения.

— Я счастлив, что вы признаете за мной хоть этот талант! — сокрушается Кермэн.

Пока он возится с бокалами, Миффлин устраивается напротив меня.

— Я подумал, что вам интересно узнать окончание нашей истории. День был трудный. Иногда становилось похоже, что Брандон грохнется в обморок. Впрочем, с Сереной все прошло как по маслу. Как это ни смешно, но факт остается фактом: если женщина уж начинает говорить, то ее не остановить!

Он подносит к губам стакан:

— Может, хоть это меня немного оживит. — Он делает несколько глотков и довольно вздыхает. — Ой, как хорошо. Именно то, чего мне недоставало… Да, представляете, Серену будет защищать Франкон. Он был у Перелли, когда я доставил ее в полицию. Было очень забавно наблюдать, какие Франкон предпринимает маневры, чтобы перейти от одного к другой! Я просто задыхался от смеха. Перелли на свободе уже более часа. Брандон был в ярости из–за того, что вынужден его отпустить. Но после признания Серены ему ничего другого не оставалось. Перелли просил меня передать вам, что придет повидать вас, но только сперва разыщет свою подругу. Он даже намекал, что не мешало бы отпраздновать его освобождение!..

— Вот это здорово! — вскричал Кермэн, исполнившись энтузиазма. — Организуем им шикарный обед!

— Только за ваш счет, — съехидничала Паула.

— Хотите знать, что Серена сообщила Брандону?

— Еще бы!

— В общем, вы оказались и на сей раз правы! Все началось с Суки. Он терпеть не мог Дедрика и когда молодожены находились в Нью—Йорке, обыскал их багаж. Он наткнулся на документы, изобличавшие Дедрика в торговле наркотиками; а также узнал о его браке с Мэри Джером. Впрочем, рассказать об этом Серене он не успел, поскольку Дедрик тем же вечером вылетел в Орчид Сити, а Суки должен был его сопровождать. Но все компрометирующие Дедрика бумаги он оставил в комнате у Серены. Едва лишь она с ними ознакомилась, как гут же, взяв билет на самолет, отправилась вслед за Дедриком.

Они встретились в “Оушн Энд”. Суки в это время находился в “Орчид Отеле” и должен был подать машину к дому только в десять вечера. Серена предъявила Дедрику обвинение в двоеженстве. Но он лишь расхохотался. А еще сознался, что женился на ней только из–за денег. Это была его самая большая ошибка в жизни — разговаривать в таком тоне с дочерью Маршланда. Она его немедленно застрелила.

На тот же вечер у Дедрика была назначена встреча с Бэррэттом и Феррисом в “Оушн Энд” Они пришли спустя несколько минут после трагедии и застали Серену на месте преступления. Бэррэтт моментально понял, какую выгоду он может извлечь из всего этого. Пока убийство не раскрыто, Серена полностью в его власти. Он предложил ей утаить смерть Дедрика, естественно, при условии, что она обязуется выплачивать ему регулярно солидные суммы. Серена вынуждена была согласиться. Феррис отволок в машину тело Дедрика и погреб его в недрах шахты. Ну, а Бэррэтт тем временем отвез Серену в аэропорт.

Потом парочка — Бэррэтт и Феррис — снова приехала в “Оушн Энд”, чтобы пообщаться с Суки. Когда он прибыл, они его убили. И Феррис принялся звонить от имени Дедрика. Труп Суки и этот телефонный звонок заставили всех поверить, что похищение произошло в десять вечера. Дедрик же, по–видимому, был убит где–то часов в восемь. Эта неразбериха со временем и создала алиби Серене.

Дальнейшее вам более или менее известно. Когда Феррис узнал о смерти Бэррэтта, он тут же отправился в “Оушн Энд” и потребовал у Серены спрятать его. Она подслушала наш с вами телефонный разговор и поняла, что если Ферриса арестуют, ее песенка спета. Она решила закрыть ему рот навеки, рассчитывая, что ей поверят, а труп Ферриса удастся выдать за Дедрика. Это была опасная игра, но она вполне могла бы ее выиграть, не окажись там Мэри Джером.

Я перебил его:

— Но мне кажется, что ее выдал бы Уодлок. Он ведь видел Дедрика. А еще она допустила промашку, утверждая, что Феррис подслушал наш с вами телефонный разговор. А в той комнате телефона нет! Я и стал искать ответ на вопрос: для чего Дедрику понадобилось покончить жизнь самоубийством так неожиданно и, можно сказать, вовремя! Ну и подумал, не исключено, что покойник — вовсе не Дедрик… Что ожидает Серену?

Миффлин пожал плечами:

— Раз о ней хлопочет Франкон, то ничего с ней не случится. Сила денег беспредельна!

— Сомневаюсь, чтобы Франкону удалось ее спасти. Дело получило широкую огласку да и общественное мнение вряд ли удастся склонить… А как с Мэри?

— Она вне этих событий. Будет выступать главным свидетелем обвинения, а лично к ней у нас нет претензий. — Миффлин встает из кресла. — Перелли не питает особой любви к полицейским, а мне не хотелось бы омрачать ему праздник.

Не успел Миффлин ступить за порог, как Кермэн спросил с нарочитым безразличием:

— А какова собой девчонка Перелли? Милашка?

— Вот это уж вас совершенно не касается, — живо отреагировала Паула. — Сегодня у вас и без того хватит дел.

Она снова принялась за список расходов.

— А это как объяснить? Что бы это могло значить: “духи — пятьдесят долларов”?

Я поудобнее устроился в кресле, чтобы вдоволь насладиться его сбивчивыми, туманными объяснениями.

Перевод Ю. ЛАВРОВА