Черновой вариант

ФОБИЯ. Развлечения

А. КУЗНЕЦОВ (Киев, концлагерь Бабий Яр):

Заключенным велели влезть на дерево и привязать к верхушке веревку. Другим заключенным велели дерево пилить. Потом тянули за веревку, дерево рушилось, сидящие на нем убивались. Радомский [комендант лагеря] всегда лично выходил посмотреть и, говорят, очень смеялся [75, с. 38].

Л. ФЕЙХТВАНГЕР (Иудейская война, взятие римлянами Магдалы):

Когда римляне вошли в город, многие повстанцы бежали на огромное Генисаретское озеро. Они заняли весь маленький рыбачий флот, так что римлянам пришлось преследовать их на плотах. Это была трагическая пародия на морской бой, во время которого со стороны римлян было много смеха, со стороны евреев - много убитых. Римляне топили легкие челноки, и началась интересная охота неуклюжих плотов за утопающими. Солдаты... держали пари: предпочтет тот или иной утонуть или быть уничтоженным римлянами, и следовало ли их убивать стрелами или ждать, пока они не уцепятся за край плота, и тогда отрубать им руки? Чудесное озеро, прославившееся игрой своих красок, было в этот день окрашено только в красный цвет; его берега, известные своими благовонными ароматами, потом в течение многих недель воняли трупами, его прекрасная вода была испорчена, а его рыба стала в последующие месяцы необыкновенно жирной и римлянам очень нравилась. Наоборот, евреи... много лет потом не ели рыбы из Генисаретского озера [7, т. 7, с. 161].

143

А.СУЦКЕВЕР (оккупированный Вильнюс, 17 июля 1941 г.):

[Немцы] выгнали всех мужчин на улицу, приказали им расстегнуть брюки, а руки поднять на голову, ...всех евреев направили в тюрьму. Когда евреи стали идти, брюки опускались и люди не могли идти дальше. Кто хотел рукой поддержать брюки, того тут же на улице расстреливали... Ручьи крови лились вниз по улице, как будто бы сверху шел красный дождь. <...>

<...> Немец сказал мне: “Идем со мной, ты будешь играть в цирке”... Я увидел, что второй какой-то немец ведет еврея, старого раввина... Третий немец уже держал молодого парня. Когда мы дошли до старой синагоги... я увидел, что там лежат дрова в форме пирамиды. Немец вытащил револьвер и сказал, что мы должны снять одежду. Когда мы разделись и остались голыми, немец... поджег дрова. Второй немец вынес из синагоги три свитка торы, дал их нам и сказал, чтобы мы танцевали вокруг костра и пели русские песни. За нами стояли три немца, они штыками подгоняли нас к огню и смеялись.

<...>

[Начальник гетто] Мурер, когда заходил в гетто... давал распоряжение, чтобы все работники падали на землю и лаяли, как собаки [3, т. 1, с. 852,854].

В. МОЛЧАНОВ (оккупированный Владимир-Волынский):

[Немецкий окружной начальник Вестерхайде] часто приезжал в гетто вместе с Иоханной Альтфатер... чтобы дать своей любовнице немного поразвлечься. “Забава” заключалась в том, что Альтфатер разгуливала по гетто и убивала женщин и детей выстрелом в рот. Детей она подзывала к себе, уводила за угол дома и, показав конфету, приказывала открыть рот и закрыть глаза [57, с. 118].

Б. ЛЕКАШ (еврейские погромы на Украине, 1919 г.):

...погром 14 апреля...

Насиловали маленьких детей - 5 и 6 лет от роду, отрубали головы больным, лежащим в кроватях, расстреливали семьи... расставляя их живописными группами [10, с. 104].

Г. ГИНЗБУРГ (нацистская Германия):

...я вспомнил... альбом, где на черном ледериновом переплете - жестяной орел со свастикой... альбом... открывался портретом приличного немецкого юноши в аккуратном немецком мундирчике и в пилотке, с детски-чистым лицом и веселым взглядом. А затем один за другим шли снимки: он - около танка, он - у подзорной трубы... и наконец... совершенно раздетые догола женщины перед расстрелом, как перед купанием, на крутом берегу - на краю рва. Фотографируя, он заставлял их поворачиваться спиной, наклоняться до пояса, потом вновь смотреть в объектив, стоять в обнимку и порознь: одиннадцать фотографий... [59,1969, №11, с. 130].

Б. ЛЕКАШ (еврейские погромы на Украине, 1919 г.):

...28 евреев и евреек... расстреливают не без того, чтобы отказать себе при этом в удовольствии “сыграть в мяч” их головами [10, с. 104].

БРОАД (концлагерь Освенцим):

На телеге, на горе трупов, лежал какой-то русский. Жизнь едва теплилась в нем, голова бессильно свесилась через боковую перекладину. Один из эсэсовцев схватил палку и изо всех сил ударил его по голове. Русского отбросило, но через несколько секунд тело снова

сползло... <...> ...несмотря на то, что несчастный был уже мертв, солдат продолжал бить до тех пор, пока голова не превратилась в бесформенную кровавую массу [49, с. 157].

По Э. РАССЕЛУ:

В концлагере Освенцим начальник блока Кранкенманн расставлял заключенных вдоль каменной стены и бил их в челюсть так, что головы разбивались о стены [4, с. 190].

Надзирательница концлагеря Равенсбрюк Бинц на велосипеде въезжала в группу узниц: слабые падали, Бинц, хохоча, переезжала через них. Другой любимой забавой Бинц было дразнить душевнобольных женщин и издеваться над ними [4, с. 229].

Ф. ПИПЕР (Освенцим):

...капо Альфонс Геттингер... развлекался тем, что ловил узников лассо. Он захлестывал петлей свою жертву и, раскрутив ее несколько раз, швырял в ящик для трупов, стоящий в углу двора.

<...>

...распространенным в лагере наказанием была муштра, получившая на лагерном жаргоне название “спорта”, ...марш под пение, бег, ползание на локтях и на цыпочках, вращательные движения телом по земле, покрытой гравием и раздробленным кирпичом, кругообразные

движения с поднятыми руками. <...> В придумывании этих упражнений изощрялся обершарфюрер СС Людвиг Плягге. Он часами мог муштровать заключенных с трубкой в зубах... Упавших помощники Плягге поднимали битьем... Упрямых добивали [50, с. 105-106].

Из материалов Нюрнбергского процесса (концлагерь Майданек):

Арсенал истязаний и мучений был необычайно разнообразен. Многие из них носили характер так называемых “шуток”, которые очень часто кончались умерщвлением заключенных. К числу их можно отнести мнимый расстрел с оглушением жертвы ударом по голове доской...

<...>

Эсэсовские истязатели топили свои жертвы в грязной воде, вытекавшей по небольшой канаве из бани: голова жертвы погружалась в эту грязную воду и прижималась сапогом эсэсовца до тех пор, пока жертва не лишалась жизни [3, т. 1, с. 575-576].

Из материалов Нюрнбергского процесса (Яновский лагерь):

...одного молодого парня гестаповец Хайне поставил и резал от его тела куски мяса. И одному сделал в плечах 28 ран (ножевых).

<...>Возле кухни во время получения кофе палач Хайне... подходил к первому, который стоял в очереди, и спрашивал, почему он стоит впереди, и тут же его расстреливал, ...потом подходил к последнему в очереди и спрашивал его: “Почему ты стоишь последним?” и тут же расстреливал его.

<...>

..гауптштурмфюрер СС Фриц Гебауэр душил женщин и детей, а мужчин зимой замораживал в бочках с водой, ...жертвам связывали руки и ноги и опускали в воду.

<...>

...начальник следственной части <...> Гайне просверливал тела заключенных палкой или куском железа, плоскогубцами вырывал у женщин ногти, затем раздевал свои жертвы, подвешивал за волосы, раскачивал и стрелял по “движущейся мишени”.

...оберштурмфюрер Вильгауз, ради спорта и удовольствия жены и дочери, систематически стрелял из автомата с балкона канцелярии лагеря в заключенных, работавших в мастерских, потом передавал автомат своей жене, и она также стреляла. Иногда, чтобы доставить удовольствие своей девятилетней дочери, Вильгауз заставлял подбрасывать в воздух 2-4-летних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: “Папа, еще, папа, еще!”, и он стрелял.

...комиссар гестапо Вепке поспорил с другими палачами лагеря о том, что он одним ударом секиры разрубит мальчика, ...он поймал на улице 10-летнего мальчика, поставил его на колени, заставил сложить руки ладонями вместе и пригнуть к ним голову, примерился, поправил голову мальчика и ударом секиры разрубил его вдоль туловища. Гитлеровцы горячо поздравляли Вепке, крепко пожимали ему руки, хвалили [3, т. 1, с. 520-521].

ГАННОВЕР (восстание Хмельницкого, 1650-е годы):

Жители множества еврейских городов за Днепром... были умерщвлены за веру разными жестокими видами смерти. С некоторых сдирали кожу заживо, а тело бросали собакам; некоторым отрубали руки и ноги и бросали на дорогу, потом ехали по ним экипажами и растоптали их; некоторым нанесли множество несмертельных ран и бросили на площади, дабы они мучились в предсмертной агонии, пока не испустят дух; многих закопали живыми в землю, резали детей на лоне матерей, множество детей разорвали в куски, беременным женщинам распарывали живот, вынимали недоношенный плод и бросали им же в лицо, а

некоторым, распоровши живот, впускали туда живую кошку и живот зашивали, а им рубили пальцы, дабы не могли вынуть кошку; некоторых детей привязывали к сосцам матерей, некоторых насаживали на вертел, жарили их на огне, а потом заставляли матерей есть их. Иногда они брали еврейских детей, мостили ими улицы и ездили по ним... [9, т.3,с.286].

Из украинской народной думы 1648 года:

А пан Хмелницький житель чигиринский,

Козак лейстровий писарь вiйсковий,

До польского города прибував,

Да старими жидами орав [пахал],

А жидiвками бороновав,

А которi були малi дiти, то вiн их кiньми

Уже отыграло утренней зыбью море и, подавленное полднем, опало, дрожа в мареве...

уже духотой распух ресторан, и столы, за которыми с десяти утра Сулико ублажал приезжих гостей, были выставлены наружу, а магнолии простерли надежную тень, поднимая на могучие листья токи солнечного расплава...

уже легкую интродукцию - сыр и зелень – последовательно заместили вареные куры, затем хинкали и, наконец, шашлык - не ширпотреб из мороженого мяса, нет! - мускулы свежезаколотого барашка сочились спелостью горных трав, полыхали приправами...

“тааай-рай-ра-райра...”

уже взаимная любовь объяла пирующих, и узнав, что для тамады Сулико редкая удача встретить такого сильного и отважного и красивого Женю и Таню, прекрасную, как царица Тамар, и, к сожалению, недоступную, как горная вершина, - узнав об этом, Женя постарался объяснить, что Грузия - лучшая страна на свете, лучшая часть Грузии - Аджария и жители ее - украшение планеты, - так сказать, развернутое выступление на темы любви и дружбы, кавказский вариант “Ты меня уважаешь?”, после которого замявшаяся было череда взаимно благодарственных тостов вновь воспрянула, струясь эпитетами и улыбками...

“тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра...”

уже Сулико назвал Женю братом и освятил побратимство совместной, в обнимку, проходкой в уборную, где, не размыкая объятий, справили они малую, но категорически неотложную нужду...

а задумчивый баритон Гиви негромко выводил “тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра...”, и русский гость, чарующим звукам внимая, поражался прелестью этой аджарской или грузинской или еще какой-то знойной мелодии, “та-ай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра...”

уже, взблеснув посреди пира плешью, пожилой Шалва единственным, но, конечно, орлиным глазом окинул стол и губы его искривились в укоризне: “Цх-х, посуда грязная, сменить надо”; и стал размеренно перебрасывать за спину рюмки со стола, одну за другой, одну за другой, со всех мест, куда дотягивалась его рука, и стекло, разбиваясь, звенело прощальной нежностью; следили за руками Шалвы гости, чуть оторопев, а хозяева снисходительно посмеивались и глазами останавливали порыв официанта с чистыми рюмками: не торопись, дорогой, дай пошутить... заслуженный, уважаемый человек Шалва...

...в ухо упорно тыкалось гивино “тааай-рай-ра-райра, тира-ри-тира-райра”, и мотив, как журчащий ручей, думал красивыми образами гость, да, да, именно ручеек, ну правда же, из-под снега шалый ручеек где-нибудь на скале, в горах, белизна снега, его ледяной по краю карнизик над протаявшей желтоватой землей, и по земле, из-под карниза искрясь, поигрывая камушками, талая водица - “тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-рай-ра” - сверху вниз от снежных вершин Кавказа, по камням, меж кустов и дерев, по теснинам, ущельям, по горам, по долам, по долинам и по взгорьям, к морю, на простор, на волю - тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра...

уже по ту сторону стола, где на зеленом фоне магнолий бурлил разврат соцветий и стыли усатые лица, лелеющие в улыбках мудрую пьяную печаль, - уже все вместе: фон, цветы,

глаза, усы и печаль - вдруг, как в неисправном телевизоре, стронулось с места и поползло вверх, ускоряясь до мелькания, и даже встряхивая головой до выверта шеи, нельзя было дольше, чем на миг, задержать этот нестерпимый бег кадров...

“тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра...” - ах, да что за красота, тревожился русский гость, какой талантливый народ, сыны природы, дети гор и моря, чистота первозданности, Пи-

росмани... Тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра... Ну наконец-то узнал! “Чер-вону руту нэ збырай вэ-чо-рамы” - тааай-рай-ра-райра, тирари-тира-райра...

...сладость украинской песни...