Черный агент белой разведки

Глава 16

Южная Калифорния. Сан-Диего. Империал Бич

После неожиданного и досадного отъезда Алекса Элеонор изо всех сил старалась убедить себя в том, что отпуск не испорчен, что все нормально, солнце по-прежнему светит, океан ласково шелестит прибоем, омары так же вкусны и аппетитны, вино ароматно, терпко и доставляет удовольствие. Но у нее ни черта не получалось.

Калифорнийское вездесущее солнце было надоедливо палящим. После купания на коже, густо покрытой кремом от загара, выступает противная соль, омары неприятно пачкают руки и какие-то безвкусно пресные, вино кислое и оставляет во рту неприятный привкус.

После трех дней героических усилий она призналась себе в поражении – отпуск пропал, это факт.

Алекс так и не позвонил, она бросалась к телефону при каждом звонке, но в трубке вопреки ожиданиям слышались голоса кого угодно: школьных подруг, давних знакомых, коллег по работе, но только не его.

Она проснулась поздно, вставать не хотелось, в душе было ощущение какой-то неясной тревоги, будто сделала что-то не так, но что именно, пока непонятно. Может быть, ей просто приснился дурной сон, который, проснувшись, уже не помнишь. Так бывает, сам сон в памяти не сохранился, но неприятный осадок от него остается, не дает покоя, порождая чувство беспричинного и непонятного эмоционального дискомфорта.

Элеонор встряхнула головой, избавляясь от неприятных мыслей, и, преодолевая лень, встала с широкой кровати.

Не одеваясь, не накинув даже халата, прошла к холодильнику, коробка с апельсиновым соком была пуста.

«Да и черт с ним, – подумала она, – все равно я не люблю холодный».

Включила кофеварку и поплелась в ванную, больше по привычке, чем по желанию. Пока ванна наполнялась водой, Элеонор внимательно рассматривала отражение своего обнаженного тела в огромном зеркале, испытывая при этом легкое возбуждение.

Тело ее за эти несколько дней успело покрыться ровным коричневым загаром, резко контрастировавшим с белыми треугольниками на груди и внизу живота – следами от купальника. И эти светлые треугольники лишь добавляли ей сексуальной привлекательности, жаль только – привлекать было некого, не этих же загорелых перекачанных самодовольных придурков с пляжа, которые подкладывают салфетки в плавки и из кожи вон лезут, изображая из себя мачо.

«Эх, Алекс, Алекс, шестьдесят пять килограммов несказанной красоты пропадают без дела. Где ж тебя носит?» – думала Элеонор, плюхаясь в ванну.

После теплой ванны она почувствовала себя лучше и, выпив чашку кофе – есть совершенно не хотелось, – все же решила отправиться на пляж.

Провалявшись пару часов на пляже, она зашла в одно из маленьких кафе, ужасно хотелось чего-нибудь выпить, да и аппетит после купания разыгрался.

За крайним столиком полупустого кафе Элеонор заметила болтавшую по телефону Бетти Уилсон – свою новую знакомую.

Бетти также увидела Элеонор и приветливо замахала ей рукой, приглашая за свой столик.

Бетти была брюнеткой невысокого роста с отличной, но несколько полноватой фигурой, что, впрочем, ее нисколько не волновало, худеть или ограничивать себя в чем-то она не собиралась. Она была твердо уверена в том, что хорошего человека должно быть много, особенно если этот человек – женщина.

Перед Бетти стоял клубничный пирог с взбитыми сливками и большой бокал какого-то коктейля, она была навеселе и, как обычно, в прекрасном расположении духа.

– Привет, Бет! Где Стив? – сказала Элеонор, присаживаясь за столик.

– О господи! Ну где еще может быть этот ненормальный? На своей доске! – улыбаясь, произнесла Бетти. – Он целыми днями с нее не слазит, хорошо, что хотя бы ночью перебирается на меня.

Стив Уилсон – муж Бетти, врач-пульмонолог из Бостона – был действительно помешан на серфинге и все время пропадал на пляже вместе с такими же помешанными, ловя волну, как они это называли.

Бетти терпимо относилась к увлечению мужа, руководствуясь принципом – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы по другим бабам не бегало.

Элеонор посмотрела на Бетти и не без зависти подумала, что, судя по ее довольному, цветущему виду, Стив с лихвой компенсирует ей ночью недостаток дневного внимания, но вслух ничего не сказала.

Бетти была закоренелой, неисправимой оптимисткой – улыбчивой и болтающей без умолку, общаться с ней было легко. Единственное, что в ней могло раздражать, но не раздражало, постоянное перескакивание с одной темы на другую. Не закончив одну мысль, Бетти могла начать развивать другую, совершенно не связанную с первой. И так могло повторяться бесчисленное количество раз.

Из своего не очень богатого психологического опыта Элеонор знала, что это было признаком довольно редкого типа личностей, просто относящихся к житейским перипетиям, не создающих проблем ни себе, ни окружающим. Они идут по жизни легко, будто гуляют по ухоженному парку, любуясь, наслаждаясь ею, не замечая мерзостей, пакостей и несовершенств. Для таких людей горе превращается в несчастье, несчастье в мелкую неприятность, а мелких неприятностей просто не существует.

К такому типу личностей, по всей видимости, принадлежала Бет. Элеонор позавидовала Стиву – Бет никогда не станет сварливой, вечно ноющей женой, она на это просто не способна.

Элеонор заказала подошедшей официантке стаканчик текилы с зеленым лимоном и бифштекс с французским картофелем, глядя на Бетти, она решила сегодня не экономить на калориях.

Бет с аппетитом поглощала пирог и говорила, говорила, говорила. За эти несколько минут она затронула массу разнообразных тем. Начала с неразумной и малоэротичной, на ее взгляд, моды на слишком низко сидящие на бедрах брюки и юбки.

– Нет, я вовсе не ханжа, Эл, ты же знаешь, – запальчиво говорила она. – Я и сама не прочь продемонстрировать кое-какие свои прелести, но опускать юбку еще ниже трусиков! Нет, по-моему, это уж слишком! Как ты считаешь? Да и потом, ноги кажутся короче! Нет, спущенные штаны – это не эротично!

Эл, а что творится в мире, кошмар! Ты слышала? – частила Бет.

Элеонор знала, что на поставленные вопросы Бет не ждет ответов, она ответит на них сама, и поэтому продолжала просто слушать щебетание подруги.

– На южные штаты опять надвигается ураган, – сообщала Бет. – В России обнаружили страшную неизвестную болезнь, у них уже умерло много народа. Предполагают, что ее завезли откуда-то из Юго-Восточной Азии, причем некоторые врачи считают, что не случайно.

Про ураган и болезни Элеонор ничего не слышала, – телевизор не включала уже несколько дней. Она удивленно подняла глаза на Бет, хотела что-то спросить, но в это время официантка принесла заказ.

Дымящийся бифштекс, обложенный жареным картофелем, издавал такой аромат, что у Элеонор потекли слюнки и засосало под ложечкой. Она вмиг потеряла интерес к мировым несчастьям.

Элеонор насыпала щепотку соли возле большого пальца левой руки, слизнула ее и отправила в рот рюмку обжигающей текилы, затем, высосав сок из четвертинки зеленого лимона, принялась за бифштекс.

Бет, забыв про свой пирог, внимательно наблюдала за манипуляциями подруги.

– Ну как? – с неподдельным интересом спросила она Элеонор.

– Да так. Во всяком случае, гораздо менее противно, чем виски.

– Да! – с сомнением произнесла Бет и, подозвав официантку, тоже заказала текилу.

– Я такое только в кино видела, сама не пробовала, – призналась Бет. – Мы в Бостоне пьем водку, Стив не любит виски.

– Это почти то же самое, только вкус поприятнее.

Принесли текилу.

– Так? – спросила Бет, неумело насыпая соль.

– Да, можешь просто бросить щепотку в рот, и когда она начнет растворяться, пей залпом, потом, не выдыхая, высоси лимон. Запомни, выдыхать нельзя! Ну, давай! – проинструктировала Элеонор Бет.

Бет лизнула соль и отважно выплеснула содержимое стакана в рот, но, проглотив огненную жидкость, не выдержала, часто задышала, закашлялась и, схватив стоящий на столе стакан с апельсиновым соком, выпила его почти полностью.

– Нет, Бет, так текилу не пьют. Ты испортила себе всю прелесть. Запивать текилу апельсиновым соком – это пошло.

– Да?! – воскликнула Бет, когда перевела дыхание.

– Да, – твердо сказала Элеонор, которой сок агавы уже ударил в голову. – Будем тренироваться!

Они заказали бутылку текилы, причем Элеонор хотела непременно со шляпой, и полдюжины лаймов – зеленых лимонов, разрезанных на четыре части.

Через минуту у них на столе красовалась большая бутылка, пробка которой была изготовлена в виде мексиканского сомбреро.

– Вот про какую шляпу ты говорила, – наконец догадалась Бет.

Официантка поставила на стол блюдо с лимонами и отошла, улыбаясь, она точно знала, что будет дальше.

Через три-четыре тренировочных стакана Бет пила текилу, как заправский мексиканский контрабандист.

– Ну, ты даешь, Бет! Молодец! – Элеонор одобрительно глядела на свою ученицу.

– Похожа я на Дженифер Лопес? – спросила Бет, образ Дженифер ассоциировался у нее с настоящей женщиной латинос, как образ Бандераса – с настоящим мачо.

– Вылитая! Не отличить, только у тебя задница аккуратнее, – ответила ей Элеонор заплетающимся языком, и обе они расхохотались.

Они выпили еще по рюмочке для закрепления урока.

Бет посмотрела на подругу и прищурила один глаз.

– Эл, а тебе не кажется, что мы пьян-н-ные?

– Нет, не кажется, я это знаю. Мы действительно с тобой здорово нарезались.

– Вот, черт! Что скажет Стив?

– А что скажет Стив? Он будет рад за тебя, что ты прекрасно провела время.

– Слушай, Эл, пошли отсюда, пока мы еще можем идти. Кажется, я так не напивалась с выпускного вечера в колледже.

– Да, Бет, ты, наверное, права, нам действительно пора.

Женщины вышли из кафе и после продолжительных прощаний направились нетвердой походкой каждая к своему коттеджу.

Элеонор бодро вошла в гостиную, бросила пляжные принадлежности куда-то в угол и, на ходу роняя с себя одежду, направилась в душ.

Она мылась, напевая что-то себе под нос, настроение было прекрасным, и вообще была полна сил, как ей казалось, и могла свернуть горы.

Выйдя из ванной и накинув халат, Элеонор почувствовала голод, пошла к холодильнику и достала оттуда большой кусок вареной телятины. Увидев на одной из полок бутылку виски, поморщилась и уже было хотела закрыть холодильник, но махнула рукой и засунула бутылку под мышку.

«Гулять так гулять», – подумала она, решив устроить себе сегодня прощальный вечер.

Порезав нетвердой рукой телятину на неаккуратные куски, аккуратные у нее почему-то не получались, она уселась прямо на пол перед телевизором, погасив верхний свет.

Закуска, разложенная на полу, полутемная комната, запах виски вдруг напомнили ей, как они вот так же сидели с Алексом в обнимку на полу бедной квартиры, арендованной им там, в Басре, и еще не вполне веря один другому, уже любили друг друга. Как же им было тогда хорошо! Наверное, тогда между ними и возникло это чувство или тогда они просто осознали это, а возникло оно раньше, как только они встретились.

«Нет, сначала он мне не понравился. Показался каким-то самодовольным, заносчивым, да еще эти его дурацкие шутки. Хотел зашить мне рану на животе простыми нитками через край! Придурок!»

Элеонор вспоминала те дни и улыбалась.

«А потом оказался таким нежным, заботливым, приготовил мне стакан сока, запомнил, что я не люблю холодный. А потом исчез, придурок! Оставил только эту идиотскую записку – „Уехал спасать Мир“. Надо же, придурок! Я люблю тебя, придурок, придурок, придурок! Где ты Алекс?!»

– Ну, хватит! Сама ты придурок! – уже вслух оборвала свои мысли Элеонор. – В первый же вечер ноги раздвинула! Кто придурок – еще большой вопрос.

Она плеснула себе в стакан виски, выпила, пожевала мясо, аппетит вдруг куда-то улетучился.

Элеонор забралась на кровать и, взяв пульт, нашла канал новостей, пытаясь избавиться от нахлынувших воспоминаний.

Новости действительно были кошмарные, Бет права.

Цены на нефть продолжали расти бешеными темпами.

«Да, дядя Джордж, зря ты угробил столько жизней и сам погиб ради того, чтобы удержать их хотя бы на уровне пятьдесят долларов за баррель, без твоих стараний они уже достигли семидесяти», – думала Элеонор.

На южные штаты надвигался очередной ураган, по прогнозам национальной метеослужбы, пострадать должны были Флорида, Луизиана и часть Техаса. Калифорния на этот раз оставалась вроде бы в стороне, но Элеонор не поверила в этот прогноз.

Если в стране случались ураганы, наводнения, землетрясения, то Калифорнию эти несчастья никогда стороной не обходили, этот штат притягивал стихийные бедствия, как магнитом.

Дикторша советовала жителям подготовиться, но не поддаваться панике и не покидать своих жилищ.

Затем последовал репортаж о вспышке неизвестной болезни на востоке России, на Чукотке и Дальнем Востоке. Мелькали явно любительские кадры переполненных больниц, больные лежали даже в коридорах и выглядели страшно, как в фильме ужасов.

Глаза Элеонор слипались, и она, не досмотрев репортаж, уснула тяжелым сном, не выключив телевизор.

Ей снилось, как они с Алексом, держась за руки, идут по какой-то зеленой поляне, густая трава доходит им почти до пояса. Он, улыбаясь, что-то ей говорит, она смеется. Ярко светит солнце, на горизонте виднеется лес, где-то справа река, она не видит ее, просто знает, что она там.

Они идут, и перед ними расстилается мир, полный покоя и счастья, они одни в этом благословенном мире, и так будет всегда.

Но вдруг откуда-то возникает голос – грубый, жесткий, и он говорит на каком-то незнакомом ей языке, но она все понимает, каждое слово. Он говорит ей, что все это неправда, что это только сон и сейчас она увидит настоящую правду. Она пугается этого голоса, поворачивается к Алексу, ища защиты, но улыбающийся Алекс начинает быстро удаляться. Она бросается за ним, но ноги не слушаются, путаются в траве, и она не может сдвинуться с места, хочет закричать, но нет голоса.

Солнце гаснет, трава, лес, река исчезают, вместо них – каменистая пустыня, тропа, уходящая куда-то в горы. Алекс там.

Она карабкается по тропе, острые камни раздирают на руках кожу в кровь, одежда на ней висит лохмотьями, потом вовсе исчезает. Темно и холодно. Элеонор одна – голая, беззащитная, замерзающая посреди враждебных гор. Она испытывает дикий ужас, глазами ищет Алекса, двигаться уже не может.

Сверху тропы идут два вооруженных араба и что-то тащат за собой по земле. Это Алекс! Он весь в крови, но еще жив, из глаз у него течет кровь, он смотрит на нее и протягивает руку, моля о помощи. Она собирается с силами и бросается на арабов, движения ее медленны и неловки, она кричит от бессилия и страха за Алекса, но вместо крика из горла вырывается только протяжный стон. Наконец она бьет одного из арабов, но вместо удара получается тычок. Арабы исчезают, а Алекс летит в невесть откуда взявшуюся пропасть, рука протянута к ней, он ждет, что она его спасет.

Элеонор проснулась в холодном поту, ее бил озноб, в горле пересохло, сердце колотилось.

– О, господи, – прошептала она и, встав с постели, пошла к крану.

С жадностью выпив стакан воды, она почувствовала, что голова раскалывается от боли. Приняв две таблетки аспирина, Элеонор вернулась в постель, укуталась в одеяло, стараясь унять дрожь. Перед глазами у нее стоял фрагмент сна: мольба в кровавых глазах Алекса и протянутая к ней рука.

«С ним случилось что-то ужасное, и я в силах ему помочь, я должна ему помочь».

Элеонор не верила в сны, гадания и прочую чертовщину, но этот сон произвел на нее такое впечатление, что оставить его без внимания она была просто не в состоянии.

«Мистика какая-то!» – подумала она и тут же вспомнила, как ей в руки однажды попал пентагоновский отчет об экспериментах по дальновидению. Уж это ведомство в склонности к мистике заподозрить было никак нельзя, и, тем не менее, подобными экспериментами они занимались вполне серьезно и, как показывал отчет, весьма небезуспешно.

Аспирин начинал действовать, боль в голове постепенно утихала, Элеонор приходила в себя, обретая способность рассуждать здраво.

«Чтобы ему помочь – его нужно найти», – думала она об Алексе.

Вполне понятно, что, лежа в постели, здесь, в Калифорнии, она этого сделать не сможет.

«Мне нужен выход на наш терминал, мне нужно в Лэнгли».

Центральный компьютер ЦРУ не имел модемного входа, и будь ты хоть трижды хакером, проникнуть в него извне невозможно, только изнутри, имея специальный допуск. И этот допуск у нее был!

В эту ночь она уже не уснула. Полежав немного, встала, подошла к кофеварке. Перед глазами продолжала стоять врезавшаяся в память картина сна – кровь, текущая из широко раскрытых глаз Алекса.

Где-то подобное она уже видела, но где и когда?

Ей вспомнилось одно из научных определений сна – «Сон – это небывалая комбинация бывалых впечатлений».

«Да, наверное, так оно и есть, – думала Элеонор, наливая чашку кофе. – Если сон разбить на части, на мелкие фрагменты, то каждый из них я уже где-то когда-то видела. Горы, вооруженные арабы, трава. Но кровь из глаз?!.»