Мар. Червивое сердце

Глава 2

КОГДА МЫ ВЕРНУЛИСЬ в комнату старика, я уже не замечал въедливого мышиного запаха, да и наваленные всюду старые вещи не казались больше отвратительными. Аромат проклятой вишни и вид её цветков настолько перебили всё это, что тут же позабылось первое впечатление от жилища хозяина Замка. Теперь мы с отцом, не раздумывая, уселись на грязный ветхий диван. Да и сам хозяин выглядел уже не отталкивающе, а просто жалко. Сейчас я видел в нём старого, уставшего человека, сломленного жизнью и стремящегося заполнить пустоту в себе посредством разного хлама.

Старик долго смотрел на нас, прежде чем задать интересовавший его вопрос:

– Как? – Голос его сорвался, он откашлялся и повторил: – Как? Как ты собираешься дать ей голос? Ты маг?

Отец улыбнулся:

– О нет, я человек простой. А простые люди знают, что могут всего добиться своим трудом, а не магией. И тот, кто это понимает, сильнее магов. Я делаю лютни. И это очень хорошие лютни. Я могу из дерева, в котором живёт Дэмон, сделать инструмент, способный издавать такую мелодию, которую никто ещё не слышал. Дэмон получит возможность высказаться музыкой. Эту лютню будут слушать…

– Особенно если она читает сердца своих слушателей, – закончил за него старик.

– Да!

– Ты хочешь власти? Славы? – насторожился хозяин. – Зо-ло-та? – произнёс он нараспев.

– Нет, – покачал головой отец. – Просто хочу, чтобы у моего сына было будущее, ведь я не вечен. Эта лютня будет сделана для него, и Мир не будет знать нужды. Я дам ему надежду. Что у него останется сейчас после моей смерти – только возможность продать себя в цирк и вечно слышать насмешки толпы. Я же дам ему инструмент, который сможет безошибочно находить путь к сердцам слушателей. Мой мальчик станет великим менестрелем!

– Или шутом при дворе королевы, – пробормотал старик, – но у него такая возможность есть и сейчас. И не нужно будет так рисковать. Задумывался ли ты, какое искушение твой сын будет держать в руках? Что, если он пустит Дэмон в своё сердце? Я не говорю, что он захочет сделать это ради выгоды, часто на сделку идут из-за высоких и светлых побуждений.

– Надеюсь, что он устоит, я верю в его разум.

– Я тоже когда-то верил в свой разум. – Старик вздохнул. – Но разум замолкает, когда начинает говорить сердце.

Я внимательнее посмотрел на старика, пытаясь понять, что же изменила в нём Дэмон. Хозяин Замка понял меня без слов:

– Нет, мальчик, я не пускал Дэмон в себя, не настолько уж глуп. Впрочем, не мне хвастаться и мудростью. Я отдал ей свой дом и своё сердце. Да-да, не впуская в сердце, всё же отдал его ей. Я отказался от жизни, став её тюремщиком и её хранителем одновременно.

Старик замолчал, словно размышляя о чём-то или вспоминая. Тишина давила на нас со всех сторон, она, как Дэмон, силилась сказать о чём-то, но также не имела голоса.

– Руби вишню, – наконец обратился старик к моему отцу, – делай из неё лютню. Пусть она поёт в руках твоего мальца. Кто знает, может быть, он будет лучшим хранителем для Дэмон, чем им был ваш покорный слуга.

Я навсегда запомнил звук, с которым топор входил в дерево. Тот плач и вой, которые издавала проклятая вишня. Я смотрел, как падает искорёженный ствол, как осыпаются на землю вонючие цветы, и гадал, не будет ли лютня так же пахнуть разлагающейся плотью, как это дерево. Дэмон не появлялась. Должно быть, она затаилась в стволе вишни, как червяк в спелом яблоке. Вскоре мой отец создаст из этого ствола лютню и червь выползет наружу. Что он захочет тогда сожрать? Меня или сердца тех, кто услышит звучание проклятого инструмента? Мы уносили с собой вишню, но на самом деле выпускали Дэмон из стен Замка, который уже никого не пугал. Но ничего из этого я не решился сказать отцу.

Выйдя за ворота, я вдруг ощутил, что Замок умер. Серые стены его как-то сразу подряхлели, утратили силу, разлитое повсюду молчание перестало быть зловещим – теперь оно напоминало тишину кладбища. И вдруг я почувствовал страстное желание вернуться к старику. Перестав быть нужным Дэмон, он сделался лишним в этой истории. Хранитель выполнил своё предназначение, и она отпустила его. Сколько лет он служил ей? «Я воевал с эльфами», – сказал старик. Та война закончилась давным-давно. Теперь эльфы лишь изгои в дремучих лесах и рабы у богачей. Разве люди живут так долго? Что, если сейчас старик умирает в одиночестве?

– Нужно вернуться к хозяину Замка, – остановил я отца, ухватив его за рукав куртки.

Тот внимательно посмотрел на меня, стараясь прочесть мои мысли, и, похоже, ему это удалось.

– Сын, ты уже ничем не сможешь помочь.

– И всё же мне обязательно нужно вернуться к нему.

Отец вздохнул, прислонил к стене Замка свою ношу и кивнул:

– Иди, основное дело мы сделали, теперь можно не торопиться. У тебя всегда была привычка помогать больным и старым животным.

– Отец, он же человек.

– Какая разница, сын? Какая разница? Когда приходит пора, и для тех и для других важно, чтобы такой, как ты, оказался рядом.

Я заковылял назад как можно скорее. Вообще-то моё тело, несмотря на видимое уродство, никогда меня не подводило – только холодными зимними вечерами, когда по улицам носились белые гончие Холодной Госпожи, бывало, кости начинали ныть, – а так оно было довольно быстрым и служило мне исправно. Но сейчас казалось, что я двигаюсь слишком медленно, и чтобы добраться до комнаты хозяина Замка, понадобилась вечность. Словно я продирался сквозь само время, которое уходило от старика.

Хозяин Замка лежал на полу, примостившись между грудами хламья, и сам походил на старую ветошь. Я остановился, не в силах больше сделать и шага. Ещё никогда я не видел близко покойников: когда умерла мама, я был ещё слишком мал, чтобы что-то понимать. Теперь меня охватил ужас. Но лежавший на полу человек пошевелился. Я сделал несколько шагов вперёд и снова замер. Это был уже не старик. Точнее, это был не тот старик, которого мы оставили, унося вишню. Словно кто-то смёл с него слой старого, грязного снега, и из-под него, как первые цветы, проглянули благородные черты лица, внутренняя сила, дышавшая сквозь старческие морщины, и мудрость в каждом изгибе этих морщин. Изменился не только хозяин Замка, воздух в комнате стал чище.

– Я теперь другой? – спросил он меня, открыв глаза. И я удивился, настолько яркими и молодыми они были.

Во рту пересохло, и в ответ я смог лишь кивнуть.

– Это потому что Дэмон меня покинула. Теперь, Мир, я свободен. Мы с Замком свободны и можем уйти. Как же долго я ждал этого.

И я понял, что́ отобрала Дэмон у старика. Она забрала его человечность, теперь вновь вернув за ненадобностью.

– Когда она уходит, всегда возвращает украденное, – подтвердил старик мои мысли. – Я рад, что ты пришёл ко мне. Прости меня за все резкие слова, что я сказал тебе. Я очень об этом сожалею. Но это говорила моя боль. Ты не поверишь, но на свете мало по-настоящему злых людей, чаще всего люди делают зло из-за того, что им больно, словно пытаясь переложить свои страдания на другого. Но это никого не оправдывает, и меня тоже, прости…

– Ничего, – кивнул я. – Я привык. Могу я вам чем-то помочь?

– Можешь. Не перебивай и выслушай мою историю до конца. Я надеюсь, что мне хватит сил, чтобы рассказать её тебе. Ты должен знать правду. Потому что Дэмон теперь свободна. И я уверен, польстилась она не только на голос. Её привлёк ты, твоё уродство и твоё чистое сердце.

– Что вы знаете о моём сердце?

– Я не знаю, ведь я не Дэмон, но сдаётся мне, что, будь твоё сердце испорченным и озлобленным, ты бы не вернулся сюда. А уж Дэмон-то точно знает, чего ты стоишь. Будь осторожен, не пускай её в себя. Хотя я понимаю, что это почти невозможно. Смертные не могут тягаться с такими, как она. Когда-то это умели эльфы, но самые великие из них погибли от рук людей, а тот жалкий сброд, что остался, вряд ли помнит заклятия мудрых. Значит, надежда только на магов. Когда придёт время, обратись к ним, но будь осторожен, маги коварны, тщеславны и злы, лишь немногие из них сохранили в себе себя. Понимаешь, о чём я?

Я кивнул, хотя смысл слов старика был понятен мне лишь частично.

– Хорошо. А теперь я расскажу тебе, как Дэмон попала в этот Замок. Опущу истории о погубленных ею людях, сейчас не время для страшилок. Захочется узнать что-то подобное, сходи в ближайший трактир, но то, что там расскажут, и в сотой мере не будет так ужасно, как то, в чём я принимал пусть пассивное, но участие. Я же расскажу саму суть и буду надеяться, что мой рассказ поможет тебе не стать одной из её жертв. И ещё я льщу себя надеждой, что боги помилуют меня за то, что я помог тебе. Как думаешь, они слушают нас?

– Да, – согласился я, хотя мне почему-то была неприятна сама мысль, что за мной постоянно кто-то наблюдает.

– Итак, – начал свой рассказ старик, – я уже говорил, что участвовал в войне против эльфов. Это было очень давно, но я помню день, который изменил мою жизнь, так отчётливо, словно он был вчера. Я был ещё молод, мне едва исполнилось восемнадцать. Отец мой потерял все свои сбережения, вложив их в ненадёжное предприятие, и наша семья вынуждена была окунуться в нищету. Чтобы как-то помочь родным, я пошёл на войну. За кровь и смерть тогда платили немалые деньги. Своё жалованье я посылал домой. Жизнь моя после прихода на войну стала проста. Я был как тысячи других вояк рядом со мной, всё, что мне было нужно, давала война. Война одевала, кормила, а главное, не пытала меня мыслями о завтрашнем дне. Всё, что требовалось от меня взамен, – это всего-навсего не трусить.

В тот важный для нас день была решающая битва. Никогда мне не было так страшно, даже первый бой мерк рядом с этим днём, а уж тогда я натерпелся не мало. То, что творилось на поле боя, было форменным безумием. Нашу армию поддерживали маги. Одного из них я запомнил очень хорошо: он прятал лицо под низко опущенным капюшоном плаща. Я ещё подумал, что у него и вовсе нет лица, так как всё, что можно было рассмотреть, – это чернота, откуда иногда слышался голос. Маг подошёл ко мне перед битвой – просто постоял рядом, ничего не сказав, – но я счёл это плохим предзнаменованием. Думаю, что он уже тогда чувствовал, что меня ожидает нечто из ряда вон выходящее. И именно этот маг решил исход войны. Он поднимал наших павших воинов, превращая их в мерзких клыкастых тварей. Сейчас я содрогаюсь от мысли, что пришлось сражаться рядом с этими монстрами, но во время битвы такая помощь вдохновляла, пугая одновременно, – никто не хотел превратиться в подобного зверя. Этого боялись больше смерти.

Помню, я очнулся от боли, силясь вспомнить, что произошло, понять, насколько тяжело ранен, и не превратился ли уже в жуткую тварь.

«Рана пустячная, ты будешь жить», – услышал я рядом певучую речь и понял, что голос принадлежит эльфу. Он звучал как ручеёк, как далёкая песня, зовущая домой.

Я заёрзал в поисках оружия, как назло под рукой ничего не оказалось.

«Смерть уже рядом со мной, – услышал я вновь и повернулся на голос, – не стоит утруждать себя, мальчик».

То, что рядом со мной не просто эльф, а один из великих, я понял сразу, хотя эльфы не носят знаков отличия, да и вооружение у них у всех одинаковое. Ощущение силы, исходившее от раненого, говорило о многом. Видимо, эти мысли чётко проступили на моём лице, потому что эльф улыбнулся (от этого усилия изо рта у него вытекла капелька крови) и сказал:

«Ты прав, мальчик, я король».

«Это я вас…» – Я сел, борясь со слабостью.

«Нет. – Он вновь улыбнулся, и новая струйка крови испортила его красоту. – И я не в обиде на вас, людей. Просто время эльфов подошло к концу. Возродят ли былую славу мои потомки, мне этого знать не дано. Но это сейчас и не главное. Мальчик, я прошу тебя исполнить одну мою просьбу, ведь у людей есть обычай не отказывать умирающим».

«Если это будет в моих силах, ваше величество», – отозвался я, испуганно гадая, что же попросит у меня эльф.

Король сделал над собой усилие и сорвал с шеи небольшой кожаный мешочек:

«Возьми его. В этом мешочке хранится вишнёвая косточка. Когда ваши воины свалят все наши тела в одну общую могилу, она не должна оказаться в земле. Иначе произойдёт страшное».

«Почему нужно хранить её?» – спросил я лишь для того, чтобы приглушить видение, нарисованное мне эльфом.

«В этой косточке заключена Дэмон. Если косточка прорастёт – Дэмон получит свободу, небольшую свободу, но ей для начала будет достаточно. И этого нельзя допустить. Многие годы наша семья хранила вишнёвую косточку, оберегая мир от Дэмон. Теперь твоя очередь. Возьми её и, прошу тебя, сделай так, чтобы она не проросла. Запомни: она ни в коем случае не должна попасть в землю».

«Я сожгу её!» – пообещал я.

Эльф засмеялся, выплёвывая кровь:

«Если бы было можно, мы бы давно уничтожили её. Но ещё не родился на свет тот, кто победит Дэмон. Наше дело хранить косточку, пока не появится герой, способный обезвредить заключённое в ней зло. Всё, что тебе нужно, – это быть хранителем. Я отдам тебе свои драгоценности. Ты же знаешь, что взять украшения эльфа без его согласия невозможно. Люди срывают золото с наших тел, но оно превращается в кислоту, прожигая руки воров. Я же отдам тебе драгоценности сам, возьми, золото не обожжёт тебя. Живи в достатке, не ходи больше на войну. Помни, твоя цель – хранить этот мир».

«Что я ещё могу сделать для вас?» – спросил я, осторожно принимая два кольца и кожаный мешочек с вишнёвой косточкой.

«Отпусти меня. Не хочу гнить в земле. Я не смогу уйти, если меня не проводят».

«Как мне это сделать?»

«Просто скажи „отпускаю“».

«Отпускаю», – прошептал я.

Тело эльфа начало рассыпаться, превращаясь в разноцветных бабочек. Оно исчезало медленно, и всё это время он смотрел на меня. И знаешь, ни в чьих глазах я не видел такой благодарности и такого счастья. Затем король эльфов исчез, а над полем поднялось разноцветное крылатое облако.

Я смотрел на это чудо, забыв обо всём вокруг. Затем, превозмогая боль, встал и, пошатываясь, медленно побрёл по полю. Где-то вдали бой уже подходил к концу. Но меня это больше не волновало. Я вдруг выпал из настоящего, словно находясь в другой реальности. Теперь моим делом было отыскивать умирающих эльфов и отпускать их. В тот день над полем летало множество бабочек. Все погибшие в битве эльфы обрели покой. А я вдруг ощутил, как какая-то тяжесть упала с моей души, словно кто-то там, в вышине, простил меня за всё сотворённое зло.

Когда после битвы я попросил об отставке, это никого не удивило. Я был хоть и не сильно, но ранен. Да и война по сути уже закончилась. Мне, не скупясь, выплатили жалованье и с миром отпустили.

Но был ещё некто, кто хотел поговорить со мной. И это был Маг Без Лица.

«Ты ничего не хочешь мне сказать?» – спросил он меня.

«Нет», – ответил я, чувствуя, как по спине гадюкой прополз страх.

«Ну что ж, – усмехнулся маг, – я понимаю, почему эльф выбрал тебя. Таких благородных губошлёпов, как ты, надо ещё поискать. Королю повезло, хотя кто знает, может быть, это и не было везением», – добавил он задумчиво.

Отчётливо осознавая, что маг в курсе произошедшего, я всё равно продолжал молчать.

«Ну что ж, хорошо, – сказал безлицый, – раз ты не хочешь попросить меня о помощи, так и быть. Тогда позволь хотя бы купить те кольца, что отдал тебе эльф. Поверь, я назначу достойную цену. Ведь только я и знаю, чего они по-настоящему стоят».

Я достал украшения и передал их магу. Меня поразила рука, в которую я вложил золото эльфийского короля, – белая, тонкая, изящная, как у девушки. Но почему-то я подумал, что эти хрупкие на вид пальцы могут при желании раскрошить в пыль камень.

«Пусть кто-нибудь однажды так же отпустит тебя, – шепнул маг на прощание, отчего у меня едва не остановилось сердце. – Бабочки – это очень красиво. Но знаешь, что странно?»

«Нет», – прошептал я, едва шевеля губами, которые, казалось, потеряли чувствительность от холода.

«Твоей судьбой было умереть сегодня во время боя. Бой закончился, а судьба не изменилась. Правда, странно? Я чувствую, что ты умер». – Маг усмехнулся и пошёл прочь, а я всё стоял и думал, что же он хотел этим сказать.

За кольца маг заплатил не скупясь. Подозреваю, что никто больше не дал бы мне за золото эльфов такую высокую цену. Это были огромные деньги, я чуть не потерял голову, увидев их. Многие бравые воины по возвращении домой пускались во все тяжкие, прогуливая те сбережения и трофеи, что подарила им служба. Я же поступил иначе: вернул величие своей семье, купил себе этот Замок и зажил спокойно. Ноша в виде вишнёвого зёрнышка не тяготила меня. Через какое-то время я даже думать о ней позабыл. А потом встретил Эльзу.

Как тебе рассказать мальчик, что такое любовь? Можно описать что угодно: свет звёзд, запах весеннего луга, тишину гор, объятия моря, – но невозможно пересказать любовь. Однажды ты встретишь её и всё поймёшь сам. Или не встретишь, и тогда так и не узнаешь, чего лишён. Боги милостивы. Я признал свою любовь, как только увидел. В тот же момент понял, что эта девушка – моя судьба. Мне повезло, мои чувства были взаимны, – точнее говоря, не повезло. Если бы она меня отвергла, всё было бы иначе. Возможно, пережив столь сильную боль, я стал бы поэтом, но при этом не перестал быть хранителем. А окунувшись в счастье, я забыл о своём предназначении.

Я женился на Эльзе. Всё у нас было замечательно, вот только детей не было. Однажды утром, проснувшись в своей постели, я вдруг почувствовал, что чего-то не хватает, словно меня лишили какой-то части тела. Некоторое время я прислушивался к себе, а потом рука сама рванулась к шее. Мешочка с вишнёвой косточкой не было. Меня обуял настоящий ужас. Я перевернул постель, обыскал комнату и выскочил во двор, надеясь, что вот-вот увижу свою пропажу в целости и сохранности лежащей на земле. Могла же верёвочка, на которой висел мешочек, оборваться? Я так надеялся на это, что был готов поклясться, что так оно и есть. Но потом я увидел Эльзу с мешочком в руках. Тот был открыт.

«Дай мне его», – попросил я, протягивая вперёд руку, словно жена держала в своей ладони не кусок кожи, а змею, которая могла её ужалить.

«Прости меня, – заплакала Эльза, – я ходила к ведунье, чтобы узнать, почему у нас нет детей. И ведьма сказала, что причина в вещи, которую ты носишь на груди, и пока я не избавлюсь…»

«Что ты сделала с косточкой вишни?!» – (Впервые я кричал на жену.)

Её губы затряслись.

«Я выбросила её».

«Где?!»

«Здесь».

Я упал на колени и, как сумасшедший, начал осматривать землю сантиметр за сантиметром, но так ничего и не нашёл. Я понимал тщетность своих поисков, понимал, но не мог остановиться. Так я ползал до темноты и потом забылся тяжёлым сном. А утром увидел во внутреннем дворе своего Замка вишнёвое дерево, на котором уже созрели плоды. В тот момент это была ещё обычная вишня, почти обычная. Но она выросла за одну ночь. И рядом, под тенью вишни, лежала моя жена. Эльза была ещё жива. То, что она отравилась ягодами, я понял сразу. Её руки и губы были перепачканы соком, похожим на кровь.

«Прости, – успела сказать она мне, – я думала, вишни помогут…»

Больше она не произнесла ни слова. Я рубил ствол проклятого дерева мечом, пытался вырвать его из земли, палил огнём. Но ничего не помогало. Слуги в ужасе покинули Замок, решив, что я обезумел. И они были правы. Потом (уж не знаю, сколько прошло времени – месяц, полгода или год), когда я выдохся в своих тщетных попытках уничтожить вишню, появилась Дэмон, и у неё был облик моей Эльзы. И вот тогда я действительно сдался, позволив сладкому видению разъедать моё сердце. Хотя и знал, что это не Эльза, а её убийца.

– Но почему тогда отец смог срубить вишню? – подал я голос.

– Мальчик, всё просто: Дэмон сама захотела этого. И вот она вышла за пределы Замка. Остерегайся, Мир, Дэмон ничего не делает просто так. Знал бы ты, сколько людей погубила она. Они сами шли к ней. Все они верили, что, прочитав их сердца, Дэмон поможет им навсегда расстаться с ношей, которую они тащили в них. Приходили сюда и те, кто мечтал заполучить силу Дэмон. И все попадали под её власть. А я просто смотрел на это, даже не стараясь ей помешать. Но тебя я хочу спасти, может быть, потому, что у меня есть на это силы, и она необдуманно дала мне свободу. Не пускай её в своё сердце, Мир. Не пускай!!!

Я кивнул, но тогда был ещё слишком наивен, чтобы понять, каково это – не пускать кого-то в своё сердце.

– А теперь, – прошептал старик, – я тоже обращусь к тебе со своей последней просьбой, исполнишь?

Я кивнул.

– Зажги свечу и поставь её рядом со мной.

Я исполнил его желание.

– А теперь уходи. Я давно мечтал сжечь это место до… – Старик сделал глубокий вдох, захрипел, и я увидел, как остановились его глаза. Он не успел исполнить свою мечту.

Закрыв ему глаза, я прошептал:

– Отпускаю, – и, опрокинув свечу, бросился прочь. Огонь быстро нашёл себе пищу среди сваленных в кучи вещей.

Отец уже заждался меня и нетерпеливо мерил шагами землю.

– Я уж думал, что ты свалился на лестнице и свернул себе шею, – пробурчал он, увидев меня. Раньше он никогда не говорил со мной так грубо, но я не обратил на это внимания. Сейчас мои мысли были заняты другим. Я смотрел на снежных воронов, которые всё выше поднимались в небо, нарезая круги. Четыре огромные сильные птицы.

Огонь всё быстрее распространялся по Замку, вылизывая и уничтожая его секреты. Пламя очищало это место, вместе с тем скрывая навсегда его самые мрачные тайны. И искры, взметнувшиеся к сводам Замка, походили на огненных бабочек.