Отрывок № 32

Заглядываю нечаянно за ангар и вижу рядового Левшу. Стоит и плачет. В руках письмо. Подхожу.

— Что случилось?

Всхлипывает.

— Дай-ка, — отбираю листок, читаю. Странно. Хорошее письмо. В семье всё благополучно. Разве что скучают по Левше, даже какое-то домашнее животное — и то скучает.

Иду в каптёрку.

— Володь, — говорю. — Левша сегодня первый раз в караул заступает?

— Ну да…

— Не надо его ставить.

— Чего это? — ощетинивается старшина.

— Псих, — говорю. И рассказываю о том, что видел.

— А кого ставить?

— Меня.

— Не имею права. Ты только что из караула.

— Да нельзя ему оружия давать! Не помнишь, что в техническом было?

Не убедил. И мерещилось мне всю ночь нехорошее.

Две недели назад «шнурок» из технического дивизиона ночью в карауле вынул документы, положил на прицеп, убрал штык, зацепил карабин спуском за какой-то крючок и дёрнул на себя два раза (два!). Потом бежал к казарме, кричал «Мама!» и «Что я сделал!»

Пробежал где-то метров восемьдесят. Это с дважды простреленной грудью. Упал. Поднялся. Опять побежал. Подобрали. Приняли все меры. Бесполезно. Потерял громадное количество крови, лёгкое повреждено страшным образом, короче, умер на следующее утро…

Тьфу, зараза! Да провались он пропадом, этот Левша! Мне что, больше всех надо? Что я мог, то и сделал. Со старшиной вон поговорил…

Разозлился — и уснул.

Утром иду на позиции, по дороге высматриваю нашего пацана. Причём заранее чувствую: дёргался зря. Стрясись что-нибудь на посту, мы бы уже знали. Ну точно, вон он, фитиль, маячит с «саксаулом» возле третьего капонира. Рожица вроде вполне жизнерадостная.

— И как ты тут? — подойдя, нарушаю я Устав караульной службы.

— Да всё нормально… — застенчиво нарушает он в ответ.

Вот гад! Я из-за него ворочался, ночь не спал, а ему всё нормально!

Загрузка...