Четыре пальца

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Судья удобно устроился за письменным столом и довольно улыбнулся. Дело о контрабанде, которое доставило ему столько хлопот, казалось, близится к успешному разрешению, поскольку он не сомневался, что по этому вопросу Сэн Цю сказал чистую правду. Сразу же после допроса сестры Сэна судья намеревался отправить гонца к своему коллеге в Цзянбэй с сообщением, что Ляо, главарь банды из Южного Порта в его округе, замешан в неудачной переправке контрабанды. Тогда тамошний судья может отдать приказ об аресте этого молодчика и заставить его признаться, для кого предназначались контрабандные товары. В конечном счете получалось, что им вполне мог быть ростовщик Лэн. Лэн — отпетый негодяй, и именно он подходил на роль богатого человека, у которого есть большая лавка возле рынка.

Но вдруг улыбка сползла с его лица: хотя дело о контрабанде близилось к разрешению, но тайна смерти Дуань Моуцая была покрыта еще большим мраком, чем раньше. Он не верил, что Лэн замешан также и в этом. Очевидно, Дао Гань был прав, когда говорил, что Лэн по чистой случайности дважды столкнулся со всей этой ком-шей. Но какую роль сыграли в этом убийстве Сэн Цю и его сестра? Разумеется, их алиби не стоило и ломаного медяка, потому что отребье, приходящее в «Красный Карп» играть в кости, будет утверждать, что Сэн с сестрой весь вечер провели там, даже если их там никто вообще не видел. Судя по рассказу сына Лэна, более вероятным представлялось, что именно Сэн с сестрой отнесли труп в хижину дровосека. Впрочем, это еще не являлось доказательством того, что они же и совершили убийство.

За дверью послышались голоса. Дверь распахнулась, и Дао Гань пропустил в комнату пожилую тюремщицу и молодую девушку. Тюремщица собиралась уйти, но судья знаком указал ей на табурет в углу. Допрашивать девушку в отсутствие свидетельницы женского пола было бы неразумно. Судья строго посмотрел на девушку, и та метнула ему в ответ взгляд черных суровых очей. На ней были застиранные синие хлопчатобумажные куртка и штаны, а длинные, черные с отблеском волосы двумя хвостами, перехваченными красными тесемками, ниспадали на плечи. На загорелых щеках играл здоровый природный румянец, маленькие губки были алыми, словно вишни, а длинные брови изящно изгибались. На лице у нее не было следов ни пудры, ни румян; родинка у левого уголка рта придавала ей большую пикантность, чем самые утонченные косметические ухищрения опытной куртизанки перед грандиозной вечеринкой.

Пристально ее осмотрев, судья спокойно сказал:

— Нам нужна информация о господине Дуань Моуцае, сударыня. Вам известно, где мы можем его найти?

= Нет, — коротко ответила девушка. Она засунула хрупкие загорелые руки за соломенную веревку, выполняющую роль пояса, и сердито посмотрела на Дао Ганя, который стоял рядом с ней.

— Где вы встречали господина Дуаня? — спросил судья.

— Если вы полагаете, что вам удастся что-то от меня выведать, — задиристо выпалила она, — то вы заблуждаетесь.

Тюремщица уже направилась к ней, чтобы влепить оплеуху, но судья остановил ее поднятием ладони и спокойно произнес:

— Я бы вам посоветовал отвечать на мои вопросы. Вам известно, что вы предстали перед уездным правителем?

— Можете назначить мне сколько угодно ударов плетью, все равно я ничего не скажу!

— Пока и речи нет ни о каких наказаниях, — покоил ее Дао Гань. — Ты обвиняешься в бродяжничестве и нелегальной проституции. А за это полагается клеймо. На обе щеки.

Она мгновенно побледнела.

— Но не стоит по этому поводу расстраиваться! — бодро продолжал Дао Гань. — Если погуще намажешься белилами, это будет совсем незаметно. По крайней мере, не будет бросаться в глаза.

Девушка притихла, как мышь, и смотрела на судью широко раскрытыми глазами. Потом она пожала плечами и дерзко сказала:

— Но вы же ничего мне не можете сделать! Потому что я не поверю, что дядя Дуань меня мог очернить. Хоть он меня и бросил, но он добрейший человек!

Расскажи-ка сначала, где ты с ним познакомилась? — спросил судья Ди.

— Совершенно случайно. Примерно года полтора тому назад, когда мы слонялись по главному городу провинции. Я зашла в аптеку Дуаня, чтобы купить пластырь. Он стоял за прилавком и завел со мной беседу. Я сразу поняла, что ему приглянулась. Согласитесь, не каждый день насгоящий изысканный господин разговаривает со мной любезно, не предлагая прямиком, сами знаете, что я имею в виду. Он спросил, где мы остановились, и вечером появился с подарком для меня. Ну, с этого как-то все и началось. Разумеется, он уже далеко не юнец, и с моей стороны это было чистое проявление дружеских чувств, потому что он со мной так нежно обращался и вел такие милые беседы. Как вы можете догадаться, я не слишком этим избалована. Ну, так прошли неделя, две или три, и тут я сказала ему, что нам нужно двигаться дальше. Он хотел дать мне на прощанье целый слиток серебра, но я сказала: «Нет!» — потому что я не уличная девка, как бы того ни хотелось моему братцу, ленивому ублюдку! Вот и все.

И господин Дуань появился снова, когда вы уже были в Цзянбэе?

Да нет, намного раньше! Где-то через месяц сидим мы в Гуанъе в одном кабаке, и вдруг туда заходит Дуань. Знаете, что он сказал? Он заявил, что без меня места себе найти не может и что он хочет, чтобы я стала его Второй Супругой. За это он обещал моему брату кучу денег.

Она одернула куртку, пожала плечами и продолжала:

— Я сказала, что мне не нужно от него никаких денег, я предпочитаю свободу. Подумайте сами, целый день сидеть в четырех стенах, наблюдать за поварами и слугами и беспрестанно говорить Первой Супруге: «Да, госпожа!», «Нет, госпожа». Нет уж, благодарю! Мы можем оставаться только добрыми друзьями, сказала я ему. Тогда братец разъярился и двинул меня кулаком в лоб, но я стояла на своем. Дуань ушел довольно сердитым. Ну и я тоже рассердилась, потому что сразу после ухода Дуаня брат сказал: «Славно, все же старик оставил под столом пару медяков!» — и когда я по наивности забралась под стол и там застряла, этот мерзавец отлупил меня по заду бамбуковой палкой! Я потом целую неделю не могла сесть из-за боли. Но за это мой братец всю неделю получал на обед рис с песком.

Она злорадно ухмыльнулась и провела ладонью по лицу, потом спросила:

— Так на чем я остановилась? А, насчет Дуаня! Где-то через месяц, когда мы были уже в Цзянбэе, он снова появился и заявил, что продал лавку компаньону и теперь хочет присоединиться к нам. Мой брат согласился, но сказал, что быть нянькой за бесплатно он не собирается, а потому Дуань должен ему за это ежемесячно платить. Я сказала, что ничего этого делать не надо и лучше бы Дуаню где-то припрятать свои денежки, но он заявил, что должен как-то отрабатывать свою миску риса, а это уже его личное дело! Вот так мы и странствовали около года: дядя Дуань, мой брат, Чан и я.

Судья посмотрел на нее с недоверием.

— Я вполне могу допустить, — раздраженно произнес он, — что богатый человек может отказаться от всего, чтобы только быть к тебе поближе. Но чтобы преуспевающий купец, привыкший к столичной роскоши, а вдобавок еще отец семейства, целый год провел с вами в роли обычного бродяги, я вам, сударыня, не поверю!

— Смею вас заверить, что такая жизнь ему в самом деле пришлась по вкусу. Он не уставал повторять, что никогда в жизни не был так счастлив. Он был по уши сыт столичной жизнью! Дома жена постоянно устраивала сцены наложницам. Конечно, у нее были свои достоинства, но после двадцати лет супружеской жизни и от этого устаешь. Сыновья его уже женились и покинули дом, а если когда-то и появлялись, то только чтобы указать: «Это тебе нужно сделать так-то, а то — иначе» — да и лавка доставляла ему одни только хлопоты. По его словам, каждый вечер ему приходилось пьянствовать и участвовать в пирушках, отчего он и заработал язву. Ну а с нами он разом избавился от своей болезни. Никогда даже не жаловался на свой желудок. А Чан научил его ловить рыбу, и дяде Дуаню это страшно понравилось. Стоило Чану сказать: «Дядюшка, судя по всему, сегодня будет хороший клев», как его уже никакими силами было не удержать на месте.

А у господина Дуаня всегда было при себе много денег? — прервал ее судья.

Откуда? В том, что касалось меня, он был чистым простофилей, но во всем остальном — это весьма практичный человек! Он тщательно следил за тем, чтобы иметь при себе не больше горсти медяков. Но всякий раз, когда мы оказывались в каком-то городе, он отправлялся в серебряную лавку и заполнял какие-то бумаги. За это он получал уйму денег, которые отдавал на сохранение кому-нибудь из своих коллег по аптечному делу. В случае, если ему срочно требовались деньги, как это было, когда он решил нас выкупить, он мог сразу их получить. И я не преувеличиваю. Это была куча денег! Только позавчера я видела, как он отдал на хранение в одну аптеку возле большого рынка целых пять слитков золота! Можете себе представить? Я даже не предполагала, что у кого-то может быть сразу столько денег. Впрочем, я всегда говорила…

А что именно произошло вчера вечером? — оборвал ее судья.

Вчера вечером? Дядя Дуань с нами распрощался. Всему есть свой предел. Я прекрасно понимаю, что он уже был сыт по горло. Одно мне только не ясно: зачем ему потребовалось меня дурачить? Еще вчера днем он уверял меня, что намеревается окончательно к нам присоединиться. Мне-то зачем надо было лгать? Разве не мог он просто сказать, что между нами все кончено? Я бы ответила ему: что прошло — то про шло, а теперь прощай! Молодая девушка вроде меня вполне может обойтись и без дяди.

Не сомневаюсь, — проворчал судья. Он достал из рукава перстень и выложил его на стол. Указывая на него пальцем, он спросил: — Если ты на самом деле ничего не принимала от господина Дуаня, почему же ты пыталась заложить это кольцо?

Я и не собиралась его закладывать. Эта штучка мне понравилась, и дядя Дуань позволил мне ее поносить. Когда мы случайно оказались возле ростовщической лавки, я сказала Дуаню: «Узнаю-ка я, сколько это стоит». И тут этот толстый ростовщик ухватил меня за рукав и принялся шептать мне на ухо всякие мерзости, после чего я в ярости выскочила из лавки. Наверное, это был для меня несчастливый день, потому что не успела я выйти за дверь, как какой-то верзила схватил меня за руку и заявил, что я должна стать его девушкой. Неприятное совпадение! У меня даже челюсть отвисла. К счастью, дядя Дуань сразу же остановил его, сказав: «Оставь, эта девушка со мной!» И тут мой брат скинул его руку с моего плеча и оттолкнул его. Все мужики одинаковы: они думают, что такую, как я, достаточно только поманить пальцем. Хотите верьте, хотите нет, но такие, как дяди Дуань, встречаются раз в сто лет.

— Но не ушел же господин Дуань вчера вечером просто так? Он, очевидно, сказал, куда направляется?

— Я тоже его об этом спросила, но он, видимо, не хотел в этом признаваться. Он только загадочно усмехнулся и сказал, что для меня это будет приятная неожиданность. Он сказал, что вначале отправляется к какому-то приятелю перекусить. И я, дура, этому поверила! Нет, это свинство со стороны дяди Дуаня, никогда от него такого не ожидала!

Судья некоторое время молча смотрел на нее, потом произнес:

— Вчера вечером господин Дуань был убит.

Она вскочила:

— Что вы говорите? Дядя Дуань убит? Кто это сделал?

— Я полагаю, что тебе известен ответ на этот вопрoc, — холодно заметил судья Ди.

— Мне?

— Да, тебе. Поскольку именно ты вчера бы с братом, когда он нес тело Дуаня в хижину дровосека в лесу.

Она ошеломленно уставилась на судью:

— В хижину? В лесу? Что вы имеете в виду? Вчера вечером я не выходила из города. Мы весь вечер провели в «Красном Карпе». Дядя Дуань убит! — Она метнула на судью взгляд и спросила: — Где вы его обнаружили?

— Ты прекрасно знаешь где. В хижине дровосека в лесу, на горном склоне.

Она стукнула кулачком по столу и со сверкающим взором воскликнула:

— Это дело рук Пекаря! Наверняка Пекарь послал своих бандитов, чтобы заманить дядю Дуаня в лес… Подлец, мерзкий, трусливый подлец! — Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Судья Ди подождал, пока девушка немного пришла в себя, и спросил:

— А когда господин Дуань к вам присоединился, он тоже отрубил себе кончик мизинца?

Она усмехнулась сквозь слезы:

— Нет, он очень хотел это сделать, но никак не мог решиться. Раз десять он за это принимался, стоял с ножом в правой руке, а я считала: раз, два, три… но ни разу до этого дело не дошло!

Судья Ди понимающе кивнул. Он задумался, медленно поглаживая бакенбарды. Потом покачал головой и взялся за кисть. Написав что-то на листе бумаги, он сложил его пополам, вместе с большой красной визитной карточкой. Потом откинулся на спинку стула и хлопнул в ладоши. Когда появился судейский чиновник, судья передал ему лист бумаги со словами:

— Немедленно передай это начальнику стражи!

Потом он задумчиво посмотрел на девушку и спросил:

— А у тебя есть какой-то постоянный дружок?

— Есть. Молодой моряк в Цзянбэе. Очень славный парень. Он хочет на мне жениться, но я дала ему год сроку. Я думала, что к тому времени дяде Дуаню все это надоест, а мой приятель надеется, что тогда у него уже будет собственное судно. И тогда мы собирались заняться перевозкой грузов по реке — а это довольно прибыльное дело! — Вдруг она посмотрела на судью и испуганно спросила: — Но что теперь со мной будет? Вы что, действительно поставите мне клеймо, как утверждал этот недокормыш?

— Нет, этого не случится. Но какое-то время тебе придется провести в заключении. Тебе известно, что свободы иногда бывает слишком много?

Судья подал знак тюремщице и сказал:

— Отведите госпожу Сэн в камеру.