Чисто компьютерное убийство

Глава 6 ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

У гарнизонного начальства, судя по расслабленной позе, по тому, как оно держало сигарету и каким тоном поприветствовало Паламарчука и предложило сесть, настроение было благодушное.

— Проходи, садись, Василий Аполлинарьевич. Вот сюда, поближе. Ну, как твои дела с бронежилетами?

Паламарчук, слегка удивленный столь поздним, на его взгляд, вниманием к этому делу, подробно рассказал обо всем, что успел проделать, и о том, что собирался предпринять в ближайшем будущем. Прокурор вроде бы проявил интерес к той чертовщине, которая сопровождала обстоятельства гибели капитана первого ранга.

— Да, дело, видать, интересное! Но официально в качестве причины смерти уже зафиксировано кровоизлияние в мозг. Вот так, Паламарчук. И у нас нет сейчас возможности тратить время и силы на дальнейший поиск этой черной кошки в этой черной комнате. Хотя то, что ее там нет, я бы, как, чувствую, и ты, категорически утверждать не стал. Но тут вот караульный сбежал с поста, и автомат прихватил с собой. Правда, его уже задержали. Все обошлось без стрельбы, да он и не сопротивлялся. Накрыли его у знакомой женщины. Спал без задних ног после любви с водкой. А автомат спрятал под матрацем. Но, в общем, надо бы разобраться с этим инцидентом и решить вопрос о наказании. Вот ты и разберись. Дело плевое, так что, если выкроишь себе денек-другой, можешь параллельно продолжить свою мистику и поискать этих чертей из Бронежилетного переулка.

Следователь был доволен таким поворотом событий. Быстро установив причины бегства солдата с поста, Паламарчук растянул выполнение формальных процедур на несколько дней, и таким образом выкроил время для того, чтобы подумать и поработать над делом о гибели Гаврилова.

Он вновь решил обратиться к тому, чем занимался капитан первого ранга перед своей гибелью, и копнул глубже. С разрешения вышестоящего начальства еще раз встретился с немногословным представителем того военного НИИ, и не только с ним одним. Повторно поговорил со многими компьютерщиками, с руководством части и с другими, знавшими погибшего, сотрудниками с целью уточнения того, чем, какими проблемами занимался в последнее время Гаврилов, что он собой представлял в чисто человеческом плане.

В результате следователь установил, что как человек Сергей Ильич был, в целом, симпатичной личностью, простым в обращении с коллегами и не высокомерен в отношении подчиненных. У него был очень широкий круг знакомых не только в Петербурге, но и в Москве, а также в других городах, потому что туда простирались его научные интересы. Правда, некоторые из опрашиваемых Паламарчуком людей смутно намекали на то, что он был карьеристом, мог брать подношения за научные отзывы и рецензии. Попадались и ревнивцы, напрямую обвинявшие Гаврилова в излишней любвеобильности. Но все эти высвеченные сослуживцами человеческие достоинства и недостатки имели чисто житейский характер и не проливали пока свет на возможные причины возможной насильственной смерти.

И все-таки в результате этих опросов и бесед следователь установил, что в научном плане Гаврилов изобрел какой-то способ защиты с помощью звука. Но когда он этим занимался, и в чем суть этого изобретения, никто толком сказать не мог. Паламарчук вспомнил, что в материалах, присланных ему в свое время академиком Жуй-Жевайло, была одна работа, то ли статья, то ли отчет, где речь вроде бы шла о таинственных особенностях какого-то звука. Тогда у него не дошли руки прочесть ее, зато сейчас он с ней внимательно ознакомился. Речь шла о случае таинственной гибели экипажа судна где-то в Индийском океане, в материале предлагалась научно обоснованная версия, объясняющая подобные явления. Описанный в статье случай очень уж походил на то, что случилось в Бронежилетном переулке. И Василию Аполлинарьевичу стало все это не просто очень-очень интересно, а он понял, что направление исследований, которые проводил Гаврилов, и само изобретение могли представлять интерес для очень многих.

Чтобы разобраться во всем этом, нужен был хотя бы минимум специальных знаний, которых у следователя, естественно, не было, и Василий Аполлинарьевич решил обратиться за помощью к академику Жуй-Жевайло. Дело в том, что авторское свидетельство на изобретение, содержание которого признано не подлежащим разглашению, выдается так, что там указан только номер заявки, по которой оно выдано, а само описание отсутствует. Его можно найти только в секретных архивах Центра патентной экспертизы.

Арсенид Иванович живо воспринял просьбу следователя, уточнил параметры интересующего вопроса: когда, кем, по какому научному направлению сделана заявка, и обещал помочь. Спустя несколько дней через своих подопечных по закрытым каналам Жуй-Жевайло раскопал секретную заявку и популярно объяснил ее содержание.

— Это чрезвычайно интересная идея, — не удержался он от комментария, — но так же и чрезвычайно опасная! Если бы ее удалось воплотить в жизнь, военный мир перевернулся бы в совершенно другую плоскость. По существу военная машина получила бы способ уничтожения или более мягкого обезвреживания всего живого, с сохранением при этом всего неживого. Ну, там, зданий, инфраструктуры, памятников старины, произведений искусства и тому подобного творческого человеческого наследия. Нечто похожее говорили в связи с изобретением нейтронной бомбы, помните? Колоссальная польза и вред в одном изобретении!

— М-да! — забарабанил пальцами по столу Василий Аполлинарьевич, околдованный страстной речью академика. — Значит, вы полагаете, этот, как его там, инфразвук, мог стать причиной гибели капитана? Но откуда он мог там взяться? Ни землетрясений, ни штормов, ни даже магнитных бурь в это время в этом и в прилегающих регионах не было! Я все тщательно проверил.

— Что вы говорите? — занятый своими глобальными мыслями, переспросил Арсенид Иванович. — Ах, каковы, так сказать, источники этой энергии? В той заявке предлагалось в качестве генератора энергии использовать энергию текущей по коммунальным трубам под давлением воды. Но это одна сторона дела. Важен и сам преобразователь этой энергии в тот вид волновой энергии, которая в данной ситуации требуется по биофизическим параметрам. — Академик увлекся идеей, забыл и про собеседника, и про все на свете. Говорят, в этом и сила истинных корифеев науки и искусства, что они могут на чем-то сосредоточиться в такой степени, что не замечают ничего вокруг. Поэтому рассеянность профессоров и стала предметом различных шуток и анекдотов. — Ах, да! — встрепенулся он, — я же вам не все успел сказать про эту заявку! Вот вы заговорили про то, что этот инфразвук необходимо откуда-то извлечь, как-то его сформировать. Оказывается, на этот вопрос тоже есть ответ. Вернее, пока только попытка ответа, к сожалению, неудачная.

Мои молодые коллеги, которые по моему заданию, а, стало быть, по вашей просьбе, занимались раскопками по этой заявке в московских архивах в бывшем ВНИИГПЭ — это Всесоюзный научно-исследовательский институт патентной экспертизы, — установили следующее. Еще до того, как было выдано свидетельство вашему Гаврилову, нечто похожее уже предлагалось неким, — Арсенид Иванович заглянул в блокнотик и, близоруко щурясь, прочитал: — неким Александровым Юрием Борисовичем. Заявка была наша, из Питера, — с оттенком гордости произнес академик. — Так вот, она не была признана изобретением на том основании, что изложенная в ней идея показалась экспертам неосуществимой. По-видимому, эксперты подметили в ней то, о чем мы с вами только что говорили. Нет таких преобразователей, которые бы позволяли перевоплощать другие виды энергии в звуковую.

— Позвольте, — не постеснявшись своих только лишь школьных знаний по физике, не выдержал следователь, — но природа же как-то осуществляет эти преобразования? Я так понял, когда прочел переданную вами статью о гибели экипажа на морском судне. Если что-то есть в природе, почему бы это не повторить искусственно?

— Ну, не все, что создает природа, может искусственно воплотить и человек. Взять хотя бы ту же живую клетку. Или еще проще — золото, например. Но не будем отвлекаться от темы на эту вечную и пока безрезультатную дискуссию, — вернул разговор в прежнее русло Жуй-Жевайло.

— Да, вы заговорили о том, что из Питера некто Александров подавал заявку на аналогичную тему, и она была отклонена по причине технической неосуществимости, — напомнил Паламарчук.

— Так вот, я не перестаю удивляться, насколько наша необъятная Россия полна талантами, и как все взаимосвязано, так сказать, взаимно обусловлено! Представляете, дорогой Василий Аполлинарьевич, из небольшого городка на Урале, Серовска, поступает заявка от частного лица, в которой развивается та же идея, но предлагается именно недостающее звено в этой интересной цепи. А конкретно — предлагается делать это преобразование, о котором мы сейчас с вами говорим, с помощью компьютера. Невероятно, как говорится, но факт! Компьютер в своих звуковых колонках создает первоначальный зародыш звука, сам же с помощью предлагаемой автором заявки программы преобразует его путем настройки в резонанс с окружающими элементами конструкции. Как корпус гитары служит резонатором для извлекаемого из струны звука, так и тут. Только здесь все масштабнее, и потому мощнее. Но меня больше всего потрясло не то, что какой-то самородок додумался до этого. Удивительно, что у нас аукнулось в одном месте, в Питере, а откликнулось в другом, за тысячи километров. А вы говорите — секреты. Вот вам и вся наша секретность!

— Так что же сталось с этой заявкой? — заинтересованно спросил Паламарчук. За свою следовательскую карьеру ему приходилось много раз сталкиваться с различными невероятными совпадениями, и всегда в результате за ними скрывались тщательно замаскированные преднамеренные действия. Иногда злонамеренные, а бывали и с добрыми намерениями. Поэтому, как только речь заходила о совпадениях, следователь вставал «в стойку» и в первую очередь выяснял, а нет ли тут случайного «рояля в кустах».

— Ну, заявка, как это бывает в подобных случаях, была составлена неграмотно, представленная автором программа оказалась неработоспособной. А потому заключение по ней отрицательное.

— А кто, интересно, давал заключение, и кто проводил апробацию программы, вам не удалось установить? — Паламарчук уже действовал автоматически как стрелок по летящим тарелочкам, мелькнуло что-то — стреляй навскидку, раздумывать некогда.

Раздумывать он начал потом, когда на следующий день академик попросил следователя заехать к нему, и там сообщил, какое учреждение давало отрицательный отзыв. Это был военный НИИ № 7. В/ч 755605. Вот те раз!

— Чрезмерно вам благодарен, дорогой Арсенид Иванович! — с трудом сдерживая свою крайнюю взволнованность, поблагодарил академика Паламарчук. — Надеюсь, ваши сведения мне пригодятся. Спасибо вам еще раз за все! И разрешите откланяться.

— Всегда рад! Всегда рад! И надеюсь, это не последняя наша встреча.

Теперь Паламарчуку предстояло официально запросить все эти сведения, оформить их в виде документов, справок, заключений и приобщить к делу. И он быстро и скрупулезно это проделал, предварительно подробно проинформировав свое начальство и получив добро на дальнейшие официальные действия. А далее он планировал разыскать в Питере Александрова. Проблем тут не предвиделось — все данные о нем содержались в архивных документах по отвергнутой заявке. После этого нужно было еще раз побывать в НИИ, проверить и разобраться в процедуре подготовки отзывов вообще, и на эту заявку — в частности. И последнее, что у него значилось в ряду первоочередных мероприятий — связаться с автором заявки из Серовска по указанному в архивных документах адресу. Дальнейшие шаги определятся по итогам выполнения этого плана.

Итак, вскоре в секретном отделе военной прокуратуры уже лежали все копии документов, связанных с прохождением заявок из Петербурга и Серовска через официальные инстанции. Тех, которые были отвергнуты. А заявка с авторством С. И. Гаврилова и так у него имелась.

Василий Аполлинарьевич мог теперь хоть что-то анализировать, сравнивать, сопоставлять не спеша. И первое, что ему пришло на ум — это сделать сравнительную экспертизу двух заявок, присланных из Серовска от автора Барабашкина Ю. А. и из Петербурга от Александрова Ю. Б. Эксперт-лингвист, сравнив копии двух заявок, сказал:

— И к бабке нечего ходить! Стилистика обеих заявок одинакова. Они составлены одним и тем же лицом. Вот, смотрите, — и он продемонстрировал Паламарчуку характерные обороты, словосочетания и даже погрешности в расстановке знаков препинания.

— Но ведь такие заявки пишутся, насколько я понимаю, казенным языком, по шаблону, поэтому сходство стилистики можно объяснить и этим, — попробовал возразить эксперту Паламарчук. Но тот подтвердил свое мнение характерными грамматическими ошибками, одинаково повторяющимися в обоих документах, и окончательно убедил следователя в справедливости своего вывода.

Итак, обе эти заявки составлены одним лицом, которое одновременно проживает в городе Санкт-Петербурге под фамилией Александров Ю. Б. и в уральском городке Серовске под фамилией Барабашкин Ю. А. «Что из этого следует?» — стал думать Василий Аполлинарьевич. И придумал: надо эти два лица соединить в одно. Воплощать в жизнь этот глубокомысленный замысел он решил со знакомства с Александровым Юрием Борисовичем.

Найти Александрова действительно оказалось легко. Если верить телефонному списку, то Александровых в Питере не больше трех-пяти тысяч. А уж по указанному в заявочных документах адресу и всего проживал один — единственный Александров. Причем именно Юрий Борисович. Все сошлось как в бухгалтерском балансе.

Паламарчук сначала раздумывал, как лучше ему организовать встречу с этим Юрием Борисовичем: прийти к нему домой, предварительно позвонив, или вызвать повесткой в прокуратуру. Остановился на самом, по его мнению, простом и действенном — пришел к Александрову прямо на работу. В середине рабочего дня, в обеденный перерыв, Юрия вызвали к инспектору по режиму, и там Паламарчук, представившись чиновником госнадзора за прохождением секретной документации, задал ему ряд вопросов. Протокола пока не велось, и Юрий не проявлял признаков нервозности.

— Александров Юрий Борисович, я правильно вас называю? — спросил «чиновник госнадзора».

— Да, правильно. Именно так меня зовут.

— Вы отправляли в Центр патентной экспертизы заявку на изобретение… — Паламарчук зачитал с бумажки название первой отвергнутой заявки Александрова на способ защиты территории с помощью инфразвука.

— Да, конечно, отправлял. И не только заявку, но и в последующем неоднократно возражения и апелляции по поводу необоснованного, на мой взгляд, отказа в выдаче авторского свидетельства.

— Какие еще действия, кроме официальной апелляции, вы предпринимали для доказательства своей правоты?

— О! Я не раз ездил в Центр патентной экспертизы в Москву, встречался с экспертами, пытался объяснить им мою позицию. Но они ссылались на заключение головной по этому научному направлению организации и не принимали в расчет мои доводы.

— Какие-нибудь еще меры вы предпринимали в свою защиту?

— Да. Я узнал, что головной организацией, поставившей заслон моему изобретению, был питерский НИИ № 7, и решил лично поговорить с подписавшим отрицательный отзыв доктором технических наук Гавриловым Сергеем Ильичом. Изложить свои аргументы и подискутировать с ним, поскольку приведенные в отзыве доводы, послужившие причиной отказа в регистрации изобретения, были, на мой взгляд, совершенно не убедительны. Я и сейчас так считаю и не скрываю этого ни от кого. — Александров заметно напрягся и спросил: — А что, в функции чиновника по гос-надзору за прохождением секретных документов разве входит разбирательство в сути и содержании этих документов? Я не первый год имею допуск соответствующей формы к секретным документам, но с таким контролем, как вы проводите, сталкиваюсь впервые. Может, объясните, в чем дело?

Василию Аполлинарьевичу даже понравилось, как огрызнулся этот зубастый, и, по всему видно, толковый старший инженер (всего-то!) аналитического отдела перспективных разработок. И он решил «не крутить» с Александровым, а, насколько возможно, говорить начистоту.

— Видите ли, Юрий Борисович, я действительно никакой не чиновник госнадзора. Прошу меня извинить за этот бал-маскарад, но я — следователь военной прокуратуры и занимаюсь расследованием причин смерти как раз того капитана первого ранга, доктора технических наук Гаврилова Сергея Ильича, о котором вы только что упомянули. И мнение по этому вопросу всех, кто с ним сталкивался, особенно в конфликтных, как у вас с ним, ситуациях, мы выясняем. Еще раз каюсь, прошу меня извинить и ответить на несколько вопросов.

— Маскарад был действительно ни к чему, а на ваши вопросы я и так бы ответил. По именно этому делу я знаю только то, что Гаврилов скончался скоропостижно в своем рабочем кабинете то ли от сердечного приступа, то ли от инсульта. И это все.

— Хорошо. Тогда расскажите вкратце, чем закончился ваш визит к Гаврилову.

Юрий рассказал, что визит, в общем, закончился ничем, если не считать того, что на следующее после этого визита утро пришлось отпаиваться пивом для снятия похмельного синдрома.

— Как же так, вас что, насильно напоили?

— Да нет, конечно, как говорится, за компанию. Но дело в том, что этот Гаврилов, мне показалось, нарочно подстроил так, чтобы уйти от прямого разговора со мной. Более того, он притащил меня на их «мальчишник», тоже не понятно для чего. Обещал поговорить там со мной по моему вопросу, а на деле все получилось так, что он прилюдно как бы заявил о своем приоритете в этой области. И этим все закончилось.

— А что значит, вы сказали: «О приоритете в этой области»? Он что, тоже заявил свои изобретения?

— Да в том то и дело, что он только намекнул на свои закрытые научные отчеты. И дал понять, что они мало кому известны именно по причине секретности.

— Может, я что-то не так понимаю в этой вашей секретной научной казуистике, — прикрываясь простотой как щитом, хитрил следователь, — но ведь у Гаврилова действительно есть зарегистрированное изобретение в этом направлении. Что вы на это скажете?

— Я скажу, что вы хорошо покопались в этом деле, и не такой уж простачок, каким пытаетесь казаться.

— Благодарю за комплимент! И все же…

— Да вы и без меня уже наверняка заметили, раз копнули и мои, и гавриловские заявочные бумаги. Гаврилов зарегистрировал свое изобретение чуть ли не годом позже того, как была подана моя заявка. Приоритет здесь считается со дня подачи заявки, поэтому, будь моя заявка одобрена, он принадлежал бы мне.

— А то, что его результаты зафиксированы в закрытых отчетах, не дает приоритета?

— Об этом можно было бы говорить, если бы такие отчеты существовали в природе. Но их нет! Нет — и все тут! Я тоже не первый год замужем за секретной наукой, и раз уж утверждаю, что их нет, значит, все тщательно проверил.

— Но это ваше утверждение равносильно утверждению о том, что Гаврилов воспользовался теми данными, которые содержались в вашей отвергнутой заявке, для подачи их в качестве своего изобретения! Короче, попросту украл вашу, как теперь говорят, интеллектуальную собственность. Вы это хотели сказать?

— Хотел, может, и я, а сказали вы. И думаю, что вы правы! Более того, когда мне удалось посмотреть описательную часть заявки Гаврилова (да-да, не удивляйтесь, у нас и такие возможности есть), я обнаружил там целые фрагменты текста с моей характерной стилистикой. Хотя кое-что перефразировано, переставлено, но шило из мешка торчит на все острие.

— А совпадения вы исключаете? Ведь они бывают, согласитесь.

— Вы сами не верите в то, что говорите. Есть признаки, в которых совпадения невозможны, иначе бы все ваши экспертизы по папиллярным узорам, графологические, иридодиагностика и прочие пришлось бы выбросить на свалку.

«Ну, про экспертизы и стилистику мы еще поговорим. Тут вы сами себе выкопали яму», — подумал следователь, а вслух продолжил:

— Итак, у вас есть основание полагать, что Гаврилов украл у вас идею изобретения, будем называть вещи своими именами, и выдал ее за свою.

— Думаю, что так и было, — без недомолвок согласился Юрий.

— И у вас, как у всякого нормального человека, должна была возникнуть мысль о восстановлении справедливости. Это, согласитесь, естественная реакция. И что же вы предприняли в такой ситуации?

Александров давно понял, куда клонит этот простоватый с виду следователь военной прокуратуры, и решил немного поиздеваться над ним:

— А что бы вы предприняли на моем месте? Вызвали бы его в коридор, отвели в сторонку и сказали: «Как вам не стыдно?» А он бы покраснел до корней волос и извинился, мол, «Ой! Я больше не буду». Или вызвали бы его на дуэль и получили заряд в собственный живот — мол, пусть теперь он всю жизнь корчится в муках совести? Нет, уважаемый гражданин следователь. Я сделал по-другому — нанял киллеров и шлепнул его. Вы ведь к этому клоните?

— А в вас есть изюминка. Колорит какой-то особый, — нисколько не обижаясь на Александрова, произнес Паламарчук. — И все же вы не ответили на мой вопрос.

— Если вы подметили во мне изюминку, то это заблуждение. Во мне целый мешок изюму, могу поделиться, А что касается ответа на ваш вопрос, то скажу так: мне казалось, его и убить мало, простите за откровенность. На земном шарике только немного чище бы стало. Но я его не убивал.

— Ну, ладно. Вернемся тогда к вопросу об экспертизах, которых, как я понял, вы не отвергаете, так?

— К чему вы это?

— К тому, что экспертиза установила авторство еще одной заявки, о которой мы пока не говорили. Ее прислал из Серовска некий гражданин Барабашкин Ю. А. Так вот, этот Барабашкин не только взял на вооружение вашу тактику, ваши результаты, ваш стиль и даже пунктуационные и грамматические ошибки. Экспертиза говорит, что у заявок, подписанных вами и Барабашкиным, один автор. И автор этот — вы!

— Что вы говорите! Это такая новость для меня! Может, вы поведаете и о том, каков результат рассмотрения заявки этого Барабашкина? — Юрий продолжал играть со следователем. Видимо, он чувствовал свою стопроцентную неуязвимость и мог себе позволить игру с огнем. — Может, вы мне скажете, что изобретение, подписанное Барабашкиным, так же как и предшествующее, подписанное мной, тоже отвергнуто? И тоже на основании отрицательного заключения, данного неким научным светилом С. И. Гавриловым? Впрочем, когда вы мне об этом сообщите, я не знаю, потому что сейчас мой обеденный перерыв закончился. Если я вам еще нужен, а думаю, что нужен, то вызывайте меня по всем правилам. Все равно без протокола нам не обойтись. Ведь так, гражданин следователь? Я правильно употребляю терминологию?

— Вы все употребляете правильно, — сделав ударение на слове «все», ответил Паламарчук. — И об отрицательном результате вашей же заявки, посланной якобы из Серовска, тоже намекаете правильно, и, думается, неспроста. А повестку я вам обязательно пришлю, по всем правилам.

За те три дня, которые поместились между этими разговорами и появлением Александрова в прокуратуре по повестке, следователь сделал все возможное, чтобы докопаться до истины и понять, где собака зарыта. Он уже нисколько не сомневался, что смерть Гаврилова как-то связана с тем, что тот похитил и воспользовался чужими изобретениями. Но как? Ему выделили в помощь трех лучших спецов — компьютерщиков, и они буквально файл за файлом перерыли содержимое компьютерной памяти. И молодой старлей, из тех, что консультировали Василия Аполлинарьевича при первом его знакомстве с обстоятельствами дела, нашел-таки какие-то фрагменты неизвестной программы. Он доложил об этом следователю, пояснив, что его внимание привлекли некоторые сохранившиеся комментарии, в которых фигурировали термины «infrazvuk» и, в русскоязычном написании, «ОСПА». Но что это была за программа и каков смысл и назначение этих терминов, установить невозможно. Про программу по некоторым признакам еще можно предположить, что это могла быть самонастраиваемая программа управления каким-то процессом оптимизации. Причем в ней задействованы и каналы управления звуком, да и колонки действительно были подключены. Но это все, что смогли установить спецы-компьютерщики, большего они были не в состоянии сделать.

Теперь у Паламарчука появилась хоть какая-то, пусть и микроскопическая зацепка, есть с чего начать разговор с Александровым. Тот пришел в назначенное время и с лицом, ничего не выражающим кроме скуки, уселся на предложенный стул напротив следователя. После обязательных протокольных вопросов, касающихся личности и паспортных данных свидетеля, следователь еще раз попросил повторить все, что Александров говорил при первом неофициальном разговоре, чтобы протокольно зафиксировать эти сведения. Затем спросил:

— Вы признаете, что вторую заявку, посланную из Серовска, написали вы и подписались вымышленным именем Барабашкин Ю. А.?

— Да, ее написал я и подписался вымышленным именем Барабашкин Ю. А.

— С какой целью вы скрыли свое подлинное?

— Дело в том, что доктор технических наук Гаврилов С. И., осуществляя экспертизу моей первой заявки и дав на нее отрицательный отзыв, в то же время воспользовался ее материалами. Через некоторое время в закрытом научном журнале он опубликовал статью, в основу которой и легли эти похищенные материалы.

— Постойте, но вы в первом нашем разговоре не упоминали об этой статье. Мы говорили о закрытых научно-технических отчетах, которых не было, и о появившемся изобретении якобы Гаврилова. Чем вы можете доказать, что эта статья после вашего разговора с ним действительно была?

— А что тут доказывать? Пожалуйста: «Морской вестник», серия «К», № 6. А то, что основа этой статьи содрана с моей заявки, легко установить, если положить рядом оба эти материала. Кстати, таким же образом можно установить и то, какой материал был опубликован первым. Мой был заявлен чуть ли не на год раньше.

— И после этого вы встретились с Гавриловым на предмет научной дискуссии по поводу вашей заявки?

— Нет. Мы с ним встретились после того, как по его заключению мое изобретение было отклонено, но до того, как появилась его статья в «Морском вестнике». Тогда, во время той встречи, он только вскользь упоминал о том, что у него есть закрытые научно-технические отчеты по этой теме. Но это была ложь, таких отчетов не существовало.

— О чем же тогда был у вас разговор с Гавриловым?

— Да, в общем, ни о чем. Он сказал как-то мимоходом, что моя идея не неосуществима, будто бы он этот вопрос уже досконально проработал. Но и это была ложь. Мои материалы, когда Гаврилов их увидел, его явно заинтересовали, и на нем печатными буквами было написано, что видит он их впервые. Вот тут он и предложил дать мне свою, по современной терминологии, «крышу». То есть защиту своим именем, своим ученым авторитетом. Предложил ставить под моими работами и его авторство. Но только чтобы его фамилия, несмотря на нарушение алфавитного порядка, стояла первой.

— И вы отказались? Почему? Насколько я знаю в научном мире это широко распространено.

— Ну, широко не широко, я в таких сараях с подобными крышами не нуждаюсь. Да и не в этом, в конце концов, дело. Главное — я разобрался, что за гусь этот Гаврилов.

— Ну, узнали. И дальше что? Какой смысл в этих ваших шаржах со второй заявкой? Зачем было ее писать и направлять под вымышленной фамилией, да еще из Серовска?

— Серовск — это случайно. Просто приятель отправлялся туда в командировку и по моей просьбе послал оттуда бандероль с документами. А именем я подписался другим для того, чтобы проверить, частный ли это для Гаврилова случай воровства чужих мыслей. Может, это эпизод, и он так поступил только в отношении меня, или у него это система — интеллектуально грабить беззащитных авторов. Ведь я специально подбросил ему приманку в виде такой программы, которой ему недоставало в его, в свою очередь, украденной у меня же заявке.

— Теперь понятно, — пробормотал следователь, дописывая в протоколе только что сказанную Александровым фразу. — Ну а дальше, если следовать логике развития событий, а вы, я вижу, человек логичный, напрашивается вывод о восстановлении справедливости или возмездии. Правильно я трактую ход ваших мыслей, Юрий Борисович?

— Почему же не правильно? Все правильно, все логично. По моим понятиям, Гаврилов совершил преступление. А за преступлением должно следовать наказание. И, как видите, справедливость, хоть в какой-то части да восторжествовала. Я, правда, в персонифицированного бога не верю, но наверное, что-то есть не случайное в карающем персте судьбы.

— Это вы о гибели Гаврилова? А вам не кажется, что кто-то мог быть помощником этого карающего перста судьбы?

— Если такой и нашелся, то честь ему и хвала, — смело глядя прямо в глаза следователю, произнес Юрий.

У Паламарчука оставался на руках еще один козырек, но как его использовать — следователь не знал и решил сделать ход вслепую:

— Юрий Борисович! Нам удалось расшифровать часть программы, обнаруженной в компьютере погибшего Гаврилова. Наши специалисты разобрались во всем. Так вот, не могли бы вы что-нибудь сказать относительно «ОСПЫ»?

— Как вы сказали? Как это будет в именительном падеже? — нисколько не удивившись, спокойно спросил Александров.

— «ОСПА». Такого специального термина в компьютерном деле специалисты не знают. Значит, это что-то авторское. А автор — вы. Вот вы и проясните мне смысл этого термина.

— Да я, право, тоже не представляю, что бы это могло значить. Да что угодно. Например, это может быть временно созданный самой машиной вспомогательный файл. А, может, аббревиатура какого-то сложного названия, скажем, такого: «Оперативный Самонастраивающийся Программный Алгоритм», или еще лучше: «Особый Секретный Параметр Александрова». А хотите, можно и так: «Ответ Следователю Паламарчуку Аткампьютера».

Это было уже открытое издевательство, но Паламарчук, на секунду внутренне вскипев, тут же отошел и улыбнулся.

— Но дело ведь даже не в том, господин следователь, как расшифровывается эта ваша «ОСПА», а в том, каков физический смысл, какая последовательность действий скрывается за этим набором символов. А вот уж этого, поверьте моему опыту, никто никогда не узнает, — самонадеянно закончил Александров.

— Какому опыту поверить — изобретателя или мстителя?

— Предположения — ваш основной рабочий инструмент, господин следователь, так что вы и решайте, какое из этих предположений вам больше по душе, — серьезно проговорил Юрий и добавил: — Кажется, на сегодня все? Я могу быть свободен?

— А вы что, не предполагали такого исхода? Конечно, свободны. Пока. Только прочтите протокол и подпишитесь в конце каждой странички.

Что означало это двусмысленное следовательское «пока», Александров так и не понял, но уточнять не стал. Однако больше встреч с Василием Аполлинарьевичем у него не было.

В то время как в результате продвижения следствия прояснилась неблаговидная роль Гаврилова в профессиональном смысле, выяснилась еще одна грань этой многогранной, судя по всему, личности, и еще одна возможная причина для того, чтобы свести с ним счеты.

В разгар этого расследования Паламарчук получил послание от одной обиженной дамочки с описанием его амурных дел. Автор письма высказывала убеждение, что в гибели Гаврилова замешана женщина, и называла некоторые адреса и имена любовниц погибшего, которые имели основания мстить ему за обман и измену. Но каких-либо конкретных указаний на то, что кем-нибудь из них было совершено или подстроено убийство из мести, в послании не приводилось — одни эмоции. Это письмо было без подписи, зато с указанием телефона для связи.

Паламарчук позвонил по этому номеру и попал именно на автора письма. Им оказалась Любовь Яропольская, он о ней слышал краем уха по телевидению, хотя смотрел телевизор редко. Что-то, кажется, было связано с творчеством русских художников. Его еще привлекла тогда интересно выстроенная параллель между художниками начала двадцатого века и современными представителями нетрадиционных направлений.

Яропольская не захотела разговаривать в присутствии коллег по редакции, поэтому следователю пришлось с ней встретиться в условленном месте на улице. Однако все это оказалось напрасной тратой усилий и времени. Люба расплакалась и призналась, что наговорила на Сережу гадостей только в порыве мимолетной обиды на него и не совсем отдавала себе отчет в своем некрасивом поступке. Она просила чисто по-человечески понять ее, простить и не предпринимать в отношении указанных в ее письме дам никаких действий. Они ни в чем перед ней не виноваты, и причинять им необоснованное беспокойство было бы для нее непростительно. Она и так казнит себя за проявленную несдержанность.

Паламарчук принял к сведению заявление Яропольской, но все же решил проверить и эту линию в расследовании. Но тут, как только он дошел до связи Сергея Ильича Гаврилова с гражданкой Торлиной Зинаидой Степановной, жительницей города Москвы, его вызвали к начальству.

— Слушай, Паламарчук, — сказал главный начальник, приветствуя его кивком головы и не поднимаясь из-за стола, — что ты там тянешь с этим бронежилетным делом? Ведь официально там вроде все оформлено? Есть и медицинское заключение о причине смерти.

— Так точно!

— Ну, вот видишь. А тут работы по горло. Да и на Кавказ надо бы кого-то направить, там вообще дел невпроворот.

Василий Аполлинарьевич хотел бы, конечно, до конца разобраться с этим необычным делом. Тем более что сомнений в причастности изобретателя Александрова Юрия Борисовича к гибели Гаврилова у него уже не было. Но не было и никаких доказательств. Более того, он был уверен, что их и не будет. Ясен только мотив. Но мотивы имелись у многих. Например, у тех же женщин. Но здесь, как понял Паламарчук, — табу. Ему это ясно дали понять. Остается еще непроверенной связь с неким коммерсантом Петляковым, с которым, как установил следователь, Гаврилов несколько раз встречался и разговаривал по телефону непосредственно перед смертью. Что за отношения у них были, он так и не успел выяснить. И все же, как хорошая ищейка, чувствовал, что идет по верному следу, и со многими вещами ему хотелось бы еще разобраться.

Но не хотелось и ехать в командировку на Кавказ. Поэтому, когда его непосредственный начальник попросил его отдать папку с делом, в котором содержалось официальное медицинское заключение о причине смерти — «Кровоизлияние в мозг», он с готовностью козырнул:

— Есть!