О.П Беляево 1848 – 2024

На исходе первой половины девятнадцатого века, в приличном отдалении от больших и малых городов, посреди леса вырос, будто гриб на поляне, полустанок. Неподалёку от него некогда существовал монашеский скит, но от него осталась лишь тяжеленная гранитная плита, по которой и ровняли при строительстве насыпь. Борозда рельс Николаевской железной дороги поделила полустанок надвое, и не было в том никакого злого умысла. «Так повелось», – говорят про такое старики, а за ними и их внуки с правнуками, – в память о дедах, да в подтверждение незыблемости многих в этом мире вещей. Причину обычая – селиться по обе стороны чего-либо, – то ли оврага, то ли реки, то ли дороги, – угадать немудрено: люди повсегда жмутся друг к дружке, в тот же час храня каждый свой покой. Хозяйствуют, имея друг друга в виду, на случай вспомоществования, либо горя, что совместно легче снести, или для поры неких радостей, кои во много раз сильнее, ярче, коль их пламя раздувает сопереживание соседей со сродниками, а то и проходящих мимо посторонних со странниками.


Отцы семейств, что служили на железной дороге кто стрелочником, кто рабочим, кто обходчиком, раньше ходили на работу помногу вёрст из ближайших деревень, либо теснились в бараках, навещая семьи только по праздникам. Теперь же им не приходилось жить в тоске и беспокойстве по домашним, появилась возможность быть с ними рядом, видеть , как растут дети, какой нежностью сияют глаза жён им навстречу. Ребятишки крутились подле родителей, а жёны, – которые трудились бок о бок с мужьями, а которые поджидали дома с крынкой тёплого молока, горячей в печи картохой и хлебом.


Подле домов вскорости распахали под огороды землю, крутобокие коровы паслись на берегах речки, что промыла себе путь от посёлка Московка до реки Воронеж и не могла обойти эти места, домашние свиньи прогуливались с местными кабанами в ближайшей дубраве, а после поросились помногу и водили поросят подъесть румяной падалицы… И чего тут только не росло! Арбузы и те подводами возили на продажу, не то обычный овощ!


Из тех времён до настоящего, на исходе девятого колена7 на полустанке осталось людей меньше двух десятков. Летом наезжают дачники из пра-пра-правнуков, а вот живности, кроме котов и трёх собак уже нет никакой. Последний курятник опустел из-за лиса, что не спросясь зачастил в гости.


Днями здесь тихо. По вечерам ещё тише. В ночи окликают друг друга филины. Впрочем, свет в окнах даёт надежду на то, что люди, живущие на земле своих предков, пересидят тех, чиновных, которые глядят на них с презрением из окон кабинетов, и принуждают бросить всё, уехать, оставить на съедение времени и разрухе свои дома.

Но ведь нехорошо эдак-то, неправильно. Сей полустанок – тоже Родина, та малая её часть, тот ручей, что питает реки больших городов.


***

По запертому на замок чердаку кто-то ходит, топая громче громкого.

– Хозяин8… – щерится старик к потолку.

– Ага, ага! – кивает головой супруга и тянется налить в миску драгоценного, привезённого из города голубоватого молока. – Жаль, не своё. – грустит она.

– Жаль. – соглашается с женой старик, и прислушиваясь к звуку проезжающего поезда, добавляет, – Московский. Как по часам.

Загрузка...