Примечания

1

Nodier Ch. Oeuvres completes. P., 1832. T. 5. P. 140.

2

Русский перевод ”Адели” и ”Жана Сбогара” см. в кн.: Нодье Ш. Избранные произведения. М.; Л., 1960.

3

Личность рассказчика составляют три существа: Теодор, или его чувствительность, дон Пик де Фанфрелюкио, или его обширная память, Брелок, или его язвительный и насмешливый ум.

4

Так что когда Нодье рассуждает о тематических библиотеках и специальных библиографиях (см. в наст. изд. статью <”О тематических библиотеках”>, он говорит не понаслышке.

5

Nodier Ch. Mélanges de littérature et de critique. P., 1820. T. 2. P. 412.

6

Фрагменты из этой книги см. в наст. изд.

7

Сын отечества. 1828. Ч. 119. № 12. С. 398–399.

8

Цит. по: Nodier Ch. Mélanges de littérature et de critique. P., 1820. T. 2. P. 400.

9

Nodier Ch. Histoire du roi de Bohême et de ses sept châteaux. P., 1979. P. 26–27.

10

Дюма А. Собр. соч. в 12 т. М., 1979. Т. 7. С, 629.

11

Nodier Ch. Mélanges de littérature et de critique. P., 1820. T. 2. P. 411.

12

Nodier Ch. Notice sur le romancero français // Bulletin du bibliophile. 1834/1835. N 24. Appendice. P. 8.

13

Nodier Ch. Mélanges de littérature et de critique. P., 1820. T. 1. 205–206.

14

Nodier Ch. Mélanges tirés d’une petite bibliothéque. P., 1829. P. 397.

15

Larat G. La tradition et l’exotisme dans l’osuvre de Charles Nodier. P., 1923. P. 234.

16

Nodier Ch. Oeuvres de Rabelais // Quotidienne. 1823. 7 août. — Цит. по: Bulletin du bibliophile. 1863. P. 533–534.

17

Bulletin du bibliophile. 1838. P. 343.

18

Между прочим, среди современников Нодье были люди, придерживающиеся сходной точки зрения; так, поэт Огюст Барбье, автор стихотворения ”Царица мира” (в сборнике ”Ямбы”, 1831), видел в современных плодах книгопечатания ”обжорливых, драконовидных гадин, // Что за червонец иль за грош // Пускают по миру, распространяют за день // Потоком льющуюся ложь”, и проклинал Гутенберга, сотворившего печать — это ”неправедное, злое, // Безжалостное божество” (перевод П. Антокольского).

19

Корабли мысли. М., 1986. С. 72, 74.

20

Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л., 1973. С. 186.

21

В статье 1830 г.”О французской прозе и Дидро”.

22

Голдсмит О. Гражданин мира, или Письма китайского философа. М., 1974. С. 193–194. Эпоха Просвещения вообще любила эти парадоксальные обвинительные речи против обилия книг: еще прежде ”китайского философа” аналогичные чувства переживали ”персидские философы” в ”Персидских письмах” Монтескье.

23

Мерсье Л. С. Год две тысячи четыреста сороковой. Л, 1977. С. 92.

24

Хвала тебе, благородный отрок (лат.; Вергилий. Энеида, IX, 641).

25

Дело еще не решено (лат.; Гораций. Наука поэзии, 78).

26

О Троице (лат.).

27

Своими глазами (лат.).

28

”Родословие Иисуса”{44} (древнеевр.).

29

В полный лист (лат.).

30

Об обычаях жуков и об изучающей их науке (лат.).

31

Букв, твердолобый (ит.).

32

Встречается реже, чем белая ворона (лат.).

33

Сороковая часть (ит.).

34

Здесь — страница (лат.).

35

Отбросив язык обыкновенный (ит.).

36

Не уступающий и множеству (лат.).

37

Я ставлю эту помету (НП) только в тех случаях, когда время написания имеет принципиальное значение.

38

По причинам, изложенным выше, в первом издании это посвящение было подписано инициалами Э. де Н. Имя господина Вейсса, разумеется, также не было названо.

39

Я говорю о художественном произведении, ибо в научных трудах дело, на мой взгляд, обстоит иначе, и вот почему: когда поэт, в особенности поэт драматический, заимствует остроумную или возвышенную идею и пересказывает ее своими словами, это нечто большее, чем цитата. Кроме того, изложение какой бы то ни было мысли изящным и мерным языком поэзии — само по себе уже достоинство, отличающее поэта от прозаика; наконец, этот вид заимствований освящен единодушным одобрением критиков. Совсем иное дело — перевести, не сославшись, иностранного или древнего автора, рассуждающего о материях практических и сделавшего в той или иной области важные открытия, либо нашедшего новое применение открытиям, сделанным его предшественниками, либо по-новому рассказавшего об этих чужих открытиях. Такой беззаконный перевод — настоящий плагиат, очевидное воровство, если только он не сопровождается открытым или подспудным признанием в содеянном, каковым, например, испокон веков считается сохранение заглавия переведенной книги.

40

Здесь и далее Монтень цитируется по изд.: Опыты. М., 1979.

41

Корнель. Ираклий, д. I, явл. 33; перевод Ю. Корнеева.

42

Хитрость и храбрость равны в битве с врагом! (лат.; Вергилий. Энеида, II, 390; перевод С. Ошерова).

43

Перевод Ю. Корнеева. Заметим, впрочем, что заимствование это не так уж невинно, и если оно не наделало шума, то причиной тому путаница, помешавшая и Вольтеру, и пошедшему по его следам Сабатье де Кастру, который, как известно, сам не без греха по части плагиата, разобраться в сути дела. Оба эти автора, чьи имена довольно странно видеть рядом{75}, обвиняют Расина{76} в том, что он воспользовался забытой трагедией Пьера Матье ”Лига”, где, правда, заметны проблески таланта и даже имеется прекрасный диалог в духе Сенеки, который, как мне кажется, не ускользнул от внимания Корнеля, но нет ни одной строчки, хотя бы отдаленно напоминающей Расина. После долгих поисков я набрел на довольно-таки расплывчатую статью во ”Всемирной биографии”{77}, автор которой мог бы исчерпать суть дела, если бы заглянул в упоминаемую им книгу; благодаря его подсказке я выяснил, что Вольтер и Сабатье перепутали ”Лигу” Пьера Матье с ”Триумфом Лиги” Р. Ж. Нерея, изданным в Лейдене, у Тома Бассона, в 1607 г. (12°). Именно этого автора Расин ограбил с необычайной дерзостью, в чем читатель может убедиться, заглянув в примечание Д. Напоследок скажу, что Нерей — греческого происхождения и скорее всего является псевдонимом, под которым скрывался выдающийся поэт своего времени, чье настоящее имя еще предстоит разгадать.

44

Любопытную коллекцию таких жемчужин приводит Макробий в шестой книге своих "Сатурналий”{80}, где речь идет о плагиатах Вергилия. Трудно назвать более поучительное и увлекательное филологическое исследование, чем этот труд, где творения величайшего гения древности сравниваются с сочинениями его предшественников.

45

Да и сам Сирано, по праву считающийся писателем весьма своеобычным, сочинил ”Проученного педанта” под несомненным влиянием комедии Джордано Бруно ”Подсвечник”{82}, Мольер же высмеял педанта не только в ”Проделках Скапена”, но и в написанных раньше комедиях ”Любовная досада” и ”Брак поневоле”. Впрочем, он мог воспользоваться и непосредственно ”Подсвечником”, поскольку бурлескная сцена с господином Бобине из ”Графини д’Эскарбаньяс” слово в слово повторяет одну из сцен этой итальянской комедии.

46

В ту пору, когда я писал эти строки, постыдные препирательства по поводу комедии господина Этьенна были еще свежи в памяти читателей, сегодня же никто и не помнит об этой истории, а автор ”Двух зятьев”, посвятивший себя трудам иного рода{86}, которые принесли ему не менее заслуженную известность, многажды доказал с тех пор, что для того, чтобы занять почетное место на нашем Парнасе, ему не было нужды черпать вдохновение в старой школьной комедии. Что же касается до меня, я счастлив, что мне не пришлось менять ни вкусы, ни привязанности (НП).

47

Ворон (греч.).

48

Перевод И. Шафаренко (Ред.).

49

Перевод А. С. Бобовича (Ред.).

50

Перевод С. Ошерова (Ред.).

51

Разграничение это кажется мне весьма разумным; оно пригодилось бы парижским судьям, разбиравшим знаменитые дела о плагиате, причем имело бы тем больший вес, что человек, давший плагиату такое превосходное определение, сам был обвинен в этом грехе.

52

Судя по всему, д’Асейи нередко предъявляли подобное обвинение, и он принимал его близко к сердцу. В другом месте он говорит:

Удастся ль мне вещица небольшая —

Сейчас же древность в крик, раздражена:

”Все тащишь ты из эллинского края!”

Седин ее не уважая,

Скажу открыто: лжет она.

А вот еще одно его признание:

Едва создам я эпиграмму,

Как древность в тот же миг упрямо

Свой гордый возвышает глас:

”Дружище, признавайся прямо:

Ты обокрал меня сейчас”.

Лжет! лжет и не боится срама —

И, поклянусь, не в первый раз.

53

Не менее дерзко обошелся Вольтер с Сарразеном, у которого украл прекрасное описание коня, восходящее к книге Иова; об этом и некоторых других плагиатах Вольтера см. примеч. 3.

54

Не разделяя полностью мнения господина Кастиль-Блаза, именующего Делиля ”аранжировщиком”, я не могу отрицать, что поэт этот охотно заимствовал чужие идеи и даже выражения. Доказательством сему должен послужить пример, приведенный в примечании И. Это один из самых замечательных образцов Делилевых краж, процитированный со всеми отягчающими вину подробностями. Хуже всего то, что автор поэмы ”Воображение” ничуть не улучшил здесь стиль автора поэмы ”Декламация”{104}, а стоило ли в таком случае обкрадывать Дора? (НП).

55

Не помешает лишний раз повторить, что нынче об оригинальных идеях не может быть и речи: число их ограничено, а если запас ограничен, то рано или поздно он подходит к концу; бесконечно только разнообразие форм, в которых воплощаются идеи, и их сочетаний. Писатель, которому приходят в голову самые дерзкие мысли, может выразить их так заурядно, что читатель не заметит ничего, кроме причуд больного сознания; напротив, изобретательный автор умеет найти для давным-давно известных мыслей непривычные и новые слова, которые поражают и чаруют читателей. Если Вальтер Скотт, явившийся во всех отношениях так вовремя, признан одним из своеобразнейших умов нашей эпохи, то уж, конечно, не за сюжеты своих романов, которые почти всегда довольно заурядны. Мастерство Вальтера Скотта — в умении рисовать правдивую картину экзотических нравов, воссоздавать дивную прелесть неведомых нам пейзажей, точно передавать образ мыслей и речь народа, с которым он нас знакомит. Чудесный и редкостный дар, но, знай мы, в чем заключается секрет вальтер-скоттовского мастерства, мы были бы разочарованы: весь секрет в том, что он берет зеркало и умело его располагает. Что же до изобретения новых идей, этим не может похвастаться не только Вальтер Скотт, но даже Мольер или Лафонтен. В эпоху, когда блистали эти гении, человечество давно уже исчерпало круг новых идей; уже Соломон знал{106}, что ничто не ново под солнцем. Поэтому ни Мольер, ни Лафонтен, ни Вальтер Скотт не плагиаторы, хотя никто не шел более откровенно, чем они, по проторенному пути. Эта мысль, достаточно очевидная применительно к двум первым писателям, может быть легко доказана и по отношению к третьему. Своей славой он обязан двум обстоятельствам — знанию шотландской истории и умению изобразить местные суеверия. На мысль черпать сюжеты из истории родной страны Скотта, по всей вероятности, навел знаменитый роман мисс Джейн Портер ”Шотландские вожди”{107}. Вниманию к народным верованиям писателя научил, возможно, роман леди Мэри Гамильтон ”Семейство Пополи”, где выведена колдунья Мегги Макферсон — прообраз всех его ведьм. Оба названных романа отличаются от романов Вальтера Скотта тем, что жизнь в них чересчур опоэтизирована и изображена без той правдивости, которая принесла популярность Скотту; у предшественниц его недостало вкуса, наблюдательности и всех прочих качеств, отличающих настоящего творца, хотя этим дамам и принадлежит, если можно так выразиться, право первенства. Итак, оригинальной может быть только форма; идей нынче не изобретают — а возможно, не изобретали никогда, и гений обречен представлять старые идеи в новом свете (НП).

56

Впрочем, этим слухам противоречит известная острота одной знаменитой дамы: ”Аббат Рейналь слишком хорошо знает собственные сочинения; на все вопросы он отвечает словами из своих книг”.

57

Весьма вероятно, что, когда я работал над первым изданием этой книги и был, как уже говорил, лишен возможности пользоваться какими бы то ни было пособиями, память меня подвела. Вот что пишет Дювердье в предисловии к сочинению ”Моя библиотека”{89}: ”Даже и в недавние времена нашелся человек, именем Пьетро Алциониус{148}, флорентиец, коий похитил из одной весьма старинной библиотеки мудрое сочинение Цицерона ”О6 изгнании”, изготовил новое сочинение по своему вкусу, надергав кусков из Цицерона и связав их кое-какими своими измышлениями, а дабы мудрецом прослыть самому, сей новоявленный Диомед{149} книгу свою, а вернее сказать, свою химеру отпечатал, а столь прекрасный труд Цицерона уничтожил”. «Рассказ сей, — говорит Ламоннуа, — недостоверен. Возвратившись из ссылки, Цицерон произнес две речи, дошедшие до нас, — ”К квиритам” и ”К сенату”, — но о сочинении под названием ”Об изгнании” никаких сведений нет. Итак, не из этого его труда, но из трактата ”О славе” переписал, надо полагать, Алциониус лучшие места двух прекрасных диалогов ”Об изгнании”, в чем и был заподозрен уже после смерти» (примеч. ко 2-му изд.).

58

Я имею в виду ”Катилину”{163}, где встречаются такие удивительные строки:

В дни юности моей, чувствительной и пылкой, —

Признаюсь вам теперь — себе я слово дал,

Что всем вам грудь пронзит, отмщая, мой кинжал.

59

”О забавных беседах”{188} (лат.).

60

Народная мудрость испокон веков ограничивает свои познания узким кругом общеизвестных имен. Героем всякого морского происшествия выступает Жан Барт, все вольные шутки отпускает Роклор{189}. Есть у толпы и излюбленные сочинители, кроме которых она никого не хочет знать. Лет сто пятьдесят назад считалось, что остроумная реплика может принадлежать только Брюскамбилю или Табарену. Греки, народ остроумный и учтивый, но в общем подобный всем другим народам мира, по всей вероятности, обходились так же с баснями.

61

Античная басня легко запоминается, потому что она, как правило, немногословна и тем отличается от басни нового времени, басни лафонтеновской, где вся прелесть в подробностях. Древние басни — нечто вроде гномической поэзии в образах. Поэтому ничего удивительного, что в них обнаруживаются грубые анахронизмы. Древние филологи сохранили для нас текст Пифагора, где говорится о Юнии Бруте, а поскольку Пифагор не мог похвастаться тем, что знал будущее так же хорошо, как и прошлое, сомнительно, чтобы он стал рассказывать о человеке, который в пору переселения греческого мудреца в Италию еще лежал в колыбели и прославился только под старость. Все дело в том, что до нас дошли лишь обрывки Пифагоровых сочинений{190}, да и те не совсем достоверны, так что, если задаться целью отобрать среди них то, что наверняка принадлежит самому Пифагору, останется меньше половины, а остальное придется отнести на счет его учеников, прежде всего Лисида.

62

Быть может, он покончил с собой по той же причине, что и некий Теренцио, который мастерски подделывал картины старых мастеров и не смог пережить разоблачения.

63

Английский ученый, соратник Джонсона и комментатор Горация.

64

Автор прозаической эпопеи "Последний человек", замечательной во многих отношениях.

65

Впрочем, это правило стихосложения, как и все прочие, существовало негласно задолго до того, как его признали составители трактатов по поэтике. Насколько мне известно, первым его подробно изложил Табуро в своей книге ”Пестрые страницы”{213}, где это и ему подобные любопытные наблюдения затеряны среди бесчисленного множества нелепостей.

66

С тех пор ”Неизданные стихотворения”{219} вышли в свет и подтвердили мой взгляд на историю создания первого сборника Клотильды. Это — одно из тех моих мнений, которого не изменили ни время, ни опыт, ни научные штудии (НП).

67

Сходным образом обстоит дело и в живописи, где такие композиции именуют пастишами. Подражатель схватывает какую-либо особенность манеры художника, как правило, ту, которая лежит на поверхности и первой бросается в глаза, отчего обыватель нередко принимает подделку за подлинник. Однако внимательный зритель, которого в первую очередь волнует скрытая в полотне мысль, быстро понимает, что висящее перед ним полотно не принадлежит кисти Рафаэля, Лесюэра или Жироде. На полотнах Гвидо головам не хватало объемности; Джордано из Неаполя наловчился писать плоские головы, которые сбывал дилетантам по весьма дорогой цене. Тем не менее ныне картины Джордано ценятся невысоко, и знатоки, насколько мне известно, хорошо умеют отличать их от полотен Гвидо. Замечательным мастером пастиша был Тенирс, а Бон Буллонь, подражавший Гвидо еще лучше, чем Джордано, ухитрился провести самого Миньяра, который отомстил за обман, посоветовав подражателю всегда писать, как Гвидо, и никогда — как Буллонь. Впрочем, всех этих художников мы до сих пор помним отнюдь не благодаря пастишам. Умение писать пастиши вовсе не обличает в художнике выдающиеся способности; я знал одного немецкого живописца, который был в состоянии намалевать самое большее вывеску, но внезапно открыл в себе талант копировать ”Интерьеры соборов” Питера Неефа, и пастиши эти были поистине блестящими. Говоря о пастишах, я не имею в виду точную копию той или иной картины; копирование — особый, очень нужный ученикам, а подчас и мастерам труд, идущий на пользу также и публике, которая получает благодаря ему новые экземпляры прекрасных и редких произведений искусства. Копиист должен работать более тщательно, чем создатель пастишей, которому, в свою очередь, потребно больше ума и пыла; однако создания второго любопытны — и не более того, тогда как труд первого приносит несомненную пользу. Впрочем, если копиист вздумает обмануть доверие покупателей, его деятельность может из полезной превратиться в преступную. Как бы там ни было, чем точнее копия воспроизводит оригинал, тем лучше, однако большой точности копиист достигает редко, поскольку для этого он должен сравняться талантом с творцом подлинника, иначе говоря, тоже быть великим мастером. Например, когда Андреа дель Сарто копировал прекрасный портрет Льва X работы Рафаэля, копия вышла такой совершенной, что даже Джулио Романо, писавший одежды на этом портрете, не мог отличить подражание от подлинника. Сходным образом Никола Луару удавалось передать в своих копиях величие пейзажей Пуссена.

68

В юности литературные занятия услаждали мой досуг, в пору зрелости они приносят мне законные доходы, но я никогда не считал литературу своим призванием и, разумеется, никогда не обольщался относительно своих талантов в этой области. Поэтому высказанное здесь мнение, сегодня, вдобавок, совершенно устаревшее, не претендует ни на чье внимание. Это просто-напросто мои мысли; прав я или не прав, не знаю и потому с самого начала зарекся приводить примеры. Я уважаю любой талант и, более того, любое соперничество в литературе; каждый из соперников, добился он успеха или нет, достоин уважения. Если читатели догадаются, кого я имел в виду, говоря о школах, то это не моя вина. Описать таких незаурядных авторов, как вожди литературных школ, — все равно что назвать их по имени; в этом привилегия гения, а может быть, и его несчастье (НП).

69

Мольер. Мизантроп, д. I, явл. 2; перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник.

70

Приведу, кстати, и еще одну пародию, которая кажется мне не менее удачной:

Друг, школа новая тебе воздаст любовью:

Она к цветистому пристрастна многословью;

Известен вождь ее своим златым пером,

Что быстро взад-вперед порхает над листом

И, приправляя стих землей, водой, эфиром,

Для громозвучных рифм играет целым миром.

Если сегодня трудно почувствовать, в чем соль этих шуток, то лишь оттого, что школа, против которой они направлены, утратила многие свои позиции, а точнее говоря, вовсе сошла со сцены за те пятнадцать лет, которые отделяют первую публикацию этих строк, в ту пору звучавших весьма дерзко, от нынешнего издания; мы оставили их в книге лишь как документ, ценный для истории французской литературы начала XIX века, — стоит ли после этого толковать о бессмертии литературных школ? (НП).

71

Следует отмстить, что великий прозаик нашего времени, который так прекрасно знает гиперболизирующие возможности множественного числа, ибо не раз находил примеры тому в Библии, написал однажды, что слово Элохим{242}, стоящее в начале Книги Бытия, является неопровержимым доказательством существования Троицы, меж тем как на самом деле это просто-напросто поэтический образ, слово, имеющее собирательное значение. В поэзии слово ”боги” всегда употребляется именно в этом значении. Автор ”Гения христианства” наверняка сотни раз встречал его у Платона, Ксенофонта, Цицерона и многих философов, признававших единобожие; употребляют его и современные поэты, и не где-нибудь, а в христианских эпопеях. Множественное число всегда звучало пышно и торжественно и потому приличествовало высшему существу. Испанский король говорит о себе ”я*, но это исключение, наши же монархи всегда именовали себя ”мы”. Видеть в слове ”Элохим” доказательство существования Троицы так же опрометчиво, как сделать из наших старинных указов, где употреблено слово ”мы”, вывод, что во Франции, как в Спарте, было два короля. К тому же между нашими документами и книгами Моисея есть некоторая разница, а Троица, я уверен, не нуждается в доказательствах такого рода; впрочем, еще больше я уверен в том, что литераторам не стоит браться за решение вопросов, которые их не касаются.

72

В действительности автором этих ”Размышлений” был переводчик Кларка господин Рикотье{250}.

73

Правосудие не всегда было того же мнения. В деле об Академическом словаре{255} суд постановил считать виновным того, кто украл заглавие, однако на кражу содержания судьи часто смотрят сквозь пальцы. Все это отнюдь не означает, что правосудие бывает неправым, просто-напросто в этой области еще нет законов. Что же касается дела, о котором я упомянул, то досаднее всего, что, пока обещанный нам учеными мудрецами словарь не готов, мы принуждены пользоваться ныне существующим словарем Академии, который — приходится в очередной раз признать это — не более чем скверная компиляция. Тот словарь, который сочли плагиатом с академического, — гораздо лучше, хотя и ему далеко до совершенства, но его судьба доказывает, что всегда лучше быть самим собой и что если ставить под чужой работой свое имя бесчестно, то ставить над своей собственной работой название, придуманное другими, бессмысленно.

74

О трех обманщиках{256} (лат.).

75

Книга о чудесах (лат.).

76

О приличиях, кои следует соблюдать девицам (лат.).

77

О домах разврата древности (лат.).

78

Это открытие несколько потускнело с тех пор, как выяснилось, что та же сцена вошла и в прелестное брюссельское издание Баке 1694 г. (4 тома в 12-ю долю листа), украшенное вдобавок дивными гравюрами Харревийна, но разве могло кому-нибудь прийти в голову, что бесценное сокровище Маркассу было уже три, а может, и четыре раза напечатано, ибо все комедии Мольера до 1682 г. публиковались по отдельности?

79

Приведем один пример. У Спинозы есть книга, которая в переводе барона де Сен-Глена трижды выходила в свет под тремя разными названиями: ”Ключ от Святилища”, ”Трактат об обрядах и суевериях иудеев” и ”Любопытные размышления беспристрастного наблюдателя о спасении души”. Под всеми этими названиями и разыскивают ее библиофилы, хотя вообще-то она отнюдь не является редкостью, ибо была отпечатана довольно большим тиражом, да еще и переиздана в 1731 г. вместе со знаменитым опровержением Фенелона, Лами и Буленвилье. В переиздании воспроизведены два названия, но третье — ”Ключ от Святилища” — здесь опущено, что увеличивает ценность отдельного издания, озаглавленного таким образом. Впрочем, лет тридцать назад перепечатали и его.

80

Следует предать проклятью память Джона Хилла и Луи Ренара, которые изобрели искусственных насекомых (лат.).

81

Буало. Поэтическое искусство, I, 118; перевод Э. Линецкой (Ред.).

82

Здесь и далее ”Задиг” цитируется в пер. Н. Дмитриева.

83

Я полагаю, никто не станет осуждать Вольтера за то, что он опустил многие подробности, которые я сохранил, дабы не исказить этот любопытный текст. Если остроумный Задиг в самом деле повинен в плагиате, он достоин снисхождения: победителей не судят.

84

Действие происходит в Вавилоне, а не в России, меж тем автор говорит о кнуте и о Сибири.

85

Лукреций. О природе вещей, III, 57–58, перевод Ф. Петровского.

86

Ведь истинный голос… (лат.).

87

Ясно, что на один этот день прожил я дольше… (лат.).

88

Здесь и далее ”Мысли” Паскаля (кроме № 83 и № 417) цитируются в переводе Э. Линецкой.

89

Мотовилова Н. М. Нодье в русской журналистике пушкинской эпохи // Язык и литература. Л., 1930. С. 185.

90

Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 1. С. 133. Тургенев отвечал, справедливо указывая на подражательный характер романа: «”Jean Sbogar” я читал и заплатил 10 р. за чтение, но экземпляра не имею: пришли. Последние главы и мне понравились. Впрочем, это Шиллеров Карл Моор, переодетый madame Krüdener, или тем, кто хотел подражать ей, прежде ее возрождения» (Там же. С. 137; Карл Моор — персонаж драмы Шиллера ”Разбойники”; Ю. де Крюденер — автор романа ”Валерия” (1803), затем — религиозная деятельница мистического толка).

91

Мотовилова Н. М. Указ. соч. С. 188.

92

Сын отечества, 1832. Т. 32, № 47. С. 122–123.

93

Шевырев С. П. Взгляд русского на образование Европы // Москвитянин. 1842. № 1. С. 260–261.

94

Строев В. М. Париж в 1838 и 1839 годах. СПб., 1842. Ч. 1. С. 185–187.

95

Сын отечества, 1828. Ч. 119. № 12. С. 401–402. Упоминаемый Сомовым цензурный устав 1828 г. был существенно мягче, чем предыдущий, принятый в 1826 г. (см. подробнее: Гиллельсон М. И. Литературная политика царизма после 14 декабря 1825 г. // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VIII. Л., 1978. С. 195–218).

96

Бальзак О. Собр. соч. в 15 т. М., 1952. Т. 5. С. 349.

Загрузка...