ЧАСТЬ V. КАЗЕННЫЙ ДОМ

Глава 25. Детский сад

Я ходила в детсад с трех лет и отчетливо помню, как окружающие меня дружно жалели, в один голос заявляя, что это слишком рано и зачем мучить ребенка. Впрочем, даже не с трех, а с пяти лет дошкольные учреждения тогда посещали немногие. В нашем классе таких бедолаг были единицы. Все остальные сидели до школы дома с бабушками.

Со временем ситуация менялась. И бабушки уже не торопились на пенсию, и детских садов становилось все больше. Однако до недавнего времени необходимость отдать ребенка в садик воспринималась как вынужденная мера. Что называется, не от хорошей жизни. Если мама имела возможность не работать, вопрос о саде даже не поднимался. Само собой разумелось, что до школы она будет заниматься детьми сама. Ни родные, ни знакомые просто не поняли бы ее, если бы она, не ходя на службу, «запихнула» ребенка в сад.

Теперь и в этом плане произошли заметные подвижки. Все чаще на моем профессиональном горизонте появляются семьи, у которых есть все возможности не водить ребенка в садик. Или жена совершенно не рвется работать даже «для души», а муж вполне в состоянии обеспечить семью. Или бабушка готова посвятить себя внуку, или у родителей есть деньги на няню. Но… ребенка с трех-четырех лет все равно отдают в детский сад. И ладно бы он там наслаждался общением и коллективными играми! Так нет же! Малыш садик не любит, по утрам хнычет, жалуется, что его обижают, просится хоть немножко побыть дома. А другой идет без возражений, но часто болеет. А третий стал нервным, раздражительным, агрессивным. Я уж не говорю про гиперактивных детей, которых сейчас, к сожалению, все больше и больше. Для них детский сад — совершенно непосильная психологическая нагрузка.

Но когда заводишь об этом разговор, нередко наталкиваешься на непробиваемую стену.

Мученики общения

Впервые я задумалась над природой такого сопротивления несколько лет назад, когда ко мне на консультацию пришла молодая пара с мальчиком четырех с половиной лет. Степа жался к маме, прятал лицо в ее колени, наотрез отказался пройти без родителей в соседнюю комнату посмотреть игрушки.

— Он всегда так себя ведет? — спросила я.

— С чужими — да. Когда освоится, будет, конечно, пораскованней, но вообще-то он у нас зажатый. Ходить никуда не любит, даже на прогулку не вытащишь. Детей боится до дрожи в коленках. Взрослых меньше, но тоже побаивается.

Я была абсолютно уверена, что уж этого-то ребенка родителям и в голову не пришло определить в детский садик. Но ошиблась! В сад Степа пошел с трех лет. Полгода, правда, беспрестанно болел. А когда выходил «в свет», то целыми днями сидел на стуле, не реагируя на призывы поиграть с детьми. Теперь на стуле уже не сидит, но детей по-прежнему дичится.

— Они для него слишком шумные, кричат, дерутся, а он этого не понимает, — сказала мама. — Но хотя бы истерик, как прежде, не закатывает при расставании — и то хорошо.

Привели Степу с жалобами на утомляемость, рассеянное внимание, плаксивость, капризы и ночное недержание мочи (энурез). Причем в два с половиной года, до садика, никакого энуреза у ребенка не наблюдалось. С ним тогда вообще не было проблем: тихий, спокойный, покладистый мальчик. Чужих опасался, но совсем не так, как сейчас. Он даже с детьми пробовал играть, теперь же и слышать ни о ком не желает.

Картина очень напоминала психотравму, нанесенную ребенку ранним отрывом от семьи. О чем, говоря по правде, вполне можно было догадаться самим, без консультации специалиста. Но мама с папой не хотели видеть очевидного.

— Забрать из сада?! — ужаснулась мама. — Но… Где же ему тогда учиться общению? Нет, что вы! Об этом не может быть и речи! Дома он у нас совсем одичает.

Хотя именно в садике, а не дома Степа растерял даже те небольшие навыки общения, которые ему удалось приобрести до трех лет.

— А подготовка к школе? — подхватил папа. — Нет, мы не в состоянии научить ребенка всему тому, чему сейчас учат в детском саду.

Хотя внимание у Степы рассеивалось как раз в саду, при нервном перенапряжении. И до школы оставалось еще два с половиной года — для дошкольника огромный срок. Да и чему уж такому особенному учат детсадовские воспитательницы? Почему людям с высшим образованием (техническим и гуманитарным) не под силу освоить эту премудрость? И как еще недавно бабушки безо всякого высшего образования вполне успешно учили своих внучат-дошкольников читать и считать? А некоторые учат и до сих пор…

На эти и другие вопросы ответа у родителей не нашлось, но было понятно, что они даже не собираются их искать. Главный вопрос был решен давно, окончательно и бесповоротно. Степа в сад ходить будет при любых обстоятельствах, потому что БЕЗ САДА ПРОСТО НЕЛЬЗЯ.

Случай был настолько яркий, а родительское сопротивление так откровенно иррационально, что мысль о подсознательных механизмах этого сопротивления напрашивалась сама собой. На уровне сознания возразить было нечего. Но подсознание нашептывало Степиным родителям прямо противоположное, и его шепот оказывался сильнее. Почему?

«Безмамные мамы»

Лет 30 назад в Америке поставили опыт: у обезьян отняли детенышей, выкормили их и принялись наблюдать, как они будут воспитывать своих малышей.

Оказалось, что «безмамные мамы» (так ученые прозвали обезьян, выросших на людском попечении) не умеют ухаживать за детенышами и не испытывают к ним родственных чувств, поскольку в своем детстве не имели перед глазами образца материнской заботы. У них в памяти запечатлены совсем другие ранние образы (импринтинги). По тем же причинам и многие детдомовцы, вырастая, испытывают серьезные трудности в построении семьи.

Нынешние молодые родители, конечно, не детдомовцы и уж тем более не обезьяны, но это, пожалуй, первое поколение, которое массово посещало детские сады.

— Мы же ходили в сад — и ничего, выросли! — рассуждают они, позабыв, как частенько бывает, о своих детских огорчениях и обидах.

И им трудно себе представить, как можно обойтись без садика, потому что коллективное воспитание для них — импринтинг. А ранние впечатления очень прочно укореняются в подсознании. Мы их вроде бы не помним, не осознаем, но они никуда не делись и, как серые кардиналы, незримо управляют нашими представлениями и чувствами.

Главное — домашний мир и покой

А между тем опытные врачи и педагоги говорят о том, что ребенку-дошкольнику нужнее всего материнская ласка и теплый (прежде всего — психологически), уютный дом, спокойная, доброжелательная атмосфера в семье. В такой обстановке он расцветает и нормально развивается.

Вообще-то умные люди предупреждали об этом больше ста лет назад, когда детские сады только-только начали появляться. «Как бы ни были рациональны в них занятия и игры детей, — писал известнейший русский педагог К. Д. Ушинский, они могут вредно подействовать на ребенка, если он проводит в них большую часть дня. Как ни умно то занятие или та игра, которым научат дитя в детском саду, но они уже потому дурны, что дитя не само выучилось, и чем навязчивей детский сад в этом отношении, тем они вреднее».

Ушинский предупреждал, что «даже шумное общество детей, если ребенок находится в нем с утра до вечера, должно действовать вредно». «Для ребенка, — продолжал он, — необходимы совершенно уединенные и самостоятельные попытки детской деятельности, не вызываемые подражанием детям или взрослым».

Тогда еще не оперировали терминами «психологическая нагрузка» или «стресс», но саму опасность уловили правильно. Теперь те же самые выводы делаются уже на научной основе. Пару лет назад мне довелось услышать на одной конференции выступление нашего крупнейшего врача-педиатра, академика В. А. Таболина. Он говорил о вреде многих экспериментов, которые ставились в XX веке над маленькими детьми, и в том числе… о детских садах. Да-да, то, с чем мы настолько свыклись, что уже не мыслим себе без этого жизни, на самом деле — эксперимент, имеющий сравнительно небольшую историю. Суть его заключалась в том, чтобы изъять детей из семьи и передать их на воспитание государству. Ведь семья, по мнению идеологов построения нового общества, должна была вскорости отмереть. Но практика показала, что никто и ничто не может заменить ребенку матери. Хотя последствия раннего отрыва ребенка от семьи могут аукнуться гораздо позже. Например, в подростковом возрасте. Вот очень характерный рассказ:

«До школы Маша была ко мне очень привязана. Даже чересчур. Сейчас у меня сжимается сердце, когда я вспоминаю, как она просила: „Мамочка, давай я сегодня не пойду в садик. Давай немножко побудем дома, я не буду тебе мешать“. Но мне тогда было не до нее. Нет, я, конечно, очень любила дочку, старалась красиво ее одевать, покупала игрушки и сладости. Но работа увлекала меня гораздо больше. Да и в личной жизни были разные переживания. Теперь Маше шестнадцать. Мы живем с ней в одной комнате, но между нами как будто невидимая перегородка. И дело уже не во мне. Я хочу наладить с ней контакт, но она меня в свой мир не пускает. Она привыкла обходиться без меня, и, хотя я чувствую, что дочь одинока и страдает из-за этого, мы не можем восстановить утраченную связь. Наверное, потому что эта связь была утеряна так рано, еще не успев как следует сформироваться».

А как же общение с детьми?

Люди, мало знакомые с детской психологией, сильно преувеличивают потребность дошкольников в детском коллективе. Дети трех-четырех лет обычно играют, так сказать, рядом, но не вместе. Да и лет в 5–6 у них еще нет друзей в том смысле, который вкладываем в это понятие мы, взрослые. Дружба малышей нестойка, ситуативна. Сегодня один друг на детской площадке, завтра — другой. Часто даже именем «друга» не удосуживаются поинтересоваться. «Как зовут мальчика, который сегодня приходил к нам в гости?» — неоднократно спрашивала я своего старшего сына (которому, между прочим, было тогда не пять, а семь или восемь лет!).

— Не помню… Друг, — пожимал плечами Филипп.

И назавтра приводил домой другого мальчика, а предыдущего даже не вспоминал.

Потребность в настоящей дружбе появляется ближе к подростковому возрасту, а дошкольнику достаточно периодически поиграть с кем-то из сверстников, даже не обязательно ежедневно. Он пока еще не вышел из круга семьи. Для него пока в семейном кругу самые главные отношения и самое главное общение. Но сейчас нередко получается наоборот. Дошкольника вырывают из семьи и на целый день погружают в детский коллектив. Хотя и взрослому-то человеку тяжело с утра до вечера находиться в чужом обществе. Что же говорить о малыше, который быстрее переутомляется, легче перевозбуждается?! Чем труднее ему общаться с детьми и взрослыми, тем осторожнее следует дозировать это общение. Иначе поведение ребенка усугубится, и трудности будут расти, как снежный ком.

А в школе как будет?

Это вопрос задают всегда. Но ведь в школе, по сравнению с детским садом, гораздо более щадящие условия. Вы удивлены? — Судите сами. Нормально общаться, обходясь без конфликтов, ссор и драк, очень многие дошкольники и младшие школьники еще не умеют. Но в детском саду малыши проводят практически целый день, а в начальной школе — всего несколько часов. При этом в школе они постоянно заняты и находятся «в свободном полете» только на переменах. В детском саду же, наоборот, целенаправленные занятия длятся недолго. Большая часть времени отводится на игры и прогулки. А воспитательница физически не в состоянии уследить за всеми, ведь детей в группе человек 20–25. Кого-то непременно начинают обижать, дразнить. Другие тоже не прочь «поддержать компанию». Поэтому чувствительному, обидчивому ребенку в саду приходится очень туго. И требовать от него, чтобы он себя переделал, просто глупо. Гораздо умнее будет не ставить ребенка в такую тяжелую психологическую ситуацию. Получить навыки общения, которые пригодятся ему в школе, он сможет, играя время от времени с детьми ваших приятелей или посещая пару раз в неделю какую-нибудь студию, благо их сейчас для малышей полно в каждом городе.

Кому сад не противопоказан?

Но конечно, дети бывают разные. Некоторым сад даже необходим. Активным, инициативным ребятам к 5-6-ти годам часто становится дома скучно. Особенно если это единственный сын или дочь, а в квартире, кроме родителей, проживают еще и бабушка с дедушкой. Ребенку хочется большей самостоятельности, старые рамки становятся для него тесны, а родные не спешат их расширить. Да и как реализовать в таких условиях потребность ребенка в лидерстве? Кем он будет верховодить? Один мой маленький знакомый, психологически вполне дозревший до детского коллектива, но томившийся дома, потому что мама боялась отдать его в садик, тиранил ее и деда, как самый натуральный восточный деспот. А заодно еще и «гонял» попугая (так мама метко охарактеризовала его метод дрессировки, поскольку когда Саша не знал, чем заняться, он тыкал в птаху карандашом, заставляя ее метаться по его приказанию из одного угла клетки в другой.) Такое «лидерство», естественно, не радовало ни маму, ни дедушку, ни попугая, ни самого Сашу. Когда мальчика отдали в детский сад, его поведение нормализовалось.

Принят по собственному желанию

Но самым главным критерием при решении вопроса, устраивать ли ребенка в детский сад, на мой взгляд, должно быть его желание. (При условии, конечно, что обстоятельства позволяют сделать этот выбор.) Все-таки это еще не «работа», как часто внушают ребенку взрослые. Он еще успеет в своей жизни потянуть лямку, пусть хоть немного насладится детством.

А дети, которые ходят в садик с удовольствием, тоже встречаются. Хотя и не так часто, как хочется верить родителям.

Детсадовский опыт моего старшего сына был крайне неудачным. Хронический отит, полученный в результате постоянных простуд, чуть не кончился глухотой. Поэтому дочку я определять в сад не собиралась. Но в три года она буквально вынудила меня пойти в РОНО за направлением, потому что каждый день ныла и просилась «к детишкам».

— Но меня в садике не будет! — стращала я Кристину.

— Ничего! — бодро отвечала она.

— Тебе придется спать днем, — грозно предупреждала я. Она и на это была согласна, хотя про дневной сон дома забыла уже в два года.

Короче, я сдалась.

Когда Кристина в первый раз не заплакала при расставании со мной, воспитательница решила, что это обычная история: ребенок еще не разобрался в ситуации. Но, когда и спустя неделю дочка спокойно отпускала меня, не обращая внимания на рев других трехлеток, мне было сказано, что ребенок у меня уникальный. А ведь на самом деле ничего уникального в Кристине не было. Просто она осуществила свою мечту. А если бы я навязывала ей сад насильно, и рев был бы, и болезни. А так она ни разу даже ОРЗ не болела!

Новое время — новые опасности

Но, с другой стороны, сейчас я бы десять раз подумала, прежде чем отдавать дочку в садик. Ведь моя Кристинка была дошкольницей в середине 80-х, когда перестройка только начиналась, и максимум, что могли принести из сада дети, это какие-то бранные слова. Теперь же, увы, нравы настолько огрубели, что подобные инциденты считаются в порядке вещей. Дескать, иначе? Малыши всегда обучают друг друга всяким «глупостям»…

Хотя это вовсе не факт! Раньше многие дети «просвещались» по части нецензурных ругательств гораздо позже. Я, например, пойдя в садик с трех лет, узнала их только по окончании третьего класса (то есть в десятилетнем возрасте!). Как сейчас помню, произошло это на даче, и большинству моих сверстников, которые при сем присутствовали, эти выражения тоже были в диковинку. Да что там ругательства! Общаясь с родителями и педагогами, я теперь нередко сталкиваюсь с тем, что их не шокирует в поведении детсадовцев и многое другое, от чего раньше у взрослых волосы встали бы дыбом. — Дети еще и не то видят по телевизору, — повторяют они, находя какое-то странное утешение в этих, по сути чудовищных словах. И приводят примеры нынешних детских игр и развлечений, которые не хочется цитировать — настолько они непристойны. Пожалуй, самое мягкое, это «постельные эпизоды» в традиционной детской игре «дочки-матери».

Особенную опасность представляет такая среда для демонстративных детей, которые, как губка, впитывают все дурное. Или для слабовольных ребятишек, легко попадающих под чужое влияние. Ну и, конечно, для малышей с некоторой задержкой развития и одновременно тягой к риску — их все время тянет на «подвиги», а «тормоза» слабые, происходящее осознается ими плохо. У таких детей дурное влияние среды может привести к раннему формированию криминального типа личности.

«Как мы защищаем семью от разрушительных веяний? — сказал, отвечая на вопросы журналистки, отец двенадцати детей, священник Александр Ильяшенко. — Мы никогда наших детей не отдавали в детсад. При этом, безусловно, что-то теряешь, но приобретаешь гораздо больше… В семье ребятишек нежного возраста можно уберечь от растленного духа мира сего, где уже с молоком матери впитывается та страшная атмосфера, в которой живет наш народ. Этих людей, конечно, нельзя осуждать — они просто не видят ничего другого, доброго. Но мы старались своих детей всячески уберечь от противоестественного влияния окружающей среды. У них есть хороший круг общения — среди их друзей верующие люди. Мы с ними едины, и для них так же дорого то, что и нам дорого, и неприемлемо то же, что и для нас неприемлемо» (Венцы царские, венцы крестные. Семья в современном мире. М., Даниловский благовестник. 2000).

Постепенно это начинает понимать все больше людей. С одной стороны, многие православные семьи предпочитают обходиться без детских садов. С другой стороны, потихоньку возникают православные детские садики. Кое-где прихожанки объединяются, создают домашние мини-группы и совместно занимаются воспитанием детей. А некоторые договариваются отдать ребятишек в обычный сад, но в одну группу, чтобы они образовали там свое ядро, которому уже будут не особенно страшны чуждые влияния.

Пару лет назад в наш психологический кукольный театр ходило несколько ребят из такого «государства в государстве», и на занятиях произошла характерная сцена. В перерыве я проводила с родителями беседу о вреде агрессивных мультфильмов и прочих «достижений» западной масс-культуры. Родители невоцерковленных детей (составлявших половину группы) принялись наперебой жаловаться на то, что они не могут удержать детей от увлечения всякими «покемонами», поскольку дети подражают сверстникам и не желают ничего слушать. Ребятишкам было еще всего ничего, лет по шесть, а создавалось впечатление полной обреченности, замкнутого круга. Слушать это было невыносимо.

Тогда я обратилась с вопросом к православной половине:

— Скажите, а у вас есть подобные проблемы? Ваши дети ведь тоже посещают садик.

— Нет, — хором ответили эти мамы. — Мы, честно говоря, даже не подозревали, что этот вопрос может стоять так остро. У нас в саду, правда, тоже есть ребята, увлекающиеся «покемонами», но мы объяснили нашим детям, что это плохо. А поскольку им вполне достаточно общения между собой, они играют в свои игры и «покемонская зараза» к ним не пристает.

Глава 26. Каждому овощу свое время, или об опасности раннего интеллектуального развития

В последние десятилетия многие родители увлекаются ранним интеллектуальным развитием своих чад. В Москве и других городах появились мини-лицеи для четырех-пятилетних детей, шахматные школы для трех-четырехлеток. А недавно в Сибири мне с гордостью показали детский центр, в котором полуторагодовалых малышей учат… математике и английскому языку. Они еще ходить как следует не умеют, многие вообще предпочитают передвигаться ползком, поскольку так быстрей и привычней, а им показывают английские буквы и по многу раз повторяют иностранные слова.

Глядя на это, я вспомнила, как в начале 70-х моя знакомая, учившаяся на психологическом факультете МГУ, рассказывала об удивительной американской методике обучения чтению… полугодовалых малюток. Я, правда, так и не смогла добиться от нее ответа, каким образом проверяют, научился младенец читать или нет. Это до сих пор остается для меня загадкой. Вероятно, ему называют слово, а он тянет руку к карточке, на которой оно написано?

Как бы там ни было, эффективность тех или иных методов и подходов определяется по результатам. «По плодам их узнаете их» (Мф. 7, 20)… Каковы же плоды подобных экспериментов? Может, и у нас, и на Западе, где эта тенденция появилась еще раньше, выросло поколение гениев или, если не гениев, то хотя бы крупных интеллектуалов? Да нет, непохоже. Читают молодые все меньше и меньше, преподаватели высших учебных заведений жалуются, что общий интеллектуальный уровень первокурсников с каждым годом заметно снижается, дела с логическим мышлением обстоят плохо. А во многих российских вузах на самых разных факультетах уже ввели предмет «Русский язык», ужаснувшись безграмотности вчерашних школьников. В ТОМ ЧИСЛЕ И ТЕХ, КТО УЧИЛСЯ В ПРЕСТИЖНЫХ ГИМНАЗИЯХ! А ведь с ними явно занимались в детстве по программам раннего интеллектуального развития, поскольку неподготовленных детей в «продвинутые» гимназии просто не берут. Нет, как-то не сходятся концы с концами…

Все смешалось в доме Облонских

Психологи бьют тревогу: множество дошкольников НЕ ХОТЯТ В ШКОЛУ! По некоторым опросам — до 50 %! «Такого раньше никогда не было», — говорят специалисты. Дети, наоборот, мечтали о школе, потому что это был важный рубеж взросления. Конечно, потом многих постигало разочарование, и в среднюю школу рвались уже не так, как в начальную. Но в первый класс дети шли как на праздник. Еще бы! Ведь они становились «большими» и уже могли сверху вниз взирать на детсадовскую «малышню», с которой еще весной играли на равных.

Почему происходит такой откат, надеюсь, понятно. Раньше школа действительно являлась для первоклашек новой ступенькой. У них начиналась новая жизнь. В школе все обстояло по-другому, не так, как в детском саду. Причем различия были самые что ни на есть существенные для этого возраста. В школе никто не спал, не играл, не гулял, а УЧИЛСЯ. Конечно, в подготовительной группе детского сада тоже устраивались занятия, но они воспринимались ребятишками скорее как репетиция, «игра в школу». И самое главное, в саду не задавали уроков и не ставили оценок. То есть мера ответственности ребенка за свою учебу была в саду минимальной, а при переходе в первый класс резко возрастала. Что, собственно, и порождало вполне справедливые представления о том, что школьник — человек взрослый.

Да одна покупка «Подарка первокласснику» — ранца с множеством школьных принадлежностей — чего стоила! Весной или в конце лета родители торжественно шли с чадом в магазин и покупали ему «Подарок», которым он потом хвастался перед родными и соседями, а те, преувеличенно восторгаясь, говорили: «Да, Вася, наконец-то и ты дождался! Видишь, как время летит? Еще вчера ты был малыш, а уже — первоклассник».

Теперь же ранцем первоклашку не потрясешь, потому что он привык носить его на занятия по подготовке к школе. Оценок в начальных классах часто не ставят, а уроки, наоборот, задают и четырех-пятилеткам. Как говорится, все смешалось в доме Облонских, и никакой особой разницы при поступлении в школу дети не чувствуют, никаких взрослых «привилегий» не получают. Только нагрузка увеличивается, а к этому-то ребята как раз оказываются не готовы.

Нельзя перескакивать через ступеньки

Любой психолог знает, что ребенок в своем развитии проходит разные этапы или стадии. Сперва его мышление бывает наглядно-действенным: осваивая мир, он воспринимает его через те или иные действия. Например, тарелка — это то, из чего едят суп или кашу. Примерно к двум годам появляется наглядно-образное мышление: взяв палочку, малыш уже может представить себе, что это ложка, и совершать ею нужные действия: кормить плюшевого мишку и т. п. И в два, и в три года детское мышление еще очень конкретно, абстрактные категории становятся доступными позже. Начатки логического мышления возникают при нормальном развитии к концу дошкольного периода, а окончательно этот тип мышления формируется в подростковом возрасте.

Если же раньше времени пытаться развить то, до чего ребенок еще объективно не дорос, происходят серьезные деформации. Когда речь идет о физическом здоровье, это более или менее понятно. Никакой здравомыслящий родитель, как бы ему ни хотелось вырастить ребенка настоящим мужчиной, не будет навьючивать на дошколенка мешок с картошкой, прекрасно понимая, что бедняга надорвется. Но, когда речь идет о вещах нематериальных, которые нельзя увидеть или пощупать, здравомыслие порой нам отказывает.

«Преждевременная интеллектуальная тренировка ведет к перенапряжению структур мозга, — утверждает крупнейший детский психиатр Галина Вячеславовна Козловская. — Это чрезмерная нагрузка на левое полушарие, височные области и лоб. В результате, лишая ребенка возможности проходить нормальные этапы развития, его на всю жизнь делают ущербным. Психика его расшатывается, и впоследствии он будет плохо развиваться».

То есть цель вырастить интеллектуала, ради которой ребенка зачастую лишают детства, достигнута не будет, и логическое мышление, которое преждевременно пытались развить, в результате не разовьется даже до нормального уровня. Именно это и наблюдают сейчас педагоги, изумляясь тому, что вроде бы эрудированные, натасканные старшеклассники неспособны к обобщениям, логическому переносу, мыслят шаблонно, изъясняются готовыми клише.

Гибкость мышления, свойственная юности, у них отсутствует. Они с таким упорством цепляются за стереотипы, как будто им не пятнадцать, а семьдесят пять, когда человеку действительно бывает не под силу (и то обычно при не очень тренированном уме!) отказаться от своих закоснелых представлений.

Но это достаточно отдаленные последствия, которые проявятся лишь в подростково-юношеском возрасте. А какие отклонения заметны раньше?

Дети не умеют играть

Ребенок не умеет играть. Еще недавно это казалось странным. Как?! Неужели кого-то надо учить играть? Да такого быть не может, ведь игра — неотъемлемая часть детской жизни, детей хлебом не корми — дай поиграть! И действительно, раньше отсутствие интереса к играм встречалось только у детей с очень серьезным повреждением психики (например, при глубокой умственной отсталости или сильном аутизме).

Теперь же родители все чаще жалуются на то, что их вроде бы совершенно нормальные сыновья или дочки не интересуются игрушками и не умеют играть даже в простейшие ролевые игры (типа «дочки-матери» или «доктора»). И очень часто оказывается, что этих ребятишек с раннего возраста усиленно развивали в интеллектуальном плане. Кое-кто (особенно папы) даже радуется, что ребенок «не бьет баклуши, а занимается делом»: решает математические задачки, с четырех лет самостоятельно читает, метит в юные гроссмейстеры. И родителям удобно: взял готовое пособие, выполняешь вместе с малышом полезные задания. Не надо ломать голову, изобретая сюжеты для игр, которые, вдобавок, кажутся многим взрослым бессмысленными и скучными.

Но игра — важнейшая сфера деятельности ребенка. Самая, наверное, важная, ведь в игре он познает мир, примеряет на себя различные, в том числе «взрослые» роли, учится общению, постигает оттенки чувств. И, если в этой сфере пробел, эмоциональное развитие ребенка затормаживается, а личность деформируется.

Каким героям сказок подражать не следует

Валеру родственники и знакомые в один голос называли «академиком». Что ни спросишь — на все ответит и еще тебя просветит. Шестилетний мальчик уже свободно решал примеры с трехзначными цифрами, читал как взрослый, легко решал достаточно трудные логические задачи, обыгрывал папу в шахматы. Все были в восторге, только мама смотрела на сына с тревогой.

— Никто моих опасений не разделяет, называют меня паникершей. А мне чем дальше, тем страшней за Валеру. Это же не человек, а какая-то компьютерная энциклопедия растет. Порой кажется, что у него вообще нет чувств. Я болею — у меня часто давление скачет — так Валера мимо меня, как мимо стенки, ходит. Никогда не пожалеет, не спросит: «Мамочка, может, тебе что-нибудь принести?» Не потому, что он жестокий или избалованный. Нет, просто ему даже в голову не приходит, что нужно проявить участие. А сердце ничего не подсказывает. Бабушку тут в больницу положили, так он о ней даже ни разу не вспомнил, хотя она с нами в одной квартире живет и много времени ему уделяет. И вообще, он вроде бы умный мальчик, а порой элементарных вещей не понимает. Принесли тут нам знакомые в подарок коробку шоколадных конфет. Так он при всех говорит: «Ты, папа, шоколада не ешь, тебе ведь уже пятьдесят лет». — «Ну и что? — не понял отец. — Причем тут конфеты?» — «А при том, что средняя продолжительность жизни у современных мужчин… я не помню точно, какую он цифру назвал… то ли пятьдесят один, то ли пятьдесят три года». Не знаю уж, где он это вычитал. А может, «по телевизору сказали».

Теперь настал мой черед удивляться.

— Погодите, но какая связь между конфетами и продолжительностью жизни?

— Самая что ни на есть прямая, логическая, — вздохнула мать. — Дескать, тебе, папа, и так недолго жить осталось, а шоколад для здоровья вреден.

— Что, прямо так и заявил?

— Да. Все были в шоке. Я ему потом долго пыталась объяснить, что такие вещи не говорят, но, по-моему, Валера не понял. Ведь если рассуждать логически, он безусловно прав. Что он плохого сделал? — Ничего. Даже наоборот, проявил заботу об отце. Здоровье у мужа и вправду неважное, да и возраст, конечно, не самый юный. Ну, а про продолжительность жизни сколько в последние годы писали, что она сократилась!..

Конечно, пример этот очень яркий, да ведь и мальчик был незаурядный. Но, вообще-то, ранняя интеллектуализация приводит к формированию именно такого шизоидного типа личности, пусть и в более сглаженной, мягкой форме. Вот что говорит об этом практический психолог Ирина Александровна Карпенко: «В юных интеллектуалах с малолетства подогревается эгоизм. А эмоциональное недоразвитие ведет к аутизации, отстранению от окружающего мира. Ребенок не понимает людей, не чувствует их и не интересуется ими. Из-за аутизации он часто ведет себя неадекватно, что еще больше затрудняет его контакты. Начинается отставание в психологическом плане. Такие дети, с одной стороны, интеллектуально развитей, а с другой, гораздо инфантильнее сверстников, и этот разрыв мешает гармоническому развитию личности. По большому счету для такого ребенка будет закрыта настоящая социализация. Работать с людьми и уже тем более возглавить коллектив он не сумеет, хотя амбиции у него часто непомерные. Еще бы, ведь он с детства привык к своему интеллектуальному превосходству. Превосходства уже давно не будет, поскольку ранняя интеллектуализация закрывает детскую спонтанность и гибкость мышления, а амбиции останутся. Ну, и кем он сможет стать? — В лучшем случае его путь — это путь одинокого компьютерщика. Такому мужчине трудно найти жену. Но даже если ему повезет, и его полюбит женщина материнского, опекающего типа (именно это нужно для семейного счастья инфантильному Знайке), в семье часто нет детей. Судьба девочек складывается еще драматичней. Хотя поначалу все вроде бы идет неплохо. Они обладают качествами, способными увлекать мужчин, и, решаясь на замужество, как правило, делают удачный выбор. Но затем жизнь идет наперекосяк, поскольку такие аутизированные женщины живут как бы в капсуле, по своей программе, а их родные начинают тихо сходить с ума. Особенно страдают дети — самое слабое звено в семье».

Если же в ребенке от природы есть черты шизоидности, то ранний упор на логическое мышление может настолько усугубить психику, что встанет вопрос об обращении к врачу. «Помните Кая из „Снежной королевы“? — любит повторять, читая лекции студентам, другой детский психолог Ирина Яковлевна Медведева. — Не знаю, намеренно или невольно, но датский сказочник создал потрясающий по своей диагностической точности образ шизофреника. В сердце у него ледяная игла (в старину, кстати, шизофрению, весьма выразительно называли „скорбным бесчувствием“), а ум всецело занят решением сложнейших абстрактных задач: герой пытается сложить из льдинок слово „вечность“».

Не хочу учиться — хочу развлекаться!

В дошкольном возрасте надо прежде всего заботиться об эмоциональном благополучии малышей. Остальное второстепенно. «Главное, — утверждают психиатры, — дать детям набегаться, наиграться, почувствовать тепло и заботу матери». Скажем, в приюте дети могут находиться в прекрасных материальных условиях и заниматься с хорошими педагогами, но без матерей они все равно развиваются плохо.

Когда же мама нацелена, в первую очередь, на интеллектуальное развитие малыша, она нередко ставит его в эмоционально тяжелую ситуацию. Допустим, он хуже других ребят справляется с заданиями, а она начинает его сравнивать, стыдить, сердиться.

Или другой пример. Ребенок повышенно утомляем, раним, чувствителен. Высидеть на уроке, пусть даже длящемся всего двадцать минут, для него тяжело. В группе детишек он чувствует себя неуютно. Вернувшись из мини-лицея домой, малыш хочет отрешиться от неприятных переживаний, отдохнуть, поиграть. А его заставляют выполнять домашние задания. Он сопротивляется, впадает в агрессию. Годам к семи у ребенка уже может выработаться стойкое отвращение ко всему, что так или иначе связано со школой. А отношения с мамой серьезно разладятся.

Очень важно и не оказывать насилие над природной любознательностью ребенка. Забегая вперед, заставляя его интересоваться теми вещами, которые в силу возраста бывают ему труднодоступны, взрослые не стимулируют, а наоборот, убивают детскую любознательность. Знания набивают ребенку оскомину, и в подростковом возрасте, вырвавшись на свободу, он зачастую хочет только одного: развлекаться.

— Не пойму, что стряслось с нашим классом, — сетовала на родительском собрании учительница. — В седьмом еще были дети как дети, а теперь словно с цепи сорвались. На уме только дискотеки! А ведь как хорошо начинали! Все пришли в школу великолепно подготовленными, занимались по экспериментальной, продвинутой программе… И если бы один-два ученика отбились от рук, а то — практически целый класс!

Так что лучше дать детям наиграться вовремя. Тем более, что те же самые начатки счета или чтения они гораздо быстрее усвоят (конечно, не в полгода или в год, а когда сами дозреют до этой потребности!) в ролевой игре «в школу», обучая кукол или плюшевых зайцев. Как усваивали подобные премудрости предыдущие поколения, подарившие миру столько изобретений и научных открытий, да и пишущие обычно куда грамотней современных выпускников, хотя практически никто из них в пять лет читать еще не умел, а о раннем интеллектуальном развитии тогда никто и не слышал.

Глава 27. Подготовка к школе: развиваем самостоятельность

В четыре года у многих детей резко повышается «градус упрямства», и родители приходят от этого в ужас.

— Раньше такой был покладистый мальчик, а теперь… Все, буквально все хочет делать по-своему! Только и слышим: «Не надо! Я сам!» — сетуют мамы и бабушки.

А еще через два года (особенно в тех семьях, где все усилия были брошены на сбивание этого градуса) приходится слышать прямо противоположное:

— НАМ скоро в школу, а как он там будет — ума не приложу! Он ничего, буквально ничего сам сделать не в состоянии!

И возникает закономерный вопрос: как психологически подготовить ребенка к школе? Для многих дошколят, не ходивших в детский сад, этот вопрос стоит, что называется, ребром.

Привыкнуть к школе «выпускникам» детсада бывает легче

Хотя «домашние» дети часто бывают лучше подготовлены по разным предметам, психологически они по сравнению с «садовскими» нередко проигрывают. Скажем, для ребенка, посещавшего детский сад, переодевание перед уроком физкультуры обычно не составляет особого труда, потому что он давно приучился быстро переодеваться в саду и делает это автоматически. А «домашний» ребенок может столкнуться тут с непредвиденными трудностями.

И дело не только в том, умеет он самостоятельно завязывать шнурки на ботинках или нет. Главное не это. «Домашний» ребенок просто не привык к большому детскому коллективу, который представляет собой школа. Там для него слишком много отвлекающих моментов. А ситуация, напротив, требует повышенной сосредоточенности.

Выигрышность положения «выпускников детсада» еще и в том, что школа в принципе не призвана заниматься привитием детям бытовых навыков. Это прерогатива семьи и дошкольных учреждений.

Учителя не хотят — да и не могут, учитывая переполненность классов! — возиться с маленькими растеряхами и неумейками, которым нужно по десять раз на дню напоминать, чтобы они заправили рубашку в штаны и не забыли принести зеленую ручку. А вот лишний раз объяснить отстающему ученику какое-нибудь грамматическое правило педагоги обычно не отказываются. Для них это привычно и внутренне оправданно. Как говорится, святое дело.

Так что дети, избалованные родительской опекой, чувствуют себя в школе неуютно.

Учителей они раздражают, одноклассники над ними посмеиваются. В первые месяцы учебы такие ребята нередко впадают в состояние прострации: на уроках считают ворон, становятся страшно медлительными, все забывают, теряют ручки, тетради, сменную обувь. Дома они капризничают, иногда их начинают по ночам мучить кошмары.

От родителей в подобных случаях требуется огромный запас терпения и такта. Их основная задача — вселить в растерянного ребенка спокойствие, поддерживать его, подстраховывать. Но при этом щадить самолюбие сына или дочери!

К сожалению, в большинстве случаев взрослые нервничают, теряют терпение, сердятся. И ребенок начинает воспринимать школу как тягостную повинность. Если этот стереотип закрепляется, к пятому-седьмому классу у детей может сформироваться стойкое неприятие не только школьных уроков, но и любой познавательной деятельности вообще.

— Ничего ему (ей) не интересно, — жалуются родители. Книг не читает, в музей не затащишь, кружки предлагали самые разные — от всего отказывается. Начинаем рассказывать что-нибудь из области истории или биологии — глаза сразу стекленеют. По всему видно, что человек отключается. На уме одни компьютерные игры (боевики, «ужастики», примитивные телесериалы).

Побороться с этим бывает уже очень трудно, потому что к подростковому возрасту дети обычно находят себе друзей, разделяющих их вкусы. Мнение сверстников становится для многих важнее мнения взрослых. Тем более, что сейчас оно, это подростковое мнение, подкреплено авторитетом модных журналов, телепередач, популярных певцов. То есть родителям приходится вести заведомо неравную борьбу. Победить в ней они могут лишь при условии сохранения прочной эмоциональной связи с ребенком. А связь эта как раз и нарушается от того, что в трудную минуту родные отказали сыну или дочери в поддержке. Ребенок не будет разбираться в мотивах, почему они это сделали. В его памяти останется, что они встали «по другую сторону баррикад».

Еще немного о вреде гиперопеки

У родительской гиперопеки есть и другой существенный минус. Я уже писала об этом, но хочу повторить еще раз. Чрезмерная опека лишает ребенка инициативы, подавляет его волю.

Спросишь у такого мальчика или такой девочки: «Во что ты любишь играть?» или «Как зовут твоего друга?», а они оглядываются на маму в ожидании подсказки. Но на уроке-то мамы не будет, и ребенок попадет в стрессовую ситуацию. Дети, над которыми взрослые до школы «нависали», зачастую начинают бояться ответов у доски, контрольных, учительницу. Со временем у них может даже развиться на этой почве так называемый школьный невроз, и учеба пойдет насмарку.

Гиперопека вообще порождает множественные страхи. На первый взгляд это кажется парадоксальным, ведь родители опекают ребенка именно для того, чтобы оградить его от опасностей. Но, если разобраться, странного тут ничего нет. Какая картина мира возникает у малыша, над которым трясутся взрослые? — Ну, конечно, ужасная! Все, что ни возьми, таит в себе угрозу! Выйти из подъезда одному нельзя — тебя тут же украдут. Молоток не бери — отшибешь палец. С незнакомыми ребятами на детской площадке играть нежелательно — подцепишь инфекцию. И так далее и тому подобное.

Конечно, это не означает, что дети должны расти без присмотра, но к школьному возрасту рамки их самостоятельности стоит существенно расширить. И лучше позаботиться об этом примерно за год до школы.

Зачем отдавать ребенка в группу подготовки к школе?

Если вы не хотите отдавать ребенка в садик (а я, как вы уже поняли, сама не горячая поклонница детских садов), примерно за год до первого класса определите его в группу эстетического воспитания или подготовки к школе, сейчас они есть во многих местах.

Вы скажете:

— Да мы сами научим его читать и рисовать! Зачем нам тратить время и деньги?

А затем, что атмосфера занятий в таких группах максимально приближена к школьной. Дома вы ее создать вряд ли сумеете. А нагрузка гораздо меньше, поэтому привыкать к учебе ребенок будет плавно. Именно там он может научиться аккуратно вести тетради, собирать и разбирать портфель, не устраивая в нем мусорную свалку, быстро переодеваться для занятий ритмикой или физкультурой.

Детей в таких группах обычно меньше, чем в школьном классе, но не так уж и мало. Поэтому ваш ребенок пройдет неплохую психотренировку: привыкнет к галдежу (некоторых «домашних» детей это на первых порах сильно выбивает в школе из колеи), поучится отвечать перед классом, не стесняться участвовать в открытых уроках, будет налаживать отношения со сверстниками и прочее, и прочее. Психолог, обследовав ребенка и поняв особенности его характера, подскажет вам, каких трудностей стоит ожидать при поступлении в школу и как лучше с ними справляться. Так что вы заранее будете во всеоружии.

Конечно, на самом деле, отдавать ребенка для подготовки к школе куда-либо вовсе не обязательно. Обходились же раньше люди безо всяких групп! Но, если у вашего сына или дочери есть психологические проблемы, с которыми вы не справляетесь, всё же лучше подстраховаться.

Права и обязанности

Шестилеток стоит приучать и к выполнению не разовых, а постоянных домашних поручений. Таких, которые не требуют больших усилий, но зато должны выполняться ежедневно.

Пусть девочка, к примеру, поливает цветы или подметает пол. А мальчик может выбрасывать мусор и, идя вместе с мамой в магазин, нести не очень тяжелую сумку.

Причем очень важно, чтобы дети не считали свою помощь одолжением. Для этого при первом же «бунте на корабле» продемонстрируйте, что вы тоже много чего не обязаны делать. Например, покупать детям сладости или читать перед сном книжки. Приучать ребят к постоянным домашним обязанностям полезно, разумеется, не потому что родители без помощи ребенка уже не справляются с домашними делами. Естественно, взрослым легче все сделать самим. Но имеет смысл заранее приучить ребенка к тому, что регулярное выполнение определенной работы необходимо прежде всего ему самому. Таким образом, вы закладываете психологическую основу для нормальной учебы.

Вообще расширение самостоятельности ребенка включает в себя как бы два аспекта. С одной стороны, это расширение обязанностей (что так по душе родителям), а с другой — расширение прав (столь любезное сердцу ребенка). И любой перекос здесь чреват неприятными последствиями. Перегнете палку с обязанностями — лишите сына или дочь детства. А увлечетесь расширением прав — дети вырастут капризными и своевольными.

Очень часто родители не понимают, каким образом можно расширить детские права.

— Ну, стали мы выпускать его одного во двор. А что еще? — говорят они.

Им, привыкшим мыслить масштабными взрослыми категориями, кажется, что это непременно должно быть нечто значительное, принципиально новое. Но дети-то мыслят совершенно иначе! Для вас лечь спать на полчаса позже — мелочь, не стоящая выеденного яйца, а для них — большая привилегия.

Вся детская жизнь складывается из мелочей. Чуть побольше посмотреть телевизор, подольше повеселиться с друзьями, получить разрешение не есть ненавистную овсянку, самому выбирать маршрут воскресной прогулки — это уже существенное расширение детских прав. Но… лишь тогда, когда ребенок воспитывается достаточно строго, а не смотрит все телепередачи подряд и не кусочничает вместо обеда. С жертвами «свободного воспитания» дела обстоят гораздо печальнее, поскольку, если дети с пеленок делают только то, что им нравится, их права и так уже расширены дальше некуда. В итоге становится непонятно, чем их еще можно прельстить.

Вся наша жизнь — театр, как сказал Шекспир

Но даже вполне самостоятельного ребенка имеет смысл психологически подготовить к школе, проигрывая вместе с ним различные ситуации, с которыми он может столкнуться на уроках и на переменках.

Сделать это нетрудно, потому что дети обожают играть в школу. Правда, они, как правило, фиксируются на правильности ответов, а вам важно отработать с ними правильные модели поведения в тех ситуациях, которые, по вашему мнению, способны вызвать у ребенка психологические трудности. Лучше всего играть с куклами или с мягкими игрушками, и пусть одна из них все делает неправильно, а другие наставляют ее на путь истинный.

Скажем, ребенок трудно сходится с чужими. Придумайте сценку, как зайчик стоит в сторонке, печально глядя на резвящихся зверюшек. А медвежонок вовлекает его в игру, учит, как надо познакомиться, как завоевать расположение новых друзей.

Или вы боитесь, что ваше непоседливое чадо, по всей вероятности, начнет отвлекаться на уроках. Давайте ему задания на тренировку внимания, а параллельно репетируйте, как надо вести себя на уроке, чтобы не вызывать нареканий учительницы.

Только следите за тем, чтобы игра не превращалась в запугивание. Иначе ребенок подумает, что в школе его ждут сплошные неприятности, и решит вопрос кардинально: откажется туда идти — и все тут.

Первый раз в первый класс

Но вот, наконец, долгожданный рубеж перейден. Ваш ребенок — уже первоклассник. Прозвенел первый звонок. Мамы утерли слезы, набежавшие на глаза при мысли о том, как быстро летит время. Наступили школьные будни.

Неужели главные сложности позади? Эх, если бы так…

Даже для самых подготовленных детей первые месяцы пребывания в школе обычно бывают стрессом. Ребята становятся раздражительными, тревожными, плачут по пустякам. И это понятно: психологическая нагрузка в школе не сравнима с тем, к чему ребенок привык в детском саду и уж тем более в семье. В школе и народу гораздо больше (особенно это заметно на переменах, когда все ребята из разных классов высыпают в коридор), и шумно, и очень многое в новинку, и напряжение на уроках сильнее, чем в подготовительной детсадовской группе или в мини-лицее.

Кроме того, не надо забывать, что в саду «подготовишки» были старшими и, соответственно, ощущали свое превосходство над остальными. А в школе они внезапно оказываются в самом низу возрастной лестницы. Причем над ними не два, не три, не четыре «этажа», а целых десять! Это подавляет. Ребенок теряется, чувствует себя лилипутом в стране буйных, громогласных великанов.

В результате первоклассники нередко впадают в школе в состояние некоторой прострации, заторможенности. Оно, это состояние, служит им своеобразной психологической защитой от непосильной нагрузки. Дети могут забывать элементарные вещи, «считать ворон», не отвечать даже на самые простые вопросы учительницы. И, если вовремя это не преодолеть, защитная броня может стать почти непробиваемой.

В первом классе тяжело приходится не только непоседам, но и детям, по природе флегматичным, вяловатым. Особенно если у учительницы холерический темперамент. Медлительные дети под напором активного взрослого затормаживаются еще сильнее, а взрослому кажется, что ребенок нарочно тянет с выполнением задания, испытывая его терпение.

Избежать подобных трудностей можно, хотя и непросто. Самое главное, чтобы в начальных классах у ребенка была добрая и главное — терпеливая учительница. Все остальное приложится. В крайнем случае школу вы потом поменяете.

Следите за собой. Ни в коем случае нельзя создавать ажиотаж в начале учебы: ребенка это травмирует. А то, сходив на собрание, где педагоги стараются нагнать страху на родителей, чтобы те относились к школе ответственно, мамы и бабушки часто впадают в панику. А их нервозность мгновенно передается детям.

«Вдруг я что-то забуду, не успею? Вдруг у меня не получится?» — эти вопросы будут тогда преследовать первоклашку круглыми сутками.

Он начнет вскакивать по ночам, боясь опоздать в школу. И, разумеется, будет опаздывать, потому что не выспится и утром не сможет быстро собраться. Некоторые дети так волнуются, что не способны съесть на завтрак ни кусочка. А при попытках их накормить у бедняг подступает к горлу тошнота. От голода же (и главное, от страха!) у них начинает кружиться голова. Они плохо соображают и ляпают ошибку за ошибкой. Таким образом, боязнь неуспеха оказывается вполне оправданной! Круг замыкается.

Поэтому остерегайтесь разговоров о том, как сложно учиться в школе, не «гоните волну», иначе она захлестнет с головой всю вашу семью.

В главе о медлительных детях я писала, что имеет смысл облегчить их жизнь, покупая им одежду и обувь, не требующие долгого застегивания и зашнуровывания. В первом-втором классах данные принципы, на мой взгляд, целесообразно перенести на всех детей, независимо от их темперамента. Беднягам и так приходится одновременно осваивать в школе столько сложных вещей. Пусть хотя бы в бытовом плане трудностей будет поменьше.

Теперь о портфеле. Важно приучить ребенка собирать его накануне. Не настаивайте, чтобы сын или дочка с первых же дней учебы делали это самостоятельно. Поначалу большинство детей тратит на приготовления к школе достаточно много времени, и это может набить им оскомину. Однако не берите на себя все сборы целиком. Родителям следует выступать лишь в качестве помощников, а затем контролеров. Иначе ваши дети окажутся как бы ни при чем.

Чье это дело — уроки?

Об уроках мы еще успеем поговорить поподробней в другой главе. Пока скажу лишь, что с первых дней учебы важно сформировать у ребенка правильное отношение к домашним заданиям, которые они получают в школе.

Дети должны твердо усвоить, что учатся они не для вас, а для себя, и соответственно, уроки — это их личное дело.

Помогать им, разумеется, нужно, но так, чтобы приготовление домашних заданий не перекладывалось на ваши плечи.

Иначе говоря, у ребят должна создаваться иллюзия, будто они свободны в своем выборе делать или не делать уроки.

Но именно иллюзия, поскольку отказ от приготовления уроков должен сопрягаться с отказом от развлечений. А это для детей совсем не привлекательно.

Поясню на примере. Недавно ко мне обратилась мать с жалобой на то, что ее восьмилетний сын Федя безответственно относится к школьным заданиям (жалоба весьма распространенная в наше время).

— За уроки его усадить почти невозможно! — жаловалась она. — Пока уговоришь, полдня пройдет. А сядет — постоянно отвлекается, норовит удрать. В тетради ошибка на ошибке, хотя парень умный, и если захочет, все сделает в две минуты.

Здесь что ни слово, то ключ к разгадке. Федя давно и прочно вбил себе в голову, что учится он для мамы, и все эти школьные глупости нужны только взрослым. А у него есть дела поважней. Куда он «норовит удрать»? — Уж, наверно, не к пылесосу или к раковине, полной грязной посуды.

— Скажите, пожалуйста, а если к нему должны прийти гости, Федя тоже тянет с уроками? — спросила я.

— Да что вы! Он ведь прекрасно знает, что я их не пущу, если у него уроки не сделаны, — ответила мать и сама изумилась, судя по всему впервые усмотрев тут какую-то взаимосвязь.

С первоклассниками, конечно, поначалу приходится сидеть рядом, напоминая им правила ведения записей в тетради, подсказывая, как держать ручку, куда положить локти и т. п.

Все это для них в новинку, и удержать в памяти столько нового они часто не в состоянии.

А главное, нужно постоянно ободрять малышей. Ведь в первые месяцы каждая помарка в тетрадке кажется им вселенской трагедией. Когда ребенок освоится, втянется в учебу, можно потихоньку отодвигаться в сторону, но все равно в начальной школе важно держать приготовление уроков под неусыпным контролем. Конечно, он должен быть ненавязчивым. «Нависать» не надо. Ко 2-3-му классу постарайтесь выйти на то, что ребенок обращается к вам лишь при каких-либо затруднениях, а все остальное, что ему по силам, делает самостоятельно. Но проверять качество приготовления уроков, безусловно, необходимо.

Ну, и конечно, детям нужно давать возможность хорошенько отдохнуть после школы. Логика, что чем быстрее они отмучаются, приготовив уроки, тем для них же будет лучше (по принципу «Сделал дело — гуляй смело»), в корне порочна. Свое дело они сделали в школе и имеют право на отдых. А малыши-первоклашки, для которых учеба — дело новое, трудное и ответственное, заслужили этот отдых вдвойне.

Глава 28. Чтобы уроки были не в тягость

Ох, уж эти уроки! Сколько слез пролито из-за них детьми, сколько нервов истрепано взрослыми! Это одна из самых распространенных родительских жалоб, звучащих в кабинете психолога.

— Засадить сына за уроки невозможно. Все время у нас скандалы, нытье. А когда наконец заставишь сесть за письменный стол — начинает отвлекаться, считать ворон, обманывает, говорит, что ничего не задано. Замучилась я с ним! — сетует мать.

— Ну да! Прямо наваждение какое-то. Когда в школу поступал, учителя говорили: «Способный мальчик». А сейчас только задачник по математике откроет — и сразу лицо тупое, глаза стеклянные. Элементарных вещей не знает! — вторит ей отец.

И, конечно, рефреном звучит вопрос:

— Что делать? Как воспитать в ребенке чувство ответственности?

Но любое лекарство, в том числе психологическое, можно прописать, только правильно установив диагноз. А это не так просто, как кажется на первый взгляд.

В чем же дело?

Большинство родителей считает, что в основе отказа ребенка готовить уроки лежит обыкновенная лень. Но зачастую тот же самый «ленивый» ребенок часами что-то мастерит или читает, охотно моет посуду и даже пол, пылесосит квартиру, лепит пирожки… Выходит, дело не в природной лени, а в чем-то другом?

Да. Чаще всего за подобной «псевдоленью» скрывается ПАНИЧЕСКИЙ СТРАХ НЕУДАЧИ. Страх настолько сильный, что он затуманивает разум, мешает ребенку сосредоточиться, хаотизирует его поведение. Причем ребенок, в отличие от взрослого, далеко не всегда отдает себе отчет в том, что с ним происходит. И от этого хаотизируется еще больше.

А иные дети, наоборот, от страха затормаживаются, частично или полностью отключаясь от происходящего. Вид у них при этом бывает отрешенный, почти безмятежный, хотя никакой безмятежностью там, конечно, не пахнет.

Родители приходят в бешенство. Им кажется, что ребенку на все наплевать: и на оценки, и на замечания учителей, и на мамины крики. И даже на папин ремень! На самом же деле ребенок очень глубоко травмирован школьными неудачами. Только выражается это не так откровенно, как у детей, которые плачут из-за двоек. И, если вовремя эту травму не устранить, у мальчика или девочки может развиться так называемый «школьный невроз», чреватый и нервными срывами, и различными психосоматическими заболеваниями.

Поэтому родителям следует запастись терпением и помогать сыну или дочери готовить уроки. Даже если, по вашему мнению, они вполне способны делать их самостоятельно. Поверьте, как только ребята смогут управиться без вашей помощи, они непременно от нее откажутся! Всем детям доставляет огромную радость сознание, что они, наконец, «и сами с усами». Никому не нравится чувствовать себя недотепой и неумейкой. Но трудности, которые испытывает ребенок, часто бывают не объективными (нарушения мышления, пониженная концентрация внимания, дизграфия и т. п.) а субъективными (психологическими). Людям же, не сведущим в детской психологии, может казаться, что это просто капризы.

Вот очень типичный случай. Девятилетний Сеня, на первый взгляд, совсем не волновался из-за того, что его грозятся выгнать из школы. В классе он считал ворон, дома все время просиживал перед телевизором, уроки делал под страшным нажимом. И при этом с его лица не сходила улыбка! Сеня улыбался всегда: и когда его ругали, и когда ставили двойки. Только при виде папиного ремня Сеня моментально серьезнел. Но ненадолго.

— Ему совершенно наплевать на оценки, на то, что о нем думают окружающие! — в один голос повторяли мать с отцом. Мы от стыда не знаем, куда глаза девать, а он улыбается, как будто ему вкусных пряников дали!

Однако именно эта застывшая, приклеенная улыбка была явственным сигналом неблагополучия. Сенино лицо не походило на лицо живого мальчика. Это была маска, под которой скрывался страх. Выяснилось, что в первом классе Сене с большим трудом давалось письмо. Делая уроки, он развозил в тетради жуткую грязь. А мама, у которой тогда случились неприятности на работе, раздражалась, кричала и несколько раз даже отхлестала его тетрадкой по щекам.

В результате при одном упоминании об уроках ребенок впадал в ступор. К третьему классу эта патологическая реакция стала для него привычной. Хотя, вообще-то, мальчик был сообразительный, тянулся к чтению, и любые задания, не связанные со школой, выполнял быстро и с удовольствием.

Страх перед школой был настолько силен, что даже в игре, когда вроде бы все происходит понарошку, Сеня не мог изобразить учительницу. Да что там учительница! Показывая на куклах, как он просто сидит на уроке (не отвечает у доски, не пишет контрольную, а просто сидит за партой!), Сеня начинал заикаться. А мама три года в упор не видела его страхов, считая, что он выкаблучивается, не желая делать уроки самостоятельно. И только к середине занятий по нашей методике начала что-то понимать.

А порой ребенок испытывает вполне ОБЪЕКТИВНЫЕ ТРУДНОСТИ, но без подсказки специалиста родители этого распознать не могут. К примеру, однажды ко мне обратился папа десятилетнего мальчика с жалобой на то, что сын постоянно отлынивает от занятий по математике. Отец считал Пашу лодырем и, естественно, сердился. Однако во время психологических занятий обнаружилось, что у мальчика не все в порядке с логическим мышлением, так что «патологическая лень», на которую жаловался отец, была совершенно ни при чем. После цикла специальных занятий, направленных на развитие логического мышления, трудности с решением математических задач снялись, и ребенок стал учиться нормально.

Третья распространенная причина отказа делать уроки — это ЖЕЛАНИЕ ПРИВЛЕЧЬ К СЕБЕ ВНИМАНИЕ ВЗРОСЛЫХ. Обычно подобную реакцию дают дети, склонные к демонстративности. Вообще-то, они очень зависимы от родителей и повышенно нуждаются во внимании и ласке. Но в силу характера не выражают своих эмоций прямо, а начинают упрямиться, вредничать, вести себя вызывающе. Таким детям не хватает родительского тепла. Они чувствуют себя одинокими и понимают, что школьная неуспеваемость — это чуть ли не единственный способ вызвать беспокойство взрослых.

— Когда все нормально, мама меня не замечает. У нее слишком много дел, — честно признался двенадцатилетний мальчик, мать которого жаловалась на то, что сын не садится днем за уроки, а дожидается ее прихода с работы и потом целый вечер «тянет резину», не давая ей ни минуты покоя.

Угрозы и наказания в данном случае тоже неэффективны.

Ведь по сути получается, что ребенка наказывают за его жажду любви. Поэтому прежде всего надо окружить сына или дочь теплом и заботой. Даже если вам кажется, что они получают все это с лихвой, их поведение свидетельствует об обратном. В конце концов, у разных людей разная потребность в ласке!

Когда ребенок делает уроки, придвиньтесь к нему поближе, погладьте по голове, по спинке, пошепчите на ухо что-нибудь ласковое и ободряющее. Помните: в подобных случаях детям нужна не столько реальная помощь, сколько открытое выражение родительских чувств. Поэтому главное — не раздражаться и не считать потерянным то время, которое вы проведете, сидя рядом с детьми за письменным столом. Кто знает? Может быть, именно эти мгновения запомнятся им на всю жизнь как что-то самое важное, драгоценное.

Когда же дети перестанут сомневаться в вашей любви, пообещайте, что, если они быстро и хорошо сделают уроки, вы с ними займетесь чем-нибудь интересным, например, поиграете в настольную игру или почитаете вслух. Для детей, которым не хватает общения с близкими, это самый лучший стимул.

Неужели не бывает, что ребенок просто избалован и садится на шею?

Конечно, бывает! Хотя справиться с этим не так уж и трудно. Тут главное — соблюдать принцип «утром деньги, вечером стулья». К примеру, хочет сын пригласить приятеля — пожалуйста, но прежде пусть выполнит домашние задания. И никаких авансов! Если ребенок избалован, рассчитывать на его «благонадежность» не приходится. Такие дети склонны обещать с три короба, но, добившись своего, нарушают обещания.

— Да… вам легко советовать! — подчас можно услышать на консультации. — А моего ничем не проймешь! Я уж по-разному пробовала! «Не сделаешь уроки, — говорю, — не будешь играть в компьютер». А он мне: «Ну и не надо! Обойдусь!» Он без всего может обходиться, понимаете?

Но когда начинаешь подробнее вникать в ситуацию, быстро выясняется, что это преувеличение. Да иначе и быть не может! Избалованные дети, что называется, по определению более требовательны, чем обычные. Иначе они не были бы избалованными.

— Ну, хорошо, — обычно говорю в таких случаях я. — Ваш сын не согласился сесть за уроки, вы в ответ не разрешили ему играть в компьютер. Что он делает дальше?

Ответы стандартны: играет в игрушки, смотрит телевизор, идет погулять… То есть фактически ребенок все равно развлекается, наплевав на родительские требования, и родители это допускают. В результате они своего добиться не могут, и у всех (в первую очередь, у самого ребенка!) складывается ложное впечатление, будто бы он совершенно непобедим. Но это не так. Стоит родителям хоть немного проявить последовательность, как все быстро становится на свои места.

Профилактика «пофигизма»

Чтобы с поступлением ребенка в первый класс вся ваша жизнь не превратилась в бесконечную позиционную войну, важно придерживаться следующей тактики:

— Постарайтесь внушить ребенку, что уроки — это его дело, ибо учится он не для мамы с папой и не для бабушки с дедушкой. Пускать все на самотек, конечно, не надо, но и выказывать излишнюю заинтересованность — тоже.

Родителям обычно кажется, что если детям по сто раз не напоминать про уроки, они все на свете позабудут. Но в действительности это не так. Ученики начальных классов еще очень трепетно относятся ко всему, что связано со школой. И признаться перед всеми, что ты не выучил урок, им гораздо страшнее, чем, скажем, восьмиклассникам, которые подчас даже бравируют своим наплевательским отношением к учебе. Так что пусть почувствуют последствия собственной безответственности, пусть пару раз сходят в школу с несделанным упражнением по русскому языку или с нерешенной математической задачей. Это гораздо полезней, чем вам полдня трепать себе нервы, умоляя чадо приступить к урокам и тем самым создавая у него впечатление, будто он работает исключительно ради вашего спокойствия.

В вопросе приготовления уроков жестко придерживайтесь принципа «единственной альтернативы». Да, домашние задания — дело ребенка, и он волен выбирать, готовить их или нет.

Однако за двойку, полученную в результате невыученных уроков, следует лишать его каких-то важных жизненных благ. Тогда выбор в пользу безделья окажется невыгодным: вот вам и принцип «единственной альтернативы». Но прямого принуждения («Я кому сказала, марш за стол»!) удастся избежать.

В действенности этого принципа я убедилась не только на чужом, но и на собственном опыте. В классе пятом-шестом мой старший сын вдруг «засачковал». Результат не замедлил сказаться в дневнике. Я видела, что он стал делать уроки тяп-ляп, но решила применить обходной маневр. Вместо того, чтобы взять приготовление домашних заданий под жесткий контроль, я поставила сыну жесткое условие: за тройку по математике или по русскому он на неделю лишается возможности пойти в зал игровых автоматов. Тогда они только-только появились, и попасть туда было заветной мечтой каждого мальчишки. Тройки тут же исчезли. При этом в процесс приготовления уроков я вроде бы не вмешивалась, они как были, так и остались прерогативой сына.

В начальных классах, конечно, нужно контролировать качество выполнения домашних заданий. Если ребенок устраивает в тетради мазню, имеет смысл предложить ему сперва делать уроки в черновике. Он бунтует? — Что ж, это вполне понятно. Кому охота выполнять двойную работу. Снова предложите ребенку выбор: пишешь аккуратно — переписывать не придется. Ну, а наляпаешь ошибок — не обессудь. И не бойтесь скандала. Поняв, что вы непреклонны, ребенок перестанет скандалить и возьмется за ум.

Постепенно старайтесь перейти от тотальной проверки домашних заданий к выборочной (естественно, с условием, что при отрицательных результатах такого «среза знаний», вы снова вернетесь к более строгому контролю и будете опекать ребенка «как маленького»).

Настраивайте детей на то, что если они будут внимательно слушать объяснения учителя, большую часть устных уроков им удастся выучить уже в классе. И дома не придется тратить на это время.

Обязательно давайте детям возможность отдохнуть после школы. И не полчаса-час, как делают многие мамы, а хотя бы часа два с половиной — три.

Если ребенок переутомился и плохо соображает, позвольте ему перенести часть уроков на утро. Очень многим детям легче встать чуть пораньше и сделать все на свежую голову.

Гиперактивным, возбудимым, повышенно утомляемым детям необходимо часто делать небольшие перерывы в занятиях. Это, конечно, удлинит процесс приготовления уроков, но толку будет гораздо больше.

Почему вредно зацикливаться на школе

Когда мы проводим психолого-педагогические занятия со школьниками, порой чуть ли не у всей группы детей и родителей, ходящих на эти занятия, школа бывает настоящим камнем преткновения. Смотреть на это и смешно, и печально.

Вот родители с детьми показывают сценку «Как может испортиться хорошее настроение». Психолог предоставил им простор для фантазии: показывай, что хочешь. Мало ли из-за чего люди могут огорчаться и радоваться? И что же мы видим?

Одна мама смотрит в окно и думает вслух:

— Ага… Вон Сережа идет. Понурый какой-то… Наверное, тройку схлопотал. Ну, конечно. Вчера целый день просидел перед телевизором, географию не учил, к английскому не готовился. Беда у нас с этими уроками! А ведь может учиться хорошо, может! Учителя говорят, он вообще круглым отличником мог бы стать, если бы не ленился.

У мамы уже заранее портится настроение (что показывается весьма художественно), и она с порога начинает Сережу пропесочивать.

Другая мама перед выступлением заявляет во всеуслышание: «У нас получилась прямо иллюстрация к известной картине „Опять двойка“».

Третья семья вроде бы отошла от школьной тематики. Родители с сыном рассказывают, как они дружно и весело провели выходной день: ходили в музей, потом в кафе, потом, вернувшись домой, играли в настольные игры. Наконец, наступил вечер, и мальчик укладывается спать.

— Ну, и причем тут испорченное настроение? — интересуется психолог. — Все же было хорошо.

— Да, но ведь завтра в школу, — бурчит из-за ширмы ребенок.

Конечно, то, что очень многие детские переживания связаны со школой, вполне объяснимо. С шести-семи лет каждый ребенок проводит в школе значительную часть своего времени. Причем там он не просто что-то делает, а получает оценку своей деятельности. Оценку, которая оглашается публично. То есть, все окружающие знают, на хорошем он счету у начальства (учителя) или нет. И это очень влияет на отношение к нему других ребят. Особенно в младших классах, когда дети в большинстве своем еще ориентированы на хорошее поведение и учебу, а потому двоечники или троечники вызывают у них стойкое неприятие.

Вы скажете:

— Но никто не мешает плохому ученику стать хорошим. Пусть как следует занимается, тщательно готовит уроки — и все будет нормально.

Теоретически верно. Но представьте себе, что вы проводите столько же времени на работе, которая, во-первых, выбрана не вами (и значит, вовсе необязательно вам подходит). А во-вторых, начальство там вас постоянно оценивает и прилюдно стыдит, если ему не нравится, как вы справляетесь с работой. А коллеги не только вас не поддерживают, но, может быть, даже насмехаются, если у вас что-то не вытанцовывается. Вы, как любой человек, тяжело переживаете свои неудачи и оттого часто допускаете новые промахи: то что-то забудете, то не успеете, то ошибетесь. Бросить работу вы не можете и понемногу начинаете ее ненавидеть.

Но вот, наконец, рабочий день окончен. Вы идете домой, надеясь хоть немного отвлечься от тягостных переживаний. Однако и там начинается трепка нервов. Вместо того, чтобы вас утешить, родные начинают ругаться, кричать, осыпать вас упреками. Потом засаживают вас за задания, которые вам на работе успели опостылеть хуже горькой редьки. Вы не можете сосредоточиться. Одна лишь мысль о ненавистной работе вызывает у вас внутреннюю дрожь. Так продолжается до позднего вечера. А утром вы спозаранку снова плететесь туда же. Получается, вся ваша жизнь проходит под знаком того, что вызывает у вас отвращение и страх.

Интересно, сколько вы так протянете? — Думаю, не очень долго. В подобной ситуации взрослый человек либо уходит с работы, либо становится больным-хроником (у психиатров это называется «уход в болезнь»).

Ребенок самовольно поменять школу не может. Поэтому он тоже заболевает или начинает отлынивать от занятий: прогуливает уроки, не готовит домашних заданий. Короче, «сачкует», ищет какую-то отдушину. А взрослые, наоборот, стараются закоротить его на мыслях о школе — то есть НА НЕГАТИВНЫХ ПЕРЕЖИВАНИЯХ. Ну, и каков будет результат?

— Надо, наоборот, внушать такому ребенку, что на школе свет клином не сошелся. Что в его жизни есть много другого, не менее ценного. И что многие великие люди учились совсем неважно. Пушкин, например, был одним из самых последних в лицее. Но зато потом стал первым поэтом России.

Естественно, я не призываю вас плюнуть вместе с ребенком на школу и на отметки. Но успокоиться, расслабиться необходимо. Нервозностью все равно ничего не добьешься. Дети гораздо быстрее преодолевают психологические трудности как бы между делом, когда их внимание отвлечено чем-то другим.

Сравнение — мать учения

Чтобы человек научился преодолевать трудности (любые, в том числе с приготовлением уроков), у него не должно возникать впечатления беспросветности. Когда сколько ни бьешься, а толку чуть. Это и взрослых-то расхолаживает, а детей, которым гораздо больше, чем взрослым, необходим скорый результат, и подавно. Многие дети предпочитают вообще отказаться от того, что им кажется трудным, чем вновь и вновь терпеть неудачу.

Поэтому крайне важно создавать у ребенка впечатление, что он продвигается вперед.

Пусть даже иллюзорное! Если вы будете это терпеливо делать, со временем иллюзия непременно станет реальностью. Ребенок поверит в свои силы, и произойдет прорыв. Если же вы будете воздерживаться от похвал, дожидаясь реальных успехов, чтобы можно было похвалить сына или дочь от чистого сердца, то скорее всего — не дождетесь.

Буксуя на месте, дети часто теряют надежду вылезти из кювета и застревают в нем надолго, если не навсегда.

В первом классе мой младший сын Феликс писал как курица лапой. Разобрать эти каракули было часто невозможно. Он старался изо всех сил, но ничего не получалось. Почерк — штука наследственная, а наш папа, мягко говоря, не великий каллиграф. Он порой и сам не может разобрать, что же такое понаписал. О других и говорить нечего.

Но постепенно буквы в Феликсовой тетради стали хотя бы немного похожи на буквы, а не на какие-то птичьи следы на снегу. Все это время я его подбадривала, говорила, что почерк — дело десятое, потом на него уже не будут обращать такое повышенное внимание. И вообще, он пишет гораздо лучше, чем раньше. Вон как буква «у» хорошо стала получаться. И «ш» не заваливается, и «о» теперь у нас кругленькая, а не как сосиска…

В доказательство я демонстрировала Феликсу его первые тетрадки, которые специально сохранила, понимая, что как бы он ни писал в дальнейшем, это все равно будет образцом чистописания по сравнению с первыми опытами.

Учительница, правда, моего оптимизма не разделяла. Нам с ней вообще не повезло. Она, например, не ценила, что Феликс в шесть лет единственный из класса читал свободно, как взрослый, и буквально проглатывал книгу за книгой. И считал хорошо, и рассказывал так, что заслушаешься.

— Слишком он у вас умный, а писать красиво не умеет, — говорила она и ставила Феликсу очередную двойку «за отвратительный почерк».

Поэтому мне приходилось подбадривать сына за двоих, так как я понимала, что еще чуть-чуть — и он откажется учиться, измученный постоянными неудачами.

И вот однажды заглядываю я потихоньку в комнату и вижу такую картину. Сидит мой ребенок на кровати и сам себя врачует, листая тетрадку за первую четверть. А рядом лежит новая тетрадь с очередным замечанием насчет почерка. Феликс смотрит на эту надпись, затем переводит взгляд на свои старые каракули и говорит с моими интонациями:

— А все-таки лучше, чем раньше… «Ш» не заваливается, «о» не сосиска…

И, успокоившись, переходит за стол готовить уроки.

Сейчас он ученик седьмого класса. Почерк, конечно, неважный, но вполне терпимый. Зато уроки Феликс всегда делает сам, мне даже не приходится ему напоминать. А ведь могло быть совершенно иначе…

Глава 29. Я лежу болею, сам себя жалею: ребенок в больнице

Дай Бог, чтобы советы, содержащиеся в этой главе, не пригодились вам никогда. Но, увы, как бы мы ни берегли наших детей, от попадания в больницу не застрахован никто. И заботливым родителям стоит все-таки заранее поинтересоваться последствиями так называемой «больничной психотравмы». Ведь древние римляне недаром говорили: «Кто предупрежден, тот вооружен».

Что такое «детский госпитализм»?

Для меня долгие годы оставалось загадкой, почему моя дочь в раннем детстве панически боялась людей. Она даже к близким родственникам не шла на руки, а если на нее слишком пристально, как ей казалось, смотрели посторонние, начинала рыдать.

По ночам Кристина сама себя укачивала: становилась на четвереньки и, не просыпаясь, сосредоточенно двигала кроватку на колесиках взад и вперед. Дело кончилось тем, что у кроватки отвалилось колесо. Мои друзья отказывались верить, что это сделало такое крохотное, с виду абсолютно беспомощное создание.

Позже Кристинка полюбила качели. Конечно, их любят все дети, но одни немного покачаются и слезут, а она раскачивалась часами, и отвлечь ее было невозможно.

Людей дочь по-прежнему дичилась. При одном виде белого врачебного халата с ней случалась истерика. Да что там врачи! На моей памяти это был единственный ребенок, который испугался… Деда Мороза. Когда тот на детском утреннике сделал всего лишь шаг по направлению к Кристине, она заверещала, как резаная, и чуть было не сорвала новогоднее представление.

А еще ей по ночам снились кошмары. Я это поняла тоже далеко не сразу, ведь дочка была совсем крохотной и не могла объяснить, почему она вдруг закатывается плачем и кричит без остановки минут пять, не слыша обращенных к ней слов и никого вокруг не замечая, хотя глаза ее широко распахнуты…

Я уже всерьез задумывалась о ее лечении у психоневролога, но, к счастью, до лекарств дело не дошло, потому что примерно в три года характер Кристины резко переменился, и она превратилась в веселую, общительную девочку. Странности исчезли, как наваждение. Вспоминая о них, я только диву давалась: откуда что взялось? И только спустя много лет узнала про так называемый «детский госпитализм».

Оказывается, если ребенок в раннем возрасте проводит какое-то время в больнице без матери (а дочь действительно несколько недель после рождения была в больнице без меня), у него потом появляется и вроде бы беспричинный страх чужих людей, и любовь к раскачиванию, и ночные кошмары.

Казалось бы, какая разница новорожденному младенцу, где и с кем быть в первые недели жизни? Он ведь почти все время спит. Уход в больнице, где лежала моя дочь, был вполне приличный, детей не бросали на произвол судьбы, вовремя кормили, перепеленывали, делали всякие процедуры. Но крохотному несмышленышу необходим эмоциональный контакт с близкими. А попросту говоря, материнская любовь, которую даже самая добрая медсестра не может испытывать к чужому ребенку. Не потому, что она плохая, а потому, что она не его мать. И эта любовь нужна маленькому человечку не меньше, чем молоко и сухие пеленки.

Нехватка эмоциональных контактов травмирует ребенка, и он пытается это компенсировать разными доступными ему средствами. Например, начинает повторять одни и те же действия, которые его успокаивают. Типичный пример таких стереотипных действий — упорное раскачивание. Когда же ребенок возвращается домой, в нормальные условия, симптомы госпитализма со временем проходят. Однако порой (как вы могли убедиться на примере моей дочери) это восстановление может растянуться на несколько лет.

Психотравма — не каприз

Родители не должны считать капризом странности ребенка, попавшего в раннем возрасте в больницу. Не спешите его «перевоспитывать»: отучать от рук, оттаскивать от качелей, рано прятать пустышку. Наоборот, таких детей нужно почаще брать на руки, прижимать к себе, покачивать, приговаривая что-то тихое и ласковое. Им, как воздух, необходим физический контакт со взрослыми, необходим гораздо дольше, чем обычным детям.

Эмоциональные травмы первых месяцев жизни оставляют очень глубокий след в душе ребенка. Впечатления эти неосознанные и потому особенно опасные. На сознательном уровне ребенок их не помнит, но, вытеснившись в сферу бессознательного, младенческие впечатления властвуют над ним, определяют его поведение. Недаром так сложна психологическая коррекция детей из домов ребенка, которые первый год жизни проводят в условиях, приближенных к условиям больницы.

Самое главное лекарство в данном случае — это любовь и ласка. Если же мать попадается холодная, излишне рациональная, скупо выражающая свои чувства, болезненные симптомы у ребенка усугубятся. Годам к четырем у него могут появиться не только поведенческие отклонения, но и заикание. Или он начнет мочиться в постель. Или будет разговаривать только с близкими, а с чужими упорно молчать, производя впечатление немого (это называется «избирательный мутизм»).

Сказать, что ребенок, воспитывающийся чересчур сдержанной матерью, лишен ее внимания, нельзя. Она, может быть, только им и занимается, забросив работу и прочие дела. Но занимается сухо, формально. Как школьник, выполняющий задание «от сих до сих».

А как обстоят дела с детьми постарше?

Для детей более старшего возраста отрыв от матери обычно не столь опасен, однако хорошего в нем тоже ничего нет.

Если вам предоставляется возможность полежать в больнице вместе с ребенком, не упускайте ее. Не тешьте себя мыслью, что ему достаточно ваших дневных посещений. В больнице тяжелее всего бывает по вечерам, когда стихает дневная суета и ребенка начинают одолевать грустные мысли.

Хорошо еще, если медсестра, услышав всхлипы, подойдет и погладит его по голове. А если, набегавшись за день, она раздраженно прикрикнет:

— Да перестань ты реветь! Сколько можно?!

Больной человек особенно уязвим. Даже взрослых людей глубоко ранит равнодушие медиков. Что уж говорить о ребенке?

Кроме того, в пять-шесть лет дети обычно начинают бояться смерти. У некоторых эти страхи становятся навязчивыми. А представьте, если ребенку предстоит операция… Что он переживает, мучительно томясь ее ожиданием! Тут, можно сказать, страх смерти вполне обоснован (даже если реальной угрозы для жизни малыша нет).

Получается, что в критический момент, когда ребенку особенно необходима поддержка родных, их нет рядом. Он чувствует себя брошенным, преданным или… виноватым. Да-да, многие дети в подобных ситуациях начинают думать, что взрослые покинули их, желая наказать за какие-то проступки.

Даже удивительно, что есть родители, которые этого не понимают. Сколько раз приходилось слышать:

— Психотравма? Да что вы! Наш Саша ни разу даже не пожаловался, что ему в больнице плохо. И не просил, чтобы его оттуда забрали.

А у малыша либо уже в больнице, либо в скором времени после выписки расстраивался сон, появлялась раздражительность, плаксивость… А то, что он не просился домой… Есть одно слово, очень точно отражающее душевное состояние многих детей, надолго попавших в больницу. Это «обреченность». Чувство, противоестественное для оптимистичного детского возраста и потому особенно опасное. Поселившись хотя бы на какое-то время в душе ребенка, оно оставляет трудноизгладимый след. Детей, лежавших в больнице, часто мучает страх одиночества, чудовищ, смерти. Причем ребята далеко не всегда в этом признаются. Иногда потому, что боятся лишний раз упомянуть про страшное, а порой из гордости.

Возвращение домой

Многие родители говорят, что их дети вернулись из больницы какими-то «замороженными». Заторможенность, безымоциональность — верные признаки того, что ребенок пережил психическую травму.

В этом случае нужно запастись терпением и не досадовать, если ребенок не поддерживает попытки вступить с ним в контакт. В привычной обстановке он мало-помалу оттает, начнет восстанавливаться.

Настрадавшись, ребенок может ожесточиться. Поэтому многие дети по возвращении начинают проявлять агрессивность, хотя до попадания в больницу за ними ничего подобного не замечалось. Разумеется, не следует позволять ребенку хамить и драться, но особенно заострять внимание на его выходках не стоит. Важно создать дома атмосферу тепла и покоя, и агрессивность постепенно сойдет на нет.

Если ваше чадо набралось в больнице нецензурной лексики (обычно эта участь постигает дошкольников), тоже не пугайтесь. В культурных семьях бывает достаточно объяснить ребенку, что приличные люди так не разговаривают, и он перестанет ругаться.

Дети, побывавшие в больнице, нередко ведут себя «как маленькие». Шестилетний ребенок вдруг начинает проситься «на ручки», сюсюкать, отказывается сам одеваться и т. п. Родители считают его поведение капризом и начинают «воспитывать».

В действительности же такие реакции типичны для людей, переживших психическую травму. По-научному это называется «психический регресс» — то есть возвращение назад, на более ранний этап развития. Даже старики порой «впадают в детство». И требования дисциплины не только не дисциплинируют ребенка, но еще больше ранят и ожесточают его. Лучше дайте ребенку возможность снова побыть маленьким, а заодно и сами насладитесь уникальной возможностью возвращения в прошлое.

Кукольный доктор

Для детей игра — мощное средство психологической разгрузки и психологической коррекции. Проигрывая разные ситуации, ребенок проживает их и постепенно учится правильно реагировать, менять свое поведение. Поэтому имеет смысл помочь ребенку изжить в игре его страхи, обиды и огорчения. Непосредственно в больнице можно затеять игру в «кукольного доктора», на роль которого сгодится любая симпатичная игрушка. Мой младший сын, например, очень любил «Страшилку-Смешилку» — забавного тролля, утешавшего и ободрявшего его перед операцией, уговаривавшего не бояться уколов, принимать невкусные таблетки и т. п.

Этого тролля я приносила с собой. Он беседовал с сыном, давал ему инструкции, брал с него обещание не скучать и не бояться, а потом отправлялся ко мне в сумку. А вот плюшевый мишка с солидным именем Михаил, которого Феликс в три года выиграл на викторине в День города, дневал и ночевал с ним в палате. И когда я навещала сына, Михаил рассказывал нам с троллем обо всех переживаниях Феликса. Таким образом, я узнавала многое из того, что при непосредственном общении ребенку рассказать было трудно. А говоря от имени куклы, он раскрывался и отводил душу.

Осторожно: Баба-Яга!

Чтобы развлечь ребенка в больнице, родители часто читают ему сказки. Однако надо с повышенным вниманием отнестись к выбору сказочных героев и сюжетов. Так, в обычной обстановке дети 5–7 лет не боятся Бабы-Яги. Но в больнице этот образ может вызвать у них страхи.

Вообще для больных детей образ взрослого зачастую ассоциируется с разными неприятными и болезненными процедурами типа уколов, промывания ран и т. п. Иными словами, взрослые начинают восприниматься как потенциальные носители угрозы.

Поэтому в сказках, которые вы будете рассказывать или читать ребенку в больнице, не должно быть запредельно страшных персонажей типа людоеда, Кощея Бессмертного, привидений и т. п. Даже у детей, на которых это вроде бы не производит отрицательного впечатления, впоследствии могут развиться невротические реакции.

Лучше избегать и таких персонажей, как злая мачеха и уж тем более, родители, бросающие своих детей в лесу. (Этот мотив часто встречается в сказках братьев Гримм.)

В больнице дети часто чувствуют себя брошенными. А тут еще ребята постарше нередко запугивают малышей, говоря, что родители оставили их в больнице навсегда. Малыши верят, страдают, отчаиваются. В подобных случаях лишнее напоминание о брошенных детях может не на шутку взволновать и травмировать ребенка.

Игры по возвращении домой

Когда ребенок вернется домой, на какое-то время воздержитесь от обсуждения больничной темы (если только он сам не рвется ее обсуждать). А затем воспроизведите травмирующую ситуацию опосредованно, в метафорической форме.

Одно из главных чувств, владеющих ребенком в больнице, это чувство оставленности, одиночества. Поэтому можно предложить сыну или дочке сюжет про щенка-потеряшку.

Начните примерно так: «Жил-был маленький щенок. Пошел он как-то на прогулку и потерялся…» Только фиксируйтесь не на Злоключениях, а на ПРИ-ключениях щенка, которые непременно завершаются счастливым обретением хозяина. Скажем, потерявшийся щенок забредает в чужой двор, видит большого лохматого пса и пугается, думая, что сейчас пес его загрызет. Но пес, наоборот, становится покровителем щенка. Они играют, вместе обследуют окрестности, попадают в какие-то забавные ситуации.

Потом появляются ребята, от которых щенок тоже сперва ждет подвоха. Но они возятся с ним, кормят, учат выполнять команды.

А затем случайно встречаются с хозяином, и щенок благополучно возвращается домой.

Когда эта игра надоест, предложите другую, психологически более сложную. Пусть ваш ребенок разыграет на полу или на ширме кукольный мини-спектакль под названием «Происшествие на вокзале».

Сценарий выглядит примерно так: ваш ребенок увидел на вокзале (или в магазине, или в театре — где угодно, только не в больнице) маленькую девочку. Изобразите ее совсем крохотной игрушкой, чтобы он почувствовал себя по сравнению с ней большим и сильным. Девочка плачет. Ваши сын или дочь заговаривают с ней и понимают, что она потерялась.

Дальнейшие действия «артиста» должны от игры к игре становиться все более уверенными и решительными. Пусть сначала утешит малышку и поиграет с ней, пока ее не найдут родители. В следующий раз нужно выяснить, где именно она потерялась, и отвести ее туда, правильно рассчитав, что мама с папой будут искать девочку там, где они ее оставили. Затем пусть подойдет с малюткой к администратору и попросит вызвать родителей девочки по радио. Эти эпизоды вселят в ребенка уверенность в собственных силах, отвлекут от тягостных воспоминаний.

Играть же в больницу имеет смысл, только если ребенок не будет противиться игре. Для начала «назначьте» больным какого-нибудь зверька. Затем можно поиграть и в людей, но изменив ситуацию на диаметрально противоположную: пусть в больницу положат кого-то из взрослых, а ребенок будет навещать его, приносить гостинцы, ухаживать, ободрять.

Когда же бывший больной совсем «оттает», можно попробовать сделать главным героем игры не взрослого, а ребенка. Уже вашего собственного. И тогда фиксироваться не столько на сострадании, сколько… на положительных моментах пребывания в больнице.

— Да что там хорошего?! — возмутится ребенок.

— Как что? — возразите вы. — Больному приносят всякие вкусности — раз. Дарят подарки — два. Выполняют его желания — три. А еще… (особенно это действует на мальчишек 6-10 лет) еще друзья уважают человека, который перенес операцию. Его считают смелым, взрослым, выносливым, завидуют его умению стойко выносить боль. Короче, он в их глазах настоящий мужчина! Ты что, думаешь, все такие герои, как ты? Да в твоем классе никто, наверное, в больнице не лежал. А ты уже прошел испытание на прочность…

«Больничные игры» могут быть разнообразными. Вот далеко не полный перечень сюжетов:

— в больнице осуществляется какая-то заветная мечта вашего чада;

— дома выписанного из больницы ребенка ждет потрясающий сюрприз;

— в саду или школе детям делают прививки; все в ужасе кричат и брыкаются, и только главный герой, привыкший в больнице к уколам, ведет себя достойно;

— ребята во дворе спорят о чем-то, что имеет отношение к больнице, но по незнанию мелют чепуху, и главный герой выходит из спора победителем, после чего становится среди сверстников общепризнанным авторитетом.

Кто-то, наверное, подумает: «Да разве десятилетние мальчишки играют в куклы?»

Уверяю вас: играют и даже очень увлеченно! Только не надо подавать это в качестве девчоночьей забавы. Скажите, что вы решили устроить театральные репетиции. Дескать, если получится, можно будет затеять домашний театр. А там, глядишь, и в театральную студию записаться. Но для начала, конечно, надо потренироваться.

Предложите сыну попробовать силы попеременно в нескольких амплуа: актера, режиссера и сценариста. Заинтересуйте его, и он с удовольствием включится в игру. Тем более, что, как говорилось выше, после больницы у многих детей наблюдается психический регресс. Они на время становятся инфантильными, как бы стремясь вознаградить себя за то, что в больнице им поневоле пришлось столкнуться с «суровой правдой жизни».

Загрузка...