Чудесное. Ангел мой. Я из провинции (сборник)

Письмо первое

Еле-еле добрался я кое-как до инета! 5 минут за доллар, причём стоя! Это ужас, конечно. Можно было бы поюзать вайфай в кафе, но телефон умер, а ноутбук не стал с собой таскать по городу.

В целом все ОК, осматриваю сегодня Бейрут. Накидал предварительный план на ближайшие дни.

Ладно, надеюсь, как-то придумаю что-то с инетом. А пока 5 минут заканчиваются.

Письмо второе

Наконец-то я снова добрался до инета! В хостеле он, гад, платный. Вайфай стоит 9 баксов за день! А пользование компом – 3 бакса за час. В общем, отчаявшись найти какую-нибудь недорогую кафешку с бесплатным вайфаем, решился заплатить 3 бакса за целый час интернета!!

Во-первых, про планы. За первый день я обошел весь Бейрут. Сегодня, во второй день, съездил на север – в Триполи, а потом успел осмотреть древние раскопки в Библосе. Завтра планирую ехать в Баальбек и долину Бекаа. Там тоже всякие древности плюс виноделие – хочу купить домой бутылку местного вина. Потом будет еще один день в Ливане, еще не решил, куда поеду. Либо на юг в Тир, либо в горы смотреть кедры.

Перемещаюсь пока экономично, такси пользовался только из аэропорта в 3 часа ночи. По Бейруту протопал весь день пешком, осмотрел, по-моему, абсолютно все. В Триполи ездил на большом автобусе за 3 доллара, оттуда до Библоса – тоже на автобусе за 2 доллара. А из Библоса в Бейрут возвращался на адской маршрутке, тоже за 2 бакса.

В Сирию, скорее всего, все же не поеду. Полечу сразу в Амман, как было изначально в графике. В Иордании планирую день на Амман, затем – Джараш, Петра, Мертвое море, Вади Рам. Купаться в Акабу, почти наверняка, не поеду.

Тут тепло. Хотя местные одеты тепло. В ветровке даже жарко днем, хожу в футболке. Дождя пока не было, хотя сегодня что-то немного покапало. Проблему с поиском еды в Бейруте пока решил не до конца. Вчера искал завтрак часа два. Не могу понять, где здесь едят люди! В Триполи сегодня было гораздо проще – там на каждом углу пекут лепешки (30 центов), варят кофе (15 центов) и выжимают апельсиновый сок (30 центов). А в Бейруте – вообще не понимаю, где правильно есть!

Не знаю, как завтра встану на ноги. Огромные, совершенно жуткого вида мозоли на каждом пальце и на пятках. Кроссовки, которые купил в Москве, то ли малы, то ли просто какие-то не такие… Купил сегодня за 10 баксов простые кеды, в них вроде получше. В общем, оставшиеся 8 дней сулят много боли! А что делать – ходить все равно с утра до вечера каждый день!

Вообще, здесь хорошо. Люди приятные. С арабской спецификой, конечно – громко говорят, жестикулируют. Туристов очень мало. Даже в самом туристическом месте страны, Библосе, сегодня встретил, может, человек 8-10. Тихо, безлюдно среди развалин. В Триполи за полдня видел только двоих иностранцев.

Ладно, осталось у меня 20 минут, чтобы забронировать хостел в Иордании – и спать!

Письмо третье

Хорошо, что решил не ехать в Сирию. Нечего там делать. Слишком неспокойно. Удовольствия там никакого не будет – только нервотрепка. А смысл этого остается как бы неясным. Сегодня ездил в Баальбек, это долина Бекаа, оплот Хезболлы, недалеко от границы с Сирией. Хоть это и Ливан, но все равно было как-то неспокойно. С побережьем не сравнить – как будто совершенно другая страна. Вдоль дороги – блок-посты, БТР, вооруженные солдаты. В маршрутке из 10 пассажиров 8 были либо полицейские, либо военные. Ехали домой после дежурства. С одним молодым парнем-полицейским поговорили немного, пока ехали. Он говорит: «Видишь, сколько солдат вокруг? Плохо, что так много их нужно. Но зато люди в безопасности!» Городки в тех краях какие-то грязные, пыльные. Многие магазины закрыты, жалюзи опущены. Английских букв практически нет – только арабские. Пока ходил по развалинам, слышал издалека какой-то митинг – кто-то что-то кричал в мегафон. Сегодня же пятница, тут всегда после пятничной молитвы устраивают митинги, шествия всякие. В общем, не очень приятно было в тех краях. А Бейрут – совершенно другой. Дорогие машины, модные магазины, фонтаны – настоящая европейская столица.

Хотя люди все равно везде очень доброжелательные. Лавочник, который угощал кофе, рассказывал истории про все свои товары и хвастал знанием русских слов. Маршрутчики, которые пересаживали меня из маршрутки в маршрутку, чтобы я смог уехать в Баальбек, несмотря на то, что пришел не на ту автобусную станцию. И так далее.

Послезавтра лечу в Иорданию – она вообще самая спокойная страна в регионе. Разработал детальный план. 8 января прилетаю в 9-30, бросаю вещи в хостеле и за день осматриваю Амман. На следующий день еду в Джараш, смотрю там что-то интересное. Потом – на день на Мертвое море. Затем переезжаю с вещами в Петру, там осматриваю древний город и ночую, чтобы захватить закат и рассвет. И оттуда еду в Вади Рам – в пустыню. Там тоже ночую в 10-местном шатре типа бедуинского. Возвращаюсь в Амман, оттуда вечером лечу в Бейрут, оттуда – в Москву, Улан-Удэ и домой, в Читу!

Что еще… Сегодня после обеда пошел дождь, так и идет. Сразу холодно. Пошли в дело и свитер, и шапка, и зонт, конечно! Ноги сегодня благодаря прохладной погоде чувствуют себя гораздо лучше.

Кстати, до меня только сегодня дошло, что разница во времени между нами сейчас – 8 часов! Жуть!

Письмо четвертое

У меня сегодня была настоящая вишенка на торте под названием «Ливан» – ездил на самый юг, посетил два прибрежных городка – Сидон и Тир. Места просто потрясающие! Настоящее средиземноморское побережье. Едешь на маршрутке, с одной стороны плещется море, а с другой – бесконечные плантации мандаринов и лимонов! И кругом – вдоль дорог и в городках – продают все эти фрукты, они лежат горами. Килограмм отборных мандаринов стоит полдоллара. Которые чуть мельче – 30 центов. Бананы, лимоны, помидоры – столько же. Еще с первого дня засматриваюсь на фрукты, но как-то негде их было есть в хостеле. Тут даже кухни нет, да и в комнате ни стола, ни тумбочки. А тут купил мандаринов и пошел к морю. Сидел на камушке возле самых волн и ел мандарины!

Вообще, сегодня я впервые успокоился и расслабился. Сейчас я хорошо ориентируюсь в местной жизни, все стало просто и понятно. Как действуют маршрутки, сколько они стоят, как и кому платить, сколько стоит шаварма, сколько – кофе из термоса на улице, сколько – такси по Бейруту (оказывается, можно прекрасно ездить за 3 доллара, если совсем немного поторговаться). В первые дни я все-таки ощутимо нервничал. А сегодня просто ехал в маршрутке, смотрел в окно – и очень спокойно было, хорошо.

Думал о тебе, о доме. Еще в Чите, когда ехал на вокзал в маршрутке, подумал, что, вероятно, есть какой-то глубокий мужской инстинкт – уходить из дома, чтобы убивать мамонтов и возвращаться с добычей. И такой же инстинкт женский – стеречь очаг и ждать мужчину с мамонтом. А сейчас мы живем в таком мире, что в мамонтах особой потребности нет. Вот мужчины и хиреют, и вынуждены женщины брать какие-то их функции на себя. И никому от этого на самом деле ничего хорошего нет. И у каждого мужчины, конечно, мамонт свой. Рыбалка, охота, далекие путешествия – это все современные мамонты!

А Ливан – прекрасная страна. Никак не могу поверить, что десять лет назад здесь падали бомбы, что полстраны было в руинах. Только изредка вдруг встретишь дом, который еще не успели восстановить – огромные дыры в стенах от снарядов, пустые окна. А вокруг – совсем новые, недавно построенные дома. И старые, восстановленные и оштукатуренные. И здесь же, рядом, финикийские, римские и византийские храмы, которые стоят себе по две-три тысячи лет, пережили все войны и которым уже вообще ничего не страшно.

Очень приятные здесь люди. Даже таксисты – и те, кажется, честные! С парнем, который продает кофе возле моря в Сидоне, долго сидели, разговаривали. Великолепно говорит по-английски, получил образование в Сингапуре, в 2005-м жил в Москве и Петербурге, работал. Сейчас по каким-то причинам не может оформить загранпаспорт – чтобы не просиживать зря, вот так варит на улице кофе.

Но дальше оставаться в Ливане бессмысленно – за 4 дня успел осмотреть все основные достопримечательности страны! Так что завтра рано утром с чистым сердцем вылетаю в Иорданию.

Вот, такие пока новости. Пошел в душ и спать. Завтра вставать в 5 утра и ехать в аэропорт.

Письмо пятое

Прилетел в Амман, с огромным трудом отыскал свою гостиницу – но все же отыскал! И тут даже есть вайфай! Так что вот, пишу тебе, что долетел. Пойду поброжу по городу, пообедаю, поужинаю – а потом вернусь сюда и напишу уже подробнее.

Письмо пятое с половиной

Прилетел около 10 утра. Рейс совсем короткий – по-моему, короче, чем из Денпасара в Джогьякарту даже. Я засекал – получилось от взлета до посадки минут 45, не больше. Посмотрел Сирию! Из иллюминатора. Ничего интересного – какие-то горы!

Когда садились, снова смотрел в иллюминатор (кстати, еще ни разу не летел возле прохода или в середине – дают только места возле окна!). Все совершенно другое! Если при взлете в Бейруте за окном было море, зелень, пальмы и ливень, то здесь – только коричнево-желтая земля с пыльными пучками жухлой травы. Из окна аэропортового автобуса вид был точно такой же. Очень уныло. Да, видимо, здесь уже начинаются классические пейзажи Аравийского полуострова. И если продвигаться дальше на юг – в Саудовскую Аравию, ОАЭ – там все будет еще более уныло. Да что говорить – пустыня! Глянул сейчас в Википедии – 90 % территории Иордании занимают пустыня и полупустыня.

От автобусной станции до гостиницы нужно было добираться на такси. На удивление легко и быстро отшил тех, которые подбежали к автобусу и хотели везти меня за 5 динаров. Спокойно вышел с территории станции, остановил первое же проезжающее мимо такси и уехал за 3 динара. Можно было найти и за 2, ну да ладно. В письме из гостиницы была инструкция, как добраться: «Доезжайте на такси до мечети короля Хусейна. Мы прямо позади нее». Я и доехал до этой мечети. Вышел. Вокруг мечети все пространство – огромный базар. Все орут, перекрикивают друг друга – продают фрукты, овощи, рыбу, мясо, одежду, стиральные порошки, сантехнику – все подряд. Стал продираться через все это, чтоб оказаться «позади». Оказался в итоге на другой улице, которая тоже оказалась вся в торговцах. Прошел по этой улице метров 500 в одну сторону, метров 500 в другую, вернулся к мечети, стал ходить по другим улицам, потом по проулкам. Спрашивал у торговцев – все разводят руками. Только один парень показал, в каком направлении примерно надо идти – оказалось, верно.

Еще минут 30 кружил в этом направлении и совершенно случайно наткнулся на крошечную табличку с названием моей гостиницы. В маленьком проулочке – еще одна табличка и стрелка. Пошел по стрелке – оказался в совершенно другой гостиничке, маленькой и грязной. Вышел оттуда, посмотрел на стрелку внимательно – оказалось, что табличка перевернулась от ветра, и идти надо в дверь напротив. Там – грязный коридор и три железных двери без надписей. Одна закрыта. За другой – лестница. Поднялся – там большая комната, и в ней кучу народу молится, Третья дверь тоже закрыта. Углядел возле нее маленькую кнопочку и подпись ручкой «Push here». Нажал. Подъехал лифт. Открыл дверь (вручную!), зашел в лифт, поднялся на второй этаж – ура! Гостиница Abbasy Palace Hotel, где у меня забронирован номер!!

Номер вполне приличный. Одноместный, с ванной – за те же деньги, что dorm bed в Бейруте. Немного сыроват, окно выходит в стену – но это все мелочи!

Расположение прекрасное. Только вышел побродить по Амману – сразу же наткнулся на первую из двух основных достопримечательностей – огромный древнеримский амфитеатр. Оттуда увидел на вершине высокого холма вторую достопримечательность – древнюю Цитадель. Так вышло, что я поднялся на холм не с той стороны – и, вместо того, чтобы цивилизованно пройти по асфальтовой дороге и купить билет, – вскарабкался по тропе, перелез через древнюю каменную стену, а потом подлез под маленьким железным заборчиком. Так что 2 динара я сэкономил!

Туристов так же нет. По амфитеатру бродили человек 5 иностранцев, по Цитадели – еще двое. И полтора десятка арабов – видимо, из соседних стран. Не знаю, всегда здесь так мало туристов – или из-за Сирии никто не хочет ехать. Вообще, в Аммане пока ощущается какое-то беспокойство. Люди как будто напряжены. Опять же – я не был здесь раньше, поэтому, возможно, они такие и есть. Но заметил громкоговорители над многими лавками. Некоторые включены – там трансляции каких-то эмоциональных выступлений. Встречаются люди, которые тоже что-то кричат. Или раздают какие-то листовки. Тут действия простые – обойти или спокойно перейти на другую сторону улицы.

Вообще, ко мне относятся не плохо, не хорошо – просто особо не обращают внимание. Иногда взглянут с удивлением – и снова принимаются за свои дела. Если захожу в лавку – обычно дают спокойно ходить, смотреть. И если уже сам обращаюсь – тогда вступают в диалог. Вежливо, участливо – но без назойливых улыбок. Сейчас к этому привык – такое отношение удобно. Ты просто идешь по улице, смотришь, если что-то заинтересовало – зашел внутрь. Заинтересовало что-то конкретное – поговорил, поторговался, купил, попрощался, вышел.

Ужинал в заведении под гордой вывеской Ресторан «Каир». На первом этаже ткнул пальцем в котел с пловом, поднялся на третий этаж. Справа от меня за соседним столом сидели грязные уличные мальчишки – ели похлебку с лепешками. Слева – американские туристы, которых видел на одной из достопримечательностей. За остальными столами самый разный народ. Принесли колоссально огромную тарелку плова, сверху – чуть ли не половина курицы. Отдельно бесплатно поставили гору лепешек, тарелку с овощами и железный кувшин воды. Доесть не смог. Заплатил два с половиной динара – рублей 100. Так что с едой в Иордании все обстоит гораздо проще!

Хотел купить бутылочку пива в номер – а его нет! Все, это не Ливан, где 50 % населения – христиане, и алкоголь доступен везде. Здесь единственное, что нашел – маленькие бутылочки безалкогольного пива со вкусом персика. Поэтому купил две банки Пепси и достал из рюкзака фляжку. Пока писал письмо, первая банка Пепси как раз закончилась!

Письмо шестое

Я, кстати, сегодня наткнулся совершенно случайно на Liquor Store – и там было пиво. Оказывается, есть даже местное – называется Petra. Не думал, что в мусульманской арабской стране варят пиво! Два вида – 8 % и 10 %. Взял банку того, которое 8 % (оно называется «Легкое») – вечером буду пробовать. В этом же магазинчике нашел довольно большой выбор местного вина – с юга Иордании и из Вифлеема. Выбрал бутылку красного вина домой.

А только что произошло замечательное событие – я обнаружил в номере обогреватель, замаскированный под вентилятор! Тут все же достаточно прохладно. Местность пустынная, поэтому ночью температура опускается до +2 – +4 градусов. Днем хорошо – до +15. Поэтому в номере было не жарко так – никаких батарей же, понятное дело, нет. А теперь у меня есть обогреватель, и я счастлив – ноги уже согрелись!

С утра ездил осматривать Джараш. Это большущее скопление римских развалин. От входа до края территории больше 3 километров – и все это – колонны, залы, храмы, амфитеатры. Круто, конечно. Хотя, честно говоря, уже восхищает только что-то действительно колоссальное – амфитеатры, например. А так восприятие уже серьезно замылено – когда посещаешь разные развалины каждый день, они начинают сливаться.

Но впереди остался только один археологический объект – Петра. Еду туда послезавтра, с ночевкой. А завтра в планах – Мертвое море. Туда как-то сложно и непонятно добираться, с неочевидными пересадками – сейчас читал-читал форумы, только еще сильней запутался. В общем, завтра буду разбираться по ходу дела.

А сегодня утром воевал с таксистами. Мне нужно было доехать до автобусной станции, чтоб уехать в Джараш. Знаю, что поездка стоит 2 динара. Неподалеку от гостиницы поймал такси. Спрашиваю – сколько? Он говорит – по счетчику! Я думаю, ничего себе – кто-то здесь ездит по счетчику, бывает же! Сажусь, смотрю на счетчик – а на нем уже четыре с половиной километра! Проехал пару кварталов, понаблюдал – действительно, пошел пятый километр. Стал спрашивать таксиста – что за ерунда, почему не ноль? Он говорит – No problem, I will give you discount when we come! Проехал еще пару кварталов – не, думаю, так дело не пойдет. Говорю – I must know how much. No meter. Водила тут же забыл английский, как обычно, поэтому на следующем перекрестке пришлось просто выходить из машины.

Следующий таксист на вопрос «How much?» ответил что-то вроде «Садись, садись, заплатишь, сколько захочешь!». Это значит, что, когда довезет, скажет, сколько сам захочет. Я спросил еще пару раз, он назвал цену, я назвал свою – доехали нормально.

Уже на автобусной станции пошел искать нужный автобус. Там легко – говоришь «Джараш», тебе показывают, куда идти. Тут попался мне такой боевой старик-араб. Говорит – «Да, да, друг, вот отсюда уходят автобусы в Джараш! Но пока автобуса нет – ты жди вот прямо здесь». Я стал ждать. Ждал минут 5 – он снова подходит: «Да, автобуса так и нет! Но если хочешь – я найду тебе такси – всего 10 динаров!». Я говорю – неее, и жду дальше. Прошелся до лотков, посмотрел, что где продают, вернулся – снова он: «Автобус будет, может быть, через полчаса, может, через час, может, еще позже! Поезжай на такси – всего 8 динаров!». Заподозрил я что-то неладное – пошел в другую часть станции. Спрашиваю – «Джараш?». Тут же показывают на автобус, сажусь в него, через 5 минут едем. Заплатил 80 пиастров – 0,8 динара. Вот такие тут есть плохие люди!

Что еще… Разорвались все мозоли на ногах, поэтому сегодня вернулся из Джараша немного раньше. На правом мизинце мозоль сдулась хорошо, аккуратно, а на левом сегодня слезла почти вся кожа. Неприятно. Купил запас пластырей – буду клеить и так ходить.

Подумал сегодня, что хорошо, что нет телефона, SMS-ок, асек и т. д. Большие письма – это круче.

Письмо седьмое

Мертвое море – да, оно, правда, мертвое! Нет в нем ни рыб, ни планктона, вообще ничего. Оно совсем небольшое – хорошо виден другой берег. На другом берегу – Израиль. Все так, как пишут в книжках – можно лежать на спине и читать газету. Только голову держать неудобно – не хочется, чтобы вода попала в уши. Вода потому что вообще страшная – колоссальное содержание соли. Я просто лизнул мокрый палец – как будто ножом язык порезал! Если вода попадет в глаза, нос или рот – будет нестерпимая боль, которая пройдет очень и очень нескоро. Да и плавать как обычно, на животе – не получается, так как ноги выкидывает на поверхность. Только на спине лежать. И потом, пока идешь к душу, все тело покрывается белой корочкой – столько там соли!

Возле Мертвого моря – совершенно другой климат, оказывается! Оно же находится ниже уровня моря – по-моему, на 350 метров ниже. Поэтому там жарче, чем везде. Когда я был, температура воздуха была около 25 градусов, вода – 23. Так что было вполне комфортно – как Арахлей в июле.

Перемещался я сегодня как белый турист – взял тур в хостеле. Как раз удачно подобрались 4 человека, поэтому вышло дешево. С автобусами я так и не разобрался – прямых рейсов туда точно нет, где-то надо было делать пересадку и, вероятно, не одну… В общем, с туром получилось очень удачно. Со мной ехали два аргентинца и американка. Интересные люди. Парень из Аргентины работает в ООН – точнее, служит в миротворческих войсках. У него есть специальный дипломатический паспорт ООН – и он может без визы ездить во все страны мира. Завидую! Американке – 55 лет, работает учительницей английского. В 28 лет начала путешествовать в свободное время. На данный момент посетила 80 стран.

С едой здесь, в Иордании, гораздо интереснее, чем в Ливане – по крайней мере, мне попадается ее больше. Но питаюсь достаточно просто. Позавчера вот ужинал рисом с курицей, вчера – блюдом под названием «куфта» (фарш заливается сметаной и запекается в духовке), сегодня – жареными на углях ребрышками ягненка. Все это недорого и очень сытно – я, как правило, плотно ем всего один раз в день.

Почему-то ни разу еще не завтракал. Первые дни – вынужденно, просто не мог найти рано утром что-то подходящее. А потом понял, что как-то и не хочется. Просыпаюсь часов в 7, чищу зубы – и сразу же куда-нибудь еду. Там хожу, осматриваю очередные достопримечательности – и часа в 3-4 обычно плотно обедаю/ужинаю. То есть с утра до этого времени – разве что стаканчик горячего кофе с сахаром у уличного разносчика. Причем, если энергично ходишь – то голода нет, наоборот – энергия! Потому что при ходьбе натощак сжигаются жиры, в которых энергии куча. Потом вечером, часов в 7-8 вечера еще могу съесть что-то небольшое типа шавармы. Могу и не съесть.

Завтра в 6-30 утра уходит автобус в Петру. Буду там часов в 10, сразу рвану на осмотр. Весь день буду бродить до вечера. Там ожидается нечто круче Ангкора, судя по описаниям. Потом – в Вади Рам с ночевкой. Придумал большую хитрость – рюкзак оставил здесь, в Аммане, а в Петру и Вади Рам поеду налегке – с пакетом, в котором запасные носки, футболка, зубная щетка и ноутбук. А когда вернусь, заскочу в хостел, заберу рюкзак и рвану в аэропорт.

Письмо восьмое

Петра – это вообще круто! Облазил практически все, что можно. То, что рекомендуется осматривать за 2-3 дня – прошел за неполный день. Большую часть дня шли с американцем украинского происхождения (в 8 лет уехал в США, сейчас ему 22) – болтали на русско-английском языке. Потом он ушел обедать – и дальше я лазил один еще часа три. Залез на обе смотровые площадки (обе – километр над уровнем моря). Очень большая территория, очень много всего сохранилось, многое в отличном состоянии – хотя прошло две с половиной тысячи лет.

Петра – это целый город, где жили набатейцы. Город был полностью защищен, попасть в него можно было только через одно узкое ущелье (и сейчас через него единственный вход). Со всех сторон, везде – горы. Поэтому набатейцев никто не мог завоевать. Но вода тоже поступала тоже через специальные небольшие протоки, выдолбленные в горах. И римляне догадались перекрыть доступ воды в Петру – и таким образом ее завоевали. Но до этого набатейцы владычествовали в регионе лет 500, не меньше.

Сохранились и храмы, и куча простых домов обычных жителей. Все, абсолютно все – выдолблено в горах. Очень красиво. И совершенно непонятно – как они это делали? Городок Вади Муса возле Петры тоже приятный, но очень туристический. Хостел – прекрасный! Держат его муж и жена – иорданец и англичанка. С большим вкусом оформлен, очень уютные комнаты. Завтра у меня в 6-30 автобус – в 6-00 хозяйка обещала бесплатно накормить завтраком.

Хорошо, что путешествие уже подходит к концу – и ноги у меня уже натренированные. В начале я бы ни за что не выдержал такого дня!

Пообедал сегодня сникерсом на вершине горы, зато поужинал совершенно божественным шашлыком из ягненка, запив его мятным чаем. Будучи целый день голодным, между тем еле-еле смог съесть огромную порцию шашлыка с лепешками. И всего за 150 рублей.

Да, пока не забыл. Интернета, вероятно, больше вообще не будет. Завтра буду ночевать в пустыне Вади Рам в бедуинском 10-местном тенте (кстати, ночи тут, в пустыне, очень холодные… а завтра, возможно, будет снег – довольно редкое событие, потому что осадков практически нет) – там вряд ли будет вай-фай. А послезавтра с утра уже буду возвращаться в Амман – вечером самолет в Бейрут, потом в Москву – ну и так далее. Так что единственная надежда – на какой-нибудь вай-фай в аэропортах – но он там может быть, а может и не быть. В Бейруте я долго пытался подключиться – но так и не смог. В общем, я буду стараться искать – но то, что найду – не факт. Вот.

Остался практически всего один день путешествия – завтра. А послезавтра уже отправлюсь в обратный путь. Утром поеду из Вади Рама в Амман на автобусе, пообедаю в Аммане, заберу рюкзак и на автобусе поеду в аэропорт. В 19-00 рейс, уже в 20-00 буду в Бейруте. Там у меня 5 часов до рейса в Москву, куда прилечу в 7 утра. Целый день нужно будет где-то потратить. Есть мысль рвануть в хостел, заплатить 700 рублей как за сутки и поспать там часов 5-6. Потом – на Белорусский вокзал за вещами, которые ждут меня в камере хранения – и в Домодедово. Ночной самолет в Улан-Удэ, еще несколько часов ожидания – и, наконец, маленький самолетик до Читы.

Письмо девятое

Нежданно-негаданно я снова сегодня оказался с инетом. В 5-30 утра я встал, в 6-00 позавтракал и в 6-20 выехал на микроавтобусе из Петры в Вади Рам. Уже когда отъехали от Петры достаточно далеко, водитель стал рассказывать о том, что ближайшей ночью ожидается снегопад. А это значит, что завалит перевалы. И, следовательно, закроют все дороги. Большинство туристов собирались ехать на следующий день дальше на юг, в Акабу. А я и две туристки из Германии собирались возвращаться в Амман. Водитель объяснил, что если перевалы завалит, то автобусы и такси ездить не будут. Может день, может два – кто знает? Будут ходить только джипы. И они будут запрашивать столько денег, сколько захотят. Поездка в Амман обойдется от 100 до 400 динаров (то есть от 4000 до 16000 рублей!). Я выспросил у него про разные варианты – все они были неутешительные, т. к. дорога, вообще говоря, одна, откуда бы ты ни ехал из тех краев.

Поэтому решение принял быстро. Вернулся в Петру на той же маршрутке и там сразу же пересел на маршрутку в Амман. Так что в 15-00 уже был в Аммане. При этом пустыню я как бы все же осмотрел. Пока микроавтобус там ждал туристов для обратной дороги, у меня было 30 минут на то, чтобы пробежаться вокруг и сделать несколько фотографий.

Интересно – в первый раз я приехал в Амман всего три или четыре дня назад. И это было ужасно! Грязь, крики, кругом базар, ничего не понятно, ни одной вывески нет. Приехал сегодня – красота, все знакомое! Вот тут я буду обедать, вот у этого мальчика куплю мандаринов, вот моя гостиница.

Вообще, последние дни вновь не покидает удивление – насколько же здесь безопасно! Ведь я, когда выбирал страны, сознательно выбирал «опасные», как бы «страшные» страны. Ливан, Иордания – это же все, действительно, звучит как Ирак! А на самом деле здесь чувствуешь себя абсолютно спокойно. Можно выйти из маршрутки на food-stop, оставить все свои вещи и быть полностью уверенным, что их никто не тронет. Сосед-француз по хостелу в Бейруте, который проходит практику в университете, говорил мне, что можно оставить кошелек с деньгами в любом месте Бейрута, вернуться за ним через час – и он будет лежать на месте! И здесь, в Иордании все так же. В гостинице в Петре хозяйка была очень удивлена вопросом одного из туристов, где можно спрятать ценные вещи. «Вы можете оставить все ваши вещи прямо здесь, в общей комнате – мы же в Иордании, здесь абсолютно безопасно!»

Вот так рушатся стереотипы. Подозреваю, что и в Сирии все совершенно так же – просто иногда немного летают пули и можно случайно поймать одну из них. А в остальном все, скорее всего, точно так же. Конечно, в Иордании любят зарабатывать на туристах – например, в Петре на каждом шагу спрашивают о планах, предлагают такси куда угодно и т. д. Но это все равно не меняет общего ощущения безопасности. Получается очень интересно – по сравнению с 10 посещенными мной странами (причем это не Франция и не Германия, а, например, Индонезия и Ливан) самой опасной по ощущениям остается собственная, родная страна – Россия.

Вот. В общем-то, все – план путешествия выполнен полностью. Сегодняшний вечер, первая половина завтрашнего дня – можно немного расслабиться перед обратной дорогой. Надо постараться сегодня лечь как можно позже и завтра встать так же. Впереди обратная перестройка на 8 часов!

Больше как будто писать и нечего – почти весь день сегодня прошел в маршрутках!

Письмо десятое

Сижу в аэропорту Бейрута. Прошел тут через небольшое приключение. Пограничник не захотел ставить въездной штамп! Я когда летел, раздумывал, как поступить. У меня же между рейсами 5 часов. Но транзита нет – это два совершенно разных рейса совершенно разных авиакомпаний. Поэтому надо было ставить въездной штамп и почти сразу же – выездной. Было два варианта. Первый – указать в анкете название отеля и говорить пограничнику, что приехал осматривать Ливан. Но потом, через два часа получая выездной штамп, как-то отвечать на вопрос, почему осмотрел Ливан так быстро. И второй вариант – честно не писать в форме название отеля и говорить, что буду ждать в аэропорту рейс в Москву.

Выбрал второй вариант как более честный и потому более надежный. Но пограничник честность не оценил и отправил на стойку транзита. Там не знали, что со мной делать – потому что я совсем не транзитник. Позвали представителя «Аэрофлота» – минут через 20 пришел веселый ливанец с фирменным бейджиком и как-то все разрулил. Долго водил меня по закрытым коридорам аэропорта – сначала, чтобы найти рюкзак и переклеить на нем багажный квиток, потом – чтобы провести меня в зал вылета, не проходя залы регистрации и паспортный контроль. Долго объяснял всем встречным пограничникам, куда и зачем меня ведет. В общем, хороший парень. Сказал, что мне должны были поставить штамп, но спорить с ними бессмысленно и лучше сделать вид, что у меня действительно транзит. В общем, сижу, жду своего рейса.

Амман проводил дождем, ветром и холодом. Спал под направленным прямо на ноги индукционным обогревателем и сложенным вдвое толстым одеялом. Отопления же никакого нет, стены тонкие, окна одинарные, рамы с щелями. Здесь, в Бейруте, похоже, тоже погода дождливая. И в Москве вроде бы снег. Ну а дома, думаю, мороз и солнце!

Сидеть осталось всего 4 часа. Ну, и завтра день в Москве. И еще совсем чуть-чуть в Улан-Удэ. Скоро, совсем скоро буду дома!

Письмо одиннадцатое

Сегодня прилетел в 7 утра в Москву, доехал до хостела – принял отличный душ и поспал пять с половиной часов. Как раз оказалось достаточно, чтобы восстановить силы после бессонной ночи и перед следующей такой же. Хотя эта ночь будет короткой – в этом прелесть перелетов на восток. Сяду в самолет в 21:15, а выйду через пять с половиной часов, когда будет уже 8:15 утра. Это очень радует.

В Москве тепло. В принципе, не сильно холоднее, чем в Аммане перед отъездом. Только снежная слякоть. А так – нормально, комфортно, можно ходить без шапки. Москва снова оставляет странные впечатления. Наркоманы, бомжи в подземных переходах – и тут же – рестораны с блюдами по 200-300 долларов. Вагоны метро, если присматриваться, – это вообще ярмарка чудес. Кого там только нет. Неформалы с ирокезами и тоннелями в ушах, древние старухи, наркоманы со стеклянными глазами, тетки в косынках с церковными книжками, таджики, негры… Каково же, интересно, это видеть настоящим москвичам – в том числе и тем самым старухам с тележками, которые жили здесь 50 лет назад. Ведь именно те, кто приехал десять, пять, один год назад и считают себя настоящими, реальными москвичами.

Не знаю. С одной стороны – да, театры, музеи, концерты – вся жизнь идет здесь. С другой стороны – пробки, огромные расстояния, абсолютно нереальные цены на жилье. Мифический город.

Ладно. Батарейка на буке заканчивается. Пойду куплю чего-нибудь поесть да просто поброжу по терминалу, разомну ноги.

До завтра!»

…Ильдар приехал. И мы с ним почти сразу пошли покупать коляску для малыша. Уж очень это важное и ответственное дело – коляска для нашего малыша. Край у нас холодный, так что коляска нужна надежная. Мы долго ходили, выбирали. Теперь купить можно что душе угодно – были бы деньги…

Коляску купили, загрузили в машину. Наверное, ее можно будет установить на балконе. И по квартире можно будет возить. И на улицу не так сложно вынести – при необходимости. И еще к ней прилагается забавная переносная сумочка, в которой ребенок может спать. В этой мягкой сумочке принесли к нам малыша – он спал в моей комнате – при открытом окне. Потом проснулся перекусить – и опять заснул. Эта легкая переносная коляска-кроватка-сумочка прослужила долго. Когда стало теплее, малыш спал на балконе, а я сидела рядом, караулила сон. Самое чудесное занятие в мире! Смотреть на спящего ребенка и осознавать, что он – твое продолжение.

Однажды я заснула в комнате Ильдара. Из этой комнаты – открытая дверь на балкон, где спит малыш. Собачка Чернушка и кошка Мурка заснули со мной на диване. И мне думалось во сне – кто же спит на балконе, Ильдар или Маратик… И сколько же мне лет… И который теперь год…

Ночью мне долго не спится. В.В. Путин пообещал вернуть зимнее время. Я уже не знаю, что лучше! За эти долгие годы наш организм привык к переводу стрелок. А сейчас, когда нас вынудили жить при «летнем времени», заснуть трудно, и утром до десяти часов совсем темно. Ненормально…

Уже половина первого – мне не спится. Думаю о том, что зря, наверное, Сталин отправил в тридцатые годы сюда людей осваивать этот непригодный для жизни край. Ну, прожила я здесь всю жизнь. И какой в этом смысл? Тут так холодно – просто невозможно! Здесь жить невозможно.

Я постоянно кашляю, постоянно теряю голос. На экспертном совете выяснилось, что кашляют почти все. И голос потеряли, как и я.

Но смысл есть во всем, во всех наших делах, во всякой судьбе. Здесь, в холодном краю, встретила я Чудесное. Этот край – мой Судьба.

Я поискала старые альбомы – из детства Ильдара. Оказалось, что маленький Ильдар и Маратик очень похожи друг на друга!

А я там такая молодая – словно дочь самой себе, нынешней. И я вдруг посмотрела на себя молодую глазами Ильдара – и едва сдержала слезы. Я подумала, что ведь и он может подумать о том, как время меняет людей.

Мне кажется – я сплю. Мне кажется – все мы спим. И попробуйте переубедить меня! Докажите, что это не сон! Можете ущипнуть меня за руку – но это просто приснится мне. Я сама могу ущипнуть себя – и это тоже будет сон.

Никто не в состоянии доказать, что жизнь – это не сон, что жизнь – это бодрствование.

А что происходит, когда мы просыпаемся? Ведь мы просыпаемся иногда. Сон не может быть бесконечным. Наверное, в этот момент мы умираем. И тотчас засыпаем в новый сон.

И пусть вся наша жизнь – всего лишь сон, и пусть всё на свете повторяется миллионы лет – но как я хочу помнить каждое мгновение своей жизни! Как я хочу, чтобы все люди вокруг были счастливы в своем неведении, в своем сне. Как я тоже хотела бы стать счастливой…

…Иногда немного хочется поплакаться на жизнь. В большей мере это игра. И мне неловко, что я чуточку лукавлю. Но мне так хочется слов сочувствия. И вот Марина, с ее довольно холодным разумом и даже некоторой безапелляционностью (она не станет говорить и писать мне неправду), спасает меня от депрессии: «И еще я думала про Ваши слова другие. Не так Вы себя оцениваете, что ли? Может, всего лишь Вам рано пока этим заниматься? Оценкой своей жизни? Да и вообще – надо ли этим заниматься?

В самом деле, ну какие Ваши годы? То есть для меня яснее ясного, что Вы много так значите в этом мире, а как порой почитаю от Вас что-нибудь, так вижу, что Вы-то сами в этом сомневаетесь. Неправильно это.

Посмотрела вчера журнал «Встречи», так просто, не читала еще. Много ли их по России? Это ведь самый настоящий подвиг – издавать такой журнал в Чите. Про другое и не говорю…»

Марина походя задела мою больную тему – провинцию. Я хочу уйти от этой темы, хочу закрыть ее – а провинция преследует меня. С моими мыслями перекликаются стихи Александра Винокура:

На улице чуточку потеплело – ну, хотя бы не тридцать градусов, а слегка поменьше! Шла на работу, чтобы с китайскими аспирантами обсудить ваковские статьи, – шла и думала, что Сталин все-таки был прав, когда отправлял людей осваивать эти жуткие ледяные просторы. И все-таки надо думать не только о себе, но и о людях, о стране. Жили тяжело, но у людей была жизненная цель. Теперь народ покидает эти забытые Богом места, переселяется ближе к центру, заботясь о собственном благе, – а Душа-то где? Где смысл? Где цель?

…Заболел наш малыш. Болезни маленьких детей развиваются так стремительно. Обычный насморк может оказаться очень опасным. А Маратику всего-то три с половиной месяца. И не отличишь признаки заболевания друг от друга… Их с Олесей положили в больницу. Или бронхит у ребенка, или что-то с пищеварением. Не отличишь сразу. Ужасно…

Господи, не оставь моего малыша!

Господи Милосердный, спаси и помилуй его!

Сохрани его, Господи Милосердный, спаси и помилуй!

…У Маратика подтвердили бронхит. Прописали капельницы малышу. И не исключают пока кишечную инфекцию.

Господи, не оставь моего малыша!

Спаси и помилуй его, Господи милосердный!

…Олеся прислала фотографию Маратика под капельницей… Я не сдержала слез.

Я понимаю, что многим и многим детям в сотни и тысячи раз хуже и тяжелее. И нельзя гневить Бога. Малыш под присмотром, принимает лечение.

Господи, дай здоровье и жизнь твоим детям!

Не оставь их, Господи милосердный!

Сохрани их, спаси и помилуй!

Потом и Олеся заболела. Подхватила вирус, видимо. Ослабленный после родов организм. Так что их лечат обоих – маму и малыша.

Через несколько дней Олеся прислала фотографии. Малыш в масочке, с ингалятором… Но на одной фотографии он улыбается!

Еще через день Олеся позвонила, сказала, что врач слушал Маратика – легкие чистые. Слава Богу!!

На следующий день пришло письмо от Олеси: «Марат же у нас улыбается всем подряд, а тут тетя пришла за матрасом, а он на нем лежал. Она ему говорит: «Тебя вместе с матрасом завернуть?» Он смотрел на нее, потом каак заплачет!»

…Приснилось мне, что я плыву по чистому неширокому каналу. Плыву – словно лечу над водой. И так хорошо, спокойно и уверенно. Я давно не летала во сне.

Через день Олеся с малышом выписались!

Еще через несколько дней они всей семьей пришли к нам. И так мне стало страшно за всех, так жалко… Что малышу уколы ставили. Что Павлик без мамы был десять дней. Что Олеся устала в больнице. Что Ильдар тоже устал один.

…Расплакалась, когда они ушли. И разболелась левая рука.

Маратику четыре месяца. Он иногда долго смотрит мне в глаза – как когда-то смотрел новорожденный Ильдар.

А я по-прежнему отстаю в развитии от малыша. Он растет, убегает вперед, а мне все кажется, что он только что родился.

Так и с Ильдаром. Всю свою оставшуюся жизнь я буду считать своего сына ребенком.

А дела мои рабочие – все те же. Сверстаны две книжки. Готовлю еще одну. Подготовила к печати научный и художественный журналы. Собираюсь на конференцию в Тайвань, чтоб оттуда улететь в Сан-Франциско, к детям. Неугомонные наши дети собрались всей семьей в Калифорнию на целый год.

Хотелось бы стать мне настоящей бабушкой для Маратика – и чтобы гулять с ним, и готовить для него еду, и кормить потом этой едой, и играть в разные игры, и читать замечательные книжки. И если дети вдруг говорят, что принесут малыша, весь предыдущий день я волнуюсь и готовлюсь к встрече. Маратик же пока признает только маму Олесю. И как только Олеся уходит, начинает кричать и плакать. А потом, когда приходит Олеся, когда покормит его, – он и смеется, и улыбается, и разговаривает со мной… Так славно!

Что важнее в жизни? Поиграть с ребенком, купить ему сладостей, немного погулять с ним? Просто пообщаться?

Или же помочь сделать магистерскую диссертацию китайскому магистранту?

Наверное, все важно. Надо все успеть сделать в жизни.

Сегодня Павлик к нам приходил в гости. И когда прощался, спросил: «Вам, наверное, скучно без меня будет? Вы рады, что я хорошо поел?»

А ведь и правда, наш взрослый мир без детей – сплошная скука.

Наши дети – Ильдар, Олеся, Маратик – собираются в Екатеринбург за визой в Америку. Им предстоит куча перелетов, потому что надо лететь из Екатеринбурга в Читу через Москву… Такое кружение по стране связано с тем, что прямые перелеты не ежедневны. И им пришлось бы сидеть в Екатеринбурге три дня.

Ильдар улетел в Екатеринбург раньше, повез студентов на олимпиаду. Через пару дней улетела туда Олеся с Маратиком.

Всю ночь и все утро слал Ильдар сообщения из городов, в которые прилетал: «Омск. Москва. Екатеринбург».

В Екатеринбурге тепло. А у нас холодно, ветрено, ночью выпал снег.

Скоро у детей беседа в Консульстве.

…Весь день, в течение всех своих четырех пар, думала о собеседовании нашей молодежи в Консульстве. Да к тому же в 03.30 утра получила дурацкое SMS-сообщение, что надо положить деньги на счет. Понимала, что это бред, – но ведь ночь, и дети далеко. Еле дождалась, когда наступит утро в Екатеринбурге, позвонила Ильдару. Он получил такое же дурацкое сообщение.

А потом позвонил (у меня шла уже четвертая пара) и сообщил, что собеседование прошло успешно, хотя было много отказов людям.

Почти сразу они полетели в Москву. Оттуда вылетают в Иркутск.

…Время идет своим чередом. Все идет, как устроил Господь. Наш маленький путешественник научился переворачиваться на животик! Спустя два дня Олеся прислала сообщение: «8255 и 66 см. Сделали прививки!» А Ильдар сообщил, что получил паспорта с американскими визами.

…У Маратика, похоже, начали прорезываться зубки.

Осталось до отъезда детей девяносто дней.

Господи, не оставь их, спаси и помилуй!

…Работать бабушкой интереснее, чем профессором! И нужнее.

Посидела сначала с Аришей пару часов, потом с Маратиком.

Олеся купала Маратика – он смотрел-смотрел на меня и сказал «Ба!»

…И хорошее, и плохое – все это происходит часто неожиданно. Неожиданно пришли дети. А у нас даже и хлеба не было. Ильдар сбегал в магазин. Я быстро приготовила картошку с хорошей деревенской тушенкой, которая больше походила на мягкое мясо, а не на тушенку.

И ощущение счастья от прихода детей появилось позже, когда они уже ушли. А в тот момент, когда и надо было наслаждаться счастьем, – только волнение, только неожиданность, только приготовление к счастью.

…Так ждала сегодня детей! Обещали принести Маратика. Я даже приготовила вчера курицу, чтобы покормить всех обедом. Купила малышу пирамидку. Промыла ее и просушила.

Но они не пришли. У малыша режутся зубки, плохо спал.

А днем зазвонил телефон. Мама взяла трубку – там Олеся. У нее тоже зазвонил телефон.

Но самое интересное – никто, ни мама, ни Олеся – номер не набирали, вообще не звонили. Просто телефоны непостижимым образом соединились друг с другом.

Я думаю – это и есть Судьба, от которой не уйти. Никакой свободы выбора не существует. Просто событие может произойти чуть-чуть по-иному. Наша встреча все-таки состоялась – пусть и не совсем так, как ожидалось.

Чудесный летний день сегодня. Я провела этот день с малышом. И хоть он, конечно, плакал и кричал без мамы, – но он настолько уже настоящий ребенок, который умеет сидеть, кушать с ложечки пюре, жевать корочку хлеба, держать ручками бутылочку с водой, что с ним стало гораздо легче управляться.

И столько во мне появилось неожиданной энергии, что вечером я даже написала ворох рецензий для «Гуманитарного вектора»! Это самая тяжелая часть рецензий – для аспирантов. Им приходится писать по две рецензии – от себя как редактора и от себя как научного руководителя. В этом номере три моих аспиранта и один соискатель.

Теперь осталась основная масса авторов. Там свои трудности – надо вникать в суть их работ, а это отнимает время.

Утром закончила писать рецензии! Ура! И вот – не успела написать эти слова, как получила письмо, что необходимо еще написать рецензии на статьи по востоковедению… Вот даже порадоваться как следует не дадут.

Зато вторую половину дня провела с ребенком. Со своим славным, милым, дорогим, любимым малышом! И он опять сказал мне «Ба»! Я даже немного поплескала его в ванне.

Господи, как я хочу, чтоб он был счастлив!

Мы, взрослые, мы сами отрицательно воздействуем на детей – и потом ворчим, какая молодежь плохая… Вот сейчас просто эпидемия отъездов из города началась. А инициируют взрослые – буквально заставляют детей уезжать.

Ну, трудно здесь жить. Лето скупое. Весна холодная. Я вот, например, весь год жду, когда прилетят стрижи, когда зацветут яблони и черемуха. И это все проходит так быстро! И я опять жду и жду. Но зато – какая волшебная, какая долгожданная весна! А если лето всегда, если летние птицы всегда, если цветы всегда… Чего еще-то ждать от жизни?

Пришли сегодня дети. Олеся несла Маратика, Павлик шел сам, а Ильдар нес коробки с моими книгами («Живой литературный текст»; «История языка – история текста»). И в самое первое мгновение я испугалась, что книжки мои никуда не годятся, что они получились слабые. И я никак не могла их рассмотреть, потому что на руках у меня был Маратик, а родители его и Павлик ушли в кино.

И уже только вечером я, наконец, смогла их полистать. И они стали нравиться мне все больше и больше!

…Печально думаю о том, что из Забайкалья уезжает молодежь. Вот и наши дети увеличат процент уехавших… Каждый год – примерно по две тысячи человек. А в прошлом году – около девяти тысяч. Еще совсем недавно я думала, что все эти отъезды – это ужасно, потому что надо жить и работать в провинции. Но теперь я отчетливо понимаю – нет в нашей стране никакого развития государства. Я далеко не сталинист. Но ведь Сталин осваивал незаселенные земли, расселял народы, давал им жилье. Ну, да – репрессии… Черная сторона сталинизма.

Но сейчас-то ни наш край, никакой другой, ни вся страна в целом – не нужны нашим правителям. Сейчас – сплошные перманентные репрессии. Это и неуважение к прошлому, и неуважение к старшему поколению, и неуважение к учителям и врачам.

Здесь, в провинции, нечего делать, потому что здесь нет роста самого края. И никакие одиночки-энтузиасты не в силах изменить ситуацию. И никакая революция не повернет страну в нужное русло.

Мы загубили все.

Если раньше молодежь ехала на стройки, осваивала новые земли – то теперь молодые люди просто ищут, где лучше и спокойнее жить для себя. И это мы, взрослые, своими руками сделали так, как оно теперь есть.

…Утром приносили Маратика. Ему уже семь месяцев. Я думаю, если бы мы виделись с ним чаше и дольше, – давно бы привыкли друг к другу и хорошо бы друг друга понимали.

Но даже и сегодня – я шутливо спрашиваю его, трогая за ножку: «Чья это ножка? Твоя?» Он опустил глазки, посмотрел на свою ножку и пропел громко: «Да-а-а!»

…Пришли вечером дети. Поужинали вместе. Время катится вперед. Осталось едва ли не две недели до их отъезда.

На мамин день рождения были дети в гостях. Поели деньрожденное чили (я сегодня приготовила), разные тарталетки, тортик…

Маратик со мной хорошо пообщался, пока Ильдар с Олесей вздремнули. Мы и поспали с ним, и поиграли, и книжки почитали. Меня не покидало ощущение, что это мой ребенок, мой сынок, а не внучок. Странно так. Очень люблю его!

Завтра они выезжают в Иркутск. А потом: KE 984 Иркутск – Сеул. Вылет 18 августа в 03:15, прилет в 06:55 тоже 18 августа в аэропорт Инчхон. Время в пути: 3 ч. 40 мин. Затем: вылет из Сеула рейсом KE 023 в 17:05. Прилет в Сан-Франциско в 11:50. Уже будет колоссальная разница во времени. В пути: 10 ч. 45 мин.

Не оставь их, Господи Милосердный!

Спаси и помилуй!

Помоги им в пути!

…На столе у меня стоит собачка – игрушка Маратика. У Ильдара тоже первой игрушкой была собачка… Она до сих пор лежит у меня – но вся уже сморщилась, ссохлась от прошедших лет.

Дети уехали. И весь следующий год я жила их письмами и звонками.

Весь последующий год я подробно описала в своей книге «Калифорния on-line», напечатанной в Америке. На обложке книги – рисунок, сделанный замечательным художником Евгением Шишковым. Там мои дети – по ту сторону экрана, по ту сторону океана… Я сумела слетать к ним в гости! Это была чудесная поездка.

И хотя американский год мною уже описан, но все же немного повторюсь, чтобы часть этой жизни не прошла мимо строк моей новой повести.

Чудесное продолжалось в моей жизни.

Ильдар сделал запись в ЖЖ: «Продолжается жизнь в Америке. Первый культурный шок постепенно сглаживается, жизнь входит в новое, совсем новое, русло. Есть своя квартира, она более-менее обставлена мебелью (ну, то есть все самое необходимое, чтоб не спать и не есть на полу). Началась учеба в университете.

Все меньше вещей шокирует, все больше деталей вокруг замечается и анализируется. Сегодня вечером гуляли пару часов по кампусу UC Berkeley. Потрясающая атмосфера. Как повезло тем, кто там получает первое образование! Я очень люблю читинский Нархоз – это мой дом, он дал мне практически все, что у меня есть. Но атмосфера кампуса Беркли – невероятна. Встретили мужчину, который кормил белок и ворон арахисом. Говорит, что приходит сюда каждую пятницу и субботу с большим пакетом орехов. Рассказал про каждую из белок, что сидели и бегали вокруг. Объяснил, почему у них разные отметки на шерстке. Рассказал, как вороны как-то раз на его глазах защитили белок от ястреба – втроем с разных сторон его атаковали и прогнали. Белки в ответ делятся с воронами едой – откладывают часть орешков в сторону, и вороны подлетают за ними. Потом перешли к политике – к выборам. Конечно, Обама! Здесь, в Беркли, все за Обаму. Причем неожиданно, после России, искренне. Когда он выиграл выборы четыре года назад, студенты залезали на телеграфные столбы на Telegraph Avenue, забирались на крыши домов, пели и танцевали – отмечали победу демократов над ковбоем Джорджем.

А на экскурсии по кампусу в первый учебный день нам специально показали большую площадь перед главным корпусом и объяснили: «Это – место для демонстраций и митингов. Если студенты чем-то недовольны – они выходят сюда. Так что знайте, куда нужно идти, чтобы вас услышали!»».

И приложены три чудесные фотографии: Ильдар с Маратиком на траве, белочка ест из рук орешки, зеленый двор университета.

А потом было много других фотографий!

Я так много думаю о детях, что сны мне снятся тоже про Калифорнию. Весь этот год прошел под знаком Калифорнии. Мне приснилось – будто мы с Ильдаром на вершине каньона в Калифорнии. И я так устала, что заснула на самом краю бездны. Внизу – в скале – старинный дом, окна в нем горят. Утром (во сне) проснулась, испугалась, стала отползать по песку подальше от обрыва, к деревьям, к траве.

И во сне я понимала, что не стоит спускаться вниз. Но настолько мне было все равно от усталости, от безразличия – что я легла с краю и подумала – будь что будет! Но утром (во сне же!) мне было уже не все равно!

Нашла в тему стихи Арсения Тарковского «Колорадо»:

Ильдар учится, Олеся – дома, с детьми. Им трудно. Но – как чудесно, что они все вместе, что дети с ними рядом. Олеся присылает письма. И мне кажется, из них могли бы получаться отдельные рассказы: «Вчера полезла под диван за памперсом, как-то он там оказался, прямо по центру. Проход был узкий, я сделала вид, что застряла. Паша заволновался, давай меня вытягивать, хлопотать вокруг «Так, без паники! Нам главное высвободить твою руку! Постарайся медленно вытянуть руку» – порывался диван сложить, но я его отговорила. И вот лежу я там, с одной стороны стена, с другой диван, и никаких детей!:) И так клево мне там было, в норе, под диваном! Вот бы туда сбегать хотя бы на время)))) По утрам я – Пашина учительница. В школу мы еще не ходим (документы оформляются), поэтому я обучаю его дома. Сначала начинаем писать буквы в прописях. Для этого я полчаса бегаю за Пашей, чтобы засадить его за стол, потом с муками и страданиями мы выписываем буквы. По странице в день. Далее – ежедневно – читаем хрестоматию (Произведения школьной программы, 1 класс), любовно захваченную из дома. После этого тренируемся бегло читать тексты – Паша читает то, что мы читаем ему вечером (септология Волкова пока). Иногда у нас бывают уроки рисования (я приобрела пару хороших обучающих книг в Aaron's Brothers), иногда уроки труда – мы пылесосим комнату – для скептиков замечу, что Паша чрезвычайно горд возможностью помочь маме. А еще я купила ему набор оригами с динозаврами, но учительница оплошала перед своим единственным учеником – сама не понимаю, как собрать первого динозавра. Если будет время, разберусь и покажу сыну. Уроки физкультуры у нас проходят по утрам – мы с Пашей бегаем (громко сказано, т. к. силы воли хватило пока только на две скудные пробежки, но желание бегать есть). Каждые выходные – вылазки на природу и нехилые физические нагрузки по ходьбе. Уроки природоведения происходят, в основном, на прогулках – я показываю Паше листья и называю все деревья, которые знаю. Мы даже встретили гинкго. А я нашла хорошую подсказку для определения названий деревьев по листьям. Математикой пока не занимались (оставила ее на Ильдара). По вечерам в игровой форме изучаем английский алфавит. Не знаю, как подступиться к обучению чтению на английском. Это не по-русски читать. Там все гораздо сложнее (особенно, когда не знаешь слов). Так я провожу время с детьми. За одним полдня бегаю, чтобы надеть памперс, за другим – чтобы усадить за уроки. В перерывах готовлю им еду. И хоть мне и хочется время от времени полежать где-нибудь за диваном, я люблю их и радуюсь их каждодневным успехам:)».

…Говорим через океан с подрастающими внуками, с детьми – и теперь хочется еще и дотянуться до них, дотронуться, как дотрагивается до своей книжки Маратик, в которой и у собачки, и у енота, и у других нарисованных зверей есть кусочки шерсти – и ребенок может ощутить зверька, словно живого.

Мне снился сегодня лес, потому что впервые на этой неделе я выспалась, впервые на этой неделе мне не надо было вставать затемно. Мне снилось, что я сижу на солнечной полянке, около теплой сосны, я скрылась за этой сосной, потому что не хочу никаких электронных писем, никакого Интернета. Мне просто очень хорошо здесь – в солнечном зеленом лесу. А к чему снится лес? К чужой стороне? Да, я купила билеты в Москву и назад, в Читу. Я собираюсь лететь в Москву за двумя визами – в Тайвань и в Америку.

В банке получила выписку из своей карты. Пока ждала, увидела рекламу: «Вклад почетный процент». В первую минуту мне показалось: «Почетный доцент». Интересно, почему нет Дня Доцента? Или – Дня Профессора? Зашла сегодня в бухгалтерию за справкой о зарплате, а меня девушка спрашивает: «Вы кем работаете?» «Профессором – говорю ей – работаю».

Но все же лучше было бы работать в зоопарке крокодилом!

На улице плакат извещает, что в Иркутске можно купить здания – цены низкие, всего лишь 50-70 тысяч рублей за квадратный метр. Я на свои сбережения могла бы купить, пожалуй, санузел и часть балкона. А у крокодила в зоопарке клетка бесплатная. И за еду платить не надо.

В Беркли тепло. А у нас начинается зима.

Печальная запись из Интернета: «Студенты проведут флешмоб с зажжением свечей в память погибающего ЗабГГПУ 14 октября на площади имени Ленина в Чите.

Приглашение на флешмоб рассылается организаторами в социальной сети «ВКонтакте» нынешним и бывшим студентам вуза.

Происходит вопиющая несправедливость. Объединяются университеты – ЗабГУ и ЗабГГПУ. В этой ситуации страдает больше ЗабГГПУ, так как объединение происходит на базе ЗабГУ. ЗабГГПУ – это 70 лет истории. Он вынужден объединить факультеты. В результате этого будут сокращать кадры, менять программы. Минусов от объединения больше, чем плюсов. Только благодаря флешмобу мы можем показать, что нам не всё равно, что происходит с нашей системой образования», – сообщается в письме.

Также организаторы предложили план действий: «Мы устроим флешмоб памяти погибающего ВУЗа 14 октября в 19.00 на площади Ленина, и ровно в 19.00 все одновременно зажжём свечи в честь ЗабГГПУ. Не нужно агит-плакатов, футболок, какой-то символики. Народ просто пришёл в одно время в одно место, мимо проходили со свечами, и поэтому для этого ничего не надо согласовывать. Вести себя нужно прилично, не провоцировать правоохранительные органы на действия. Главное для всех – безопасность. Важно дождаться журналистов для привлечения общественности. Чем больше об этом будут говорить, тем лучше. Пусть правительство видит, что у людей есть своё мнение!»

Ректор ЗабГГПУ Иван Катанаев прокомментировал инициативу учащихся вуза корреспонденту ИА «Чита. Ру»: «Дело в том, что пока не всем студентам известно о плюсах объединения вузов. Мы сейчас ведём работу по их информированию. В любом случае объединение состоится, так как при сегодняшних реформах образования по сокращению количества высших учебных заведений иначе спасти ЗабГГПУ невозможно. Эта практика в данный момент происходит по всем регионам, а не только в Забайкалье, поэтому не стоит бояться этого процесса. Лично я негативно отношусь к подобным акциям. Что поделаешь, это студенты, и они имеют право высказывать свою точку зрения современными способами».

Утром позвонила Олеся. Пока общались с малышами, пришел из университета Ильдар. Пока Ильдар мыл руки, переодевался, дети из комнаты вышли, чтобы его встретить. Я смотрела на экран, видела комнату, слушала обычные домашние звуки и думала: вот так проходит наша жизнь. Так ее задумал Бог, и так Он ее наблюдает, проверяет, правильно ли мы живем, верно ли исполняем положенное нам.

Маратик улыбался и хотел заползти к нам в экран, а Ильдар держал его за ножку. А как было бы чудесно – вдруг появляется в комнате малыш!..

И в завершение дня пришла открытка от Ильдара – настоящая, не виртуальная, со словом «San Francisco» и с фотографией знаменитого моста Золотые Ворота, окутанного туманом. Почерком Ильдара – три слова: «Привет из Америки!» Отправлено 30 сентября. В Чите сегодня 18 октября. Стоит пересылка чуть больше доллара. Ах, сколько таких приветов из разных стран посылали до Ильдара! Мой дедушка с войны, мой отец из разных городов, мой брат из Северной Кореи, я сама…

Какие чудесные слова – Привет из Америки! Я поцеловала открытку, перелетевшую океан.

Привет!

Я так люблю всех вас!

…У меня кончились лекарства, а коробочку выбросить не смогла! Ее Маратик держал, теребил – как раз перед самым отъездом. И вот я смотрю на нее – и думаю, что потом когда-нибудь найдут в моих старых вещах эту помятую коробочку и станут недоумевать, зачем же я ее сохранила. И никогда не узнает Маратик, как бабушка хранила глупую коробочку.

Так ведь каждый из нас хранит те или иные знаки времени. Каждый ли? Вчера на почте сидели два бомжа. Грелись, распространяя отвратительный запах. Их не выгоняли. Но я знала, что вот-вот появится кто-нибудь, полагающий, что имеет право распоряжаться чужими судьбами, появится такой человек и уверенно и нагло выставит несчастных. А мы будем молчать. И я буду молчать. Буду молчать и смотреть, как они собирают свои грязные вещи, как они с трудом поднимаются, опираясь на палку, как тяжело передвигают ноги в поношенных ботинках. Я буду смотреть и думать, что когда-то родила их мама и радовалась им, и берегла всякие их рисунки-закорючки, всякие их первые игрушки. Или, может, не радовалась? Или, может, и при рождении выставили их из жизни – так же, как наших двух собачек. И когда недавно одна из собачек чем-то отравилась и смотрела на меня угасающими глазами, я горько плакала, я оплакивала ее судьбу, начавшуюся с изгнания.

Господи, дай нам счастья и здоровья!

Не оставь нас, Господи Милосердный, спаси и помилуй нас!

А в следующий раз, когда позвонили дети, оказалось, что Маратик только что, буквально сегодня, сам научился слезать с кровати, сам стоял пару минут, держась одной ручкой, – а потом садился на пол и полз к своим игрушкам. Он по-прежнему признаёт прежде всего маму. Он хорошо говорит три слова – мама, папа, баба. У него пять зубиков. И он узнаёт нас на экране.

А у Павлика в новой школе тоже идут дела хорошо. Сегодня впервые он поехал в школу на школьном автобусе. По субботам он будет теперь учиться – в эти дни для некоторых детей из других стран организуются дополнительные занятия по английскому языку – и причем бесплатно! А еще два раза в неделю он будет учиться на час дольше – это тоже дополнительные бесплатные занятия для некоторых детей. Павлику необходимо подучить английский язык.

Я все ближе к Калифорнии. Все ближе к той стороне экрана, где ждут меня дети. В нужное время я была в Москве, в посольстве США. Меня вызвали в десятое окошко. Консул был молодым, в клетчатой розоватой рубашке и с кольцом на правой руке. Что означает в Америке кольцо на правой руке? Развод?

Навстречу мне вышла не очень молодая женщина – ей отказали в визе.

Я шагнула. Беспокойства не было. Волнения не было. Я ждала вопросов о себе, но молодой консул вдруг спросил меня: «Ильдар Ваш сын?» И сразу стало мне тепло и спокойно – о своем сыне я хочу говорить с консулом в этом десятом окне!

Где живет в России?

Когда уехал?

Когда вернется?

Зачем уехал?

Что изучает?

Где нашел деньги на поездку?

Я разговаривала с консулом, словно беседовала со знакомым человеком о знакомых вещах. Я даже улыбнулась на последнем вопросе, потому что денег и в самом деле немного – но Ильдар много работал, давно мечтал о поездке и откладывал деньги. Потом продал машину, сдал квартиру, гараж…

И вот я никак не могу вспомнить, вернул мне консул паспорт или нет… При положительном результате вернуть его он не должен. Но у меня в руках оставалась папка с документами. Он сказал мне: «Хорошо. Идите к четвертому окну». И я, держа что-то в руках (папку?), сказала неуверенное «спасибо» – четвертое окно оказалось кассой, куда надо отдать двадцать долларов. Я прошла! Но я уточнила у кассира, прошла ли…. Она кивнула серьезно и паспорт мне не вернула. Паспорт с американской визой должны прислать домой, в Читу.

Я прошла!

Визу в Тайвань я тоже получила.

Я вернулась в Читу – и сразу же позвонили дети. Олеся прислала славные фотографии детей. На одной из фотографий Маратика видны все его пять зубиков!

У Ильдара на руке – отпечаток собачьей лапки. Оказалось, что такие печати ставят в зоопарке вместо билета! Мне кажется, очень правильно – билет не потеряешь, да и вроде бы становишься ближе к живому миру, на который пришел посмотреть. Олеся написала мне: «Это вместо билетов печати ставят, и каждый раз разные:) в прошлый раз черепахи были. А Марат опять козу гладил))) а мы с Пашей на фуникулере катались))».

Под занавес дня – стихи Ларисы Миллер:

Жизнь в нашей стране не слишком располагает к счастью и веселью. Прав был В. Маяковский: «Для веселия планета наша мало оборудована». И ведь как долго мучился он над этой строчкой! Сколько вариантов перепробовал, прежде чем написалось… После публикации списка неэффективных вузов я перестала видеть будущее. Будущее исчезло, замерло, как замирает ребенок, который не хочет рождаться у нерадивой матери или в тяжелых жизненных обстоятельствах. И в том, и в другом случаях необходима принудительная абортация – а за ней, скорее всего, последует бесплодие. Именно на это обрекает нас наше мудрое правительство – на бесплодное существование в бесплодной стране.

Кое-что я успела сделать. Сегодня получила еще одну книжку из Москвы «Николай Савостин: жизнь и поэзия. Поэзия и жизнь». Это моя восьмая научная книжка.

Но я не смогла увидеть расцвет провинции.

У меня болит горло. Я почти потеряла голос от кашля. И я печально, печально смотрю вокруг и печально, печально думаю о будущем России.

М. Лермонтов был прав:

Олеся прислала фотографию, где на дереве прикреплена записка. А на записке информация о кошельке – обращение к тому, кто его потерял. Кошелек находится в полиции. И какую страну мы назовем «страной рабов, страной господ»? М.Ю. Лермонтов знал.

Там, в Америке, перешли на зимнее время. Мы уходим в долгие утренние сумерки.

Там, в Америке, еще вчера. А здесь, в России, сегодня исполнилось одиннадцать месяцев малышу Маратику! И это – самое светлое, самое волшебное. Вот только ради этого и надо жить.

Слава Богу!

Арише исполнился годик. Мне кажется, я никогда не забуду, как мы везли ее из роддома, как она тихонько плакала в машине, а у нас не было соски. И какая она была крошечная…

Теперь она уверенно ходит, любит книжки, знает все свои игрушки и многое другое. Пусть растет счастливой девочкой и не болеет!

Когда я беру ее на руки, странное чувство возникает у меня – словно я прикасаюсь к живому брату своему. Его нет более двадцати лет – а внучка его с нами. Маленький, живой, настоящий человек.

Наш малыш Маратик научился произносить звуки, которые издают разные животные. Наверное, поездки в зоопарк даром не прошли!

Маратик растет и с каждым днем знает и умеет все больше. Пока одно из его главных увлечений – рисование. Правильно держит пальчиками карандаш, увлеченно что-то изображает на бумаге. Конечно, не рисунок. Но что-то проблескивает, что-то энергетически светится. Может быть, может быть…

Олеся сказала Маратику, что скоро бабушка приедет. И наш малыш запрыгал от радости у мамы на руках, потому что он, конечно же, понял и очень обрадовался!

…Наверное, жить надо проще. Как живет, например, с родителями престарелая дочка и плачет от жалости к папе – потому что она сделала замечание ему, ведь он один съел всю коробку конфет. Она сделала ему замечание – а он расстроился, разве он не имеет права на эту коробку? И пожилая дочка плачет от жалости и твердит, что купит ему еще конфет, только пусть он не сердится, не обижается. Старый отец называет пожилую дочку Малышкой, гладит ее по крашеным волосам и успокаивает. У Малышки нет компьютера, нет сотового телефона – все деньги она тратит на поездки по городам страны и на покупки магнитиков, от которых уже почти согнулся холодильник в маленькой кухне.

Или, может быть, жить так, как живут люди, похожие на птиц. Они легко перелетают с места на место, они не слишком задумываются над тем, что воруют крошки у своих ближних. Они мало думают о завтрашнем дне. Они и о сегодняшнем не так уж много размышляют. Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда…

Мне бы очень хотелось просто жить рядом со своим внуком. Жить с ним и смотреть, как он растет, как он меняется. Вот он научился вылезать из своего стульчика. Вот он на простые слова «пусть он пока поиграет» начинает махать ручкой – он вычленил в потоке речи слово «пока»! Вот он уже знает, как кричат разные животные. И еще он так хорошо научился держать ложку. И если я не вижу малыша несколько дней – я просто не узнаю его – так он вырастает, так он меняется.

Смысл жизни заключается в том, чтобы заглянуть в глаза своему внуку, заглянуть и, восхитившись, забыть обо всем на свете. В этом и заключается наша жизнь.

Безумное летнее время зимой… Очень хочется залечь в зимнюю спячку – и чтобы никакого времени вообще не было!

Вчера, когда шла домой после конференции, подумала: традиции – это те же нормы. А языковые процессы – это нарушение норм. Но со временем происходит перетекание традиций в языковые процессы: как и нормы могут стать ошибками, а ошибки – нормами. Языковые процессы – это видоизмененные традиции. Только и всего. Именно поэтому и те, и другие были всегда – в вечно-живом языковом пространстве.

Дети сегодня позвонили из Лос-Анджелеса, из мотеля «Sea Rock Inn». Как сказал Ильдар, это одна из самых дешевых гостиниц – за ночь за всех надо платить семьдесят долларов. Как раз сегодня заселилось очень много русских.

Ехали они почти семь часов – более шестисот километров, иногда в тумане. Маратик засиделся в машине – и теперь прыгал на кровати, переворачивался во все стороны, пытался сползти на пол, смеялся, что-то «говорил».

Не так давно дети познакомились с семьей из Испании, девочка на десять дней старше нашего Маратика. Интересно, как они общались?

…Мы прилетела на Тайвань вместе с Андреем и Сергеем. Я сразу написала письмо Ильдару. Я написала о теплом дожде. О чистом кампусе, где фонтаны, как родники, бьют среди цветов. Об учебном корпусе языков и литературы. Здесь, в этом корпусе, не бывает занятий. Здесь преподаватели могут писать свои статьи, книги. Могут общаться с аспирантами. Недельная нагрузка у профессора – восемь часов. У меня, например, в неделю восемнадцать часов. А годовая нагрузка – более девятисот часов, так как у меня почти полторы ставки. Статьи и книги я пишу в свободное время, и всегда дома, так как на работе у меня, как и у всех других, нет рабочего места. Аспирантов я консультирую в холле на диванчике, среди шума перемены.

Так что в свободное от работы время я написала и опубликовала в этом году три книги, подготовила и издала четыре художественных журнала и два научных. И еще у меня защитились два аспиранта. Ну, и совсем в свободное от всего время я написала и опубликовала десяток статей – ваковских, зарубежных и прочих. И еще подготовила к печати и опубликовала сборник материалов пятой Международной научной конференции. А для этого в свободное время необходимо вести переписку с авторами. А потом еще нужно встретить гостей, провести конференцию, разослать сборники. А сколько публикаций магистрантов и аспирантов. И еще очередной выпуск магистрантов и защита их диссертаций. А также дипломные работы студентов. Все это между делом, между делом – на диванчике в холле, рядом с галдящими студентами.

Поэтому я не люблю подводить итоги уходящего года. Мне просто хочется сбежать куда-нибудь – дня на три хотя бы! Чтобы не было звонков, писем, рецензий, диссертаций, статей… Все это вернется – как только сама я вернусь к прежней жизни. Но ведь позади останется столько чудесных страниц: засыпанная снегом Россия, Тайвань в туманном дожде… А сейчас еще – и ожидание Америки, где временно живут мои дети.

И вот теперь я радуюсь тишине и теплому дождю. Я радуюсь, что гляжу в окно и вижу цветы, зеленые листья и шустрых белок – а не снег, снег, снег…

…Мы приехали первые. Гостиница пока пустая. Первые впечатления о Тайване – светлые, расслабленные, мягкие. Тайвань красивый, зеленый, влажный. Пальмы, красивые деревья, узкие чистые улицы, много мотоциклов…

Перелистнулась – словно и не было! – чудесная страница жизни, один миг, улыбчивые, ласковые дни на зеленом острове.

Я прилетела из Тайваня в транзитный Сеул. Здесь провела в гостинице ночь, и вот теперь сижу на диванчике у выхода № 7 и пишу он-лайн. Посадка начнется через час. В Сан-Франциско сейчас утро. Разница с Сеулом – пять часов.

…Наконец, посветлело небо, под нами показалась Америка! Неужели и тут снег? Да, он лежал на вершинах гор. Но потом пронеслись черепичные крыши, залив, озера… Америка… Я мечтала о ней в детстве, когда зачитывалась книгами об индейцах. Я читала про Америку у М. Горького, В. Маяковского, И. Ильфа и Е. Петрова, у В. Пескова… Мне была предсказана поездка в Америку несколько лет назад, в 2005 году. В Америке сейчас мои дети. Остался последний шаг – пройти паспортный контроль. А я не до конца заполнила бланк, который нам выдали в самолете. Но я должна, должна, должна!

Через пару минут я была уже в зале ожидания. Передо мной открылись автоматические двери, впуская меня в Америку.

Я знала, что сын немного опоздает – утром у него финишный доклад в университете. Я вспомнила, как еще в России сказала сыну: «Приеду в Америку, возьму такси, покажу твой адрес и доберусь до Беркли. А то вдруг ты меня не встретишь? Мало ли…»

Мало ли…

Я сидела в зале ожидания, смотрела, как за стеклянными стенами живет, дышит, радуется Америка. Мои случайные попутчики по самолету либо тоже сидели рядом, либо уходили в американскую жизнь. Вот ушла семья, состоящая из белого мужчины, восточной женщины и славного малыша, похожего на них обоих. Я запомнила их еще по Сеулу. Они машут мне рукой и уходят через стеклянную дверь.

Мои дети появляются неожиданно – и совсем не с той стороны, откуда я их ждала. Наконец-то я могу говорить по-русски! После Тайваня я не произнесла ни одного русского слова!

Мы едем на машине. Америка светит в лицо ярким солнцем. Сверкает залив. Блестит огромный мост.

Я не успевала разглядеть людей, дома, продукты, вещи… Я не успевала разглядеть нищего темнокожего пожилого мужчину в колпаке Санта-Клауса. Он ласково говорил что-то Маратику. Он совсем не походил на бомжа с наших улиц. Просто усталый пожилой афро-американец, который вдали от родины не нашел своего счастья.

Уже в этот длинный день я поняла, что Америка – это страна, где надо работать. В этот день я вдруг захотела вернуться домой – так много впечатлений сразу… Такой длинный-длинный день… «Почему с тобой пришло волшебство?» – спрашивает меня Павлик. А я сама ощущаю себя словно в волшебной стране Оз.

Мы идем с ним из магазина. Уже стемнело. На одном из деревьев сидит игрушечный хамелеон. А по дорогам бегают настоящие белки.

Мы еще успеем в Читу! Успеем!

Надо запоминать Америку. Надо вобрать в себя все, что открывается вокруг: люди, дома, залив, закат, нищий афро-американец в колпаке Санта-Клауса.

Вечером пришло письмо от Владимира Тимофеевича – отзыв о журнале «Встречи»: «Прочёл драматургию Ганьшиной. Композиция оригинальна, но кое-где показалось фрагментарно, диалоги местами незавершённые. На другой день прочёл о летней филологической школе и вновь внимательно перечитал Ганьшину. И всё – в обновлённом цвете и свете. Всё на месте, логично, современно, органично, даже романтично. Хорошо получилось. Не о своей ли Вы кафедре?»

Я плохо спала после вчерашней поездки в Сан-Франциско, «в город», как говорят в Беркли. Я всегда плохо сплю, когда происходит днем что-то слишком яркое…

Я вспоминала поездку. Думала о приветливых американцах. Удивлялась обычному факту – вот, например, продавщица вчерашняя из маркета, у которой мы купили часы. Я смотрела на нее и думала с восторгом: ведь она живет в Америке! А ночью вдруг пришли мысли, что дома ждут ее такие же обыкновенные дела – как и всех нас. Вечером, уставшая, она пойдет домой, зайдет по дороге в магазин, дома сварит ужин, послушает музыку, посмотрит телевизор, почитает. Но когда она будет идти по улице, она обязательно улыбнется встречным, она спросит в магазине продавца, как его дела и ответит на встречный вопрос – «отлично!» Она никогда не покажет чужому человеку своих проблем. Свою Душу не покажет? В этом ли смысл феномена русской Души – основы русской картины мира? Наша открытость, наша искренность… И потому – некоторая внешняя угрюмоватость, потому что Душу раскрывать перед каждым человеком невозможно, мы словно ждем, ждем близкого нам, ждем друга, которого всей Душой полюбим, которому все на свете отдадим… Но мне очень нравится, когда незнакомые люди улыбаются только потому, что я смотрю на них, когда они спрашивают меня «как дела?» только потому, что я зашла в магазин или кафе. И мне легче, легче. И Душа моя нежна.

…Сегодня отметили день рождения Маратика. День рождения был немного раньше. Но в этот день я была еще в Тайване. И вот – сегодня… Сходили в магазин по теплым узким улочкам Беркли – там на деревьях огромные цветы магнолий. Нежные стихи Б. Ахмадулиной, А. Вертинского рождались во мне.

Там, на улочках «одноэтажной Америки» кактусы украшают вход в дом. Там цветут гигантские цветы – те, что стоят у нас на подоконниках и считаются домашними.

Ильдар с Олесей купили тайской лапши и тайского риса – три гигантские порции. Маратику зажгли свечку с цифрой «1» – установили ее на тортике. Допили вчерашнего вина.

…Соскучилась ли я по дому? Может быть. Я бы хотела обнять родителей. Я бы хотела погладить кошку и собачек. Но пока не готова вернуться в прежнее русло – русло, которое подтачивает силы, лишает радости жизни, убивает веру. И – мороз… Жуткий мороз, к которому я никогда не привыкну.

Я радостно дышу морским влажным воздухом, смотрю на огромные пальмы, на красные клены и опавшие березы. Никакого гололеда, никакого мороза. Радость, радость… Как хорошо, что хотя бы часть зимы я проведу в средиземноморском влажном климате, среди магнолий. Как хорошо. Просто, как в простой песенке Александра Морозова из семидесятых годов моей юности:

Мне немного сложно здесь, в Америке, в плане общения, в плане языка. Я привыкла, что в Китае, например, меня сразу принимают за иностранку (внешний вид все-таки!) и потому, если и разговаривают по-английски, то очень медленно, да еще и с акцентом. А в Америке со мной говорят, как с местным жителем, а я понимаю лишь пару процентов из сказанного…

Зато здесь я прохожу чудесную педагогическую практику с внуком! Здесь язык нужен только один – язык любви.

Сходили с Олесей и Маратиком в японский ресторан. Олеся заказала Ramen. А к лапше нам дали еще салат, апельсиновые дольки и одну японскую конфетку. Маратику принесли тарелочку теплого супа. На улице ветрено и влажно, а здесь тепло и вкусно.

В Интернете нашла статью З. Прилепина «Вышли мы все из народа». После «Черной обезьяны» мой любимый писатель стал меня разочаровывать. А публицистика его и вообще странного качества. Жаль. Особенно жаль его мнение о провинции. Ну, нельзя о провинции так огульно! Вот так, как он пишет, нельзя: «В России 60 процентов населения (вдумайтесь!) живёт в деревнях, посёлках городского типа и моногородках. Там не читают книг, не особенно пользуются фейсбуком… вообще, в тех местах какая-то иная форма жизни, нам не очень ведомая.

Так как я периодически и подолгу живу в деревне, я её наблюдаю со стороны: примерно так, как наблюдали в иные времена своих новых друзей белые люди в не очень белых странах.

60 процентов. Не считая ещё диких толп на окраинах Москвы, Питера, Нижнего и всех остальных миллионников.

Наша власть иногда делает вид, что она говорит от имени этих людей, но власть про них знает ещё меньше, чем я».

Я из провинции. Из провинции! Но кто услышит мой голос?

Потом, через пару месяцев, я получила письмо от славного, талантливого Сережи Лагодина, мы с ним говорили о З. Прилепине и вот об этой статье. Сережа написал мне: «Тут я с ним тоже не согласен. Я не знаком с этой статьей.

Деревня читает, и ещё как! Я с села. Мама у меня библиотекарь. Библиотека в Нер-Заводе большая, двухэтажная, просторная. Фонд 25 тыс. книг – это только взрослая. А еще есть чудесная детская, в которой я вырос.

Так вот, люди читаю, ходят и помногу! Одна проблема – книг новых нет, библиотечный фонд не пополняется. Всю современную прозу до дыр дочитали.

Самое удивительное, что читают даже такие толстые (иногда скучные) журналы, как «Новый мир» и «Знамя».

А в детской библиотеке вообще вал детишек. Все 80 с лишним наших ребят из неблагополучных детей ходят в библиотеку. Читают, играют там.

Мама у меня еще и заведует информационным классом, так перед НГ у них курсы для пожилых «Знакомство с компьютером». Вот теперь к ней еще и бабушки ходят, разбираются в компьютере)))))))))))))))

Все это интересно, вот только бы иногда на глубинку оглядывались и помогали ей».

Все время думаю о том, что третьего января я улетаю. Еще далеко до этого дня, нескоро еще день отлета – а я не забываю. Спрашиваю Маратика: «Как же я уеду от тебя?» Малыш прижался ко мне… И потом – когда я спрашивала, а где мой малыш? – он все время ко мне прижимался. Наверное, он тоже знает про третье января.

Я привезла Павлику пару русских книг, в том числе рассказы А.П. Чехова. И вот вчера вечером дочитали «Каштанку». Я всегда любила Чехова. Но «Каштанку», по-моему, не перечитывала очень давно. И теперь вместе с ребенком словно заново открывала для себя изумительную прозу. Читала, с одной стороны, как ребенок (впервые), а с другой стороны, читала как профессионал (слишком хорошо понимая законы построения художественного текста). Изумительное, прекрасное повествование. Истинный реализм и в содержании, и в языке. И концовка рассказа здесь, в Америке, показалась нам с Павликом символичной, значимой.

Так и я стремлюсь в свою страну, в свой город, понимая, какой там тяжелый климат и как много ждет меня забот и тревог.

Мы едем по Америке в Лос-Анджелес. Оттуда я улечу домой, в Россию, а дети вернутся в Беркли.

Теперь наша дорога I-5. Первый хайвей остался в стороне, около океана. А мы мчимся по прямой ровной дороге. Мимо проплывают холмы в тумане. Именно холмы! Сопками, как у нас, их не назовешь. И не горы это. Hill – одно из первых английских слов, которое я выучила в пятом классе. Вот когда пришлось увидеть наяву hill (холм).

Единство окружающего пространства проявляется и здесь. Теперь эта туманная дорога напоминает мне поездку на озеро Арахлей недалеко от Читы. Правда, там именно сопки окружают дорогу. Но туманы, низко опустившиеся почти на нашу машину, – туманы такие же точно.

Наверное, все в мире имеет одну и ту же основу – и потому так много похожих мест. Или же срабатывает стереотип… И мы просто сравниваем с тем, что видели в жизни, что нам знакомо. Но в этой связи хотелось бы перейти, как обычно, на тему строения художественного текста. Текст – тоже часть живого мира. И он тоже построен по всеобщим законам. Норма построения мира основана на реализме. В нашем мире, который мы знаем (полагаем, что знаем!), – это реализм. Сильное отклонение от нормы приводит к слому, к шизофрении – как у человека, так и у мира в целом, так и у текста. Незначительное нарушение нормы означает новое прочтение традиций – но всегда в тех видимых объективных пределах, которые нам пока доступны.

Я перестала уже сравнивать Америку и Россию. Я просто записываю то, что вижу, – чтобы не забыть, чтобы рассказать, чтобы подумать. Например, теперь, когда за плечами уже довольно большая жизнь, меня удивляют совпадения событий, их перекличка во времени. Означает ли это правильно пройденный путь, правильно понятые знаки, расставленные на пути?

Калифорния он-лайн.

Я еду по Калифорнии на переднем сиденье автомобиля – и сколько разных мыслей, сколько воспоминаний рождается и тревожит душу.

Скоро наступит Новый год. Здесь нет ощущения Нового года. Может быть, потому, что тепло и солнечно? Но ощущение Рождества было. В России для меня самый лучший праздник – Новый год. А в Америке – Рождество. Я впервые почувствовала его, ощутила по-настоящему.

В Сан-Диего мы были в гостях у Олега Ратнера, бывшего ученика моей мамы. Три часа последнего дня 2012 года пролетели незаметно. Лариса, жена Олега, приготовила много вкусной еды – утка в грушах и яблоках, тирамису, рыба, креветки… Была даже красная икра. Русские и английские слова уже смешались за этим столом, так что, когда Лариса принесла салат со шримпами (The Shrimps – креветки), это, пожалуй, никого не удивило.

У Олега с Ильдаром нашлись общие интересы. Я тоже с ними поразглядывала каяк в гараже (выход в гараж прямо из квартиры), машины и велосипеды.

Лариса принесла лимон Маратику – лимон только что сорван был с лимонного дерева около дома.

Мы уехали от них в девять часов вечера. Олег с Ларисой и Ларисиной мамой собрался в гости к сыну и внукам.

Небо стало уже вовсю звездным. Ночи здесь южные, черные, ранние.

Мы увезли с собой теплые воспоминания, увезли подарок для моей мамы от Олега и Ларисы – часы. Олег сохранил самые искренние чувства к родине, к Чите, к школе. Подробно рассказывал о лыжных прогулках в недалеком лесу, о школьных уроках, о друзьях. У него не было пренебрежения к родине – ни к СССР, ни к России. Он назвал Америку хорошей страной, но жесткой, которая легко отбрасывает слабых. Я подумала – а вот он сумел! Удержался. Не сорвался. Выдержал.

Домик его в тихом спальном районе Сан-Диего остался позади. Я перелистнула последнюю страницу этого года, но еще не последнюю в Америке.

В гостинице мы немного навели порядок, Ильдар съездил за новогодней едой, я прочитала письмо от Н.С. Савостина: «Дорогие Галия и вся семья Ахметовых, приветствую Вас на пороге Нового Года! Пусть Новый год принесет нам всем умиротворение и радости! Да будут исполняться наши лучшие желания! И да здравствует Чита в ее лучшем проявлении! Пусть Ахметовым живется хорошо на трех континентах!

Ваш Н.С.».

…Самые маленькие дети уснули, не дождавшись Нового года.

А мы открыли шампанское, разложили на блюдце клубнику со сливками, поставили на стол мороженое, шоколадное печенье, сыр с плесенью (плесень была задумана специально!). Ильдар разыскал в Интернете новогоднее поздравление Президента В.В. Путина в записи. Мы послушали его, но Новый год еще не наступил. Мы остановили запись, потом включили ее опять – и вот бой курантов, гимн России. Мы встретили Новый год в Америке, в Сан-Диего. Когда-то у нас с Ильдаром был уже Новый год за рубежом – в Китае. И в детстве я встречала Новый год в Кишиневе, а в юности – в Москве. А теперь – Америка. За окном – тихая темная ночь. Олег сказал, что в центре города многолюдно, там фейерверки, салюты. У нас дома, в Чите, конечно, все взрывается в новогоднюю ночь. Собаки в ужасе забиваются под диваны.

В Америке – тихо.

С Новым годом!

Из Лос-Анджелеса я вылетела прямым рейсом в Москву. Дни стоят еще новогодние – нам предлагают вино к обеду. Я взяла совсем чуть-чуть красного вина. Мне захотелось выпить вина, хотя я вообще не пью. Но мне захотелось в небе Америки выпить за всех людей мира – и чтобы все было хорошо!

…В темном небе над Гренландией родился яркий месяц. Рассвет встретила у берегов скандинавских стран.

А потом поплыли под нами снега России – северные города: Северодвинск, Архангельск, Мурманск… Я не подозревала, что спустя пару лет окажусь в Архангельске и там задумаю написать повесть «Ангел мой».

Я не купила в аэропорту Лос-Анджелеса значок «Я люблю Америку». Но я полюбила ее. Мое сердце теперь принадлежит и ей, стране веселой, строгой, живущей по законам, независимой и дружелюбной.

В Москве не пришлось переводить часы. В Беркли было два часа ночи, а в Москве – два часа дня.

Я, наверное, плохая бабушка, так себе бабушка. В аэропорту Домодедово довольно моложавая бабушка сидела с двумя внуками. Один совсем маленький, на руках, второй еще еле ходит. Была бабушка у своих взрослых детей – забрала внуков, чтобы дети спокойно работали и отдыхали.

А я? Работаю никому не нужную работу, пишу что-то, рефлексирую… А надо было взять внуков – и цель жизненная была бы ясной и осознанной.

В Чите случилось второе Рождество за короткое время. Но то, первое Рождество 25 декабря, – оно было радостно-детским, веселым и чистым. А наше Рождество слишком пропахло ладаном, превратившись из национального праздника в церковный. Нет, я не против церкви. Но мой Бог внутри меня – и я никому не позволю разрушить собственную мою Веру. Однако зачем делать из церкви необходимость? Неужели не ясно, что каждый из нас сам должен прийти к этому Дому?

Ночью снилось путешествие по Калифорнии. Проснулась и стала думать, почему же в нашей стране не получается легкая и счастливая жизнь? И вдруг осознала и сопоставила: в России всегда говорили «Боже, царя храни!», а в Америке: «Боже, храни Америку!»

Мы всегда нацелены на человека, на личность («вот приедет барин…»), мы не видим страны, уповая на культ личности. Личность для нас – это и Бог, и царь, и герой. В Америке же люди настроены на любовь к своей стране. И потому личность, т. е. Бог, царь или герой – это всегда часть страны, это ее достояние. Не человек выстраивает жизнь отечества, а само отечество призывает к себе своих детей.

Сходили с отцом в гости к Любе, посмотрели фотографии… Ах, как долго еще предстоит мне рассказывать и показывать!

А мне все снится Америка. Оставшиеся позади меня чудесные страницы не дают покоя. Сегодня ночью мне снилось, что мы подъезжаем к Голливуду. Я поняла, что опять скучаю по детям.

От Олеси получила письмо про Маратика: «Марат мне сегодня принес свою книгу, помните – где животные с мехом, который потрогать можно? Мы обычно в этой книжке всех животных гладим, и я называю этих животных. А сегодня посмотрела на обложку и спрашиваю его: «Марат, а где птичка?» – а там по центру обложки киса с мехом, маленькая бабочка в уголке и маленькая птичка тоже где-то на заднем плане – я никогда ее ему не показывала и не называла. И он немного подумал и точно в эту птичку пальцем уверенно ткнул! Вот, какой умный ребенок! Т. е. он выполнил задачу гораздо более сложную, чем просто показал, которая из игрушек крокодил, а какая – уточка. Он, получается, логическое умозаключение произвел!»

Мой ответ: «Конечно, умный малыш!!!))) Молодец!!!)

Меня все спрашивают про Америку, про детей (больших и маленьких!)..

Такие счастливые мгновенья остались позади. И думаю я только о том, чтобы у вас все сложилось хорошо».

Сны становятся все туманнее. Помню, что снилась Америка. Мы путешествуем с детьми и с Олегом Ратнером. Но детали – далекие, размытые, неясные…

К концу января зима в Калифорнии уже закончилась. Люди переоделись в шорты. И вчера Ильдар вместе с Бобом плавал на каяках – там было у них очередное совещание по вопросам работы фирмы.

А я храню два желто-красных кленовых листочка – они почти засохли. Я подобрала их около дома, где мы жили в Беркли. Как будто вчера еще была американская зима.

…Я скучаю. Скучаю по Америке, по тихим улочкам Беркли, по океану.

Почему бы не научиться отфутболивать от себя чужие проблемы? Мало мне своих, что ли? Нет же, провожу психотерапевтический сеанс на расстоянии со своим аспирантом, решившим бросить аспирантуру. Да и пусть бросает! Это же его проблема! Нет, пишу ему, подключаю других аспирантов, думаю о нем, переживаю.

Марк опять написал мне о своих проблемах, при этом задев мое самолюбие. Ну, тут-то уж пришлось сказать ему, что я в его проблемах не виновата.

Знакомая из другого города хотела бы защитить докторскую. И я бросаюсь на помощь, переговорила с председателем диссертационного совета.

Учительница хочет писать у меня диссертацию. Она позвонила сегодня, а на завтра я уже назначила ей встречу и уже сочинила и тему диссертации, и примерный ее план, и название ваковской статьи, которую нужно сдать в печать в феврале.

В конце концов я встретила соседку из первого подъезда – она держала завернутую в одеяло кошку и почти плакала, потому что кошке пятнадцать лет и уже целый месяц она ничего не ест. Соседка несла ее от врача.

Я простилась с ней, расплакалась – и продолжила свои бесконечные дела. Ведь кто-то очень ждет меня на пути. Но мы часто проходим мимо и сами не понимаем, что успели помочь, успели свершить свое дело. И мы часто не замечаем тех, кто помог нам, свершив свое дело.

Да и Бог с ней, с благодарностью!

На работе я неожиданно почувствовала внезапную ужасную усталость, усталость продолжилась и дома.

А сегодня позвонили дети и сказали, что у Маратика уже пару дней температура. И вчера у него от высокой температуры развились фебрильные судороги. Ильдар тут же вызвал 911. Примчались с сиренами через три минуты пожарные, полицейские и врачи. В комнату заскочило человек девять рослых людей, тут же проверили кардиограмму, прослушали, отвезли в скорую. В скорой сказали, что такое бывает у малышей. Сегодня они ходили к педиатру. Сегодня они уже рассказывают об этом с юмором. И Павлик даже похвалился, что сидел с водителем на первом сиденье и что врач подарил ему синие врачебные перчатки.

Ужасно все. Радует только замечательная работа американской службы 911.

Господи, не оставь моего малыша!

Спаси и сохрани его, Господи Милосердный!

Исполнилось семьдесят лет битве под Сталинградом. Мой дедушка освобождал город. А моя бабушка с детьми жила в это время под самым Сталинградом – и уже были готовы списки на расстрел, где одна из первых фамилий была бабушкина.

И дедушка, и бабушка с детьми – все они остались живы. Впереди у них была длинная жизнь, было много встреч. Была моя Венеция, была Америка. Без них ничего бы не состоялось.

Как хорошо, что я могу гордиться своими родными!

А как сложилась жизнь предателей, готовивших списки? Остались у предателей потомки? Знают они о своих подлых родителях? Наверное, хорошо, что мы не все знаем о жизни. Туманные откровения, неясные догадки… Этого достаточно для жизни, для вдохновения, для творчества.

Известие из Интернета: «В Москве по подозрению в мошенничестве задержан глава Высшей аттестационной комиссии министерства образования Феликс Шамхалов. В самой ВАК проводятся проверки и изымаются документы».

Что же мы делаем со свое страной? Мы, русские люди, про которых говорила Мать Тереза: «Жить для себя, работать на себя, прожигать жизнь в различных удовольствиях – это не по-русски».

Дети съездили в Неваду. Звонила Олеся, и Павлик мне рассказал, как он кормил ослика морковкой. Кусочек морковки надо было сначала купить у хозяина за доллар, а потом отдать ослику в теплые мягкие губы. Ослик большой. Я как раз недавно думала, почему нет фамилии Ослов. Козловых сколько угодно. Есть даже фамилия Козел – с ударением на первом слоге. Наверное, потому, что осел – животное более экзотическое, такое же, как жираф, например, верблюд или бегемот. А кошки, собаки, мыши и пр. – все это окружало русского человека всегда.

Побывали они и в музее истории железной дороги. В американских музеях многие экспонаты можно трогать. Маратику все понравилось! Олеся говорит, что он бегал, как бронуовская частица, и показывал на все, что видел – приходилось объяснять и рассказывать.

Люди пенсионного возраста не нужны обществу. Это отчетливо ощущается на отношении врачей к таким неперспективным больным. Я сначала не слишком понимала… Привыкла, что врачи стараются помочь, сопереживают. А теперь как будто равнодушнее стали. Может быть, это общая тенденция в нашей стране. А возможно, что связано именно с возрастом пациента. Смерть молодого – это же преступление. Оно ляжет грузом на врача. А смерть пожилого человека лишь пополнит статистику. Только и всего!

Мне приснилась сегодня чистая холодная вода – и словно я плыву по ней, а впереди – солнце, сверкание брызг. И я чувствую, что вода холодная – но мне так приятно плыть, так хорошо и спокойно смотреть вдаль.

Потом в Литературке почитала статью, как автор потерял работу. И в конце он говорит: лучше уставать от работы, чем уставать от ее поисков.

Придется продолжать уставать.

Придется терпеть пренебрежение.

Придется идти вперед – словно там, впереди, еще сверкают капли холодной чистой воды.

Столетнюю женщину спросили, каким она видит свое будущее. «Очень коротким», – ответила она. Но мне пока не сто лет! И, например, в Америке женщины моего возраста не подвергаются дискриминации, потому что там этот возраст считается вполне работоспособным.

…Звонили дети. Минут сорок мы зачарованно смотрели, как Маратик прыгал на кровати, играл с кубиками, листал книжку, снимал и надевал носочки… Как много разных важных дел! Скайп дарит иллюзию соприсутствия. И Маратик даже протянул нам через океан печенье. Угостил. Как хорошо, что я побывала за той стороной экрана! Я не чувствовала ностальгии в Америке. А в России – ностальгия по Америке, по радостной свободной стране.

И опять говорили с детьми. И первый, кого мы увидели, – был Павлик. Он сообщил нам, что у него долгие выходные – каникулы. И что ему дали на это время домой саламандру. Это называется – позаботиться о питомце. Питомец (саламандра Салли) живет в классе, и за ним все ухаживают. А на время выходных и каникул питомца передают кому-нибудь из детей. Так Салли оказалась у Павлика. Она живет теперь в ванной, где сидит в аквариуме. Ей купили сверчков, а Павлик брызгает на нее из бутылочки с водой, чтобы кожа не высохла.

Еще Павлик рассказал, что иногда у них в классе бывают дни раздавания подарков – за игрушечные деньги, которые учительница выдает каждому ученику.

И еще в классе была небольшая театральная постановка, в которой приняли участие все дети – у каждого из детей были свои слова (их надо было произнести) и свои действия.

Каждый ребенок – талантлив, каждый может все.

И как умеют сочетать в Америке духовность и необходимую для жизни прагматику!

Звонили в день рождения Олеси дети. Маратик показал нам, где выключается компьютер. Павлик спел песенку на английском языке. Большие дети готовили праздничный ужин.

Ильдар прислал короткое письмо – в ответ на мой вопрос, путешествуют ли они сейчас… Я, как всегда, сильно была обеспокоена их молчанием, их отсутствием в сети.

Вот письмо: «Привет! Да, мы в Yosemite. Сегодня весь день были в большом походе, прошли 11 километров, забирались на гору 600 метров. Водопады смотрели».

Большего узнать не удалось! Узнала лишь, что одиннадцать километров они прошли пешком. Сразу подумала про себя – а смогла бы и я?

Олеся прислала фотографию водопада.

Я продолжаю думать о том, могла бы я сделать большее в жизни, чем сделала… И прихожу к выводу, что большие дела, связанные с карьерой, предполагают обреченно заниматься одним делом всю свою жизнь. Карьера забирает все силы, направленные в одно-единственное место. Не остается возможности заняться чем-нибудь еще. И нет надежды, что именно этот карьерный рост и есть правильно выбранный жизненный путь.

Расти надо, видимо, вглубь. Расти, постигая жизнь, человека, себя. И тогда ты словно бы проживаешь множество судеб, познаешь разнообразие жизни. И если к тому же это записывать – в форме дневника, философских эссе, лирических размышлений… Может быть, в таком случае можно сказать, что жизнь прошла не напрасно?

Человек – как и все живое – меняется, динамически преображается. Замечательно сказал Лев Толстой: «Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Ты осудил, а он уже другой».

Меня окрылила маленькая честолюбивая находка в Интернете. Натолкнулась на научную статью 2012 года автора из Воронежского университета – и там употребляет мой термин «условность грамматического лица»! Я писала об этом еще в докторской диссертации, а потом повторила в статье, опубликованной в Польше, а также в книге, изданной в Новосибирске (издательство «Наука»). Для меня это важно, очень важно.

Наша педагогическая профессия предполагает такое множество необходимых для работы со студентами перевоплощений, что нам нет необходимости страдать от напрасно прожитых лет. Мы, педагоги, вынуждены быть артистами, поэтами, учеными… А те из нас, кто работает с иностранными студентами, должны быть дипломатами, переводчиками, гидами, историками…

…Олеся прислала фотографии Павлика в американской школе. Вот где истинная толерантность, вот где настоящий профессионализм, требующий сложных перевоплощений! Дети с разным цветом кожи учатся в одном классе. Дети с разным мировосприятием, с разными религиозными взглядами.

Замечательные педагогические находки! Например, магнитный человечек, отвечающий за поведение (если плохо себя ведешь – человечка на доске перемещают в штрафную зону). Или сочинение о бабушке. Каждый ребенок пришел на урок с рукописной книжкой, где написал свой рассказ о бабушке и прочитал его перед всем классом.

А на географической карте расположились линейки, к которым ведут цветные веревочки событий жизни каждого ребенка из класса. И каждый ребенок рассказывает детям об интересных событиях своей восьмилетней жизни.

Я даже студентам обо всем этом рассказала – это в связи с анализом романа Д. Гуцко «Русскоговорящий». Наши фашистские лозунги «Россия для русских!» совершенно невозможны в Америке. А мне, с моей фамилией, с моим нерусским именем, сложно было в Москве в те годы, когда я писала докторскую диссертацию. Как далеко ушли годы аспирантуры – когда национальность в Москве никого не беспокоила!

Дети были на озере Берриеса.

Звонок от детей – всегда радость, всегда – счастье! Дети говорят, что когда у них начинает сигналить скайп, Маратик говорит – «баба!».

У Ильдара прошел последний день практики. У Павлика – последний школьный день. Он с родителями провел небольшое чаепитие в школе – с русскими сладостями. Дети подарили ему игрушки и открытки. Каждый из детей что-нибудь подарил. Павлик уже настолько привык говорить по-английски, что даже с родителями отказывается говорить по-русски. Но впереди ждет его суровая российская действительность…

Но, наверное, все не случайно. И возвращение на родину – это часть жизненного Пути, это часть Судьбы.

Мы ищем, ищем свой Путь, ездим в другие страны и города – а Судьба ожидает нас в родном городе, в тихой провинции. Разными путями идем мы к своей Судьбе. И у каждого нашего шага есть собственный смысл. Например, из-за собачек я отказалась от поездки в Китай. А сейчас в Китае бушует птичий грипп – как раз на юге и в Пекине, куда мы и собирались ехать. Я все думала, в чем же смысл того, что я вынуждена из-за собачек сидеть дома? Но ведь мой сын спас им жизнь. И смысл в том, что о них просто надо заботиться, потому что кроме меня у них сейчас никого нет.

Такой же смысл – и в том, что я помогаю своим аспирантам. Кроме меня им не поможет никто.

Приходит время, когда надо говорить, а не молчать.

Я любила – но не находила ответной любви.

Я считала всех людей хорошими – но это, конечно, оказалось не так.

Мне казалось, что все вокруг меня умеют жить, все знают, что надо делать. Я ошиблась.

Я молчала, боясь обидеть людей своими словами, – но мое молчание принимали либо за глупость, либо за покорность, либо за полную поддержку всего происходящего.

Я ждала, когда Судьба сама постучится ко мне, – но она всегда проходила мимо.

И вот я пишу здесь о себе. Пишу, не оглядываясь. Я очень хорошо понимаю, что никакой благодарности от людей, от жизни ждать нельзя. Надо просто жить и работать. И если я молчу – это значит лишь одно: я смотрю на окружающую меня жизнь, пытаясь постичь ее. Я молчу – но это значит, что я просто живу, люблю, надеюсь и верю.

«Когда одна дверь счастья закрывается, открывается другая; но мы часто не замечаем ее, уставившись взглядом в закрытую дверь» (Хелен Келлер).

Если бы после меня осталась хотя бы строчка! Но такая строчка, которую бы помнили наизусть, повторяли, которой бы восхищались…

Мне часто хочется сказать людям – а вот напишу я о Вас! В дневнике ли, в рассказе ли… Что же вы делаете? Ведь вы – материал для прозы!

Но все мы – материал, все мы субъективны, все мы – чье-то воображение. Я бы хотела быть только лишь воображением Бога! И выполнять только Его волю. Дано ли писателю право преображать мир, действительность, человека? Творчески, художественно преображать, создавать образы? Писатель строит художественный мир. Так что реальные люди могут не волноваться. В художественном мире – только художественные образы.

Дневник – особый жанр. Его документализм заставляет автора точно записывать имена и фамилии людей. В то же время авторы дневников подсознательно ощущают, что их дневниковые записи могут быть опубликованы. И получается, что автор пишет не только для себя, но и для читателя. В результате появляется художественность, что и дает возможность называть такое повествование «дневниковой прозой».

Не всегда автор дневника точно называет людей, не всегда точно воспроизводит события. Часто приходится представлять действительность субъективно, символично – одним словом, кодировать окружающий мир. Таким образом, художественность, являющаяся обычным делом для прозы, в дневнике становится вынужденной, что ли, мерой…

Дневниковое повествование не предполагает сюжета. Сюжетные линии – это сама жизнь. Какие-то линии продолжаются во времени, какие-то – обрываются, потому что сюжет перешел в другую плоскость.

Звонили дети – из Flagstaf (штат Аризона). Это небольшой город в девяноста милях от Большого Каньона: «Флагста́фф (англ. Flagstaff) – город в округе Коконино (Аризона, США). Площадь – 164,8 км². Население – 60 222 чел. Рядом со Флагстаффом находятся Обсерватория Лоуэлла (в которой был открыт Плутон и кольца Урана) и Станция Флагстафф военно-морской обсерватории США (в которой был открыт Харон)».

Вот уж сколько больших и малых городов в одной только Калифорнии удалось проехать, узнать. И каждый город, даже самый небольшой, оказывается чем-нибудь знаменит. В каждом городе есть университет. Здесь, например, находится университет Северной Аризоны, а также девятнадцать общественных школ. Вряд ли этот университет сделают филиалом университета Нью-Йорка, как Лингвистический университет Иркутска, к примеру, сделали филиалом Московского вуза. Или Коломенский педагогический – тоже присоединили к Москве.

Большой Каньон дети уже посмотрели. Олеся прислала фотографию с надписью «Grand». Грандиозно – на самом деле…

Я спросила насчет ужасно страшной смотровой площадки. Ильдар сказал, что она далеко отсюда, на северной стороне, стоит жуткое удовольствие 85 долларов. Не знаю, решилась бы я…

Скоро дети выезжают в Yucca Valley. Это уже недалеко от Палм-Спрингс (в 143 километрах). Население – около двадцати тысяч человек, но в городе есть два вуза. В этом городе находится национальный Парк Джошуа.

Олеся прислала фотографию из оленьей фермы. Там молодые олени лизали Маратику ноги – малышу не понравилось! Шестого мая дети вылетают из Лос-Анджелеса в Москву рейсом Трансаэро.

…В пасхальный день резко, внезапно наступило лето. Просто стало очень жарко в середине дня. Жарко настолько, что молодежь тут же перепрыгнула в шорты. В любой другой одежде невыносимо – настоящее лето!

В этот радостный день я, конечно же, обнаружила стихи Ларисы Миллер. Ее стихи последнее время меня сопровождают:

И в этом контексте – лета, жары, светлого дня, грустных строчек – пронзила меня фотография из простенького журналистского материала Андрея Затирко об улице Ангарской, на которой я живу уже почти всю жизнь.

Оказывается, в начале этой улицы, на перекрестке Ангарская – Баргузинская располагалась арка. Из статьи: «7 июня 1891 года цесаревич Николай под звон колоколов въехал сквозь триумфальную арку в Читу. Специально изготовленная к его приезду из дерева и украшенная ветками сосны, лиственницы и кусками матерчатой драпировки она возвышалась в начале улицы Ангарская и открывала именитому гостю дорогу в город».

И вот я думаю с печалью, почему же не уберегли? «Что там в дыму и печали?»

Теперь наша улица – простая тихая улочка в центре города. Ее даже и не знают многие – приходится объяснять, где она находится. А могла бы быть знаменитой. Могла бы сохранить память.

Я люблю нашу аллею перед домом. В ней нет ничего знаменитого. Для меня эта аллея памятна. Я каждый день вижу ее из окна. Я каждый день гуляю по ней с собачками. «Там драгоценные тени, / Ангелы там пролетели».

Лето закончилось так же стремительно, как и началось. На следующий после Пасхи день было довольно прохладно и ветрено. Но вчерашнее аномально-короткое лето успело забрать с собой навсегда несколько человек.

Мне приснился Лас-Вегас. Веселые цветные паровозики выглядывали среди домов. И все вокруг словно дышало весельем и радостью.

Дети уже приехали в Лос-Анджелес. Там будут ночевать, а утром – в путь, в Москву.

Я весь день носилась по городу. Сначала – в корпус «на горе», чтобы заверить рецензии на ваковские статьи и отзыв об автореферате.

Потом отвезла рецензии в наш корпус.

После этого ходила дважды в магазины, чтобы купить детям предметы первой необходимости (мыло, зубная паста и пр.) и кое-что из продуктов. Неугомонный отец за это время накупил малышам – Арише и Маратику – по десять пачек сока, а также по сумке фруктов.

Все это море продуктов мне надо было снести к такси, потом дотащить до Лериной квартиры, а потом еще сок и фрукты принести Алине.

Вечером готовилась к завтрашним трем парам и писала программу ИГА с использованием компетенцией. Получилась совершенно жуткая языковая картина мира магистранта.

Первый рабочий день после череды праздников вполне закономерный и адекватный.

Весь день думала о детях – они одиннадцать часов летели из Лос-Анджелеса в Москву. Провела три пары с утра – и думала о них.

После обеда сходила в магазин за продуктами, потом приготовила борщ, чили, пиццу – и неизменно думала.

Сейчас уже двенадцатый час – дети не позвонили, телефоны у них отключены. Вечером они вылетают в Читу.

Господи, не оставь их!

Спаси и помилуй их, Господи Милосердный!

Ильдар позвонил в час ночи, через скайп. Я почти ничего не услышала – но все-таки хотя бы прозвучал голос сына! А то я уж позвонила на его забытый московский номер – откликнулся какой-то араб, он долго говорил на своем языке. Я в ужасе отключилась.

Утром с Сашей Коробейниковым и с отцом встретили детей в аэропорту. Самолет приземлился на десять минут раньше, подрулил почти к зданию аэропорта – и вот уже пошли люди, и наши дети среди них. И наш самостоятельный Маратик стал водить дедю и показывать ему большую служебную собаку… Маратик совершенно неугомонный, любознательный, улыбчивый, веселый!

Дети уехали домой, но там не работал лифт. Они позавтракали у Саши, пообедали у Елены Ивановны, а на ужин пришли к нам.

Я провела третью пару, купила еще немного продуктов, испекла картошку. Везде – и на работе, и в магазине – я сообщала, что приехали мои дети! Наконец-то приехали.

Вчерашние перегрузки с тяжелыми сумками, долгое ожидание – все это сказалось утренними болями в руках и ногах.

Дети в конце концов перенесли вещи в Лерину квартиру. Павлик остался у Елены Ивановны – он полностью растворился в любви бабушки и прабабушки и в своих динозаврах, которые ждали его возвращения в коробке с игрушками.

…Дети сказали, вернувшись в родной город, что здесь НИЧЕГО, ровным счетом ничего не изменилось… Словно время сжалось – и они уезжали лишь на мгновение. Прошлое осталось в прошлом.

Я все равно люблю Россию.

А в памяти – навсегда – яркие солнечные вершины, покрытые снегом, блестящий океан, красивые города – и кленовый листок, поднятый у порога дома в Беркли.

Боже, храни Америку!

Боже храни нас всех в этом чудесном мире!

Майский день сегодня очень холодный, ветреный. Но я упрямо хожу в босоножках и в легкой ветровке – так мне хочется лета! Я даже на картинках не могу видеть снег! Эти длинные зимы, эти бесконечные ночи… И такое мгновенное лето.

Читаю «Дневник не-ректора» (2006 г.) С.Н. Есина. И если даже мне эти подковерные игры, связанные с выборами ректора, кажутся страшными, как же трудно Сергею Николаевичу… Если даже потеря моей крошечной кафедры стала для меня навсегда душевной катастрофой… Не потому, что я люблю власть – а потому, что мною пренебрегли. И мои ожидания ни к чему не привели.

Я понимаю, что на высшем уровне сознания все происходящее на Земле – такая мелкая суета, не стоит и страдать. Но пока мы просто земные люди. И мыслим по-земному. Я стараюсь отпустить прошлое.

Видимо, насмотрелась вчера фотографий из Америки – увидела во сне желтый песок пустыни. И словно все мы среди этого песка – а невдалеке – океан. И все мы – радостные, веселые, все мы родные друг другу, одна семья. Взрослые, дети. Я не вижу точно, кто именно здесь – но знаю наверняка, что это все, кого я люблю. Мы смотрим на небо. Оно темнеет с одной стороны, на нем появляются звезды. Я понимаю что звезды – чужие. И я даже во сне понимаю, что это похоже на мой давний сон, где мы с Андреем идем под чужими созвездиями. И такое красивое небо. Такие красивые звезды. Мы замерли и смотрим вверх. Половина неба – яркая, солнечная. А половина – звездная. Солнечная сторона ширится, увеличивается. Звезды сияют вдалеке. А над миром, над океаном, над желтой пустыней – солнце, солнце…

Сегодня приходили в гости дети. Ариша с Маратиком бегали, держась за руки – белоголовые, сероглазые, любимые!

Словно вчера по этим же комнатам бегали Лера, Лина и Ильдар. И вот теперь – их дети. Все повторяется.

Пусть все будет замечательно, весело – и навсегда!

Ильдар сегодня рассказывал про школу в Америке. Когда учительница читает книжку детям, она сидит в кресле-качалке среди подушечек – а дети сидят вокруг на теплом ковре и слушают.

Из Америки пришло письмо. Я не очень поняла по конверту, кто получатель, вскрыла – а это для Павлика, от его учительницы! Я думаю, в этом нет тайны, это не будет считаться, что я прочла чужое письмо. Очень хочется его процитировать! Письмо – на чудесной открытке с нарисованной водной птицей, под которой написано: «Goose by Tanaka fifth grade». Вот письмо: «Dear Pavel, First, I want to thank you and your family for the delicious candy. Did you know that I love chocolate? It made me feel very good to get a present from you. That was so kind of you.

I also wanted to tell you how much I enjoyed getting to know you. I hope you will come visit all your friends at Malcolm X, including me!

Love,

Ellen (the English teacher!)».

Как чудесно! Как не похоже на нашу реальность!

В нашей реальности замечательно лишь то, что прилетели стрижи. Но их пока мало. И они не летают счастливо на закатном небе – потому что холодно им в нашей реальности и грустно.

Сегодня утром, продолжая работу над документами по аккредитации аспирантуры, я вдруг увлеклась, как это часто бывает, когда начинаешь понимать смысл своего дела. Пришло пять бюджетных мест в магистратуру по филологии. Мне никогда, ни разу не давали бюджетных мест – и потому русские студенты к нам почти не поступают. Но и сейчас я вдруг получила отпор, то есть сразу ощутила предубеждение, даже не осознав это в первую минуту. Я сразу уловила, что и все предыдущие отказы не были случайными. И хотя я все поняла – но стало обидно, плохо… Почти как у И. Тургенева: «Если бы зяблик или чиж мог говорить и стал бы уверять меня, что он заклюёт другую птицу…» Так обычно думают обо мне?

Как и всегда в жизни, уже через пару часов я поняла, насколько ничтожны мои переживания… Скончался сегодня писатель Олег Димов. Умер он в больнице, после тяжелого заболевания. А сразу после этого известия пришло новое – в тяжелом состоянии доставлен в больницу бывший наш преподаватель В.С. Левашов. Ему требуется переливание крови.

Так что надо мне еще поработать, надо сделать еще что-нибудь в жизни. Не только для того, чтобы было что написать в некрологе – но жизнь оставшуюся следует употребить правильно. Б. Шоу прав: «Секрет наших несчастий в том, что у нас слишком много свободного времени для того, чтобы размышлять о том, счастливы мы или нет». И безвестный автор следующего высказывания тоже сказал справедливо: «Жизнь ломает сильных, ставя их на колени, чтобы доказать, что они могут подняться. Слабаков же она не трогает. Они и так всю жизнь на коленях».

Ильдар сегодня в своем институте говорил об Америке. Собралось человек сорок студентов и преподавателей. Беседа была часа два. Задали много вопросов. Потом еще в тесном кругу продолжили разговаривать. Это очень хорошо для всех, что такое общение состоялось. Теперь, в наше время, появилось много возможностей у молодых. Надо ездить. Надо смотреть. Надо учиться. Надо жить.

Мне надо написать еще несколько книг – и научных, и художественных.

Такой счастливый день сегодня! Привели к нам Маратика. Он побыл у нас несколько часов. Не плакал. Играл, бегал, всем интересовался, потом поспал. Потом так замечательно проснулся – потянулся, разулыбался…

Господи, какое счастье подарила мне Судьба!

Словно повторился счастливый этап жизни – когда мой сын был маленьким. Те же кубики, те же игрушки, те же книжки. И в то же время – совсем другой ребенок, родившийся спустя почти тридцать лет. Он несет в себе нечто новое, неожиданное, нежданное… Разгадываем его, удивляемся, радуемся, благодарим Бога и молим Его о милосердии.

Не оставь нас, Господи Милосердный!

Спаси и помилуй нас!

Стихами Ларисы Миллер закончу сегодняшний день:

…Двадцатого мая – день рождения моего братика. Теперь он навсегда братик, а не брат. Маленький, почти тридцатилетний братик. Его дети стали совсем взрослыми. И его внучка смотрит мне в глаза – словно видит то, что другие не улавливают. Я беру ее на руки – и ощущаю живое продолжение моего братика.

…С Олесей и Маратиком были в детской поликлинике. По-моему, за тридцать лет ничего не изменилось: те же очереди, та же духота, те же разъяренные мамаши и запыхавшиеся врачи. Получается, что такое поведение, такие условия – норма нашей жизни. И при чем здесь ярлык времени – советское, постсоветское?

Ох, нельзя гневить Бога! Нельзя жаловаться на жизнь и на Судьбу! Нельзя ругать прошедшие годы. У меня даже компьютер завис на этих записях. Еле сумела сохранить записи!

Все, что было, – было моим, и это было замечательным. И то, что сейчас, – мое, самое лучшее.

Прилетел Ильдар! Он был в Москве, Краснодаре, Казани. …Ильдар привез много впечатлений. Больше всего понравилась ему Казань. Дети планируют вылететь из гнезда…

После обеда они всей семьей пришли в гости – без предупреждения, как всегда! А у нас, конечно, никаких вкусностей. И не убрано – я не стала убираться, пока он летел. Самолет приземлился почти в двенадцать часов дня.

Дети принесли татарское угощение из Казани – «Чак-чак» в трех разных вариантах – очень вкусный и очень свежий. Поели с краснодарским чаем. Чай пахнет чабрецом и солнцем. И еще – черешня и вишня! Я уж и вкус почти забыла…

Маратик деятельный. Бегал по всей квартире. Гладил собачек. Играл на пианино. Смотрел телевизор. Включал компьютер. Давал мне свои ножки и ручки, чтобы я их пожалела-поцеловала. Я целовала его ручки, его головку, его щечки… Родной мой малыш. Родные мои детки – Маратик и Ариша. Пусть у них всегда все будет хорошо! Я так люблю своих малышей!

…Получила журнал «Мост к свободе» из Саентологической церкви Санкт-Петербурга. Когда-то в девяностые мне было очень плохо. И я купила книгу по дианетике. И написала письмо по адресу, указанному в книге. Надо сказать – книга мне тогда помогла. Но с тех пор они меня не отпускают, держат в поле зрения, присылают письма и рекламные листки. Вот если бы наше правительство так заботилось о своих гражданах!

…Провела с Маратиком пару упоительных часов! Такой славный. Господи, пусть у него все будет хорошо! Пусть у него и у Ариши все получится! Я очень люблю их, своих малышей!

Ильдар и Олеся решили отправить в Таиланд нас с Еленой Ивановной – и Павлика с нами. Я немного волнуюсь. И в то же время радуюсь. Я так мечтала просто отдохнуть – хотя бы недельку! Последний раз я отдыхала летом на Арахлее, когда Ильдару было пятнадцать лет. А потом все время на даче и дома. Компенсировала отсутствие летних поездок краткими командировками в другое время года. Но командировки – это хоть и смена деятельности, но все-таки работа. А мне хотелось хотя бы несколько дней – у моря… И чтобы завтрак был в гостинице. И чтобы никакого Интернета. И никаких аспирантов.

Время в Таиланде прошло чудесно! Я написала и опубликовала потом книжку о путешествии в эту страну – «В стране улыбок исполняются желания».

Дети решили недельку провести в Харбине, отдохнуть, а Маратика оставляют у нас на это время. Привезли Маратика, с ним отправили чемодан с вещами (на чемодане еще сохранились бирки из самолета), ванночку и горшочек.

Гуляли с малышом у фонтана – вместе с игрушечным Микки Маусом. Очень понравилось! Долго ходили вокруг, смеялись, немного побрызгались водой.

Спать днем не совсем получилось, потому что Маратик сразу просыпался.

Читали книжки про медвежат, про Робинзона Крузо.

Вечером поели макароны (а днем – борщ), покупались с игрушками совой и солдатиком.

Интересно в жизни получается – словно возвращается к тебе и свое детство. И детство твоего ребенка. И на самом деле – первый внук это и есть первый ребенок.

Заснул Маратик часов в десять, у меня на руках, под мультфильмы о русской и английской азбуках. Потом я переложила его на кровать.

Дети звонили по скайпу пару раз. Маратик махал им «до свидания».

Всегда кто-то оказывается по ту сторону экрана.

…Зверьки мои изревновались, особенно Чернушка. Все время старается гавкнуть за спиной Маратика и лязгнуть зубами. Я приласкала ее, сказала, что люблю и ее, и Маратика. Но ей не хочется делить любовь.

Прошло только чуть больше половины дня.

Дети обещают приехать в пятницу рано утром. Сегодня суббота.

Прошел полноценный день с внуком. Я все более вхожу в роль бабушки. Немного устала. Зато приобрела навыки.

Как это обычно бывает, мы с малышом учим друг друга. Я всегда беспокоюсь, когда он спускается с высокой ступеньки у балкона. Так малыш сам придумал, как это делать: садится на корточки и потихоньку сползает. Или ползет на четвереньках. И смеется при этом над моими страхами.

По телевидению исполняли песню «Русская кадриль». Я засмотрелась, заслушалась. Подумала о том, что Таиланд научил меня заново любить Россию. И Маратик вдруг захлопал этой песне! Видимо, и правда, в этой песне проявилось то русское, что есть у нас, чем мы можем гордиться.

Маратик вроде бы перестал хватать ножницы. Он видел, что мы пугались – и, может быть, думал, что с ним играем, как, например, играем, когда он пугает нас резиновым скелетом, старой детской игрушкой Ильдара из Китая? Маратик как-то взял ножницы, увидел меня, побежал и упал с ними… Я очень испугалась. Он тоже испугался. Хорошо, что ножницы старые, тупые…

Сегодня по телевидению раздался звук скайпа – Маратик помчался в комнату, даже немного упал.

Я, конечно, стала думать про современных детей… Но ведь пространство не расширяется? Просто это мы узнаем все больше и больше. А все это записано в информационном пространстве, все это есть. Но мы не ведаем – до поры до времени.

Мы спим с Маратиком вместе. Ночью он кладет головку на мою руку – так когда-то спал маленький Ильдар. Я уже немного забыла – и вот жизнь вернула меня в прошлое. Из будущего (в Таиланде 2556 год) – в прошлое. Но на самом деле я нахожусь в будущем, о котором мечтала.

Ходили сегодня в магазин, купили еще две рубашечки. Потом зашли в продуктовый. Около фонтана съели кусочек булочки и попили сок.

Маратику очень нравится фонтан, нравится ходить по бордюрам. Разные муравьишки пока не вызывают большого интереса – но трава, растения нравятся. Видимо, путешествия по Америке остались в памяти крепко.

Я так люблю его!

Господи, не оставь моих детей!

Спаси и сохрани их, Господи Милосердный!

Теперь мне интересно – что придумает Маратик в очередной раз? Днем никак не могла уложить его. Он бегал, бегал – а потом лег в гостиной на диван и моментально уснул. Вечером уснул у бабуси на руках, под песенку о глупом мышонке.

Все-таки, Судьба права. Я мечтала о большой семье, где было бы много детей. Но, наверное, я не способна на такой подвиг! Я и с одним-то ребенком намаялась за эту пару дней. Но успокаиваю себя тем, что это с непривычки. Впрочем, успокаивай не успокаивай – жизнь уже прошла. Большой семьи у меня не было.

…Снятся тревожные сны. Вчера приснился король Таиланда Рама Девятый. Снились волны в океане. Сегодня приснилось, что все мы немного устали. Маратик днем опять заснул у бабуси на руках под вчерашнюю песенку про глупого мышонка.

На улице сегодня холодно, ветрено, дождливо. Пришлось даже закрыть окна и балконы – о прогулке с малышом не может быть и речи. Малыш подбегает к балкону, смотрит на закрытую дверь, потом на окно – видит на стекле капли дождя и показывает ручкой на темное небо.

…Наверное, игра в кубики устарела – на фоне компьютерных игр, на фоне того яркого многообразия, что видит ребенок. Наши кубики, оставшиеся еще от Ильдара, деревянные, настоящие. Они пользуются большой популярностью у собачек. Собачки с удовольствием их грызут.

Это как с диафильмами. Целая коллекция их стоит у меня на шкафу. Но вряд ли ребенок проявит тот искренний интерес к рисованным картинкам, который проявляли дети моего поколения и поколение моего сына.

Характер своего малыша узнаю немного лучше. Перед купанием сегодня они с бабусей обнаружили приготовленную бутылочку молочка – и Маратик начал пить молочко. Я заволновалась, что порядок действий нарушен, что это повредит ребенку… В результате малыш и купаться не захотел (так и простоял в ванночке), и молочко выпил стоя, прижавшись к бабусе. И заснул у нее на коленях.

Справляюсь ли я с ролью бабушки? Получается ли у меня?

Маратик пока не говорит. Спросить не у кого.

Зверьки мои немного адаптировались. Кошка даже чуточку поспала рядом с Маратиком, перед этим внимательно его обнюхав.

У Маратика формируются привычки – например, привычка засыпать у бабуси на коленях под песенку про глупого мышонка. И нет ничего важнее в жизни, ничего лучше, счастливее и нежней, чем малыш, смех которого разносится по квартире.

…Дети сегодня вернулись домой. Слава Богу!

Пришлось на время расстаться с Маратиком. Такова участь всех бабушек. Бабушки души не чают в своих внучатах, плачут, прощаясь с ними. Внучата помнят своих бабушек. И понимают все до конца, лишь когда у них появляются собственные внуки.

…А что видят малыши до пяти лет в окружающей нас так называемой реальности? Почему Маратик смотрит за окно и улыбается? Солнцу улыбается? Небу? Деревьям? Облакам? Или чему-то более нежному, светлому, доброму? Я смотрю туда же, куда устремлен взгляд ребенка – но я не вижу, не вижу. А малыш улыбается, смеется, показывает пальчиком. Пусть же это будут всегда только добрые духи, добрые ангелы!

Господи, не оставь наших малышей!

Спаси и сохрани их, Господи Милосердный!

Мне снится Маратик. Он такой веселый, открытый, безудержно-отважный. Только бы сложилась жизнь его, только бы все было хорошо!

В квартире затеяли небольшой ремонт. Строители залили цементом (или чем-то там?) пол в кухне и прихожей. Пол должен сохнуть сутки – так что нам с Ильдаром пришлось уходить из квартиры. Родители живут пока на даче. Собачки с ними. Кошка спряталась в моей комнате, ее невозможно было не то что вытащить – но даже и найти! Да и вряд ли бы она позволила посадить себя в корзину из-под фруктов! Пришлось закрыть крепко дверь и оставить кошку на сутки запертой – с едой, водой и туалетом.

Ночевала я у детей. Я спала с Маратиком на кроватке Павлика. Павлик спал на полу. Дети – на своем диване.

И я только к вечеру вспомнила, что утром принесли открытку из Таиланда! Ту самую, которую я отправила с вершины башни в Бангкоке.

А Павлику из Америки учительница прислала альбом с фотографиями одноклассников и с их ответами, кем бы они хотели стать. Павлик читал вечером и все понимал, все английские слова и предложения. Еще в конверте был сертификат, выданный в Окленде – за хорошее сочинение о бабушке.

Ночью я спала плохо. Переживала из-за кошки. Маратик, видимо, чувствовал мое беспокойство, один раз проснулся, заплакал.

День прошел в целом успешно.

Пообедали в бурятском кафе, съели очень вкусные позы, а я попробовала жареную лапшу с мясом. Очень все вкусно!

Потом поехали на дачу к родителям, пособирали малину. Маратик поел малину, горошек, смородину. Все попробовал. Они с Павликом вытащили из коробки старые Ильдаровы игрушки. Перепачкались – но играли с удовольствием.

Потом мы все заехали к Олесиным родителям. Немного пообщались, взяли у них картошку, морковку.

Уже в девятом часу пришли домой. Пол застыл, стал твердый, по нему вполне можно ходить.

Кошка жива-здорова! Очень обрадовалась. Набросилась на еду, хотя и не съела того, что у нее было. Все время мурлычет около меня. Взгляд пока у нее испуганный. Жалко Мурку! Но она молодец – выдержала испытание.

…Дети собираются в трудную автомобильную дорогу в Казань. Ох, сколько же волнений впереди!..

Ильдар прислал план поездки – как всегда, продуманный, четкий.

Мне очень, очень не хочется расставаться с детьми. Скоро они уедут в новую жизнь – и когда мы увидимся? Бог знает…

Но это просто обычная жизнь. Дети всегда улетают из гнезда. Родители всегда остаются среди вещей с дорогими следами прошедшей жизни.

Сегодня привезли к нам Маратика с его вещичками: одежда, ванночка, горшочек… Маратик остался легко. Мы его любим. Он так быстро растет. Так замечательно все понимает. Когда-то давно он при мне положил в рот игрушечный пластмассовый кубик от настольной игры. Я, конечно, испугалась, сказала, что так делать не надо.

И вот сегодня он прибегает ко мне и показывает, что у него во рту этот кубик! И где он его разыскал?

Дети завтра в четыре утра выезжают на машине в Иркутск.

Мой день – это Маратик и мои взрослые дети. Утром я проснулась без пяти минут четыре. В четыре тридцать отправила детям SMS-сообщение с пожеланием «счастливого пути!». Олеся мне ответила, и я заснула. Отец потом дозвонился до них – они выехали из Читы в четыре пятнадцать.

С Маратиком смотрели ютуб про кошку. Там она поет: «Сама по себе, сама по себе живу!» Кошка наша слушала, слушала – и вылезла из своей тумбы, где часто спит днем. Вылезла и стала с нами слушать песенку про себя. Маратик показывал ей картинки с цветами из детского лото.

Потом Маратик нашел Олесины тапочки, пытался ходить в них по квартире.

После обеда пошли с Маратиком и дедей погулять, дошли до парка ОДОРА. После многолетней разрухи его наконец-то облагородили: карусели, качели, песочница для малышей, колесо обозрения… Много развлечений для детей. Маратик половил рыбок в надувном бассейне, получил за своих рыбок надувной шарик. Потом посидели на лапках у кота Бегемота, поразглядывали у него глаза и уши.

В парке так и осталась глубокая впадина – видимо, именно там когда-то было озеро, по которому плавали в лодках прежние жители города. А мы в первом классе приходили в парк с учительницей. Собирали желтые листья для гербария.

Очень понравилась Маратику городская речка Кайдаловка. Долго стояли, смотрели, как она течет. Когда-то она была полноводной. Но я помню ее только такой – пересохшей, едва живой.

Засыпает Маратик только с бабусей, только под ее песенку. Правда, вечером развеселился – или спать не очень хотел, или перерос песенку.

Пока Маратик спал, мне удалось кое-что вставить в повесть про Таиланд!

Дедя купил цветные карандаши и альбом. Но раскрашивать картинки пока не очень получается.

…Дети вечером позвонили из Иркутска. Устали, но добрались вовремя, как планировали. Поставили машину на стоянку. Ночевать собираются у друзей.

Следующие переезды тоже тяжелые – но по сравнению с сегодняшним они в два раза короче, за исключением самого последнего. Там тоже почти тысяча километров. Все равно поменьше, чем сегодня. Но надо учитывать накопившуюся усталость.

Я даже думать боюсь о том времени, когда дети – и маленькие и большие – переедут окончательно в Казань. И как же мы будем видеться? Годами не увидим друг друга. И Маратик вырастет. И что ему бабушка?.. Ох, да только бы все было хорошо! Только бы сложилось!.. А то я все о себе пекусь, все о себе. Как всегда!..

Прогулки с Маратиком и для меня приоткрывают мир с новых сторон. В самом деле – например, троллейбус очень восхищает малыша. Так ведь он и видел его лишь на картинке! А сегодня мы постояли на перекрестке улиц П. Осипенко – Ленина, порассматривали машинки.

А потом ветер погнал пустой пакет по асфальту. Он бежал, словно у него ножки выросли. Взлетал, опять опускался. Был совсем живым. Маратик хотел его догнать – да разве угонишься?

Отцветающий одуванчик – это так много сразу парашютиков! Разлетелись кто куда… А желтый бархатец нечаянно оторвался. Мы взяли его домой, поставили в воду. Смотрим теперь на него.

А дома тоже так много дел! Повесить выстиранное белье на веревку. Для этого мне сначала надо поднять Маратика. Давно ли я поднимала точно так же Ильдара?!.

Карандаши-альбомы-собаки-кошка-малина-груша-макароны-пластиковые буквы-балкон-книжки-телевизор-пульт-компьютер-телефон-детские песенки-мультфильм про кошку-мультфильм про паровозик…

Внук – это такое необыкновенно счастливое продолжение собственного ребенка. Это волшебство просто.

…После утреннего сна сходили в магазин, купили пирамидку, два мячика, кубики для строительства и кубики деревянные с буквами и цифрами. По таким примерно кубикам я научилась когда-то читать в Кишиневе. Помню, что перекладывала их и спонтанно сложила какое-то слово – бабушка так обрадовалась, стала звать дедушку… А я не очень поняла, что произошло. Подобные кубики я покупала Ильдару. И вот теперь купила малышу.

После вечернего сна сходили в парк ОДОРА. Фотографировались с котом Бегемотом. Потом поиграли на батуте для малышей, полазили по горкам и катались с горки прямо в кучу разноцветных мячиков. И еще сфотографировались с Лениным. Памятник ему так и стоит в парке.