ЧАСТЬ II

Глава 1

Стоял весенний месяц март,

Летели с юга птицы…

А в это время Бонопарт,

А в это время Бонопарт

Переходил границы!

В. Высоцкий

Линейный крейсер «Орел» бесшумно парил на орбите. Бесшумно — это потому, что звук в пустоте не распространяется, а вокруг корабля был космос — холодный, пустой и мрачный. Это бескрайнее мертвое пространство напоминало собравшимся на мостике корабля о мимолетности бытия — что бы ни делал человек, к чему бы ни стремился и какое бы положение он ни занимал при жизни, рано или поздно он умрет, исчезнет, а этот космос, равнодушный ко всему, останется. И ведь, что обидно, масштабы любого человека по сравнению с космосом исчезающе малы. Впрочем, большинство из нас устраивает быть большой лягушкой в маленькой луже, и потому люди, как правило, не задумываются над столь абстрактными понятиями, как бесконечность. В общем-то и правильно, а то завихрение в мозгах заработать можно.

Так вот, бескрайность космоса хотя и ощущалась собравшимися, но мало их заботила — сейчас у них были проблемы посерьезнее, а именно большая война, которая могла стать, конечно, войной победоносной, но вот верилось в это с трудом. Нет, конечно, каждого из них грела вполне логичная и аргументированная мысль, что били они и не таких, вот только сразу же к ней примазывалась другая, гаденькая такая мыслишка, упорно нашептывающая, что вот как раз таких-то они еще точно не били. И слабо утешало, а скорее даже наоборот, портило настроение знание того, что по-настоящему их нынешних противников не бил еще никто, потому что их противником были их же соотечественники. На Империю с неотвратимостью асфальтового катка надвигался русский флот.

Вообще, русский флот был кошмаром для всех, кто имел дело с Россией вообще и с ее вооруженными силами в частности. Этому предшествовала одна весьма гнусная, но тем не менее поучительная история, урок, который русские военные старались не забывать.

Когда-то, в далеком прошлом, после очередного кризиса, русские потеряли не только всякий авторитет в глазах мирового сообщества (к этому они привыкли, такое случалось с завидной регулярностью — авторитет мгновенно пропадал, когда страна ослабевала, и так же мгновенно возвращался, когда Россия выходила из комы и начинала с чувством глубокого морального удовлетворения давать всем по мозгам, поэтому авторитет, как вещь проходящая, уже привычно никого не волновал), но и практически все вооруженные силы. Вернее, армия, авиация и военно-морской флот вроде как и были, но как организованная сила стремились к нулю. Это происходило не только и даже не столько из-за полной изношенности и устаревания военной техники, сколько из-за падения авторитета армии в глазах собственного народа. Зачуханные солдатики, строящие генеральские дачи, не менее зачуханные морячки на годами не отходящих от причалов кораблях, пилоты, практически разучившиеся летать… А главное, эту самую армию еще и активно использовали, безуспешно пытаясь навести порядок в стране. Словом, вооруженные силы, равно как и милиция, практически перестали существовать, превратившись постепенно в самые обычные банды, причем далеко не слишком серьезные — у какого-нибудь олигарха, а то и просто криминального авторитета служба безопасности могла оказаться куда лучше вооруженной, дисциплинированной, да и более подготовленной, чем элитный танковый полк. Фактически это означало конец страны, и забугорные соседи в ожидании потирали руки и даже откусили под шумок пару кусочков.

Однако Россию хоронили (в том числе и по причине смуты) уже не раз, и каждый раз безуспешно. Рано радовались и в этот раз — страна не только выжила, но и крепко дала по мозгам мелким засранцам, пытавшимся урвать себе лишний кусок. Именно тогда, кстати, Польша лишилась половины собственной территории — наложила, понимаете, лапку на пограничные русские города. Вроде все по закону — для «защиты прав польскоязычного населения». А вот нашелся тогда в русской армии решительный и честный генерал, который с полусотней танков подкатил к Кремлю и осуществил государственный переворот, а по-простому — разнес из пушек всех власть предержащих, а кто уцелел — тех расстрелял, благо заступиться за них как-то никто и не жаждал.

Генерал этот впоследствии за свои художества был пожалован то ли персональной снайперской пулей, то ли ядом в кофе, истина историками почему-то замалчивалась, но было уже поздно — процесс пошел, взяли тогда военные власть в России и, недолго думая и не соизмеряя своих сил и возможностей, раскатали поляков гусеницами своих стареньких танков. Танки-то, конечно, старенькие были, но было их до хрена и моторесурса им как раз хватило, чтобы до Варшавы прокатиться да по улицам польской столицы погарцевать. А когда Европа взвыла и начала на русских дипломатически наезжать и всякими карами грозить, те, с психу, заявили, что возвращаться домой они никак не могут — моторесурс танки выработали. А посему, не бросать же технику, останутся их войска там, где уже есть. И радостные солдатики, которым вдруг нежданно-негаданно выпал шанс пройтись по улицам почти европейских городов, закатав рукава и стреляя из автоматов, невозбранно пограбить и набить всем морды, да еще и почти без потерь (за всю Трехдневную войну русская армия потеряла едва полсотни человек, в основном ранеными — поляки то ли от неожиданности, то ли еще почему разбежались, как тараканы, хотя и считалась их армия до того вполне даже боеспособной), начали увлеченно депортировать оставшихся на завоеванной территории поляков за пределы России. Европа заткнулась — видать, побоялись, что сумасшедшие русские полезут и на них, тем более что в это же время произошла Большая Эстонская Резня. В принципе, по тем же причинам, что и война с поляками произошла, просто русские церемонились еще меньше. Так что пока ошалевшая от наглости русских Европа думала, что делать, Россия отняла свое и даже в прибыли осталась, а остальным погрозила старыми, но все еще способными летать ядерными ракетами. Китайцы, кстати, не вняли, и, ко всеобщему удивлению, Россия ядерные ракеты применила. Китай ошалел настолько, что прикинулся ветошью и не отсвечивал, тем более что его приграничные районы, выжженные ядерными взрывами и отравленные радиацией, разом как-то обезлюдели, а население сократилось почти на четверть. Короче, в очередной раз подтвердилась правота старой, избитой истины: «не имей сто рублей, не имей сто друзей, а имей наглую морду». Именно с тех времен, когда «эти русские психи» применили ядерное оружие и мир балансировал на краю пропасти, и остался у людей страх перед ядерным оружием, который привел впоследствии к запрету на его применение в космосе.

Все тогда ждали реакции США, поляки прямо молились на заокеанских покровителей и даже демонстрации в Вашингтоне устраивали, но американцы повели себя на удивление мудро. В свое время они уже проходили ситуацию однополярного мира, прекрасно помнили, к каким последствиям это привело, и предпочли иметь реального, испытанного врага, с которым всегда можно договориться, а иногда и помочь друг другу. Да и производителям оружия такой враг был нужен, ибо его наличие сулило военные заказы и баснословные прибыли. Словом, залезли американцы в свою раковину и не вмешивались (ну, почти не вмешивались) активно в происходящее, блюдя только и исключительно собственные интересы. Впрочем, как и всегда — выгода, выгода и еще раз выгода. Бизнес не имеет границ.

Русские, кстати, не забыли американцам это невмешательство и, исходя, впрочем, и из собственной выгоды, впоследствии, в очередном американо-китайском конфликте выступили на стороне американцев. Тогда совместными усилиями американцы и русские вбомбили Китай если и не в каменный век, то во что-то очень к нему близкое. Нехорошо, конечно, погибло больше полумиллиарда человек, но тогда это в глазах всего мира выглядело вполне оправданной мерой — уж больно много китайцев развелось. Впрочем, это произошло намного позже и это была уже совсем другая история.

А в тот момент, когда военные только взяли власть и припугнули соседей, им надо было как-то обустраиваться — с одной стороны, они были на гребне волны, популярность нового правительства в народе после наведения порядка и удачной войны была велика, в России любят сильную руку. С другой стороны, популярность армии, авторитет которой был серьезно подточен предыдущими событиями, так и не восстановилась. Плюс разруха и уровень жизни, сравнимый разве что с какой-нибудь Латинской Америкой, а то и вовсе с Африкой. Словом, не разгуляешься.

Ну, восстановление экономики, хотя бы частичное, в условиях жесткого до жестокости контроля, который можно осуществить только при тоталитарном режиме, — задача скорее тяжелая и длительная, чем сложная. Когда не мешают да не лезут всякие доброхоты — чего не восстановить? А вот с восстановлением вооруженных сил было сложнее — нужен был символ, никак не запачканный прошлым. Но как раз в тот момент были созданы эффективные для того времени космические двигатели, началось освоение космоса и строительство военных и торговых космических флотов. Русские увидели в этом свой шанс и рискнули — бросили на космос большую часть оставшихся невеликих ресурсов и, как ни странно, не прогадали.

Как это часто бывает, развитие одной отрасли потащило за собой другие. В замкнутой на саму себя, жестко регулируемой экономике это сработало вполне. Постепенно страна выбралась из кризиса и, к удивлению всего мира, оказалась если не впереди планеты всей, то, во всяком случае, в первых рядах и в течение всей последующей истории эту позицию никому не уступала.

С тех пор и повелось — военно-космические силы России стали ее символом. Все, что было связано с ними, должно было быть самым лучшим, если не фактически, то хотя бы официально. Это относилось и к кораблям, и к людям — отчасти именно поэтому был такой сложный отбор и в столь тяжелых условиях готовились будущие офицеры. Да, тяжело, да, невероятный отсев, зато те, кто смог закончить Академию косморазведки или Высшее командное училище Российского военно-космического флота, были сами себе армией — Виктор был этому показательным примером, при том, что на своем курсе он считался середнячком. Ни американцы, ни европейцы, ни тем более азиаты подобными кадрами похвастаться не могли. У подготовки их экипажей были свои изюминки, свои преимущества, порой значительные, но, в общем и целом, русским они индивидуально уступали, и уступали серьезно.

Естественно, на подготовку денег не жалели — будущим космолетчикам преподавали лучшие мастера своего дела, и военные, и гражданские. Фактически приглашение провести хотя бы разовое занятие, скажем, в Академии, считалось в России высшим признанием профессионализма. Конечно, работать при повышенной силе тяжести тяжело, но оплата, а главное, будущие перспективы компенсировали неудобства с лихвой. Ну и почетно это было — ВКФ, ставший элитой элит, не собирался уступать свой титул никому.

Ну а лучшим в мире экипажам полагались и лучшие в мире корабли. Русские вообще были народом талантливым, закаленным постоянными невзгодами и потому умеющим находить нестандартные решения и лепить из говна конфетку. Когда же на конструкторов просыпался золотой дождь, они смогли реализовать многое из того, что в те времена для других казалось немыслимым. К слову, даже знаменитый импульсный двигатель был изобретен в одном из Уральских КБ, и Россия до сих пор имела с него дивиденды, продавая сначала сами движки, а позже лицензии на их производство. Вообще, многие чистоплюи-теоретики вопили, что не надо продавать, а надо держать в секрете и пользоваться только самим, обеспечив своему флоту подавляющий перевес, но идея такого двигателя к тому времени давно уже витала в воздухе и грубые прагматики понимали, что вскоре кому-нибудь удастся или реализовать ее самостоятельно, или просто украсть. А раз так, то нечего гоношиться, а надо стричь купоны, пока не поздно.

В общем-то результат денежных и интеллектуальных (восполняя вынужденное основание, несмотря на затраты, русские тогда приглашали из-за рубежа оказавшихся не у дел ученых и инженеров, и маститых, и непризнанных) вливаний оказался закономерным — флот вышел на загляденье. Может быть, он и не был самым большим, уступая числом кораблей американскому и китайскому, но что самым эффективным — это точно, главным образом за счет качества кораблей и подготовки людей.

Русские корабли были намного мощнее забугорных аналогов, хотя чаще всего и намного дороже их. Это не было аксиомой — бывало, что у кого-то что-то получалось лучше. Так, немцы традиционно строили очень хорошие линейные крейсера, лучшие в мире линейные крейсера. Но при том у немцев были посредственные корабли иных классов — если на линейных крейсерах немцы каким-то шестым чувством могли ощутить и соблюсти идеальный баланс скорости, защиты и вооружения, то все остальные корабли у них получались перезащищенными и недовооруженными. Французы штамповали великолепные, лучшие в мире драккары — но и только. Остальные типы судов, сходящие с французских верфей, были не только откровенно слабыми, так еще и надежностью не отличались. Американцы всегда умели строить авианосцы. Ну, и драккары у них частенько получались очень хорошими, русским периодически приходилось их догонять, а вот крейсера и линкоры американцев, отличаясь хорошей скоростью, по защите всегда уступали и европейским, и русским аналогам. Про остальных говорить было просто смешно — ну какие корабли там у Индии или Пакистана? А китайский космопром, после того, как сам Китай всем скопом опустили, вообще не котировался. Ну, японцы неплохие корабли строили — и что с того? Количественно их флот был слишком мал для того, чтобы кого-нибудь всерьез напугать. Словом, локальные преимущества были у многих, но сбалансированный флот создала только Россия. Еще и за счет того, что военные, бывшие в период становления флота у власти, хорошо понимали, что им надо, и не были связаны по рукам и ногам тупым мнением некомпетентных в военных вопросах политиков.

Ну и десантные части для флота готовились в те времена по полной программе. Русские десантники всегда считались крутыми, а космодесант с его подготовкой и вооружением стал вообще пугалом для соседей. В многочисленных мелких конфликтах, которые происходили в те времена, именно они первыми начали брать на абордаж вражеские корабли и станции, десантировались прямо с орбиты на города противника и свирепствовали в тылах чужих армий. Словом, смогли создать себе репутацию ребят крутых и на всю голову отмороженных.

Свою крутизну всему миру русский флот продемонстрировал во время первой космической войны, когда флот пришельцев вошел в Солнечную систему и попер к Земле, не обращая внимания на сигналы пограничных судов. Впоследствии было много теорий, объясняющих их столь неразумное поведение — без разведки, не оценив возможностей обороняющихся, в атаку прут только дураки, но дуракам космический флот не создать. Была даже теория, что это была не атака, а попытка контакта, реализуемая с точки зрения чужой, непонятной людям логики. Кто знает — возможно, так оно и было, но проверить это не получилось. Ну, не выяснили, откуда эти самые пришельцы явились — как-то не озаботились тогда пленными, а на захваченных носителях информации координат системы, откуда явились пришельцы, обнаружить не удалось. А то бы, конечно, слетали да спросили. Хорошо так спросили бы, с пристрастием.

Так вот, когда произошла та война, земным кораблям впервые за всю историю космоплавания выпала редкая возможность испытать свои корабли и вооружение на реальном, причем совершенно неизвестном противнике. И в той войне именно действия русского флота оказались наиболее эффективными — и потому, что русские корабли были реально лучше других построены и вооружены, и потому, что командовали ими грамотные люди, не разменивающиеся на показательные действия малых крейсерских групп, а применявшие корабли массово, что больше никто тогда не рисковал делать. Именно после той войны русских вновь стали бояться и боялись еще очень долго — пожалуй, страх перед ними у многих, особенно у государств-карликов, до конца не прошел уже никогда.

Конечно, с той поры уже многое изменилось, менялись правительства и политика, приходили новые командующие, бывали всевозможные удачи и просчеты, однако стратегическое отношение к флоту не менялось. Вернее, однажды нашелся умник, который попытался поменять. Прожил он после этого недолго и несчастливо, утянул за собой на тот свет почти все правительство и его ошибок никто больше повторять не рисковал. Словом, авторитет свой военные поддерживали не только видом своих кораблей в небе, но и, при нужде, громом пушек.

И вот сейчас этот флот, лучший флот Земли, до сих пор не знавший сколь-либо серьезных поражений, шел на Империю.

Глава 2

Наверно, вы слыхали эти мансы

Из старых недоделанных былин.

На лед повыезжали злые гансы

И начали выстраиваться в клин.

Гук из Харькова

Силуэты русских кораблей были четко прорисованы на главном экране капитанского мостика «Орла». Виктор смотрел на них без страха — скорее, с досадой и раздражением, этой войны он не хотел. Судя по отдельным репликам его офицеров, большинство из них точно так же не боялось предстоящего сражения — все собравшиеся прекрасно понимали, что исход его предрешен. А вот их оппоненты, очевидно, этого не понимали. Вернее, пока не понимали — на их экранах наверняка был точно так же виден имперский флот, но вот то, что они уже под прицелом его главного калибра, русские экипажи знать не могли.

Они наверняка считали, что находятся на безопасном расстоянии — для земных орудий расстояние в пятьдесят астрономических единиц было далеко за пределами досягаемости. Для орудий, которые несли сейчас корабли Империи, это была дистанция стрельбы прямой наводкой. В принципе, здравый смысл буквально вопил о том, что пора открывать огонь на поражение — русские корабли, лежащие в дрейфе, представляли собой столь заманчивую мишень, что грешно было не воспользоваться моментом и не переполовинить незваных гостей. Однако Виктор медлил и никто из Черных Лордов, да и из командиров кораблей, не решался что-либо сказать ему по этому поводу — все, абсолютно все сейчас были в одинаковых условиях, ведь перед ними были не абстрактные европейцы или совершенно незнакомые янки, а такие же, как они, русские люди, учившиеся в тех же училищах и так же выполнявшие приказы Родины, как и они когда-то. И потому Виктор медлил с приказом — он просто не хотел стрелять.

Наверняка там, за пультами русских кораблей, были его знакомые по той, прошлой жизни. Те, с кем он учился в Академии, с кем сидел за одной партой, делал лабораторные, сходился в тренировочном поединке на татами или жестоко дрался в темном коридоре из-за девчонки. Возможно, там была Ленка Устимчук, первая и, увы, безответная любовь, и наверняка Серега Симоновский по прозвищу СС, безобидный крепыш-еврейчик, смелый и рассудительный одновременно, мишень для плоских курсантских шуточек. Прозвище его страшно бесило, и только его природная флегматичность спасала неосторожно ляпнувших его товарищей от расправы. Сергей был очень сильным, хотя и казался неуклюжим увальнем, и если его ухитрялись достать, то друзьям доставалось крепко. Ну да, уж он-то наверняка здесь — насколько знал Виктор, Симоновский был уже кап-три и командовал артиллерией главного калибра на крейсере «Измаил», а «измаилы» — вот они, все три здесь, их необычные, немного гротескные силуэты ни с чем не спутаешь.

И Петька Катарский тоже, наверное, там — трусоватый парнишка интеллигентного вида, которого все курсанты когда-то презирали за то, что в увольнительных он не пил пиво и старался уклоняться от любых потасовок, а больше всего за всегда вежливую, правильную речь безо всяких жаргонизмов и сленговых вставок. До тех пор презирали, пока во время очередных тренировок не навернулся реактор на «Крузенштерне», учебном крейсере Академии, старом корыте, которое использовать по назначению нельзя, а списывать — жалко. Тогда был мощнейший выброс и все бежали к аварийным капсулам, дававшим мизерный шанс на спасение, если успеешь добежать, а потом еще выскочишь из зоны взрыва и не получишь вдогонку чем-нибудь тяжелым вроде обломка обшивки, а потом тебе повезет и спасатели найдут тебя раньше, чем ты задохнешься. А Катарский, вместо того чтобы бежать впереди всех, спустился в аварийную зону, схватил приличную дозу радиации, но успел отстрелить аварийный реактор и запустить в ручном режиме одноразовые бустерные ускорители, буквально вырвав корабль из зоны взрыва. И только тогда до всех как-то сразу дошло, что страха как такового Катарский не испытывает, заменяя эмоциональность трезвым расчетом, а некоторый недостаток интуиции — скоростью мышления, сравнимой с компьютером. Потом Катарский успешно делал карьеру в аналитическом отделе, Виктор пару раз встречался с ним, когда еще только начинал командовать «Ганимедом» и базой, и прилетал домой в отпуск, а потом перевелся в штаб оперативного соединения — похоже, предвидел или, скорее, просчитал надвигающиеся в России разборки и предпочел держаться от них подальше. Соединение, в котором он служил, тоже здесь — вон он, их флагман, линкор «Новороссийск», самый большой линейный корабль, построенный в России и, соответственно, в мире, такую громадину видать издалека.

А рядом с ним в ордере… Ну да, авианосец «Брест» — тот еще монстр, не самый новый, но все равно остающийся одним из лучших в своем классе кораблей. Таких гигантов вообще во всем мире можно пересчитать по пальцам одной руки и еще пальцы свободные останутся. Вообще, эта посудина была построена в лучших традициях русской кораблестроительной школы, то есть несла первоначально не только громадную авиагруппу, но и мощную противокорабельную артиллерию, чем авианосцы других стран никогда не грешили. Впоследствии, правда, корабль модернизировали, орудия и ракеты сняли — но лишь для того, чтобы поставить новые, еще более мощные. И все равно, несмотря на огневую мощь, сравнимую с линкором, и отличное бронирование, позволяющее при нужде драться в одном строю с артиллерийскими кораблями, этого великана, похоже, очень берегут — «Новороссийск» явно прикрывает авианосец, отсюда и такая позиция. Все правильно, в принципе — задача авианесущих кораблей не становиться борт о борт со своими противниками, а долбать их издали, с безопасной дистанции, используя для этого свое основное и крайне эффективное оружие — авиацию. Именно авиацией по традиции называли драккары, хотя, конечно, с неуклюжими атмосферными самолетами прошлого драккары, несмотря на иногда встречающееся внешнее сходство, имели весьма и весьма отдаленное родство. Скажем так: и те, и другие летали.

Так вот, авианосец без крайней нужды в ближний бой лезть не должен, это всем известно, однако и слишком далеко от места сражения его не расположишь — драккарам надо куда-то возвращаться. Причем драккар может быть поврежден, пилот может быть раненым или просто смертельно уставшим, ибо бой в космосе — это не только и не столько высокое искусство, как утверждают лирики, сколько грубая и тяжелая работа. В конце концов, у драккаров может быть просто выработано топливо, хотя это — вряд ли. По слухам из достоверных источников, Россия уже три года как поставила на вооружение драккары с гравитационными двигателями, производимыми, кстати, без лицензии, утверждая, что это их собственная разработка, хотя невооруженным глазом было видно, что движки эти — довольно грубая копия старого гравитационного двигателя, лицензии на производство которых все остальные страны-производители покупали у Империи. А многие предпочитали покупать сами двигатели — имперское производство считалось более качественным, что, кстати, вполне соответствовало истине. Империя продавала движки свободно — все равно дальнейшей перспективы развития конструкция не имела, для установки на большие корабли подходила не слишком хорошо (достаточно вспомнить дисколеты), а вот для драккаров она годилась вполне.

Но раз слишком далеко авианосец не расположить, то для него возникала реальная угроза со стороны кораблей противника. Так сказать, неизбежный риск — именно поэтому авианосцы всегда охранялись, и охранялись серьезно. В принципе, такую тактику разработал в свое время еще адмирал Колчак — да-да, тот самый, который в гражданскую объявил себя Верховным правителем России, за что потом и пострадал. Ну да ничего удивительного, талантливый флотоводец ничего толком не смыслил ни в политике, ни в войне на суше. Но на море он был, безусловно, мастером своего дела и именно под его руководством была впервые апробирована тактика, ставшая впоследствии общепринятой — имеет место авианесущий корабль, наносящий удар самолетами, а рядом с ним — большая дура с пушками, дабы отстреливать тех, кому такое положение вещей не нравится и у кого хватит наглости попытаться авианосец уничтожить или хотя бы отогнать. В космосе общие принципы использования авианосцев серьезных изменений не претерпели и, похоже, в данном случае русский штаб решил не изобретать велосипед, а прикрыть «Брест», равно как и другие авианосцы, броней и пушками линкоров, благо этих кораблей для российского флота было в свое время построено в избытке. Во всяком случае, хватало их и для прикрытия авианосцев, и для формирования фронта атаки.

А вот что было важнее для Виктора, так это тот факт, что на «Бресте» командовал эскадрильей Серега Латкин — рыжий и веснушчатый парень, весельчак и балагур, любимец женщин, соблазнивший в свое время жену одного молодого, но подающего большие надежды и имеющего хорошую протекцию штабного адмирала-интенданта, что кончилось дуэлью, простреленной адмиральской ляжкой и тридцатью годами условно для Сергея. Впрочем, история получила огласку, над ней смеялся весь флот и дело замяли, парня даже восстановили в его невеликом лейтенантском звании, хотя карьеру он себе, конечно, загубил. Но, как ни странно, перебесившись в молодости, впоследствии Латкин был верным семьянином. Виктор учился с ним на одном курсе и они были тогда если не друзьями, то приятелями уж точно, причем поддерживали связь и после Академии. Виктор был на приснопамятной дуэли секундантом, а это о чем-то говорит… И теперь, наверное, Сергей сидит в своем драккаре и готовится к атаке. А может, и нет пока что — русский флот, похоже, не торопился начинать атаку. Ждал чего-то. Или кого-то.

И наверняка были другие, про кого Виктор не знал даже приблизительно — где они служат, на каком корабле и служат ли вообще, или уже сгорели в очередной пограничной стычке, перешли в наземные службы или вышли в отставку (маловероятно, молодые еще, но чего не бывает, могли податься в бизнес, набедокурить где или же быть комиссованы по болезни и ранению). Остальные старшие офицеры Империи наверняка переживали похожие чувства — почти все командиры кораблей и многие члены экипажей, пилоты истребителей и десантники тоже учились на Земле и точно так же имели там друзей и знакомых, которые сейчас были на противоположной стороне прицела. Стрелять не хотел никто, но дело шло к тому, что стрелять все-таки придется.

Флот вторжения правильно ждал, вообще-то. Хотя здесь и собралась большая часть русского флота — почти четыре сотни кораблей, при том, что общая численность его не превышала пяти сотен, и это был самый мощный флот, выходивший когда-либо с Земли в межпространственный рейд, реально его шансы были не столь уж и велики. Виктор, откровенно говоря, считал его исчезающе малым — если, конечно, дело реально дойдет до драки и русский флот не выкинет какой-нибудь фортель. В это верилось с трудом, но все же, все же… Не зря русских боялись все соседи — авторитет в войнах зарабатывается поколениями. А ожидание было, как, наверное, считали русские адмиралы, на руку обеим сторонам — военные с той стороны тоже знали, что им противостоят их соотечественники, старые знакомые, и потому давали дипломатам последний шанс уладить дело миром. Впрочем, Виктор прекрасно понимал, что на условия, предложенные Империи, он не согласится никогда, и потому рано или поздно русский флот пойдет в атаку и обеим сторонам придется воевать, вяло, из-под палки, но придется. Проклятый Дракон! Козел! Дегенерат! Расчетливая старая сволочь! Предусмотрел буквально все, фактически не оставив сторонам выбора. Хотя, конечно, наглядно продемонстрировал, что ретивой молодежи высокому искусству плетения интриг у стариков еще учиться и учиться, как завещал великий Ленин.

Однако же для Империи положение трагичным отнюдь не было. Против четырех сотен русских кораблей она выставила флот не столь впечатляющий, всего сто шестьдесят вымпелов, зато, несомненно, из кораблей, превосходящих русские (невероятно, но факт) по большинству параметров. Эти корабли были частью построены в самой Империи по купленным или честно уворованным русским, немецким или американским чертежам, частью заказаны в Германии, в очередной раз приподнявшейся на имперских заказах над своими европейскими соседями-конкурентами. Имея возможность выбора и хорошую финансовую базу, Империя запустила в серию наиболее удачные прототипы, предварительно внеся в их конструкции изменения, отражающие имперские технологические реалии, а заодно в очередной раз модернизировала свои старые корабли, благо корпуса их могли еще многое вместить. Да и возможность модернизации кораблей уже давно закладывалась в их конструкцию еще на стадии проектирования — общепринятая практика, так сказать. Слишком дорого строить новые корабли под каждое технологическое новшество, дешевле построить корпус, на который в любой момент можно навешивать новое оборудование, а сами новинки подгонять под стандартные размеры.

Сейчас имперские корабли, даже построенные на земных верфях, походили на свои земные аналоги только внешне — импульсные двигатели давным-давно сменили на гравитационные, последней серии, и имперские корабли теперь в разы превосходили своих противников и по маневренности, и по ускорению. Артиллерия, конструктивно так же, как и двигатели, позаимствованная у дисколетчиков и изготовленная на их же, приватизированных Империей заводах, на порядок превосходила земную по дальнобойности и в разы — по мощности. Сейчас самый слабый из находившихся в строю кораблей, старик-«Единорог», превосходил по огневой мощи любой земной тяжелый крейсер и, теоретически, большую часть линкоров. Плюс силовые поля, которых на русских кораблях не было в принципе, плюс более эффективные системы наведения, плюс ракеты-невидимки, способные легко прорывать стандартные для земных кораблей системы обороны, плюс радары, обеспечивающие большую дальность обзора и лучшую четкость, плюс монокристаллическая броня на последних моделях авианосцев и линкоров. Плюс то, что сами линкоры и авианосцы, благодаря этим самым монокристаллическим элементам конструкции, получилось построить заметно больших размеров, что дало прирост в количестве и калибре орудий, и в количестве драккаров в авиагруппах. Экипажи драккаров имели хороший налет и сейчас вряд ли серьезно уступали русским пилотам по боевому опыту и подготовке, а некоторое отставание молодых пилотов в физических кондициях (Виктор решил не перенимать пока русского опыта подготовки при увеличенной гравитации и не калечить пацанов) компенсировалось индивидуальными гравитационными коконами и заимствованными у разных стран конструктивными особенностями новых драккаров, позволявшими сводить на нет запредельные перегрузки.

Словом, имперский флот был очень хорош, а русские адмиралы этого, похоже, не понимали. Но они не могли не понимать другого — в этом пространстве у Империи была первая линия обороны и, чтобы пройти собственно в Империю, эту линию для начала надо было прорвать, потому что она реально не позволяла русским кораблям начинать разгон в пределах системы, а межпространственный переход на большом удалении от Солнца был делом весьма и весьма чреватым — для перехода необходимы были определенные, пусть и не слишком большие, значения внешнего гравитационного поля, если же они были слишком малы, то результат перехода становился непредсказуемым, если конкретно, чреватым их разрушением. Так что база Империи, даже без учета ее флота, становилась очень неприятной пробкой, наглухо заткнувшей горлышко межпространственной бутылки.

Нет, конечно, любую пробку можно вытащить, вдавить или, на худой конец, разбить на куски, но, даже с учетом того, что русские адмиралы не знали о серьезно возросшей мощи имперских орудий, база оставалась для них крепким орешком. В качестве ее основы был использован трофейный корабль ацтеков — тот самый линкор (на самом деле, как с удивлением узнал в свое время Виктор, у предков нынешних дисколетчиков этот летающий гроб считался легким крейсером не самой последней модели), на котором сам Виктор чуть не сложил свою буйну голову. Восстанавливать этот корабль не стали — сочли нецелесообразным, но не пропадать же добру, тем более что габариты у него были подходящие. Корабль переоснастили гравитационным двигателем, позволяющим совершать локальные маневры, новыми генераторами силового поля и новыми орудиями, по мощи многократно превосходящими самодеятельность ацтеков. Корабль перегнали в пространство, где он отныне должен был базироваться, после чего к его корпусу были приварены внешние решетчатые фермы и герметизированные переходы. Эти конструкции несли сразу несколько серьезных функций — они исполняли роль причалов, к ним могло швартоваться одновременно до десятка кораблей со стандартными швартовочными узлами плюс на них расположили внешние склады, по сути, обычные крепления для стандартных герметизированных контейнеров. В обычное время в контейнерах хранилась всякая всячина, от ракет до тушенки, а при необходимости такой контейнер можно было легко прицепить к кораблю-контейнеровозу или, наоборот, принять с него. Были и жилые модули — на случай приема большого количества народу. При нужде их можно было просто отстрелить, чтобы не мешались — пускай себе плавают вокруг, позже всегда можно будет подобрать. Ну и, главное, на внешних фермах расположили дополнительные внешние орудийные башни с артиллерией среднего (по имперским меркам) и малого, противодесантного калибра. Такая конструкция в разы повышала возможности базы — и как космодрома подскока, и как военного объекта. Плюс на подходах к базе, как только было зафиксировано появление в пространстве враждебных кораблей, были развернуты обширные минные поля. Конечно, земные корабли давным-давно научились бороться с минами, но само их наличие должно было как минимум задержать атакующий флот. Плюс экипаж базы состоял не из выходцев с Земли, а из людей, набранных исключительно из миров, входящих в Империю, — эти родственных чувств ни к кому не испытывали и, случись что, готовы были драться со всем рвением. Словом, база была крепким орешком и с ходу взять ее было затруднительно.

Ну и плюс ко всему этому великолепию оставался еще немецкий флот. Нет, здесь его не было — во-первых, Виктор не хотел показывать союзникам, какие у него корабли и вооружение. Как говорится, дружба дружбой, а своя рубашка ближе к телу, так что немцы имели вполне обычные корабли и даже не представляли себе, что имеет Империя. А во-вторых, германский флот, находясь в своем родном пространстве, на правах союзника (негласного, но всем известного) Империи нависал над границами России, и, хотя и имел он в своем составе не более восьмидесяти кораблей, именно для противодействия ему и осталось на орбите родной планеты почти двадцать процентов русского флота. Таким образом, бездействуя немцы выводили из игры больше русских кораблей, чем связали бы боем, окажись они здесь (а явиться сюда они не отказывались, более того, Виктор с трудом убедил фон Лютцова в том, что ему не стоит гнать сюда свои корабли).

Словом, шансов у русского флота не было изначально, но Виктору не хотелось воевать.

Глава 3

Всех, кому уже жить не светило,

Превращал он в нормальных людей,

Но огромное это светило,

К сожалению, было еврей.

В. Высоцкий

Виктор отвернулся от экрана и, устало мотнув головой, прошелся по мостику, благо пространства в отсеках линейного крейсера было в избытке. Туда-сюда, скрип-скрип, подошвы сапог чуть заметно погружаются в мягкий, негорючий пластик пола. Когда придет время боя, на адмирале будет скафандр, но пока что можно позволить себе носить более удобную одежду. А пока этот слабый звук, подобно метроному, отсчитывает последние часы, а может, и минуты чьих-то жизней. Скрип-скрип…

Бросив последний взгляд на боевой экран, Виктор подошел к широкому окну, забранному абсолютно прозрачным, в руку толщиной стеклом, мало уступающим по прочности титану. В бою на него опустятся толстые броневые шторы, но пока что можно было видеть космос вот так, вживую. Конечно, на таком расстоянии невооруженным глазом русские корабли было не разглядеть, но Виктор все равно смотрел воспаленными от недосыпа глазами в их сторону, упершись лбом в холодное стекло. Остальные офицеры, присутствующие в рубке, деликатно молчали.

Бесшумно, как учили в молодости, сзади подошел Айнштейн, однако Виктор все равно почувствовал его приближение. Не оборачиваясь, он резко спросил:

— Ну что?

— Драккар с парламентерами вышел, идут к нам. Будем тянуть время, — четко доложил Айнштейн и совсем другим голосом: — Хреново?

— А ты как думал? — с тоской отозвался Виктор. — Думаешь, приятно?

— Мы все в таком положении, — понимающе отозвался Айнштейн. Ему тоже за последнее время досталось. Даже не оборачиваясь, Виктор знал, что Айнштейн выглядит, мягко говоря, хреново — серо-желтое лицо, мешки под глазами, обвисшая кожа… Адмирал сбросил килограммов двадцать за последние полтора месяца и явно не собирался останавливаться на достигнутом.

— Может, стрельнем? — Виктор оторвался наконец от стекла, растер лицо руками. — Разнесем какой-нибудь астероид, вон их там сколько бултыхается.

— И что? Они не побегут. Мы с тобой не побежали бы — и они не побегут. Для них долг — это все. Прикажут умирать — пойдут умирать. Максимум, чего добьемся — это отойдут чуть подальше. А какая нам разница, где они будут стоять?

— Тогда давай флагману корму отстрелим.

— Угу. И что с того? Адмирал перенесет вымпел на другой корабль, да и не решает он реально ничего уже, пусть и сам этого не понимает. Да и переговоры идут, стремно как-то…

— Ну давай хоть напьемся.

— Думаешь, поможет?

— Да нет, шучу, конечно, — Виктор вздохнул. — Можешь ты хотя бы что-то хорошее сказать?

— Могу. На «Вулкане» закончили ремонт реактора, он прибудет в наше пространство максимум через два часа. Так что время пока работает на нас.

— Многое решит здесь старый монитор, даже с его калибрами, — саркастически изогнул губы Виктор. — Идеи какие-нибудь есть?

— Да какие там идеи, все равно драться придется. Если отступим, они атакуют сразу же, а как только начнутся высадки десантов на наши планеты, все равно придется драться, погибнут наши люди. Разнесем их здесь — погибнут… Тоже наши люди. Куда ни кинь — везде хреново.

— Да уж, умеешь ты поднять настроение…

Виктор закурил, глубоко затянулся и закашлялся, подавившись дымом. Ничего удивительного — только за последние сутки он выкурил сигарет, наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь. С отвращением посмотрев на сигарету, он скомкал ее в кулаке и швырнул в плоский ящик утилизатора, где она мгновенно исчезла в ослепительной вспышке… Хорошо все-таки быть главнокомандующим — нарушай правила внутреннего распорядка сколько хочешь, никто тебе и слова не скажет. Только и плата за такие мелкие преимущества запредельно высока, так что правильнее сказать — «иногда хорошо быть главнокомандующим».

«Ну, монитор, конечно, многого не изменит, — подумал Виктор, прокашлявшись и вытерев обильно выступившие слезы, — но лишним точно не будет. Даже то, что испытаем новые пушки, — уже дорогого стоит. Не все же тупо копировать чужие, неизвестно какого возраста образцы, упрощая их, по возможности, чтобы самим справляться. Сейчас это, конечно, дает преимущество, но что будет дальше? Если не развивать свою науку, свою промышленность, не имея собственных разработок, то рано или поздно опять отстанем. И надеяться, что на дороге опять попадется какая-нибудь загибающаяся или преисполненная альтруизма сверхцивилизация, по меньшей мере наивно — и так уже везение за все мыслимые нормы зашкаливает. А гравиплазменные пушки, которые выдали „непризнанные гении“ Айнштейна, внушают оптимизм. Пускай это и просто результат совмещения двух чужих технологий, но все же не топтание на месте, тем более что таких агрегатов на родине дисколетчиков никогда не конструировали. Глядишь, и выплывет чего-нибудь интересное». А вслух сказал:

— У меня для тебя новость, Александр Павлович. Похоже, твоя разведка чуть-чуть облажалась.

— Да что ты? — хлопнув себя руками по бокам, саркастически улыбнулся Айнштейн. — У тебя что, свои источники информации появились, настолько профессиональные, что мои орлы близко не лежали?

Конечно, задетая профессиональная гордость значит для военного многое, и усомниться в ней — это как минимум обидеть человека. Особенно когда он вот так, на нервах уже не пойми сколько, однако это все равно не повод для хамства. Поэтому Виктор, зло оскалившись, от чего сразу стал похож на обиженную овчарку, резко ответил:

— И ты тоже облажался, Александр Павлович.

Вот теперь Айнштейн обиделся уже всерьез, но Виктор не стал медлить, а, схватив его за рукав, потащил к экрану.

— Это что? — спросил он, ткнув электронным маркером в один из силуэтов кораблей.

— Крейсер.

— Какой?

— Не знаю, мне, знаешь ли, с такого расстояния название не прочитать.

— Модель!

— Да что я, вижу отсюда?

— Тогда смотри внимательно.

Ловко водя маркером, Виктор увеличил изображение помеченного корабля. Теперь он смотрелся во всей красе, благо сверхчувствительные системы наблюдения позволяли давать отличное разрешение. Локаторы, установленные на русских кораблях, такими возможностями не обладали, впрочем, это не считалось у военных критичным, а зря.

— Теперь видишь?

— Ну, легкий крейсер. Тип «Владивосток», если мне память не изменяет. И что?

— Смотри сюда, — Виктор обвел маркером хвостовую часть корабля, увеличил изображение. Теперь на экране был ясно виден высокий киль, увенчанный гребнем антенн. — Ничего не напоминает?

— Разведывательная модификация. И что здесь такого? При эскадре корабль локационного дозора должен быть обязательно, и не один.

— Угу. Сколько у них здесь таких?

— Семь штук.

— Да не кораблей дозора, а «владивостоков».

— Четыре, — Айнштейн, похоже, не понимал, к чему клонит Виктор.

— Какой модификации?

— Один, вот этот, разведывательной, остальные — штурмовой. И в чем здесь криминал?

— А в том, дорогой ты мой человек, что… Скажи-ка мне, сколько кораблей локационного дозора этого типа было построено? Ты ведь профи, наверняка помнишь.

— Десять. Семь — для нас, остальные — на экспорт.

— Во-во. Тебя не смущает, что здесь только один разведчик этого типа? А остальные, я думаю, более поздних поколений?

Кажется, до Айнштейна начало доходить, но он пока не до конца понимал, что хочет ему сказать Виктор. Виктор же подождал секунду и развил свою мысль:

— Еще когда я только уходил в свой первый рейд, «владивостоки» первых двух серий в дальние рейды уже не ходили — устарели уже, не та у них автономность была, чтобы в такую даль ползать. А разведчики как раз ко второй серии относились. Штурмовые крейсера — те уже третья серия, у них движки на уровне были, а локационники — вторая, точно помню. А вот те, что на экспорт пошли — это уже четвертая серия была. У нас-то для себя тогда строили кораблики совсем другие, и пошустрее, и повооруженнее, а на экспорт, решили, и такие сойдут. Воткнули новые движки да артиллерию послабже установили — и начали клепать, благо технология была на раз отработана. Понимаешь?

— Ну, это еще ни о чем не говорит — могли и своего старика модифицировать…

— Могли, — Виктор понимал, что Айнштейн будет теперь сомневаться уже чисто из принципа. — Но зачем? Четыре таких корабля — это до хрена, вся система перекрывается. Еще два поднимаются при нужде над плоскостью эклиптики, чтобы обходной маневр засечь, если мы вдруг дергаться раньше времени начнем. Что мы сейчас и видим, кстати. А кораблей локационного дозора и без «владивостоков» во флоте штук пятнадцать, их и не таскают-то с собой много потому, что кроме дальнего дозора они ни на что не годны. Орудий несут немного, броня — тоже так себе. Так на кой хрен модифицировать этот старый гроб? Нужен был бы резервный корабль — взяли бы что поновее.

— Что думаешь? — тон Айнштейна был сухим и деловым, от обид и раздражения не осталось и следа. Теперь это вновь был профессионал до мозга костей, а не просто замотанный и усталый человек.

— Я не думаю — я знаю, — Виктор сердито, но уже без прежней злости ухмыльнулся. — Вчера я послал драккар-разведчик, чтобы тот облетел их эскадру по дуге и сделал снимки. Вот, взгляни.

На экране, повинуясь легкому движению пальцев Виктора, появилось изображение того самого крейсера. Вид с кормы и чуть сбоку. Ясно видно было удлиненное хвостовое оперение с вынесенными в сторону от корпуса дальномерами грубой наводки и раздутые сопла атмосферных двигателей.

— Эта модификация, — менторским тоном сказал Виктор, — строилась для военно-космического флота Израиля. Было заложено два корабля, но достроили всего один — на второй заказ был снят, евреи заплатили неустойку. А может, и не заплатили — не знаю точно, так, ходили слухи… Что не заплатили — вполне возможно, они народ ушлый, ну да не это главное. Построенный на шестьдесят процентов корабль доделывали уже для китайцев, они его потом благополучно где-то угробили, по слухам, то ли из-за отсутствия своевременного ремонта, то ли в результате попытки провести модернизацию собственными силами. Впрочем, нам на это наплевать, главное, что того корабля давно нет, да и выглядел он изначально уже по-другому. А теперь скажи-ка мне: что тут делает еврейский корабль?

На Айнштейна было жалко смотреть. Такая ошибка действительно непростительна для профессионала, и пусть занимался анализом состава и построения вражеского флота не он сам, а ребята из аналитического отдела, пусть шустрая молодежь могла и не знать таких нюансов, какие помнили отцы-командиры, все равно за результат отвечал он. Впрочем, сейчас не было времени искать виноватых, хотя, Виктор не сомневался, очень скоро в аналитическом отделе Главного разведывательного управления грядут большие перемены.

— Слушай приказ, Александр Павлович. Этих умников, если что, не уничтожать. Аккуратненько взять живыми. А если драки не будет — проследить и аккуратненько изъять. Живыми и, желательно, не слишком помятыми. Уж больно они мне интересны с чего-то стали, оченно поговорить с ними хочется. По душам, так сказать…

Виктор лучезарно улыбнулся и стукнул кулаком правой руки по ладони левой, давая понять: ничего хорошего вожделенный разговор его собеседникам не обещает, а скорее даже наоборот. Айнштейн понимающе кивнул.

— Так что, Александр Павлович, агентура своя у меня есть, конечно, хоть с твоей и не сравнить, но мне иногда не слишком-то и нужна, иногда бывает достаточно мозгов и хорошей памяти. А сейчас, пожалуйста, будь добр, вызови ребят — надо обговорить, что делать на переговорах. Обсудить роли, так сказать, а то твердое «нет», боюсь, вызовет сразу реакцию атаки. Стоит поиграться, разыграть колебания в стане сподвижников, тогда эта бодяга, возможно, будет длиться еще очень долго, а там многое может произойти.

Айнштейн кивнул и принялся набирать на ручном терминале коды вызовов. Ну да, Черные Лорды — народ занятой, поэтому, если что, могут сразу кому попало и не ответить, а вот своим ответят наверняка. Приоритет вызова, так сказать, соответствующий. Виктор тем временем прошел к командирскому креслу, сел, вытянув ноги. Амортизаторы послушно просели, подчиняясь давным-давно заложенным настройкам. Все-таки хорошая вещь эти пилотские кресла, Виктор привык к ним настолько, что в обычном, даже самом мягком, чувствовал себя уже не слишком комфортно. Вновь закурив, он вперил взгляд в экран. Ситуация нравилась ему все меньше и меньше. Еще вчера ему все было предельно ясно — и основные лица, участвующие в заговоре, и расстановка сил, и роль в этих раскладах Дракона, равно как и его вес. А вот теперь картинка не то чтобы рассыпалась, но вот красок в ней явно добавилось и играли они теперь совсем по-иному. И нельзя сказать, что такая цветовая гамма Виктору нравилась — скорее, наоборот…

От размышлений его оторвал голос Айнштейна, закончившего как раз свои переговоры:

— Народ соберется через двадцать минут. Прибытие корабля с парламентерами ожидается примерно через час — час ноль пять. Что-то у них там разгонные движки барахлят, похоже, траектория дерганая получается, так что точнее штурман твой посчитать не может.

— Ну и хрен бы на них, удавов форточных, — отмахнулся Виктор. — Ты мне лучше вот что скажи: тебе не кажется, что мы могли крупно ошибиться?

— Ты это о чем?

— Вот смотри: Дракон, похоже, считает себя крутым кукловодом. Мы, в общем-то, тоже считаем его кукловодом. А не может получиться так, что он сам…

— Марионетка?

— Ну я бы так не сказал. А вот то, что за ширмой еще кто-то прячется, очень и очень возможно. Не стал бы Дракон работать со сторонними людьми, тем более из-за бугра. Не от высоких моральных принципов, а из элементарной осторожности.

— Пути Господни…

— Да хватит, Дракон — не Господь Бог и даже не дьявол. Он умный, ушлый, хитрый, опытный — но все же человек, а человеку свойственно ошибаться. Хотя, может, все еще проще — кто-нибудь решил сыграть свою собственную игру или у них есть несколько разных групп и каждая тянет одеяло на свою сторону. Ну не такой Дракон человек, чтобы дать использовать себя втемную, хотя… Все в этой жизни бывает в первый раз.

— А скажи, Вить, тебе не кажется, что он может быть прав?

— Нет, не кажется. Он, конечно, слова всякие говорил, но что-то я не замечал за Драконом ни альтруизма, ни человеколюбия, ни особой верности слову. Когда-то так, может, и было, не могло не быть, он ведь начинал офицером разведки, был крутым капитаном, люди его любили… Сам знаешь, там сволочь быстро раскусят, а за ним по-настоящему шли, из преданности, а не за бонусы, но сейчас он явно избавился от этих недостатков. Или ты думаешь иначе? — Виктор дождался, пока Айнштейн отрицательно помотал головой и продолжил: — А раз так, то мне с ним не по пути. Сдаст.

Он вновь откинулся на кресле и прикрыл глаза, вспоминая разговор с Драконом.

Глава 4

А куклы так ему послушны,

что мы верим простодушно

В то, что куклы могут говорить…

А. Макаревич. «Марионетки»

Дракон тогда смотрел на опешивших адмиралов, чуть наклонив голову, с легкой смешинкой в глазах. Ни дать ни взять, добрый дядюшка из детской сказки. Или, скорее, Дед Мороз — аккуратная, очень чистая седая бородка подчеркивала сходство. Высокое разрешение голоэкрана и отличное качество связи позволяло видеть достаточно четкую картину, и Дракон, явно зная это, пользовался произведенным эффектом на всю катушку — уж мимикой-то своей он владел хорошо, наловчился на курсантах в свое время. Впрочем, замешательство длилось недолго — в конце концов, здесь не мальчишки-первогодки собрались, а люди опытные, жизнью битые и как на неожиданные пакости реагировать знающие. А в том, что ничего хорошего появление Дракона не сулит, сомневаться не приходилось.

Дракон, видимо, тоже сообразил, что сильнее смутить и по-настоящему из равновесия вывести собеседников уже не удастся и потому, явно продолжая играть роль то ли доброго дядюшки, то ли мудрого старшего товарища (но однозначно старшего, априори единственного среди присутствующих имеющего право принимать решения, причем будут эти решения единственно правильными), выдал:

— Ну здравствуйте, мальчики!

— Здорово, коли не шутишь, — отозвался Виктор. — Чего надо-то?

— Вы, похоже, мне не слишком рады.

— А чего нам радоваться-то? Ну, знали мы, что рано или поздно ты заявишься, но, честно говоря, надеялись, что больше никогда тебя не увидим.

— Фу, как грубо. Тыкать старшим — это, однако, моветон. Чему я тебя учил?

— Ты уже не учитель, а я — давно не пацан сопливый. Надо будет — сам тебя кое-чему научу. Так что говори, зачем явился, и уматывай.

Виктор вел разговор нарочито грубо, отвлекая на себя внимание собеседника. Он ни на секунду не сомневался, что Айнштейн, стоящий позади него, уже щелкает по клавишам своего персонального браслета-терминала, отдавая соответствующие приказы, и не пройдет и десяти минут, как с орбиты снимутся крейсера-перехватчики, которые постараются найти и захватить корабль, с которого ведется передача. Виктор сомневался, что это получится — во-первых, корабль этот мог быть где угодно, хоть за пределами системы, и вести передачу, не обращая внимания на расстояние, грависвязь это позволяла, а во-вторых, не такой Дракон человек, чтобы позволить кому-то себя обнаружить и тем более перехватить, если сам того не пожелает, но попытаться все же стоило. В худшем случае можно будет сказать самому себе, для самоуспокоения, так сказать, что сделал все, что мог.

Дракон, видимо, решил забить на «тыкание», хотя, конечно, случись возможность, припомнил бы его — такие, как он, никогда и ничего не забывают. Однако непосредственно сейчас такой возможности у него явно не было, поэтому он, очевидно, решил пропустить хамство мимо ушей и перешел на деловой тон.

— Вы, я вижу, не слишком удивлены моим появлением?

— А чего мне удивляться? Я только в первый момент решил, что все, трындец любимому командиру, а потом ситуацию в голове покрутил, так и так прикинул — и получилось у меня, что хрен ты сдохнешь, таких, как ты, ломом не убьешь, а стало быть, рано или поздно появишься. Ну не умирают Драконы, не наблюдается за ними этой дурной привычки. Потом еще подумал, что меня ты без присмотра тоже не оставишь, крейсерская эскадра да база с солдатами — это вам не хухры-мухры, а задел на будущее. Пошел к Александру Павловичу и честно спросил: он за мной присматривает или не он. Ну, тот помялся-помялся, да и признался честно. Мы потом посидели, хрен к носу прикинули и решили, что нам с тобой не слишком по пути, так что остальную агентуру повыловили. Не всю, возможно, но, думаю, глаз и ушей у вашей камарильи здесь немного осталось, и то в лучшем случае где-нибудь внизу.

— Гм… — Дракон повернулся к Айнштейну. — Сдал ты меня, выходит… Ну и пес с тобой, живи. Все равно свои долги вам отрабатывать придется. А ты, Вить, с чего взял, что у нас здесь… Как ты сказал? Камарилья?

— Может, в произношении ошибся, сорри за мой французский. Просто дела такие в одиночку не делаются. Что там, кстати, про долги говорилось?

— Долги… А ты думал, вы здесь просто так? На халяву крейсера получили — раз. Ну, правда, потом кое-что сами сделали, я от вас такого наезда на французов с узкоглазыми не ожидал, но вот док… Вы что, действительно верите, что такую дуру, да еще и всех положенных к ней специалистов, погнали просто так, почти без охраны? Знали бы вы, шпана дворовая, чего нам стоило это все спланировать, подкупить кого надо и заранее рассчитать, чтобы вы его встретили, а не просто мимо пролетели. И каково было обеспечить вашу неприкосновенность в первый момент — тогда вас одной эскадрой задавить можно было, не вошли вы еще в силу. Чуть не засыпались тогда. А как на вас наши корабли выходили? Вы что думаете, все подряд про секретную, вообще-то, базу знали? Сколько к вам народу добралось, а? А когда на вас американцы наезд организовали — откуда, по-вашему, информация к вам пришла едва ли не раньше, чем у них приказ от президента до военных дополз? Или ты думаешь, Вить, что у твоего начальника разведки семьдесят семь пядей во лбу? Что он с нуля по всему миру разведсеть создать смог, или что ее отнять у нас можно было? А вот хрен тебе, мы ее ему подарили, пришлось даже кое-кем пожертвовать, но зато вы, сопляки, даже не заподозрили ничего. Или напомнить, сколько наши заокеанские знакомые собирались тогда? Или как вы потом пушки покупали, которые даже на вооружение еще приняты не были? Нет, мальчики, вы еще глупее, чем я думал.

— Положим, так — мы, знаете, не интриганы, мы все-таки солдаты больше. Но что нам с ваших слов? Тем более доказательств пока что-то не видно.

— Во, уже на «вы». Это, Вить, знаешь ли, уже прогресс. Еще немного, и вообще вменяемым станешь.

— Возможно. Так что там насчет доказательств?

— А нету их. Ты можешь мне верить, можешь не верить — твое право. Я даже настаивать не буду. Просто подумай на досуге над моими словами.

— Подумаю. На досуге. А Кошкин — тоже ваша работа? Не верится мне что-то — не такой он был человек, чтобы властью делиться, да еще и таким экзотическим способом. Я бы скорее предположил, что он бы постарался меня кончить…

— Нет. По нашим расчетам, он должен был героически погибнуть, но у него сдали нервы и он рванул прочь еще до начала серьезного боя. Ошиблись, выходит, хотя в таких делах накладки, в общем-то, неизбежны, ну да что ни делается — все к лучшему. А пока что вот что ты мне скажи: твой флот к бою готов?

— Готов, конечно. Он у меня, как юный пионер, всегда готов. Только вам на него лапу все равно не наложить. Будь вы хоть тыщу раз правы и именно ваши интрижки мне возможность нормальной работы обеспечили, но я вам его не отдам. Ну вот не хочу, это вы считаете, что мы вам по гроб жизни обязаны, а вот хрен вам.

— Ну, глядишь, и изменится твое мнение.

— Посмотрим. Почему вам, кстати, потребовались эти игры непонятные? Не проще было власть взять, да и на том успокоиться?

— Ну ты даешь! Все говорят: стратег, стратег… ты тактик в лучшем случае, причем, не в обиду тебе сказано будет, не кабинетный. В смысле, что дальше корабельного мостика не видишь, на карты не смотришь. Тактик, конечно, неплохой, хотя я и получше видал, но твой конек — импровизация. А ты своей мозгой подумай: у нас… у меня под рукой реально несколько тысяч человек было. Даже с твоими десантниками недоделанными — капля в море. И кораблей едва на пару полнокровных эскадр набиралось, причем все корабли легкие, их бы в три залпа смяли. Это потом, когда чистки начались, народ побег и уже на что угодно готов был, а тогда они были правительству вполне даже лояльны и палец о палец бы не пошевелили — это в лучшем случае, а скорее, стрельбу бы открыли. Знаешь, любой военный, от солдата до генерала, имеет маленький такой штришок в мозгу: когда ему непосредственный начальник пальцем ткнет и «фойер» скомандует — он сначала стреляет, а потом уже думает. Так что шансов не было изначально и разыгрывать пришлось совсем другой сценарий. Все были свято уверены, что начался самый настоящий переворот, который, естественно, успешно подавили. А тем временем, пользуясь моментом, была отделена самая активная часть флота, самые решительные люди и лучшие корабли. Ну, не только лучшие, но ведь твоя-то эскадра оказалась вполне даже элитной. И дали этим людям освоиться, набраться сил, в результате создав ТЕБЯ. Мне, по чести говоря, было плевать, кто окажется у них во главе, но раз ты оказался и с делом справился даже лучше, чем ожидалось, — значит, так тому и быть. Ты теперь человек всему миру известный, личность, можно сказать, популярная, так что для дела подходишь очень и очень.

— И для какого дела, позвольте поинтересоваться?

— Взять власть, конечно. Ты останешься при своих, никто тебя смещать не собираешься. Естественно, признаешь главенство России…

— А на хрена? МНЕ это на хрена?

И вот тут ранее вполне логичная и серьезная речь Дракона дала сбой. Вместо того чтобы, в своей обычной манере, разложить по полочкам все выгоды своего предложения и побудительные мотивы, которые обязательно должны возникнуть у Виктора для того, чтобы это предложение принять, он сначала понес откровенную ересь о патриотизме, а потом о том, что Россия, самоизолируясь и теряя влияние, постепенно, все быстрее и быстрее, в очередной раз проигрывает и Западу, и Востоку. Он много чего говорил, но в конечном счете все сводилось к тому, что стране нужна сильная рука, этакий новый Сталин или, на худой конец, Андропов, который наведет порядок… И прочая, и прочая, и прочая. Словом, бла-бла-бла, как говорят американцы, и ноль полезной информации.

Слушая его, Виктор сначала откровенно заскучал, потом пришел к выводу, что на Сталина Дракон никак не тянет, масштаб все же не тот, а потом до него дошло, что вся эта ахинея преследует одну-единственную цель — замаскировать тот простой факт, что реальных рычагов давления на Виктора у Дракона, в общем-то, и не осталось. Скорее всего, первоначально что-то такое было, но, как он и раньше предполагал, после аккуратно проведенных в свое время ведомством Айнштейна чисток, агентуры у Дракона действительно кот наплакал, да и вся она явно невысокого уровня, никаких агентов влияния не осталось. А раз так, то остается Дракону делать хорошую мину при плохой игре, убеждая Виктора в своей вездесущести и непогрешимости, а также в своих честных, истинно патриотических намерениях. Видимо, процесс уже запущен, маховик раскрутился и дать задний ход не получается, вот и остается давить авторитетом. С мальчишкой, гордым своими «подвигами» и капитанским званием, это бы сработало. С Черным Лордом — нет.

— Нет, — сказал Виктор, решительно прерывая Дракона на полуслове. — Нам с вами, Петр Семенович, не по пути.

— Почему? — взгляд Дракона стал острым и внимательным.

— Мальчишки, Петр Семенович. Помните тех курсантов, которые до конца защищали ваш бункер? Они ведь были совсем пацаны и они вам верили. Мне, в общем-то, плевать на Кошкина — он был взрослый человек и понимал, на что шел. Прекрасно знал, чем могут кончиться такие вот интриги, вот и запаниковал, возможно, понял, какая роль у него в этой пьесе, и не захотел остаться в истории мертвым великомучеником, предпочел стать живым трусом. Мне плевать и на остальных, кто тогда погиб, да и на вас мне, в общем-то, тоже плевать. А вот те ребята, которые погибли… Они ведь вам верили, а вы их просто предали. И, не сомневаюсь, если вам будет выгодно, предадите и меня, а уж тем более моих людей — они же из варварских миров, для вас кругом чужие, а вот для меня, знаете ли, нет. Так что идите-ка вы в далекое эротическое путешествие, Петр Семенович, и радуйтесь, если вас не собьют по дороге.

— Не собьют, не собьют, не бойся — твоим крейсерам меня не догнать, да и не найти, в общем-то. А ты все равно будешь делать то, что надо. Если ты не в курсе, русский флот вчера вышел с баз и очень скоро тебе придется с ним встретиться.

— Вам-то с этого какая веселуха? — не понял Виктор.

— А простая. Планировалось, что во время сражения по нашему сигналу наши люди (а их немало, можешь мне поверить) просто перейдут на твою сторону, а с ними, по расчетам, будет от семидесяти до девяноста процентов флота. Ты ведь фигура популярная, мы для этого постарались. Командует эскадрой, конечно, человек нынешнему правительству совершенно лояльный, но как адмирал, как флотоводец он… Ну, скажем так, грамотный, но не более, нет в нем огонька. А потом приду я и мы вместе двинем домой, порядок наводить, и поставить флот под свой контроль ты не сможешь, там все-таки мои люди. Но раз ты отказываешься, то, естественно, сигнала не будет, а будет вариант номер два, когда флагман словит ракету и флот, после твоего разгрома, возглавит нужный нам… мне человек. Хуже получится, конечно, мы потеряем немало кораблей, но нам хватит и того, что останется, чтобы навести в Империи (а она, если ты помнишь, по нашим законам считается все еще частью России) конституционный порядок, а потом вернуться и навести порядок дома.

— Неплохо, неплохо, — Виктор демонстративно поаплодировал. — Флаг вам в руки. Только вот как быть с тем, что сражение вы еще не выиграли? А вдруг я разнесу ваш флот вдребезги и пополам? А ведь я могу, вы знаете, у меня наглости хватит.

— Не разнесешь, — улыбнулся Дракон. — Нет, в том, что ты можешь это сделать, я даже не сомневаюсь — до нас доходили слухи о возможностях твоих кораблей, и, если даже поделить их на четыре, шансы у тебя неплохие, да и сам ты, в свете прошлых заслуг, внушаешь уважение. Поверь, я не шучу — мне было бы намного выгоднее иметь тебя в союзниках, чем во врагах. Но ты ведь не станешь драться.

— Эт-то почему еще? — опешил Виктор.

— Да потому, что ты как был, так и остался патриотом. Думаешь, я не знаю? Каждый раз, когда пересекались интересы России и Империи, ты отходил в сторону, уступал дорогу, даже если был в своем праве. Ты не перехватил ни одного русского корабля. Ты во всем играл на стороне России, даже несмотря на то что она тебя так и не признала. Если ты отдашь приказ открыть огонь, то предашь свою Родину, а значит, предашь самого себя. А если просто уйдешь, то предашь своих людей. У тебя нет другого выхода, кроме как присоединиться ко мне. Вот так-то, мой мальчик.

— Пошел ты!.. — Виктор зашипел от злости. — Убирайся! Или, клянусь, я перерою Вселенную, но до тебя доберусь. Ты знаешь, я клятвами не разбрасываюсь.

— Хорошо, я уйду. Но ты подумай — когда ты успокоишься, мы еще вернемся к этому разговору, мой мальчик…

Экран погас. Виктор обернулся к Айнштейну, но тот только недоуменно пожал плечами:

— Мы не смогли его запеленговать. Похоже, какая-то новая, сверхзащищенная система связи, мы с такой раньше не встречались. Я поднял корабли, конечно, но сомневаюсь, что мы его найдем.

— Я тоже. Объявляй общую тревогу — у нас, похоже, начинается война…

В этот момент Виктора оторвали от тягостных воспоминаний — Айнштейн, тронув его за плечо, вывел командира из транса и сообщил, что, во-первых, прибыли остальные Черные Лорды, а во-вторых, получено сообщение от Дракона с предложением продолжить разговор. Виктор зло улыбнулся и спросил, смогли ли запеленговать сигнал, но получил ответ, что не только не смогли, но даже и не поняли, откуда тут взялся Дракон. Факт тот, что не пришел с эскадрой, а явился сам по себе, в этом связисты готовы были поклясться, но и только. Виктор плюнул, но в этот момент в мозгу его как будто щелкнул переключатель.

— Говоришь, сам по себе и неизвестно откуда? А я, кажется, знаю. Хрен на него. Хотя… — Виктор достал из кармана блокнот, задумался на несколько секунд, а потом написал несколько строк и, вырвав лист, протянул его Айнштейну. — Держи, Александр Павлович, передай ему вот это, слово в слово. Но не сам — пусть какой-нибудь пацан-связист этим займется, тебе с этим огрызком старым говорить не по чину будет.

Айнштейн пробежал глазами по листу и поднял на Виктора округлившиеся глаза:

— Ну ты и силен! Я даже таких выражений-то не слыхал. Здесь тройной боцманский загиб и близко не стоял.

— А то! — гордо ответил Виктор. — Можем ведь, когда захотим. Ну ладно, иди передай и собери ребят в моей каюте. Кажется, у меня есть мысль, как мы можем опустить этих умников…

Глава 5

Красное на черном…

Гр. «Алиса»

Пока Айнштейн разгребался с делами, Виктор склонился над терминалом главного компьютера «Орла». В принципе, его мощность была даже излишней — обработать запрос с минимумом данных смогла бы любая персоналка многовековой давности, но уж, за неимением клозетной, можно подтереться и гербовой. Закончив просматривать результаты анализа (на анализ потребовалось примерно в пятьдесят тысяч раз меньше времени, чем на составление запроса), Виктор удовлетворенно хмыкнул и вызвал старшего артиллериста крейсера, коротко описав ему последующие действия. Затем он вырвал из уютного кресла главсвязиста, приказав ему установить контакт с командующим русским флотом. Молодой, но подающий надежды кап-два установил связь в два счета, хотя, конечно, для этого особо напрягаться не требовалось — содержи аппаратуру в порядке, и все. Впрочем, с учетом исконно русского развлечения «что не сломаю — то пролюблю» это тоже становилось задачей серьезной, требующей не только и не столько профессиональных навыков, сколько опыта и умения руководить разгильдяями-подчиненными. Однако, несмотря на возраст, этот конкретный индивидуум с ролью отца-командира вполне справлялся, да и специалистом молодой офицер был действительно классным. Когда он драпал с Земли, он был еще лейтенантом, но у Виктора люди росли быстро — конечно, звание не самое большое, но командовать связью, а заодно уж и системами обнаружения флагманского корабля — это и большая ответственность, и высокая честь. Та самая, что для русских все еще была не пустым звуком. Вообще, служить на флагмане всего флота — это и признак высокого доверия к тебе лично, и признание тебя как профессионала высочайшего класса, и вдобавок немалые возможности. Ведь даже лейтенант на флагмане имеет дело с главнокомандующим чуть ли не каждый день, а значит, показав себя, может рассчитывать на быструю и успешную карьеру. Наоборот, впрочем, тоже может быть — некомпетентность Черные Лорды не прощали. В принципе, вполне логично — в бою некомпетентность одних слишком часто заканчивается гибелью других, и последнее дело упирать при этом на героизм (а порой другого и не остается). Виктор, например, считал, что требовать подвиги от солдат — значит, признавать некомпетентность их командира. Нет, героизм — это замечательно, отдельные героические эпизоды (желательно правильно срежиссированные и, соответственно ситуации, простимулированные последующим дождем наград) просто необходимы, они поднимают боевой дух армии, но массовый героизм для латания чьих-то дыр… Лучше бы его было поменьше.

Впрочем, как уже говорилось, кавторанг дело свое знал туго. Не прошло и минуты, как связь была установлена. Русский флагман откликнулся сразу и их комфлота тоже тянуть с ответом не стал. Вообще, Виктор иногда задавался вопросом: а зачем вся эта бодяга с парламентерами, которые уже третий день мотаются туда-сюда, передавая своему начальству результаты? Связь есть, обсудить можно все с глазу на глаз и быстро. Этикет? Какой, к шуту, этикет? Для России он, официально, все еще мятежник, а значит, никакого этикета по отношению к нему просто не предусмотрено. Самому ему на вопросы этикета вообще плевать. Смысловой нагрузки шуршащий туда-сюда курьер, соответственно, не несет, и потому напрашивался один-единственный вывод, логично объясняющий смысл этого действа: русский адмирал тоже тянул время, надеясь, что все как-то образуется, рассосется само собой и, похоже, не слишком жаждал воевать.

Вообще, командовавшего русской эскадрой адмирала Виктор знал. Не то чтобы хорошо — так, шапочное знакомство из тех времен, когда он сам еще ни о какой Империи не помышлял и чувствовал себя на седьмом небе от счастья, получив собственный корабль, а адмирал тот сам был капитаном первого ранга и командовал линкором. Однако сейчас Виктор собрал всю информацию о своем визави, до которой только смог дотянуться. В принципе, информации было немало, но в двух словах она сводилась к тому, что вице-адмирал Поляков — хороший мужик. И вывод этот в основном складывался из мнения людей, знающих адмирала лично, служивших когда-то под его командованием и потому был, как считал Виктор, достаточно точен. В конце концов, обмануть можно любую комиссию по кадрам, но никак не такое количество людей. Дракон, впрочем, доказал обратное, но Дракон — вообще уникум, да и скурвился он не сразу.

Так вот, вице-адмирал Поляков, хемингуэйевская морда которого (ну, похож он на великого писателя, даже бородка такая же, если бы не шрам через всю щеку — вообще одно лицо) маячила сейчас на экране, гением стратегии и тактики, безусловно, не был. Был он просто старым, честным служакой, рассчитывающим когда-то, очевидно, честно дотянуть до пенсии, а на карьеру, напротив, не рассчитывающий. Максимум — контр-адмиральские погоны, скорее всего — в день отставки, по традиции. Командовал линкором, командовал хорошо, экипаж его если и не носил на руках, то уважал и все приказы безо всяких понуканий исполнял по команде «бегом». Словом, «слуга царю, отец солдатам». На капитанском мостике чувствовал себя, очевидно, на своем месте и месту своему соответствовал вполне. Командиром, судя по всему, был грамотным и компетентным, хотя звезд с неба и не хватал. Воевал, было у него в послужном списке участие в нескольких мелких конфликтах, как говорится по книжке, в полном соответствии с правилами тактики, то есть без гениальных результатов, но зато и без реальных просчетов. В политике замечен не был, в подковерных играх не участвовал, влиятельных родственников-друзей в верхах не имел. Этакий золотой флотский фонд, иначе и не назовешь.

А изменилось все в одночасье — оказался его линкор в нужное время и в нужном месте. Как раз, когда Дракон энд Ко свои игры затеяли. Висел тогда линкор Полякова над генштабом и честно обеспечивал его прикрытие из космоса. На призывы к вооруженному свержению режима Поляков не поддался, а связываться с линкором никто не рискнул и даже приближаться не стал, все-таки линкор — та еще дура. Вообще, хорошо быть линкором: одну башню снесет — еще три останутся… Впрочем, это так, к слову, а вообще, конечно, русские линкоры — самые мощные корабли в исследованных пространствах вообще и Земли в частности, это известно любому школьнику. Имперцы, конечно, знают, что их корабли лучше, но больше об этом никому не известно, да и появилась Империя совсем недавно. А в то время русские линкоры — это было вообще о-го-го…

Так что провисел себе Поляков на орбите весь период разборок, ни разу ни в кого не выстрелил, рук не замарал. А вот интересно, полезь тот же Кошкин штурмовать генштаб (а ведь у него, кроме всего прочего, был, ни много ни мало, линейный крейсер и, теоретически, шансы на победу он имел), как бы поступил Поляков? Впрочем, история не терпит сослагательных наклонений, получилось то, что получилось.

Ну а потом, когда, по старому русскому обычаю, началось наказание невиновных и награждение непричастных, кому-то в голову пришла мысль, что доказавший свою преданность офицер может быть полезен — и Поляков, получив новые погоны на широкие плечи, продолжил свою карьеру уже в качестве командующего эскадрой. Потом его как-то быстро перевели в штаб, где он, восполняя недостаток таланта упорством и работоспособностью, неожиданно для самого себя сделал неплохую карьеру, венцом которой стало вот это дурно пахнущее задание по наведению «конституционного порядка» на отдаленных территориях. Не самое легкое задание, это было ясно с самого начала, но вот насколько нелегкое, он, очевидно, не представлял до сих пор. В принципе, невыполнимое задание, только об этом ни он сам, ни его подчиненные пока не догадывались.

В принципе, будь на месте Полякова его менее опытный и более горячий коллега из стремительно работающей локтями молодежи, все было бы кончено уже давно — обнаружив вместо одной, пусть и мощной космической крепости весь готовый к бою имперский флот и ощущая свое численное превосходство, такие салажата наверняка бы почувствовали лишь реакцию атаки. Ну и нарвались бы, естественно, — в такой ситуации не до церемоний и моральных терзаний, Виктор отдал бы своему флоту команду открыть огонь на одних рефлексах, не задействуя мозг. Однако битый жизнью волк-Поляков предпочел притормозить — триумфа однозначно не получалось. Если одинокую боевую станцию, вне зависимости от ее огневой мощи, русский флот сметал походя, то теперь ему приходилось иметь дело с флотом, пусть не столь многочисленным, но тоже весьма и весьма немаленьким, с закаленными в пограничных боях, опытными экипажами, да еще и среди минных полей, крайне затрудняющих маневр. Даже не принимая во внимание (а принять во внимание Поляков не мог, ибо — не знал) подавляющее техническое превосходство имперских кораблей и вооружения, задачка оказывалась архисложной.

Нет, неразрешимой она не казалась — русский флот был все-таки заметно многочисленнее имперского, однако численный перевес в два с половиной раза гарантии победы при таких раскладах не дает. Да и в случае победы потери могли быть такими, что мощь русского флота сократилась бы в разы. А ведь предстояло еще штурмовать укрепленные планеты Империи, да и кроме нее были серьезные противники. Те же американцы, закадычные враги-соперники, своего шанса не упустят и, пользуясь временным (ну конечно же временным) ослаблением русского флота, постараются напакостить по-крупному, да и без них желающих хватает.

А ведь это еще без учета таких субъективных факторов, как командование имперским флотом. Поляков на правах комфлота имел доступ к секретной информации. Да и без нее и официальных сведений, и сплетен, и слухов, особенно в склонной к суеверию флотской среде, ходило достаточно, и то, что нынешний командующий имперским флотом (а, по слухам, и неофициальный Император) начинал свою карьеру, колошматя флоты, многократно превосходящие его по всем статьям, секретом давно уже не было. Равно как и то, что он не проиграл еще ни одного сражения. При сравнимых по мощи флотах он становился еще опаснее — это тоже, по здравому размышлению, понимали все, кто имел мозги более чем с одной извилиной и голову не только для того, чтобы ею есть.

Словом, трезво оценив ситуацию, Поляков приказал своим кораблям лечь в дрейф и затеял переговоры. По всем правилам переговоры, с верительными грамотами, подтверждающими полномочия, с толстым и недовольным бесконечными мотаниями туда-сюда штабным контр-адмиралом в качестве главного переговорщика (а на деле главного посмешища для обоих флотов и козла отпущения в случае чего) и пары надутых от осознания собственной значимости лейтенантов при нем. В принципе, он реально надеялся если не запугать Виктора, то хотя бы заставить его уйти, отдав одну планету (дальше лезть он приказа не имел), или, уж совсем на крайняк, дождаться приказа от вышестоящего командования, который не оставит места для размышлений и снимет камень с души и ответственность за последствия с плеч. Такой вот нехитрый гамбит в армейском исполнении.

Виктор игру поддержал, уж больно драться не хотелось. Поэтому все шло по протоколу: сначала уполномоченный вести переговоры толстяк с обильно потеющей лысиной вручил верительные грамоты, которые принял командир одного из авианосцев. На этом первая часть переговоров, в общем-то, и закончилась. Покуда эти грамоты дошли до СТРАШНО ЗАНЯТЫХ Черных Лордов, пока они приняли решение, пока обговорили место встречи… И так далее, и тому подобное. Словом, уже две недели прошло, курьерский корабль мотался туда-сюда как проклятый, главный русский переговорщик перестал нервничать, зато начал худеть, а под светлые очи Черных Лордов он даже допущен не был. Даже не то чтобы всех, но даже одного, самого завалящего Лорда еще не лицезрел даже. И всех, кроме него, эта ситуация сейчас вполне устраивала.

Виктор улыбнулся своим мыслям и сосредоточился на собеседнике. Поляков отнюдь не выглядел раздраженным или обескураженным — скорее, в его серо-зеленых глазах проглядывал интерес. Он впервые видел перед собой воочию Лорда-Адмирала, не молодого офицера, волею обстоятельств сделавшего карьеру одним прыжком, а именно Лорда-Адмирала, флотоводца и диктатора, из ничего создавшего могучее государство.

— Здравствуйте, Валерий Арсентьевич. Что-то вы постарели за эти годы, — улыбнулся Виктор.

— Вы, молодой человек, не скальтесь — тоже ведь не пацан уже.

— Эт точно, — печально вздохнул Виктор. — Ну что, покалякаем о делах наших скорбных? Надеюсь, от прослушки ваша линия защищена…

— Конечно, — понимающе кивнул Поляков. От Виктора не укрылся взгляд, брошенный им вниз, явно на пульт дальней связи. Проверяет, значит, не дурак.

— Тогда сразу вам скажу: переговоры кончатся ничем. Болтать мы будем хоть до второго пришествия, я не против, но, честно говоря, это и будет только болтовня. Похоже, мы с вами просто не слишком торопимся, как вы считаете?

— Я знаю, — кивнул Поляков. — И даже знаю, что вы знаете, что я это знаю. Но ведь не за-ради этого вы меня с кровати подняли? А то ведь обидно будет…

— Конечно, нет. Хотя, будучи о вас кое-что наслышан, легли вы явно не поспать. Кстати, я и не знал, что у вашей нынешней пассии такое странное имя.

Оба флотоводца посмотрели друг на друга и жизнерадостно заржали. Стена настороженности если и не рухнула, то все-таки дала трещину. Теперь можно было уже говорить и о деле.

— Валерий Арсентьевич, — отсмеявшись, спросил Виктор. — Вы не подскажете, тот корабль со звездой ненашенской формы, он что здесь делает? В смысле, он в составе вашего флота или так, мимо проходил?

— Ну, звезду на нем давно закрасили. А вообще, он шел с нами, но официально в состав флота он не входит. Так, приказали с пониманием относиться к наблюдателям союзников.

— Угу, понятно. Стало быть, его уничтожение, если что, не будет являться агрессивным действием по отношению к русскому флоту и в то же время, так как опознавательных знаков на этом старом корыте, которое по недоразумению считается разведчиком, нет, то и Израилю предъявить никому и ничего не получится?

— Теоретически да. Во всяком случае, письменного приказа вступаться за чужие корабли у меня нет…

— Ну тогда пускай ваши корабли отойдут подальше — я не хочу, чтобы кого-то случайно зацепило, — неожиданно жестко сказал Виктор. — Я сейчас буду практиковаться в стрельбе, а заодно дам вам возможность сделать кое-какие выводы. Возможно, они сохранят потом немало жизней, кто знает, может, и наших с вами. А может, наоборот, но пока просто выполните мою просьбу.

Поляков, очевидно, сразу понял, что Виктор не шутит, поскольку, не прерывая связи с ним, начал по параллельным линиям отдавать распоряжения. Пару минут спустя ближайшие к израильскому разведчику корабли, активно работая маневровыми двигателями, подались в стороны. Виктор оценил скорость реакции — похоже, русская эскадра была постоянно в полной боевой готовности. Ну что же, это может быть как хорошо, так и плохо, увидим.

На израильском корабле заволновались, тоже начали какой-то маневр, но сделать ничего не успели. В принципе, из земных средств уничтожения до них реально доставали только тяжелые ракеты и торпеды, которые на такой дистанции не представляли особой опасности даже для одиночного корабля. Однако сейчас оружие было совсем иным. Виктор просто вдавил клавишу на пульте, подтверждая ранее отданную артиллеристам команду и, откинувшись в кресле, начал с интересом следить за происходящим — зрелище того стоило.

Крейсер чуть заметно вздрогнул, слабо загудели на миг накопители, отдавая заботливо собранную энергию одному из орудий главного калибра, и в следующий момент на месте, где только что находился израильский корабль, вспыхнуло лиловое солнце.

Вспышка была яркой, но очень короткой. Никто, кроме экипажа расстрелянного корабля не пострадал, светофильтры на любом военном корабле — штука эффективная, а осколков просто не было. Но впечатлились, глядя на оставшееся после взрыва облако слабо светящегося красным пятном в черноте космоса ионизированного газа, безусловно, все. Поляков так и вовсе смотрел на экран, глуповато приоткрыв рот, — явно ничего подобного не ожидал. Виктор подождал, пока он придет в себя, и жестко сказал:

— Вы у меня под прицелом с первого дня. Отведите свои корабли подальше, адмирал, а то я ведь могу поддаться соблазну. А если еще какой наблюдатель появится — предупредите, что их я буду отстреливать первыми.

И выключил связь.

Глава 6

Среди нехоженых путей

Один пусть мой,

Среди невзятых рубежей

Один — за мной,

А имена тех, кто здесь лег.

Снега таят…

Среди нехоженых дорог

Одна моя.

В. Высоцкий

— Ну и зачем это надо было? — Айнштейн был мрачен, раздосадован и не скрывал этого. — То «живьем брать демонов», то сам же их и отстреливаешь.

— Просто мысль мне в голову пришла, вот я ее и решил проверить. Ну и плюс кое-какие мелкие вопросы решить сразу.

— Интересно, какие?

— Ну, во-первых, нашим коллегам по ту сторону фронта продемонстрировал наши калибры. Сейчас они в спешке меняют позицию, располагаются вдвое дальше.

— Ага, — хохотнул Кэвин. — Как раз нам под прицел.

Теперь улыбались уже все. Действительно, русский флот, отступив, из зоны поражения главного калибра имперских кораблей не вышел, даже из зоны девяностопроцентного накрытия не выбрался, зато теперь, случись что, ему придется долго и мучительно выходить на дистанцию, с которой его артиллерия сможет хоть как-то дотянуться до обороняющихся, а сам он будет непрерывно находиться под огнем. Пожалуй, Поляков только что уменьшил свои шансы с крайне малых до чисто теоретических, что не могло не радовать.

Хотя, конечно, новые протонные орудия — это вам не фунт изюму. Разогнанный до сверхсветовой скорости пучок заряженных частиц мог разнести все на своем пути. Теоретически ему могли противостоять разве что силовые экраны, которые стояли на имперских кораблях, но даже они не обеспечили бы защиты от полноценного залпа — просто не хватило бы энергии, а уж ничем не прикрытым земным кораблям даже одиночное попадание средним калибром означало приговор.

— Во-вторых, — отсмеявшись, продолжил Виктор, — не фиг здесь вообще болтаться. Двое дерутся, третий — не мешай. Не смущай нас своими… Ну, обрезанными формами. В-третьих, я не хочу, чтобы информация о вооружении наших кораблей ушла раньше времени. Ну и, наконец, я только что решил проблему с Драконом.

— Это как? — вскинулся Айнштейн.

— Элементарно, Ватсон. Ну ты сам подумай: сколько раз он на связь выходил?

— Пять раз.

— И только в самый первый раз мы засекли его корабль. Причем он моментально оторвался от преследования пограничного крейсера и скрылся от радаров. Без гравитационных двигателей так двигаться могут только легкие курьерские корабли, они же, благодаря малой массе и хорошей системе защиты, могут легко уходить от радаров всех типов, даже от масс-детекторов — сядут куда-нибудь, и ищи их потом… Да что я тебе объясняю? Сам лучше меня это знаешь.

— Знаю. И что?

— Не тормози, Александр Павлович, второй раз уже за сегодня. Вон, кофе выпей или поспи иди. Корабля мы не видим. Передачу запеленговать не можем. И каждый раз при этом в нашем пространстве есть чужие корабли — два раза шведские, один раз японский, один раз — французский и сейчас вот израильский. Я не говорю про те, что были на парковочных орбитах, я про те, что шли по трассе и к нам потом не заходили. Выводы? Лично я думаю, что они своей бортовой аппаратурой обеспечивали Дракону прикрытие. Мы ведь их не проверяли, что у них на борту было — не знаем. Косвенно это подтверждается тем, что сейчас был специализированный крейсер-шпион. Конечно, это плохо — значит, в определенной области они опережают нас, мы таких систем пока не имеем, ну да и хрен с ними — я отдал приказ расстреливать любой корабль, который войдет в зону боевых действий.

— И что нам это дает?

— Подумай сам. За последнюю неделю Дракон выходил на связь трижды. Он торопится, чем-то затягивание конфликта ему мешает. Значит, рано или поздно, ему придется выходить на связь снова, и, если моя гипотеза верна, тут-то мы его и прищучим. Огонь, думаю, надо будет сразу открывать на поражение: хороший Дракон — мертвый Дракон.

— Согласен, — Айнштейн задумчиво кивнул. — А не спровоцирует расстрел чужих кораблей большую войну?

— А и хрен с ним. Ты что, будешь испытывать моральные терзания, поджаривая пятки какой-то шведской сволочи? Я — нет.

— Тоже верно, — Айнштейн вздохнул. — Совсем голова не варит, или старею, или устал.

— Не бери в голову, лучше действительно выспись, — посоветовал Виктор. — Я думаю, Поляков не настолько глуп, чтобы лезть в атаку, так что в ближайшее время нам ничего не грозит. А насчет еврейского корабля — так он вообще был без опознавательных знаков, всегда можем отбрехаться, что приняли за пирата. Кстати, «языки» у нас еще, возможно, будут. В чем, в чем, а в чувстве самосохранения нашим пейсастым коллегам ну никак не откажешь. Времени у них было всего ничего, но старт двух спасательных шлюпок с их корабля аппаратура зафиксировала, драпанул кто-то, не дожидаясь, пока мы стрелять начнем, как только корабли Полякова расползаться начали. Сомневаюсь, что в том взрыве они уцелели, а если даже уцелели, то их могли уже подобрать, но проверить на всякий случай надо. Там сейчас наши драккары крутятся, может, и найдут кого.

— Хорошо. Но ты ведь не по поводу этого нас собрал? Кажется, мысль по поводу смертоубийства пришла к тебе позже.

— Именно так, — кивнул Виктор и окинул взглядом свой штаб. Народ смотрел на него внимательно, выжидающе, сейчас здесь собрались все, кто имел право принимать решение. Старый лис Айнштейн (хотя вряд ли кто-то рискнул бы назвать его сейчас старым — после процедуры омоложения он и на тридцать-то, по виду, не тянул), вальяжно-спокойный Медведь, которому только постоянные тренировки и пилотирование драккара не дают окончательно растолстеть, Анрэ, как обычно серьезный, Кэвин, быстро пишущий и тут же что-то на листе бумаги (ну не любит человек ни ноутбуки, ни диктофоны, мысли у него лучше через пальцы формируются), и Кала, все такая же изящная, ей даже рождение второго ребенка фигуру не испортило. Ну орлы, ничего не скажешь, с такими можно быть спокойным за свою спину, а это дорогого стоит.

— Итак, господа-товарищи, я вам хочу задать вопрос: а вам не кажется, что мы обречены на поражение?

Все секунду молчали, потом Кала осторожно спросила:

— Вить, тебе не кажется, что ты сгущаешь краски? Мы реально сейчас можем оторвать головы…

— Можем, конечно, — нетерпеливо прервал ее Виктор. — И что дальше? Мы сколь угодно долго можем отрывать головы всем подряд, мы тактически всех сделаем — и что? Экономически мы все равно слабже, ресурсы Земли в области образования тоже больше. Сейчас мы случайно оказались впереди, но долго это не продлится. Наше поколение будет чувствовать себя спокойно, возможно, следующее, но это уже не факт, а каково будет нашим внукам?

— Что предлагаешь? — ну, это уже Медведь, как всегда немногословен и решителен.

— Мы будем проигрывать до тех пор, пока не перехватим стратегическую инициативу. Вы посмотрите, сейчас мы только тем и занимаемся, что реагируем на внешние угрозы. Именно реагируем, а противник выбирает место, время и как ударить. Мы его можем метелить и дальше, но угроза всегда будет висеть, пока не будет ликвидирован ее источник. Отступит Россия — наедет Америка, отделаем Америку — Китай какой-нибудь объявится, и так — до бесконечности. Вспомните, с ацтеками мы как разобрались? Лихо наехали на них и помножили на ноль, а они до сих пор не знают, кто их уработал. Стратегическая инициатива кругом была наша. Здесь тоже надо вопрос решать, а то съедят нас не за понюх табаку.

— Думаешь? — Кэвин скептически выгнул бровь. — И как? Переловить ихних президентов и морды набить? Наша агентура оставляет желать лучшего, да и вообще…

— Вообще идет на… На дальнюю станцию, в общем. Пора кончать с этими «не могем», «не принято». Если нет скальпеля, операцию можно сделать и топором, а топор у нас преотличнейший.

— Это ты про флот?

— Про него, родимого. На кой хрен нам двадцать линкоров, если мы их не применяем? На кой авианосцы, крейсера? Мое мнение — надо идти к Земле.

— Подойдем, повиснем на орбите и бомбанем чем-нибудь. А все нам будут аплодировать. Да нас уделают еще на подходе — мы сразу потеряем преимущество в скорости и дальнобойности, да и орбитальные платформы несут орудия, которым наши защитные поля на один нюх. Я уже молчу про наземные батареи. И потом, тут уж против нас выступят ВСЕ!!! А со всеми мы вряд ли справимся. Авантюра это, ставим на кон все с сомнительным результатом. А русский флот? Он ведь у нас на дороге встал. Думаешь, пропустит? А даже если и пропустит — что дальше? Он ведь, как только мы уйдем, попрется в атаку, станцию все равно сомнет, и что?

— А ничего. Старый добрый дядя Витя все уже продумал, не дуй в штаны. Смотрите сюда: зачем нам кого-то бомбить? У нас артиллерия сверхдальнобойная, мы ведь и стрельнуть можем. Откуда-нибудь с периферии Солнечной системы. Пара взрывов в верхних слоях атмосферы особого вреда никому не причинят, но задуматься заставят. Может, они и объединятся против нас, но не сразу, и первая реакция будет сугубо оборонительной. А если подкинуть информацию, что это — ответ на агрессию России и что каждый раз ответ будет примерно таким, но жестче, они наедут, в первую очередь, не на нас, а на Россию, собственно. Никто драку устраивать, конечно, не будет, не дураки, но флот России придется отозвать, так что есть шанс хотя бы выиграть время. А там уже многое может случиться, глядишь, и мирно договоримся — сильных всегда уважают.

— Как-то по-детски ты рассуждаешь, — пробурчал Айнштейн. — Скорее всего, нас после этого террористами объявят. Хотя, конечно, может и сработать, на испуг в этом мире кого только не брали. Но даже если и сработает — как ты мимо русского флота пройдешь?

— Элементарно, — фыркнул Виктор. — Я его обойду.

Все уставились на него непонимающими взглядами. Виктор хитро улыбнулся.

— Люди, вы все-таки зашорены по самое не балуйся. Ну вы сами подумайте: что мы сейчас делаем? Как мы летаем?

— Э-э-э… У тебя с головкой все в порядке? Может, тебе поспать надо? — выразил общую мысль Айнштейн.

— Возможно, но речь сейчас не об этом. Вот сейчас во сколько пространств мы отсюда выйти можем?

— В два.

— В шесть, Александр Павлович, в шесть. Или забыл уже?

— И что, что в шесть? Тебе напомнить, сколько энергии на прыжки туда требуется? Да и толку-то?

— Толк как раз есть. Вспомни, полеты проводились не раз и не два, но все это было очень давно. Но структура пространственной решетки ясна и понятна. Смотри сюда, — Виктор отобрал у Кэвина лист бумаги и принялся рисовать.

— Вся структура, если помните, напоминает набор кристаллов соли. Это в идеале и очень утрировано, конечно, но тем не менее в первом приближении годится. Мы можем двигаться по трем осям. Реально мы движемся по оси номер раз, это энергетически выгоднее всего. Ось номер три практически недоступна, туда всего две экспедиции и смогло прорваться. Но остается еще ось номер два. Для наших противников пройти по ней очень тяжело, но у нас-то другие двигатели! И тогда мы делаем элементарный маневр.

И пускай их флот стоит, сколько душе угодно. Мы заходим к ним в тыл, а дальше перед нами открыты все дороги. Это, конечно, самый простой вариант, но остальное можно будет подрихтовать уже по ходу пьесы, все равно мы не знаем, что творится в тех мирах. Долго возиться только придется, но время у нас пока что есть. А там уж наверстаем за счет лучшей динамики наших кораблей.

Все склонились над схемой. Идея была не то чтобы бредовой — скорее, неожиданной. Никто никогда не пытался устраивать такие маневры, именно к этому свелись все возражения. Ответ Виктора был прост и логичен:

— Ну и что? Все когда-то происходит впервые и кем-то первым делается. Разве не так? Мы уже не раз творили такое, про что другие говорили «невозможно» — и что? Где скептики, а где мы?

На это возразить было нечего и все-таки народ еще опасался. И тогда Виктор пошел на запрещенный, в общем-то, прием. Спросил: «Вы мне что, не доверяете?» На это народ откликнулся возмущенными вздохами и, хотя сомнения на лицах были по-прежнему, против уже никто не выступал.

Оставалось решить вопрос, что же делать с блокирующим их русским флотом и как скрыть столь нестандартный маневр. Однако на это Виктор тоже ответил просто:

— А я возьму с собой только половину флота. Тяжелые корабли оставлю все вам, для того, чтобы позиции удержать, этого хватит. Сам пойду на крейсерах, с кораблями снабжения, ну и линейные крейсера для огневой поддержки возьму, а вот авианосцы и линкоры мне без надобности будут. А чтобы маневр не засекли — отойду на одно пространство назад, делов-то. Пустим им дезу, что там вторая линия обороны организуется.

— А почему линкоры не возьмешь? — вмешался молчавший до того Анрэ. — У крейсеров все-таки ни брони серьезной, ни оружия…

— У линейных крейсеров и то и то есть, — отмахнулся Виктор. — Мне скорость и автономность важнее, и так транспортов, которые смогут идти с нами, в обрез будет. И потом, мы сейчас в цейтноте, нет времени на разведку, а с чем мы там можем столкнуться, я даже не представляю. Может, придется ноги делать. Может, я вообще не вернусь. Что тогда? Без флота вас оставлять?

И, несмотря на возражения, добавил последний убойный аргумент:

— Я никогда не командовал в бою большим флотом. С сорока-пятьюдесятью кораблями еще справлюсь, а больше — не факт. Загублю все, — и, предупреждая возражения, добавил: — И никого из вас с собой не возьму. Не фиг. На кого я страну оставлю? Ребята, я, может, реально не вернусь. А вам жить, поэтому вы остаетесь. Это — приказ.

Все-таки дисциплина есть дисциплина. Поворчав еще для приличия и нахлебавшись кофе, народ потихоньку начал расходиться. Остался только Айнштейн. Вот с ним-то у Виктора и состоялся наиболее серьезный разговор.

— Александр Павлович, тяни время. Мне надо как минимум два месяца. Крути, как хочешь, хоть спои этого Полякова, но дай мне это время. Если я не вернусь через два месяца — принимай командование и действуй по обстоятельствам. И еще. Боюсь, американцы опять вмешаются. Мне нужны люди, разбирающиеся в их психологии, поэтому О'Салливана и Роммеля я беру с собой.

— Хорошо, командир. Все сделаю. Удачи тебе. Постарайся вернуться. Когда стартуешь?

— Немедленно. Ребятам потом скажешь. На всякий случай, прощай.

Глава 7

Кто сказал, что земля догорела дотла?

Больше в землю не бросите семя…

Кто сказал, что земля умерла?

Нет, она затаилась на время.

В. Высоцкий

Дальнейшие действия Виктора были, как всегда, стремительны. Он вообще был человеком кризиса — когда все шло тихо и гладко, Виктор будто впадал в спячку, часто пуская дело на самотек или перепоручая его кому-нибудь, но если возникала реальная угроза, его действия становились быстрыми, решительными и невероятно, интуитивно точными. В эти моменты для него не существовало ни авторитетов, ни невыполнимых задач — все подчинялось одной-единственной цели, и пока что он всегда добивался того, чего хотел. В глобальном, правда, плане — мелкие неудачи, особенно на личном фронте, у него случались, как и у всех людей, и к ним он относился стоически и с юмором, но когда доходило до ГЛАВНОГО он никогда не отступал и даже мыслей не допускал о том, чтобы отказаться от этого. В этом, а также в надежной команде и вере в его простых людей, и крылся секрет его успехов.

Еще не успел остыть недопитый кофе в его каюте, а «Орел» в сопровождении сорока легких, восьми тяжелых и еще пятнадцати линейных крейсеров уже ложился на курс перехода к главной базе флота. В мире, откуда они уходили, не было станций межпространственного перехода, многократно ускоряющих процессы прыжков, они были только в пределах Империи, поэтому пришлось, как и в прошлом, разгоняться. Впрочем, гравитационные двигатели позволяли совершать разгон значительно быстрее импульсных, у Виктора даже появилась мысль, что он мог бы и не заморачиваться с обходными маневрами, а просто, пользуясь динамическими преимуществами своих кораблей, рвануть мимо русской эскадры, вряд ли там успели бы понять, что происходит, и уж тем более не успели бы его перехватить, однако он тут же отмел эту мысль, как тактически неграмотную. Действительно, в случае такого прорыва русский флот наверняка рванул бы за ним, а воевать, имея на хвосте такую массу кораблей, было бы затруднительно и, говоря по чести, опасно. Да и корабли обеспечения все равно были нужны, а как раз они оказались бы для русских кораблей идеальными мишенями.

Все шестьдесят четыре уходящих корабля, особенно тяжелые крейсера, были, может, и не самыми быстроходными кораблями флота, зато имели наибольшую автономность, а это было важно. Ну а что касается состояния механизмов, то как раз с этим проблем у имперского флота не было уже давно — средства, выделяемые на ремонт, модернизацию и строительство новых кораблей, были порой даже излишними, сейчас Империя могла это себе позволить. Словом, это была сила, и сила огромная, явно избыточная для демонстрационного удара, однако лучше перебздеть, чем недобздеть, как говаривал первый командир Виктора, и в этом он, как Виктор уже не раз успел убедиться, был прав. Впрочем, старики, при всей их кажущейся медлительности и избыточной осторожности, часто оказываются правы.

Одним броском эскадра вышла на курс перехода, разогналась и прыгнула. Высший пилотаж — ни один корабль не отстал и не сбил строя. Эффектное зрелище, и наверняка поучительное для любого врага, случись ему наблюдать это. Кстати, не раз бывало, что при виде вот так, внезапно выскочивших и сразу же начавших разгон имперских кораблей, противник просто начинал драпать — земные эскадры появлялись у границ Империи частенько и иной раз лишь чудо удерживало пальцы над кнопками и не давало начаться войне. Впрочем, это было раньше, последние года два никто уже не рисковал, пока вот русские всей массой не приперлись. Виктор тогда даже ощутил некую абстрактную гордость за соотечественников, как-никак первые за немалый срок, кто не побоялся бросить Империи перчатку.

Однако скомпоновать эскадру было еще полдела. Нужны были корабли обеспечения и возможность быстрого и энергетически легкого выхода за границы пространства. Первое решалось легко — как раз в транспортах Империя проблем не имела, стандартно при строительстве боевого корабля строились и корабли обеспечения чисто под него, с динамическими характеристиками и дальностью действия аналогичными своему подопечному. По одному транспорту на крейсер и по два на линкор с его прожорливыми двигателями. Автономность такой пары «крейсер-транспорт» с учетом новых двигателей позволяла смотаться до Земли и обратно плюс десять процентов запаса по топливу. Виктор провел необходимые расчеты и решил, что даже с учетом крайне высокого расхода энергии на переход по второй оси этого хватит. К тому же первый прыжок должен был быть совершен при помощи станции межпространственного перехода — это позволяло единовременно сохранить приличную порцию топлива. Но вот как раз со станцией было сложнее.

Станции эти Империя строила, они связывали ее внутренние планеты, но вот что они собой представляют, понимали только самые продвинутые физики. Глобально при этом все было ясно — в силовом конусе, создаваемом станцией, скорость света замедлялась примерно в десять тысяч раз. Переход в этом случае становился задачей быстрой — зашел корабль в зону действия станции, поле включается, корабль дает ход и, мгновенно преодолев локально сниженную скорость света, вываливается в параллельный мир практически без разгона. Экономия времени и энергии колоссальная.

Минусом была ограниченность силового конуса, позволяющая разместить и, соответственно, отправить одновременно три-четыре корабля, не больше. Как говорится, или по одному, или маленькими группами. Впрочем, ничего смертельного сейчас в этом не было — все равно переход эскадры прошел бы быстрее, чем вздумай она идти по классическому сценарию, с разгоном и прыжком, про затраты топлива лучше и вовсе промолчать. А вот станцию для перехода надо было еще найти. Две станции, висящие на орбите планеты, были задействованы, и Виктор не собирался прерывать их работу, лишая остальные корабли флота мобильности. Впрочем, столичная планета имела резервную станцию, вот только для расконсервации ее и ориентирования в пространстве требовалось время. И если крейсера к походу были готовы, а корабли обеспечения требовали на подготовку к старту не более пары часов (они были в готовности номер два, то есть экипажи были лишены увольнительных, но реакторы находились на холостом ходу) даже с учетом типично русского разгильдяйства и неторопливости, то расконсервация станции требовала почти суток. И эти сутки ей вынь да положь, раньше никак, экстренный режим запуска может ее и разрушить. Проблему же ориентации станции (на выбор было два пути и оба были одинаково неразведаны и опасны) он решил просто — подкинув монетку. Выпал «орел», что Виктор посчитал хорошим предзнаменованием.

Впрочем, Виктор воспользовался вынужденной задержкой как нельзя лучше — приказал на крейсерах догрузиться топливом под пробку, ну и собрал экипажи, чтобы провести небольшую накачку перед полетом. Говорить он особо не умел, но тут ведь все равно придется, так что пришлось свое «не умею» засунуть куда подальше.

В принципе, его речь отличалась от речей других полко- и флотоводцев лишь лаконичностью и тем, что его обещаниям верили. Собравшимся на огромной полетной палубе недостроенного авианосца экипажам Виктор, не вдаваясь в подробности, честно сказал, что они идут в дальний, очень рискованный рейд и он сам не даст сейчас за собственную голову и медной монеты. Сказал, что будут новые, неисследованные миры. Сказал, что в конце пути, если они по нему все-таки пройдут, их ожидает война. А потом подсластил пилюлю, объявив, что всем, кто пошел в поход и не струсил, будут положены, сообразно заслугам, чины и ордена со всеми причитающимися к ним привилегиями, а за особые заслуги дворянские титулы не имеющим их ранее. Да-да, в Империи процветал институт дворянства, заимствованный с ее первой, ныне столичной планеты, имеющий несложную иерархию и достаточно открытый. Во всяком случае, выслужить дворянство мог любой, хотя и было это совсем непросто. Быть дворянином было выгодно, а главное, почетно — в Империи, как в любом молодом государстве, уважение людей значило многое.

Ну а сверх обычных наград Виктор пообещал, что не будет препятствовать в случае, если кто-то в бою (ну, или там после боя) возьмет трофеи. В принципе, трофеи брали всегда и во все времена, Империя официально осуждала это, но все равно при случае военные не упускали возможности наложить на что-то лапу. Правда, трофеи брали по чуть-чуть, с оглядкой, и на это смотрели сквозь пальцы, но официальное разрешение грабить все равно воодушевило многих. При этом Виктор предупредил, что пойдут одни добровольцы и если кто-то не захочет рисковать, то у него есть сутки на размышление — никаких санкций за отказ не предусматривалось и люди знали, что так и будет. Еще бы — это была стандартная процедура перед любым разведывательным рейдом, отказники иногда бывали. И ничего, продолжали службу на других кораблях, наземных базах или орбитальных стационарах, не ходивших в разведку по определению.

Неизвестно, что больше воодушевило людей, но перед стартом, когда экипажи, отгуляв по традиции последние часы на планете, прибыли на корабли, они были полностью укомплектованы. Более того, из добровольцев можно было составить второй комплект экипажей — своему командиру люди доверяли и это не могло не радовать.

Правда, самому Виктору отдыхать было некогда — он вместе с капитанами занимался подготовкой кораблей, пытаясь учесть тысячу мелочей, которая может выплыть в любом походе, и зная при этом, что все равно все не учтет, а половина взятого с собой окажется бесполезным балластом. Однако стремиться к идеалу все равно следовало, и потому Виктор в очередной раз проверял и перепроверял списки, внося в них очередные, уже неизвестно какие по счету дополнения. Войны выигрывают или гении, или интенданты — эта нехитрая истина столько раз подтверждалась историей, что перепроверять ее ни у кого не поднималась рука. Виктор гением себя не считал, поэтому интендантское ведомство постарался отладить так, чтобы работало оно, как часы. Интенданты в Империи действительно работали, причем не столько за совесть, сколько за страх — работала нехитрая схема: проворовался — на виселицу, ошибся — в штрафную роту. Схема действовала неплохо, особенно с учетом того, что адвокатов заменял медикаментозный допрос. Ну и еще, перед полетом у Виктора состоялся достаточно серьезный разговор.

Он вызвал к себе двух человек, которых сам отобрал для участия в экспедиции и в которых он сейчас больше всего сомневался. Капитаны второго ранга имперского военно-космического флота Роммель и О'Салливан. Командиры крейсера-разведчика «Единорог» (не того, старого, два года как выведенного из боевого состава флота и служащего теперь учебным судном в военно-космическом училище, а новенького, совсем недавно сошедшего со стапелей новейшего корабля) и тяжелого крейсера прорыва «Редут» соответственно. Первый делал карьеру, обычную и непримечательную карьеру грамотного, но ничем не выдающегося офицера, еще с тех давних времен, когда не было Империи, а была кучка изгнанников, стремящихся просто выжить, а второй, фактически начав с нуля, с командира каботажного транспортника, сумел доказать свои таланты и вновь стоял теперь на мостике боевого корабля. Пока что капитаном, но не стоит ни от чего зарекаться — Империя ценила таланты. Оба бывшие американцы, и об этом сейчас шел разговор.

Виктор рассказал о цели рейда и предупредил их — возможна заваруха, возможна стрельба. Противником может быть кто угодно — и, вполне возможно, это будут американские корабли. Не факт, что и самой Америке не влетит чем-нибудь тяжелым, обстрел планеты, конечно, будет вестись с дальней дистанции и ослабленным зарядом — так, обозначить намерения, но всякое может случиться. Да и бить будут не по России, а куда попало, с расчетом не столько повредить кому-то, сколько наверняка расшевелить осиное гнездо. И церемониться с той же Америкой никто не станет. Доведя до сведения офицеров эту нехитрую истину, Виктор честно спросил: идут они в поход или остаются дома? Воевать против собственного народа, как он считал, заставлять никого нельзя.

Роммель ответил первым. Чисто по-немецки, аккуратно он оправил китель и выдал:

— Командир, я понимаю, что ты не совсем нам доверяешь, но не надо меня обижать.

«Меня» отметил про себя Виктор. Эти двое знали друг друга давно, еще до того, как Роммеля выгнали с американского флота, и не слишком ладили. Между тем Роммель продолжал:

— Я уже воевал, если ты помнишь, когда мы били их флот. А вообще, когда в свое время спустил перед тобой флаг, я тем самым спас от гибели свой экипаж, большую часть которого составляли толстозадые ниггеры.

Роммель не был расистом, но вещи привык называть своими именами и понятие «политкорректность» для него было чуждым, как, впрочем, и для Виктора, и для О'Салливана. Последний, правда, поморщился на такие высказывания соотечественника, давало о себе знать воспитание, но ничего не сказал. Впрочем, чего еще ожидать? На то, что в армии и на флоте Империи служили только белые, а негры могли работать в лучшем случае чернорабочими, он всегда смотрел с пониманием и одобрением, спецы Айнштейна не раз об этом доносили. Между тем Роммель продолжал:

— А потом эти самые ниггеры, когда пошел разбор полетов и искали виноватых, все дружно ткнули в меня пальцами и заявили, что это только я виноват, решив вернуться и подвергнув опасности жизнь экипажа. А то, что второй корабль наверняка бы погиб, никого из этих черных свиней не волновало, тем более что там почти все были белыми. А в том, что корабль пришлось сдать, тоже оказался только я виноват, хотя эти сволочи сбились в углу и активно потели и ныли о том, что надо сдаваться, боялись, что их хлопнут. Зачем тогда во флот пошли? Чтобы жить вечно? А перед начальством объявляли, что не боялись, мол, не выказывали страха ни словом, ни запахом… И хотя почти все белые, которые были в экипажах, утверждали обратное, но руководил комиссией такой же черный урод и принял сторону своих… Естественно, легче всего обвинить капитана… Этих черномазых с желтыми уже три четверти населения США. Думаете, я их жалею сильно? А своих родных я вывез уже давно.

Обычно нордически-сдержанный и тем гордящийся, сейчас Роммель явно психовал и в его обычно безупречной русской речи явственно звучал акцент. И тут его неожиданно, в первую очередь для него самого, поддержал О'Салливан.

— Сэр, я полностью согласен с коллегой, — совершенно спокойно сказал он. — Нашей… Бывшей нашей стране уже давно нужна встряска, иначе она просто выродится. Уже вырождается, если честно, пора обновлять кровь. А по поводу ниггеров он прав, они всюду уже, и ведь как только звание повыше выслужат — лезут в штабы и своих туда же тащат. У нас при мне не было ни одного черного адмирала, который бы служил непосредственно в космосе, зато штабы ими укомплектованы были на восемьдесят процентов, я как-то считал от нечего делать. А когда мы проиграли, они первые подняли вой о никчемности белых и, как я слышал, протащили еще кого-то своего, зато меня утопили. И президент черный… Я не в восторге, скажу честно, от того, что предстоит, но и никаких моральных препятствий для себя я не вижу… Да и потом, все равно рано или поздно схватка неизбежна. Возможно, если мы будем в ней участвовать, жертв будет меньше.

Роммель кивнул, поддерживая соотечественника. В принципе, их обоих Виктор понимал — изгои, оказавшиеся чужими на собственной земле. Он и сам был таким. Конечно, он к своей родине, несмотря ни на что, относился иначе, но это уже были просто издержки воспитания. Гораздо важнее было то, что этим двоим, похоже, можно было доверять, а их знания местной обстановки, психологии и обычаев дорогого стоили. Поэтому Виктор просто поблагодарил обоих офицеров и приказал готовить корабли к старту — разговоры разговорами, но дело делать тоже кто-то должен, а лучше капитана корабль не подготовить к походу никому.

Вот на такой ноте и закончился тот разговор. И крейсера обоих американцев вошли в зону перехода в первой группе, вместе с флагманским кораблем Виктора.

А после прыжка они увидели такую же, как осталась дома, Солнечную систему. Вот только Земли в ней не было.

Глава 8

Их тяжкая работа

Важней иных работ:

Из них ослабни кто-то —

И небо упадет.

А. Городницкий. «Атланты»

Ну, наличие или отсутствие целой планеты, равно как и обнаружение на ее месте плотного метеорно-астероидного облака — событие, разумеется, неординарное, вот только не то чтобы слишком важное. Во всяком случае, на первом этапе броска, когда четыре крейсера вываливаются в новый мир и их задачей оказывается отнюдь не наблюдение. Вернее, будь это обычный разведывательный рейд, как раз наблюдением они бы и занимались, но сейчас, в ходе всесторонней авантюры, у них была совсем другая задача — убраться подальше от места выхода, потому что через несколько минут там появится вторая группа, и очень неохота сталкиваться с ними. Как говорится, костей потом не соберешь. И, зараза, не предупредить ведь — тяжелых станций связи, которые могут посылать сообщения, пробивая межпространственные барьеры, здесь нет, да и будь они — не факт, что смогут работать по этой, энергетически более затратной оси. Такие эксперименты никогда не ставились, в них просто не было нужды, а сейчас это оборачивалось проблемой, хотя и не слишком большой.

Поэтому крейсера сразу же врубили на полную мощность защитные поля и, запустив двигатели, шарахнулись в стороны, выстраивая классический строй «пирамида», позволяющий равномерно распределять между четырьмя кораблями сектора обстрела. Хорошо еще, что в последний момент, на всякий случай, догадались сориентировать станцию перехода так, чтобы она выбрасывала корабли поближе к орбите Марса, для чего пришлось даже отвести ее от орбиты Земли. Потратили тогда лишних несколько часов, зато теперь это давало фору по времени и по безопасности, а то оказаться среди астероидов с неработающими силовыми полями (а как иначе — при переходе их врубать нельзя, рискуешь вывалиться из перехода вывернутым в буквальном смысле слова наизнанку, были прецеденты) — это довольно извращенный и крайне неэстетичный способ самоубийства.

Так или иначе, на месте перехода космос был не то чтобы совсем чист, но и не слишком замусорен. Вероятность столкновения с метеоритом в момент перехода, как буквально через пару минут подсчитал, ориентируясь на показания радаров, флаг-штурман, была примерно одна к полутора тысячам. Не то чтобы мало — но и не смертельно, да и метеоры здесь были мелкими, броня кораблей, если что, должна была выдержать. Можно сказать, повезло.

Пока передовой отряд, настороженно поводя орудийными башнями, занимал позицию и осматривался, появилась вторая группа, потом третья, четвертая… Корабли, совершив переход, сразу же отходили и занимали предписанные позиции. Подобный метод переброски крупных сил неоднократно отрабатывался на учениях и каждый знал свой маневр. Первый этап переброски, в случае горячей встречи, был действительно опасен, но потом, по мере увеличения количества кораблей и, соответственно, орудийных стволов, угроза быстро снижалась, хотя здесь, похоже, угрожать ударной эскадре было попросту некому. Во всяком случае, никто приблизиться к ней даже не пытался, а радары, ощупывающие систему практически целиком, не обнаружили вообще никого.

Между тем флаг-штурман связался со своего боевого поста с Виктором и доложил, что, по его расчетам, судя по скорости расползания астероидов от места, где предположительно должна была находиться местная Земля, здесь произошло единомоментное невзрывное разрушение планеты, причем произошло это не более двух лет назад. Ну и следом штурман озвучил предложение слетать-посмотреть, благо мелкие метеоры бронированной громаде линейного крейсера, прикрытой к тому же силовым полем, угрозы не могут представлять в принципе, а для разговора с астероидами, если что, есть корабельные орудия. Виктор, подумав, согласился — кораблей перешло уже больше двух десятков, атаковать их никто не пытался, времени было в запасе изрядно, а посмотреть очень хотелось. Одной из главных, тщательно скрываемых слабостей Виктора было любопытство, и он, когда имел возможность, любопытству своему потакал. Да и, в конце концов, надо было знать причины предполагаемой катастрофы — мало ли как жизнь обернется. Конечно, пара-тройка линкоров или линейных крейсеров Империи — и сама она могла запросто устроить локальный Армагеддон с разрушением планеты и, возможно, не одной, но не хотелось бы здесь столкнуться со сравнимым по мощи противником. Драки, конечно, Виктор не боялся, но вот конкретно сейчас времени устраивать побоища у него не было совершенно, равно как и желания оставлять на фланге возможную угрозу, поэтому четыре корабля, отделившись от эскадры, осторожно двинулись к астероидному полю.

Поле, впрочем, оказалось довольно плотным — крейсерам пришлось дважды распылять астероиды еще на самой его границе. Ближе к центру, правда, крупных астероидов почти не было, зато была просто масса микрометеоритов и мелкодисперсной пыли, замерзшего газа и прочей не слишком приятной взвеси, которые не представляли непосредственной угрозы, только заставляли почти непрерывно светиться границы силового поля, зато со страшной силой мешали работе радаров. И радиолокаторы, и гравитационные детекторы были практически бессильны в этом мутном облаке, а визуальное наблюдение, и так-то не слишком эффективное, и вовсе сошло на нет. Крейсера сбросили ход и уже не ломились сквозь пространство подобно броненосным таранам, а еле-еле ползли, подобно химическим ракетам, использовавшимся в далеком героическом прошлом, на заре космонавтики.

К исходу второго часа Виктор отдал штурману вполне логичный приказ проложить курс к выходу из астероидного поля — дальнейшего смысла в поиске он не видел, стандартная аппаратура здесь была просто бесполезна, а специализированных разведывательных кораблей, способных увидеть комара даже в таком месиве, в составе эскадры не было. Но прежде чем штурман справился с задачей, пришел сигнал с поста радиодозора, с первых минут прощупывающего пространство. Вполне логичный метод — если кто-то в космосе переговаривается, то каким бы узконаправленным лучом он ни пользовался, засечь порождаемые им возмущения все равно возможно. Расшифровать и даже качественно принять сигнал — вряд ли, засечь источник — тоже затруднительно, но вторичные колебания электромагнитных полей достаточно чувствительная аппаратура отобьет. Информативности методу недостает, конечно, но лучше уж знать факт, что что-то происходит, чем не знать вообще ничего. Кроме того, любой искусственный объект, если он функционирует, потребляет энергию. А вот излучение реактора, да даже минимальные флуктуации, вызываемые бортовой аппаратурой, теоретически можно засечь. Конечно, расстояния, на которых методика действенна, невелики, и аппаратура требуется очень чувствительная, но зато и защиты от такого обнаружения нет. А сейчас командир поста прямо-таки лучился гордостью, докладывая, что засек радиосигнал. Очень слабый, но несомненно искусственного происхождения, четко смодулированный и непрерывно повторяющийся, источник локализован, там же обнаружен слабый, но четко определяемый источник излучения — похоже, ядерный или термоядерный реактор малой мощности. Ну, гордость офицера была вполне понятна — в кои-то веки его служба, обычно несущая вспомогательные функции и в негласной корабельной иерархии прочно располагающаяся на самой нижней строчке, оказалась не просто востребованной, но и переиграла всех конкурентов, единственная не сплоховала там, где бессильны оказались признанные спецы, оснащенные куда более современными и мощными локаторами. Даже с учетом того, что само это облако мусора вокруг изрядно фонило и мешало работать.

Виктор кивком головы дал понять, что принял, понял и оценил (в буквальном смысле слова, очень скоро все операторы поста, во главе с командиром, могут рассчитывать на поощрение, в то время как остальные получат профилактический втык), и приказал разворачиваться и идти по пеленгу. Даже если это и самый примитивный искусственный спутник, скажем, метеорологический или ретрансляционный, случайно уцелевший в катастрофе (а в том, что здесь случилась именно катастрофа планетарного масштаба, никто не сомневался с самого начала), все равно это хотя бы даст информацию об уровне развития местной цивилизации. Как говорится, даже маленькая муха — это больше, чем ничего. А если там что посерьезнее (хоть и вряд ли), то, возможно, удастся из этого и прибыль какую-нибудь извлечь. Ну, или хотя бы оправдать тот небольшой расход топлива, который потребовался для совершения этого маневра.

Со стороны это выглядело, наверное, величественно — четыре огромные матово-черные туши, похожие издали на наконечники стрелы, окруженные мерцающим огненным ореолом, плавно развернулись и неторопливо двинулись к центру поля, нагло игнорируя мелкие препятствия в виде разнокалиберных метеоров. Впрочем, наблюдать это было как раз таки и некому, а экипажам было не до самолюбования — от одного астероида, который локаторы обнаружили слишком поздно, они уклонились буквально чудом. Можно сказать, повезло — гигантская, испещренная мелкими кратерами глыба прошла буквально в сотне метров от внешней границы силового поля. Виктор, напряженно сидевший в своем кресле, выпустил из разом вспотевших рук подлокотники и покрыл локаторщиков… Нет, не матом, до этого он не опустился, но сочность, многообразие и изобретательность эпитетов сделали бы честь любому флотскому сквернослову. Командир поста дальнего обнаружения сидел и покорно внимал — его был косяк, что и говорить.

Приблизившись к месту предполагаемого нахождения источника излучения, корабли чуть разошлись в стороны, чтобы повысить точность обнаружения. По трем векторам определить положение источника не составляет труда, простая задачка по геометрии, просто чем больше расстояние между кораблями, тем точнее результат. Четвертый крейсер и, соответственно, четвертый вектор был так, для подстраховки. Ну и получили результат, вполне закономерный — три корабля вышли к разыскиваемому объекту точно, как по ниточке, четвертый чуть отстал, но не из-за неправильно взятого курса, а из-за очередного астероида, выкатившегося прямо под форштевень. Вместо того чтобы уклоняться, крейсер всадил в каменную глыбу заряд из орудия, но получилось только хуже — град мелких метеоров с высокой энергией заставил корабль окончательно сбросить ход, а потом вновь разгоняться, что и явилось причиной задержки.

Картина, которую увидели с крейсеров, была не то чтобы совсем неожиданной, но все же… Вместо небольшого спутника обнаружился, непонятно как сохранившись в этих неспокойных местах, вполне себе внушительный объект, больше всего похожий на примитивную орбитальную станцию — металлическое (или, может, еще какое) кольцо диаметром метров двести, все испещренное многочисленными дырами. Одного куска бублика не было вообще, еще с одного участка обшивка была сорвана начисто и, когда медленно вращающаяся махина поворачивалась этим участком в сторону наблюдателей, видны были какие-то ошметки то ли пластика, то ли ткани, торчащие из дыры. По внешнему ободу ранее шла, очевидно, надпись, но повреждения сделали ее совершенно нечитаемой. Даже непонятно было — буквы там или цифры, да и что за алфавит — тоже. Только следы краски, полусбитой метеорами. А вот в центре кольца был по виду практически целый модуль, этакое ядро. Туда и решили высадить досмотровую партию.

Прежде чем высаживать людей, крейсера совершили сложный, но необходимый в данной ситуации маневр — расположились вокруг станции, взяв ее в коробочку, и синхронизировали силовые поля, прикрыв станцию непроницаемым извне коконом, и зафиксировали ее силовыми захватами. Дальше было просто — классическая полупроницаемая (в смысле, снаружи не попадешь, а изнутри выйдешь запросто) перегородка или, точнее, сфера. Снаружи метеоры не попадают, а внутри их уже через пару минут практически не остается, вылетают. Конечно, такой маневр чуточку усложняет задачу, зато, несомненно, делает дальнейшее десантирование более безопасным. Десантникам исследовательской группы даже не пришлось брать драккар — просто прыгнули и чуть подправили курс маневровыми двигателями, кому потребовалось. Потребовалось двоим из восьми, и то чуть-чуть, подготовка десантников была на высоте. Впрочем, здесь и расстояние было ничтожное, метров триста всего.

Ловко затормозив, десантники опустились на поверхность ядра. Сразу же пришло сообщение: обшивка — титан, магнитные присоски бесполезны. Впрочем, десантуру и не такие крепости брать учили. Ловко перемещаясь по обшивке, они моментально добрались до замеченного еще с кораблей люка и живо его открыли. Люк, впрочем, был не заблокирован и открывался вручную элементарно — поворотом штурвала.

Атмосферы внутри станции не было. Впрочем, в этом как раз не было ничего удивительного — вся внешняя обшивка была будто изъедена жуками-титаноедами и напоминала дуршлаг, в мелкие отверстия проникал свет корабельных прожекторов. Ну, ничего удивительного — микрометеориты, которых тут была масса, поработали на совесть. Впрочем, некоторые дыры были не такие уж и мелкие — в иные вполне мог пролезть и кулак, даже в перчатке боевого скафандра. Обшивка, кстати, была не слишком толстой, никак не корабельная броня.

Внутри опять же кольцевого помещения обнаружилось несколько вполне обычных с виду человеческих трупов, облаченных в примитивные тонкие скафандры из материала, напоминающего на первый взгляд то ли грубый пластик, то ли просто мешковину. Трупы свободно плавали в невесомости, это зрелище вряд ли можно было назвать эстетичным, ну да опытных десантников, костоломов и мордоворотов, ветеранов войн и пограничных стычек этим было не пронять — они и не такое видали. Офицеры крейсеров, наблюдающие за происходящим при помощи камер на шлемах десантников, — тоже.

В принципе, зрелище было вполне ожидаемым. Один из десантников заснял трупы крупным планом — стали видны искаженные удушьем лица за стеклами гермошлемов, у некоторых шлемы были и вовсе открыты, видимо, их хозяева не захотели продлять агонию. Но вот что привлекло всеобщее внимание, так это обожженные отверстия на некоторых скафандрах. Вначале решили, что это — результаты попадания пробивших обшивку метеоров, но потом один из десантников обнаружил плавающий между трупами пистолет, поразительно похожий на старые земные браунинги, и всем стало понятно, что последние оставшиеся в живых сражались здесь за глоток воздуха. Еще привлек внимание труп просто необъятной толщины — на Земле во все времена к космонавтам предъявляли определенные требования по физическому состоянию, этот же индивидуум или, как его кто-то метко окрестил, брюхоносец, весил килограммов, наверное, под двести. Видать, был большим начальником…

В центре было еще одно помещение, люк, вернее, дверь в которое была наглухо заблокирована. Очевидно, ее пытались вскрыть, но безуспешно — она, в отличие от внешней обшивки, была вполне даже прочной, хотя и во внутренней переборке тоже было несколько дыр. Десантники посветили внутрь фонарем, но ничего не рассмотрели, а щуп-камеру никто с собой взять не догадался. Впрочем, это было непринципиально — механические псевдомускулы боевого скафандра позволили буквально вывернуть дверь из пазов, что называется, «с мясом». С тем, что так и не удалось сделать рвавшимся внутрь погибшим космонавтам, десантник невеликого интеллекта справился за пару секунд.

Внутри обнаружилось еще одно помещение — очевидно, центр управления станции. Здесь, как ни удивительно, была энергия, все еще слабо светились экраны на пульте, за которым, опустив на него голову, как будто спал, сидел мертвый человек. Он был в скафандре, но без шлема, в правом виске десантники обнаружили маленькую дырочку, пистолет плавал совсем рядом. Крови вокруг раны почти не было, но труп был слегка тронут разложением, нестарое еще лицо было искажено — этот человек, очевидно, последний оставшийся в живых, застрелился, когда во внутреннем помещении еще была атмосфера. Интересно, что он так защищал, почему заперся в отсеке обреченной станции? Этот вопрос возник, очевидно, у всех, но ответ пришел почти сразу — резкая матерная фраза одного из десантников заставила всех переключить внимание на другой экран.

Там были, как решили вначале, гробы в количестве трех штук. Однако корабельный врач одного из крейсеров, едва увидев их, выдохнул:

— Гибернаторы! Боже, какое старье…

И все сразу встало на свои места. Гибернаторы — или индивидуальные камеры анабиоза, как их часто называли журналюги. Много лет назад такими же или подобными, очень похожими внешне, комплектовали первые звездные экспедиции. Десантники осветили их фонарями. Все три «гроба» были заняты — один женщиной, совсем молодой, симпатичной, с завязанными в пук каштановыми волосами, два других — мужчинами. Все трое были в легких комбинезонах, слегка припорошенных инеем. Впрочем, один из мужчин был, похоже, мертв — прозрачную крышку гибернатора пересекала солидная трещина, а вот два других гибернатора были целы и, похоже, все еще функционировали, мигали непонятные пиктограммы, бегали синие огоньки вокруг расположенных сбоку пультов. Источник энергии тоже нашелся быстро — позади, в бронированной капсуле, располагался миниатюрный ядерный реактор. Вот почему так рвались сюда те, кто остался снаружи — здесь был последний, призрачный шанс на спасение. А человек возле пульта, очевидно, уложил в гибернаторы своих товарищей и застрелился — у него-то шансов точно не было. Но, как оказалось, это было не единственное, что он успел сделать перед смертью.

Всех привлек голос десантника у пульта — к его удивлению, компьютер не был заблокирован, вообще никак. Более того, он был настроен на то, чтобы им воспользовался человек, вообще не имеющий представления о работе с ним. Десантник просто задел за клавиатуру — и экран на пульте загорелся, замерцал и сразу же пошла картинка.

На экране была планета — Земля, да-да, все та же Земля, почти такая же, как родина Виктора, вид с орбиты в хорошую, даже очень хорошую оптику. Конечно, видны были отличия — но небольшие, в пределах обычного, подобное в параллельных мирах встречается сплошь и рядом. Видны были реки, поля, сеть дорог, большие города, океаны, горы… Словом, картина среднеразвитого мира, вон и поезд пошел, но что-то очень уж быстро — видать, ускоренная перемотка…

А потом картинка на глазах начала меняться. Поверхность планеты покрылась сетью трещин, которые на глазах укрупнялись, расширялись, соединялись между собой, на поверхность потоками изливалась лава. Рушились скалы. В океане внезапно образовалась огромная, сотни километров в поперечнике, воронка, в которую стремительно проваливались миллиарды тонн воды. Огромный, не меньше Москвы, город ушел под землю… Катаклизм показывали не целиком — так, кусками, но апофеоз ужаснул всех. Планета начала раскалываться на две неравные части, потом они тоже рассыпались на составляющие, растягиваясь во все стороны… Экран погас.

— Ч-что это было? — в наступившей тишине чей-то хриплый голос звучал пугающе.

Не менее хрипло ему ответил кто-то, с другого крейсера:

— Это очень похоже на сейсмическое оружие. Доигрались, ироды…

Виктор несколько раз разжал и сжал кулаки, вытер влажные… Нет, мокрые руки об одежду и скомандовал:

— Аккуратно цепляем эту дуру и вытаскиваем ее отсюда. Механики, подготовить самоходную капсулу. Флаг-штурману описать все как можно подробнее, зарядить в капсулу и отправить на базу. Пускай подготовят «Черепаха», загоняют его сюда и выдергивают трофей в наш мир. Авось наши яйцеголовые разберутся, что там и как. Десанту вернуться на корабли — и приступаем.

Логичное, вообще-то, решение — вытащить станцию, удерживаемую силовыми полями, не проблема. Ничего и делать не надо — достаточно дать ход. Главное, чтобы начали одновременно, ну да это не столь и сложно, иначе зачем на кораблях столько компьютеров? Но вот возиться с ней дальше времени нет, и так из графика выбиться можно. Не страшно, резерв времени приличный, но и не слишком хорошо. Поэтому пускай дальше работают спасатели. Флагман спасательной эскадры, «Адмирал Макаров», он же «Черепах», по сути был первоначально обычным крупнотоннажным грузовозом, однако еще на стадии строительства, когда корабль представлял собой просто набор шпангоутов, в проект внесли некоторые изменения. Корпус удлинили почти в полтора раза, на корабль поставили новые реакторы, впятеро более мощные и вдесятеро более дорогие, чем прежние, более мощные двигатели, увеличили емкости топливных бункеров. Корабль одели в броню намного более прочную, чем на лучших линкорах, оснастили силовыми полями и установили кучу мелочевки вроде креплений для внешней буксировки или изолированных отсеков для инфицированных (никогда такого не бывало, ну а вдруг) космонавтов. Ну и поставили несколько орудийных башен — не для полноценного боя, а для того, чтобы корабль имел возможность защититься от возможных нахалов. Получившийся неторопливый, но огромный и могучий, практически неуязвимый монстр очень быстро получил прозвище «Черепах», которое прилипло к нему настолько прочно, что практически вытеснило официальное название. Ну, раз так, то ему и карты в руки, пускай теперь профессионалы вытаскивают этот случайный, но несомненно ценный трофей, а там видно будет.

В общем-то, они практически успели — когда станцию подтащили к месту сбора эскадры, она уже закончила переброску, но еще не перестроилась в походный ордер. Задержка была невелика — отправив домой капсулу с информацией и подвесив трофейную станцию с установленным на ней мощным радиомаяком на безопасной орбите, эскадра двинулась дальше.

Глава 9

Хотят ли русские войны,

Спросите вы у тишины…

Е. Евтушенко

Второй прыжок пришлось совершать на собственных двигателях, однако сейчас эскадра шла уже по энергетически выгодному вектору, параллельному тому, по которому ходили уже много лет и который считали основным. Никаких проблем с переходом не было, прыгнули прямо как раньше, и у Виктора закралась в голову мысль, что можно так пройти до конца. Впрочем, мысль эта как пришла, так и ушла — пространства впереди были абсолютно неисследованные и на что там можно нарваться было абсолютно неизвестно, риск от этого многократно перевешивал проблемы, которые, теоретически, могли возникнуть на основном пути, поэтому эскадру Виктор повел по ранее намеченному курсу. Вообще, крейсера и корабли обеспечения — это, конечно, немалая сила, но все-таки для полноценных боевых действий нужны линкоры. Виктор сделал в голове пометку, что в будущем линкоры надо строить более мобильными, приспособленными для рейдов, и перестал заморачиваться на этой теме — все равно изменить сейчас он ничего не мог, надо было работать с тем, что было.

Прыгнули вполне штатно, разве что разгон пришлось начать чуть позже обычного, чтобы выйти из опасной с точки зрения избытка мусора зоны. Силовые поля — это, конечно, здорово, но не дай бог хоть один метеор приличных размеров его преодолеет. Экипаж крейсера тогда рискует моментально превратиться в груду разорванной в вакууме внутренним давлением, а потом мгновенно замороженной органики. Крайне неаппетитное зрелище, любой, кто видел, подтвердит.

Вошли в прыжок, идеально держа строй, выскочили — тоже и сразу начали набирать разгон для второго прыжка. Удостоились внимания от местных — какая-то бандура неопределенной формы и потрясающих размеров с чудовищной неторопливостью двинулась в их сторону из центра системы, но, пока она неуклюже разворачивалась и пыталась разогнаться, эскадра успела не только проскочить мимо нее, но и разогнаться и даже прыгнуть вторично. Конечно, было бы интересно посмотреть, что это там за летающая каракатица, но планом похода исследований предусмотрено не было. Будет желание — можно будет потом направить специальную экспедицию, а пока незачем время терять.

В третьей системе не засекли никаких искусственных объектов, космос был девственно чист от человеческой жизнедеятельности, все планеты на месте. Идеальное место для перехода в привычные миры, чем незамедлительно и занялись — совершили поворот на девяносто градусов, взяли разгон и прыгнули. Как планировали — так и прыгнули, куда рассчитывали — туда и вышли. Поход, в общем, оказался не сложнее обычного, во всяком случае, первая его часть. Топлива только спалили больше, чем обычно, ну да и это было в точности согласно расчетам.

Космос в этом мире был пустынен. Обычно здесь было не протолкнуться от кораблей — шуровали туда-сюда грузовые и пассажирские суда, осуществляющие массовые перевозки между Землей и Империей, постоянно кто-то ремонтировался на двух международных и одной русской базах, скользили тенями боевые корабли, иногда пошаливали пираты. Последних, впрочем, было немного — имперский флот поддерживал в этих местах жесткий порядок, присутствие кораблей остальных держав было скорее номинальным. А пиратам имперцы предложили хорошую альтернативу: или вы, господа хорошие, не появляетесь поблизости от наших границ и НИГДЕ не нападаете на корабли Империи, или мы делаем вам пиф-паф. Весомость угроз была продемонстрирована — еще недавно отдыхавшие на курортах Империи, теперь пираты украсили своими синими рожами имперские виселицы. От имперских кораблей, имеющих отличные системы обнаружения и высокую дальнобойность орудий и не имеющих сдерживающего фактора в виде лояльного законодательства, уклониться не получалось, равно как и от медикаментозного допроса. Тех же пиратов, которые рискнули нападать на корабли Империи вне очерченной зоны, ловили всерьез и азартно, не обращая внимания ни на какие договоренности и плюя с высокой колокольни на протесты остальных «цивилизованных» народов, а поймав — тоже вешали, поэтому теперь имперские корабли безбоязненно ходили где хотели. Вопрос с пиратами был решен если и не полностью, то очень серьезно, единственно, пришлось повесить заодно и несколько экипажей торговцев, решивших намалевать имперские опознавательные знаки в расчете на то, что пираты не рискнут с ними связываться. Они и не рисковали, зато имперские корабли таких «камуфлированных» перехватывали на раз, конфисковывали суда и пускали в расход команду. Вполне логично, кстати, хочешь защиту — плати, нет — не обижайся, у нас на сей счет законы жесткие.

Кстати, пираты, не оставившие свое ремесло, но не совершавшие преступлений в зоне влияния Империи или против имперских граждан, по-прежнему отдыхали все на тех же курортах, прибывая туда как частные лица. Почему нет? Если они преступники по чьим-то законам, то какое Империи до чужих законов дело? Никаких договоров о сотрудничестве ни с кем, за исключением Германии, Империя не заключала, а если ей самой что-то требовалось, всегда могла настоять на своем безо всяких договоров, силой или деньгами. Многие пираты вообще числились на имперской службе, переквалифицировавшись в обычные скоростные грузовые суда — это было и безопаснее, и выгоднее, чем заниматься каперством на космических трассах.

Так что отсутствие в этом пространстве пиратов было вполне нормальным явлением, равно как и отсутствие всех прочих кораблей. Когда под боком идет война, от таких мест лучше держаться подальше, это знает любой здравомыслящий купец. Конечно, можно попытаться нагреть на войне руки, бывают сорвиголовы, которые этим и промышляют, навариваясь на одной сделке больше, чем за несколько спокойных, мирных лет. О таких смельчаках, внезапно и резко разбогатевших, слагают легенды. Правда, в легендах почти никогда не фигурируют те, кто сломал себе шею на подобных авантюрах, а таких неудачников порой бывает не один десяток на одного успешно вернувшегося. Наоборот, впрочем, тоже бывает.

Однако не в этот раз — здесь и сейчас торговцам просто нечего было ловить. Мало того что в соседнем мире аж два флота уперлись рогом, так еще и при удачном переходе в Империю куш сорвать все равно не получится — Империя самодостаточна и производит все необходимое, а на ввозе предметов роскоши в такую войну, да еще имея дело с тоталитарным государством, не очень-то и наваришься. Как говорится, прибыль от сделок не оправдывает риск, поэтому торговцы и не совались сейчас в эти места.

А вот на базах народ, наверное, запаниковал. Еще бы — только что ничего не было и вдруг раз, появилась имперская эскадра. Причем появилась там, где ее не ждали, а почти сто тридцать вымпелов (со слабенькой земной аппаратурой, имеющейся на этих базах, с такой дистанции военный транспорт от крейсера не отличишь) — это очень впечатляющее количество. Почти наверняка внутренности баз сейчас напоминали муравейники, в которые какой-то шпаненок воткнул палки и еще несколько раз их повернул. Эффектное, в общем-то, со стороны зрелище одномоментного перехода эскадры Виктора было для всех здесь присутствующих полной неожиданностью.

Наверняка у командиров баз были на такой случай четкие инструкции разной степени подробности и, с вероятностью девяносто девять и много-много девяток после запятой, первым (или одним из первых, не важно) пунктом во всех инструкциях значилось «поставить в известность штаб». Виктор усмехнулся, представив, как напрягаются сейчас радисты в рубках межпространственной связи, пытаясь достучаться до соседей, и как бессильно сжимают кулаки и матерятся командующие базами. Еще бы — станции межпространственной связи производились только в Империи, никому еще не удалось вскрыть кожух главного передающего блока. Они взрывались, сгорали, просто переставали работать и так далее, каждый раз по-разному, благо такие блоки, идущие на экспорт, — штучная работа, а вся остальная начинка станции — всего лишь усилители, на земле давным-давно известные. Империя никому не продавала эту технологию — Виктор считал, что продавать готовую продукцию выгоднее, и пока что это мнение оправдывалось на все сто.

Так вот, в каждом таком блоке была еще одна функция, как выражаются программисты, «недокументированная возможность». А именно — при приеме одного сигнала, длинного и сложного бессистемного набора букв и цифр, станции просто переставали работать, блокировались до тех пор, пока не получали разблокирующий код. Вполне естественно, что сигнал этот ушел в тот самый момент, когда крейсер Виктора появился в этом мире, и теперь все станции остались безо всякого намека на связь. Технически можно было бы их захватить по принципу «Войну заказывали? Получите и распишитесь», но это было не к спеху, и эскадра гордо продефилировала своей дорогой, отправив, правда, на всякий случай предупреждение, что если кто дернется, то пожалеет об этом сразу и больно. На базах поверили и вняли, поэтому сидели тихонечко и держали ротики на замке. Дурной (хотя в данном случае не такой уж и дурной) пример, как известно, заразителен — в присутствии эскадры на паре крейсеров, английском и итальянском, которые были здесь же, даже не попытались оказать сопротивление шустро подскочившим к ним крейсерам-разведчикам. Экипажи аккуратно заперли в каютах, а маршевые двигатели просто отстрелили и сбросили в солнечную корону. Теперь, когда люди выберутся из кают (а пускай даже сами и не выберутся, аварийные запасы в каждой каюте есть, равно как и душ с туалетом), они могут болтаться в пространстве хоть до посинения. Без маршевых двигателей, на одних посадочных моторах максимум, что они смогут сделать, — это добраться до все тех же баз, а вот совершить межпространственный переход и предупредить кого-нибудь — уже никак.

Следующий прыжок — и вновь тихая, мирная и сонная до одури картина. Здесь о войне, похоже, вообще не знали и знать не хотели — сновали транспорты, у единственной базы был пришвартован старый финский крейсер — по виду какое-то барахло вроде «Осло». Застали их всех врасплох и взяли, что называется, без шума и пыли — сразу же вырубили станцию связи, используя преимущество своих кораблей в скорости, блокировали вектор перехода с двух сторон и потребовали у всех собраться у базы и лечь в дрейф. Один, судя по конструкции, типичный англосакс, видать, в приступе истинно британского гонора решил не обратить на приказ внимание и распался грудой обломков. Еще два рванули прочь из системы еще до того, как вектор успели заблокировать имперские корабли. Теоретически могли и успеть, но, под сосредоточенным огнем всей эскадры, один из них взорвался, а другой сбросил ход. Дистанция, рассеивание и все такое — это, конечно, многое значит, но когда по тебе сосредоточенно лупят несколько сотен стволов, а для полного уничтожения достаточно одного попадания, то шансы выглядят очень уж призрачными, а это действует на нервы…

Согнанным в кучу, как стадо баранов, кораблям, так же, как и в предыдущем случае, вывели из строя двигатели и двинулись дальше. Следующий мир вообще проскочили с ходу — там система была безжизненной, была единственная база и все. Транзитом никто не пролетал, так что и геморрою не было. Примерно на такой же результат рассчитывали и в следующем прыжке, но там, помимо базы, нарвались на корабли, следующие транзитом, да еще какие корабли!

Эскадра перешла уверенно и, обшарив пространство радарами и никого не обнаружив, спокойно двинулась к расчетной точке перехода, стремительно разгоняясь, но как раз в этот момент в пространство вывалились четыре корабля. Вернее, вначале вывалился один — скоростной курьер, тут же опознанный как русский корабль типа «Пегас», а вот сразу за ним появились еще трое — легкие крейсера, причем настолько экзотические, что Виктор, глядя на них, даже удивился, а компьютер довольно долго обрабатывал данные, прежде чем выдать вердикт: два корабля — легкие разведчики типа «Сидней», австралийских военно-космических сил (а больше таких очаровашек ни у кого не было), третий — крейсер-перехватчик типа «Виктори», что характерно, также принадлежащий к славным ВКС Австралии. И шли австралийцы явно не просто так, а гнались за «пегасом», причем до того уверенно и целеустремленно, что аж завидно было. Плюс они не только не уступали русскому кораблю в динамике разгона, но еще и превосходили его. Этого, конечно, не должно было быть, курьеры — по определению быстроходные корабли, однако же эта троица постепенно настигала русского и брала его в клещи. Впрочем, именно что «брала», в прошедшем, так сказать, времени. Увлеченные погоней, бравые австралийские хлопцы явно не ожидали застать здесь кого-то опасного для себя, а с учетом разницы в техническом оснащении с имперскими кораблями… В общем, когда их радары наконец смогли обнаружить эскадру Виктора, один из них, тот самый «Виктори», уже получил свое и спокойно распадался на атомы, второй отделался скользящим попаданием, распахавшим ему борт чуть ли не на всю длину корпуса и заставившим потерявший управление корабль беспомощно бултыхаться в космосе. Третий попытался развернуться, но сразу три крейсера ловко накрыли огнем чужеземную экзотику — на войне как на войне…

— А не поторопились ли мы? — задумчиво вопросил кто-то из капитанов. — В конце концов, мы ведь как раз с Россией воюем вроде бы, не с Австралией.

— Да и пес с ними, — отмахнулся Виктор. — Рефлексы сработали. Какая нам, в принципе, разница? Австралией больше, Австралией меньше, нам от этого ни тепло, ни холодно. И потом, этих мы еще, кажется, не били? Ну вот, считайте, пополнили коллекцию. Затормозите лучше курьера, а то он разгон не прекращает, похоже, дальше уходить намылился. Некрасиво это как-то, не поздоровавшись уходить. Кто там у нас про Австралию спрашивал? Клям? Анатолий Федорович, вам, как главному пацифисту, и карты в руки. Приступайте.

Анатолий Федорович Клям, командир крейсера «Граф Орлов» (это не в честь исторического персонажа, а в честь лейтенанта Орлова, героически спасшего в одном из походов роту десанта — у них на транспорте вышла из строя система управления реактором и лейтенант каким-то чудом ухитрился вручную управлять им до подхода спасательного корабля, схватил дозу радиации, но выжил), один из самых старых капитанов во флоте Империи, он был даже старше Айнштейна, не подкачал. Серия взрывов, огненными бутонами вспухших четко перед носом курьера, сразу же убедила его капитана в том, что он прямо-таки жаждет сотрудничать с Империей. Курьер моментально сбросил скорость и, повинуясь командам имперского флагмана, безо всяких эксцессов подошел к эскадре.

Вблизи стало наконец ясно, почему курьер так позорно позволил себя догнать — в хвостовой части корабля зияли дыры, как минимум один двигатель из четырех не работал. В принципе, ничего страшного, резерв мощности у таких кораблей достаточно велик, но динамика, конечно, пострадала. Во всяком случае, от скоростных крейсеров с такими повреждениями курьеру уйти было теперь достаточно проблематично и, если бы не имперская эскадра, в этом пространстве, очевидно, его поход бы и кончился. Возникал, правда, вопрос, почему корабли такого военного карлика, как Австралия, гнались за русским кораблем, причем не за каким-нибудь торговцем, а за курьером, государственная принадлежность которого сомнений не вызывала — курьеры просто никогда не продавались в частные руки. Или решили, что смогут обстряпать все чисто и правда наружу не выплывет (весьма сомнительно, кстати), или был еще какой-то фактор, которого Виктор попросту не знал, но выяснить который собирался незамедлительно.

Капитан курьера, прибывший на борт «Орла», был возмутительно молод — на вид ему было всего лет двадцать пять и погоны капитан-лейтенанта на его плечах выглядели несколько неуместно, равно как и тот факт, что у него уже был под командованием корабль. Впрочем, тут же одернул себя Виктор, он был куда моложе, когда принял под командование крейсер, да и погоны у него на плечах были посерьезнее, так что долой снобизм.

А вот когда капитан курьера сообщил, куда и зачем он держал путь (попробовал бы не сообщить, находясь фактически в плену и понимая, что сделать с ним могут что угодно, но информацию все равно получат — слухи об Империи в России ходили самые противоречивые и порой весьма жуткие), Виктор испытал острое чувство бешенства. Точнее, смеси бешенства и беспомощности. А еще точнее, бешенства, беспомощности и абсолютной ненависти ко всему миру вообще и к одному конкретному индивидууму в частности. Ну надо же, так подставить! Хотя теперь становилось понятным, почему Дракон торопился.

А было все просто, настолько просто, что проще и не придумаешь. Восемьдесят процентов русского флота, причем наиболее боеспособные восемьдесят процентов, ушли в поход. Осталась жалкая сотня (ну или чуть больше) кораблей. А у тех же американцев, не только практически восстановивших свой флот, но и даже качественно немного усиливших его, кораблей было почти семьсот штук плюс их разнокалиберные союзнички… В общем, над Россией сейчас висело больше тысячи кораблей разных классов, готовых в любой момент продавить жиденький заслон из русских кораблей и орбитальных станций, и число готовящихся к штурму лоханок непрерывно увеличивалось. Поразительно, но только патологическая привычка американцев собирать подавляющий перевес в силах, давно переросшая все разумные пределы, удерживала их от немедленной атаки и заставляла стягивать в кулак все, что возможно, однако такое состояние будет длиться недолго. Китайцы, как обычно, заныкались, ожидая развязки и наверняка готовясь погреть руки у чужого огня, немцы деликатно отошли в сторону (оно и понятно — они союзники Империи, но с Россией поддерживают только торговые отношения, так что в драку на чьей-либо стороне им лезть не резон), а все остальные, похоже, решили сообща покончить наконец с многовековым противником. А все почему? Да потому, что русский флот, которого все-таки если не боялись, то опасались, наглухо завяз на периферии исследованных миров, на границе с Империей и теперь никуда уже не успевал, да и знать не знали там о происходящем — станции связи американцы поставили под свой контроль в первую очередь. Впрочем, к флоту были посланы четыре курьера, благополучно перехваченные по дороге, — эту возможность противник тоже предусмотрел. Три курьера погибли, четвертый почти успел уйти, когда ему все-таки пропороли борт, и только встреча с имперской эскадрой спасла его от уничтожения.

Виктор не выругался, стадия бешенства как пришла, так и ушла, уступив место следующему, еще более жуткому состоянию — холодной, расчетливой ненависти. Да, сейчас Империя и Россия были в состоянии войны, но все-таки Россия была его родиной, и тому, кто на нее покусился, придется перешагнуть через его, Виктора, труп. Многие уже пытались это сделать — и где они теперь? Кто растекся по космосу кровавыми брызгами, а кто просто тихо-мирно догнивает под кустиками. И совершенно не играло роли то, что силы были явно неравны. Очень похоже, кому-то скоро придется познакомиться со ВСЕМИ военными достижениями Империи и эти достижения его ОЧЕНЬ, СМЕРТЕЛЬНО удивят.

— Лейтенант Айнштейн, — негромко произнес Виктор. Рядом с ним почти мгновенно материализовался лейтенант-десантник в лихо заломленном черном берете. — Возьмете свой взвод, пойдете на курьере. Взвод (это уже капитану курьера) — это чтобы вам какая-нибудь дурь в голову не пришла. Проследите, чтобы они передали информацию, а сами пересядете на драккар и передадите это же Лорду-Ад… Короче, Саш, передашь отцу, чтобы оставил два десятка кораблей потихоходнее в прикрытии, этого хватит, и всей эскадрой дул к Земле, я пока постараюсь задержать этих уродов. Желательно, чтобы эскадра Полякова тоже туда выдвигалась, но она один фиг отстанет, так что можете не слишком на них оглядываться. Капитан (это опять капитану курьера), ваш корабль мои люди сейчас посмотрят, если смогут — подрихтуют двигатель, если нет — придется вам идти на том, что есть. Ничего, доберетесь, перехватывать вас уже некому. Заодно дозаправят, топливо у меня малость получше, так что домчитесь с ветерком. Задание свое выполнить обязательно, не доберетесь — на том свете найду и убью. Господа офицеры (это уже своим командирам кораблей), у вас два часа на бункеровку — и вперед, останавливаться уже не будем. Если кто отстанет — может заранее заказывать себе гроб. Поехали!

Глава 10

Артиллеристы, Сталин дал приказ!

Артиллеристы, зовет Отчизна нас!

Под грохот наших батарей,

За слезы наших матерей

За нашу Родину огонь! Огонь!

В. Гусев

Имперская эскадра ломилась сквозь миры подобно невиданному тарану, форсируя двигатели и сметая все на своем пути. Пожалуй, никто не мог ожидать от имперцев такой прыти — да, всем было известно, что имперские корабли немного быстроходнее земных, а некоторым (не будем показывать пальцем, но это были экипажи русских кораблей, застрявших на границе Империи) теперь известно было и то, что они еще и лучше вооружены. Однако никто не знал, НАСКОЛЬКО быстроходны были имперские корабли, НАСКОЛЬКО хорошо вооружены и НАСКОЛЬКО лучше защищены, чем их визави. На этом, в принципе, и строился расчет Виктора — воспользоваться незнанием противника, появиться внезапно и устроить кровавую баню всем, кто не догадался разбежаться. Конечно, соотношение сил (во всяком случае, количественно) было совершенно не в его пользу, однако подавляющее качественное преимущество позволяло надеяться, что удастся хотя бы отвлечь американский флот от России, а там, глядишь, и Айнштейн со своими линкорами подойдет, да и Поляков, если ОЧЕНЬ поспешит, тоже может подтянуться. Впрочем, до этого надо было еще дожить.

Для начала Виктор, используя еще одну недокументированную возможность станций межпространственной связи, напрямую, минуя всех операторов (и совершенно незаметно для них, кстати), связался с Лютцовым. Видеоизображения, естественно, не было, однако по усталому голосу немца было совершенно ясно, насколько напряженная была ситуация в окрестностях Земли. Правда, новости радовали — штурм пока не начался, американцы до последнего пытались давить по дипломатическим каналам. Одновременно стало ясно, почему, как правило, осторожные американские политики решились на столь хамские действия — оказывается, в тот самый день, когда эскадра Виктора отправилась в поход, то есть спустя сутки после уничтожения израильского корабля, прошла информация о том, что русский и имперский флоты взаимно уничтожили друг друга в грандиозном сражении. Кто кого победил было, правда, неясно, но новость, видимо, была получена из надежного источника, поэтому американцы начали действовать незамедлительно. Похоже, они рассчитывали, что кто бы ни победил в том сражении, он все равно понес колоссальные потери и надолго будет теперь недееспособен. То ли Дракон подкинул американцам дезу, то ли оскорбленный Моссад расстарался, но факт оставался фактом — процесс, что называется, пошел.

Виктор заверил Лютцова, что ничего такого не было и быть не могло, и более того, не вдаваясь в нюансы, сообщил, что имперский флот очень скоро появится в Солнечной системе для серьезного и предметного разговора по поводу хамского поведения некоторых нехороших держав. «Невоспитанных детей принято пороть, а невоспитанных политиков мы намерены вешать», — заявил Виктор Лютцову и попросил в случае начала военных действий вмешаться и помочь русским продержаться до подхода помощи. Лютцов заверил, что и сам планировал боевые действия, потому как, во-первых, отлично понимал, что следующей станет Германия, а во-вторых, ни на йоту не верил в возможность сражения между русским и имперским флотами, равно как и в то, что действия американцев останутся безнаказанными. Старый лис, видимо, очень хорошо представлял, с кем имеет дело, поэтому и предпочел в свое время иметь в качестве союзника Империю, пусть она и далеко, так что тут можно было не волноваться, чем сможет — поможет. Другое дело, что и первоклассный немецкий флот был не слишком многочисленным, зато сами его действия наверняка окажутся для американцев неожиданностью, что несколько повышает шансы на успех.

Обговорив с немцем совместные действия, Виктор отдал приказ вновь заблокировать станции связи, после чего его эскадра решительно двинулась к Земле, не жалея топлива и двигателей, — главное сейчас было успеть, а все остальное было вторично, Империя торопилась. Теперь эскадра не задерживалась в пространствах, аккуратно тормозя чужие корабли — обогнать ее ни один земной корабль все равно не мог, а в другую сторону они могли идти сколько душе угодно, Виктору было все равно. Однако станции связи глушили исправно и сразу же открывали огонь по любому военному судну в этом мире, делая исключение, опять же, для русских и немцев. Дело было простое, артиллерия имперских кораблей могла, хотя и с небольшой на дальней дистанции точностью, простреливать системы практически полностью, насквозь, благо дальнобойности орудий хватало, и этот факт использовали, чтобы одновременно убить двух зайцев — хоть немного ослабить противника и одновременно потренировать артиллеристов в условиях, максимально приближенных к боевым. Виктор не без основания считал, что именно от артиллеристов будет зависеть исход сражения.

Бросок был совершен за рекордно короткие сроки и занял почти на десять дней меньше, чем ушло бы на такой же рейс у самого быстроходного земного корабля, не говоря уже об эскадрах, которые по определению ползли значительно медленнее. Ничего, кстати, удивительного — имперский флот изначально строился из расчета максимальной мобильности, поэтому одним из основных маневров, отрабатывающихся на многочисленных учениях, были совместные межпространственные переходы в составе соединений. В этом, кстати, и заключалось основное отличие тренировок имперцев от земных флотов, которые уделяли наибольшее внимание совместному маневрированию в пределах одного пространства. Впрочем, Империя и тренинги проводила почти вдвое чаще, чем США или Россия, и в разы чаще, чем все остальные. Вот и совершали имперские эскадры переход в идеальном порядке, не тратя потом время на восстановление построения, а сразу вновь начиная разгон, что, вкупе с лучшими двигателями, давало им немалое преимущество.

Перед последним прыжком корабли вновь произвели дозаправку, а транспорты отошли на один прыжок, чтобы, не дай бог, не быть застигнутыми врасплох вражеским флотом. Одиночных же кораблей военные транспорты Империи могли не опасаться, их вооружение позволяло даже в одиночку отбиться от легкого крейсера, а двигатели — сбежать от тяжелого. Втроем-вчетвером имперские транспортные корабли одиночного рейдера и сами могли замесить на пирожки, не сильно напрягаясь и ничем не рискуя, так что более шести десятков транспортов сами по себе были немалой силой. Однако все равно их отвели назад (хотя некоторые горячие головы в капитанских фуражках и рвались пойти в бой вместе с крейсерами), а эскадра, вновь разогнавшись, совершила переход в Солнечную систему, на самую ее периферию, аккурат у границ эффективного действия земных радаров.

В первый раз в истории имперский флот входил в пространство материнской планеты для того, чтобы начать здесь войну. Мысль эта категорически не нравилась всем, и все без исключения командиры кораблей получили строжайший приказ: планету не зацепить, бить только по кораблям! Однако, когда на экранах появилось нечеткое пока изображение противника, кто-то присвистнул, а общим выражением отношения к происходящему стала простенькая фраза, произнесенная одним из офицеров-десантников:

— Ну ни фига себе!

Действительно, все знали, что противник численно имеет огромное превосходство, но одно дело знать абстрактные цифры и совсем другое увидеть всю эту армаду даже так вот, издали.

А на орбите Земли между тем как раз завязывался бой. Имперская эскадра почти успела и теперь был шанс избежать тотальной бойни на планете. Другое дело, какова будет цена этого и готова ли Империя ее заплатить…

Виктор мысленно выругался. Если быть до конца откровенным, лезть в драку с таким соотношением сил ему не хотелось и он рассчитывал, что русские политики смогут протянуть время хотя бы еще два-три дня. Эскадра Айнштейна отставала от него, как прикинул Виктор, всего часов на тридцать и, даже если не брать в расчет корабли, оставшиеся оборонять собственно Империю, несла половину вымпелов и почти семьдесят процентов орудий. Объединив силы, имперский флот мог в два счета устроить здесь бойню, сейчас же Виктору оставалось надеяться лишь на своих артиллеристов да еще на скорость и маневренность имперских кораблей, потому что, как ни крути, пятнадцатикратный перевес в численности — это нечто.

Виктору пришла в голову мысль, что, возможно, он сам спровоцировал активизацию военных действий — американцев не могла не насторожить потеря связи со все большим числом баз и они, естественно, закопошились. Но теперь это было уже не важно — приходилось жрать то, что дают.

Хотя, с другой стороны, бой на орбите шел пока что ни шатко ни валко — американцы лениво перли, русские азартно отстреливались. Ничего удивительного в этом, впрочем, не было — еще до начала боя, да и потом тоже, американцы, не имея опыта штурма хорошо укрепленной планетарной обороны, насовершали немало ошибок, которые хоть и не угрожали им в целом, но жизнь осложнили изрядно. Во-первых, они недооценили противника и в результате поступили так, как привыкли действовать всегда — провели массированную бомбардировку с драккаров. Точнее, попытались провести бомбардировку.

Россия — это все-таки не ближневосточный карлик, она пока что сама производит оружие, и оружие хорошее. Во всяком случае, если русские драккары и уступают американским, то не все и ненамного, плюс они базируются в основном на стационарных космодромах, и авианосцы, которые ушли с эскадрой Полякова, не сильно уменьшили их численность. Русские традиционно вообще на авианосцы не очень то рассчитывали, и сейчас это оказалось для американских адмиралов неприятным сюрпризом. Их драккары, привязанные к авианосцам или мотающиеся с баз через половину мира, оказались в невыгодном положении по сравнению с русскими, которые могли, взлетев, сразу вступить в бой, а при нужде им не надо было тянуть к своим бог знает куда на последнем издыхании. Плюс отлично продуманная и глубоко эшелонированная планетарная система ПВО, которая вела огонь почти непрерывно, не столько даже сбивая вражеские драккары (современную машину сбить весьма непросто), сколько заставляя их бестолково метаться, не давая наносить удары, и мешать друг другу. В результате в воздухе и околоземном пространстве происходила натуральная свалка, все больше выходящая из-под контроля американских адмиралов.

Второй ошибкой оказался расчет на фронтальную атаку и соответствующее построение флота. Нет, конечно, при таком численном перевесе все системы обороны русских должны были быть просто сметены еще в первые минуты боя, но вот тут-то и проявила себя иезуитская хитрость русских — их орбитальные крепости висели на низкой орбите и любой промах уходил в атмосферу планеты. А атмосфера — штука хрупкая, сегодня ты ее над Россией продырявишь, а завтра в Америке радиоактивный дождь пойдет. Оно им надо? Так что в случае фронтальной атаки — только точечные удары легким оружием, в то время как калибру орбитальных крепостей линкор позавидует, да так, что его команда во главе с капитаном на собственных галстуках повесится. И лупят русские из этих калибров совершенно не стесняясь, ибо куда ни попади — все равно попадешь в кого надо. Плюс русские корабли (а это хоть и старые да тихоходные, но все больше линкоры и мониторы) по орбите туда-сюда дергаются и тоже палят куда попало и из чего попало. Плюс собственные драккары крутятся да «мэйдей» орут, мол, расстреливают их. Так что работать привычно, как в тире, у американцев не получается, хоть убей — крепости орбитальные, они хоть и здоровые дуры, но в масштабах космоса не смотрятся, да и по сравнению с планетой тоже не очень, с большой дистанции, где рассеивание, особенно когда калибры невеликие, сказывается сильно, фиг попадешь, а ближе подойти как-то страшно. Вот и вертелись они довольно долго и нудно — решали, что делать.

Потом, видимо, нашелся грамотный адмирал, смекнувший, что так можно висеть до морковкиного заговенья да заодно все драккары потерять, и американский (а заодно и все остальные) флот начал перестраиваться, чтобы лупить с более выгодных фланговых ракурсов, не цепляя атмосферу. Правда, и тут возникли сложности — основные силы планетарной обороны России были над ее плотно заселенной европейской частью, а там на стороне русских совершенно неожиданно выступил немецкий флот, атаковавший американских союзников внезапно и с тылу. Первыми под удар попали англичане, потом норвежцы… Словом, когда на нахалов смогли-таки адекватно отреагировать, потери зашкалили за все разумные пределы. Однако все это могло лишь оттянуть развязку — американцы постепенно раскачались и, похоже, взялись за дело всерьез.

Виктор усмехнулся, глядя на картину боя. Приятного было мало, однако предсказуемость американцев не могла не радовать. Легкими движениями пальцев он ввел в главный компьютер крейсера траекторию сближения, радуясь, что все основные тактические наработки уже там и ничего не надо выдумывать на ходу, потом вызвал на связь командиров кораблей.

— Слушайте сюда, — в своей обычной перед боем спокойно-нагловатой манере начал он. — Сейчас сброшу вам траекторию атаки. Дальше просто, как на учениях, выходим на дистанцию восьмидесятипроцентной вероятности поражения, отстреливаемся и отходим. Дальше ждете команды. Строй мне держите, олухи! Пока мы работаем эскадрой, хрен что нам сделают, распадемся на отдельные корабли — порвут поодиночке. На этом этапе проблем быть не должно, но все равно, на всякий случай и чтобы потом не повторять, получите повреждения двигателей или систем наведения — не геройствуйте, все равно не поможете, а подставите всех. Драпайте, по возможности, навстречу Айнштейну. Цели баллистический компьютер уже распределил, ознакомьтесь, чтобы потом вдвоем-втроем по одному кораблю не лупили. Приоритетность целей понятна?

— Не совсем, — отозвался один из капитанов. — В первый залп я бы валил флагманы, а не эти копии дисколетов. От них в бою все равно толку нет.

— Эти копии, при всех их недостатках, единственные, кто теоретически может нас догнать. Зачем нам неприятности? Их и всего-то меньше трех десятков, так что не страшно. Еще вопросы? Нет? Тогда вперед.

Первый этап прошел в точности так, как планировалось. Имперские корабли аккуратно заняли позицию в предписанном квадрате, откуда можно было вести огонь, не опасаясь отстрелить кусочек Земли, легли в дрейф и спокойно навели орудия, благо цели были распределены заранее. Американцы к тому моменту только-только начали шевелиться — очевидно, сравнительно небольшая, пусть и очень быстроходная эскадра, да еще расположившаяся на дистанции, явно в разы превышающей дальнобойность лучших земных орудий, не слишком их насторожила. Тем большим сюрпризом для них явились огненные всплески на месте их лучших кораблей. Имперские крейсера спешно опустошали энергонакопители, выбивая флагманские корабли, линкоры, линейные крейсера и в первую очередь наиболее быстроходные корабли всех классов. На авианосцы никто пока не обращал внимания — непосредственного участия в бою от этих гробов ожидать не приходилось, а драккары Виктор в расчет пока что не принимал, здраво рассудив, что находится за пределами их эффективной дальности.

У каждого плюса есть и свой минус. Был такой и у нового вооружения имперских кораблей. Если старые орудия вполне прилично работали непосредственно от энергии, вырабатываемой реактором, то для новых артсистем такой подход не годился — слишком велико было их энергопотребление. Был, правда, вариант поставить более мощные реакторы, но от этого пришлось отказаться и из-за возросших габаритов, и из-за колоссальных аппетитов последних, на крепостях их еще ставили, а вот на кораблях — увы. У предков дисколетчиков подходящие реакторы в свое время были, но эту технологию пришлось восстанавливать практически с нуля и до ума новые реакторы довести пока что не успели. Пришлось извратиться — в помощь реакторам устанавливали мощные энергонакопители, которых хватало, в зависимости от емкости накопителей, их количества и калибра орудий, на восемь-двенадцать залпов, после чего имперским кораблям требовалась передышка на перезарядку. Впрочем, как оказалось, в данном случае запредельно серьезным недостатком это не было — каждый из имперских кораблей одновременно, в пределах одного залпа, вел огонь сразу по трем-четырем кораблям противника и одного-двух, максимум трех попаданий хватало, чтобы в клочья разнести любой американский линкор.

Все получилось на редкость просто — эскадра Виктора даже не стала менять позицию, перезаряжая накопители прямо там же, на месте. К тому времени, как перезарядка закончилась, сильно потрепанный американский флот, превратившийся после обстрела и потери всех флагманских кораблей в кучу бестолково маневрирующих индивидуумов, наконец обрел какое-то подобие порядка и двинулся в сторону имперских кораблей, стремясь занять позицию между ними и Землей.

К чести того, кто им сейчас командовал, кем бы он ни был, даже какое-то расстояние пройти успел, надо сказать, хотя и совершенно недостаточное. Вполне логично и предсказуемо. А раз предсказуемо, то и заранее готовый ответ есть — имперская эскадра ловко разделилась, тем самым сводя на нет тактически правильное решение атаковать со стороны планеты и, используя преимущество своих кораблей в динамике, не входя в зону поражения американских орудий, обработала их корабли с двух сторон. А потом еще раз. Большего не потребовалось, понеся колоссальные потери, остатки американского флота попытались спастись бегством, однако и этого им сделать не дали — точным огнем частично уничтожив, а частично согнав корабли в кучу, Виктор потребовал от них выбросить белый флаг. Поощряемые видом периодически взрывающихся кораблей, американцы думали недолго. Вот так величайшее сражение в истории Земли и закончилось, фактически не успев начаться.

А еще через сутки в систему вошла эскадра Айнштейна и имперский флот гордо двинулся к Земле.

Глава 11

Сколько троп и дорог

Для меня заплелись в одну —

Я иду по своей земле…

К. Кинчев. «Трасса Е-95»

Их собрали в относительно удобном зале, идеально приспособленном для заседаний небольших групп людей, и было их не больше двухсот человек. Относительно удобным этот зал можно было бы назвать, пожалуй, только потому, что все здесь сидящие привыкли, что не их собирают, а они вызывают к себе кого-нибудь, и этот кто-нибудь, будь он хоть министром, хоть президентом, прибежит вприпрыжку, роняя тапочки, и будет ждать в приемной. Нет, конечно, бывало, что встречались и равные, но, как правило, маленькими группами и в местах, которые выбирали сами, многие, получившие свое положение не по наследству, а выбившиеся в люди из низов (ну, скажем, из обычных банкиров), еще помнили те времена, когда вызвать могли их самих, но вот так, как сейчас, их собрали впервые.

Они все знали друг друга, но сейчас узнавали, в общем-то, с трудом — да и как, простите, узнать главу совета мафиозных кланов Великобритании, всегда одевающегося, как и положено настоящему лондонскому денди, по последней моде в костюмы, стоящие целое состояние, если он вывалян в грязи, как свинья? Или вон того умника в драном костюме для гольфа? А ведь крупнейший банкир… Или вон сидит… Ну да, его узнать как раз можно, арабского шейха не спутаешь ни с кем, даже если у него лицо напоминает хорошую отбивную и половины зубов явно нет. Похоже, его били ногами. А вот китаец сидит спокойно. Ну да, его пригласили… А вот глава якудзы, видать, схватил прикладом по роже, и, судя по всему, кто-то аккуратно прострелил ему обе коленные чашечки. Ну да, он ведь имеет восьмой дан по карате или чему там, вот и постарались, чтобы ногами лишний раз не махал. Похоже, еще и правую руку сломали или сустав выбили. А вон там внесли и бросили прямо на грязный пол какого-то имама. Папа римский тут же, его, похоже, выдернули прямо из постели, и спал он в ней, судя по засосам на шее, не один. Ну да ладно, дело молодое — прошел недавно курс омоложения в какой-то из немецких клиник, у них хорошие имперские методики, вот гормоны и взыграли… В общем, здесь собрались те, кто был реальным властителем мира, те, кто ставил необходимых политиков и снимал неугодных, назначал и отменял кризисы, решал, куда двинуть флоты. Были, правда, среди них и реальные политики, президенты и премьеры, но их официальный статус все равно был заметно ниже реального. И собрались они не по своей воле.

Их собрали, а точнее приволокли сюда солдаты. Обычные солдаты, иногда даже не имперские, а свои, родные, можно сказать. Вон, например, итальянского премьера выволокли из кабинета свои же карабинеры, еще и по голове настучали, чтоб не брыкался. Конечно, у каждого из официальных и неофициальных правителей мира была своя служба безопасности и, вздумай за ними прийти полицейские или какие-нибудь ФБРовцы, пришедших в лучшем случае пинками спустили бы с лестницы, однако против решительно настроенной армии, выходящих на прямую наводку танков и висящих в небе в качестве силовой и, главное, моральной поддержки имперских крейсеров, не выстояла бы никакая служба безопасности. А ведь все собравшиеся были в курсе, что когда некоронованный король пиратов Юго-Восточной Азии Чин Лаен попытался скрыться и ухитрился уйти от преследования, один из таких вот крейсеров просто сбросил на Сингапур, в котором он прятался, гравитационную бомбу. По слухам, образовавшаяся на месте города воронка заполнялась водой океана в течение нескольких часов. Империя не собиралась шутить.

А потом открылась неприметная дверь и в помещение вошел высокий худощавый человек в простой форме офицера военно-космических сил Империи. Окинув спокойным, очень усталым взглядом собравшихся, он поднялся к столу, за которым обычно собирался президиум. Плюхнулся в мягкое кресло, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу, секунду помолчал, а потом брезгливо, с презрением бросил:

— Стадо. Я думал, что увижу кого-то действительно достойного, а здесь такое же стадо, как и везде.

Синхронный перевод был выше всяких похвал, даже те, кто о русском языке имел самое поверхностное представление (в смысле, слышал, что есть такая страна — Россия), смогли понять не только слова, но и вложенный в них оскорбительный смысл. А Виктор (а это был именно он) между тем, казалось, потерял к собравшимся всяческий интерес. В принципе, сейчас он мог себе это позволить — Империя победила в большой войне и противопоставить ей сейчас что-либо не мог никто. Единственные уцелевшие (пусть и частично) флоты — русский, немецкий, китайский и, смешно сказать, монгольский и югославский — были имперскому флоту не противниками. К тому же немцы были союзниками Империи с самого начала, а в России, которую в случившейся недавно бойне поддержали, кроме немцев, только Монголия и Югославия, готовы были имперцев на руках носить. Хотя, как заметили многие собравшиеся, в этом зале было и несколько русских.

Ну а Китай, конечно, поступил умнее всех — дождался момента, когда исход сражения стал ясен, и под шумок загреб под себя кусок Индии, кусок Пакистана, еще несколько кусков от ближайших соседей, благо их и без того не самые мощные флоты были только что частично уничтожены, частично пленены имперским флотом. Вообще, совершенно неожиданный для всех был результат — вошли имперские корабли в систему и, практически не заморачиваясь на тактике и тем более стратегии, тупо всех поубивали. Однако все собравшиеся здесь понимали, что никакое преимущество не будет вечным и, дай только срок, они отомстят наглым выскочкам за все, и в первую очередь за неуважение к сильным мира сего. Они еще не осознали, что ни они сами, ни их капиталы, ни связи, ни духовные последователи (у кого они есть, конечно) не значат теперь абсолютно ничего.

Они все знали Лорда-Адмирала и до того, и многие даже допускали (а как же иначе — реальные рычаги влияния на Империю у них отсутствовали, а значит, человек, который ее контролировал, был однозначно личностью незаурядной), что он равен им. Для тех, кто сам локтями пропихался наверх, эта мысль кощунственной не казалась, да и остальным, в общем-то, тоже. Но относиться к Лорду-Адмиралу они все равно привыкли, как старшие к младшему, и были подсознательно убеждены, что рано или поздно все вернется на круги своя. Как они ошибались!

Между тем Виктор извлек из нагрудного карману пачку папирос, на взгляд собравшихся, самого плебейского вида, и зажигалку. Хорошую зажигалку, старого образца, бензиновую. Закурил, с чувством выдохнул огромный клуб дыма и вновь принялся рассматривать сквозь сизое марево собравшихся со все тем же брезгливым интересом, напоминая со стороны студента-биолога, наблюдающего в микроскоп одноклеточных. Амеб всяких да инфузорий-туфелек. Вот этого некоторые из собравшихся стерпеть уже не могли, тем более что кроме них и Виктора в зале никого не было.

— Можем мы узнать, для чего нас всех сюда позвали? — брюзгливо спросил один, по виду стопроцентный американец.

Несколько человек поддержали его кивками — внушительными, вальяжными. Впрочем, это были, в большинстве случаев, те, кого доставили достаточно аккуратно. Они, видимо, еще не осознали серьезности положения и смену социального статуса. Более умные (в основном евреи с их развитым чувством самосохранения) и более помятые при доставке предпочли осторожно промолчать.

Виктор докурил папиросу, аккуратно раздавил бычок в пепельнице и ответил:

— Да вот, решил посмотреть на «мировую закулису». А то столько про вас слышал, а видеть все как-то не доводилось. Некоторые, правда, по телевизорам мелькали, но кто я, а кто вы… Ну и решил посмотреть на вершителей судеб напоследок, пока возможность есть. Оказывается, ничего особенного, люди как люди, ничего демонического… Кстати, могу вас поздравить: вашу казнь будут торжественно транслировать все телеканалы.

— Какую казнь? — не понял кто-то.

— Вашу, естественно, — любезно ответил Виктор. — Надо же с вас что-то поиметь, вот и будет пропагандистская акция, любому народу нравится, когда вешают самых упитанных. Это не я сказал, это один старый писатель… Хотя, может, и он подслушал где, неважно. Так что через… — тут Виктор поднес к глазам руку с часами, прищурился, — двадцать семь минут начнется трансляция и вас торжественно вздернут. Ну и до кучи несколько десятков политиков, они люди публичные, куда же без них. Могу, кстати, обрадовать — ваши семьи никто уничтожать не собирается, я же не зверь какой. Сошлют просто всех скопом на урановые рудники, пожизненно… Года два протянут, никак не меньше.

Виктор откровенно издевался — действительно, когда еще появится такая возможность? Жалости к этим людям он не испытывал никакой — скорее, злость и раздражение. Да, они никогда не проливали чью-то кровь сами, они были респектабельны и важны, но по их прямым или косвенным приказам это делали другие. И Виктору просто хотелось втоптать их в грязь и отомстить, на глазах всего мира показать, что неприкасаемых у нас нет. Однако ему уже стало просто скучно — очевидно, он элементарно устал. И потом, триумф представлялся ему как-то иначе, как результат победы над могучим врагом с заслуженным призом в конце пути. Каждый раз пока что так и получалось, а тут…

Ну чего, спрашивается, он так боялся этого сражения, хотя и понимал умом, что сильнее? Ну, конечно, численностью он уступал очень сильно, но все-таки это оказалось не более чем стереотипом — подавляющее численное превосходство вполне ожидаемо оказалось бессильно перед мощью сверхвысоких технологий, подкрепленных отличной выучкой. Даже никакой героизм не потребовался — войны не получилось, получилось побоище. И куча тактических наработок, над которыми он ночами не спал, тоже оказалась не нужна и полетела в корзину — противник успел сделать только один ответный ход, на второй ему просто не хватило времени. А потом в руки упал плод… Гниловатый какой-то.

Вместо триумфа получил работу, тяжелую и грязную, выматывающую работу. Для начала пришлось показать всем, кто здесь главный. Конечно, остатки американского флота (и всех прочих флотов, кстати) сопротивления уже не оказывали — уцелевшие офицеры противника, будучи профессионалами в своем деле, хорошо понимали, что их, если захотят, просто расстреляют, поэтому безропотно подходили по одному и принимали на борт абордажные группы. Те, впрочем, вели себя на редкость корректно — блокировали системы навигации, управления огнем и маршевыми двигателями, после чего указывали координаты точки, в которой сдавшемуся кораблю надлежит висеть и не дергаться. Виктор обещал сдавшимся жизнь — ему верили, потому как, во-первых, он своих обещаний пока что не нарушал (никто, во всяком случае, не помнил об этом), а во-вторых, потому что деваться было некуда, все еще были в шоке от столь впечатляющего разгрома, а в таком состоянии человек вообще дергаться лишний раз не склонен, особенно когда альтернативой плену является мгновенное уничтожение.

Потом подошел приотставший малость Айнштейн и объединенный имперский флот приступил к зачистке, которая заключалась в подавлении средств орбитальной обороны и узлов сопротивления на планете. В отличие от экипажей кораблей, там руководство осуществлялось штабными генералами и адмиралами, которые указания политиков ставили выше здравого смысла. Что-то рациональное в этом, безусловно, было, но не сейчас — орудия имперских кораблей вскрыли орбитальные крепости, как жестянки. Некоторые американские корабли, особенно авианосцы, не участвовавшие в самоубийственном (хотя и дающем какие-то призрачные шансы на победу) броске навстречу имперской эскадре, рванули прочь из системы. Им постреляли вслед, но тех, кто успел уйти, ловить не стали, отложив эту второстепенную задачу на потом — все равно никуда не денутся, автономность их невелика, а базы потом можно будет и уничтожить.

Расковыряв орбитальную оборону, имперский флот снизился и, прикрывшись силовыми полями, в два счета подавил наземные узлы обороны. Конечно, орудия там были помощнее, чем на орбитальных станциях, но для того, чтобы проломить щиты штурмовых линкоров, их калибр был все равно недостаточен. Ну а уничтожив основные военные объекты и посбивав пытающиеся атаковать драккары (к слову, некоторые пилоты драккаров показывали при этом чудеса героизма и заслужили в глазах имперцев невольное уважение), имперские линкоры зависли над столицами крупнейших держав, после чего по всем каналам и через старинные, но от этого не менее эффективные громкоговорители началась трансляция обращения Виктора (тщательно проработанного группой специалистов под руководством Айнштейна) ко всем, кто его слышит. Не услышать было сложно.

Обращение было, в принципе, достаточно простым. Всем предлагалось бросать оружие и сдаваться. При этом Виктор обещал, что какие-либо санкции к тем, кто сдался, применяться не будут — к простым солдатам, честно и даже иногда храбро исполнявшим свой долг, претензий у Империи не было. Более того, всем желающим, чином не выше лейтенанта, в качестве альтернативы предлагалась служба в колониальных войсках Империи с сохранением званий. Естественно, это относилось к тем, кто не совершил военных преступлений, однако, с учетом того что война к прибытию имперского флота только началась, этот пункт можно было считать формальностью. К старшим офицерам и генералитету претензий у Империи, в принципе, тоже не было, но, с учетом того что позорно проигравшие войну полководцы никому не нужны, их предполагалось просто разогнать без пенсий по домам после, естественно, проверки в контрразведке или, как вариант, оставить на службе в качестве рядовых и даже сержантов, если, конечно, им на это мозгов хватит.

Мирным и законопослушным гражданам (даже с учетом того, что именно с их молчаливого, а иногда и вовсе даже громогласного согласия флоты их государств атаковали русские города) гарантировалось, что их, если они ни при чем, никто трогать не будет. Больше того, порядок наведут и с преступностью покончат. Ну а политикам (всем без исключения) гарантировался суд строгий, но справедливый. Ну а руководить ими будут, естественно, честные и справедливые люди, причем неимперского происхождения. В качестве доказательства со всех экранов смотрели суровые лица О'Салливана (его еще помнили) в парадном мундире адмирала военно-космических сил США — только что назначенного наместника Империи в обеих Америках, его заместителя Роммеля (тоже в американской форме), представителя Империи по делам Ближнего Востока капитана первого ранга Зингельмана (со своим острохарактерным профилем) и руководителя создаваемой Европейской провинции Империи фон Лютцова.

В качестве альтернативы предполагалась бомбардировка с кораблей ну и, до кучи, высадка десантных частей русской армии. При этом деликатно напоминалось, что русские сейчас очень злы и что за возможные некорректные действия Империя ответственности не несет и за последствия не отвечает. На обдумывание и принятие решения давался час. Демонстрируя серьезность намерений, рядом с имперскими кораблями появились русские военные транспорты.

Ровно через час, не дождавшись ответа, Империя начала действовать. Гравитационные бомбы были сброшены на Париж, Лондон, Стамбул, Нью-Йорк, Торонто, Токио, Мехико и еще несколько крупных городов, в Великобритании началась грандиозная зачистка с массовыми расстрелами и поголовным определением в лагеря (попавшим туда сразу объявили, что их ждет пожизненная каторга в славящихся плохими условиями лунных шахтах), после чего Империя повторила свое предложение. На сей раз большинство ему вняло, и теперь Земля почти полностью контролировалась Империей и ее сателлитами.

В числе сателлитов, кроме Германии, которой была предложена широкая автономия (немцы, поломавшись для вида, приняли предложение стать для остальных соседей высшей расой), неожиданно вошла и Россия с союзниками (тоже автономиями и тоже с широкими правами). Виктор честно предупредил, что намерен навести в России свои порядки и наведет, благо к возникшей после последних событий широкой популярности в народе мог добавить ударный флот. Русские политики тоже поломались, но тоже решили, что предложение Виктора (отставка, персональная пенсия и гарантии безопасности) все-таки предпочтительнее разбирательств на тему «и как вы, некомпетентные да продажные наши, дошли до жизни такой»? С гарантированным трибуналом в конце. Прибывший наконец во главе флота адмирал Поляков Виктора, в общем-то, поддержал, почему и сохранил и звание, и должность. Вот так нежданно-негаданно Земля превратилась в завоеванную территорию.

Вот такая ситуация сложилась на тот момент, когда Виктор собрал «сильных мира сего». Впрочем, какие они теперь были сильные? Финансовая мощь их исчезла в одночасье — на территории Земли действовала только имперская валюта, все прочие деньги превратились в ничто. Заводы были национализированы в пользу Империи, для управления всеми видами производств прибывали управленцы из Империи, гражданство жителям завоеванных территорий давалось третьего класса (военнослужащим, оставшимся служить новой власти, — второго, так что сейчас они невольно оказались элитой местного общества и потому, хотя никто из них выше лейтенанта не мог подняться в принципе, за Империю и даруемые ей привилегии простые солдаты готовы были глотку кому угодно перегрызть), словом, все прелести жизни на завоеванных территориях. Причем все изменения происходили настолько быстро, что большинство здесь присутствовавших, может, и поняли, но еще не почувствовали их.

Были, правда, и положительные моменты. Например, в одночасье была ликвидирована преступность. Делалось это элементарно — брался преступник и тупо вешался на фонаре, благо полицейские архивы достались Империи в целости и сохранности. Нахождение в тюрьме тоже не спасало — Айнштейн, руководивший процессом, решил, что незачем зэкам казенную баланду переводить, поэтому был проведен ускоренный медикаментозный допрос, кого-то выпустили, а остальных частью расстреляли, частью загнали на урановые рудники — и неизвестно еще, кому повезло больше. То же самое было с террористами — взяли террориста (а сейчас для медикаментозного допроса достаточным основанием считалось малейшее подозрение), расспросили его серьезно и вдумчиво, и расстреляли. А семью — на рудники. Действовало.

Ну, правда, без эксцессов не обходилось. Ближний Восток полыхнул по привычке. Подавили быстро и просто — дали сутки на то, чтобы непричастные (а непричастность проверяли опять же быстро) вышли, ну а кто не вышел — сам виноват. Города залили напалмом, скалы расковыряли гравитационными бомбами. Жестоко, но действенно…

Опять же национальный вопрос решили просто и действенно. Негров — в Африку, вне зависимости от их происхождения и места проживания, без оружия, без инструментов, вообще без ничего, некоторых даже без штанов, в чем были. Запинывали их на корабли и просто вышвыривали их на черный континент, предупредив, что любого, кого поймают вне Африки (с севера ограничив их ареал Сахарой), пристрелят тут же. А джунглей всем хватит. Евреев поголовно переселили в Израиль, благо места после того, как арабов отгеноцидить пришлось, было в избытке. Ну и тоже установили границы, за которые вылезать не рекомендовалось. Правда, некоторым исключение делалось — инженеры и ученые, живя в Израиле, работать могли где угодно, в армии могли служить опять же.

Виктор отогнал от себя тяжелые мысли, вздохнул и щелкнул пальцами. Вошел имперский лейтенант в тяжелой десантной броне, позади него виднелись головы солдат в американской (пока еще сменить не успели) форме. Виктор приветственно кивнул им.

— Делайте вашу работу, господа. Они мне, оказывается, неинтересны. Вон того только оставьте, — Виктор невежливо ткнул пальцем в китайца. — С ним потом решим.

Когда отчаянно брыкающихся политиков и финансистов выволокли из зала, Виктор поманил китайца пальцем. Тот подошел — уверенно, с достоинством, видать, был уверен, что уж ему-то ничего не грозит. Неумные все-таки они, китайцы эти.

— Догадываетесь, почему вы не отправились за ними следом?

— Потому что наша страна не воевала с вами.

— Ответ лежит на поверхности и потому неточен. Вы не воевали с нами и потому не уничтожены поголовно. Ну а разговариваю я с вами потому, что так проще всего решить некоторые вопросы, касающиеся будущего Китая.

Виктор улыбнулся. Китаец улыбнулся в ответ. Виктор улыбнулся еще шире.

— С завтрашнего дня начнется оборудование нескольких десятков тяжелых транспортов гибернационными камерами. Сколько — мы еще не решили, но не меньше пятидесяти штук. По нашим прикидкам, каждый такой транспорт сможет принимать на борт от трех до пятнадцати тысяч человек. По мере входа в строй эти транспорты будут пригонять в порты Китая, там грузим их вашими соотечественниками и отправляем прочь с Земли. Тут неподалеку, в трех прыжках всего, есть одно миленькое пространство, в нем когда-то ядерная война была, но сейчас радиационный фон почти повсеместно в норме. Людей там не осталось, но кое-какая флора-фауна есть. Забросим туда вам сельскохозяйственную технику, в течение года переселим вас поголовно — и живите, как хотите. Выход в космос запрещен, уж это мы проконтролировать сможем. Все ясно?

— Альтернатива?

— Полное уничтожение.

— За что?

— Ну не нравитесь вы мне, — с обезоруживающей улыбкой ответил Виктор и шутовски развел руками. — Не нравитесь. Для меня причина достаточная. Можете идти. Организатор вы хороший, справитесь, на родину вас доставят.

Когда китайца увели, Виктор вздохнул и, вновь откинувшись в кресле, прикрыл глаза — он не спал уже двое суток и, хотя космического первопроходца готовили и не к такому, чувствовал себя неважно. Из полудремы его вывел знакомый голос:

— Красивое решение, мой мальчик.

— Да уж, стараемся, Петр Семеныч.

Виктор лениво приоткрыл один глаз. Дракон сидел в соседнем кресле и хитро улыбался.

— А тебе не кажется, что рано или поздно они оттуда выберутся? Вода ведь дырочку найдет…

— Нет, не выберутся, не успеют. Они этого не знают, вы не знаете, но глубокий анабиоз приводит к разладке репродуктивной функции, именно поэтому на кораблях будут установлены как раз такие системы. Причем эти даже не поймут ничего — эффект проявляется во втором-третьем поколении. Этого, конечно, можно избежать, лечится такая ерунда запросто, но надо ведь знать, что, как и чем лечить. Вымрут узкоглазые в течение ближайших двухсот лет. Может, я и никудышный стратег, но как тактик я неплох и на два хода вперед как-нибудь уж продумать сумею.

— Ты чудовище, Виктор.

— Я знаю, — просто ответил Виктор. — Я никому и не говорил, что я хороший. И потом, я ведь не обещал ему, что они там выживут… А теперь, может, объясните мне наконец, зачем вам надо было провоцировать эту войну, подставлять Америку… зачем вам был этот суперсложный заговор? Ну не верю, что все ради того, чтобы я оказался на верхушке власти.

— Помнится, ты сказал: «Ответ лежит на поверхности и потому неточен»… Знаешь, тебя подвела привычка все усложнять. Ответ действительно на поверхности. Мне было все равно, кто придет к власти, просто я, как это ни банально, патриот своей страны и хотел, чтобы у власти тоже был патриот России. Ты подходил не то чтобы идеально, но все-таки… Честен, умен, образован…

— Ну только не надо мне дифирамбы петь.

— Не перебивай старших, это не комплименты, а констатация факта. Так вот, ты — не политик, но политики и не нужны, нужна сильная рука, ставящая интересы Родины превыше собственных, а ты вдобавок еще и оказался неплохим флотоводцем. Ну и везло тебе по-крупному, конечно, куда же без этого. Россия ведь проигрывала, еще лет двадцать-тридцать — и все, запаса времени почти не было. Я сумел в свое время ознакомиться кое с какими выкладками наших аналитиков, вот тогда и родился план, а ты его, сам того не зная, с успехом осуществил. Правда, тебя было сложно контролировать, особенно в мелочах, когда ты с флотом пошел по второй оси, я вообще думал, что все, надо аварийный вариант в ход пускать.

— А что, был и такой?

— Ну конечно, ты что, считаешь меня идиотом? Был, был… Но мы отвлеклись. Ну и еще, я не ожидал, что ты наберешь такую мощь. Столь впечатляющего разгрома американцев никто и предположить не мог. Ну да это все детали. Лучше скажи, ты когда коронацию собираешься проводить?

— Не будет никакой коронации, я вам тысячу раз говорил уже.

— А ты подумай. Империя без императора — нонсенс. Людям нужен символ, иначе начнется разброд и шатание.

— Знаете, я решил уже… И вообще, идите-ка вы… Подальше. Вы, конечно, умный человек, умнее меня, но вот прямо сейчас мне хочется вас пристрелить. Верите?

— Конечно, верю, — Дракон поднялся, одернул парадный мундир со всеми регалиями. — Если что, ты знаешь, как меня найти.

— Да знаю уж, — устало вздохнул Виктор. — Один вопрос: Поляков — ваш человек?

— Не совсем. Но я встречался с ним сразу после того, как пришел курьер и Айнштейн двинул свой флот в сторону Земли. Скажем так, Полякова я смог убедить.

— Да уж, вы кого угодно убедите. Ладно, идите уж.

Когда Дракон вышел, Виктор подошел к большому панорамному окну, попытался открыть его, но стекло здесь просто технически не открывалось, помещение проектировалось под кондиционирование. Тогда Виктор вытащил из кобуры лучемет, отошел чуть назад и тремя выстрелами вышиб стекло. Подошел к краю, вдохнул врывающийся в помещение прохладный воздух, безбоязненно посмотрел вниз и, улыбнувшись, окинул взглядом открывающийся с двухсотметровой высоты вид. Под его ногами лежал мегаполис, а на темном еще небе поднималась заря и в ее свете одна за другой гасли далекие звезды.

Загрузка...