Дебютная постановка. Том 2

Январь 1970 года Николай Губанов

Славик лихо съехал с горки, хотя и заметно зашатался на самом крутом участке спуска. А вот Юрка все-таки завалился в сугроб и неловко пытался снова встать на лыжи. Когда мальчишки, хохоча, подъехали к Николаю, их лица были мокрыми от пота и снега, щеки пылали здоровым румянцем, глаза сверкали от удовольствия.

– Теперь ты, – сказал Юрка отцу, с трудом переводя дыхание.

– Смотри внимательнее, – строго наказал Николай. – Славик уже все понял и едет правильно, а ты не работаешь корпусом.

Он «елочкой» взобрался на довольно высокую горку, убедился, что сын смотрит в его сторону, и начал спуск. Морозный воздух щипал лицо, снежинки попадали в рот, и Губанов вдруг подумал, что никогда в жизни не был так счастлив, как в последние два года. И сегодняшний день – как апофеоз восторга, радости и надежд.

– Здоровски вы катаетесь, дядя Коля, – с завистью проговорил Славик Лаврушенков. – Мы с Юркой тоже так научимся. Скажи, Юрок?

– Само собой, – деловито подтвердил Юра.

У него уже ломался голос, поэтому парень иногда говорил басовито, по-взрослому, а иногда пускал петуха или смешно скрипел. У Славика голос был еще детским, чистым и звонким, ведь он на целый год младше Юры, зато ростом вымахал не по возрасту, почти на пять сантиметров обогнав своего друга, да и в плечах стал пошире.

– Так, пацаны, давайте еще по три спуска – и на платформу, а то электричку пропустим, – скомандовал Губанов.

Зимние каникулы мальчики проводили вместе, встречались каждый день. То Юра ездил в Успенское, то Славик приезжал в Москву и оставался ночевать у Губановых. Каникулы длинные, почти две недели, выходные выпадали целых два раза, и Николай Губанов с удовольствием проводил эти свободные от работы дни с сыном и его другом. Ходили в парк Горького на аттракционы, в кафе-мороженое, в кино, на каток, ездили, как сегодня, за город кататься на лыжах.

В январе темнеет рано, в четыре уже смеркается, а в пять совсем темно, поэтому многочисленные лыжники, проводившие выходной день на природе, возвращались в Москву не вечером, как дачники летом, а намного раньше. Николай с мальчиками с трудом втиснулся в набитый вагон, оккупированный студентами, судя по веселым громким разговорам – однокурсниками. Они остались ютиться в тамбуре, потому что на каждой остановке кто-то входил, и была велика опасность, что в Успенском Славка просто не сможет выбраться наружу.

Когда электричка замедлила ход, Юра сказал:

– Завтра как договорились? Приедешь?

– А то! – бодро отозвался Славик. – Последний день перед школой надо провести так, чтобы было о чем вспомнить.

Он выбрался наружу, обернулся и помахал старшему и младшему Губановым.

– О чем собираетесь вспоминать? Какой план на завтра? – спросил Николай.

– Пойдем на «Последнюю реликвию».

– Да ты, по-моему, уже два раза этот фильм смотрел!

– Ну и что? Он классный. Тебе жалко, что ли?

Губанов сразу почуял, что сын ощетинился и собрался то ли обидеться, то ли нагрубить. Господи, из-за такой ерунды! Вот он, переходный возраст. Никогда не угадаешь, какую реакцию вызовут самые невинные слова.

– Наоборот, я рад, что вы со Славиком завтра снова встретитесь. И вообще я рад, что у тебя есть такой замечательный товарищ.

Он помолчал, потом добавил:

– И хорошо, что ты у него есть. Ему ведь очень трудно, я понимаю. Мы с тобой много раз об этом говорили. Хорошо, что ты рядом с ним все эти годы.

– Пап…

Юра заговорил осторожно, и в голосе его уже не слышалось той детской агрессивности, которую еще несколько секунд назад уловил Губанов.

– Что, сынок?

– Славка не верит, что дядя Витя мог… ну… сделать такое.

– Я знаю, сынок, мы с тобой это неоднократно обсуждали. И со Славиком я об этом говорил.

– А ты?

– Что – я?

– Ты веришь?

– Нет, сынок, не верю, – твердо ответил Николай. – Дядя Витя хороший человек. Но в жизни, к сожалению, очень часто случается, что мы считаем человека хорошим, потому что слишком мало знаем о нем. А потом, когда он совершает плохой поступок, удивляемся и не верим. Ты спроси у дяди Миши или у тети Нины, они тебе расскажут, сколько раз родители приходили к ним и говорили, что их сын не мог сделать ничего плохого, потому что он чудесный мальчик. Родители обычно видят в своих детях только самое лучшее, а плохого не замечают. И дети в своих родителях тоже видят только хорошее.

– Так я не понял: ты веришь или нет? Ну, про дядю Витю.

– Конкретно про дядю Витю – нет, не верю. Но вера – это такая штука, сынок… Ненадежная. Были доказательства, работал следователь, и не один, потом состоялся суд. Вряд ли все они ошиблись.

– Но могли? Могли они ошибиться? – упрямо допытывался Юра.

– Я не знаю. Они живые люди, а каждый человек может совершить ошибку.

– Значит, я докажу, что все они ошибались, – с недетской убежденностью заявил Юра. – Вырасту, стану самым лучшим сыщиком, найду настоящего преступника и докажу, что дядю Витю посадили неправильно.

– Его не посадили, – мягко возразил Губанов. – Он находится в специальной больнице на принудительном лечении, он нездоров.

– Все равно я докажу.

Лицо сына словно закаменело, по-детски пухлые губы превратились в твердую складку.

– Это правильно, сынок, – одобрительно кивнул Николай. – Если сомневаешься – нужно идти до конца и проверять все до мелочей. Но тебе придется очень и очень стараться, если хочешь стать по-настоящему лучшим в раскрытии преступлений.

– Постараться? А как?

– Нужно очень много учиться. Нужно много знать и много уметь.

– Что уметь? – с жадным любопытством спросил паренек. – Драться? Стрелять? Приемчики всякие?

– И это тоже. Но приемчики и стрельба – не главное. Возьми, к примеру, того же дядю Витю: разве для того, чтобы его поймать, нужно было драться или стрелять? Запомни, сынок: хороший сыщик должен быть очень умным, у него должно быть быстрое и гибкое мышление. А для этого нужно постоянно тренировать мозги. Нужно уметь за долю секунды отделить главное от второстепенного, не упустить ни одной мелкой детали, потом сопоставить их, сделать вывод и выработать линию поведения.

В глазах сына Николай явственно видел недоверие. Значит, нужны понятные и доходчивые примеры.

– Ты помнишь, мы вместе смотрели «Адъютант его превосходительства»?

– Конечно! – оживился Юра.

– Вот Павел Андреевич Кольцов. Ты только вспомни, как он говорил, как ходил, как вел себя. Образованный человек, воспитанный, его в кругу белогвардейцев принимали за своего. А был бы он малограмотным и грубым, разве смог бы выполнить задание?

– Так он же разведчик был, а не сыщик! Там перед кино специально сказано, что посвящается первым чекистам.

– А какая разница, разведчик или сыщик? Пойми, сынок, и те и другие работают, чтобы раздобыть нужную информацию. Только разведчики ищут информацию о том, что задумали наши враги, а сыщики – о том, что задумал или сделал преступник. Содержание информации разное, но методы одни и те же. Потому что эту информацию нужно раздобыть у того, кто ею обладает. То есть нужно сообразить, кто может знать то, что тебе нужно, а потом придумать, как заставить его рассказать. Вот и все. Нужно уметь разговаривать с людьми, правильно понимать то, что они говорят и как себя ведут, замечать, где они лгут, а где говорят правду, и правильно выстраивать собственную линию поведения. Никакими другими способами преступление не раскрыть, можешь мне поверить.

Всю оставшуюся дорогу до Москвы Николай Губанов с удовольствием и энтузиазмом объяснял сыну, насколько важен для работы сыщика большой объем самых разнообразных знаний, не имеющих на первый взгляд ни малейшего отношения к преступности и вообще к чему бы то ни было криминальному. Потому что источником важнейшей информации может оказаться кто угодно, от бомжа-алкоголика до философа-академика, и нужно уметь наладить с ним контакт, подобрать ключик, вызвать доверие, а это совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. Кроме того, Губанов был твердо убежден, что знания из самых разных областей если и не принесут практической пользы, то в любом случае дисциплинируют мышление, заставляя его двигаться в разных направлениях и быстро переключаться.

Он говорил, стараясь не сбиваться на казенный язык, которым пользовался, составляя бесчисленные документы, докладные и аналитические записки. Писанины теперь у Губанова много: новый министр задал курс на повышение интеллектуального уровня сотрудников милиции, их культуры и профессионального мастерства, а также на широкое использование достижений науки и техники и развитие научных исследований внутри самого ведомства. Карьера Николая Андреевича Губанова резко пошла вверх, он оказался одним из тех, кто стоял у истоков этого нового курса, руководство вспомнило его рапорты и докладные, которые всего какой-нибудь год назад казались неуместными и ненужными, вызывали скептические улыбки, а порой и издевательский смех. Министр Щелоков, разобравшись в течение первого года с существующим положением дел, пришел к выводу, что необходимо кардинально менять всю концепцию борьбы с преступностью. И в первую очередь следует откровенно признать, что эта борьба не ограничивается одной только охраной общественного порядка и силами общественности тут никак не обойтись. Нужно прекратить практику «комсомольско-партийных вливаний» в кадровый состав и начать готовить высокообразованных сотрудников. Потому что главное – это на самом деле профессионализм, а вовсе не энтузиазм и шапкозакидательство.

Работа шла на протяжении всего 1968 года. Работа напряженная и кропотливая. И не всем нравилась новая политика министра. Постоянно возникали конфликты, сторонники старого курса были недовольны, считали себя ущемленными, не верили в новые перспективы, старались подсидеть или подставить тех, кто поддерживал идеи и устремления Щелокова.

Но вот все сбылось! В ноябре 1968 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О серьезных недостатках в деятельности милиции и мерах по дальнейшему ее укреплению». В нем были изложены все те соображения, над которыми целый год трудились в министерстве по указанию Щелокова. Николай Губанов, к тому времени уже майор, с трепетом читал текст постановления, узнавая в отдельных местах собственноручно написанные им фразы и приведенные цифры. Они работали не зря! И мечтали не напрасно.

Недели не прошло, как вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР: Министерство охраны общественного порядка переименовано в Министерство внутренних дел. И через два с небольшим месяца правительство страны утвердило новую структуру министерства. Теперь каждое управление занималось своим делом и появилась возможность специализации милицейских служб. А коль есть четко определенная специализация, то следующий шаг – профильная подготовка кадров именно для конкретных служб, а не для милиции «вообще», как было раньше. Майор Губанов был счастлив, ведь он уже давно продвигал необходимость специальной подготовки сотрудников. В одной высшей школе будут готовить оперативников для уголовного розыска, в другой – оперативников для службы БХСС, в третьей – следователей, в четвертой – сотрудников ГАИ, в пятой – работников исправительно-трудовых учреждений. У каждого учебного заведения своя специфика, свой набор дисциплин. Даже ведутся разговоры об организации отдельной школы для подготовки сотрудников политико-воспитательных аппаратов. Тоже нужное дело. А то вон брат Миша: был плохим следователем, потому что учился кое-как, без интереса, а теперь занимается политико-воспитательной работой, хотя какой из него воспитатель? Ничего не знает, не умеет толком, за всю жизнь хорошо если полторы книги прочитал, кроме учебников, да и учебники-то изучал халтурно, по диагонали, лишь бы на уроке или на экзамене как-нибудь ответить. Ну, дай бог, скоро с подготовкой кадров все наладится.

И, как завершающий аккорд, летом того же года вышел Приказ МВД СССР о введении обмундирования нового образца. Теперь сотрудники милиции ходили в форме другого фасона и темно-серого цвета, а не темно-синего, как раньше.

Вот она, новая милиция! Откроют новые высшие школы, подготовят новую когорту образованных и умелых сотрудников, поддержат научные разработки – и борьба с преступностью выйдет на совершенно иной уровень. Науку нынче ценят, уважают. Теперь начальник Главного управления уголовного розыска не кто-нибудь, а настоящий ученый, доктор юридических наук, специалист в области преступности. Уж какими коврижками министр сумел заманить на эту должность директора Научно-исследовательского института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности – никому не ведомо, а только результат налицо: вчера еще был директором института и профессором, а сегодня – главный сыщик страны!

Электричка въехала в город. «Если Юрка не передумает и не утратит интереса, то поступать будет в семьдесят третьем году, – думал Губанов, глядя на мелькающие за стеклом вагонной двери огни вечерней Москвы. – К этому времени уже создадут новые школы, напишут новые учебные программы и планы, наберут квалифицированный педсостав, переманят с гражданки кандидатов и докторов наук. Будет кому учить ребят. Как хорошо!»