Дефиле в Москве

ЩУРИВСТВО

Берия исчез! — с таким сообщением, сполотнілий и одновременно злорадное возбужденный, вошел в кабинет верховного главнокомандующего. В. Сталина его помощник Поскрьобишев.

Сталин сидел за столом, как-то зсунувшись вниз, и курил уже не люльку, а напряму курил папиросы «Герцеговина Флор». Из последних запасов.

— Чего-то другого я от этого шакала не ожидал, — горько сказал Иосиф Сталин и почувствовал, как у него из-под картонного мундштука папиросы на подбородок стекает слюна. «Что это я сержусь?» — подумал с ужасом и незаметно для Поскрьобишева втерся.

Надо подумать о себе, думал Иосиф Виссарионович, надо перебираться в запасную ставку под Челябинском.

— Товарищ Поскрьобишев, — позвал помощника. — Кто еще исчез?

— Утром все были, — ответил Поскрьобишев. Это было 1 октября 1941 года, в Кремле.

А уже 2 октября этого же года Сталин Иосиф Виссарионович уже проснулся, по своему обыкновению, перед полуднем в своем бункере недалеко от уральского города Челябинска.

— Ворошило исчез! — с кривой улыбкой вошел в кабинет, который был одновременно и спальней, и столовой, Поскрьобишев.

— Куда это нікчемство могло направиться? Как ты думаешь, товарищ Поскрьобишев? Га? — спросил почему-то весело Сталин своего помощника.

— Точно не знаю, но, кажется, во Владивосток.

— Как? Там же желтые, косоглазые!

— Японцы пообещали создать Российскую Дальневосточную республику, Клим, очевидно, хочет быть президентом.

— Клим? Президентом? Ха-ха-ха! — Сталин смеялся, как когда-то после окончания XVIII съезда ВКП(б). — Климко? Президентом? Ну, рассмешил, порадовал! А Будничный, может, у него министром обороны?

— Нет, Усатый Кавалерист на Ставрополье, — дрожащим голосом сообщил Поскрьобишев.

— Как? Там же немота и хохлы. А-а-а! — при упоминании о «хохлах» Сталин горько застонал. — Что там делает наш маршал кавалерии? Неужели?

— Итак! — кивнул Поскрьобишев. — Формирует Первую Конную армию, которая будет действовать в составе Русской освободітєльной армии на большевистском фронте, как пишет он в своей листовке «Против коммуно-сталинской клики, за идеалы свободы русского народа».

— Это хорошо. Но с кем его Первая Конная будет воевать?

— Генерал Жуков еще удерживает фронт на Волжском левобережье, Москву — не удержать! — мрачно сказал Поскрьобишев.

— Москва, сердце земли русской, и пропади она пропадем! — завизжал Сталин. — Рабы, рабы, не могут они без рабства. Эх, недоработал я в тридцать седьмом. Пожалел Усатого Кавалериста и Климка Крысенка. На кого я могу положиться, га, Поскрьобишев?

— На меня, товарищ Сталин, — честно ответил Поскрьобишев.

— Хорошо, давай команду, пусть обед несут. «Киндзмараули» еще есть?

Грузинского вина еще немного было, Сталин выпил две бутылки и немного успокоился. Но мысли «куда бежать?» сменились на стремление отомстить. Иосиф выпил рюмку армянского коньяка и начал горько шептать:

— Пожалел! Слабак, человеческое в себе почувствовал! И надо было Лаврентия первого объявить английским шпионом — и под пулю. Нет. Повесить на Красной площади или еще лучше, поставить плаху и топором голову отрубить. Как царь Петр делал, собственноручно. И этих двоих заодно — Клима как японского шпиона, а Семена как немецкого. У-у-у. Гады! Пожалел, пожалел, слабак!

Сталин еще долго боялся за свою недальновидность и слабость тогда, в 37-м, когда он, вдохновленный имперской амбицией, истреблял космополитическое ленинское отродье. Не доработал! Потом пил коньяк, потом приговаривал, пил еще вино, причитал и уснул.

— Молотов исчез! — разбудил Сталина Поскрьобишев следующего дня.

Сталин сквозь тяжелое похмелье вспомнил этого нелепого Вячика Скрябина, запуганного и несамостоятельного (а кто среди них самостоятельный, кроме генерала Жукова?) министра иностранных дел. Один из «тонкошєїх вождєй». А Мандельштам был не прав относительно меня. Потому что если бы я был до конца «крємльовскім горцем», я бы распознал крысиные души в этом «сонме тонкошєїх вождєй».

У Троцкого Лейбы шея была тонкой, этот бы не убежал. Но он бы не был на вторых ролях, он был бы первым, а вторым был бы я — Иосиф Сталин! А убежал бы я от вождя Троцкого? Что это я себе мелю! Тьфу! Сбежал бы, сбежал! И продал бы его за тридцать серебряных, бо я вождем должен был бы быть. И стал им! А где Троцкий? В чертей в лапах. Гм. Про чертей лучше не будем. Но Троцкий уже не живой. Га! Еще есть генерал Судоплатов — карающая десница партии!

— Поскрьобишев! — крикнул вождь.

— Слушаю, товарищ Сталин, — вошел помощник.

— Найди мне генерала Судоплатова из НКВД, или, может, он тоже?…

— Кажется, еще нет.

— Что значит «еще нет?» — завизжал Сталин. — Найди Судоплатова, для его орлов работа есть. Много работы. А где Вячик замельдувався? Тоже у японцев, или у хохлов?

— Нет, — ответил Поскрьобишев, — судя из передач немецкого радио, господин Молотов теперь почетный гость господіна Риббентропа.

— Анекдот, — засмеялся Сталин. — Два сапога пара! Так и вошли в историю. Пакт Молотова-Риббентропа! А Сталин и Гитлер, выходит, на задний план! У-у-у, гады! Дурний Адольф, на него то же самое ждет. Еще будут бежать из его бункера где-то под Винницей и его Гиммлер, и герініг, и Борман. И тот же Риббентроп. Не хотел быть со мной. Вместе мы были бы непобедимы! Эх, Адольф! Глупая твоя голова, хоть и с усами.

— Разрешите, товарищ Сталин? — в дверях стоял специалист с персональной мокрухи, печально известный генерал Павел Судоплатов.

— Заходи, Паша, — пригласил жестом сесть прибывшего Сталин. — Заходи, садись. Серьезный разговор будет.

— Сделаем, товарищ Сталин! — сказал Судоплатов. Сталин закурил «Герцеговину Флор», помолчал и медленно спросил:

— У тебя еще есть верные люди? Верные то есть партии и советского народа?

— Есть, товарищ Сталин, — искренне ответил Судоплатов. — Но настроения у многих чемоданные, или, как говорят наши вчерашние братья-украинцы, — валізові. Сказать, что все, как один, до последнего патрона будут защищать членов правительства и вас, товарищ Сталин, не могу. Много заразительных примеров на самой высокой горе.

— Знаю, знаю, ничего, мы и без этого мінгрельського шакала Берии обойдемся. Но он без нас, то есть без меня и вас, не обойдется. Понял, Паша? — Сталин пристально посмотрел на генерала.

— Догадываюсь, товарищ Сталин, — кивнул Судоплатов. — Кого еще?

— А ты догадливый, — оживился Сталин. — Слушай сюда. Приготовь три диверсионные группы, нет, четыре, или жди. Берия — раз, Ворошило два, Буденний три, Молотов — четыре, Хрущев — пять…

— Хрущев еще не сбежал, товарищ Сталин, — перебил вождя генерал.

— А может, пока не скрылся, объявить его шпионом Украины? — спросил Сталин.

— Уже есть документы, свидетели и арестована радистки резидента Хрущева, который действовал по заданию украинских националистов в среде советского правительства под псевдонимом «Кукурудзник». Арестовать?

— Немедленно! — закричал Сталин. — Я давно его подозревал. Га! Лысый Никита! Или как там у хохлов, Лис Микита? Хрущ! Майский жук! А я себе думаю, чего это он на первомайскую демонстрацию украинскую вышиванку надел? И не встидався своими малороссийскими сапогами, дегтем мащеними, наш мавзолей топтать! Наш с Лениным!

Вошел генерал Судоплатов.

— Ввести предателя?

— Введите, — приказал Сталин.

Двое крепких лейтенантов госбєзопасности ввели, а скорее внесли, Хрущева Никиту Сергеевича.

— Ну, и как ты шпионил в пользу своей Хохляндии? Рассказывай! — рявкнул Сталин.

— Йосифе Виссарионович, товарищ Сталин, — забормотал Хрущев и поднял на Сталина свое лицо, вернее, то, что осталось от лица — кровавое месиво, на котором червоніло зловещим рубином единственный глаз. — Товарищ Сталин, это ошибка, я верный ленинец, то есть сталинец. Я — коммунист, я… Последний вклад кровью в партбилет…

— Достаточно! — оборвал его Сталин. — Мне один хрен — ли ты ленинец, или бандеровец, главное — ты враг. Мой личный враг. И будешь уничтожен, пока не сбежал к своим хохлам. Взять ленинца, — обратился к Судоплатова, — одеть в украинскую вышиванку и бросить вне левадой. Расстрелянного, — добавил, заметив удивленный взгляд Судоплатова. — Расстрелять «Кукурудзника». Тоже кликуху дали!

Без сознания Хрущева вынесли. Сталин выпил рюмку коньяка, съел померанец, закурил. Вернулся Судоплатов.

— Ну, давай дальше, Паша. — Сталин налил ему полбокала коньяка.

— Спасибо, товарищ Сталин, но операции я предпочитаю планировать на трезвую голову.

— Гребуєш?! — вскипел Сталин, но вовремя успокоился и продолжил:

— Сформируешь террористические группы из верных людей. После выполнения задания — всем ордена Ленина, а командирам — звание Героя Советского Союза.

— Простите, товарищ Сталин, но на хрена эти значки теперь?

— Что? — повысил голос Иосиф Виссарионович. — Ты не веришь в нашу победу?

— В победу верю, — скромно опустил глаза Судоплатов, — но ребята хотели бы иметь менее высокие награды за эти операции.

— Я придумаю форму вручения наград. В швейцарском банке, — хитро улыбнулся Сталин.

— Любое задание будет выполнено, товарищ Сталин.

— Значит так, Ворошило надо посетить во Владивостоке — раз, Обыденного разыскать где-то в обозе украинских войск в Ставропольском крае — два, до Вячика Скрябина в Берлин стоит посетить — три, Берию… а где это товарищ Берия?

— Где-то в Тбилиси, товарищ Сталин, — доложил Судоплатов.

— Лаврентия найти необходимо в Тбилиси — четыре. Кто еще сбежал?

— Много мелких разбегается, но ловим, потому что набирают много сундуков с добром, далеко не успевают убежать.

— И что делаете с такими? — спросил Сталин.

— Составляем вне левадой круг Хрущева.

— Правильно, товарищ Судоплатов!

— Но…

— Что «но», товарищ? — заботливо спросил Сталин.

— Но без вышиванок, товарищ Сталин.

— Ну, это не страшно. А где это товарищ Каганович? Поскрьобишев, где Лазарь?

— Товарищ Каганович руководит штабом эвакуации народного хозяйства, товарищ Сталин, — докладывал помощник. — Работает круглосуточно. Не спит, пьет спирт с кокаином.

— Хорошо, идите, Поскрьобишев. Как ты думаешь, Паша, этот Лазарь не собирается бежать в Палестину?

— Собирается, товарищ Сталин. Давно за ним следим. Он резидент сионистского центра, что имеет целью создать еврейское государство.

— Где? — спросил Сталин. — В Палестине?

— В Палестине, — ответил Судоплатов. — Но не только там.

— Что, несколько еврейских государств хочет построить товарищ Каганович?

— Нет, одну, но большую.

— Да ты что? Откуда такие данные?

— Под подушкой гражданин Каганович Лазарь Моисеевич сохраняет карту будущего великого Израиля.

— Неси скорей эту карту! — крикнул Сталин.

— Она здесь, у меня, — Судоплатов вынул из-за пазухи сложенную в восемь раз географическую карту и расстелил ее на столе. Сталин смел со стола тарелки с закусками, но не задел бутылки с армянским коньяком.

— Ты смотри, аппетиты у Лазаря, — зачарованно рассматривал карту Сталин; — Палестину, Египет, Сирию загреб себе! Ну это еще можно понять. Турции сделал себе немного… Но Крым, Одессу и Абхазию?! Арестовать жида!

— Уже арестованы, — сказал Судоплатов.

— Признался во всем?

— Признается. Но часто теряет сознание.

— Отлейте водой и отнесите вне леваду.

— Есть, товарищ Сталин! Одеть в вышиванку? Сталин удивленно зыркнул на генерала.

— А-а-а! — здогадливо схватился за голову Судоплатов.

— В ермолку его одень, Паша, — бросил вдогонку генералу Сталин, — в ермолку! Впрочем, подожди. — Судоплатов вернулся. — Я видел у тебя такую хитрую бутылочку, — улыбнулся Сталин, — снотворное, что ли?

— Снотворное, товарищ Сталин, сон гарантирует крепкий и без сновидений, сон надолго, вплоть до Страшного суда.

— Страшный суд уже наступил, — хитро прищурился Сталин. — Ну, иди, решай еврейский вопрос и возвращайся. Бутылочку дай мне, тут в одного безсоння.

Сталин взял плоскую бутылочку, накапал из нее в бокал на донышко, долил коньяка и крикнул: «Поскрьобишев»!

— Дедушка умер, — сказал тихо, войдя помощник.

— Своей смертью? — спросил Сталин.

— Да.

— Подготовь постановление Верховного Совета об увековечении его памяти, города там переименовать — Тверь в Калинин, Кенігсберг — в Калининград.

— Есть, товарищ Сталин!

— Выпить хочешь? — спросил Сталин Поскрьобишева.

— Не откажусь, — ответил помощник.

— Ну, пей, но не из этого бокала, это для дорогого гостя. Пей и иди найди мне Жданова, или, может, убежал уже?

— Нет, товарищ Жданов работает у себя в кабинете.

— Пригласи, скажи, пусть свои бумаги прихватит, интересно, над чем работает товарищ Жданов в этот решающий для Родины время.

— Готовлю проект постановления ЦК ВКП(б), товарищ Сталин, — доложил, войдя с папкой под мышкой, А. Жданов.

— Похвально, похвально, товарищ Жданов, а с какого, если не секрет, вопрос?

— С идеологической, товарищ Сталин.

— Очень хорошо, идеология прежде всего, это означает, что вы верите в нашу победу. А конкретнее?

— Постановление о литературных журналов «Звезда» и «Ленинград», а также о враждебные извращения этой навпівчерниці, напівблудниці поэтессы Анны Ахматовой и білогвардійського очорнителя социалистической действительности Михаила Зощенко…

— За это, товарищ Жданов, надо выпить, — Сталин подсунул Жданову бокал с судоплатівським «снотворным». — Пейте!

— Не пью, вы же знаете, товарищ Сталин, у меня сердце.

— Пейте, пейте, немного коньяка поможет вашему сердцу, — ледяным тоном сказал Сталин. — Я же пью. Жданов выпил коньяк и упал на ковер.

— Поскрьобишев! — крикнул Сталин. — Здесь Жданов напился, как свинья, вынесите его вне леваду.

Послышались выстрелы, крики. Поскрьобишев — раненый, окровавленный — ввалился в дверь со словами: «Диверсанты