Демон

Кристина Дуглас

ДЕМОН

Серия: Падшие. Книга 2

Переводчик:_Kirochka_

Редактор: svetik99

Вычитка: Marina_lovat

Переведено для сайта http://vk-booksource.online

и группы https://vk.com/booksource.translations

При копировании просим Вас указывать ссылку на наш сайт!

Пожалуйста, уважайте чужой труд.

Пролог

— Твоя спальня в конце коридора, — напомнил он ей.

Ему нужно было, чтобы она ушла. Её запах сводил с ума, создавал иллюзии, завораживал.

Она прошла в гостиную, села и посмотрела на него своими тёплыми карими глазами.

— Я хочу знать, что имел в виду Белох. Какого рода испытание он ожидает, что ты пройдёшь?

Он знал, чего хотел Белох. Он должен был трахнуть её, а потом доказать, что может уйти от неё, отдать её на сокрушительное растерзание Разрушителям Правды, а затем отпраздновать уничтожение ещё одного демона.

Он посмотрел на неё, и его тело всколыхнулось. Он презирал её — впрочем, как и себя. Он мог бы сказать себе, что всему виной её хитрость, влияние, и именно они влияли на него. Но он не пребывал во сне, его не накачали наркотиками.

И он не собирался этого делать. Не сегодня, когда потребность вибрировала в его теле, и он хотел прижать её к стене и овладеть ею. К завтрашнему дню он снова возьмёт себя в руки.

— Иди спать, — хрипло сказал он. — Или пожалеешь об этом.

Она просто вскинула бровь, глупое создание. Было неразумно недооценивать его. Он мог выжать из неё жизнь в одно мгновение, покончить с нею, и она приближала его к этому больше раз, чем он мог вспомнить.

— Я тебя не боюсь.

— А должна бы, — сказал он.

И прежде чем она поняла, что происходит, он толкнул её к двери и прижался губами к её губам.

НАЧАЛО:

РЕАЛЬНЫЙ МИР

Глава 1

ОН СНОВА СЛЕДОВАЛ ЗА МНОЙ. Я нутром это чувствовала, хотя на самом деле не видела его. Он был за пределами моего зрения, на внешних краях, скрываясь в тени. Притаившийся.

Не следил. Возможно, в моей памяти и были огромные пробелы, но у меня было зеркало и абсолютно никаких иллюзий по поводу своих абсолютно отразимых чар. Меня наградили средним возрастом, ростом, весом, плюс-минус десять килограммов. У меня были короткие волосы, тускло-каштановые, какие бывают, когда их слишком часто красят, а глаза просто карие. Моя кожа была оливкового оттенка, костная структура ничем не примечательна, и не было никакого намёка на то, кем или чем я была.

Всё что я знала: меня зовут Рейчел. Моя нынешняя фамилия была Фицпатрик, до этого она была Браун, а в следующий раз, возможно, будет Монтгомери.

Среднестатистические фамилии, связанные с англосаксонскими предками. Я не знала, почему, я просто плыла по течению.

Я была Рейчел Фицпатрик уже почти два года, а по ощущениям эта выстроенная мной комфортная жизнь длилась гораздо дольше, чем обычно. Я жила в большом промышленном городе на Среднем Западе, работала в газете, которая, как и большинство подобных ей, была на последнем издыхании. У меня была отличная квартира на верхнем этаже старого викторианского дома, плюгавенькая машина, на которую я могла положиться, хорошие друзья, к которым я могла обратиться в случае необходимости и весело провести время, когда были хорошие времена. Я даже была крёстной матерью новорождённой девочки моей коллеги Джули. Я всё ждала подвоха.

На дворе стоял ноябрь, и я думала, что, наверное, мне никогда ноябрь не нравился. Деревья стояли голые, дул пронизывающий ветер, и темнота сомкнулась вокруг города, как саван. И кто-то наблюдал за мной.

Я не знала, как долго он там пробыл — мне потребовалось время, чтобы понять, что он снова вернулся. Я так и не разглядела его, он держался в тени — высокая, худая фигура бесспорной угрозы. Получше приглядываться к нему мне не хотелось.

Я была очень осторожна. Я не выходила одна после наступления темноты, держалась подальше от укромных мест и всегда была настороже. Я никогда не говорила о нём своим друзьям, даже Джули. Себе я твердила, что не хочу, чтобы они волновались. Но и в полицию я не пошла, хотя это была их работа.

Я прокрутила бессчётное количество вариантов из большой серой пустоты, которой была моя память. Может быть, он был моим жестоким мужем, пристально следящим за мной, и я убежала от него, травма от его жестокости начисто стёрла мой разум.

Может быть, я была в программе защиты свидетелей, и я прошла через какой-то ужас, и монстр преследовал меня.

Но это не объясняло, почему он не подходил ближе. Независимо от того, насколько я была осторожна, если кто-то хотел причинить мне боль, убить меня, вероятно, не было никакого способа остановить его, кроме… Ну, вероятно, не было никакого способа остановить его. Так что мой наблюдатель, по-видимому, не желал моей смерти.

Я работала допоздна в холодный дождливый четверг, пытаясь отформатировать кучу некрологов. Да, делать некрологи поздно вечером было не самым любимым занятием, но с «Курьером» на последнем издыхании, мы все работали сверхурочно всякий раз, когда просили, и работали над всем, что было необходимо, хотя я напрочь отказалась от спорта. Я была якобы редактором статей о доме и здоровье, редактор был прославленным термином для единственного репортёра, но в целом я наслаждалась своей работой. С некрологами, правда, не очень. Детские некрологи пробирали меня до глубины души. Мертворождения, смерть в колыбели, выкидыши. От них мне хотелось плакать, хотя, как ни странно, я никогда не плакала. Если бы я могла, я бы плакала по этим детям, плакала бы дни, недели и годы напролет.

Я не задавалась вопросом, потеряла ли я ребёнка сама. Инстинкт подсказывал мне, что нет, и кроме того, скорбь по потерянным детям была логичной, человеческой реакцией. Кто бы ни горевал о потере совершенно новой жизни?

Поднялся ветер, завывая по всему городу и сотрясая запечатанные окна нового здания, которое «Курьер» необдуманное построил менее трёх лет назад. Я выключила компьютер, закончив на сегодня. Я взглянула на часы: было уже за десять вечера, и в офисе было безлюдно. Моя машина стояла в гараже, там должен был кто-то быть. Я вытащу ключи, брошусь к своему надёжному старому «Субару» и запрусь, если что-то выглянет из темноты.

Я всегда могла позвонить Джули и узнать, сможет ли её муж приехать и проводить меня домой. И хотя я не рассказывала им о своём наблюдателе, я всегда объясняла это тем, что очень беспокоюсь о личной безопасности, и Боб несколько раз приходил на помощь. Но у них был совсем маленький ребёнок, и я не хотела их беспокоить. Я буду в порядке.

Я схватила пальто и направилась к лифту, как вдруг на моём столе зазвонил телефон. Я хотела было ответить, но потом решила проигнорировать звонок. Кто бы это ни был, что бы они ни хотели, я слишком устала, чтобы дам им это. Я хотела только одного — добраться до дома сквозь этот проклятый ветер и свернуться калачиком в моей хорошей тёплой постели.

Лифт никуда не торопился, учитывая, что всё здание было практически пустым. Телефон на моём столе перестал звонить, и зазвонил мобильник. Я выругалась, сунула руку в карман и открыла его как раз в тот момент, когда подъехал лифт.

Это была Джули, в её голосе звучала паника.

— Рейчел, ты мне нужна, — сказала она заплаканным голосом.

Случилось что-то плохое. В животе у меня всё сжалось.

— Что случилось?

И, как последняя дура, я вошла в лифт.

— Дело в малышке. Она…

Когда дверь закрылась, и лифт начал спускаться, я потеряла сигнал.

— Чёрт, — громко выругалась я.

Мой офис находился на двадцать втором этаже, и я уже нажала кнопку второго уровня парковки, но быстро нажала на этаж ниже по ходу движения лифта, чтобы остановить спуск. Двери распахнулись на тёмном и пустом восьмом этаже, и я выскочила наружу. Я нажала кнопку обратного звонка, когда двери закрылись, оставив меня в темноте, и по мне пробежала дрожь, которую я старалась игнорировать. У меня были стальные нервы, но я никогда не была безрассудной, и не было никаких причин испытывать беспокойство. Я много раз бывала в этом здании одна.

Но я никогда раньше не чувствовала себя так странно.

Джули ответила после первого же гудка.

— Куда ты пропала? — сказала она, её голос был отчаянным и обвиняющим.

— Сигнал пропал, — коротко ответила я. — Что случилось с ребёнком?

— Я в больнице. Она не могла дышать, и я вызвала скорую. Они отвезли её в отделение неотложной помощи и выгнали меня, ты нужна мне здесь для моральной поддержки. Я в ужасе, Рейчел! — её голос был полон слёз.

— А где Боб? — спросила я, стараясь быть практичной.

— Со мной. Ты же знаешь, как беспомощны мужчины. Он просто ходит туда-сюда и выглядит мрачным, а мне нужен кто-то, кто поддержит меня. Мне нужна лучшая подруга. Я нуждаюсь в тебе. Как скоро ты можешь приехать?

Странно, как мы могли стать такими хорошими подругами за столь короткое время. Это было похоже на прочную связь, а не на служебную дружбу, как будто я знала её в другой жизни. Но она знала о моём прошлом не больше, чем я.

— В какой больнице?

— Святого Уриэля, мы в приёмной скорой помощи. Ну же, Рейчел! Пожалуйста!

«Святого Уриэля», — подумала я. — Это неправильно, не так ли? Был ли Уриэль святым?» Но я всё равно успокаивающе произнесла:

— Я сейчас приеду, — сказала я.

И поняла, что солгала.

Я захлопнула телефон, мысленно вспоминая содержимое своего стола. Ничего особенного — копия «Красивого дома», последняя книга Лорел К. Гамильтон и Библия, которая, по общему признанию, была странной. Я не понимала, зачем она мне, может быть, я была частью какого-нибудь фундаменталистского культа, прежде чем сбежала. Бог его знает. Я только знала, что мне нужно иметь Библию с собой.

Я найду другую, как только зарегистрируюсь в отеле. Возвращаться было незачем. Я путешествовала налегке и оставляла после себя как можно меньше впечатлений. Они не найдут никаких улик обо мне, если обыщут мой стол. Тем более что у меня самой не было никаких зацепок о себе.

Моя квартира была лишь несколько менее безопасной. Писем не было, никаких признаков личной жизни вообще. На стене висело несколько дешёвых прерафаэлитских гравюр, плюс большой плакат в рамке с изображением окутанного туманом участка Северо-Западного побережья, вот и всё что говорило обо мне. Мне не хотелось оставлять его в прошлом, но нужно было действовать быстро. Мне придётся бросить машину через пару дней, купить другую. Джули потребуется примерно столько времени, чтобы понять, что я пропала. Она будет слишком занята, нависая над малышкой Амандой, наблюдая за каждым её вздохом тревожными глазами.

Но Аманда не умрёт. Она начнёт поправляться, как и все другие новорожденные, которые как я знала, сейчас были в больницах. Всё, что мне нужно было сделать, это отойти достаточно далеко, и они выздоровеют. Я знала это инстинктивно, хотя и не понимала почему.

Я нажала кнопку лифта и беспокойно зашагала по тёмному коридору. Ничего не произошло, и я снова нажала её, затем прижала ухо к двери, прислушиваясь к какому-то знаку, что лифт двигается. Ничего, только тишина.

— Чёрт, — повторила я.

Тут уж ничего не поделаешь, придётся спускаться по лестнице.

Я не стала раздумывать над этим. Как всегда, настало время уходить, и размышления ни к чему хорошему не приведут. Я понятия не имела, откуда мне всё это было известно, почему я должна бежать. Я только знала, что так надо.

Только когда дверь на лестницу закрылась за мной, я вспомнила о своём наблюдателе и на мгновение испугалась, схватившись за ручку двери. И, конечно же, она была уже заперта. У меня не было выбора. Если я собираюсь вовремя выбраться из города, мне нужно двигаться дальше, поэтому я начала спускаться по лестнице.

Вовремя для чего? У меня не было чёткого представления. Но малышка Аманда долго не протянет, если я отсюда не уберусь.

Я споткнулась на следующей площадке и растянулась, ударившись голенью о перила. Я с трудом поднялась на ноги и замерла. На лестничном пролете кто-то был. Я чувствовала его ближе, чем когда-либо прежде, и между ним и мной не было ничего, никого. Нет буфера, никакой безопасности. Время было на исходе.

У меня не было оружия. Я была идиоткой — в таком состоянии можно носить скрытое оружие, и очень маленький пистолет может пробить очень большую дыру в том, кто меня преследует. Или нож, что-нибудь острое. Чёрт, разве я не слышала, что можно воткнуть ключи в глаза нападающему?

Я не знала, был ли он выше по лестнице или внизу, но единственные двери, которые открывались с лестничной клетки, были на уровне парковки. Если я стану подниматься наверх, то окажусь в ловушке.

Я начала спускаться по следующему пролёту, двигаясь максимально тихо, прислушиваясь к любым приближающимся шагам. Но их не было. Кто бы он ни был, он не издал ни звука.

Возможно, он был плодом моего параноидального воображения. У меня не было никаких конкретных причин делать то, что я делала, действуя только инстинктивно. Я могу сойти с ума, воображая всю эту власть. С какой стати маленькая, ничтожная Рейчел Фицпатрик должна иметь какое-то отношение к благополучию ребёнка? Или нескольких младенцев? Почему я должна была постоянно менять своё имя, менять то, кем я была? Если кто-то преследовал меня, почему он до сих пор не догнал?

Что будет, если я просто поеду домой и останусь там? Присоединюсь к Джули в больнице?

Аманда умрёт. У меня не было выбора. Я должна бежать.

АЗАЗЕЛЬ СПУСКАЛСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ ВСЛЕД ЗА ДЕМОНОМ, молча, едва дыша. Он чувствовал её панику и знал, что она вновь собралась сбежать. На этот раз ему потребовалось больше времени, чтобы найти её — должно быть, она стала лучше придумывать новые личности. Если демон исчезнет на этот раз, он понятия не имел, сколько времени ему понадобится, чтобы найти её снова. Чем дольше она бродила по земле, тем больше разрушений могла причинить.

Пришло время сделать свой ход. Он не знал, почему колебался, почему смотрел на неё, бездействуя. Его ненависть к этому существу была столь сильна, что он бы испугался, если бы был способен испытывать страх. Он не мог чувствовать ничего, кроме ненависти к этому чудовищу. Должно быть, именно это и остановило его руку. Как только он убьёт её, он вообще ничего не почувствует.

Насколько трудно будет убить демона? Она выглядела как обычная женщина, но он чувствовал её соблазнительную силу даже на расстоянии. Ей не нужны были никакие очевидные женские уловки, чтобы завлечь его. Она не пользовалась косметикой, не щеголяла в откровенной одежде. Она имела тенденцию одеваться в тёмные цвета, в свободные футболки и мешковатые брюки. Ничто не могло заставить мужчину думать о сексе, но каждый раз, когда он смотрел на неё — на это, — он думал о похоти. Он никогда не должен недооценивать её.

Это. Часть силы демона заставляла его забыть, что это всего лишь создание, а не уязвимая женщина, которой она казалась. Так легко поскользнуться, думать о ней как о женщине. Женщину, которую ему придётся убить. Может, когда-то она и была женщиной, но теперь уже нет. Теперь это было просто хранилище всей соблазнительной женской силы в демоническом творении, воплощение в демоне. И выглядело оно как мягкая, уязвимая женщина.

Он мог поймать её в гараже, сломать ей шею, а потом взлететь высоко и бросить её тело на солнце. Он мог бы похоронить её глубоко под землей в чреве вулкана. Он чувствовал, что ему понадобится огонь, чтобы полностью уничтожить её и её злые силы. Только когда она умрёт, угроза исчезнет.

Угроза для новорождённых детей. Угроза для уязвимых мужчин, которые мечтали о сексе и просыпались и обнаруживали владеющего ими демона.

И угроза для него. Больше всего он ненавидел её за ту связь, которая была предначертана ему из всех людей. И единственный способ сделать так, чтобы этого никогда не случилось — уничтожить её.

Он стоял в углу лестничной клетки на нижнем этаже и наблюдал за ней. Он обернул крылья вокруг себя, исчезнув. Хоть она огляделась вокруг, но ничего не увидела и двинулась дальше.

Ещё одно доказательство её силы, силы, которую она так старалась скрыть. Никто больше не чувствовал его, когда он скрывал себя мантией своих крыльев. Но она чувствовала. Её сознание было таким же острым, как и его. И он ненавидел это.

«Сегодня вечером», — сказал он себе. Сегодня он убьёт её. Представит ли он доказательства Уриэлю, было неясно. Он мог просто оставить его в неведении. Наконец-то он сможет вернуться в Шеол и забрать бразды правления у Разиэля, если потребуется. И увидеть связанную супругу Разиэля на месте Сары.

Нет, он не был готов. Должно же быть что-то ещё, что он должен сделать до своего возвращения.

Она скрылась в гараже, и он последовал за ней, дверь бесшумно закрыла за ним. Место было ярко освещено, но там стояло всего несколько машин. Она была уже на полпути к тёмно-красному автомобилю, который, как он знал, принадлежал ей.

Он знал, куда увезёт её — как можно дальше от этого места. На другой конец света, в одно из немногих мест, где всё ещё процветал бич, известный как Нефилим.

Что может быть лучше для демона?

Он махнул рукой, и гараж погрузился в темноту, все огни погасли. Он почувствовал её внезапную панику, которая удивила его. Он никогда бы не подумал, что демоны боятся темноты. Она побежала, но её машина была припаркована на полпути вглубь парковки, он расправил крылья и схватил её.

Я ЗАКРИЧАЛА, НО МОЙ ГОЛОС ПОТЕРЯЛСЯ в складках, которые укрывали меня. Я не видела, не слышала, едва ли могла двигаться, настолько дезориентированная и ошеломлённая, что меня затошнило. Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног, и я падала, падала.…

Что-то крепко связывало меня, но я не могла понять, что именно. Мне казалось, что мои руки скованы стальными лентами, удерживающими меня на месте, а моё лицо было прижато к чему-то твёрдому, похожему на ткань. Я вдохнула и, как ни странно, почувствовала запах кожи, тёплой, вибрирующей, невыразимой мужской кожи. Невозможно. Я также чувствовала запах океана, но мы были, по меньшей мере, в тысяче миль от любого водоема с соленой водой.

Я извивалась, и стальные ленты стянулись. Я не могла дышать. Моя грудь была раздавлена тем, что сковывало меня, и я была беспомощной, невесомой, окутанной коконом монстра, который схватил меня. Я попыталась пошевелиться ещё раз, и боль ослепила меня. «Как будто моё сердце раздавлено», — подумала я, когда сознание померкло, и я упала в милосердную тёмную дыру.

Я СЛЫШАЛА, КАК КТО-ТО ПОЁТ, что было абсурдно. Либо я была мертва, либо попала в плен к какому-то фантастическому существу, которое заключило меня в кокон или улей, чтобы вероятней всего потом съесть. Я видела такие фильмы, помнила их, хотя и не могла вспомнить своих родителей.

У меня болело всё тело, но особенно грудь. Казалось, будто кто-то проник внутрь меня и раздавил моё сердце своей рукой. «Ещё один фильм», — подумала я, чувствуя головокружение.

Но одно я помнила точно, жизнь никогда не была похожа на кино. Я не верила в привидения, вурдалаков и в тварей, которые убивали по ночам. Тот, кто сделал это со мной, должен был быть человеком, и поэтому я могла дать отпор.

Я осторожно открыла глаза.

Я лежала на скомканной постели в каком-то захудалом номере мотеля. На заднем плане играло радио, что-то тихое и удручающее. Рядом со мной стояла ещё одна кровать, пустая, но с углублением на подушке, где кто-то лежал, так что, по-видимому, я была не одна.

Я попыталась пошевелиться, чуть-чуть, и хотя моё тело закричало в знак протеста, я больше не была скована. Я лежала лицом вниз на матрасе, как если бы кто-то бросил меня туда, и я была относительно уверена, что меня не изнасиловали и не трогали другим образом. Кто-то просто ухитрился схватить меня и убежать вместе со мной.

Наблюдатель. Я перекатилась на спину, очень осторожно, отчасти боясь, что он снова набросится на меня. Я всё время представляла его как летучую мышь, пикирующим на меня, а тёмные крылья бьют меня по голове. Либо я ударилась головой и получила сотрясение мозга, либо кто-то накачал меня наркотиками.

Комната оказалась еще хуже, чем я думала, скорее ночлежка, чем мотель. Не то чтобы я когда-нибудь раньше бывала в ночлежке — по крайней мере, мне так казалось, — но маленький столик, два стула, плита и унылая фарфоровая раковина — всё это выглядело так, как я себе представляла.

Я обернулась и чуть не вскрикнула. Вторая кровать больше не пустовала. Там лежал мужчина, наблюдая за мной из-под опущенных век.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но голос застрял у меня в горле. Должно быть, он увидел испуг и ярость в моих глазах, но не двинулся с места.

В помещение было одно маленькое грязное окошко, и по цвету неба я поняла, что уже рассвело. А потом я вспомнила Аманду и остальных, и началась настоящая паника.

— Надо… убираться отсюда, — прохрипела я.

Он не двигался, не реагировал, и я подумала, а услышал ли он меня, понял ли. Может быть, он не говорил по-английски.

Я не могла позволить себе терять время. Я начала принимать сидячее положение, игнорируя боль, которая пронзила моё тело.

— Ты должен выслушать меня, — выдавила я, всё ещё хриплым от боли голосом. — Я не могу быть здесь. Мне нужно уехать подальше. Люди будут умирать.

Он по-прежнему не двигался. В предрассветных сумерках в комнате было темно, и я не могла разглядеть его как следует. Всё, что я могла сказать, это то, что он был длинным и худым, и он определённо был не отсюда. На Среднем Западе такими мужчины не вырастали.

Я села, поставив ноги на грязный ковёр.

— Я ухожу отсюда, — сказала я, начиная подниматься с кровати.

Мне было чертовски больно, но я справлюсь. Я должна была сделать это.

— Нет, — хотя я не видела, как он шевелит губами, слово было резким, однозначным.

— Я говорю тебе…

— Ты сказала мне, что люди умрут, — сказал он скучающим голосом. — Единственный, кто умрёт — это ты.

Его равнодушные слова должны были бы охладить меня, но я уже поняла, что проиграла дело.

— Послушай, — терпеливо сказала я, — ты можешь делать всё, что захочешь. Ударь меня ножом, задуши, пристрели — мне всё равно. Просто сделай это за много миль от города.

Наверное, мне следовало бы осмотреть его повнимательнее, попытаться найти слабое место, но я была слишком взвинчена, думая об Аманде. «Ради Бога, больше никаких детей», — подумала я.

— Мы в Австралии, — сказал он.

Я перестала пытаться встать и, наконец, взглянула на него.

— Как долго я была без сознания?

— Недолго.

Ладно, теперь я знала, что он был настоящим придурком. Не то чтобы у меня были какие-то сомнения — здравомыслящий человек не набросится на тебя, как летучая мышь, и не похитит. Я ещё раз попыталась встать с кровати, и на этот раз мне это удалось, как будто то, что удерживало меня, наконец, отпустило.

— Иди к окну, если не веришь мне.

И я подошла. Я не увидела ни коал, ни кенгуру, подпрыгивающих у окна — вид из окна соответствовал любой грязной набережной. Тем не менее, чтобы добраться до океана с того места, где я была в последний раз, потребуется больше двух часов. Было ясно, что я отсутствовала дольше, чем он сказал, но это не имело значения. Главное, что Аманда и все остальные новорождённые теперь будут в безопасности.

— Хорошо, — сказала я, поворачиваясь к нему лицом.

Я устала бежать, устала от страха и паники, которые угрожали задушить меня.

— Давай. Сделай мне одолжение.

И я широко раскинула руки, ожидая, что он убьёт меня.

Глава 2

МУЖЧИНА СМОТРЕЛ НА МЕНЯ, его лицо ничего не выражало.

— Ты смотрела слишком много фильмов.

Я вздохнула.

— Послушай, я не знаю, кто или что ты, да и плевать мне на это. Я устала убегать, устала от вопросов без ответов. Если хочешь пристрелить меня, то давай сделай это, в противном случае, дай мне хоть какие-то ответы или оставь меня в покое.

— У меня нет оружия, — я всё ещё решала, испытывать или же нет облегчение, когда он продолжил: — Ты не хуже меня знаешь, что мне не нужен пистолет, чтобы убить тебя.

Я снова села на скомканную кровать.

— Ни хрена я не знаю, — отрезала я. — Я даже не знаю, кто я, не говоря уже о том, кто ты. Уверена, что ты мог бы одолеть меня, если бы захотел, но также предполагаю, что если бы ты планировал убить меня, ты бы уже сделал это.

— Ты не должна ничего предполагать. Я могу перечислить с полдюжины причин, почему я всё ещё не убил тебя. Возможно, мне нужно место получше, чтобы избавиться от твоего тела.

— К примеру, Австралия?

Его лицо было бесстрастным.

— Может, я хочу потянуть время, позволить тебе пострадать. Или может я решил дать тебе шанс отговорить меня от этого. Или даже дать тебе фору.

Ладно, ничего из этого ничуть не обнадёживало. Я внимательно присмотрелась к нему. По некоторым меркам его даже можно было считать привлекательным. Чёрт, чертовски великолепным — если бы не исключительная холодность в его голубых глазах. У него были длинные, прямые, очень чёрные волосы, бледная кожа, узкое лицо с точеными высокими скулами, тонкий рот и острый нос. Он выглядел холодным, как Антарктида, и его слегка формальная манера делала его ещё более непроницаемым.

— Знаешь, по какой-то причине всё это кажется маловероятным. Ты не производишь впечатления человека, наполненного добротой.

— Я не человек.

Это едва ли показалось мне странным. Насколько бы невозможным это ни было, я уже начала догадываться об этом, учитывая, что за несколько часов мы преодолели тысячи миль.

— Тогда кто же ты, чёрт возьми?

— Ты знаешь.

Я принимала смерть с, как я считала, изрядной долей благородного хладнокровия, но он умудрился вызвать разочарование, разрушив весь стиль Жанны д'Арк.

— Не знаю. Я же сказала тебе, что даже не знаю, кто я, и хотя ты налетел на меня, как летучая мышь из ада, мне трудно смириться с мыслью, что ты не сумасшедший преследователь, который, вероятно, собирается расчленить моё тело и обглодать мои кости.

— Мы не едим плоть. Это прерогатива Нефилимов.

Это слово, это название задело во мне странную струну, прилив тошноты, который я с трудом сдержала. И всё же это слово ничего не значило.

— Кто такие Нефилимы?

Он не ответил. Он поднялся с кровати, и я наблюдала за ним, ища любой признак слабости. По-видимому, он не лгал насчёт пистолета — на нём была чёрная футболка и джинсы, и я не увидела на нём никаких следов оружия. На минуту я испугалась, что он собирается подойти ко мне, и собралась с духом, чтобы бороться, но вместо этого он подошёл к окну, отодвинул занавеску и впустил ранний утренний свет в комнату. Негромкое пение по радио закончилось, и включился диктор — определённо австралиец. Я почувствовала, как меня охватывает дрожь, и попыталась справиться с ней. По крайней мере, Аманда была в безопасности.

А потом он выключил радио и повернулся ко мне.

— Пора уходить.

— Уходить куда? Ты вообще собираешься хоть что-то объяснять или оставишь меня умирать от любопытства?

Он не дал очевидного ответа. Он просто стоял и ждал, и я медленно, с трудом поднялась на ноги. Было такое чувство, словно кто-то использовал меня как боксёрскую грушу — предположительно этот мужчина. Интересно, выглядела ли я такой же разбитой, как себя чувствовала? Следуя за ним, я взглянула на своё отражение в зеркале. И закричала.

Ещё до того, как раздался звук, он возник рядом со мной, одной рукой зажав мне рот, а другой обняв за талию, удерживая меня, пока я боролась с нарастающей истерикой. Я не знала женщину в зеркале — незнакомка смотрела на меня тёплыми карими глазами. По правде говоря, только лишь глаза и казались в ней знакомыми.

Похоже, я сражалась с машиной. Его тело было невосприимчиво к моей борьбе, к моим неистовым пинкам. И так же быстро, как началась паника, она исчезла, оставив меня таращиться на себя в зеркало, в то время как он стоял позади, удерживая меня.

Мои волосы были рыжими. Учитывая все те оттенки красок, которые я использовала в течение многих лет, единственным цветом, который я никогда не использовала, был рыжий. Я была блондинкой, брюнеткой, и имела всевозможные оттенки между этими тонами, но сама мысль о рыжих волосах вызывала у меня тошноту. Моя кожа была бледной, почти прозрачной, а волосы густыми и вьющимися, они свисали ниже плеч, а ведь я предпочитала нечто более короткое и послушное. Его рука закрыла половину моего лица, но я видела свой рот — широкий и изогнутый, отличающийся от маленького рта, который я иногда увеличивала помадой. Мои собственные глаза смотрели с лица незнакомки, и меня чуть не стошнило.

Должно быть, он почувствовал, что борьба покинула моё тело, потому что медленно отпустил меня. Я не сомневалась, что эти железные руки в любой момент могут снова сомкнуться на моих руках, и я изо всех сил старалась сделать своё тело мягким и податливым.

— Ты меня не обманешь, — сказал он мне на ухо. — Я ни на минуту не повернусь к тебе спиной.

— Наверное, это хорошая идея, — сказала я устами незнакомки в зеркале. — Я сбегу.

— Ты быстрее бы выпотрошила меня.

Вздрогнув, я подняла на него глаза. Опять же, он был совершенно непроницаемым — я подхватила это слово в одной из своих жизней, но не могла вспомнить, где именно. Его глаза были холодны, лицо ничего не выражало. Он сказал, что он не человек. Как бы невозможно это было понять, глядя в его бездушные глаза, это делало его немного более правдоподобным.

— Вряд ли, если только ты не собираешься вручить мне нож, — я произнесла это довольно едким тоном, которого добилась, пока его следующие слова не потрясли меня.

— Тебе не понадобится нож.

— Думаю, мне лучше просто перестать говорить, — сказала я, чувствуя себя плохо от картины, которую вызвали его слова.

Он уже дважды доводил меня до грани тошноты. Вероятно, всё дело в сочетании смены часовых поясов и голода. Мой мозг всё ещё пытался найти разумное объяснение всему этому. Итак, он сказал, что я недолго была без сознания, но каким-то образом мы попали в Австралию. Очевидно, он лгал, и, должно быть, я пробыла без сознания несколько дней. Неудивительно, что в животе у меня всё бурлило, я умирала с голоду.

— Просто накорми меня, — добавила я, — и обещаю, что не обеспокою тебя.

Он уставился на меня, и мне показалось, что я чувствую его взгляд на своём горле. Он всё ещё сжимал одно из моих запястий, но боль от этого похожего на наручники захвата была ничто по сравнению с ноющей болью по всему телу, поэтому я едва заметила.

Затем он кивнул.

— После тебя, — и не слишком мягким толчком он вытолкнул меня за дверь.

Да, это была Австралия, или он пошёл на многое ради розыгрыша. Номерные знаки были другими, а у обычного седана, в который он меня втолкнул, руль был не с той стороны. Он закрыл дверь и обошёл машину со стороны водителя, даже не потрудившись посмотреть, собираюсь ли я бежать. Наверное, он знал, что я больше не буду бороться.

Мы ехали молча, навстречу рассвету того, что по всей вероятности станет последним днём моей жизни. Я откинулась на спинку сиденья, равнодушно наблюдая за проносящимся мимо пейзажем. Мы находились в каком-то портовом городе, но к рассвету уже миновали пригороды и оказались в сельской местности. Как ни странно, он включил радио, как только мы сели в машину, и тихая музыка заполнила пустоту в моём сознании. Это казалось аномалией — он был слишком холодным и пустым человеком, чтобы заботиться о музыке. Я решила, что это наименьшая из моих забот. Я слушала жалобные голоса, одни знакомые, другие нет, и ждала смерти.

Должно быть, я уснула. Когда я проснулась, солнце ярко сияло над головой, и мы остановились перед рестораном, который, казалось, просто взял и выплеснулся где-то у черта на куличках. Я взглянула на своего безымянного спутника, задаваясь вопросом, было ли это одним из его творений, но всё казалось достаточно реальным, и когда я последовала за ним из машины, я заметила знак, объявляющий, что у них есть пиво Фостер. В тот момент я была благодарна за небольшие одолжения.

— Очень мило с твоей стороны накормить меня, — пробормотала я, когда мы скользнули в кабинку и мой похититель выпалил заказ угрюмой официантке. — Но ты мог бы позволить мне сделать заказ самой. Осуждённая женщина должна выбрать свою последнюю еду.

Хотя горячий сэндвич с бараниной с подливкой и чипсами казался неплохим выбором, если подумать.

— Смирись с этим.

Он заказал себе вегетарианский бургер. Ну вот, людей убивать он мог, но не животных. Отлично. Я откинулась на спинку стула, украдкой оглядываясь по сторонам. Он не пользовался уборной с тех пор, как я была с ним, но рано или поздно ему придётся это сделать, не так ли? Если только он действительно не был человеком, в чём я не сомневалась.

Интересно, смогу ли я завести машину без ключа? Новые машины могли быть сложнее, но возле ресторана было припарковано достаточно старых машин, так что, возможно, мне повезёт, если смогу ненадолго отвлечь своего похитителя.

Я не знала его имени. И не хотела знать. По какой-то причине, думая о нём как об абстракции, было легче справиться с ситуацией. Если бы у него было имя, как у Джо, Тома или Гарри, это сделало бы его более реальным, и пока оно оставалось немного потусторонним, я могла бы справиться с этим.

«Когда он пойдет в уборную, я могу сбежать, — подумала я. — Я могу попросить помощи у некоторых грубоватых на вид клиентов… конечно, они помогут даме, попавшей в беду». У прилавка стояли два здоровяка, ещё один в дальнем углу…

— Никто тебе не поможет.

Не нужно было быть гением, чтобы понять, о чём я думала.

— А почему бы и нет?

— Потому что ты не сможешь встать с этого места. Не сможешь заговорить.

Какого чёрта ты имеешь в виду? — начала я, но потом поняла, что мои губы не двигаются. Не было произнесено ни слова, ни даже немого писка протеста. Я попыталась пошевелиться, но моя задница с таким же успехом могла быть приклеена к стенке. Я вложила всю свою ярость и панику в свои глаза, но он просто отвернулся, скучая, когда официантка принесла пенящуюся кружку пива. Одну. Для него.

Я протянула руку, собираясь либо схватить её, либо опрокинуть ему на колени, но мои руки не могли сдвинуться дальше центральной линии стола. Как будто между нами был лист органического стекла, толстый, твёрдый и невидимый. На мою сторону стола поставили диетическую содовую, и я обнаружила, что до неё дотянуться могу. Я не могла стащить его пиво, но на самом деле я была рада и диетической содовой.

Я ждала, что он снимет своё заклинание вуду, но он просто пил своё пиво, рассматривая на пыльный пейзаж и игнорируя меня. Я переходила от ярости к мольбам, к слезам и обратно, и это было пустой тратой времени. Когда мне принесли еду, я могла дотянуться до неё, но аппетит пропал, и я просто смотрела на неё.

— Мне плевать поешь ты или нет, — сказал он, не глядя на меня. — У тебя есть ещё десять минут, а потом мы уезжаем.

Я впилась в него взглядом, напрасное усилие. А потом я поела, потому что если у меня появится шанс убежать, мне понадобятся силы.

Должно быть, он накачал меня наркотиками. Или загипнотизировал меня. Каким-то образом ему удалось поиметь мой разум, убедив меня, что я не могу двигаться и говорить.

Для последнего приема пищи это было неплохо. Он также заказал десерт, и когда официантка убрала посуду и принесла мне огромный кусок кокосового пирога, мой желудок сделал ещё один прыжок. Я очень любила кокосовый торт. Как он узнал?

Я не могла спросить его об этом. Я благодарно улыбнулась официантке и съела этот проклятый торт до последней крошки.

Незнакомец поднялся.

— Пора уходить.

Мои ноги больше не прилипали к земле, но моё вынужденное молчание всё ещё действовало. Он довольно грубо схватил меня за руку и повёл обратно к машине, и только когда он втолкнул меня внутрь, я смогла заговорить.

— Мне надо в туалет, — сказала я ровным голосом.

Это была ложь, но я решила, что это мой единственный шанс вырваться.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Тогда, полагаю, в течение следующих нескольких часов тебе будет неудобно.

Я затихла, не потрудившись попробовать открыть дверь. Даже нормальные люди могут запирать двери машины на расстоянии. Он выехал на пустую дорогу с тем же выражением лица. Пустой. Мрачный. Целенаправленный. Он действительно собирался убить меня.

— Как тебя зовут? — я не хотела этого знать, но тишина сводила меня с ума.

— Разве это имеет значение?

— Чёрт возьми, да, это имеет значение. Я хочу знать, почему ты преследовал меня все эти годы.

— Я думал, ты не помнишь ничего, кроме прошлого года или около того.

— Я даже не помню своего имени. Но я помню тебя.

Он посмотрел на меня, и меня забило ознобом от глубокой чёрной пустоты его глаз.

— Азазель.

АЗАЗЕЛЬ СОСРЕДОТОЧИЛСЯ на узкой, выжженной солнцем дороге впереди. Её невежество начинало раздражать его, но если это была её главная линия обороны, то справиться с ней было достаточно легко. Пока она не примет свою настоящую форму, его работа будет относительно лёгкой. Чего он никак не мог понять, так это того, почему она не пытается сильнее бороться.

Она обладала средствами поражения, которые она ещё не начала использовать, и не последним из них была её способность превращаться в Лилит, взбушевавшегося демона, похожего на птицеподобного монстра, который мог выцарапать внутренности у человека, стоит только на миг отвлечься. Это было бы бесполезно против него, но она этого не знала. Она так и не вспомнила.

Это был не первый раз, когда он сражался с Лилит. С проклятием вечности, довлевшим над ним, он сталкивался лицом к лицу с ней во многих демонических формах, и каждый раз он побеждал её. Но ни разу не повергал окончательно.

Он уничтожил много других демонов и мерзостей за тысячи и тысячи лет своего пребывания на земле. По большей части это были Нефилимы, а также те, кому Уриэль позволил вырваться на свободу в попытке победить Падших. Но демоница Лилит была неподвластна даже ему. И он ждал достаточно долго.

Он ненавидел думать о ней как о женщине, но теперь, когда он был рядом с ней, он не мог продолжать ставить её в бесполую группу, к которой принадлежало большинство демонов. Её разрушительная сила не была похожа ни на одну другую женщину, и он всегда старался думать о ней именно так. Особенно учитывая неприемлемое пророчество, которого он был полон решимости избежать. Она была опасной женщиной, и даже сейчас он чувствовал её соблазнительную силу.

Она никак не отреагировала на его имя, но должна точно знать, кто он такой. Всегда существовала вероятность, что она говорит правду, что ничего не помнит. Он наблюдал за ней в течение последних пяти лет, и её поведение было странным, доказывая её слова. К тому времени, когда он, наконец, взял её, она уже прожила под четырьмя разными именами в четырёх разных городах. Он предполагал, что это была попытка избежать встречи с ним, но был небольшой шанс, что она действительно не помнит. Он чувствовал, что от неё весьма реальное страдание, и ему нужно было бороться с ним.

Демоны были мастерами затуманивать ожидания. И большинство существ чувствовали себя несчастными, когда видели смерть, смотрящую на них сверху вниз. В нём не было места ни для жалости, ни для раздумий.

По мере того, как день клонился к закату, пейзаж становился всё более пустынным. Они доберутся до места назначения значительно раньше, чем стемнеет — у него будет более чем достаточно времени, чтобы обо всём позаботиться. Его немного интересовало, что если вернуться потом и посмотреть, не осталось ли чего. Эта мысль должна была бы наполнить его мрачным удовлетворением. Но почему-то это уже не было столь успокаивающе.

Она… оно… прекрасно справлялось.

— Азазель? — сказала она, явно стараясь, чтобы её голос звучал нормально. — Какое странное имя. Ты с Ближнего Востока?

— Это библейское имя, — коротко ответил он.

— Меня зовут Рейчел Фицпатрик, — услышав его неконтролируемое фырканье, она сменила тактику. — Ладно, так и быть, Фицпатрик, не настоящая моя фамилия. Поскольку ты, кажется, знаешь обо мне больше, чем я, почему бы тебе не сказать мне мою настоящую фамилию?

Он ничего не сказал. На радио запел Ричард Томпсон, и Азазель наклонился вперёд, включая погроме, желая расслышать этот скорбный голос и жалящую гитару. В тот момент, когда он убрал руку, она протянула свою и выключила радио.

Он свирепо глянул на неё.

— Если хочешь иметь возможность двигаться и говорить, — прорычал он, снова включив радио, — то держи руки подальше от радио.

Она откинулась назад, сложив руки на коленях. Это были нормальные руки — даже красивые. Странно, она не носила ни колец, ни лака, ни каких-либо украшений, которыми женщины пользовались с незапамятных времён. И всё же он почти мог представить эти руки на своём теле.

Он вздрогнул, борясь с этим. Было так легко забыть, увидеть в ней желанную женщину, в то время как он делал всё возможное, чтобы подавить свою сексуальную природу. Он бросил взгляд на её лицо. Её вьющиеся рыжие волосы были такими же, как и всегда, змеиным клубком, чтобы заманить в ловушку мужчин, заставить их хотеть зарыться лицом в шелковистые пряди. У него был иммунитет — в тот момент, когда он почувствует хотя бы малейшее притяжение, он сможет подавить в себе это. Она не доберётся до него, как она это сделала со многими мужчинами. Он не мог ей этого позволить

Ричард Томпсон пел «Не сможешь победить», слова казались до абсурда пророческими. Когда песня закончилась, он снова выключил радио и посмотрел на неё.

— Это не твоё имя.

— Тогда какое оно? — сказала она срывающимся от разочарования голосом. — Ради Бога, если мне суждено умереть, разве я не заслуживаю сначала некоторых ответов? Хотя бы для того, чтобы узнать, почему на меня напал убийца? Я делала всё возможное, чтобы быть хорошим человеком. Если я сделала что-то плохое в прошлом, что-то, что заслуживает наказания, то, по крайней мере, я должна знать, что это было.

— Твои преступления слишком многочисленны и ужасны, чтобы описывать их в деталях.

Она наморщила лоб, и ему захотелось разгладить его. Она работала над своими уловками, и он был вынужден силой подавлять свою реакцию.

— Это так неправильно, — произнесла она. — Теперь я знаю, что ты схватил не того человека. Если бы я совершала ужасные преступления, я бы это знала. Я не могла совершать… зверства, а потом жить нормальной жизнью. Ты схватил не ту. Ты меня с кем-то путаешь.

— Я ничего не путаю.

— Тогда кто же я? Что я сделала? — воскликнула она.

И устав от её нытья, он наконец ответил.

— Ты — зло, суккуб и убийца младенцев. Ты — кошмар, ужас, чудовище, — он посмотрел в её ошеломлённое лицо. — Ты Лилит.

Глава 3

— ДА, ТЫ НЕ В СЕБЕ, — сказала я. Мой голос дрожал, даже когда я пыталась быть стойкой. Мне показалось, что вселенная вдруг превратилась в песок, и всё задвигалось подо мной. — Не то чтобы это было новостью, я уже и так поняла, что ты должен быть сумасшедшим, раз уж решительно настроен убить меня. Но кто тебе сказал, что я Лилит? Собака твоего соседа?

Он уставился на меня.

— О чём ты говоришь?

— Сын Сэма¹, — коротко ответила я. — Ну, знаешь, серийный убийца? Полагаю, ты изучал его дело.

Он покачал головой.

— Я не серийный убийца. Считай меня палачом.

— О, это очень утешает.

Я сжала руки, так крепко, что их свело судорогой. Я ничего не добилась своим нытьём, мне стоило начинать мыслить логически.

— Послушай, если предположить, что по какой-то дикой случайности я действительно была этой самой Лилит, зачем тебе убивать меня? Она ведь была первой женой Адама, не так ли? Поверь мне, я и близко не чувствую себя такой старой. Если уж на то пошло, я не думаю, что верю в Адама и Еву. Это хорошая история, но не более того. И даже если бы я была Лилит, разве это причина, чтобы убивать меня?

— Мне нужно тебе всё это рассказывать? — сказал он, не обращая внимания на мои протесты. — Ты была первой женой Адама и отказалась возлечь с ним. Ты убежала, а когда он умолял тебя вернуться, ты отказалась. Ты решила вступить в союз с дьяволами и забирать души младенцев, ты такая же кровавая и ужасная, как Кали Разрушительница или любой другой демон, который бродил по вселенной. Ты прелюбодействуешь с монстрами, ты соблазняешь людей в их снах, и ты убиваешь новорождённых.

Я уставилась на него, ошеломлённая, и сумела вытянуть одну последнюю унцию протеста из моей усталой души, не совсем готовая сдаться.

— Милый, — протянула я, — я никого не соблазняю, ни во сне, ни наяву. Не сплю со зверьми, не убиваю детей.

— Я сказал с монстрами. Другие демоны, ни животные, ни люди. И ты можешь спорить сколько угодно, я знаю, кто ты и что ты, а ты призналась, что не знаешь кто ты.

— В таком случае, тебе не кажется, что ты должен дважды подумать, прежде чем убить меня?

— Нет.

Было что-то неумолимое в этом коротком, равнодушном слове, и я сдалась, уставившись на чахлый, пустынный валежник. Всё это не имело никакого смысла — с таким же успехом он мог говорить о незнакомке.

За исключением части о новорождённых. Почему я испытывала отчаянную потребность удалиться как можно дальше от новорождённой крестницы? Это был всего лишь инстинкт, достаточно сильный, чтобы заставить меня бросить всё и исчезнуть.

И что именно я бросила? Ни памяти, ни истории, ни семьи. Может ли он быть прав? Я откинула голову назад и закрыла глаза, забывая всё, сомнения, блуждающие мысли и страх. Я закрыла глаза и стала ждать, что будет дальше.

Должно быть, прошло несколько часов прежде, чем машина остановилась. Я села, ошеломлённо оглядываясь вокруг. Солнце уже клонилось к горизонту, и мы подъехали к заброшенному зданию, которое когда-то могло быть чем-то вроде фермы. Окна, двери и большая часть крыши давно исчезли, и казалось, что уже много десятилетий к нему никто не приближался.

Азазель посмотрел на меня. Должно быть, он почувствовал, что я больше не буду сопротивляться. Я отстегнула ремень безопасности, который я пристегнула, хотя это было и глупо, учитывая, что я всё равно умру, а затем выскользнула с переднего сиденья и вышла на палящий зной позднего дня, ожидая, когда он обойдет машину.

— Внутрь, — сказал он.

Я пошла. У меня уже не было романтических иллюзий, как у Марии Антуанетты на эшафоте. Насколько бы невероятным это ни казалось, то, что он сказал, несло в себе жуткий смысл. Я знала, что должно было быть какое-то разумное объяснение, но я не могла найти его, и я устала бежать. Если в его безумных утверждениях была хоть капля правды, а я начинала верить, что она могла там быть, то… тогда я не собиралась с этим бороться. Если я каким-то образом была причастна к смерти младенцев, невинных новорождённых, я скорее умру, чем рискну сделать это снова.

Внутри дома ничего не было, кроме единственного стула, привинченного к полу в центре главной комнаты. Рядом аккуратной стопкой лежали цепи и верёвки, и меня охватила запоздалая паника.

— Нет, — ответила я. — Ты не сожжёшь меня заживо.

— Нет. Сядь.

Как будто у меня был выбор. Он мог двигаться быстрее, чем я, он был сильнее, и если я была демоном, как он говорил, все мои способности исчезли вместе с моими воспоминаниями.

— Я могу что-нибудь сказать, чтобы заставить тебя передумать? — по крайней мере, мой голос звучал не так жалко, как я себя чувствовала.

Хотя почему смерть с достоинством несла в себе весьма спорный характер. Если я буду кричать, плакать и умолять, никто не узнает, кроме этого сукина сына. Никто не будет судить.

Я села. Он опустился на колени у моих ног и начал связывать мои лодыжки вместе, а я смотрела на него сверху вниз, на широкие плечи, на шелковистые чёрные волосы, упавшие вперёд, скрывая его холодное лицо, пока он готовил меня к казни, и я понятия не имела, почему подняла руку.

Я запустила пальцы в его волосы и погладила его жёсткое лицо, как любовница, мои пальцы ласкали его кожу и танцевали на его губах. Он замер и посмотрел на меня, его тёмно-синие глаза впились в мои с таким жаром, что всё мое тело охватило возбуждение, и я качнулась к нему, желая его губы.

Он отшатнулся от меня, выругавшись, и холодная реальность ударила меня ещё раз. Я опустила руку и отвернулась, отказываясь смотреть на него.

— Если ты ещё раз это сделаешь, — сказал он резким голосом, — я сам тебя придушу. Хотя ты, вероятно, предпочла бы это, не так ли?

Он вернулся, схватил меня за запястья и связал их быстрыми, отрывистыми движениями. Я проигнорировала боль — она больше не имела значения. Меня тошнило от того, что я сделала, от нахлынувших эмоций и тоски по моему будущему убийце.

Я умудрилась вымолвить:

— Предпочла бы удушение чему? Ты сказал, что не собираешься меня сжигать. Ты просто оставишь меня здесь умирать с голоду?

Он покачал головой, натягивая тяжёлую цепь вокруг моих связанных запястий и лодыжек и прижимая её к полу. Он действительно не хотел рисковать. Он отодвинулся, и потрясённое выражение исчезло с его лица, оставив его суровым, холодным и прекрасным в угасающем свете дня.

— Я оставлю тебя для Нефилимов.

— И они?..

Его недоверчивое фырканье рассердило бы при любых других обстоятельствах.

— Они отвратительны. Как и ты. Тебя нельзя убить человеческим способом, а я предпочитаю не прикасаться к тебе. Нефилимы подходящий конец для тебя.

— А кто такие Нефилимы? — снова спросила я, не уверенная, что хочу услышать ответ.

— Они охотятся на неземное. Тебя. И мой вид, — сказал он. — Мы убили большинство из тех, кто бродит по миру, но несколько из них ещё пока осталось здесь, в Австралии. Я оставляю тебя для них, — он стряхнул грязь со своей тёмной одежды, словно стряхивая с себя вину за то, что убьёт меня. — Будет больно, — сказал он. — Но это быстро закончится. И тебе не придётся слишком долго ждать.

В его голосе прозвучала чуть ли не доброта. Милость палача. Я смотрела, как он двинулся к двери, его фигура была очерчена заходящим солнцем, и мой голос остановил его лишь на мгновение.

— Не надо, — на этот раз мой голос сорвался. — Пожалуйста.

Но он ушёл, не оглянувшись, и через мгновение я услышала, как завелась машина, услышала шорох шин по пересечённой местности. Я прислушивалась, пока не наступила полная тишина, и темнота начала смыкаться вокруг меня.

И я ждала смерти.

ОН ЕХАЛ БЫСТРО. Открыл все окна, не обращая внимания на пыль, клубящуюся в Форде, и резко нажал на акселератор. Автомобильная авария его не убьёт. То, что было верно для Лилит, подходило и для него. Чтобы прикончить его, потребуется какое-то потустороннее существо, и как бы заманчиво это ни звучало, рядом не было никого, кто мог бы выполнить эту работу.

Он мог бы и подождать. Привязать себя к стулу рядом с ней и позволить Нефилиму подойти. Когда он почувствовал, как её прохладная рука скользнула по его разгорячённой коже, ему захотелось этого. Но ничто не могло заставить его захотеть отпустить её, совсем ничто, но смерть рядом с ней, возможно, имела определённую отчаянную симметрию.

Он мог бы подождать, чтобы убедиться, что они прикончили её, но он знал, что он мог и не мог сделать. И он ни за что не смог бы смотреть, как они разрывают её на куски, питаясь её плотью, в то время как её сердце всё ещё качало бы кровь. Он вернётся при свете нового дня и найдёт следы, кровь, кости и кожу. Нефилимы оставляют после себя разрушение, и если бы Уриэль зачет удостовериться, у него останется достаточно доказательств.

Он ехал на восток, и в зеркале заднего вида он видел солнце на горизонте, опускающееся всё ниже, яркие осколки света пронзали небо, устремляясь к нему. Они придут за ней, как только солнце скроется за горизонтом. Они придут, и они будут пировать, и всё будет кончено. И ни одному из безумных пророчеств не суждено будет сбыться. Лилит больше не будет убивать невинных новорождённых, она не станет проникать в чужие сны и лишать дыхания.

И она никогда не выйдет замуж за короля падших ангелов и не будет править адом на земле.

Именно это пророчество было выжжено в его мозгу с начала времён. Он понятия не имел, кто существовал дольше, Лилит или Падшие, но они оба были из тех времён, когда время ещё не измерялось. Суровый судья, который изгнал род Азазеля и проклял их, был тем же самым, кто проклял первую человеческую женщину, причем проклял намного ужасней. Падшие были оставлены в покое, просто чтобы служить курьерами для душ между смертью и потусторонним миром, проклятые питаться кровью. Лилит была схвачена демонами и вынуждена возлечь с ними, и она исчезла.

Он слышал о ней ещё в средние века, она прокрадывалась во сны мужчин и оставляла их истощёнными и почти мёртвыми, оставляя младенцев безжизненными в их кроватках, но потом она снова исчезала в неизвестности. На этот раз она уйдёт навсегда, и Падшие продолжат свои бесконечные поиски Первого. Люцифер, Несущий свет, погребённый в живой тьме, ждёт их.

После смерти Сары, возлюбленной Азазеля, крепость Падших стала для него не убежищем, а тюрьмой, и он покинул Шеол в поисках демона, которому садистская Высшая Сила предписала стать его невестой. Уничтожить её означало бы уничтожить ещё один источник зла в этом проклятом мире и гарантировать, что это проклятие никогда не сбудется.

Стрелка спидометра поднималась, но дорога была пуста, и если он потеряет управление, то ничего не произойдёт. Ничто не могло убить его, кроме огня или другого потустороннего источника — Лилит, Нефилимов, ангельские силы Уриэля, которые больше походили на штурмовиков гестапо, чем на серафимов. Но никто не мог избавить его от этой боли, которая из невыносимой превратилась просто в оцепенение.

Он услышал неземной вой, когда последний луч солнца скрылся за горизонтом. Он был слишком далеко — вряд ли он услышал Нефилимов, которые учуяли её запах и двинулись вперёд — но звук пронзил его разум, и он мог видеть её, спутанные рыжие кудри, бледную кожу и мягкий рот, испуганные глаза. Глаза, которые взывали к нему. Мягкий рот, который тронул его больше, чем он хотел признать.

Он ударил по тормозам.

Машину крутануло в клубящейся пыли и она остановилась боком на краю дороги. Он взмыл вверх, пробив металлическую крышу, словно она была из алюминиевой фольги, прямиком в быстро остывающий воздух.

Нефилимы уже приближались к опустевшему дому. Он проломил оставшуюся часть крыши, куски дерева и обломки упали вместе с ним, когда он приземлился в нескольких футах позади неё. Он быстро сложил крылья и двинулся к ней.

Она сидела совершенно неподвижно, и её глаза сосредоточились на нём, на ноже в его руке, когда он встал перед ней.

— Решил сделать это сам? — сказала она голосом, который не скрывал её страха.

Лилит ничего не боялась, даже смерти. Мог ли он ошибаться на её счёт?

Стоны и ворчание Нефилимов, когда они приближались к дому, были леденящими, и их зловоние предшествовало им, грязь разлагающейся плоти, древней крови и кишащих личинками органов. Она слышала их так же хорошо, как и он, и вся дрожала.

Он полоснул ножом по верёвкам. Выглянув в пустую раму окна, он увидел, как они приближаются. Он не сможет защититься от стольких, и может просто стоять там, ожидая, пока монстры заберут их обоих.

Не было времени на поиски ключа к замку, который удерживал её цепи. Он дёрнул, разорвав цепи, вытащил её из кресла и рванул вверх, в ночное небо, вслед им раздался вой Нефилимов в темноте.

Он легко приземлился на пустынном шоссе, её тело обмякло в его руках. Машина стояла там, где он её оставил, металлическая крыша откинута назад, словно внутри взорвалась петарда. Он усадил её на заднее сиденье и быстро сорвал кандалы, которые не успел снять. Её тонкие запястья и лодыжки были в крови — должно быть, она боролась после того, как он оставил её. Это не принесло бы ей никакой пользы — он специально использовал железные цепи. Только железо могло сковать демона, и она была беспомощна.

Но предположительно она этого не знала. Она утверждала, что ничего не знает о том, кем и чем она была, и разорванная и кровоточащая плоть казалась почти доказательством этого. Он сомкнул свои руки вокруг её лодыжек, такие утонченные, что он легко обхватил их. Он отпустил её, и они снова были гладкими и незапятнанными.

Он запнулся. В истории были времена, когда женщины носили многослойную одежду, и лодыжки считались одной из самых эротичных частей женского тела. В наши дни, когда всё выставлялось напоказ, о лодыжках забывали, но её ноги были хорошо сложены и удивительно возбуждали.

Это была Лилит, напомнил он себе, потянувшись к её окровавленным запястьям. Она была настоящей сиреной, заманивающей мужчин на верную смерть.

И тут до него донёсся тёплый, землистый запах её крови. Он отстранился, оставив её запястья исцелёнными, и присел на корточки, глядя на её безвольное тело, отрешенно облизнув свои пальцы. И тут он понял, что делает.

Он отпрыгнул в сторону, отплёвываясь, задыхаясь, пытаясь прогнать вкус, запах и соблазн её крови из своего тела. Он с трудом добрался до канавы у дороги, и его вырвало.

Было больно. Его тело боролось с ним, жаждало её успокаивающего бальзама, но он всегда контролировал эту свою странную человеческую плоть, и он опустошил себя от каждого следа её. А потом он встал, вытирая рот, и вернулся к ней.

Он понятия не имел, подействует ли на демона благодать забвения, но занес руку над её лицом, не прикасаясь, и позволил ей утонуть. На его длинных пальцах была засохшая кровь, её кровь, и он выругался.

Он втолкнул её внутрь машины, закрыл дверцу и забрался на переднее сиденье. Схватил бутылку с водой, со свистом глотнул её и снова сплюнул, затем вылил остаток на руки, стирая все следы её крови. И не его вина, что он всё ещё ощущал её.

Машина завелась достаточно легко, не обращая внимания на плохое обращение, и он снова выехал на дорогу. Он слышал приглушённый шум Нефилимов, кричащих от ярости, что им отказали в добыче. Они последуют за ним, а он не мог позволить себе задерживаться. Он всегда мог двигаться быстрее, чем они, но её присутствие замедляло его. Ему нужен был яркий свет, ему нужны были люди.

Но больше всего ему нужно было время и пространство, чтобы понять, какого хрена он только что совершил самую глупую ошибку за тысячи лет своей бесконечной жизни.

Я УСЛЫШАЛА КРИК. Он вырвался из моего горла, когда я пришла в сознание, звук был оглушительный, и я хотела остановиться, очень хотела, но не смогла. Только на мгновение, чтобы сделать глубокий, хриплый вдох, а затем я снова тошнотворно закричала. Это был звук чистого ужаса, проникшего глубоко в кости.

А потом это прекратилось, эта невольная пытка, когда его голос просто сказал:

— Прекрати.

На минуту я замерла. Я лежала, вытянувшись, на сиденье движущегося автомобиля. Логика подсказывала, что это была та самая машина, на которой Азазель отвёз меня в буш², но у этой была открытая крыша, и звёзды над головой странно успокаивали. Я подумала, не заморозил ли он меня так же, как в ресторане, но обнаружила, что могу двигаться медленно, осторожно, словно мои кости вот-вот развалятся. Мне удалось принять сидячее положение.

Было почти совсем темно. Я потёрла свои нежные запястья, но они были целы, никаких следов от этих проклятых верёвок не осталось, и меня потрясло это. Я боролась как сумасшедшая, когда он оставил меня в кромешной темноте, и мне показалось, что я почувствовала влагу крови. Я дотянулась до лодыжек, но они тоже были гладкими и невредимыми.

Я понятия не имела, позволит он мне говорить или нет, но я должна была попытаться.

— Почему ты вернулся? — я не хотела, чтобы мой голос звучал обвиняюще.

Ради Бога, он передумал убивать меня. Почему я должна жаловаться?

Он даже не оглянулся на меня. Свежий воздух врывался в салон через открытую крышу, сдувая его волосы с элегантной структуры холодного, бесстрастного лица.

— Понятия не имею, — сказал он, наконец. — На твоём месте я бы не стал озадачиваться этим. Я могу восстановить своё здравомыслие достаточно быстро, отвезти тебя туда и бросить, поэтому предлагаю тебе просто сидеть и молчать.

Я была достаточно умна, чтобы сделать именно это. Мне было так холодно после невыносимо жаркого дня, и я задрожала. Я вспомнила приближающиеся завывания, ужасный запах, ударивший мне в ноздри, и почувствовала, как моё тело почти незаметно задрожало. Я решила попытать счастья.

— Не мог бы ты закрыть люк? Я замерзаю. Должно быть, после захода солнца становится очень холодно.

Он помедлил.

— Не так уж и холодно, — сказал он наконец.

— Но я….

— Смирись.

Ладно. Я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Вероятно, он был прав — это был просто шок и страх. Я хотела спросить его, куда он меня везёт, но он предупредил меня не задавать вопросов, и я не хотела, чтобы он передумал. Я поджала под себя ноги и забилась в угол сиденья, как можно дальше от открытой крыши. Звёзды были очень яркими в чернильно-чёрном небе над головой, и я поняла, что, вероятно, смогу увидеть Южный Крест впервые в своей жизни. У меня всегда была тайная слабость к астрономии, к звёздам и созвездиям, к тому, как они вращаются в небе. Возможно, это был мой единственный шанс увидеть Южный Крест, и я надеялась, что небо останется чистым, пока мы здесь. Если только он не собирался бросить меня здесь, что меня вполне устраивало. Здесь я могла раствориться с новым именем и новой личностью так же легко, как и в Северном полушарии. У меня было много практики.

По тусклым звёздам я поняла, что мы приближаемся к небольшому городу. Электрические огни боролись с природой, и электричество побеждало. Они называли это световым загрязнением. Я думала, что привыкла к нему, но тот короткий период без него просто напомнил мне, как сильно я люблю огромное, бесконечное небо.

Я почувствовала запах моря, что меня удивило. Я предполагала, что мы провели день, двигаясь прямо вглубь страны, так что близость океана была тревожной. Я ненавидела океан. Меня пугали волны, приливы и отливы, течения. Я заставила себя глубоко вдохнуть насыщенный солёный запах, слизывая вкус с губ. Потом я поняла, что он наблюдает за мной в зеркало заднего вида, его пристальный взгляд был прикован к моему рту, а тёмно-синие глаза горели.

Нервничая, я нырнула обратно в темноту. Вспоминая, что я протянула руку, испытав непреодолимое желание прикоснуться к нему, когда он приковывал меня цепями, чтобы я умерла. Я почувствовала этот взгляд в глубине живота, между ног, как грубую ласку, и моё лицо внезапно вспыхнуло. Я отвернулась к окну, ограждаясь от него, и сосредоточилась на портовом городе, через который мы ехали. Рабочий город, а не курорт, я сразу поняла. Не знаю, хороший это знак или плохой.

Когда он притормозил и припарковался, я удивлённо огляделась. Мы оказались в узком переулке, пустынном, если не считать нескольких припаркованных машин, и он соскользнул с переднего сиденья, захлопнув за собой дверь, прежде чем открыл мою.

Я подумывала было остаться на месте, но знала, что он без колебаний залезет внутрь и вытащит меня, и он не будет добр. Я пошевелилась, приземлившись на слегка нетвердые ноги.

— А ты не собираешься закрыть крышу? — я подняла на него глаза.

Я и забыла, что он такой высокий.

— Я оставляю машину. И крыша не закрывается.

Оба этих заявления озадачили меня, пока я не присмотрелась к машине повнимательнее. Металл был откинут назад над водительским сиденьем, как будто банка содовой взорвалась от жары. Что, чёрт возьми, было таким сильным, чтобы сделать это?

— Ты можешь просто взять и бросить машину? — спросила я. — Тебе должно быть хорошо платят.

— Во-первых, она не была моей.

— Ну, тот, у кого ты её одолжил, вряд ли обрадуется дыре в середине крыши.

— Возможно, и нет, — он замолчал, глядя на меня, и мне захотелось хотя бы начать догадываться, о чём он думает. — Ты — зло. Я должен был оставить тебя Нефилимам.

Я прислонилась спиной к машине, мои ноги всё ещё немного дрожали. Странное, бурлящее чувство внутри меня, в груди, между ног. Чувства, которые были совершенно чужды мне. Он стоял слишком близко ко мне, но я не могла сказать ему отойти. Я не хотела этого делать.

— Почему же ты этого не сделал? — мой голос был почти шёпотом, как будто я знала, что он собирается сделать, и боялась напугать его. Отвлечь его. Остановить его. Я знала, чего он хочет, и помоги мне Бог, я тоже этого хотела.

Его тёмно-синие глаза были затенены, и мне показалось, что я вижу полоску крови на его губах. Чья это кровь?

— Потому что я дурак до мозга костей, — прошептал он, и вокруг нас повеяло ночным воздухом. — Потому что я знаю, кто и что ты, и всё равно хочу тебя.

И он поцеловал меня. Его рот был грубым, настойчиво открывая мой, а его твёрдое тело прижало меня к машине, и я почувствовала жар, желание, пронёсшееся сквозь меня, не зная, его это или моё. Он крепко прижался ко мне, я была влажной, просто чувствуя его рот на своём, и если бы он снял с меня одежду и отвёл меня туда, за доки, я бы не протестовала.

Я обняла его за шею, целуя в ответ, мой язык скользнул по его, и он приподнял меня, притягивая ещё ближе к себе. Я обхватила ногами его бёдра, пытаясь приблизиться, закрывая свой разум и свои сомнения, погружаясь в горячее влажное облако желания, которое окутало нас обоих.

Здравый смысл поразил его первым. Он отстранился, и я опустила ноги на землю, позволяя им медленно скользнуть по его телу. Он потянулся и убрал мои руки со своей шеи, отступая назад, его глаза были закрыты, выражение лица было таким холодным и непреклонным, как будто последних нескольких минут не существовало.

— Я отпускаю тебя, — сказал он голосом, лишь слегка огрубевшим от того, что мы делали. — Я бы посоветовал тебе бежать, пока я не передумал.

Я недоверчиво уставилась на него. Как будто этого поцелуя никогда и не было. Может, мне это приснилось. В конце концов, это не имело значения, важно было то, что он отпускал меня.

— Вот так просто? — спросила я.

— Вот так, — сказал он. — Я решил, что убить тебя — это больше хлопот, чем ты стоишь.

Я бы с радостью согласилась с этим. Но я не могла пошевелиться. Я всё ещё чувствовала это странное, магнетическое притяжение, я всё ещё хотела положить свои руки на него, почувствовать его тело, прижатое к моему, его кожу, скользящую по мне. Я оставалась неподвижной, пока его голос не сорвался:

— Я сказал тебе бежать.

А потом я побежала. Навстречу тёмным улицам. Ни кошелька, ни денег, ни паспорта. Ни имени, ни прошлого, ни будущего. Мне было всё равно. Я была жива, и я была свободна. В остальном я потом разберусь.

ТЁМНЫЙ ГОРОД

Глава 4

АЗАЗЕЛЬ СИДЕЛ НА КРАЮ УТЁСА, глядя на бурлящий океан, позволяя прохладному морскому бризу сдуть с его лица слишком длинные волосы. Он закрыл глаза, упиваясь ощущением. В пустом существовании — ощущение ветра, запах океана — были одними из немногих удовольствий, которые он мог испытать.

Почувствовав приближение Разиэля, он вновь открыл глаза. За полтора года, прошедших с тех пор, как Азазель воссоединился с Падшими, Разиэль неоднократно пытался вернуть ему лидерство в Шеоле, но тот упорно отказывался. Разиэль как Альфа и его неординарная жена создали хорошую правящую пару. У Разиэля было больше сострадания, чем Азазель был способен чувствовать, и его жена, хотя она немного перевернула все устои, оказалась тёплым и заботливым Источником.

Теперь он мог смотреть на неё, не испытывая желания убить, даже мог вести с ней короткие разговоры. Потому что она нравилась Саре. Он подозревал, что его жена знала о приближении своей смерти, у Сары часто бывали неожиданные видения, и она уже подготовила почву для того, чтобы Аллегра Уотсон заняла её место. Если Сара одобряла её, он не мог её презирать.

Все оставили его в покое с тех пор, как он вернулся из добровольного изгнания, понимая, что когда он будет готов полностью присоединиться к рядам Падших, он скажет им. Тем временем он проводил дни, изучая старые тексты, разыскивая хоть какой-то намёк на местонахождение Люцифера.

Первый из них, Несущий свет, самый любимый из ангелов Божьих, был первым, кто был наказан, заключён в тюрьму где-то глубоко под землёй в бесконечной тишине. Пока они не найдут его, они будут беспомощны против тирании единственного Архангела, который никогда не был искушён. Уриэль, кровавый, безжалостный и абсолютно беспощадный, был оставлен во главе, когда высшее существо дало человеческой расе свободу воли, а затем удалилось, оставив их одних. Уриэлю было поручено наблюдать за происходящим, но он выполнял лишь самое ужасное, наказывал всех по воле божьей. Эпидемии, уничтожившие две трети населения земного шара — испанка, оспа, холера, — были последовательными подарками для неправедных. Уриэль особенно любил сифилис и СПИД. Наказанием за грех была смерть, а блуд был самым страшным грехом в глазах Уриэля.

И никто не мог прикоснуться к нему, никто не мог остановить его, так как бич следовал за бичом, и человечество впадало в войны и голод. Только Падшие имели хоть какой-то шанс остановить его неумолимое шествие к уничтожению людей, а времени оставалось всё меньше по мере того, как росла сила Уриэля.

Разиэль устроился рядом с Азазелем, сложив крылья и глядя на океан.

— Ты должен пойти за ней, ты же знаешь.

— Нет, — никто не отказывал Альфе, когда тот что-то просил или отдавал приказ, но Азазель не колебался.

Они с Разиэлем были следующими, кто пал после Люцифера, вместе с ними и двадцать других были прокляты навечно за преступление любви к человеческим женщинам. Ни люди, ни ангелы, они были просто Падшими, проклятыми, чтобы прожить вечность с непреодолимой потребностью в крови. Гнусные Нефилимы были пожирателями плоти, тёмной стороной, порождением грязи и разложения.

— Ты был тем, кто нашёл связь в старых текстах, — сказал Разиэль своим спокойным, терпеливым голосом. — Ты не можешь отрицать, что ключ только у неё. Нам просто повезло, что ты не позволил Нефилимам уничтожить её до того, как нашёл связь.

— Она ничего не помнит, — упрямо сказал он. — Это ничего не изменит.

— Ты даровал Благодать?..

— Это бы не сработало. Я мало что мог с ней сделать. Я мог читать её мысли, совсем чуть-чуть, но это была полная неразбериха. Она не знала, кто она и что она такое, она не помнила своей прошлой жизни. Если она даже не может признать, что она Лилит, как она вспомнит какую-то незначительную информацию, которую мы только что обнаружили, и которая может привести нас к Люциферу?

— У нас нет другого выбора. Его голос слабеет, Уриэль становится сильнее, и совсем скоро он, наконец, перестанет сдерживаться и придёт за нами. Мы должны найти Люцифера, и я готов водиться с самыми отвратительными существами на свете, даже с оставшимися Нефилимами, если это поможет нам.

Он знал, что Разиэль прав. Он знал, что в тот момент, когда наткнулся на неясную ссылку, что «демоница, пожирающая мужчин и младенцев, возлегшая со Скверной, будет погребена рядом с Носителем Света и покажет способ как его освободить». Конечно, это была всего лишь одна строчка в относительно непонятном тексте, и происхождение её было сомнительным. И там не было сказано, как она может помочь им найти Люцифера, только то, что она покажет им, как это сделать. Что не шло им на пользу, ведь она ничего не помнила.

Он снова подумал о демоне. Демон с обликом, запахом и ощущениями женщины, которой достаточно было только взглянуть на него, чтобы пробудить чувства, которые должны были быть мертвы. Он поцеловал её. Этот поцелуй был выжжен в его теле и мозгу, мучая его. Какое безумие заставило его потянуться к ней? За почти семь лет, прошедших после смерти Сары, никто больше не смог прикоснуться к нему, что ещё раз доказывало, насколько опасна Лилит. Если она могла пробудить его мёртвую душу, значит, она действительно обладала большой силой.

— Я не следил за ней, — сказал он, солгав только наполовину.

Он перестал присматривать за ней полгода назад, как только она легла в постель с молодым доктором. Но он почти не сомневался, что она всё ещё в Брисбене, в этой странной квартире с видом на реку Брисбен. Ему потребуется совсем немного времени, чтобы добраться до неё.

Но ему придётся дотронуться до неё, обнять, понести. Вдохнуть соблазнительный аромат её кожи. Ему придётся доставить её в безопасное место, под защиту Шеола. Где меньше всего он хотел бы видеть её.

За одной строчкой из непонятного текста, намекавшего на то, что она знает информацию о Люцифере, стояли десятки других упоминаний о Лилит, королеве демонов, и её браке с королём Падших. Не имело значения, что Разиэль теперь управлял Падшими как Альфа. Азазель возглавил их гибельное падение, Азазелю было предсказано соединиться с Лилит и править адом вместе с ней.

Конечно, те же самые источники отождествляли Падшего с мифическим Сатаной, силой зла, столь же могущественной, как и Бог. В бесконечном опыте Азазеля единственным существом, которое подходило близко к этому описанию, был Уриэль, единственный оставшийся Архангел.

— Ты знаешь, где она, — невозмутимо ответил Разиэль.

— Ей не место в Шеоле. Она — демон.

Не прозвучало ли в его голосе нотки отчаяния? Нет, он просто казался упрямым.

— Я знаю, что ей тут не место. Я знаю пророчества. Если ты не приведёшь её сюда, ты можешь забрать её в Тёмный Город и найти Нарушителей Правды. Если есть ответы, которые можно найти, то именно они смогут это сделать.

Он замер. Давным-давно ему едва удалось пережить время, проведённое с жестокими Нарушителями Правды. И он был намного сильнее, чем тело, которое забрала Лилит.

— Почему я? Михаил мог бы… — он умолк.

Михаил обладал грубой силой, был непревзойдённым воином. Он уничтожит её, случайно или намеренно.

Это решило бы его проблему, но не приблизит их к Люциферу. Он ломал голову, не найдётся ли среди Падших ещё кто-нибудь, кто мог бы взять на себя эту задачу и избавиться от демона, как только информация будет у них. Но не было никого подходящего. Сильные убьют её, а нежные окажутся в опасности, как только она вновь обретёт свою истинную сущность. Он был единственным, кто знал достаточно, чтобы сдержать её, не убивая. По крайней мере, до того, как она перестанет быть полезной.

Если её приведут в святилище Шеола, возможно, он не сможет помешать пророчествам сбыться. Как бы ни была сильна его решимость не стать жертвой суккуба, как только она пробьёт стену, её уже ничто не остановит. Он не был уверен, что она всё забыла, но даже если и забыла, рано или поздно всё это вернётся к ней. Пророчества имели порочную привычку сбываться, особенно самые дурные.

Хотя, если они будут править в вечных муках ада, любимом месте Уриэля, то он может принять это. Принять боль как альтернативу холодной пустоте, заполнившей его. Лучше чувствовать мучения, чем вообще ничего. Наверное.

— Отведи её в Тёмный Город, — сказал Разиэль, уже зная, что он сдастся. — Если ты найдёшь то, что нам нужно, ты всегда можешь оставить её там. Ей понадобятся столетия, чтобы сбежать.

Азазель не шевельнулся. Приближался прилив, и поднялся ветер, волнуя поверхность воды и неся барашки. Надвигалась гроза. Он полетит, подгоняемый ветром.

Глава 5

Я ЗАСТЕГНУЛА МОЛНИЮ НА СПОРТИВНОЙ СУМКЕ и бросила её на пол, стараясь не обращать внимания на тьму, затаившуюся на задворках моего сознания. Я посмотрела в окно на реку Брисбен. День был ясный, солнечный свет отражался от воды, а в открытое окно дул сильный бриз. И никаких предзнаменований катастрофы.

Я жила на третьем этаже старого колониального особняка, который был переделан в причудливые апартаменты. Хриплые птицы будили меня каждое утро в течение полутора лет, что я прожила здесь, но я не предпочла бы нечто иное. Я любила птиц — шумных и тихих. Было что-то такое в наблюдении за ними в полёте, что заставляло меня затаить дыхание и трепетать.

Не то чтобы я хотела летать. Я ненавидела высоту. Я думала, что ненавижу летать, потому что у меня не было никакого желания покидать Австралию, чтобы побольше разузнать о моём туманном прошлом. Мне нравилось чувствовать себя в безопасности в своей квартире на верхнем этаже с крошечной ванной, спрятанной под свесом крыши. Мне нравилась моя работа, мои друзья и мой парень, Рольф. Мне не нужны были перемены, которые я ощущала на ветру.

Я услышала шаги на расстоянии трёх лестничных пролётов, и странное чувство тревоги наполнило меня. Рольф пришёл рано. Он не позвонил и не написал мне, чтобы я спустилась на широкое крыльцо, окружавшее здание, хотя я знала, что ему не нравится старый дом, впрочем, как и подъём к моим апартаментам. И вдруг я почувствовала, что не хочу отвечать на стук в дверь, боясь того, кто окажется по ту сторону.

Снова раздался стук, более властный, и я выглянула в открытое окно, гадая, смогу ли выбраться наружу…

«Я веду себя нелепо, — упрекнула я себя. — Кто, по-моему, прячется за дверью, Мрачный Жнец?»

Я пересекла комнату и распахнула дверь, стараясь не обращать внимания на облегчение, которое испытала, увидев Рольфа, разгорячённого, помятого и раздражённого.

— Почему ты не отвечала на звонки? — требовательно спросил он. — Я звоню тебе уже несколько часов.

Я взяла сотовый телефон и посмотрела на экран. Пропущенных звонков не было, вообще никаких звонков, что само по себе было необычно. Хотя мои друзья знали, что я уезжаю из города, так что этому было разумное объяснение. Но никаких признаков многочисленных звонков Рольфа.

— Ты уверен, что звонил именно мне? Мой телефон говорит обратное.

— Тогда твой телефон сломан, — высказался он недовольным тоном. — Я не могу поехать.

Я должна была быть разочарована, по крайней мере. Вместо этого я почувствовала облегчение. Я изо всех сил старалась выглядеть расстроенной.

— А почему?

— Чрезвычайная ситуация в последнюю минуту. Мне нужно заменить одного врача на гинекологическом этаже. Все решили рожать в одно и то же время, и у них не хватает рабочих рук. У меня, по сути, и выбора не было.

— Конечно, не было, — сказала я практичным тоном. — Ты сможешь вернуть деньги за наше путешествие?

— Я уже обо всём позаботился, — сказал он. — Я позвонил на курорт перед тем, как позвонить тебе, поэтому знаю, что мой телефон работает. Должно быть, с твоим что-то не так.

На самом деле, если что-то и было не так в наших отношениях, обычно это была моя вина. И это было типично для Рольфа, он всегда охранял свои деньги, ещё до того как связался со мной. Он был очень осторожным человеком.

Правда, бывали моменты, когда я не могла понять, почему терплю его, но потом, когда я выходила, я вспоминала. По какой-то причине австралийские мужчины считали меня неотразимой. Во мне не было ничего особенного — вьющиеся рыжие волосы были скорее проклятием, чем соблазном, и я носила свободную одежду и не пользовалась косметикой, — но по какой-то причине мужчины продолжали приставать ко мне. Присутствие Рольфа рядом сдерживало их.

Это означало, что моё сердце не было разбито, когда ему пришлось отменить наши планы. Я изобразила на лице понимающую улыбку.

— Когда ты должен быть на работе?

Он нетерпеливо взглянул на часы.

— Я уже должен быть там.

— Тогда вперёд. Не трать время на разговоры со мной, — сказала я, подталкивая его к двери. — Со мной всё будет в порядке.

Конечно, он не спросил, не возражаю ли я. Возможно, пришло время отказаться от доброго доктора Рольфа. Я определенно могла бы найти кого-нибудь другого, чтобы обеспечить буфер, хотя не могла понять, зачем он мне нужен.

Я слушала, как он с грохотом спускается по лестнице, уверенная в том, что в его мире всё в порядке, потом взглянула на свою упакованную сумку. Я вернулась к большому открытому окну, выглянула в сад, и на мгновение мне показалось, что я вижу тень возле изгороди, что-то тёмное, узкое и угрожающее. А потом тень исчезла, смешавшись с высоким кустарником. Я становилась сумасбродной.

Ну, если Рольф не хочет никуда ехать, это не значит, что я не могу. Мои вещи были упакованы, у меня было свободное от работы время, и если я останусь, я начну видеть тени в своих собственных комнатах. Следующие четыре дня я была абсолютно свободна, как бы мне ни нравилась моя странная маленькая квартирка, стены начали смыкаться вокруг меня.

Я схватила сумку и рюкзак и побежала вниз по лестнице, которую Рольф ненавидел, а я любила. Я всегда чувствовала себя принцессой, взбирающейся на башенку, когда поднималась по узкой лестнице. Со странной лаской я рукой заскользила по тёмным перилам из красного дерева. Это было почти так же, как если бы я попрощалась.

Мой крошечный «Холден» был припаркован в тени, и я забралась внутрь, бросив обе сумки на заднее сиденье. Я начала отъезжать, но потом обернулась и посмотрела прямо перед собой. Там что-то стояло, нечто тёмное и мерцающее, как тепловой мираж, и я, не раздумывая, нажала на газ, вылетев на улицу и едва не задев припаркованную машину хозяина дома. Я вывела машину на дорогу и уехала, не оглядываясь. Боясь оглянуться.

Сердце колотилось в груди, на лбу и ладонях выступил пот. Мне не хотелось, но я посмотрела в зеркало заднего вида. Улица была пуста, никакая тёмная фигура не следовала за мной. Никаких скользких существ из фильмов ужасов, которые одним взглядом могут забрать душу. Я медленно убрала ногу с педали газа и направилась вниз по склону, к потоку машин, осторожно притормаживая. А потом, как последняя идиотка, я вдруг забыла, что нахожусь в Австралии, и повернула направо прямо на встречную полосу.

Я слышала визг шин, стук металла о металл, скрежет ломающихся машин. В воздухе заклубился маслянистый дым. Каким-то образом медики уже были на месте, и я наблюдала, как они бросились к моей крошечной машине, дверь со стороны водителя была сломана.

— Здесь никого нет! — крикнул один из фельдшеров. — Должно быть, кто-то забыл включить ручной тормоз.

Странно. Я не помнила, как выбралась из разбитой машины. И никто не обращал на меня ни малейшего внимания, хотя я думала, что все будут кричать на меня за то, что я такая глупая американка.

Они работали над тем, чтобы вытащить женщину из машины, в которую я врезалась, но она выглядела относительно невредимой, так что часть моей вины исчезла. Я повернулась к мужчине, стоявшему позади меня.

— Она выглядит нормально.

А потом я застыла на месте.

Я машинально повернулась к нему, зная, что он здесь и чувствуя себя комфортно. Уродливая реальность с рёвом вернулась, когда я посмотрела в его холодные голубые глаза.

— Азазель, — сказала я.

Он ничего не сказал, просто смотрел на меня. Я повернулась и посмотрела на место аварии, где вытаскивали женщину из разбитой машины. Может быть, ещё не поздно убежать. Где, чёрт возьми, Рольф, когда он мне так нужен?

И как я выбралась из машины? В конце концов, я повернулась спиной к месту аварии.

— Я что, умерла? — деловито спросила я.

— Почему ты так думаешь?

От его глубокого голоса по моему телу пробежала дрожь. Я помнила этот голос. Я слышала его в своих снах. Эротические, непристойные сны, которые я отвергала при свете дня.

— Ты снова здесь.

— Ты помнишь. Удивительно.

Выглядел он не особо удивлённым. С другой стороны, он никогда не реагировал ни на что, когда мы были вместе в последний раз.

Странный способ выражения. Тем более что он похитил меня и пытался убить, сукин сын.

Я посмотрела на полицейских, которые теперь управляли движением, задаваясь вопросом, успею ли я добраться до них, крича о помощи. Он проследил за моим взглядом, но не двинулся с места.

— Это ничего тебе не даст. Они тебя не видят и не слышат.

Думаю, я это знала. Я просто не хотела в это верить. Я снова посмотрела на него.

— Спрашиваю тебя ещё раз, я мертва?

— Убить Лилит не так-то просто.

— Не называй меня так, — огрызнулась я, когда кто-то прошёл прямо сквозь меня, как будто я и не стояла там. — Меня зовут Рейчел.

Он прищурил глаза.

— Тебя не так просто убить.

— Я помню.

Я стояла слишком близко к нему. Странно, что я чувствовала его присутствие, практически ощущала тепло его тела, но люди шли прямо через нас, чтобы добраться до места аварии. Я незаметно отступила от него на шаг.

— Ты снова передумал?

— Это не было помилованием на постоянной основе. Но я здесь по иной причине.

Я бросила ещё один тоскливый взгляд на полицейских, бродивших вокруг места аварии, и снова повернулась к нему. Ещё один шаг в сторону.

— Тогда объясни.

— Ты нам нужна, — у него был такой вид, словно он съел какого-то неприятного жука, произнося это. — Я забираю тебя отсюда. И это противоречит моему здравому смыслу.

— Я никуда с тобой не пойду.

— Ты не имеешь права голоса в этом вопросе, — он выглядел скучающим. — Идём.

Мне удалось отойти от него на добрых пять футов небольшими шажками.

— Я так не думаю, — он, наверное, мог бы меня легко догнать, но я не собиралась сдаваться.

— Идём. Сейчас же, — его роскошный голос был мягким и убийственным.

Мне всё же удалось не сдвинуться с места. Я хотела, Боже, как же сильно я этого хотела. Я хотела пересечь это строгое пространство, которое умудрилась выделить себе, и прижаться всем телом к нему. К мужчине, который жаждал убить меня. Я сопротивлялась своему желанию, боролась с потребностью двигаться, пристально посмотреть на него. Это была битва, та которую я решительно была настроена выиграть. Он боролся нечестно — я поверила его заявлению, что он был отнюдь не человек, хотя он и был явно не в себе, когда заявил, что я была демоном. Но, невзирая на все его усилия, я не собиралась позволить ему контролировать меня. Нерациональное, мощнейшее притяжение, которое я испытала, вероятно, было просто одним из его уловок.

Не знаю, как долго мы простояли там. Он не стал просить повторно. Он просто сверлил меня взглядом своих тёмно-голубых глаз, насколько ярких на его равнодушном лице, а я боролась с ознобом, крадущемся по мне. Если я сдамся, надежда угаснет, хотя я не могла даже приступить к определению на что я надеялась.

— Ты должна быть мудрее, — наконец произнёс он. — Ты знаешь, что я твой враг, и убить тебя запросто. Вместо того чтобы нервировать меня, ты должна стараться смягчить меня.

«Мягкий» — я бы никогда не применила такого слова к Азазелю. Он был стройный, сильный, весь из жёстких граней и углов. Вряд ли он когда-либо был мягким, особенно в неподходящее время.

Лицо затопило жаром от мысли. Почему я думаю о сексе, когда смотрю на этого мужчину? Если он не был человеком, возможно, он даже не был сексуальным. А даже если и был, ко мне это не имеет никого отношения. Я не возбуждалась от кого-то, кто желал моей смерти.

Но, к сожалению, его слова имели смысл. Я не должна была вызывать в нём враждебность. Я должна быть кроткой и покорной, и, может быть, он снова отпустит меня. Но я не сдвинулась с места. Не в этот раз.

К моему потрясению, слабый проблеск улыбки затанцевал на его губах и затем исчез так же быстро, как появился.

— Ты сделала выбор.

А потом всё вокруг померкло.

Я уже такое чувствовала ранее: стиснута в нерушимой хватке, запах теплого мужского тела и океана окружили меня. Я не сопротивлялась — я помнила, что чем больше я борюсь, тем будет больнее. Я замерла в темноте, в ослепляющем объятии, и попыталась всё осознать.

Это было безумие, но ощущалось так, словно я летела. Парила в облаках и космосе и во времени, и ощущение было восхитительным. Несуразно, ведь я ненавидела саму мысль о полете. Прямо сейчас я была просто обернута в кокон из чего-то, и мой воображение жутко разыгралось. Но я глубоко вдохнула, запах его кожи и морского бриза попал мне в ноздри, и я уступила удовольствию, позволив своей силе воли рассеяться.

ОН ВЗМЫЛ ВВЕРХ, ДЕМОН был плотно прижат к нему. На этот раз она не боролась с ним, и от этого стало ещё сложнее. Ему было лучше, когда он боролся с ней. Он чувствовал, как она положила голову на его плечо, чувствовал её теплое, влажное дыхание на своей коже. Если бы она сопротивлялась, он мог запросто бросить её, позабыть о ней, и кто знает, где и когда она вновь объявится? Но она однозначно объявится. Убить демона было не так просто, даже для него.

Он быстро отыскал её — по правде говоря, он всегда знал где она, всегда был готов к тому дню, когда сможет закончить начатое. Позволить ей жить было неприемлемо.

Он всё ещё не понимал почему изменил своё решение, вернулся за ней полтора года назад. Может быть, все дело было в простом факте, что Саре было бы ненавистно то, что он сделал. Даже после столь долгого времени со дня её смерти, её нежное влияние боролось с его более кровожадными инстинктами.

И кровожадный был подходящим термином. Лилит могла истекать кровью — он помнил это. Помнил разорванную плоть её запястий и лодыжек, которые он исцелил после того, как вытащил её с места казни. Он мог снова пустить ей кровь, и на этот раз никакое ложное милосердие не остановит его. Он и не думал, что в нем есть милосердный костяк.

Он перенесёт её в Тёмный Город и если придется, передаст её Разрушителям Правды, чтобы те выявили все её секреты. У него не будет иного выбора, кроме как подвергнуть себя её обольщению, и он докажет себе, что сможет устоять перед ней. Он будет вечно оплакивать Сару. Она была женой его вечного изгнания. Лилит была смертоносной шлюхой.

Неважно во что она верила, он не может позволить себе забыть эту важную истину.

Глава 6

Я ОТКРЫЛА ГЛАЗА, МОРГНУЛА, а потом вновь их плотно закрыла. Что-то с моим зрением было не так. Впрочем, как и с моим разумом. Моё сердце заколотилось от воспоминания о страхе, и я неторопливо задышала, желая успокоиться. Я лежала на кровати, и меня накрыло ощущение дежавю. Всё это уже раньше случалось. Где был Азазель?

Я снова открыла неспешно глаза, затем села и осмотрелась. Я была в спальне: огромной, изысканной, с высокими потолками, массивной старой мебелью и, судя по всему, мраморным полом. Я не могла определить наверняка, потому что комната была лишена цвета. Всё было странного оттенка сепия, словно старинная фотография. Я посмотрела на своё тело и выдохнула с облегчением. Оттенков на мне было полным полно, мои джинсы были того же поблекшего цвета индиго, как и в тот день, когда я их надела, мои кеды были замызганного белого оттенка, кожа на руках была слегка загоревшей. Какое-то странное воспоминание заставило меня потянуться к своим волосам. Они были такими же, длинными и густыми и, подхватив прядь, я посмотрела на неё. Тот же самый рыжий цвет, к которому я уже стала привыкать.

Я погладила покрывало подо мной. Оно было плотным и бархатным, невзирая на его серовато-коричневый вид. У кого-то очень странное чувство декора, раз уж всё было выбрано в таких бесцветных тонах. Даже мрамор. Я соскользнула с высокой кровати, и пол под моими ногами был твёрдым. Бывал ли мрамор коричневым, или они покрасили его?

Но я понимала, что краска была чересчур простым ответом. Я знала, что увижу, когда открою дверь, когда распахну тяжёлые бежевые шторы и открою высокие окна. У меня было предчувствие, что всё станет белоснежно белым.

Я повернула ручку, понадеявшись, что некого рода Волшебник страны Оз повлиял на цвета Волшебной Страны за дверью. Вместо этого, я обнаружила там комнату в таких же тонах сепия. Азазеля нигде не было видно, и я невольно вздохнула с облегчением. Здесь также были высокие окна, плотно закрытые тяжёлыми шторами, и я не хотела подходить к ним и выглядывать на улицу. Но я сделана из другого теста, и если я была здесь, я вполне могла знать с чем мне предстоит столкнуться. Я пересекла комнату и распахнула шторы, но как вкопанная замерла на месте, в изумлении таращась на город.

Я понятия не имела, где находилась — город чем-то напоминал нечто среднее между Нью-Йорком 1930 годов и Лондоном 1890 года, смешавшись с ранними понятиями немецкого режиссёра о мрачном будущем. И всё было в таком же монохромном контрасте. Некий серовато-коричневый, как в старых фильмах. Я выставила перед собой руку, перед городским пейзажем. По-прежнему кожа была нормальной, буйство цвета по сравнению с тёмными, сумрачными линиями странного места. Я вернула штору на место, отвернулась и вскрикнула. В комнате стоял Азазель и внимательно за мной наблюдал.

Ну, хоть он тоже был в цвете, или точнее насколько он мог быть в цвете. Он был одет во всё чёрное, как всегда: чёрные джинсы и чёрная рубашка, и его длинные чернильно-чёрные волосы обрамляли бледное лицо, его тёмно голубые глаза и высокие скулы были до боли знакомыми. Но даже его бледная кожа несла в себе куда более здоровый оттенок, чем комната, и его губы пылали цветом. Я уставилась на его губы, не уверенная, что хочу проверить свои собственные мысли, и его губы изогнулись в не особо приятной улыбке.

— Ну, и в какой же ад ты меня перенёс? — я умудрилась прозвучать не более чем вскользь заинтересованной. — Это чистилище?

— Чистилище — мифическое истолкование. Это Тёмный Город.

— Ты можешь обманывать меня, — я огляделась по сторонам. — Так почему мы здесь?

Он не ответил, его неспокойные глаза прошлись по мне с, как я знала, равнодушным пренебрежением. Я до сих пор не могла понять, что же я такого натворила, чтобы заслужить это, почему он был настолько уверен, что я была каким-то там демоном, но я не собиралась спрашивать его об этом. Я уже знала, что он ничего мне не скажет.

— Голодна? — спросил он, и это меня удивило.

До сей поры он не показывал никакой заинтересованности в моём самочувствии.

И я поняла, что проголодалась.

— Да.

Он кивнул, повернулся к двери, и я отвлечённо уставилась на него. Он был высоким, возможно 189 см, и стройный, с жилистой силой, которая на удивление была элегантной. Он был не столь худым, как в прошлый раз, когда я видела его — он явно в промежутке питался хорошо, хотя ему по-прежнему не мешало бы набрать ещё несколько фунтов. Я не могла избавиться от дикого чувства, что что-то упускала, когда он повернулся спиной ко мне. Спина у него была сильной, плечи широкие и мускулистые руки. Но там должно было быть что-то ещё.

Он оглянулся.

— На что смотришь? — он прозвучал настороженно, раздражённо.

Раздражение уже стало делом обычным, а вот настороженность для меня стала небольшим триумфом, в то время как я чувствовала себя безоружной.

— Ни на что, — сказала я. — Мы куда-то идём?

— Ты сказала, что голодна, а я однозначно готовить тебе не собираюсь. Я знаю ресторан.

— Мы будем есть в ресторане, как нормальные люди? — съязвила я. — Не говори мне… что у нас первое свидание.

— Мы не люди, демон. Никто из нас. Ты знаешь это, независимо хочешь ли ты посмотреть в правде глаза или же нет.

— Ты не человек, — выпалила я. — Если кто здесь и демон, так это ты. Ты налетаешь и уносишь меня в неправдоподобные места, места, которые абсолютно бессмысленны. Поэтому я не вижу никаких доказательств того, что я нечто большее, чем просто нормальный человек, который привлекает к себе сверхъестественного преследователя.

— Даже когда смотришь в зеркало?

Я совсем об этом забыла. Рыжие волосы, тёплые карие глаза, таинственный изгиб губ, волевой подбородок. Это казалось странным, даже спустя почти год, но всё же диковинно знакомо. Но я не сдамся без борьбы.

— Я считаю, что ты затуманил мой разум.

— Затуманил твой разум? — вторил он. — Если бы всё было так просто. Ты идёшь?

Он придерживал дверь открытой, и за ней я увидела коридор.

Может быть, он станет более обходительным, когда мы поедим. Я поиздевалась над ним со свиданием, но по сути дела, люди обычно расслабляются, когда они едят. Если повезёт, он начнёт отвечать, по крайней мере, на несколько безобидных вопросов.

«Хотя он не ответил ни на один вопрос во время их перекуса в буше», — внезапно вспомнила я. Он просто убедился, что я не могу говорить, и продолжил есть, не предоставив мне выбора, как последовать его примеру.

Мы были на втором этаже. Я вышла за ним в симметричный коридор, который выглядел как декорации к фильму, спустилась по лестнице и через тяжёлую входную дверь вышла на улицу. Мимо проезжали серые машины и грузовики; улицу наводнили люди с серыми лицами, в серой одежде и серыми душами. Азазель на вид был совершенно многоцветными, когда он шёл среди них в своём полностью чёрном прикиде, но никто из жителей, казалось, не замечал, что мы оба отличались от них.

Я могла бы назвать с десяток фильмов о людях, живущих в чёрно-белом мире разноцветной вселенной, и попыталась вспомнить, что они должны были сделать, чтобы разрушить заклятие. Дороти отправилась в путешествие в доме и приземлилась на ведьму в стране Оз. Мне оставалось только мечтать, что упадёт дом и размажет кусочки разноцветного Азазеля по пейзажу.

Плезантвиль? Разве люди не влюблялись и разрушали чёрно-белое проклятье? К несчастью, здесь не было никого, в кого я могла бы влюбиться, только мой смертельный враг. Кроме того, я была абсолютно уверена, что никогда в своей жизни не влюблялась, даже во времена тех огромных пустых периодов, из которых по существу состояла моя жизнь. Я определённо не любила Рольфа. Он восполнял потребность, не полностью, и я уже отпустила его. По нему я скучать не буду.

Я старалась поспевать за Азазелем. Он едва ли уделял мне какое-либо внимание. Должно быть, он знал эту местность очень хорошо.

— Те создания тоже тут живут?

Вопрос привлёк его внимание. Он оглянулся на меня.

— Какие создания?

— Ты прекрасно знаешь какие — те, кому ты хотел скормить меня в тот раз, когда похитил. Я так и не увидела их, слава Богу, но…

— Нефилимы.

Я содрогнулась, моя память до сих пор была не полной, но мой подсознательный ужас был очень осязаемым.

— Кто?

— Ты слышала меня. Их зовут Нефилимами. Создание столь же стары как мир, павшие с небес ангелы и сошедшие с ума в процессе. Мы умудрились уничтожить большинство из них, но несколько остаются в Австралии и в Азии.

— Я не верю в ангелов.

Он продолжил идти впереди меня, но у меня почему-то создалось впечатление, что он улыбался. А это было прямо-таки немыслимо — Азазель не улыбался.

— Тем не менее, — произнёс он нейтральным тоном, — именно ангелами они и были когда-то. А сейчас они просто чудовища, питающиеся человеческой плотью.

Меня омыло ознобом.

— И кто это «мы»?

На это он оглянулся на меня и вскинул бровь.

— Ты сказал «мы умудрились уничтожить большинство из них», — сказала я. — Кто мы?

— Оставшаяся часть моего вида.

— И твой вид…?

— Не твоё дело.

Он остановился у серого фасада ресторана, тяжёлые занавески на окнах придавали ему вид кафе в Европе прошлого века. Он открыл дверь, его руки выглядели необычными на тёмно-серой ручке, и жестом пригласил меня внутрь.

Этот странный город мог быть лишён всех цветов, но запахи в ресторане были изобилующими и сильными, пряными. Метрдотель, который провёл нас к столу, был очень консервативным, весь в оттенках серого. На нём был торжественный костюм, и он манерной с педантичностью выдвинул для меня стул. Он взглянул на Азазеля.

— Хотите увидеться с ним сегодня, мой лорд?

Это меня напугало. С чего, чёрт возьми, он зовёт Азазеля «мой лорд»? Вспышка раздражения промелькнула на лице Азазеля.

— Я ещё не решил, Эдгар. Я уведомлю тебя.

— Хорошо, мой лорд, — сказал он, поклонился и стал удаляться от нас.

Я с интересом наблюдала за ним. Я никогда не видела, чтобы кто-то на самом деле пытался двигаться в таком положении, но Эдгар явно имел громадный опыт за плечами.

Я повернулась к… к Азазелю. В ресторане были и другие посетители, они разговаривали приглушёнными голосами, но никто даже не взглянул в нашу сторону. Я предположила, что для них мы выглядели такими же серыми, как и они; в противном случае они однозначно пялились бы на нас. По правде говоря, всякий раз, когда другие посетители бросали взгляды в нашу сторону, они быстро отводили глаза, словно смотрели на что-то, что не должны были видеть.

Все они выглядели сломленными и угнетёнными. Ну, если бы я жила монохромной жизнью в месте под названием Тёмный Город, я бы тоже была в удрученном состоянии. Мне стало интересно, были ли они здесь потому что хотели быть, или же как и меня, их притащили сюда против их воли. Вряд ли Азазель ответит мне на это, если я спрошу.

Попытка — не пытка.

— Что это за место?

— Ресторан.

Я сдалась. Спрашивать было пустой тратой времени. Я откинулась на спинку стула, беспокойно прикусив губу, и вновь на его строгом лице промелькнуло выражение, которое на ком-то другом более человечном могло быть почти что улыбкой.

— Так-то лучше, — пробормотал он. — Я предпочитаю, когда ты не болтаешь без умолку. Ты получишь ответы на свои вопросы, когда придёт время.

— А мне глубоко плевать, что ты предпочитаешь, — ответила я своим самым сладострастным тоном. И вновь он выглядел едва ли не забавляющимся. — И что такого чертовски смешного?

— Твои выражения.

— Не хочешь объяснить?

— Нет.

Я довольствовалась тихим рычанием. Я даже не спросила, собирался ли он позволить самой себе заказать на этот раз. Я сомневалась в этом. Вероятно, это лишь заставляло его чувствовать превосходство, затыкая меня, а я до смерти устала от этого. Я могла быть такой же молчаливой, как и он, даже если мне это было несвойственно. Опять же, я не знала, что на самом деле было свойственно мне.

— Не уверен, что «до смерти» верное выражение.

Я подскочила на месте.

— Только не говори, что ты читаешь мысли.

— От случая к случаю, — сказал он, словно это был просто скучный эпизод. — Тебя возмутительно легко читать, — а затем добавил: — Ты же знаешь, что ты не смертная.

Я уставилась на него в изумлении, а затем вспомнила, что я должна была быть неким демоном.

— Полагаю, так называемые демоны бессмертны. Тогда как ты сможешь убить меня?

— Бессмертные могут быть убиты только другими бессмертными. Не человеческими средствами или природными явлениями. Ты не можешь утонуть, только если я не буду держать тебя под водой.

— Несомненно, это твоё заветное желание, — сказала я.

По крайней мере, я нигде не видела воды в этом тёмной, депрессивном городе.

Он не ответил, поскольку явился официант, нагруженный тарелками, которые, насколько я могла сказать, мы не заказывали. Еда была ужасного вида — серое мясо в сером соусе, бледная картошка и серо-коричневые овощи. Даже вино выглядело мутным. Но пахло очень хорошо, и только это имело значение. У меня был выбор. Я могла позволить ему запугать меня, отказаться есть, сидеть здесь в мрачной тишине. Или я могла поесть.

Я поела. Вкус был божественный, настолько хороший, что я закрыла глаза и простонала от удовольствия. Обычно я не была большой фанаткой тяжёлой немецкой кухни, но это блюдо было чертовски прекрасным, что я рискну множественной закупоркой артерий ради этого. Я взглянула на его тарелку. Не так много еды на ней, и внезапно у меня возникло ужасающее подозрение, что они дали мне не ту тарелку. Его тарелка очень сильно походила на диетические блюда, с которыми я просуществовала большую часть своей жизни. Той жизни, что могла вспомнить.

Я отложила вилку.

— Они мне дали не ту тарелку?

— Нет. Ты сказала, что была голодна. Я всегда мало ем.

Я собиралась спросить его откуда они узнали, что принести, но вместо этого взяла вилку и запихнула в рот побольше еды. В эту игру могут играть двое.

Я молча ела, неторопливо, смакуя каждый кусочек, пытаясь не замечать, как он ковырялся в своём скромном блюде. Он не был таким худым, как при первой нашей встрече. Он немного прибавил в весе, и на руках прорисовывались мускулы. Сильные руки. Но я и так это знала — он непринуждённо нёс меня, летел со мной…

Нет, это было неправильно. Бог его знает, откуда появилась у меня эта мысль, но она была смехотворной. Стоило мне закончить своё плотное блюдо, почувствовать, что я не совсем сыта, передо мной поставили малиновое пирожное и кофе. Я взглянула на него.

— Никакого подкупа шоколадом?

Это была проверка.

— Тебе никогда не нравился шоколад, — ответил он, давая мне ещё один кусочек информации.

Меня очень подмывало потребовать сливочное мороженое с горячей помадкой, но он как всегда оказался прав. Я не любила шоколад. Я понятия не имела, откуда он знал такие подробности, незначительные детали человеческой жизни, но он знал. Не стоит недооценивать его.

У нашего столика появился метрдотель, когда я закончила с десертом и кофе, и я ожидала увидеть счёт, незаметно положенный у локтя Азазеля. Но никакой аккуратной брошюрки не было в руке Эдгара.

— Он знает, что вы здесь, — произнёс мужчина полушёпотом. — Он хочет видеть её.

На лице моего компаньона промелькнуло раздражение.

— Ей требуется время.

— Это не пожелание, мой лорд.

Азазель бросил плотную льняную салфетку на стол. Другой мужчина вздохнул бы от безысходности. Азазель же просто выглядел ещё более равнодушным, если такое могло быть возможным. Он поднялся и опустил на меня взгляд.

— Пошли.

Я уже начинала ненавидеть это словно, произнесённое его холодным, командным голосом.

— Я не закончила.

Если честно, я объелась, чтобы ещё что-то съесть, но я решительно настроилась бороться с ним на каждом шагу.

— Ты закончила.

Он протянул мне руку, но я умудрилась ускользнуть с её пути, поднялась и едва не опрокинула кресло в спешке не позволить ему схватить меня. Теперь за нами наблюдали посетители, исподтишка, и мне стало интересно, было ли дело в хороших манерах или нечто именно в Азазеле заставляло их действовать с оглядкой. Или возможно, они просто были так умотаны, что не особо-то и волновались.

Я быстро огляделась по сторонам, гадая, если тут кто-нибудь, кто сможет мне помочь. Но когда я попыталась хоть с кем-то встретиться взглядом, все отворачивались, словно я была непристойной. Я запыхтела от досады. Я была сама по себе, но это было не в новинку. Я пережила тысячи… декад…

Нет, это было неправильно. Я пережила многие годы без чьей-либо помощи, переживу и это. В конце концов, я умудрилась вырваться из прошлой ловушки, которую он соорудил для меня. К счастью, это произошло по его благосклонности, хотя мне ненавистно было так это называть. Его угрызения совести.

Эта новая ситуация была не совсем такой безвыходной. Он не угрожал убить меня, по крайней мере, до сих пор. Обстоятельства обещают быть лучше.

Из нас получилось странное шествие, метрдотель шёл впереди, поведя нас через дверь в задней части обеденного зала через лабиринты тёмных, узких коридоров. Азазель шёл позади меня, чтобы не дать мне убежать. Вряд ли это было необходимо — куда я сбегу? Я постаралась проигнорировать растущую панику, когда мы всё дальше и дальше углублялись в нутро здания. Если я собиралась встретиться лицом к лицу с кем-то, кто мог склонить своей воли устрашающего Азазеля, тогда это создание должно быть и в самом деле жуткое.

Наконец мы остановились у огромной, невзрачной двери. Наш гид постучал, а потом открыл дверь, и не слишком нежный толчок от Азазеля толкнул меня вперёд.

Я оказалась в уютной комнате с расставленной по ней удобной мебелью, огонь полыхал в камине, кипы книг расположились почти на всех поверхностях. «В такой комнате кто-то захотел бы провести дождливый полдень», — подумала я, ища глазами обитателя.

Сначала я его не увидела. Он сидел в раздутом кресле, оно было единственным в этой уютной комнате. Он был очень старым, с елейно седыми волосами, заправленными за уши. Он был бесцветен, как и все остальные в этом месте, и я задалась вопросом, не случится ли это со мной и моим похитителем, если мы пробудем здесь достаточно долго. На нём была некая роба, и в воздухе витал успокаивающий запах курительного табака из трубки. Странно, вот почему сигареты и сигары пахли противно, а дым из трубки пах благородно и успокаивающе.

Пожилой мужчина пристально смотрел на меня своими затуманенными глазами, на его изрезанном морщинами лице было приятно выражение.

— А вот и ты, моя дорогая, — произнёс он, и у него оказался британский акцент.

Неудивительно — он прекрасно подходил к обстановке со старыми книгами и выдержанном бренди. Он прищурил глаза, увидев позади меня Азазеля, и он был явно недоволен.

— Азазель.

— Белох, — пробормотал Азазель в ответ, лишь кивнув голову. — Сейчас не лучшее время.

— Как для меня, так прекрасное время, — мужчина по имени Белох ответил резким голосом. — Тебе придётся приспособиться.

Он повернулся обратно ко мне, и его улыбка была одновременно и очаровательной, и добродушной. Если они с Азазелем были врагами, тогда он явно был моим новоявленным лучшим другом.

— Моя дорогая, почему бы тебе не присесть напротив меня? Давно уже меня не навещали такие милые юные дамы в моих старых холостяцких покоях. Вот так сюрприз. Азазель, налей нам обоим по бокалу бренди. Налей и себе заодно.

Я оказалась права насчёт бренди. Я подумывала отказаться — мысль пить что-либо крепче вина не привлекала — но я не хотела, чтобы этот авторитетный пожилой джентльмен смотрел на меня с трудом завуалированным презрением, которое он направил на Азазеля. Минутой позже Азазель вложил бокал бренди в мою холодную руку, и рефлекторно сомкнула вокруг основы пальцы, задев его кожу.

Он резко одёрнул руку, и бренди немного разбрызгалось.

Белох издал неодобрительный звук от такой неуклюжести.

— Можешь оставить нас.

— Нет, — лаконичный, безэмоциональный ответ Азазеля был предназначен не мне одной, я была рада на это посмотреть.

Рот Белоха ожесточился.

— Тогда сядь в углу и веди себя тихо, — наверное, он заметил мой обеспокоенный взгляд на Азазеля, и поэтому продолжил более тёплым тоном: — Не переживай за него, Рейчел. У него очень сдерживаемые инстинкты, и он не любит склоняться под волею других. К его же несчастью, у меня более высокий чин в этом месте, и он поклялся делать то, что я прикажу.

Ну, неужели, лидер, или худо-бедно пособник. Кто-то с властью и способностью противостоять высокомерным нравам Азазеля. Я ослепительно улыбнулась Белоху, присев на оттоманку.

— Так скажи мне, юная леди, — произнёс он, откинувшись на спинку кресла и начав изучать меня своими старыми глазами. — Что привело тебя в Тёмный Город? Помимо вон того нашего скверного друга.

— Понятия не имею.

Я сделала пробный глоток бренди. И снова вкус был более чем достаточный для отсутствия цвета, и его густота обожгла мой язык.