Демонстрация силы

24. Мир реализовавших

– Тебе меня жалко? – спросил Дмитрий.

Лариса кивнула.

– Но я не чувствую в себе никаких изъянов. Не понимаю, почему меня нужно оплакивать? Может быть, тебе следует рассказать, что произошло?

– Никто не знает, что с тобой произошло. Никто не понимает, что происходит сейчас. Правда, это мало кого интересует. Люди хотят жить весело и счастливо, остальное их не касается. Но ты ведь у нас – ученый! Тебе в любом состоянии нужна определенность.

– И для этого я спрыгнул с воздушного шара без парашюта?

– С монгольфьера. У входа в пирамиду у тебя спросили пароль, ты и ляпнул: "Монгольфьер". Это ты помнишь?

– Естественно, помню. Получается, что я сам выбрал себе приключение?

– Да.

– Расскажи мне все.

– Наверное, этого нельзя делать, пока ты не вспомнил сам?

– Ерунда. Ты сама сказала, что мне нужна определенность.

Лариса кивнула и принялась объяснять сложившееся положение вещей, как она его понимала. Дмитрий заранее приготовился выслушать неожиданные вещи, но то, что он услышал, скорее можно было назвать бредом, чем неожиданностью.

– Мир, в котором мы находимся, вовсе не Земля. Более того, многие из наших считают, что он не является частью Вселенной. Споры по этому поводу не прекращаются. Самым разумным объяснением представляется следующее: реализация духовного прорыва вынуждено повышает статус восприятия человека, он оказывается выброшенным в четырехмерный мир, лишенный привычных причинно-следственных связей.

– Что это еще за духовный прорыв?

– У каждого было что-то свое. Многие, как и ты, воспользовались умением перемещаться в многомерном пространстве, кто-то сделал еще что-то. Это сейчас не важно. Важно другое – мы оказались в мире существенно не трехмерном, физические законы в котором могут отличаться от привычных.

– А могут не отличаться? Так что ли?

– Верно. Отныне это наш дом. И в этом наше счастье, и наша беда. Мы лишены возможности вернуться к прежней трехмерной жизни.

– Постой-ка, но нигде не сказано, что путешествовать в многомерном мире можно только в одну сторону. Надо помнить, что запрета на возвращение нет.

– Да, запрета нет. Но попробуй, вернись, попробуй, откажись от нового мира и новых возможностей. К хорошему быстро привыкаешь.

– Я просто сказал, что запрета нет. О ваших возможностях я ничего не знаю.

– Для того, чтобы вернуться, нам пришлось бы перечеркнуть все затраченные усилия, все годы поиска и надежд. То есть, по существу, отказаться от того, что было смыслом нашей жизни долгие годы.

– Понимаю.

– Но и по-новому жить мы пока не способны.

– Почему?

– Все до одного реализовавшие – ужасные эгоисты. Объединяет нас лишь та ускользающая, микроскопическая точка нашего бытия, которую принято называть Вселенной. Мы там начинали. Ее влияние на наше существование призрачно, но мы, несмотря ни на что, остаемся в душе людьми, и трехмерный мир притягивает нас, будоража самое драгоценное, что удалось нам накопить – воспоминания.

– Вас, точнее, нас много?

– Оценить, хотя бы приблизительно, количество членов нашего сообщества пока не удается. В нашем мире без личной предрасположенности общение невозможно. Нравится, привлекает – всего лишь слова в трехмерном мире, у нас – фундаментальные понятия. Да-да, у них гравитация и электромагнитные волны, а у нас – предрасположенность и пристрастия. Понятно, почему Иисус во главу угла ставил любовь – для него это было действительно фундаментальное понятие, не гравитация же.

– Вот, когда все узнаешь.

– Новые возможности, как это не удивительно, воздвигли между реализовавшими непреодолимые стены. Причины смехотворны – например, до сих пор не можем сойтись во мнении, куда попали. А, следовательно, и что делать дальше.

– Неужели это так важно?

– Получается, что – да. И всему виной милый недостаток, доставшийся нам по наследству от прежней жизни. Каждый реализовавший хотел бы, чтобы его предрасположенность разделили как можно больше сотоварищей. Вот и конфликт! А где конфликты, там и партии.

– Никогда бы не подумал, что в подобном мире могут быть идеологические разногласия.

– Но это так…

– Не понял.

– У нас сильна партия реализовавших, для которых старый мир всего лишь вместилище греха, порока и страданий. При каждом удобном случае они демонстрируют полнейший восторг от одного факта, что разделались с ним. Большинство из них, надо полагать, пристрастились к… Стоп! Это понятие невозможно выразить привычным способом – словами, поскольку оно не имеет никакого отношения к причинно-следственным связям и не описывается логическими категориями. Сугубо четырехмерное развлечение.

– Слова – мощное средство, не надо их недооценивать.

– Я никогда не пробовала определить это понятие. Но некоторые называют его геймсом. К играм это занятие имеет малое отношение. Конечно, элементы игры в нем, при желании, можно отыскать, но это отнюдь не игра.

– В любом человеческом занятии есть элементы игры.

– Может быть. Но геймс это определенно не игра, это способ существования.

– Из твоих слов я понял, что у геймса есть противники?

– Правильно. И один из них ты сам. К сожалению, ты не помнишь, но с тех пор, как ты появился здесь, у многих словно бы глаза открылись. Ты объяснил нам, что порывать с трехмерным миром совсем не обязательно. Геймс – хорошая вещь, но надо отдавать себе отчет в том, что предрасположенность многих реализовавших напрямую связана с прежними занятиями. Когда появилась возможность выбирать, оказалось, что причинно-следственные ограничения не так уж и плохи. Не удивительно, что к тебе потянулись реализовавшие, не сумевшие найти общий язык с Лигой. Они нуждались в твоей помощи, и ты помог им – защитил от Устава.

– Устава?

– Патологическая любовь любителей геймса ко всевозможным объединениям натолкнула их на мысль о создании Объединенной Лиги. И теперь они требуют от реализовавших подчинения придуманному ими кодексу поведения – Уставу. Наказание – остракизм.

– Но это абсурд!

– Вовсе нет. Объединенная Лига уже сейчас делает недоступными целые сектора истории. Маркелоу, генеральный президент Лиги, пригрозил, что скоро запретит возвраты в реальность окончательно и добьется того, что нарушители Устава навсегда потеряют связь с трехмерным миром.

– Он может это сделать?

– Сомневаюсь, что это в его силах, но и отрицать не могу.

– Как это скажется на нас?

– Придет конец иррациональной науке. Проведение исследований станет невозможным. Не будет предмета исследования.

– Конец науке? Надеюсь, я сказал: "Нет"!

– Сказал.

– Хорошо.

– Рада слышать. Значит, ты будешь бороться дальше?

– Буду, но только если на меня кто-нибудь нападет.