8

Альд Дамиани отбросил книжку со скабрезными историями, которую он пытался читать, и в очередной раз отпустил несколько проклятий в адрес Меченого и альды Монтеро. После злополучной дуэли прошло уже несколько дней. Вчера мучавшая его лихорадка спала, и он начал понемногу вставать с постели. Вскоре ожидалось возвращение Арно, и Дамиани не хотел предстать перед ним в столь жалком виде. Позвав слугу, он с его помощью попытался привести себя в порядок, после чего бессильно повалился обратно на кровать.

Каждый день он ждал, что она придет. Ее тень неотступно и незримо преследовала его. Какое-то недолгое время, после того, как она вернула ему имение, он был счастлив думать, что небеса ниспослали ему ангела: кроткое, благородное и великодушное создание, дабы спасти его несчастную, погруженную в вечный мрак душу, напоить его иссушенное сердце чистой родниковой водой любви. Быть может, он влюбился в нее с первого дня, когда она он думал, что она вызывает у него лишь презрение и жажду мести. Однако он ощутил себя в ее власти лишь во дворцовом саду, куда он пригласил ее прогуляться исключительно из вежливости – нельзя было позволить себе выглядеть как неблагодарный крестьянин. С этого дня началась его новая жизнь. У него в ушах до сих пор стояло журчание фонтана, отдаленный смех придворных и шелест молодой листвы, в то время, когда она шла рядом с ним, молчаливая и таинственная. Дальше все было как в тумане, он ничего не помнил, им попеременно владели то горячка, то озноб. Она завладела всеми его помыслами и его существом. Легкий взмах ее веера казался ему смерчем, сшибающим его с ног. Шло время, а она оставалась далека, как звезда. Она благосклонно выслушивала поток его горячечного бреда, ласково улыбалась, мурлыкала что-то успокаивающее, предназначенное охладить его и образумить, но и вселить надежду, однако не становилась ближе к нему ни на йоту. Их словно разделяла незримая стена. Страдания его день ото дня становились все сильнее. Теперь она представлялась ему ангелом смерти, сотканным из мрака, частичкой адского пламени, который явилась в мир людей, чтобы сжечь его дотла и вернуться обратно.

Он был возмущен, он пытался бунтовать. В моменты гнева он вновь обретал ясность ума и трезвость суждений. С глаз его словно спадала пелена, и он отчетливо видел, что никакой сверхчеловеческой дивной красоты в поработившей его девушке нет, что она ни в чем не превосходит других придворных дам; что меньше, чем кто-либо она походит на ангела, будь то ангел света или тьмы, что ее помыслы и устремления совершенно заурядны и прозаичны, что она старается добиться прочного положения при дворе, заставить других забыть о своем происхождении и признать себя равной всем прочим, снискать дружбу и благорасположение влиятельных людей и вернуть себе былые почести и привилегии семьи Эртега, а заодно и имущество, разумеется. Ему также становилось совершенно очевидно, что она его вовсе не любит, что он ей нужен лишь как часть свиты, что она приручила его, чтобы похваляться своей победой, а заодно и лишить его возможности вредить ей. Что, наконец, ему нужно просто уехать на какое-то время, и это наваждение рассеется само собой.

Однако каждый раз он никуда не уезжал, и сами собой рассеивались только его припадки смелости и решительности. Когда он смотрел в ее глаза, то чувствовал головокружение, словно смотрел вниз с высоты, и желание броситься вниз. Так манит бездна, так влечет пучина. «Подожди, не покидай меня, – говорила ему бездна, – быть может, я смогу полюбить тебя когда-нибудь. Разве может такое чувство, как твое, не пробудить ответное чувство? Я холодна, одинока и озлоблена, я боюсь любви, я жду того, кого не устрашат неприступные стены моей крепости, того, кто осмелится пойти на штурм, того, кто не убоится летящих в него стрел и низвергаемой кипящей смолы». Каждодневные штурмы раз за разом оканчивались полным провалом, и проводить их было все труднее, ведь теперь за ней, когда она не находилась при принцессе, постоянно кто-то таскался. Кловис клялся себе, что с него хватит, однако стоило ему вновь заглянуть в ее глаза, как его голову вновь заволакивало туманом. «Ну а чего же ты хотел, -шептала ему медово-золотая бездна, – я горда и своенравна, я не потерплю, чтобы меня брали наскоком, словно какую-нибудь горничную. Такие твердыни сдаются только после пристойной осады. Прояви постоянство и терпение, и ты будешь вознагражден».

Он попытался последовать этому совету, но осаждающее войско оказалось истощено и измотано раньше самой крепости. Он подумывал о том, чтобы похитить ее: пару раз ему приходилось прибегать к подобным маневрам, и, оказавшись взаперти, девицы становились куда сговорчивее. Однако бездна вспыхивала и гневно светилась в ответ на эти мысли, категорически не советуя ему даже помышлять о подобном святотатстве, и он в ужасе отрекался от своего замысла.

Он чувствовал, что медленно теряет рассудок. В ту злосчастную ночь ему наконец-то удалось остаться с ней наедине, и он совсем обезумел. Хлипкую плотину, заграждавшую ревущий яростный поток, в который превратилась его душа, смело, и он в исступлении изливал на нее все свои переживания, страдания и муки. Она была потрясена, она дрогнула, она готова была сдаться, но проклятый Меченый все испортил. И все же он победил, как ему казалось: она безрассудно бросилась на его защиту. Однако на следующий день она не пришла его навестить, и в последующие дни так и не появилась. Было понятно, что это не случайность, и что женщина, испытывающая хоть малейший интерес к мужчине, вряд ли станет вести себя подобным образом, однако он ничего не желал понимать и возлагал вину на девичьи легкомысленность, рассеянность и забывчивость, а также желание его посильнее его распалить.

Стук в дверь раздался словно гром в тихой летней ночи. У Кловиса заныло сердце, как и каждый раз, когда кто-то приходил. На этот раз не зря – на пороге стояла Далия Эртега.

– Как вы себя чувствуете, дорогой Кловис? – спросила она каким-то странным тоном, холодным и резким, совершенно диссонирующим с заботливым вопросом, и уселась на стул перед его кроватью.

– Вполне сносно, а теперь, когда вы пришли, и вовсе прекрасно. Спасибо, что навестили меня.

Против его воли в голосе его прозвучал упрек.

Она ничего не ответила. Немного помолчав, она принялась пересказывать какие-то дворцовые сплетни, однако в глазах ее горел какой-то мрачный, даже зловещий огонь. Кловис неотрывно смотрел на нее, пытаясь понять, что происходит.

– У вас что-то случилось? – с беспокойством спросил он.

Она удивленно на него посмотрела и пожала плечами. Затем глубоко вздохнула и с усмешкой ответила:

– В некотором роде да. Случилось. Я повздорила с танной Монтеро пару часов назад.

Дамиани вздохнул с некоторым облегчением. Женские дрязги были делом привычным, понятным и безопасным.

– Альда сообщила мне, что я просто грязная безродная севардская шлюха, и мое место в самом дешевом притоне.

– Она так сказала? – вытаращил глаза Кловис. Камилла была довольно вспыльчивой, но чтобы опуститься до оскорблений, приличествующих лишь уличной торговке?

– Да. Хотя, наверное, я сама виновата, – глаза Далии неожиданно весело сверкнули. – Я ей сказала, что заберу у нее командора Рохаса.

– Вы что…? – Кловису показалось, что он ослышался.

– Я указала ей на командора и сказала: «Он будет моим. Я заберу его у вас», – терпеливо пояснила Далия, словно растолковывая что-то тупому ребенку. – Не стоило этого говорить, но кто бы мог подумать, что ее это так расстроит. – Она заметно повеселела. -. Кроме того, я устала от ее колкостей и попыток меня задеть. Может, и в самом деле стоит ее проучить и забрать у нее командора?

– Как можно забрать живого человека? Он же не вещь, – пробормотал Кловис, совершенно растерянный и подавленный.

– Так же как забрала у нее и вас, – фыркнула она. – Не придирайтесь к словам. Или, может быть, вы уверены, что командор не захочет уйти ко мне? – спросила она с деланным беспокойством.

Кловис, который ни в чем подобном уверен не был, лишь оскорбленно поджал губы.

– Думаю, я вполне во вкусе Рохаса. Впрочем, вряд ли из этой затеи выйдет что-то путное. Лучше заняться добычей покрупнее. Скоро возвращаются принц Арно. И принц Фейне. И королевский бастард. Кроме того, остается еще король, – она говорила неспешно и задумчиво, накручивая на палец длинное жемчужное ожерелье. – Вы бы на кого поставили? Вы так на меня смотрите, как будто я говорю невесть что. Впрочем, вы правы, это очевидно – ставить надо будет на того, кому я больше понравлюсь.

– Как вы можете так со мной? – взорвался Дамиани, оставивший попытки что-либо понять. – Зачем вы мне все это говорите?

Она удивленно вздернула бровь.

– Почему нет? Мы ведь с вами друзья.

– Мы не друзья! Я признался вам в любви и сделал предложение выйти за меня замуж!

– Неужели вы еще на что-то надеетесь? – изумилась она. – Мне казалось, мой ответ очевиден, и нет нужды произносить его вслух.

– Вы надо мной смеетесь. Вам доставляет удовольствие мучить меня, я это ясно вижу. Вы пришли сюда, чтобы поиздеваться над несчастным влюбленным, к тому же раненым, – с горечью бросил он. – Как вы жестоки!

– Дорогой друг, – задушевно произнесла Далия, – если вы попробуете поменьше жалеть себя и побольше – других, вам это только пойдет на пользу, поверьте мне.

Сделав над собой усилие, он сел на кровати, тяжело дыша.

– Я знаю, что вы меня не любите, но я надеялся, что, возможно, однажды, когда вы узнаете меня получше, вы полюбите меня…

– Хорошо, я скажу вам прямо, раз вы не хотите понимать по-другому. Я знаю вас достаточно. И не полюблю никогда.

Он уже не слушал ее, он смотрел ей в глаза, ожидая ответа таящейся в них бездны. Бездна равнодушно молчала, на этот раз не расточая ни уговоров, ни обещаний. «Как же так? – потрясенно вопрошал он ее. – Ты ведь мне говорила, ты мне обещала…». «Ты просто болван, – снизошла до ответа бездна. – Я ничего тебе не обещала. Ты сам все это выдумал. Не впутывай меня в свои дела».

– Нет, вы мне обещали! – выкрикнул он, продолжая диалог с бездной, бесстыдно отрекшейся от своих противоречивых указаний. Девушка вопросительно посмотрела на него; он понимал, что ведет себя как безумец, но ничего не мог с собой поделать. – Вы обещали, что полюбите меня, обещали пусть не словами, но глазами, голосом, улыбкой! Вы мне лгали! Вы… вы использовали меня, чтобы привлечь внимание и добиться успеха при дворе! Вы играли мной! Вы надо мной смеялись! Вы хотели мне отомстить за ту чушь, что я болтал о вас! О, вы не простили меня, верно? Эртега никогда не прощают, не забывают и не знают пощады!

– Наконец-то вы все поняли, – заявила она, поднимаясь. – Что ж, теперь, когда вы знаете, какая я дурная женщина, вам лучше позабыть меня.

– О нет, я вас не забуду! – Его сотрясало бешенство пополам с отчаянием. – Я заставляю вас заплатить за все. Вы любите играть – ну так мы еще сыграем!

– Не советую, альд Дамиани, вы плохой игрок, да и карты у вас никудышные, – засмеялась она и направилась к выходу.

– Я вас уничтожу! – задыхаясь от ощущения собственного бессилия и унижения, бросил он ей вслед. Он чувствовал, что переходит ту черту, когда пора замолчать, чтобы сохранить остатки уважения к себе, в том числе и собственного; где-то в глубине его сознания мелькнула мысль, что завтра его воинственный порыв улетучится, он сильно пожалеет о том, что сейчас наговорил, что ему будет за себя стыдно, однако он не мог остановиться. – Я знаю, чем вы занимались в Арласии – да, я знаю об этом, мой лакей встретил человека, который узнал вас! – До этого момента он не придавал значения росскозням слуги, полагая, что его друг обознался или просто несет околесицу, однако теперь, когда у него неожиданно вырвались эти слова, по ее лицу он понял, что все это правда, – Я всем расскажу это! Никто не захочет даже разговаривать с вами, и даже король вам не поможет! Можете забыть про свои победные планы! Вы просто грязная севардская шлюха, и ваше место в самом дешевом притоне! Будьте вы прокляты!

Она стояла на пороге и молча смотрела сквозь него, словно задумавшись о чем-то. Кловису внезапно стало жарко, он почувствовал, что пот льется с него ручьем. Все внутренности его как будто горели. Он вдруг явственно ощутил в воздухе запах горелой плоти. Он захотел закричать, но горло словно было перехвачено железным обручем. Потом вдруг стало холодно, откуда-то потянуло сыростью и могильным тленом. Его вдруг объял дикий животный ужас, однако он по-прежнему бы не в силах произнести ни звука. Внезапно к нему пришло ясное осознание того, что он не переживет эту ночь. Никогда в жизни ему не было так страшно. Он зажмурил глаза, а когда открыл их, то обнаружил прямо перед собой Далию, державшую в руках один из миниатюрных парадных арбалетов, лежавших на столе, которые он собирался подарить своим маленьким племянникам. Она неторопливо достала из колчана стрелу и зарядила арбалет, после чего посмотрела на Кловиса. Во взгляде ее не было ни гнева, ни угрозы – только бесконечная, равнодушная, ледяная пустота.

– Я уже и так проклята, – произнесла она, наводя на него арбалет.

Загрузка...