50 ЧЕРНАЯ ЛЕДИ

Мы с Господом давным-давно пришли к соглашению: я не прошу Его решать мои проблемы, Он не озадачивает меня своими. Отношения у нас просто великолепные – у Господа полно своих дел, у меня тоже.

Соломон Краткий


Толстая черная леди была голой.

Она сидела на старой тумбочке и смеялась, а при виде меня так и зашлась от хохота. Ее глаза блестели сквозь щелочки.

Я не сдержался и подошел ближе.

У нее были полные, невероятно огромные груди. Они тряслись при каждом движении, при каждом толчке исходившего из нее веселья. Соски были большие и темные на фоне шоколадной кожи. Мясистые, бревнообразные руки тоже тряслись от избытка жира. Я поймал себя на том, что ухмыляюсь во весь рот. Бедрам можно было посвятить поэму. Я любил ее. Да и кто бы устоял на моем месте?

Она излучала радость, как свет. Мне хотелось искупаться в этом свете.

Она знала, что я стою перед ней и рассматриваю ее. Она знала, что я рад, но не делала ничего – лишь тряслась от хохота.

Мне хотелось спросить, кто она, но только я это уже знал. Ей бы не удалось ничего скрыть.

Она поняла, что я догадался, и захохотала еще пуще, покатываясь от своей шутки.

Скорее, от нашей шутки.

Мы смотрели друг на друга и хохотали как сумасшедшие. Так не шутил еще никто во всей Вселенной. Каждый знал о том, что о нем знает другой, и понимал, как глупо выглядим мы оба – но мы продолжали веселиться, пока не упали друг другу в объятия.

Объятия черной толстой леди – настоящие объятия, не трепыхнешься.

Я был счастлив. Она любила меня. Я мог бы остаться с ней навечно. Она смеялась, качала меня, ворковала какие-то глупости.

Я шепнул:

– Я знаю, кто ты…

– И я тебя знаю, – прошептала она.

Я оглянулся на окружавших нас, хихикнул и, повернувшись к ней, снова шепнул:

– Нам не стоит разговаривать здесь.

Она зашлась в приступе истерического хохота и прижала меня к огромным грудям.

– Все в порядке, мой зайчик. Никто нас не слышит. И не услышит, пока мы не захотим.

Она погладила меня по голове.

Сосок был около моего рта. Я поцеловал его, и она рассмеялась. Я робко взглянул на нее. Леди наклонилась и прошептала:

– Не стесняйся, мой зайчик, ты же знаешь, как твоя мамочка любит тебя. – Она подняла грудь и направила сосок мне в рот, и – на какое-то мгновение – я снова стал маленьким, в безопасности и тепле материнских рук, по-младенчески беззаботным…

– Мамочка любит тебя. Все у нас хорошо. Мамочка сказала «да». Пусть она придет сюда и обнимет тебя, зайчик…

По моим щекам снова потекли слезы. Я взглянул на «маму» и спросил:

– Зачем?..

Ее лицо было добрым, глаза – глубокими. Она убрала мои руки от лица и стерла мои слезы толстым черным пальцем.

– Мама, – снова сказал я. – Почему… ты захотела, чтобы это случилось здесь?

Мамино лицо стало грустным. Она шептала что-то, но я не понимал слов.

– Что, мамочка? Я не понимаю…

Ее губы двигались, но никаких внятных звуков с них не слетало…

– Мама, пожалуйста… Что с тобой?

– Баба-баба-баба… – булькала черная леди.

– Мама, мамочка! – возопил я.

Но она больше не была мамой. Отвратительная жирная вонючая черная тетка. Она больше не смеялась. Я не знал ее и не хотел знать…

Я опять заплакал. Я плакал и плакал обо всем, что потерял, а больше всего из-за мамы.

Мама, не покидай меня, пожалуйста… Мама…


В. Как вы поступите с хторранином, только что проглотившим пятнадцать младенцев?

О. Суну два пальца ему в пасть.

Загрузка...