Дескрит

ГЛАВА 22

Я увидела, как Давид и Руслан принимают боевую форму, становясь выше, мощнее, на них рвется одежда, расползаясь на клочки. Как Анатолий оттаскивает Алексея в сторону. Оглянулась на Мартироса и обнаружила на его месте такое же устрашающее чудовище. Опять громкие хлопки, и меня отшвыривает в сторону, а рядом кто-то падает. Приподнявшись, вижу Мартироса, почему-то возвращающегося в человеческий облик. И неожиданно яркая кровь у него на груди…

— Мартирос!!! — не чувствуя боли от падения, кидаюсь к нему и пытаюсь зажать большую рану, чувствуя, как трясутся руки и размывается зрение от текущих слез. Я уже знала, чувствовала, что произошло непоправимое, но сознание отказывалось это принимать. — Сейчас, потерпи секундочку, я сейчас перевяжу чем-нибудь, — оглядываюсь в поисках своего рюкзака.

— Не надо, душа моя, не надо… — услышала я сдавленный стон парня. — Странно, совсем не больно…

Я заплакала сильнее, в голос, стягивая обрывки одежды вокруг раны и стараясь прижать крепче, но кровь продолжала течь между моими пальцами.

— Мартирос. Потерпи, не умирай, сейчас тебе помогут, сейчас… — я завыла от бессилия и страха за него.

— Не плачь, любимая… Побудь со мной, не плачь… Я обещал Давиду, но думаю, он простит меня… — дыхание у парня прерывалось, но он улыбался. От шока я притихла, только горячие ручейки продолжали стекать по щекам.

— Мартирос, я не знала, я не замечала… — прошептала я, сглатывая горький и колючий ком в горле, который прокатился вниз и разросся нестерпимой болью, как будто это меня смертельно ранили.

— Значит, я всё делал правильно, — улыбнулся он. — Дескриты однолюбы, я счастлив, что ты будешь жить, а я могу, наконец, сказать тебе… — Мартирос закашлялся.

— Молчи, тебе, наверное, нельзя говорить, потерпи, всё будет хорошо… — я шептала ему, понимая, что хорошо не будет.

— Помнишь, как я упал на тебя со столба? — он поднял руку и взял мою ладонь, всю в его крови, прижал к своей щеке. — Сердце моё, я тогда пропал, совсем, ведь ты аниша Дева, я обещал ему…

А я поняла, что моё сердце рвется от горя, от боли, от жалости и бессилия.

— Помни меня, любимая, я буду всегда с тобой, ангелом-хранителем за твоей спиной, всегда… Помнишь, как мы танцевали на улице сиртаки, пели вместе в ресторане, и у тебя будет моё фото, возле самолёта… Я был счастлив находясь с тобой рядом и ни о чем не жалею. — Он говорил, как в бреду, горячечном и жарком, торопясь сказать всё, что хотел, а я чувствовала, как его тело под руками вдыхает воздух всё реже. Не в силах сдержаться, опять завыла:

— Нет!!! Нет, Мартирос, держись, держись дорогой, — вырвала руку, что он держал, и наклонилась к нему, обнимая за шею.

— Любимая моя… — прошептал он. — Не плачь, мне не больно. Я не смог бы жить, глядя на тебя рядом с Девом, это была бы пытка, так будет лучше… Поцелуй меня, всего один раз, пожалуйста… — попросил он. И я поцеловала. Нежно, искренне, как смогла, как сумела…

Расскажи всем, что я был счастлив,

Но мое сердце разбито,

А раны мои до сих пор не зажили.

Расскажи всем, что все, на что я надеялся,

Невозможно, невозможно,

Невозможно, невозможно.

(песня «Imроssiblе» автор текста Ина Вролдсен)

Скоро его сердце перестало биться, и я подняла невидящий взгляд на поляну. Там шёл бой. Два огромных рогатых дескрита сражались с нападающими. На краю, возле кустов, оборонялся тесаком Толик, Лёша бежал ко мне. Неужели так мало времени прошло?

Один из дескритов казался более знакомым, неожиданно захотелось спрятаться за его спиной от всего происходящего. Он швырнул во врагов сгусток огня, и я поняла, что это Давид. Несколько человек стали обходить монстров со спины растягивая сеть, видимо, желая захватить их живыми. На остальных они обращали мало внимания. Мне было совершенно дико то, что мир не рухнул и никто, казалось, не заметил смерти одного чудесного дескрита…

Алексей подбежал, схватил меня в охапку и стал оттаскивать от Мартироса.

— Нет!!! Нет!!! — заорала я, плохо соображая.

Давид оглянулся на мгновение и резко махнул рукой, показывая, чтобы мы убирались. Лёша понял правильно и с силой потащил меня вглубь леса, преодолевая моё сопротивление. Когда поляна скрылась из глаз, он отпустил объятия, перехватил меня за запястье и быстро повел дальше. Я больше не вырывалась и не возражала, а бежала за парнем, не имея сил ни о чём думать.

Я не считала шагов, минут или часов, лишь послушно переставляла ноги, а Лёша не позволял сбавлять темп. Время смешалось, всё путалось, как и мысли.

Сначала я стала спотыкаться всё чаще, а потом упала на колени, и только тогда Алексей остановился, тяжело дыша. Посмотрел на меня, шагнул и сел на землю рядом. Какое-то время мы просто молча сидели, потом парень тяжело поднялся и хрипло сказал:

— Пойдем, поищем где ночевать, почти темно уже.

Я кивнула, встала на четвереньки, потом поднялась. Распрямляясь, увидела свои ладони — они были в запекшейся крови Мартироса. Меня заколотило. Опять нахлынула горечь и боль потери друга, и я громко всхлипнула. Алексей подошел, обнял, гладя по спине.

— Всё наладится, Ева, они справятся. Парни сильные, они победят, вот увидишь, — говорил он тихонько, утешая. А я еще сильнее разревелась, уткнувшись ему в плечо и оставляя мокрые пятна на ткани футболки. Лёша дал мне выплакаться. Когда слезы кончились, и я только тихонько всхлипывала, он вытер мне лицо ладонями и, обняв одной рукой, повел дальше. Я удивилась, когда он наклонился и поднял рюкзак, лежащий неподалеку.

— Откуда? — спросила я, невольно снова всхлипнув.

— Когда тащил тебя, он лежал возле кустов, не знаю чей. Я и схватил.

Мы шли, пока не стемнело совсем. Хотелось отойти как можно дальше от злополучной поляны. Я всё время думала, как там парни, гнала от себя страшные мысли, как могла. Вернуться и попытаться помочь мысль тоже была, но я понимала, что ни Лёша, ни тем более я, дескритам не поможем, будем только мешать и можем подставить. Как Мартироса… Не буду, пока не буду о нем думать, слишком больно. Потом, позже.

Было уже совсем темно, когда мы упёрлись в каменистое возвышение. Из-за кустов было непонятно, насколько высоким было препятствие, но уж точно выше меня. Пройдя вдоль него, заметили расщелину, чудом не прошли мимо.

— Постой здесь, я посмотрю, — Алексей скинул рюкзак и, порывшись в нем, достал фонарь. Посветил в углубление, потом шагнул вперед. Через несколько минут вернулся, подхватил поклажу и скомандовал:

— Пещера. Идём, ночевать там будем.

Пол уходил немного вниз, лаз был коротким и узким. Была надежда, что снаружи свет фонаря будет незаметен, если те типы в тёмных одеждах решат нас преследовать. Почему-то сомнений в том, что наши ребята нас найдут в любом случае, не возникало.

Пещера оказалась просторной настолько, что в её глубине мы обнаружили небольшое озерцо. Леша бросил возле него рюкзак и стал смотреть, что у нас есть. Достал пластиковую чашку, мыло, полотенце и, набрав воды несколько раз, полил мне в сторонке, давая отмыться. Руки сильно тряслись, когда я, намыливая их раз за разом, смывала бурые пятна засохшей крови. Казалось, кровь навсегда въелась в кожу и никогда не отмоется. Перед глазами стояло видение раны на груди Мартироса, в ушах звучал его шепот.

— Хватит, Ева. Руки уже чистые, — в конце концов сказал тихо Алексей. — Умойся и мне польёшь, потом посмотрим, что у нас из еды.

Вот про еду вообще не вспоминалось, так душа болела, что про это и говорить, и думать казалось кощунством. Леша, вытряхнув содержимое рюкзака, обнаружил саморазогреваемые тюбики с кашей и крекеры. Расстелив туристический коврик и усадив меня, впихнул в руки уже горячую тубу и приказал:

— Ешь, завтра силы понадобятся, а без еды тебя шатать будет, — и сел рядом, дожидаясь, когда подогреется его каша. Котелка, чтобы вскипятить воду, у нас не было, и для питья мы цедили через фильтровальную антибактериальную ткань, зачерпывая ладонями из озерца. Наверное, организм устал постоянно находиться в стрессе и после еды меня начало понемногу отпускать, потому что я вдруг поняла, что в пещере холодно, и я замерзла.

Чей это рюкзак, мы так и не поняли, но кроме коврика в нем обнаружились спальный мешок, тёплый свитер, две пары футболок и бельё, верёвки, немного полезной мелочи и ещё несколько тюбиков еды.

— Ева, надевай свитер и ныряй в спальник, я сплю на коврике.

— В мешке и без свитера тепло будет, надевай ты, мне футболки хватит.

Сменить одежду мне было просто необходимо. Я переоделась в большую мужскую майку, посмотрела на свою и поняла, что не смогу её больше надеть, и дело не только в непонятно откуда взявшихся прорехах и серых разводах грязи. Впереди было большое темное пятно. Опять кровь. Скомкала ткань и отбросила в сторону, усилием воли отогнав новую волну истерики. Залезла в спальный мешок и позвала отвернувшегося Лешу:

— Я всё, ложись рядом, чтобы страшно не было, ладно?

Я проснулась ночью внезапно и долго всматривалась в темноту, пытаясь понять причину. Потом в свете луны, слабо проникающем от входа пещеры, разглядела парня, сидящего на коврике и обнявшего себя руками. Холодно, у меня лицо заледенело даже. Но в мешке я сама не замерзла, а парень вон, даже спать не может.

— Лёш, иди ко мне, мы вдвоём поместимся, — позвала его. Он спорить не стал и, расстегнув замок, залез внутрь, весь ледяной и трясущийся.

— Чего раньше не разбудил? А если бы я не проснулась? Сними свитер, быстрее согреешься.

Он кое-как стянул кофту, и я притянула его к себе.

— Ты просто как сосулька, грейся об меня давай, вдвоем будет тепло, — обняла парня, чувствуя, как его трясет. Постепенно озноб у него стал меньше, дыхание выровнялось, и я тоже провалилась в сон.

… Опять храм, невдалеке стоит знакомый пожилой мужчина и скорбно на меня смотрит.

— Здравствуй, Евдокия. Я не успел предупредить, мне очень жаль.

— Вы знали? О том, что на нас нападут? Мартироса убили… — я всхлипнула и с трудом сдержала подступающие слёзы.

— Мои соболезнования.

— А что с остальными, вам известно? — я с надеждой вскинула опущенную голову и затаила дыхание.

— Всё будет теперь хорошо, Евдокия, всё хорошо… — и он исчез в наплывающем тумане.

— Ева, проснись! Ева, ну что ты, не плачь, — меня обнимали крепкие мужские руки и сильно прижимали к горячему телу парня, лежащему рядом. Я распахнула глаза и увидела обеспокоенное лицо Алексея.

— Тебе приснился страшный сон? Ты плакала, — негромко сказал он, немного отстраняясь. — Всё будет хорошо, Ева, — я вздрогнула от его слов и вспомнила, что сказал седовласый храмовник.

— Да, он тоже так сказал.

— Кто, Ева? — удивился Леша.

— Мужчина, седой, из храма. Он приходит ко мне во сне, уже много раз приходил. Жаль, я не услышала, о чем он мне кричал в прошлый раз, может… — Я тряхнула головой. — Пора вставать, уже светло.

— Да, пойдем, я покараулю возле кустов, потом полью тебе, чтоб умылась.

Мы вылезли из спального мешка и сразу продрогли. Лёша быстро натянул на меня свитер, а на себя надел еще одну футболку. Выходить из пещеры было боязно, но Леша, быстро осмотревшись, шепотом сообщил, что всё тихо и никого поблизости нет. Далеко отходить не стали, и я, воспользовавшись ближайшими кустиками, тут же нырнула обратно в пещеру. Внутри было холоднее, чем снаружи, видимо, за ночь окружавшие нас камни остыли. Мы умылись и, нафильтровав еще ледяной воды из озерца, без особого аппетита погрызли крекеры.

— Что делать будем? Здесь ждать или пойдем? — задумчиво спросила я своего спутника.

— Предлагаю идти к храму. Вершину горы видно, не заблудимся. Даже если с остальными по пути разминёмся, там встретимся. А здесь нас могут не найти.

Кивнула, соглашаясь, и стала собирать вещи в рюкзак.

Идти было тяжело. Всё чаще встречались участки, когда мне, да и Алексею приходилось карабкаться вверх, используя все четыре конечности. Видимо, Давид составил наиболее удобный маршрут, а мы сейчас сошли с намеченного пути. Ладони я ободрала, на одной коленке джинсы порвались. Зато жарко не было и цикады больше не кричали, но и холода я не ощущала, при такой-то нагрузке. К обеду я совсем выбилась из сил и в животе громко урчало. Забравшись на очередной крутой подъем, повалилась на спину.

— Лёш, давай отдохнем, устала.

— Хорошо, только на земле не лежи, сейчас коврик достану.

Он расстелил мне подстилку и достал один тюбик каши на двоих.

— Извини, — виновато проговорил он, — я городской житель. Охотиться не умею, курсы выживания в дикой природе не проходил. Даже грибы-ягоды не рискну собирать, я в них не разбираюсь. А ты?

— Нет, — покачала головой, — тоже знаю только те, что в магазине видела. Вряд ли здесь растет клубника, хотя, что-то похожее на ежевику видела. Может, попробуем?

— Лучше быть голодным, чем отравленным. А еды у нас всего два тюбика кроме этого остаётся и немного крекеров. Надеюсь, завтра доберемся, а там с ребятами встретимся.

О другом варианте развития событий ни один из нас ни говорить, ни думать не решался. Разогрев кашу, съели её пополам, тщательно всё выдавив из тюбика. Леша пытался незаметно оставить мне побольше, но я увидела и возмутилась, поделив обед честно. Немного отдохнув, двинулись дальше.

Вершину горы было хорошо видно, только подъем туда был крутым, и мне было не понятно, смогу ли я вообще туда вскарабкаться. Мне придавала сил мысль, что там, наверху, совсем скоро, я увижу Давида, что ничего ужасного с ним не случилось, и он победил. И что с остальными ребятами всё в порядке, и Толик не пострадал. Иначе как я буду смотреть в глаза и что скажу Оксанке?

И мы шли, карабкались, ползли вверх, продолжая обдирать руки и колени. Воды с собой не было, поэтому настоящей удачей стал ручеёк, встретившийся на пути. Мелкий и прозрачный, он был настоящим спасением, потому что к тому моменту пить хотелось неимоверно. Во рту всё пересохло, язык стал пергаментный, и мы с Лешей кинулись зачерпывать воду ладонями, лишь немного их ополоснув, уже не вспоминая ни про какой фильтр. Ледяная жидкость показалась райским напитком, лучшим, что я пробовала в жизни.

Когда утолили жажду, решили сделать второй привал. Деревья здесь росли не густо, больше вокруг было разросшихся кустарников, чахлая и бурая трава пучками торчала из песчаных и каменистых проплешин. Под ближайшей сосной кинули коврик и привалились друг к другу спинами. Я закрыла глаза и почувствовала, что кружиться голова.

— Ева, ты можешь дальше идти? — спросил сзади Леша.

— Да, еще пять минуточек и пойдем.

— Извини, надо. У нас мало еды и нет запасов воды совсем. Этот ручей, он течёт сверху, придется идти вдоль него, иначе не дойдем.

— Ага, — вяло согласилась я и зашевелилась, заставляя себя встать.

К ночи макушка горы стала ближе. Храма всё ещё видно не было, но там довольно густо стояли высокие деревья, и среди них разглядеть ничего было нельзя. Завтра. Мы обязательно дойдем туда завтра. На ночлег расположились возле ручья, расстелив коврик и спальник под кустами. Поделили еще одну упаковку каши, и я настойчиво предложила:

— Леша, ложись сразу со мной, выспишься нормально.

Поколебавшись, он кивнул. Помывшись по очереди чуть ниже по течению, забрались в спальный мешок, и парень осторожно обнял меня. Я чувствовала его мужской запах, свежий после купания, и слышала спокойный стук сердца.

— Знаешь, — он тихонько проговорил, — давно хотел тебе сказать, ты мне очень нравишься. Такая красивая, такая смелая. Мне до этого не встречались похожие девушки. Нет, симпатичные были, но ты какая-то другая, не могу объяснить. Я понял уже, что у меня нет шансов, Давид тебя не оставит, как и ты его, — он вздохнул и прижал меня сильнее.

Про Давида понятно, но неужели мои собственные чувства и сомнения так заметны? Внутри кольнула тревога за Дева и остальных, но я её прогнала. Вздохнула, подбирая слова в ответ на признание. У меня к Леше с самого знакомства были чувства, как к брату или просто очень близкому другу. Он вызывал интуитивное доверие, что не обманет, не обидит, не предаст. Хороший парень, не хотелось бы делать ему больно.

— Лёша…

— Не надо объяснять, я всё вижу. Просто хотел, чтобы ты знала, что у тебя есть друг, который для тебя на многое готов. Мы ведь можем остаться друзьями?

— Да, — прошептала я, утыкаясь ему носом в шею.

— Спи, лесная фея, — Леша с тихим смешком убрал у меня из прически закравшийся туда листик. — Всё будет хорошо… — он дотронулся губами до моих, влажных после мытья, волос и я не стала отодвигаться.

Утром проснулись от того, что кто-то прыгнул на спальник. Я взвизгнула от неожиданности и попыталась сесть, но мне это не удалось. Зато увидела удирающего в кусты здоровенного лесного кота.

— С добрым утром! — весело сказал Алексей, выбираясь из нашего мешка.

— Ага, добрым и бодрым, спасибо некоторым, — пробурчала я. Парень хохотнул и пошел умываться. Когда он вернулся, растираясь полотенцем, раздетый до пояса, я ужаснулась:

— Холодно ведь!

— Не, хорошо, сама попробуй.

— Вот уж нет, хватит с меня экстрима. Сегодня лезть еще вон куда, — махнула рукой наверх.

После умывания догрызли оставшиеся крекеры, запили нефильтрованной водой, взятой чуть выше нашей стоянки. Да, мы уже почти как древние люди, скоро охотиться начнем.

Часа два шли без крутых подъёмов, потом один преодолели, не сильно задерживаясь. Я просто привычно уже карабкалась, хватаясь руками за мелкие кустики и уже зная, какие тянуть не следует, потому что выдернутся и можно откинуться назад. Мы недолго передохнули, даже не расстилая коврик, и, отдышавшись, пошли дальше, стараясь не удаляться от ручья.

На обеденном привале я подняла руки вверх и от души потянулась, наконец, оглядываясь вокруг. До этого упиралась взглядом только под ноги и вперед, чтобы не упасть. И замерла от открывшегося между деревьями вида. С этой высоты было видно море. Оно играло бликами на солнце, на горизонте виднелся другой остров, и казалось, можно разглядеть чаек над водой.

— Лёша, смотри, море! — восторженно воскликнула я.

Он встал с коврика и подошел ко мне, обнял одной рукой за плечи.

— Да, красиво. Высоко мы забрались, — он оглянулся и посмотрел вверх. — Если повезёт, сегодня доберемся.

Я вздохнула, отводя взгляд от панорамы.

— Да, надо постараться, идем.

Парень надел рюкзак, и мы продолжили путь. Ближе к вечеру перед нами возникла крутая каменистая стена, пришлось остановиться.

— Я здесь не залезу, — оценив высоту, сообщила я своему спутнику.

— Да, не просто. Придется отойти от ручья и поискать более удобный подъем. Давай попьем, пока есть возможность, и посмотрим, что дальше.

После часа поисков мы вроде бы нашли подходящее место для преодоления преграды.

— Ева, можем отложить на завтра, если ты устала, — предложил друг.

— Нет, мы почти дошли, смотри, наверху большие деревья, это уже вершина. Осталось совсем немного, я справлюсь.

— Хорошо, попробуем. Но если передумаешь, говори.

Я кивнула. Отдохнув минут пятнадцать, мы решились. Обычно Леша поднимался первым и подавал мне руку, подтягивая, где можно. Он еще раз внимательно осмотрел преграду и, попробовав здесь упереться ногой в склон и приподняться, обнаружил, что поверхность осыпается мелкими камушками.

— Ева, иди ты первая, а то на тебя будет лететь всё, я снизу подстрахую.

— А так на тебя. Давай ты просто левее немного подниматься будешь. Не надо страховать, я уже сама поняла как надо.

— У меня другое предложение. Ты ждешь, пока я заберусь и спущу тебе веревку, в рюкзаке ведь есть. Обвяжешься, должно хватить длины, и я тебя сверху подстрахую. Тогда точно не сорвешься.

— Хорошо, жду.

С замиранием сердца я смотрела на подъем, периодически тихонько вскрикивая от страха за Алексея и зажимая себе рот, чтоб не отвлекать его, Не знаю, сколько он карабкался, показалось — вечность. Очень хотелось иногда дать совет как лучше действовать, казалось, снизу виднее. Но опять же, прикусывала ладонь, борясь с собой. Наконец, услышала сверху радостный голос друга:

— Всё! Я наверху, сейчас веревку закреплю и сброшу конец.

Облегчённо выдохнула. Оказалось, за кого-то боишься больше, чем за себя саму. Минут через пять Алексей спустил мне веревку. Совсем впритык, но её хватило обвязать вокруг талии, продев в шлицы штанов. Это, конечно, неправильно, но увы, выбирать не приходилось.

Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, начала повторять путь Лёши. Склон был непредсказуемым, иногда отдельно растущие кустики и выпиравшие булыжники давали надёжную опору, но иногда он становился песчаным с мелкими камушками, и нога проскальзывала на осыпающейся поверхности. Я часто удерживалась из последних сил, цепляясь пальцами за небольшие углубления и доламывая ногти.

— Ева, передохни, не торопись, ты удачно стоишь! — крикнул сверху Лёша.

Но мне хотелось уже закончить этот бесконечный для меня ужас, и я полезла дальше. Когда уже казалось, что ни руки, ни ноги не слушаются, и скоро не удержусь и сорвусь, чья-то сильная рука схватила меня за запястье и потянула вверх. Поняв, что не одна, что страхуют и не дадут упасть, сделала последний рывок. Меня подхватили и прижали к сильному мужскому телу. Почувствовав родной запах свежей травы и мускуса, ещё не веря, подняла глаза и натолкнулась взглядом на невыразимую нежность в перламутровом золоте.

— Дев! — выдохнула, обвивая его шею руками и изо всех сил прижимаясь к нему. — Дев, ты нашелся, — прошептала ему на ухо.

— Белочка, дорогая моя, это ты нашлась, я так волновался за тебя, любимая, — негромко ответил мой дескрит. Я опустила ладони на его грудь и, отстранившись, постаралась осмотреть всего с головы до ног.

— Ты в порядке, не ранен? А остальные? Как ребята? — торопливо задавала я вопросы.

— Я нормально, так, пара царапин было. Но у меня регенерация хорошая, всё обошлось. У Толи ранено плечо, хорошо с собой лекарства были и перевязочные, не воспалилось. А Руслан самый везучий, целый остался, — Дев улыбнулся, а я нахмурилась, решив обязательно позже посмотреть на его «царапины».

— Иди сюда, родная моя, никак не могу поверить, что ты здесь и всё обошлось, — он опять обнял меня, покачивая и гладя по спине широкими ладонями, а у меня с души исчез не просто камень, а целая гора, и было очень хорошо и уютно в кольце его рук. Потом, кое-что вспомнив, неуверенно и тихо спросила:

— Дев, а Мартирос…

Он помрачнел и немного помолчав, сказал:

— Мы там его похоронили, на поляне. Потом приедем и надгробье поставим… — он тяжело сглотнул и добавил, — он ведь тебя спас, да?

— Да… — тихо, почти неслышно ответила Давиду, утирая слезы, покатившиеся из глаз. Хотела еще что-то добавить, рассказать, но поняла, что не могу. Не сейчас, позже. Дев вытер ладонями мокрые дорожки на моём лице и поцеловал, едва касаясь, зажмуренные глаза.

— Не плачь, он погиб достойно и, думаю, не пожалел бы о том, что сделал. Мартирос был настоящим мужчиной, мы будем помнить его всегда. А сейчас пойдем, Белочка, нас ждут.

— Куда? Кто ждет? — отвлеклась я от грустных мыслей.

— Увидишь.

Дев обернулся и кивнул кому-то, а потом отвязал от меня страховочную веревку. Я только сейчас вспомнила, что мы не одни и, обернувшись, увидела Алексея, стоявшего в сторонке. Он с печальной улыбкой смотрел на нас с Девом и, поймав мой взгляд, незаметно подмигнул, словно напоминая, что обещал оставаться мне другом.

— Куда дальше? — спросил наш пилот, подходя ближе. — Надеюсь, недалеко, а то уже стемнеет скоро.

— Нет, тут рядом. Сейчас на ночлег устроимся, а утром уже в храм пойдем.

Мы зашли под высокие деревья, и я с удивлением увидела, что это не просто лес, а скорее парк, и за ним ухаживают. Под ногами вилась протоптанная дорожка, часто попадались островки посаженных садовых цветов и даже подстриженные кусты.

— Дев, это же лес? Здесь лесник следит за всем? — увидев какие-то метки на стволах деревьев, спросила у Давида. Всё это выглядело странно, если не сказать, подозрительно.

— Скорее, храмовый парк, большой. Мы тоже заметили, что за ним ухаживают. А вон и парни, — он свернул влево, и мы вышли к костру, от которого навстречу к нам поднялся Руслан. Толик, лежавший поверх спального мешка, только тяжело сел, тем не менее, радостно улыбаясь нам.

— Ева, как хорошо, что вы с Алексеем нашлись, — куратор с облегчением выдохнул, увидев нашу приближающуюся компанию.

— А я не сомневался, что всё нормально будет, — Руслан, подойдя, коротко обнял меня и пожал Лёше руку. — Если бы с Евой что-то случилось, Давид бы почувствовал.

— Это почему? Из-за того, что он эмпат? — я с подозрением посмотрела на друга детства.

— Не только. В основном потому, что ты его аниша.

— Что? — я удивленно посмотрела на парня, и, обернувшись на Дева, увидела, как он ожег Руслана сердитым взглядом. Тот, осекшись, кивнул и отошел к костру. А мне показалось, что я уже слышала это слово. Только вот не помнила, от кого.

— Белочка, я тебе завтра обязательно всё расскажу и объясню. А сейчас давай вы с Алексеем умоетесь, здесь рядом есть ключ, и все вместе поужинаем.

При упоминании еды в животе у меня громко заурчало, и я смутилась.

— Вот-вот, и я про это, вы ведь голодные, наверное, ужасно. Что вы ели два дня? Хотя, позже всё, пойдем.

К моему удивлению, у костра лежал и мой, и Лёшин рюкзаки. С благодарностью посмотрев на Давида, прихватила мыло, полотенце, чистую одежду и пошла за ним. Леша держался чуть в стороне, а Давид то и дело оглядывался и касался меня, словно боясь, что я исчезну. Он то приобнимал меня за талию, то придерживал за локоть или за руку.

Дев повел нас между деревьями вглубь парка, и я увидела, откуда начинался тот ручей, вдоль которого мы с Лешей шли. Каменистая горка, как дырявая бочка, протекала в боку небольшим ручейком чистой воды, и та продолжала свой путь дальше, тонкой змейкой убегая между деревьев.

— Пить-пить, — подбежала я к источнику. Алексей последовал за мной и мы, дружно упав на колени и немного потерев в воде ладони, стали глотать живительную влагу горстями.

— Надо было в лагере вам фильтрованную дать, я не догадался, — хлопнул себя по лбу Давид. — Чувствовал, что ты голодная, а про жажду не понял.

— Всё хорошо, это ведь горный ключ, чистая вода, — я обернулась, довольная. — Вы отвернитесь, я помоюсь, потом Леша.

— Белочка, вода ледяная, давай я подсматривать не буду, но возле тебя постою, подогрею немного.

Я сначала округлила глаза от такого предложения, потом с сомнением прищурилась:

— Точно не будешь подглядывать?

Дев широко улыбнулся:

— Буду держаться изо всех сил.

Ещё раз потрогав воду рукой и поняв, что действительно очень холодная, вздохнув, согласилась.

— Хорошо, стой здесь. Я разденусь и скажу тебе, когда греть.

Быстро скинула одежду, посмотрев, что Леша в стороне сидит спиной, а Дев зажмурил глаза. На всякий случай, всё же повернулась спиной к дескриту.

— Давай, я готова.

Минуты через две он сказал:

— Всё, можешь купаться.

Я осторожно ступила ногой в мелкий ручеек и почувствовала, что вода действительно теплая. Понимая, что это стоит усилий Давиду, стала быстро намыливаться, с удовольствием смывая пот и грязь. В какой-то момент обернулась и с возмущением обнаружила довольную физиономию любующегося на меня парня и присела.

— Дев. Ты обещал!

— Любимая, я обещал стараться, — по-кошачьи промурлыкал этот… этот… — Греть воду с закрытыми глазами не получится, — он хитро прищурился.

— Ты знал! Сразу знал, что надо глаза открыть! — возмутилась я, а потом, немного ещё посидев на корточках, плюнула на свою стеснительность, встала и спокойно продолжила домываться. Всё равно он уже всё разглядел.

Оглянувшись через плечо, поймала горящий взгляд Дева, с округлившимся зрачком и переливающимся золотом. Меня кинуло в жар, странное чувство из груди покатилось вниз, в живот, и движения невольно стали более плавными, скользящими. Поймав себя на этом, смутилась и поторопилась домыться.

— Дев, отвернись, мне одеться надо.

Он, понимающе улыбнувшись, медленно отвернулся. Потом так же подогрел воду Леше, пока я сидела в сторонке к ним спиной и расчесывала волосы.

Каша с тушеным мясом на ужин показались райской пищей. Ничего вкуснее в жизни не ела, о чем Руслану, который приготовил это к нашему приходу, и сообщила.

— Ты чересчур высоко оценила мои кулинарные способности, — улыбнулся похвале парень. — Ещё денёк поголодала бы, и сырая крупа была бы вкусной.

— Возможно, — не стала спорить, пытаясь разлепить тяжелые веки.

— Давай спать, солнышко, уже еле сидишь, — поднялся Давид со своего места. — Помогу тебе, — потянул он меня за собой. Потом разложил спальник и уложил меня в него. Постелив свой рядом, лег на него сверху и положил на меня руку, будто боялся, что я ночью могу исчезнуть.