Подвиг № 3 Преступление и предсказание

Лучше осудить одного невиновного, чем двух невиновных.

Малоизвестный принцип римского права

И ты, Брут!

И ты, Кассий!

И ты, Гракх!

(всего 28 фамилий)

Г.Ю. Цезарь

Отец Браунинг и смысл жизни

Отец Браунинг был сыщиком такого высокого уровня, что ему совсем перестали поручать раскрытие преступлений.

– Да ладно вам, пастор, – махал клюкой шеф Скотланд-Ярда, который по долгу службы много знал и поэтому быстро старился, – это всего лишь исчезновение миллиарда фунтов стерлингов из запертого сейфа в пустой комнате. Ни свидетелей, ни отпечатков, ни подозреваемых, ни мотивов. Скукотища. Это мы уж как-нибудь сами. А вы отдыхайте, набирайтесь сил для чего-нибудь серьезного, магического.

При слове «магическое» сыщик хмурился. Он не знал, как относиться к нечаянно полученным колдовским способностям Фантома Асса, решившего побаловаться с Трубой Мордевольта[84]. Отец Браунинг никогда в жизни не брал чужого, но это чужое всунули ему с редкостной бесцеремонностью. Пришлось взять и даже немного попользоваться. Однако сразу после завершения Дела о Первертских Обезмаживаниях честный следователь пришел к Югорусу Лужжу с твердым намерением вернуть магию Фантому.

– Вы с ума сошли? – спросил Лужж. – Он же сошел с ума. Этот Асс во вменяемом состоянии нам полшколы разворотил, представляете, что он сейчас может сотворить?

– Ну тогда, – сказал Браунинг, испытывая сложную смесь огорчения с облегчением в пропорции 1:1.5, – как только Фантома вылечат, сообщите мне, и я немедленно отдам его магию…

– Вы сошли с ума, – сказал Лужж. – Отдать магию! Не надо ничего отдавать. Очень скоро я смогу сделать магами всех людей, вот только соображу, как переделать эту мордевольтову Тру…

Ну, а пока Югорус соображал, Браунингу ничего не оставалось, как начать карьеру чудесного следователя в магическом Инглиш-Дюйме. Это фактически положило конец его карьере в мудловском Скотланд-Ярде, руководство которого полагало, что сыщики-маги трудятся не покладая рук. На все слова Браунинга о низкой криминализированности волшебного мира мудлы реагировали кривой усмешкой: «Ну да… рассказывайте. Там же ведьмы, монстры, средневековье. Небось, за каждым углом с топорами стоят».

Увы, магическая криминалистика в последние века перебивалась с нектара на амброзию[85]. Преступников было мало, а следователей – много. За четыре месяца отцу Браунингу досталось всего два расследования: Дело о Таинственном Побеге Брэда Пейджера из Безмозглона[86] и Дело о Пульсирующем Исчезновении Двух Секретных Документов.

Последнее дело стало особенно громким. Однажды в пятницу вечером магический премьер-министр Тетраль Квадрит подготовил два совершенно секретных документа – «А» и «А с тильдой» – и оставил их у себя на столе. В понедельник утром Квадрит обнаружил, что документ «А» есть, а документ «А с тильдой» как корова языком слизала[87]. Перерыв все здание, телохранители премьера сообщили, что «А с тильдой» пропал, поскольку его нигде нет. Более тщательное расследование показало, что документ не просто пропал, а совсем пропал.

Огорченный Тетраль в присутствии ста сорока восьми свидетелей спрятал документ «А» в несгораемый, непотопляемый и неулетаемый сейф. Каково же было его изумление, когда во вторник в сейфе оказался не «А», а «А с тильдой»! Квадрит поменял шифр, сейф, замок в дверях, уволил сто сорок восемь чиновников, но на следующее утро снова извлек из хранилища документ «А». Мало того, уже через час «А» опять исчез, а «А с тильдой» появился!

От правительственного кризиса магическую Британию спас пастор Браунинг, который, внимательно изучив документ «А», обнаружил на обратной стороне листа текст «А с тильдой». Оказалось, Квадрит по рассеянности использовал обе стороны листа. Браунинга за это расследование наградили именными говорящими часами и Орденом Секретности N-ной степени, который не разрешалось носить, показывать, хранить дома и даже знать о его существовании. Зато именные часы требовалось не только все время носить и кормить, но еще и периодически с ними беседовать.

После этого случая репутация Браунинга в магическом мире догнала его репутацию в мире мудловском.

– Да ладно вам, пастор, – отмахивались оперуны[88] Инглиш-Дюйма, когда святой отец пытался выпросить хоть какое-нибудь дело. – Это всего лишь мистическое исчезновение Жезла всевластия из Заклятого хранилища. Наверняка какой-нибудь студент спер, чтобы сессию сдать. Это мы как-нибудь сами. А вы отдыхайте, берегите силы для чего-нибудь серьезного, мудловского. Там-то небось уголовщина сплошная, а у нас ребята по три месяца в очереди стоят, чтобы дело о краже метлы получить.

Ситуация со смыслом (вернее, бессмысленностью) жизни следователей-магов стала совсем аховой, когда Тетраль Квадрит объявил о введении системы профилактики правонарушений.

– Преступление легче предотвратить, – заявил премьер, – чем совершить. Таким образом мы получим важное преимущество над преступниками.

Объявили всеобщую мобилизацию прорицателей, гадалок и системных аналитиков. Цены на кофейную гущу-сырец подскочили до четырех косых за баррель, а спрос на говорящих надвое бабушек вырос надвое. То есть вдвое.

Через два месяца напряженного составления штатного расписания создали ОПП – Отдел Профилактики Преступлений[89], который должен предсказывать где, когда и с какой вероятностью произойдет злодеяние. Предполагалось, что знания времени и места будет достаточно, чтобы предотвратить любое правонарушение: Инглиш-Дюйм вышлет наряд ментодеров, который схватит злоумышленника с поличным, а то и до него.

Достоверность прогнозов ОПП пока не превышала 50%, но Браунингу уже стало ясно, что вскоре придется заняться чем-нибудь, не связанным с раскрытием преступлений. Может даже чем-то, связанным с их совершением.

– А что, отец Браунинг? – спрашивал он себя. – Совершить какое-нибудь запутанное преступление, самому его распутать, поймать себя, сдать властям, получить амнистию за помощь следствию…

Смысл жизни неумолимо ускользал.

Тем сильнее было удивление отца Браунинга, когда погожим майским днем его попросили заглянуть к министру магической безопасности Тотктонаде.

Отец Браунинг и смысл жизни возвращаются

Министерство магии, как и все магическое, скрыто от взглядов мудлов многослойными заклинаниями, мороками и отводами глаз. Одного заклятия Сгинь-гуддинь строители наложили столько, что неопытные колдуны-чиновники иногда тратили несколько часов, чтобы попасть на рабочее место[90]. А после инцидента с «пульсирующим документом» Управление собственной безопасности Департамента Безопасности, следуя какой-то своей логике, с целью усиления безопасности приняло дополнительные меры безопасности.

Здание Министерства магии стало не просто замаскированным, а бродячим. Кабинеты внезапно перемещались, коридоры запутывались, а пароли менялись быстрее, чем часовые успевали их выучить.

Считалось, что теперь проникшие в министерство злоумышленники быстро потеряются, растеряются, впадут в панику, начнут метаться, и тем самым выдадут себя с головой. Пока с головой выдавали себя только проникшие в министерство честные посетители – к большому удовольствию Отдела работы с жалобами населения.

Отец Браунинг в поисках кабинета министра тоже немного пометался, но потом сел в первой попавшейся приемной и принялся перебирать четки. Сначала перед святым отцом появилась дверь Отдела незаконного клонирования, затем – Отдела незаконного проникновения в жилище, а третья по счету дверь оказалась той, что надо.

Тотктонада был на месте.

– Ну, как отдыхается, Кольт? – тускло поприветствовал пастора серый министр.

Браунинг посмотрел в бесцветные глаза Тотктонады и решил не отвечать. Всем известно, что самый безопасный министр бегло читает мысли подчиненных на двенадцати языках, а еще на тридцати – читает со словарем. Прочитать мысли самого Тотктонады не удавалось пока еще никому: министр никогда не думал – он всегда уже знал.

– Синоптики из ОПП, – продолжал шеф, удовольствовавшись ответом, – довели точность прогноза преступления до ста процентов. Рано поздравлять, Кольт. Во-первых, одного-единственного преступления. Во-вторых, они совершенно не представляют, что это за преступление. Только место и время. Но уж это – на все сто. Возьметесь?

Браунинг тщательно обдумал ответ.

– Правильно мыслите, – сказал министр. – Держите материалы дела.

Он протянул следователю тоненькую папочку со штампом: «Срочно! Секретно! Спонсор расследования банк „Хренвотс“»

Браунинг раскрыл папку… и понял, что дело действительно серьезное. На одиноком листочке значилось:

28 МАЯ. 15:00–16:00.

КАБИНЕТ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА.

ВЕРОЯТНОСТЬ СОВЕРШЕНИЯ 100,0%

В самом низу меленькими буковками приписано «Предсказал: ведущий специалист Департамента Магического Прогнозирования старший секретный сотрудник Г. (Отдел Профилактики Преступлений) Дата: 26.05.03. 23:59. Подпись: Подпись (размашисто)».

– Я не прошу вас предотвратить преступление, – сказал министр. – Вероятность сто процентов означает, что это невозможно. Я не прошу вас задержать преступника, что было бы просто неуважением к вашей квалификации. Это сделают ментодеры. Я прошу вас только об одном – сделайте что-нибудь.

Отец Браунинг и логический тупик

Отец Браунинг был готов сделать не просто что-нибудь, а что-нибудь этакое. «Вот оно, – думал сыщик, вышагивая по огромному кабинету премьера, – преступление, которое не стыдно раскрыть… то есть предотвратить… то есть сделать с ним что-нибудь… Какое, однако, странное помещение».

Помещение действительно было странным. Иностранным делегациям 22-угольную резиденцию премьера показывали с гордостью, подчеркивая, насколько необычная форма кабинета соответствует твердому характеру магического лидера. Все здесь было угловатым и несимметричным: и похожий на морскую звезду-инвалида стол Тетраля, и сейф, и кресла, и обиженные портреты предыдущих премьеров.

Чувствуя себя единственным круглым предметом в помещении, Браунинг принялся за работу.

На первый взгляд дело казалось совершенно безнадежным. Какой-нибудь более загруженный работой следователь сразу бы умыл руки. У новичка руки опустились бы. Но отец Браунинг не из таких. И не из других. Он из третьих. Следователь не умыл и не опустил руки, а взял в них себя.

Место завтрашнего преступления Браунинг осмотрел очень внимательно, однако никаких следов будущего злоумышленника не обнаружил. Это могло означать одно из четырех: следов еще не было; преступник очень опытен; следователь не может их найти; еще что-нибудь.

– Со следами глухо, – подытожил Браунинг, – что у нас с уликами? Окровавленные кинжалы, ломики для взлома, в спешке забытые злодеем паспортные данные?

Он огляделся. Из потенциальных улик больше всего тянул на орудие преступления талисман премьер-министра – здоровенный кирпич, когда-то лежавший в основании Колосса Родосского, а теперь возвышавшийся на столе Квадрита. Этот антикварный сувенир юный Тетраль много веков назад привез из школьной экскурсии по Семи чудесам света[91].

Кирпич Браунингу понравился. Талисман может облегчить осуществление злодеяния: преступнику не придется проносить через охрану нож или пистолет. Следователь взвесил кирпич в руке и убедился, что он тянет не только на орудие преступления, но и на хороший булыжник.

Браунинг признал версию перспективной и, помахивая уликой, принялся перебирать варианты ее криминального применения. Начав с тривиального удара кирпичом по голове премьер-министра, он быстро добрался до захвата кирпича в заложники с выдвижением требований по освобождению всех международных террористов.

Поразмыслив, сыщик вернулся к первому варианту. Из всех версий будущего преступления его почему-то больше всего привлекало именно покушение на премьер-министра[92]. Еще больше Браунинг укрепился в этой мысли, когда, выдвинув ящик стола, обнаружил там запасной талисман Квадрита: кирпич из основания Пизанской башни.

– Так, так, так, – постукивая кирпичами, сказал отец Браунинг. – Приняв за рабочую версию покушение, можем сразу перейти к следующему этапу. Картина преступления.

Сыщик быстро наколдовал схему кабинета. Квадратик, обозначающий Тетраля Квадрита, он поместил за стол, а ромбик, изображавший преступника, – за зигзагообразную штору, закрывающую многоугольное окно. Схема так понравилась Браунингу, что он не постыдился поставить в правом нижнем углу автограф.

– Итак, жертва сидит за столом, а преступник прячется за шторой. Чтобы застать жертву врасплох, преступнику нужно отвлечь премьера от стола с кирпичом. Если преступник зашуршит шторой, премьер пойдет посмотреть, что там такое шуршит, и окажется спиной к столу. Тут-то преступник незаметно окажется за его спиной, схватит кирпич и нанесет удар… Минутку. А как преступник незаметно окажется между премьером и столом?

Ромбик на чертеже пожал углами.

– Ага, понял. Преступник шуршит ближней к премьеру частью шторы, а сам бежит к дальней. Премьер заглядывает за штору – там никого. Тогда преступник шуршит дальней частью шторы. Премьер идет между шторой и окном к дальнему углу, а преступник тем временем перебегает к столу и оказывается на стратегически выгодной позиции.

Квадратик и ромбик послушно пошуршали нарисованной шторой и поменялись местами. Автограф навострил уши.

– Теперь преступник сидит за столом, а жертва прячется за шторой. Преступнику останется только взять кирпич, подкрасться к шторе, выманить премьера наружу и хватить его по башке… то есть нанести удар в область черепной коробки башки. Ну-ка посмотрим, насколько это сложно сделать…

Браунинг взял кирпич и подкрался к шторе.

– Премьер-министр, а премьер-министр, – вкрадчиво сказал он, – у меня для вас сюрприз. Выгляните-ка…

Тут Браунинг случайно глянул в настенное зеркало и заметил в своих глазах нездоровый блеск.

– Остановимся на этой картине преступления, – смущенно произнес он. – Очень правдоподобная картина. Займемся мотивом. Кому выгодно покушение?

Сыщик вернулся к столу, на котором ромбик пытался выманить из-за шторы квадратик, и начал составлять список подозреваемых. Первым делом он записал основных кандидатов на пост премьера – министров Грега Аесли, Дика Гаттера и Брэда Пейджера. Здесь Браунинг засомневался. Шуршащие шторой и крадущиеся с кирпичом в руке министры выглядели несколько натянуто. Никакого сходства с нагловатым ромбиком не обнаруживалось. Но, пробормотав «маловероятно – не значит невозможно», сыщик оставил этих симпатичных фигурантов в списке.

Далее последовали подчиненные премьер-министра: личный секретарь Ромуальд («Надо бы с ним познакомиться» – отметил Браунинг), пресс-атташе Бальбо Рюкзачини («Надо бы с ним повидаться»), секретарши, курьеры, начальники отделов, чиновники, охранники, уборщицы…

– Надо бы здесь остановиться, – сказал сыщик, осматривая список, состоящий уже из 114 страниц и по убойной силе приблизившийся к предполагаемому орудию преступления.

Дело запутывалось. Причина хватить Квадрита кирпичом по башке имелась по крайней мере у пяти тысяч семисот двенадцати человек. И это не считая Мордевольта, за поимку которого Тетраль в свое время обещал пост министра безопасности (это при живом Тотктонаде!), самого Тотктонады, простых магов, недовольных властями, и, наконец, родственников Квадрита.

Браунинг вздохнул и принялся считать родственников.

– Развнедел – раз.

Следствие зашло в тупик. Браунинг тоже. Он повертел головой и понял, что расхаживая по кабинету, забрел в самый дальний угол и теперь не знает, как вернуться.

– Лучший способ выбраться из тупика – это начать последовательно двигаться назад, – сказал Браунинг, начиная пятиться. – Рассмотрим возможность совершения преступления подозреваемыми и отбросим тех, у кого на момент покушения будет алиби.

Где-то позади послышалось шуршание шторы, указывавшее, что сыщик на верном пути. Браунинг взбодрился.

– Очевидно, что завтра с трех до четырех часов дня в кабинете Квадрита сможет быть лишь малая часть подозреваемых. Таким образом мы сузим круг потенциальных преступников до нескольких человек… да, но как это сделать? Опросить почти шесть тысяч магов сложно, но можно, вот только что у них спрашивать? «Где вы будете находиться в момент преступления?»

Браунинг сделал еще несколько шагов назад, и оказался на оперативном просторе премьерского кабинета. Нарисованная штора валялась на нарисованном полу, а ромбик и квадратик гонялись друг за другом вокруг нарисованного стола. Автограф пытался их разнять.

Браунинг сел в премьерское кресло и посмотрел на настоящую штору. Она явственно шуршала и шевелилась.

«Какая эта штора… многообещающая», – подумал сыщик. Чувствуя себя ужасно глупо, он взял кирпич, подошел к шторе и заглянул за нее.

За шторой стоял Тотктонада.

– Ну как, Кольт, расследуется? – спросил серый министр. – Есть успехи?

– Как не быть, – честно, но непонятно ответил Браунинг.

– Молодцом, – сказал Тотктонада. – Входите.

Отец Браунинг и Тотктонада

Доклад Браунинга об успехах Тотктонада слушал, прохаживаясь между окном и шторой.

– …Подозреваемый номер семьсот сорок пять, начальник Отдела зашептывания, забубенивания и травоприкладства Эхом Оглоуш. Подозреваемый номер семьсот сорок шесть, сотрудник Службы преждевременного оповещения Вотс Догс. Подозреваемый номер семьсот сорок семь…

Штора шуршала и шевелилась, Браунинг говорил, Тотктонада ходил. За окном вяло переругивались мусорные контейнеры. Ромбик и квадратик сидели на краю нарисованного стола и смотрели перед собой. Автограф сосредоточенно изучал помятый конец росписи. Клонило в сон.

На тысяча двести девятнадцатом подозреваемом (специалист отдела разработки гипнотизирующих скринсейверов Вин Довс) министр вышел из транса.

– Я в вас не ошибся, Браунинг, – сказал он, откидывая штору. – Кстати, вы учли в своих построениях, что преступник может применить не только кирпич, но и магию?

– Нет, – решительно ответил сыщик. – Это бы все усложнило, а дело и так непростое.

– Разумно. Но дело не просто непростое. Дело просто ужас какое непростое. Даже и не знаю, как вы теперь выпутаетесь. Впрочем, кое-чем я вам помогу.

Тотктонада взял первую страничку списка подозреваемых и оторвал от нее нижнюю половину. Опустил обрывок и остальные 113 страниц в вечно голодный уничтожитель бумаги. Потом протянул верхнюю половину уцелевшей страницы Браунингу.

– Вот люди, которые в момент преступления будут находиться в этом кабинете.

– Откуда?… – закричал Браунинг, впиваясь глазами в листочек.

Тотктонада бросил на стол «Вечерний Перезвонинг», открытый на программе передач на завтра.


28 мая.

… 13:30. Ток-шоу. «Массовая культура – просто зло или зло абсолютное?[93]» Авторская программа Зана Нудинга.

15:00. Круглый стол в кабинете премьер-министра. «Профилактика преступности – гениальная идея или очередная глупость?» Ведущий – Бальбо Рюкзачини. Участвуют премьер-министр Тетраль Квадрит, министры Грег Аесли, Дик Гаттер, Брэд Пейджер и Тотктонада.

16:00. Скрытая камера. «Издевательства над слабоволшебниками – спорт или болезнь?» Самые веселые шутки магов над мудлами…


– Всем участникам передачи уже сообщили о предсказанном преступлении. Под строжайшим секретом, на условиях неразглашения, нераспространения, нерастрезвонивания… – Тотктонада усмехнулся. – Короче, завтра будет во всех газетах.

Браунинг поднял глаза на серого министра.

– Простите, сэр, но теперь мне придется вписать в подозреваемые и вас.

– Разумеется, – произнес Тотктонада без всякого выражения. – Только не забудьте вписать и себя.

Министр зевнул.

– Да, чуть не забыл. Премьер-министр взял дело на особый контроль. Вам придается его личный представитель, которому вы будете немедленно докладывать о ходе расследования.

Тотктонада посмотрел на Браунинга, и тот прочел по его плотно сжатым губам:

«После того как доложите мне».

– Представителя зовут Ромуальд, – сказал министр и глянул в угол кабинета. – Вот он.

Только теперь Браунинг заметил круглого лохматого человечка, который тут же спрятал что-то у себя за спиной.

– Так эта… – прогундел Ромуальд, – если вам чаю, так он без сахара. А если кофе, так он кончился. Минералка вон есть.

Браунинга нет, зато есть премьер-министр и Ромуальд

Ромуальд, в отличие от отца Браунинга, не был сыщиком высокого уровня. Он не был сыщиком низкого уровня. И вообще он не был сыщиком. Зато он был вторым человеком после премьер-министра. Хотя человеком он тоже не был…

Так, стоп. А то мы совсем запутаемся. Попробуем сначала.

Когда-то Ромуальд работал простым домовым у рядового мага Тетраля Квадрита. В то время каждый маг имел в подчинении персонального домового. В обязанности этих беззлобных, угнетенных существ входило: подолгу спать, сплетничать о хозяине, воровать у него вещи и еду, жаловаться на тяжелую судьбину, мечтать о свободе и приносить почту с почты. Домовые добросовестно исполняли все, кроме последней, самой непосильной обязанности. Еще они любили хвалиться, кто из хозяев больнее дерется.

В действительности редко кто из магов хотя бы повышал голос на своего домовенка, но благодаря развитой системе оповещения в служивом народе ходили ужасные слухи о жестокости колдунов. Когда молодой домовой слышал степенные рассказы стариков «Мой-то вчерась опять горючей смолой окатил, а опосля каленым железом прошелся», то от зависти начинал врать что-то совсем кошмарное.

Постепенно в среде слуг крепло убеждение, что маги «чем дальше, тем озверелее» и «коли так оно дальше пойдет, то ну его лесом». Назревала типичная революционная ситуация: верхи ничего не знали, низы ничего не делали. И назрела.

А началось все как раз с Ромуальда. Однажды утром, когда он притащил своему хозяину утреннюю почту, то застал Тетраля в ярости.

– Ромка! – прошипел маг. – Ты когда убирать за собой научишься?

– Ась? – уточнил домовой, придерживая под жилеткой увесистую бандероль, которую он извлек из почты Квадрита и теперь изнывал от желания поскорее ознакомиться с содержимым.

Рассеянность слуги не ускользнула от внимания мага, который как раз репетировал гневную речь, посвященную преступлениям Мордевольта, и находился в возбужденном состоянии духа.

– Ромуальд! – возвысил голос Тетраль. – Я с тобой разговариваю!

– Будет сделано! – невпопад отрапортовал домовой, пытаясь понять, что это за штуковина такая упирается ему в ребро.

– Уже сделано! Ты опять устроил попойку у меня в спальне?!

Ромуальд закатил глаза. Он никогда не понимал чистоплюйства своего хозяина.

– Дык, вашбродь, это сестренка моя из деревни приехала, переночевать попросилась…

– А это что? – Тетраль потряс перед носом домового здоровенным полосатым носком.

Ромуальд поморщился. Носок был такого размера, что его гипотетическая сестренка могла поместиться в нем с головой. И тут же задохнулась бы, потому что хозяйка носка троллиха Шамба отличалась веселым нравом, но не аккуратностью.

– Ой, какие мы нежные, – проворчал он, – а за почтой самому сходить, так ноги отвалятся.

Домовой с чувством сплюнул и медленно направился к двери.

Это стало последней каплей.

– Во-о-он! – заорал Тетраль. – Чтобы духу твоего… И гадость эту забирай!

С этими словами маг запустил в Ромуальда полосатым носком.

– Раз так, – вскричал домовой, – то я вообще уйду! Ноги моей здесь…

– …не будет! – завершил Квадрит. – Если появишься здесь хоть раз, ни ног, ни рук у тебя не будет! Потому что я их тебе пообрываю! – и будущий премьер обидным заклинанием Коммерческим-агентам-вход-сто-рублей выкинул бывшего слугу на улицу.

– Ай! – только и успел сказать Ромуальд, вылетая сквозь дверь.

Приземлился он с угрожающим хрустом.

– Я же еще не приходил! – завопил он. – Рано мне руки-ноги ломать! Или что это я сломал?

Домовой извлек из-под себя изрядно помятую бандероль, из которой посыпались осколки, шестеренки и винтики.

– Ну вот, – огорчился Ромуальд, – такую хорошую вещь сломал, изверг! А я даже не понял, что это.

И освобожденный от своих обязанностей домовой швырнул пакет в сточную канаву. А между тем в бандероли находилось послание Мордевольта, в котором тот объяснял принцип действия той самой Трубы, просил прекратить бессмысленную травлю и предлагал самостоятельно испытать приложенный макет. Кто знает, как повернулось бы дело, если бы Квадрит получил посылку?[94]

Кардинально изменив историю магического мира, Ромуальд поднял носок и задумался. С одной стороны, последнее слово осталось за ним. С другой – это было всего лишь «Ай!». Можно ли считать «Ай!» полновесным последним словом? Домовой почесал затылок. Хозяин часто называл Ромуальда всякими последними словами, но они всегда звучали красиво и веско: «Доколе Ромуальд будет злоупотреблять нашим терпением?», «Ромуальд должен быть наказан!» или «Догоню – убью!»

– Нет, – решил бывший слуга будущего премьера, – так не пойдет!

И пошел сам, размахивая носком, словно знаменем.

– Доколе! – кричал он. – Свободу домовым! Конец кабале! Пускай сами носят свою почту!

Привлеченные громкими словами «доколе» и «кабала», к знаменосцу начали присоединяться другие домовые. Они давно скучали по настоящей заварушке, поэтому подхватили клич Ромуальда.

– И неча нас куском хлеба попрекать! – А то что ж это получается, братцы? – А я ему говорю: «Не брал я, вашбродь, вашего прокисшего сыра»! – Пущай сами потаскают свои газетки!

Страсти накалялись. Если бы на месте Ромуальда очутился Сен Аесли, он бы живо сообразил, куда направить энергию угнетенных, хотя и достаточно упитанных домовых. Но Сен еще не родился, а Ромуальд только начинал политическую карьеру, поэтому критический момент был упущен.

Сначала один из демонстрантов по имени Борисфен затронул любимую тему: рукоприкладство хозяев.

– А если она меня хучь пальцем тронет… – начал он угрозу, но его перебил сосед Леонидос:

– …то на куски развалится!

Дружный смех поддержал Леонидоса: все прекрасно знали, что хозяйка Борисфена – дветысячивосемьсотлетняя старушка Клео – мухи не обидит, даже если захочет. Домовой, который болезненно переносил шутки по поводу немощи старушки, прорычал:

– Развалится?! А знаешь, как она меня вчера звезданула? А вот так!

И Борисфен отпустил Леонидосу такую оплеуху, что тот кубарем покатился под ноги демонстрантам. Забаву тут же подхватили остальные.

– А меня хозяин сегодня утром вот так отделал! – кричали домовые. – А потом вот эдак! А мог и вот так!

Ромуальд бросился разнимать товарищей по борьбе, но они уже превратились в товарищей по боксу, причем тайскому.

– Не лезь, Ромуальд! – орали дерущиеся. – Отвали, а то тебе отвалим!

Надо ли говорить, что развлечение удалось на славу. На следующий день собралась толпа раз в пять больше вчерашней. И снова была демонстрация, политические лозунги «Долой!» и «Даешь!», потрясание носками, а также апофеоз – большая финальная потасовка. Ромуальд метался и призывал к революционной сознательности, но домовые быстро поняли, что демонстрации и лозунги только воруют у них время, предназначенное для драки.

Тем не менее, цели своей Ромуальд достиг – через неделю в услужении у магов не осталось ни одного домового. Это устроило всех. В домах колдунов стало чисто и спокойно, к доставке почты приспособили тихих и воспитанных сов, а освобожденные слуги нашли новый, гораздо более интересный, способ существования. Пособие по безработице, выдаваемое страдальцам, позволяло не только домовым не работать, но и магам экономить значительные средства, которые домовые раньше крали у хозяев. И только Ромуальд бродил потерянный, уговаривая собратьев проявить сознательность, направить свою энергию… ну, и так далее. Он настолько всех утомил, что домовые, начиная свару, первым делом начинали вопить:

– Ромуальд, не лезь! Ромуальд, это не твое дело! – даже если Первого Освобожденного Домового поблизости не наблюдалось.

В один прекрасный…

Нет, в один обычный день Ромуальд махнул рукой на широкие массы дерущихся и постучал в дверь, сквозь которую ему пришлось недавно вылететь.

– Эта… – сказал он Квадриту. – Я, барин, назад пришел. Извиняй за прошлый раз, погорячился.

Момент оказался удачным: речь Тетраля только что опубликовали и расхвалили во всех газетах.

– Ладно, – смилостивился маг, – но чтобы газеты носил без задержки!

– Ну! – согласился домовой.

– И еще будешь у меня курьером.

– Ну, – с неохотой ответил Ромуальд.

– И воровать не будешь!

– Ну-у-у…

Квадрит хорошо понял интонацию Ромуальда. Но прогнать раскаявшегося представителя магических меньшинств было бы неполиткорректно[95]. А этого политический деятель позволить себе не мог.

Именно политкорректность позволила Ромуальду за несколько лет отвратительной службы вырасти от курьера до личного секретаря премьер-министра.

Отец Браунинг и Ромуальд

Отец Браунинг никогда не напивался, но сегодня всерьез обдумывал эту возможность.

Больше никаких идей по расследованию несовершённого преступления у него не имелось. Камеры колдовидения, о которых будут знать все фигуранты, делали злодеяние невозможным. И вместе с тем оно было неизбежным.

Браунинг срочно нуждался в какой-нибудь свежей идее. Из профессиональной литературы он знал, что у великих сыщиков всегда были туповатые помощники, которые снабжали титанов мысли свежими идеями. Только сейчас Браунинг понял, как ему не хватает деятельного дурака Фантома Асса, который так раздражал святого отца прошлой осенью.

Поэтому пастор поначалу обрадовался присутствию Ромуальда. «Может, – подумал Браунинг, – это судьба?»

Но домовой оказался бесполезен, хотя и туповат. Зайдя в служебную келью святого отца, он окинул ее хищным взглядом и разочарованно спросил:

– А че, я у тебя не первый домовой в услужении?

– С чего это вы решили? – удивился Браунинг.

– Так ничего стоюшшего нету. Стены да топчан. Кстати, пойду-ка я посплю.

«Не судьба», – понял сыщик.

Тем не менее, идея найти помощника помогла отцу Браунингу – она отвлекла его от обдумывания неразрешимой проблемы.

«Кого же пригласить? – соображал сыщик, обшаривая карманы в поисках четок. – Сена? Умный мальчик, старательный мальчик, перспективный мальчик – но мальчик. Сможет ли он карабкаться по стенам, как доктор Ватсон? Может быть, Клинч? У него хорошая профессиональная подготовка. Очень хорошая. Слишком хорошая. Майор – человек дела, а мне нужен человек слова. Рассудительный. Хладнокровный. Контролирующий себя. Мне нужен такой человек, как я».

Браунинг замер. Сразу две идеи осенили его. Во-первых, он понял, где четки, повернулся к Ромуальду и хорошенько тряхнул его за плечи заклинанием Шиворотус-навыворотус. Четки вывалились у личного представителя премьер-министра из-за пазухи.

– Эй! – завопил домовой. – Чего трясешь? И не трожь бусики, это мое!

– Ваше? – сузил глаза Браунинг.

– Это не мое, – тут же заявил Ромуальд, – подбросили провокаторы! Требую понятых!

Пастор подобрал четки и принялся обдумывать вторую озарившую его идею.

«В Министерстве есть Отдел незаконного клонирования, – вспомнил он. – Раз существует незаконное клонирование, то должно быть и законное. А что может быть законнее, чем клонирование в интересах закона?»

– Что-то невесело с тобой, – пожаловался Ромуальд, отчаявшись выковырять вериги из-под лавки. – Пойду я соседей пошукаю.

«Кстати, и этот олух будет меня на „вы“ называть!» – подумал Браунинг и принялся ворожить.

Отец Браунинг и отец Браунинг

Обход соседей привел Ромуальда в приподнятое состояние духа, хотя и измотал физически. И неудивительно: общий вес влачимых домовым тюков, набитых под завязку соседской утварью, явно превышал его собственный. Для укрепления сил Ромуальд приспособил аптекарскую бутыль, из которой прихлебывал на ходу, все более воодушевляясь.

Но когда секретарь премьер-министра ввалился в келью Браунинга, он понял, что медицинская настойка обладает неприятным побочным действием. Святой отец как будто двоился. Это бы еще ничего (от наливки «Агдамелла» люди начинали четвериться и даже пятиться), но следователь двоился как-то неправильно, несинхронно. Одна копия сидела на топчане, а вторая стояла у окна.

Копии с интересом рассматривали друг друга.

– Нос длинноват, – вздохнул Браунинг.

– В полном соответствии с оригиналом, – пожал плечами Браунинг.

– И голос у меня достаточно… – Браунинг замялся.

– …гнусавый, – пришел ему на помощь Браунинг.

– А в целом ничего, – сказал Браунинг.

– Реалистично, – сказал Браунинг.

– Ы-ы-ы-ы, – сказал Ромуальд, роняя тюки на пол. Браунинги обернулись к домовому и хмыкнули. Личный секретарь премьер-министра закрыл глаза. Стало легче: теперь казалось, что с ним говорит один человек, который бесшумно перепрыгивает от окна к топчану.

– Как бы вы классифицировали данный случай, коллега? – произнес невидимый прыгающий собеседник. – Типичное проникновение в чужое жилище с целью наживы. – Причем совершенное без предварительного сговора.

Браунинг стереофонически рассмеялся. «Мощная наливочка, – подумал Ромуальд, – уже и в ушах двоится».

– Почему вы так решили, коллега? – Видите ли, коллега, предварительный сговор подразумевает определенный объект преступления. – Злоумышленники заранее сговариваются, что и где они будут брать. – А наш друг явно хватал все, что попадалось под руку. – К тому же из разных квартир. – Поскольку вещи имеют несопоставимую ценность. – Иначе говоря, в основном это рухлядь, которую просто не успели выбросить.

– Это от бабушки осталось! – заявил домовой, которому стало обидно за его законную добычу. – Это наследство!

– Похоже, ваша бабушка была не слишком разборчива… в вещах. – Ну, раз тут все понятно, коллега, давайте вернемся к серьезному делу. – Да, сейчас, минуточку… Мне-чужого-не-надо-свое-девать-некуда.

Тут с Ромуальдом случилось что-то странное. Он почувствовал… нет, это невозможно… он понял, что собирается немедленно вернуть все честно похищенное хозяевам.

– Вы это что? Вы это зачем? Вы… это… Руки!… Ноги!… Вы чего?!

Но ни руки, подхватившие награбленное, ни ноги, понесшие домового к выходу, его не слушали. Оставшись наедине, Браунинги посерьезнели.

– Итак, очерчен достаточно небольшой круг подозреваемых. – У которых определенно не будет алиби. – Но как можно совершить преступление на виду у тысяч колдозрителей? – Кроме того, учтите, теперь потенциальный преступник знает, что о его преступлении известно. – Да, но раз преступление будет обязательно, то злодей от своего намерения не откажется.

Дело спорилось. Браунинги в такт постукивали четками и резво продвигались вперед в расследовании.

– Что же тогда? – Судебная ошибка? – Вполне вероятно. – Преступник собирается не только совершить злодеяние, но и свалить вину на кого-то другого. – Но как это сделать в хорошо освещенном, просматриваемом и простреливаемом помещении? – Никак. – А это значит… – Что преступник погасит свет, совершит злодеяние и подбросит улику кому-то другому!

Последнюю фразу сыщики произнесли хором и посмотрели друг на друга чуть ли не с умилением. – Очень хорошо, Браунинг, – сказал себе Браунинг. – И что мы собираемся по этому поводу сделать?

– Пронести в кабинет аварийный источник освещения? – Вряд ли это сработает. – Скорее всего преступник не выключит свет, а напустит Тьму. – Да, на ее развеивание уйдет до десяти секунд. – Вполне достаточно для того, чтобы ударить премьер-министра кирпичом и подбросить улику соседу.

– Ну что ж, теперь у нас есть место, время, способ, улика и шесть подозреваемых. – Это старшие Гаттер, Аесли и Пейджер. – Квадрит, Тотктонада и Бальбо. – Ах да, там же буду еще и я… – То есть мы.

Браунинги задумались. Включение следователя в список подозреваемых, как это рекомендовал Тотктонада, на первый взгляд, ничего не добавляло к картине преступления. Хотя…

– А если 28 мая в 15:01 мы сами совершим какое-нибудь… незначительное преступление? – Какое, например? – Например, устроим драку, это ведь преступление? – Ну, если в общественном месте, то суток на трое потянет. – Хм. – Хм, согласен, но тогда мы получаем… – Преступление предсказано. – Преступление совершено!

Браунинги замолчали. Совершить упреждающее преступление выглядело обнадеживающе, но как-то непривлекательно. Устроить на виду у всего магического мира драку, потом объяснять, зачем это было нужно… И ведь даже если объяснишь, все равно все запомнят именно драку.

Авторитет сыщика заранее мученически застрадал.

Раздался грохот, и в келью ввалился совершенно опустошенный Ромуальд. Заклинание честности не подействовало только на почти пустую бутыль с аптекарской настойкой, в которую представитель премьер-министра вцепился мертвой хваткой.

– Не помогает, – пожаловался он ближайшему Браунингу. – Это все от пьянства, – объяснил он Браунингу у окна и, сделав над собой нечеловеческое усилие, прильнул к горлышку.

На этикетке бутылки ближайший Браунинг прочел: «Настойка аптекарская. От пьянства. Состав: Спирт, ингредиенты».

Сыщики переглянулись.

– Уважаемый Ромуальд. А не собираетесь ли вы 28 мая с 15:00 до 16:00 заглянуть в кабинет премьера… барина?

– Да что там брать-то, в кабинете ентом… – простонал Ромуальд, изнемогающий от борьбы с наведенной порядочностью, – да и как я теперь брать-то буду? Это все ты! – наконец сообразил он, тыча обеими руками в обоих Браунингов. – Ах ты, зараза волшебная…

Дико скосив глаза к переносице, Ромуальд добился того, что два отца Браунинга более-менее слились в одного, и завопил:

– Я тут не шутки шутковать пришел! Я это… дело… присматривать… ход этого… как его… следования… во! Ну-ка, быро докладай мне, как барин велел!

Припоминание мудреного задания барина окончательно вымотало Ромуальда. Глаза домового разошлись, и он со всей дури сел на пол. Сыщики снова раздвоились.

– Да как же мы вам доложим? – сказал Браунинг на топчане, начиная делать рукой какое-то замысловатое движение.

– Вы ведь спите, – согласился Браунинг у окна, завершая движение, – вот проснетесь, тогда…

– Чего это я сплю?… – успел удивиться премьерский представитель, повалился на бок и захрапел.

– Мне кажется, коллега, от идеи превентивного преступления придется отказаться. – Да, вы правы, использовать даже такого… представителя неэтично. – И не только неэтично. – Кто даст гарантию, что устроенное нами преступление… – То самое, предсказанное?

Браунинги помолчали. Гарантий никто давать не собирался.

– А если отменить круглый стол? – Или перенести в другое помещение? – А кабинет премьера заставить хорошо вооруженными ментодерами. – Человек так двадцать. – При ментодерах преступлений, как правило, не совершают. – А как же неосторожное обращение с оружием?

Браунинг представил себе двадцать хорошо вооруженных ментодеров, которых заперли в кабинете, приказав ничего не делать, и пригорюнился. Точнее, один Браунинг пригорюнился, а другой – закручинился.

– Зачем я пытаюсь сам себя обмануть? – спросил сыщик сам себя. – Преступление все равно произойдет. Сто процентов – это сто процентов. Неизбежность.

– Где взял, где взял, – сердито пробормотал во сне Ромуальд. – Лобзиком выпилил!

Браунинги подняли головы.

– Где взял… где… – и в самом деле! – Где взяли… – Точнее, откуда взяли прорицатели эти сто процентов?! Может, там же таится и разгадка?

Отец Браунинг и мудрый Гудвин

Оказавшись у предсказателей, Браунинг порадовался, что пришел в единственном экземпляре. И без того его визит привел заведующую Департаментом Магического Прогнозирования Авалонну Гур в исступление. На все уточняющие вопросы сыщика она завывала:

– Мила-а-ай! Будет злодейство, не сумневайся, зуб даю! – и демонстрировала единственный уцелевший зуб.

Когда пастор стал настойчив и потребовал предъявить источники, из которых получен столь однозначный прогноз, карга усыпала обшарпанный стол колодой засаленных карт Таро и затараторила:

– А ждет тебя, бриллиантовый, шестерка пик в казенном доме! И огребешь ты семь бубей на дальней дороге, даже трефу захватить не успеешь, как случится тебе неприятное известие, а потом смерть, али наоборот! Извиняй, карты старые, видно плохо. Может, в «дурачка»?

Дурачком Браунинг быть не пожелал и пригрозил, что доложит премьеру о низком качестве прогнозов и полном развале работы.

– Ладно, – проворчала Авалонна, – пойдем к ведущему специалисту.

В главном зале департамента было пустынно, хотя водяные настенные часы утверждали, что сейчас четыре часа вторника. И не просто утверждали, а яростно спорили с солнечными напольными часами, настаивавшими на половине пятого понедельника.

Под солнечными часами сидел старец в солнцезащитных очках и периодически вопил:

– Вижу! Вижу!

К старцу подскакивала ведьмочка в белоснежном рубище и поправляла очки. Видящий тут же затихал.

Четверо бородатых прорицателей висели под стеклянным потолком и сосредоточенно тыкали пальцем в небо. При попадании они, не отрывая пальца, свободной рукой записывали что-то на прибитых к стене мелованных папирусах.

– Рановато пришли, – пояснила Авалонна, – у нас рабочий день на закате начинается[96].

Браунинг отметил, что глава департамента, оказавшись среди подчиненных, преобразилась: исчезло бельмо на глазу, взбитые лохмы выстроились в официальное каре, рот заполнился новыми металлокерамическими зубами, залатанный домашний халат превратился в хрустящий от крахмала лабораторный, а засохший обрывок чертополоха на лацкане стал пластиковой карточкой «Доктор Ав. Гур».

Они подошли к невзрачной двери, которую отец Браунинг мог даже не заметить, если бы не устрашающего вида вывеска:

СЕКРЕТНЫЕ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ РАБОТЫ.

ЕСЛИ ВАМ ДОРОГИ ЖИЗНЬ И СВОБОДА,

ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ.

ВЫ ЕЩЕ ЗДЕСЬ? СТРАННО, ОБЫЧНО ЭТО СРАБАТЫВАЕТ.

Авалонна поправила халат и произвела несколько мистических движений, которые завершила пинком в дверь. Браунинг увидел кабинет с большой розовой ширмой посередине. Вокруг ширмы дымились ароматические благовония.

– Я вас ждал, – произнес звучный голос из-за ширмы. – Прошу вас, следователь. Авалонну не приглашаю, все равно не войдет под предлогом срочного совещания.

– Вы входите, а я пошла, – сказала заведующая Департаментом Прогнозирования. – Терпеть не могу, когда подчиненные заранее знают, что я сделаю.

– Простите, а что вам мешает войти?

– Да не могу я, – поморщилась Авалонна. – Срочное совещание.

Браунинг вошел. Под ногами весь пол кабинета ведущего специалиста устилал толстый слой соломки.

– Часто падаете? – спросил сыщик.

– Нет, – ответили из-за ширмы. – Но я не могу пренебрегать вероятностью падения, которая на данный момент составляет 8,5%, понимаете?

– Предусмотрительно, – согласился Браунинг. – Я по поводу…

– Я знаю. Точнее, я предполагаю, но с очень высокой степенью достоверности. С вероятностью 92% вас интересует завтрашнее преступление. Еще пять процентов за то, что вы хотите услышать прогноз погоды на неделю. На вопросы о карьере, деньгах, личной жизни, причине и дате смерти остается всего три процента, то есть меньше одного процента на каждый из этих поводов…

Пока прорицатель излагал расклад поводов, сыщик прокрался вдоль стены, увешанной барометрами, термометрами, аптечками и огнетушителями, и заглянул за ширму.

Секретный правительственный работник оказался долговязым молодым человеком с унылым лицом. Он сидел в кресле на колесиках с зеркалами заднего вида и сосредоточенно водил небольшими комнатными вилами в ведерке с водой.

Если бы на месте отца Браунинга оказался Порри Гаттер (интересно, каким это образом?), он бы не только сразу узнал коллегу по исправительным работам в Бэби-сити, но и без труда объяснил причины его проницательности. Полгода, которые бывший аспирант Гудвин провел в детском саду для малолетних волшебников, наделили будущего ведущего специалиста Департамента Магического Прогнозирования нечеловеческой мудростью и прозорливостью.

За спиной предсказателя висел стенд с колдографиями чудесных карапузов из Бэби-сити. В центре находился большой портрет девочки с хитрющими глазами. Портрет сопровождался неровной подписью «Элли. Великая и Ужасная».

Стенд венчал плакат:

НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО!

ЭТО ОПАСНО!

СРАЗУ УБЕГАЙТЕ!

– Гм, – сказал Браунинг.

– Ой, – сказал мудрый Гудвин, роняя вилы в ведерко.

– Ой? – переспросил Браунинг. – Вы не предполагали, что я загляну за ширму?

– На каждый чих не напредполагаешься, – буркнул предсказатель.

Косясь на Браунинга, он порылся в столе, вытащил какую-то бумажку и закричал:

– Ну конечно! Средняя вероятность заглядывания посетителя за полог 1,5%! Знаете, что такое 1,5%?

– Ну, это одна полуторная от ста… – начал следователь.

– Это статистическая погрешность! И вы что, хотите, чтобы я учитывал ее в повседневной жизни? Не дождетесь!

«Нервный какой, – подумал Браунинг, – видать, работа вредная».

– Простите за погрешность, – сказал он, – и давайте приступим к делу, которое интересует меня с вероятностью 92%. Вы выдали прогноз на преступление в кабинете премьер-министра с вероятностью сто целых ноль десятых процента. Откуда такая точность? Иначе говоря, с чего вы взяли?

– Мой гениальный метод прост, как все простое, – с достоинством произнес Гудвин. – Известно, что достоверность результатов традиционного гадания крайне мала. Даже предсказание простых событий, например, выйдет девушка замуж или нет, дает лишь 50%-ную точность. То есть или выйдет, или нет. Если же добавить в предсказание еще один параметр, скажем, будет ли при этом девушка счастлива, то мы получим четыре варианта будущего, а точность прогноза упадет до 25%.

Гудвин отпил из графина и помолчал, набрав в рот воды.

– Теперь предположим, – сказал он, сглотнув, – что прорицатель увидит в разводах кофейной гущи некое преступление, которое произойдет в такое-то время и в таком-то месте. Причем гуща будет очень качественной, а прорицатель – очень опытным. Но чему будет равняться вероятность того, что преступление действительно состоится в указанном месте в указанное время?

– Статистической погрешности? – предположил Браунинг.

– Вот вы просто так сказали, от балды, – обиженно сказал Гудвин, – а я ведь все просчитал, проанализировал и получил 1%. Один процент! То есть прогноз оправдается только в одном случае из ста! Можно так работать?!

Браунинг покачал головой.

– Вот вы головой качаете, – почему-то снова обиделся прорицатель, – а я пошел дальше. Берем книгу перемен и гадаем на то же преступление. Не выпало – всем спасибо, все свободны. Выпало – ага! Вероятность данного события увеличилась. Принимаем быстродействующее снотворное, быстро видим сон, просыпаемся, берем сонник, толкуем сон – сходится! Вероятность возросла еще больше. А когда семь методов гадания дают один и тот же результат, можем себя поздравить: в это время и в этом месте кого-то точно зарежут!

– Зарежут? – насторожился Браунинг.

– Или отравят. Вам не все равно?

– А почему именно семь методов?

– Тролль его знает![97] – радостно признался Гудвин. – Так получается. Да и число хорошее. А по поводу вашего дела – так я его проверил аж 14 способами. Так что не сомневайтесь, будет злодейство!

Ведущий специалист выскочил из-за стола, поскользнулся на соломке и упал. Чем окончательно убедил следователя в своей высокой квалификации.

Браунинг затосковал. Крыть нечем. Хотя очень хотелось. Но святой отец никогда бы не стал великим сыщиком, если бы не умел находить выход из безвыходных, безнадежных и бессмысленных ситуаций.

– Интересы следствия требуют… – Браунинг замялся. – Короче, я хочу знать, есть ли у меня шансы предотвратить преступление, которое я расследую?

– Неожиданно, – сказал прорицатель. – Отойдите-ка в сторонку…

И Гудвин превратился в натуральный ураган. Он варил кофе, выпучив глаза, проглатывал его и опрокидывал на блюдечки гущу, тасовал и сам себе сдавал карты, дышал благовониями, катал яблочки по тарелочкам, бросал монетки, лил воск в воду… Кончилось это тем, что прорицатель повалился на бок, с минуту похрапел, резко проснулся, глянул в сонник и засиял, как свеженачищенный сапог:

– Вероятность того, что отец Браунинг раскроет и предотвратит расследуемое им преступление составляет 100,0%. Поздравляю, пастор!

Сыщик поморгал.

– А что, прежнее предсказание уже недействительно?

– Предсказание пересмотру и возврату не подлежит. Сказано, будет злодейство в указанном месте с 15 до 16, значит, будет! Скажите еще спасибо, что только одно.

– Как такое может быть? – спросил Браунинг.

– Загадка, – довольно сказал Гудвин. – Вероятность разгадывания 50%.

Дик Гаттер и мужественное решение

В ночь на 28 мая Дик Гаттер, глава Департамента Суеверий и отец небезызвестного Порри Гаттера, долго и шумно ворочался.

Ворочаться он начал еще за ужином, чем сразу привлек внимание своей супруги Мэри Гаттер. Однако на все наводящие вопросы, теоретические предположения, испытующие взгляды и поднятые брови Дик только стискивал зубы и принимался ворочаться еще сильнее. В конце концов министр довертелся до того, что был оставлен без сладкого. Но ведь не мог же он доверить даже жене страшную тайну, которой поделился с ним сам премьер!

Или мог? Гаттер прислушался к топоту кукушки из часов с кукушкой, и понял, что мог, еще как мог! Потому что куда уж дальше терпеть-то? Дик повернулся к Мэри и сказал:

– Хорошо, я все расскажу[98].

– А? Что? – встрепенулась супруга, которая уже успела задремать.

– Все, – твердо повторил Гаттер-старший, – И чтобы ни одна живая душа. Впрочем, мертвая тоже. Твоя прабабушка и при жизни не умела держать язык за зубами…

– Ага, – Мэри внимательно закрыла глаза и причмокнула, показывая, что готова слушать.

– Сегодня меня вызвал сам Квадрит. Вызвал и говорит: «Так мол и так, Дик. Ты мне симпатичен как маг и как лучший начальник Департамента Суеверий. Ты, говорит, можешь занять мое место. Только, говорит, береги себя». И знаешь, Мери, посмотрел на меня так.

Дик продемонстрировал, как. С потолка посыпалась штукатурка.

– Я, конечно, говорю тактично: «Так мол и так, я еще вас переживу». А Квадрит чихнул и говорит: «Так мол и так, это государственная тайна, и все такое. Но тебе скажу: завтра во время круглого стола в моем кабинете произойдет преступление. Вероятность, говорит, сто процентов».

Мэри всхрапнула.

– Ты меня слушаешь? – забеспокоился Дик.

– Так мол и так, – пробормотала миссис Гаттер.

– Вот именно, – подтвердил мистер Гаттер. – Так он и сказал. А потом и говорит: «Так что, говорит, ты уж лучше завтра отгул возьми или больничный. А то ведь, сам понимаешь…» И глаза такие страшные сделал. А у квадритовского страха глаза знаешь какого размера?

Дик показал, какого. На Мэри это произвело такое впечатление, что она повернулась на левый бок.

– Я тоже испугался. Но виду не подал. Говорю: «Так мол и так, странно это все как-то». А он: «Спасибо, дружище. Иного ответа я и не ждал. Идите». И пожал мне руку.

Гаттер пожал воображаемую руку с такой силой, что та хрустнула.

– Вот я и думаю – идти или не идти? Слышишь, Мэри? Мэри?

Дик потряс супругу за плечо.

– Да иди ты, – посоветовала она.

– Ну что ж. Гингема уже большая. Порри уже… средний. А я… А что я? Двум смертям в одной воронке не бывать.

Гаттер-старший мужественно вздохнул. Все равно после того, как его любимый «Маджестик Юнайтед» продали за бесценок какому-то чукотскому шаману, он не ждал от жизни ничего хорошего. – Я бы не пошел, – объяснил он жене, – но эти газетчики наверняка все разнюхают, а потом целую историю раздуют. «Дик Гаттер испугался дешевых прорицателей!», «Мистер Гаттер! А прогноз погоды вас тоже пугает?», «Трусливый Гаттер»… А мне еще в премьеры баллотироваться. Как думаешь?

– Так мол и так, – ответила Мэри.

– Может, и так, – согласился Дик, подумал еще немного и оглушил себя ударной дозой заклинания Рота-отбой!

Отец Браунинг, две штуки, орел и решка

Казалось, весть о гарантированном предотвращении преступления должна приободрить Браунингов. На деле же известие их озадачило. Полночи сыщики прикидывали и так и этак, но все равно получалась какая-то ерунда. Если преступление точно удастся предотвратить, как же оно сможет произойти? А если оно точно произойдет, что же они смогут предотвратить?

Следователи предприняли несколько попыток мозгового штурма: с артиллерийской канонадой, кавалерийской атакой, засадой, подкопом, взятием пленных и даже отходом на заранее подготовленные позиции. Тщетно. Дело кончилось тем, что один из Браунингов достал трубку и принялся набивать ее табаком.

– Не знал, что я курю, – щелкнул четками Браунинг.

– Я многого о себе не знал, – чиркнул спичкой Браунинг.

Какое-то время сыщики смотрели на клубы дыма, которые неуклонно заворачивались в знак вопроса.

– Делать нечего, – наконец вздохнул один из Браунингов. – Идем на дело и действуем по обстановке. Будем надеяться, что в последний момент меня озарит.

– Или меня, – кивнул другой Браунинг.

Браунинг нахмурился, но возразить не смог. Оба экземпляра великого сыщика в равной степени обладали умом, проницательностью и прекрасными душевными качествами. Поэтому озарить с одинаковым успехом могло любого из сыщиков. Как бы это ни было досадно второму.

– Думаю, нам следует разделиться, – сказал Браунинг, отгоняя досаду. – Чтобы не смущать участников преступления. Основной Браунинг будет все время на виду, а запасной Браунинг спрячется за портьерой и появится в критический момент…

– А это идея!

– Еще какая! Внезапное появление спутает планы преступника…

– Да нет, я про «Момент», – перебил Браунинга Браунинг. – Если все кресла заранее намазать клеем «Момент»… – То в критический момент преступник не сможет сдвинуться с места…

– И не треснет премьер-министра кирпичом по башке! Ура!

– Или можно приклеить кирпич! Я отвлеку внимание, все отвернутся в сторону, преступник схватится за кирпич, вы выскочите из-за шторы…

– Я выскочу?

– А кто?

– А вы?

– Простите, коллега, но запасной Браунинг, то есть дубль – это вы.

– Вы уверены в этом?

– Безусловно! Ведь я отлично помню, как создал вас.

– Естественно! Ведь я при создании вложил в вас все свои воспоминания.

«Ну вот, – подумали Браунинги, – впервые у нас нет взаимопонимания. То ли еще будет…»[99]

– Ладно, кинем монетку, – решил Браунинг с трубкой. – Орел.

– Решка, – отозвался Браунинг с четками. – Кидайте. Сыщик подкинул серебристую деревянную штуку, – и та повисла в воздухе, бешено вращаясь.

– Ай-яй-яй! – покачал головой пастор (или двойник). – Кажется, один из нас пытается смухлевать…

– …но один из нас этого не допустит, – закончил дубль (или оригинал).

Штука крутилась все быстрее, пока не расщепилась на две половинки. Одна упала решкой, вторая – орлом.

– Понятно, – сказал один Браунинг. – Нужно внести в эксперимент неопределенность.

– Ромуальд! – крикнул второй Браунинг. – Хватит дурака валять, иди сюда!

Ромуальд, который действительно валял дурака[100] под окнами кельи, явился сразу.

– Что? – спросил он. – Ужин?

– Ткни пальцем в одного из нас! – приказали пасторы.

Ромуальд, который уже привык к странностям Браунингов, внимательно изучил свою пятерню, выбрал палец почище и ткнул в правого от себя святого отца.

– Отлично! – обрадовался левый отец Браунинг. – Значит, вы, коллега, полезете за портьеру…

– Я? – удивился правый отец Браунинг. – Мы же выбирали того, кто останется на виду…

– А ужина не будет, – резюмировал домовой. – Эх, отцы, отцы… Пойду сопру чего-нибудь.

Пасторы посмотрели вслед удаляющемуся домовому. Заклятье честности продолжало действовать, но как-то криво: воровать Ромуальд не перестал, но теперь заранее предупреждал об этом следователя[101].

– Как же мы решим нашу проблему? – спросил Браунинг, распутывая узел, в который в ходе дискуссии завязались четки.

– А есть ли проблема, коллега? – сказал Браунинг, разжигая погасшую трубку. – Вы не забыли, что по сути мы – это одно и то же? Так что какая разница? Давайте за портьерой спрячусь я.

Браунинг (который без трубки) промолчал. Его копия начинала проявлять все больше самостоятельности. Качество, нет слов, похвальное… в любом другом случае. Обоснованная – хотя и ложная – убежденность дубликата в своей оригинальности начинала раздражать все сильнее.

Самое же неприятное заключалось в полной идентичности всех воспоминаний оригинала и копии, из-за чего сыщик не мог быть до конца уверен, что оригиналом является именно он[101].

Сен Аесли и магия пространства

Утро 28 мая застало первокурсников Первертса у входа в Министерство магии. Около сотни бледных мальчиков и девочек, не моргая и даже не шевелясь, внимали Сьюзан МакКанарейкл. Предельное внимание слушателей выдавало в них людей, спящих с открытыми глазами.

Декан факультета Орлодерр, учитывая ответственность такого мероприятия, как ежегодная школьная экскурсия в министерство, оделась подобающим образом – в костюмчик лимонно-канареечного цвета. Такой выбор мисс Сью объяснила производственной необходимостью: ученики, заблудившиеся в мрачных недрах министерства, без труда найдут ее, ориентируясь на яркое цветовое пятно[102].

– Учащиеся! – разносилось над улицей. – Помните: министерство – это вам не место для шалостей и проказ! Не исключено – хотя я в этом сильно сомневаюсь – что через пять лет кто-то из вас распределится именно сюда. Вот тогда и пошалите. А сегодня – слушать, что я скажу, смотреть, куда я покажу, идти, куда я пойду, и никаких дурацких вопросов! Вопросы есть?

Разумеется, у Сена имелись вопросы. Он поднял руку и тут же еще одну. Потом несколько раз подпрыгнул на месте. Потом начал махать руками. Со стороны могло показаться, что один из учеников внезапно решил сделать утреннюю зарядку.

– Мистера Аесли все вышесказанное касается в первую очередь, – отрезала МакКанарейкл.

На помощь Сену пришла Мергиона. Она дернула энергично разминающегося друга за рукав и спросила:

– Что?

Аесли радостно развернулся и за пару секунд отчаянным шепотом выдал все свои вопросы.

– Не знаю, – сказала Мергиона.

– Спасибо, – перевел дух Сен.

До следующего приступа бессмысленной активности он был свободен.

После Открытого урока по мудловским дисциплинам Аесли целых два дня наслаждался трезвым логическим мышлением. На третий день хочуга очухалась, и мальчик немножко погромил комнату отдыха преподавателей.

После этого участие недолеченного Сена Аесли в экскурсии даже не обсуждалось. Педсовету хватило риторического вопроса Югоруса Лужжа: «Что лучше – чтобы новый приступ решительности случился с мальчиком в министерстве или в школе, и нам опять придется скидываться на ремонт?» Тем не менее, отправляя экскурсию, ректор попросил Мерги и Порри присматривать за Сеном повнимательнее.

Мисс Сьюзан пересчитала подопечных и размашистым шагом двинулась к входу. Ученики побрели следом.

Здание Министерства магии потрясало воображение. Сложенные из монументальных заклинаний стены, стометровые ворота из цельного куска меди, огромные окна, в которые мог влететь грузовик[103], уходящие в небо колонны, облепленные архитектурными излишествами… Сразу становилось понятно, что это могущественное учреждение, ведающее жизнями сотен тысяч британских магов.

Но как бы ни впечатлялись внешним видом здания посетители, внутри их ждало новое потрясение. Все здесь было маленьким и тесным: узкие коридоры, низкие потолки, крошечные окна.

– А куда подевалось все пространство? – удивился Порри.

– Магия, – объяснила Мергиона. – Внутри не то, что снаружи. Во всех книгах про волшебство так.

Браунинги и свобода прессы

Отцы Браунинги проводили подопечных МакКанарейкл двумя парами внимательных глаз. Теоретически Сен, Порри и Мерги не могли, не должны были, в конце концов просто не знали о предстоящем преступлении. Однако богатый опыт общения Браунинга с бравой троицей подсказывал, намекал, да что там намекал! – кричал о том, что предстоящие сегодня события без младших Гаттера, Аесли и Пейджер не обойдутся.

– Не хватало нам, чтобы в преступлении оказались замешаны и дети министров, – сказал Браунинг первый.

– Может, на этот раз пронесет? – сказал Браунинг второй. – Все-таки дело строго секретное…

– Преступление в прямом эфире! – завопили рядом. – Кровавая бойня в кабинете премьер-министра! Департамент Безопасности бессилен! Ну что, берете, или так и будете задарма пялиться?

Один из сыщиков бросил наглому гоблиненку аккуратно склеенную монету, а второй схватил свежий экземпляр «Магического Колдуна».

Под заголовком «Звериный оскал правящей элиты. Кто ответит за безответственность властей?» всенародно популярная газета МК не только излагала строго секретную информацию, но и кое-что добавляла от себя:


«…Вы думаете, дело ограничится лишением нашего премьер-министра трудоспособности собственным кирпичом по голове? Как бы не так! А если быть до конца откровенными, то не „как бы“, а совершенно не так. Как нам стало известно из авторитетных, но непроверенных, зато осведомленных, хотя и анонимных источников, рыба гниет с головы. Так что вслед за головой Квадрита полетят и другие головы. Волна обезглавливания прокатится по всем подгнившим ветвям власти. Думаете, это все? Это все конфетки по сравнению с тем, что удалось выяснить МК, просто сопоставив некоторые факты из наших же публикаций…»


Браунинги переглянулись.

– По-моему, коллега, о секретности вверенных нам сведений можно забыть.

– Как и о том, что все обойдется без первертской троицы.

Сыщики задумались, чертя правыми ботинками фигуры на песке. Один Браунинг чертил квадраты, другой – круги.

«Все-таки я первоначальный, – подумал чертящий квадраты. – Никогда в жизни не чертил кругов».

«Все-таки я настоящий, – подумал чертящий круги. – У дубля никакой фантазии, как чертил всю жизнь квадраты, так и чертит».

Сен Аесли и Золотая рыбка

Гаттер с Мергионой присматривали за Аесли так внимательно, что не заметили, как потеряли из виду яркое цветовое пятно[104].

– Здесь только что была дверь! – произнес Порри, разглядывая огромный кактус, торчащий прямо из стены.

– Значит, нужно снова ее проделать, – отозвалась Пейджер, – а ну-ка, подвиньтесь!

– Мерги! – остановил ее Сен. – Я и сам бы хотел… айн, цвай, драй… Но это нелогично… фир, фюнф[105]… Все, Порри, можешь отпускать. Меня, кажется, отпустило.

Гаттер отпустил напряженные руки товарища, и стал свидетелем синхронных, хотя и различных по силе ударов, которые Сен и Мерги обрушили на кактус. Вернее, на то место, из которого он только что торчал.

– Теперь точно отпустило, – потирая ушибленный кулак, Аесли озадаченно осмотрел крепкую дубовую дверь с надписью:

КТО К НАМ БЕЗ ДОКЛАДА ВОЙДЕТ,

ТОТ БЕЗ ДОКЛАДА И ВЫЙДЕТ!

Экскурсия оказалась шествованием вдоль одинаковых дверей, которое сопровождалось перечислением названий департаментов, отделов и подотделов. Мисс Сьюзан не любила Министерство.

Сен не успел выстроить и десятка возможных объяснений феномена замещения кактуса мореным дубом, как дверь приоткрылась и показалась секретарша в строгом (даже несколько свирепом) деловом костюме.

– У вас назначено? – поинтересовалась она.

– Естественно! – отозвался Сен, опережая Порри и Мергиону, которые собирались задавать ненужные вопросы.

– Как вас представить? – спросила секретарша.

– Представьте нас выходящими из здания министерства и идущими навстречу будущему.

– Хорошо, – ответила невозмутимая привратница и захлопнула дверь.

Дверь тут же мутировала в аквариум с плоскими, как блесны, золотыми рыбками.

– А давайте одну рыбку выловим! – предложил Аесли. – Она нам по три желания исполнит.

– Здорово! – обрадовалась Мерги. – Мне как раз нужен новый меч для харакири.

– А мне – толковый ламповый джинновый усилитель! – подхватил Гаттер.

– Спокойно, – перебил их Сен, – ун, до, труа… давайте подойдем к загадыванию желаний разумно… катр, сань… Составим список… выберем рыбку… сие, сет… вот эту, седьмую слева…

Седьмая слева рыбка с крашеным хохолком выпучила глаза и булькнула:

– Ага, разбежались. Щас я тебе начну желания выполнять! Вас много, а я одна!

– Вы одна? – удивился Сен. – Вас же…

– А желающих знаешь сколько? – отрезала рыбка.

– Не знаю, – сказал Порри.

– А ты спроси.

– Сколько? – спросила Мерги.

– Одно желание – пять косых, – сверкнула золотым зубом рыбка.

Аесли с трудом преодолел бесплатное, но очень сильное желание взять наглую рыбу за жабры и постучать пучеглазой башкой о стену.

– И правда, что это мы? – громко сказал он. – Прежде чем желания загадывать, рыбку поймать надо. Мергиона, забрасывай невод.

– Невода нет, – сообразила Мергиона. – Но можно забросить гранату.

– Эй-эй! – заволновалась рыбка. – Вы это бросьте… то есть тьфу… бульк![106] Не бросайте!

– Выполняем желания? – поднял бровь Сен.

– Любой каприз! – крякнула рыбка. – Чего изволите?

Аесли хотел торжествующе повернуться к друзьям, но не успел. Он даже не успел зажать руками рот, который решительно рявкнул:

– Хочу знать все тайны спецслужб!

Рыбка довольно потерла плавники, махнула хвостом и вдруг произнесла голосом Александра Домагарова:

– Но помните, каждое желание здесь имеет свою цену.

Следовало признать, что заказы рыбка выполняла профессионально – не давая ни малейшей возможности их отменить. В один миг троица очутилась в длинном полутемном зале, вдоль стен которого тянулись каменные полки. По ногам потянуло холодом, а с полок к друзьям потянулись любопытные носы.

– Ухогорлоносы! – воскликнула Мергиона.

Сен Аесли и тайны спецслужб

– У меня шесть косых пропало, – сказал Порри. – Как это могло случиться?

– Наверное, одну косую рыбина себе на чай оставила, – сказала Мерги. – Забудь. Давай лучше думать, как нам отсюда выбраться.

– Пусть любитель спецслужб думает, – буркнул Порри.

Аесли горестно насупился. Его провели, причем совершенно по-детски. Хотя формально пучеглазая кудесница в точности исполнила желание, перенеся их в тайный вольер со служебными ухогорлоносами Департамента Безопасности.

Эти безотказные существа неприхотливы, требовали минимум питания, почти никогда не зависали, легко перезагружались и обладали огромной емкостью. Ухогорлоносы помнили все: протоколы допросов, подшивки доносов, чистосердечные признания, агентурные сведения, перечни неблагонадежных, сценарии тайных операций, планы переворотов и планы противодействия переворотам, адреса, явки, пароли…

Проблема заключалась в том, что каждый ухогорлонос имел специализацию. Например, ухогорлонос инвентарный номер 155 содержал сведения об умонастроениях шотландских гоблинов, номер 314 – число «пи» до девятимиллиардного знака после запятой, а номер 4207 – докладные записки о случаях применения черной предвыборной магии российскими политиками.

Аесли действительно получил прекрасную возможность ознакомиться со всеми тайнами спецслужб. Другое дело, что для этого ему пришлось бы провести остаток дней, беседуя с ухогорлоносами.

Вторая проблема оказалась более серьезной. Департамент Безопасности хорошо охранял свои тайны. Помещение было изолированным, звуконепроницаемым и надежно запертым обычными и магическими средствами. Несанкционированное проникновение в вольер считалось практически невозможным, а о несанкционированном выникновении из вольера вообще никто никогда не слышал.

Первой серьезность охранной системы вольера осознала Мергиона – входная дверь открывалась внутрь и не имела ручки с этой стороны. Затем пройти сквозь стену с помощью магии попробовал Порри – его невежливо отбросило назад.

– Отрицательная обратная связь, – сказал Гаттер, потирая ушибленное плечо. – Заклинание, направленное на систему, усиливается и меняет направление на противоположное.

– И зачем тебе понадобились тайны спецслужб? – спросила Мергиона, оставляя попытки подковырнуть дверь перочинным ножом.

– Ну как же… это же тайны спецслужб, – пробормотал Сен, густо краснея, – их все хотят знать…

– Раз уж мы все равно здесь, – сказал Порри, – разузнаем тайны.

– Я как раз хотела стать историком! – вспомнила Мерги. – Какая удача!

Логика Аесли счесть случившееся удачей отказалась. Логика сказала, что им придется просидеть в теплой компании бормочущих ухогорлоносов до утра, после чего и начнутся главные неприятности: допрос, скандал, возможно, домашний арест. А возможно, и не домашний, добавила логика. И самое неприятное – газеты с заголовками «Дети министров обвиняются в государственной измене!»

Сен с завистью посмотрел на друзей, не обремененных его способностью просчитывать варианты будущего. Порри классифицировал ухогорлоносов: ходил вдоль полок, задавал каждому вопрос и что-то отмечал в блокноте. Мергиона собрала вокруг себя десяток доверчивых существ и с интересом слушала их рассказы.

Аесли хотел предупредить друзей, что за каждый бит незаконно полученных секретов им придется ответить, но передумал. Отвечать все равно придется, так пусть хоть будет за что.

Сьюзан МакКанарейкл и нештатная ситуация

– …отдел выслеживания диких троллей, отдел поимки диких троллей, отдел перевозки диких троллей к местам облагораживания, отдел облагораживания диких троллей, комиссия по определению степени облагороженности бывших диких троллей, отдел перевозки благородных троллей к местам поимки, отдел расчистки мест поимки от диких троллей, чтобы там могли жить благородные тролли, подотдел согласования действий отдела поимки и отдела расчистки…

Экскурсия была в самом разгаре. Можно даже сказать, достигла апогея. Ученики, загипнотизированные переизбытком бессмысленной информации, брели за мисс Сьюзан как стадо леммингов[107]. В таком состоянии их можно без труда завести в Северное море, в жерло исландского вулкана, в школьную библиотеку.

«Даже жаль, что это не входит в мои планы», – медленно думала МакКанарейкл.

Впрочем, один лемминг, то есть ученик, бубнящему гипнозу деканши не поддался. Амели Пулен вертела головой, переспрашивала названия особенно диковинных отделов и искренне удивлялась после каждого поворота коридоров.

«Ишь, какая бодрая, вот что значит долго общаться с Пейджер. Хорошо хоть Мергионы здесь нет».

В мозгу МакКанарейкл, отчасти тоже загипнотизированном бесчисленными отделами, замигал тревожный маячок.

«Мергионы нет… и Порри, кстати, тоже… и Сена… Стоп!»

– Стоп! – завопила мисс Сьюзан.

Лемминги покорно встали.

– Где Пейджер, Гаттер и Аесли?!

– Отстали, – повертев головой, предположила Амели. Потом чуть подумала, и ее глаза округлились от восторга. – Сбежали!

Мисс МакКанарейкл мрачно уставилась на дверь с табличкой «Отдел отлова магов, выдающих себя за шарлатанов»[108]. Инструкция о действиях экскурсовода в нештатных ситуациях требовала немедленно уведомить службы спасения и срочно эвакуировать тех учеников, которые не успели сбежать. Но за последние полгода исчезновения в неизвестном направлении Порри, Сена и особенно Мергионы стали совершенно штатной и уже изрядно надоевшей деканше ситуацией.

Поэтому МакКанарейкл решила пойти на компромисс с инструкцией – учеников эвакуировать, но тревоги не объявлять. Тем более, что основная задача экскурсии – привить первокурсникам стойкое отвращение к Министерству магии – могла считаться полностью выполненной.

– Ладно, – проворчала преподавательница. – Побегают, вернутся и… будут иметь дело со мной. Курс! Кругом!

– Есть одно обстоятельство, мисс Сью, – произнес мягкий голос справа.

– Сегодняшнюю прессу читали? – спросил точно такой же голос слева.

Известие о преступлении, в котором примут участие старшие Гаттер, Пейджер и Аесли, настроило МакКанарейкл на серьезный лад. К раздвоению Браунингов она отнеслась с пониманием, поскольку сама такое проделывала неоднократно[109], и полностью разделила мнение сыщиков о том, что если есть куда вляпаться, то младшие Аесли, Пейджер и Гаттер это обязательно сделают.

– Браунинг! – приказала мисс Сьюзан. – Выведите детей наружу и отправьте в школу. А вы, Браунинг, пойдете со мной. Погодите, Браунинг! А ну-ка, лемминги, кто из вас видел Порри, Сена или Мергиону последним? Ну, хотя бы предпоследним?

Лемминги принялись что-то лепетать о вчерашнем ужине, причем никто из них не мог с уверенностью сказать, вчера ли это было и был ли это ужин.

Положение спасла Амели, которая не только вспомнила место (Департамент Безопасности, Отдел Незаконных Штучек-Дрючек), но и назвала время отрыва троицы от экскурсии (11:37 по Гринвичу). И даже показала, в какой из боковых коридоров беглецы ускользнули.

И даже увязалась за МакКанарейкл и одним из Браунингов.

Отец Браунинг и оборотни в погонах

Отправив школьников в Первертс рейсовым заклинанием Домой, отец Браунинг щелкнул крышкой именных говорящих часов и озабоченно посмотрел на циферблат.

– Вот не надо так смотреть, – сказали часы. – Озаботились бы раньше, еще успели бы что-то сделать. С Гринвичем бы перетерли, временные координаты подправили, пять минут туда, десять сюда, двадцать в зачет следующего года… А теперь уже все, полчаса как опоздали.

– Куда опоздали?

– Ах, мы никуда не торопились? – оскорбленно произнесли часы и захлопнулись.

А поторопиться действительно не мешало. Если часы не врали – а именные говорящие часы никогда не врали, только хамили, – то до начала преступления оставалось сорок минут.

Сыщик заспешил к кабинету премьер-министра, размышляя, должен ли он, как пришедший первым, спрятаться за портьерой, или наоборот, пользуясь правом первого, может занять видное место, а за портьеру отправится второй Браунинг?

Занятый столь серьезными размышлениями, Браунинг не заметил, как хорошо освещенные коридоры сменились сначала плохо освещенными коридорами, а потом хорошо затемненными коридорами.

Из задумчивости его вывел увесистый хлопок по лбу.

Оглядевшись, следователь понял сразу три вещи. Во-первых, судя по звуку, по лбу его хлопнула дверь в кабинет премьер-министра. Точнее, он сам с разбегу хлопнул дверь лбом. Во-вторых, кругом темно, как у тролля в погребе. В-третьих, он здесь не один. И, похоже, даже не вдвоем. Если, конечно, два десятка зеленых огоньков вокруг не забытые елочные шары.

– Кто такой? – хриплым голосом спросили огоньки.

– Отец Браунинг, – сказал отец Браунинг.

– Шутишь?

Сыщик перевел дыхание. Свои.

Оборотни в погонах были элитным подразделением Департамента Безопасности. Идея обзавестись таким подразделением возникла у Тотктонады, которому очень понравилось словосочетание «оборотни в погонах» – зловещее, многозначительное и должно отрезвлять самых поддатых преступников. После того, как научить настоящих оборотней звереть не в полнолуние, а после получения приказа вышестоящего начальства, не удалось, Тотктонада обратился за помощью к Грегу Аесли. Департамент Затуманивания провел блестящую PR-кампанию по утверждению в общественном сознании понятия «оборотни в погонах». Выбрали лучшее подразделение ментодеров, которые, правда, не превращались при свете луны в волков, зато днем выглядели как настоящие легавые[110].

Правильно проинструктированная пресса принялась называть ментодеров элитного подразделения оборотнями за то, что они расторопные и быстро везде оборачивались[111], даже во время «погонов» – длительных облав на преступников. Именно в «погонах» оборотни демонстрировали свои лучшие качества: выносливость, неподкупность и ярко начищенные сапоги. Постепенно выражение «оборотни в погонах» стало таким же привычным и устойчивым, как «семь пядей во лбу» или «кризис в России»[112].

У оборотней в погонах всего один недостаток: они любят посмеяться. В свое время они трижды ловили Мордевольта, и дважды он уходил от них, развеселив охранников смешной забавной юмористической шуткой[113].

– Так ты шутишь или как? – требовательно повторили из темноты.

– Вы серьезно? – удивился Браунинг.

– А мы когда-нибудь шутили?

«А, это они пароль спрашивают!» – сообразил сыщик и порылся в памяти. Между уликами по делу Бубльгума и детским воспоминанием о падении с груши обнаружилось искомое.

– «Рок против наркотиков, – провозгласил он, – что плотник супротив столяра!»

Раздались вежливые смешки.

– Тотктонада придумал? – хмыкнул оборотень. – Старик стал уже не тот.

– Тот Федот, – отозвался другой, – а тут…

– …батут, – подхватил третий ментодер. – А Тотктонаду пора звать Тотктонуда[114].

Вокруг сдавленно захихикали. Оборотни в погонах юмор любили, но взаимностью не пользовались.

Браунинг вздохнул и вошел в кабинет премьер-министра.

Тотктонада уже бродил по углам и закоулкам помещения, проверяя системы слежения, обнаружения, контроля и учета.

«А ведь первым Тотктонада пришел, – подумал Браунинг. – Может, пусть он и лезет за портьеру?»

Сьюзан МакКанарейкл и искусство допроса

Следы беглецов закончились посередине коридора, возле торчащего из стены кактуса.

– Трансгрессировали? – удивился Браунинг.

– Как? – пожала плечами МакКанарейкл. – Сен и Мергиона не маги, трансгрессировать мог только Порри, но не сейчас, а после третьего курса. А перенести с собой еще двух человек – только после пятого.

– Я помню, у Гаттера был прибор для переноса в пространстве, транспликатор…

– Он сломался, – сказала Амели. – Еще зимой.

– А разве Гаттер его не починил? – спросила мисс Сьюзан.

– Починил. Но он опять сломался. Когда Порри хотел перенести сессию.

– Перенести сессию?!

– Ну да. В прошлое. Ну как будто она уже прошла. Не получилось[115].

– Значит, детей кто-то переместил, – подвел итог сыщик. – Плохо.

Браунинг прикрыл глаза и принялся прощупывать ближний Астрал. Этому он научился у Югоруса Лужжа, который всегда зажмуривался, когда выходил в ближний Астрал.

– Плохо, – сказал он через минуту.

– Это то же плохо, что и раньше? – уточнила МакКанарейкл. – Или еще одно плохо?

– Это еще хуже. Здесь сплошные экранирующие поля, а следы астральных перемещений шифруются. Попробуем опросить свидетелей… или соучастников.

Сыщик открыл глаза и внимательно посмотрел на кактус.

– Не гони, начальник, – скрипнуло растение, – не при делах я. Были здесь детишки и калякали кое с кем… но не со мной, горшком клянусь.

– А с кем же?

– Я кактус, а не дятел, – сказал кактус. – Стучать не приучен. Чтоб меня потом за это в январе полили? Или батон на меня покрошили?

Браунинг насторожился.

– Батон покрошили?

– Батон покрошили, – повторил кактус и несколько раз дернул колючками.

– Ой, он подмигивает, по-моему, – сказала Амели.

– Да. Подмигивает, – согласился Браунинг. – Он не может назвать преступника прямо, и поэтому намекает…

– Ты опер или фраер? – спросил кактус. – Да, намекаю! А зачем об этом вслух говорить? Может, еще на площади объявим?

Растение обиженно съежилось и исчезло, сменившись крепкой дубовой дверью со служебным афоризмом о входе-выходе без доклада.

– Ну? – спросил Браунинг, требовательно глядя на дверь. Дверь промолчала. Браунинг нахмурился[116].

– Только я что-то его намека не поняла, – сказала МакКанарейкл. – Кто крошит батоны? Пекарь? Булочник? Человек с засохшим батоном?

Дверь зашевелилась и появилась секретарша – либо та, которая беседовала с Сеном, либо другая точно такая же.

– У вас назначено?

– Вы крошите батоны? – прямо спросила мисс Сьюзан.

– Нет, – не моргнув глазом, ответила секретарша.

– Может быть, ваш начальник крошит батоны?

– Не замечала.

– А может, к вам сегодня приходил человек с засохшим батоном? – не унималась МакКанарейкл.

Секретарша заглянула в блокнот.

– Нет.

Мисс Сьюзан повернулась к Браунингу и развела руками.

– Так у вас назначено? – повторила секретарша.

– Нет, – сказал Браунинг.

– Тогда вы не сможете попасть на прием, – сказала секретарша.

– Не сможем, – согласился Браунинг.

– Это точно, – сказала секретарша.

Офисная привратница немного постояла, ожидая от странных посетителей еще каких-нибудь действий. Не дождавшись, она кивнула и закрыла дверь. Дверь потекла и заблестела.

– Рыбки, – удивилась Амели. – Золотые.

– Так вот в чем дело! – воскликнул следователь. – Не кто крошит батон, а кому крошат батон! Рыбам! Вот что имел в виду…

– Кто? – хищно булькнули из аквариума.

Браунинг тут же шагнул вперед.

– А кого это интересует?

Рыбки сбились в стайку в углу аквариума и сделали вид, что это не они.

– Ну что ж, – сказал сыщик. – Не будем откладывать кильку в долгий ящик и тянуть угря за хвост, а сразу возьмем кита за жабры[117]. Следствию все известно. Недавно кто-то из вас разговаривал с тремя детьми, после чего они исчезли. Рекомендую признаться чистосердечно, то есть сразу.

Рыбки молчали. Как рыбы. Только начали потихоньку косить друг на друга, причем косили все. Браунинг понял, что ситуация критическая. Стая собиралась прибегнуть к круговой поруке: каждая обвинит соседку, и разобраться, кто виноват на самом деле, будет невозможно.

И тут в допрос вмешалась МакКанарейкл, обладавшая невероятно продолжительным опытом выпытывания имен виновных у дружных ученических коллективов.

– Свидетели налево! – гаркнула мисс Сьюзан. – Подозреваемые – на месте!

Трюк удался. Стая ринулась налево, оставив в одиночестве рыбку с крашеным хохолком.

– Ага, – сказал Браунинг. – Попалась.

Он всмотрелся в задрожавшую преступницу и воскликнул:

– Да это же Сонька Золотое брюшко! Здравствуй, Соня. Что, за порчу корыта уже отсидела?

Сен Аесли и железная воля

Рассказывают (интересно, кто?), что в момент смерти перед глазами человека проходит вся его жизнь. Спорное утверждение. Но то, что вся жизнь в мельчайших подробностях проходит перед глазами человека, третий час неподвижно лежащего на полке для ухогорлоносов – доказанный факт.

Жизнь Сена Аесли проходила перед его глазами задом наперед. Сначала ему пришлось отсмотреть конфуз с золотой рыбкой, затем попытку побить кактус, отрыв от экскурсии, утреннюю инструкцию МакКанарейкл. Потом пошли полоса препятствий майора Клинча, пришествие Бальбо, травяные и спиртовые ванны мадам Камфри…

Плавное течение памяти споткнулось о события Вальпургиевой ночи. Точнее, старательно обошло ночь на 1 мая и устремилось дальше, к Великой Несостоявшейся Битве Народов, разоблачению коварного Бубльгума, потере магии и обретению друзей…

Добравшись до знакомства с Порри и Мергионой, память резвым аллюром понеслась в детство. Там вспоминать особо нечего: чтение книжек, развивающие игры, чтение книжек, примерное поведение, чтение книжек, чинные семейные праздники, одиннадцать свечей на торте, десять, девять…

Последние воспоминания датировались 2 июня 1995 года. Как он жил до своего четвертого дня рождения, да и сам день рождения Сен вспомнить не мог. Это казалось странным. Аесли прекрасно помнил все, что с ним происходило, начиная со 2 июня. А вот 1 июня и раньше – как отрезало. Ничего.

«Итак, с семью годами и одиннадцатью месяцами все ясно, – подытожил Сен. – Нормальная, логичная, разумная жизнь. Осталось два белых пятна. Неизвестно что было до 1 июня 95-го, и черт те что началось 1 мая 03-го».

У него появилось ощущение, что эти белые пятна как-то связаны. Ощущение ниоткуда не вытекало, но было очень сильным.

«Как они могут быть связаны? – строго спросил себя Аесли. – Будь добр, Сен Аесли, рассуждай логично. То, что ты временами ведешь себя как мартовский заяц, не дает тебе право делать умозаключения, основанные на каких-то ощущениях…»

И тут Сен внезапно понял, что ему… нравится делать умозаключения, основанные на каких-то ощущениях! «Хочуга Решительности повредила мою логику! – ужаснулся он. – Я пропал!»

Сену захотелось вскочить и забегать кругами. Он уже собрался начать считать по-венгерски, чтобы нейтрализовать ожившую хочугу… но хочуга и не думала оживать!

Вскочить и забегать кругами хотелось не хочуге – ему самому.

Сен так и сделал.

Набегавшись и вернувшись на полку, Аесли приступил к вдумчивому анализу. Вывод оказался обескураживающим. Последние решительные (а если быть честным – безответственные) поступки он совершал не столько под действием ослабевшей хочуги, сколько от желания безнаказанно получить удовольствие.

«Но это ведь неправильно! Это… нелогично! Мне же не два года, не три и не три с половиной…»

Сен запнулся. Эта фраза что-то значила. Какое-то смутное воспоминание начало пробиваться из глубин памяти, но тут над Аесли появилось деловитое лицо Мергионы.

– Я еду нашла, – сказал он. – Знаешь, чем кормят ухогорлоносов?

– Сгущенкой, – сказал Сен.

Воспоминание нырнуло обратно.

– Правильно, – Мергиона облизнула ложку и насторожилась. – Кажется, снаружи кто-то открывает дверь. Спрячемся?

– Ага. И прикинемся служебными ухогорлоносами. Ты будешь специализироваться на методах захвата заложников у террористов, Гаттер – на отважных электронных устройствах-камикадзе, а я – на тебе и Гаттере…

Дверь приятно заскрипела[118].

– Они здесь! – воскликнула Амели. – Рыбка правду сказала.

– Еще бы она правду не сказала, – проворчала МакКанарейкл. – С кипятильником в аквариуме и не такое скажешь… Пейджер, Гаттер, Аесли! Почему вы здесь?!

– Очень хорошо, что вы здесь, – сказал отец Браунинг. – Особенно ты, Сен. Надо срочно решить одну неразрешимую логическую проблему.

«Я не буду кричать „Да запросто!“ – стиснув зубы, приказал себе Аесли. – Хватит бессмысленных криков и необоснованных действий. Все. Отныне только разум, логика и… железная воля».

Он сел, с немалым усилием подавив желание подпрыгнуть и заорать какую-нибудь глупость.

– Отец Браунинг, вы сами себе противоречите. Если проблема неразрешима, то решить ее невозможно по определению.

– Вот как раз в этом проблема и заключается, – сказал Браунинг.

За стенами загудели перемещающиеся кабинеты.

Сен Аесли и неразрешимая проблема

– Так значит, отец Браунинг предотвратит преступление, но оно все-таки произойдет?

– А преступление произойдет, хотя его предотвратят?

– Ну да! Круто, правда?

Мергиона сверкнула горящими глазами. Порри и Амели энергично закивали. А ведь приключение чуть не закончилось самым банальным образом. Отец Браунинг, изложив проблему, настоятельно попросил заняться ее теоретической частью, причем где-нибудь подальше от места преступления. И, не обращая внимания на протестующие вопли, начал присматривать проход в Астрале для отправки детей прямиком в Первертс.

Но тут в ход событий вмешался непредвиденный фактор в лице мисс Сьюзан. Она на протестующие вопли внимание обратила. МакКанарейкл разразилась гневной тирадой воспитательного характера, продолжавшейся три с половиной минуты (как только ей дыхания хватило!) и закончилась на высокой, можно сказать, пронзительной ноте, которую издала общеминистерская сирена.

– Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! – огорчился отец Браунинг. – Я им тут что, мальчик? Я им тут что, погулять вышел?

Немного успокоившись, он разъяснил, что ни в какие ворота им теперь из Министерства не вылезти, поскольку включен фиолетовый сигнал тревоги[119]. Метафора про гуляющего мальчика означала, что Браунинга о дополнительных мерах безопасности никто не предупредил[120].

Сыщик подошел к висевшей на стене схеме этажа и о чем-то с ней переговорил. Потом пошептался с планом эвакуации при Всемирном потопе и повел остатки экскурсии по извилистому коридору. Спустя минуту он отпер какую-то дверь (предварительно с ней побеседовав) и впустил МакКанарейкл с детьми в большую овальную комнату, заполненную приборами, экранами, пультами и темными зеркалами.

– Самое безопасное место, – сказал он. – Центр наблюдения за зданием Министерства. Сейчас здесь никого нет, всех бросили на охрану кабинета премьера. Сидеть тихо, наружу не выходить, ничего не трогать… впрочем, что это я, здесь же мисс Сьюзан. Решайте проблему. Оставляю вам секретную папку с материалами дела, все равно ничего секретного в ней уже нет. Через час я вас заберу.

«Зачем я это сделал? – мрачно думал Браунинг, быстро шагая к кабинету премьер-министра. – Ну ведь никак не могли Гаттер, Пейджер и Аесли поучаствовать в преступлении, сидя в вольере с ухогорлоносами. Одно утешает – профессор МакКанарейкл с ними. Если что, она им такое устроит!».

Пастор остановился. В последней мысли чего-то не хватало. «Она им такое устроит… Она там такое устроит!» Браунинг представил, что может устроить разъяренная профессор МакКанарейкл в помещении, напичканном тонкой магической аппаратурой, и понял, что идея запереть в кабинете премьера двадцать вооруженных ментодеров куда менее опрометчивая.

Сомнения сыщика разрешил дребезжащий голос именных часов:

– Опаздывай сколько хочешь, но на меня потом не сваливай!

Браунинг снова прибавил шагу.

А тем временем профессор МакКанарейкл, в полном соответствии с опасениями пастора, угрожающе приблизилась к пульту наблюдения, глянула в одно из черных зеркал, ахнула и принялась рыться в сумочке.

Мерги, Порри и Амели расселись за столом и начали увлеченно решать задачу Браунинга. Делали они это шумно, бестолково и очень весело, совершенно не смущаясь тем фактом, что в материалах дела оказался только малосодержательный листочек с предсказанием.

Сену нестерпимо хотелось присоединиться к друзьям и поучаствовать в бессмысленных попытках решить неразрешимую проблему. Мальчик держался изо всех сил. Разум, логика и железная воля Аесли брали верх, но сам Аесли скатывался вниз – в черную депрессию.

Мисс Сью засунула руку в ридикюль по локоть.

– Сен, а ты почему не участвуешь? – спросила Амели. – Это ведь логическая задача.

– Я даже пытаться не буду, – сказал Аесли. – Это задача без решения.

– И что ты предлагаешь? – поинтересовалась Мергиона.

– Можно доказать, что у этой задачи нет решения.

– Зачем? – спросил Порри.

– Вот и я о том же, – уныло сказал Аесли. – Ничего другого с вероятностью в сто процентов сделать нельзя. Иначе говоря, чему бывать, того не миновать.

МакКанарейкл скрылась в сумочке уже по пояс.

– Как не миновать? А как же свобода воли? – возмутился Порри. – Если все предопределено, то какой смысл вообще что-то делать?

– А если не предопределено, – подхватила Мерги, – то как предсказателям удается хоть что-то правильно предсказывать?

– А если что-то предсказано, – развила тему Амели, – неужели это произойдет в любом случае?

Все посмотрели на сумочку, из глубины которой доносились сдержанные проклятья мисс Сьюзан. Диспут внезапно приобрел академический характер. Нужна помощь старших.

Словно почувствовав это, профессор МакКанарейкл вынырнула из ридикюля с кружевным платочком, смахнула им крошечную порчу со щеки и включилась в беседу.

– Сен прав. Сама я это не очень понимаю, но вам объяснить могу[121].

Заклинанием Канцелярус-принадлежнус мисс Сьюзан создала большой лист ватмана и горстку фломастеров.

– Предположим, что это Сен Аесли, – сказала она и изобразила на краю листа зеленую загогулину.

– Почему я? – удивился Сен.

– А кто? – удивилась мисс Сью. На это возразить было нечего.

Отец Браунинг и все в сборе

– Что вы там делаете, Браунинг?

Отец Браунинг быстро спрятал руки за спину. Говорить Тотктонаде о клее «Момент» или нет? Вроде как надо, непосредственный начальник… Но, с другой стороны, один из подозреваемых.

«Скажу, – решил сыщик, – и посмотрю, как изменится выражение его лица. Вдруг он сам себя выдаст?»

И, внимательно глядя на министра, рассказал о затее с приклеиванием подозреваемых.

– Это вы у вашей Мергионы Пейджер нахватались? – спросил Тотктонада, выражению лица которого мог позавидовать кирпич на столе Тетраля Квадрита.

«Не он, – подумал Браунинг. – Или он, но себя не выдал. Какое сложное дело».

Браунинг закончил намазывание стульев клеем (не пропустив даже стул премьер-министра), и к точке совершения преступления начали прибывать потенциальные преступники.

Первым появился Бальбо Рюкзачини. Великий непризнанный писатель по призванию и пресс-секретарь с хорошим окладом по совместительству был спокоен и грустен. Спокоен потому, что сага «Девяносто девять подвигов безумного Сона Охпосле» обещала стать величайшим литературным триумфом и прославить этого самого Суна на века. А грустен потому, что львиная доля славы, как всегда, достанется герою, а не его создателю[122].

– Добрый день, Броунинг, здравствуйте, Тольковата, – тихо произнес Бальбо, сел за столик ведущего и уставился в лежащие перед ним листочки.

– Что это? – сказал он через минуту.

– Это ваш текст… – Браунинг увидел лицо литератора и быстро добавил. – Не в том смысле, что вы его писали, а в том, что вам его читать.

– Почему мир так жесток?

– Э-э-э…

– Не трудитесь, Браузеринг, – горько сказал писатель. – Это риторический вопрос[123].

Следующим вкатился Ромуальд с тряпкой и бросился протирать стол Квадрита. Браунинг чуть было не изумился, но вовремя разглядел, что стол уже очень чистый, а тряпка, напротив, чрезвычайно грязная.

Добившись некоторого равновесия между столом и тряпкой, домовой соорудил из нее повязку на лбу и хитро прищурился, отчего стал похож на борца сумо, которого в детстве плохо кормили. Высмотрел что-то в углу, пробормотал «Ну, я там, у стеночки притулюсь» и исчез в закоулках премьерского кабинета.

– После вас… – донеслось от двери. – Нет, только после вас… Прошу вас, не стесняйтесь… Нет, это вы не стесняйтесь… Да разве я стесняюсь… А стоило бы…

Трое кандидатов в премьеры – Дик Гаттер, Брэд Пейджер и Грег Аесли – пришли одновременно. В результате в дверях случилась заминка. Никто не хотел входить первым, поскольку поворачиваться перед сражением спиной к противнику считалось плохой приметой еще со времен древних магических войн.

После короткого вежливого препирательства Дик Гаттер заклинанием Пришла-беда-расширяй-ворота расширил дверной проем, и министры вошли в кабинет плечом к плечу.

Последним к месту преступления прибыл Тетраль Квадрит. Премьер-министр энергичным жестом оставил двух тело- и трех душехранителей в коридоре и, широко улыбаясь, оглядел присутствующих.

– Ну что, все готовы?

В ответ на всех маговизионных камерах вспыхнули голубые болотные огоньки готовности. Дик Гаттер сделал жест, отгоняющий нечистую силу на безопасное расстояние. Грег Аесли старательно наморщил лоб. Брэд Пейджер поиграл мускулами, которых у него полные рукава.

– Тогда приступим, – объявил Тетраль и с размаху опустился на свой стул. Толстый слой клея «Момент» скрипнул.

Браунинг заметил, что Тотктонада, садясь, незаметно подложил на стул листок бумаги[124].

«Ловко, – мысленно похвалил начальника Браунинг. – Листок приклеится, а сам Тотктонада сможет в любой момент встать… и совершить преступление! Ай, как нехорошо… Хотя… Раз все остальные приклеены, то в случае преступления алиби будет у всех, кроме Тотктонады! Тут-то он себя и выдаст!»

Сыщик довольно хмыкнул и сел, незаметно подложив на стул листок бумаги.

«Ловко, – мысленно похвалил подчиненного Тотктонада[125]. – Только теперь в случае чего у Браунинга не будет алиби. Жаль, жаль, хороший был следователь».

Сен Аесли и веник решений

После того как МакКанарейкл выбрала в качестве примера Сена Аесли, он позволил себе заинтересоваться происходящим. Не сильно, а так… совсем чуть-чуть. Разум и логика, конечно, заявили протест, но очень не настаивали, все-таки речь шла не о ком-то, а о Сене.

Мисс Сьюзан нарисовала на листе вертикальную ось и провела от зеленой загогулины две линии: одну налево, другую направо.

– Ось – это время. Загогулина – это Сен.

– Очень приятно, – сказала загогулина.

– Сейчас Сен находится в точке A. Это точка выбора и от нее отходят линии судьбы. Если Сен выберет путь налево, то придет в точку B, направо – в точку C.

– А! – сказала Амели. – Это как в сказке: налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – голову сложишь.

– Правильно. Так вот, когда Сен находится в точке A, или в любой другой точке выбора, никто не может предсказать, потеряет он коня или сложит голову. Сен выбирает сам, и здесь пророчества бессильны.

– Это мне нравится, – сказал Аесли.

– А вот когда Сен уже прошел точку выбора и движется по одной из линий судьбы, – МакКанарейкл передвинула загогулину в центр отрезка A–B, – то здесь уже бессилен он. Здесь даже Фора Туна без ошибки скажет, что Сен попадет в точку B, какие бы решения он по дороге не принимал.

– Что-то я не понял… – начал Аесли.

– Ну, если ты выбрал парашют, а потом выбрал прыгнуть с парашютом, а парашют выбрал не раскрыться, то дальше хоть обвыбирайся, – помогла ему Мергиона.

– Мерги верно ухватила суть, – кивнула мисс Сьюзан.

– Но тогда достоверны только краткосрочные предсказания, – заметил Порри. – В каждой точке выбора Сен может повернуть куда угодно.

– Повернуть-то он может, – согласилась МакКанарейкл, – но давайте заглянем в будущее подальше…

– Видите, Сен может попасть в точку E через B и D, а может – через C и F.

Зеленая загогулина послушно проползла по отрезкам.

– Ага! – обрадовался Порри. – Значит, свобода воли все-таки есть!

– Конечно, – сказала МакКанарейкл. – Сен может выбрать из множества судеб. Но иногда картина получается такая…

Она стерла боковые линии и свела все оставшиеся к точке Z.

– Это и есть случай стопроцентной вероятности. Человек может знать о точке Z и всеми силами пытаться предсказания избежать, но его попытки станут просто другими линиями, ведущими к пророчеству.

Загогулина села на точку Z и показала жестами, мол, видите, я пыталась, всеми силами, но ничего не вышло.

– Вот такой веник решений получается, – задумчиво сказал Аесли. – А это поле будущего обязательно плоское? В смысле, нельзя ли в точке выбора пойти не направо или налево, а скажем, вниз?

– Теоретически – да. На практике это никому не удавалось. Человек или идет направо и теряет коня, или налево и складывает голову.

– Ну да, ну да, – пробормотал Аесли. – У одного человека в каждый момент всего два варианта. Вот если бы он мог одновременно сделать оба выбора… Тогда он мог бы и коня потерять, и голову сложить[126]… А если это не точка выбора, а отрезок, то он мог бы и пойти по линии и… пойти куда-то в сторону. Но как? Ведь не может же человек раздвоиться…

Амели и МакКанарейкл переглянулись.

– Но отец Браунинг как раз раздвоился, – сказала Амели.

– Да, – подтвердила МакКанарейкл. – Браунингов уже двое.

Сен открыл рот, чтобы еще что-то сказать и замер, боясь спугнуть приближающееся озарение. Он затаил дыхание и поднял руки в предостерегающем жесте. К чести партнеров, они состояние мальчика поняли и тоже замерли. Даже загогулина перестала махать лапками.

Озарение подобралось к Сену вплотную, огляделось и, так и не найдя повода улизнуть (или, того хуже, направиться к Порри Гаттеру), пришло к Аесли.

– Браунинга два! – закричал он. – И преступлений тоже два! Один Браунинг одно из преступлений раскроет и предотвратит! Второй Браунинг второе преступление не раскроет, и оно состоится! Понимаете?

– Но в кабинете премьер-министра будет только одно…

– Ну какие же вы тупые! – застонал Сен. – Не в кабинете! В предсказанном месте! Браунинг расследует не то преступление, которое предсказано!

Тетраль Квадрит и несовершенство конституции

Перед Бальбо Рюкзачини появилась белая перчатка. Она показала писателю пять пальцев, потом четыре, три, два, один, щелкнула всей пятерней и исчезла.

Браунинг был почти уверен, что Бальбо спросит «Что это такое?», но коротышка только страдальчески поморщился.

Камеры застрекотали. Министры дружно оскалились. Мониторы колдовидения, развешанные по стенам, после секундного замешательства продемонстрировали министерские улыбки (в сдержанном, облагороженном варианте).

Рюкзачини строго посмотрел в объектив.

– Здравствуйте. Мы начинаем круглый стол из кабинета премьер-министра. Уверен, все вы сейчас прильнули к экранам колдовизоров… хотя всем вам следовало бы отольнуть от экранов, пойти в магазин и купить книгу величайшего из ныне живущих писателей…

Квадрит, не переставая улыбаться, показал Бальбо (вне зоны видимости камер) увесистый, как горшок с медом, кулак.

– …но не будем отвлекаться на истинные ценности. Сегодня свое мнение об интересующих их проблемах выскажут министры Алигаттер, Чейнджер, Мюсли и премьер-министр Квадраль Тетрит, которому я сейчас и предоставлю слово.

Квадрит приосанился и открыл рот.

– Мое мнение, как всегда, никого не интересует, – добавил Бальбо. – Прошу вас, Тефаль.

Премьер был сегодня само обаяние. Он всегда был оно, когда на него смотрели зрители[127]. А сегодня зрителей более чем достаточно – каждому ведь интересно увидеть, как в прямом эфире произойдет преступление, пресечение и наказание, да еще направленное против премьер-министра.

– Добрый день, дорогие соотечественники… – Премьер в меру посерьезнел, но решил разрядить обстановку, – и соматерщинники!

Из-за дверей донесся приглушенный магической защитой хохот оборотней в погонах. На шутки руководства у них был особый нюх, который часто заменял им слух.

– В наше нелегкое время, – продолжил Тетраль, мастерски переходя от шутливого тона к трагическому, – когда на каждом углу…

В одном из многочисленных углов раздался хлопок. Участники круглого стола подпрыгнули вместе со своими стульями. Браунинг снял четки с предохранителя и метнулся в угол. Навстречу ему высунулась озабоченная рожа Ромуальда.

– Крепкая штуковина, – доверительно сообщил он следователю, – только вместе со штативом отламывается. Да вы эта… не обращайте значения, я тут по хозяйству…

Первым нашелся премьер.

– Вот! – воскликнул он, патетически протянув длань в сторону собственного секретаря-домового. – В наше время в каждом углу может притаиться преступник! Стяжатель, грабитель, бандит! Ромуальд, я ведь это тебе говорю!

– Ништо, барин, – напыжился домовой, – как-нибудь справлюсь я с вашим бандюком! А то договорюсь!

И бесстрашный секретарь снова направился в угол, где могла притаиться всякая нечисть. Квадрит проводил его тяжелым взглядом и повернулся к камере.

– Так может ли быть в наше время задача более насущная, чем профилактика преступлений?! – провозгласил он.

– Рекламная пауза, – мстительно произнес Бальбо.

– Волшебные недели в Магдональдс! – завопил один из мониторов. – БигМаг с зубами! И еще посмотрим, кто кого!

– Свежее дыхание облегчает заклинание! – закричал второй.

– Дракула! 572 года, клубится, пахнет серой, умер в 1476 году. Не курит! – принялся зазывать третий.

Некоторые колдовизоры пытались всучить товар даже министрам. Когда один из мониторов воскликнул, обращаясь к Тотктонаде: «Вы все еще сжигаете ведьм? Тогда мы идем к вам!», дверь неожиданно открылась.

Однако вместо поставщика асбеста в кабинет вошел еще один отец Браунинг. Оборотней в погонах появление следователя, который уже находился внутри и оттуда не выходил, озадачило, но препятствовать второму Браунингу они не стали, сочтя это какой-то хитроумной шуткой. Шутки, непонятные с первого раза, оборотни ценили особенно высоко.

Браунинг молча прошел по кабинету и спрятался за портьерой.

Присутствующие к этому оказались явно не готовы. Сначала они попробовали проглядеть в шторе дырку, но штора, изготовленная из специального противодырочного материала, не поддалась. Маги повернулись к первому Браунингу.

– Вы ничего не заметили? – спросил тот, массируя веки. – У меня в последнее время так разыгралось воображение, что я стал подумывать об отставке.

Слово «отставка» подействовало. Руководители департаментов и премьер-министр принялись пожимать плечами и интересоваться у соседей, не бывает ли у них галлюцинаций. Тотктонада исподтишка показал Браунингу один из пальцев.

Реклама закончилась, и экраны вновь заполнил Тетраль Квадрит.

– Так может ли быть в наше время задача более насущная, чем профилактика правонарушений?!

– «Профилактика правонарушений», – повторил Бальбо с таким видом, словно пережевывал лягушку.

– Именно! Но, увы, так ли сложились обстоятельства или это чья-то недобрая воля, но в ближайшее время нам придется заниматься совсем другим. Я имею в виду выборы премьер-министра.

«Ишь как завернул, – подумал Браунинг. – Три срока на посту премьера, а уходить не хочет».

– Чтя конституцию…

– «Чтя конституцию», – Бальбо закатил глаза.

– Чтя конституцию, – сбить Квадрита с мысли было невозможно, – я должен уступить место премьера кому-то из более молодых политиков.

Тетраль сделал паузу. «Сейчас он скажет „но“ и объяснит, почему не может сделать то, что должен», – подумали Аесли, Гаттер и Пейджер.

– Я должен уйти. Но…

Все напряглись. Премьер-министр стрельнул хитрым глазом.

– …но не будем о грустном.

Сен Аесли и десять шмякодавок

– …что, по-моему, совершенно очевидно! – завершил объяснение Сен.

Вокруг царило гнетущее молчание.

– Какой ты умный, Сен, – с грустью сказала Амели.

– Да все понятно! – Порри схватил друга за руки. – Ты успокойся, мы все поняли: преступление будет совсем не там, где предсказывали, предсказатель ошибся.

– Повторяю для Гаттера. Предсказатель не ошибся. Но он определил не место преступления, а координаты места преступления… Можно я что-нибудь сломаю?

Мергиона протянула нунчаки.

– Их я вряд ли сломаю, – сказал Сен.

– Ты можешь что-нибудь сломать ими, – сказала Мерги.

– Спасибо, – сказал Сен и рубанул нунчаками по спинке соседнего стула. Спинка разлетелась в щепки.

– А ведь я собирался туда сесть, – сообщил Порри.

– Повезло, – сказала Мерги.

– Так, – Сен положил нунчаки на стол. – Попробую еще раз. Никто не ошибся, все предсказано правильно, все дело в неадекватной интерпретации информации…

Мальчик остановился. Слушатели определенно интерпретировали информацию неадекватно. То есть оцепенели.

– Попробую еще раз. Эй! Я говорю «Эй!» Прошлый раз уже закончился! Кто знает, как по-португальски «раз, два, три»? Нет, не надо, давайте я лучше на примерах. Мисс Сьюзан, выколдуйте, пожалуйста, шмякодавок[128]. Мисс Сьюза-а-а-н!

Профессор МакКанарейкл вздрогнула и осмотрелась.

– Будьте любезны, наколдуйте штук десять шмякодавок… Нет, покрупнее… Вот так в самый раз. И чтобы все были черные, а одна рыжая… Спасибо.

Лица слушателей посветлели: наблюдать за потешными букашками куда веселее, чем разбираться в неадекватной интерпретации информации. Рыжую шмякодавку тут же обступили ее черные подруги и принялись беззастенчиво рассматривать.

– А рыжая на Мергиону похожа, – сказала Амели.

– А черные – на Амели, – сказала Мергиона.

– Не забывайтесь, – сказал Сен. – Предположим, что шмякодавки – это блуждающие министерские кабинеты.

Шмякодавки закружили по столу.

– Теперь предположим, что сейчас… – Аесли заглянул в предсказание, – без минуты полночь 26 мая… Стоять!

Букашки замерли, а наиболее опытные достали из карманов газеты и погрузились в чтение.

– В этот момент предсказатель говорит: «Через два дня Сен Аесли шмякнет по рыжей».

Рыжая приветственно помахала лапкой, показывая, что вот она тут, в углу стола. Черные соседки начали завистливо поглядывать на Избранную.

– Запомните это место! А теперь… время пошло и кабинеты начали перемещаться! 26 мая, 27 мая…

Шмякодавки ринулись к Избранной всей толпой, стараясь попасть поближе к месту предполагаемого шмяка. В суматохе рыжая получила пинок и перелетела через весь стол по диагонали.

– …28 мая! – Сен с явным облегчением сначала шмякнул по намеченному месту, а потом, не разбирая, хочуга это или он сам, принялся молотить по какому-то шкафу, неосторожно оказавшемуся у него за спиной.

Целая свора шмякодавок барахталась на месте шмяка, беззвучно похрюкивая от удовольствия. Рыжая стояла на противоположном краю стола и ожесточенно жестикулировала.

– Видите, – сказал Аесли, когда шкаф был исчерпан, – я, как и предсказано, шмякнул по месту, где находилась рыжая. Но ее уже там не было! Там оказалась другая шмякодавка!

Сен обвел взглядом добровольных следователей. Гаттер, Пейджер, МакКанарейкл…

– Если сейчас кто-нибудь не воскликнет: «Ах вот в чем дело!», я за себя не отвечаю.

– Ах вот в чем дело! – воскликнула Амели.

– В чем? – повернулись к ней все.

– Не знаю, – смутилась Амели. – Сен попросил воскликнуть, я и воскликнула, мне совсем не трудно… по крайней мере легче, чем догадаться… но я попробую. Значит, рыжая – это кабинет премьера. Когда предсказывали шмяк… то есть преступление, он находился тут, а когда шмяк… то есть преступление совершилось, там оказался уже другой кабинет.

– Спасибо, Амели, – растрогался Сен, – я тебя не забуду.

Амели зарделась.

– Ах вот в чем дело! – запоздало закричал Порри. – Преступление будет не в кабинете, а в том месте, где кабинет находился в момент предсказания! Надо найти схему министерства, в которой обозначены эти перемещения! Да запросто!

«Вот счастливый человек, – подумал Сен. – А я… А я… А я, пожалуй, уже смогу сломать эти мергионины деревяшки».

Тетраль Квадрит и молодая смена

– …но не будем о грустном. Будем о молодой, энергичной смене, которая сменит на моем посту старую, энергичную смену.

– «Сменит смену», – Бальбо закатил глаза почти на затылок.

– Вот ты, Дик, – премьер повернулся к Гаттеру, – как ты будешь бороться с преступностью, когда станешь главой магического государства?

Пейджер набычился, Аесли нахохлился. «Вот так, – подумал Браунинг. – Не „если станешь“, а „когда станешь“. Очень интересно».

– Когда я стану премьером? – Гаттер постучал по деревянному подлокотнику. – Во-первых, я запрещу преступность. Во-вторых, запрещу нарушать закон. В-третьих…

– Но совершенен ли закон, министр Гаттер? Вот Брэд Пейджер отсидел в Безмозглоне, не совершив преступления, а совершив преступление – побег, не понес наказания, а напротив, возглавил Департамент волшебных тварей. Что по этому поводу сказал бы премьер-министр Аесли?

– Нелогично, – кивнул Грег.

– Эй! Эй! – замахал руками Гаттер. – Это мой вопрос! Это меня спрашивали!

– Брэд Пейджер должен или сидеть сейчас, – продолжил Грег, игнорируя возмущение Дика, – или совершить преступление 12 лет назад.

– Кстати, обратите внимание на реакцию уважаемого Брэда, – Квадрит кивнул на Пейджера, который угрюмо смотрел на оппонентов. – Какая выдержка! Мы обсуждаем его непростые взаимоотношения с законом, а будущий премьер-министр даже ухом не повел.

– Умение водить ушами, – сказал Аесли, – это, безусловно, ценное качество премьер-министра. Но, на мой взгляд, важнее ясное понимание того, как следует изменить закон. И не только этот закон. Вся магическая законодательная база нуждается в тщательной переработке…

– Но правильно ли тратить драгоценное время на возню с бумажками, когда преступники, не таясь, выходят из своих углов? – снова перехватил инициативу Тетраль. – Что нам скажет министр Пейджер, чей опыт в этой области очень пригодится на посту премьера? Что правильно?

– Эге-гей! – возопил Гаттер.

– Сильная рука – вот что правильно, – Брэд задумчиво завязал драконью подкову в узел и бросил перед собой. – Вот как надо поступать со всеми ворюгами, грабителями…

– …и беглыми каторжниками, – не удержался обиженный Гаттер.

– Ну зачем же припоминать друг другу старые ошибки, – благодушно произнес действующий (причем очень коварно действующий) премьер. – Не будем ворошить грязное белье. Наверняка у каждого из присутствующих найдутся скелеты в шкафу[129].

Браунинг за шторой только диву давался, как виртуозно Тетраль Квадрит стравливает оппонентов и как легко они попадаются на его уловки. Но стоит министрам догадаться, что ими ловко манипулируют… Теперь у сыщика не осталось никаких сомнений, что преступление будет заключаться в покушении на премьера, и совершит его кто-то из трех министров. А может, и все трое одновременно.

С другой стороны, думал Браунинг на стуле, если события будут так развиваться дальше, не исключено и смертоубийство между министрами.

С третьей стороны, продолжил мысль Браунинг за шторой (а может, Браунинг на стуле, а может, оба Браунинга одновременно) кому преступление, состоявшееся, несмотря на все потуги ОПП, более всего выгодно? Конечно, Тотктонаде, которому эти предсказания преступлений как кость в горле. А есть еще ворюга и грабитель Ромуальд. По-прежнему неадекватен Бальбо. И наконец, все еще нельзя сбрасывать со счетов хитроумного Тетраля Квадрита.

Браунинги синхронно загрустили. Дело, еще сутки назад казавшееся тухлым, и сейчас выглядело не лучшим образом.

Не лучшим образом выглядели и все три претендента на пост премьера. А вблизи они, честно сказать, даже нормальным образом не выглядели. Брэд Пейджер – сгоряча, не со зла! – окатил Дика заклинанием По-сведениям-Гидрометцентра, а тот от обиды применил любимое заклятие Сам-козел, которое когда-то дорого обошлось ему в стычке с Мордевольтом. Грег Аесли никак не мог дождаться паузы и набирал воздух, чтобы спокойно расставить все точки над «i»[130]. Но паузы все не наступала, и вскоре Аесли набрал воздуха столько, что если бы не приклеился к стулу, взлетел бы как дирижабль.

Зато Тетраль Квадрит продолжал выглядеть мудрым отцом, который пытается урезонить расшалившихся сыновей. Только Браунинги и, кажется, Тотктонада замечали, что премьер старательно подкидывает масла в кашу, заставляя спорящих переходить на все более высокие тона.

Вскоре стало срабатывать противоругательное заклинание бла-бла-бла, которое заглушало слишком резкие замечания оппонентов. Потом оно внезапно отключилось, к вящей радости Бальбо – секретарь тут же принялся строчить на пергаменте, восторженно причмокивая.

Кто-то на колдовидении сообразил, что ситуация вышла иэ-под контроля, и на настенных мониторах снова пошла реклама,

Квадрит сокрушенно покачал головой.

– Ромуальд, будь так добр, восстанови заглушающее заклинание, а то я сделаю с тобой все, что сейчас произнесли эти уважаемые господа.

– Ась? – озабоченно спросили из-за сейфа.

– Немедленно воткни красную штуку с синим верхом обратно, – снежно произнес премьер, и стены кабинета покрылись изморозью[131].

Домовой закопошился в углу, что-то бурча под нос. Заклинание восстановилось, и некоторое время Пейджер и Гаттер размахивали руками, беззвучно хлопая губами.

Рекламная курочка прокудахтала: «„Магги“ – бульон для Маггов!», и премьер вновь одарил зрителей улыбкой в 44 зуба[132].

– Итак, вернемся к нашим баранам! – сказал он и покосился в сторону министров.

Колдозрители сразу догадались, о ком речь, но Квадрит тактично перевел разговор на другое:

– Благодарю моих собеседников, но это все, так сказать, теория. А представьте себе, что… Ну… Совершенно фантастическое предположение… Допустим, вы узнали, что сегодня, сейчас, прямо здесь состоится преступление.

В наступившей гнетущей тишине стало слышно, как сопит Ромуальд, вывинчивающий объектив из подглядывающего устройства.

Порри Гаттер и место преступления

– Нашел! – крикнул Порри.

Мисс Сьюзан покачала головой. Способности ее воспитанников становились пугающими. В считанные минуты первокурсники превратили Центр наблюдения в действующую модель Центра наблюдения. Облицовочные панели сорваны, приборные – вскрыты, зеркала слежения – выдернуты из гнезд, и вот уже по обнажившимся проводам и приводам запрыгали зеленые и красные огоньки подсматривающих, передающих и фиксирующих заклятий.

– Вы что, оглохли?! – заорал Порри. – Я ее нашел!

Амели, Мерги и Сен не без сожаления оторвались от отрывания бронированных панелей генератора магической защиты и сгрудились за спиной Гаттера. В большом зеркале, которое Порри подсоединил к тихо рокочущему черному ящику, появилась подробная схема Министерства магии. На разноцветные прямо- и кривоугольники, обозначавшие кабинеты и другие помещения, наложена координатная сетка. В углу мерцали дата 28.05.03 и время 15:28.

– И где тут что? – спросила Пейджер.

– Вот кабинет премьер-министра, – Гаттер ткнул пальцем в черный многоугольник, возле которого из зеркальных глубин тут же всплыла надпись «Резиденция Тетраля Квадрита, с275-в320». – Сейчас он находится в 275 футах[133] к северу от нулевой точки и в 320 футах к востоку.

– Что такое нулевая точка?

– Мы на ней сидим. Это Центр наблюдения, – Порри указал на голубой овал, расположенный посередине схемы. – Он неподвижен, и отсюда отсчитывают координаты остальных помещений. Ну что, заглянем в прошлое?

– Порри, не тяни, пожалуйста, – быстро сказал Сен. – А то я сейчас что-нибудь с собой сделаю.

Гаттер кивнул и начал осторожно поворачивать рукоятку настройки. Засуетились разноцветные фигурки, замелькали цифры в углу зеркала: 28.05 – 12:40, 8:15, 0:33… 27.05 – 22:17, 17:10, 5:55, 1:00… 26.05 – 23:59. Порри остановился. Кабинеты на координатной сетке заняли свои позавчерашние позиции.

– Вижу! – воскликнула Амели. – Вот он, совсем рядом с голубым овалом.

Гаттер приложил палец к черному многоугольнику. На экране вспыхнула надпись: «Резиденция Тетраля Квадрита, ю90-з105».

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – произнес Аесли. – Преступление произойдет, либо уже происходит в сотне футов от нулевой точки, то есть от нас?

– Дети, – озабоченно сказала МакКанарейкл. – Если рядом и в самом деле происходит преступление, это вовсе не значит, что нам сломя голову нужно туда мчаться.

– Конечно, мисс Сьюзан, – сказал Сен. – Пусть Порри просто скажет, что сейчас находится в 90 футах к югу и 105 футах к западу?

– Сейчас узнаем, – медленно сказал Порри и, не убирая пальца с поверхности зеркала, принялся вращать рукоятку в обратную сторону.

Когда в углу появились цифры 28.05 – 15:31, из-под пальца Гаттера показалась новая надпись. «Вольер ухогорлоносов, ю90-з105».

– Ухогорлоносики! – ахнула Амели. – Они в беде! На них напали!

Сен подумал, что совсем необязательно в беде ухогорлоносики, и не факт, что на них напали. Возможно, напали как раз ухогорлоносики, и в беде кто-то еще, имевший неосторожность связаться с Сонькой Золотое брюшко. Не исключено также, что предсказанное преступление – какая-то разборка среди самих секретных записывающих устройств: ведь попасть в вольер при включенном фиолетовом сигнале практически невозможно. В любом Случае единственное разумное решение – сообщить Браунингу, ментодеры оцепят опасную зону и проблема будет локализована и решена профессионалами.

Но вместо того, чтобы спокойно и с достоинством изложить эти замечательные логические построения, Аесли закричал:

– Надо срочно связаться с Браунингом!

И дернул первый попавшийся под руку рубильник.

Грег Аесли и логическая задача

– Ну что же вы. господа начинающие премьер-министры? – улыбнулся Тетраль. – Давайте, давайте переходить от общих слов к конкретным делам.

Из-за шторы вкусно запахло трубкой.

– Представьте, что Отдел Профилактики Преступлений, созданный по замечательной инициативе нашего доблестного Департамента Безопасности…

Тотктонада досадливо крякнул.

– …добился 100%-ной точности прогноза и сообщил, что здесь сейчас произойдет преступление. Что бы вы сделали в этой ситуации?

– Я бы приставил к каждому по ментодеру, – сказал Дик Гаттер.

– А вдруг преступник – это один из ментодеров?

– И каждому ментодеру – по ментодеру, – сказал Брэд Пейджер.

– А когда ментодеры закончатся? – премьер усмехался уже в открытую. – Или закончится мой кабинет? Стены-то не резиновые.

– Прежде всего, – выдохнул Грег Аесли, – нужно понять логику преступника. Мотив, возможность и способ – вот та печка, та, если хотите, дудка…

– Лучше сказать «Три кита»! – встрял Бальбо. – Или «Три источника, три составные части». Это поэтично. А то «дудка», «печка», цыганщина какая-то…

– Итак, мотив, – Грег набрал очень много воздуха и теперь мог говорить долго и с удовольствием. – У кого из присутствующих есть мотив?

Аесли-старший огляделся.

– Первое, что приходит в голову, если проанализировать состав участников, – борьба за власть. В таком случае уважаемого Браунинга можно исключить. Бальбо тоже…

– Вы хотели сказать «уважаемого Бальбо»! – воскликнул Бальбо.

– Не слишком ли рано вы сужаете список подозреваемых? – спросил Тетраль. – Возможно, уважаемый Браунинг и Бальбо…

– Уважаемый Бальбо! – не унимался секретарь.

– …сами властью не интересуются, но они могут выполнять чей-нибудь заказ.

– И все-таки Браунинга мы вычеркнем, – немного подумав, сказал Грег. – Случай, когда преступление совершает тот, кто его расследует, банален и неоднократно встречается в уже написанной литературе. Что касается уважаемого Бальбо…

– Уважаемого Бальбо! – исступленно выкрикнул Рюкзачини.

– Снимаю свои возражения по уважаемому Бальбо, – сказал Тетраль.

Бальбо заплакал.

– Отлично. Рассуждаем дальше. У премьер-министра власть уже есть. Пока есть. Он может попытаться убрать соперников. Это мотив. У всех остальных мотив – борьба за власть премьер-министра.

Аесли оживился. Он решал логическую задачу. То, что в ответе могло оказаться «Преступник – директор Департамента Затуманивания», его, похоже, не волновало.

– Теперь возможность. Хм. Пожалуй, уважаемого Тотктонаду следует исключить из списка подозреваемых.

Камеры разом развернулись в угол, где дремал Тотктонада.

– Это почему? – возмутился Пейджер.

– У него гораздо больше возможностей совершить преступление, оставаясь в тени. А вот так, на глазах у всех… Нелогично. Тотктонаду вычеркиваем.

За все время, пока обсуждали кандидатуру главы службы безопасности, тот даже не пошевелился.

– У всех прочих возможности примерно одинаковы.

«А Грег Аесли достойный отец своего сына, – подумал Браунинг. – Весь в Сена пошел».

– Преступник, – неожиданно сказал Тотктонада, – кто бы он ни был, понесет самое серьезное наказание.

Штора всколыхнулась, как будто за ней кто-то собрался хлопнуть себя по лбу, но сдержался.

– И это не может не радовать, – согласился Аесли. – Перейдем к способу. Первое, что приходит в голову…

Участники принялись шарить по кабинету настороженными взглядами. В конце концов все взгляды уперлись в монументальный кирпич на столе Квадрита.

– Первое, что приходит в голову, – произнес Грег и торжественно протянул руку, – это удар в голову вот этим. Если сейчас вдруг погаснет свет…

И тут вдруг погас свет.

Тотктонада и «Момент» истины

Темно было абсолютно.

«Научились делать темно, – восхитился про себя один из Браунингов, – можем, когда захотим! Пора».

Другой из Браунингов[134] превратился в слух, применив несложное, но очень полезное заклинание для прослушивания сводки астральных новостей, которому его научил ректор Лужж. Следователь-слух разобрал следующие звуки:

– шорох штанов, которые пытаются оторваться от стула (4 шт.)

– кряхтение (1 шт.)

– сдержанные ругательства (более десятка)

– возглас «Тьма поглотила ненавистный город!» (1шт.)

– скрип чего-то отвинчиваемого (1 шт.)

– звук чего-то выдвигаемого (1 шт.)

– тяжелый тупой удар – предположительно тяжелым тупым предметом по тяжелому тупому предмету (1шт.)

– возглас «Да будет свет!» (1 шт.)


И тут стал свет. Да так внезапно, что Браунинг, который превращался в слух, еле успел превратиться назад. Теперь стоило превратиться в зрение – зрелище того стоило. На широком лбу премьер-министра красовалась огромная квадратная шишка. Глаза Квадрита часто и бессмысленно мигали.

«Недоглядел, – огорчился Браунинг, – все-таки треснули Квадрита…»

И тут все заговорили одновременно.

– Уже всё? – спросил Гаттер.

– Это что? – воскликнул Пейджер.

– Ну и ну, – сказал Аесли.

– Всем оставаться на своих местах, – распорядился Тотктонада.

Все послушно остались на своих местах. Премьер перестал мигать и судорожно вздохнул.

– Вот оно, значит, как бывает, – всхлипнул он, – отдаешь, значит, всего себя служению обществу, а общество тебя, значит…

Браунинг отметил, как быстро голос Квадрита из жалобного переходит в обвиняющий, и понял, что пора вмешаться:

– Господин премьер-министр! Никто не мог вас ударить…

Но Тетраль прервал его властным жестом.

– Я сам так думал еще пять минут назад. Я думал, что меня окружают честные, благородные маги. Да, я давно подозревал своих министров в коварстве, но до последнего момента отказывался в это верить. И вот он – момент истины. Я принципиально против жестких мер, но вскрывшиеся чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня прибегнуть к тому, против чего я. Я объявляю о раскрытии заговора, отмене выборов, введении военного положения и аресте заговорщиков – Дика Гаттера, Грега Аесли и Брэда Пейджера.

Присутствующие потеряли дар речи. Все, кроме Бальбо Рюкзачини.

– Это возмутительно! – пискнул он. – «Прибегнуть к тому, против чего я». Когда же наконец власти перестанут коверкать великий и могучий английский язык?

– Постойте! – пришел в себя Браунинг. – Никто не мог вас ударить не потому, что они благородные маги, а потому что они приклеенные маги.

– В смысле? – опешил Квадрит.

– Здесь все приклеены к стульям.

– Как приклеены?

– Попами, – объяснил Браунинг. – Прошу вас, господа, попробуйте подняться…

И тут следователь осознал, что влип. Не вклеился, а именно влип. Себя-то он приклеивать не стал, и теперь все подозрения падут на него! И даже если Браунингу удастся оправдаться, за время, которое на это уйдет, настоящий преступник успеет замести следы. Какой позор, не оправдал доверия Тотктонады…

Браунингу стало совсем худо. Тотктонада ведь тоже не приклеен! Это что же, он еще и собственного начальника подставил?

– Уважаемый Браунинг, и долго нам стоять в позе прыгунов с трамплина? – раздался голос Тотктонады.

Сыщик поднял глаза на стоящего в указанной позе Тотктонаду и попытался встать. Ножки стула оторвались от пола.

Тотктонада слегка оттянул рукав и показал Браунингу тюбик клея «Момент».

МакКанарейкл и силы быстрого реагирования (2 шт.)

После того, как МакКанарейкл, Амели и Порри заклинаниями Люмус, Хемолюминесцентус и Два-Ампера-Сорок-Ватт осветили помещение, удалось найти включатель. Как и следовало ожидать, включатель оказался в противоположном углу от выключателя и был обозначен надписью «Это не включатель, не беспокойтесь, поищите где-нибудь в другом месте».

Надо ли говорить, что Сен из острого чувства тупого упрямства тут же рванул рубильник. Все экраны озарились мягким болотным светом и глубокий русалочий голос произнес:

– Энергопитание Министерства восстановлено. Проходит плановая проверка цепей.

– Восстановлено? – переспросил Порри, сворачивая свои Два-Ампера-Сорок-Ватт. – Почему восстановлено?

– Потому что после полного отключения подстанции Силы, – отозвалась невидимая русалка, – энергопитание всегда приходится восстанавливать.

– Ой, смотрите! – крикнула Амели. – Ухогорлоносики!

И действительно, на одном из заработавших экранов виднелся вольер ухгорлоносов.

– А это кто? – нахмурилась Мергиона. – И что они делают со зверушками?

Мисс МакКанарейкл крепко, но литературно выругалась. Амели ахнула. Сен тоже ахнул, но не просто ахнул, а нунчаками по столу. Порри схватил друга за руки и заорал:

– Они же их воруют!

Точнее сказать было невозможно. Непонятно кто «они», в маскировочных масках, которые полностью скрывали туловище, деловито укладывали ухогорлоносов в корзины.

– Вот оно, преступление, которое не сможет раскрыть и предотвратить Браунинг! – закричал Аесли, вырываясь из рук товарища. – Потому что его раскрыли мы! Значит, мы должны его предотвратить!

Сен саданул ногой по какой-то кнопке. Из динамиков хлынула какофония – это безобидные звукозаписывающие существа в трогательной попытке напугать похитителей выуживали из своей памяти самые страшные, по их мнению, угрозы:

– Немедленно извинитесь, сержант! – Сударь, вы невежа, а козел! – Где платок? – Равнение напра-, нале-, на все четыре сторо-ны! – Выйдите из ступы и положите руки на капот! – Растрата! Под товарищеский трибунал пойдешь! – Почему до сих пор не готов квартальный отчет, я вас спрашиваю?

Самые отважные пытались улизнуть, но, получив по носу или ушам, взвизгивали и затихали.

– Я больше не могу это видеть! – воскликнула Мерги и бросилась к дверям.

– Я больше не могу это держать! – воскликнул Порри и отлетел в угол, отброшенный очередным благородным порывом друга.

Профессор МакКанарейкл попыталась одним движением ухватить и Мергиону, и Сена, но удержать одновременно две силы быстрого реагирования ей не удалось. Юная ниндзя проскользнула в дверь в тот момент, когда Аесли грохнулся оземь, запутанный густым Стоять-Бояться.

– Срочно свяжитесь с Браунингом или Тотктонадой! – прокричала мисс Сью, бросаясь в погоню за Мергионой. – Никуда не уходите! Вернусь – убью!

Сначала впереди еще мелькало стремительное рыжее пятно, но уже через два поворота МакКанарейкл поняла, что безнадежно отстала.

«Эх, – подумала она, – а я ведь уже не девочка. И не девушка. По мудловским меркам я даже не старушка. Оно и чувствуется: тяжесть какая-то непонятная, поясницу ломит… Что это у меня?»

Мисс Сьюзан обернулась. В полутора метрах сзади, привязанный к поясу преподавательницы надежным заклятием Стоять-Бояться, волочился Сен Аесли.

Тетраль Квадрит и заговор пятерых

На лице Квадрита мелькнуло смятение. Приклеивание заговорщиков попами к стульям делало стройную и убедительную теорию заговора неубедительной, а заявление о введении военного положения – каким-то дурацким.

Впрочем, не менее обескураженным был и Браунинг. «Это, конечно, здорово, что Тотктонада смазал клеем мой стул… кстати, когда он успел? А, помню, когда я побежал проверять, что там хлопнуло, а это оказался Ромуальд с его штуковиной. Но когда Тотктонада приклеил себя? До того, как погас свет, или после? А что, если он в темноте подошел к Тетралю, хлобыстнул его по лбу, вернулся на место и только потом приклеился?»

По всему выходило, что покушение на премьера совершил именно Тотктонада, а Браунинг стал его невольным соучастником. Надо срочно что-то придумать.

Но первым придумал Тетраль.

– Жалкие отговорки! – рявкнул он. – Любой маг может поднять и опустить кирпич простейшим заклинанием!

– Ах да, забыл упомянуть, – спохватился Браунинг. – Кирпич тоже приклеен.

Квадрит сверкнул глазами на кирпич. Запахло паленым, но увесистый сувенир не сдвинулся с места.

– Это измена! – провозгласил премьер. – Меня могли ударить… Да хоть стулом!

– Стулья тоже приклеены! – не сдавался следователь. – Ко всем присутствующим. На вас ничем и никто не мог покуситься.

«Кроме Тотктонады», – мысленно добавил он.

– Так говорите, никто не мог, уважаемый Браунинг? – пропел Тетраль. – Ну так я вас сейчас разочарую.

На мгновение сыщику показалось, что премьер-министр подслушал его мысли и сейчас обвинит Тотктонаду. Но Квадрит размашистым шагом двинулся к шторе.

Стул волочился за ним, как тормозной парашют за реактивным драконом.

– Я сейчас все объясню, – торопливо произнес пастор. – За шторой…

Тетраль ухмыльнулся и резким движением сорвал штору.

– …никого нет, – пробормотал Браунинг, то ли завершая мысль, то ли комментируя увиденное. За шторой действительно никого не было. Сотни тысяч прильнувших к экранам колдозрителей увидели только широкое окно неправильной формы, за окном – потертую стену и мусорные бачки, которые, заметив, что их показывают, приветливо захлопали крышками.

«А где же я?» – растерянно подумал пастор.

– А где же вы? – растерянно спросил Квадрит.

– Я – вот он, – сказал сыщик, успокаиваясь. – А там была преследующая меня галлюцинация, я уже о ней говорил.

«Ай да я! – восхитился Браунинг. – В смысле, второй я. Но как я, то есть он, ухитрился улизнуть из-за шторы, если все астральные выходы перекрыты?… А, понятно! Он, то есть я, сделал это, когда на минуту погас свет и отключились все защитные системы. Интересно, куда меня понесло?»

Следователь взглянул на Тотктонаду и увидел, что тот вовсе не удивлен исчезновением второго Браунинга. Глава Департамента Безопасности, прищурившись, смотрел на премьер-министра. Если бы сыщик не знал своего начальника так хорошо, он мог бы поклясться, что Тотктонада чуть-чуть встревожен.

Браунинг перевел взгляд на премьера и понял, что тревожиться есть из-за чего. Лицо Квадрита покрыли лиловые пятна, он тяжело дышал и сжимал злосчастную штору так сильно, словно хотел задушить. Да, конфуз вышел знатный – оказаться перед магами всей Британии с квадратной шишкой на лбу, оборванной шторой в руке и приклеенным сзади стулом! А если к этому добавить безосновательное обвинение конкурентов в заговоре и публичное признание в том, что тебе мерещатся чужие галлюцинации!

Тетраль был загнан в угол. И, как всякий загнанный в угол премьер-министр, опасен вдвойне.

Браунинг начал потихоньку отрывать брюки от стула, готовясь к худшему, и тут глава магического государства сделал такое, что даже у видавших виды политиков Гаттера и Аесли глаза один за другим полезли на лоб.

– Соотечественники! – высоким, как рейтинг российского президента, голосом произнес Квадрит. – Братья и сестры!

Министры с удивлением посмотрели друг на друга, но премьер обращался не к ним, а к колдозрителям.

– Я был не прав, – Квадрит медленно направился к столу. – Я ошибся. Приношу извинения за то, что обвинил в заговоре Грега Аесли, Дика Гаттера и Брэда Пейджера. Я ввел в заблуждение сотни тысяч магов нашей страны…

«Да он сам себя хоронит! – поразился Браунинг. – Это же политическое самоубийство! Может, это и есть предсказанное преступление? Хотя нет, самоубийство не преступление…»

Сыщик снова покосился на Тотктонаду. Министра безопасности извинения Квадрита почему-то ни капли не успокоили. Продолжая внимательно следить за премьером, Тотктонада плавно провел рукой вокруг своего сидения и протянул Браунингу небольшой зеленый тюбик.

– «Антимомент», – шепнул он. – Или вы предпочтете, чтобы стул прикрывал вам спину в бою?

«В каком бою?» – хотел удивиться Браунинг, но не успел.

– …Конечно же, трое наших неопытных и наивных политиков не могли устроить против меня заговор. – сказал Тетраль, усаживаясь. – Отключить системы безопасности, совершить преступление, вернуться на место, которое сообщник уже покрыл клеем… Слишком сложно, сами они не могли такое придумать. Заговорщиков было больше.

«Вот как он повернул», – охнул Браунинг.

– Не сомневаюсь, здесь не обошлось без специалиста по тайным операциям, нашего серого министра Тотктонады…

«Вполне вероятно», – подумал Браунинг.

– …и нашего тишайшего отца Браунинга: хитроумная афера с приклеиванием вполне в его духе.

«Что за бред!» – возмутился сыщик.

– Но, как говорится, следствие разберется. Все, господа заговорщики, заканчиваем это дешевое шоу! – провозгласил премьер-министр и нажал большую красную кнопку «Вызов охраны из коридора сюда в кабинет срочно».

Все затаили дыхание. Во-первых, ожидая, что сейчас загрохочут кованые сапоги, и злые, как веселые черти, оборотни в погонах ворвутся внутрь. Во-вторых, резонно предполагая, что при этом будет применено слезоточивое заклинание Крутые-тоже-плачут.

Ничего не произошло.

– Ромуальд! – возопил Тетраль.

– Да тута я, тута, чего раскричались, – сказал Ромуальд, выбираясь из угла со срезанным куском красного провода.

– Шоу маст гоу он[135], – блеснул знанием иностранного Бальбо.

Ромуальд и чистосердечное признание

– И ты, Ромуальд! – застонал Тетраль. – После того как я пригрел тебя у себя на груди…

– Не было этого! – запротестовал домовой.

Квадрит спрятал лицо в платок, а когда отнял его, снова выглядел мудрым, спокойным и уверенным главой государства.

– Я недооценил масштаб заговора. Вы все заодно. Единственное, что мне пока неясно, какая роль в этой истории отводится нашему уважаемому писателю.

– Роль писателя в истории, – мечтательно повторил Бальбо.

– Впрочем, это неважно. Через десять минут прямой эфир закончится, и ментодеры, следуя инструкции, все равно войдут сюда. Можете использовать оставшееся вам время для чистосердечного признания, которое, возможно, облегчит вашу если не участь, то совесть.

Но Тотктонада и Браунинг ни участь, ни совесть облегчать и не подумали, а использовали оставшееся время более практично. Отделившись с помощью «Антимомента» от сидений, они взяли Ромуальда под белы рученьки и усадили на освободившийся стул.

– А скажи-ка нам, Ромуальд, – произнес Тотктонада, – мог ты поднять вон тот кирпич и ударить своего барина по голове?

– А то! – приосанился домовой. – Я парень не слабый!

– Один сознался, – удовлетворенно констатировал Тетраль Квадрит. – Продолжайте, Тотктонада, у вас хорошо получается.

– Постойте, – сказал Браунинг, – он сказал, что просто мог ударить. Ромуальд, ты бил барина?

– Да разве ж его побьешь? – возмутился Ромуальд. – Вон какой лось! Это он меня колотит, что ни день то каленым железом приложит, то горячей смолой ошпарит…

Квадрит побагровел.

– Да вы не только заговорщики, а еще и никуда негодные специалисты! Разве это допрос? Разве так мерзавцев раскалывают? Учитесь, пока на свободе.

Премьер припер секретаря к спинке стула стальным взглядом и прорычал:

– Ромка! В бараний рог согну и над камином повешу! А ну признавайся, живо!

– Не виноват я, вашбродь, – заканючил домовой, – гном попутал! А ежели и виноват в чем, то не я это, а подговорили меня, охмурили, с панталыку сбили…

– Кто подговорил? Грег Аесли?

– Он, он, змей! Его бейте, не меня!

Грег Аесли поднял одну бровь, потом вторую, и, наконец, не сдержавшись, вытаращил глаза. А Квадрит продолжал раскалывать Ромуальда:

– Кто еще? Брэд Пейджер?

– Он, он! Застращал меня, кулаками грозился!

Брэд Пейджер недоуменно звякнул мускулом о мускул.

– Всех называй, Ромка! Дик Гаттер?

– А то! Как он три раза через плечо плюнул, тут я и сомлел!

Дик Гаттер плюнул через плечо, целясь в Ромуальда, но не попал.

Тетраль Квадрит начал обводить победным взглядом конкурентов, но тут вмешался Браунинг:

– Еще кто? – быстро спросил он. – Тетраль Квадрит?

– И этот тоже! – охотно согласился Ромуальд. – Энтот-то самый главный у них, заводила…

Премьер увял.

– …А сам я об этом деле ни сном, ни духом, – закончил признание домовой.

– Что, неувязочка вышла, господин заводила? – нехорошо усмехнулся Тотктонада, передавая «Антимомент» Брэду Пейджеру. – Отдохните пока, а продолжит пусть отец Браунинг. Мне кажется, ему уже есть что сказать.

«Все-то он знает», – подумал Браунинг. По ходу допроса у следователя действительно начала выстраиваться некая версия, правда до конца он ее не развил, ну да ладно.

– Будем логичны…

– Давно пора, – кивнул Аесли, принимая «Антимомент» у Пейджера.

– Кто-то ударил премьер-министра кирпичом по лбу. Это факт. Но чего злоумышленник пытался этим достичь? С первого взгляда видно, насколько твердолоб… в своих убеждениях уважаемый Тетраль. Кирпичом его не прошибешь. И, напомню еще раз, кирпич крепко приклеен.

– Бессмыслица получается, – сказал Гаттер, старательно водя зеленым тюбиком вокруг сидения.

– Причем абсолютная, – согласился Браунинг. – Но, тем не менее, след на лбу премьера неопровержимо указывает на кирпич как на орудие преступления. Итак, что мы имеем? Премьера все-таки стукнули кирпичом – это раз. Кирпич был приклеен – это два… два… два…

– Заело? – предположил Пейджер.

– Рифму ищет, – догадался Бальбо. – Пожалуйста. Судьба, борьба, молотьба, черта-с-два. Обращайтесь к профессионалам.

– Два кирпича! – закричал сыщик.

– Белый стих? Как банально, – фыркнул Бальбо и уткнулся в свои бумажки.

– Да ведь у премьера два кирпича! Второй, из Пизанской башни, в столе! И достать его не мог никто, кроме самого Тетраля! Он сам на себя покусился!

Стало очень тихо. Рюкзачини поднял голову.

– Покусился? Это просто. Прослезился, удавился, застрелился. В крайнем случае, защемился.

Сен Аесли и несколько обстоятельств

В первые секунды боя никто из похитителей ухогорлоносов ничего не понял. А если понял, то никому об этом не расскажет. А если начнет рассказывать, то будет сильно заикаться.

– Эх, держите меня трое, двое не удержат! – прозвучало над головами злодеев в масках, когда они запихали в корзины почти половину неуклюжих зверюг.

Если кто-то из замаскированных надеялся, что сейчас на него обрушится мощное боевое заклинание времен Гражданской Войны на ведьм, то был разочарован мощным боевым ударом в челюсть. Мергиона Пейджер, которая уже четыре месяца никого всерьез не колотила, для начала прыгнула под потолок и пронеслась по головам воров. Затем она ловким броском переправила одного из них в кучу других и опрокинула ближайшую корзину. Ухогорлоносы, радостно бормоча сотней голосов «Зарплата! Зарплата!», бросились врассыпную.

Но на этом эффект неожиданности себя исчерпал. Уцелевшие после первого натиска Мергионы бойцы в масках разом выхватили длинные металлические волшебные палочки.

Если бы на месте Мерги оказался опытный боевой маг, он бы в доли секунды накрыл противников магиегасительным пологом или, в крайнем случае, прикрылся индивидуальной Сферой Фигвамера. И это было бы последним в жизни боевым действием опытного мага.

К счастью, Мергиона Пейджер навыками боевой магии не владела. Поэтому она, не сбрасывая начальной скорости, понеслась к выходу.

Вдогонку ей оглушительно загрохотало, а над головой засвистели… пули!

«Какого черта! – думала она на бегу, инстинктивно стараясь занимать как можно меньше места в пространстве. – Это же не волшебные палочки, это же мудловские автоматы! Это „Стерлинги“!»[136]

Тут-то Мерги и пожалела, что слишком много общалась с Тринити, которая научила ее бегать по стенам, но игнорировала Нео, который был задавака, зато мог показать, как останавливать пули.

Выскочив из вольера, девочка прижалась к стене и осмотрела себя с ног до головы. К удивлению Мергионы, дырок от пуль в ней не оказалось.

«Не умеют метко стрелять», – поняла она и озабоченно потерла переносицу. Несмотря на юный возраст, она хорошо знала, что даже плохо стреляющие автоматчики обладают несомненным преимуществом перед одиночными ниндзя.

– Без глупостей! – приказали сзади.

Мерги без всяких глупостей подпрыгнула, но уже в развороте осмотрелась и успела не врезать пяткой в лоб своему декану мисс МакКанарейкл. Аесли, которому повезло меньше, потрогал челюсть, убедился, что жизненно важные зубы не задеты, и заметил:

– Надо было сказать «С глупостями». Может быть, тогда из чувства противоречия… Они что, в тебя стреляли? За Мергиону!

Мисс Сьюзан успела перехватить Сена на полпути к дверному проему, который мальчик собирался героически закрыть своим телом.

– Странно, – процедила она, оттаскивая Аесли за ноги, – он уже почти успокоился, я даже заклинание сняла, чтобы его на себе не тащить… Значит так, Мерги, держи своего отважного друга, а я гляну на наших гостей.

Мергиона получила из рук преподавательницы дергающиеся пятки Аесли и перебросила его себе за спину. МакКанарейкл рукавом потерла стену вольера, проделав в ней небольшое одностороннее окно с прекрасным видом на противника.

Несколько похитителей, потирая отбитые Мергионой места, уже взялись за корзины с ухогорлоносами. Остальные, держа вход на прицеле, пятились к дальнему концу вольера, где пульсировала арка с надписью: «Вход только зарегистрированным пользователям». Над надписью тревожно мерцал баннер, который приглашал «жать сюда!»

– Портал, – прокомментировала мисс Сьюзан, нанизывая на невидимую нить десяток сверкающих огненных шаров. – Не понимаю, как они смогли. Пробить туннель в защите Министерства – это вам не… не… Короче, это да! Даже Югорус не смог бы. Ладно, потом разберемся. Ну, держитесь!

Сен не стал разбираться, кто должен держаться – они с Мергионой или ребята с автоматами. Он и так на одной железной воле держался и не бросался на штурм целых 48 секунд, совершив тем самым свой очередной подвиг[137].

Но даже у железной воли есть предел прочности. Сен энергично брыкнулся и с криком «Держите меня!» ринулся в атаку.

Впоследствии Аесли многократно анализировал эту ситуацию и пришел к выводу, что от неминуемой и глупой гибели его спасло несколько обстоятельств.

1. Слепая удача.

2. Крик «Держите меня!». Услышав его, похитители подумали, что это снова девочка-ниндзя, и принялись палить под потолок.

3. Неизвестный ухогорлонос, о которого Сен споткнулся и полетел головой в пустую корзину.

4. Нечеловеческое везение.

5. Профессор МакКанарейкл, возникшая в дверях с воплем «Вот она я!» и дюжиной отборных, хотя и не до конца разрешенных заклятий.

6. Появившаяся следом Мергиона с нунчаками, сбившая левый фланг противника с толку, а правый – с ног.

7. Необъяснимое стечение обстоятельств.

8. Камеры слежения, над которыми неожиданно вспыхнули яркие огоньки.

9. Динамики громкой связи, из которых вдруг грянуло «Вы арестованы!».

Порри Гаттер и Амели Пулен

Порри усиленно думал. Он схватил голову за волосы и потаскал ее из стороны в сторону. Стало больно, но все равно непонятно. Мальчик вздохнул и пожаловался Амели:

– Ничего в голову не приходит. Тут нужно проанализировать ситуацию… Эх, жаль Сена здесь нет!

Амели оглянулась на те разрушения, которые Сен совершил, пока здесь был.

– А что нужно-то? – спросила она.

– Нужно понять, как всю эту красоту, – Порри кивнул на экран, показывающий похищение ухогорлоносов, – передать в кабинет премьер-министра. Или ментодерам, которые его охраняют. Короче, кому-нибудь, кто пришел бы и навел шороху на этих гадов.

– А просто позвонить им нельзя?

– Мы тут немножечко… – Гаттер смутился, – перестарались, пока схему искали. Короче, теперь нельзя.

Из динамиков раздался звонкий боевой клич: «Держите меня…» и еще что-то неразборчивое.

– Кажется, – сказала Амели, – кто-нибудь уже пришел и наводит шорох.

– Оно, конечно, так… Смотри! Это автоматы! По Мерги стреляют!

– Ой, мамочка!

Гаттер бросился к проводам.

– Надо срочно найти кабель, по которому идет картинка из вольера, и соединить его с кабелем, который идет на экраны!

– На какие экраны?

– Да на любые экраны! Лишь бы их увидели!

– Тогда можно соединить их с любым кабелем, правильно?

– С любым? Ну да… Но найти кабель из вольера…

– Слушай, Гаттер, а ты можешь соединить все кабели вместе? А они пусть там сами разбираются!

Порри бросил взгляд на Амели, на монитор, который показывал отступающих к порталу похитителей, и решился. Острым, как заклинание Бритважиллетт, заклинанием Редхотчилипеппер он рубанул провода и сунул оборванные концы в зубы.

Картинка на мониторе стала меняться с калейдоскопической скоростью – к счастью, беззвучно. Порри, не отрывая взгляда, принялся один за другим выплевывать провода. Через десять секунд он добился того, что на одной половине экранов шла битва в вольере, куда как раз врывался Аесли, а на другой – прямая трансляция из кабинета Квадрита. Там было весело, хотя и не так, как в вольере.

– Ну! – прорычал Гаттер. – Смотрите! Бегите! Там же Сена пристрелят!

И мальчик заскрежетал зубами. Это привело к тому, что на всех мониторах остался вольер, зато звук пошел – но не из вольера, а из кабинета премьера.

– «…вы арестованы!» – прогремели динамики голосом Тотктонады.

Браунинг, Адвокатус и Браунинг

Бальбо Рюкзачини в душе был скромным писателем. Конечно, он надеялся, что литература влияет на жизнь, но веских доказательств тому до сих пор не получал. А вот сейчас, хотя совсем на это не рассчитывал, получил.

Стоило Бальбо произнести слово «защемился», как плавное течение жизни резко ускорилось. Тетраль Квадрит левой рукой картинно схватился за сердце, а правой – рванул ящик стола. Брэд Пейджер вскочил в боевую позицию «Отражение неизвестной угрозы». Грег Аесли щелкнул пальцами, на которых загорелись опасные оранжевые огоньки. Дик Гаттер соорудил Сферу Фигвамера, причем не пожадничал, прикрыв и Брэда с Грегом. Ромуальд просто рокировался со стулом, на котором сидел.

Отец Браунинг и Тотктонада, как две большие черные… простите, одна большая черная и одна большая серая птицы, налетели на Квадрита. Сыщик схватил премьера за левую руку, а Тотктонада резко задвинул ящик стола, прищемив магическому лидеру правую руку.

Тетраль взвыл. Рейтинг трансляции побил мировой рекорд.

– И вправду защемился, – завороженно произнес Бальбо. – Все-таки нет ничего сильнее художественного слова.

Оказалось, что есть. Совсем нехудожественные слова и выражения, которые выдал Квадрит, пока его оттаскивали от стола, оказались настолько сильными, что бла-бла-бла зависло и пришлось применить специальное антиушисворачивающее заклинание.

Тотктонада обездвижил Тетраля стандартной служебной пентаграммой, а Браунинг извлек из стола второй кирпич с отчетливым отпечатком премьерского лба и черный квадратик.

– Кумулятивное заклинание затемнения, – определил следователь. – Редкая вещь. Очевидно, Тетраль собирался его использовать в конце передачи, но темнота наступила сама и раньше.

– Думаете, победили? – прохрипел развенчанный лидер нации. – Вы еще не видели моего Адвокатуса!

При слове «Адвокатус» министры нервно переглянулись. Угроза была нешуточной. Улик против Квадрита хватало, но что такое улики для Адвокатуса, дьявольского создания, который завтракал вещественными доказательствами, обедал свидетельскими показаниями, а ужинал процессуальными ошибками при задержании?

– Адвокатус вам не поможет, Квадрит.

«Ну наконец-то, – перевел дух отец Браунинг. – А то я уже начал волноваться».

В распахнутых дверях стоял второй отец Браунинг. За его спиной с трудом сдерживали смех оборотни в погонах, которые по достоинству оценили третий подряд приход одного и того же следователя[138].

В кабинете началось замешательство. Теперь, когда два одинаковых сыщика были ясно видны и слышны, слово «галлюцинация», а вслед за ним страшное слово «отставка» прозвучали в голове каждого из министров.

– Спокойно, – поднял руку Браунинг у стола, – это со мной. Это мой человек, он работает под прикрытием. Я ему доверяю как самому себе.

Браунинг в дверях хмыкнул, но тему развивать не стал, а повторил:

– Адвокатус гражданину Квадриту не поможет.

– Почему вы в этом уверены? – спросил Грег Аесли, первым приходя в себя. – Хороший адвокатус – это…

– Чур меня, чур! – воскликнул Дик Гаттер.

– …Точнее не скажешь, – согласился Грег. – У вас есть какое-то совершенно неопровержимое доказательство?

– У меня есть кое-что получше, – произнес сыщик. – Когда уважаемый Тотктонада сказал, что преступник, кто бы он ни был, понесет наказание, я понял, где искать разгадку. При первой же возможности я отправился к предсказателю Гудвину и потребовал дать прогноз на наказания, которые ждут вас в будущем. Результаты получились прелюбопытные – шансы угодить за решетку есть у всех присутствующих.

Лица всех присутствующих вытянулись.

– Кроме Бальбо, – добавил Браунинг.

– Как всегда, – горько сказал писатель. – Одним – все, другим – ничего.

– Вот какие цифры мне выдал мистер Гудвин. Вероятность успешного судебного преследования Бальбо Рюкзачини – 0%, Тотктонады – 1%, Грега Аесли – 2%, Дика Гаттера – 3%, Брэда Пейджера – 9%…

– Вот как? – обронил Брэд и о чем-то задумался.

– …Ромуальда – 25%…

– Не виноват я! – выкрикнул домовой из-под стула. – Да и не я это!

– …и, наконец, Тетраль Квадрит. Тут звезды, карты, свечки и кофейная гуща оказались единодушны: 120 лет в Безмозглоне по статьям «Клевета», «Использование служебного положения не по назначению» и «Попытка государственного переворота». Вероятность 100,0%.

– Все это очень интересно, – скучно произнес Бальбо, – но до конца эфира осталось 20 секунд. Так что если кто-то хочет подвести итог нашему круглому столу, прошу.

Тотктонада кивнул и неожиданно громким и звучным голосом подвел итог

– Тетраль Квадрит, вы арестованы!

Сен Аесли и Бальбо Рюкзачини

К счастью для Бальбо, Сен получил хорошую дозу расслабляющего заклинания Теплоемолоко, поэтому жизни и здоровью литератора сейчас ничего не угрожало. Дочитав свиток до конца, Аесли смог лишь посмотреть в глаза незваному летописцу и спросить:

– А хоть слово правды здесь есть? Нет, не «художественной», а просто правды? Истины? Объективной реальности, данной нам в ощущениях? Не вранья?…

– Сунь… – встрял Бальбо, почти не обидевшись.

– Не Сунь, а Сен.

– Извини, Свен. Здесь все правда от первого до последнего слова.

– Посмотрим, какое у нас последнее слово. «Героический Суин ничего не смог мне сказать, только украдкой смахнул слезинку с глаз». Это с чьих глаз я смахнул слезинку?

– Со своих! – Бальбо смотрел так честно, что Аесли засомневался: а вдруг он и вправду что-то такое смахивал?

На всякий случай Сен перебрал в памяти все, что произошло после включения динамиков с голосом Тотктонады: паническое бегство похитителей, успевших прихватить одного зазевавшегося ухогорлоноса; отчаянный нырок в портал МакКанарейкл и Мергионы; его собственная попытка сигануть туда же, пресеченная твердой рукой возникшего рядом отца, прыжок в портал обоих Браунингов, Брэда Пейджера и Дика Гаттера; три бесконечные минуты ожидания, за которые он научился считать по-китайски, по-турецки и по-белорусски (последнее оказалось наиболее умиротворяющим); возвращение великолепной шестерки с похрюкивающим от счастья ухогорлоносом…

– Да не смахивал я никаких слезинок, тем более украдкой! Ты бы лучше написал как Канарейка с Мерги автоматчиков раскидали и ухогорлоноса спасли! Вот кто герои!

– Женщины – герои? – фыркнул Бальбо. – Нет, Сенок, это фантастика. К тому же ни одного злодея они так и не поймали. И вообще, не спорь! Твой подвиг показывали по всем новостям, а как эти дамочки кого-то там спасали, никто не знает.

– Зато все теперь узнают, как Браунинг бился с Квадритом. «Мощным апперкотом ловкий и стройный следователь перебросил крупного, накачанного стероидными заклятиями премьера через шкаф»! Это Браунинг-то! Тетраля! Через шкаф!

– Тебя там не было, – наконец решил обидеться Бальбо, – а я был!

– Да вся магическая Британия видела, как в кабинет вошли ментодеры и надели на Квадрита наручники и наножники![139] Без всяких апперкотов!

Бальбо посопел, но потом посветлел лицом:

– Ты все-таки гений! Конечно, Брумелинг не мог мощным апперкотом… Нужно так: «Сделав вид, что мощный апперкот следователя настиг его, Квадрант захрипел и повалился на бок. Внимательно всмотревшись в перекошенное лицо Тетраэдра, Бревенинг повернулся к двери. „Врача!“ – позвал он. „Не торопись! – рассмеялся за его спиной злодей. – Вряд ли тебе поможет лучший из врачей!“ В ту же секунду в руке Квадропулоса блеснуло отравленное заклинание Циан-банан. Казалось, ничто не может спасти следователя, но тут… Как часто история должна благодарить не великих героев, а их скромных неприметных союзников! «Не бывать тому!» – воскликнул Бобо, о котором соперники забыли в пылу схватки. Собрав в свой крохотный кулачок всю отведенную ему природой ярость, малыш…»

– «…мощным апперкотом перебросил премьера через шкаф!» – завершил Сен, еле ворочая языком: очень трудно говорить и хохотать одновременно.

– Ну да, – согласился пресс-секретарь, – так действительно лучше.

Сен не возразил – от смеха он не мог выговорить ни слова и только вытирал слезы.

– «Героический Суин ничего не смог мне сказать, – торжественно зачитал Бальбо, – только украдкой смахнул слезинку с глаз».

Загрузка...