Джекс (ЛП)

Глава 7. Жар

Уже два дня мы живем в пещере. Пока Джекс целыми днями помогает рыть тоннель, я продолжаю лечить самые разные болячки. Один мужчина сломал ногу, — к счастью, я смогла зафиксировать простой перелом при помощи шины, — у одного из детей насморк, остальные пациенты обратились с признаками истощения. Наступит время, и они снова увидят свет и будут хорошо питаться.

Когда Джекс возвращается «домой», он учит меня драться и обращаться с оружием. Он забрал спрятанный рюкзак, перепрограммировал пистолет и адаптировал его к моей биометрике, вот только в пещере нельзя стрелять боевыми патронами. Боеприпасы надо экономить, кроме того слишком высока опасность, что пуля отскочит от камня. Но всё равно эти упражнения в стрельбе без патронов придали мне уверенности.

Джекс же, напротив, чувствует себя в этом жилище загнанным в угол. Жилье не нравится ему; он спит с пистолетом в руке и кажется постоянно взвинченным. Он едва смотрит на меня, и секса у нас тут, внизу, еще не было. Он ведет себя не так, как обычно. Но знаю ли я, каков он обычно? Я знакома с ним совсем недолго.

Мне тоже становится невыносимо оставаться здесь. Больше всего я страдаю от постоянной темноты, и у меня появляется что-то вроде клаустрофобии; многие жалуются на депрессию и отчаяние. Соня называет это «пещерное бешенство». У многих сдают нервы, и они принимают успокоительное. Стресс сильнейший, постоянный страх быть обнаруженными разъедает. Сюда прибавляется недосыпание и плохое питание.

Все с нетерпением хотят попасть в Аутленд. Тоннель почти готов. Еще один или два дня, и мы сможем выйти наружу.

* * *

Сейчас, должно быть, полдень, я пополняю запасы воды из подземного озера. Я как раз опускаю в холодную воду канистру, когда замечаю краем глаза какое-то движение. Мой пульс тут же подскакивает, и я разворачиваюсь.

— Джекс! — Он напугал меня. — Что ты здесь делаешь?

На нём надеты лишь военные штаны и ботинки. Через плечо висит винтовка. Кожа покрыта потом и грязью, в волосах пыль.

— Меня так мучает жажда. — Он хватает тяжелую канистру, словно это бутылка, и жадными глотками пьет. Когда ставит канистру на место, он начинает раздеваться. — Мне нужно охладиться, иначе я расплавлюсь.

Я молча смотрю, как он раздевается и погружается в озеро. В этом месте оно всего около метра глубиной, но затем дно резко уходит вниз. Джул предупредил нас, что в воду заходить опасно — подводное течение может утянуть вниз.

Джекс ложится на дно, я вижу его тело. Проходят секунды, но он не поднимается.

— Джекс? — Он лежит словно мёртвый. К сожалению, я могу разглядеть лишь его неясный силуэт, потому что освещение слабое и его поглощают черные скалы.

— Джекс?! — Я ложусь на живот и пытаюсь дотянуться до него, но мне удается лишь коснуться кончиками пальцев его руки. Почему же он не поднимается?

— Джекс! — Я уже собираюсь залезть в воду, и даже стоящий поблизости охранник подходит, и тут Джекс садится.

— Всё в порядке? — спрашивает охранник.

Я киваю, и он снова уходит на свой пост.

— Мне так жарко, Сэм. — Джекс, покачиваясь, встает и наклоняется, чтобы поднять трусы. Воспользовавшись моментом, я кладу руку ему на лоб.

— Боже, да ты горишь!

Джекс с трудом поднимается на ноги и, как есть мокрый, натягивает трусы.

— Это скоро пройдет.

— У тебя температура. — Его глаза остекленели, щеки покрылись пятнами.

— Это меня не убьет, — бормочет он и поворачивается ко мне спиной, чтобы закончить одеваться. — Я просто хотел пить. И теперь снова пойду помогать остальным.

— Ты не пойдешь. Ты болен! — Какой упрямец, невероятно!

Держа штаны в руке, он поворачивается ко мне:

— Сэм, я никогда в жизни не болел.

— Но сейчас ты болен, и как твой врач я предписываю тебе постельный режим. — Я серьезно обеспокоена. Что с ним такое может быть?

Он бросает штаны и просто накидывает на плечо ремень винтовки.

— Ну хорошо, я прилягу. Но ненадолго. — Он делает шаг и покачивается. Я тут же подбегаю, чтобы подержать. Караул, он весит целую тонну!

Мы еле-еле доходим до лагеря. Джекс роняет на пол ружье и валится на нашу импровизированную кровать.

— Кто-нибудь из повстанцев был болен? — спрашиваю я, проверяя его пульс. Он явно учащен.

— Нет, — коротко отвечает он и поворачивается на спину. Он выдыхает и остается лежать без движения.

Да, ему нужен покой.

— Сон — лучшее лекарство. — Я мягко провожу пальцами по его влажным волосам. — Я сделаю тебе холодные компрессы на лоб и икры.

— Ты лучше всех, — шепчет он, и я тут же слышу его тихий храп.

Возможно, он всего лишь подхватил какую-то безобидную инфекцию. Воина ничто не может свалить! На секунду я вспоминаю о кошке. Может быть, переносчиком болезни была она?

Нет, я не стану сходить с ума, а буду заботиться о своем спасителе.

* * *

К сожалению, в следующие часы состояние Джекса ухудшилось. Жар и озноб сменяли друг друга; на всем теле крупными каплями выступал пот и собирался в пупке и впадинах между мышц. Джекс жаловался на ломоту в суставах и ворочался с боку на бок, не находя себе места. Несколько раз он корчился, и его даже рвало.

Проклятье, если бы у меня были медикаменты! Я не хочу, чтобы он испытывал боль и едва могу выносить вид его страданий, даже если он храбро сцепляет зубы и не издает ни звука. К сожалению, в его шкафчике не было обезболивающего.

— Что это за дерьмо, Сэм? — Он со вздохом кладет себе руку на лоб.

— Без понятия, но симптомы указывают на абстинентный синдром¹³.

— Абсти… что? — еле ворочает языком он.

— Ты принимаешь наркотики? — Время от времени появляются незаконно смешанные вещества, которыми некоторые одурманивают себя.

Джекс качает головой.

— Ты взяла мои стимуляторы?

— Только витаминные препараты. Ничего другого я в твоем шкафчике в ванной не нашла.

— Черт, они же были в сейфе, — бормочет он.

— Зачем они тебе?

— Мне кажется, они могли бы помочь. Всякий раз после укола я чувствовал себя как новенький.

Тем временем в нашу комнату входят Соня и Джул. До них дошла информация, что Джекс заболел. Соня обеспокоенно смотрит на него. Она принесла нам суп, и я с благодарностью его принимаю.

Джул, который, похоже, слышал наш разговор, кивает:

— Да, существуют стимуляторы для Воинов. Они содержат допинг¹⁴, который вызывает зависимость, поэтому, чтобы оставаться сильными и готовыми идти в бой, Воинам необходимо самое позднее раз в три дня делать себе укол. Помимо этого, туда добавляется стимулирующее вещество, чтобы у них даже после напряженных заданий был стояк и они могли развлекать народ.

Я тяжело сглатываю. Значит, Джекс был возбужден только из-за этого? Не потому, что я ему понравилась?

Мои внутренности стягивает в тугой узел, когда я думаю о том, что с тех пор, как мы здесь, у нас не было секса.

Нет, у нас просто не было времени, мы были уставшие и слишком нервные… кроме того, здесь каждый мог нас услышать!

Дрожащими руками я подношу бутылку с водой к губам Джекса.

— Тебе нужно много пить.

Он делает такие большие глотки, словно умирает от жажды, и я радуюсь, что у нас здесь много воды.

— Джексу надо избавляться от зависимости постепенно, иначе его сердце может остановиться. — Я настолько зла на сенат, что мне хочется выбежать на поверхность и обо всём рассказать людям. Но станет ли кто-нибудь меня слушать? Меня, рабыню?

Как могут сенаторы играть жизнями людей? Кто знает, какой вред может нанести это вещество.

— Я собираюсь связаться с Марком, слышишь, Джекс? — Я снова вытираю ему пот со лба. — Он обязательно достанет препарат.

— Нет. — Он хватает меня за руку. — Ты останешься здесь, это слишком опасно. Кроме того, я не хочу больше подвергаться влиянию кого-то или чего-то. — Его рука обессиленно падает, и он закрывает глаза.

Я должна уважать его решение. Глаза жжет от слез. Джекс выносливый, его сердце выдержит.

— Хорошо, — шепчу я. — Я останусь рядом с тобой. — Это самая разумная вещь. Здесь мы в безопасности. Вода смывает наши следы, а приборы солдат не могут засечь нас, потому что мы очень глубоко в пещерах. Джул и Соня уже почти выходят из нашей комнаты, как Соня вдруг оборачивается:

— Если тебе что-нибудь нужно или я могу для тебя что-то сделать, только скажи.

— Спасибо тебе.

Соня останавливается у металлической двери и вздыхает.

— Знаешь, — говорит она тихо, — я была очень влюблена в Седрика, а Джекс так на него похож. Он напоминает мне о том, как сильно мне до сих пор не хватает его брата.

Теперь я понимаю, почему она поверила нам. Когда она с такой тревогой смотрит на Джекса, в мою грудь словно впивается жало. Боже, да я ревную! Но ведь она выглядит так чертовски привлекательно, у нее идеальное стройное тело, она ходит с оружием и носит этот черный комбинезон, который делает ее похожей на солдата. Я вспоминаю, как Джекс подмигивал ей.

— Не сомневаюсь, что Седрик тоже любил тебя, — говорю я, хотя не знаю, подбодрит ли ее это.

Печально улыбаясь, она уходит.

Мы с Джексом не пара. Он может насладиться любой женщиной. Только я не хочу об этом думать. Сейчас я хочу лишь, чтобы он поправился, всё остальное вторично.

* * *

Снаружи давно наступила ночь, хотя здесь внизу мы этого не замечаем. А вот мои внутренние часы чувствуют. Зевая, я ложусь рядом с Джексом на матрас и раздумываю, не поспать ли мне немножко. Кажется, Джексу стало получше. Температура снизилась, конвульсии прекратились.

Соня занесла нам свечу. Настоящую, а не со светодиодной лампочкой. Это так мило с ее стороны. Восковые свечи в городе большая редкость и стоят много денег. Мерцание пламени успокаивает меня, кроме того свеча дает немного света. Джекс, похоже, крепко и спокойно спит. Его лицо расслабленно, только время от времени дергается мышца на щеке.

Я разговаривала с Соней об Аутленде. Она единственная, кому удалось проникнуть оттуда в город. Соня перелезла через стену, — она зовет ее «второе кольцо», — в зону отчуждения и действительно смогла укрыться в системе канализации. Там она однажды, страдая от голода, наткнулась на Джулиуса. Она рассказала ему всё о том, что происходит снаружи, и они запустили через стену дрон¹⁵, чтобы наладить радиоконтакт с Аутлендом. Люди там отстают от прогресса, потому что много лет прожили под землей. Они сейчас примерно на том уровне развития, какой был до взрыва бомбы в девятнадцатом веке: лечатся травами, используют паровые машины, которые могут работать и на загрязненной воде, транспортные средства на рельсах и простейшую кабельную связь. Рассказанное околдовывает меня. Я с нетерпением жду, когда смогу выйти наружу.

Осторожно, чтобы не разбудить Джекса, я переворачиваю другой стороной влажную тряпку на его лбу. Он внезапно бормочет:

— Спасибо, что ты обо мне заботишься, док.

Мне с трудом удается сдержать слезы. Я постепенно превращаюсь в нытика, это уже не нормально.

— Конечно я забочусь о тебе. И не только потому, что я врач. Я сделала бы это в любом случае.

— Прошло так чертовски много времени с тех пор, как кто-то заботился обо мне. — Он снимает тряпку со лба и вытирает ею свою грудь. Его рука так и остается лежать там. Я осторожно вынимаю из нее тряпку и откладываю в сторону. Она больше ему не нужна.

Когда я уже думаю, что он снова уснул, он говорит тихо:

— Я вырос в интернате, как и все Воины. О первых годах, проведенных там, у меня остались приятные воспоминания: воспитательницы хорошо заботились о нас и окружали нас любовью. Примерно до тех пор, пока нам не исполнялось восемь лет. Тогда начинались жесткие тренировки.

Я задерживаю дыхание. Джекс впервые рассказывает мне что-то личное. Может быть, их воспитывают в таких учреждениях для того, чтобы у них не было слишком близких отношений с родственниками, и те не могли оказать на них влияние? Поэтому у них нет никого кроме братьев и командиров, которых им дают сверху?

— Бывшие Воины каждый день приводили нас в лагерь на окраине города. Там были только муштра и наказание. Думаю, это притупило мои чувства. — Он поворачивается ко мне и, не открывая глаз, ищет рукой мою руку. Я поспешно хватаю ее. — Я почти забыл, как это приятно, когда кто-то о тебе заботится. — Джекс зевает, сдавливает мои пальцы и молчит.

Несколько минут я пристально смотрю на него: на его четко очерченное лицо, мускулистое тело, руки, слегка покрытые волосами — я могла бы смотреть на него бесконечно. К сожалению, мои веки настолько тяжелые, что я тушу свечу и укладываюсь поближе к Джексу. Я очень рада, что самое худшее он выдержал, и сделал мне такое признание. Он не настолько зачерствел, как думает. Его поступки ясно это показывают. Чувства были глубоко запрятаны в нем, и его состояние открыло их. Может быть, всё же, для нас есть надежда.

* * *

— Ты уже проснулась? — шепчет он.

— Теперь да. — Я смотрю в темноту, наслаждаясь теплом тела за моей спиной и мужской рукой у себя на животе, которая ползет под мою футболку. — Сколько сейчас времени?

Джекс тычет пальцем в свой хендиком:

— Пять часов утра.

Только теперь ко мне возвращаются воспоминания. Я спала как убитая. Джекс был болен! Я быстро нащупываю фонарик, включаю его и разворачиваюсь в его руках.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, просто еще немного сонный, но, чтобы сходить на ведро и помыться, сил хватило. — По крайней мере его озорная улыбка никуда не делась.

— Ты мог бы и разбудить меня! — Типичный крутой парень, оправдывающий свое прозвище «Непобедимый». Он всегда поднимается.

— Ты так сладко спала, — бормочет он мне в ухо.

Сладко? Он действительно использовал это слово? Я чувствую трепет внутри.

Джекс обнимает меня и притягивает к себе. Я сижу как раз на его самом интересном месте, которое через его трусы мягко прижимается к моей промежности. В остальном Джекс обнажен, а на мне надеты трусики и футболка.

— Интересно, я еще могу? — спрашивает он, и его невероятно голубые глаза обращаются ко мне, вернее, к моим соскам, которые проступают сквозь ткань.

— Ты о чем? — отзываюсь я, хотя знаю, в какую сторону пойдет разговор. Мой клитор начинает слегка пульсировать.

— Я слышал, что сказал Джулиус. Что в инъекциях было средство для потенции. Что, если без уколов я больше не могу…

— О… эм… конечно ты можешь. — Когда проснулась, я почувствовала, как кое-что твердое прижималось к моим ягодицам. Это точно была не винтовка. И это «кое-что» снова на верном пути к действию. Всё внутри меня сжимается.

Джекс чешет голову и опускает руки по бокам от себя:

— Может, нам стоит проверить? Тем более, уже давно наступило время для процедур, верно?

Его взгляд такой невинный, что я не могу сдержать улыбку.

— Тебе это обязательно сейчас нужно узнать?

— Немедленно. — У него феноменальный взгляд с поволокой, он что, тренировался перед зеркалом? — Но я так слаб. Тебе придется меня раздеть.

— Придется? — спрашиваю я снисходительно-самодовольно и обвожу пальчиком его соски, пока они не становятся такими же твердыми, как у меня. Этот мужчина недопустимо горяч и он хочет секса. Немедленно!

Я взволнована и совершенно не знаю, почему. В конце концов, мы уже занимались сексом. Но тогда процессом управлял он. Теперь моя очередь.

Обеими руками я провожу по его жесткому, плоскому животу вниз и просовываю кончики пальцев под резинку трусов. Затем сую пальцы глубже и тяну слипы¹⁶ вниз. Наполовину эрегированный член лежит на животе.

Я медленно стягиваю свою футболку через голову, пристально наблюдая при этом за реакцией Джекса. Член дергается, мышцы живота на пару секунд напрягаются. После того, как я снимаю с себя трусы, он смотрит себе между ног и тихо говорит:

— Мне кажется, ему нужно устное поощрение, чтобы…

Прежде, чем он успевает договорить, я опускаюсь на колени рядом с ним и беру еще не полностью эрегированный член в рот. Джекс издает тихий стон, член сразу становится твердым и упирается мне в нёбо.

Мой язык щекочет гладкую головку и проникает в щель. Думаю, Джексу это нравится, потому что в этот момент он поднимает бедра мне навстречу. И когда я провожу языком по краю головки, похоже, тоже нравится. А мне в равной степени нравится, что Джекс, в некотором роде, находится в моей власти.

Я беру в руку яички, поглаживаю их большим пальцем и глубоко заглатываю ствол. Мое лоно пульсирует всё сильнее. Я хочу, наконец, почувствовать его в себе. Между половых губ уже стало влажно, просто оттого, что я делаю минет.

Член мокрый от слюны, и я пользуюсь этим, чтобы сделать массаж. Большими пальцами я нажимаю на шрам и веду вдоль затвердевшей ткани.

— Это потрясающе, док, — говорит он, тяжело дыша.

— Я больше не Сэм? — поддразниваю я.

— Меня возбуждает, когда я называю тебя док. Я представляю, как прихожу к тебе на прием, и ты соблазняешь меня, пользуешься мной для своего удовольствия, делаешь всё, что захочешь.

— Даже так? — Недолго думая, я сажусь на Джекса, крепко удерживаю член у основания и приставляю ко входу во влагалище. Толстая головка растягивает вход, затем в меня проскальзывает остальная часть члена — так глубоко, что почти причиняет боль, но эта мягкая боль только еще сильнее распаляет меня. Это так приятно — быть одним целым с Джексом.

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами:

— Ты потрясающая!

— Я думала, ты предпочитаешь быть боссом и руководить всем.

— Да, я люблю слышать, как ты стонешь подо мной, но время от времени неплохо поменяться ролями. — Он со вздохом закрывает глаза и мотает головой из стороны в сторону, постоянно ударяя бедрами мне навстречу. То есть он хочет большего? Это он и получит, я и так уже едва сдерживаюсь. Я насаживаюсь на него всё быстрее, трусь о него клитором и целую его соски. Я скачу на моем обессиленном Воине, доставляя себе удовольствие, потому что нам обоим нравится это.

Джекс издает стон, и я закрываю ему рот рукой:

— Т-с-с, ты всех разбудишь.

Не открывая глаз, он облизывает мои пальцы. Я тут же отдергиваю руку и вижу довольную улыбку.

— Пусть все слышат, что я тебя трахаю.

— Ты меня? — Я провокационно кручу бедрами, чтобы насладиться чувством наполненности. — Вообще-то, я одна делаю всю раб…

Он делает толчок и проникает в меня еще глубже. Там он касается точки, которая очень быстро приводит меня на вершину. А когда Джекс начинает мять мои груди, я больше не могу сдерживать оргазм. Пульсация волнами расходится по моему телу и заставляет меня видеть звездочки в темноте.

Мышцы влагалища сокращаются, сжимая член, и с громким стоном Джекс тоже кончает. Его тело дрожит, грудь покрывается гусиной кожей. Он откидывает голову, так что выделяется гортань. При этом он удерживает мои бедра, чтобы можно было проникнуть в меня глубоко.

Он издает тихое рычание и расслабляется. Я чувствую, как постепенно член во мне становится мягче, и соскальзываю с него, устраиваясь рядом с Джексом.

— Всё отлично функционирует, — говорю я, переводя дыхание, и улыбаюсь. Джекс и без афродизиака хочет меня, да еще как. Это был быстрый, но хороший секс.

Сейчас слишком рано, нам надо еще немного поспать. Я закрываю глаза, наслаждаясь остатками мягкой пульсации, которая всё еще проходит через лоно. Если бы я не была такой уставшей, и Джекс был полон сил, я захотела бы повторить.

— Ты на самом деле считаешь меня привлекательной? — спрашиваю я тихо, когда мое упоение проходит. Я, прищурившись, смотрю на Джекса, а мои щеки горят. Я всё еще помню о Соне, хотя это я — та, с кем Джекс спит. Ревность — ужасное чувство.

Он поворачивается ко мне и подпирает голову рукой.

— Я никогда еще не видел настолько сексуальной женщины, как ты. У тебя потрясающее тело, ты умная, и ты спасла меня.

— Думаю, у тебя эффект Найтингейл, — говорю я с усмешкой.

Джекс поднимает брови:

— Что это?

— Это когда пациент влюбляется во врача. А может, наоборот. — Я уже не помню точно, я читала об этом когда-то давно в одном старом медицинском справочнике.

Я тут же прикусываю язык. Что я такое говорю? Мне не хотелось бы, чтобы он узнал о моих подлинных чувствах, потому что я не хочу разочаровываться.

Лицо Джекса становится серьезным.

— Ты влюбилась в меня?

Затаив дыхание, я киваю. Призналась. Зачем продолжать обманывать себя и его?

— Сэм… — мучительно выдыхает он и сжимает челюсти. Он отводит взгляд и явно пытается подобрать слова, потому что на его щеке дергается мускул.

Когда я уже перестаю ждать продолжения, он говорит:

— Я могу дать тебе только секс и защиту, даже если это не всё, чего ты хотела бы. Я не помню, что такое любовь и как ее чувствуешь. Я могу любить тебя членом, но не сердцем.

Не смотря на то, что я ожидала такого ответа, его слова причиняют мне бóльшую боль, чем я думала. Я с трудом сдерживаю слезы.

Может быть, он заполняет сексом пустоту? Каждый человек ищет кого-то, с кем он сможет поделиться переживаниями, с кем ему будет приятно и весело.

— Всё в порядке, — отвечаю я хрипло и пытаюсь улыбнуться. — Я принимаю тебя таким, какой ты есть. — Я не смогу изменить Воина, даже если в глубине души на это надеюсь.

Он опускает глаза и хватает мою руку. Хочет сказать что-то еще? Мое сердце пропускает удар.

Внезапно у входа начинается суматоха, я вздрагиваю и подтягиваю повыше к груди одеяло.

— Что там происходит?

Джекс уже готов запрыгнуть в штаны и схватить винтовку, когда наша импровизированная дверь открывается.

К нам врывается Джулиус.

— У меня есть хорошая и очень плохая новость для вас, — говорит он, тяжело дыша.

— Сначала плохую! — Джекс мрачно смотрит на него.

— Наши шпионы сообщили, что пропал Воин. Все подразделения на задании. Они ищут вас.

— Черт, но этого следовало ожидать, — рычит Джекс.

Я шумно сглатываю. Всё только из-за меня.

— А хорошая? — осторожно спрашиваю я.

— Тоннель готов, — отвечает Джулиус мне и снова обращается к Джексу: — Как хорошо ты знаешь своих бывших братьев по оружию? Может быть, есть те, кого мы могли бы переманить на свою сторону?

Джекс медленно мотает головой:

— Никто не приходит на ум.

Да и почему они должны переходить на другую сторону? Воины не испытывают нужды ни в чем, они хорошо зарабатывают, их любят и уважают… Зачем им отказываться от такой жизни? Хотя солдатам приходится тяжело сражаться, рискуя своей жизнью, но сражения и последующее удовлетворение, — от аплодисментов толпы и исполнения плотских желаний, — похоже, действует как наркотик. Поверят ли они нам, если мы расскажем им правду? О том, что они работают на продажных людей, которые лишь пользуются ими.

Люди в Аутленде свободны, а действительно заключенные — жители автономных городов. Им приходится подчиняться строгому правительству, которое использует их в корыстных целях, считая ничтожными и глупыми, только ради того, чтобы верхушка общества могла жить в роскоши. Правительству хорошо удается держать под контролем относительно немногочисленное население автономных городов, а миллионы людей снаружи — нет.

Джулиус проводит рукой сквозь свои светлые волосы, и внезапно начинает казаться значительно старше. На лице заметны морщины от тревог.

— Мы должны немедленно эвакуировать всех через тоннель.

Джекс кивает.

— Присмотри, чтобы Сэм благополучно вышла, я отвлеку Воинов.

— Ты один? — Мое сердце делает скачок. — Это же самоубийство!

— Здесь внизу я ориентируюсь так же хорошо, как мои браться по оружию. Кроме того, они больше не могут меня обнаружить, а я их могу. — Он нажимает на хэндиком. — Как только вы все выйдете, я поднимусь на поверхность и убью сенатора и его шавку.

— Хорошо. — Джулиус по-дружески хлопает его по плечу. — Собираемся через пять минут у озера, — говорит он и уходит.

— Ты хочешь отомстить… сейчас? — Я едва могу дышать.

— Сейчас лучшее время. Все Воины заняты. И кто догадается искать меня в городе? — В его глазах едва ли не безумный блеск.

Я торопливо одеваюсь и запихиваю наше нехитрое имущество в рюкзак, а Джекс надевает защитный жилет и вешает на плечо винтовку.

Я знаю, что не могу его удержать, и это почти разрывает меня на части. Уже у двери Джекс поворачивается и серьезно смотрит на меня:

— Увидимся на другой стороне.

Я бросаю рюкзак на пол и обнимаю Джекса.

— Будь осторожен.

Он мягко прижимает меня к себе. Так приятно чувствовать его. Я не хочу его потерять.

Я поспешно смахиваю слезы и смотрю на него:

— Поцелуешь меня на прощание?

— Я вернусь, — шепчет он мне в щеку.

Я вздыхаю и провожу рукой по его волосам:

— Ты не можешь этого знать. А может, со мной случится что-то…

Внезапно он прижимается ртом к моим губам. Его горячий поцелуй становится сюрпризом и угрожает обжечь мою кожу. Так же быстро поцелуй прекращается.

Джекс отпускает меня, шепчет: «До скорой встречи», и уходит. Он оставляет меня одну в нашей холодной комнате, в которой я только что его любила.

Я знаю, что он один из лучших, но он не бессмертен, и еще не восстановился полностью, и это пугает меня.