ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. КОРАБЕЛЬНЫЙ ТОВАРИЩ

Лихорадка меня потрепала. Видел бы ты мои руки — кожа да кости. Пальцы тощие, как у призрака.

Эдвард, я не скажу тебе, где зарыл сокровища. Ты отпустил Соломона и Джима, да не где-нибудь, а в Бристоле. Мальчишка, верно, теперь ходит в подмастерьях у чаеторговца. Не такую судьбу я ему готовил. Юный Джим должен был стать пиратом, чтобы за его головой охотились по всему свету, как было с нами.

Мир потускнел и обветшал.

Надо было тебе разрубить Соломона на куски. Ты же отпустил его мне назло. Людям в жизни нужна здоровая злость, как нужны пища, вода, воздух. У нас ее было навалом.

Я не готов умереть.

Я четырнадцать раз обошел вокруг света за те четырнадцать лет, что мы не разговаривали, но не пожил достаточно. Мне еще не конец. Я хочу большего. Большего, слышишь?

Ты поймал мертвеца, Эдвард, а это невеликая заслуга.

В горле пересохло.

Ты — подлец.

Что за потеха вешать Джона Сильвера? Пока мы не виделись, я взял много добычи. У меня есть золото, мерзавец ты этакий. Горы золота.

Ты ходишь по моей палубе. Это мой корабль.

Ты отпустил Джима и Соломона, и не ради короля или Англии, а мне назло, и никак иначе.

И все-таки я тебя проведу: умру от лихорадки раньше, чем твой король сможет меня повесить. Подумай об этом, когда будешь вышагивать по моей палубе.

Чертова жажда.

Мы были друзьями. Корабельными братьями.

Снова жар.

«Линда-Мария» еще может пойти на дно. Твои корявые руки ее не удержат. Она верна своему Сильверу, верна до конца.

Я тону в этом бреду. У меня остались только ром и заточение. Ты забрал даже воду.

Впрочем, золото осталось.

Я бы утолил им жажду, да боюсь, ты меня выпотрошишь ради последней монеты. Вспорешь, как треску, и деньги польются ручьем.

Взгляни на этого рыжего парня у меня в зеркале. Он держит саблю с костяной рукояткой.

Друг или враг?

Не молчи. Вот он — стоит со мной плечом к плечу.

Я с тобой разговариваю!

Эта сабля — клинок Смоллетта, который он выронил, когда Флэнинг рассек ему голову. Мои люди валились один за другим, как несчастья.

Я положил пятерых из твоей команды. У одного был золотой дукат на цепи вокруг шеи. Ты прошелся по баку и отдал приказ перебить всех на моем корабле.

Теперь они покойники.

— Капитана не трогать! — крикнул ты. — Скажи, где сокровища, Сильвер. Говори.

— Будь проклят! — ответил я.

— Раз так, поплывешь со мной в Англию. Где тебя и повесят.

— Это вряд ли, — сказал я, пока твой штурман вязал мне руки за спиной.

— Напротив, Сильвер. Я буду стоять у виселицы и смотреть, как ты болтаешься.

День, помню, выдался жаркий. Или меня уже одолевал жар? Нет, просто погода была такая. Ты расстегнул камзол, ослабил ворот рубашки.

— Тебя тоже повесят, — сказал я и не солгал ни на Йоту. Они не знают всей тяжести твоих грехов. Как ты был мелким вором, так и остался.

— Нет, меня наградят, Сильвер. Наградят. — И снова улыбка. Чтоб тебе провалиться!

— Тебя повесят, — повторил я. Посмотрим, сбудется ли мое пророчество. Я прав. Я всегда был прав. Во всем. Ты сказал, что будешь стоять у виселицы и смотреть, как я болтаюсь в петле. — Не забудь шляпу снять! — крикнул я.

— Твой Соломон бродит на свободе, — заметил ты в ответ. — Я отпустил его, Сильвер. И мальчишку тоже. Теперь они вольные люди. — Ты взял свою шляпу и напялил мне на голову. — Не совсем корона, но все-таки.

— Подлец, — выдавил я, отбиваясь от Флэнинга. Он был моложе и крепче, но я все-таки ухитрился освободить ногу, прежде чем меня поволокли по палубе. — Жалкий подлец, и больше никто.

— Ошибаешься, Сильвер. Я — свободный человек. Как и твои друзья. Они избавились от тебя, и я скоро избавлюсь.

— Ты подохнешь. Я пущу тебя на корм рыбам, — ответил я, пихая Флэнинга ногой.

— Свободный и богатый. Я богат, Сильвер.

— Тебе от меня никогда не избавиться. Никогда. — Я почти сумел вырваться.

— Отведи его вниз, — приказал ты Флэнингу.

— Давай драться! — крикнул я. — На шпагах, один на один! Один на один, слышишь!

Ты повернулся ко мне спиной.

— Запри его в каюте.

— Я дам тебе золотой, — шепнул я Флэниигу. Заметь, я даже тогда не потерял хватку. — Он лежит у меня в кармане. — И чуть погодя: — Там, на палубе, есть шпага. Гляди, вон она. Освободишь меня — и меньше чем через миг станешь капитаном «Евангелины».

— А ты не так уж могуч, Джон Сильвер, — отозвался он. — Долговязый Джон Сильвер.

— Капитаном, Флэнинг, — напомнил я.

— Он хочет, чтобы я его освободил, сэр, — рассмеялся тот.

В этом мире бытуют все виды преступлений. Мое море никогда не простит тебя. Никогда. Наступит день, и оно потопит твой корабль. Помяни мое слово.

Ты выстроил моих людей перед собой и порубил тех, кто никогда не присягнул бы тебе и твоей Англии.

Когда мне дадут на том свете корабль, я отдам им лучшие места. Жди меня там, друг мой. Да берегись: Старый Ник уже готовит нам теплый прием.

Хотел бы я оказаться рядом, когда мое море сбросит тебя за борт. Хотел бы я на это взглянуть. Если бы не лихорадка…

Однако же благодаря ей твой король останется с носом. Сокровище у меня, и тебе никогда не узнать, где я зарыл его. А потому никогда не избавиться от Сильвера. Обыщи хоть целый свет, все равно не найдешь.

Мое имя будет звучать еще сотни лет, а о тебе и не вспомнят.

Долговязый Джон Сильвер.

Я чую каминный дым. Это Лондон, ошибиться нельзя. Твои люди повисли на снастях. Дует свежий ветер. Славный денек для виселицы, и все равно придется тебе обойтись без моего участия.

Долговязый Джон Сильвер бросил тень на море. В ней все смешалось. Я узнаю черный плащ слепого Тома. В бристольских закоулках сейчас темно — полночь. Взгляни на мою тень. Вот — трость Черного Джона, а вот — та проклятая церковь в Испании. Вот мы в винном погребе дона Хорхе. Вот пьяные сны Билли Бонса. Вот те, кого я убил. Взгляни сюда: видишь рыдающих вдов?

Теперь попытайся еще раз отыскать мой клад. Посмотри сюда, на корону и на сокровища короны. Вот же, вот! Разве не видишь? Приглядись хорошенько! Вот оно — величайшее из богатств.

Да-да, здесь, в этих записках, в моих воспоминаниях, на этих почерневших и скрученных листках. Приглядись — мой тебе совет, потому что сокровище у меня, а ты остался с пустыми руками.

Ищи лучше. Читай между строк, и найдешь больше загадок. Они ждут того, кто с ними сладит. Думаешь, это ты? Сомневаюсь. Ты будешь слишком занят на помосте под балкой, да и с мешком на голове читать трудновато. Подумай обо мне, друг мой, когда тебя поволокут на кладбище.

Я всегда любил позабавиться, так пусть это будет нашим последним состязанием.

Клад до сих пор зарыт, но зарыт внутри моей повести.

Можешь не пучить глаза. Палач еще не накинул веревку тебе на шею. Если думаешь, что я блефую, придется мне тебя просветить.

Неужели ты впрямь считал, будто я оставлю тебе свое золото? Думал, я позволю такому, как ты, забрать клад — после стольких лет поисков? Решил, что я совсем выжил из ума спустя эти годы? Там уже давным-давно ничего не было.

Корона, которую ты нашел у меня в каюте, — подделка. Я бы не стал таскать с собой настоящую, хотя мне и льстило примерять ее перед зеркалом. Нет, она спрятана с остальными сокровищами.

Если ты пройдешься по Пиккадилли со своей находкой на голове, может, заработаешь шиллинг-другой за труды. А спляшешь джигу — так еще и фартинг сверху. Вот чего стоит твое сокровище, капитан.

Алмазы на нем — простые стекляшки. Пью мог бы засунуть такую себе в глазницу. Их делают на Стрэнде в стольном городе Лондоне, который тебе так знаком. Мы как-то бывали неподалеку — ты еще попытался обчистить мне карманы. В двух бросках ножа оттуда стоит лавка, где я и заказал эти камушки по своим же описаниям. Тебе досталось стекло. Ничего больше.

Можешь туда заглянуть по пути на виселицу, но не тревожься разыскивать владельца лавки — он скоропостижно скончался.

Да, а корона действительно золотая, но не из того золота, которое так нами ценится. Это смесь свинца, меди и, если правильно помню, толики золотой пыли — для цвета. Попробовать на зуб можно, но надкусишь едва ли.

Корону и все остальное я зарыл в другом месте. Где? Ищи сам, как я сказал. Смотри внимательнее. Ответ — в этой книге, моей черной Библии, моих мемуарах. Все шифры, все загадки здесь. Все, что тебе нужно, — это сосчитать. Если бы меня не ждали на Ньюгейтской площади, глядишь, я бы тебе помог.


— Чую, парень, подходим к Лондону.

— Почти приплыли, сэр.

— Еще не расхотелось посмотреть, как вешают?

— Нет. Но можете умереть от лихорадки, коли вам так нравится.

— Мне ничто не нравится. Разве только пускать кому-нибудь кровь время от времени. Да еще смотреть на сокровища. Поэтому я буду рад поговорить о них. Подсказки, которые выпалы из Библии после того, как Пью пырнул ее ножом, были ложными.

— Так вы нашли корону!

— С чего одной подсказке лгать, а другой — говорить правду? Я еще раз выпишу для тебя их все.

«AOLJYVDU»

And Last Icon

Я предположил, что первый шифр означает «Корона», а второй указывает на остров Кэт. Ни то ни другое не верно. На острове Кэт не было ни сокровищ, ни короны. Надпись «Корона» — это такая же пустышка, как и имя Евангелины, выпавшее из Библии. Оно должно было увести меня прочь, равно как и колосья с коровами. Все эти ухищрения были придуманы лишь с одной целью: сбить меня с курса и направить на решение единственного шифра, который твой капитан не сумел осилить. Не забудь отцу передать.

— Отцу, сэр?

— Просто выслушай меня. Мы искали разные клады. Я — корону, а твой капитан (будем так его называть) — все прочие королевские регалии, сокровища короны. Ведь, кроме нее, у королей имеются и другие символы власти — державы, тиары, перстни, скипетры, мантии, шпоры и даже ложки. Я отыскал их все. Они зарыты вместе с моими богатствами, спрятаны до того дня, пока какой-нибудь стоящий малый их не отыщет. Королевская корона и впрямь была на моем острове Сокровищ, и я подменил ее копией, о чем уже говорил, но остальные регалии лежали там, где лежали. Кромвель их не переплавлял.

— А в книгах говорится иначе.

— Их выкрал Томас Блад. Он убил сторожа. Надел мешок на голову и задушил. Или зарезал — точно не помню. Королевская стража схватила его и посадила в тюрьму. Перед судом он отвечать отказался — заявил, что говорить будет только с королем. Так Томас Блад предстал перед правителем и был помилован. Более того, король даже восстановил его в земельных правах.

— Хотите сказать, король стал его соучастником?

— В конце концов, он правитель. Блад получил поблажку за то, что ему услужил. Он сделал то же, что и я: похитил королевские регалии и заменил их подделкой, а настоящие спрятал. Корона попала на остров Гарднерса — наш остров Сокровищ, а все остальное было зарыто в другом месте. Для сохранности. Даже королям время от времени нужны денежки. Нужно же на что-то содержать флот! Твой капитан это знал, как знал его отец и все прочие Блады. Эта тайна хранилась у них в роду, пока один король не пожелал мириться с фальшивыми регалиями и не захотел вернуть настоящие. Короли — жадные прохвосты. Блады отдали все, кроме короны, чтобы поторговаться, и поплатились за это.

— Чем докажете?

— Доказательство — сама Библия. Ее отдали Эдварду для того, чтобы разоблачить короля и его племя.

— Но ведь капитан ходит под королевским флагом!

— Тем приятнее ему будет насолить королю. Заставить его поплатиться за все, что он сделал. Вот только корону Эдвард так и не нашел. Это — моя заслуга. Поэтому он и явился за мной.

— Так где же она?

— Там же, где и все прочие регалии. Тебе придется их разыскать.

— Но ведь их вернули! Вы сами сказали. Я слышал.

— Они у меня. Я их украл, мой мальчик.

— Как? Они же хранятся в Тауэре!

— Уже нет. Конечно, я это сделал не в одиночку. У меня были помощники. Один из стражников, ловкий малый, и смышленый вдобавок. Шустрый, как ртуть, но ненавидит королей. Они запытали его мать — как будто она что-то знала. Он вернулся домой, в трактир, и нашел ее с продавленной тисками головой. Бедняга Джим.

— Вы же писали, что их выпустили на свободу — Джима и Соломона!

— Таки было, только их пути разошлись.

— Еще вы писали, что он скорее всего бегает в подмастерьях у чаеторговца.

— Не скорее всего, а точно. Он добрался до Бристоля, разыскал мать и дождался меня. Ребята ведь крепко привязаны к матерям. Да ты и сам это знаешь. Для всего мира Джим — ученик торговца чаем, но для меня он насквозь морская душа. Тут я, заметь, превзошел Соломона, и это тоже не может не радовать. Так вот сокровища короны выкрал Джим. Мы вместе провернула это дело. Он получил должность в охране после того, как я дал ему фамилию Хайд. Говорят, Джим очень похож на лондонских Хайдов, сплошь добропорядочных джентльменов и леди. Одна королева была из их рода. На эту мысль меня навел рассказ твоего отца о могиле леди Анны.

— Я вам не верю.

— Сколько угодно, хотя это правда. Я подделал все остальные регалии точно так же, как корону. Это обошлось недешево. Впрочем, как я всегда говорил, дорогой дорогому рознь. А Джим брал предметы по одному и замещал подделками.

— Да вы совсем спятили от лихорадки.

— Хочешь — верь, хочешь — не верь.

— Я отцу расскажу.

— Ага, вот и признание. Слыхал, оно облегчает участь — как и виселица. Ты наверняка получишь шанс на нее поглазеть, когда вернемся. Твоего папашу вздернут. Кто-то еще знает, что ты его сын?

— Нет.

— Молодец. Смышленый парень. Не забудь, что я сказал тебе. Все подсказки — здесь, в моем завещании потомкам. Возьми его. Спрячь. Не ищи Джима — все равно не найдешь. Он теперь под другим именем — не Хокинс и не Хайд. Пожелать тебе удачи на прощание?


Итак, я зарыл этот клад, как и дюжину других, и еще одну дюжину следом, поскольку Долговязому Джону Сильверу вечно всего было мало. Я спрятал больше сокровищ, чем любой фараон, какому случалось утонуть в море.

На твоем месте я бы поговорил с Маллетом, хотя это и не его настоящее имя. Я привык его так называть. Ты бросил кости, а я угадал расклад. Ты никогда бы не отравил этого мальчишку. Только не его. Что ж, мы оба игроки. Кому бы ты еще доверился?

У него твоя походка. И он совсем не дурак. Я чую в нем отменный ум — изображать тупицу не каждому под силу. Все это я писал для него, не для тебя. В конце концов, он парень ладный, совсем не такой, каким я его нарисовал. И хитрец тот еще — весь в мать. Я не смог его раззадорить, как ни пытался. У него сильная воля. Должно быть, это тоже от матери. У него такой же певучий говор, как у Мэри.

А еще его выдали глаза — тогда, во время бури. Ее глаза.

Чтобы ты знал, Маллет рассказал мне и о себе — только потому, что считал меня покойником. Его мать, верно, хорошо обо мне отзывалась, поэтому он открывал дверь в каюту и раз от разу меня проведывал. И поэтому я никогда не наставлял на него нож.

Накануне, когда мы почти прибыли в порт, он поведал мне правду, хотя я уже ее знал и сказал об этом. Твой сын в ответ назвал меня величайшим капитаном из всех, кто бороздил эти воды. Меня, заметь. Не тебя. И тогда я рассказал ему о моем замысле, о подмене короны и всем остальном. Как ты поступишь теперь с собственным сыном? Он узнал, что твое сокровище фальшиво, а мое подлинно, и, точь-в-точь как некогда твой отец передал тебе книгу тайн, я передал свой завет твоему сыну. Моя история не закончится вместе со мной.

Тебе не нужна была Евангелина. Ты всегда желал Мэри, мою Мэри. Тебе непременно хотелось иметь все то же, что было у меня, и потому ты вернулся за ней, а дверь открыл мальчик.

Твой сын говорил, будто Мэри плакала, когда ты отнимал его у нее, — совсем как Джулия Хокинс плакала о своем Джиме.

Взгляни на этот пергамент. Посмотри на меня в этой полутемной каюте. Моя тень падает наискось. Это — стрелка компаса. Свет фонаря качает ее и устанавливает новый курс. Компас всегда указывает на него, на мой клад.

Спроси у сына Мэри, куда плыть. Вот только поможет ли он тебе? Думаю, едва ли. Зачем ему подсказывать, когда он сам однажды получит все, если разгадает шифры в моей книге?

Хотел бы я снова стать мальчишкой.

В первую ночь на «Линде-Марии» я стоял, перегнувшись за борт. Солнце садилось, и мне привиделось, словно моя судьба стелется передо мной золотой дорожкой по воде, ведущей к богатству. Том однажды сказал, что те, кто уходят в море, больше не возвращаются. Он был прав, клянусь его плащом.

Я горю. Моя рука не в силах сжать перо. А ведь она меня еще не подводила.

* * *

Эдвард, кому, как не мне, впору напомнить, что это я научил тебя морским наукам. Я показал тебе, как читать компас, звезды, карты, как стрелять из пистолета и биться на шпагах. Я подарил тебе мир, мой мир. Я отдал тебе корабль. Я, и никто другой, привел тебя к славе. Не будь меня, ты бы уже болтался в петле за мелкое воровство.

Может, тебе было бы лучше собирать сено или рыть канавы.

Черт побери эту лихорадку!

Я богач, Эдвард. Я умру богачом.

Как так вышло, что эта невидимая зараза сильнее меня? Как она может быть сильнее Сильвера?

Скоро, очень скоро я увижу тебя между Бристолем и преисподней.

Дьявол готовит к встрече со мной целое шествие с факелами. Он и тебе устроит такое же, только подожди немного.

Зачем гореть моим свечам, если я их уже не увижу?

Я уронил нож. Меня одолевает жар.

Я видел обе Индии. Я обошел все моря.

Сильвер.

Я обогнул целый свет.

Ты не узнаешь, где спрятан мой клад.


Игрок вернулся, чтобы еще раз бросить кости.

Твой юнга сознался. Славный малый. Крепкий малый. Он утаивал мои записи. Его отец не видел ни слова из них.

— А что ты скажешь капитану?

— Что вы признались, будто клад на острове Скелета. Там есть форт. Человек по имени Израиль Хендс может быть вашим Соломоном. Он и стережет сокровища. Или нет — этого я толком не разобрал, так как вы все время впадали в забытье.

— Рукопись в надежном месте?

— Я ее спрятал за зеркалом. Листы перевязал бечевкой.

— Уж не за моим ли зеркалом?

— За ним самым.

— Он найдет.

— Не найдет, сэр. Он мне доверяет.

— Ого! С тобой, гляжу, опасно связываться.

— Так точно, сэр.

— Отправь его на остров Скелета с одними веслами.

— Нет, лучше я отвезу его в городишко у новых испанских берегов, затерянный среди скал и одолеваемый всеми ветрами. Мы как-то раз чинили там парус.

— Твой отец бывает жутко беспечен.

— Верно, сэр. Его никогда не найдут. Правда, не скажу, что ему придется туго. Земли там плодородные, хотя и каменистые — край мексиканских индейцев и прочих весельчаков. Среди них была одна негритянка необычайной красоты, которая сочла его более чем достойным.

— Ай-ай, парень. Он ведь был женат на твоей матери — пусть лишь в некотором роде, но все-таки.

— Ия оставлю его без гроша, чтобы не вздумал пуститься в погоню, а сам встану у руля. Я готов — или буду готов к той поре. Команда мне покорится. Люди будут рвать глотки в мою честь. А я расскажу им о сокровищах. У меня даже карта есть.

— Хотелось бы взглянуть.

— Всему свое время, сэр. Сперва я должен сказать, что моя мать часто о вас говорила. Даже когда отец ее разыскал. Она выбежала ему навстречу, сжимая передник, спрашивая о вас. А он овладел ею. Взял ее прямо посреди поля. Она кричала, но никто, кроме служанок, не слышал, а их самих изнасиловали. Всех, кроме одной старухи. Она-то и рассказала мне, когда я подрос, что предшествовало моему появлению на свет. Он, отец, бросил мою мать на голой земле. Больше ему ничего не было нужно. Он не взял ни денег, ни драгоценностей. Даже наоборот: сунул ей в руку монету в одну крону, которую она сберегла. Монета лежала в кувшине у окна, к которому она подходила каждый день и смотрела — не видно ли паруса. Отец вернулся. Она спрашивала о вас, а вы даже ни разу не приплыли к ней. Так моя мать умерла, никого не поминая, — от кинжала в груди. Его кинжала. А потом он обнял меня за плечи, будто мы были лучшие друзья, и отвел к себе на корабль, где я все эти годы ждал случая отомстить. И вот вы мне его подарили.

— Убей его.

— Он все же мой отец.

— Убей его. Она была тебе матерью.

— Месть мести рознь, сэр. Он мне доверяет. Все на борту мне доверяют. Если я сейчас его убью, он получит свободу, а мне этого не надо. Я хочу, чтобы он ждал меня каждый день у окна, и он будет ждать. А перед уходом я суну ему в руку ту самую крону, которую он дал моей матери. Но убивать его я не стану. Пусть это сделает негритянка. Разве я не говорил, что она женщина необычайной красоты? А к красоте я добавил самое приятное обхождение, когда заплатил ей вперед за будущую услугу.

— Мать гордилась бы тобой.

— А вы, сэр, могли бы составить загадки похитрее. О том, как разыскать остров Сокровищ. Вы засекали дни пути до него.

— Верно, верно. Скажи, что еще ты узнал?

— А что вы потом делали на берегу? Ваши люди таскали мешки с сокровищами. Не маловато ли людей для такого груза? Я рассчитал широту и долготу.

— Правда? Так скажи, что получилось.

— Ни за что, сэр. Даже за полпенни.

— Я отвечу, правильно или нет, если захочешь.

— Ненужно

— Скажи. Если веришь, что прав, так и есть.

— Мне не нужны подтверждения. И верю я лишь одному четнику — той женщине необычайной красоты, которая сейчас развешивает белье в каменистом, всеми забытом краю.


Хотел бы я снова стать мальчишкой.

И пуститься в вечное плавание.

Взгляни на эту руку. Что за старая высохшая клешня у меня теперь.

Остались лишь кожа да кости.

И все же никто не сумел меня победить, мальчик мои.

Я — Долговязый Джон Сильвер.

Загрузка...