Зотов Ю П Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство
Зотов Ю.П.
Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство
(На материале английских текстов)
Монография
Рецензенты:
Доктор филологических наук, профессор О.Е. Осовский
Доктор филологических наук, профессор А.П. Ялышева
Издание осуществлено в авторской редакции.
В монографии исследуется диалогика текста - перспективное направление в филологической науке. Впервые многофакторному анализу подвергается диалог как филологическая мегапарадигма в бесконечномерном смысловом пространстве. По-новому осмысливается диалог с непосредственной, задержанной и потенциальной обратной связью.
Предназначена для филологов, студентов, аспирантов и преподавателей университетов.
Оглавление
Введение 5
Глава I. Текст против Предложения. 10
1. 1. Предложение как размытая лингвистическая единица. 10
1. 2. Предложение и дефицит смысла 12
1. 3. Высказывание (текст) как реальная единица речевого общения. 14
1. 4. Современные тенденции в исследовании текста. 16
1. 5. Текст и его дифференциация. 22
1. 6. Топологически устойчивые текстуальные конфигурации в повседневной речи (face-to-face communication). 26
1. 7. Текст и вторичная номинация. 30
Глава II. Диалог как филологическая мегапарадигма. 34
2. 1. Коммуникативная модель диалогического общения. 34
2. 2. Диалогическая концепция М. Бахтина. 41
2. 3. Нададресатный (Superaddressee) диалогический принцип Бахтина. 44
2. 4. Диалогические идеи Бахтина в американской филологической науке. 48
2. 5. Теория диалога Бахтина в интерпретации американских филологов и ее значение для американской филологической науки. 49
Глава III. Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство. 59
3. 1. О некоторых релевантных признаках диалогики текста. 59
3. 2. Интертекстуальность как одно из условий диалогики текста. 61
3. 3. Конвергентная семантика и диалог. 67
3. 3. 1. Семантикоцентрический подход. 67
3. 3. 2. О конвергентных типах связи в диалогике текста. 70
3. 4. Смысловая диалогическая конвергенция понятия "love". 72
3. 5. Классификация диалогики текста по принципу обратной связи. 76
3. 5. 1. Диалогика текста с непосредственной обратной связью. 76
3. 5. 1. 1. Интервью. 76
3. 5. 1. 2. Дискуссии. 78
3. 5. 1. 3. Шутки, анекдоты как одно из средств выражения диалогических отношений, снимающих множественность интерпретаций. 81
3. 5. 1. 4. Диалогическая корреляция первичного и вторичного текстов. 84
3. 5. 1. 5. Диалогическая корреляция английской басни. 86
3. 5. 1. 6. Диалогическая конверсия одного текста в другой текст. 87
3. 5. 1. 7. Оценка предшествующего текста как диалогическая интенсивность. 89
3. 5. 1. 8. "Интервенция" иностилевых фрагментов в текст для создания комического эффекта. 90
3. 5. 1. 9. Деформации изначального текста в последующем тексте. 91
3. 5. 1. 10. Диалогическая корреляция двух версий текста: гипотетического и реального. 91
3. 5. 1. 11. Смысловая диалогическая конвергенция в художественной коммуникации. 92
3. 5. 2. Диалогика текста с задержанной обратной связью. 93
3. 5. 2. 1. Интенсивное диалогическое взаимодействие знаний художника слова и читателя (герменевтический диалог). 93
3. 5. 2. 2. Различные интерпретации одного и того же текста (как герменевтический диалог). 96
3. 5. 2. 3. Диалог интерпретаторов с текстами У. Вортсворта. 98
3. 5. 2. 4. Научные дискуссии, комментарии. 100
3. 5. 2. 5. Смысловые сопоставления текстов, находящихся в одном семантическом поле, но в разных функциональных сферах. 102
3. 5. 2. 6. Перевод как своеобразный способ выражения диалогики текста. 103
3. 5. 3. Диалогика текста с потенциальной обратной связью. 105
3. 5. 3. 1. Создание диалогического эффекта в научной коммуникации. 105
3. 5. 3. 2. Публичные выступления как индикатор диалогического взаимодействия с публикой. 110
3. 5. 3. 3. Эпитафический диалог. 113
3. 5. 3. 4. Текстуальная "интервенция" посредством транспозиции дифференциальных признаков одного текста в "чужой" текст. 114
3. 5. 3. 5. Диалогическое взаимодействие поэта с читателем. 114
3. 5. 3. 6. Презентация "себя" (self) "другому" (other) в индивидуальной рекламе, как одно из средств установления диалогических отношений. 115
3.5.3.7. Диалогика "Гамлета" во времени и пространстве. 117
3.5.3.7.1. Диалогические реакции издателей и актеров на "Гамлет" 117
3.5.3.7.2. "Гамлет" с точки зрения известных англо-американских театральных и литературных критиков. 118
3. 5. 3. 8. Конвергентно-риторические конфигурации. 119
Заключение 122
Список использованной литературы 124
Список источников фактического материала 131
"Нет ни первого, ни последнего слова
и нет границ диалогическому контексту
(он уходит в безграничное прошлое и
безграничное будущее). "
М. Бахтин.
"Time present and time past
Are both perhaps present in time future,
And time future contained in time past.
If all time is eternally present
All time is unredeemable"
T. Eliot.
Введение
В системе языка обычно выделяют два типа отношений: парадигматические и синтагматические (Головин 1979: 202; Степанов 1975а: 227; Степанов 1975б: 302; Рождественский 1990: 150). А. Уфимцева упоминает еще один тип: эпидигматический (Уфимцева 1986: 9). Однако язык пронизан и другими отношениями - диалогическими, которых нет в системе языка и без которых процесс коммуникации состояться не может. Здесь заложено противоречие, так как диалогические отношения выделяются по другому нелингвистическому принципу. Это противоречие можно преодолеть с помощью теоремы неполноты Геделя , которая утверждает, что если теория непротиворечива, то она неполна (Налимов 1974: 93).
Специфика диалогических отношений нуждается в особом филологическом исследовании. (Бахтин 1979: 296) Лингвистика изучает только отношения между элементами внутри системы языка, но не отношения между высказываниями (Бахтин 1979: 297)
Причины обращения к данной проблематике можно свести к нескольким мотивам.
Во-первых, традиционно в лингвистике сложилось узкое понимание диалога - диалога с непосредственной обратной связью: face - to - face dialogue. (Якубинский 1986: 53, Щерба 1986: 31)
Во - вторых, реальной единицей речевого общения является не предложение (единица языка), а высказывание (текст), которое имеет автора (Бахтин 1979: 351).
В - третьих, лингвистическая теория, по мнению Н. Хомского, должна заниматься, главным образом, идеальным "говорящим - слушающим" в полностью однородном речевом сообществе (Chomsky 1967: 3), то есть языковая система рассматривается как код, а текст - как сообщение, взятое вне культурной значимости (Рождественский 1990: 3). Такой ограниченный подход обусловлен идеализацией коммуникантов и речевой ситуации, в процессе коммуникации. Р. Фаулер называет подобную лингвистику "автономной" (Fowler 1996: 3).
В - четвертых, необходимо изучение спектра проблем, связанных с ролью человеческого фактора. Конечно, разгадать язык до конца невозможно, ибо он в значительной степени будет оставаться тайной, в противном случае он был бы отчужден от человека (Дуличенко 1995: 162-3) Однако, как остроумно заметил Ж. Пуанкаре, проблему решает человек, а не метод.
Абстрагирование от социальных связей общающегося человека, естественно, "облегчает наблюдение, особенно в лабораторном эксперименте, но делает результаты стерильными, непригодными для переноса на реальное общение людей" (Сорокин и др. 1979: 59)
О роли человеческого фактора, о его интегрирующей силе пишет Ю. Караулов: "Ни одно из четырех фундаментальных свойств языка, не обладает интегрирующей силой, не содержит оснований для выводимости остальных его свойств: из социальности не следует системности, из исторического характера развития не следует психологической сущности языка, а последняя еще не обосновывает социальности... Выход видится в обращении к человеческому фактору, во введении в рассмотрение лингвистики, в ее прагматику языковой личности как равноправного объекта изучения, как такой концептуальной позиции, которая позволяет интегрировать разрозненные и относительно самостоятельные свойства языка. Во-первых, потому, что личность есть средоточие и результат социальных законов, во-вторых, потому, что она есть продукт исторического развития этноса, в третъих, по причине принадлежности ее мотивационных предрасположений... к психической сфере, в четвертых, - в силу того, что личность есть создатель и использователь знаковых, то есть системно - структурных по своей природе преобразований." (Караулов 1987: 21- 2)
А вот что пишет по этому поводу Д. Горский: "Человек- носитель языка должен рассматриваться не как "исполнитель" некой абстрактно-абсолютной "семантики языка", а как активный субъект познания, наделенный индивидуальным и социальным опытом, системой информации о мире, на основе которой он осуществляет коммуникацию с другими носителями языка". (Горский 1983: 7)
Когнитивный подход к языку стимулировал разработку теории языка, уделяющей основное внимание как роли человеческого опыта в процессе языкового функционирования, так и структуре знания, имеющихся у индивида, использующего язык. (Панкрац 1995: 403-4).
Языковая картина мира у языковой личности (знание о мире и ценностной ориентации) частично соотносится с системой языка. Однако единицы картины мира организуются в систему на иных основаниях: по особенностям когнитивной и ценностной активности личности. Безусловно, не все в системе языка имеет отношение к картине мира, так как не все в языке направлено на отображение познавательных и ценностных концептов. С другой стороны, на уровне функционирования и язык, и языковая картина мира реализуются в речи, в дискурсе как совокупности всех текстов, порождаемых и воспринимаемых личностью или обществом. Именно в дискурсе воспроизводится вся сложная система индивидуальных смыслов, ассоциаций, коннотаций, отражающих уровень и направленность познавательной и ценностной активности на уровне отдельной личности и на уровне всего общества. (Радбиль 1995: 434-5)
Сравнение Соссюром языка с шахматной доской и уподобление знаков шахматным фигурам, правила движения которых предопределены их значимостями, оставляют в тени игроков. Переключение внимания исследователей с шахматной доски на игроков порождает иное направление в изучении языка, прагматическое. (Чернейко 1995: 550-1)
В пятых, познание мира, невозможное вне человека, предопределяет существование различных точек зрения на исследуемый объект. И если теорияэто научная интерпретация изучаемого явления, то единственно верной интерпретации не может существовать в силу сложности самого явления. Разнообразие теорий благотворно влияет на развитие науки и усиливает ее критическую силу, и научный диалог между ними способствует прогрессу науки. (Чернейко 1995: 550-1)
В. Гак выделяет три основных фактора, обусловливающих научный плюрализм и интенсивный диалог между различными направлениями. (Гак 1995: 119-20)
1. Прежде всего, это недискретность самих языковых фактов, отсутствие четких границ между ними (недискретность особенно ярко проявляется при многочисленных определениях одного и того же явления; так, например существует более 300 определений предложения).
2. Другим фактором научного плюрализма является асимметрия языкового знака, системы, структуры и функционирования.
3. И, наконец, разнообразие теоретических интерпретаций объясняется многоаспектностью самих языковых фактов. Исследователь в результате научного анализа неизбежно выделяет некоторые свойства объекта, отвлекаясь от других его свойств. Различные теоретические интерпретации находятся в принципе дополнительности, и в этом заключается эвристическая ценность теоретического плюрализма: он позволяет видеть лучше разные стороны объекта и тем самым лучше проникать в его сущность.
Во взаимодействии с дискретностью (линейностью) неоднозначность, недискретность языковых единиц, размытость их значений, в значительной степени повышают семантический потенциал языка. Дуализм, асимметричность знака может быть использован в широком спектре значений. В знаменитой фразе А. П. Чехова "В детстве у меня не было детства", слово "детство" в первой позиции имеет один смысл (возрастной период), а во второй употребляется в ином, переносном смысле (счастливая, беззаботная, безоблачная пора), что свидетельствует о нетождественности слова "детство" самому себе.
Из этого вытекают следующие особенности, присущие естественному языку:
* множественность текстов, передающих одно и тоже содержание, то есть одна и та же мысль может быть передана различными лингвистическими средствами (Inflation up again = Prices and wages chase one another);
* возможность объективации нового с помощью существующих ресурсов языка (Каменская 1990: 37). Здесь заложено определенное противоречие, так как введение нового значения объясняется при помощи уже известного. Но "построение абсолютно строгой системы определений на базе лексики естественного языка и при помощи той же самой лексики ... представляет собой задачу, которая должна быть признана принципиально неразрешимой" (Свинцов 1979: 173);
* системное построение определений, охватывающих большой класс лексических единиц, возможно лишь посредством выхода за пределы самой этой системы. И задачей толковых словарей "является не разработка строгой и логически непротиворечивой теории лексических значений, а экспликация внутреннего содержания слова" (Кацнельсон 1972: 132);
* возможность разного толкования (герменевтическая интерпретация) одного и того же произведения (преимущественно поэтическая коммуникация);
* размытость значений языковых единиц как эффект компенсации их "дискретности". (Каменская 1990: 37) "Подобная размытость не порождает новых понятийных единиц. Адресант может вводить новые конфигурации знакомых понятий в той мере, в которой говорящий сообщает что-то "новое". Но обычно новыми являются лишь эти конфигурации, а не понятия, из которых они составлены." (Чейф 1975: 93).
Таким образом, видимо, асимметричность знака ведет к асимметричности системы, структуры и функционирования.
Наконец, имеются мотивы авторского характера. В ряде работ "Текст и его коммуникативные единицы", "Текст и вторичная номинация" и др. текст рассматривается в замкнутом пространстве, где достаточно подробно разработаны вопросы его структурно-семантических особенностей. Далее последовали работы, связанные с диалогом: "Создание диалогического эффекта в научной коммуникации", "Диалогика английской басни", "Бахтинский диалог как филологическая мегапарадигма" и др.
Теперь логично сделать следующий шаг и рассмотреть диалогику текста как бесконечномерное смысловое пространство (Зотов 1997: 13-18; 1998: 28-9; 1999: 116), где необходимо учитывать много переменных: вертикальный контекст, фоновые знания, общий код и др. (Менджерицкая 1995: 340-1). Под диалогикой текста понимается конвергентная совокупность неповторимых высказываний, находящихся в одном бесконечном смысловом поле. В работе делается попытка осуществить системный и многофакторный анализ диалогики текста, развернуть всю спираль диалогических отношений, которые нуждаются в особом филологическом исследовании.
В филологии нет единого определения диалога. По мнению Ю. Рождественского диалогом в филологии называется совокупность сообщений, сделанных разными людьми по одному поводу и дополняет это определение тем, что каждое сообщение внутри диалога называется монологом (Рождественский 1979: 26). Но из сложения двух монологических сообщений не может получиться качественно новая единица - диалог.
Заслуга Ю. Рождественского заключается в том, что он теоретически разработал принципы, на которых основан диалог.
Воспроизведение текстов предполагает включение в себя определенной временной последовательности высказываний: сначала источник, потом его воспроизведение. В этом случае временная последовательность высказываний видна из формы и смысла самого сообщаемого текста, так как создаются новые тексты, которые не являются простым воспроизведением других текстов. Следовательно, временное движение можно представить как своеобразную комбинаторику во времени новых текстов источников и их новых воспроизведений.
Таким образом, в исследованиях по языку устанавливается неслучайность "смены" реплик в диалоге(Рождественский 1979: 26-7).
Мы рассматриваем диалог в широком бахтинском понимании как диалогику текста, которую можно представить схематически: исходная точка - данный текст, движение назад - прошлые тексты, движение вперед - предвосхищение нового текста (Бахтин 1979: 364). Текст живет, только соприкасаясь с другим текстом... Этот контекст есть диалогический (Бахтин 1979: 364).
В результате диалогического контакта и взаимодействия происходит "разгерметизация" текста, так как текст как бы теряет свой смысловой центр и вступает в диалогические отношения "живого подобия" с иными текстами (Гончарова 1995: 130-1).
Диалогика текста образует новую научную мегапарадигму и ее следует отличать от простой диалогической конвергенции.
Тот или иной текст(смысл) может вступать в диалогические отношения с "общими мыслями".
Байрон рассказывает, что, прочитав однажды сборник извлечений из старинных драматических произведений, был удивлен, найдя в них мысли, которые считал своей собственностью; он не подозревал, что самостоятельно высказанное им, уже было изобретено до него. Драма Байрона "The Deformed Transformed", поясняет Гете, есть продолжение моего Мефистофеля, а его Мефистофель взят у Шекспира.
Один из самых распространенных афоризмов в современном немецком языке: "der Wunsch ist der Vater des Gedankens" есть дословный перевод слов из "Генриха1V" у Шекспира: "The wish was father, Harry, to that thought".
В Дон Жуане Байрон восклицает: Sweet is revenge, especially to women (Сладка месть, особенно для женщин).
Корнель двести лет тому назад говорил: Que la vengeance est douce a l'esprit d'une femme (мстительность в характере женщин).
Nullum est jam dictum, quod non fuit dictum prius - говорится у Теренция. Гете говорил то же самое: "Alles Gesheite ist shon gesagt worden; man muss nur versuchen es noch einmal zu denken"(Все разумное давно передумано; надо только постараться подумать еще раз. (Сергеич 1988: 68-9).
Американский лингвист У. Уоррен, анализируя второе инаугурационное обращение А. Линкольна отметил, что одна треть всего обращения (267 из 702 слов)- это прямые цитирования из Библии. (Warren 1942: 201)
Таким образом, сцепление (соприкосновение) текстов может происходить с помощью различных способов и средств.
Объекты научных исследований в разной степени испытывают на себе результаты вмешательства исследователя, который вступает с ними в диалогические отношения. Представим одну из новых систематизаций этой проблематики. (Chadwick et all 1984: 11)
1. Нельзя наблюдать объект, не изменяя его. Общий принцип В. Гейзенберга - попытка получить информацию из системы изменяет систему чрезвычайно существен. Например, нельзя сделать яичницу не разбив яиц; мы не можем дать вопросник испытываемому, не изменив его мнение.
2. Нельзя наблюдать объект, не нарушая восприятия его. Одно из нарушений восприятия заключается в том, что оно всегда неполно. Хотя внешний универсум построен из взаимосвязанных вещей, при проведении научной работы мы неизбежно рассматриваем только его часть. Акт отделения этого фрагмента, абстрагирование или изолирование его от других переменных и влияний, создает искусственную ситуацию.
3. Нельзя интерпретировать наблюдение, не искажая правильное представление его. Чтобы понять что-то для себя, я должен категоризовать это наблюдение по-своему в словах-понятиях.
4. Нельзя передать интерпретацию наблюдения, не придав ему дополнительного искажения. Как бы адекватно я ни понял объект, передавая эту интерпретацию(информацию) другому лицу, я должен вербально ориентироваться на возможности реципиента. .
Можно дополнительно выделить и пятый фактор, основанный на остроумном высказывании И. Гальперина: "... но трудно бывает выдвигать аргументы против себя самого, "свой угол зрения" решительно отвергает возможность сосуществования двух противоположных концепций" (Гальперин 1981: 3).
Прокомментируем все эти факторы в контексте нашей проблематики.
1. Выделение диалогических отношений изменяет всю систему коммуникативных отношений. Учет лишь парадигматических и синтагматических отношений не позволяет познать сложность диалогической системы.
2. Акт отделения или изолирование одного текста от другого действительно создает искусственную ситуацию. В результате сцепления, соприкосновения текстов подобная искусственная ситуация нейтрализуется.
3. Искажение правильного представления наблюдаемого объекта обусловлено недискретностью языковых фактов, что затрудняет выделение четких дифференциальных признаков.
4. В результате вербальной ориентации на возможности реципиента возникает три момента: 1) коммуниканты обладают приблизительно симметричной концептуально- тезаурусной системой знаний; 2) одинаковым интеллектуальным потенциалом, но их точки зрения на ту или проблему прямо противоположны; 3) асимметричными концептуально- тезаурусными знаниями. Происходит обеднение процесса коммуникации за счет семантического правила "равнения вниз". В случае если коммуникант А обладает понятием с объемом в 10 единиц, а Б - в 5 единиц, то общий уровень коммуникативного акта составляет не 10, а 5 единиц (Комлев 1992: 192).
Коммуникант "должен считаться с уровнем знаний слушателя, учитывая, что ему известно и что неизвестно, и в зависимости от этого строить свою речь" (Кацнельсон 1984: 7).
Автор при формировании замысла текста "оценивает знания потенциального интерпретатора... и вербализует в основном "разность", полученную в результате "вычитания" из полного замысла предполагаемых знаний интерпретатора. Интерпретатор же "суммирует" эту разность с собственными знаниями" (Шабес 1990: 21).
Настоящая монография состоит из трех глав, заключения и списка использованной литературы. В первой главе "Текст против Предложения" предложение рассматривается как размытая лингвистическая единица с дефицитом смысла, описываются современные тенденции в исследовании текста и его дифференциальные признаки. Во второй главе"Диалог как филологическая мегапарадигма" излагаются принципы диалога как филологической мегапарадигмы, необходимые для описания коммуникативной модели диалогического общения и анализируются особенности конвергентной семантики. В третьей главе "Диалогика текста как бесконечномерное смысловое пространство" исследуется смысловое сопряжение и сцепление текстов. Диалогика текста (ДТ), в отличие от элементарного диалога с непосредственной обратной связью, представлены тремя типами: 1) ДТ с имплицитно представленным предшествующим текстом; 2) ДТ с эксплицитно представленным предшествующим текстом; 3) ДТ с потенциальным адресатом, создающим свой собственный текст, аналогичный, но не идентичный чужому тексту.
В частности, анализу будет подвергнута целая совокупность диалогического взаимодействия текстов: первичный и вторичный текст, герменевтический диалог, диалог "текст - редактор", дискуссии, сопоставление текстов, принадлежащих разным функциональным стилям, деформации вторичного текста, двухтекстовость басни, шутки и ряд других способов. Автор не претендует на всеобъемлющее описание диалога. Однако, такое системное описание взаимодействия текстов проводится впервые, ибо диалогика текста нуждается в особом филологическом исследовании, в новых принципах конвергентно - смыслового диалогического взаимодействия. С другой стороны, данная проблема не впервые подвергается обсуждению. Эта тема уже освещалась и оценивалась по разному, сталкивались различные точки зрения (Свойкин 1999).
Автор монографии не библейский Адам и надеется на диалогическую встречу с мнениями непосредственных собеседников, или с точками зрения исследователей на различные положения разрабатываемой нами теории диалогики текста.
Глава I. Текст против Предложения.
1. 1. Предложение как размытая лингвистическая единица.
Лингвисты прошлого, ментально блокированные предложением(sentence-blocked linguists), тщетно старались выработать его безошибочное определение. Но до сих пор их преследует неудача. Вот что пишет по этому поводу Р. Кверк: "В прошлом грамматисты стремились определить предложение как предпосылку к определению "грамматики", или определить "грамматику" как средство определения "предложения".(Quirk1987: 47)
Д. Кристал также отмечает, что синтаксисты не нашли удовлетворительной дефиниции предложения с самого начала. Маловероятно, что предприятие закончится успешно. (Crystal 1988: 94)
Э. Бенвенист так определяет предложение: " Предложение - образование неопределенное, неограниченно варъирующееся: это сама жизнь языка в действии. С предложением мы покидаем область языка как системы знаков и вступаем в другой мир, в мир языка как средства общения, выражением которого является речь. (Бенвенист 1974: 139)
Как видно из определения предложения, Бенвенист рассматривает его как единицу речи, хотя и подчеркивает неопределенность этого термина.
Под другим углом зрения трактует предложение Г. Колшанский, который считает, что "как формальная структура предложения, так и его смысл вне рамок коммуникативного акта могут рассматриваться как модель, с одной стороны, абстрагированной от реальных высказываний (как схема S-P), а с другой стороны, как тип познавательной установки -утверждение, отрицание, вопрос и т. д. В этом плане смысл предложения вне коммуникативного контекста не может быть поэтому однозначным и не может служить средством общения (Колшанский 1983: 43).
Некоторые лингвисты дают более или менее четкое определение предложения. Так А. Мухин полагает, что предложение - это такая синтаксическая единица, которая включает в себя социативно-предикативную или нулевую предикативную связь. (Мухин 1968: 216) В соответствии с различением ядерных и неядерных компонентов в поверхностной структуре предложений последние, по мнению автора, делятся на два основных синтаксических типа: одноядерные и двухядерные, которые поддаются дальнейшему делению на синтактико-семантические классы и подклассы в зависимости от того, какие ряды синтаксем отмечаются в позициях ядерных компонентов (Мухин 1976: 148).
Предложение, с точки зрения М. Блоха, это непосредственная интегральная единица речи, сконструированная из слов в соответствии с определенной синтаксической моделью и отличающаяся контекстуально релевантной коммуникативной целью. Одновременно М. Блох наряду с предложением недифференцированно использует термин "высказывание". (Blokh 1983: 236-7; 1986: 97)
В. Адмони выделяет семь аспектов при установлении типологии предложения. При этом он исходит из двух критериев: логико-грамматического и коммуникативного, изолируя их искусственно друг от друга. "Если логико-грамматические типы предложения", -пишет он, -"могут быть определены безотносительно к каким либо требованиям коммуникации, то типы предложения, идущие по таким аспектам, как коммуникативная задача... предложения целиком погружены в стихию коммуникации и могут быть поняты, лишь опираясь на нее." (Адмони 1968: 234-5)
Л. Щерба считал предложение одним из самых сложных понятий. Общий вывод из его рассуждений о предложении звучит пессимистично: " ...оказывается совершенно неясным, что же имеется в виду, когда мы говорим о предложении". (Щерба 1974: 44)
Авторы теоретической грамматики английского дают следующее определение предложения: "Предложение- минимальная синтаксическая конструкция, используемая в актах речевой коммуникации, характеризующаяся предикативностью и реализующая определенную структурную схему." (Иванова и др. 1981: 164-5)
Другими словами, предложению приписываются коммуникативные характеристики, которые достаточны для идентификации предложения в потоке речи, то есть предложение в их понимании, используя метафору, представляет из себя "двухглавого орла", являясь одновременно и единицей языка. и единицей речи.
Своеобразно трактует соотношение предложения и высказывания Н. Арутюнова. По мнению автора, признаком коммуникативной автономности наряду с предложением, характеризуемым определенной грамматической структурой, обладает множество некодифицированных высказываний. В результате высказывание обладает двумя признаками(дефектами): некодифицированностью и отсутствием предельной грамматической структуры. (Арутюнова 1972: 320)
Такой критерий размежевания предложения и высказывания представляется нам упрощенным, ибо, как далее признает сам автор, понятие речевого высказывания не относится к числу единиц, правила построения которых формулируются грамматикой, хотя они иногда обладают грамматической "самодостаточностью".(Арутюнова 1972: 321)
Далее автор намечает три подхода к определениям предложений: 1) по коммуникативной функции, относящее их к единицам речи; 2) по структурно-грамматическому признаку, который приписывается всем автономным высказываниям, воспринимаемым тем самым как единица языка; 3) по выделению двух не совпадающих между собой синтаксических единиц - предложения и высказывания, первая из которых характеризуется грамматической формой и относится к языку, а вторая- принадлежит речи. (Арутюнова 1972: 324-5)
По Л. Блумфилду предложение - это независимая языковая форма, не включенная посредством той или иной грамматической конструкции в какую-либо более сложную языковую форму, а высказывание может состоять из нескольких предложений, то есть предложение- это часть высказывания. (Блумфилд1968: 178-9)
Дж. Лайонз считает понятие "высказывание" примитивным, то есть неопределяемым в теории, дотеоретическим. (Лайонз197 8: 184)
А. Гардинер подходит к предложению с функциональной точки зрения. Он писал в этой связи: "Предложение обладает определенной языковой формой, и как все другие языковые формы, оно представляет собой факт языка, а не факт речи... Но не форма, а функция делает предложением сочетание слов." (Gardiner1951: 184)
Предложение, по мысли С. Карцевского, представляет собой грамматическую предикатную структуру. Фраза (высказывание), являющаяся функцией диалога, есть актуализованная единица коммуникации, то есть автор четко разграничивает понятие высказывания как речевой единицы и понятие предложения как единицы языка. (Karcevsky1931: 190)
А де Гроот был склонен различать предложения языка и предложения речи: a sentence как результат конкретного речевого акта, и the sentence как абстракцию, элемент языковой системы. (Groot 1949: 3)
Смелое теоретическое обобщение в свое время сделал Г. Суит, определив предложение как слово или группу слов, выражающих законченную мысль или значение. (Sweet 1898: 155) Однако, утверждение Суита о законченности мысли в предложении противоречит речевым фактам.
Новый взгляд на английский синтаксис представлен в работе Г. Вейхмана. (Вейхман 1995: 9-10) По его мнению, для того чтобы дать объективную классификацию синтаксических явлений, необходимо отличать их от вариантов, что представляет одну из дискуссионных синтаксических проблем. Супрасентенциональная лингвистическая структура, считает он, суперсинтаксические единицы и текст образуют промежуточный и высший предикативный уровень, явление, не зарегистрированное в лингвистической литературе. Три модели с точки зрения формирующих свойств оказались многоуровневыми: референтно-пересекающийся, тема-рематический и общеэлементный уровни. Лишь последовательное применение трех многоуровневых критериев может привести к непротиворечивой и объективной классификации синтаксических явлений. (Veikhman 1995: 199-201)
Перед исследователями до сих пор стоит сложная задача - продолжить поиск четких критериев выделения лингвистических единиц, хотя справедливо было замечено, что "подлинное дифференцирование предполагает одновременность сходства и различия"(Karcevsky1964: 83).
Прав был, видимо, Соссюр, который пришел к следующему пессимистическому выводу: "... язык является системой, исключительно основанной на противопоставлении его конкретных единиц. Нельзя ни отказаться от их обнаружения, ни сделать ни одного шага, не прибегая к ним, а вместе с тем их выделение сопряжено с такими трудностями, что возникает вопрос, существуют ли они реально." (Соссюр1933: 108)
Н. Арутюнова считает удивительным то, что лингвистика, странным и непостижимым образом изучив до мельчайших подробностей механизмы языков, оставила почти вне поля своего зрения обширную и увлекательную для исследования область значения предложения. Этой проблеме и посвящена ее монография "Предложение и его смысл".(Арутюнова 1976: 5)
При определении структурного минимума предложения принимается во внимание как конструктивная, так и коммуникативная значимость предложения(Почепцов 1971).
Г. Золотова полагает, что выявление конструктивных носителей смысла позволяет построить типологию простого предложения и представить системную стратификацию центральных и периферийных синтаксических моделей как способов выражения типовых коммуникативных значений. Коммуникативная функция речи осуществляется не иначе, как посредством синтаксических конструкций. (Золотова 1982: 3-4)
Синтаксис, таким образом, понимается Г. Золотовой как система виртуальных единиц, готовых к функционированию в речевом процессе.
Что касается семантики предложения, то в современной лингвистике можно выделить несколько направлений. Одним из них является концепция семантических падежей Ч. Филлмора. (Fillmore1968: 1-91)
Созвучны с моделью Филлмора семантические модели У. Чейфа (Чейф1975: 167-191) и В. Богданова (Богданов1977: 51). Ядром семантической структуры в модели Чейфа служит предикат, требующий именные компоненты или аргументы с определенными семантическими признаками.
В. Богданов представляет смысловую структуру предложения в виде предикатного выражения, состоящего из предиката и аргументов. Семантика предикатного знака описывается характеристиками действия, состояния, свойства и отношения, а аргументы - четырнадцатью семантическими функциями.
Как видно, высказывания о предложении столь многообразны и противоречивы, что не представляется возможным их всех мимолетно упомянуть. Не пытаясь преодолеть эту многомерную трудность, мы попытались привести ряд точек зрения на предложение.
Коллекция определений предложения, которым мы придали диалогический характер, позволяет подвести некоторые итоги.
Предложение является размытой лингвистической единицей и неопределенным понятием. Оно не выражает законченной мысли, так как является абстрактной лингвистической единицей и не обладает свойством коммуникативной единицы, ибо оно ничье.
Приведенные подходы к описанию предложения не дают ответа на вопрос: обладает ли смыслом отдельно взятое предложение. Во всяком случае, большинство лингвистов придерживаются мнения, что взятое вне контекста, или изъятое из процесса диалогической коммуникации предложение характеризуется неопределенностью смысла и является квази- или псевдовысказыванием.
1. 2. Предложение и дефицит смысла
Любой упорядоченный синтаксический фрагмент, взятый в изоляции, лишен пространственно-временной перспективы, т.е. континуума, ибо последний является категорией текста и лишь в нем можно проследить определенную последовательность фактов, событий, развертывающихся во времени и пространстве. (Гальперин 1981: 87) Континуум не может быть реализован в предложении, потому что в нем нет развертывания мысли. Оно как-бы статично и его в этом смысле можно условно приравнять к кадру фильма. (Гальперин 1981: 92)
Отсутствие интеграции с предшествующими и последующими высказываниями (глобальными, дистантными, локальными) придает предложению дефицит смысла. Каким-то неточным смыслом этот упорядоченный конструкт обладает, но он недостаточен, так как позволяет множество интерпретаций и его невозможно изолированно включить в процесс коммуникации. Более того, сам контекст не всегда снимает многозначность. Это можно наблюдать в художественной коммуникации (особенно поэтической), где принцип неопределенности требует вероятностного решения. Правда, традиционно считается, что контекст снимает энтропию формы, то есть выдвигает только одно значение данной формы языкового выражения. (Гальперин 1981: 97)
Предложения с дефицитом смысла характеризуются семантической недостаточностью при полной структурной завершенности. Например:
He never had - in that sense. But in another, he did. (Hailey 1975)
Только широкий контекст в полной мере раскрывает содержание предложения в целом. Такие предложения привязаны к определенной позиции в тексте, их текстообразующая роль очевидна (Иншина: 1985: 21-7). Приведенный пример показывает максимум дефицита смысла: ни один из элементов предложения не может быть охарактеризован как элемент "достаточного смысла" (Вольф 1978: 72).
Предложения с дефицитом смысла играют особую конституирующую роль в текстовых структурах семантического тождества (СТ). Элементы таких СТ характеризуются идентичностью содержания. В качестве одного из элементов СТ часто используются предложения, которые могут выступать в роли зачина, требующего конкретизации. Распространенным типом зачина является предложение, которое можно назвать структурой, передающей действие. Такие предложения в качестве предиката содержат глаголы типа make, convey и др. , в качестве аргументов употребляются единицы широкой семантики- news, decision и др. Например:
Some important decisions must be made soon (Hailey 1975);
I am deeply sorry to be the one to convey some sad and tragic news.(Hailey 1975)
Такие единицы, как "way", имеют широкую понятийную основу, находясь на грани десемантизации и попадая под широкое и бессодержательное понятие. Например: It stayed that way until early afternoon (Hailey: 28).
Другой разновидностью зачина, вводящего событие, является структура, содержащая в функции ремы такие метареферентные единицы, как story. Например:
Gloomier than usual, Tottenhoe took up the story. (Hailey 1975)
Неполноценность дефектной ремы в зачине , как правило, обусловлена тем, что основной семантический компонент в нем не раскрывается. Эффект компенсации имеет место в последующих предложениях, где раскрывается смысл этой семантически дефектной ремы. Например:
The executive vice-president had two urgent objectives, resulting from what he has just learned. One was to ensure a smooth transition of authority after Roselli's death. The second objective was to ensure his own appointment as president and chief executive. (Hailey: 8) He calculated two probabilities: First, the facts were so sudden and shuttering that there would be an instinctive alliance between anyone receiving the news and whoever conveyed it. Second, some might resent not having been informed in advance. (Hailey 1975)
В данных двух примерах образуются семантические блоки текстов, в которых последовательно раскрываются мысли, сформулированные в зачинах двумя единицами широкой семантики: objectives и probabilities.
Рассмотрим еще один пример:
The operator pressed a key, feeding the information to a computer which instantly signaled "accepted" or "declined". The first meant that credit was good and the purchase approved, the second that the cardholder was delinquent and credit had been cut off. (Hailey 1975)
Семантические единицы accepted и declined получают последовательное распространение в последующих двух предложениях. Четкость границы между двумя развернутыми группами подчеркивается двумя симметричными конструкциями.
Иногда, чтобы избежать дефицита смысла, требуется более широкий контекст (авторский посткомментарий), так как собеседники могут скрывать свои подлинные мысли и поддерживать процесс диалогической коммуникации по принципу айсберга. В таких случаях невидимая часть айсберга, переводимая в импликацию, может передавать самую существенную информацию. Например:
"Some important decisions must be made soon. " "Including who's to succeed as president. " "That' one. " "A good many of us in the bank have been hoping it would be you. " "Frankly, so was I. " What both left unsaid was that Alex had been viewed, until today, as Ben Rosselli's chosen heir.(Hailey 1975)
Недосказанность (what is left unsaid... ) объясняется тем, что собеседники соблюдают этику коммуникации, поэтому они стараются не упоминать тот факт, что Алекс рассматривался в тот момент как избранный наследник президента банка.
Таким образом, предложения с дефицитом смысла не являются самостоятельными носителями информации. Их главная функция в тексте заключается в формировании структур семантического тождества. Текстообразующая функция предложений с дефицитом смысла тесно связана с их прагматической интенцией: привлечь внимание читателя. (Иншина 1985: 27)
1. 3. Высказывание (текст) как реальная единица речевого общения.
Под существенно другим углом зрения рассматривает соотношение предложения и высказывания М. Бахтин. (Бахтин 1979: 245-80) Бахтин бросает вызов лингвистике, подвергая сомнению ее цели. Он провозглашает фундаментальное различие между предложением, которое он считает единицей языка и высказыванием, которое он представляет как реальную единицу речевой коммуникации. Однако, он вкладывает в понятие высказывание совершенно другой смысл и оно может манифестироваться как целый текст.
Вслед за Бахтиным приблизительно такой же точки зрения придерживается Г. Колшанский, который считает, что лингвистика "это прежде всего теория высказывания. Поведение высказывания в рамках некоторой совокупности текстов открывает для исследователя путь описания вербального общения. Составляющим элементом общения является высказывание, а сама коммуникация должна быть определена как текст". (Колшанский 1979: 52)
Бахтин пишет, что вопрос о природе предложения - один из сложнейших в лингвистике. Борьба мнений по этому вопросу в лингвистической науке продолжается и в настоящее время. Важно точно, по мнению Бахтина, определить отношение предложения к высказыванию. Предложение не отграничивается с обеих сторон сменой речевых субъектов, оно не имеет непосредственного контакта с действительностью и непосредственного отношения к чужим высказываниям. Оно не обладает смысловой полноценностью и способностью непосредственно определять ответную позицию другого говорящего, то есть вызывать ответ. Предложение как единица языка имеет грамматическую природу, грамматическую законченность, но не имеет автора. Там, где предложение отождествляют с высказыванием, то одновременно искажают природу предложения и природу высказывания, грамматикализуя ее.
Как было показано выше, многие лингвисты в результате " гибридизации" предложения (единицы языка) и высказывания (единицы речи) размывают обе категории, ибо одно и тоже явление не может находиться одновременно в двух состояниях.
Предложениями не обмениваются, как не обмениваются словами и словосочетаниями, - обмениваются высказываниями, которые строятся с помощью единиц языка, - заключает Бахтин. (Бахтин 1979: 251-3)
По мнению Бахтина, в лингвистических исследованиях наблюдается недооценка коммуникативной функции. Язык рассматривался с точки зрения одного говорящего без необходимого отношения к другим участникам речевого общения. Слушающий может соглашаться или не соглашаться с речью, дополнять ее, принимать и готовиться к ее исполнению.
Но не всегда имеет место непосредственный ответ на высказывание. Жанры сложного культурного общения (художественная, научная коммуникация) рассчитаны на активно ответное понимания замедленного действия.
"Более того", пишет Бахтин, - "всякий говорящий сам является в большей или меньшей степени отвечающим: ведь он не первый говорящий, впервые нарушивший вечное молчание вселенной, и он предполагает не только наличие системы языка, которым он пользуется, но и наличие каких-то предшествующих высказываний - своих и чужих - к которым его данное высказывание вступает в те или иные отношения (опирается на них, полемизирует с ними, просто предполагает их уже известными слушателю). Каждое высказывание - это звено в очень сложно организованной цепи других высказываний". (Бахтин 1979: 247)
Каковы же, по мнению Бахтина, критерии выделения высказывания в высказывание?.
Первый критерий. Как ни различны высказывания, они обладают совершенно четкими границами. Границы каждого конкретного высказывания как единицы речевого общения определяются сменой речевых субъектов. Всякое высказывание - от короткой(однословной) реплики бытового диалога и до большого романа или научного трактата - имеет начало и конец: до его начала - высказывания других, после его окончания - ответные высказывания других непосредственного или замедленного действия.
Второй критерий выделения высказывания - его специфическая завершенность. Завершенность высказывания - это смена речевых субъектов, но эта смена может состояться потому, что говорящий сказал(или написал) все, что он в данный момент или при данных условиях хотел сказать. Эта завершенность высказывания определяется особыми подкритериями. Первый и важнейший подкритерий - это возможность ответить на него, то есть занять в отношении его ответную позицию (например, научное выступление, с которым можно согласиться или не согласиться). Совершенно понятное и законченное предложение не может вызвать ответной реакции.
Целостность высказывания, как второй подкритерий, определяется тремя факторами, интегрально связанными в высказывании: 1) смысловой исчерпанностью; 2) коммуникативной интенцией; 3) типическими композиционно - жанровыми формами завершения.
Первый фактор - смысловая исчерпанность темы высказывания - носит относительный характер и зависит от сфер речевого общения. Эта исчерпанность может быть предельно полной в некоторых сферах быта, деловых сферах и т.д., то есть в тех сферах, где речевые жанры носят максимально стандартный характер, и где творческий момент почти полностью отсутствует.
В творческих сферах (особенно в научной), напротив, возможна лишь относительная смысловая исчерпанность: здесь можно говорить только о некотором минимуме завершения, позволяющем занять ответную позицию. Объективно предмет неисчерпаем, но становясь темой высказывания (например, научной работы), он получает относительную завершенность, при определенном состоянии разработки научной проблемы, в зависимости от авторского замысла, которым и определяется второй фактор.
В каждом высказывании - от однословной бытовой реплики до сложных произведений науки или литературы, мы ощущаем речевой замысел говорящего. Этот замысел определяет границы и смысловую исчерпанность высказывания и связывает с предшествующими высказываниями.
Третий фактор. Коммуникативная интенция говорящего осуществляется, прежде всего, в выборе определенного речевого жанра. Этот выбор определяется спецификой данной сферы речевого общения. Речевые жанры организуют нашу речь почти так же, как ее организуют синтаксические формы. "Если бы речевых жанров не существовало и мы не владели ими, если бы нам приходилось их создавать впервые в процессе речи свободно и впервые строить каждое высказывание, речевое общение было бы почти невозможно."(Бахтин 1979: 258)
Таким образом, говорящему (пишущему) даны не только словарь и грамматика, но и обязательные для него формы высказывания, то есть устойчивые речевые жанры. Речевые жанры не создаются коммуникантом, а даны ему. Поэтому единичное высказывание при всей его индивидуальности и творческом характере никак нельзя считать совершенно свободной комбинацией форм языка, как это полагает, например, Соссюр (Соссюр 1933: 38), игнорируя тот факт, что кроме форм языка существуют еще и формы комбинаций этих форм, то есть речевые жанры. (Бахтин 1979: 260)
Третий критерий. Существенным признаком высказывания является его обращенность к кому-либо, его адресованность.
В отличие от слова и предложения, которые безличны, ничьи и никому не адресованы, высказывание имеет и автора и адресата. Этот адресат может быть: 1) непосредственным участником - собеседником бытового диалога; 2) дифференцированным коллективом специалистов какой-нибудь специальной области культурного общения, может быть более или менее дифференцированной публикой, народом, современниками, единомышленниками, противниками, подчиненным, начальником, близким, чужим и т. п. ; он может быть и совершенно неопределенным, неконкретизированным другим - все эти виды и концепции адресата определяются той областью человеческой деятельности и быта, к которой относится данное высказывание. (Бахтин 1979: 275)
Адресат высказывания может персонально совпадать с тем, кому высказывание отвечает. В бытовом диалоге или в обмене письмами это персональное совпадение обычно.
Строя высказывание, мы стараемся его активно определить; с другой стороны, мы стараемся его предвосхитить, и этот предвосхищающий ответ в свою очередь оказывает активное воздействие на высказывание адресанта. Мы всегда учитываем тезаурусный фон восприятия нашей речи адресатом: насколько он осведомлен в ситуации, обладает ли он специальными знаниями, его взгляды и убеждения, его симпатии и антипатии. Этот учет определит и выбор жанра высказывания, и выбор композиционных приемов, и, наконец, выбор языковых средств, то есть стиль высказывания. Например, жанры популярной научной литературы адресованы определенному кругу читателей с определенным тезаурусным фоном ответного понимания; другому читателю адресована специальная учебная литература и уже совсем другому - специальные исследовательские работы. В этих условиях учет адресата и влияние адресата на построение высказывания очень просты: все сводится к объему его специальных знаний. (Бахтин 1979: 279- 80)
Другими словами, программа слушающего определяет программу говорящего. В результате реализуется правило - действия слушающего предопределяют действия говорящего. (Рождественский 1979: 35)
1. 4. Современные тенденции в исследовании текста.
Термин "текст" (в другой терминологии "дискурс"), насколько нам известно, вошел в научный диалог со времени публикации известной работы З. Хэрриса "Discourse Analysis". (Harris 1952: 3) Он писал, что язык выступает не в виде отдельных предложений, а в виде связного текста, начиная от высказываний, состоящих из одного слова до десятитомного труда, от монолога до дискуссии на Юнион Сквейр.
Для более четкого представления тенденций в исследовании текста приведем некоторые выборки его дефиниций.
Высказывания о тексте столь разнообразны, а иногда настолько противоречивы, что не представляется возможным упорядочить их в одну группу. Их можно лишь более или менее упорядочить по времени опубликования работ.
Д. Лихачев: текст - это языковое выражение замысла его создателя. (Лихачев 1964: 8)
Ц. Тодоров: текст-это совокупность трех параметров: вербального, синтаксического и семантического. Вербальный параметр образуется конкретными предложениями, формирующие текст, синтаксический определяется взаимоотношениями частей текста, а семантический отражает глобальный смысл текста и определяет части, на которые смысл распадается. (Todorov 1971: 32)
М. Хэллидей: текст-это основная единица семантики и ее нельзя определить как своего рода сверхпредложение и представляет собой актуализацию потенциального. (Halliday et all 1976: 101)
Г. Ейгер и др.: текст - это определенным образом упорядоченное множество предложений, объединенных единством коммуникативного задания. (Ейгер 1974: 103)
Т. Дридзе: текст как целостная коммуникативная единица - это некоторая система коммуникативных элементов, функционально объединенных в единую замкнутую иерархическую семантико-смысловую структуру общей концепцией или замыслом (коммуникативной интенцией). (Дридзе 1980: 49)
И. Арнольд: основная характеристика текста коммуникативно-функциональная: текст служит для передачи и хранения информации, и воздействия на личность получателя информации. Важнейшими свойствами всякого текста являются его информативность, целостность и связность. Конституирующим фактором является коммуникативная интенция, т.е. прагматический аспект. (Арнольд 1981: 40)
И. Гальперин: текст - это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющие определенную целенаправленность и прагматическую установку. (Гальперин 1981: 18)
Н. Жинкин: текст - это эпицентр "взрывного" взаимодействия языка и мышления. (Жинкин 1982: 3)
Ю. Попов и др. : текст, как результат языкового процесса, это линейная проекция речевой деятельности на материале языковых средств, фиксирующих текстовую деятельность в виде вербальной конструкции. (Попов 1984: 187)
З. Тураева: текст - некое упорядоченное множество предложений, объединенных различными типами лексической, логической и грамматической связи, способные передавать определенным образом организованную и направленную информацию. Текст есть сложное целое, функционирующее как структурно-семантическое единство. (Тураева 1986: 11)
Р. Кверк и др.: текст, в отличие от предложения, - не грамматическая, а скорее семантическая и прагматическая единица. (Кверк 1987: 1423)
О. Каменская: текст - это обладающий специфической структурой знаковый объект, обеспечивающий выполнение коммуникативной функции в соответствии с замыслом автора. (Каменская1990: 52)
В. Шабес: текст - это вербально оформленный фрагмент целостной системы знаний о мире. Под "фоновым знанием" понимается невербализованный фрагмент опыта в речемыслительной деятельности с некоторым классом коммуникативных единиц (текстов). (Шабес 1990: 11)
Р. Богранд: текст - это актуально проявившееся коммуникативное событие. (Beaugrande 1994: 4573)
Г. Вейхман: текст - это предикативно независимая супрасентенциальная или сентенциальная синтаксическая единица, которая не включается в любую другую единицу коммуникативного акта и ограничена интенциями коммуникантов и коммуникативными условиями. (Veikhman 1995: 199)
В семиотике термин "текст" получил более широкое толкование, чем в лингвистике. Ю. Лотман рассматривает искусство как особым образом организованный язык. Под языком понимается любая упорядоченная система, пользующаяся знаками, а произведения искусства (литература, картины, симфонии и т. д. ) рассматриваются как сообщения на этом языке и называются текстами. (Лотман 1970: 11, 29)
И, наконец, авторское определение текста: текст, как трехвекторная диалогически ориентированная семантическая единица, - это интегрально упорядоченная совокупность коммуникативных элементов, преобразованная в смысл.
Данное определение, в отличие от других дефиниций, рассматривающих текст как "текст-одиночку", включает в себя принципиально новые компоненты, а именно, трехвекторность и диалогическую ориентированность текста.
Как видно из краткого обзора дефиниций, текст как любой новый объект исследования по разному понимается и определяется, ибо сама наука о тексте стала развиваться лишь с середины 60-х годов.
Из анализа следует, что дифференциальные лингвистические признаки варьируются от синтаксических (Г. Вейхман) до семантических (М. Хэллидей).
И. Гальперин накладывает жесткие ограничения на то, что считать текстом: он должен носить речетворческий характер и быть зафиксирован в письменном документе.
Действительно, если текст никак и ничем не зафиксирован, то он может оказаться явлением временным, преходящим. "Многочисленные разговоры, выступления и т. д. , не закрепленные какими-либо средствами,"- пишет В. Свинцов,- "имеют иногда важные практические последствия как для отдельных людей, так и для широкой социальной среды, однако сами по себе они исчезают. Когда, незадолго до Отечественной войны 1812 года, русские дипломаты упрекали Талейрана в нарушении обещаний, устно данные Наполеоном Александру I (во время известной беседы на плоту в Тильзите), последовал краткий, но твердый ответ: "В дипломатии как в музыке: если мотив не положен на ноты, то никакой цены ему нет." Формулируя один из принципов дипломатии, Талейран был прав по крайней мере и еще в одном отношении: незафиксированный (точнее зафиксированный лишь в памяти) текст принято считать несохранившимся, и это позволяет оспаривать самый факт его существования." (Свинцов 1979: 73)
Однако, с точкой зрения на то, что текст должен быть зафиксирован в письменном документе, трудно согласиться. Несомненно, письменный текст входит в культурный и научный фонд общества, в его общественную память в объективированном виде и составляет фонд текстов в результате их фильтрации.
На наш взгляд, повседневной речи нельзя приписывать характеристики неорганизованности, непоследовательности и неупорядоченности. Напротив, она имеет свои текстообразующие правила и задана коммуникативной интенцией говорящего; сам процесс коммуникации происходит почти автоматически(Якубинский 1986: 53; Звегинцев 1968: 47)
У М. Бахтина можно заметить двойственное отношение к тексту. С одной стороны он утверждает, что где нет текста, там нет и объекта для исследования и мышления. "Каковы бы ни были цели исследования," - пишет он, - "исходным пунктом может быть только текст." (Бахтин 1979: 282)
С другой стороны, высказывание, по мнению Бахтина, как целое не поддается определению в терминах лингвистики и семиотики, и термин "текст" не отвечает существу целого высказывания. Лингвистика знает только систему языка и текст; между тем всякое высказывание имеет определенную форму автора и адресата.
Эта двойственность, на наш взгляд, объясняется тремя причинами: 1) его склонностью к вариациям и многообразию терминов для обозначения одного и того же явления; 2) его негативным отношением к понятию "текст" в замкнутом пространстве; 3) его своеобразным подходом к высказыванию, ибо высказывание для него всегда предполагает предшествующие ему и следующие за ним высказывания; оно звено в цепи речевых высказываний и вне этой цепи не может быть изучено. Между высказываниями существуют уникальные персоналистические отношения, которые не имеют аналогий и не могут быть определены в лингвистических категориях, так как высказывания носят металингвистический (термин Бахтина) характер.
Исследования в области текста, проводимые у нас и за рубежом, уже дали существенные результаты, которые могут быть использованы для дальнейшей разработки общей и частной теории текста. Однако, до сих пор не проводится четкая дифференциация между текстом и высказыванием.
Так А. А. Леонтьев считает, что высказывание следует понимать как наименьшую коммуникативную единицу, законченную со стороны содержания. Правда, он не исключает, что отдельное высказывание может быть текстом, под которым он понимает как содержательно-функциональное единство, завершенное речевое целое. (Леонтьев 1979: 29-30)
Н. Слюсарева полагает, что высказывание сохраняет как часть текста реальную самостоятельность в его пределах. (Слюсарева 1981: 75)
Ю. Рождественский утверждает, что языковая деятельность состоит из высказываний, которые в филологии образуют языковые тексты (Рождественский 1990: 112).
С нашей точки зрения, высказывание и текст являются понятиями идентичными. При этом мы исходим из закона Г. Лейбница, который гласит, что идентичными вещи являются тогда и только тогда, когда они имеют одинаковые качества. Следовательно, высказывание и текст обладают одинаковыми качествами.
О. Москальская выделяет два основных объекта лингвистики текста, часто недифференцированно именуемых ею "текст": 1) текст в широком смысле слова или макротекст и 2) сверхфразовое единство - текст в узком смысле слова или микротекст. (Москальская 1981: 12)
Большинство лингвистов придерживаются термина "текст".
"Язык вливается в речь не как целостная структура, а фрагментарно, отдельными строевыми элементами, отбираемыми сообразно потребностям сообщения и получающими в речи свое особое, специфическое для данного текста построение. (Кацнельсон 1972: 97)
А вот что пишет А. Лосев: "Конкретно мы всегда имеем перед собой не язык в отвлеченном смысле, и не просто речь как то, что нами произносится. Наиболее конкретной стороной языка является не то и не другое, а текст, который может быть письменным и устным. " (Лосев 1982: 137)
М. Хэллидей, как нам представляется, успешно решил дискуссионный вопрос о размерах текста: "Текст - понятие функционально-семантическое и размерами не определяется. " (Halliday 1974: 107)
В исследовании текста наметилось несколько тенденций.
Первое направление. Текст не является единственной реальной единицей коммуникации, так как текст не образует специфической структуры, свойства которой превосходили бы сумму свойств составляющих его предложений. (Булыгина1969: 224)
Подобной концепции придерживаются М. Даскал и М. Маргалит. Они утверждают, что нет необходимости в создании теории текста и что грамматика предложения, если она "полностью разработана", может описать все явления текста. (Daskal et al. 1974: 195-213) Б. Лапидус также считает, что грамматика текста принципиально не отличается от закономерностей построения фраз. (Лапидус 1986: 8-9)
Преувеличенная "власть" предложения над текстом является ошибочной, так как трудно предположить, что существует изоморфизм структуры предложения и структуры текста, ибо целое не есть сумма входящих в него компонентов и текст - это не сумма свойств предложений. (Гальперин 1981: 9)
Несомненно, на наш взгляд, наивно лингвистически полагать, что свойства текста можно описать с помощью предложения.
Более жесткую позицию к предложению занимает В. Звегинцев. "Как раз потому, что предложение нарушает правила идентификации лингвистических единиц," - говорит В. Звегинцев, - "оно по всей строгости лингвистических законов ... должно быть изгнано из языка" (Звегинцев 1976: 166). И далее: "Текст является уровнем выше чем предложение, но и в тексте нет никаких указаний на то, как строить после одного предложения следующее. А вынутое из текста предложение теряет смысл и соответственно может быть названо квазипредложением." (там же: 166)
Текст, по мнению Н. Жинкина, является многоуровневым иерархически организованным целым, где центральное место занимает иерархия предикатов, определенным образом распределенных по тексту. Все элементы текста находятся во взаимосвязи и отдельно взятое слово или предложение не может быть элементом анализа. Оно может быть понято во всеобщей связи всех элементов в рамках целого текста. Смысловые связи, в отличие от грамматических, не заданы заранее, их надо найти, открыть и интегрировать в модели. Вот поэтому текст - это не грамматическая единица. "Лексические значения, расположенные в тексте в строчку," - фигурально выражается Жинкин, - "образуют не просто "букет" в микротеме текста, но "картину", про содержание которой можно рассказать по разному. (Жинкин 1982: 81)
Текстовой смысл - это интеграция лексических значений двух смежных предложений текста. Если интеграция не возникает, берется следующее смежное предложение, и так до того момента, когда возникает связь этих предложений. Правила построения смысла - одна из сложнейших теоретических проблем. (там же: 84)
Т. Дридзе считает, что распространенная точка зрения на текстуальные отношения как "синтагматические", или "линейные", логические отношения, которые устанавливаются между словами непосредственно при их использовании в тексте и объединяют эти слова в словосочетания и предложения, характеризует текст не как коммуникативную единицу, а как лингвистическую и одновременно языковую единицу, изоморфную (то есть состоящую в однозначном соответствии) некоторому отрезку линейно организованного потока речи. Текстуальные отношения - это прежде всего иерархические семантико-смысловые отношения. (Дридзе 1980: 57)
Исследование семантико-смысловых отношений и установление текстуальных правил построения смысла составляют второе направление.
Третье направление. Исследователи стремятся построить формализованную грамматику текста, создаются правила по которым можно осуществить моделирование структур текста. (Enkvist 1976; Изенберг 1978: 47, 51)
Данное направление не является, на наш взгляд, перспективным.
Четвертое направление. Разрабатывается общая и частная теория текста путем изучения речевых актов, закономерностей их организации и функционирования. (Москальская 1981; Гальперин 1981; Синтаксис текста 1979)
Пятое направление. Исследования ведутся с точки зрения текста и коммуникации. Так как осуществление коммуникации остается единственным назначением языка, то его исследование неизбежно должно было привести лингвистику к выбору такого объекта, который представлял бы собой не элемент системы или структуры языка, а прежде всего элемент коммуникации. В качестве такого элемента языка рассматривается текст, который составляет фрагмент конкретной коммуникации и текст выступает в ней как средство передачи и получения информации. Формирование любого текста должно строиться на элементарных структурных единицах - предложениях, а коммуникация, использующая предложения, должна приобретать уже совершенно другие признаки, то есть уровня не структурного, а смыслового образования (Колшанский 1978: 26-36; Зотов 1985: 4-12; Каменская 1990; Fairclough 1995; Pope 1995).
Шестое направление. Оно предполагает исследования когнитивно-семантической стратегии в процессе коммуникации. Это самое "молодое" направление когнитивной науки, изучающее язык с позиций дискурса. Дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста. (Дейк 1989)
Седьмое направление. Диалогика текста - это совершенно неразработанное направление в филологической науке. Ее можно представить схематически: исходная точка - данный текст; движение назад - прошлые тексты; движение вперед - предвосхищение нового текста. Эти тексты объединяются не по принципу конъюнкции, а по принципу взаимодействия в одном смысловом поле при условии содержательной неповторимости текстов. Образуется своего рода трехвекторный мегатекст с конвергентной семантикой. (Зотов 1995: 188-9; 1997: 116)
Некоторые лингвисты считают интертекстуальность одной из доминант культуры, где имеет место взаимодействие текстов, выявление скрытых, неэксплицированных смыслов. (Тураева 1995: 491-3)
Коммуникация, которая рассматривается нами как текст, это процесс накопления, переработки и передачи информации. Большое количество различных видов информации мы условно сводим к трем.
Художественная информация, связанная с эстетикой словесного творчества. Доминирующим признаком данного типа является эстетика, где превалируют эмоционально-риторические структуры. (Одинцов 1980: 117)
Научная информация, связанная с рационально-логическими структурами. (Там же: 117) Научную информацию можно подразделить на чисто научную и учебно-научную. Последняя выполняет функцию воздействия и содержит эмоционально-риторические структуры.
Повседневная информация включает разговорную речь, деловую прозу и средства массовой информации. Этот тип является смешанным и содержит как рационально-логические, так и эмоционально-риторические структуры.
Как видно из характеристик типов информации, ни один из типов не представляет собой замкнутой системы. Они находятся в тесном переплетении, и можно ввести определенную степень пренебрежения при дифференциации типов информации.
В. Солоухин, сравнивая художника и ученого, пишет, что если бы ученый не сделал какое-то открытие, то это бы сделали другие. "Картину же, которую пишет художник, стихотворение, которое пишет поэт, сонату, которую пишет композитор, никто за них никогда бы не написал, пройди хоть тысячи лет." (Солоухин 1984: 113)
В. Солоухин тонко подчеркнул различие между художественной и научной информацией, подчеркнув, что художественный текст остается неповторимой загадочной сущностью.
Проблема взаимоотношения науки и искусства как двух полярных видов познания и творчества в последнее время стала привлекать особый интерес. Истина, с которой мы имеем дело в науке, в художественных произведениях заменяется художественной правдой. (Горский 1985: 179)
Искусство действительно может рассматриваться как вторичная моделирующая система, обладающая специфическим строем семантических и синтаксических связей с неразгаданными правилами построения смысла. (Свинцов 1978: 35)
Художественная литература использует специфический язык - "свою, только ей присущую систему знаков и правил их соединения, которые служат для передачи особых, иными средствами не передаваемых сообщений." (Лотман 1970: 31)
В соответствии с тремя типами информации можно выделить три правила выбора и комбинаторики лингвистических единиц.
* Первое правило: увеличение возможности выбора и комбинаторики лингвистических единиц (художественная информация).
* Второе правило: уменьшение возможности выбора и комбинаторики лингвистических единиц (научная информация).
* Третье правило: вероятностные преобразования идеальных возможностей языка в случайную действительность речи. (Шпет 1927: 41)
Третье правило можно проиллюстрировать с помощью следующего примера: Having a nice time? - Wonderful. В этом диалоге задействовано лишь четыре слова. Легко предположить, что идеальные возможности языка ни в одном тексте не используются. Достаточно сказать, что Шекспир использовал в своих произведениях около двадцати тысяч слов, хотя с помощью такого количества можно построить бесконечное количество текстов и все зависит от интеллектуальных способностей, творческой мысли коммуниканта.
В роли кванта коммуникации выступает триадная коммуникативная цепочка: автор(адресант) - текст - реципиент(адресат). (Каменская 1990: 16) Эта цепочка должна рассматриваться интегрально, так как адресат становится адресантом и наоборот, то есть имеет место взаимообратная направленность.
Коммуникант строит свой текст с помощью интеллекта. "В целом интеллект, " -пишет Н. Жинкин, - "можно представить как динамическую модель действительности, в которой уже нет слов в их ... обычном состоянии." (Жинкин 1982: 130)
В тексте слова находятся в необычном интегральном состоянии. Коммуникант должен обладать концептуальной системой знаний, представлений, мнений, эрудицией в той или иной сфере человеческой деятельности, чтобы формировать когнитивное содержание. (Голод и др. 1985: 34).
Все знание в целом одномоментно вербализовать невозможно, поэтому видимо можно говорить о бессловесном смысле, заложенном в памяти коммуниканта (Долинский 1995: 161)
Р. Павиленис считает, что концептуальная система - это непрерывно конструируемая система информации (мнений, знаний), которой располагает индивид о действительном или возможном мире. (Павиленис 1983: 280)
Концептуальные системы можно представить в терминах фреймов. Это понятие было введено М. Минским. (Минский 1979) Он определяет фрейм как минимально необходимую совокупность признаков объекта или явления, позволяющую идентифицировать это явление.
На наш взгляд, фрейм "помещен" в искусственную изоляцию и лишен диалогического взаимодействия с другими текстами.
1. 5. Текст и его дифференциация.
Развитие лингвистических исследований последних лет характеризуется изучением языка с учетом его реального функционирования в любых его конкретных проявлениях. Такая лингвистика должна быть коммуникативной, а сама коммуникация определяться как текст, ибо предложение не может служить коммуникативной единицей общения. (Колшанский 1979: 52) Недифференцированный и неконкретный подход к тексту в теории текста ведет к широкой схематизации языка и минимальному вниманию к его конкретным свойствам. (Рождественский 1979: 17) Тексты, находящиеся в разных сферах коммуникации, представляют собой принципиально разные структуры и получают в речи свое особое , специфическое для данного текста построение. (Виноградов 1963: 202; Кацнельсон 1972: 97; Рождественский 1979: 16)
Общесистемные описания с их системоманией теряют свою эвристическую ценность, так как "языка вообще" не существует и подобные описания ведут в "никуда". (Зотов 1985: 4) Лингвист должен изучать текст, а не просто язык в текстовом материале. (Попов и др. 1984: 10)
Изучение отношения системы и текста, реализации системы в тексте является одним из самых трудных для изучения разделов языкознания. "Следует различать:" - пишет Ю. Рождественский, - "1) систему, 2) текст, в котором реализована система, и 3) принципы реализации системы, иначе, ту или иную систему реализации. Специальное исследование системы реализации во всех ее разновидностях есть новый, еще лишь намечающийся предмет науки о языке." (Рождественский 1969: 280-1)
Основная задача лингвистики текста состоит в типологическом описании, дифференциация которых выкристаллизовалась в результате специфических функций различных сфер общения.(Гальперин 1980: 5)
Вопрос о типах текстов еще ждет своего решения, так как не всегда можно провести четкие объективные границы между двумя типами текстов (Кристал и др. 1980: 160), хотя в теории предпринимались попытки дать точную типологию текстов. (Mistrik 1973; Werlich 1975)
Сравним несколько разнотипных текстов:
(1) I'm happy to join with you in what will go down to history as the greatest demonstration for freedom in the history of our nation. Five score years ago a great American in whose symbolic shadow we stand today signed the Emancipation Proclamation. This momentous decree came as a great beacon light of hope for millions of Negro slaves who had seared in the flames of withering injustice. It came as a joyous daybreak to end the long night of their captivity. One hundred years later the Negro still is not free... One hundred years later the Negro lives on a lonely island of poverty in the midst of a vast ocean of material prosperity. One hundred years later the Negro is still languished in the corners of American society and finds himself in exile in his own land. (Lucas)
(2) The official languages of the Court shall be French and English. If the parties agree that the case shall be conducted in French, the judgement shall be delivered in French. If the parties agree that the case shall be conducted in English, the judgement shall be delivered in English.(CHAT OF THE UNITED NATIONS)
(3) A rainbow is an arch exhibiting the prismatic colours in their order, formed in the sky opposite the sun by reflection, double refraction, and dispersion of the sun's rays in falling drops of rain. (King)
(4) Under the shattered plate of storm cloud in the east, cottage windows shone like mica above them in a luminous drift of rain the sun bent its coloured bow. (King)
(5) It is for you to say whether or not each of these accused persons is guilty of the offence with which he is charged. You are concerned here to decide whether or not there has been a violation of the laws... I ask you to say that Lenz did not commit this crime out of any lust of cruelty. I ask you also to say that he... had this case hanging over his head for a long time now. I would ask you to show the world that British justice, though stern and just, is nevertheless tempered with mercy. (Cameron(ed.)
(6) He's still sweating out the petrol, isn't he? - Wouldn't you?Would and have. (VIDAL (ED))
(7) Goods sent today. Invoice following. (Eckersley)
(8) ... But today, as I've said, I am going to talk on "The Ode on a Grecian Urn". And I think the best thing is to do what I've done in the past in talking, which is to give, first of all, an account of what the poem is, so that you have in your minds the plan of it, the scheme. And then I will take it verse by verse and explain in more detail and more simply what is being said and I will draw your attention to some interesting poetical and other features of it... The poem begins with three men going to a wedding and one of the men is to be the principal guest at the wedding, and they are stopped by an old man. And the wedding guest tries to push him off, brush him aside, but he gets held by the magnetic eyes of the man - his eye is so powerful that it holds him out and he tells him the story. (Долгова)
(9) During his brief life span John Reed had already become a legendary figure ... That giant gusto, that rash young western strength, all that deep-hearted poetry, exuberant humour, thirst for adventure, and flair for life, composed a character that could not avoid fame. (Gold)
(10) "Where are you going, Jack?", said the cat. "I'm going to seek my fortune." "May I go with you?" " Yes," said Jack, "the more, the merrier."... They went a little further and they met a dog. "Where are you going, Jack?", said the dog. "I'm going to seek my fortune." "May I go with you?" "Yes, " said Jack, "the more, the merrier." (Jacobs (ed)
(11) We, Philips Electronic... Limited do hereby declare the invention, for which we pray that a patent may be granted to us, and the methods by which it is to be performed, to be particularly described in and by the following statement...(Patent Specification)
(12) The hypothesis that lies behind the present paper is that the semantics of a language can be regarded as a series of systems of constitutive rules and that illocutionary acts are acts performed in accordance with these sets of constitutive rules. (Searle)
(13) dennis, as author cold and weak, // Thinks as a critic he's divine; //Likely enough - we often make// Good vinegar of sorry wine. (Topsy-Turvy World)
С определенной степенью точности мы можем определить принадлежность текста к одной из форм общественно-речевой деятельности, его социально-коммуникативную предназначенность: 1 - ораторский текст; 2 текст официального документа; 3 - научное описание явления "радуга"; 4 художественное описание того же явления; 5 - выступление адвоката; 6 текст телеграммы; 7 - повседневный текст; 8 - лекция; 9 - научная статья по литературоведению; 10 - сказка; 11 - патентная спецификация; 12 - научная статья по лингвистике; 13 - поэтический юмористический текст.
Функционально-коммуникативная идентификация текстов производится нами на основании состава смыслов, выбора и комбинаторики языковых средств. Каждый из представленных текстов выделяется дифференциально-специфическими речевыми единицами, композиционной структурой и конструктивными приемами.
Выделим дифференциальные признаки приведенных текстов.
Речь М. Кинга "I have a dream" считается шедевром ораторского искусства. М. Кинг выступал со ступенек мемориала Линкольна в его "символической тени". Ритор излагает в возможно краткой и красноречивой форме принципы движения черных Американцев за гражданские права и закрепляет приверженность своих слушателей этим принципам. Одна из самых привлекательных черт его речи - это использование Кингом языка с целью сделать абстрактные принципы свободы и равенства простыми и неотразимыми. Вся его речь покоится на знакомых, конкретных словах, создающих резкие и яркие образы. Он использует много метафор, которые четко соответствуют церемониальному обращению и помогают драматизировать идеи Кинга. Он также интенсивно использует повтор, градацию и параллелизм, чтобы эмфатически усилить свое сообщение и придать импульс своей речи.
Итак, Т1 характеризуется необычной дистрибуцией своих элементов. Центральный образ "freedom" создается с помощью конвергентного употребления эпитетов "withering injustice", "symbolic shadow", стилистических сравнений "as a great beacon light of hope", "as a joyous daybreak", метафор "to end the long night of their captivity", "a lonely island of poverty", " a vast ocean of material prosperity". Эффект сцепления создается за счет структурного параллелизма "one hundred years later... " и антитезного употребления двух контрастирующих идей: a lonely island of poverty - a vast ocean of material prosperity. С помощью подобных стилистико-конструктивных приемов передается идея о том, что черные американцы до сих пор не свободны.
Т2, включающий фрагмент из кодекса международного суда, носит императивный характер, который передается модальным глаголом "shall". Смысловая однозначность текста создается за счет конструктивного приема симметричности высказываний, выполняющих функцию доминанты по типу синтаксической конвергенции: if the parties agree - if the parties agree.
Т3, 4 описывает одно и то же явление радуги. Первый - с точки зрения научной; второй - художественной. Т3 характеризуется строгой логической последовательностью своих элементов, употреблением терминов "prismatic", "refraction", "dispersion", вневременным употреблением глагола "to be". Т4, в отличие от Т3, передает художественный смысл с помощью конвергенции, создаваемой инверсией обстоятельств "under the shattered plate", "in the east", метафорами "shattered plate of storm", "a luminous drift of rain", "the sun softly bent", сравнением "like mica". По сравнению с Т3, где "rainbow" занимает первое место, в Т4 понятие радуга передается экспрессивным сочетанием "coloured bow", которое оттянуто в конец. Это объясняется как изменением композиции и функции "coloured bow", так и приданием экспрессии тексту. Т4, в отличие от Т3, характеризуется конкретной семантикой. В совокупности все это создает образ радуги. Речевые средства преобразуются в нечто совсем иное (язык в не-язык), поэтому словесная ткань как бы "испаряется" в лучах понимания, то есть "она произвела свое действие, она исполнила свое назначение и она умирает". (Валери 1976: 415)
Т5 (речь адвоката) характеризуется альтернативной доминантой "whether or not", юридической терминологией "accuse", "guilty", "charge", "offence", словосочетаниями "violation of the law", "commit crime", устойчивыми конструкциями "It is for you to say"- "You are concerned here to decide" "I ask you to say" - "I would ask you", где наблюдается семантическое нарастание степени просьбы. В заключение, с целью смягчения приговора, подзащитному и воздействия на суд, адвокат использует гиперболу "to show the world", метафору "tempered with mercy", игру слов "justice-just", противопоставление "stern-mercy".
Одним из дифференциальных признаков устойчивости диалогического текста (Т6) является элиминация частей сказуемого. Это объясняется в первую очередь тем, что смысловая часть высказывания проецируется из первой реплики. Репрезентанты "wouldn't", "would", "have" полностью обеспечивают процесс коммуникации.
Наиболее устойчивой грамматической единицей в текстах телеграмм является редукция вспомогательных глаголов (Т7). Подобные сокращения сохраняются неизменными при вхождении в тот или иной текст типа (Т7). Т7, по сравнению с Т1-6, характеризуется минимальным объемом. Однако Т7 полностью выполняет коммуникативную функцию и обладает всеми свойствами текста: целостностью и завершенностью. Таким образом, понятие текста не должно ограничиваться каким-то определенным размером, так как текст понятие функционально-семантическое и размером не определяется. (Halliday 1974: 107)
В Т8 идеальным выразителем избыточности является ненужный повтор "and", который выполняет не только и не столько соединительную функцию, сколько функцию присоединительную в качестве заполнителя пауз с диффузным значением. Его употребление не обусловлено логикой синтаксических отношений, однако, "and" устойчиво входит в данный тип текста. Выбор лексических средств в устном тексте-лекции не всегда осуществляется с той степенью точности, как это имеет место в письменном тексте. (Лаптева 1982: 77-105) Поэтому возможны различные квазиуточнители: "plan-scheme"; "push off-brush aside", избыточные выражения, которые можно легко свернуть с целью оптимизации текста. (Тер-Минасова 1986: 142; Гвишиани 1986: 233) Попытаемся экспериментально оптимизировать первую часть лекции: "Today I'm going to give an account of "The Ode" with the plan of it. Then I will take it verse by verse in more simple detail and draw your attention to some interesting features of it." Оптимизированный фрагмент, на наш взгляд, адекватно передает содержание первой части Т8.
Т9 радикально отличается от Т8 и характеризуется необычной дистрибуцией элементов: "giant gusto", "rash young strength", "deep-hearted poetry", "exuberant humour", "thirst for adventure", "flair for life". Т9 подобен художественному тексту, для которого типична произвольная структура. "And" выполняет свою подлинную присоединительную функцию. Семантическое ядро составляют слова чисто литературного слоя, в отличие от Т8, где превалируют слова слоя разговорного. В Т9 отсутствуют ненужные повторы. Повтор указательного местоимения "that" выполняет экспрессивную функцию.
Типичной лингвистической чертой Т10 является параллелизм ситуаций, что в конечном результате обусловливает структурный параллелизм.
Для Т11 характерно жесткое лингвистическое начало, свойства конфигураций которого не меняются при вхождении в данный тип текста: "We... do hereby declare the invention... ".
Т12 включает специальную терминологию: "constitutive rules", "system", "semantics", "illocutionary acts". Т12 увеличивается в объеме не столько за счет употребления различных слов, сколько за счет многократного повторения одних и тех же, так как отсутствуют синонимические замены. За счет этого создается эффект монотонности. В тексте преобладают глаголы абстрактной семантики: "regard", "formulate", "perform".
Типологической особенностью Т13 является его расчлененность на два текста: конкретного - 1-2 строки и общесмыслового (мораль) - строки 3-4. Отношения между ними можно описать как "перевод" текста в текст (Падучева 1977: 30). Двухтекстовая конструкция дает возможность производить проекцию обобщения на повествовательную часть.
На основании вышеизложенного можно выделить коммуникативно-стандартные тексты с "жесткой" структурой (Гиндин 1972: 9) - Т2, 3, 5, 6, 7, 10, 11, 12 и "произвольной " структурой - Т1, 4, 8, 9, 13. В первой группе свойства языковых конфигураций не меняются при текстовом континууме. Во второй группе идеальные возможности языка переходят в случайную действительность речи (Шпет 1927: 41).
Между системой языка и факультативными формами ее воплощения существуют своеобразные количественные отношения, так как в любом типе текста используется лишь ограниченное количество элементов языковой системы (Винокур 1959: 392). Система языка вливается в речь не как целостная структура, а лишь отдельными речевыми произведениями, ибо структура языка и речевая коммуникация не совпадают (Кацнельсон 1972: 97).
Анализ текстов показал, что существует изоморфное соответствие между содержанием и формой. Экстралингвистический фактор (коммуникативная интенция) накладывает ограничения на выбор и группировку языковых средств. Совокупность характерных для данного типа текста лингвистических признаков образует устойчивую доминанту.
1. 6. Топологически устойчивые текстуальные конфигурации в повседневной речи (face-to-face communication).
При исследовании языка в его реальных проявлениях (текстах) создается парадоксальная ситуация: чем детальнее описываются семантические и синтаксические признаки текстов, тем менее ясной становится их специфика (Одинцов 1980: 16). Поэтому, на наш взгляд, необходимо установить топологически устойчивые лингвистические единицы, характеризующие тот или иной текст.
Под топологической устойчивостью лингвистических единиц мы понимаем совокупность конфигурационных ограничений, накладываемых на генератор случая. Другими словами, конфигурации сохраняют неизменными (инвариантными) свои характеристики при непрерывных деформациях в речевом континууме (Кац и др. 1971: 170; Hockett 1968: 84). Одним из дифференциальных признаков устойчивости является элиминация частей сказуемого в диалогическом тексте, так как существование любого инварианта в некотором множестве явлений подразумевает наличие ограничения разнообразия (Эшби 1958: 186).
Правила элиминации опираются на предсказуемостную способность оставшихся элементов непротиворечиво предсказывать один знак. При элиминации справа оставшиеся элементы должны максимально предсказать формы знаменательной части. При элиминации слева неэлиминированные элементы должны предсказать(обратное предсказание) служебный элемент, то есть между элиминацией слева и справа наблюдается взаимообратная предсказуемостная связь. Глубина синтаксического предсказания конечной формы (элиминация слева) и оставшихся неэлиминированных элементов (элиминация справа) равна одному последовательному знаку, соответственно слева и справа. Элиминирование всегда носит характер однонаправленный - или слева, или справа, и одновременной элиминации с двух сторон быть не может. Например:
Been doing any good? (Maugham 1965); Nothing been moved? (Heyer); Been hunting for you ten minutes, sweetie. (SLAUGHTER); How are you? - Shaken but recovering. (Whiting); You look as if you might be attending someone in a professional capacity. - I have been (Whiting). But it hasn't been settled. - It will be. (Modern American Short Stories); Been seeing a lot of that fellow Gray? - She has. (Robins).
В данных примерах нулевые позиции функционально заняты и "представлены" своим отсутствием (Вардуль 1969: 64).
При элиминации слева элиминируются только вспомогательные элементы, входящие в морфологический состав глагольной формы, независимо от типа сказуемого, а справа элиминируется знаменательный элемент, также независимо от типа сказуемого.
Слева элиминация возможна как в синтагматически независимых, так и синтагматически зависимых высказываниях, а справа только в синтагматически зависимых высказываниях. В синтагматически независимых высказываниях при элиминации слева элиминируется только первый элемент, а в синтагматически зависимых высказываниях количество элиминированных элементов должно точно соответствовать числу совместимых элементов исходного и зависимого высказываний. Оставшийся в зависимом высказывании знаменательный элемент должен быть представлен в такой форме, чтобы в соединении со служебными и вспомогательными элементами исходного высказывания всегда составлялся точный образ требуемого полного сказуемого. Например:
It was a good scheme, Vernon. It could have worked. - It could have, but it didn't. (Hailey 1965); I'm not jealous. - Have you ever been? - Oh, yes, I didn't say I couldn't be. (O'Hara); What have you been doing? Working. (Dreiser).
Тип элиминации зависимого речевого сегмента зависит не от структурного типа исходного высказывания, а от функционально- коммуникативного задания, то есть если функции симметричны, то независимо от структурного типа исходного высказывания применяется один и тот же тип элиминации. В результате можно вывести два правила (Зотов 1984: 32-5):
1. Если в зависимом высказывании подтверждается или отрицается новое, которое содержится в исходном высказывании, или имеется запрос о подтверждении нового, то подтверждение или отрицание нового может быть задано элиминацией сказуемого справа или слева (повторяется знаменательная часть сказуемого). Например:
I think we'd better turn back. - We are. (Robins 1963); What are you doing up here? - Same thing you are. (Metalious); Are you staying up to watch TV, or what? - I may, or read. (O'Hara 1966);Are you writing a novel? - Starting one. (Best American Plays); I hope I'm not damaging you in the eyes of your friends. - Damaging. (O'Connor)
2. Если в последующем высказывании новое или запрос о новом не требует подтверждения или отрицания, а задается новая коммуникативная перспектива, то имеет место левая элиминация, так как новая информация может передаваться лишь с помощью знаменательного глагола. Например:
You've been what? - Stopped, sacked, paid off. (Priestley); How is the market tonight? - Booming. (Maugham); Have you been gambling? - No. Nor wenching. Nor drinking. Nor contracting bad debts. (Petry).
В формах сказуемого с элиминацией справа происходит компрессия информации, где уменьшение объема сказуемого компенсируется нарастанием семантической информации и приводит к альтернативе синтаксического предсказания. В подобных случаях может наблюдаться определенная коммуникативная "размытость" в предсказании последующего элемента, так как оставшийся знак задает колеблющийся "волновой" элемент. Например:
You asked for my opinion. I've been trying to form one. - You would've anyway. (Douglas); Is she suffering much? - Very much. She will from now on. (The Best Television Plays); So the dean had been making inquiries. Naturally she would. (Sayers).
Поскольку элиминированные элементы представлены идеально, то у слушающего имеется выбор длительной и недлительной форм и оба варианта доступны адресату. Вместо линейности получаем весь комплекс возможностей без уточнения. Не дифференцируя четко значение, адресант позволяет адресату декодировать несколько вариантов подстановки. Один элемент может задавать общую сферу и разные варианты входят в нее с разной степенью пренебрежения. Общее значение, передаваемое одним элементом сказуемого, включает все частные и их необязательно дифференцировать. Подобная импликация не мешает смысловой стороне высказывания. Семантическая неоднозначность может создаваться в тех случаях, когда один элемент сказуемого коррелирует с несколькими глаголами:
I am releasing my 384 delegates with instructions to support Governor Merwin. - But you can't. - I can. And I have. (Best American Plays).
Глаголы "can"и "have" могут коррелировать с двумя глаголами "release" и "support"
При элиминации части сказуемого слева коммуникативной неопределенности в большинстве случаев не создается, так как элиминированный вспомогательный глагол однозначно декодируется оставшимся элементом. Например:
Been getting you down? - Very much so. (Christie 1969); Been skinning them at cards?. (Hello, Fetso).
Наблюдаются случаи, когда возможна лишь неоднозначная временная интерпретация: Come to measure me for my coffin?. В данном примере возможна подстановка двух вспомогательных глаголов "have"и "did".
Противоречивый характер носят предложения с форсированной импликацией, которые, по мнению информантов, придают высказыванию оттенок гордости, хвастовства:
Been polishing it all the morning, I have. (Christie 1956).
С одной стороны, подобные конструкции можно рассматривать как одно предложение с перестановкой, с другой - как два высказывания с элиминацией одного сказуемого слева, а другого справа.
В процессе анализа возник вопрос, в какой степени элиминированные структуры соответствуют норме, культуре речи, которая является "переводчиком" языковой нормы.
Вопросу языковой нормы посвящено большое количество работ как отечественных, так и зарубежных лингвистов. Однако ее сущность остается дискуссионной в связи с тем, что она связана с таким сложным понятием как система. Большинство лингвистов полагают, что норма регулирует выбор из нескольких возможных переменных. Поскольку варьирование внутренне присуще системе, то наличие вариантности есть необходимое условие существования нормы. В системе все варианты пользуются одинаковым лингвистическим статусом и при ее реализации коммуникант может выбрать образцовый вариант. Именно норма, как прагматический фактор, позволяет адресанту отбирать необходимую для данной социально-речевой ситуации варианты системы. (Ступин 1979: 6-7)
По мнению Р. Якобсона, каждый индивидуум одновременно принадлежит нескольким речевым сообществам разного радиуса и действия. Любой общий код включает иерархию различных субкодов, свободно избираемых говорящим в зависимости от функции сообщения адресата и отношений между собеседниками. (Jacobson 1960: 458)
Возражение вызывает утверждение Р. Якобсона о том, что коммуникант свободно выбирает тот или иной вариант. Это действительно лишь для тех носителей языка, которые обладают определенным образовательным уровнем. Но прав Р. Якобсон в том, что при изучении речевой коммуникации "необходимо учитывать то обстоятельство, что в любом речевом сообществе и в любом существующем языковом коде отсутствует жесткое единообразие; всякий человек вносит разнообразие в свой код и сочетает в себе различные коды. На каждом уровне языкового кода мы наблюдаем шкалу переходов, варьирующую от максимальной эксплицитности до самой сжатой эллиптической структуры..." (Якобсон 1985: 313).
Необходимо четко дифференцировать систему языка и ее возможности, и систему наших знаний о языковом устройстве. Эти отношения не могут быть адекватными, так как есть собственно организованность системы как данность и организация наших знаний о ней. (Золотова 1982: 100)
Иногда при определении понятия языковой нормы лингвисты игнорируют членимость языка на подсистемы. Так Э. Косериу характеризует норму как соответствующую тому, что уже сказано. (Косериу 1963: 174-75) Он ставит знак равенства между общеязыковой системой и подсистемами. Исходя из его точки зрения, мы должны считать употребление , например, разговорной конструкции в официальном документе или научной статье как соответствующие языковой норме. (Скребнев 1975: 67) Изучаемый конкретный язык должен рассматриваться в совокупности всех его подсистем.
Варьирование языка в его социальном контексте характеризуется тремя подсистемами с функциональной точки зрения: стилистическая дифференциация, собственно стратная ("высший страт - низший страт", "культурный уровень некультурный уровень") и диалекты. Стратификационная вариативность характеризуется отсутствием выбора, в то время как два других вида вариативности дают возможность выбора. (Степанов 1976: 127)
Наличие выбора возможно лишь при преднамеренном переходе из одного страта в другой. Приведем фрагмент из выступления в палате общин бывшего премъер-министра Великобритании Г. Макмиллана: "There ain't gonna be any war." (Foster 1969: 146-47)
Возможна непреднамеренная ошибка. Приведем пример из диалога, в форме стенографической записи, между бывшим президентом США Р. Никсоном и адвокатом Белого Дома Дж. Дином об Уотергейтском скандале (Watergate Affair).
President: They had never bugged Muskie, though, did they?
dean: No, they hadn't, but they had infiltrated it by a secretary (Newsweek 13 May 1974).
Вероятно, оговорка, допущенная Р. Никсоном, объясняется его волнением: вместо "had they?" во второй части вопроса Р. Никсон употребляет форму"did they?", которая не соответствует первой части.
Диалекты также представляют норму, но норму внелитературную. (Арнольд 1981: 286-7) Они занимают периферийное ограниченное место в функциональной системе языка и находятся в принципе дополнительности по отношению к функционально-стилистической системе языка.
Таким образом, норма образует сложную систему подсистем норм с их изоморфным соответствием социальным ситуациям и находится в сложном переплетении при ее реализации в разговорной речи. Установка говорящего по отношению к устойчивым языковым переменным с помощью тестов самооценки было выявлено американским лингвистом У. Лабовым. Отвечая на вопрос, какая из предложенных форм характерна для его собственной речи, говорящий выбирает форму, отвечающую его представлениям о том, что "правильно" или "престижно", а не ту, которую он действительно выбирает. (Лабов 1975: 114) По его же тонкому наблюдению, так называемая "нижняя часть среднего сословия" проявляет особое внимание к "правильности " речи. Тенденция к гиперкорректности отмечается у тех, кто не чувствует себя вполне стабильно в смысле своего социального положения (Labov 1966).
Коммуникант часто использует противоречия, которые заложены в языковой системе. По мнению Ф. Филина свободно владеющий языком "обязательно делает разного рода отступления от принятых стандартов. Не случайно иностранцев узнают по "слишком правильной речи". (Филин 1982: 124)
Языковая норма предполагает в идеале выбор коммуникантом прагматически равноэффективных вариантов. Варьируя в допустимом диапазоне возможно большим числом форм , коммуниканты пытаются найти оптимальный вариант речевого общения (социально-речевой оптимум) в том смысле, что вместо полной формы сказуемого они используют форму с элиминацией и наоборот. Например:
1. Where have you been? - Dancing (Dreiser 1964);
2. Start thinking, will you? - I have been (Wilson);
3. What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway).
Ответные высказывания в первом и втором примерах с элиминацией сказуемого слева и справа носят общеразговорный нормативный характер. В третьем примере говорящий использует во второй реплике полную форму, хотя он мог бы свободно выбрать и редуцированную "studying architecture". Полная форма, по сравнению с редуцированной, является более форсированным утверждением. Еще несколько примеров:
Seen any good movie ads lately? (N.Y.Times 1977); Have you seen the brightest new look in news magazines? (N.Y.Times 1977); Seeing Stratton tonight? (Segal); Are you seeing the President? - I assume so (Vidal).
Примеры показывают, что конструкции с элиминацией сказуемого слева являются нормативно-разговорными особенно в тех случаях, когда вместе с частью сказуемого элиминируется подлежащее (не в специальном вопросе).
Исключение составляют формы на "be", которые не носят нормативно разговорного характера:
Be good to you (Prichard); Be nice to have pork bones for breakfast (Steinbeck).
Нормативно разговорный характер носят конструкции с элиминацией при сохранении подлежащего в устных объявлениях и текстах телеграмм:
Trans America two coming on course two zero five (Hailey 1965); Mr. Hasting disappeared yesterday, feared been kidnapped by some gang (Christie 1964).
Элиминация части сказуемого слева при сохранении подлежащего не носит нормативно разговорного характера, что особенно резко сказывается в специальном вопросе:
What you been talking to this boy about? (Saxton); What you all waiting for? (Greenwood).
Если же вопросительное слово находится в конце, то специальный вопрос со структурной организацией, приближающейся к общевопросительному высказыванию, можно рассматривать как нормативно-правильное построение:
You going where? (Baldwin).
Элиминированные конструкции могут использоваться для характеристики речи людей различного культурно-образовательного уровня. В речи людей более высокого культурно-образовательного уровня встречаются все типы элиминированных конструкций, некоторые из них применяются с дифференцированным стилевым назначением, что придает высказыванию оттенки: шутливо-иронический, нарочито-фамильярный, снисходительно-покровительственный и т. п. Например:
Been away? - I've been in Washington (Lewis).
В речи людей низкого культурно-образовательного уровня подобные конструкции употребляются без особого целевого назначения.
Таким образом, можно выделить конструкции, которые: 1) носят общеразговорный характер и встречаются в речи практически всех носителей языка; 2) не носят общеразговорный характер и встречаются в речи образованных людей и несут определенную стилистическую информацию; 3) не входят в общеразговорный коммуникативный стандарт и употребляются в речи необразованных людей и добавочной стилистической информации не несут.
В целом, функционирование элиминированных форм сказуемого служит одним из источников разнообразия, необходимого для обеспечения как конвенциональных функционально-стилистических задач, так и для дифференциации неконвенциональных социально-бытовых вариантов разговорной речи.
Другими словами, норма при элиминации частей сказуемого выступает как социально-речевой регулятор между системой языка и ее реализацией в тексте.
1. 7. Текст и вторичная номинация.
Проблема соотношения вторичной номинации и текста приобрела свой лингвистический статус лишь после того, как текст стал рассматриваться как высшая коммуникативная единица (Колшанский 1979: 52; Москальская 1981: 9), ибо лишь на текстуальном уровне можно вскрыть механизм номинации событий между кореферентными высказываниями. (Гак 1979: 91-102) В этом и проявляется непосредственная семантическая связь слов в тексте. (Хлебникова 1983: 6; Реферовская 1983: 8;Halliday et al 1980: 4-7) Эти кореферентные отношения основываются на том, что один и тот же факт, явление, событие могут быть описаны с помощью средств семантико-синтаксического варьирования номинационной цепочки. (Гак 1976: 5-14; Потапова 1984: 111-5; Зотов 1985: 51-5)
Рассмотрим некоторые типологические черты семантической связи слов как результат вторичной номинации.
Вторичную текстуальную номинацию (в соотношении с первичной) можно разбить на две группы. Первая группа придает тексту (или его определенным фрагментам) экспрессивность с помощью различных стилистических средств (оксюморон, нарастание, антитеза, антонимические замены, структурный параллелизм и т. д.). Вторая группа вторично обозначает, уточняет, конкретизирует событие без всякой стилистической задачи (субституция, эллипсис, повтор, репрезентация, транспонирование (номинализация, вербализация).
В первой группе повторная номинация на уровне высказывания может осуществляться с помощью:
1) комбинации стилистических приемов (конвергенции):
(1) Then the wind shifted. Rain splattered his face. He... watched the... facade of the house appear and disappear in rapid flashes like an old movie print, jerky and overexposed. Within the house the party continued, unaware of the beautiful chaos outside (Vidal).
Здесь имеет место переход от конкретной первичной номинации (wind, rain) ко вторичной (the beautiful chaos), обозначающей ситуацию в более обобщенном виде. Конкретный смысл оксюморонного сочетания (beautiful chaos) становится ясным лишь в результате корреляции с предшествующим высказыванием. Созданию конвергенции способствуют также сравнение (like an old movie print) и метафорические эпитеты (jerky, overexposed).
(2). To keep your marriage brimming, // With love in the loving cup, // Whenever you are wrong, admit it, // Whenever you are right, shut up (Nash).
Семантические связи слов в данном примере осуществляются за счет конвергенции, которая образуется с помощью употребления расширенной метафоры "brim" (центральный образ), вокруг которой "вращается" еще одна детализирующая метафора "loving cup", структурного параллелизма "whenever you are... ", антитез "wrong-right", "admit-shut up" и эффекта обманутого ожидания "whenever you are right, shut up", где появление "shut up" непредсказуемо;
2) нарастания семантической информации:
(1) We, Philips Electronic... Limited... do hereby declare the invention, for which we pray that a patent may be granted to us... (Patent).
Глагол "pray" в соподчинении с "declare" способствует нарастанию смысловой и экспрессивной информации, так как "pray" семантически более весом, чем "declare". Однако, при данном типе отношений функция вторичной номинации заключается не столько в передаче новой информации, сколько в усилении эффекта воздействия на читателя.
(2). Are you shocked? - Only flattered (Cusack); 3). Are you all right? - Never been better (Petry); 4). That was wonderful - Brilliant (Best American Plays); 5). Are you all right? - Happy (Best American Plays).
Вторичная номинация во взаимодействии с первичной "shocked flattered", "all right - better", "wonderful - brilliant", "all right happy" передается с помощью нарастания семантической информации, которая является более весомой по сравнению с первичной;
3) антонимических противопоставлений:
(1) You're not enjoying it? - Hating it (Rattigan);
(2) Is she rich? - Penniless (Maugham);
(3) You're pulling my leg. - Not pulling it, pushing it (O'Hara).
В первом и втором примерах эффект номинации создается за счет антонимического противопоставления. Такое взаимодействие придает диалогическому тексту определенную экспрессивность. В третьем примере повторная номинация основана на буквальной интерпретации коммуникантом фразеологического сочетания "to pull one's leg". В результате получаем антонимическую замену "pull" на "push". Такая номинация создает юмористический эффект.
Во второй группе повторная номинация может осуществляться с помощью:
1) субституции:
(1) The theory ... is supported by a simple test system. But further studies are needed to determine whether the test is generally applicable in understanding how the immune system works. If so, it could be possible to manipulate the immune system by using the surface receptors (Moscow News 1982).
Субститут "so" замещает все последующее высказывание в компрессированной форме, в результате чего образуется максимальная семантическая связь первичного высказывания и субститута.
(2) It's this: Mistrust the obvious (Hailey 1975).
Функцию субститута во втором примере выполняет анафорический дейксис "вперед" - "this". (Вейнрейх 1970: 182) "This" замещает целое высказывание и его декодирование происходит в последующем высказывании.
2) номинализации или вербализации:
(1) In the United States most men shave with a soapy lather water and a razor blade. In Europe a "dry" shaving electric razor is favored. In Japan... Electric Industrial Co. Ltd. has introduced an electric shaver that can satisfy the preferences of all (Moscow News 1982);
(2) Have a seat. - I have been sitting all day (West).
Вторичная номинация в данных примерах репрезентируется путем транспозиции глагольного ядра в существительное и наоборот. Здесь имеет место текстуальная синхронная реконструкция словообразовательного акта (Кубрякова 1976: 23-32; 1983: 50-8).
Первый процесс можно обозначить как номинализация: "shave - shaving shaver"; второй - как вербализация - "seat-sit". Подобное транспонирование способствует усилению коррелятивной связи однокорневых слов и более компактному построения текста;
3) семантической конкретизации:
(1) What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway);
(2) What would you do? - Read and reflect (O'Connor);
(3) Working hard, I suppose? - Leading a balanced life (Davidson);
(4) Stopping here? - No, just keeping an appointment (Dreiser).
Вторичная номинация (в первых двух примерах), построенная на отношении включения, осуществляет переход от более широкого обозначения (do) к более узкому (study, read, reflect). В последних двух примерах происходит дополнительная конкретизация (working... - leading...; stopping... keeping...);
4) повтора:
(1) What do you want down here? - Just looking around. - Just looking around for what? (Caldwell);
(2) Coming? - I'm coming (Carter);
(3) Have you yourself communicated with them? - No, sir, I haven't communicated with them (Snow);
(4) I think it could have been done. - Fact is it must have been done (Christie 1965).
Повтор является простейшим средством связи при повторной номинации и может сопровождаться отрицанием (третий пример) или различными модальными оттенками (четвертый пример);
5) эллипсиса и репрезентации:
(1) Is it raining now? - It might be any time (Whiting);
(2) He was terribly impressed with your letter. - So he should be (Rattigan);
(3) But do you think it'll work? - Bound to(Wilson).
Наиболее жесткая семантическая связь слов при повторной номинации образуется с помощью эллипсиса знаменательной части сказуемого справа (первый и второй примеры) и репрезентанта "to" (третий пример), где наблюдается проекция глаголов из предшествующего высказывания. В свою очередь повторная номинация представлена синтаксически значимым нулем.
Таким образом, кореферентные высказывания при варьировании семантико-синтаксических средств используются в тексте для выражения экспрессивно-семантических (первая группа) и логико-семантических (вторая группа) оттенков. Одновременно, повторная номинация способствует прочной семантической связи слов и помогает снять монотонность, обозначая один и тот же факт разными способами. Повторная номинация играет важную роль в смысловой организации текста.
Эту главу можно завершить утверждением, что растущий интерес к исследованию текста был стимулирован по принципу обратного эффекта лингвистами, ментально блокированными предложением. Это конечномерное замкнутое в пространстве предложение на самом деле ничего не "предлагает", так как оно не связано с действительностью и, следовательно, лишено конкретного смысла.
Во второй главе мы с новых позиций рассмотрим диалогические отношения, которые автор обозначил как филологическую мегапарадигму.
Глава II. Диалог как филологическая мегапарадигма.
2. 1. Коммуникативная модель диалогического общения.
Существует несколько коммуникативных моделей общения или передачи информации.
1. Информационные процессы изучаются с помощью теории информации, создателем которой был К. Шеннон (Шеннон 1963: 5). В современном научном понимании информация есть содержание процесса интерпретации особенностей одних объектов реальной действительности в виде изменения свойств других объектов.
Предложенная Шенноном несемантическая схема информационной связи оказалась полезной при интерпретации художественного текста. Система "автор - книга - читатель" рассматривается как система передачи информации.
Первый компонент схемы, то есть источник сообщений, И. Арнольд истолковывает как окружающую писателя реальную действительность. Писателя можно рассматривать как второй компонент схемы - передатчик, поскольку он перерабатывает эту информацию и кодирует ее, воссоздавая действительность в художественных образах, воздействует на волю, мысли и чувства читателя, то есть изменяет свойства других объектов. Каналом передачи информации в данном случае является художественная литература. Четвертым компонентом схемы - приемником, является читатель. Истинным адресатом сообщения является окружающая читателя общественная действительность, так как художественный текст предназначен не одному читателю. (Арнольд 1981: 27)
На формулу Шеннона, игнорирующую качественное своеобразие различных видов информации, можно опираться не в смысле использования количественной меры информации, а с точки зрения ее общих идей и эвристической полезности.
Так как все способы передачи смысла могут быть выражены в терминах предсказуемости - непредсказуемости, то это соответствует существу формулы Шеннона, так как количество информации определяется через неопределенность, поскольку получение информации всегда связано с изменением степени неосведомленности получателя информации. (Арнольд 1981: 32)
2. По известной формуле, предложенной Р. Якобсоном (Якобсон 1975: 198) речевая коммуникация может быть представлена в следующем виде:
контекст
сообщение
адресант
----------------------------------
адресат
контакт
код
От адресанта сообщение попадает к адресату через канал связи: сообщение закодировано и соотнесено с определенным контекстом. Каждому из упомянутых факторов соответствует своя, отличная от остальных, функция. На практике познавательная функция обычно играет главную роль, но сообщение может быть также ориентировано на получателя (экспрессивная функция) или на отправителя (конативная функция) сообщения. Иногда особую нагрузку несет сам код (метаязыковая функция) или даже контакт (фатическая функция). Если сообщение ориентировано на самих себя, то главенствует функция, которую Р. Якобсон назвал "поэтической".
Авторы "Общей риторики" (Дюбуа и др. 1986: 54) называют ее "риторической". Однако, они не ограничиваются терминологической поправкой и не используют эту притягательную теорию в том виде, в котором ее изложил Р. Якобсон. По их мнению, Р. Якобсон недостаточно точно провел анализ языка, и как следствие - "сообщение" у него оказалось в одном ряду с другими факторами коммуникативного акта. В действительности же сообщение - это не что иное, как результат взаимодействия пяти основных факторов, а именно, отправителя и получателя, входящих в контакт посредством кода по поводу референта.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги