Редактор-составитель Г. Пернавский Диверсанты Второй мировой

М. Токарев СССР 1941-й «Бранденбург-800»: «черные кошки в темной комнате»

Среди самых распространенных «военных легенд», возникших в СССР еще в 1941 году и с тех пор кочующих по многочисленным отечественным книгам и фильмам — как художественным, так и документальным, — особое место занимает миф о множестве злодействовавших в советских тылах гитлеровских диверсантов. Которые согласно этому мифу поголовно и отменно владели русским языком, были одеты в советскую униформу (армии, милиции и даже НКВД — НКГБ) и имели документы, почти неотличимые от настоящих.

До конца 1950-х годов живописавшие эту тему советские писатели вроде Николая Шпанова, Георгия Брянцева, Льва Шейнина, а также авторы кинофильмов вроде «Беспокойное хозяйство» (1946 год), «Подвиг разведчика» (1947 год), «Смелые люди» (1950 год), не уделяли сколько-нибудь пристального внимания «ведомственной принадлежности» упомянутых ими диверсантов. Самое большее, в их произведениях речь шла о «диверсантах „Абвера“», т. е. военной разведки гитлеровской Германии, либо о «диверсантах СС».

Вероятно, первые упоминания о специальной разведывательно-диверсионной части «Бранденбург-800», созданной в 1939 году и находившейся до сентября 1944 года в прямом подчинении руководства гитлеровской военной разведки «Абвер», появились в общедоступной советской литературе в 1958 году. Именно тогда в московском Издательстве иностранной литературы была издана впервые опубликованная в США всего двумя годами ранее монография сотрудника Амстердамского государственного института военной документации Луи де Йонга «Немецкая пятая колонна во Второй мировой войне», где простой советский читатель мог прочесть о строительно-учебной роте «Бранденбург» (Bau-Lehr-Kompanie Brandenburg), сформированной осенью 1939 года при отделе «Абвер-II», ведавшем вопросами шпионажа и диверсий.

Некоторые эпизоды истории и боевого применения «Бранденбурга» были упомянуты в изданной в СССР в 1962 году книге военного историка из ГДР Юлиуса Мадера «Серая рука». Посвященной, как говорилось в ее аннотации, «разоблачению преступной деятельности разведывательной службы ФРГ, руководимой бывшим гитлеровским генералом Геленом, и показу ее преемственной связи с немецко-фашистской разведкой»[1].

В 1965 году, к 20-летию Победы, советские исследователи истории Третьего рейха супруги Даниил Мельников и Людмила Черная создали монографию «Двуликий адмирал», где история и деятельность «Абвера» (включая ряд эпизодов боевой деятельности «Бранденбурга») были показаны в контексте личности самого известного его руководителя адмирала Канариса. Как вспоминала уже в начале 2000-х годов Людмила Борисовна Черная, в основу этой работы была положена биография Канариса, написанная историком из ФРГ Карлом Хайнцем Абсхагеном[2]. Добавлю, что книга Абсхагена была впервые издана в Штутгарте в 1955 году, а ее российское издание появилось… в 2006 году.

Наконец, в 1971 году в столичном издательстве «Прогресс» был опубликован перевод книги «Серый генерал». Автор книги Ален Герэн, «прогрессивный французский журналист», как подчеркивалось в аннотации книги, вслед за Юлиусом Мадером сосредоточил свое внимание на критике уже ушедшего к тому времени в отставку основателя разведывательной службы ФРГ (BND — Bundesnachrichtendienst) генерала Рейнхарда Гелена, который в годы Второй мировой войны тесно взаимодействовал с Канарисом и подчиненным ему «Бранденбургом», возглавляя отдел «Иностранные армии Востока» в Оперативном управлении Генштаба сухопутных войск гитлеровской Германии.

С легкой руки всех вышеперечисленных исследователей, прежде не упоминавшееся в советской беллетристике и кинематографе название «Бранденбург» с середины 1960-х годов замелькало в многочисленных советских кино и повестях о войне. Возможно, первопроходцем на этой ниве был видный член (и даже секретарь правления) Союза писателей РСФСР Вадим Михайлович Кожевников. Благодаря своему высокому официальному статусу в начале 1960-х годов он был допущен к некоторым обзорно-справочным документам и воспоминаниям ветеранов НКВД — НКГБ СССР эпохи Великой Отечественной войны, легшим в основу его изданного в 1965 году романа «Щит и меч», где едва ли не впервые в отечественной художественной литературе было упомянуто подразделение «Бранденбург».

О реальном (не)знании Вадимом Кожевниковым пространно описываемых в его романе спецслужб гитлеровской Германии можно судить по следующему отрывку «Щита и меча», посвященному «Бранденбургу»:

«…Майор абвера Штейнглиц знал, что его коллеги, специализировавшиеся на восточных районах, давно подготовили из буржуазно-националистических элементов диверсионные банды, в задачу которых входило рвать связь, сеять панику, убивать ни о чем не подозревающих людей. Он знал также, что десанты этих бандитов, переодетых в красноармейскую форму, уже сброшены сюда, на русскую землю, с германских самолетов. Знал он и о сформированном еще в конце 1940 года полке особого назначения „Бранденбург“. Полк этот создали для проведения диверсионных актов на Восточном фронте Он был скомплектован из немцев, хорошо знающих русский язык, и его личный состав обмундировали в советскую военную форму и снабдили советским оружием. Но все это чужие, а не его, Акселя Штейнглица, достижения. Грубая, примитивная работа, ее может выполнить любой старший офицер вермахта. Фельдмаршал Браухич насовал в этот „Бранденбург“ выскочек из своей свиты. Они-то получат рыцарские кресты за успешное выполнение особого задания…»

С некоторой натяжкой можно признать реальное существование упомянутых в этом отрывке «сброшенных с германских самолетов десантов националистических элементов». Речь идет о группе «Эрна» (Unternehmung Erna) примерно из 80 эстонских добровольцев-националистов, заброшенных в Эстонию в июле 1941 года одним морским и четырьмя парашютными десантами. Инструкторами группы, подготовленной в тогда союзной рейху Финляндии, были двое немцев-инструкторов из «Бранденбурга» — обер-лейтенант Курт Рейнхардт и зондерфюрер Вернер Шварц. Но разведывательно-диверсионная деятельность «Эрны» разворачивалась отнюдь не на русской, а на эстонской земле. Что касается натасканных «Бранденбургом» к лету 1941 года двух подразделений украинских националистов — «Нахтигаль» и «Роланд», то они перешли границы СССР пешим порядком. И, в отличие от боевиков «Эрны», до отзыва обоих этих батальонов с Восточного фронта в августе 1941 года никак не проявили себя в качестве разведчиков и диверсантов в советских тылах.

Вопреки утверждениям Кожевникова создание «Бранденбурга» как штатного армейского спецподразделения в прямом подчинении «Абвера» датировано не «концом 1940-го», а осенью 1939 года. Изначально «Бранденбург» именовался «800-й учебной строительной ротой особого назначения». 15 декабря 1939 года она была преобразована в батальон, а 15 мая 1940 года — в полк трехбатальонного состава.

За всю историю «Бранденбурга», включая его боевую деятельность как моторизованной дивизии в составе танкового корпуса «Великая Германия» с сентября 1944-го по май 1945 года, всего 16 его офицеров стали кавалерами Рыцарских Крестов, а еще трое получили Рыцарские Кресты с дубовыми листьями. При этом «бранденбуржцы» не получили ни одного Рыцарского Креста в промежутке с 22 июня 1941 года по осень 1942 года[3].

Что касается «старших офицеров вермахта», якобы «напиханных в „Бранденбург“ из свиты генерал-фельдмаршала Браухича», то указанный исторический персонаж, занимая летом 1941 года пост главнокомандующего сухопутными войсками вермахта (ОКН — Oberkommando des Heeres) при всем желании не мог бы укомплектовать тогдашний полк «Бранденбург» своими подчиненными. Ибо в штатном расписании полка за «старшими офицерами» в чине майора и выше было закреплено всего четыре должности — самого командира полка и троих его комбатов. При этом все три командира батальонов «Бранденбурга» образца весны — лета 1941 года — майор Фридрих-Вильгельм Хайнц (комбат I), майор Пауль Якоби (комбат II) и родной брат последнего майор Франц Якоби (комбат III) — были кадровыми «бранденбуржцами», г.е. людьми адмирала Канариса, но отнюдь не генерал-фельдмаршала Браухича[4].

В отличие от Вадима Кожевникова, досадных «ляпов» при упоминании «Бранденбурга» удалось избежать известному советскому военному писателю, автору популярной повести «Максим Перепелица» Ивану Стаднюку. Во впервые изданной в 1970 году второй книге его романа-эпопеи «Война» диверсионная часть «Бранденбург» упоминалась в связи с одним из главных персонажей — гитлеровским диверсантом из эмигрантов-белогвардейцев графом Владимиром Глинским, заброшенным в советский тыл под личиной «майора инженерно-саперных войск Птицына». К слову, ряд эпизодов, связанных с сюжетной линией Глинского — Птицына, был основан на собственных фронтовых воспоминаниях Стаднюка. В 1990 году режиссерами Григорием Коханом и Тимофеем Левчуком на Киевской киностудии имени Довженко была снята 6-серийная телеэкранизация романа Стаднюка — «Война на западном направлении». Роль Глинского — Птицына там сыграл заслуженный артист России, ведущий актер Тамбовского областного драмтеатра Михаил Березин.

Примечательно, что на страницах романов Стаднюка нигде прямо не говорилось о причастности его персонажа Глинского к «Бранденбургу». Тогда как известный советский писатель на темы про партизан и подпольщиков Овидий Горчаков в опубликованной в 1973 году повести «Внимание: чудо-мина!» дал буйный полет своей фантазии по поводу «Бранденбурга». В основу повести Горчакова легли вполне реальные факты боевой работы «главного диверсанта СССР» Ильи Григорьевича Старинова, включая устроенный им 14 ноября 1941 года взрыв дистанционно управляемой радиоминой особняка со штабом военного коменданта оккупированного Харькова генерала Георга Брауна. Но использованный Горчаковым для оживления повествования такой сюжетный ход, как специальная заброска диверсантов из «Бранденбурга» в октябре 1941 года в Харьков для похищения полковника Старинова и его чудо-мин, не находит никаких подтверждений в опубликованных исследованиях по истории «Бранденбурга». Не говоря уже о том, что в повести Горчакова совместно с диверсантами «Бранденбурга» в Харькове в октябре 1941 года действовали «украинские боевики-националисты из батальона „Нахтигаль“», который в реальной истории был отозван с Восточного фронта еще в августе 1941 года.

Следующее упоминание о диверсантах «Бранденбурга» в отечественных произведениях, рассчитанных на массовую аудиторию, датировано 1978 годом. Тогда на киностудии «Мосфильм» кинорежиссер Игорь Гостев снял двухсерийный фильм «Фронт за линией фронта» — вторую из трех частей кинотрилогии («Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта», «Фронт в тылу врага») об отряде особого назначения НКВД СССР под командованием майора (затем полковника) Млынского, сыгранного Вячеславом Тихоновым. В титрах всех трех этих фильмов автором их сценариев значился Семен Днепров. Этот прозрачный псевдоним был раскрыт в начале 1980-х годов, когда в журнале «Знамя» (в 1981 году), а затем отдельным изданием в 1982 году был опубликован роман «Ураган», представлявший собой переработанный сценарий фильма «Фронт за линией фронта». Официальное авторство и романа, и сценария принадлежало первому заместителю Председателя КГБ СССР генералу армии Семену Кузьмичу Цвигуну, который в январе 1982 года застрелился на служебной подмосковной даче при до сих пор неясных обстоятельствах.

По сюжету Цвигуна, в 1943 году диверсанты-«бранденбуржцы» участвовали как спецназовцы-коммандос в карательных операциях против партизанского отряда майора Млынского. А затем предприняли попытку захватить его командира, заманив его на базу ложного «партизанского» отряда из владевших русским языком «бранденбуржцев»-немцев и украинских националистов. В фильме «Фронт за линией фронта» эти планы гитлеровцев провалились благодаря наличию у чекиста Млынского агента среди «незалежников», который загодя предупредил майора о ловушке. К слову, этот эпизод фильма и романа соответствует исторической правде, так как в 1942–1943 годах кадровые военнослужащие «Бранденбурга» действовали в качестве инструкторов по антипартизанской борьбе на оккупированных территориях Северо-Западной и Центральной России.

Завершая краткий обзор истории художественного воплощения мифа о действиях «Бранденбурга» в СССР, нельзя не упомянуть абсолютного чемпиона по количеству ляпов на указанную тему. Им стала вышедшая на советские экраны в 1985 году эпопея «Битва за Москву», снятая на «Мосфильме» по собственному сценарию крупнейшим советским кинобаталистом Юрием Николаевичем Озеровым. По меркам 1985 года историческим откровением стали такие эпизоды этой киноэпопеи, как встречные бои советских мехкорпусов под Дубно, трагическая судьба командования Западного фронта во главе с генералом армии Павловым, подвиг курсантов военных училищ Подольска, державших осенью 1941 года подмосковные рубежи обороны.

Что касается «шпионско-разведывательной» сюжетной линии киноэпопеи, то она представляла собой набор экранизированных эпизодов из беллетристических произведений скончавшегося в 1981 году ветерана советской международной журналистики Юрия Михайловича Королькова (романы «Ки ку мицу!» о Рихарде Зорге и «В годы большой войны» о «Красной капелле»). А также из опубликованных к тому времени в ГДР (в 1983 году), но еще не переведенных в СССР (у нас они вышли в 1987 году) мемуаров немецкого антифашиста и агента советской разведки с довоенных времен Герхарда Кегеля «В бурях нашего века».

Едва ли не единственный «шпионский» эпизод «Битвы за Москву», где авторы фильма дали волю собственной богатой кинофантазии, был связан именно с показом деятельности «Бранденбурга» в первые дни Отечественной войны. Благо съемочная группа, члены которой в большинстве работали с Юрием Озеровым с конца 1960-х годов, еще тогда сняла в первой серии киноэпопеи «Освобождение» (1970 год) эпизод освобождения низложенного итальянского диктатора Муссолини из-под полудомашнего ареста на горном курорте Гран-Сассо гитлеровскими десантниками во главе с «супердиверсантом Третьего рейха Отто Скорцени», которого в «Освобождении» сыграл румынский актер Флорин Пьерсик.

Вдохновившись успехом «Освобождения», создатели эпопеи «Битва за Москву», снятой в 1985 году, через 10 лет после кончины реального Скорцени, «включили» его в число участников действительно состоявшегося 12 июня 1941 года совещания командования немецкой группы армий «Центр» в развернутом в Варшаве штабе 4-й армии. По воле авторов фильма Скорцени «присутствовал» на этом совещании, будучи облачен в мундир с шейным Рыцарским Крестом (в реальности полученным им за руководство операцией по освобождению Муссолини в сентябре 1943 года), с петлицами штурмбаннфюрера (майора), но почему-то с витыми погонами гауптштурмфюрера (капитана) войск СС.

Этот самый «кино-Скорцени» представился всем участникам совещания, включая генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича, командующего группой армий «Центр» генерал-полковника Федора фон Бока, командующего 4-й армией Ганса фон Клюге и командующего 2-й танковой группой Гейнца Гудериана как… «командир части особого назначения „Бранденбург“». И продемонстрировал им модель грузового вагона, в тайном отсеке которого накануне начала войны в приграничный Брест должны были проникнуть диверсанты из «Бранденбурга» в советской военной форме.

В реальности на момент показанных в фильме событий, т. е. летом 1941 года, общее командование распределенными по разным фронтам подразделениями полка «Бранденбург» осуществлял из штаба полка в Берлине командир части подполковник Хелинг фон Ланценауэр. Что касается Отто Скорцени, то в июне 1941 года он служил в чине не выше унтерштурмфюрера (т. е. лейтенанта войск СС) в дивизии СС «Райх», где командовал взводом связи в одной из артиллерийских частей. Именно в этом чине и должности Скорцени перешел 22 июня 1941 года государственную границу СССР севернее Бреста в составе дивизии «Райх», шедшей во втором эшелоне 2-й танковой группы под командованием Г. Гудериана.

К декабрю 1941 года Скорцени получил свою первую награду — Железный Крест 2-й степени. А также дизентерию и воспаление желчного пузыря, что обусловило его отправку на лечение в родную Вену до начала контрнаступления советских войск под Москвой. Последующая карьера Скорцени на ниве тайной войны началась уже после того, как в январе 1943 года объединявшее тогда большинство спецслужб Третьего рейха Главное управление имперской безопасности (Reichssicherheitshauptamt. RSHA) возглавил земляк и давний приятель Скорцени обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер. Когда осенью 1944 года почти все существовавшие тогда подразделения «Абвера», включая штабные, учебные и обеспечивающие структуры «Бранденбурга», были переданы в ведомство Кальтенбруннера, именно Скорцени придал новый импульс разведывательно-диверсионной деятельности силовых структур рейха, сформировав при участии ветеранов «Бранденбурга» так называемое «Истребительное подразделение СС» (SS-Jagdverband). Однако эта история не имеет прямого отношения к действиям «Бранденбурга» на территории СССР в 1941 году — в отличие от нескольких эпизодов фильма «Битва за Москву».

…Следуя киносценарию, дождавшись вечерних сумерек 21 июня 1941 года, диверсанты «Бранденбурга», одетые в форму советских пограничных войск НКВД, выбрались на приграничной станции Брест из вагонов грузового эшелона, заехавшего в СССР из оккупированной Гитлером Польши за несколько часов до начала войны. Зарезав некстати подвернувшегося сцепщика, диверсанты построились в колонну и строем двинулись через привокзальную площадь Бреста под команду «Ать-два». На архаичность этой команды обратил внимание («Под „Ать-два“ у нас с Русско-японской войны не ходят!») выходивший в тот момент из здания вокзала будущий герой обороны Брестской крепости заместитель командира по политчасти 84-го стрелкового полка полковой комиссар Ефим Фомин (в исполнении актера Эммануила Виторгана). На что стоявший рядом с ним подчиненный тут же заметил:

— Это же пограничники, у них свои порядки!

Представляется, что реальный, а не киношный полковой комиссар (равнялся строевому командиру-полковнику) Фомин, служивший в Красной Армии с 1932 года, знал положения действовавшего в 1941 году Строевого устава пехоты РККА (СУ-38), принятого в 1938 году. Как и то, что действие этого устава распространялось на все рода войск, включая погранвойска НКВД СССР. Тем более что реальный полковой комиссар Фомин служил по соседству с расквартированными в той же Брестской крепости 3-й погранкомендатурой и 9-й погранзаставой 17-го Краснознаменного Брестского погранотряда.

Далее пресловутые диверсанты-«бранденбуржцы» в пограничной форме мелькнули в эпопее «Битва за Москву» в эпизоде первой бомбежки Бреста и Брестской крепости утром 22 июня 1941 года. По сюжету, разбуженный бомбежкой в своей городской квартире, один из руководителей и героев обороны Брестской крепости командир 44-го стрелкового полка майор Петр Гаврилов (в фильме его роль сыграл латышский актер Ромуальд Анцас) тут же побежал в крепость в казармы своего полка. И по дороге через мост, проложенный к воротам крепости через приграничную реку Мухавец, был обстрелян диверсантом-«пограничником» из пулемета Дегтярева.

Вероятно, в основу вышеописанных эпизодов кино «Битва за Москву» легли соответствующие отрывки из знаменитого произведения советского военного писателя Сергея Сергеевича Смирнова «Брестская крепость», впервые изданного в 1957 году. Именно благодаря огромной работе Смирнова подвиг защитников Брестской крепости лета 1941 года через 15 лет стал достоянием нашей истории и воинской славы, а живые и павшие герои Бреста были признаны таковыми и удостоены высоких наград. Никак не оспаривая огромные заслуги Сергея Смирнова в деле восстановления исторической правды о событиях, произошедших в Брестской крепости и в самом Бресте в первые дни и недели Великой Отечественной войны, нельзя не признать, что книга Смирнова была написана главным образом с использованием советских источников — без их сверки с зарубежными военными исследованиями и документами по теме.

В итоге в первом и всех последующих изданиях книги С. С. Смирнова «Брестская крепость» появились следующие пассажи:

«…B районе Бреста гитлеровские агенты действовали особенно активно. В последние дни перед войной наши пограничники нередко задерживали здесь шпионов.

21 июня вечером в городе и даже в крепости появились немецкие диверсанты, переодетые в форму советских бойцов и командиров и хорошо говорившие по-русски. Часть из них была якобы (выделено мной. — М. Т.) переброшена через границу в товарном поезде с грузами, который немцы подали накануне войны на станцию Брест в счет поставок Германии по торговому договору с Советским Союзом. Под покровом ночи эти диверсанты выводили из строя линии электрического освещения, обрезали телефонные и телеграфные провода в городе и крепости, а с первыми залпами войны принялись действовать в нашем тылу…»[5]

…Несколько лет назад за границей вышла книга воспоминаний известного гитлеровского диверсанта подполковника Отто Скорцени, военного преступника, который после разгрома фашистской Германии нашел себе безопасное убежище во франкистской Испании. Это тот самый Скорцени, что в годы войны со своей шайкой отборных головорезов выполнял самые ответственные поручения Гитлера и его генералов: похитил у союзников арестованного Муссолини в 1943 году, а зимой 1945 года, переодевшись в американскую военную форму, во главе своих диверсантов сеял панику в тылах войск Эйзенхауэра в дни их поражения в Арденнах. Книга его, весьма саморекламная, так и называется «Легион Скорцени». На одной из ее страниц есть любопытное упоминание о Брестской крепости.

Оказывается, Скорцени побывал в Бресте в первые дни войны и, видимо, имел самое прямое отношение к действиям гитлеровских диверсантов в нашей пограничной полосе. Впрочем, об этом он не обмолвился ни одним словом (выделено мной. — М. Т.). Зато не лишена для нас интереса та оценка упорства защитников крепости, которая дана здесь.

«Русский гарнизон цитадели, — пишет автор, — в буквальном смысле слова вел борьбу до последнего патрона, до последнего человека». Скорцени рассказывает, как он однажды под огнем выполз на гребень крепостного вала и видел усеянный трупами гитлеровских солдат двор цитадели.

Несколько ниже этого упоминания о крепости я наткнулся на строки, в которых описывалось событие, тогда еще неизвестное мне.

«То же самое было в районе Брестского вокзала, — писал Скорцени. — Там войска противника сосредоточились в глубоких вокзальных подвалах и отказывались сдаваться. Как я узнал позже, пришлось затопить подвалы, так как оказались неудачными все другие попытки взять вокзал…»[6]

Как уже было сказано выше, 22 июня 1941 года и в последующие дни Отто Скорцени находился в составе дивизии СС «Райх», двигавшейся в стороне от Бреста. Хотя в последующие дни и недели войны, когда сопротивление защитников крепости было подавлено, младший офицер войск СС Скорцени вполне мог быть послан в Брест с каким-либо поручением и побывать на развалинах крепости. Но уж никак не «под огнем» и не среди не убранных со двора цитадели трупов гитлеровских солдат. И если Скорцени и бывал в Бресте, то вне всякой связи с действиями диверсантов «Бранденбурга».

Несмотря на упомянутые выше несоответствия с реальной историей, миф о «бранденбуржцах» в советской военной форме, проникавших на территорию СССР в грузовых поездах, был так ярко проиллюстрирован в фильме «Битва за Москву», что получил дальнейшее развитие в творчестве известнейшего советского военно-исторического беллетриста Валентина Пикуля. В его последнем романе «Площадь павших борцов», который так и остался неоконченным из-за кончины Пикуля в 1990 году, имеется примечательный пассаж, который явно восходит к кинофантазиям Юрия Озерова:

«…Товарные вагоны, следующие из Германии с поставками закупленного оборудования, имели хитрое „двойное дно“, в котором скрывались головорезы и диверсанты из полка „Бранденбург-300“, знающие русский или украинский языки; миновав границу, они моментально растворялись в нашей жизни, а их фальшивые документы были безукоризненны. Их подготовка была идеальной. Случалось, этих агентов через военкоматы даже призывали в ряды Красной Армии, некоторые устроились при штабах наших западных округов. Они были хорошо подкованы „идейно“ и на собраниях бурно аплодировали при имени товарища Сталина, мудрейшего и гениального друга и учителя, отца всех народов. Это было очень трудное и сложнейшее время аплодисментов, „переходящих в бурные овации“…»[7]

Добавлю, что цитируемый отрывок из Пикуля относится не к маю-июню 1941-го, а к лету — осени 1940 года. Когда на территорию СССР действительно в больших количествах забрасывали действительно неплохо владевших русским и украинским языками агентов абвера из числа уроженцев свежеприсоединенных западных регионов Советского Союза. Но это была именно массовая агентура, которую немецкие инструктора готовили наскоро и начерно — в отличие от малочисленных тогда соотечественников из «Бранденбурга», которых в 1940 году в СССР не засылали и засылать не могли ни по военно-политическим соображениям, связанным со статусом «брандербуржцев» как полноправных граждан рейха и кадровых военнослужащих Вооруженных сил Германии, ни потому, что большинство штатных военнослужащих «Бранденбурга», в отличие от приписанных к полку националистов, не знали русского языка и не имело даже минимальной подготовки к ведению конспиративной работы «на длительном оседании и инфильтрации», о которой шла речь в романе Пикуля…

Что же на самом деле происходило в районе Бреста 21–22 июня 1941 года? Правдоподобную версию тех событий можно выработать, опираясь на имеющиеся факты и простую логику.

Прежде всего, ни один доступный автору этих строк документальный источник о «Бранденбурге» на русском и иностранных языках не содержит упоминаний о том, что военнослужащие полка особого назначения «Бранденбург» накануне 22 июня 1941 года были засланы в Брест и Брестскую крепость с диверсионными целями. Что вполне согласуется с боевой специализацией и тактикой действий «брандербуржцев», отшлифованной в многочисленных операциях 1939–1941 годов. В Бресте их целью вряд ли мог быть захват и удержание опорных пунктов крепости, многотысячный гарнизон которой, находясь в ее стенах, не мог контролировать стратегически важную для гитлеровцев железнодорожную магистраль Минск — Брест — Варшава, хотя был способен держать под огнем несколько ближайших дорог с мостами через пограничную реку Буг. А тогдашнее немецкое командование всех уровней — от ОКХ до штурмовавшей крепость 45-й пехотной дивизии, укомплектованной австрийскими земляками фюрера — вряд ли решилось бы использовать штучных диверсантов «Бранденбурга» как пушечное мясо для одной-единственной операции по захвату фортеции.

Между тем в воспоминаниях выживших защитников Брестской крепости упомянуто несколько реальных случаев, когда ее защитники успешно противостояли «немецким диверсантам в советской военной форме».

Так, заместитель командира роты связи 84-го стрелкового полка лейтенант Леонид Кочин следующим образом описывал события первого утра войны:

«…Трем командирам, в том числе и мне, поручили произвести разведку в разных направлениях от казармы. Не успели мы выбраться и пройти метров 150, как наткнулись на немецкого сигнальщика. Взять живьем его не удалось, и при перестрелке он был убит. При нем мы обнаружили опознавательное полотно для самолетов. Нам стало ясно, что в крепости уже много врагов…»[8]

А вот что писал выпускник Калинковичского пехотного училища Александр Махнач, прибывший в Брестскую крепость 19-летним лейтенантом и принявший командование взводом 455-го стрелкового полка за четыре дня до начала войны — 18 июня 1941 года:

«…На рассвете 23 июня началась ружейно-пулеметная перестрелка. Я вылез на площадь и начал пристреливать новый ППД (пистолет-пулемет Дегтярева. — М. Т.), взятый вечером бойцами из склада. Вдруг почувствовал, что словно электротоком пронзило мне левую ногу. Превозмогая сильную боль, оглянулся. За мной с пистолетом в руках лежал какой-то боец. Только я хотел спросить у него, кто мог со стороны наших казарм стрелять, как он опять открыл по мне огонь. Не целясь, я выпустил по нему целый диск. Выяснилось, что это был переодетый в красноармейскую форму немецкий унтер-офицер. У него в кармане мы нашли документы. Под гимнастеркой оказался мундир с погонами, обшитыми по краям серебряной лентой. Из трех ранений, которые я получил от этого фашиста, первое оказалось самым тяжелым… Я вынужден был переползти в гараж, где располагалась санчасть. Там военфельдшер извлек одну из пуль и перевязал ногу…»[9]

Подтверждения и интересные комментарии к воспоминаниям Махнача дал его сослуживец, в 1941 году начальник химической службы 455-го полка лейтенант Анатолий Виноградов:

«…Начиная со второго дня фашисты прибегли к тактике изнурения. Блокировав крепость, они держали под неослабным контролем всю систему каналов и рек, увеличивали продолжительность бомбежки, артиллерийского обстрела, атак, широко использовали агитационные средства.

Утром мы обнаружили фашистских диверсантов, переодетых в наше обмундирование. Очевидно, они имели задание вывести из строя командиров и политработников. Выстрелом в спину был убит старшина Попов, тяжело ранен в ногу лейтенант Махнач. В этот же день рукой переодетого врага была брошена нам под ноги граната, но она не успела взорваться благодаря находчивости заместителя политрука Александра Смирнова, которому удалось вовремя отбросить ее…»[10]

Похожие воспоминания оставил младший сержант пограничных войск НКВД СССР Сергей Бобренок, служивший перед войной на уже упомянутой мною 9-й погранзаставе 17-го Брестского погранотряда, размещавшейся прямо в Брестской крепости и участвовавшей в ее обороне:

«…B ночь с 23 на 24 июня 1941 года погиб пограничник Харченко. С вечера он с прикрывавшим его напарником занял снайперскую позицию перед руинами заставы недалеко от Тереспольских ворот. Дело шло к рассвету, когда напарник Харченко почуял в развалинах движение и подполз к товарищу:

— Кто-то подбирается к нам…

Заслышав, как в завалах заставы посыпалась щебенка, Харченко поставил на боевой взвод гранату и подал голос:

— Стой! Кто идет?

— Свои, — после небольшой паузы донеслось с развалин.

Увидев в рассветном сумраке пилотку с красноармейской звездочкой, бойцы расслабились — и тут прогремел выстрел. Напарник упал, а на Харченко навалилось сразу несколько человек, сшибли его на землю ударом приклада в спину. Из-под груды вражеских тел взметнулась рука Харченко с гранатой, ударила о камень:

— Прощайте, товарищи!

Раздался взрыв…

Подоспевшие пограничники соседнего наряда, бойцы из подвалов уничтожили еще троих диверсантов. Забрали раненого напарника. В руинах остались трупы переодетых диверсантов: красноармейские брюки, гимнастерки, пилотки, но белье и тяжелые кованые сапоги — немецкие…

С этой ночи среди защитников крепости были введены пароль и отзыв.

С переодетыми диверсантами приходилось сталкиваться еще не раз. Они подло, в спину, убивали бойцов, охотились за нашими командирами, провокационно сдавались первыми в плен…»[11]

Представляется, что ответ на вопрос о происхождении пресловутых «переодетых диверсантов», действовавших с 22 июня 1941 года в самой Брестской крепости, может быть связан с личностью командира разведывательного батальона штурмовавшей крепость 45-й пехотной дивизии вермахта. Звали этого человека Гельмут фон Паннвиц. В историю Второй мировой войны он вошел как создатель «казачьих частей» из русскоязычных эмигрантов и советских коллаборационистов, воевавших (главным образом против партизан и поддерживавшего их мирного населения) в качестве «1-й казачьей кавалерийской дивизии» вермахта, преобразованной в декабре 1944 года в 15-й казачий корпус СС. На момент капитуляции гитлеровской Германии в мае 1945 года Паннвиц имел чин группенфюрера СС. Что, вероятно, предопределило его последующую выдачу из занятой британской и американской армиями оккупационной зоны Австрии в СССР, где Паннвиц был казнен в 1947 году как военный преступник по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР вместе с такими личностями, как казачьи генералы П. Н. Краснов, АГ. Шкуро, Клыч Хан-Гирей и т. п.

После того, как решением Главной военной прокуратуры (ГВП) Российской Федерации в соответствии со статьей 3 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» Гельмут фон Паннвиц был посмертно реабилитирован в 1996 году, а в 2001 году та же ГВП отменила свое предыдущие решение в его отношении, в русскоязычных СМИ и Интернете не утихают споры по поводу юридических и исторических оценок деяний Паннвица в бытность его командиром казачьих частей, воевавших на стороне Гитлера. Но ни среди апологетов, ни среди ненавистников Паннвица до настоящего времени не замечено исследователей действий Паннвица летом — осенью 1941 года.

Единственную попытку разобраться в этом вопросе предпринял участник известного большинству русскоязычных любителей военной истории военно-исторического форума www.vif2NE.ru под псевдонимом-ником Konsnantin175:

«…Город Пирятин был взят передовым отрядом 45-й пехотной дивизии вермахта. Так значится на немецких картах за 18 сентября 1941 года — V.A. 45.

Неделей ранее командарм-21 сообщал о бое с немецким полком, переодетым в красноармейскую форму…

Согласно военным мемуарам „На киевском направлении“, автор которых А. В. Владимирский в июне — сентябре 1941 года был заместителем начальника оперативного отдела 5-й армии Юго-Западного фронта, 8 сентября 1941 года „группа Паннвиц“ в составе разведывательного батальона 45-й пехотной дивизии и „передового отряда“ 17-й пехотной дивизии успешно действовала под Черниговом, где способствовала окружению на правом берегу реки Десна основных частей 31-го стрелкового корпуса РККА.

Сама 45-я пехотная дивизия в этих трех случаях находилась далеко от мест боев.

Почему V. A. 45 действовал в отрыве от своей дивизии? Почему в самые критические дни этот батальон появлялся в районе деснянских переправ, сперва 31-го стрелкового корпуса 5-й армии, а затем и 21-й армии? Что это был за бой с переодетыми в красноармейцев немцами в районе нахождения 45-го разведбата у переправ 21-й армии? Почему первыми в штабе Юго-Западного фронта в Пирятине появились люди Паннвица? В чьей форме они появились? Почему после киевского котла Паннвиц превратился в русско-казацкого Батьку? Может, он был им с начала войны?

Вывод-предположение: Паннвиц, еще будучи командиром разведбата-45, сформировал группу из предателей (или белоэмигрантов), переодел своих немецких воинов в советскую форму и „сеял панику в тылах РККА, захватывал мосты и штабы, распространял слухи“ и пр.»[12].

Наряду с переодетыми в советскую военную форму военнослужащими разведбатальона 45-й пехотной дивизии, в последней декаде июня 1941 года в окрестностях Бреста могли действовать и другие ряженые гитлеровские диверсанты. Прежде всего речь идет о белорусских и польских националистах, подготовленных и заброшенных на территорию СССР абвером накануне войны. Вот что сказано о них в недавней монографии исследователя истории белорусского коллаборационизма Олега Романько:

«Молодой врач Николай Щорс, активный деятель Виленского Белорусского студенческого союза, начал сотрудничать с абвером и СД во второй половине 1940 года. Это сотрудничество было направлено на вербовку и подготовку агентов с целью их дальнейшей засылки в СССР. Центром такой подготовки должна была стать школа абвера в местечке Ламсдорф (Германия). А главным вербовочным бюро — филиал варшавского Белорусского комитета в Бялой Подляске. Не позднее весны 1941 года группа Щорса начала набор добровольцев для диверсионных подразделений абвера среди военнопленных-белорусов бывшей Польской армии. Первой была сформирована группа в количестве 52 человек (командир — хорунжий Владимир Кочан), которая прошла специальную подготовку и была переброшена через советскую границу. Переброска происходила в два этапа: 15 июня и в ночь с 21 на 22 июня 1941 года. Перед личным составом обеих групп была поставлена сходная задача: совершение диверсий в районе Столбцы — Барановичи и западнее Минска.

Помимо этого варшавский Белорусский комитет сформировал при помощи СД несколько групп (по 20–30 человек в каждой), которые должны были стать основой аппарата будущей оккупационной администрации.

Из них наибольшую известность получила группа бывшего капитана Польской армии Юрия Вежана, которая в июне 1941 года была высажена в районе Сувалок с целью проведения диверсий.

…После нападения Германии на СССР и быстрого продвижения немецких войск на восток боевое применение этих групп в качестве разведывательно-диверсионных подразделений стало нецелесообразным. В связи с этим белорусские диверсанты были привлечены немцами для выполнения охранно-полицейских функций на оккупированных территориях…»[13]

Возможно, именно об этих диверсантах упоминалось в воспоминаниях генерал-полковника КГБ Сергея Бельченко, который в июне 1941 года был начальником Управления НКГБ по Белостокской области:

«…B ночь на 17 июня мне позвонил начальник войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант Богданов И. А. и сообщил, что в районе Ломжи пограничники задержали восемь вооруженных диверсантов. Я попросил доставить эту группу в Белосток. Диверсанты были одеты в форму чекистов, командиров и политработников Красной Армии, имели хорошо оформленные фиктивные документы. На допросах они показали, что им дано задание скрытно выйти в район города Барановичи и, как только начнется война, приступить к активным действиям: портить телефонную связь; ракетами и другими способами указывать немецким самолетам сосредоточения наших войск, военной техники, а также аэродромы; сеять панику среди советских людей, убивать чекистов, работников милиции, командиров Красной Армии, распространять ложные, клеветнические слухи и тд…»[14]

Наконец, на рассвете 22 июня 1941 года на железнодорожной станции Бреста, а затем и в государственных и советских учреждениях города действительно могли оказаться диверсанты абвера, проникшие на территорию СССР в запломбированном грузовом эшелоне. Упоминания об этом приведены в мемуарах заведующего оргинструкторским отделом Брестского облисполкома, а затем одного из руководителей Брестского антифашистского подполья Анатолия Ивановича Боровского:

«…Из-за беспечности наших железнодорожных органов немецкое командование сумело перебросить из-за Буга в 2 часа утра 22 июня 1941 года на Брест-Западный эшелон с запломбированными вагонами. В них были вооруженные солдаты и офицеры, которые и заняли станцию, оказавшись в тылу наших пограничников и воинских частей крепости»[15].

Возможно, именно эти передовые подразделения были главной ударной силой в типовой операции по захвату архивов советских и государственных учреждений Бреста, упомянутой в послевоенных мемуарах Оскара Райле — бывшего помощника руководителя абвера адмирала Канариса:

«…Немецкие дивизии стремительно продвигались вперед, группы фронтовой разведки — вместе с ними. В то время как части фронтовой разведки с танковыми и другими моторизованными подразделениями пытались пробиться в Ковель, Лемберг (Львов. — М. Т.), Вильно и другие города, в которых располагались вышестоящие штабы русских или дислоцировались до начала наступления, группы фронтовой разведки III старались как можно быстрее добраться до учреждений секретных служб противника. В некоторых случаях это удалось сразу в первые часы кампании, поскольку НКВД, главная ветвь советской секретной службы, выдвинул свои органы вплотную к германо-советской демаркационной линии, проходящей по Польше.

Так, например, было в Брест-Литовске. Непосредственно после воздушного налета сотрудники коммандо III фронтовой разведки под командованием майора Т. вошли в город в передовых порядках наступающих войск и заняли здание НКВД. Капитан Д., участвовавший при этом, так описывает этот эпизод:

„…Когда мы вошли в здание НКВД и произвели осмотр, то нашли все так, как если бы служащие учреждения только что покинули свою контору. Письменные столы, сейфы, стулья — все стояло на своих местах. Я установил, что междугородная телефонная связь через коммутатор, расположенный в подвале, была не отключена. Телефонные штекеры еще воткнуты в коммутационные гнезда, и коммутаторные лампочки продолжали гореть. Служащие учреждения, видимо, бежали сломя голову.

Поэтому в сейфах, вскрытых автогенами, мы, сверх ожидания, обнаружили множество секретного материала. Наше коммандо работало почти неделю, чтобы изъять и просмотреть все документы, найденные в НКВД. Подавляющее большинство материалов для анализа было отправлено в главное управление „Восток III“ по фронтовой разведке, в так называемый „Штаб Валли“. Но уже на месте мы смогли выудить много информации из советских секретных документов.

Например, мы обнаружили красный список телефонных адресатов размером со спичечный коробок, в котором перечислялись все без исключения служебные в Кремле и домашние телефоны членов Советского правительства.

Затем из изъятой секретной документации выяснились имена и адреса ведомых брест-литовским органом НКВД информаторов и агентов. Разумеется, мы сразу же стали их разыскивать, ибо из дел было также ясно, какие шпионские задания против Германии они выполняли и какие им еще предстояло выполнять. В некоторых случаях розыск привел к успеху.

…Впрочем, не только органы НКВД, но и весь советский гарнизон Брест-Литовска был полностью захвачен врасплох германским наступлением Многие офицеры гарнизона вечером 21 июня 1941 года, в субботу, были на балу и еще крепко спали, когда в воскресные предрассветные часы началась бомбардировка города и затем наступление. Так получилось, что некоторые советские офицеры даже не смогли добраться до своих частей. Уже в первый день войны они попали в плен“»[16].

Воспоминания Оскара Райле также интересны тем, что в них четко сформулированы различия целей и задач деятельности фронтовых спецгрупп III отдела абвера, ведавшего военной контрразведкой — и подразделений полка «Бранденбург», подчиненного II отделу абвера (диверсии и саботаж):

«…Подразделениями фронтовой разведки I командовали офицеры I отдела абвера. Они в первую очередь решали задачи, нацеленные на разведку войск противника. Их главная задача — прояснить настоящие стратегические замыслы и находящиеся на стадии разработки оперативные намерения противника. К выполнению этой главной задачи должны стремиться и подразделения III фронтовой разведки. Но они в основном боролись со шпионами и диверсантами, а также террористическими группами в собственной прифронтовой полосе. Главная профессиональная задача этих частей, которыми командовали офицеры контршпионажа, — разведка направленных против Германии замыслов и мероприятий секретных служб противника.

Строевые подразделения, сформированные I и III отделениями абвера, должны были именоваться группами фронтовой разведки. В качестве частей предусматривались коммандо фронтовой разведки, которым подчинялось не точно определенное количество групп. В кадровом отношении части фронтовой разведки оставались по-прежнему малочисленными. В среднем коммандо насчитывало 25–40 человек, включая офицеров, переводчиков, радистов и других специалистов.

Обозначение „фронтовая разведка“ проистекало от важнейших задач этих подразделений. Группами же они назывались потому, что в случае войны должны были двигаться в передовых порядках наступающих армий, чтобы изымать и анализировать секретные документы противника, далее, используя информаторов, допрашивая военнопленных и любыми другими доступными средствами, добывать информацию о численности войск и боевых порядках на фронте противника для собственного войскового командования. Группами они еще назывались оттого, что при необходимости должны были перебрасываться наземно или по воздуху через линию фронта для ведения разведывательных операций на территории противника (выделено мною. — М. Т.).

Наконец, группами они назывались, поскольку были обязаны в собственной прифронтовой полосе осуществлять меры прикрытия строевых частей и военных объектов от шпионажа и диверсий.

Таким образом, подразделения I и III фронтовой разведки были новым родом войск с разведывательными задачами в прифронтовой полосе, тогда как части II отдела абвера и полк, а затем дивизия „Бранденбург“ решали преимущественно особые войсковые задачи. В период наступления германских армий к ним в особенности относились скрытные операции за фронтом в тылу противника, в ходе которых следовало сохранить все важные для собственного командования мосты, железнодорожные узлы и промышленные объекты от разрушения их отступающим противником. Если же, напротив, наступал противник, части II отдела абвера получали задание уничтожить мосты и другие объекты, которые способствовали бы его дальнейшему продвижению…»[17]

Особенности деятельности фронтовых абвергрупп и абверкоманд (Abwehrkommando — именуемые «коммандо» в русском переводе книги Оскара Райле) на советско-германском фронте в первый год Великой Отечественной войны были показаны в книге еще одного ветерана «Абвера», благополучно пережившего войну и своего шефа Канариса. Речь идет о Герде Бухгайте и его работе «Абвер — щит и меч III рейха».

«Уже весной 1941 года, — писал Бухгайт, — абвер приступил к формированию фронтовых разведывательных центров I, II и III под кодовыми наименованиями соответственно — „Штаб Валли-I“, „Штаб Валли-II“ и „Штаб Валли-III“. Эти центры, в свою очередь, создавали свои фронтовые разведывательные подразделения I и III в рамках операции „Барбаросса“. Эти центры являлись, по сути, передовыми отделами абвера, подчинялись Центру в кадровом и профессиональным отношении, а точнее — непосредственно отделам I, II и III. Фронтовые разведкоманды и „айнзатцгруппы“ предназначались для использования на фронтах групп армий.

…Для того чтобы ускорить прохождение разведдонесений к штабам армий и групп армий, были созданы особые фронтовые разведывательные центры „Абвера-I“ и „Абвера-III“ „Ост“ („Восток“). Штабы „Валли-I“, „Валли-II“ и „Валли-III“ фронтового центра абвера „Ост“ располагались в местечке Сулеювек близ Варшавы. Начальником „Валли-I“ был майор (впоследствии полковник) Баум. Выросший под Одессой в семье давно осевших там немцев, Баум прекрасно владел русским языком. Начальником „Валли-II“ был майор Зелигер, но летом 1943 года его поймали и расстреляли партизаны. На этом посту его сменил майор Маркс. Руководителем „Валли-III“ был подполковник (впоследствии — полковник) Шмальшлегер.

…Задачей оперативного штаба II („Валли-II“) был прежде всего подрыв боевого духа вражеских войск. Кроме того, ему поручалось ослаблять экономический потенциал противника, особенно в области транспорта, а также не допускать разрушения противником своих промышленных объектов. При выполнении этих задач „Валли-II“ опирался преимущественно на поддержку тех слоев населения, которые были недовольны местной властью…Многие военные успехи сражающихся войск можно было отнести не в последнюю очередь к работе „Абвера-II“, в особенности это касалось Прибалтики, Украины и позднее — Кавказа…»[18]

Из всего вышеизложенного следует, что в первые дни и недели войны на прифронтовых территориях СССР в ближних тылах отступавшей Красной Армии наряду с подразделениями «Бранденбурга» могли действовать и действовали группы армейской разведки «Абвер-I» и контрразведки «Абвер-III», подчинявшиеся развернутому в Сулеювеке (Сувалках) под Варшавой штабу абвера «Валли». Плюс обученные на базах абвера (в том числе инструкторами «Бранденбурга») группы националистов из западных регионов Украины, Белоруссии и стран Балтии. Плюс разведподразделения дивизий вермахта из первого эшелона вторжения — вроде упомянутого разведывательного батальона 45-й пехотной дивизии под командованием майора Гейнца фон Паннвица.

Накануне 22 июня 1941 года все вышеназванные штатные и нештатные разведывательно-диверсионные подразделения могли без особого труда перейти тогдашние государственные границы СССР, которые в большинстве были установлены в 1939–1940 годах. Причины подобных безнаказанных прорывов через советско-германскую границу на территорию СССР накануне войны нашли объяснение во впервые опубликованном лишь в 1990-х гг. исследовании ветерана и историка советских пограничных войск Георгия Петровича Сечкина:

«…Наряду с недостатками в организационной работе командования, штабов и политорганов, слабым инженерным оборудованием границы и неудовлетворительным состоянием пограничного режима в 7,5-километровой пограничной полосе, по нашему мнению, следует назвать и такие причины, как отсутствие должной согласованности оперативных мероприятий и войсковых действий погранвойск, недостаточная их численность и плохое взаимодействие с войсками прикрытия границы приграничных военных округов.

…Недостаточная численность пограничных войск вынуждала пограничных начальников строить охрану границы линейно, без должной глубины. В результате группы вооруженных нарушителей границы, в том числе и банды численностью 30–50 и более человек, прорывали полосу расположения пограничных нарядов, глубина которой не превышала 1,5–2 км.

…После ряда безнаказанных прорывов через границу крупных вооруженных групп в апреле — мае 1941 года на участках 105, 106 и 107-го пограничных отрядов, охранявших границу между Литовской ССР и Германией, 21 июня 1941 года для усиления охраны было выделено 1200 человек из состава оперативных полков, дислоцировавшихся в Литве… Но все эти несовершенные и запоздалые попытки ни в какой мере не могли повлиять на охрану западной границы в сложной предвоенной обстановке…»[19]

Как видно из процитированного исследования, перебрасываемым на территорию СССР накануне начала войны гитлеровским диверсантам не было необходимости прибегать к технически сложной и опасной процедуре с тайниками в грузовых железнодорожных вагонах. Вероятно, пресловутый эшелон с диверсантами, заехавший за два часа до начала войны на железнодорожную станцию Брест, был (если он действительно существовал) единственным транспортным средством такого рода. Представляется, что единичный характер до 22 июня 1941 года имели и заброски диверсантов на территорию СССР воздушным путем — будь то парашютные или посадочные десанты, поскольку, в отличие от прорывов сухопутной границы по «зеленым тропам», любое пересечение предвоенных воздушных границ СССР летательными аппаратами с диверсантами было заведомо более рискованным предприятием.

Что касается «Бранденбурга», то до последнего времени исследования реального масштаба участия его подразделений в разведывательно-диверсионной работе абвера на советско германском фронте в первые месяцы войны были затруднены соображениями секретности, связанными с инфраструктурой приграничных коммуникаций СССР, на захват и удержание которых и была нацелена тогдашняя деятельность «бранденбуржцев». Примечательно, что отечественные историки до сих пор публикуют текст приказа начальника штаба групп армий «Б» («Центр». — М. Т.) генерал-майора Ганса фон Грейфенберга от 20 мая 1941 года о боевом применении диверсантов «Бранденбурга» для захвата советских объектов в полосе действий 4-й армии, опуская конкретные названия и географическое расположение этих объектов.

Подсказку содержит контекст приказа, где упомянуты «девять объектов», для захвата которых командованию 4-й армии, наступавшей совместно со 2-й танковой группой на южный фланг так называемого «Белостокского выступа» на линии Белосток — Брест, придавалась «одна рота 800-го учебного полка особого назначения, имевшая около 220 человек личного состава — из расчета на каждый объект по 30–60 человек при полной маскировке, т. е. в форме русских солдат»[20]. Анализ обобщенных сведений о боевом применении подразделений «Бранденбурга» в первые дни войны дает основания полагать, что в приказе фон Грейфенберга речь шла о 10-й роте III батальона полка «Бранденбург», которая в ночь на 22 июня 1941 года была послана на захват восьми мостов в районе Августов — Липск (нынешний Сувалкский повят Подляского воеводства Республики Польша)[21].

Приступая к рассмотрению деятельности подразделений «Бранденбурга» в первые дни и недели Великой Отечественной войны, следует обратить особое внимание на следующие эпизоды.

I батальон полка (командир батальона майор Фридрих-Вильгельм Хайнц) в мае 1941 года был передан в оперативное подчинение группе армий «Юг» и расквартирован на западном склоне гор Высокие Татры в польском городке Закопане на базе развернутого там с декабря 1939 года учебного центра по подготовке чинов вспомогательной полиции из лояльного гитлеровцам населения оккупированных территорий. Именно в Закопане к «бранденбуржцам» присоединилось около 330 украинских националистов-добровольцев из сформированного в начале 1941 года батальона «Нахтигаль» («Соловей»), получившего это название благодаря по-соловьиному голосистому батальонному хору.

К середине июня 1941 года штаб I батальона «Бранденбурга», его 2-я и 4-я роты были приданы вошедшей в состав группы армий «Юг» 17-й армии, а 3-я рота — III моторизованному армейскому корпусу 1-й танковой группы вермахта. Зоной действий 2-й роты батальона, которой в тот момент командовал капитан Хартманн, был определен район стоявшего прямо на пограничной реке Сан города Перемышль. То обстоятельство, что западная часть этого города, прежде принадлежащего Польше, в 1939–1941 годах была оккупирована гитлеровской Германией, облегчала заброску в восточную «советскую часть» Перемышля разведчиков и диверсантов из числа украинских националистов. В свою очередь, оставшееся на западной поднемецкой стороне города польское патриотическое подполье установило тогда контакты с советскими «органами».

Имеются свидетельства, что накануне 22 июня 1941 года на советскую сторону Перемышля перешел имевший псевдоним Бойко эмиссар польской антигитлеровской организации под названием «Союз вооруженной борьбы — СЕМП», действовавшей в Засанье с 1939 года. С 1940 года «СЕМП» поставлял информацию в разведотдел развернутого вдоль границы 91-го Перемышльского погранотряда НКВД СССР. За считаные дни до начала войны Бойко сообщил в погранотряд о планируемом участии подразделений «Бранденбурга» в действиях 228-й пехотной дивизии по захвату находившегося в самом центре Перемышля железнодорожного моста через реку Сан, по которому шло основное движение по магистрали Львов — Краков[22].

Согласно ряду документальных источников на рассвете 22 июня 1941 года одновременно с предпринятыми тогда лобовыми атаками немецких строевых частей прямо по мосту, обороняемому пограничниками 14-й погранзаставы 91-го погранотряда, группа вооруженных мужчин в гражданской одежде переправилась на лодках через реку Сан и пыталась укрыться в Перемышльском городском парке. Часть этой группы была разгромлена посланными в парк пограничниками под началом начальника штаба Перемышльской погранкомендатуры старшего лейтенанта Бакаева.

К 14 часам дня 22 июня пограничники 92-го погранотряда были вынуждены отойти из города, который их сводному отряду при поддержке подошедших к Перемышлю частей 99-й стрелковой дивизии удалось почти целиком отбить у гитлеровцев утром 23 июня. Тогда же кавалерийский эскадрон, сформированный из пограничников 92-го погранотряда по приказу его начальника майора Я. И. Тарутина, настиг и уничтожил в районе села Нижанковичи вторую группу диверсантов, предположительно относившихся к «Бранденбургу». Что касается пресловутого городского железнодорожного моста, то саперы Красной Армии взорвали его перед вторым отступлением из Перемышля утром 27 июня 1941 года, так что гитлеровцам удалось восстановить движение по мосту лишь к концу года[23].

Возможно, подразделения 2-й роты I батальона «Бранденбурга» приняли участие и в захвате пограничного моста через реку Сан в районе Радымно в 18 км к северу от Перемышля. Известно, что на рассвете 22 июня 1941 года ударный отряд противника атаковал пограничные наряды охранявшей мост с советской стороны 9-й погранзаставы 92-го погранотряда и, захватив мост, окружил пограничников. Личный состав заставы в количестве 40 человек под командованием лейтенанта Н. С. Слюсарева в результате рукопашной схватки отбросил врага с советской территории и занял мост. Затем мост вновь был атакован разведывательным отрядом при поддержке 10 танков 52-го армейского корпуса 17-й немецкой армии. Пограничная застава отразила первую атаку пехоты, но была целиком уничтожена прорвавшимися через мост танками[24].

Тем временем приписанный к I батальону «Бранденбурга» личный состав украинского батальона «Нахтигаль» в ночь с 22 на 23 июня без боя перешел советскую границу на реке Сан возле Перемышля, являясь резервом подразделений I батальона «Бранденбурга», предназначенных для атаки укреплений к северу от Львова. По дороге к Львову «Нахтигаль» поддерживал 2-ю и 4-ю роты I батальона «Бранденбурга», действовавшие в качестве разведотряда и передового охранения 1-й горнострелковой дивизии. Вступив во Львов утром 30 июня, группы «бранденбуржцев» устремились на захват зданий обкома ВКП(б) и управлений НКВД и НКГБ по Львовской области, тогда как «Нахтигаль» занял городскую радиостанцию. Именно тогда его украинский командир Роман Шухевич приказал передать в эфир вечером 30 июня и утром 1 июля сообщение о провозглашении «независимой Украинской Державы». После этого немцы отстранили от командования украинских офицеров батальона «Нахтигаль», передав их полномочия прикомандированному к батальону представителю «Абвера-II» обер-лейтенанту Гансу-Альбрехту Герцнеру[25]. Командование четырьмя ротами (сотнями) батальона было также передано их немецким инструкторам — графу фон Туну, Гогенштайну, Миддельгауве и Шиллеру.

Следующая неделя пребывания «Нахтигаля» во Львове была отмечена беспрецедентной по масштабам и жестокости резней, жертвами которой стали сотни населявших город поляков, евреев и не успевших эвакуироваться семей партийно-советского актива. 7 июля батальон «Нахтигаль» убыл из Львова через Тернополь в оставленный Красной Армией Проскуров (ныне Хмельницкий), куда прибыл 14 июля. Оттуда в составе немецких частей «Соловей» продолжил движение на Восток — в Браилов, Винницу и небольшое подольское местечко Юзвин. Именно там «соловьи» узнали о произошедшем 9 июля во Львове аресте самопровозглашенного там «временного украинского правительства» во главе с премьером Ярославом Стецко. 13 августа весь личный состав батальона был отправлен на его базу в Нойхаммер (Силезия). Война на Восточном фронте для «Нахтигаля» была закончена…

В отличие от приданного «Нахтигаля», 2-я рота I батальона «Бранденбурга» под командованием капитана Вольфа-Юстина Хартманна всю первую половину июля 1941 года вела активные боевые действия в качестве передовой группы наступавшей на Винницу 4-й горнопехотной дивизии вермахта. Вероятно, 2-я рота сыграла важную роль в произведенной 14–15 июля 1941 года разведке Летичевского укрепрайона в полосе обороны советской 12-й армии Юго-Западного фронта. К 17 июля эта оборона была прорвана, что создало предпосылки для состоявшегося затем прорыва гитлеровцев к Киеву[26].

Тем не менее 12-я армия под командованием генерал-майора П. Г. Понеделина сумела сорвать планы противника, рассчитывавшего на полное окружение армии западнее реки Буг. Центральным пунктом, за который шла борьба в течение двух суток 18–19 июля 1941 года, стал тогда город Винница. В те дни нашим войскам удалось сдержать натиск 4-й горнострелковой дивизии, стремившейся гнать наши войска с запада к обстреливаемым артиллерией мостам в Виннице. Срочно переброшенная к городу с Южного фронта свежая 60-я горнострелковая дивизия Красной Армии на протяжении трех дней перемалывала огнем своей артиллерии и контратаками части 4-й горнопехотной дивизии вермахта[27].

Один из таких «боев местного значения» произошел 18 июля 1941 года у деревни Людовка, где диверсанты «Бранденбурга» едва ли не в первый раз с 22 июня были вынуждены атаковать советские траншеи как обычное пехотное подразделение. В итоге этого боя 2-я рота заняла-таки деревню, потеряв при этом 28 человек убитыми (включая самого командира роты капитана Хартманна и еще 4 из 6 офицеров), а также 50 человек ранеными. Лишившись разом более 30 процентов личного состава, рота была тут же отправлена в Германию на переформирование[28].

Вероятно, эти неоправданные потери вынудили штатных историографов вермахта сочинить легенду о том, что 2-я рота якобы была разгромлена «при нападении на штаб крупной воинской части». Эта легенда приведена в переведенном на русский язык исследовании Юлиуса Мадера в разделе «Хронологии разведывательно-диверсионных действий абвера»:

«15–17 июля 1941 года:

Переодетые в красноармейскую форму коммандос батальона „Соловей“ и 1-го батальона „Бранденбург-800“ совершают нападение на штаб одной из частей РККА в лесу под Винницей. Атака с ходу захлебнулась — диверсанты понесли тяжелые потери. Остатки батальона „Соловей“ были расформированы…»[29]

Примечательно, что специально интересовавшиеся этим эпизодом участники «Военно-исторического форума» не нашли в документах Юго-Западного фронта за вторую декаду июля 1941 года ни одного упоминания о нападении вражеских диверсантов на сколько-нибудь серьезный военный штаб уровня дивизии и выше[30].

Что касается 4-й роты I батальона «Бранденбурга», то самой громкой акцией, осуществленной этим подразделением в первые дни вторжения в СССР, считается захват объектов в Белоруссии на железной дороге Лида — Молодечно, осуществленный 25 июня 1941 года бойцами приписанного к 4-й роте парашютного взвода. Вот как описал эту операцию Юлиус Мадер:

«…25 июня 1941 года усиленный взвод „Бранденбург-800“ под командованием лейтенанта Лекса был выброшен на парашютах в полосе наступления группы армий „Центр“ между Лидой и Первомайским (Белоруссия) с заданием перерезать железнодорожную линию Лида — Молодечно, захватить и удержать до подхода главных сил переправы через Березину. Это был один из первых опытов ночного десантирования со сверхмалой высоты (50 м). При подлете к точке высадки транспортные самолеты люфтваффе были встречены сильным огнем русских зенитных батарей, так что первые потери группа понесла еще в воздухе. 35 коммандос соединились после успешного приземления в районе станции Богданов и вышли к реке. Охрана была уничтожена в ходе внезапной атаки, а подготовленные к взрыву мосты разминированы.

Бойцы Лекса заняли круговую оборону в ожидании танков вермахта, но те ввязались в затяжные бои на подходе к Березине и не смогли выйти к месту высадки диверсионной группы в контрольные сроки. Уже на рассвете русские начали отбивать захваченные мосты силами танковой и пехотной рот. Свыше суток десантники сдерживали яростные атаки превосходящих сил противника. Лекс и четверо парашютистов погибли, еще 16 бойцов получили ранения разной степени тяжести. Когда к вечеру 26 июня танковый авангард вермахта пробился к переправам, в строю оставалось только 14 коммандос, но задание было выполнено…»[31]

Достоверность вышеописанного боевого эпизода подтверждается западными исследователями «Бранденбурга» — в частности, уже не раз цитированным в моей работе Эриком Лефевром. Правда, в зарубежных работах приводится иная фамилия командира десантников — не «Лекс», а «второй лейтенант Лютке». Кроме того, в зарубежных работах речь идет о захвате парашютистами из взвода Лютке двух железнодорожных мостов. Что касается реки Березины, то, как хорошо видно на карте района Лиды — Молодечно, в указанном районе Березина не протекает. А действительно протекающие там река Неман и его приток Щара находятся на значительном удалении от станции Богданов. Так что железнодорожный мост через Неман расположен весьма далеко от Богданова и гораздо ближе к городу и станции Волковыск и в силу этого вряд ли мог быть объектом атаки парашютистов «Бранденбурга»[32].

Как уже говорилось выше, в июне 1941 года 3-я рота I батальона «Бранденбурга» под командованием лейтенанта Вернера Джона действовала на значительном удалении от 2-й и 4-й рот, будучи придана III моторизованному армейскому корпусу 1-й танковой группы вермахта. В состав III армейского корпуса под командованием генерал-полковника Эберхарда фон Макензена накануне 22 июня 1941 года входили 14-я танковая, 44-я и 298-я пехотные дивизии, развернутые у приграничной реки Буг и изготовившиеся для удара по Владимир-Волынскому укрепленному району (УРу), занятому 87-й стрелковой дивизией Красной Армии.

По замыслу гитлеровцев, главной магистралью для форсированного прорыва механизированных частей III армейского корпуса в глубь Украины должна была стать «танковая дорога» Грубешов — Владимир-Волынский — Луцк — Ровно — Новоград-Волынский — Житомир — Киев. В свою очередь, кратчайший путь к этой крупнейшей магистрали региона шел через приграничный населенный пункт Устилуг. Именно поэтому приданная III армейскому корпусу 3-я рота «Бранденбурга», будучи разделена на два диверсионных отряда в форме красноармейцев, в разгар корпусной артподготовки в промежутке между 3.30 и 4 часами утра 22 июня 1941 года захватила автодорожный мост в Устилуге и железнодорожный мост у Выгоданки в 13 км юго-западнее Устилуга.

Сразу после того как «бранденбуржцам» удалось без потерь взять мост в Устилуге, по нему пытались с ходу переправиться части 298-й пехотной дивизии вермахта. Но, встреченные огнем 1-го батальона 16-го стрелкового полка, 4-й погранзаставы 90-го погранотряда и 29-го пулеметного батальона Владимир-Волынского УРа, поддержанных огнем артдивизиона 212-го гаубичного артполка, гитлеровцы были отброшены с большими потерями. Лишь после того, как противник подтянул бронемашины и танки 14-й танковой дивизии, передовым частям 298-й пехотной дивизии удалось прорваться через Устилуг и к 9 часам утра выйти к юго-западной окраине Владимира-Волынского[33].

Дальнейший боевой путь, проделанный 3-й ротой «Бранденбурга» летом 1941 года, источники по теме освещают крайне скупо. Известно, что диверсанты 3-й роты участвовали в захвате переправ через реку Стырь в районе Сокаля, где приграничные сражения продолжались до конца июня. В августе 1941-го, незадолго до возвращения роты в Германию, ее подразделения участвовали в захвате неких мостов через Днепр ближе к Киеву. Возможно, хотя и неочевидно, что речь вдет о мосте близ райцентра Горностайполь в 60 км к северу от Киева, упомянутому в работе А. Исаева:

«…23 августа 1941 года 98-я, 111-я, 113-я пехотные дивизии вермахта легко прорвали слабую арьергардную завесу на стыке 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса РККА. В образовавшийся прорыв устремилась передовая боевая группа 11-й танковой дивизии. Танки и мотопехота дивизии устремились по дороге через Кухары прямо на Окуниново. Мост через Днепр в районе Горностайполя охранялся сводными подразделениями стрелков, понтонеров в составе 182 человек и 18 зенитными пушками…

Обычно в таких случаях немцы прибегали к услугам спецназа из „Учебного полка 800“, известного больше как „Бранденбург“. Спецназовцы переодевались в советскую форму, имитировали отход разрозненных частей и использовали другие приемы для обмана охраны важных объектов. В результате мост был захвачен, и мотопехота 11-й танковой дивизии образовала сильную предмостную позицию… В бою за переправу был ранен командир 11-й танковой дивизии Гюнтер Ангерн, сменивший 15 августа убывшего в Африку Людвига Крювеля.

…Тем временем передовой отряд 11-й танковой дивизии попытался развить успех далее. От Окуниново на восток, на переправу через Десну и Остер была выдвинута разведгруппа. Но здесь немцам удача не улыбнулась. Мост охранялся только ротой НКВД с двумя станковыми пулеметами и зенитной батареей, но в район Остера был направлен отряд Пинской флотилии под командованием майора В. Н. Добржинского в составе канонерской лодки „Смольный“ и сторожевого корабля „Пушкин“. Огнем кораблей флотилии немецкая разведка была отбита, и мост через Десну успели взорвать. В дальнейшем оборону района Остера взяли на себя 212-я воздушно-десантная бригада, 205-й артиллерийский полк и бойцы запасного полка и частей НКВД…»[34]

II батальон полка «Бранденбург» (командир батальона майор Пауль Якоби) накануне 22 июня 1941 года был разделен на несколько подразделений, действовавших в удаленных друг от друга районах. 6-я рота батальона под командованием лейтенанта Мейсснера была придана 22-й пехотной дивизии 11-й армии генерал-полковника Эриха фон Манштейна, входившей в группу армий «Юг». Вероятно, первое боевое применение 6-й роты состоялось в районе города Могилев-Подольский Винницкой области Украины в первой декаде июля 1941 года. Общий обзор произошедших там и тогда событий содержит уже цитировавшаяся книга А. Исаева:

«…K 7 июля 11 я армия прошла уже свыше 100 км и ее XI армейский корпус вышел передовым отрядом к Днестру. В этот день в дневнике Ф. Гальдера появилась следующая запись:

„11-я армия форсировала Днестр в районе Могилев-Подольского (железнодорожный мост приспособлен для переправы людей и техники)“.

Это был бы большой успех, крупных мостов через Днестр в полосе немецкого наступления было не так много. Но командование Южного фронта немедленно отреагировало на эту угрозу выделением командиру 130-й стрелковой дивизии подвижного резерва в виде 47-го мотострелкового полка 47-й танковой дивизии 18-го механизированного корпуса. В результате решительной контратаки мотострелкам 47-го полка удалось ликвидировать немецкий плацдарм. Немецкая сторона позднее предпочла задрапировать эту частную неудачу. История 22-й пехотной дивизии утверждает, что плацдарм передовым отрядом даже не захватывался:

„22-й разведывательный батальон и 1-я рота противотанкового дивизиона прорвались к Днестру, но не смогли преодолеть взорванный мост в Могилеве (Могилев-Подольском. — А. И.)“»[35].

К слову, в цитированном у Исаева дневнике Гальдера за 7 июля 1941 года имеется примечательная запись:

«19.00 — …Противник выбил наши войска с плацдарма на Днестре, захваченного 11-й армией (там находилась лишь часть полка „Бранденбург“)…»[36]

После боев на Днестре поредевшая 6-я рота II батальона полка «Бранденбург» продолжала движение на юг в качестве передового отряда 22-й пехотной дивизии вермахта. Вместе с этой дивизией диверсанты-«бранденбуржцы» дошли до Крыма и приняли активное участие в штурме Севастополя в конце 1941 года:

«…Главный удар командование 11-й армии решило нанести в полосе обороны 8-й бригады морской пехоты (БрМП) на Северной стороне Севастополя. При этом для достижения эффекта внезапности было решено обойтись без предварительной артподготовки и пустить впереди основных сил взвод полка „Бранденбург-800“ для бесшумного уничтожения передового охранения 8-й БрМП, после чего немецкая пехота должна была ворваться в первые траншеи. Владевшие русским языком диверсанты выдавали себя за возвращавшуюся разведывательную группу. Этот замысел немецкого командования был успешно осуществлен на рассвете 17 декабря 1941 года, позволив противнику в первые сутки наступления глубоко вклиниться в оборону на Северной стороне на стыке 8-й БрМП и 241-го стрелкового полка 95-й стрелковой дивизии, а затем и окружить этот полк»[37].

7-я рота II батальона полка «Бранденбург» накануне начала вторжения в СССР была придана I армейскому корпусу 18-й армии генерал-полковника Кюхлера из группы армий «Север», развернутой вдоль границы Восточной Пруссии с тогдашней Литовской ССР. Перед 22 июня 1941 года перед подразделениями роты, которой командовал лейтенант Котешке, была поставлена задача: захватить ряд мостов через реку Юра в окрестностях ближайшего к тогдашней советско-германской границе литовского райцентра Таураге. Однако эти планы были сорваны благодаря загодя изготовившимся к обороне частям прикрывшей район Таураге 125-й стрелковой дивизии Красной Армии под командованием генерал-майора П. П. Богайчука. В промежутке между 7 и 12 часами дня 22 июня саперы 125-й дивизии сумели взорвать большинство загодя заминированных ими мостов через Юру, так что противнику из I армейского корпуса вермахта пришлось искать речные броды, снижая темпы своего наступления на Шяуляй.

Неудачные попытки захвата мостов через Юру не обескуражили «бранденбуржцев» из 7-й роты, которые отличились уже на следующий день, 23 июня 1941 года, действуя как передовой отряд «боевой группы Вестхофена» из 1-й танковой дивизии I армейского корпуса:

«…Для снабжения боевой группы Вестхофена решающее значение имел железнодорожный мост при Лидувенай. Сразу по получении дивизией приказа „повернуть на восток“ полковник Вестхофен, чтобы захватить при Лидувенай переправу через Дубису, распорядился образовать усиленную диверсионную группу под командой старшего лейтенанта Вихмана (Wichmann). Ей ставилась задача — внезапно захватить мосты у Лидувенай и удерживать их до подхода остальных частей. Группу составили 2 броневика, 4 бронетранспортера и при них подразделение Вернера (Werner) из полка особого назначения 800 („Бранденбург“). О железнодорожной переправе имелся лишь один плохой аэрофотоснимок. Он показывал наличие с обеих сторон моста укрепленных полевых позиций. Сам мост был около 45 метров высотой и 270 метров длиной. К 18.00 группа Вихмана прибыла на место и расположилась неподалеку от моста, охранявшегося слабым противником. В то время как здесь броневики и бронетранспортеры под командой Вернера обеспечивали огневую защиту стрелков и саперов, Вихман, подавшись севернее, перешел с небольшим числом людей Дубису вброд выше по течению. В 18.20 обе группы встретились на железнодорожном мосту, защитники которого в панике бежали, не взорвав его, так как все запальные провода удалось своевременно перерезать. В неповрежденном состоянии мост удерживался до подхода 3-й роты 1-го стрелкового полка…»[38]

28 июня 1941 года подразделение 7-й роты II батальона полка «Бранденбург» под командованием фельдфебеля Вернера — 15 человек, считая командира, — продолжало выполнять приказ руководства 1-й танковой дивизии по ведению разведки и захвату укреплений в районе Шяуляя. Где как раз в тот день в окружение попал штаб 12-го стрелкового корпуса Красной Армии. Будучи воодушевлены этими успехами, бойцы Вернера катили на восток на трофейном грузовике, в кабине которого сидели одетые в красноармейскую форму водитель и помощник Вернера — фельдфебель Пурвин из прибалтийских немцев, прекрасно владевший русским языком. Сзади впритык к грузовику на немецком мотоцикле с коляской, где был установлен 81-мм миномет, ехал один из членов группы Вернера.

Вероятно, красноармейское подразделение охраны моста, усиленное как минимум одним орудием и станковыми пулеметами, заподозрило неладное в дорожных маневрах одиночного грузовика, сопровождаемого немецким мотоциклом. Сразу после того, как грузовик «бранденбуржцев» остановился у самодельного завала на въезде на мост, вспыхнула перестрелка. Вся группа диверсантов, за исключением ее командира фельдфебеля Вернера, была уничтожена на месте. Вернеру удалось спрятаться в отрытую у въезда на мост щель — укрытие от авиации. Оттуда он наблюдал взрыв моста и отход охранявшего его подразделения. Вечером к руинам моста подошли головные танки 1-й танковой дивизии вермахта[39].

Через два дня после описанных событий, т. е. 30 июня 1941 года, военнослужащие 7-й роты II батальона полка «Бранденбург» вступили в авангарде 1-й танковой дивизии в столицу Латвии Ригу. Однако решительной контратакой X стрелкового корпуса генерала И. И. Фадеева противник был выбит, что обеспечило планомерный отход нашей 8-й армии через город. 1 июля немцы вновь овладели Ригой, но это достижение отнюдь не привело к общему перелому ситуации на Северо-Западном фронте. В следующие недели войны 7-я рота «Бранденбурга» была использована как обычная пехотная часть, неся существенные потери, так что в августе 1941 года ее направили на переформирование.

Наконец, 8-я рота II батальона полка «Бранденбург» накануне 22 июня 1941 года была придана так называемой «танковой группе Гёпнера», состоявшей из 1-й и 8-й танковых дивизий и также действовавшей в составе группы армий «Север». Перед самым началом войны предыдущий командир 8-й роты лейтенант Зигфрид Граберт передал командование обер-лейтенанту Гансу-Вольфраму Кнаку, с именем которого оказалась связана одна из самых успешных операций «Бранденбурга» на Восточном фронте. Вот как описал ее автор недавно изданной на русском языке книги «„План Барбаросса“. Блицкриг на Востоке. 7 первых дней операции» британец Уилл Фаулер:

«…26 июня в действие вступила часть специального назначения „Бранденбург“. Бойцы 8-й роты засекреченного 800-го учебного батальона „Бранденбург“, переодетые ранеными советскими солдатами, действующие под командованием лейтенанта Вольфрама Кнака, захватили два стратегических важных моста через Даугаву в Даугавпилсе, оба протяженностью 300 метров. По одному пролегало шоссе Каунас — Ленинград, а по другому, расположенному на 1,5 км выше по течению, шла железная дорога. Оружие, форму и каски диверсанты получили от финнов, которым все это досталось в качестве трофеев в 1940 году.

На двух захваченных советских грузовиках рота „бранденбуржцев“, в состав которой входили не только немецкие, но и литовские солдаты, подошла к объектам, пользуясь хаосом и замешательством в тылу советских войск. Проезжая через советские позиции, водители с улыбками доверительно сообщили на аванпостах: „Немцы еще очень далеко!“

У Варпаса, расположенного в 3 км к югу от села, они разделились для атаки на два моста. Советская охрана, которой было поручено взорвать мосты в случае опасности и захвата, выставила для прикрытия позиций бронемашины ГАЗ БА-10, однако в разгоревшемся бою на мостах экипажи бронемашин не могли отличить в свалке своих от чужих и не решались стрелять. Посреди схватки в обстановке неразберихи фельдфебель Крукеберг сумел взобраться на арматуру автодорожного моста и перерубить все шнуры, которые, как он считал, могли тянуться к зарядам от детонационного устройства. В 8.00, примерно через час после атаки, генерал фон Манштейн получил сообщение: „Внезапность под Даугавпилсом оказалась удачной — город и мост обеспечены. Автодорожный мост цел. Железнодорожный мост слегка поврежден подрывными зарядами, но проходим“».

После войны фон Манштейн вспоминал: «Прежде чем началось наступление, меня спросили, сколько времени, по нашему мнению, потребовалось бы для того, чтобы достигнуть Двинска, принимая во внимание, что это вообще возможно. Я ответил, что, если не удастся сделать это в течение четырех суток, нам вряд ли стоит рассчитывать найти переправы целыми. И вот спустя четверо суток и пять часов с начала операции мы завершили безостановочный бросок длиною в 350 км по вражеской территории. Нам удалось справиться с задачей только потому, что название „Двинск“ стало главным словом для солдат и офицеров. И потому, что мы были готовы пойти на большой риск для того, чтобы достигнуть поставленной перед нами цели».

На железнодорожном мосту Кнак и еще пятеро его бойцов погибли от танкового снаряда, угодившего в их грузовик. Когда танки 10-го танкового полка из состава 8-й танковой дивизии приблизились к мосту, перед их экипажами встала та же проблема, что совсем недавно стояла перед советскими солдатами, — как отличить своих от чужих. Однако они переправились на другую сторону и помогли роте «бранденбуржцев» закрепиться на правом берегу реки. До конца дня советская бронетехника, пехота и самолеты несколько раз безуспешно рвались в бой, чтобы разрушить мосты. К вечеру было подбито 20 советских легких танков, а также 20 полевых и 17 противотанковых орудий. Бои выдались жаркие, советские пехотинцы бросались на танки с гранатами в попытках проникнуть на мосты и привести в действие взрыватели. Командир отряда советских саперов, которым было поручено заложить заряды под мост и охранять его, признался на допросе: «Я не получил приказа взорвать мост. Без такого приказа я не мог взять ответственность на себя. Но вокруг не было никого, к кому можно было бы обратиться…»[40]

К рассказу Фаулера следует добавить лишь то, что Кнак и четверо погибших вместе с ним подчиненных (унтер-офицер Ганс Реслер, ефрейтор Карл Иннхофер, ефрейтор Антон Штаудер и старший стрелок Маттиас Платтнер) были похоронены на немецком военном кладбище в Дубровинском парке в центре Даугавпилса. После войны их останки были перезахоронены на специально отведенной площадке воинского кладбища в Стропах, где в 2004 году на средства, поступившие из ФРГ, был возведен мемориал. Посмертно Кнак был произведен в очередной чин капитана и награжден Рыцарским Крестом (3 ноября 1942 года).

…В апреле 2007 года в Даугавпилсе при установке опор освещения на дамбе Гривского моста, где в июне 1941 года произошли вышеописанные события, были обнаружены останки двух красноармейцев, захороненных прямо в окопе вместе с оружием — винтовкой и пулеметом. Судя по расположению окопа, бойцы принадлежали к охранявшим мост тыловым подразделениям 23-й стрелковой дивизии РККА. И погибли, защищая мост, утром 26 июня 1941 года в бою с диверсантами из 8-й роты полка «Бранденбург». Через 66 лет их останки со всеми подобающими почестями похоронили на том же кладбище в Стропах, где покоятся их бывшие противники.

После гибели Кнака командиром 8-й роты вновь стал обер-лейтенант Зигфрид Граберт. Он командовал ротой до июля 1942 года, когда со своими людьми поступил в распоряжение 13-й танковой дивизии и был направлен для захвата железнодорожных мостов на линии между Батайском и Ростовом-на-Дону. В ходе этой операции погиб сам Граберт и большинство подчиненных ему ветеранов роты, годом раньше уцелевших в Прибалтике.

III батальон полка «Бранденбург» (командир батальона майор Франц Якоби — родной брат комбата-II Пауля Якоби) весной 1941 года находился в районе постоянной дислокации в Дюрене (Северный Рейн-Вестфалия). Оттуда в начале июня 1941 года 10-я рота батальона под командованием лейтенанта Аретца была направлена непосредственно в распоряжение передового штаба II (разведывательно-диверсионного) отдела абвера «Валли-II», размещенного в Сувалках под Варшавой. Как уже было сказано выше, в соответствии с приказом начальника штаба группы армий «Б» («Центр». — М. Т.) генерал-майора Ганса фон Грейфенберга от 20 мая 1941 года, 10-я рота была придана командованию 4-й армии, наступавшей совместно со 2-й танковой группой на южный фланг так называемого «Белостокского выступа» на линии Белосток — Брест.

Главными целями для диверсантов 10-й роты «Бранденбурга» накануне 22 июня 1941 года были определены восемь шоссейных и железнодорожных мостов вокруг ближайшего к тогдашней советско-германской границе транспортного узла и райцентра Августов, окруженного с трех сторон озерами Бяле, Сайно и Августовским каналом. Перейдя границу в ночь с 21 на 22 июня, диверсанты «Бранденбурга» сумели захватить без боя пять из восьми предназначенных им мостов. Подразделению лейтенанта Кенига (под его началом было 12 бойцов) удалось захватить шоссейный и железнодорожный мосты к северу от Августова в сторону Джебры, но сам лейтенант тогда погиб. На глазах у лейтенанта Реннкампа советские саперы успели взорвать мост у Новинки.

После действий под Августовом 10-я рота «Бранденбурга» была переброшена под Минск, затем под Борисов и сопровождала 2-ю танковую группу под командованием Гудериана до октября 1941 года, действуя в качестве ее передового разведывательного подразделения.

В авангарде ударных танковых частей Гудериана с 22 июня 1941 года действовала и 12-я рота III батальона полка «Бранденбург» под командованием лейтенанта Шадера. С большой долей уверенности можно предположить, что именно это подразделение за несколько минут до начавшейся в 3.15 утра 22 июня 1941 года артподготовки захватило располагавшийся к югу от Бреста Коденьский мост через приграничную реку Буг, уничтожив охранявших его советских часовых. О захвате этого стратегически важного моста сразу же доложили лично Гудериану. Установление контроля над Коденьским мостом позволило уже утром первого дня войны перебросить по нему входившие в состав группы Гудериана части 3-й танковой дивизии генерал-майора Моделя и развернуть их наступление в северо-восточном направлении, имея первоочередную задачу перерезать Варшавское шоссе между Брестом и Кобрином[41]. В августе 1941 года 12-я рота вернулась к месту постоянной дислокации в германский Дюрен (Северный Рейн-Вестфалия).

…Составленный мною обзор действий подразделений «Бранденбурга» на территории СССР в самые первые месяцы Отечественной войны, т. е. летом 1941 года, не может претендовать на всеохватность и 100-процентную достоверность. Хотя бы потому, что ряд документов Третьего рейха, относящихся к теме данного исследования, до сих пор недоступны либо малодоступны отечественным авторам. Прежде всего речь идет о материалах упомянутого в настоящей работе фронтового разведывательного центра абвера «Ост», подчиненных ему штабов «Валли-I», «Валли-II» и «Валли-III» и групп армейской разведки «Абвер-I» и контрразведки «Абвер-III», к которым летом 1941 года могли прикомандировываться «бранденбуржцы».

Нельзя не отметить, что к настоящему времени более-менее изучены датированные летом 1941 года действия на территории СССР лишь самых крупных национальных подразделений коллаборационистов, сотрудничавших тогда с абвером и имевших руководителей и инструкторов из «Бранденбурга» — вроде украинского батальона «Нахтигаль» и эстонской группы «Эрна». Что отнюдь не исключает возможности аналогичного взаимодействия «бранденбуржцев» с диверсионными и повстанческими формированиями, созданными представителями других национальностей, которые также проживали в западных регионах СССР и имели весомые основания к недовольству Советской властью, пришедшей на их землю в 1939–1940 годах. В качестве примера можно привести неких «литовцев», сопровождавших подразделение 8 й роты «Бранденбурга» при захвате мостов у Даугавпилса 26 июня 1941 года.

Наконец, даже изучение документов «Бранденбурга», воспоминаний его ветеранов и написанных на их основе зарубежных исследований не дает 100-процентной гарантии того, что все приведенные там примеры боевой и диверсионной деятельности диверсантов «Абвера», приданных в помощь строевым частям Восточного фронта, точно отражают реальные события 1941 года, особенно первых месяцев войны, когда по обе стороны фронта, и прежде всего с советской стороны, хватало «шумихи, неразберихи, поисков виновных, наказаний невиновных и награждений непричастных», а также вполне объяснимых и весьма распространенных как в мирное, так и в военное время, докладов «наверх» с преувеличением собственных достижений и вражеских поражений и намеренным замалчиванием своих неудач и успехов противника.

Как бы там ни было, обзор действий подразделений «Бранденбурга» летом 1941 года в СССР позволяет сделать следующие выводы по всей теме данной работы.

1. После 22 июня 1941 года на Восточном фронте в составе ударных войсковых группировок всех трех атаковавших СССР групп армий вермахта — «Север», «Центр» и «Юг» — действовало 8 рот «Бранденбурга», т. е. 1600–1800 человек. Специфика их боевого применения, нацеленного на первом этапе войны на захват и удержание стратегически важных дорожных объектов, делает сомнительными истории о якобы широком использовании «бранденбуржцев» в советских тылах для выведения из строя линий связи, совершения терактов против должностных лиц РККА, НКВД и НКГБ, региональных партийных и хозяйственных руководителей, провоцирования саботажа и паники на прифронтовых магистралях и т. п.

2. Анализ реальных диверсионных операций с участием «бранденбуржцев» дает основания полагать, что, нередко используя советскую военную униформу и соответствовавшие документы, преобладавшие среди «бранденбуржцев» этнические немцы в большинстве своем не бы ли знатоками русского языка и не проводили в советском тылу сколько-нибудь массовых и действенных разведывательных акций, действуя в составе штатных подразделений «Бранденбурга». Это не исключает вероятности того, что в первые месяцы войны «бранденбуржцы» прикомандировывались для силовой поддержки разведкоманд и «айнзатцгрупп», подчинявшихся фронтовым разведывательным и контрразведывательным штабам абвера «Валли-I» и «Валли-III».

3. История украинского батальона «Нахтигаль» и эстонской группы «Эрна» свидетельствует о том, что в первый период войны «бранденбуржцы» использовались как инструкторы и офицеры связи не только в ходе подготовки, но и боевого применения национальных коллаборационистских формирований, которые и тогда, и впоследствии выполняли с учетом своих реальных возможностей широкий спектр задач (от разведывательно-диверсионных до карательных), прямо поставленных немецким командованием либо санкционированных им. Представляется, что именно эти национальные формирования совершали летом 1941 года большинство несложных по исполнению и локальных по масштабам диверсионных акций в тылах Красной Армии, упоминаниями о которых изобилуют как мемуары военачальников и рядовых солдат, так и опубликованные документы советских органов НКВД — НКГБ, пограничных и внутренних войск.

…Следуя древней мудрости, согласно которой «все кошки ночью серы», диверсантов «Бранденбурга» образца лета 1941 года можно уподобить «черным кошкам», неотличимым в темноте от своих собратьев иных окрасов, которых, уже по другой пословице, очень трудно искать в темной комнате. Особенно если их там никогда и не было…

Загрузка...