До встречи в Лондоне

Глава 3 As drunk as a lord. Пьян, как лорд

«И с ними была Брет…»

Именно эта фраза из поразившего в юности романа Хемингуэя почему-то вспомнилась Ледникову, когда он увидел Гланьку в толпе встречающих.

Она была в черных очках, по-мусульмански закутана в темный платок и все равно поразительно красива. Была красивее всех в огромном, набитом орущими людьми зале. Она смотрела на него не двигаясь, даже руки не подняла. Когда он подошел, сняла очки, пристально, без улыбки, осмотрела, будто насупившись, потом быстро поцеловала в щеку. Пахнуло тем самым запахом. Запах женщины, с которой была настоящая любовь…

– Поехали.

Гланька надела очки и пошла, не оглядываясь, к выходу. Ледников молча шел следом. Потом долго выбирались из автомобильной толчеи у аэропорта. Ледников заметил, что Гланька несколько раз озабоченно посмотрела в зеркало заднего вида.

– Думаешь, могут следить? – шутливо спросил Ледников. – Я, конечно, высокого мнения о себе, но не до такой степени!

Гланька скривила губы.

– Знаешь, я тоже была уверена, что я не принцесса Диана, чтобы за мной гонялись с фотокамерами! Но у здешних ребят из-за этого дурацкого полония крыша отлетела напрочь.

– Ты кого имеешь в виду – полицию?

– Нет, полиция меня пока не трогает. Хотя кто их там разберет! Я про наших коллег – журналистов. Они могут придумать что угодно! Если пронюхают, что я встречала тебя в аэропорту… Прямо вижу заголовки – «К невесте английского лорда, подозреваемой в причастности к гибели русского бизнесмена, из Москвы прилетел тайный агент КГБ». У тебя, Ледников, очень подходящая биография для тайного агента КГБ. Ты не находишь? Если они покопаются в твоей биографии, знаешь что они о тебе расскажут? Ого!

– Да читал я их писания! Я был лучшего мнения о добропорядочности и объективности английской прессы. Значительно лучшего.

– Знаешь, я тоже. Пока это не коснулось меня лично. А когда коснулось… Врут, суки, и не краснеют.

– А что наш потомок старинного аристократического рода? – с иронией спросил Ледников.

И тут же про себя подумал, что можно было спросить об этом без всяких подковырок. Проклятая манера шутить по любому поводу! Ситуация-то действительно омерзительная и к шуткам не располагает.

Гланька, к счастью, не обратила на его иронию внимания. Не удостоила.

– Седрик запил, – спокойно сообщила она, сосредоточенно следя за дорогой. – Занятие для настоящего мужчины, столкнувшегося с трудностями.

Ледников невольно рассмеялся.

– У невесты лорда те же трудности, что у всякой русской бабы, – мужик запил. Стоило ради этого уезжать? Надеюсь, он тебя не бьет? От большой любви?

Гланьку нужно было слегка взбодрить, вывести из этого дурацкого ступора, в котором она пребывала. А сделать это было проще всего, сказав что-то вызывающее или, на ее взгляд, обидное.

Гланька покосилась на Ледникова:

– А ты что – ревнуешь?

– Завидую, – демонстративно вздохнул Ледников.

– Ну? – изумилась она. – Это наводит на размышления…

Так, подумал Ледников, вот и пошел тот неминуемый разговор, в ходе которого каждый прощупывает: а ты помнишь? И что теперь? Неужели все в прошлом?

Но Гланька опять замолчала. Видимо, ее серьезно достали. Ледников принялся было рассматривать английский пейзаж за окном, но Гланька быстро справилась с собой.

– Кстати, Седрик тебе понравится.

– Это не обязательно, – пожал плечами Ледников. – Я прилетел не из-за него.

– Просто я хочу, чтобы ты сразу понял. Он хороший. Кстати, когда мы с ним первый раз встретились, он тоже был пьян в стельку. Причем уже не первый день.

– Может, у него это семейное?

– Нет, просто иногда он испытывает потребность надраться, как сапожник. И не обязательно от горя. По его глубокому убеждению, настоящий джентльмен должен время от времени надираться. Этому его научили в Кембридже.

– Где же ты его нашла в таком виде? Подобрала на улице?

– Нет. Он пришел с какой-то девицей на показ мод русских модельеров. Так как на моду ему наплевать, а угощали там, разумеется, водкой, он быстро и набрался до бровей. А уж когда после показа началась party с блинами и осетриной, добавил от всей души… И все это время нудно мешал мне работать.

– А ты что там делала?

Гланька недоуменно посмотрела на Ледникова.

– Делала репортаж для своей программы. И он меня просто достал – все время лез в кадр, размахивал руками, рассказывал про какую-то фею, которую я ему напоминаю. Фею!.. Во время съемок ты и так вся на нервах, а тут еще с какими-то феями достают!.. В общем, я его послала так, что даже до него дошло, что надо сматываться, иначе случится непоправимое… И он дал этой девице, которая его привела, увести себя.

– А чего это он к тебе приставал? Ему что – моделей было мало? Они же там стадами наверняка бродили?

Гланька фыркнула:

– Сравнил!

– Ах да, извини!

– Что-то и ты в Москве не с моделями сожительствуешь, – ядовито сказала Гланька. – А у вас там стада не меньше…

Так, про Разумовскую ей все известно. И, судя по всему, равнодушно она к этому не относится.

– Ну и что было дальше с твоим обаятельным пьяницей? – перебил ее Ледников. – Думаю, напившись, он бывает очень мил?

Гланька какое-то время молчала. Видимо, решала, стоит ли возвращаться к своему Седрику или пришла пора пройтись по поводу Разумовской. Но интересы дела оказались важнее, и она торопливо поведала, что через несколько дней встретила трезвого, но помятого Седрика у дверей своей телекомпании. Он пришел просить прощения за свое безобразное и недостойное поведение, о котором он, правда, помнит весьма смутно. Гланька была уже в более благодушном настроении. К тому же оказалось, что смущенный молодой человек в вельветовом пиджачке с заплатами на локтях и в джинсах – лорд Седрик Лоутон, сын виконта Эдварда Лоутона, наследник старинного и весьма состоятельного аристократического рода. Гланька решила, что поболтать с лордом в кафе будет занятно, в трезвом виде к тому же в нем так и чувствовалась порода. Потом последовали другие встречи, и уже очень скоро Седрик объявил, что она – та женщина, без которой он не может теперь жить. Ну, вот так все началось, а потом она поняла, что Седрик действительно очень хороший… Кстати, он очень скоро начал знакомить ее со своими аристократическими родственниками, которые выглядели просто-напросто персонажами из романов про Дживза и Вустера.

– И с какого перепуга в сей трогательной идиллии возник Рафа Муромский? Зачем было с ним связываться лондонским аристократам?

Гланька не ответила. Она что-то высматривала за окном машины. Потом свернула с шоссе, а через пару минут остановилась.

– Пошли выпьем по чашке кофе. Тут рядом есть вполне пристойное заведение, насколько я помню.

Заведение было и впрямь недурственное – ресторанчик на первом этаже старинного особняка, по-английски утопающего в зелени и цветах, несмотря на декабрь. Гланька быстренько разобралась с официантом и принялась за печальное повествование о явлении Рафы Муромского молодому лорду Лоутону.

Итак, она готовила программу, торчала на студии с утра до ночи, а Седрик предавался тому занятию, которому его научили в Кембридже. На сей раз у него был повод пить – рухнул очередной план спасения этого самого завода по изготовлению роскошных яхт по индивидуальным заказам. Семейство Лоутонов владело предприятием уже больше ста лет, а Седрик там часто бывал в детстве и юности, даже знал несколько семей рабочих, которые вкалывали на заводе из поколения в поколение. В общем, для него банкротство RWG было личной драмой. Так как бизнесмен из него никакой, выход существовал, собственно, один – или продать RWG целиком, или найти компаньона, который купит часть акций и будет располагать достаточными средствами, чтобы выплатить долги и заняться модернизацией. Вот Седрик и носился с этой идеей, а потом вдруг решил, что компаньоном может быть русский, у которых, как известно, денег теперь немерено…

– Это не твое влияние?

– Ты с ума сошел?!. – с изумлением уставилась на Ледникова Гланька. – Я как могла убеждала его – только не связывайся с русскими!.. Но они же все видят только Абрамовича с его «Челси». Помешались на своем футболе! И потом, эти бесконечные разговоры, что русские скупают лучшие дома и квартиры в Лондоне за сумасшедшие деньги…

– Но ведь действительно скупают.

– Я не говорю, что не скупают. Я о том, как это действует на английские мозги… В общем, я пыталась объяснить Седрику, что дело это – мутное. «Ты же, – говорю, – знаешь, как у нас проходила приватизация и как сколачивались эти состояния. За ними в любой момент могут прийти и потребовать все обратно. И что ты будешь тогда делать?» Но куда там! Он вдруг вспомнил о миссии белого человека. Чем, говорит, быстрее мы сделаем русских предпринимателей частью цивилизованного бизнеса, тем быстрее они изменятся сами и изменят Россию! Россию он собрался изменить, представляешь?

– Слушай, а их первая встреча с Рафой правда была случайной? Может, ее кто-то специально организовал? Сам Муромский или кто-то другой?

– Понятия не имею. Все закрутилось с дикой быстротой. Потом, у меня своих дел по горло…

– Ну, и что дальше?

– А дальше этот мальчик Рафа стал ходить к нам в гости. Мы к нему тоже пару раз ездили… Планы такие разворачивал – куда там пятилетним! У него уже портфель заказов набит! Все российские миллиардеры выстроились в очередь! Теперь им без яхт не жизнь, причем самых дорогих, эксклюзивных, ручной работы. Будем их отделывать бриллиантами и золотом! Все та же ленинская мечта о золотом унитазе.

– И твой замечательный жених всему этому верил? – уточнил Ледников. – Верил, что все это всерьез и надолго, как нэп?

– Седрик в этих делах особенно не разбирается. А RWG для него – святое. В общем, юристы начали готовить сделку. И тут что-то переменилось. Все началось со смерти Муромского-старшего. Рафа стал крутить хвостом, что-то опять про футбольный клуб понес. Седрик, наоборот, решил, что надо спешить… Мне это все сразу показалось подозрительным. Я говорила Седрику: тормози, пока не поздно! Я его умоляла, понимаешь? Но…

Гланька задумалась, то ли подбирая слова, то ли решая, что стоит говорить, а о чем лучше и умолчать.

– Он вдруг как будто подпал под влияние этого мальчика, – неохотно сказала она. – Когда тот стал наследником состояния Муромского… Говорил, что у него возможности теперь не ограничены…

– А как наследство поделено между Рафой и его матерью?

– Я не знаю. По-моему, там есть серьезные проблемы – завещание не согласуется с брачным контрактом. Но Рафа уверял, что все это ерунда и бабки достанутся ему.

– А этот Рафа, он что из себя представляет?

– Змееныш, – поморщилась Гланька. – Ядовитый змееныш. В нем злобы выше крыши. Причем на всех. И не потому, что его кто-то когда-то обидел, а от природы, видимо. Душа у него такая – мерзкая. А на вид – пацан пацаном. Мне каждый раз, когда он на меня смотрел, хотелось ему рожу набить. Смотрит на тебя, а на уме явно что-то гнусное…

– А что же твой лорд? Слепой, что ли?

Гланька раздраженно махнула рукой:

– Он не просто лорд, а лорд-гуманист! А это диагноз неутешительный. Когда я ему говорю, что такое Рафа, он начинает объяснять мне, что внешность обманчива, а я слишком пристрастна к своим соотечественникам. Это он мне объясняет, кто такие мои соотечественники!

– Я тоже в некотором роде твой соотечественник, – сделал обиженное лицо Ледников.

– Иди ты! Вот не знала!.. – нервно хохотнула Гланька. – Для него этот проклятый завод – как мания. Вбил себе в голову, что спасти его – священный долг лорда Лоутона… А после смерти Муромского-старшего все приобрело какой-то фантасмагорический характер. Рафа стал говорить, что с деньгами у него теперь такой порядок, что ему все можно. И теперь он может даже футбольный клуб купить. Ну, естественно, мечта российского идиота, ему после Абрамовича без футбольного клуба никак!..

Гланька отпила глоток давно остывшего кофе и печально улыбнулась. Ледников протянул руку и положил свою ладонь на ее. Видимо, ей здорово достается. Она держится, но достается ей всерьез.

– Знаешь, я сначала даже обрадовалась – думала, он про RWG забудет. А Седрик, наоборот, стал торопиться, пока мальчик не остыл. А потом мальчик пропал. И найти его оказалось невозможно. Седрик пытался куда-то ткнуться, но ничего не узнал. Потом началась эта истерика с полонием и стало не до нас. Я еще подумала: неужели пронесло? Не знала, кому свечку ставить… Но тут вдруг появилась статья про то, что Муромского могли убить чуть ли не при моем непосредственном участии. А сегодня еще одна…

– Эту я не видел.

– Посмотри.

Гланька достала из сумки мятую газету и протянула Ледникову. Газета была предусмотрительно развернута на нужной странице. Фотографий там было штук пять, но самая большая – Гланьки. Она стояла босая на берегу моря, и ветер раздувал ее волосы. Слишком даже красиво.

– Где это ты? – невольно спросил Ледников.

– Это мы на завод этот с Седриком ездили, музей яхт смотрели.

На других фотографиях Ледников узнал обоих Муромских, сэра Лоутона… Еще был снимок поместья с бассейном, того самого, где утоп Муромский-старший, и фотография толстой, неприятной женщины. Как оказалось, жены и наследницы. Автором текста был все тот же Энтони Кросби. Парень ковал железо изо всех сил.

Никакой новой информации Ледников для себя не обнаружил. Смысл текста был просто в нагнетании страстей. Зато Гланька в описании мистера Кросби представала все более зловещей и романтичной фигурой – талантливая, жестокая, волевая, эта русская хищница совершенно подавила бедного и несчастного лорда, который в результате душевных терзаний запил. Эта женщина с таинственным прошлым всячески препятствовала заключению сделки с Муромским, к которой так страстно стремился несчастный лорд ради спасения «легенды английского яхтостроения». Она была готова на все, чтобы остановить сделку! А ведь ни для кого не секрет, что в случае заключения сделки главными клиентами RWG стали бы русские богачи и огромные суммы потекли бы из России…

– Огромные суммы потекли бы из России, – вслух повторил Ледников. – Можно подумать, они не текут…

Гланька пропустила его слова мимо ушей. Только нетерпеливо спросила:

– Ты прочитал последний абзац?

– Сейчас.

Из последнего абзаца Ледников узнал, что в настоящий момент свадьба лорда Лоутона и русской телезвезды Аглаи Востросаблиной, судя по всему, находится под угрозой срыва. Аристократические родственники молодого лорда встревожены неприятными, подозрительными слухами, роящимися вокруг его невесты. Им вовсе не хочется быть замешанными в скандал с русскими агентами, подозрительными смертями и исчезновениями… А британской полиции следовало бы повнимательнее присмотреться к госпоже Востросаблиной, вокруг которой завязался столь роковой узел.

Ледников мрачно посмотрел на Гланьку. Эта история, к которой он отнесся сначала достаточно легкомысленно – ну, ловит какой-то нагловатый журналист свою рыбку в истерических волнах, захлестнувших Лондон! – начинала нравиться ему все меньше. Появилось нехорошее предчувствие, что все плохое еще только начинается.

– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросила Гланька. Она пыталась выглядеть спокойной, но было ясно, что она уже на пределе.

– Давай рассмотрим варианты, – рассудительно сказал Ледников. Гланьку надо было как-то успокоить.

Она послушно кивнула.

– Первый вариант – твоя личная жизнь. Кто-то хочет расстроить вашу свадьбу. Не думаю, чтобы все аристократические родственники Седрика были в восторге от нее. К тому же могут быть отвергнутые невесты… У него до тебя была невеста?

– Насколько я знаю, нет. И потом, родственники и отвергнутая невеста вряд ли стали бы травить и похищать русского мальчика Рафу… Согласись?

– Ну… С другой стороны, вряд ли они все были в восторге от планов Седрика сделать Рафу своим компаньоном.

– Да, но… Ничего, кроме неудовольствия и предостережений, они предпринять не могли. В принципе.

– Я же не имею в виду, что они сами занялись уголовщиной… Например, пользуясь своими связями, они привлекли спецслужбы, которые не могли не интересоваться и мальчиком Рафой, и сделкой по приобретению легенды английского яхтостроения… А эти ребята могут складывать очень сложные комбинации. Кстати, они не могли не интересоваться тобой…

– Мной? – удивилась Гланька. – Ты знаешь, сколько сейчас здесь русских?

– Знаю. Чуть ли не полмиллиона… Но ты не нищая студентка и не гувернантка. Таких, как ты, особенно после того, как появился Седрик, спецслужбы всегда пасут. У них работа такая…

– Ну и что у нас получается? – нетерпеливо спросила Гланька.

– Получается у нас пока так: или идет, как говорят у нас на родине, наезд на тебя, и история с Рафой лишь повод для этого… Или, наоборот, наехали на Рафу… А тебя подставляют для отвода глаз, пользуясь тем, что в нынешней ситуации местные товарищи готовы поверить во что угодно…

– Ледников, пожалей меня, – вдруг жалобно сказала Гланька.

В ее голосе и глазах было столько тоски, что Ледников прервался на полуслове. «Чего ты ее грузишь? – выругал он себя. – Человеку помощь нужна, сочувствие, а ты версии набрасываешь».

– Извини, – пробормотал он. – Я как старый мерин в борозде – только и знаю, что версии сочинять и мотивы выискивать.

Гланька вдруг посмотрела на него не жалостно, а с азартом:

– А-а… госпожа Разумовская в курсе, зачем ты полетел в Лондон?

Ледников про себя усмехнулся – он опять недооценил жизнестойкость этого создания. Ей для передышки надо буквально несколько мгновений, и она опять становится самой собой.

– В курсе, – пожал он плечами.

– И? – не отставала Гланька. – Прямо так и отпустила?

– А я и не спрашивал! – глядя ей прямо в глаза, парировал Ледников.

Гланька довольно улыбнулась.

– Вот интересно, что ты ей о нас рассказывал? Хотелось бы послушать.

– Размечталась! – покачал головой Ледников. – А может, она о нас ничего не знает…

– Ну да! – довольно, по-кошачьи потянулась Гланька. – Не знает! Еще как знает!

– А откуда ты знаешь, что она знает?

– Она сама мне сказала. Мы с ней тут очень мило провели время.

Вот так. Как все просто. Мог бы и догадаться, что две эти хищницы сами разберутся между собой. Разумовская бывает в Лондоне несколько раз в году, так что встретиться им ничто не мешало. Можно представить, как им обеим хотелось поговорить о нем, выпустив когти наружу…

Он посмотрел на состроившую невинное лицо Гланьку. Нет, милая, о том, что тебе сказала Разумовская, я спрашивать не буду. Не дождешься!

– Вот такие дела, красавчик, – вдруг сказала с печальной улыбкой Гланька. – Кстати, ты нынче полный комильфо…

Только два человека на свете знали, что стоит за этим пошлым «красавчиком» и дурацким «комильфо». Только она и он…

Был июнь. Летняя теплынь. Москву занес тополиный пух. И его друг Артем Востросаблин потащил Ледникова на дачу. Они тогда перешли в десятый класс и чувствовали себя вполне готовыми к веселой жизни. На даче, правда, была Виктория Алексеевна, мать Артема, и дочка его старшего брата Андрея, уехавшего отдыхать на юг. Они нам не помешают, сказал Артем, залезем на второй этаж и будем делать что хотим. Когда приехали на дачу, у Артема с матерью тут же возник отчаянный громогласный спор в сицилийском духе, потому что он что-то забыл, не купил, не привез… Ледников им ничуть не мешал. Не прекращая ни на секунду ссориться, они скрылись в доме, а Ледников остался на веранде. Он уселся в старенькое кресло-качалку и закурил. Тогда он начал курить, потом, правда, очень быстро бросил.

Он курил, смотрел на темную стену сосен за оградой, вдыхал опьяняющий запах, исходивший от куста жасмина, росшего у веранды, слушал гул пролетавшего где-то высоко-высоко самолета и вряд ли о чем-либо думал и чего-либо ждал. И тут из-за куста появилась худенька девчонка в одних трусишках. На ее смуглое тельце с по-детски выпирающим животиком еще не было нужды надевать даже майку. Она поднялась по ступенькам на веранду, остановилась перед Ледниковым и наставительно сказала:

– А курить – это не комильфо! Можно нашу дачу поджечь.

Ледников с изумлением смотрел на тщедушное создание с ободранными коленками, вымазанными зеленкой. Создание повертело головой, шаркнуло ножкой и объявило:

– А вообще-то ты красавчик.

Ледников чуть не поперхнулся дымом.

– Да-да. – Создание оценивающе посмотрело на него темными строгими глазами. – Настоящий красавчик. В моем вкусе.

И кто же мог представить, что тогда началось то, что останется с ним уже на всю жизнь и составит, может быть, один из самых главных и прекрасных ее моментов…