Зикмунд Алексей Дочь сатаны, или По эту сторону добра и зла
Алексей Зикмунд
Дочь сатаны или
По эту сторону добра и зла
Пролог.
Много веков назад, наша гибель была предсказана на небесах. И только бесконечная глубина глаз маленького Эмануила может спасти наши души и, расплавив железные сердца наши, поселить в них частицу той безусловной и бесконечной любви, которую невозможно отыскать на земле.
Плоть, деньги и страх потерять эти сокровища разве не верно. Все остальное просто накладывается на эти понятия. Зависть. Яд её сжигает умы и сердца, а в основе все та же плоть. Мягкая плоть хлеба, плоть красивого тела, наконец, невидимая плоть уюта и тепла и страх, вырабатывающий адреналин, он как бы предвосхищает ощущение потери. Страшнее погибает великая любовь. Она погибает под аплодисменты толпы. Под гром этих же аплодисментов начинаются мировые войны. Аплодисменты приветствовали изобретение лекарства от полиомелита и крушение третьего рейха, но мы не знаем, на какую вершину зла способно взобраться добро. В мире бесконечных категорий двух слов "хорошо" и "плохо" явно не хватает, надо привыкать к мысли, что хорошо будет только одному из многих, остальным будет плохо или никак, что в данном случае одно и тоже. Благополучие любой пирамиды покоятся на человеческих останках.
Глава первая.
Страшный декабрь сорок первого года обрушился на улицы Москвы как неразорвавшийся фугасный снаряд. На серой прямоугольной башне, расположенной напротив метро "Красные ворота", минутная стрелка часов приблизилась к двенадцати. По темному садовому кольцу, громыхая цепями, двигались военные грузовики. В них сидели люди в белых маскировочных халатах, к каждому грузовику была прицеплена пушка на резиновом ходу. Это были заградительные отряды автоматчиков, которые должны были блокировать отступление наших частей на горячих участках фронта. Колонна была бесконечной. Редкие горящие окна, заклеенные крест накрест бумагой, бросали на мостовую и тротуар призрачные какие-то тени. Падал легкий и пушистый снег. Стрелка часов на прямоугольной башне перевалила за двенадцатичасовую отметку. У памятника сезоннику рядом с зенитной установкой зажегся огромный прожектор, он осветил небо, два овальных неподвижных аэростата и беспорядочные, куда-то бегущие облака. Затем он погас.
В старом пятиэтажном доме на Земляном валу горело несколько окон. Окна эти выходили во двор. Двор представлял из себя глухой квадрат, кирпичные стены с провалами черных ходов окружали заброшенный круглый фонтан, в центре которого стояла статуя Дон-Кихота без шпаги и без головы. Единственный въезд во двор был через арку, на которую были навешаны запертые чугунные ворота. Таким образом, что бы попасть в этот маленький московский дворик, вероятно когда-то используемый для ожидания экипажей, надо было проникнуть через парадный вход на черный. Светящиеся окна были уютны, на них не было бумажных полос. Зеленый шелковый расписанный попугаями абажур сохранял бесконечную легкость того недавнего времени, при котором металлический Дон-Кихот ещё имел и шпагу и голову. За столом, накрытом на троих, сидели двое. Говорил мужчина. Женщина молчала. На вид её было чуть больше тридцати, каштановые волосы собраны на затылке в пучок, в пучке заколка, изображающая бегущего слона. Лицо неправильное и непривлекательное, но с особенно притягивающими зелеными глазами. Длинные пальцы с сильно расширенными фалангами сжимают мундштук.
Возраст мужчины близок к почтенному. Он почти лыс, редкая бахрома волос облегает заднюю часть черепа. Неопределенного цвета глаза так близко посажены к переносице, что кажется, будто на Вас смотрит не человек, а дуло охотничьей двустволки. Голос у него тихий, но очень отчетливый.
- Страдания посылаются не в наказание, а только для исправления сознания. Если же урок проходит в пустую, то испытание может закончиться смертью.
- Да что Вы, Борис Соломонович! - В первый раз женщина возразила мужчине, до этого она целый час сидела и слушала.
- Я помню Крым в двадцатом году. Мне тогда и было-то всего ничего, но сколько еще после эвакуации Врангеля гремели расстрелы... Потопленные баржи с оставшимися офицерами... И слухи, слухи, похожие на яд. - говоря это, женщина свела свой голос до змеиного шепота.
- Анна Сергеевна, вы затрагиваете социальный аспект проблемы, я же имел в виду то, что существует всегда. Больные глаза наркомана только повод для беседы о качестве наркотика, если только сам наркоман не наш родственник или хороший знакомый, но ведь и испытание смертью не является последним этапом, это всего лишь начало, только другое, невидимое. Последняя часть цепи является и первым её звеном. Так будет. Сильно переживающий утрату мешает эмпирической инициативе духа. Магнетическая система человека действует в режиме тонких вибраций. Чем более индивид духовен, тем труднее душе, покинувшей тело, открепиться от живого источника. Негры на похоронах поют и пляшут и таким образом прерывают естественную скорбь. Они нейтрализуют нематериальные связи. Надо смеяться сквозь слезы, тогда душе будет не так тяжело расставаться с тем, кого она любила на земле. Кстати, вы когда уезжаете? - спросил мужчина, неожиданно прервав разговор.
- Точно не знаю, но думаю в конце февраля. Если конечно немцы... она запнулась, переведя на него полувопросительный взгляд.
Вдруг женщина перешла на шепот.
- Москва падет ... Как Париж... Что мы увидим? Колонны тевтонов на любимых улицах?
- Да, да, именно любимых, - тяжело вздохнув, как бы про себя произнес Борис Соломонович.
- Любовь, Любовь. Снова это страшное слово. Между прочим, кроме Парижа есть еще Варшава и Прага. Но я хочу Вас успокоить, город они не возьмут.
После этих слов и некоторой паузы молодая женщина снова заговорила.
- Вчера я слушала Берлин. У мужа есть радиоприемник, ему разрешили. И они говорят, они говорят, что рассматривают в морские бинокли наши окраины.
- Знаешь, они прежде всего люди, а уже потом воины и насильники. Люди хвастаются и лгут. Даже если это и правда, даже если они рассматривают в бинокль красные башни Кремля, все равно они проиграют.
- Но почему же они так сильны?
- Конечно сильны. Вот именно поэтому-то и проиграют.
Женщина рассеянно оглядела стол и поправила челку.
- Мне кажется, что нас всех еще ждет множество испытаний, трагедия в самом начале. - сказала она.
- Да, конечно, испытания. Их будет много, но время идет очень быстро, а жизнь человека проходит, и не остается от неё на земле почти никакого следа, и только избранные заслуживают место в пантеоне бессмертия.
Взгляд мужчины сделался неподвижным как будто стеклянным.
- Борис Соломонович, я вижу Вас в пантеоне бессмертия, - с улыбкой проговорила женщина и встала из-за стола. Она подошла к буфету, вынула из него бутылку вина и две рюмки. - Эту бутылку я купила в Тбилиси в прошлом году. Вы не представляете, какой это красивый город. В мае там все цвело, можно было задохнуться от воздуха.
Мужчина развернул бутылку этикеткой к себе, затем поднял её вверх и посмотрел на свет. Женщина протянула ему длинную змейку штопора.
- Прекрасно, - отметил Борис Соломонович, отпивая из рюмки вино.
- Говорят, что виноград разминается ногами.
- Да, это так, я даже видела, как это происходит. Давильщик стоит в деревянном корыте и как будто бежит на месте. Но так делают вино в деревнях.
- Сквозь красный сумрак этой бутылки я вижу волосатую ногу горца. Знаете. Анна Сергеевна, в средние века раскаленный клинок рыцаря пронизывал сыроватый мрак будущего. Всякие войны, уничтожения - это гигиеническая акция. Переизбыток положительного потенциала рождает на другом полюсе потенциал отрицательный. И вот происходит... Когда Нобель проводил опыты с нитроглицерином, он и не предполагал, что сделал большой вклад в укрепление мирового порядка, открыл новую эру, в которой не будет войн. Раньше люди убивали друг друга камнями, скоро начнут убивать взглядом, а итог один. Добро и зло придумали не мы, а тот, кто намного умнее нас. Нельзя изменить мир, потому как люди измениться не могут. Мы видим, как под ударами многотонных бомб падают прекрасные здания, под обломками их умирают люди, но это только часть игры. Вторая часть - это вновь рожденные, идущие на смену погибших.
Глава вторая
Германия 1926 год. Май месяц.
На открытой террасе невдалеке от маленького уютного озера беседуют двое. Это молодой человек, высокий и очень худой, и пожилой аристократ с непропорционально большой головой, с синими кругами бессонницы под опухшими маленькими глазами.
- Я покажу Вам двадцать первый век в зеркале металла, - говорит пожилой, опираясь на деревянные перила террасы, - но будет кровь, и один из нас отдаст свое сердце фиолетовой крысе.
- Надо же какая кровожадность. Это что, плата за знание?
- Да.
- Знаете, фон Альбиц, я не верю Вам, но я приду, приду убедиться, что всё это вымысел.
Дорогой цвета слоновой кости Хорьх съехал с шоссе на проселок и двинулся вдоль липовой аллеи. В автомобиле сидел молодой человек, он был в смокинге и в белых лайковых перчатках. Оставив машину в конце аллеи, он вышел и пошел пешком. Миновав несколько деревянных мостиков, он пошел по тропе, в конце которой начинались ступени. На вершине горы был воздвигнут большой каменный дом. Сам дом был построен таким образом, что у всякого, кто видел его впервые складывалось впечатление, будто никто его и не строил, а будто родила его большая скала. Заходящее солнце переливалось в верхней части готических окон, выложенных разноцветной мозаикой. Поднявшись по лестнице, мужчина очутился наверху каменной площадки, которая заканчивалась калиткой. Толкнув металлические створки, он прошел за ограду и, подойдя к парадному, стал шарить глазами, отыскивая кнопку электрического звонка. Но тут дверь перед ним распахнулась. На пороге стояла высокая костлявая женщина с лошадиным лицом. Её длинные черно-коричневые волосы сбегали по плечам как струи расплавленной смолы.
- Прошу Вас, -тихо сказала она и отошла в сторону. Мужчина шагнул за порог, дверь за ним затворилась. Это было 26 мая 1926 года.
Глава третья
14 декабря 1941 года, десять часов утра.
Начальник специального подразделения МГБ сидел у себя в кабинете. На столе остывал стакан крепкого чая, в мраморной пепельнице сгорала душистая папироса. Начальник смотрел на черный эбонитовый диск телефона и размышлял о нелегкой своей судьбе. Подразделение, которым он руководил, уже несколько лет располагалось в глубине тихого переулка. Это было ложно -готическое здание, построенное нуворишем перед октябрьским переворотом.
Организация имела аббревиатуру и гриф с особым шифром. Даже не всё высшее руководство МГБ имело представление, чем же занимается данная совершенно автономная структура, почему-то входящая в состав внешней разведки.
Антона Ивановича Демидова по понятиям советского, да и досоветского, времени можно было назвать человеком высокообразованным.
В свое время он служил в белой армии, затем эмигрировал, закончил Сорбонну, вероятно, не без помощи ОГПУ, и как резидент этой организации долгое время проработал нелегалом сначала в Италии, а потом в Германии. В тридцать пятом он был отозван домой, где и возглавил вновь созданную структуру МГБ.
Он видел, как проходят сквозь стену, как стеклянные шарики под воздействием взгляда начинают быстро-быстро вращаться, пока в конце концов не растворятся в воздухе, как твердые предметы буквально испаряются на глазах в закрытом пространстве.
Чтение мыслей на расстоянии, вот вопрос, который занимал Антона Ивановича в данное время.
Вчера вечером его люди арестовали старичка колдуна. Соседи описали происходящее. Синее пламя в квартире, посторонние сквозь которых можно пройти, как сквозь дым, и сам колдун, не выходящий из квартиры долгое время и неизвестно чем питающийся. Антон Иванович оторвался от доноса и посмотрел в окно. Серо металлический утренний свет пробивался в комнату сквозь полуопущенные шторы. Он выключил настольную лампу, подошел к огромному кожаному дивану и убрал в шкаф одеяло и подушку. Немолодая женщина в форме внесла в кабинет чай с бутербродами, поставила всё это на стол и молча закрыла дверь. Сев за стол Антон Иванович извлек из нижнего ящика огромную картонную папку, положил её перед собой и развязал тесемки. Первые несколько страниц состояли из машинописного текста, их он убрал в сторону, не читая, после чего пошли фотографии. Это были мужские и женские снимки в профиль и в фас, снятые с тюремной линейкой. Затем пошли фотографии странных предметов, можно даже сказать, приспособлений, также были фото геометрических фигур и формул. Антон Иванович открыл ещё один ящик и вытащил на свет небольшой металлический куб, легко умещающийся на ладони и такой же по размеру металлический шар. Затем он раскрыл картонную папку с конца и вынул из неё прямоугольный кусок кожи, покрытый разными хитрыми знаками, соединенными между собой и похожими на бесконечную лестницу. Затем Антон Иванович вытащил из ящика стола склянку с красными чернилами и самое настоящее гусиное перо, каким вероятно писал сам великий Пушкин. Затем он стал обводить нарисованные знаки по существующим линиям. И вот весь кабинет стал меняться, потолок стал ниже, исчезли углы. Антон Иванович встал, подошел к двери и запер её на ключ... Вскоре на столе, в центре которого лежал кусок кожи, стали происходить события необычайные. Шар и куб стали самопроизвольно приближаться друг к другу и, наконец соприкоснулись. Геометрические фигуры эти потеряли свои формы и как бы перетекли друг в друга. Теперь на их месте находилась огромная серебристая капля. Внутри неё происходило брожение, как будто кто-то изнутри пытался раздвинуть бесформенное вещество и вырваться наружу. Антон Иванович, не отрываясь, смотрел на клокочущую каплю металла, затем он услышал шуршание песка, как будто в разных местах комнаты посыпались на пол тонкие песочные струйки, но и шорох этот постепенно стал исчезать и сменился на приглушенные короткие выкрики и стоны, которые постепенно усиливались и в конце концов достигли какой-то высокой точки. И вот из капли этой, из бесформенной капли этой полуметалла полустекла выскочила на стол страшная оскаленная крыса. Она встала на задние лапы и, угрожающе зашипев, надвинулась на неподвижного Антона Ивановича. Но вот раздался стук в дверь. Крыса сделала шаг назад и вся ушла в каплю, после этого вещество разделилось, на столе вновь возникли два геометрических предмета, потолок поднялся вверх, обозначились углы, и стремительно, как блуждающий электрический разряд, пронеслось сквозь кабинет прямо по воздуху искрящиеся и прозрачное покрывало. Сбросив оцепенение, Антон Иванович открыл дверь и впустил двоих в форме и старика. Люди в форме ушли, а старик остался. Он стоял посередине комнаты, и ему можно было дать шестьдесят, сто или даже сто двадцать лет. Есть такие люди, в определенный момент они теряют свой возраст и начинают выглядеть моложе. Хозяин стоя разглядывал старика, затем он сел, а старик остался стоять, прижимая к себе старомодную фетровую шляпу.
- Фамилия, имя, отчество, - спросил Антон Иванович.
- Милер Артур Карлович, - ответил старик.
- Ну, а меня зовут Антон Иванович, я занимаюсь вот такими чудесными людьми, как вы, и мне хочется узнать о Вас как можно больше.
Старик усмехнулся.
- У Вас на столе лежит предмет, с помощью которого вы и так можете узнать что угодно.
- Да, кое - что конечно можно, но ведь хочется живого общения.
- Что же во мне живого, я, может быть, старше, чем кусок этой человеческой кожи, - сказал Милер и посмотрел в окно.
- То, что вы делаете, направленно против божественного закона, - отметил Антон Иванович, поднимая в воздух толстый карандаш.
- Но вы тоже нарушаете божественный закон, утверждая, что бога нет.
- Я ничего не утверждаю, утверждает идеология - основа социальной системы.
Наука о боге и наука об отсутствии бога - это всего лишь вера, а потом концепция. Борьба за место под солнцем ведется по всем направлениям и она, эта борьба, не утихает. Одна половина человечества утверждает, что бог существует, другая сомневается, но и те, и другие в какой-то страшный и тяжелый момент восклицают, что бога нет. Да вы садитесь, не стойте.
Милер опустился на краешек стула, повесив шляпу к себе на колено.
- Почему же это происходит? Позвольте узнать,
- в вопросе Милера ощущалась ирония, но хозяин кабинета как бы не замечал её.
- Ну, прежде всего потому, что бог не появляется в том виде, в котором его представляет себе большая часть человечества. Он не появляется на небе среди облаков и ангелов, бог не появляется среди нас в разнородной толпе. Реально его как бы и не существует. Мы знаем, что хорошие поступки от бога, а плохие от дьявола. Но кто из образованных людей хоть раз в жизни не вспоминал фразу "Какое зло мы добротой творим".
- А, может быть, мы это не мы, - прервал Милер Антона Ивановича. - Может быть, мы лишь орудия в руках бога или дьявола и в зависимости от того, кто сильнее влияет на нас в данный момент, мы и совершаем хорошее или дурное. Основная борьба происходит в душе человека. Но святые могут быть злыми по отношению к неправедным, ибо они охраняют веру. А вера это все. Сейчас мир развернулся лицом в сторону зла. Невидимые полчища бесов бьются под черным солнцем ада, рождается новая формула зла, и борьба между добром и силами зла будет происходить именно здесь в России. Бесконечные снега покроют эту землю, и снега эти будут пропитаны кровью, и среди снегов этих родится фиолетовая крыса.
Антон Иванович слушал и наблюдал за стариком, но, когда разговор коснулся крысы, улыбка с его лица сбежала, и он сделался мрачным.
- Да, вы оракул, колдун. Голос Антона Ивановича дрожал.
- Я, просто знаю, что изменяет мир, что движет скрытыми от глаз законами. Вы же, получая формулу власти, совсем не представляете, как она действует. Спрятанный в ней механизм разрушителен для дилетанта. В тот час, когда здесь воцарится фиолетовая крыса, Советские войска выйдут к берегам Волги. Её царство начнется с громких побед.
Глава четвертая.
Германия 26 мая 1926 года. Молодой человек перешагнул порог гостиной, в которой уже находилось несколько человек. Все посмотрели на вошедшего и слегка поклонились ему. Он сел в кресло и огляделся. Гостиная представляла из себя огромный усеченный эллипс с треугольными и овальными окнами перемежающимися полукруглыми брусьями, которые собирались в связку в центре самого купола. Остатки солнечных пятен таяли на стенах гостиной. На столе в низких пузатых рюмках был разлит коньяк, и лежали дольки лимона. Молодой человек взял коньяк и только лишь пригубил его, как сверху послышались шаги. По узенькой винтовой лестнице в гостиную спускался фон Альбиц. Он был одет, как тиролец, куртка с шитьем, мягкие брюки и высокие кожаные ботинки. Подойдя ближе, фон Альбиц взял молодого человека за локоть и увел в соседнюю комнату. Там за длинным прямоугольным столом сидели две бледные девушки близнецы, они были похожи на маленьких бледных мышей.
- Это сиамские близнецы, - шепнул фон Альбиц, - у них удивительная энергия.
Постепенно в темную залу из разных комнат стали проникать званные люди. Это были либо худые тени в длиннополых сюртуках, либо пышущие здоровьем толстяки. Они рассаживались вокруг стола, будто готовились к трапезе. Лакеи плотно прикрыли двери, внесли канделябры и задернули шторы. Было слышно, как ветер стучится в закрытые окна. Фон Альбиц ненадолго исчез и вернулся. В руках у него было два предмета: треугольник и шар, а под мышкой маленький сверток. Он сел с узкой стороны стола и развернул перед собой сверток, представляющий из себя прямоугольный кусок кожи с непонятными знаками. Положив недалеко от кожаного прямоугольника треугольник и шар, Фон Альбиц поднял руки в верх и произнес несколько фраз на тарабарском языке.
Затем он напомнил, что все присутствующие приняли его предложение добровольно и отвечают за свои действия. После этого фон Альбиц извлек авторучку и стал старательно обводить знаки по контуру, он что-то шептал себе под нос, и в процессе этого шептания все присутствующие ощутили, как комната начинает заполняться некоторыми сущностями. С начало это неизвестное напоминало горячую массу воздуха, пляшущую над пламенем костра. Затем эта однородная вибрирующая масса стала складываться в замысловатые фигуры. Страшные дьявольские рожи, демоны, существующие параллельно с нами, но не видимые, тощие лица длинноносых ведьм с выпученными глазами, все это мрачное, базедовое и рогатое закружилось вокруг стола, протягивая руки и языки. Вдруг громкий надтреснутый голос проговорил: "Вежливая форма отказа. Формула записана неправильно". Воздух, в котором находились эти частично материализовавшиеся существа, замер и остекленел. Неподвижная патологическая панорама окружала собравшихся. Угрожающие облики монстров, словно впечатанные в пространство, стали бледнеть, оцепенение покинуло собравшихся, и вскоре только едва уловимое колебание где-то на уровне потолка напоминало о том, что в этой комнате что-то происходило.
Фон Альбиц поднял глаза и оглядел присутствующих.
- Ну, вы видели, видели. Теперь вы не сомневаетесь.
- Да, это было волшебно, - сказал, вставая худощавый мужчина с бельмом на глазу. - Но вы перепутали знаки.
- Да, я перепутал. Я нервничал и поэтому перепутал, но опыт можно и повторить, если вы, конечно, не чувствуете усталости.
Фон Альбиц зазвенел колокольчиком, и лакей вкатил в комнату стол на колесиках, на котором стояли бутылки вина и бокалы, перевернутые горлышком вниз.
Молодой человек, который приехал на шикарном автомобиле, подошел к фон Альбицу и взял его под локоть.
- Я хочу поговорить с Вами, - сказал он и отвел его в угол комнаты. -Я плачу Вам тысячу долларов, если я сам, слышите, сам, обведу эти знаки.
- Но вы же никогда не участвовали в подобных встречах, у Вас нет опыта.
- Ну и что же. Вы скажете мне, как их обводить, и все.
- Этого мало, надо ещё верить в силу и могущество того мира... - фон Альбиц сделал паузу, - того, который ты вызываешь.
- Я видел его!
- Этого мало. Надо верить.
- Я поверил.
- Вы можете так говорить, на сомом же деле всё обстоит иначе. Вы видите и не верите, внутри Вас бродят сомнения, и в этом случае, отчеркивая эти знаки, вы можете принести себе вред.
- Я буду осторожным. Я выполню все правила.
Помолчав какое-то время, фон Альбиц вздохнул и быстро сказал:
- Все знаки соединены между собой особыми линейными звеньями. Сначала ты обводишь звезду, она находится в центре. Затем круг, причем начинаешь с луча, потом переходишь на четные знаки, всего их шесть, в каждом знаке шесть прямых линий и шесть параболических. Твоя вера в силу вызываемых тобой сущностей должна быть обратно пропорциональна зависимости от бога и веры в него.
- Вы должны, - фон Альбиц сделал паузу, видимо, ему было не очень легко произносить это вслух, - вы должны отказаться от него ..... от спасителя, от того, кто сберегает душу и с помощью заклинаний вызвать служителей князя тьмы.
Молодой человек рассеянно посмотрел вокруг и снова остановился на лице собеседника.
- Я не знаю, зачем мне это нужно, но мне кажется, что всё это делается помимо моей воли.
- Ну да, именно так все и происходит, - промолвил фон Альбиц, задумчиво покачав головой. - Кто-то управляет, а мы только делаем вид, что сопротивляемся. Нужно, отказаться от привычного представления о мире, от ценностей веры. Добро и зло должны поменяться местами ... и тогда время побежит обратно. Вы снова станете маленьким, затем станут маленькими Ваши родители, земля опустошится до девственного слоя, погибнут растения и твари, начнут разрушаться клетки, ну а после начнется распад земной коры. Вспыхнут потухшие вулканы, образуются новые, клубящаяся лава будет наплывать на остатки живого. И всё! Цивилизация, которая так долго двигалась к закономерному финалу, получит воплощение в своей новой и последней реальности.
Фон Альбиц перевел дух и глотнул вина. Рот молодого человека, открывшийся в процессе монолога старого монстра, так и не закрылся.
- Но я думал, это игра, - проговорил молодой человек.
- Нет, милый, это не игра, тут всё серьезно. Погубленный мир, раздвоенная, деградирующая совесть. Нельзя сомневаться в силе запущенного процесса, как нельзя сомневаться во всем, что связано с Ним.
- Вы говорите языком канонов, и вместе с тем это похоже на вымысел, сказал молодой человек, поднимаясь с кресла.
- Ну, даже если это и вымысел, постарайтесь не ошибиться.
- Я постараюсь, не ошибусь.
Молодой человек внимательно оглядел прямоугольную кожу с иероглифами и стал шептать заклинания, написанные на листочке бумаги. Рука его обводила контуры магических формул. Постепенно публику вновь захватило состояние транса. Вуаль из легкого газа пронеслась над головами присутствующих и растаяла, слабый свет настенных бра несколько раз мигнул, и погас. На короткое время комната погрузилась во мрак, после чего осветилась светом, похожим на дневной, а когда вспыхнуло электричество, все присутствующие увидели, что на кресле в углу сидит существо непонятного пола с широко расставленными глазами и с почти полным отсутствием лба. Впалые щеки существа и сложенные трубочкой губы выглядели безобидно, блуждающая на лице улыбка выражала степень крайней иронии.
- С прибытием к нам, - сказало существо свистящим полупридушенным шепотом. Голос у него был на редкость неприятным. И даже можно было сказать, что был это не голос, а какой-то особенный звук, похожий на скрип механической куклы.
- Я пришел к Вам, потому что вы этого хотели. Я пришел выбрать спутника.
- Один из Вас отправится со мной и вернется к концу сеанса. В процессе путешествия вы будете наблюдать события, происходящие с Вашим партнером, когда он вернется назад, вы его не узнаете. Закончив фразу, существо инстинктивно подалось назад, затем вперед, после чего части тела сложились в совершенно ровный и плотный квадрат. Затем происходит следующие. Квадрат на несколько сантиметров зависает над креслом и превращается в куб, который раскачивается вправо и влево, а потом начинает вращаться. Из куба этого выскакивают мужские и женские руки, гипертрофированные выпученные глаза выдавливаются на плоскости и лица сменяют друг друга. Существо, которому нельзя было подобрать пол, теперь возникло в совершенно ином образе. На этот раз это была очаровательная брюнетка с темным испанским лицом и худыми руками, какое-то мгновение она как бы рассматривала собравшихся, затем она в буквальном смысле взлетела на стол, подбежала к молодому человеку и, обхватив руками его голову, жадно поцеловала в губы, в ту же секунду загремел гром, сверкнула молния и осколки цветного витража посыпались на застеленный церковной парчой стол. Молодой человек упал навзничь, стул под ним подломился, тогда оборотень оседлал его и стал прыгать на нем, имитируя страсть. Комната стала изменяться в размерах, а рука испанки превратилась в узловатую, покрытую шерстью лапу демона, длинные когти вонзились в грудь молодого человека и вырвали у него сердце, в то же мгновение прямоугольный кусок кожи с магическими значками вспыхнул голубым пламенем и превратился в маленький кусочек золы.
Глава пятая.
Москва, декабрь сорок первого года.
- Кровь. Вот на чем можно строить будущее,
- говорит Борис Соломонович, раскручивая в руках папиросу.
- Вся информация о прошлом и будущем кроется в кровяной плазме. Кровь - это шифр нашего подсознания. Миллиарды кровяных клеток, мельчайших кровяных телец, несут в себе информацию тысячелетий, самые невероятные сочетания шифров хранит в себе кровь. Искусство демона - это прежде всего
работа с этим рисунком. Принесенный в жертву младенец ни что иное, как записанный символ крови. Демон считывает формулу крови, и таким образом жертвенный младенец прерывает связь с будущими рождениями, и кровь становится основанием для создания знака, то есть сыворотки. Ведьмы используют её. Насильно прерванная последовательность рождений несет в себе интерес для ищущих материю антимиров. Знаки кабалы, существующие в мертвой крови, посредством заклинания и обряда способствуют вызыванию определенного демона, того, который соответствует кровяной формуле. Конечно, на сегодня ситуация такова ...
В эту минуту в дверь позвонили, и женщина пошла открывать. На пороге стоял нестарый еще мужчина с бесцветными голубыми глазами.
- Я принес, - сказал он и шагнул за порог.
Женщина закрыла дверь. В гостиной было темно, хозяйка зажгла настольную лампу и осветилась часть стола, покрытого зеленой клеенкой, а с высоты платяного шкафа глянула на них картонная голова школьного глобуса. Человек снял кожаное пальто на цигейке и бросил его на кресло, затем расстегнул пиджак и вытащил из внутреннего кармана длинный прямоугольный сверток. Это был продолговатый мешочек из темного шелка. Распутав веревочку, он вытащил небольшой кусок кожи и разложил его на столе.
- Старая, - сказал Борис Соломонович, ощупывая предмет.
- Какая нашлась, какая нашлась, - скороговоркой проговорил человек.
- А вот и самое главное, - он поднял к небу длинный и неправдоподобно тонкий указательный палец, затем извлек из кармана бутылочку и поставил её на стол.
- Я сам умертвил его, он был очень слабым и все равно бы умер, - как бы оправдываясь, проговорил мужчина, открывая бутылочку и рассматривая содержимое на свет.
- Хорошая кровь, свежая, - тихо сказал Борис Соломонович как будто бы самому себе.
- Надеюсь, он не крещеный.
- Да, какое сейчас крещение!
- Ну, тогда начнем, - сказал Борис Соломонович и попросил принести новое перо. Женщина вышла из комнаты и вернулась с тонкой деревянной ручкой для письма и новым блестящим перышком. Борис Соломонович разгладил прямоугольник кожи и придвинул к себе бутылочку с детской кровью. Он открыл рот и приготовился нашептывать заклинания, но вдруг смешался, встал из за стола и пошел в прихожую. Там среди вороха одежды он откопал портфель, открыв его, он извлек на свет огромную толстую книгу. Это была очень старая книга в кожаном переплете с бронзовыми углами и бронзовой же застежкой в виде оскаленной головы какого-то зверя.
- Я забыл формулы, вернее, не забыл, но мне показалось, что забыл.
Борис Соломонович положил книгу на край стола и раскрыл её. На пожелтевшей странице была изображена кричащая кошка, кошка лежала на спине с развернутыми в разные стороны лапами. Из разрезанного живота и головы в разные стороны картины были направлены стрелки, текст под стрелками пояснял значение каждого органа. Мгновение Борис Соломонович рассматривал картинку, затем перевернул ещё несколько страниц и разгладил лист, на котором был изображен кожаный прямоугольник, очень похожий на тот, который сейчас лежал перед ним.
- Так, нужны ножницы, - попросил он. Женщина ушла в соседнюю комнату и вернулась с большими портняжными ножницами.
- Это самое сильное заклинание, которое я когда-либо видел. Каждый из Вас должен отрезать часть волос с головы и лобка, после чего каждый из Вас связать их друг с другом, и все мы должны соединить их кольцо, после чего положить это кольцо на звезду. Которая находится в центре прямоугольника из человеческой кожи.
Каждый из присутствующих по очереди уходил в соседнюю комнату и, проделав операцию, возвращался назад, неся в руке тонкий жгут с маленьким узелком. Борис Соломонович связал эти охвостья в кольцо и положил его на пятиконечную звезду таким образом, что сама звезда очутилась в центре круга, а очерченное ранее кольцо едва ли не наползало на мохнатое ожерелье. Обмакнув чистое перо в детскую кровь, Борис Соломонович стал нашептывать заклинания. Он нашептывал и закрашивал знаки точно так, как это было указано в книге. Таинственное слово "шеран", или что-то похожее по звуку, повторялось с периодичностью в полминуты. - Вы помните свои волосы? спросил он. Мужчина и женщина кивнули. Борис Соломонович вытащил из пиджака длинную булавку. Он оторвался от чтения заклинаний и посмотрел вокруг мутными голубыми глазами, казалось, что всех он видит впервые.
- Когда я закончу, каждый из Вас должен будет проколоть себе большой и указательный палец. Ваша кровь должна соединиться с кровью младенца через волосы. Мужчина и женщина прокололи пальцы и стали ждать. Они сидели со скрюченными руками, глаза их были мутны и полны ожидания. Как только адепт закончил и произнес три раза слово "шеран", они опустили свои руки на кольцо из волос. То же самое сделал и сам адепт. Сильная вибрация прошла сквозь тела вызывающих, глаза у них закатились, губы дрожали. Под нажимом кольца, зажившего своей жизнью, руки их вознеслись вверх на пол метра от уровня стола. После чего кольцо стало вращаться, сначала медленно, затем всё быстрее, и, наконец, оно закрутилось так быстро, что было уже невозможно понять, из чего же оно сделано. Кольцо увеличилось в размерах теперь напоминало огромное блюдце, густые темные волосы, как побеги тропического растения, касались магических знаков, окрашенных младенческой кровью. Дым повалил из этого, теперь совсем медленно вращающегося кольца, сначала слабый, затем все сильней и сильней, и медленно из облаков этого дыма стала вытягиваться вверх оскаленная голова крысы из раскаленного металла. Глаза у неё были человеческие, и глядела она на мир с большим сожалением. Постепенно металл стал темнеть, глаза потухли, и само выражение крысячей морды стало равнодушным и каким-то усталым. Постепенно из колдовского круга показались плечи и туловище, волосатое кольцо медленно опускалось на стол, а сама фигура как бы вырастала из ниоткуда. Когда кольцо опустилось и рассеялся дым, то все присутствующие увидели, что на столе стоит рослая фигура в старомодных и узких брюках со штрипками и в остроносых ботинках. Крысиная голова исчезла, на месте её возникла обычная, вполне человеческая, только черты её отдаленно напоминали крысиные. Возникшее это существо закашлялось, затем стянуло с руки перчатку и, прошагав по столу, соскочило на пол. В глазах этого существа застыла такая глубокая тоска, что если бы не знать, откуда он пришел вполне можно было бы решить, что это и "страдание" за каждого из живущих.
Странная на свете происходит вещь. Все, вызывающие демона, почему-то думают, что это они его вызывают, а ведь на самом деле это он вызывает их.
Демон повернулся лицом к столу и медленно протянул вперед руку, она у него была узкая с ярко выраженными косточками фаланг и длинными миндалевидными ногтями, слегка закручивающимися на конце.
- Ху, - сказал демон с пристальным, играющим в глазах, интересом оглядел сидящих за столом и покачал головой. В глубине глубоких, почти бездонных зрачков адского вестника блуждала нескрываемая ирония. И вдруг все горе волшебники стали низко склоняться над столом. Языки у них вывалились и стали длинными-длинными, и эти языки, эти длинные фиолетовые языки опустились на край кольца, сплетенного из лобковых волос. И тут в руках демона возник молоток и несколько гвоздей, которыми он в считанные секунды приколотил к столу высунутые языки.
- Ху, - снова сказал демон так, как будто выпил рюмку водки и выпустил из себя отягощающий легкие алкогольный дух. Глаза жертв на мгновение вылезли из орбит, яркий огонь вспыхнул на дне этих полубезумных от боли зрачков, затем глаза их так же быстро потухли, как и зажглись.
Глава шестая.
Освенцим задыхался от огромного числа пребывающих жертв, человеческими потоками, вливающимися через его широкие ворота. Шла тяжелая изнуряющая работа. Ругались эсэсовцы, ругались работники медицинской службы и каппо, набранные из уголовного элемента. Всю ночь горели прожектора, освещающие хитросплетения железнодорожных путей и бесконечные вагоны, из маленьких окошечек которых глядели измученные и растерянные люди. Система лагерей, задуманная как трамплин для решения еврейского вопроса, давала метастазы. Германия воевала с половиной мира, и постепенно еврейский вопрос переместился из области национальной в область мега политическую. Завоеванные территории давали свежую кровь, человеческий поток не кончался. Эсэсовцы писали домой грустные письма, и жаловались на длинный рабочий день. Около часа ночи в лагерь пришел эшелон из Кракова. Маленький маневровый паровоз, подцепленный к последнему вагону, пыхтя, заталкивал в ворота длинный тридцати вагонный состав. Отец капитана СС Александра Бюлова преподавал философию в Берлинском университете. Это был светский, высокообразованный человек, владеющий пятью языками, замечательно играющий на скрипке и органе. Матери Александра не знал, в доме отца не было её фотографии. В Освенцим он попал после контузии на польском фронте. Работа эта ему не нравилась, но долг заставлял его закрывать глаза на многие неприятные детали. В юности он посещал митинги Гитлерюгенда, носил форму и бил стекла в еврейских лавчонках. Став постарше, он стал увлекаться книгами, читая всё без разбора. Библиотека отца позволяла притрагиваться к самым различным темам. Там были книги по философии, истории, юриспруденции и даже по черной магии. Последние сильно подействовали на юного Александра. Он перечитал всё, что было у отца, и стал покупать ещё. Таким образом, у него за несколько лет собралась внушительная библиотека. Он покупал книги по хиромантии, пиромании, астрологии и даже астрономии, однако особенное внимание он уделял книгам по черной магии. Эти книги были особенно дорогими, они были дорогими уже тогда, когда были написаны, и с каждым годом их цена возрастала. Деньги он тратил на книги, форму выдавали бесплатно. Голубоглазые наивные Лорелеи смотрели на него с нескрываемым восторгом, но Александр не интересовался девушками. Он читал книги и ставил опыты, это было неблагодарное занятие, причем совершенно безуспешное, однако в глубине своей он осознавал, что дело только в нем. На разгадку тайны о его сокровенном желании, которое никак не может осуществиться, его натолкнула разбитая витрина фешенебельного галантерейного магазина. Перед витриной лежали поломанные манекены, и женский пиджак был вывернут наизнанку, солнце играло на белой подкладке и на осколках витрины. Он смотрел на ослепительную подкладку с отпечатком огромного сапога и размышлял: "Я не владею секретами, потому как не знаю истории их авторов. Надо прожить их жизнь, попытаться понять, что двигало этими людьми, устремившимися навстречу запретному, к скорой своей гибели". Волшебные имена магов звучали, как недоступная пониманию музыка, тайну создания которой он в скором времени сможет понять. Подкладка пиджака с отпечатком сапога привела его к постижению формул, тех формул, которых он не мог почувствовать и к которым не мог прикоснуться. Как автор романа переживает жизнь персонажей, так и Александр, отправляясь в путешествие по биографиям колдунов, переживал их юность, восхождение и смерть. Он сам становился их частью, и его жизнь как бы перетекала в них. Такое взаимопроникновение не давалось легко. Он стал замечать, что с каждым постигнутым монстром частичка его души переходила в небытие.
Горячий холод кабалистических знаков опустошил и включил обратный ход времени, который уходил в безотчетную пустоту. В воображении этот ход открывал для Александра гигантский подземный коридор, вдоль стены которого располагалась атрибутика книги и таблицы, а в нишах мумии великих колдунов. Все перевернулось в жизни Александра в новогоднюю ночь 41 года. Он возвращался домой в пятом часу утра. Открыв калитку палисадника, он увидел, что на скамейке перед домом кто-то сидит, он остановился за несколько шагов до незнакомца и какое-то время рассматривал его. Германия - зимняя сказка. Легкий снег опускался на землю. На дорожке палисадника стоял мужчина в эсэссовской форме, на каменной лавке сидел другой в старомодном длиннополом пальто и фетровой шляпе с большими полями. Внешне человек этот представлял смесь карбонария и грабителя почтовых вагонов с американского запада.
- Сегодня полнолуние. Можете загадать желание, в новогоднюю ночь многое исполняется, - сказал незнакомец, затем снял шляпу и поклонился.
- Я знаю, что у Вас самая большая в Берлине частная коллекция книг известного плана.
- Да, это правда, но вы не представились. И потом откуда вам это известно?
- Меня зовут Георг. Я приехал специально, чтобы встретиться с Вами, поезд пришел ночью, потому я и оказался здесь так поздно.
- Ну хорошо, предположим, что все это так, но откуда вы узнали мой адрес?
- О, это элементарно, - сказал незнакомец и потер одной рукой о другую. Вы были в Гамбурге в книжном магазине, вы оставили залог и просили переслать Вам книгу чисел. Я привез её Вам, хозяин магазина мой давний друг, он рассказал мне, что один раз Вы купили у него книгу очень большой стоимости.
- Да, это так. Когда-то она находилась в библиотеке чешского королевского дома. Это так называемая книга Люцифера.
- Неужели самого Люцифера? - переспросил незнакомец, и в тот же момент Александру показалось, что он говорит с пустотой. На мгновение другое незнакомец исчез, как будто его вовсе и не было, но вот он снова появился, как будто бы ниоткуда. Теперь он прижимал к груди фетровую шляпу, теперь он чуть наклонился вперед, и лицо его стало напоминать Александру Вольтера. Если бы не некоторая асимметричность, лицо незнакомца можно бы было назвать красивым, оно было запоминающимся это лицо, черты его как бы помимо воли внедрялись в сознание.
- Я благодарен вам за книгу, - сказал Александр и я прошу Вас разделить со мной это начинающееся утро. В каминной зале было холодно, Александр щелкал клещами, разводя огонь. Когда пламя разыгралось и пошло вверх, он обернулся к гостю и увидел, что тот сидит с закрытыми глазами и мокрым от снега воротником.
- С Вас потекло, - заметил Александр, прикуривая от раскаленных клещей.
- Коньяк или шампанское?
- Ну, какое шампанское, на пороге утро, - заметил гость, расстегивая пальто.
- У меня есть мартель и грецкие орехи, они очень полезны для щитовидной железы.
- Да? - переспросил гость.
- Великие маги средневековья обожали орехи, - сказав это, Александр покраснел.
- Я очень мало ем и в принципе могу не есть вообще.
- Вот тебе на. А чем же вы живы?
- Хм, - усмехнулся гость. - я живу степенью участия в судьбах других. Это моя почва, моя пища и, можно сказать, мой смысл вне жизни и смерти.
- Вы фаталист?
- Я?
- Да.
- В какой-то степени, в какой-то мере фаталист, но мы живем по законам предпочтения, а судьбы складываются или распадаются в разных аспектах. В положительных или отрицательных, все зависит от суммы наших предпочтений. Это гипотетическая связь с реальностью, её либо замечают, либо нет, но она существует всегда. Из суммы наших предпочтений складывается роль. Трагический или счастливый финал неважно, важно, что мы рисуем карандашом по чистому полю, и возникают фигуры из подсознательной сферы, они-то и решают, как нам быть, а бытие и небытие - это одна медаль, только стороны разные. Когда мы почти не существуем, когда нас окружают болезни и нищета, на другой стороне планеты наш антипод пользуется всеми благами, тратит, соблазняет и очаровывает зеркала, из зыбкой плоскости которых возникает кошмарный финал. Это для уяснения и простоты картины, так же, как два слова "хорошо" и "плохо", как полюса батарейки, из суммы которых рождается энергия и вспыхивает лампочка над столом. Вдумайтесь, ведь мы живем в зависимом мире, он, этот мир абсолютно зеркален. Вот вы собрали уникальную коллекцию книг и скорее всего добьетесь какого-то результата. А ведь кто-то мечтает об этих знаниях, грезит смутными формами могущества, проступающими внутри сознания как перевернутая картинка. Он грезит и ничего не может, а вы все сможете, к тому же я рядом.
- Вы прямо мессия с обратным знаком.
- Польщен, польщен, - сказал гость и закашлялся. - А потом все меняется местами: бедный превращается в богатого, а богатый гибнет, предавая друзей, не в силах изменить время, которое потеряло к нему интерес. О, как бы страдали люди, зная, что они передают свое значение другим. Из этого переправленного на другой полюс планеты знака может возникнуть полная химера. А может получиться так, что новые возможности, обретая новое тело, совсем не испортят того, к кому обращены эти возможности, однако, я не должен говорить об этом, к тому же я здесь совсем для другого.
- Для чего же, интересно узнать?
- Как для чего? Для того, что бы вы поняли, что Вы не один.
- Конечно, я не один, за мной целая страна.
- Не надо позировать, вы не умнее меня и вы не на партийном митинге.
- Да, я не на митинге, но и вы не на отпевании покойника.
- Не на отпевании? - в свою очередь переспросил гость. - А может быть, все таки на отпевании, ведь я появился затем, что бы вы обрели почву для ног, но бойтесь поверить в то, что увидите вы.
- Я постараюсь не поверить, - отпарировал Александр.
- И напрасно. Погибать не менее прекрасно, чем думать, что ты переживаешь лучшее и счастливейшее время жизни, а на самом деле стареешь и бесцельно тратишь себя.
- Вам удобно? - спросил Александр, заметив, что гость приостановил диалог.
- Да, вполне. Я освоился, повеселел.
- Вы даже можете у меня остановиться, - сказал Александр и вдруг понял, что совсем не хотел этого говорить и что вся фраза вытекла из него как бы помимо воли.
- Я с удовольствием поживу у вас некоторое время. Кстати, я забыл представиться. Меня зовут Георг, я злой волшебник и это абсолютно серьезно.
Глава седьмая.
Утром Георг уходил, уходил из дома и Александр. Однажды вечером волшебник принес домой небольшой кожаный мешок, перевязанный пеньковой веревкой. В это время хозяин сидел в столовой, пил пиво и ел сосиски с капустой. Обойдя стол кругом, волшебник остановился на противоположной стороне, затем он развязал мешок и извлек на свет стеклянную бутылку квадратной формы, горлышко её было запечатано сургучом. Георг вытащил из мешка корень замысловатой формы, спиртовку, отрез шелка и кусок мела.
- Сейчас я Вам покажу кино, только принесите поднос, желательно побольше.
Александр вышел и вернулся с подносом. Сначала колдун поднял руки вверх, закрыл глаза, затем сложил руки на груди и так стоял некоторое время, раскачиваясь, потом он подвинул поближе спиртовку и поджег её. На спиртовку он водрузил маленький металлический стаканчик и, как в вазочку, поставил в него корень, дым защекотал ноздри.
- Это мандрагора, - сказал колдун.
Александр опустил на стол стакан с пивом и замахал руками. Колдун продолжил приготовления. Он расстелил на столе кусок шелка и, взяв мел, стал рисовать на материале различные замысловатые значки и фигуры. Закончив рисовать, он поставил поднос на шелковый прямоугольник, вынул перочинный нож и, сковырнув с бутылке сургуч, налил воду в поднос.
- Какое событие моровой истории вы желаете увидеть? - спросил он, поднимая руки над подносом.
- Я бы хотел увидеть гибель Наполеоновской гвардии при Ватерлоо.
Георг щелкнул костяшками пальцев, и дым затянул пространство над водой на подносе. Александр стал замечать, как из этой однородной и серой массы стали возникать перепутанные между собой разноцветные полосы, и постепенно разноцветные и бесформенные очертания сложились в конкретную картину. Сначала возникли пушечные стволы, затем появились люди. Карэ наполеоновской гвардии ощетинились штыками, напротив расположились орудия Веллингтона, рядом с которыми находилась прислуга с дымящимися фитилями, но вот офицер в треуголке и в красном мундире отмахнул шпагой, канониры поднесли к гнездам дымящиеся фитили и горячие ядра накрыли карэ. Одни орудия отъезжали, на место их закатывались другие, через несколько минут все было кончено, площадь, на котором находилось карэ, представляло теперь груду дымящихся тел.
- Как быстро. А как это происходит? Как вы достигаете этого чуда? Я упражнялся в этих эзотерических техниках и ничего не достиг.
- О, дорогой мой, - в словах колдуна была ирония. - Многие знают, как, но мало, кто может. Однако, этот метод может показать только прошлое, что бы увидеть будущее, нужен магический шар. Но прежде этого необходимо отказаться от самого себя, надо подчинить душу воле демонов, которые подчиняются силе герметических знаков. Это зависимое друг от друга состояние включает в себя полное подчинение логике нематериального мира. Зависимость должна быть такой же, как зависимость сердца от крови, протекающей через него. Частичка энергии, а по сути души, адепта должна быть трансформирована в тонкую оболочку, находящуюся под защитной скорлупой демона. Такой энергетический обмен просто необходим, иначе ничего не выйдет. И, конечно, главное - это отречение от бога, это, смею Вас заверить, любому демону приятно, так как он прекрасно понимает, что не смотря на свое могущество, он в мире вторичен. В общем, можно сказать, что это первое условие и главное. За короткое время гость и хозяин привыкли друг к другу, но в один замечательный день Георг исчез, не попрощавшись и даже не оставив записки. Александр скучал без своего знакомого, он привык к тяжелому мрачному перстню на руке колдуна и его узким холеным рукам, завораживающим своими движениями, они вздымались над книжными страницами, как крылья. Несколько дней ему казалось, что все, что происходило с ним за последние две недели, было ничто иное, как сон. Александр не знал, куда исчез гость, но в один прекрасный день утром принесли телеграмму следующего содержания: "В Берлин едет моя дочь, она везет книги и карты, которые понадобятся Вам для работы, встречайте её завтра в семь вечера. Покажите ей Берлин, она никогда не была в этом городе. Георг".
Без пятнадцати семь Александр, не ожидавший такого разворота событий, уже стоял у буфетной стойки берлинского вокзала и мелкими глотками пил коньячный спирт, почему-то называвшийся коньяком. Он не представлял, что ему сказать неизвестной девушке. На перроне он сразу узнал её. Она была во всем черном и в яркой красной шляпе со страусиным пером, только перчатки и воротничок были у неё белые.
- Лина, - представилась она и протянула руку, переложив в левую тяжелый чемодан из крокодиловой кожи.
- Вы устали? - спросил Александр.
- Нет, не особенно, - ответила девушка, поправляя рукой выбивающиеся из-под шляпки волосы.
- Ну, а если вы не устали, то мы можем пообедать в кафе.
- Я не устала, давайте пообедаем.
Глава восьмая.
На время мы оставим наших героев и вернемся в будущее.
Ближняя дача министра госбезопасности Лаврентия Берии находилась в Сокольниках на одном из майских просек. Построенная перед войной дача имела вид огромного кирпича, несколько облагороженного орнаментом. Электрический камин, выпущенный фирмой Дженерал Электрик без устали раскалял коммунистический воздух, окружавший хозяина. Лаврентий Павлович дремал. На маленьком шахматном столике стояла полупустая бутылка вина и лежала книга "Кентерберийские рассказы". Воздух над камином переливался в змееобразные струи. Тихий стук часов разносил по гостиной блаженство, мир и покой. Очнувшись, Берия протер глаза, взял со стола книгу, подержал немного в руках и вновь положил на стол, поиграв ещё сонными пальцами, он подхватил недопитый бокал с вином и допил его. Затем он взял сложенный вчетверо листочек бумаги, развернул его и начал читать. В углу листа гриф МГБ, номер, серия и шифр с аббревиатурой. Жирным пунктиром подчеркнуто два слова "Совершенно секретно".
"Уважаемый Лаврентий Павлович.
Довожу до Вашего сведения, что мной, старшим следователем Ивасько Сергеем Леонардовичем, был произведен следующий эксперимент. В обнаруженную нами ранее камеру масонов, представляющую из себя геометрический цилиндр /2х2/ с овальной металлической дверью, изготовленный из металла неизвестной характеристики, был помещен объект ` 8 с культовыми предметами и в соответствующей экипировке. После того, как все приготовления были завершены и дверь в камеру закрыта, иллюминатор, изготовленный из прозрачной массы, стало заволакивать дымом, через минуту объект из поля зрения исчез. Густой дым не позволял рассмотреть происходящее за иллюминатором. Однако несмотря на то, что сама камера была тщательно закреплена в железо - бетоне, я, старший следователь Ивасек, а так же помогавшие мне сотрудники Гершович и Лазарев, заметили сильную вибрацию, идущую от цилиндра. У всех у нас, участников эксперимента, было такое ощущение, что комната изменяет параметры. Через десять минут дым исчез. Открыв дверь, мы увидели пустое пространство. Наблюдаемый объект из камеры исчез, также исчезла и атрибутика, представляющая значительную материальную ценность. Золотой жезл с изумрудами и бриллиантами был оценен экспертами госхрана в двенадцать тысяч североамериканских долларов, но так как эксперимент проводился с Вашего ведома, то опись атрибутики, исчезнувшей вместе с объектом, прилагаю. Старший следователь при прокуратуре МГБ Ивасек С.Л."
"хитрый, собака, а дурак", - подумал Берия, наливая в бокал темное как ночь вино. Взяв с пола телефонный аппарат, министр набрал две цифры, однако на другом конце провода трубку не брали. Тогда министр встал и пошел наверх. Поднявшись по лестнице, он прошел по балкону до последней двери и толкнул её. За дверью была кромешная тьма, и только в углу у дальней стены горел продолговатый рефлектор. Министр закрыл дверь, прошел в глубину комнаты и сел в квадратное кожаное кресло.
- Начинайте, -громко сказал он, голос у него был приятный и хрипловатый с небольшим акцентом. Вспыхнул экран. Министру показывали американскую картину. "Серенада солнечной долины", где красивые лыжники спускались с гор по отлогим голубым снегам где-то далеко - далеко в таком месте, которое, может быть, и не существует на карте.
Глава девятая.
Поздно вечером Лина и Александр возвращались из ресторана. Умиротворенные едой и спокойствием вечера они не спеша, двигались по городу и беседовали.
- Между прочим, я не знаю, кто я по национальности. Вы же знаете моего отца, согласитесь, что человек он более чем странный.
- Да, это есть, но он научил меня пользоваться книгами.
- Ну, так вот, Александр, я не знала матери и не знаю отца. Если уж говорить о существе дела, то я не хотела ехать сюда, но он очень просил отвести Вам эти книги и вероятно, - она выдержала паузу, - вероятно, он хотел, что бы я с Вами познакомилась.
- Ну и что, в этом же нет ничего плохого.
Лина промолчала, она шла впереди, демонстративно отмахивая рукой. - Мне уже двадцать четыре года, он переживает за меня и хочет, чтобы я вышла замуж. Может быть, он хочет, чтобы я вышла замуж за вас? А ведь я подданная Швейцарии и, насколько понимаю, брак с иностранкой для офицера СС вещь невозможная.
- Ладно, я подам в отставку, - пошутил Александр.
Уже у себя в спальне Александр раскрыл саквояж с книгами, который привезла Лина, и оторопел. На дне его лежала корона, черно-красный материал и письмо.
"После двенадцати ночи моя дочь Лина станет Лилит. Семя, которое ты передашь ей, нужно для продолжения дела, ведь главный изъян закрытых пространств это отсутствие воздуха. Она должна понести! Живая частичка твоя - это залог нашего могущества".
Александр ещё раз перечитал письмо сел в кресло и закурил. Была половина двенадцатого. Посидев немного, он встал и подошел к окну. Открыв его, он выглянул на улицу и увидел, что в комнате гостьи горит свет. "Готовится", промелькнуло у Александра, возрастающее волнение не давало мыслям окрепнуть. В сознании Александра все расплывалось. "Неужели она Лилит, этого не может быть". И вдруг он отчетливо услышал, как кто-то рядом с ним сказал: "Дневное солнце - это не то солнце, которое появляется ночью". Он вытащил из саквояжа материал, который оказался плащом, на задней стороне его находилась красная пятиугольная звезда, затем достал и корону она была старая и тяжелая, сделанная из золотого металла. Шесть пятиугольных звезд украшали обруч короны.
"Власть. Власть, а зачем она мне, меня интересует невидимое и правила игры с ним, потом, когда я научусь пользоваться этими знаниями, я могу потерять к ним всякий интерес. Но будет поздно". В начале первого он услышал, как заскрипели на лестнице деревянные ступени. "Вот оно начинается", - успел подумать он и в ту же секунду дверь распахнулась. Лилит была на пороге. На ней была черная полумаска и черный пояс с чулками. Лифчика и трусов у нее не было. Едва заметная улыбка блуждала у нее на лице. Перешагнув порог, Лилит закрыла глаза и наклонила голову. Александр взял корону и надел её на голову девушки, на плечи её он накинул черно-красную мантию. Медленно подойдя к креслу, Лилит села в него, закинув ноги на подлокотники. Было уже утро, когда она закончила терзать Александра. Только теперь он внимательно рассмотрел её. Первое впечатление было обманчивым. Лилит была совсем не такой хрупкой, какой показалась в начале. Эта женщина в короне со звездами была крупной плотоядной самкой. "Бедное мое тело, во мне совсем не осталось сил", думал Александр, смотря на свой измученный увядший цветок.
- Думаю, что-то у нас получилось, - сказала она и усмехнулась. На горбоносое лицо её падал отсвет нового дня. -Гибель Германии будет подобна гибели Атлантиды, и она уже началась.
- Послушайте, Лина, я кое-что хочу сказать вам.
- Я не Лина, и вы ничего не хотите сказать мне, вы просто хотите спать, сказала она и вышла из комнаты. Потом Александр заснул, когда он проснулся, был уже вечер, и он забыл абсолютно все, что произошло с ним за эту удивительную ночь.
Глава десятая.
Атон Иванович рассматривал пустоту огромного своего кабинета и пытался осмыслить свое занятие с точки зрения определенной полезности для диалектики.
"Нет правил, нет критериев, та огромная информация, которой мы обладаем, практически не систематизируется. Мы занимаемся тем же, чем занимались средневековые схоластики, они искали точку опоры в каждой философской модели, и каждый раз эта точка оказывалась ложной. Бессмысленные эксперименты, они ничего не приносят. Чудеса при всей кажущейся доступности выполняют какую-то свою одним им понятную роль. Почему это происходит? В чем секрет этой проблемы? За столько лет интенсивного контроля такие ничтожные результаты". На утро была назначена встреча с Милером, которого везли из подмосковного санатория, и Антон Иванович с досадой думал о том, что эта встреча перерастет в малозначительную болтовню. Он придвинул поближе холодный стакан с чаем и закурил. Синие клубы дыма окутали кабинет. "Я знаю немецкий, я так его знаю, как наверное не знаю русский. Я бы мог работать с агентурой, да что там агентура, я бы с языками пошел работать, только бы не заниматься этой хреновиной", - думал Антон Иванович, беда которого заключалась в неполном понимании того, что происходит вокруг него. Его вера в справедливость и любовь к Родине была главным препятствием к успеху и постижению результата. Антона Ивановича оторвал от раздумий заговоривший селектор. Милер был в приемной, и он бросился убирать со стола лишние предметы: машинку для скручивания папирос, табак, бумагу, части разобранного для чистки вальтера и кучу красновато желтых патрон с зелеными ободками. Вошел Миллер. Антон Иванович не видел его несколько недель, за это время лицо и весь внешний облик подопечного существенно изменились. Теперь он уже не выглядел заложником из блокадного города. Осмысленно комфортное выражение лица наводило на мысль о разнообразных полезных продуктах, скормленных ему.
- Как Вы себя чувствуете?
- Я удивлен.
- Чем же?
- Ну как чем? Я живу в отдельном флигеле, три комнаты, терраса, телефон, камин, вокруг сосны и тишина. Обеды! Такие обеды я ел до войны. В Эрмитаже до нашествия была замечательная столовая. Прикрепленные могли ей пользоваться. Там была интересная публика, с ней было приятно сидеть.
- Значит, приятная публика, - переспросил Антон Иванович, раскручивая между большим и указательным пальцем толстый шестигранный карандаш. Миллер ничего не ответил и заговорил сам.
- Ведь я, Вы поймете меня, я занимался столоверчением и гаданием на колоде "Торо", а то, что я делал те серьезные опыты, которые я ставил до революции, они ведь сейчас невозможны, к тому же моя нынешняя религиозность к этому не располагает.
- Вы что же сильно верующий?
- Да, я стал очень, очень религиозен. Перед первой войной, я имею в виду мировую, то есть империалистическую войну, возникла масса разнообразных теософских кругов, в которых ставились очень серьезные эксперименты. Двойное пространство, пространство шара, полюс зла, как эквивалент разрушения и антитеза созидания, я уже не говорю о вызывании усопших различными способами с разными элементами потерь.
- Поясните, пожалуйста, что значит различные элементы потерь?
- Ну, это как бы следующее. Возникающий мир всегда неравен существующему, это так же ясно, как то, что вчерашний день отличается от сегодняшнего. Маг, фигура непростая, очень часто зависимая от обстоятельств, которые связаны с вызовом той или другой формы. Если форма на энергетическом уровне оказывается сильнее самого адепта, то нарушение баланса между живым полем человека и полем вызываемой сущности может быть изменено. Очень многие, вступающие в контакт с закрытым пространством, даже не представляют, какой опасности они подвергают себя. Есть энергетические формы защиты, предохраняющие колдуна от воздействия нематериальной природы, однако мало, кто в полной мере владеет этими знаниями. Со времен Парацельса и Гермеса Трисмегиста формулы эти перетерпели значительные изменения. Переписчики книг, маги, возомнившие себя посланцами дьявола, вся эта разношерстная публика только затемняла процесс. Хотя друиды и халдеи, вызывая к жизни силы потусторонние, пользовались специальными правилами, которые сознательно отвергали любой элемент защиты. Считается, что именно эти ранние цивилизации достигли огромных результатов, так как они опирались на магию, как на стержень всего мироздания. Так вот, потери, мы отклонились от темы. - Миллер поправил на носу очки и внимательно посмотрел на Антона Ивановича, расслабленно вращающего между пальцами толстый карандаш.
- Хотите, я дам Вам хороший совет, - предложил Миллер.
- Дайте.
- Бросьте Вы это занятие.
- Почему же? Меня сюда поставили и я не могу вот так вот взять и все бросить, - сказал он и подумал, что Милер читает мысли, хотя это наверно не так и трудно.
- Дело в том, - продолжал Милер, - что все или почти все занимавшиеся магией плохо закончили свою жизнь. Их преследовали болезни и неудачи, а в конце концов и разочарование в предприятии, которому они посвятили жизнь. Черная магия подчиняет жизнь человека и начинает управлять ею, и в конечном итоге это занятие не приносит ничего, кроме гибели порой очень мучительной и совершенно реальной. Отказываясь от создателя, от благодати его даже на словах, они воздвигают непреодолимую преграду между богом и чернокнижником, которая если и исчезают, то только после смерти последнего. Никогда и никому дьявол ничего не дал. Он даже во временном мире дает только затем, что бы потом отобрать все.
- Мне кажется, что вы не верите в то, что говорите, - заметил Антон Иванович и опустил глаза на зеленую ткань стола.
- Верю, верю, я верю в то, что в юности мы ближе к смерти, чем в наши зрелые года, об этом написал большой русский поэт Осип Мандельштам. Я увлекался этими фокусами на заре этого страшного века, тогда эта зараза с успехом проникала и в купеческие дома, и в салоны аристократии, да вы сами знаете, весь царствующий дом был загипнотизирован разными придурками. У меня были замечательные учителя: Ганецкий, фон Алов, Гарнфельд. Последний хоть и был еврей, а состоял в штабе Врангеля, он застрелился на корабле между Севастополем и Константинополем. Ганецкий со всеми своими знаниями закончил жизнь полотером в польском ресторане, там ему размозжили голову бутылкой. Вы сами, наверное знаете, что неопределенность, предощущение зыбкости в социальных системах с незапамятных времен рождает в людях интерес ко всему необъяснимому. Вспомните средневековые процессы ведьм. Сколько различных обществ и сект возникало тогда в Праге, Берлине, Амстердаме, и каждый раз, словно по невидимой цепочке, идущей от конца одного столетия к концу другого, словно по телефонным проводам передавалось волнение узнать тайну, узнать во что бы то ни стало любой ценой. Зыбкий и тревожный мир в конце столетий подталкивал общество к отказу от привычных форм семьи и морали. А ведь революция - это расплата за те вопросы, на которые магия не дает и не может дать ответа. Вот Вы, Вы ... - Милер сделал паузу. - Вы человек государственный, вы служите строю, который отвергает религию и уж тем более считает предрассудком все предполагаемо - невидимое, волшебное, то, к чему так тянуться люди. Однако вы поняли или Вам приказали, что это надо понять, и Вы стали заниматься систематизацией и учетом всех возможных оккультных моделей. А ведь это то же самое, что остановить луну на небесном своде. Вы не теург, не маг, Вы в принципе не можете обладать элементами тайного знания, Вы канцелярский работник, а волшебство - это не род занятий, это не профессия, это образ существования. Этому нельзя научиться, это должно быть внутри человека, его подсознание должно кипеть, как расплавленная смола, и из этого раскаленного сознания в логическую систему мысли должно попадать то, что человек знает помимо своего желания, помимо слов "хочу" или "не буду". Ложные маги, их большинство, всегда несут окружающим вред. Чему-то все-таки научиться можно, скажем, простейшим вещам, у Вас могут получаться опыты, возможно, что вы даже почувствуете свою приверженность некоторому высшему смыслу, но я знал людей, у которых помутился разум, я знал людей, растративших на обладание этими знаниями гигантские состояния, но еще никому, Вы слышите, никому, чешуйчатый хвост дьявола не нарисовал формулу, используя которую, можно было спастись. Спастись никогда, только погибнуть.
- Вас интересно слушать, - перебил Милера Антон Иванович -однако, меня интересует конкретность. Я занимаюсь нематериальными явлениями уже очень большой период времени. Я видел призраков, как две капли воды, похожих на живых людей, у них были теплые руки и тем не менее, они проходили сквозь нас, как дым, на столах буквально из неоткуда возникали вазы с душистыми разнообразными цветами и тарелки с едой. То, что я видел на картинках в Эрмитаже, вдруг стало реальностью: тяжелые серебряные блюда, хрустальные графины с вином. Проплывающие по воздуху канделябры кем-то аккуратно опускались на стол. Вы знаете, Милер, мы пробовали эту пищу, она была восхитительна ... но в ней не было жизни. Мы вставали из-за стола, и нам хотелось есть. Все эти годы я видел только туман, сплошной туман, из этого тумана выплывали предметы и люди, уже не существующие, но видимо когда-то существовавшие, все это было похоже на грандиозную театральную постановку. Сейчас мы работаем над программированием определенных людей. Мы ставим перед ними, скажем так, небольшие задачи, и они их выполняют. Отсутствует явный компромат, звонки, телеграммы, письма, интерес прикладной, зато вполне конкретный, однако все остальное советы неизвестно кого, возникающее неизвестно что, замечательная, волшебная жизнь, полностью опровергнутая классиками марксизма, реальной пользы для нас не имеет, и как извлечь эту пользу, я не знаю. Не знаю, понимаете, Артур Карлович.
- И не извлекайте её, это не приоритет государства. Вы можете только контролировать процесс, но вы не вправе вмешаться в него. Вот, например, верчение стола, вращение блюда, ведь это такой фокус, который доступен всем, нет в нем ничего особенного, на его примере очень легко понять, что это просто игра с людьми духов низших субстанций. Только в одном случае из ста на сеансе присутствует тот, с кем хотят говорить, в других случаях это просто элементалии, то есть субстанция, пытающаяся освоить образ вызываемого. Они часто путаются, отвечают неправильно, а чаще всего попросту снимают информацию из подсознания вызываемого, создавая ощущение подлинности, но это в общем-то безопасная игра, падение сил маленькое по сравнению с более сложными опытами.
- А, Вы знаете, Артур Карлович, у меня к Вам большая просьба.
Глава одиннадцатая.
Лина Винтермаер была беременна. Полгода она жила в Москве, и все это время живот увеличивался и увеличивался. Слепое орудие в руках собственного отца, она и представить не могла, что в ней находится плод, который в дальнейшем сможет поменять температурные условия на целой планете. Муж её, Рудольф Винтермаер, был молод, перспективен и бесконечно влюблен в жену. Да и сама Лина, в сущности была замечательной женщиной, если только сбросить со счетов то, к какой жизни должен был принадлежать её будущий ребенок. Когда Георг, её отец, стоял перед выбором, он был совсем не тем человеком, севшим на скамейку перед домом эсэсовца. Выбирая путь, Георг знал, что над родом его тяготеет проклятие, многие его предки вели оккультную практику. Есть люди, падению которых бог не препятствует никаким видимым образом, они пользуются плодами негативных энергий и могут ставить на ноги равно в такой же степени, как и отправлять в гроб. И вот проклятие это можно было снять, только принеся в жертву собственного ребенка. Тогда у Георга уже родилась маленькая Лина, и когда гадалка, страшная темноволосая ведьма, сказала ему об этом внутри у него все похолодело от ужаса. Поразмышляв неделю, Георг все-таки решился, тем более что следующий ребенок, который должен был появиться, уже бы не нес на себе никакого проклятия. События эти происходили в теперь уже далеком восемнадцатом году, через несколько месяцев после разгрома Германии странами атлантического блока. Что бы выполнить все, что ему наказала ведьма, Георг отправился в гетто. После недолгих поисков он нашел дом, в котором была покойница. Это была молодая девушка, умершая от туберкулеза и скудной, нищенской жизни. С большими трудностями пробрался он в комнату покойной и проделал с трупом ряд диких и страшных вещей. Гроба в комнате не было, такая вещь после войны была роскошью, и девушку должны были похоронить в наемном. Она была очень красива. Вообще евреи, рожденные в Европе, отличаются от пришедших с востока. Девушка была в глухом черном платье и густые каштановые волосы тонкими змейками расползлись по плоской подушке. Георг вынул из кармана стеклянную баночку и достал оттуда маленькую влажную тряпку. Рука у него дрожала, он подошел к покойной и протер ей лицо и руки, а затем шею и грудь. Убрав тряпку, он вынул ножницы и срезал с головы покойной немного волос, после всего он задрал ей платье и стал снимать панталоны, открыв бедра и лобок, Георг состриг волосы и оттуда. Достав из кармана холщовый мешочек, он вытащил из него две деревянные палочки средних размеров. Раздвинув ноги покойной, он сначала произвел дефлорацию влагалища, а затем другой палочкой проделал ту же операцию с анальным отверстием. Придав девушке её прежний вид, он покинул комнату. Вечером он разложил все эти предметы на столе, достал ещё одну склянку с порошком и, высыпав его в тряпочку, соскреб с деревянных палочек верхний слой и, смешав его с порошком, соорудил подобие матерчатой колбаски, потом Георг положил ее в кожаный мешочек с тесемкой и вошел в комнату дочери. Маленький, не знавший материнской ласки ребенок спал, подложив под голову обе ладошки. Рассматривая сонную Лину Георг отметил, что лицо его дочурки феноменально похоже на лицо покойной. И надел он амулет с дьявольским секретом на шею своей дочери, встал на колени в темной, только луной освещенной комнате, и стал шептать заклинания. До двенадцати лет у ребенка не замечалось никаких отклонений, но однажды, когда время перевалило за первый час ночи, маленькая Лина вошла в комнату отца абсолютно голая. Из порезанного пальца на правой руке капала кровь, а на животе её была нарисована красная пятиконечная звезда. Глаза у девочки были узкими, как лезвие ножа, лицо поддергивалось, она ничего не видела и не слышала, а когда заговорила, то голос у нее оказался мужским и грубым. Дочь его не принадлежала себе, она протянула вперед руки и сказала.
- Дай мне семя для рождения сына.
- Какого сына? - спрашивает Георг, в котором ещё подсознательно участвует какое-то чувство тревоги за жизнь этого ребенка, но постепенно тревога уходит и её место занимает любопытство, помноженное на страх. "Как же быть? Этот ребенок уже не ребенок, но я сам сделал с ней это". Страшная потусторонняя природа формировала в сознании Георга состояние полураспада. Происходил процесс отмирания привычных канонизированных представлений о реальности и их замена на правила игры в мире демонов. Маленькое погубленное существо росло, приобретая в качестве дальнейших предпосылок всё новые и новые странности. Чтобы усилить свою власть над душой и телом дочери, пока еще не достаточно разбирающейся в этих тонкостях Георг повесил на грудь золотую пятиугольную звезду, замкнутую в круг. Как только наступало полнолуние, и возбужденные коты начинали свои атаки на невидимый мир, Лину охватывал транс, она вставала шла в комнату отца, умоляя его попросту совершить с ней половой акт. Тело её должно было принять семя главного разрушителя и врага человеческого рода, а так как вибрации Георга, имевшего отношения с сонмом демонов, были привлекательны для сомнамбулы, заложенная темным стихиям душа подталкивала юное тело на кровосмесительный инцест. В полнолуние возникала она на пороге его комнаты бледная, вся как будто обсыпанная пудрой.
- Георг, - в моменты забвения она называла его по имени, я хочу захлебнуться семенем, хочу захлебнуться.
"И это я сделал со своей дочерью! Но мне же обещано прощение. Все мои родственники по мужской линии умерли насильственной смертью, а я не хочу умирать, я так умирать не хочу. У меня обязательно будут жена, дети, я умру на руках собственных внуков". Но он ошибался, дать событиям обратный ход он не мог. Однако и знал Георг теперь гораздо больше, чем тогда, когда он в первый раз обратился к Сантарии, этой грязной румынской ведьме, теперь он посещал семинар по теологии, ставил примитивные опыты и уже вполне мог понять, что на этом не остановится. Умершая к тому времени ведьма стала посещать его по ночам. В полубессознательном состоянии он совокуплялся со старухой, причем ему самому было совершенно непонятно, что это, сон или материализованный инкуб. Старая ведьма была отвратительна и похотлива, жирные дряблые ноги, живот свисающий чуть ли не до самых колен, длинные сальные волосы, падающие на мягкую отвислую грудь, и тем не менее в этих промежуточных между сном и бодрствованием состояниях он был счастлив со старой ведьмой Сантарией. Мягкая и сырая воронка её влагалища уводила Георга в отвратительное забвение. Проникая во внутренность этой материи зла, он уменьшался до размеров бактерии, путешествуя в кровеносном шарике, как в круглом лифте огромного здания из далекого и страшного будущего. Потоки крови сшибались в артериальных связках и разбегались по разным направлениям, в разновеликих шариках лифтах сидели такие же, задолжавшие душу за честное слово тому, кому верить нельзя ни при каких обстоятельствах. Вот такая вот аллегория. Чем дальше дочь его отодвигалась от момента фактического своего рождения, тем более она становилась похожей на неизвестное лицо. Это не моя дочь, при рождении, такое случается, её подменили. Соображение это чрезвычайно нравилось Георгу, голос идущий из глубины его сердца, голос, ненавидевший его за этот страшный богопротивный поступок, становился все тише, он был ещё слышен, этот тоненький детский голосок, голосок его дочери из того далекого времени, когда душа ее только обследовала чрево его неверной супруги. "Но, с другой стороны, если она не моя дочь, то жертва моя или её, она бессмысленна". Георг жил с раздвоившимся сознанием, успокаивая себя, он не верил в то, что жена, очень быстро после рождения оставившая его и ребенка, изменяла ему с кем-либо в тот момент предполагаемого зачатия. "И с другой стороны ребенка могли подменить в родильном доме, жена могла быть неверна, она на меня не похожа, это не моя дочь". По несколько раз в день он размышлял над этим бесконечным вопросом, выходящим к нему из глубины подсознания. "Я болен, я раздваиваюсь", - это он еще понимал и понимал он, что определенность в этом вопросе нужнее всего. - "Передо мной два поля: поле истины и поле надежды", - так он думал, но поле было одно, и не имело оно отношения к истине, и уж тем более не было полем надежды. Это было поле борьбы с постоянным отклонением стрелки в сторону боли, безумия и смерти. Однажды во время одного из опытов Георг покинул собственное тело, он увидел себя, сидящего в кресле, и в ту же минуту на плечи нового прозрачного, только возникшего тела, опустились руки и он оглянулся. Рядом с ним была ведьма, змеевидное тело её находилось в движении и так же было прозрачно. "За оградой кладбища есть большой пустырь, ты должен быть там в шесть вечера, день я назначу сама". В то же мгновение ведьма превратилась в длинный, толстый сверху и утончающийся на конце винт, голова, имеющая цвет и более приближенную к реальности форму, исчезла за окном, винтообразный хвост полетел следом почему-то на некотором расстоянии от головы. И возникло у Георга желание полететь за ней, и вылетел он в окно вслед за Сантарией, и увидел внизу улицу полную людей и автомобилей, и поплыл воздушный Георг над городом. Однако чем дальше отлетал он от того другого Георга, сидящего в комнате, тем медленнее становится его полет и сильнее желание вернуться. Страшный холод стал пронзать новый воздушный образ Георга короткими импульсами, и через мгновение он вернулся обратно. Однажды ближе к вечеру он увидел себя на другой стороне улицы. Это был человек внешне абсолютно идентичный с ним. Пройдя кладбище насквозь, двойник провел его через вторые ворота и пошел по аллее, с которой начинался парк. Свернув в сторону, двойник миновал дубовую рощу и остановился на пригорке, вокруг которого росли молоденькие дубовые деревья. Он обернулся и перевел глаза на холм, в который была воткнута небольшая лопата. Георг наблюдал за тем, как двойник исчезал за деревьями, когда он стал почти неразличимым, с места его исчезновения вспорхнула ворона. Опустившись на дерево, она стала внимательно разглядывать человека. Георг взял лопату и обошел холм вокруг, недолго думая, он ковырнул землю с краю. Ворон громко закаркал и захлопал крыльями, тогда Георг отошел от этого места и так же тронул лопатой землю, и опять ворон закаркал и захлопал крыльями, и это место было выбрано наверно. Взобравшись на вершину холма, он решительно ударил лопатой в самую макушку. Ворон молчал.
"На этот раз я не ошибся", - думал Георг, неистово орудуя лопатой. Копал он долго, на землю опустилась кромешная тьма, а он так устал, что уже стал испытывать к этой своей работе полное безразличие. Он сел на дно ямы и вытащил сигарету, теперь яма была вполне пригодна для взрослого человека. Георг лег на спину. Миллионы звезд глядели ему в лицо, он вкапывал мертвую ведьму и пока еще не представлял, что лежит над ней. Ерзая затылком по промерзшей земле, Георг вдруг почувствовал твердое основание. Перевернувшись на бок, он ощупал ладонью возвышение, помешавшее его голове. Перевернувшись, он увидел контуры черепа, освещенные полной луной. Георгу стало не по себе, несмотря на то, что он заложил дьяволу сразу две души, его еще не оставлял человек. Да и нет в этом ничего удивительного, люди они всегда люди, и им свойственен страх перед свирепыми тайнами мира и перед холодом безымянных могил. Полежав немного, Георг встал на четвереньки и ощупал землю, отмерив на глаз расстояние, где по его предположению могли находиться бедра скелета. Он разгреб землю и стал добираться до останков, вскоре он их и обнаружил. Собрав кости и землю, он рассовал все это хозяйство по карманам и вернулся домой. Высыпав содержимое в холщовый мешочек, он тщательно перемешал кости и землю большим молотком. После этого Георг погрузился в горячую ванну. Когда тело распарилось, и поры открылись, он натер себя смесью земли и тазобедренных костей ведьмы. Через несколько минут появилась страшная ломота в суставах, кожа вспыхнула огнем, стала подниматься температура. Так продолжалось несколько часов, затем температура упала, жжение и ломота исчезла, и Георг заснул. Через несколько дней, в полнолуние, наконец-то перешагнувший через себя Георг овладел своей дочерью.
Глава двенадцатая.
Зеркало в стиле модерн было сделано в виде змееобразной фигуры тролля, цветные эмалевые стершиеся от времени когти кокетливо поджаты, черные глазки блестят и выглядят, как живые. Низкие облака проплывают над Прагой и отражаются в этом волшебном зеркале, острые шпили соборов разрывают мягкую плоть облаков.
Утопающий в стеклянном тумане безлюдный фантастический город смотрел на мир снисходительной улыбкой мудрости и покоя. На шестьдесят пятом году жизни Цимера волновал пейзаж города так же, как и много лет назад, когда он двухлетним малышом первый раз выглянул в это окно. За четыре века дом, в котором он жил многократно перестраивался внутри, однако готический фасад здания не менялся. На первом этаже помещалась мастерская и часовой магазин. Сквозь открытую форточку, до глуховатого Цимера доносилась отчетливая немецкая речь. Спустившись вниз, он включил электрический чайник и свет над конторкой. Первым в дверь постучался немецкий мотоциклист с месяцеобразной бляхой на груди. Он протянул Цимеру дешевые часики, которые выпускались миллионами, в этих часах даже не было рубиновых камней. Цимер без всякого интереса сковырнул крышку и углубился в механизм, это были неинтересные часы, примитивные, как будильник, он быстро справился с ними, и вскоре солдат ушел. Но зато следующий посетитель поразил много повидавшего часовщика. Широкополая шляпа, какие сто лет назад носили бродячие музыканты, закрывала половину его лица. Странная одежда, толи фрак, переходящий в пальто, то ли пальто, переходящее во фрак, была на нем и в довершение облика старомодные черно-белые башмаки, один из которых был явно больше другого. Этот худой и высокий господин, похожий на дирижера симфонического оркестра, вынул из внутреннего кармана крупную золотую луковицу на массивной золотой цепи. На эмалевом циферблате с затейливо выписанными арабскими цифрами был нарисован Бафомет, древний символ темной стихии. Цимер сразу понял, что часы эти старые, ценные и очень дорогие, и сделаны не менее двух веков назад.
- Хочу располагать этим временем, - произнес человек в черном, и грустная, едва уловимая улыбка пробежала по его тонким губам.
- Посмотрим, - сказал Цимер и открыл заднюю крышку, за которой находилась ещё одна, представляющая головоломку, в центре ее была расположена маленькая пятиконечная звезда, и, как понял Цимер, золотой столбик с рубином надо было перевести с края головоломки в центр. Механизм часов был сломан, это был очень сложный механизм, раньше Цимер таких не встречал.
- Попробую что-нибудь сделать, - тихо сказал Цимер, погружаясь во внутренности прибора.
- Пожалуйста, постарайтесь, мне необходимо получить это время, - промолвил симфонический дирижер и вышел из мастерской на негнущихся ногах.
Днем Цимер принимал немногочисленных посетителей. Каждый раз, как захлопывалась дверь и успокаивался колокольчик, он вынимал часы и через лупу рассматривал их под сильной электрической лампой. С виду механизм был абсолютно здоров и, казалось, часы вот-вот задвигают стрелками. Цимер прогрел часы над лампой и провернул заводной ключ, и как будто маленькое медное эхо зазвучало во внутренностях механизма, потом он тронул маятник, но золотой полумесяц качнулся и замер. "Не понимаю", - пробурчал Цимер,
- "На взгляд механизм не имеет дефектов". Так размышляя, он стал рассеянно передвигать столбик головоломки. Через некоторое время Цимер оказался в середине звезды, столбик сложился и ушел внутрь, а маленькие золотые пластинки, похожие на пластинки в фотографическом объективе, закрыли отверстие в центре звезды. И часы пошли, застучал механизм и Цимеру показалось, что все его тело наполнено разновеликими шестеренками, которые вдруг ожили и завертелись, а на груди у него закружились огромные жирные стрелки, это были руки Цимера привинченные к центру груди. Он почти физически ощутил, как внутри его тела начинают движение раскаленные металлические колеса. Тысячи шестеренок жили и двигались в теле его, но стрелки-руки, прибитые к груди, двигались в обратном направлении. Это время дьявола. Стрелка, бегущая в обратную сторону, слова читаемые наоборот, мужские имена у женщин и женские имена у мужчин, инфернализация сознания, все это он с разнообразными своими приемами, это был он в одежде провинциального дирижера. И с каждой ускользающей в обратном направлении секундой его сознание становилось все менее подвластным ему. Прожитые когда-то минуты реанимировали мертвые клетки, время побежало вспять. И из этого мертвого времени, которое вдруг стало как бы живым, стали появляться давно исчезнувшие минуты и дни. Бежавшие в обратном направлении стрелки воплощали в его сознании другой, исчезнувший мир. Сам Цимер, заключенный как бы под стеклянный колпак, наблюдал за сменой лет и эпох. Одежда проходящих по улице терпела изменения, она становилась все более затейливой и не современной, изменялись модели автомашин и повозок, изменилась противоположная сторона улицы. Находящийся напротив дом стали разбирать, и за несколько оборотов стрелки вокруг циферблата он полностью исчез. Вместо электрических фонарей появились газовые, а затем керосиновые. По улице маршировали войска и двигались траурные катафалки, и смеющаяся публика разных эпох появлялась на свет из могил, из того, что уже представляло собой состояние небытия. Находящийся в неподвижности Цимер чувствовал огромную усталость. В доме его поменялась конфигурация окон, они стали уже и добавились дополнительные переплеты. Теперь по улице двигались рыцари и повозки с осадными мортирами. Цимер сообразил, что стрелки довели его до тридцатилетней войны. Но вот они замедлили бег и наконец остановились совсем. По-прежнему вокруг были рыцари и бронированные лошади в шорах. Цимер почувствовал, как тяжесть, как бы лежавшая на плечах, куда-то уходит. Он оторвался от кресла и взял в руки золотую луковицу часов, ему показалось, что в голове у него вспыхнула электрическая лампочка и осветила часть текста, написанного мелом на темном стекле.
"Башня в старом городе перед мостом. Иди". Цимер покинул дом и пошел по мощеным булыжником улицам Праги, они вели его через развязки разновеликих мостов и тоннелей. Проделав путь, он понял, что жители города не видят его, он проходил сквозь них, а они проходили через него. Тем не менее, что бы убедиться, что он еще существует, Цимер подошел к кирпичной стене и ощупал кладку, кирпичи были скользкими и холодными, с мягкими прожилками мха. Не сам шел Цимер вперед, не была его воля. Пройдя несколько кварталов, он понял, что сильно устал. Он сидел на чугунной скамейке и разглядывал островерхие крыши соборов и облака, проплывающие над головой. Мимо него проходили жители средневекового города. Цимер знал, что они давно уже умерли, знал он, что нет их на свете, но смотрел на них, как на живых, которым предстоит уже не существующее будущее. Цимер шел мимо торговых рядов, мимо петляющих на разном уровне улочек, так что, оказываясь внизу, он мог видеть сразу несколько улиц, распластавшихся ниже уровня глаз, а, поднимаясь наверх, обозревать невысокие здания и вереницу движущихся пражан. И дошел он до башни, которая была невысокой, приземистой и имела отдельный подъем с моста. Когда-то весь город представлял из себя большую крепость, он мог защищаться, превращая каждую улицу в бастион. На вершине башни были расположены чугунные орудия, в случае опасности они легко могли перекрыть мост. Оказавшись рядом с башней, Цимер услышал, как в его кармане бьют часы, он вытащил их и посмотрел на циферблат. Минутная стрелка медленно двинулась вперед. "Значит, это время уже существует. Тогда почему они проходят через меня, почему реальные предметы этого мира не преодолеваются мной?" Не находил Цимер ответов на этот вопрос. Так, не находя ответов, он стал подниматься по лестнице, обвивающей башню, будто змея. Цимер толкнул дверь, но она оказалась закрытой, тогда он обошел башню вокруг, наверху площадки он увидел каменный люк, он был открыт, и Цимер медленно стал спускаться вниз, застревая на каждой ступеньке. Посередине круглой комнаты стояло деревянное кресло, на котором спиной к нему сидел человек. Это был тот самый провинциальный дирижер, который принес ему ремонтировать часы. Изменилась его одежда. Теперь он был в рясе монаха, в руках он держал камень черного цвета, похожий на кусок угля. Подняв голову, он посмотрел на Цимера, и тому показалось, что его протыкают шпагой.
- Семь колен миновало, - сказал странный посетитель, владелец часов, - да, семь колен. Сейчас вы просто часовщик и ничего более, но если бы ваша далекая родственница предпочла любовь, а не деньги, вы бы не стали часовщиком, вы бы получили вот эту, вот эту душу. Душу, спрятанную в куске антрацита. Несколько веков камень этот жжет мою руку. Семь поколений должно было исчезнуть прежде, чем возможность рождения вновь обрела реальность свою.
Было у Цимера чувство, что лжемонах говорит через силу.
- В ненаступивших часах и минутах заключено величие прошлого. Вы останетесь таким же, но вы должны мне помочь. Освободите душу, заключенную в этом кристалле.
- Каким образом? - спросил Цимер.
- Разбейте его. Лжемонах протянул часовщику кусок антрацита, и тот почувствовал, как на ладонь его опустили кусок скалы.
- Разбейте, - просил демон, и вся его фигура выражала степень крайнего беспокойства.
Цимер подбросил кристалл, камень упал и разлетелся на множество осколков. После этого башня как будто бы наклонилась, по воздуху поплыли маленькие лопающиеся пузырьки. Цимер инстинктивно вынул часы и посмотрел на циферблат. Стрелки вертелись в правильном направлении, а на месте Бафомета возникла башня с двенадцатью апостолами, которые в окошечке напротив двенадцатичасовой отметки каждый час сменяли друг друга. Исчез сидящий на кресле лжемонах, исчезли рассыпанные по полу осколки, и, выглянув в амбразуру, наивный доверчивый Цимер, обольщенный сопричастностью к тайнам вселенной, увидел как меняется ландшафт. С огромной скоростью дробились перспективы в амбразуре башни, времена барокко и ренессанса, классицизма и модерна сменяли друг друга, пока, наконец, не появились первые автомобили, похожие на кареты, и стрелки часов не пошли медленнее, почти так, как им было положено идти по законам часовой механики.
Душа великого и страшного демона несколько веков таившаяся в куске антрацита была выпущена на волю. Часы набирали обычные присущие им обороты. Цимер покинул башню и пошел по темному, плохо освещенному мосту. Чехословакия была предана и растоптана немецкими армиями, но выпущенный на волю демон уже покинул ее.
Глава тринадцатая.
Жена сотрудника швейцарского посольства в Москве Лина Винтермаер находилась в роддоме, ребенок её был готов появиться на свет, но мысли, беспокойные мысли мучили молодую женщину.
"Мое будущее, - размышляла Лина, - конечно же будет связано с мужем, семьей и этим ребенком, - и пока Лина была сама собой, эти мысли казались ей естественными, но как только менялось её состояние, её охватывала паника. Я должна попросить политического убежища". Лина вбивала себе в голову эту непривычную, неизвестно откуда взявшуюся мысль. Однажды, когда за окном собралась кромешная темнота, она вышла в коридор и подошла к дежурной.
- Я хочу сделать заявление, - сказала Лина.
- Вы чем-нибудь недовольны? - спросила дежурная.
- Нет, я всем довольна, но это будет заявление политического характера.
Дежурная на мгновение задумалась, затем вытащила из ящика чистый лист бумаги и протянула его беременной женщине. Лина взяла бумагу, вернулась в палату и легла на кровать, она включила настольную лампу, достала вечное перо и написала заявление на немецком языке. Две недели путешествовала бумага по советским правительственным каналам. Никто не мог понять, почему женщина из благополучной страны просит политического убежища в стране, ведущей такую изнурительную войну. Представитель МИДА кадровый сотрудник МГБ так и не понял, какая причина подвигла благополучную швейцарку на такой серьезный шаг.
- Муж Ваш знает о Вашем решении? - спрашивает сотрудник, и Лина качает головой. - Но он - то наверняка не поддержит Вас.
- Ну и пусть не поддержит, мне все равно. Чувствую, что должна остаться здесь. Эта страна станет моей новой родиной, за ней будущее, она сформирует облик нового мира.
- Вы принадлежите к какой-нибудь партии? - спросил представитель советской власти, голос его звучал неуверенно.
- Есть только одна партия, к которой с радостью примкнет каждый прозревший. Это партия труда.
Слова сами собой срывались с Лининого языка, едва ли она понимала, что говорит, в данную минуту звук её голоса отражался в её голове и исчезал, не оставляя следа, разум её был пуст, как никелированный барабан.
"На шпионку она не похожа, значит, это сумасшедшая", - подумал представитель режима, покидая здание родильного дома.
Глава четырнадцатая.
Спал окруженный колючей проволокой лагерь. Время от времени прожектора пробегали по металлической сетке, тень от которой лежала на легком снегу. Стыли на вышках тяжелые пулеметы, готовые в любую минуту разорвать на куски черную усеянную звездами безотчетную пустоту ночи. Вдалеке за оградой лагеря на железнодорожной развязке чавкали буферами сгоняемые в состав товарные вагоны. Ещё дальше за железнодорожным перегоном начиналось асфальтированное шоссе, ведущее к поселку, в котором жил обслуживающий персонал. В нескольких П-образных аккуратных домах горели окна. Александр сидел за письменным столом, на котором стояло шато двадцать восьмого года и лежали рассыпанные в беспорядке игральные карты. Он стряхнул пепел и взял первую лежавшую с краю карту, перевернув её, он увидел, что это пиковый туз. Александр внимательно посмотрел в центр карты и ему показалось, что черное сердце приобрело форму глаза и подмигнуло ему. "Я сравняю зависимость от них с зависимостью от себя и, таким образом, мы никогда не будем неожиданностью друг для друга, а пока я только закрываю шахматные клетки тенью своего тела" - подумал Александр. Через минуту он вышел из дома. Он шел по обочине асфальтированного шоссе и яркая, круглая, как сыр, луна светила ему, и казалось, что вовсе это и не луна, а просто большой белый фонарь из китайского балаганчика. Он миновал металлические ворота и теперь находился на территории лагеря. Из трех труб крематория валил черный дым. Александр вошел в низкое здание с металлическими дверями. Это был морг. - Покажите свежих, - попросил он, и его подвели к штабелю, сложенному из человеческих тел. Тронув мыском сапога курчавую голову, он приказал вытащить труп и перевезти его в прозекторскую. - Снимите кожу с его спины и принесите мне, я буду на улице. Александр вышел, и тяжелый запах ушел из легких. На улице шел снег, ветер раскачивал фонарь. Александр прищурил глаза, и золотые лезвия лучей метнулись от лампы во все четыре стороны света. Через двадцать минут ему вынесли кусок кожи, завернутый в мешковину. Вернувшись, Александр тщательно запер дверь и прошел в комнату. Он убрал со стола всё лишние и положил на него огромный кусок темно-синей бумаги. На улице кожа замерзла и съежилась и теперь, что бы отогреть её, он наставил вокруг зажженные свечи. Прикрепив кожу канцелярскими кнопками, он стал выставлять на стол разные нужные ему предметы. Это были металлические кубики с замысловатыми рисунками, похожими на хитросплетение миниатюрной чугунной ограды, составленные друг в друга наподобие складного стаканчика, потом он выложил на стол короткие тупые спицы с треугольным свечением серо-зеленого цвета. Посидев немного, Александр подождал, когда материал прогреется, и намотал на палец шелковый шнурок, на конце которого находился маленький треугольный отвес из темного металла. Наклонившись над столом, он стал передвигать отвес над поверхностью кожи. Над некоторыми местами отвес замирал, почти не раскачиваясь, над иными он начинал вращаться и двигаться по всем направлениям. В одном из таких активных мест Александр и нарисовал звезду, используя циркуль и треугольник. Затем он взгромоздил друг на друга металлические кубики, а на самую вершину поставил золотую четырехгранную пирамидку с перламутровым глазом. Долго Александр рисовал значки и писал тарабарские слова с обратным прочтением, но к первому часу ночи он закончил свои упражнения в рисунке и в работе со шрифтом. Теперь все кожаное поле действия было сплошь покрыто густой сетью символов, приводящих в действие энергию из страшного мира бесконечной тьмы. Александр знал, что самые сильные демоны приходят из восточных пределов земли, поэтому он развернул стол таким образом, что бы глаза его смотрели прямо на восток. В комнате было тепло и уютно, теперь стол стоял напротив окна и волнующиеся огоньки свечей отражались в покрытых морозным узором окнах. В стакане вина он размешал порошок, чем-то похожий на порох, и выпил эту смесь с закрытыми глазами. - О, Великий зодчий подлунного мира! Мать и Отец, рожденный от звезды Астарот! Перед твоим величием рушились царства, и потоки крови устремлялись в моря и океаны вселенной. Ты могущественней творца людей, сильнее света, звезд и ярче солнца - фальшивого знака бренных рождений. Ты отличаешь избранных, и слабый умирает, освобождая путь понявшим тебя. Приди, могучий Вельзевул, приди, заклинаю тебя символом и именем твоим. И слова больше не похожи на слова, а похожие на точки и запятые со свистом и шорохом слетали с горячих губ Александра. Перед ним прямо на столе вспыхнуло яркое пламя. Горела кожа, испещренная символами и значками. И теперь под магическим материалом, под его частью, когда-то представлявшей из себя часть человеческого тела, прошло движение, похожее на ветер, крадущийся между двух шелковых покрывал. И вот из-за завесы огня, из нестерпимого этого жара перед глазами Александра стал возникать прекрасный, как сама сказка, город. На минарете кричал муэдзин, и распластавшиеся в экстазе мусульмане стучали лбами о тысячелетние камни. Протяжно и тупо ревели ослы, и важно ступающие по узким улицам верблюды перешагивали через нищих, распластанных в дорожной пыли. На базаре горластые торговцы обманывали горожан, а стража визиря плетками разгоняла зевак, расчищая дорогу для важной персоны, которую несли на носилках черно-синие, как ночное небо нубийцы. Постепенно воздух в комнате стал наполняться запахами южных растений: шалфей, роза, мандарин и корица, и особое теплое и зыбкое марево, плывущее над маленькими людьми и маленькими постройками, обволакивало предметы и проникало глубоко в подсознание Александра, туда, где реальное и нереальное сливалось в одну волнующую бесконечность, манящую и мерцающую, как летучий голландец за острой волной. Шум южного города и терпкие запахи вскружили голову Александра, так что он почти забыл, зачем он сидит за этим столом и кто должен к нему явиться. Но вот сильный ветер ударил в окно, и длинная трещина перебежала стекло от одного угла до другого. И тогда в единое мгновение сорвалось и улетело в безотчетное никуда волшебное это царство, а на стол и подоконник посыпались осколки стекла, и облако образный пар ворвался в комнату, разрушая и благополучие маленького восточного города, поднявшегося из человеческой кожи, и саму жизнь Александра, которому до смерти оставались считанные мгновения. Песочные постройки города поблекли и обесцветились. Маленькие люди с ужасом смотрели на небо затянутое страшными холодными тучами. Смерч закружился над городом, песочный столбик прошелся по улицам и площадям. Сначала он был маленьким, а потом начал расти, и превратился в высокий, уходящий к самому небу столб. Но смерч этот был смерчем только для маленьких человечков, копошащихся на улицах города. Для Александра же это было почти живое существо, напоминающее иглу рожденную из человеческой кожи. И вот по мере того, как смерч разрушал город, само, неизвестно что, и почти живое существо стало на глазах Александра превращаться в трость с острым концом и массивным набалдашником в виде руки, лежащей на шаре. И вот, танцуя, замечательная трость перебралась сначала на край стола, а затем и на колени Александра, так, вращаясь, слегка застревая в тканях мундира, она донесла свое острое жало до подбородка и, задержавшись немного на этом уровне, пошла дальше вверх. Александр сидел с прямой спиной, положив пальцы на край озаренного свечами стола. Перед ним лежал почти начисто разрушенный город. Мертвые животные и люди были похоронены под облаками зданий. Трость замерла над теменем Александра. Рука на шаре ожила и задвигала пальцами, а затем, захватив набалдашник покрепче, с силой опустила острый конец на голову Александра. Пробив темечко, трость, оказавшаяся невероятно длинной, пригвоздила мага к креслу прошла сквозь него и воткнулась в пол. Из подъезда, в котором проживал Александр, вскоре вышла высокая, худая женщина в траурной черной одежде. Сквозь редкую сетку вуали на белый снег глядело узкое, как лезвие ножа, лицо и два горячих темных, как маслины, глаза. Энергии Александра хватило на то, что бы материализовать демона и придать ему целенаправленное движение.
Глава пятнадцатая. Круглые сутки составы с техникой и продовольствием двигались на фронт. Глаза охранников пронзали кромешную тьму, огни поселков и городов убегали за горизонт. Вся страна работала с величайшим напряжением сил. В половине пятого ночи вождь ещё не спал, перед ним были разложены карты, изображающие небесный свод из двух полушарий. - Продолжайте, товарищ Тур, - тихо проговорил вождь и углубился в чтение каких-то пожелтевших, обкусанных огнем и временем листов, старая бумага хрустела под руками. Вождь читает, беззвучно шевеля губами, один глаз прищурен, рука плывет по воздуху, захватывает стакан в подстаканнике и замирает. Тур, бритый наголо, с длинным треугольным носом, коренастый, широкоплечий с чрезвычайно узким тазом. - Есть фотографии, - говорит Тур, сделавший паузу в монологе. Он подает Сталину конверт, тот молча принимает его и опускает на стол. - Продолжайте, пожалуйста, - едва слышно говорит он и смотрит на замешкавшегося человека. Откашлявшись, Тур продолжает. - Время для исследования было крайне мало, но кое-что можно сказать вполне определенно. Их клеточная структура не разлагается до конца даже под воздействием сильных химических препаратов. Казалось бы, мертвая клетка делится, параметры её изменяются, можно сказать, что клетка активно сопротивляется, то есть мутирует, сохраняя жизненно важные для нее компоненты. Мы воздействовали на тела электрическими разрядами. Реакция отсутствует. В наших реальных условиях даже частичная регенерация в данный момент невозможна. Мы столкнулись с совершенно новым небиологическим строением клетки. Вскрытие показало, что в строении данных объектов отсутствует костное вещество, зато много хрящеподобных конструкций различного профиля, напоминающее образцы высококачественного пластика. Спектральный анализ так же невозможен по причине неразложимости тканей. Трепанация черепа, проводимая военным хирургом генералом Асатиани, показала наличие желеобразного зеленоватого вещества с черными схематическими линиями, представляющими сложный геометрический рисунок. Сквозь руки и ноги объекта проходит несколько крупных артерий, внутри артерий голубовато зеленая жидкость. При вскрытии женской особи в брюшной полости находился зародыш, представляющий из себя уменьшенный вариант взрослого. Глазные яблоки объектов огромны и представляют из себя шары из темно-зеленого вещества, диаметр глаза взрослого больше десяти сантиметров. При легком нажиме на глазное яблоко внутри зрачков происходит перемещение разноцветной радужной массы и возникает туман или дым, который оседает в состоянии покоя. Ярко выраженная хрящевая борозда пересекает на две части основание лба и, увеличиваясь на темени, спускается по затылочной части, создавая на шее и спине подобие позвоночника, заканчивающегося маленьким конусообразным хвостиком. Объекты шестипалы, между пальцами имеются небольшие треугольные перепонки. Тур закончил читать и посмотрел на вождя. Сталин следил за толстым пауком, поднимавшимся вверх и не обращавшим никакого внимания на происходящее в этой комнате. - Результаты исследований засекретить. Для объектов соорудить бункер с морозильными камерами, проводивших исследование ликвидировать, - тихим голосом проговорил Сталин и взял со стола маленькие маникюрные ножницы. - Слушаюсь, товарищ Сталин. Тур закашлялся, голос у него сорвался на фальцет, он повернулся и, по военному щелкнув каблуками, вышел из кабинета. А Сталин, мудрый, рябой человек, отвинтил колпачок золотого паркера и написал: Ведь есть события, поступки, И города и корабли. Они к нам движутся навстречу Под тайным градусом земли. В молодости он писал неплохие стихи, и это четверостишие была дань времени, которое уже невозможно вернуть.
Глава шестнадцатая. Антон Иванович вывозил Милера на последнее место жительства. Ночью пришел приказ о ликвидации группы, дело рушилось как карточный домик. Окинув опытным взглядом свое беззаветное прошлое, Антон Иванович понял, что в новой системе координат места ему не найти. "Я строил то, что не понимал, и я был вежлив с теми, кто ненавидел меня, теперь всё кончилось, теперь я, помимо воли привязавшийся к этим странным, вероятно больным людям, должен их убить". Раскачиваясь в машине, он думал о хрупкой девочке подростке, умевшей сгибать на расстоянии вилки и ложки. У неё были большие коричневые глаза, острый, вытянутый, как хоботок, нос и очень тонкие кисти рук. Когда он встречался с ней, то рассовывал по карманам конфеты и печенюжки. Теперь он должен был её уничтожить, беззащитную, маленькую, похожую на выпавшего из гнезда птенца. Помимо девчушки в обойме колдунов было ещё несколько откровенно вызывающих жалость типов. Но были и другие, надменные, страшные, со спутанными волосами и безумными пустыми лазами. Трясущиеся руки, бесконечные, как пороги горной реки, подбородки, все это "великолепие" проплывало перед глазами Антона Ивановича как в волшебном и разноцветном тумане. За окном автомобиля проносились безрадостные, угрюмые пейзажи, овраги, смешанное редколесье, утыканное пугалами ворон, и бесконечные деревенские тракты, прорезанные полу развалившимися заборами. Ветхие желто-серые старухи стояли у дороги и провожали бесцветными глазами кувыркающийся в ямах автомобиль. Те же, все простившиеся и ничего не понявшие глаза, смотрели на веселую тьму татарских коней, на раскосые лица и железные шлемы завоевателей, перед ними, все простившими и ничего не понявшими, рысью проносились опричники Грозного, к седлам которых были прикручены отрезанные собачие головы. Лихие красные комиссары расстреливали их из быстрых, как сама смерть, пулеметов. Но ничего, кроме жалости, ничего кроме рабства, все простившие и ничего не понявшие. Из дикой азиатской ярости под святым крестом Византии возникла эта империя, обильно посыпавшая костями своих верных и неверных шестую часть света. - Любовь к Родине движет Вами. Вы хотите победить в этой войне любым способом? - спросил Миллер. - Да, любым. Цель оправдывает средства, - ответил Антон Иванович. - Насколько я знаю, ваша организация вызвала к жизни несколько демонов болидов, доминирующих в активных полях. Так вот, эти существа должны находиться под постоянным контролем адептов, давших им плоть, пусть даже как бы и не реальную, но для них-то вполне ощутимую. Вся беда нынешних оккультных практик состоит в том, что очень часто вызываемый к жизни демон по сумме характеристик своих энергетических полей оказывается сильнее самого адепта. В этом случае контроль над таким искусственно рожденным субъектом, пускай даже пребывающим в мире сильфид и карлов, крайне затруднен. Если интеллектуальный уровень посвященного перекрывает его энергетические параметры, тогда совершенно точно можно сказать, что вы запустили слепую торпеду, которая будет поражать цели, спонтанно выбранные из общего потока раздражающих субстанций. Очень часто демоны убивают своих создателей. Долгое хранимое желание убийства и разрушения обрушивается на голову слабого, не имеющего возможности удержать их, и демон-болид выходит из-под контроля. Существа эти не могут испытывать чувства благодарности и понимают только силу и страх. Демон-болид может быть сателлитом только в случае жесткого контроля за его движением на астрологическом плане. И потом, Антон Иванович, простейший вопрос. Где больше крестов, протянутых вверх к так называемому лону создателя, здесь или в Германии? Здесь их почти нет. Вон пожалуйте. - Артур Карлович кивнул на завалившуюся на бок деревенскую колокольню. - А в Германии национал социализм сохраняет к крестам так называемый осторожный нейтралитет. Вышедший из-под контроля болид в случае неуспеха обязательно вернется сюда, здесь он рожден, здесь он совершил первый после рождения грех, здесь ему понравиться больше. Совокупность возможностей данного существа на этой почве возрастет многократно, к тому же, откренившись, они любят служить противоположным задачам. Свернув с проселочной, эмка въехала в лес и понеслась по асфальтовой ленте, петляющей среди сосен, стройных как шведские девушки. Через пару минут пути показались деревянные ворота с красными фанерными звездами и будкой охраны. Это была территория военной части, которую Антон Иванович использовал для содержания своего необычайного питомника. В здании казармы располагались разнообразные службы: повара, врачи, машинистки, тщательно документирующие каждый эксперимент. Вся эта свора имела звания и льготы и кормилась вокруг проекта. У всех была бронь, их не отправляли на фронт, раз в неделю они могли ночевать дома, они имели американскую одежду и обувь, полученную по каналам ленд-лиза, они ели масло, тушенку и сгущенное молоко. И вот Сталин, посчитавший этот эксперимент дорогостоящим и бесперспективным, решил поставить на нем жирную кровавую точку. И теперь Антон Иванович сам своими руками должен был в прямом смысле похоронить то, что делало его ночи бессонными в течение стольких лет, зачеркнуть жирной кровавой чертой огромный кусок своей жизни, превратить живых людей в мертвых, уничтожить и засекретить материалы экспериментов, разметать в пыль материально техническую базу, чуть ли не стереть сами казармы с лица земли. Спустившийся с самого верха приказ оброс дополнениями и рекомендациями. Проводя Артура Карловича по еще охраняемым коридорам, он подумал о том, что в общем ничего бы не изменилось, если бы он и вовсе не появлялся на свет. Но эта мысль Антона Ивановича была неверна. Наверняка изменилось бы все: и пространство, и время, и перечень событий, следующих друг за другом. А замечательные надежды, падающие друг на друга, как капли расплавленного свинца. "Но в чем же дело? Почему я так мучаю себя?" думал Антон Иванович и не находил ответа на этот вопрос. "Я шагнул во вторую половину жизни, но по-прежнему не раб чужой воли, и, вероятно, в последний свой день я встречу темную ночь с широко открытыми глазами". - Ведь вот, Артур Карлович, вы сейчас со мной опускаетесь туда, куда не могут войти не только генералы, но даже и маршалы этой страны. Артур Карлович внимательно посмотрел на спутника, двигающегося впереди, и ухмыльнулся. - И с чем же связано такое исключительное мое погружение? - Ну, скажем так. Мне необходим Ваш совет или консультация, мне не легко объяснить, о чем идет речь, но вы все увидите сами. Коридор, по которому они двигались, сужался, как горло бутылки, пока не превратился в узкую, длинную ленту, освещенную яркими лампами в металлических сетках. Стены, потолок и пол были выкрашены в белый цвет, отчего у Артура Карловича мелькнула мысль, что это вовсе и не подземные казематы НКВД, а просто туннель, пробитый спелеологами внутри огромного айсберга. Но мелькнула мысль и растворилась. Коридор закончился, и теперь перед ними была маленькая полукруглая площадка с большой металлической дверью лифта. Рядом с площадкой была выдолблена двухметровая ниша, в которой стоял стол с телефоном, а на стуле сидел охранник, здоровенный детина с неглупым лицом и выпученными, как у рака, глазами. Охранник надавил кнопку, расположенную у него на столе, и Артур Карлович услышал глухое напряжение механизма где-то глубоко под землей. Через некоторое время появился лифт, охранник поднялся и, открыв двери, вежливо пропустил вперед обоих гостей. Закрылись двери, и лифт медленно пошел вниз. Артур Карлович не чувствовал время, оно как бы совсем встало, и теперь, опускаясь вниз в глухую глубокую шахту, он думал о солнечном свете, звездах и млечном пути, по которому можно путешествовать, мысленно превращая звезды в сверкающие камни на дне холодной горной реки. И каждый шаг Артура Карловича, каждая клетка и вздох, увлекающий его в воображаемый мир, были последними жердочками моста, уводящими в мир реальный, теперь уже точно оставленный за спиной. Лифт остановился на неизвестном этаже, и услужливые руки, специально обученные открыванию дверей, выпустили в подземный коридор Артура Карловича и Антона Ивановича, двух невольных свидетелей трагедии, которая почему-то называется жизнью. Они шли по коридору, а за ними шли два человека. Эти двое были безмолвны, и Артур Карлович понял, что за его спиной развернулось многозначительное ожидание, похожее на смертный приговор. Это ожидание молчаливо следовало за ними, рождая в каждой клетке Артура Карловича великое напряжение и сопротивление желанию не обернуться и не смотреть на сопровождение. Они остановились перед дверью со стеклянным окошечком. Антон Иванович нажал на кнопку электрического звонка, и через мгновение дверь распахнулась. Они вошли в полупустую комнату, в углу которой стоял маленький письменный стол на дубовых ножках, на столе электрический рефлектор, пол и стены в комнате металлические. Человек, открывший дверь, так же одет в военную форму. В глубине комнаты при неверном свете электрической лампы видны металлические шкафы. Человек в форме подходит к стене и включает фиолетовую лампу. Все окунается в синее марево, при котором происходит рождение. Они подходят к металлическому шкафу, на верхней панели которого горят два маленьких электрических глаза, и открывают его. Служитель выдвигает металлические носилки, на которых лежит тело, покрытое черной клеенкой, и отходит в сторону. Антон Иванович медленно снимает клеенку, и видит Артур Карлович перед собой существо, похожее на человека. Остатки летательного аппарата и тела были обнаружены нами над зоной боевых действий. Мы не знаем причины катастрофы, возможно их сбила зенитка, возможно какие-то неполадки в конструкции, когда их подобрали, все они были мертвы. Широко открытыми глазами смотрел Артур Карлович на беззащитное и жалкое тело пришельца. Линии широкой вверху головы, сбегая вниз, формировали усеченный конус, закруглявшийся на подбородке. Два застывших матовых глаза смотрели в фиолетовую муть, при которой происходит рождение. - Что вы можете сказать по этому поводу? - спросил Антон Иванович, как бы оборвав ход собственных мыслей. - Это существа не из нашей солнечной системы. У них нет защитных полей, я это чувствую, - ответил Артур Карлович и продолжал: - Дело в том, что солнечный свет, работающий на генерацию эманирует в пространстве, энергетические фазы его постоянно меняются. Живая природа света постоянно переливается из живого в живое и в искаженном, детерминированном виде возвращается обратно на полюс источника. Любая физическая жизнь имеет энергетическое поле. Заземленные и разлагаемые останки этих полей присутствуют на низшем астральном плане в виде неадаптированных оболочек, имеющих мягкое угасающее свечение. Над этими объектами таких оболочек нет. В книге Мардохая Спонариуса упоминаются существа с планеты Отрон. Планета не видна даже в сильный телескоп, но она существует, и это не вымысел. То, что мы видим перед собой очень похоже на то, что он описал тогда давно в среднем четырнадцатом веке. Когда-то еще до первой войны я учился в Пражском университете, и тогда на Градчанах существовала так называемая библиотека ведьм, которую чешский король Рудольф выкупил в Гольштинии у разоренного герцога. Там был огромный каталог, содержащий в себе самые разнообразные сведения. Книги, протоколы свидетелей на процессах ведьм, вообще масс разнообразной оккультной литературы. Вот тогда то мне и попалась книга Мордрхия Спонариуса, ученого, придворного нотариуса, крещеного еврея, умнейшего человека. Книга была составлена для сугубо личного пользования и копирование её было запрещено особой канцелярией герцога, да и вряд ли сейчас кого-то могли заинтересовать те, прямо скажем, странные вещи, которые я в ней прочел. Ну вот, допустим, глаза, обратите внимание на глаза. У Спонариуса написано, что при определенной обработке… Да, при определенной обработке… - Артур Карлович сделал паузу, как бы сосредотачиваясь на своих мыслях. На некоторое мгновение он замолчал и обвел глазами пространство вокруг. - Так что же при определенной обработке? - подтолкнул Антон Иванович затихшего гостя. Артур Карлович, смотревший в одну точку, вздрогнул и как бы очнулся. - Если эти глаза подвергнуть воздействию определенных веществ, то можно увидеть будущее. У Спонариуса сказано, что магический шар, изготавливаемый из различных прозрачных камней и даже из стекла, в идеальном варианте представляет из себя глаз пришельца, поучаствовавший в определенном процессе. Стеклянные и каменные шары только приблизительная копия глаза. В книге описаны несколько случаев и даны характеристики явного превращения глаза в так называемое всевидящее око. Определенная сумма знаков и цифр, записанная в повторяющемся порядке, плюс какие-то уже совсем нетрадиционные формы воздействия. - Вы напишете все, что знаете об этих глазах, - сказал Антон Иванович и отвел подопечного в длинную, узкую комнату, напоминающую пенал для карандашей. Окон в ней не было, горело яркое электричество. У стены стоял стол покрытый клеенкой в крупную каштановую клетку с маленькой настольной лампочкой на углу. Рядом с дверью стояла длинная металлическая кровать. "Камера для особо опасных преступников", - мелькнуло в сознании Артура Карловича. Он сел на кровать и ощутил под собой жестокий и непримиримый холод, холод того учреждения, в котором он был вынужден пребывать. Через некоторое время охранник вкатил в комнату маленький металлический столик, выкрашенный масляной краской. Такой Артур Карлович видел в молодости, когда навещал жену в родильном доме. На столике был обед. Борщ, котлеты с гречневой кашей, стакан компота и пачка Беломорканала со спичечным коробком. "Натуральная тюрьма", - подумал Артур Карлович, зачерпнув ложкой борщ, красный как кровь. После обеда он заснул и ему приснился сон. Будто взбирается он вместе с Антоном Ивановичем на вершину горы, по узкой, обледенелой тропе движутся они к самой вершине, а вокруг бесконечные, отвесные скалы и страшные пропасти без дна. И вот, замешкавшись на каком то отрезке пути, Артур Карлович протягивает руку и просит Антона Ивановича помочь ему, но тот не обращает на его слова никакого внимания и продолжает идти вперед. Скользит Артур Карлович, вот-вот свалится в пропасть, цепляется за лед и ломает ногти. И ужас, шевелящийся внутри, головкой змеи проникает в него сквозь легкие, забитые холодным воздухом, сквозь почти невозможность дышать. Но не соскользнул Артур Карлович в пропасть, заставил себя проснуться и увидел над головой тусклую лампочку, горящую в четверть накала, как-то во время его сна подкрутил реостат. Как следует разув глаза, он увидел, что металлический столик с грязными тарелками исчез, а на столе лежит стопка бумаги и автоматическое перо. Артур Карлович встал, походил по комнате и уселся за стол. За какой-нибудь час он изложил все, что прочел в библиотеке ведьм на Градчанах. Откинувшись на спинку стула, Артур Карлович немного пораскачивался на задних ножках, погрыз колпачок авторучки и заметил, что свет в комнате прибавил в накале. Буквально через несколько минут после того, как он закончил писать, в замке задвигался ключ и дверь распахнулась. На пороге возник Антон Иванович, он прошел в комнату, сделал несколько шагов, сел и закурил. - Все написали, ничего не забыли? - спросил он с легкой иронией. - Да, вроде бы, все. - Ну и замечательно, идемте. Он подошел к столу и размял в пепельнице остаток своей папиросы. Они шли по узкому, ярко освященному коридору. Антон Иванович откашлялся и сказал: - Я тут зайду на минутку по делу, а потом Вас догоню. Голос его два раза свистнул на каких-то высоких гортанных нотках и переломился в конце фразы на две половинки так, как будто его со всей силы ударили по шее ребром ладони. - Идите вперед, - сказал охранник, и эта не грубая, а какая-то презрительная, обреченная фраза вдруг в одну секунду разрушила все надежды. Немного пропетляв по коридорам, охранник ввел Артура Карловича в ярко освещенный каменный мешок, стены, пол и потолок которого были выкрашены густой коричневой краской. Двигаться в таком помещении было нельзя, но в конце узкой глухой стены стоял металлический стул, привинченный к полу. Артур Карлович сел на него, а охранник сказал, что он должен подождать и что вскоре за ним придут. Откинувшись на спинку, он прислонился головой к стене, и закрыл глаза. Бесформенные пятна кирпичного цвета запрыгали перед закрытым взором. И вдруг неожиданно для себя он вспомнил о маленьком мальчике в гольфах и пестрых штанишках. Мальчик этот сидит на корточках на гранитной ступени канала, а перед ним тихо дрожит черная петербургская вода, и мальчик этот он, Артур Карлович, пожилой, подслеповатый человек, владеющий некоторыми секретами, пытавшийся петь на оперной сцене, проработавший инженером в пароходной компании и бухгалтером на Петроградском заводе Вульфа. И вот все события, спрессованные в крайне короткий отрезок времени, промелькнули перед закрытым взором за какую-то долю секунды, они промелькнули и растворились, ушли в это волшебное никуда, туда - откуда приходит все и куда уходит это же все. Выстрел в затылок из пистолета наган с близкого расстояния почти раскроил череп Артура Карловича на две неравные половинки. Он медленно сполз со стула, и кривые кровавые трещины расписали череп покойника подобно голубым рекам проходящих линиями сквозь оба полушария земли. Антон Иванович сидел за столом и читал страницы, последние страницы, написанные покойником на этой земле. Прошло ещё несколько дней, и вот однажды около трех часов утра топот солдатских сапог разрушил беспокойные сны колдунов, заставив их приподняться с подушек, затем их собрали во дворе, посадили в грузовики и повезли. Беспокойные, нервные люди, они чувствовали приближающуюся развязку, но вдали от своих книг и атрибутики, сделать что-либо были бессильны. Урчание и гортанные птичьи возгласы звучали под брезентовой крышей грузовика. Несколько вооруженных людей блокировали борт автомашины, отрезав колдунам дорогу к возможному бегству. Грузовик долго ехал по асфальтированной ленте шоссе, затем свернул на проселочный тракт, наконец машина остановилась. НКВДешник с добрым и открытым лицом выпрыгнул из кабины грузовика и зажег электрический фонарь. - Я отведу Вас в бункер, - громко сказал он, и цепочка озирающихся колдунов пошла за ним так же, как в старой сказке вереница крыс пошла за юношей с чудесной дудкой. Бункер, в который спустились люди, представлял из себя заброшенный объект, оставшийся от одного из бесконечных учений, которые красная армия регулярно проводила на просторах бескрайней страны. На простом деревянном столе стояла зажженная керосиновая лампа. Вокруг стола располагались сырые, серые от времени лавки, на них и опустили колдуны свои беспокойные чуткие тела. Опустили и принялись ждать. НКВДешник с добрым лицом ушел, предварительно заперев дверь. Через несколько минут солдаты частей особого назначения тихо окружили здание и, просунув стволы винтовок в узкие окна бункера, в какие-нибудь несколько минут расстреляли несчастных. Когда процедура закончилась, добрый НКВДешник, докурив папиросу до конца картонного мундштука, поднял с земли два тонких провода и, посветив на них фонариком, снял с конца одного намотанный кусочек изоляционной ленты и соединил оба контакта. Взрывная волна подбросила вверх деревянные перекрытия, и трупы колдунов засыпало землею и балками.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги