Глава 2

Гарет Кархарт, лорд Блейкли, отводил на это мероприятие не более часа. Пятнадцать минут, чтобы добраться до шарлатанки, пятнадцать минут на дорогу домой. Получаса, полагал он, будет вполне достаточно, чтобы доказать лживость и фальшивость ее предсказаний.

– Я не могу пойти. – Голос мадам Эсмеральды звучал мягко и неуверенно.

– Ну а почему бы и нет? – Нед повернулся к ней, сгорая от любопытства. Юный кузен Гарета сидел, положив руки на колени, повернувшись к этой женщине всем корпусом. И именно в ней заключались основные проблемы Гарета.

Когда Гарет покинул Англию много лет назад, Нед был еще ребенком, плачущим и стремящимся забраться на ручки при всякой возможности. Теперь ему почти двадцать один год, но он по-прежнему был столь же уязвим и беспечен. И верил каждому ее слову.

После смерти отца Гарет остался единственным его старшим родственником с мужской стороны. Лорд посчитал себя ответственным за Неда и не мог позволить, чтобы его юный кузен попал в руки лживой гадалки.

– Я уверен, что у мадам Эсмеральды есть вполне законный повод отклонить наше предложение. – Гарет вздернул бровь и внимательно уставился на женщину, потом усилил хватку. – Полагаю, у нее уже назначена другая встреча на это время.

Надо позволить ей согласиться. И когда она это сделает, он спросит у нее место и дату бала. Задачка окажется ей не по зубам, и, несмотря на всю свою хваленую силу, она будет вынуждена положить конец этой глупой шараде, даже толком ее не начав.

Но она не воспользовалась предложенным ей легким выходом. Ее ноздри гневно раздулись, губы сжались.

– Вы пытаетесь посмеяться надо мной, милорд.

Гарету едва удалось скрыть удивление, гордо воздев подбородок.

– Уверяю вас, – произнес он холодно, – у меня не было подобных намерений.

Она округлила глаза.

– Вы желаете, чтобы это был научный эксперимент? Пусть это будет научный эксперимент. Но не устраивайте никаких словесных капканов. И никогда мне не лгите. Вы задумывали именно это.

Ее гневная вспышка настолько наэлектризовала атмосферу вокруг них, что он ощутил легкое покалывание вздыбившихся на руках волосков. Мадам Эсмеральда близко наклонилась к нему, подхватив юбки руками. Уже давно никто не позволял себе разговаривать с ним таким тоном и в такой манере. Да, он лгал ей, он хотел завлечь ее в ловушку ее же руками. Он только не ожидал, что она так быстро разгадает его замысел.

– Вы пытаетесь отойти от темы, – обвинил он Дженни. – Почему вы отказываетесь пойти на бал?

– Потому что я не была на него приглашена, – выпалила она и смущенно посмотрела в пол. – А кроме того, мне нечего надеть.

Нед издал громкий смешок.

И неудивительно. Абсурдная, типично женская отговорка. Блейкли снова окинул ее взглядом. И в тот самый момент, была ли тому причиной игра света или внезапная вспышка возбуждения, изменившая выражение ее глаз, – Гарет почувствовал резкий толчок. Да, мадам Эсмеральда – не леди, но она определенно женщина, да еще какая. Она скрывает свою женственность под слоем жуткой косметики и пестрым платком. Опять ложь, на этот раз выраженная в тряпках и пудре, а не в словах. Он представил себе, как будет выглядеть эта роскошная масса волос, если распустить их и снять дешевый платок. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом.

Гарет не верил в предсказания судьбы. Он был ученым и провел много лет в научных экспедициях в джунглях Бразилии. Вернуться в Англию новоиспеченного лорда Блейкли заставила кончина его деда и последовавшая вместе с титулом ответственность перед семьей. И здесь он оказался именно из-за той же самой ответственности, требовавшей вырвать юного кузена из лап коварной мадам Эсмеральды. Было это еще и делом его личной гордости, простого самоуважения, для удовлетворения которого следовало разорвать, уничтожить мыльный пузырь нелогичных суеверий, воплощенных в этой женщине.

Однако разоблачение лживых речей мадам Эсмеральды могло потребовать гораздо более одного часа, самоуверенно отведенного на это Блейкли. Он был раздражен, он был взбешен, но не мог вывести на чистую воду эту чертову мадам.

За тот год, что провел в Англии, лорд Блейкли еще ни разу не сталкивался с настоящими трудностями, с достойными его интеллекта задачами. Теперь это случилось, и ему доставит высшую степень морального удовлетворения разоблачить подлинную сущность мошенницы.

Он уже с удовольствием представлял, как ему предстоит помериться с ней интеллектом, как он добьется от нее правды.

Гарет щелкнул пальцами.

– Приглашение, – сказал он, – я устрою. И одежду – устрою. Во имя науки я готов и на большее.

– О нет. Я не могу, – снова отвернулась она. – Не могу позволить себе…

Разрозненные фрагменты стали постепенно складываться в сознании Гарета в единую картинку. Реверанс, который она исполнила с правильностью, доведенной до автоматизма. Интонации и манера построения фраз, выдававшие образованного человека. Отвращение, с которым она встретила предложение от мужчины купить ей одежду. Все эти факты могли свидетельствовать только об одном – мадам Эсмеральда получила образование, обычное для девушек из высших слоев общества. Что же, во имя всего святого, могло заставить ее заниматься предсказаниями будущего?

– Конечно вы сможете, – настаивал он. – Мадам Эсмеральда, если это научный эксперимент, вы также не должны меня обманывать.

Что-то промелькнуло в ее глазах. Она тряхнула головой – не отрицательно, а таким легким, коротким движением, будто раскладывая все по полочкам. И когда она снова взглянула на него, лицо ее было спокойным.

Она что-то задумала, догадался Гарет. Она нашла выход из неприятностей, в которые он ее вовлек.

Ему следовало бы обеспокоиться.

Но он не мог дождаться, как бы поскорее разрушить ее планы.

* * *

И очень скоро Гарет пожалел о своей поспешности. Он не мог себе представить, что поиск для мадам Эсмеральды достойного туалета обернется тяжелым испытанием. Нед решил, что ему просто необходимо самому сопроводить гадалку к портнихе. Гарет прекрасно представлял, что достаточно всего на мгновение оставить его с этой женщиной, как она немедленно придумает, чем задурить ему голову.

Именно поэтому в конечном итоге Гарет и оказался на следующий день в своем тесном экипаже в компании кузена, занятого непрерывной болтовней, мошенницы и все более усиливавшейся головной боли.

– Так вот, – продолжал заливаться соловьем Нед, – мы собираемся на бал в следующий четверг, и там обязательно встретим будущую женушку Блейкли. Хотел бы увидеть его влюбленным. Просто не могу дождаться.

Мадам Эсмеральда повязала голову платком, на этот раз – красным, и бросила внимательный взгляд на Гарета.

– Опознание.

– Опознание? – повторил недоуменно Нед. – Что вы подразумеваете под опознанием?

– Нам надо будет опознать искомую молодую леди. Я никогда не говорила, что ваш кузен обязательно встретит ее в этот день. На самом деле, время их встречи еще не приспело.

Гарет раздраженно выдохнул:

– Не приспело? Да сколько это может продолжаться?

В ее глазах промелькнула едва заметная улыбка.

– О, не могу сказать с уверенностью. Время в данном случае будет измеряться не годами, а задачами. Три задачи.

– Задачами, – недоверчиво повторил Нед.

– Задачами? – резко воскликнул Гарет. – Вы раньше ничего не говорили про задачи.

– Да? И что же я, интересно, говорила? – спросила она, невинно возведя очи вверх.

Гарет достал свои записи и открыл нужную:

– «Ровно в десять часов тридцать девять минут вы увидите женщину, на которой женитесь, если подступитесь к…». – Он поперхнулся и поднял глаза.

Невинное выражение испарилось с ее лица. Она прекрасно помнила, что сказала в тот раз, и вовлекла его в это, чтобы, несомненно, выставить дураком.

– Если я подступлюсь к ней указанным вами образом. – Она улыбнулась. – Ну а я предписываю задания.

Он чувствовал себя таким умным, расставив ей ловушку и принудив произнести легко опровергаемое утверждение. Все, что ему оставалось, думал он, – так это ни на ком не жениться. Всю предшествующую жизнь ему это прекрасно удавалось. Он был слишком уверен, слишком убежден, что загнал ее в угол.

Лорд Блейкли недооценил Дженни. Он так хотел поскорее выиграть, опровергнуть ее утверждения, что не заметил лазейку, которую она себе оставила.

Он мог бы бросить эту затею в любой момент. Но если он так поступит, ее влияние на Неда останется непоколебимым.

У меня никогда не было заданий, – обиженно пробормотал Нед.

– Естественно, не было, – утешила его мадам Эсмеральда. – Только представьте себе, сколь грандиозным предприятием будет для вашего кузена убедить даму позаботиться о нем. Если я не дам ему заданий, он применит свою логику, и вы можете себе представить, чем это для всех обернется. Вам не нужны задания. Все и так любят вас.

Гарет стиснул кулаки, едва сдерживая гнев, и впился костяшками пальцев в кожаные подушки экипажа.

– И в чем же, – отрывисто произнес он, – заключается первое задание? Вычистить авгиевы конюшни? Убить льва? Или я должен вырубить целую плантацию цитрусовых?

Она прижала палец к губам.

– Конечно, немного рановато открывать вам эту тайну, но, полагаю, это никому не повредит. Вы должны будете вырезать фигурку слона из кости.

– Слона? – Гарет возвел очи к потолку. – Ну почему же всегда одни слоны?

Экипаж замедлил ход и остановился. Лакей открыл дверцу, и хлопья пыли взвихрились в ярких лучах солнца, осветивших лицо мадам Эсмеральды. Она выглядела… выглядела таинственно, черт бы ее побрал.

– Я, – сказала мадам Эсмеральда, – всего лишь жалкий канал, по которому духи транслируют свою волю. Ну а вы будете каналом для слонов. Вы подарите своей будущей жене слона, когда впервые ее встретите.

Ее глаза светились лукавством, а весь вид выражал высшую степень покорности и повиновения. Гарет издал жалобный стон.

Несомненно, он придумает, как вручить столь странный подарок, не уронив своего достоинства. И если она решила сделать из лорда Блейкли дурака, то она просчиталась. Однако скорее всего она просто хочет поставить его в тупик. Если она выдумает еще парочку столь же эксцентричных заданий, то эта проклятая гадалка уверена, что он отступится. А поскольку ее задания окажутся невыполненными, у него не будет доказательств ее мошенничества – и его кузен останется верен ее дурацким советам. Неприемлемо.

Судя по торжествующей поступи, с которой Дженни поднималась по ступенькам магазина, она придерживалась того же мнения.

Едва лорд Блейкли вошел в лавку, мозг его принялся лихорадочно искать выход из создавшегося положения. Он не обращал внимания на разговоры Неда и мадам Эсмеральды о какой-то, совершенно не относящейся к делу чепухе. Отрезы ярких многоцветных тканей украшали помещение, однако в его сознании они казались серыми тенями. Он даже не заметил, что бесцельно меряет шагами комнату, и едва разглядел мадам Эсмеральду, скрывшуюся в примерочной, расположенной в другом конце лавки. Ему хотелось сорвать со стены картинки с модными нарядами и порвать образцы тканей, разложенные в произвольном порядке на столе.

Гарет не любил проигрывать. Нет, он не даст одолеть себя какой-то обманщице. Ему нравилась эта игра, пока лорд был практически уверен, что победил цыганку. Однако ситуация сильно изменилась не в его пользу, и именно тогда, когда он почти предвкушал радость победы.

Задачи. Нет, это не может так дальше продолжаться.

Он повернулся к Неду, ерзавшему в нетерпении на краешке стула.

– Нед, – обратился к нему Гарет.

Юноша внимательно посмотрел на него.

– Как ты думаешь, мадам Эсмеральде понадобится шаль?

– Полагаю…

– Так иди и купи ее ей. – Гарет достал из кошелька несколько банкнот.

Нед нахмурился, его пальцы нервно согнули купюру.

– Почему бы модистке не подобрать ей что-нибудь подходящее? Все, что мне известно о женских шалях, можно вместить…

Гарет окинул Неда холодным взглядом:

– Думаю, шаль будет больше значить для нее, если ты выберешь ее лично. Как считаешь?

Несмотря на то что Неду эта идея не пришлась по душе, Гарет быстро справился с его робкими протестами, и вскоре кузен покинул лавку.

Дверь в мастерскую оставалась открытой. Оттуда показалась одна из портних, держа в руках красочный отрез шелка.

Гарет сделал глубокий вздох. Эта дурацкая шарада слишком затянулась.

– Мадам в состоянии меня принять?

Она чопорно вздохнула:

– Да, милорд. Как пожелаете, милорд.

Он остановился на пороге указанной служанкой комнаты. У ближайшей стены стояло большое зеркало, и отраженный в нем силуэт заставил маркиза поперхнуться, буквально застыв на месте.

Округлые бедра, высокая грудь. На мадам Эсмеральде не было надето модное платье. На ней не было надето практически ничего – кроме тонкой прозрачной длинной рубашки. Скорее всего, швея решила, что он любовник предсказательницы, иначе никогда бы не позволила ему сюда войти. Он непроизвольно сделал шаг вперед, устремившись к ней всем телом, подобно тому, как растения тянутся к солнцу.

Господи! Под этими цветастыми юбками, валявшимися теперь жалкой кучкой у ее ног, у мадам Эсмеральды была талия. У нее была потрясающая грудь. Находясь от нее на расстоянии пяти ярдов, он видел очертания ее ног, просвечивающие сквозь полупрозрачный муслин. Гарет разглядел даже твердые шишечки сосков. Роскошная грива волнистых волос скрывала спину, доходя до талии.

И она вовсе не относилась к популярному в обществе типу грациозной сильфиды. Нет, ее можно было скорее сравнить с греческой богиней плодородия, с округлыми, нежными формами. Ее полуоткрытые яркие губы замерли на мгновение, она словно застыла в ожидании кого-то, готовая увлечь его за собой…

Конечно, это ожидание вовсе к нему не относилось.

Слабый зов разума заставил Гарета остановиться. Однако в его голове больше не было места рациональным суждениям, нет, все, что там осталось, – это жадная страсть обладания. Его губы пересохли, и каждый мускул застыл в предчувствии, в ожидании явившегося ему чуда.

Дженни замерла, ее глаза расширились от охватившего ее ужаса. Если бы она была леди, он бы немедленно горячо извинился и покинул комнату. Однако ее принадлежность к иному социальному слою вовсе не способствовало благородству его реакций. Его сердце бешено забилось, и причиной тому был не просто представший пред ним образ прекрасной полуобнаженной женщины. Нет, он воочию ощутил, что именно так должно выглядеть искушение, которое она являла; оно манило его и подрывало его спокойствие. Уже давно никто не мог себе позволить потягаться с ним в интеллекте. Все это вызвало в нем страстное ожидание обладать, владеть ею. Заставить подчиниться во всем, в чем только женщина может подчиняться мужчине. Это была страсть, похоть в чистом и неприкрытом виде.

Эта женщина пытается сделать идиота из Гарета и простофилю из его юного кузена. Однако еще многое в ее личности было ему неясно. Поэтому он решил, что лучше всего будет спрятать его столь очевидную физическую реакцию под маской ледяной вежливости и светского поведения.

– Мадам Эсмеральда, – произнес Гарет, – вы победили. Не надо больше заданий. Не надо слонов.

Ее глаза сузились.

– Убирайтесь.

– Сотня гиней, если вы признаетесь Неду в своем обмане и исчезнете из нашей жизни.

Она набрала в легкие воздуха, ее грудь вздымалась от гнева и возбуждения. Она указала на дверь:

– Немедленно убирайтесь! Вон!

– Обдумайте мое предложение. Сомневаюсь, что вам удалось вытянуть из него больше за все ваше с ним знакомство. Скоро Нед перерастет ваши советы, а на эти деньги вы сможете прожить годы.

Дженни сделала глубокий вдох, ее потрясающие груди стали еще заметнее сквозь полупрозрачную рубашку.

– Я не уйду за сотню, – начала она.

Гарет попытался скрыть охватившее его желание за безразличным пожатием плечами.

– Две сотни.

Ее губы презрительно скривились, она гневно вскинула голову.

– Даже ни за две тысячи. Ни за десять.

– Да? – Он окинул оскорбительно-фамильярным взглядом ее рубашку. – Вы бы сделали это за десять тысяч, но вы сделаете это и за две сотни.

Она уставилась на него, ее пальцы сжались. Да, он заслужил пощечину, заслужил даже большего за нанесенные оскорбления. Если Гарет прав, и эта женщина действительно получила хорошее воспитание, она не потерпит клеветы, только что высказанной им в отношении ее характера. Но он не мог позволить, чтобы она оставалась так близко подле него. Он боялся своей реакции, боялся того, что может случиться, если она окажется на расстоянии вытянутой руки.

– В самом деле, мадам, если вы оставите свой праведный гнев, то и сами поймете, что это лучшее решение для всех.

Гарет склонил голову в сардонически вежливом поклоне и отступил в сторону дверного проема. Он закрыл за собой дверь, и оскорбительно-насмешливое выражение исчезло с его лица.

Задыхаясь от бешенства, он прислонился к стене. Поединок между ними был уже не просто конфликтом из-за будущего Неда. Нет, он стал чувственным, стал сексуальным.

Мадам Эсмеральда обладала выдающимся интеллектом. Она была лживая, беспринципная особа. И если она только поймет, как на него действует, то непременно воспользуется открывшимися преимуществами. Однако еще более идиотским было его желание того, чтобы она так и поступила. Он хотел, чтобы она дурачила его, одурманивала его разум, пока он не потеряет контроль и возьмет ее.

Гарет сжал руки в кулак. В свое время, путешествуя по джунглям Бразилии, он собрал коллекцию из более тысячи насекомых. Теперь он заставил их предстать перед своим мысленным взором. Тараканы. Ядовитые, мохнатые гусеницы. Личинки. Он думал о самых отвратительных созданиях, населяющих землю. Он представлял, как они ползают, роятся, окутывают ее тело, ее кожу. Он запретил себе думать о чем-либо еще, пока возбуждение не спало и образ ее тела не испарился из памяти.

* * *

Дженни так и не обрела хладнокровия к тому моменту, когда, трясущимися руками, завершила облачение в многочисленные драпировки шутовского наряда мадам Эсмеральды. Она была крайне обеспокоена тем фактом, что весь этот эксперимент привел к распространению лживого образа мадам Эсмеральды за пределы обычной сферы деятельности Дженни. Ко всему прочему, ей пришлось молча стоять, пока швея, заподозрившая худшее в ее отношениях с лордом Блейкли, презрительно примеряла ей новый наряд, втыкая многочисленные булавки и подшивая ткани черновыми стежками.

Однако вершиной всего стало победоносное явление маркиза, поведшего себя так, будто уже овладел ее телом. Он даже не побеспокоился прикрыть глаза. Дженни не знала, что показалось ей более оскорбительным – взгляды, которыми он ее одаривал, или его предположение, будто она согласится бросить Неда, если только маркиз предложит ей достаточно высокую цену.

Никогда с того самого первого дня, первого часа ее не привлекали деньги Неда. Она просто не могла допустить, чтобы бедный мальчик страдал, находясь под властью своего бездушного кузена.

Дженни вбежала в приемную комнату с распущенными волосами, разметавшимися по плечам.

Лорд Блейкли стоял прислонившись к стене рядом с раздетым манекеном. Его глаза удивленно раскрылись, когда она раздраженно захлопнула за собой дверь. Она не дала ему пошевелиться, ткнув его пальцем в грудь и разгневанно уставившись на его сиятельство.

– То, что вы игнорируете все вокруг себя, за исключением сухих и бездушных фактов, вовсе не означает, что все можно измерить цифрами.

Он потрясенно взглянул на нее.

– Какого черта?

Дженни снова толкнула его пальцем в грудь.

– Существуют вещи, которые не поддаются исчислению. Вас не интересует, что на самом деле беспокоит вашего кузена или зачем он решил ко мне обратиться. И не важно, какие бы цифры вы избрали – вы никогда не сможете понять его. Ни при помощи сотни гиней, ни даже за тысячу.

– Очень хорошо. – Маркиз глотнул воздуха, устремив глаза в потолок. Он даже не потрудился взглянуть на нее. – Я больше не буду пытаться вас подкупить.

– Этого недостаточно. Если вы не будете считать деньги, то займетесь другими исчислениями. Посчитаете, сколько раз я сделала точные предсказания, вычислите, насколько подробно я описала то, что должно случиться. Да прибавьте сколько угодно цифр в наши с Недом отношения, вы все равно ничего не поймете.

Нед доверял ей. Будь она проклята, если продаст его доверие за деньги. Она не позволит лорду Блейкли опустить ее до такого уровня.

Блейкли выпрямился.

– Вы можете отрицать факты хоть целый день, но именно на них строятся доказательства. Цифры и факты лишь основа для определенных выводов.

– Так вы называете то, что вы делаете, доказательствами, – резко возразила Дженни. – Нет, вы просто хватаете, протыкаете и пришпиливаете. Вам совсем неинтересно действительно подтверждать что-либо.

– Да что вы понимаете в научных доказательствах?

– О да, вы относитесь к тем ученым, что ловят жучков и пришпиливают их на картонку, чтобы изучить. А потом после нескольких месяцев упорных исследований их иссушенных останков делаете потрясающее открытие – оказывается, изучаемая особь мертва! И вы еще можете утверждать превосходство научных методов над человеческими эмоциями и чувствами!

Лорд Блейкли поднял голову и посмотрел на нее, словно пытаясь постичь некий скрытый смысл выражения ее лица.

– Я изучаю поведение животных. И для меня непременное правило – не убивать предмет исследований. Мертвые попугаи редко собираются в стаи.

– Нет нужды убивать аналогии, передергивая их, в дополнение к другим вашим прегрешениям.

Он окинул ее взглядом.

– Единственный вопрос, который меня волнует, – верите ли вы в собственную ложь или просто пытаетесь обмануть Неда. Я думаю, вы можете расценивать как комплимент с моей стороны идею, что вы слишком умны для последнего.

– Естественно. Вы не можете поверить в то, что невозможно попробовать или потрогать.

– Я верю в теорему Пифагора, хотя не могу попробовать ее. Я уверен, что есть некоторый смысл в теории Ламарка о наследовании приобретенных признаков. Но нет, я не верю в судьбу или предсказания будущего.

– В судьбу, предсказание будущего или в… чувства. – Дженни щелкнула пальцами перед его лицом. – Самые важные в жизни вещи нельзя собрать как пачку бумаги, чтобы сделать монографию.

Безразличие на его лице превратилось в холодную сталь.

– Монографию?

Она вздрогнула.

– Послушайте себя. Вы цитируете Ламарка вместо того, чтобы говорить о будущем вашего кузена. Я никогда не слышала вашего смеха. Я даже не видела, как вы улыбаетесь. Неудивительно, что Нед предпочитает слушать меня. Вы – холодный, бездушный автомат.

– Автомат? – Он пожал плечами и холодно отвернулся.

Дженни уже не было дела до его реакций.

– То, что вы столь же бесстрастны, как сухая коряга, и высохли, словно старая кость, вовсе не означает, что все вокруг вас должно одеревенеть и иссохнуть.

– Иссохнуть? – Его ноздри гневно раздулись, и подбородок пополз вверх, будто механическое повторение произносимых ею звуков предоставляло ему блестящие аргументы. Он взглянул на свою правую руку, непроизвольно сжавшуюся в кулак. Мускулы его шеи затвердели. Дженни отступила, слегка беспокоясь, что, возможно, перегнула палку. Мадам Эсмеральда никогда не позволяла гневу овладеть собой.

Он взглянул на нее, и ее сомнения замерзли, словно вода на морозе. В его глазах отразилась холодная, необитаемая пустыня, где гуляют вихри и кружат хлопья снега. Дженни почувствовала, как холод проник даже сквозь многослойный цыганский костюм, и ее пробила дрожь.

Когда лорд Блейкли заговорил, в его голосе совсем не чувствовалось эмоций.

– Вам бы следовало взять две сотни гиней. После всего того, что вы здесь устроили, мне доставит огромное удовольствие разоблачить вашу ложь.

* * *

К тому времени, когда карета подъехала к дому Блейкли, расположенному в сердце фешенебельного Мейфэра, где он жил в одиночестве, окруженный лишь многочисленной челядью, начал накрапывать дождь. Это был совсем не тот теплый тропический дождь, которым он привык наслаждаться в Бразилии, а холодная и безразличная изморось, типичное бедствие Лондона. Мелкие редкие капли проваливались в землю.

Так значит, он – холодный, бездушный автомат? Странно, почему тогда его так душит ярость. Гарет скрипнул зубами, вываливаясь из кареты. Слуги быстро окружили его, торопя зайти внутрь, прочь от непогоды.

Он отмахнулся от протянувшихся к нему рук.

– Оставьте меня. Я собираюсь на прогулку, – отрывисто бросил Гарет.

Слуги обменялись многозначительными взглядами – а его слуги часто обменивались взглядами, – но никто не мог помешать пэру[3] делать то, что ему вздумается.

Прогулки – эксцентрическая привычка, усвоенная им еще в Бразилии. Для него это был единственный способ спокойно предаться размышлениям. Вернувшись на родину, он привез эту привычку с собой. Однако она доставляла ему в Лондоне гораздо больше неудобств. Улицы были покрыты мусором, не было ставшей уже привычной «крыши» над головой – ни раскидистых деревьев джунглей, ни плотного балдахина. Но в таком состоянии, как сейчас, – когда мысли его находились в полном разброде и витали в облаках, а тело готово воспламениться, словно большой кусок трута, – ему просто необходимо было побродить в одиночестве по пустым улицам Лондона.

Гарет нырнул в окутавшую его темноту. Холодный дождь ручьями лил ему за ворот, но даже он не мог затопить охватившее его пламя бешенства. Бесчувственный, как деревянная колода?

Мадам Эсмеральда ошибалась. Вовсе не наука убивает эмоции и чувства. Нет, виновато это проклятое место, эти люди, этот титул. Он провел годы в дождливых джунглях, где жизнь и цвет немедленно появлялись, если существовал лишь малейший шанс на выживание. А здесь одни геометрические кирпичные здания следовали за другими геометрическими кирпичными зданиями, отделенными друг от друга лишь постоянно растущими кучами грязи. Задвинутые ставни окон, свернувшиеся листья редких деревьев, пучки еле живой травы. Лондон казался безжизненным. Дождь смыл все вокруг, кроме въевшихся городских запахов – угольной вони и специфического душка холодного, влажного камня.

Если город казался одиноким и заброшенным, его обитатели были еще хуже. Он покинул Лондон одиннадцать лет назад, поскольку светское общество действовало на него удушающе. Лишь строгая логика научных рассуждений, четкость доказательств, контроль, который, как ему казалось, удалось получить над окружающим его пространством, не давали умереть его жизненным силам, подпитывали его ум и сердце после возвращения в этот ненавистный город. Он понял уже давно, что никогда не сможет почувствовать себя здесь своим. В течение последних месяцев только по утрам, проводимым им за изучением научных дневников, которые вел в Бразилии, он имел возможность удостовериться, что в нем еще сохранилось что-то от Гарета. Все остальное, что оставалось ему, – бесконечные обязанности лорда Блейкли, пэра Англии.

Гарет смахнул капли дождя с плеч и, вздохнув, огляделся. Он пробирался через кучи грязи и глины уже более получаса. Он промок до костей и, несмотря на яростные мысли и быстрый шаг, жутко замерз.

Неосознанно ноги привели его в ту часть Лондона, где жила мадам Эсмеральда. Улицы здесь были грязнее, чем в родном районе Гарета, коричневые ручьи окаймляли обильно покрытые лошадиным навозом камни мостовой. Однако квартал этот вовсе не относился к числу опасных. Жившим здесь семьям было далеко до респектабельности, но они стояли чуть выше черты бедности.

Он нашел ее окна. Почти у самого фундамента, под лестничным маршем. Они светились оранжевым светом, напомнившим ему о горячем чае и пылающем камине. Чувство гнева, горячее и нерациональное, поднялось в нем, когда он подумал, что она сидит в теплой, уютной комнате, а он рыщет под дождем, как какой-то грязный, мокрый африканский хищник.

Его реакция на нее была столь же нерациональной и нелогичной, как и сама мысль о гадалке, вопрошающей духов о грядущих событиях. Это было так же глупо, как и ее предложение посвататься к леди с фигуркой слона, вырезанной из кости. Так же необъяснимо, как отказ обманщицы взять несколько сотен гиней за ничегонеделание. Наверное, именно поэтому он направился к ее двери, тяжело ступая по холодной, мокрой лестнице, ведущей вниз.

У него внезапно возник образ того, как он спорит с ней, доказывает ей, объясняет сущность научных доказательств и доводов. Ему хотелось так же вышибить из нее дух своими словами, как это недавно сделала она с ним. Он мечтал, чтобы она почувствовала тот же дисбаланс, который сейчас ощущает он сам. Он надеялся победить, доказать ей, что она – не права, а он прав. Как глупо, как непродуманно, как…

Он постучал в дверь.

Он ждал.

Мадам Эсмеральда открыла дверь. Она держала в руках высокую свечу, пламя которой освещало ее лицо; он заметил, как расширились ее зрачки, когда женщина увидела, кто стоит на пороге. Она не произнесла ни слова – не пригласила его войти, просто встала в дверях и уставилась на него с нескрываемым любопытством.

На ней уже не было этого идиотского цыганского костюма. Напротив, ее фигура оказалась практически скрыта под простым темным шерстяным платьем. Лишь узкая полоска рубашки едва виднелась в горловине выреза. Эта деталь напомнила ему о дневном происшествии. О ее прекрасном, нежном теле, которое отделяло от его руки лишь два слоя одежды и немного проклятого воздуха. Комок застрял у него в глотке, темный туман окутал голову, затмив в сознании тщательно продуманную гневную филиппику.

Она обхватила себя рукой, словно это ей надо было защищаться от него.

– Знаете, как я докажу, что вы обманщица? – отрывисто бросил Гарет сиплым от волнения голосом.

Она продолжала с удивлением смотреть на него.

– Потому что вы не правы. Вы совершенно, абсолютно не правы.

Он попытался вспомнить заготовленную речь. «Наука – это поиск ответов. Именно это возвышает нас над теми, кто не задается вопросами».

Но прежде, чем начать, Гарет совершил колоссальную ошибку – он посмотрел в глаза мадам Эсмеральды. Он думал, что у нее черные глаза цыганки, но сейчас, с расстояния всего восемнадцати дюймов[4], при ярком свете свечи он понял, что на самом деле они насыщенно голубого цвета.

От этого простого наблюдения кровь отлила от головы. Вся его четко спланированная защита научного строя мышления мгновенно испарилась. Вместо этого Гарет шагнул ей навстречу. Он позволил защитной завесе упасть с его глаз, позволил ей увидеть, что за ад творится в его душе.

Она втянула воздух.

– Почему вы сказали, что я не права? – Ее голос задрожал на последнем слове.

– Я – не автомат. – Слова возникли откуда-то из самой его глубины, возможно из области солнечного сплетения, во всяком случае, за их появление явно не был ответственен полностью отключившийся разум.

Гарет шагнул еще ближе. Она по-прежнему смотрела ему прямо в глаза, так же как и он не в силах отвести взгляд. Ее грудь поднималась и опускалась в соответствии с модуляциями ее голоса. Он чувствовал вкус ее дыхания, ловил губами его сладость.

Дотянуться и потушить свечу было действием, показавшимся ему актом самосохранения. Он надеялся избавиться от чувственных образов, прежде чем они охватят безумием его плоть. Гневное шипение, и свет растворился в его влажных пальцах. Ее глаза исчезли в плотной ночной темноте.

Но это не помогло. Он по-прежнему ощущал ее, чувствовал сладость ее дыхания на кончике языка. И уличный фонарь давал достаточно света, чтобы увидеть, как она облизывает губы. Жар охватил его.

– Я сделан вовсе не из дерева! – снова воскликнул Гарет.

На этот раз его рука дотянулась до теплой кожи ее щеки. И опять эта глупая женщина не отодвинулась, не скрылась прочь. Она даже не пошевелилась, когда он приподнял ее подбородок. Вместо этого ее губы сложились в нежное, робкое приветствие. Дыхание ее уст достигло его обоняния и уничтожило остаток разума. Прикосновения его пальцев, казалось, воспламенили ее плоть. Он наклонил голову, и ее губы оказались в соблазнительном дюйме от него.

– Однако более всего, – проговорил Гарет хриплым голосом, – будь я проклят, если позволю называть себя бесстрастным.

Загрузка...