Глава 4. В Париж

Лисе и Булле дошли от часовой лавки «ЛАНГФРАКК» до Ратушной площади и сели в автобус до аэропорта. Час спустя они вышли из автобуса и ступили в огромный терминал, где сновало видимо-невидимо людей. Встали в очередь у касс компании «Эр Франс». Пока они стояли, Лисе показалось, что среди голосов людей, топота туфель и объявлений по радио она услышала знакомый звук. А именно жалобный скрип несмазанного колеса. Она быстро обернулась, но увидела только незнакомые лица спешащих путешественников. Тогда девочка принюхалась, не чувствуется ли среди множества ароматов запаха сырого мяса и грязных носков. Но нет, ничего такого. «Должно быть, это скрипели колесики чьей-то хозяйственной сумки», – подумала Лисе. И тут же чей-то жесткий палец вонзился ей в спину. Она резко обернулась. Это был Булле.

– Восстань из мертвых, сейчас наш черед, – сказал он.

Они подошли к невероятно красивой даме с невероятно загорелым лицом и невероятно белыми волосами.

– Чем я могу тебе помочь, дружок? – спросила она.

– Два билета в Париж, пожалуйста, – сказала Лисе.

– Тебе и еще кому?

Из-под стойки прозвучал раздраженный ответ:

– Мне, конечно!

Дама поднялась, посмотрела за стойку.

– Вот как. С вас три тысячи пятьсот крон.

Лисе положила на стойку деньги. Дама пересчитала двадцать сотенных купюр, но потом остановилась и подняла бровь, когда увидела две тысячекроновые купюры.

– Это что, шутка? – спросила она.

– Шутка? – не поняла Лисе.

– Ну да. Эти купюры недействительны. Они выпущены в… – Она присмотрелась. – В тысяча девятьсот пятом году. Они давным-давно вышли из обращения. У вас есть купюры нашего времени?

Лисе покачала головой.

– Я очень сожалею, но тут хватает только на один билет до Парижа.

– Но… – в отчаянии начала Лисе. – Но…

– Вот и прекрасно, – раздался голос из-под стойки. – Дайте нам один билет.

Лисе посмотрела вниз, на Булле. Он кивнул.

Когда она опять подняла голову, дама уже протягивала ей готовый билет.

– Счастливого пути в Париж! Я надеюсь, тебя там встретят взрослые.

– Я тоже, – тихо вздохнула Лисе и посмотрела на билет и на старые тысячекроновые бумажки Распы. – Что нам теперь делать? – спросила она в отчаянии, когда они стали приближаться к контролю безопасности.

– Спокойно, – сказал Булле. – У меня есть одна мыслишка.

– Мыслишка? Какая?

– Та, что ты поедешь одна, – сказал Булле.

Лисе в ужасе посмотрела на него.

– Од-дна?

Надо же, она тоже стала заикаться.


Когда Лисе входила в самолет, благоухающая всеми приятными запахами стюардесса с яркой помадой на губах улыбнулась:

– Ой, у тебя целых два ранца?

– Много уроков, – буркнула Лисе.

Вид у девочки был усталый, она явно нуждалась в помощи.

– Давай я тебе помогу.

Стюардесса подхватила ранцы, положила их между двумя сумками на колесиках на полку для багажа и захлопнула крышку.

Лисе нашла свое место, пристегнула ремень безопасности и выглянула в окно. Снаружи не было ни души, только ехали автомобиль-цистерна с горючим и похожий на игрушечный поезд из тележек с чемоданами. На крыльях самолета тоже никого не было. Ни на правом, ни на левом. Вроде бы все нормально. Но до взлета оставалось еще несколько минут.

Лисе изучила брошюру с инструкциями по безопасности: на картинках люди с необыкновенно жизнерадостным видом ползли к выходу из самолета по подсвеченной указателями дорожке. Она зевнула. День был очень тяжелым, ночью она почти не спала. Она закрыла глаза, и тут же в голове зазвучали слова женщины из часовой лавки «ЛАНГФРАКК»: «Только смерть может изменить историю. Изменить высеченное в камне можно только ценой собственной жизни».

С этими словами Лисе заснула и не заметила, как самолет запустил двигатели и взлетел. Земля под ним провалилась вниз, Осло становился все меньше и наконец исчез. Потом исчезла суша, и они полетели над морем. А потом суша опять появилась внизу, но она звалась уже Германия и Нидерланды. Когда они в конце концов стали снижаться над Парижем и Лисе проснулась от голоса капитана, который призывал пристегнуть ремни безопасности, было уже темно и под крылом мерцали тысячи огней. Лисе знала, что там внизу живут миллионы людей. А она была всего лишь маленькой девочкой с Пушечной улицы. Лисе почувствовала себя ужасно одинокой и закусила нижнюю губу, чтобы та не дрожала.

Они приземлились в огромном аэропорту, названном в честь какого-то президента-покойника по имени Шарль[6]. Стюардесса помогла Лисе снять с полки ранцы, утешительно похлопала ее по щеке и прощебетала, что желает приятно провести выходные в Париже. Лисе шла по длинным коридорам, стояла на длинных движущихся лентах эскалаторов, ждала в долгих очередях перед паспортным контролем. Потом поменяла остаток норвежских денег на евро и осталась почти без сил, когда, выйдя из здания терминала, поставила на заднее сиденье такси ранцы и села рядом.

– У аллеву?[7] – спросил шофер.

Лисе не знала по-французски ни слова, но что может спросить таксист первым делом? Куда ехать, что же еще. И тут до нее дошло, что во всей этой суматохе она совершенно забыла название пансиона. Она помнила лишь, что в названии упоминается картошка.

– Пансион «Картофель», – предположила она и крепко прижала к себе ранцы.

– Кеске восаве ди?[8] – произнес шофер вопросительным тоном и посмотрел на нее в зеркало.

– Э-э, – сказала она. – «Картофельные крокеты»?

Шофер повернулся к ней и спросил «У?» уже громче и раздраженным тоном.

Обычно в голове у Лисе все было разложено по полочкам, но сейчас там царил страшный кавардак.

– «Картошка», – сделала она еще одну попытку и почувствовала, как к горлу подкатывают слезы.

Шофер покачал головой.

– Пансион «Картофельное пюре»?

Шофер разразился длинной французской тирадой, которая вряд ли была формулой вежливости. Потом наклонился к задней двери рядом с Лисе, открыл ее, крикнул: «Аут!» – и резким жестом показал на улицу.

– Пансион «Пом фри!»

Шофер так и застыл, глядя на Лисе. А все потому, что голос, произнесший эти слова, не был похож на голос маленькой девочки, сидевшей на заднем сиденье. И, кроме того, исходил он совсем не от нее, а из школьного рюкзака рядом с ней.

– А, – сказал шофер и просветлел. – Пансион «Ле пом фри»?

Лисе закивала изо всех сил.

Шофер, посмеиваясь, закрыл дверь, завел машину и поехал.

Лисе откинулась на заднем сиденье и облегченно вздохнула.

Рядом с ней кто-то прошептал:

– Эй! Может быть, пора выпустить меня на свободу?

Лисе ключиком отперла замок и открыла молнию на передней стороне рюкзака. Оттуда мигом вылез крохотный мальчишка с огромными веснушками и ярко-рыжим чубом, как у Элвиса Пресли.

– Да здравствует прекрасный воздух свободы, к черту пыль темницы жуткой, – провозгласил Булле и сел рядом с Лисе, сцепив руки за головой.

Он выглядел как ни в чем не бывало, разве что волосы были взъерошены больше обычного.

– Итак, мамуля Лисе, во время полета ты, конечно, ужасно волновалась, как я там?

– Вообще-то, не очень, – сказала Лисе. – Я спала. А что делал ты?

– Я читал книгу «Животные, которых, на твой взгляд, лучше бы не было», пока не разрядилась батарейка карманного фонарика. Кстати, там было написано о конголезском слоне цеце.

– О конголезском слоне цеце? – переспросила Лисе и тут же пожалела об этом.

– Он большой, как дом, и страдает нарколепсией, – пустился в объяснения Булле. – Другими словами, он в любой момент может – брык! – заснуть и упасть. Поэтому лучше держаться от него на безопасном расстоянии, если не хочешь, чтобы тебе на голову свалились восемнадцать тонн конголезского слона. Несколько лет назад один цирк опростоволосился и купил в одном магазинчике живой природы в Лиллесанде огромного слона. Но покупатели не знали, что это был как раз…

– …конголезский слон цеце, – перебила Лисе со вздохом и посмотрела в окно.

– Именно, – сказал Булле. – Во время первого же представления слон заснул, и всем работникам цирка пришлось выкапывать из песка три поколения русских воздушных гимнастов.

– Ой, перестань, нет таких слонов!

– Еще как есть! Мой дедушка видел несколько экземпляров в Токийском зоопарке. Их привезли прямо из джунглей Конго, и из-за разницы во времени слонам казалось, что они все еще летят на самолете. И поэтому они спали…

Подобным образом Булле продолжал развлекать себя и Лисе до тех пор, пока таксист не остановил машину со словами:

– Мадам-е-месье, пансион «Пом фри».

Они стояли перед высоким узким домом с такими кривыми стенами, будто каменщики, которые его строили, злоупотребляли красным вином. Зато у него были очаровательные маленькие балконы и светившаяся в темноте вывеска, где, вообще-то, должно было быть написано: PENSIONAT LES POMMES FRITES[9]. Но часть букв не горела, поэтому получилось: PEN ONAT LES POMM F I S[10].

Лисе расплатилась за поездку, и они вышли из такси. Издали доносились звуки аккордеона и хлопки пробок от шампанского.

– Ах… – Булле закрыл глаза и потянул носом воздух. – Париж!..



Они вошли в пансион. За стойкой регистрации стояли улыбающаяся краснощекая женщина и приятный толстячок. Лисе они напомнили ее родителей, оставшихся дома на Пушечной улице.

– Бон суар[11], – произнесла женщина.

Лисе поняла, что ей сказали что-то хорошее, поэтому она ответила: «Добрый вечер!», слегка поклонилась и толкнула Булле, чтобы тот отвесил глубокий поклон. Она знала: поклониться никогда не помешает, глубоко или не очень – неважно. Как оказалось, это работало и в Париже, потому что двое за стойкой заулыбались пуще прежнего.

– Доктор Проктор? – вопросительно сказала Лисе и приготовилась к новому циклу языковых недоразумений.

Но к ее радости, лицо румяной женщины расцвело:

– О, лё профессёр!

– Да, – сказали хором Лисе и Булле и усиленно закивали.

– Восе фамий?[12] – спросила женщина.

На это Лисе и Булле ничего не смогли ответить и только молча уставились на нее.

– Парле ву франсе?[13] – осторожно спросил мужчина.

– Ты чего головой качаешь? – прошептал Булле.

– По-моему, он спросил, говорим ли мы по-французски, – шепотом ответила Лисе.

Двое за стойкой принялись совещаться между собой. Глядя на них, Лисе и Булле решили, что французский язык очень трудный даже для французов. Чтобы собеседник понял тебя, приходится подключать лицо, обе руки, все пальцы – да что там, все тело.

Наконец женщина схватила один из ключей, висевших на доске у нее за спиной, вышла из-за стойки и приглашающе махнула рукой Булле и Лисе. Она отвела их на двадцать шесть ступенек вверх и на полкоридора в сторону, где и отперла одну из дверей. Номер был меблирован очень просто: две кровати, маленький диван, шкаф и письменный стол, заваленный горой исписанной бумаги. Ну и дверь в ванную, где, видимо, как раз шел ремонт, потому что на полочке под зеркалом рядом с двумя стаканами для чистки зубов лежали молоток, отвертка и тюбик клея. У одной стены стояла ванна. Из проржавевшей трубы капала вода. Пока Булле раскладывал туалетные принадлежности на полочке, Лисе положила рюкзак у письменного стола. Тут-то она и заметила посреди стола рисунок. Изображена была ванна, точно такая же, как та, что в ванной комнате за дверью. Под рисунком теснилось множество цифр. Кто-то долго считал, некоторые вычисления были очень сложные. Похоже, здесь надо было считать в уме, умножать и делить.

– Что это? – спросил Булле, выйдя из ванной.

– Не знаю, – сказала Лисе. – Но почерк очень похож на почерк доктора Проктора.

– А вот это похоже на мотоциклетный шлем доктора Проктора, – сказал Булле, открыв дверь шкафа и обнаружив коричневый кожаный шлем. – И на его длинные белые подштанники.



Краснощекая и очень французская женщина защебетала что-то по-французски. Она драматически размахивала руками, без конца повторяла «Эвапоре!»[14] и один раз пальцами изобразила летящую птицу.

– Он исчез, – сказала Лисе.

– Я так и понял, – сказал Булле.

Румяная француженка, растопырив пальцы, вопросительно показала на Булле и Лисе, потом на свой рот.

– Как ты думаешь, что она спрашивает? – спросила Лисе.

– Сколько пальцев можно запихнуть в мой рот? – предположил Булле.

– Чушь. Она спрашивает, хотим ли мы есть.

Лисе низко поклонилась и кивнула, потом подтолкнула Булле, который тоже поклонился и кивнул.

Приветливая француженка отвела их на кухню и пригласила к столу, потом принесла им по куриной ножке, или куриному крылышку, или еще чему-то в этом роде. Главное, это было потрясающе вкусно. Булле так объелся, что даже – о ужас! – рыгнул. Он тут же вскочил и весьма учтиво раскланялся – он считал, что это ему очень здорово удается. Кроме того, он произнес длиннющее извинение в стихах, и женщина с мужчиной громко расхохотались, хотя вряд ли поняли хоть одно слово. Закончив речь, Булле зевнул, да так, что казалось, голова его развалится на две части.

Дама вышла и вернулась с двумя комплектами постельного белья, которые передала им вместе с ключом от номера доктора Проктора.

Пока Лисе и Булле разбирали свои постели, Булле сказал, что куриные ножки были такими маленькими, словно курицы были не курицы, а лягушки. Оба рассмеялись: ну кто же будет есть лягушачьи лапки?

– Гм, – сказал немного погодя Булле. – Почему твоя постель выглядит аккуратней моей?

– Потому что одеяло лучше заправлять в пододеяльник, а не в наволочку, – вздохнула Лисе и подошла к постели Булле, чтобы помочь ему.

Потом они отправились в ванную чистить зубы.

– Как нам найти профессора? – сказала Лисе.

– Я слишком устал, чтобы думать, – зевнул Булле, почти закрыв глаза, и отодвинул отвертку на полке, чтобы взять тюбик пасты. – Разберемся завтра.

– Но как мы сможем его найти, если никто не понимает, что мы говорим?

– А мы завтра выучим французский, – сказал Булле.

– Завтра? Это невозможно.

– Да что в этом сложного? Здесь ведь даже дети говорят по-французски.

Булле выдавил немного пасты из тюбика на зубную щетку и стал старательно чистить зубы.

– На это уйдут недели и месяцы, – сказала Лисе. – А как мне кажется, у нас нет этого времени.

– Мы запросто справимся, – буркнул Булле. – В понедельник у меня репетиция в оркестре.

– Перестань нести вздор, Булле. Я серьезно.

Она повернулась к своему другу. Булле улыбался ей, демонстрируя белые как снег зубы. Невероятно белые, по правде говоря. Лисе в жизни еще не видела у него таких белых зубов. Булле был не из тех, кто чистит зубы с утра до вечера.

– Булле, что случилось с твоими зубами? – спросила она. – Булле! Отвечай!

Но Булле продолжал улыбаться белозубой улыбкой, словно его нижние зубы приклеились к верхним. «Да ведь так оно и есть!» – поняла Лисе, заметив ужас в его глазах и то, как дико Булле размахивал зубной щеткой. Она взглянула на полочку с зеркалом. Тюбик с зубной пастой был по-прежнему закрыт, а колпачок с лежащего рядом тюбика клея снят.



Она схватила тюбик и громко прочитала:

– «Быстродействующий суперклей доктора Проктора». Булле, ты взял не тот тюбик!

Булле виновато пожал плечами, улыбаясь идиотской белозубой улыбкой.

Лисе вздохнула и стала копаться в своей сумочке, пока не нашла пилочку для ногтей.

– Стой смирно! – скомандовала девочка. – Помогай!

Булле обеими руками растянул губы, Лисе просунула пилочку в правый угол его рта и стала пилить. Булле напевал «Марсельезу», а Лисе медленно продвигалась слева направо, отделяя его верхние зубы от нижних.

– Ну и ну! – сказал Булле, когда она закончила и он посмотрел на себя в зеркало. – Ты только взгляни на мои белые зубы! Теперь они наглухо запломбированы, в них никогда не будет ни единой дырки, мамуля Лисе. Мне больше в жизни не придется ходить к зубному. – Он схватил тюбик клея. – Хочешь тоже попробовать?

– Спасибо, не надо. Как ты думаешь, зачем здесь лежит Быстродействующий суперклей доктора Проктора? Вместе с напильником и всем прочим?

– Элементарно, – сказал Булле. – Доктор ремонтировал ванну.

– Может быть, – зевнула Лисе. – На сегодня хватит размышлений.

Но когда они уже легли спать, Лисе долго не могла заснуть, прислушиваясь к тому, как в ванной падают капли. Они напоминали ей печальные вздохи. С улицы доносились далекий гул машин и звуки аккордеона. И еще какой-то скрип – то ли уличного фонаря, раскачивающегося на ветру, то ли роликового конька на деревянной ноге.

Хотя неудивительно, что в голову лезли странные мысли: вокруг сгустилась тьма, а Лисе была одна в большом незнакомом городе. Она посмотрела на Булле. Ну, все равно что одна.

«Завтра, наверное, будет веселее», – подумала Лисе.

И как в воду глядела.

Загрузка...