2

Около одиннадцати мистер Меткаф отложил кроссворд в сторону. В прихожей, подле двери, ведущей в огород, он держал всевозможные садовые инструменты особого образца: специально предназначенные для людей пожилых. Он выбрал тот, что был совсем недавно прислан, не спеша вышел на солнышко и стал расправляться с подорожником нa лужайке перед домом. У инструмента этого был красиво обшитый кожей черенок, плетеная рукоятка и на конце лопаточка нержавеющей стали; работать им было одно удовольствие, и почти безо всяких усилий мистер Меткаф скоро уже изрыл довольно большой участок маленькими аккуратными ямками.

Он остановился и крикнул в сторону дома:

– Софи, Софи, выйди посмотри, что я сделал. Наверху в окне показалась голова жены.

– Очень мило, дорогой, – сказала она.

Ободренный Меткаф вновь принялся за дело. Но тут же окликнул идущего мимо Боггита.

– Отличная штука этот инструмент, Боггит.

– Угу.

– Как по-вашему, в эти ямки стоит что-нибудь посеять?

– Не.

– Думаете, трава все заглушит?

– Не. Подорожник опять вырастет.

– Думаете, я не уничтожил корни?

– Не. У них так вот макушки пообрубаешь, а корни только пуще в рост пойдут.

– Что ж тогда делать?

– А подорожник, его никак не одолеешь. Он все одно опять вырастет.

И Боггит пошел своей дорогой. А мистер Меткаф е внезапным отвращением взглянул на свою новую игрушку, досадливо приткнул ее к солнечным часам и, сунув руки в карманы, уставился вдаль, на другую сторону долины. Даже на таком расстоянии ярко-фиолетовая клумба леди Пибери резала глаз, она никак не сочеталась с окружающим ландшафтом. Потом взгляд Меткафа скользнул вниз, и на лугу, среди коров Уэстмейкота, он заметил незнакомые фигуры и стал с любопытством вглядываться.

Какие-то двое – молодые люди в темных городских костюмах – сосредоточенно занимались чем-то непонятным. С бумагами в руках, поминутно в них заглядывая, они расхаживали большими шагами по лугу, словно бы измеряли его, присаживались на корточки, словно бы на глазок прикидывали уровень, тыкали пальцем в воздух, в землю, в сторону горизонта.

– Боггит, – встревоженно позвал мистер Меткаф, – подите-ка сюда.

– Угу.

– Видите тех двоих на лугу мистера Уэстмейкота?

– Не.

– Не видите?

– Этот луг не Уэстмейкотов. Уэстмейкот его продал, – Продал! Господи! Кому же?

– Кто его знает. Приехал какой-то из Лондона, остановился в «Брейкхерсте». Слыхать, немалые деньги за этот луг отвалил.

– Да на что ж он ему понадобился?

– Кто его знает, а только вроде надумал дом себе строить.


Строить. Это чудовищное слово в Мачмэлкоке решались произносить разве что шепотом. «Проект застройки», «Расчистка леса под строительство», «Закладка фундамента» – эти непристойные слова были вычеркнуты из благовоспитанного словаря здешней округи и лишь изредка со смелостью, дозволенной одним только антропологам, их применяли к диким племенам, обитающим за пределами здешнего прихода. А теперь этот ужас возник и среди них, точно роковой знак чумы на домах в «Декамероне».

Оправившись от первого потрясения, мистер Меткаф приготовился было действовать – мгновение поколебался: не ринуться ли вниз, бросить вызов врагу на его же территории, но решил – нет, не стоит, сейчас требуется осмотрительность. Надо посоветоваться с леди Пибери.

До ее дома было три четверти мили; обсаженная кустами дорога вела мимо ворот, через которые можно было пройти на луг Уэстмейкота; и мистеру Меткафу уже виделось, как в скором времени на месте этих шатких ворот и глубокой, истоптанной коровами грязи появятся кусты золотистой бирючины и красный гравий. Над живой изгородью словно уже мелькали головы чужаков, на них были торжественнее черные городские шляпы. Мистер Меткаф печально проехал мимо.

Леди Пибери сидела в малой гостиной и читала ромам; с детства ей внушали, что благородной даме с утра читать романы тяжкий грех, и потому сейчас она все же чувствовала себя немножко виноватой. Она украдкой сунула книгу под подушку и поднялась навстречу Меткафу.

– А я как раз собиралась выйти, – сказала она. Меткафу было не до учтивости.

– У меня ужасные новости, леди Пибери, – начал он без предисловий.

– О господи! Неужто у бедняги Кратуэла опять недоразумения с бойскаутским счетом?

– Нет. То есть да, опять не сходится на четыре пенса, только на этот раз они лишние, а это еще хуже. Но я к вам но другому делу. Под угрозой вся наша жизнь. На лугу Уэстмейкота собираются строить. – Коротко, но с чувством он рассказал леди Пибери о том, что видел.

Она слушала серьезно, сумрачно. Меткаф кончил, и в маленькой гостиной воцарилась тишина; только шесть разных часов невозмутимо тикали среди обитой кретоном мебели и горшков с азалиями.

– Уэстмейкот поступил очень дурно, – сказала наконец леди Пибери.

– По-моему, его нельзя осуждать.

– А я осуждаю, мистер Меткаф, сурово осуждаю. Просто не могу его понять. И ведь казался таким приличным человеком… Я даже думала сделать его жену секретарем нашего Дамского кружка. Он должен был прежде посоветоваться с нами. Ведь окна моей спальни выходят прямо на этот луг. Никогда не могла понять, почему вы сами не купили эту землю.

Луг сдавался в аренду за три фунта восемнадцать шиллингов, а просили за него сто семьдесят фунтов да плюс церковная десятина и налог на доход с недвижимости. Леди Пибери все это прекрасно знала.

– Когда он продавался, его любой из нас мог купить, – довольно резко ответил Меткаф.

– Он всегда шел заодно с вашим домом.

Мистер Меткаф понял: еще немножко и она скажет, что это он, Меткаф, поступил очень дурно, а ведь всегда казался таким приличным человеком.

И в самом деле, мысль се работала именно в этом направлении.

– А знаете, вам еще сейчас не поздно его перекупить, – сказала она.

– Нам всем грозит та же беда, – возразил мистер Меткаф. – По-моему, надо действовать сообща. Ходж, когда прослышит про это, тоже не очень-то обрадуется.


Полковник Ходж прослышал и, конечно, не очень-то обрадовался. Когда мистер Меткаф вернулся домой, тот его уже поджидая.

Слыхали, что натворил этот негодяй Уэстмейкот?

– Да, – устало ответил Меткаф, – слышал.

Беседа с леди Пибери прошла не совсем так, как он надеялся. Эта дама вовсе не жаждала действовать.

– Продал свой луг каким-то спекулянтам-подрядчикам,

– Да, я слышал.

– Странное дело, а я всегда думал, что этот луг ваш, – Нет, не мой.

– Он всегда шел заодно с домом.

– Знаю, только мне он был ни к чему.

– Ну вот, а теперь все мы попали в переделку. Как вы думаете, они продадут его вам обратно?

– Еще вопрос, хочу ли я его покупать. Они, наверно, запросят за него как за участок под застройку – семьдесят, а то и восемьдесят фунтов за акр.

– Может, и побольше. Но, помилуйте, приятель, неужели ото вас остановит! Вы только подумайте, если у вас перед окнами вырастет целый дачный поселок, вашему дому будет грош цена.

– Ну, ну, Ходж, с чего вы взяли, что они понастроят дач?

– Не дачи, так виллы. Уж не собираетесь ли вы стать на сторону этих молодчиков?

– Нет, конечно. Что бы они тут ни построили, нам всем придется несладко. Я уверен, на них можно найти управу. Существует Общество защиты сельской Англии. Им это, наверно, Судет небезразлично. Можно бы подать жалобу в Совет графства. Написать в газеты, обратиться в Отдел надзора за строительством. Главное – нам надо держаться всем заодно.

– Ну да, много от этого будет толку. Забыли, сколько всего сейчас строят в Метбери?

Мистер Меткаф вспомнил и содрогнулся.

– По-моему, это один из тех случаев, когда все решают деньги. Вы не пробовали прощупать леди Пибери?

Впервые за время знакомства мистер Меткаф ясно почувствовал, что полковник Ходж может быть грубоват. – Пробовал. Она, понятно, весьма озабочена.

– Этот луг всегда назывался «Нижняя Хандра», – сказал полковник, возвратись к своему прежнему, вдвойне оскорбительному ходу мысли. – Так что, в сущности, это не ее забота.

– Это наша общая забота,– возразил Меткаф.

– Не понимаю, чего вы ждете, скажем, от меня, – сказал полковник Ходж. – Мое положение вам известно. А всему виной наш священник – каждое воскресенье проповедует большевизм.

– Нам надо собраться и все обсудить.

– За этим дело не станет. Ближайшие месяца три у нас только и разговору будет что про это строительство.

Сильней всего грозная весть расстроила Хорнбимов. Они услыхали ее от поденщицы, которая дважды в неделю приходила из деревни грабить их кладовую. По простоте душевной она думала – все городские джентльмены будут рады, что их полку прибыло; Хорнбима она по-прежнему считала горожанином, несмотря на его бороду и домотканую одежду, и потому с гордостью сообщила ему эту новость: вот, мол, обрадуется.

Обитателей Старой Мельницы объяли тревога и уныние. Здесь не вспыхнул гнев, как в «Усадьбе», никто никого не осуждал, как в «Имении», никто не призывал к действию, как в «Поместье». Здесь воцарилась безысходная печаль. У миссис Хорнбим, которая лепила свои горшки и крынки, опустились руки. Мистер Хорнбим уныло сидел за ткацким станком. То был час, который они обычно посвящали работе – сидели в разных концах бревенчатого сарая и занимались каждый своим ремеслом. В иные дни они напевали друг другу обрывки и припевы народных песен, а тем временем пальцы их хлопотливо мяли глину и направляли челноки. Сегодня они сидели молча и по примеру японских мистиков пытались отогнать новую напасть в небытие. Им ото неплохо удалось с полковником Ходжем и его эрдельтерьером, с войной в Абиссинии и с очередным ежегодным приездом мистера Хорнбима-старшего, однако новая напасть не перешла в небытие даже к заходу солнца.

Миссис Хорнбим подала неприхотливый ужин: молоко, изюм, сырую репу. Мистер Хорнбим отвернулся от своей деревянной тарелки.

– Художнику нет места в нынешнем мире, – сказал он.– Ведь нам только и надо от их бездушной цивилизации, чтобы нас оставили в покое, чтобы был у нас лоскут земли да клочок неба над головой и мы жили бы тихо-мирно и делали бы красивые, радующие глаз вещи. Кажется, нам совсем немного надо. Мы оставляем им и их машинам весь земной шар. Но им все мала Они гонят нас и травят. Они знают: пока существует хотя бы один-единственный уголок, где живы еще красота и порядочность, это им постоянный укор.

Темнело. Миссис Хорнбим кремнем высекла огонь и зажгла свеча. Потом подошла к арфе, щипнула струны, извлекла несколько щемящих звуков.

– Может быть, мистер Меткаф этому помешает,– сказала она.

– Подумать только, вся наша жизнь зависит от такого вот вульгарного господина.

Так он был настроен, когда получил приглашение от мистера Меткафа прибыть назавтра днем в «Имение Мачмэлкок» посовещаться с соседями.


Выбор места для этой встречи был задачей весьма тонкой, ибо леди Пибери отнюдь не желала отказаться от главенства в здешнем обществе, но играть первую скрипку именно в этом деле ей вовсе не улыбалось, хотя, с другой стороны, оно слишком задевало ее интересы, и потому просто от него отмахнуться она не могла. Вот почему приглашения рассылал и подписывал мистер Меткаф, но собраться все должны были у нее в малой гостиной – это напоминало совещание министров в королевском дворце.

За день леди Пибери лишь утвердилась в своем мнении, и оно полностью совпало с суждением полковника Ходжа: «Мы попали в беду из-за Меткафа – зачем с самого начала не купил луг, вот пускай теперь и вытаскивает нас всех». И хотя в присутствии Меткафа ничего столь решительного сказано не было, он, конечно же, почувствовал общее настроение.

Он приехал последним. Леди Пибери встречала своих гостей весьма прохладно.

– Очень мило, что вы пришли. По-моему, в этом не было особой необходимости, но мистер Меткаф настаивал. Вероятно, он хочет рассказать нам, что он намерен предпринять.

Самому же Меткафу она только и сказала:

– Мы сгораем от любопытства.

– Извините, что опоздал. Ну и нахлопотался же я сегодня! Побывал у всех здешних властей предержащих, связался со всеми обществами и сразу вам скажу: отсюда помощи ждать нечего. Мы даже не числимся в списках сельских местностей.

– Верно, – сказал полковник Ходж. – Об этом я позаботился. Не то нашей недвижимости было бы полцены.

– Списки, вот чем мы стали, – простонал мистер Хорнбим. – Чтобы жить как хочешь, надо теперь числиться в списках.

– В общем, придется как-то самим выпутываться, – продолжал свою речь мистер Меткаф. – Я так думаю: этому молодому человеку все равно где строить – в нашей округе или в любой другой. Строительство еще не началось, он пока не связан никакими обязательствами. Мне кажется, если мы тактично предложим выгодные для него условия, чтобы он получил на этом кое-какую прибыль, он, возможно, и согласится перепродать участок.

– Я полагаю, нам следует выразить мистеру Меткафу глубокую благодарность, – сказала леди Пибери.

– Вам ничего не жаль ради общества, – сказал полковник Ходж.

– Прибыль – рак нашей эпохи…

– Я вполне готов взять на себя долю обязательств… – При слове «долю» лица у всех словно окаменели. – Предлагаю создать общий фонд, каждый внесет пропорционально тому количеству земли, которым он сейчас владеет. По моему грубому подсчету выходит так: мистер Хорнбим – одна доля, полковник Ходж – две, я – две, и наша любезная хозяйка – пять. Цифры эти можно уточнить, – прибавил он, заметив, как холодно все приняли его слова.

– На меня не рассчитывайте, – сказал полковник Ходж. – Не могу себе этого позволить.

– Я тоже, – сказал мистер Хорнбим.

Леди Пибери оказалась перед трудным выбором. Воспитание не позволяло сказать о весьма существенном обстоятельстве – что мистер Меткаф куда богаче – воспитание да еще гордость. Луг необходимо спасти, но, если покупать его сообща, ей и вправду неминуемо придется платить большую часть, не то пострадает ее достоинство. А ведь если разобраться, тут не может быть двух мнений: спасти положение – прямой долг Меткафа. Она не стала раскрывать карты и продолжала игру.

– Вы человек деловой, – сказала она, – и, конечно, понимаете, как неудобно совместное владение. Вы что же, предлагаете разделить луг или мы будем вместе платить аренду, десятину и налог? Это все ужасно неудобно. Не знаю даже, допускается ли это по закону.

– Вот именно. Я просто хотел заверить вас, что готов пойти навстречу. А этот луг меня нимало не интересует, уверяю вас. Я охотно его уступлю.

В его словах послышалась угроза, они прозвучали почти невежливо. Полковник Ходж почувствовал, что дело принимает опасный оборот.

– А по-моему, сперва надо узнать, согласен ли этот малый перепродать луг, – вмешался он. – Тогда уж и решайте, кто из вас его возьмет.

– Мы с большим интересом будем ждать, чем кончатся переговоры мистера Меткафа, – сказала леди Пибери.

Зря она так сказала. Уже в следующий миг она бы с радостью взяла свои слова обратно. Ей смутно хотелось сказать что-то неприятное, отплатить мистеру Меткафу за то, что она очутилась в неловком положении. Она совсем не желала наживать в нем врага, а теперь он ей, конечно, враг.

Мистер Меткаф тотчас откланялся, чуть ли не сбежал, и весь вечер был вне себя. Целых пятнадцать лет он был президентом Британской торговой палаты. Все деловые люди в Александрии чрезвычайно его уважали. Никто не мог сказать о нем дурного слова, ведь он безупречно честен. Египетским и левантийским купцам, которые пытались втянуть его в какие-нибудь махинации, он давал самый суровый отпор. Нажимать на него было бесполезно. Такова была его репутация в клубе, а здесь, дома, в деревне, какая-то старуха вздумала застать его врасплох. Вдруг все переменилось. Он уже не тот, кому ничего не жаль ради общества, теперь он будет разговаривать по-другому: карты на стол, выкладывайте, что у вас на уме, ведите себя как положено, не то пожалеете, вот он теперь какой Меткаф – разъяренный, свирепый, который и себя не пощадит, лишь бы все было чисто, потопит любой корабль, если на нем есть хоть на грош незаконного товару, Меткаф – знаменитость деловых кругов.

– Зря она так сказала, – заметил полковник Ходж, сидя за прескверным обедом у себя дома и рассказывая обо всем жене. – Меткаф теперь пальцем не шевельнет.

– А может быть, ты сам поговоришь с этим, который купил луг? – спросила миссис Ходж.

– Да-а, верно… пожалуй… Знаешь, схожу-ка я прямо сейчас.

И он пошел.

Найти этого человека оказалось нетрудно: в «Гербе Брейкхерста» он был единственным постояльцем. Хозяин гостиницы назвал его фамилию – мистер Харгуд-Худ. Ходж застал его в буфете, тот сидел совсем один, потягивал виски с содовой и усердно решал напечатанный в «Таймсе» кроссворд.

– Здрасте, – сказал полковник. – Моя фамилия Ходж.

– Да?

– Вы, верно, знаете, кто я такой?

– Извините, но…

– Я владелец «Усадьбы». Мой парк примыкает к лугу Уэстмейкота, это который вы купили.

– Так его зовут Уэстмейкот? – сказал Харгуд-Худ. – Я не знал. Подробности я предоставил своему поверенному. Сказал ему только, что, мне нужно уединенное место для работы. На прошлой неделе он сообщил, что нашел здесь подходящее местечко. Это и вправду как раз то, что мне нужно. А никаких имен он мне нe называл.

– Вы желали поселиться именно в этом краю?

– Нет, нет. Но здесь очаровательно, – учтиво прибавил Худ. Помолчали.

– Я хотел с вами потолковать, – зачем-то сказал полковник Ходж. – Выпьем по стаканчику.

– Благодарю. Опять помолчали.

– Боюсь, здесь не очень-то здоровая местность, – сказал полковник. – Участок-то наш в низине.

– А мне это неважно. Мне нужно только уединение.

– Писатель, а?

– Нет.

– Тогда художник?

– Нет, нет. Меня, скорее, можно назвать ученым.

– Понятно. Построите дом и станете приезжать на субботу – воскресенье?

– Нет, нет, совсем наоборот. Я всю педелю буду работать здесь со своими сотрудниками. И я строю, в сущности, не жилой дом, хотя, конечно, будет и жилая часть тоже. Раз мы окажемся с вами такими близкими соседями, вы, может быть, хотите посмотреть проекты?…


– …Ничего подобного я отродясь не видал, – рассказывал на другое утро полковник мистеру Меткафу. – Он называет это «промышленная экспериментальная лаборатория». Две высоченные трубы, это, говорит, так полагается по закону, из-за вредных газов, водонапорная башня, шесть дач для его сотрудников… ужас. И ведь вот что странно – человек-то он вроде приличный. Говорит, ему и в голову не пришло, что кому-то все это помешает. Думал, мы даже заинтересуемся. Я эдак тактично заговорил о перепродаже, ну а он сказал, всем этим занимается его поверенный…

Загрузка...