Дом Туситалы

Глава двенадцатая

Фэнни без стука ворвалась в кабинет Туситалы.

— Что случилось? — испуганно спросил он.

Фэнни тяжело опустилась на диван…

Если бы выражение это не было столь затасканным, я бы непременно написал: «улыбка озарила ее лицо», ибо так оно в действительности и было.

— Все в порядке, — вздохнула Фэнни. — Предчувствия дурацкие… Почему-то решила, что тебе плохо. Прости, Луис, я помешала тебе работать.

Туситала встал из-за стола, обнял ее.

— Любовь, Фэнни!

— Любовь, мой Сочинитель!

Отражаясь в глазах друг друга, они были, как всегда, молоды и, как всегда, влюблены. Дорога радости и страданий, по которой шли они рядом полтора десятка лет, казалась им дорогой обретения друг друга.

— Раз уж я все равно оторвала тебя, сыграй мне что-нибудь, — попросила Фэнни. — Ты так давно не играл для меня.

Туситала взял флейту. И все, кто был в это время в Ваилиме, оставили свои дела, вслушиваясь в легкие звуки. А Фэнни вдруг никак не могла объяснить причину этой тоски.

(Все-таки, что ни говори, жестоко устроена наша жизнь, если те, кто нас любит, всегда чувствуют приближающуюся беду раньше нас.)

И раздался голос Сильвера: «Сдается мне, твое время кончилось!», и Фэнни испуганно вскрикнула: «Кто это?», но Туситала еще ничего не слышал, и звуки флейты продолжали спокойно растекаться по воздуху.

— Сдастся мне, твое время кончилось! — повторил Сильвер.

Туситала рухнул как подкошенный, но Фэнни успела подхватить его, она будто знала, что так должно случиться, и руки протянула за мгновение до того, как Туситала упал.

— Сдается мне, твое время кончилось, — повторил Сильвер в третий раз.

— Нет! — закричал Туситала. Фэнни услышала лишь жуткие хрипы. — Нет! Дай мне хотя бы год, ну, месяц, день — один день, что тебе стоит? День! За день, знаешь, сколько можно написать?

— Ты хоть понимаешь, с кем торгуешься? — небрежно спросил Сильвер…

Туситалу отнесли вниз и положили на широкий диван. Он лежал совершенно спокойно, и можно было подумать, что хозяин дома забылся крепким сном.

— Свет маяка! — крикнул Туситала. — Я вижу свет маяка, построенного отцом! Отец… Свет маяка зовет меня!

Страха уже не было. Существовало только одно желание: идти на свет.

Сильвер усмехнулся:

— А теперь ты слишком торопишься, создатель. Зачем? Туда, куда направляемся мы с тобой, не опаздывают. Создатель, один твой вопрос остался без ответа, не так ли? Помнишь, ты хотел знать, почему к тебе прихожу именно я. — Лицо Сильвера сделалось абсолютно серьезным, и он спокойно произнес: — Я — твое проклятье. — Помолчав, давая возможность Туситале вдуматься в смысл сказанного, он продолжил: — «Пятнадцать человек — на сундук мертвеца!» вот самая знаменитая твоя фраза. Она переживет века.

— Но ее придумал не я! — возмутился Туситала.

— Это уже не важно, создатель. Запомни: сколько бы лет ни прошло, стоит кому-нибудь сказать: «Джон Сильвер!» — сразу рядом возникнет и твое имя. Имя певца приключений и интриг, певца пиратов…

— Я написал лишь один роман о пиратах, все остальное — совершенно о другом. Я никогда не был авантюрным писателем, я…

Но Сильвер не дал ему договорить:

— Я! Не ты, а я стану расти в глазах потомков! Я буду становиться огромным и всесильным! Моя жизнь и вот этот костыль закроют все, что ты написал. Самого тебя закроет фигура одноногого пирата Джона Сильвера! — Сильвер захохотал. — Теперь ты понял, кто я такой, создатель? Я слава твоя и твое проклятье!

По щекам Туситалы катились слезы…

— Мама, он плачет. — прошептал Ллойд, — сделай что-нибудь.

Суанатуфа рухнул на колени у постели Туситалы, опустил руки на плечи хозяина.

— Туситала, не уходи в царство духов. — В голосе Суанатуфы была не просьба — мольба. — Ты не можешь так уйти. Суанатуфа долго молчал. Суанатуфа не виноват перед Туситалой. Зачем же Туситала уходит, оставив Суанатуфу одного в безмолвии? Зачем?

Тишина была ему ответом. Такую тишину надо бы, но очень не хочется, называть мертвой.

Плечи Суанатуфы затряслись. Генри подошел к нему сзади, обнял, отвел от постели хозяина.

Фаума стояла у окна. Глаза ее были сухи она знала: когда плачут мужчины, женщина должна оставаться стойкой.

— Это ты, одноногий моряк, виноват во всем, — прохрипел Туситала. — Это ты не позволил мне доработать, дописать, добраться до главного моего сокровища. «Уир Гермистон» погибнет из-за тебя!

— Мы квиты, создатель. Ты тоже не дал мне завладеть моими сокровищами.

— Это не по-мужски — сводить счеты, — застонал Туситала. — Какого черта я создал тебя таким?

Все слышали, как стонет Туситала, но никто не знал, как можно остановить уходящую от него жизнь. Были испробованы все микстуры, лекарства, снадобья — ничего не помогало.

Тогда Сими достал «бутылку сатаны» и взмолился:

— Бутылка, если ты на самом деле хоть на что-то способна, дьявольская бутылка, сделай так, чтобы Туситала не уходил в царство духов. Туситала побеждал духов! Туситала узнал правду! Кто же будет глядеть за горизонт, если он уйдет? Пусть духи подождут — Туситала должен остаться.

Странный дух внутри бутылки замер и никак не реагировал на слова Сими. Тогда Сими затряс бутылку изо всех сил. Он тряс ее с такой яростью, что бутылка выскользнула у него из рук и, казалось, еще не долетев до пола, разбилась на мелкие осколки…

— Но послушай, Сильвер. — В голосе Туситалы задрожала радость. — Ведь я не убивал тебя. Капитан Джон Сильвер не добыл своих сокровищ, но зато он остался жить. Почему же ты хочешь, чтобы я умер?

— А кто сказал тебе, что ты умрешь? Кто сказал тебе такую глупость?

Свет маяка становился все ярче, он был таким теплым и родным, что Туситала ощутил полное спокойствие и даже легкость. Он положил руку на плечо Сильверу и пошел за старым пиратом.

Успел подумать: «Бедная Фэнни, она уверена, что мне сейчас больно», — и вступил в полосу света. И свет поглотил его.

…Ваилима погрузилась в сон, и, казалось, вместе с ней затих этот бескрайний лесной, морской, земной мир. Птицы утром никак не могли проснуться, а проснувшись, пели хриплыми простуженными голосами, будто стесняясь чего-то.