Доплыть до Каталины

4

Вэнс Калдер направил «бентли» в сторону Сансет Бульвард, болтая о калифорнийской погоде и о полете на реактивном самолете корпорации, потом свернул налево, въехал вверх на довольно крутой холм, и свернул направо, на стоянку. Не успел он остановить машину, как она была окружена фотографами.

Калдер спокойно отнесся к прессе.

— Добрый вечер, друзья! — обратился он к ним, помахав рукой и улыбаясь.

Стоун последовал за ним, наслаждаясь оказанным вниманием. За ними закрылись двери, и фотографы ушли. И тут он заметил, как за ним вошли два молодых крепких парня.

Калдера тепло приветствовала молодая женщина у стойки. Она едва взглянула в сторону Стоуна, когда вела их к столику в углу возле окна. У него было такое чувство, какое он испытывал в прошлом в компании красивой женщины: его игнорировали, а все взгляды были прикованы к Вэнсу Калдеру.

По пути они останавливались у отдельных столиков, так что Вэнс мог поздороваться с несколькими посетителями — Билли Вайлдером, Тони Куртисом и Милтоном Берли. Стоун жал им руки, балдея от того, что видел их так близко. В конце концов, все уселись в уголке, таким образом, что Стоун мог обозревать весь зал, а Вэнс оказался повернутым к залу спиной.

— Надеюсь, ты не возражаешь, что так сидишь, — обратился к нему Калдер, расправляя салфетку. — Моя спина избавит нас от нежеланных гостей.

— Вовсе нет, — ответил Стоун. — Должно быть, тебе трудно появляться на публике. — Стоун заметил, как двое молодцов, следовавших за ними, теперь устроились в разных местах, один возле бара, другой — за небольшим столиком.

— Приходиться приспосабливаться, — сказал Калдер, разглядывая меню. Слава — обоюдоострый меч; она дает многое, как, например, этот столик, но имеет определенную цену, в лице фоторепортеров. Я довольно давно принял к сведению обе стороны этого лезвия. Кстати, не заказывай закуску. Об этом позаботятся.

Как по мановению волшебной палочки, появился официант, принеся маленькую пиццу, украшенную копченым лососем, каперсами и ломтиками лука.

— С наилучшими пожеланиями от Вольфганга, — сказал официант. — Могу я предложить вам напитки, мистер Калдер?

— Стоун? — спросил Вэнс.

— Я бы предпочел «бифитер» с тоником.

— А мне очень сухой мартини "танкирей", — сказал Калдер. — Без оливок.

Официант исчез, потом появился вновь с быстротой, поразившей Баррингтона.

Оба сделали несколько глотков.

— Я встретил в самолете Луи Ригенштейна, — сказал Стоун. — Обаятельный мужик.

— Да, он такой, — согласился Калдер, — и один из трех умнейших людей, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело.

— Кто же двое других?

— Дэвид Стармак и Хаймэн Гринбаум.

— Кажется, я слышал про Гринбаума. Это агент, не правда ли?

— Был. Он умер около десяти лет назад.

— А кто…

— Дэвид Стармак? Конечно же, ты никогда не слышал о нем — а ведь как бы ему было приятно, — но вместе с Луи Ригенштейном и Львом Вассерманом из МСА, у него больше реального влияния в этом городе, чем у кого-либо еще. Да, ты увидишь его завтра вечером.

Стоун был удивлен, почему Калдер организует подобные мероприятия, в то время как у него пропала жена, но не успел спросить, так как Калдер продолжал.

— Хаймэн Гринбаум был моим первым агентом — фактически, единственным — и он дал мне лучший совет, который мог бы попросить юный актер.

— Что же за совет?

— Он научил меня отношениям между деньгами и хорошей работой.

— Ты имеешь в виду, что, чем лучше оплата, тем лучше работаешь?

— Нет, что ты. Во время заключения договора, он угощал меня ланчем. И разговаривал со мной, как голландский еврейский дядюшка. Он сказал, «Вэнс, ты будешь иметь все, что сможет тебе предложить этот город, но есть нечто, что ты должен сделать». Что именно? — спросил я. Он ответил: «Довольно скоро ты станешь делать настоящие деньги и твоя задача, по меньшей мере, не тратить их». Он продолжил объяснение: «Я долго наблюдал за талантливыми молодыми людьми, которые приезжали в этот город, и вот что они делали: получив хорошую роль, принесшую им неплохие деньги, они начинали с того, что переезжали из клоповников, где жили, в красивые апартаменты и покупали кабриолеты. Затем снимались в паре других фильмов, приносивших им еще больше денег, и покупали дома на голливудских холмах, потом, после еще двух картин, перебирались в Биверли Хиллс и приобретали „мерседес“ с откидным верхом. А потом наступала пауза, и никто не предлагал им участвовать в новых фильмах. А потом появлялся не бог весть какой сценарий, но там была какая-нибудь звезда второго плана, и съемки проходили где-то на юге Франции. Так, почему бы и нет? Ведь надо было выплачивать кредит за дом и процент за автомобиль, и оплачивать прочие расходы. В результате, они соглашались. Фильмы подвергались критике, и после пары подобных картин лучшие сценарии пролетали мимо них. В результате они опускались до телесериалов и фильмов-однодневок, и, однажды начав делать это, приходили к выводу, что им уже никогда не получить характерную роль в кино. Не делай так».

— И ты не делал?

— Определенно, нет. Я делил квартиру с двумя другими актерами и долго оставался там. Я ездил на мопеде до студии и обратно и предоставил Хаймэну инвестировать мои деньги. Два года спустя я получил отличные роли второго плана, учился, да и деньги тоже были неплохие. Я переехал жить в более приличную квартиру, хотя и маленькую, но дешевую, и я приобрел недорогую машину у владельца. Прошло пять лет, я ускорил свои шаги к успеху. Приобрел свой первый дом, который был расположен в Биверли Хиллс, и выкупил его за наличные. И, когда пришла пора плохих сценариев, у меня была материальная возможность проигнорировать их, чтобы дождаться стоящих вещей. Я никогда не участвовал в фильмах только ради денег, или потому что съемки велись на Таити или в иных райских уголках. Ты не представляешь себе, сколько актеров сделали подобные ошибки, и во что это им обошлось.

— Я понимаю, о чем ты, — сказал Стоун. — Вэнс, что ты слышал об Аррингтон?

Вэнс глянул вправо и влево.

— Кто-нибудь слушает наш разговор?

Стоун оглянулся.

— Кажется, это пытается сделать каждый.

— Тогда давай не будем разговаривать здесь.

— Я правильно понял, что ты завтра вечером собираешь гостей?

Калдер понизил голос.

— Да. Все было запланировано месяц назад, и если я отменю встречу, люди начнут шушукаться. А когда они начнут разговоры, кто-то скажет кому-то и в через минуту, наверняка, я буду во всех таблоидах, и батальон папарацци устроит лагерь перед воротами моего дома. Поэтому так важно, чтобы я себя вел, как обычно, независимо от того, что произошло в моей личной жизни, и также важно, чтобы ты понял это.

— Я понимаю.

— Еще одно: я хотел бы, чтобы все наши разговоры на эту тему носили отношения клиент — адвокат.

— Как скажешь.

— Отлично, а сейчас давай обедать. Насладимся едой, а поговорим по дороге домой.

Уже будучи в «бентли», Калдер, наконец, раскрылся.

— Прошло три дня, и я ничего не слышал о ней.

— Что предшествовало этому? — спросил Стоун.

— Не знаю. Я приехал из студии домой, и ее машины не было. Было семь вечера, а не дождаться меня не в ее привычках. Она не дала никаких указаний повару насчет обеда, а управляющий, который любит вздремнуть во второй половине дня, не видел, как она покинула дом.

— Она взяла что-нибудь с собой?

— Не уверен. Полагаю, она могла взять с собой несколько вещей — я не могу, заглянув в ее гардероб, с уверенностью сказать. Могла взять чемодан, но у нас есть чулан, где хранится много чемоданов, и я не могу определить, пропали одна или две вещи.

— Вы могли повздорить? Может быть, что-то ее рассердило?

Калдер подъехал к паркингу отеля Бел-Эйр, остановился, помахал служащему рукой.

— Нет, она не была рассержена, но была… не такой, как обычно. Я, право, не знаю, как это объяснить.

— Какой не такой?

— Накануне ночью она рассказала мне о ребенке. Я был на седьмом небе от счастья. Я всегда хотел ребенка и думал, что и она желала того же. Она, как будто, была не в восторге.

— Что она сказала?

— Не столь важно, что она сказала, а важно, как она себя вела. Потом я немного подумал и пришел к выводу, что ребенок… мог быть и не моим.

Стоун промолчал.

— Слушай, ты знаешь, что мы с Аррингтон поженились после недолгих ухаживаний, и что она жила с тобой еще за неделю, максимум, десять дней до нашей свадьбы.

Стоун и теперь промолчал.

— Она не сказала, что ребенок от тебя, но была сильно расстроена.

— Ты спросил ее?

— Нет, но она знала, что я думаю об этом.

— Ну, а на следующее утро?

— Она ничего не сказала. Я должен был быть в студии в семь утра — я сейчас в самой середине съемок — когда уехал, она еще не встала, так что у нас не было никакой возможности поговорить. Я уехал на работу, и не мог ни о чем другом думать весь день, а когда вернулся домой, то хотел ей сказать, что для меня неважно, кто истинный отец, я хотел стать отцом, который будет растить ребенка. Но она исчезла.

— Она не оставила записку?

— Нет. Ничего.

— И ты не позвонил в полицию?

— Стоун, я, правда, не могу. Я думал, что уже объяснил тебе причину.

— Таблоиды?

— Да. Это, и еще то, что я действительно не чувствую, что она в опасности.

— Чего тогда ты ждешь от меня?

— Я говорил тебе об обеде, который даю завтра вечером?

— Да.

— Я сделал нечто необычное для себя и пригласил репортера. На следующий день в газете появится описание светского приема и список гостей. И твое имя будет там упомянуто.

— И ты рассчитываешь, что она прочтет это?

— Почти наверняка. Она внимательно читает подобные материалы.

— Ты всерьез полагаешь, что она может попытаться связаться со мной?

— Я позабочусь о том, чтобы там упомянули о твоем местопребывании в отеле Бел-Эйр.

— А если она мне не позвонит?

— Вот тогда я приму твой совет, как быть дальше. Обещаю тебе.

Стоун пожал плечами.

— Надеюсь! Тебе решать.

Калдер вручил ему визитку.

— Вот мой адрес и все номера моих личных телефонов. Будь в галстуке, обед в семь, народ обычно не опаздывает. Я нахожусь в пяти минутах езды от Бел-Эйр.

Стоун взял карточку.

— Я приеду.

— Слушай, если ты завтра не занят и хотел бы заглянуть на студию, позвони моей секретарше — ее телефон в той же визитке — она все устроит.

— Благодарю. Может, я воспользуюсь этим. Вэнс, ты знаешь, что те двое следовали за нами весь вечер?

— Что?

— Они находятся в машине, запаркованной в тридцати ярдах за нашей. Они следовали за нами в Спадо.

Калдер оглянулся через плечо и улыбнулся, обнажив удивительно белые и ровные зубы.

— О, это мои мальчики. Они прикрывают меня. — Он протянул руку. — Спасибо, Стоун, что приехал. Надеюсь, ты не считаешь, что я свалял дурака, поступив подобным образом.

— Надеюсь, что ты прав, — сказал Стоун. Он вышел из машины и посмотрел, как «бентли», в сопровождении охраны, исчезал в полной запахов ночи. Он размышлял о том, охраняют ли так же и Аррингтон.