Дорога отчаянья

ГЛАВА 7. ВСТРЕЧА.

Дверь закрылась с привычным глухим щелчком. Наступила оглушительная тишина. Сердце уже не так бешено бьется, в пятки не проваливается, да и воздух при одной мысли о поверхности резко не заканчивается. В какой-то момент у каждого из нас внутри что-то щелкнуло, надломилось, а потом и вовсе сломалось. Мы просто смирились с действительностью, которую уже не изменить, махнули на все рукой. Надежда умирает последней. Так, кажется, говорят. И сейчас как раз наступил тот момент, когда времени осталось чуть-чуть, последние крупинки бытия скатываются на дно песочных часов, но перевернуть для нового отсчета их некому. Светлого будущего уже никогда не будет. Это знали мы, видели по нам другие. Город, умирая в страшных муках, оставил ядовитые ожоги у нас внутри, в наших душах. Раны сначала саднили, жгли, а потом боль исчезла, на ее место пришла пустота. Кто мы теперь? Люди, животные или просто оболочки, мешки с костями, мясом и кожей, пригодные только для выполнения опасных и жизненноважных заданий? Чувства притупились, а слова иссякли. По возвращению - короткий доклад, сдача снаряжения, беседа с комендантом, отбой. Чтобы с утра снова подняться наверх, за очередной порцией пустоты.

Я помню тот момент, когда все изменилось. Когда все желания, мечты, надежды неведомой (в тот момент) рукой перечеркнули одной черной жирной чертой. Перед глазами всплывал разграбленный пустой магазин. Голодный, отчаявшийся, обезумевший мужчина, пытавшийся меня убить. Ведь он не виноват, не по своей воле на меня накинулся. Жизнь заставила… А если уж быть совсем точным, мы – люди, сделали из него того, кем он стал, нажав однажды на красные кнопки. Позже, в местном лазарете ребята рассказали мне, что они нашли в том магазине. Человеческие останки, кости, лохмотья одежды. Все это было свалено небрежной кучей в углу туалета, где и пряталась парочка, пока группа обследовала пустые прилавки и кладовую. Ведь нас интересовали только продукты, не было и мысли проверить другие помещения. Тогда мы не думали об опасности, считали, что нам ничто не угрожает, и к выходам на поверхность относились не больше, чем к небольшому приключению, местами веселому, а иногда и с легким выбросом в кровь адреналина. Да, страшно. Да, опасно. Но не смертельно. Потому что первую группу погубил свой, а остальные люди либо уже умерли, либо слабы и ни на что не годны. У нас в руках оружие, а значит сегодня мы тут хозяева. Но случай в магазине показал, что все несколько иначе.

Я лежал на полу, а на мне, словно наездник, восседал тот самый мужчина. Сначала быстро, но с каждым разом все медленнее и слабее он наносил удары по мне, тем не менее, этого хватило, чтобы разбить лицо в кровь. Силы покидали его, меня – сознание. Я смотрел мужчине прямо в глаза. Ярость пылала ярче любого огня. Жажда непонятной мести, крови. На его лице вздулись вены, пот стекал ручьем. Где-то в стороне что-то звякнуло, через мгновение в темноте блеснул огромный осколок пивной бутылки. Потом время остановилось, стало плотным, вязким, тягучим. Мужчина искривляет рот в неприятной ухмылке. Кусок стекла нависает где-то высоко надо мной, блестит в свете от входной двери, завораживая своими неровными, но очень острыми краями. Мои руки тянутся к кобуре, выкручиваясь, извиваясь и выгибаясь, вытаскивая оттуда заряженный пистолет. Щелкает предохранитель. Указательным пальцем давлю на спусковой крючок, со всей силы, в отчаянии. Я слышу… (мне не кажется?)… как боек ударяет по капсюлю патрона, и состав внутри моментально воспламеняется. Луч огня через затравочное отверстие проникает внутрь гильзы. Вспыхивает пороховой заряд. Образуемые газы увеличиваются в объеме и давят на пулю, которая врезается в ствол пистолета и с бешеной скоростью вылетает наружу. Я чувствую, как маленький кусочек свинца врывается в теплую человеческую плоть, неся смерть на раскаленном кончике. Мужчина замирает, неестественно выгибается и смотрит на меня, шепча неразборчиво слова. В его глазах непонимание, как такое могло случиться? Он не верит, ждет, когда пройдет это проклятое наваждение, когда дикая боль отпустит, а силы вновь вернутся к руке, чтобы завершить начатое дело. Но кровь тоненькой струйкой уже скатывается из левого уголка губ, течет по подбородку, падая маленькими алыми каплями мне на противогаз. Огонь ярости, минуту назад пожирающий все вокруг, замирает, а потом медленно, неуверенно, нехотя угасает. В глазах теперь догорают только головешки жизни. Последний вдох. Грудная клетка едва поднимается, раздается неприятный хрип. Не успев выдохнуть, мужчина падает на меня, придавливая своим телом к земле. Боль в пояснице становится невыносимой, я теряю сознание.

Что чувствует человек, когда лишает жизни другого… Я не знал… потому что не помнил, не понимал, не я стрелял тогда, нажимал на курок указательный палец правой руки, ведомый инстинктом самосохранения. Окончательное осознание всего случившегося пришло позже, когда очнулся. У кровати сидел Андрей. Я оглянулся, наш жилой отсек, уже такой родной. Легкая улыбка проскользнула на моем лице. Хотелось пить, но еще больше – вспомнить, понять, что именно произошло. Слова товарища прозвучали приговором, оглушительным громом, сокрушительным ударом, отправившим меня в глубокий нокаут. Я – убийца! Мои глаза затянула водянистая пленка слез, через секунду соленые капли уже катились по щекам. Убийца. Руки безвольно лежали вдоль тела, кончики пальцев подергивались от нервной дрожи. Убийца… Я закрыл глаза. Он смотрел на меня, зло, с презрением и ненавистью, пока в какой-то момент ярость не сменилась непониманием, удивлением, болью. Пока не потускнел взгляд, не наступила непроглядная темнота. Смерть. Что чувствует человек, когда лишает жизни другого? Пустоту. Всепоглощающую, всепожирающую, всеобъемлющую пустоту… Я стрелял не в мужчину, я стрелял в себя, такого же человека, как и он, борющегося за свою жизнь любой ценой. Выживает сильнейший… Так говорили, да, наверное, до сих пор говорят. Но ведь это закон животных, разве нет? Или после Катастрофы мы потеряли статус венца творения, сами себя скинули с олимпа мироздания в дикие джунгли, где все подчинено одному – власти силы? Тогда, быть может, ни к чему все эти слезы, муки, душевные терзания. Плюнуть, растереть ногой и идти дальше? Но чем будет лучше новый мир, если мы в начале пути шагаем по трупам.

В отличие от меня, командир группы не задавался лишними вопросами. Действуя по принципу «свой-чужой», выстрелом в голову он убил женщину. Не мешкая, не задумываясь, расчетливо, холодно и довольно легко. Я так не смогу никогда. Но у Судьбы на этот счет были совсем другие планы.

И вот мы стояли в темном коридоре, ведущем в подвал госпиталя. Несколько минут на то, чтобы глаза привыкли к царствующему тут мраку. Фонарики не включаем, бережем батарейки. Да и не к чему свет, коридоры расчищены, а расстояние совсем небольшое.

Постепенно появились очертания стен, над головой навис низкий потолок. Пора.

Глухое эхо шагов тронуло неприкосновенную тишину. Еле слышно при ходьбе поскрипывали новые защитные костюмы, полученные от Лаборатории. Передовая разработка, надо сказать. Мы сначала подумали, что это ученые института РХБЗ постарались, но оказалось, что средства защиты изобрели вездесущие американцы. Только наше (уже бывшее) правительство не спешило закупать передовое снаряжение и массово укомплектовывать им воинские части. Слишком дорого и нецелесообразно. Ведь войны или более-менее крупных конфликтов никто не прогнозировал, а в локальных заварушках можно и в старой защите поучаствовать. Руководство НИИ буквально с боем выбило несколько десятков костюмов, объяснив чиновникам острую необходимость в них из-за повышенной опасности для жизни и здоровья ученых при работе с химическим и бактериологическим оружием и его испытаниях. Генералу Волкову тоже немало пришлось постараться, чтобы Лаборатория выделила чудо-снаряжение для трех внешних групп. Цену данного подарка не знал никто, но она была явно немаленькой, особенно если учитывать, что мы получили в свое распоряжение.

Разработка воистину была передовой и уникальной, до сих пор невиданной простым русским мужиком. Костюм (цельнокроеный, черного цвета, с огромным смотровым стеклом) состоял из нескольких слоев различных по предназначению материалов. Самый верхний придавал свойства огнеупорности и химической защиты. Далее располагался, отвечающий за сопротивление радиации, полимерный нано-материал, по эффективности равный слою свинца толщиной в двадцать сантиметров. С использованием данной технологии была построена и защита против ударных и баллистических угроз. Ученые гарантировали нам, что благодаря такой комбинации защитных функций отныне и навсегда пуль, осколков, взрывных устройств, грязных бомб и других химических и радиационных опасностей можно не бояться. К подобным утверждениям я отнесся скептически (Андрей мой настрой поддержал), но костюм взял, все-таки по сравнению с нынешним снаряжением выглядел он более надежным.

Впереди показался вестибюль госпиталя. Пройдя еще несколько шагов, мы остановились. Дневной свет, хоть и не такой яркий, как раньше, причинял боль. Снова минуты ожидания, томительные и тягучие, как смола.

Воспользовавшись остановкой, старший лейтенант достал карту и разложил ее на полу, в очередной раз объяснил маршрут, показал пути отступления. После того случая в магазине подготовка была тщательней, да и мы больше не считали окружающую действительность безопасной, шли в боевом построении и крутили головами в разные стороны, обращая внимание на каждую мелочь. Сегодня нам предстояло пройти достаточно большой путь, прежде чем группа окажется в нужном районе. По информации от местных жителей, укрывшихся в убежище, на окраине города находилась крупная продовольственная база. Была огромная вероятность того, что склады давно разворованы, но проверить все же требовалось. Кому-то для галочки, а кому-то для очередного тяжелого от безысходности вздоха.

Город снова поменял свой лик. Стал еще мрачнее, молчаливее, совсем пустым. Столбик термометра незаметно опускался все ниже и ниже. Приближалась ядерная зима, оставляя нам все меньше и меньше времени для поисков продовольствия. Выпадет снег, и город навсегда заснет беспробудным сном, укрытый грязным покрывалом.

Следы взрывов, крови на асфальте, выжженные остовы машин, обвалившиеся стены зданий уже не вызывали у нас никаких эмоций. Мы просто шли, отмеряя расстояние метровыми шагами. Молча, уверенно и только вперед. Мы делали свою работу. Как умели, как учила нас жизнь, с опаской и недоверием к любому шороху, звуку, незнакомому предмету, но холодно, выдержанно. В этом мире нет больше места чувствам, город, словно пиявка, высосал все до последней капли. Внутри нас правит балом пустота.

Проходя мимо очередного жилого дома, я краем глаза заметил какое-то движение. Повернув голову и присмотревшись, на первом этаже, сквозь оконную решетку и грязные стекла, мне удалось разглядеть еле уловимый во мраке человеческий силуэт. Незнакомец прятался в темноте квартиры, прижавшись к левой стене спиной, и следил за нами, едва выглядывая из-за угла. Но, поняв, что его заметили, резко присел, чем еще больше выдал себя.

- Ты что-нибудь увидел? – обратился ко мне Андрей. Теперь он тоже смотрел в окно, за которым медленно раскачивалась занавеска.

- Нет, показалось, - как можно спокойнее ответил я, хотя был уверен, что глаза меня не подвели.

- Точно? – в тоне моего товарища чувствовались нотки недоверия.

- Ага, - бросил я и повернулся к группе, перехватывая поудобнее автомат. Незнакомец нам не опасен, казалось мне, а значит и его не стоит тревожить.

Группа продолжила движение. Через сорок минут блужданий между невысоких домов частного сектора, бесконечных поисков табличек с указанием улиц и сверок с картой, которая, как выяснилось, весьма устарела, мы наконец-то вышли к продовольственной базе. Тишину неприятно разрезал протяжный скрип (как ногтем по стеклу, по коже забегали мурашки), на одну из створок ворот с силой обрушился ветер, проверяя петли на прочность. Выдержали. Второй повезло меньше, она, по всей видимости, уже давно лежала на земле, прогнувшись в некоторых местах под тяжестью выезжавших в спешке машин.

Подойдя к воротам, я заглянул внутрь. Ничего необычного. Несколько административных зданий справа, площадка для досмотра выезжающего автотранспорта слева и узкая дорога, уходящая далеко вперед, к складским постройкам. Картина весьма удручающая. Кругом разруха и запустение. Стены зданий исчерчены паутиной трещин, кое-где обрушилась крыша, в половине окон вместо стекол вставлены листы фанеры. Что мы здесь вообще делаем? Создавалось ощущение, что данное место было заброшено людьми еще задолго до Катастрофы.

Из-за спины раздался голос старшего лейтенанта:

- Ну что, за работу? Надеюсь, удача будет на нашей стороне.

- Чего вы меня держали, а? Я тому здоровяку выбил бы пару зубов прикладом!

- Ага, и получил бы несколько пуль в спину. Нечего из себя героя сейчас строить! После драки кулаками не машут.

- Скажите спасибо, что нас вообще отпустили, а не перестреляли на месте.

- Это кого же надо благодарить? Лучше сдохнуть так, чем гнить годами в проклятой консервной банке, питаясь непонятно чем.

- Сами виноваты, что все так вышло. Расслабились! Поверили видимой заброшенности и пустоте базы. Не даром же говорят, что в тихом омуте черти водятся.

- Или людоеды, как в том магазине.

- Да ладно вам, успокойтесь, через пару месяцев вернемся, когда их лучевая болезнь свалит, и заберем все добро.

- Ну-ну, может быть, и некому будет сюда возвращаться. Припасы-то видели? Командование умалчивает от всех, но мы то знаем, что положение критическое.

Крик наконец-то стих, в воздухе повисла напряженная тишина. Каждый уткнулся носом в свои мысли. Неприятности в жизни, конечно же, бывают, поражения случаются, но в любом случае это всегда приносит массу противных приторно-горьких ощущений, от просто плохого настроения с привкусом лишней выпитой бутылки водки до осознания себя полным ничтожеством с маниакальными попытками самоубийства.

С продовольственной базы группа уходила, поджав хвост. Мы ничего не могли поделать с дюжиной вооруженных охотничьими ружьями мужчин, которые неожиданно появились со всех сторон, когда мы беспечно гуляли по территории и решали с какого склада начать. Чумазые, в порванной одежде, марлевых повязках, почерневших толи от грязи, толи от запекшейся крови, черных шапочках и с однозначно-одинаковым выражением лица. Это их территория, они сюда пришли первыми. И нам оставалось либо смириться с этим и уйти, либо умереть. Можно было, конечно же, попытаться перестрелять всех, как никак автоматы гораздо быстрее ружей, да и костюмы должны были спасти. Но мы не матерые убийцы, руки дрожат, а глаз не наметан. К тому же, еще далека та черта, за которой становится плевать на мораль, правила и законы мира, когда чувство голода и желание жить выходят на первое место, затыкая голоса разума и совести, когда человек готов совершить самые низменные поступки ради крошки хлеба, дороже в стократ жизни товарища.

- Ладно, чего приуныли? – прервал томительное молчание Андрей. – Будет нам уроком, как не надо себя вести в незнакомых местах. Зато все целы, здоровы, не это ли главное? У нас впереди еще половина города, которую надо проверить! Давайте лучше частный сектор обыщем, наверняка тут есть чем поживиться.

Слева, на углу пересечений двух улиц, стоял сгоревший магазин. Вывеска «Продукты», вылизанная языком пламени в некоторых местах до черной корочки, валялась на земле. Кто-то с грустью вздохнул, Клык, как обычно, красочно выругнулся. Иногда за Мишей (а именно так его звали по паспорту) стоило бы записывать, такие высокохудожественные выражения нужно еще придумать. Кратко, эмоционально, в точку. Клык был агрессивной, вспыльчивой, иногда чрезмерно заносчивой натурой, любил любого рода оружие и метко стрелял. А еще у Миши не было одного зуба, точнее он имелся, но совсем не там, где должен быть – хранился в специальном мешочке в кармане брюк как особый талисман. Несколько лет назад, еще до службы в армии, Клык попал в больницу после крупной драки (какая-то разборка местных ребят с использованием всего, что попалось под руку: кирпичей, арматуры, палок). Тогда он отделался легким испугом, небольшим сотрясением и потерей зуба, в то время как другие его товарищи лежали в реанимации с пробитыми головами и множественными переломами, а некоторых и вовсе сразу доставили в морг. Удивительно, но после того случая драться меньше Миша не стал, многие проблемы по-прежнему решались кулаками. А выбитый зуб приобрел статус амулета, который защищал своего владельца и даровал ему удачу. И откуда только взялась такая ересь в голове Миши… Клык прозвище свое поэтому и получил, что без зуба из жилого сектора никуда, даже в туалет, а то вдруг там чего случится.

- Эй, стойте! Кажется, там что-то есть, - Клык подошел к куче горелых досок около одной из стен магазина и ногой начал их раскидывать в разные стороны. Через минуту снова раздался его голос, уже раздраженный. – Чего уставились на меня, как стадо тупых баранов удивленно на сухую траву? Помогите лучше!

Труды наши не оказались напрасными. Под завалом мы обнаружили металлические ставни, закрывающие вход в погреб, как и положено, ни них висел огромный амбарный замок. Два удара прикладом автомата, и проход открыт. Узкая бетонная лестница вела вниз, теряясь в темноте. Оставив Андрея и Мышь у входа, мы спустились в погреб.

Помещение оказалось небольшим, но хозяин использовал площадь максимально эффективно. В несколько рядов, от пола до потолка, стояли широкие стеллажи, плотно заставленные различными консервными банками, коробками с крупами, печеньем, конфетами. В дальнем конце подвала было сооружено несколько деревянных коробов, в которых хранились овощи.

- Ого, - присвистнул я. – Давненько мы таких мест не находили.

- Это точно, - согласился старший лейтенант. – Клык, как ты догадался, что под завалом находится вход в подвал?

- Да все просто, там это, как его, труба торчала из земли. – Миша сквозь комбинезон почесал затылок рукой. – Я сначала тоже не обратил внимание. А потом что-то в мозг кольнуло. Озарение, блин. Подошел, смотрю, сквозь доски петли виднеются. Начал ногой кучу ворошить, задел замок. Тогда уж и вас позвал, а то стоите, тупите, не знаете, чем занять себя.

- Молодец! Можешь вечером целую банку тушенки съесть, заслужил, - улыбнулся командир группы. – Ладно, время не будем терять, набиваем мешки всем полезным и уходим.

Через пятнадцать минут мы поднялись наверх. Каждый держал за спиной по два вещевых мешка, доверху набитых консервами. Закрыв металлические ставни и завалив их снова досками и мусором, мы двинулись в убежище. Маршрут не изменился и в точности повторял путь, которым мы шли утром.

Показался дом, в квартире которого на первом этаже прятался незнакомец. Я снова уловил едва различимое движение внутри, а через несколько секунд в окне появилась девушка. В руках она держала белый лист бумаги, на котором неровным почерком было написано: «Дайте немного еды… ПОЖАЛУЙСТА!».

Группа медленно проследовала мимо. Каждый делал вид, будто незнакомки не существует, упорно смотря себе под ноги, считая шаги. Почему-то сразу вспомнились попрошайки из метро, снующие из вагона в вагон с разномастными табличками, призывающие помочь. Нужны деньги на операцию, протез, хлеб. Девушки беременны, а мужчины слепы. У одних нет ног, у других – рук. И все они нуждаются в любом рубле из нашего кошелька. Мы не вчитываемся и не вдумываемся в значения слов, написанных на картонках. Желтая пресса давно все решила за нас, назвав попрошаек куклами черного бизнеса. Каждый день, идя на работу, в длинных переходах между станциями мы встречаем знакомые лица, и со временем перестаем замечать их, намеренно в нужном месте отводя взгляд на часы, потолок или рядом идущего человека. Мы ведь на верхней ступеньке социальной лестницы, а они – рвань, никчемные людишки, пустое место для нас, рабы отлично работающего нелегального механизма. Никто не допускает и мысли, что в подобной ситуации может оказаться каждый, когда протянутая рука и склоненная голова будут единственным выходом и средством на выживание, а слова, выведенные черной пастой на скомканном листе, - ПРАВДОЙ.

Я стоял и смотрел в ее грустные глаза. По щекам девушки катились слезы. Рука, сжимающая лист бумаги, с каждым шагом группы опускалась все ниже и ниже. Губы повторяли одно и тоже слово. Пожалуйста, пожа-луйста, по-жа-луй-ста!

- Что ты делаешь? – закричал мне старший лейтенант.

- А то вы не видите! Собираюсь помочь человеку! – не поднимая головы, ответил я.

- Ты с ума сошел! Нам самим нечего есть! Я приказываю тебе вернуться в строй! А то…

- А то что? – сидя на корточках и держа открытым мешок, я посмотрел на командира группы. – Застрелите? Можете лишить меня ужина, зато совесть моя будет чиста. – И шепотом, себе под нос, добавил. – Вас бы туда вместо нее, посмотрел бы я тогда…

Старший лейтенант не нашелся, что сказать в ответ. Я достал из вещевого мешка три банки, выбрав наиболее сытные консервы, подошел к окну и, встав на цыпочки, положил их на жестяной отлив. Но девушка не спешила забирать припасы. Словно маленький напуганный зверек, она забилась в угол комнаты и наблюдала за мной. Я развернулся и пошел к своим мешкам, завязал открытый и присоединился к группе. За спиной раздался стук закрытого окна. Легкая улыбка тронула мои губы.

- Что ты себе позволяешь? – кричал на меня комендант. – Кем ты себя возомнил? Кто дал тебе право нарушать приказы, отданные высшим командованием? Что за самоуправство? Да в былые времена за такое расстреливали.

Значит доложил. Так я и думал. Хотя в душе надеялся, что все останется в пределах группы. Не из-за последующего разговора с комендантом, просто считал старшего лейтенанта настоящим офицером, для которого честь, достоинство, уважение всегда на первом месте, при любых обстоятельствах, а на деле оказалось, что погоны носит тошнотворный слизняк, мистер истеричка.

- Петр Иванович, а как бы вы поступили в подобной ситуации? Прошли бы мимо?

- Да! – резко ответил комендант.

- Но ведь мирные жители не виноваты ни в чем. Я понимаю, что три банки для девушки лишь короткая отсрочка голодной смерти, но и для нас это капля в океане.

- Если бы все начали раздавать еду направо и налево, мы бы уже давно сдохли!

- Но ведь уже ничего не вернуть, зачем понапрасну надрывать связки?

- Чтобы в твою безмозглую башку вбить хоть что-то!

Петр Иванович замолчал, взял со стола стакан с водой, сделал глоток.

- Пойми, всем невозможно помочь, - продолжил комендант уже спокойным, своим обычным голосом. - В такой ситуации прежде всего надо думать о себе, о тех, кто выжил тут, в убежище. Своим поступком ты не себя лишаешь еды, а кого-то, кто каждое утро проходит мимо тебя, с кем здороваешься, кому рассказываешь о жизни на поверхности.

- Но…

- Никаких «НО», - перебил Петр Иванович. – Если еще раз повторится подобное, на поверхность не выйдешь больше. Тебе понятно это?

- Да, - потупив в пол глаза, ответил я.

- Тогда иди, отдыхай.

Я встал и медленно прошел к двери, тяжело вздохнул. А я все равно прав. Кто бы что ни говорил.

На следующий день я снова увидел ту девушку. Она стояла у окна и смотрела вслед уходящей группе. На мгновение я задержал взгляд на ее лице. Девушка ответила мне вымученной улыбкой и подняла лист бумаги с одним единственным словом - «Спасибо». Я едва заметно кивнул. Только ради этого стоило перечить командиру группы, выслушивать причитания коменданта и демонстративно отказываться от ужина. Настроение немного поднялось, но все мысли теперь были заняты только девушкой. Ужасно хотелось что-то сделать, как-то помочь, спасти от неминуемой смерти. Договориться, провести, спрятать в убежище. Но для начала не мешало бы попасть к ней домой.

План. Вот что нужно. Успех любой операции зависит от каждого шага, продуманного до мелочей. Но одному мне все не провернуть, и я обратился к Андрею, единственному человеку в убежище, кому доверял.

- Дружище, мне нужна твоя помощь, - шепотом произнес я, присаживаясь на кровать товарища в жилом секторе. Наша группа только что вернулись с поверхности, сдала снаряжение и теперь ожидала долгожданного ужина.

- Я весь в твоем внимании, - Андрей, согнувшись в три погибели, расшнуровывал ботинки, кряхтя и тихо ругаясь, и не уловил загадочности моего голоса

- Не здесь, пошли в умывальник.

- Ого, что за секретность? – закинув победно под кровать второй ботинок, произнес Андрей.

- Так нужно.

Одновременно встав с кровати, мы направились в умывальник. Внутри было пусто, на вопрос «Есть тут кто?» ответила только тишина, отрицательно, но для полной уверенности все же пришлось проверить кабинки туалета. Не обманула.

- Да ты с ума сошел! – вскрикнул Андрей, выслушав мою просьбу. Я приложил указательный палец к своим губам, прося говорить тише. – Ты хоть понимаешь, к чему это может привести?

- Конечно, понимаю. Поэтому надо сделать так, чтобы никто ни о чем не догадался.

- И как ты себе это представляешь?

- Не знаю… Поэтому и обратился к тебе, больше мне пойти не к кому. Мы должны ей помочь.

- Мы… - Андрей протянул окончание слова, мешая его с тяжелым вздохом. – МЫ не можем помочь ей. Это просто нереально сделать. К тому же, если рассматривать программу минимум, ты даже не сможешь отбиться от группы, тебя сразу же хватятся.

- Мне нужно всего пять минут, чтобы убежать, спрятаться, исчезнуть. Я потом сам вернусь в убежище.

- Хм… Тут вариантов немного. Либо действовать по обстановке, неожиданно скрыться за углом и бежать до следующего, либо поговорить с ребятами и попросить не замечать твое отсутствие несколько минут, - Андрей, не спеша, прохаживался вдоль стены с зеркалом и почесывал небритый подбородок.

- Ты думаешь, им можно доверять? – с надеждой в голосе произнес я.

- Не знаю. Предлагаю выбрать пока первый вариант. Если ничего не выйдет, будем думать дальше.

- И это весь твой план?

- Да о каком плане может идти речь, если вся твоя затея сплошная авантюра, - улыбнулся Андрей.

- Твоя правда, - смирился я.

Светает. Группа идет в колонну по одному. Нас шестеро. Я оглядываюсь по сторонам в поисках командира. Его нигде нет. Здания угрожающе смотрят на нас своими пустыми глазницами. Мы сторонимся открытой местности, но и не подходим близко к жилым домам. Говорят, что что-то недоброе зародилось во мраке подъездов. Я не верю, но и проверить боюсь. Все боятся.

Фонарики давно перестали гореть, но снять забываем. Или, не сговариваясь, не хотим. Это вроде символа прошлой эпохи, достижений былой цивилизации. Каждый из нас верит, что когда-нибудь мы снова выйдем к свету. Глаза давно привыкли к темноте, конечно, предметы не стали четкими и различимыми до мельчайших подробностей, но все же потеряться не сможем. А это пока главное.

Я смотрю на окно первого этажа. Стекол давно нет, решетка проржавела. Вспоминаю. Память забита ненужными фрагментами прошлых походов. Отматываю еще назад. Девушка. Белый лист бумаги дрожит в тоненькой руке. Губы молят о помощи. Но я не пришел. Не смог, не получилось… побоялся.

Отстаю от группы. Никто не обращает внимание на мое отсутствие. Колонна идет дальше, каждый смотрит себе под ноги. Шаг, другой. След в след, будто по минному полю. Смотрю на товарищей. Черные костюмы блестят под лучами восходящего солнца. Неужели я такой же. Словно робот, машина, бездушная оболочка…

Я снимаю автомат с предохранителя и вхожу в подъезд. Тьма окутывает меня со всех сторон. Невесомость. Это когда ты один, а вокруг бесконечная пустота, осязаемая, плотная, вязкая. Кажется, что паришь, нет, плывешь, а потом тонешь, захлебываясь тошнотворной тиной бездны…

Спотыкаюсь о ступеньку. Очертания подъезда всплывают перед глазами. Под ногами шумит мусор, старые газеты, нераспечатанные и непрочитанные письма, рекламные буклеты. Вдоль стены валяются почтовые ящики. Поднимаюсь на площадку первого этажа, подхожу к двери. Протягиваю руку к ручке, но не успеваю дотронуться. Дверь с противным скрипом медленно приоткрывается внутрь.

Однокомнатная квартира. Маленькая, прямо каморка какая-то. Кругом разбросаны вещи. Мебель сломана. Видимо, поработали мародеры. Интересно, что искали. Еду, лекарства? Заглядываю на кухню. Пол устилают осколки разбитой посуды. Холодильник открыт и пуст. Иду дальше.

Свет из окна мягко падает в центр комнаты. В углу стоит небольшой диван, на котором что-то лежит. Подхожу ближе. Покрывало едва заметно двигается, словно в такт дыханию, вверх-вниз. Сердце бешено бьется. Кажется? Этого не может быть. Это невозможно. Столько лет прошло.

Хватаю за край и срываю с дивана покрывало.

Девушка. Мертвая? По всей видимости, да. Кожа съежилась, почернела. Руки сложены на груди. Значит показалось? Подаюсь чуть вперед, чтобы лучше рассмотреть девушку, проверить, окончательно убедиться, что сознание сыграло злую шутку со мной.

Неожиданно она открывает глаза. Ее руки вцепляются мертвой хваткой в мое горло. Сквозь костюм я чувствую холод, пронизывающий, сковывающий. Девушка смотрит мне в глаза. Ее карие огоньки безжалостно горят, пожирая меня ненавистью, злом, отвращением. Тонкие губы приоткрываются, и комнату заполняет крик.

Я не могу разобрать ни слова. С каждой секундой звук становится все громче и громче. Кажется, что перепонки сейчас лопнут. Мои глаза накрывает белая пелена, воздуха катастрофически не хватает. Я чувствую, как силы покидают меня.

Прежде чем умереть, я наконец-то все понимаю. Звуки складываются в слова. Словно копьем они пронзают мое сердце.

ЭТО ТЫ ПОЗВОЛИЛ МНЕ УМЕРЕТЬ! ТОЛЬКО ТЫ ОДИН!!!

Я проснулся. Хватая ртом воздух, руками начал искать свое сердце. Все еще в груди, бьется, сумасшедшее. Как же я испугался. Что это было? Просто сон, ужасный кошмар, навеянный вчерашними переживаниями, или же видение из будущего, альтернативная реальность, то, что случится, если я не доберусь до девушки сейчас? Совсем запутался. Еще чуть-чуть, и я сойду с ума. Голова ужасно болит, в последнее время все чаще и чаще стал принимать таблетки. Но пока не до доктора. Либо некогда, либо нет сил…

Оказывается, темнота имеет разные оттенки. Пепельно-черный, вязко-смолянистый, грязно-размытый… Я лежал и смотрел в потолок, склонив голову немного в бок. Уснуть не получилось, не было желания, не хотелось снова оказаться в той квартире. Время лениво передвигало стрелки часов, секунда превращалась в час, минута – в сутки.

Я не сразу заметил, как жилой отсек заполнил свет, а тишину разрушил скрип кроватей. Прозвучала команда «Подъем».

Сегодня шел дождь. Говорят, это к удаче. Крупные капли стучали по комбинезонам, просились внутрь. Мы стояли на улице перед госпиталем и смотрели на плачущее небо. Наверное, человечество получило по заслугам. И если выжившим дали второй шанс, то там, наверху, явно решили посмеяться. Привилегия каждый день ходить под руку с госпожой Смертью не входила в число поощрений. Во всяком случае, у людей.

Город выглядел уныло, заброшено, жалко. Мы шли молча, смотря себе под ноги. Каждый шаг давался с трудом, дорога была скользкой, а стремительные потоки воды так и норовили сбить с ног.

Вдалеке показался знакомый дом.

Я сделал вид, будто засмотрелся на очередное разрушенное здание. Мимо меня прошагал Клык, за ним Андрей, подмигнув мне. Я оказался в конце колонны. Каждый из участников группы отставал друг от друга на три-четыре шага. Это давало мне определенное преимущество, особенно если учесть, что передо мной шел Андрей, который точно не поднимет тревогу. Поравнявшись с очередным жилым домом, я рванул право и спрятался за углом здания. Группа продолжала идти вперед, не останавливаясь, не оглядываясь, молча.

Закинув автомат за спину, я побежал в глубь квартала. Пришлось сделать небольшой крюк, прежде чем передо мной оказался нужный мне дом. Я остановился отдышаться. Наконец-то ожил динамик, обнаружилось мое отсутствие. Командир группы отчаянно пытался со мной связаться, но я молчал, хотя и раздирал приступ смеха. Каждый из участников высказывал версии моей пропажи, одна любопытнее другой. Даже Андрей внес свою лепту, сказав, что меня выследили и утащили людоеды, в отместку за смерть своих собратьев.

Восстановив дыхание, я осмотрелся. Передо мной был подъезд из моего сна. Шутки закончились.

Я снял автомат, переключил его в автоматический режим стрельбы и шагнул в неизвестность. Еще ни разу мы не заходили в дома. Боялись, что там могут быть люди, опасные для нас. В подъезде меня встретила темнота, но не бескрайняя. Немного подумав, я включил фонарик. На стене висели почтовые ящики, под ними стояла картонная коробка со всяким мусором. Слева – чугунная батарея и какие-то лохмотья под ней. Я аккуратно поддел их штыком, что на автомате. Просто грязные тряпки. Подняв голову, я заглянул в проем между лестничными пролетами. Ничего. Кроме моих шагов тишине ничего не мешало.

Пять ступенек, и я оказался перед нужной дверью. Сердце бешено колотилось. Я схватился за ручку, нажал вниз, толкнул дверь. Закрыто.

Собрав волю в кулак, я постучал. Три раза.

А в ответ тишина, глубокая, безмолвная, мертвая…

Продолжение следует...

Боевая фантастика. Постапокалипсис на: http://pajlnik.ucoz.net