Досуговый центр доктора Рима

15. Линда

Линда открывает глаза. Ей кажется, что она в белом платье. Во сне она выходила замуж за мужчину и видела его впервые. Он нёс её на руках. Корсет сдавливал грудную клетку, Линда не могла дышать. Туфли были безумно неудобными и не по размеру. Ноги онемели, воздух перестал попадать в лёгкие. Когда мужчина поднял её над землёй, Линда задышала и заплакала от счастья.

Потом ей кажется, что она в палате отца. Вокруг светлые стены, деревья стучат в окно, голова откликается болью на каждый удар веток. Или сердца. Пахнет спиртом и чем-то горелым.

Манная каша? Линда терпеть не может каши. Она пытается сесть, но лучше бы этого не делала. Сгустки боли взрываются в каждой части её тела, кроме ног. Тело в синяках и ссадинах, на левую руку, похоже, наложили гипс. Правая рука слабая, будто на ней лежало по меньшей мере килограммов сто. Кулак сжимается, и по спине разбегаются мурашки. Когда одеяло оказывается в стороне, в горле застревает крик, Линда кашляет. Кашель разносит боль по всему телу. Кроме ног.

– Очнулась, умница. Парнишка твой уехал вчера, не дождался. – Медсестра бегает по палате, поправляет шторы, забирает нетронутую манную кашу.

«Бутафория, а не еда», – думает Линда, кривясь от боли.

– Я тебе попозже борща принесу, уже начали варить. Тебе сейчас силы нужны.

Линда готова обнять добродушную женщину, но вместо этого продолжает лежать. Она не помнит, чтобы с ней в машине был её парень. Она помнит тот вечер отчётливей, чем хотелось бы. Она помнит всё, но не помнит, как попала в больницу. Наверное, Стас всё-таки поехал следом, потому что переживал. Эта мысль согревает сердце. Линда не хочет, чтобы мысли о нём согревали, она хочет, чтобы он сидел возле её кровати и держал за руку.

– Он забыл свои очки, обещал заехать. – Медсестра кладёт на тумбочку солнечные очки.

Линда знает, что её парень не носит солнечные очки.

Значит, в больницу её привез другой человек.

Она ждёт этого человека до вечера. Она ждёт хоть какого-нибудь человека до вечера, не решаясь спрашивать, что у неё с ногами. И так понятно, что всё плохо.

Всё становится ещё хуже, когда к ней абсолютно никто не приезжает.

***

Всю неделю Линде запрещают вставать с кровати. Чувствительность возвращается по сантиметру, но это приносит больше боли, чем радости. Ей приходится ходить в туалет в мешочек, он висит возле кровати. И становится не по себе, когда его слишком долго не меняют. В такие моменты Линда рада, что никто не приезжает.

Каждое утро доктор делает обход, выписывает конскую дозу обезбола и говорит, что ещё немножко – и она у него бегать будет. Линда не верит ни одному слову. Ей невыносимо больно даже пальцами шевелить. Зато она может сама себя кормить – это единственное, что она делает сама, помимо чтения книг.

В один пасмурный день Линда не выдерживает и расспрашивает медсестру о том, как выглядел человек, во сколько он её привёз и почему он не оставил своих контактов. Да, она подписала бумаги, что сама не справилась с управлением, и что кроме неё никого в машине не было, но это не повод не искать человека, который держал её, всю переломанную, на руках. Или всё-таки повод?